Утро выдалось по-весеннему ярким. Силы холода и тепла боролись в природе на протяжении нескольких дней, а организм Веры Павловны как чуткий барометр реагировал на это противоборство то скачками давления, то ломотою в суставах. Но борьба закончилась. На рассвете, кажется впервые в этом году, пели птицы. Вера Павловна слышала их сквозь сон, и проснулась в замечательном настроении. Солнечный луч пробивался сквозь тонкую тюлевую занавеску, отражался в зеркале, и весёлыми брызгами разлетался по комнате.
Прекрасный день для похода в Сбербанк! – подумала Вера Павловна. Как раз подоспело время платить по коммунальным счетам. Дочь давно предлагала: «Мама, давай настрою все платежи через телефон! Всё покажу, где и как надо! Больше не нужно будет тебе по банкам таскаться!» Но Вера отказывалась. И не потому что боялась новых технологий. Вовсе нет! С технологиями она очень даже дружила, в меру своего разумения. И телефон у неё был современный, такой, чтобы через Вотсап с родственниками общаться, и в «Одноклассниках» она вполне наловчилась знакомых разыскивать.
Тут другое… Ведь некуда же пенсионерке из дома податься! У молодых — работа, движение. А пожилым всего и поводов за порог выйти — в магазин да в банк. На людей посмотреть, себя показать.
Собиралась неторопливо. Достала из шифоньера новую кофту, тщательно расчесала волосы. Когда-то они падали на плечи тёмно-каштановой роскошной волной. А теперь поредели... и медно-рыжий цвет натуральной хны её выбор. Однажды, решив больше не «молодиться», краситься прекратила. Но, увидев в зеркале чужую старую тётку с отросшими пегими корнями, ужаснулась, и больше таких экспериментов не делала. Перед выходом повязала на шею цветастый, подстать погоде, легкомысленный шарфик, слегка подмазала губы. Вот теперь готова!
Людей в банке собралось немного. Получив талончик электронной очереди, Вера Павловна присела на стул, оглядывая окружающих. В основном все, как и она, пенсионеры. Некоторых она знала в лицо по предыдущим визитам, но никого из по-настоящему знакомых, с кем можно завязать разговор, в этот раз не оказалось. Молодая операционистка в накрахмаленной белой блузочке подолгу ковырялась с каждым клиентом. «Должно быть новенькая», - подумала Вера Павловна, и начала потихонечку раздражаться, хотя спешить ей было решительно некуда. Так она сидела, наблюдая за работой девушки, пока в зал не вошёл пожилой мужчина.
Сделав несколько быстрых шагов, он в замешательстве остановился перед аппаратом, выдающим талончики, вглядываясь в экран. Повадки посетителя показались Вере смутно знакомыми, и она обратила на вошедшего более пристальное внимание. Мужчина долго возился, пытаясь выудить талон из недр хитроумного устройства, а Вера Павловна сверлила взглядом его спину, пытаясь понять кого же он ей напоминает. Но вот отошёл в сторону, повернулся к наблюдательнице лицом, и… она узнала его!
Всё тот же прямой нос, высокий лоб, глубоко посаженные глаза, блестящие из-под поседевших бровей. Даже через десятилетия его можно было узнать! Женщина отвела взгляд, боясь выдать себя, но то и дело украдкой посматривала на давнего своего знакомца. Чувство неловкости боролось в ней с нарастающим желанием объявиться, протянуть ниточку из далёкого-далёкого прошлого. Ведь он, наверное, тоже помнит…
Вера Павловна боялась, что вот-вот высветится на табло её номер, и придётся идти, а потом… потом у неё точно не хватит духу. И она решилась. Встала, одёрнула юбку, поправила волосы, и подошла к мужчине:
– Здравствуйте! Вы Вячеслав? Вас Вячеслав зовут? – его брови изумлённо прыгнули вверх, и Вера поняла – ну точно он! Мужчина молчал, и ей стало неловко — неужели не помнит?
– Я Вера, – сказала она после затянувшейся паузы.
Они жили на одной лестничной клетке, дверь в дверь. Верунька (а никакая вовсе не Вера Павловна) и её мама заселились чуть раньше. Вячеслав (уже тогда Вячеслав), тоже с мамой, – позже. Работали на одном предприятии. Только Верунька — чертёжница, а Вячеслав — ведущий конструктор. Молодой, но очень перспективный специалист. Его фотография даже на доске почёта висела. Такой он на ней был представительный, с серьёзным, вдумчивым взглядом, в светло-сером пиджаке, который ему очень шёл. Вячеслав вообще умел производить впечатление, хоть, наверное, не прилагал к тому ни малейших усилий. Внешностью то ли из заграничного модного журнала, то ли с агитационного плаката.
Высокий открытый лоб, зачёсанные назад волосы, пижонские бакенбарды, сногсшибательно стильный плащ – таким его Верунька впервые увидела, и влюбилась. Сама она была маленькой, невероятно трогательной, милой, но — простоватой, слишком уж простоватой, по мнению многих подруг.
А вскоре выяснилось — к Вячеславу должны приехать друзья. Да не просто друзья, а заграничные, из одной соцстраны. Как, где он их смог завести — Верунька не знала. Подъезд их пятиэтажки забурлил слухами. Наверное, прилёт марсиан произвёл бы меньшее впечатление. Виданное ли дело! Впервые в их районе! А может и во всём большом городе. Есть ли жизнь на Марсе — наука пока не в курсе, а вот пришельцев из заграничной жизни они теперь точно увидят!
Приходили неприметные люди в штатском, интересовались соседями на тему политической зрелости и морального облика. А потом, как по мановению волшебной палочки, возникли штукатуры и маляры. Выбелили потолки, выкрасили панели, привели в порядок перила. Наверное, подъёзд никогда, ни до ни после, не выглядел так празднично и свежо.
И в этом, с иголочки новом подъезде, они встретились. Вячеслав забыл ключ, и стоял в замешательстве у двери. Верунька сказала:
– Пойдёмте к нам! Угощу вас чаем.
Он вошёл, увидел фортепиано, стоящее у стены в просторной комнате:
– Вы играете? – она кивнула, охваченная внезапным порывом, крутанулась, голубой бабочкой вспорхнуло её крепдешиновое платье, и села за инструмент.
Шопен! Грянули звуки, разлетелись из-под быстрых Верунькиных пальцев. Диссонирующие, дерзкие, страстные расплескались в пространстве. Непослушные волосы падали на глаза, и она откидывала их рывком головы, стараясь не промахнуться, не сбиться с ритма. Огонь нового чувства, стеснение, надежда и непокорство. Все эти силы бурлили в ней, и никак иначе она не могла их выразить. Наконец, добежав до финала, бросила клавиши, и сидела, склонив голову, будто забыв о своём слушателе.
А потом, а потом… приехали те, почти марсиане, и закрутились дружеские застолья — каждый ждал, и приглашал к себе, и угощал, в меру сил. Верунькина мама сделала какой-то невероятный салат, и водрузила сверху пион, для красоты. И чех, Иржи (они были чехи), простой здоровенный дядька, шахтёр, зацепил его вилкой, тут же отправил в рот, запил водкой: «За дружбу!» И загоготал: «Подходяще!», вводя хозяйку в совершеннейшее смущение. Она только руками всплеснула.
Ярко! Ярко! Завертелось и пронеслось без следа, и ничего не началось, и ничего не было. Так они и жили на одной лестничной клетке в квартирах напротив. Пока не появилась светловолосая высокая девушка, пока не сыграл Вячеслав свадьбу, которую Верунька постаралась не видеть. Вскоре он сменил работу, сменил квартиру, исчез. Верунька вышла замуж, родила, и медленно-медленно, постепенно, сделалась Верой Павловной.
Вячеслав слегка кивнул головой — узнал, значит. Но продолжал молчать.
– Душно здесь что-то, надо на воздух… – Вере Павловне в самом деле сделалось душно. Она вышла из помещения, и солнце ослепило её.
Будто не прошло полувека... И она снова Верунька, и ей так же неловко, как было тогда, на лестничной клетке. И вся её прошедшая жизнь словно бы что-то отдельное, начатое и законченное, и будто теперь можно продолжить с того, когда-то прерванного момента…
… Вячеслав смотрел как она с силой бьёт по клавишам пальцами, как раскачивается под ней стул, и думал, что она очень хочет ему понравиться…
Она постояла ещё на пороге банка. Он так и не вышел. Должно быть, операционистка совсем заснула, обслуживая клиентов… Но какое теперь всё это имело значение?
Выкинула в урну совершенно ненужный талончик, и отправилась гулять по улицам, залитым чистым солнечным светом.
