ЧУЖИЕ ЛЮДИ

  

     Вирус Алик подхватил от Сергеева, которого подбросил домой на старенькой своей "пятнашке". Выглядел тот в последние дни нездоровым, надсадно пёрхал в кулак, но бодрился и больничный не брал. Да и как – полцеха отсутствует, работать некому. Начальство в растерянности, но делает вид, что всё хорошо. Офисный планктон разогнало на удалёнку, а с работягами так не поступишь. Не останавливать же производство.

     Типом Сергеев был неприятным – сварливым и несговорчивым, длинно витиевато ругался, костеря нынешние порядки, внезапно накинувшие ему несколько лет "молодой", предпенсионной жизни. Впрочем, таким Алик его помнил всегда, с того времени как пришёл на завод зелёным начинающим специалистом. С возрастом характер у людей портится. Сергеев сделался и вовсе совершенным брюзгой. Вечно опущенные уголки рта, тяжёлый взгляд исподлобья. "И как его домашние терпят?" – думал Алик. Но увидев, как зябнет на остановке этот пожилой, и, в общем, не чужой ему человек, тормознул, открыл дверь: "Садитесь". Пожалел, значит.

     Назавтра Сергеев не вышел, а в ночь на субботу Алик проснулся от жара – температура скакнула под тридцать девять. Парацетамол почти не помогал, ртутный столбик откатывался вниз на полдесятка делений, и спустя час опять тридцать девять. Вика суетилась вокруг мужа с холодными компрессами и тёплым питьём, а он лежал. Слабость такая – руки не поднять. Выходные провалялся в постели, плавая в странном, искажённом пространстве. Комната то вытягивалась, то сокращалась, кривясь стенами и наваливаясь потолком. К вечеру воскресенья появился кашель. Сухой и навязчивый.

     В понедельник позвонил в поликлинику, но участковая так и не пришла, зато приехала «скорая», спустя девять часов после вызова. Мальчишка, по виду студент, даже со стетоскопом справиться не сумел. Померил оксигенацию, и сказал, что с девяносто пятью процентами в больницу не забирают. Направление на анализ? Если хотите, сдавайте платно. В лабораториях сейчас очереди на неделю вперёд. Назначения? Да принимайте что принимали. Этим всё закончилось.

     Вика поняла – если не она, то кто? Как на войне. Пока снаряды падали где-то далеко, всё казалось ненастоящим, кем-то выдуманным, будто бы понарошку. Хочешь верь, хочешь нет. Телевизор нагонял жути, но его можно не смотреть, в сети фильтровать панические сообщения. Когда накрыло знакомых, стало не по себе. Но всё равно – это про других, не про нас вовсе. А вот теперь прямое попадание. И никто не выручит.

     С перепугу совала антибиотики – один, второй, третий... Безрезультатно. Делалось только хуже. За несколько дней Алик высох, глаза ввалились, вены на руках посинели. Смотреть страшно! В отчаянии позвонила знакомой. Ритка из потомственной медицинской семьи, сама анастезиолог. И муж – завкафедрой в городском меде. Вика беспокоила Ритку нечасто. Тем более, что в последние месяцы интеллигентная прежде Ритка общалась исключительно матом. И если её послушать, делалось тоскливо совсем. Врачи в городе кончились. Кто болеет, кто поехал в Москву за столичной надбавкой, а кто на том свете уже. Медицину очень кстати оптимизировали – коечный фонд сократился наполовину против приснопамятных девяностых. Больные в коридорах лежат. Начальство пыталось засунуть Ритку в инфекционный госпиталь, новообразованный из роддома. Напирало на врачебный долг, давило на совесть. Койки там были. А больше ничего не было. Вот Ритка и материлась.

     Обругала Вику: "Ты дура! Почему не звонила раньше?! Стеснялась?! Ведь не чужие!" Сказала: "Ты его так залечишь нахрен! Отменяй всё немедленно к едрене фене! Дексаметазон вколи! И – бегом на томографию! Я скажу куда".

     Приём в половине одиннадцатого ночи. В коридоре народ. И ещё подъезжают скорые. С теми, у кого оксигенация ниже восьмидесяти. Этих вне очереди. У остальных спрашивают: "Вы от кого?" Все свои, никого чужих нет. Принимают небесплатно, конечно. Пришла пожилая пара, оба кашляют невыносимо, друг друга поддерживают. Простояли час, сулили сколько запросят, но – не свои. Не на кого сослаться. Выходит, напрасно говорят, что в нынешней жизни всё только деньги решают. Человеческие связи тоже имеют значение. Так эти двое и ушли ни с чем. Очередь посмотрела вслед безучастно – все едва ходят, у всех проблемы, и ещё неизвестно для кого как это закончится. А своя рубашка к телу ближе всегда. Некрасиво? Ну да. Только такова жизнь, как говорится. Кушайте не обляпайтесь.

     Томография показала двадцать процентов поражения лёгких. Вроде немного. Вышли на улицу, и Алика тут вывернуло – то ли последствия беспорядочного приёма антибиотиков, то ли вирус на желудок сел. Говорят, и такое бывает. На следующий день Ритка позвонила сама: "Послезавтра в восьмой выписка. Ложиться будете? Просто так туда не попасть, но я устрою. Больница хорошая".

     Первые больничные дни Алик не запомнил. Лежал, распластанный, под капельницами. Ни мыслей ни чувств. Одни ощущения, сплошь неприятные. Девять уколов в день. И одно спасение – сон. Но спустя неделю болезнь отступила. Ходил по этажу, смотрел в окно. Сожалел. После холодных дней вновь потеплело, солнце проглядывало сквозь тучи, деревья роняли последние листья. Эх, быть бы на рыбалке сейчас! Закрывать сезон открытой воды. Там, наверное, хорошо. А тут – унылые стены, спёртый, пропахший лекарствами и больными людьми воздух, окна не открываются, и потому так трудно дышать. Странное существо — человек…

     Познакомился с соседями по отделению, но ни с кем не сошёлся близко, обстановка не та. Все – средний возраст, от сорока до пятидесяти пяти. Молодых почти нет, и стариков тоже. Первые вирус легко, на ногах переносят. А вторые носов из дома не показывают. Ходят только до магазина. Многие даже с внуками не встречаются. Боятся. И не поймёшь за кого больше.

     К концу второй недели заговорили о выписке – освобождай место, уступай другим, тем кому нужнее. Да и сам Алик стремился домой – болела спина от продавленного матраса, однообразные дни тянулись невыносимо, еда казённая опостылела, и кашель почти прошёл. Хотя по-прежнему мучила слабость. Но как только получил отрицательный тест, его отправили долечиваться на домашний режим, определив дополнительную неделю больничного.

     В себя приходил медленно. Так же медленно как и ходил поначалу. От дома до рынка, что через два квартала, – двадцать минут, с остановкой чтобы перевести дух. Как старик. И четыре килограмма картошки – груз почти неподъёмный. Но постепенно организм восстанавливал силы. В поликлинику за больничным Алик отправился на автомобиле. Отсидел очередь, честно, без всякого блата, и получил зелёный листок.

     Вышел на улицу, вдохнул глубоко колкий морозный воздух – эх, до чего жить хорошо! Сел в машину, и только отъехал, как попал на лёд. С наступлением холодов где-то трубу прорвало. Вода лилась-лилась, затапливая улицу, и замёрзла. Шины Алик поменять не успел, и забуксовал тут же. Автомобиль беспомощно елозил колёсами, попав в скользкий желоб, возникший на месте дороги.

     По тротуару шли люди, другие автомобили осторожно объезжали его по обочине. И никому не было дела до незадачливого автовладельца. А он чувствовал себя неловко и глупо – это надо же так опростоволоситься! И даже не сразу заметил женщину в зеркальце заднего вида. Почему-то она стояла, уперевшись руками в багажник его "пятнашки". Может поскользнулась, и оперлась чтобы не упасть? Но женщина не уходила. Она стояла и толкала автомобиль, будто он ей мешал. Алик заглушил мотор, открыл дверь, вышел:

   — Вы что делаете?

   — Вам помогаю, – ответила женщина. Была она немолода, по виду пенсионерка, одета в серую стёганую куртку и бордовую шапку, из-под которой выбивались крашеные медные волосы.

   — Зачем? – не понял Алик. – Отойдите, это тяжело! Я вас прошу! И вы же испачкаетесь!

   — Нет, – сказала она, – Я вас не брошу, и никуда не уйду, пока не помогу вам. У нас на посёлке людей в беде не бросают.

     Странная... откуда она взялась, и что за посёлок посреди миллионного города? Он снова сел за руль, завёл мотор... Мимо, по тротуару шли люди... О чём они думали, глядя как пожилая женщина толкает автомобиль с молодым мужчиной внутри? Быть может мать помогает сыну? Или тёща толкает зятя? А может и вовсе не думали ни о чём – какие им дело до этих двоих, совершенно чужих им людей?

     Так она его и вытолкала...

   — Вас подвезти? – спросил он. Ведь не совать же ей деньги!

   — Нет, спасибо, мне ничего не нужно. – Ответила женщина, и пошла по своим делам. Алик посмотрел ей вслед, отъехал немного, и остановился. Потому что дальше ехать не мог.

     Он сидел за рулём и плакал.

  

(С) Юлия Леденцова, 2020г.