Сельская Людмила : другие произведения.

Любимых не убивают

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  Все герои этого произведения вымышленные, возможное сходство с реальными людьми случайно.
  
  
  *****Часть первая. "Прости, я умер"
  
  *****Попытка биографии Петра Озерова
  
  Петр начал служить еще в утробе матери. Тогда ему неосознанно очень хотелось витаминов. Мама отдавала сыну из своего организма все, что могла, но для пополнения счета имела скромные возможности. Ведь жены лейтенантов, которые несут службу на Урале, не сразу превращаются в жен полковников Московского округа.
  В дошкольном детстве Петя, к гордости своего отца, проявил хороший слух и легко угадывал, какой летит самолет, как гражданской, так и военной авиации.
  Мама, как многие мамы того времени, мечтала устроить сына в музыкальную школу. Ему же очень хотелось большой велосипед и собаку. Родители сочувствовали, но не покупали, а отговаривались: "Все равно скоро переезжать". Петя задумывался: "Я не понимаю, если мы все время переезжаем, то у меня никогда не будет велосипеда и собаки?".
  Сын надеялся, что подрастет и станет все понимать, как его умные и красивые родители. Но однажды обычно веселая мама вдруг пришла с базара расстроенная и сказала: "Не понимаю, почему женщины на рынке говорят, что скоро наш полк расформируют". А папа тяжело вздохнул: "И я не понимаю, почему на рынке все знают раньше нас? И почему это всегда сбывается?". Так непонимание разрослось до семейных масштабов, но вынужденно сгладилось служебной дисциплиной.
  Во времена школьного детства Озеров попал с родителями служить на Крайний Север. На новом месте жительства солнце исчезало в ноябре и появлялось в марте, хотя считалось, что в феврале оно уже должно было появиться. Но, как правило, беспросветно пуржило, не открывалось ни горизонта, ни неба. Какое ж может быть солнце в таких условиях? Только серая воющая пелена и избивающий щеки снег.
  На аэродроме здание аэровокзала и гостиница заполнялись на неделю транзитными пассажирами, которые не долетели в полярные поселки Тикси, Черский, Хатангу и оттуда на Москву. А в магазине все, что было, съедалось и выпивалось. Но никто особенно не ворчал на жизнь: спали вповалку везде, где это возможно, и ждали. Говорят, терпение и умение ждать - это добродетель полярников.
  Когда в трудных метеоусловиях при посадке вдруг ломался самолет, который вез в Тикси сметану или яйца, приходилось продавать эти продукты в местном магазине. Жители поселка благодарили судьбу и испытывали редкий праздник живота.
  А в клубе офицеров вторую неделю показывали один и тот же фильм. Экспансия телевидения сюда в те времена еще не добралась. По радио угрюмый дежурный по части монотонно умолял не разморозить систему отопления.
  От такой жизни Петька отступился от своих пацанских принципов и согласился учиться музыке, хотя с родителями особенно и не поспоришь: отец - командир эскадрильи, а мать, получается, командирша.
  Каждый день, в любую погоду он шел в "музыкалку" на самоподготовку. Здесь ни у кого дома не было пианино; кто его сюда самолетом или кораблем повезет? Зато в музыкальной школе в каждой маленькой комнатке с тоненькими стенками стояло по инструменту, и юные таланты играли настолько громко, чтобы не слышать звуки из соседних классов.
  Музыкальная школа как вампир высасывала много энергии. Но зато однажды Петр имел шумный успех. Он методично заучивал номер по сольфеджио и проникновенно пел: "Сижу за решеткой в темнице сырой...", и не заметил, как вокруг все стихло. Вдруг раздался громкий девичий хохот и аплодисменты. Озеров вздрогнул от неожиданности. Целая толпа девчонок заглядывала в дверь. А учительница вздохнула и сказала: "Похож орел. За решеткой, в темнице сырой".
  Озеров не обиделся, понимая, что девчонки незлые. Именно они его утешали, когда он заморозил в кабинете все озеленение: ушел домой, а форточку не закрыл. За ночь надуло целый сугроб снега, и все любимые цветы учительницы замерзли. Петр в цветах в те времена не разбирался и был к ним равнодушен. Да и не ругал его никто. Может быть, потому, что он был единственным мальчиком в "музыкалке", а может быть, потому, что он сын комэска.
   Позже Озеров имел еще более шумный успех. Его выпустили на сцену клуба во время большого праздничного концерта. Он сыграл с выражением и без ошибок "Фантастические танцы" Шостаковича, артистично поклонился под бурные аплодисменты и, уходя, зацепил ногой провод микрофона. Казалось, микрофон падал, как в замедленном кино. Все зрители в зале и артисты за кулисами, словно загипнотизированные, следили за ним, и никто не пытался остановить процесс. Петька успел заткнуть уши, чтобы не оглохнуть от грохота.
  Шума было много. Но в итоге, оказалось, что микрофон упал весьма удачно, потому что в конце концов пурга закончилась. Радостные люди увидели красный шар солнца. Полярники улетели в Тикси, Черский и Хатангу. В магазин доставили то, что можно съесть и выпить, а в клуб - новое кино. Почтальоны как бурлаки буксировали по улицам целые ящики на санках с газетами, журналами и письмами, которые привез самолет за весь период непогоды. А Петр проявил волю и не стал поступать в музыкальное училище, как хотела его мама, а стал летчиком ВВС, как не хотел его папа.
  После такого революционного скачка в биографии последовал эволюционный период превращения мальчишки с хорошим честолюбием в квалифицированного летчика. Служба была как служба. Здоровые амбиции, оптимальное сплетение способностей и возможностей. Но жизнь не вырастила для Озерова лавр благородный, чтобы сплести ему на голову лавровый венок. Она вывела Петра из Германии, последнего места службы, в никуда и по каким-то штрихам в здоровье списала в наземную команду.
  На земле за него ухватилась служба "мохнатое ухо", особисты, пытаясь вовлечь в свои ряды. Поплавал он немного в их среде, как рыбка в бескислородном аквариуме, и, если уж не суждено летать, ломанулся, словно юноша-максималист, на гражданку.
  В гражданской жизни творилось невообразимое. Оно не походило ни на эволюцию, ни на революцию. Сплошной бег с препятствиями. Но закадычный дружок Петра Гений Иванович, который выпал из армии несколько раньше Озерова, позвал его в крупную частную телекомпанию, где сам уже вовсю работал финансовым директором. Петра взяли в службу безопасности, и жизнь было показалась ему эволюционирующей. Но тут щелчок по лбу: службу безопасности и всю фирму принялись донимать обыски, аресты и скандалы. От такого щелчка хозяин компании утек за границу, Гений Иванович в свой бизнес, а Озеров - во временно безработные.
  
  Удивительно, чем дальше события прошлого отстояли во времени, тем они вспоминались рельефней. Озеров сидел на старой массивной табуретке в холодной веранде своей дачи. Немного саднило с отвычки горло, так как Петр только что целый час на всю мощь своих физических возможностей пел под гитару песни Высоцкого. Летом после такого концерта ему откликнулись бы собаки с соседних участков. Но сейчас он оставался в густых зимних сумерках в полной тишине и смотрел на дорожку в саду, которую сегодня чистил с остервенением от обильного снега.
  Озеров начинал замерзать, несмотря на свою экзотическую экипировку - потертый летный китель и старую серую шинель. Не ностальгии ради он все это надел. Одежда давно морально устарела, но сносу ей не было. Вот и хранилась она теперь здесь, за городом.
  Петр собирался сегодня ночевать на даче, так как пребывал пока без работы и хотел уединения вплоть до черного одиночества. Но у одиночества такой степени был неприятный момент: холодные коленки ночью.
  Он вспомнил, что дочь Юля целый день занята на учебе в университете, а собака мелкой неопознанной породы Моника не кормлена и переглядывается голодными взглядами с попугаем. Озеров скинул на табуретку китель и шинель, сверху аккуратно положил гитару и засобирался на ночь глядя в город.
  Сегодня он добирался домой на электричке, поэтому мог погрузиться в книгу Джеймса Джойса "Улисс", которую брал с собой. Она занимала почти всю сумку. Зато читать ее можно было годами.
  Иногда Озеров поднимал глаза от текста, скользил взглядом по немногочисленным пассажирам вагона и сбивался на мысли о своей бывшей жене или о предстоящем ужине. Жена Озерова ушла в науку и до сих пор оттуда не вернулась. К нему. А ведь Петр обычно хорошо ладил с женщинами, и они относились к нему проникновенно, как к лучшей подруге.
  Гений Иванович, друг Озерова, всегда порицал Петра за раскрепощение жены от домашних рутинных дел, за то, что многое по дому он выполнял сам. Например, закупал продукты и готовил еду. Кроме того, он стирал свои вещи и разглаживал рубашки. Наверное, Гений был прав. Если сначала Озеров видел свою жену дома хотя бы изредка, то постепенно перестал ее видеть совсем. Но об ушедших либо хорошо, либо никак.
  Шагая по перрону Ярославского вокзала по направлению к метро, Петр прошел сквозь беспорядочный строй провожающих и отъезжающих какого-то поезда дальнего следования. Он почти натолкнулся на красивую пару, нарушив интим прощания, но просто извинился и пошел дальше. Озеров не мог знать, что скоро встретится с этой парой в другой обстановке.
  
  *****Параллельные миры
  
  "Внимание! Посадка на поезд ?..." На грязном перроне цвета январской оттепели молодая женщина с грустными глазами и внешностью нестервозной блондинки провожала высокого мужчину. Он выглядел несколько старше своей спутницы и, хотя бережно обнимал ее, дорога забирала его, поскольку оставались считанные минуты до отхода поезда.
  - Жень, ты зря убежала с лекций. Не смотри на меня так обреченно. Почему ты всегда боишься моих отъездов? - Он пытался утешать ее, словно девочку.
  - Не знаю. Не люблю отпускать тебя в командировки.
  - Пора бы привыкнуть, лапушка. Работа такая.
  - Но раньше ты летал самолетом и поэтому быстрее возвращался, - она капризничала, но ровно столько, чтобы не быть вульгарной.
  - Временные трудности - Гений Иванович копейки считает. Но мы еще полетаем!
  - Славка, оделся ты легкомысленно. На север едешь, там морозы. Шапку взял? - Сама она, конечно же, с непокрытой головой.
  - Вот, в кейс запихал, - мужчина красноречиво похлопал по дипломату.
  Женя пригладила рукой густые непослушные волосы на голове мужа.
  - Зарос ты не по моде. Может, выкроишь время, мой милый счастливчик? Тогда сходи в парикмахерскую, подстриги свои две макушки.
   - Да, я счастливчик. Я богатенький: у меня есть ты и две макушки.
  - Граждане отъезжающие, пора заходить в вагон, - настойчиво поторопила проводница.
   - Все, прелесть моя! Не скучай, учись хорошенько и жди меня, - мужчина крепко поцеловал Женю в губы.
  Объятья неохотно разжались. Проводница отвела в сторону любопытные глаза и пропустила мужчину в вагон. Поезд повез Вячеслава Соколова на север, а Женя осталась в московской зиме.
  В купе распихивали вещи деятельные супруги, от которых веяло энергией тропического солнца. Третий сосед Соколова, словно филер, скромно загородился газетой. За окном царила серая урбанистическая графика. Все быстрее убегали назад каменные муравейники спальных районов бесконечной агломерации.
  Но вот супруги разместили свои коробки оптимальным образом, и Вячеслав мысленно облегченно вздохнул: "Все же оставили нам жизненного пространства". Третий сосед, казалось, прочитал его мысли и, сворачивая газету, сказал, обращаясь к семейству: "Вы молодцы, груз разместили профессионально".
  - Еще бы, - улыбнулась женщина, - мой муж - стивидор со стажем, отвечает за размещение груза на морских судах.
  - Вы хорошо загорели, - рискнул сделать комплимент Соколов.
  - Так в тропиках были, понимаешь, в Арабских эмиратах, - радостно поведал супруг. - Вот накупили родне аппаратуры по дешевке.
  - И как там, у арабов? - спросил сосед с газетой.
  - Живут - не кашляют, - супруг посмотрел на жену, и она продолжила.
  - Интересно у них, конечно. Необычно. Тепло. Но хотелось бы посмотреть достопримечательности, в музей какой сходить. Нет у них ничего такого привычного для нас.
  - Понятно. Просто страна совсем молодая. Всего лишь с семидесятых годов двадцатого века историю отсчитывает, вот и не нажили еще музеев,- Соколов с удовольствием объяснил ситуацию.
  Монотонный перестук колес и унылый белый равнинный пейзаж всех утихомирили. Супруги принялись накрывать на стол, извлекая разнообразное съестное из вместительной сумки. Шуршали обертки, освобождая запахи колбасы, хлеба и прочей еды. Наконец, мужчина со словами "вот она!" поставил на стол поллитровку.
  - Покушайте с нами, пожалуйста, - настойчиво пригласила женщина.
  Соколов, зная, что упрямиться бесполезно, достал свои скромные бутерброды и присоединил их к закуске. Натюрморт притянул едоков. Выпивая и дружно закусывая, они затянули длинную беседу, о том, где, как и почему. Горючее для подпитки взаимопонимания у супругов было в достатке.
   Соколов активно поддержал компанию, хотя понимал, что пьет зря, и завтра на состоянии головы отразится резкий переход от трезвых будней к командировочной жизни. Но спутники были приятные, в меру интересные, а в своем кейсе в качестве неприкосновенного запаса лежала бутылка водки.
   Сосед, который свернул газету, работал в лесоэкспортной фирме, и в нем Соколов чувствовал родственную по работе душу. Стивидор неплохо разбирался в электропилах, так как строил на дачном участке дом. Женщина отпала от общества быстро и утомленная дорожной суетой заснула на верхней полке, а мужчины заплетающимися языками все еще уточняли некоторые мировые вопросы, запивая неприятные выводы.
  - Вот скажи, "лесоэкспорт", зачем вы бревна, круглый лес, за границу до сих пор продаете? - спросил Соколов.
  - Мы? Что ты, дорогой, такого не продаем. Спроси у стивидора, грузит он его на суда в морском порту?
  - Не... Все больше пиломатериалы, картон, целлюлозу, - замотал головой стивидор.
  - Да вы что? Хотите сказать, не знаете, что по автодорогам лесовозы день и ночь круглый лес везут к финнам?
  - Не... Не хотим сказать. Точно везут, - стивидор вздохнул.
  - Везут, хотя все годами твердят, что абсурд за бесценок продавать, - покачал головой "лесоэкспорт".
  - А кто виноват? - возмутился Соколов.
  - Ты, - заржал стивидор. - Электропилы и бензопилы ты продаешь, вот пилят и везут. И хорошие пилы. Не инструмент, а красавица. Сексуальнее женщины. Хочется пилить и пилить.
  Компания беззлобно захихикала.
  С каждым часом нарастали километры пути. За окнами становилось все холоднее, белее снег и чернее ночь. Вот где жила настоящая зима, убежав из Москвы и оставив там свое жалкое подобие.
  
   Город назначения встретил пассажиров поезда огромными сугробами, которые высились на обочинах дорог в человеческий рост, кружевными деревьями, покрытыми толстым белым инеем, и румяными людьми в шубах и дубленках, активно выдыхающими пар в морозный воздух.
  Соколов за пять минут доехал на такси до гостиницы "Северная", где ему был заказан номер. Здание в 12 этажей, украшенное под самой крышей замысловатым северным орнаментом, располагалось среди жилого массива. В коридорах этого приюта для кочевых людей было пусто и холодно. Словно каменная баба Алтайских гор, дежурная по этажу сидела у нагревателя и вязала, не докучая пространству коридора контролем.
   В своем номере Соколов огляделся. Среднестатистический советский интерьер не удивлял. Жить можно. Только почему так холодно? Вячеслав быстро разложил в шкаф и тумбочку скромные пожитки. Согреться не удавалось. Челюсть сводило холодной зевотой, которая болью отдавалась в затылке. Черепной дискомфорт удручал. Совершенно нерабочее состояние требовало реставрации организма.
  Мужчина открыл кейс и порадовался своей запасливости. Водка в качестве НЗ была синицей в руках, а пиво в буфете - журавль в небе. Вячеслав достал бутылку из кейса, открыл и поставил на журнальный столик. Для согрева и прояснения головы глотнул из стакана. В обычной повседневной жизни он практически отказался от алкоголя, но на выезде в командировках этого пока не получалось.
  Соколов приготовил свои бумаги и позвонил в фирму, к которой приехал по делам. Ему оперативно позвали директора, и тот обещал прислать за гостем машину. У Вячеслава оставалось в запасе минут двадцать. За это время он разведал возможности общепита, успел позавтракать в буфете гостиницы и, таким образом, был готов к активному общению с коллегами.
  В конторе фирмы, куда стремился гость, встретили Соколова вежливо, руку пожимали крепко, но улыбались по-северному скупо. Вячеслав, осмотревшись, сразу понял, кто из присутствующих владелец фирмы Игорь Карельский. Именно с ним были связаны тревоги Гения Ивановича, который заслал сюда Соколова.
  - Приветствую! Карельский, - представился Игорь. - Ваш региональный дилер.
  - Соколов Вячеслав, с поручениями от Гения Ивановича, - гость сдержанно улыбнулся.
  - Значит, жизнь повернула так, что раньше мы к вам с поклоном ездили, а теперь вы к нам? - Игорь грустно покачал головой. - Видно, не все так просто в вашем королевстве. Как, впрочем, и в моем.
  - Да уж не соскучишься, - согласился Соколов. - События тонизируют.
  - А уж как нас тонизируют, - поддержал Карельский. - Трудно стало вашим товаром торговать. Мы ведь провинция. Платежеспособность наших покупателей низкая. Вот и крутимся.
  - Но цены на лес растут?
  - Верно говоришь. Сейчас пока растут.
  - Вот ваши покупатели скоро разбогатеют и пойдут за качественным товаром.
  - Главное, нам до того времени по миру не пойти, - сказал с улыбкой Карельский. - Еще парочка финансовых потрясений в стране и готовь медный таз.
  - Так и передам Гению Ивановичу, что у вас хороший запас прочности.
  - Ну, спасибо за доверие, - иронично ответил Игорь.
  Выйдя из офиса в головной магазин фирмы, Соколов увидел картину, знакомую ему по другим городам. Посетителей по магазину бродило много, они с удовольствием рассматривали и трогали красивые инструменты западных производителей, кряхтели и мучились, обуздывая свои желания и эмоции. И постепенно, вынужденно, смещали свой покупательский взгляд с небес на землю - на свое родное, хоть и неказистое, но дешевое. Этот товар они брали в руки, за него платили реальные деньги, а фирма, где работал Соколов, получается, несла убытки.
   Деловую встречу прервал Игорь.
  - Слушай, Вячеслав, на сегодня предлагаю дела закончить. Ты погуляй по городу, а вечером, часов в девятнадцать, приходи ко мне на домашний фуршет. Я живу рядом с твоей гостиницей. Гостей будет немного, да и повод скромный. Держи адрес, - и он протянул лист из блокнота.
  
  Несмотря на морозный день, Соколов прошелся до гостиницы пешком, заходя в наиболее привлекательные магазины. Он купил для Жени узорные варежки ручной работы у одной старушки и красивый романтичный северный пряник - у другой. Еще прихватил бутылку шампанского и коробку конфет в качестве пропуска в гости.
  В какой-то момент Соколов, уловив планировку города, рискнул спрямить путь к гостинице и попал с парадных улиц в район допотопных деревянных двухэтажек и обледенелых дощатых тротуаров. Здесь почти не горели фонари, но исходил свет от снега. Из труб вертикально в небо шел белый дым. Вячеслав испытал неподдельное удивление: в центре большого областного города стояли дома с печным отоплением. "Параллельный мир... Я думал, такое можно было увидеть в пятидесятые годы, но, оказывается, этот мир жив до сих пор, до начала 90-х!"
  У обочины дороги темнели какие-то фигуры. Соколов присмотрелся внимательнее: это мальчишки сидели у костра. Рядом с ними стояли ведра с остывающей водой. "Машины моют", - догадался Вячеслав. Малолетние работяги в пару и дыму курили и ждали клиентов. "Неужели находятся сумасшедшие автовладельцы, которые в сильный мороз согласны на полив своих авто водой?" Соколов удивился бы еще больше, услышь он разговоры мальчишек: кто сколько планирует заработать, и что они купят себе и своим родителям, большинство из которых безработные.
  
  В своем номере Вячеслав надел чистую рубашку и, подчиняясь местной специфике, натянул под пиджак вязаный жилет для тепла. Пока он собирался, из головы не шел разговор с директором фирмы Гением Ивановичем, который состоялся накануне отъезда. Шеф настаивал на переговорах с конкурентами Игоря Карельского.
  Гений - вот уж нескромное имечко дали ему родители - хотел быть гениальным. Конечно, ему приходится быть великим комбинатором, поскольку груз собственности не дает выходных. Но гению даже самого широкого профиля (читай: работающему со многими регионами, завязанному на контакты со многими фирмами, умеющему уламывать самых амбициозных личностей) трудно постоянно владеть ситуацией в параллельных мирах. И речь вовсе не о фантастике.
  Существуют ли параллельные миры в реальной жизни? В некотором смысле они, конечно, есть. Например, это мир мужчины и женщины, пьяницы и трезвенника, курящего и некурящего, лица из вершины топа и из низов общества, людей из Центра и периферии, ну и так далее.
  Человеку, который давно ездит на "Мерседесе" трудно представить, что где-то люди ходят до сих пор по деревянным тротуарам. А обитатель элитного жилья только гипотетически представляет, как живут граждане в бараках и "хрущобах". Чем не параллельные миры? Только в жизни они неевклидово пересекаются, в отличие от Евклидовой геометрии.
  Вячеслав получил задание от своего директора и, в его же лице, совладельца крупной фирмы наладить связи с конкурентами Игоря Карельского. Соколов не жаждал разбираться с причинами поворота интересов своего начальства - не его дело. Не его голове болеть об этом и не его заду быть битым.
  Можно предположить, что Карельский оказался слишком строптив как партнер по бизнесу, или его конкурент более перспективен. Здесь как раз пересекались параллельные миры - столичная фирма и региональный дилер. А Славка Соколов должен осуществить пересечение миров, как связист, зубами соединяющий провода во время войны.
  Не вина Вячеслава, что не дошли еще до его фирмы сведения про обострение борьбы в регионе. Он бы, пожалуй, очень удивился, если бы узнал, что буквально накануне в центре этого северного города из автомата в упор был расстрелян директор одного из магазинов Игоря Карельского, а перед этим пропал финансовый директор конкурирующей фирмы.
  Параллельный мир регионального дилера в периферийном городе казался безмятежным, спокойным, беззлобным. Поэтому Соколов потратил некоторое время на телефонные переговоры с конкурентами фирмы Карельского и обсудил детали встречи на завтра.
  Перед уходом на званый ужин надо было позвонить в Москву Жене. Но дома ее не оказалось. Поскольку бум сотовой связи еще не наступил, пришлось довериться автоответчику. "Женечка, прелесть моя! У меня все в норме, жив-здоров, не замерз. Купил тебе милые варежки для коллекции. Как ты? Люблю тебя! Звони завтра по номеру...."
  
  *****"Релаксация, рекреация, катарсис"
  
  Дом, где жил Игорь, действительно, оказался рядом. Вячеслав на подходе к подъезду посторонился, пропуская белый "Мерседес". Авто припарковалось у обочины дворовой дороги, загородив добрую часть проезда. Из него вышла молодая женщина в белой шубе без шапки и в туфлях на высоких каблуках. Игнорируя плохо вычищенный от снега асфальт, она бойко прошла в дом.
  Квартира Карельского находилась на втором этаже. К ней Соколов и обладательница натуральной шубы подошли одновременно. "Нам по пути?" - улыбнулась она и нажала кнопку звонка. За мощной металлической дверью не было слышно никаких звуков, только глазок смотрел на гостей. Женщина требовательно нажала на кнопку еще раз. Палец правой руки она держала на звонке, а левую руку протянула Соколову: "Яна". - "Вячеслав", - он пожал протянутую ладонь двумя своими.
  - Не могу представить, чтобы Карельский бегом бежал дверь открывать. Заморозит нас.
  - Разве здесь холодно? Хотя вы в туфельках...
  - А вы высокий. Выше меня. Даже не верится. У нас такие давно вымерли как динозавры.
  Соколов не успел ничего сказать, так как дверь, наконец, широко распахнулась.
  - О! Заходите-заходите, - Игорь вежливо поцеловал гостью в щечку, а Вячеславу крепко пожал руку.
  - Маша! Это пришли Яна и наш московский гость Слава Соколов!
  Теплая квартира обещала своим видом беспечный отдых и тихую релаксацию. Из большой комнаты слышались оживленные голоса и приятная музыка. Букет запахов от приготовленных блюд возбуждал аппетит. А тут еще Соколов помог своей неожиданной попутчице снять шубу и оказался вплотную к ее обнаженной спине.
  Появилась из кухни Маша. Игорь смотрелся рядом с ней мужественным и мощным. Он выглядел старше своих лет, хотя они с женой были одногодками. Хозяйка казалась миниатюрной, но формы были при ней. Эта блондинка в элегантном черном костюме стереотипно по-хозяйски держала в руках кухонное полотенце.
  Игорь представил Соколова женщинам как столичного денди. Пришлось Вячеславу чмокать дамам ручки. Старомодный ритуал вызвал у мужчины какое-то мимолетное щемящее чувство, но разбираться с этим было некогда. Яна, обладательница гибкой обнаженной спины, повела его под руку в большую комнату.
  Мягкий свет заливал центр помещения, выгодно высвечивая изящно сервированный стол. Углы просторной комнаты манили интимной тенью. За столом сидел бесцветный Юра Ширяев, менеджер фирмы, переодевший дома свитер толстой вязки на джинсовую рубашку. Он приветливо кивнул Вячеславу. Рукопожатиями не обменялись, так как Яна сходу включилась в танец и потянула с собой Соколова. Рядом танцевала пара, в которой директор головного магазина фирмы кружил пышную уютную женщину, чем-то похожую на него самого чертами лица.
  Игорь пригласил всех за стол, и Яна устроилась между Юрой и Соколовым. С другой стороны у Вячеслава оказалась спутница директора, а он сам, поздоровавшись с Соколовым за руку, представился: "Я - Смольников Дмитрий, мы с вами говорили по телефону, а это моя жена Павлина".
  Хозяин квартиры, дождавшись, когда супруга придет с кухни, наконец, сообщил повод для торжества: "У нас с Машей годовщина свадьбы". За столом поднялся легкий шум от поздравлений и одновременно сожалений, что узнали поздно и пришли без подарков.
  - Люди, какие подарки? Да что вы! Лучший нам подарочек это Маша! - Игорь легко подхватил жену на руки и в кураже совершил с ней по комнате подобие круга почета.
  - А ты так умеешь, Смольников? - Яна с легкой иронией улыбнулась Дмитрию, который осторожно, чтобы не облить женщин, открывал шампанское.
  - Девочка, я все умею, - он разливал шампанское по фужерам. Его Павлина напряженно смотрела в пустую тарелку.
  - За молодых! С Днем свадьбы! - по старинке зазвенели хрустальные бокалы, перекрестно чокаясь друг с другом. Смольников хорошо поставленным голосом напел мелодию "Свадебного марша" Мендельсона.
  - Везет вам, Павлина, - подцепив вилкой аппетитный кусочек семги, прокомментировал Соколов, - у моря живете. Рыба - сколько хочешь! Морепродукты...
  - Что вы, Слава, от нас до моря пятьдесят километров. Рыбаки норовят улов в Норвегию сплавить, чтобы валюту получить. Треска раньше население кормила. На ней нынешние старушки выросли. А теперь она дороже кур. Бабульки бедные вынуждены на окорочка перейти.
  - Уж лучше окорочка, - вмешался Ширяев. - Я не люблю запах рыбы.
  - Ой, бедненький Юрик, - Яна ждала, пока Соколов обеспечит ее салатом, - наверное, твои предки рыбой объелись. Ты рыженький. Почти блондин. А они, говорят, образовались на земле из-за рыбного питания. И теперь исчезают. Ведь все едят мясо.
  Яна выделила слово "мясо", выкатив глаза, и хищнически сгруппировала пальцы с яркими длинными ногтями по направлению к Юрию.
  - Юра, как прошла выставка ЭКСПО? - срочно попыталась погасить страсти Мария. - Финны заинтересовались вашим стендом?
  - С финнами все тип-топ. Они давно мечтали через нас проводить лизинговые операции с леспромхозами.
  - Ну ты, Юрий, загрузил женщин, - улыбнулся, поднимаясь, Смольников, - хватит есть. Пора за молодых дальше пить!
  Он умело разливал по рюмкам и бокалам напитки. Мужчины пили в основном водку, а женщинам еще надо было угодить. Яне определенно нравился шведский "Абсолют". Она не стеснялась самообслуживаться в паузах между тостами. Менеджер Ширяев не пил спиртного, а только минералку, так как по традиции развозил остальных по домам на машине. Он глазами побитой собаки сопровождал каждую рюмку, которую выпивала Яна.
  - Яна, не пей больше, разобьешь свой "Мерседес".
  - Юрик, ты же меня отвезешь. И вообще не веди себя как махровый диктатор.
  - Слава, расскажите, что носят в этом сезоне женщины в Москве? - Яна выразительно отвернулась от Юрия.
  Вячеслав задумался, дожевывая салат из кальмаров.
  - Даже не знаю, наверное, как и у вас.
  - Еще бы. Наши дамы не вылезают из европейских каталогов одежды, - Смольников опять наполнил рюмки. - Предлагаю тост за мужчин, на которых держится мир!
  - Вот так всегда. Дима! Сначала пьют за женщин, - Павлина поморщилась.
  - Зачем всех так сурово делить по половому признаку? - вмешался Игорь. - Я предлагаю универсальный тост: за любовь!
  - О, это святое, - Яна подлила себе "Абсолюта". - Юрка, выпей за любовь...ко мне!
  Ширяев преспокойно налил в свой бокал минералки.
  
  - Слава, скажу вам по секрету, - Яна заговорила в полголоса Соколову. - Игорю очень повезло с женой. Это справедливо. До этого у него была женщина, с которой они вместе работали. Он на нее кричал, как на всех своих сотрудников. Представляете? А с Маши он пылинки снимает.
  - Это ей с ним повезло,- вмешалась Павлина.
  - А вы женаты, уважаемый гость? - Яна заманчиво улыбалась.
  - Конечно, девочки, - искренне сказал Соколов.
  - Ах, мужчины-торопыги. Но не страшно, ваша жена далеко, а мы близко.
  - Объявляется свадебный вальс! - Дмитрий включил какую-то романтическую музыку.
  Под нее Игорь закружил в медленном танце свою Марию. К ним охотно присоединились остальные. Но вскоре добровольный ди-джей Смольников решил, что медленной музыки достаточно и резко врубил рок-н-ролл. И постепенно все танцующие ретировались, освобождая пространство буйному Дмитрию. Он наяривал рок-н-ролл, замысловато швыряя Павлину, которая в танце была очень темпераментна.
  - Вот уж не подумала бы, что при ее комплекции...
  Яна не закончила фразу.
  - Она хорошая партнерша в танце, опытная, - закончил Игорь.
  - Браво! - крикнула Яна. И все захлопали румяным танцорам, склонившимся перед публикой в полупоклоне.
  -Ты бы так с персоналом работал, - Игорь встретил танцора, вернувшегося за стол, резковато. - А то набрал, понимаешь, шайку необученных хлопцев. Твои продавцы распугивают моих покупателей.
  - Игорь, не сейчас...прошу, - забеспокоилась Маша.
  - Мало платим, вот и люди такие приходят, - Дмитрий опять наливал по полной.
  - Фи, какие у вас трезвые разговоры. Соколов, пойдем танцевать, хватит есть.
  - "Разговоры стихнут скоро, а любовь останется!" - пропел Смольников.
  - Игорь, как идет строительство вашего дома? - вмешалась как служба спасения Павлина.
  - Я сменил строительную фирму. Думаю, теперь быстрее дело пойдет. Предполагаем в конце следующего лета въехать в свой коттедж. Доживем - позову на новоселье.
  - А у вас, Вячеслав, квартира или загородный дом? Или то и другое? - спросила Маша.
  - Квартира. От родителей досталась по наследству. Вы знаете, у нас дорогое жилье.
  - Знаем, но и доходы у вас другие, - присоединилась к теме Яна.
  - Девчонки, да наш он, пролетарий. Выпьем за пролетариев! - воодушевился Смольников, но, посмотрев на Игоря, добавил, - и за их щедрых хозяев!
  - Ребята, подождите, я несу горячее. Это айриштю, попробуйте, - объявила Мария. - Кушайте на здоровье!
  - Вячеслав, как показался вам наш город? Вы уже не первый раз приезжаете, - спросил Юрий.
  - Все отлично, но холодно. Я как-то отвык от морозных зим.
  - Интересно, что творится в нашей главной гостинице? - Игорь подкладывал всем желающим к мясу маринованных грибочков, - Слава, угощайся. Я сам собирал.
  - Гостиница? Честно говоря, не очень. Похоже, беззвездная. Наверное, постепенно перестроятся. Смешно, что меня поселили в шестьдесят шестой номер на шестом этаже. Но я не суеверный.
  - Ну, не расстраивайся, Славка, выпьем за то, чтобы все было хорошо, - призвал Дмитрий.
  - Слава, возьмите меня с собой в ваш номер. Я, как старшая ведьма, всех разгоню, - Яна подставила нежное плечико под нос Соколову.
  -Ты ведьма? Много на себя берешь. У тебя и глаза-то не зеленые, - расхохотался Смольников. - Чем докажешь?
  - Да я про тебя все знаю, - она поправила воображаемую шаль на плечах. - Дай руку, перламутровый мой, все про тебя расскажу.
  - Мы с тобой вроде не спали; откуда все знаешь? Рассказывай, жемчуговая моя.
  - Любишь ты себя. Весь вид твой говорит: я такой приятный. В детстве был маленький бойкий Митенька, в школе стал Димоном. А потом вырос в умного и коммуникабельного Митяя.
  - Спасибо, радость моя, за комплимент.
  - Тебя слишком много, любезный. Такая широкая натура притягивает, что хочется сдаться без боя. Но не мне, кстати.
  - Разочаровала...
   - А ведь хитрый ты, чертяка. Знаешь свои выигрышные стороны и используешь их на полную мощность. Димка, из тебя вышел бы хороший кагэбэшник.
  - Хм...
  - Ой, а вдруг ты им был? Ты легко знакомишься с женщинами во имя бизнеса. Женщин и города покоряешь с удовольствием. Женщины, вы для него двигатель прогресса!
  - И я для него двигатель прогресса? - подала голос жена Дмитрия Павлина.
  - Обязательно, Павлиночка, а как же еще? Я вспомнил, Яна. Ты же на психолога училась. Ну, все знаешь. А что было бы, если бы ты еще и доучилась? - Димка рассмеялся.
  - Да, а в гэбисты меня действительно звали. Но, как теперь выяснилось, к счастью, они откопали, что моя теща, Павлинкина маман, отсидела пару месяцев в тюрьме под следствием, как неудачливый работник торговли. За это и не прошел в КГБ.
  Пока Яна выводила Дмитрия на чистую воду, Соколов проявил быструю реакцию, как космонавт в невесомости, и пригласил на медленный танец Марию. Под низкий, вынимающий душу, голос французской певицы, они, поддерживая друг друга, потоптались, не проявляя темперамента.
  - Вам нравится у нас? - спросила Маша.
  - Я очень Вам благодарен, что приютили и накормили несчастного командировочного.
  Мария улыбнулась: "Прямо, как в фильме. Обогрели, обобрали".
  - Не совсем. Жен или невест чужих я не уводил.
  - Чужие невесты вас сами добиваются?
  - Это вы про вашу подругу?
  - Вячеслав, не сердитесь на Яну. Она, когда подшофе, всех наделяет своим обаянием и одного кого-то особенно. Например, в прошлый раз на вашем месте был Ширяев Юра.
  - Понятно, - песня закончилась, и Слава вернул женщину на ее место. - Спасибо Вам, Машенька.
  Маша успевала и танцевать, и решать хозяйские проблемы. Обновлять тарелки ей помогал муж. В какой-то момент он обнаружил, что запасы хлеба оказались практически "на нуле".
  - Мария, как мы просчитались! У народа устойчивый аппетит.
  - Игорек, я мигом сбегаю.
  - Не хотелось бы тебя напрягать. Ты уже устала, наверное. Давай закажем по телефону.
  - Да что ты. Нашел проблему. Ты развлекай общество, а я мигом. Уже собираюсь и лечу!
  
  Яна не прекращала опекать Соколова и танцевала практически только с ним, и от этого все больше мрачнел Юрка-менеджер. Он давно держал в руке незажженную сигарету, которую пытался несколько раз закурить, но спохватывался, вспоминая, где находится. Этот синдром дискриминированного курильщика больше всего выдавал его состояние. Переживания обострили жажду. Его взгляд время от времени пытался отыскать свое безалкогольное питье, но все бутылки минералки в радиусе обитания Юрия были опустошены, а хозяева не замечали, что гость страдает. Маша исчезла с грязными тарелками в направлении кухни, а Игорь танцевал с Павлиной.
  Юра подошел вплотную к Яне, забравшейся в объятия мужчины, ведущего танец. При этом Соколов нечаянно чуть не столкнул Ширяева спиной.
  - Яна, когда меня пригласишь? "Вся душа моя пылает, вся душа моя горит", - пытался он шутить.
  Она перевела на него томный равнодушный взгляд.
  - Ты же знаешь, Юрик, что я не слишком люблю блондинов.
  - Не знаю. Еще этой ночью я тебя устраивал.
  Соколов уже сел за стол, а Яна и Юрий оставались стоять друг напротив друга. Он был горестно напряжен, она - абсолютно расслаблена.
  - Ты? Устраивал? Не смеши меня, мальчик.
  - Я - мальчик? Да? Мальчик для битья?
  - А что? Девочка? Давай, проверю.
  - Что ты несешь, Яна?
  - Я несу? Несут курицы. Ты называешь меня курицей?
  - Ты пьяна.
  - Конечно. Разве трезвой можно с тобой спать?
  Юрка стал красный, как умеют краснеть светлокожие люди с бесцветными бровями, ресницами и волосами.
  Вдруг под окнами заработала автомобильная сигнализация. Женщина спохватилась: "О, это моя! Проехать не могут, салаги". Накинув шубу, она побежала на улицу.
  
   Яна и в трезвом виде выглядела девушкой без комплексов, а после "Абсолюта" она казалась себе королевой. Натурально получалась "Абсолютная монархия". Обладая внешностью модели, она нравилась многим, но с загадочной регулярностью не тем, кто нравился ей.
   Ум у нее был пытливый, но ленивый. Поэтому она проучилась три курса на психологическом факультете местного университета, а потом ушла в академку: Яна вышла замуж за очень приличного мальчика и его квартиру в самом центре города и родила сыночка.
  Красивая Яна, симпатичный муж, хорошенький ребеночек, роскошное жилье - что еще надо для счастливого существования? Но набор оказался непрочный, так как молодая жена не сошлась темпераментом с родителями мужа, которые прилагались к шикарной квартире. Ее семейный храм оказался всего лишь песчаным замком и легко разрушился от первой волны. Яне пришлось отступать в тьмутараканную окраину к своим родителям.
  Срок академического отпуска закончился, пора было возвращаться в университет. Но Яна не успела вернуться, так как ее приятель-моряк, смотревший во время своих плаваний эротические сны исключительно про нее, выкрал у возлюбленной паспорт и немыслимым образом организовал с ним регистрацию в ЗАГСе , не пригласив на торжественное мероприятие невесту.
  После этого моряк ушел на четыре месяца в рейс с двумя дополнительными документами: паспортом своей вожделенной женщины и свидетельством о браке. Обо всем этом, как о доблестных подвигах Одиссея, он пылко и страстно рассказал своей Пенелопе по телефону из штормящей Атлантики. Яна удивилась и, пожалуй, даже побила бы своего излишне самоуверенного приятеля, но он предусмотрительно оказался от нее за тысячи миль.
   Она терпеливо читала радиограммы от мужа, разговаривала с ним ни о чем по телефону и сидела в материальном отношении на шее родителей. Правда, однажды незнакомый мужчина передал ей пакет с валютой от суженого. Это оказалось приятно для женщины, и жизнь на некоторое время стала веселее и щедрее.
   Так, гуляя с ребеночком от первого брака, Яна ждала своего моряка. Но когда он появился на берегу, рассчитывая на выполнение женщиной из его снов супружеских функций, то нарвался на другого приятеля красавицы, крепкого и бритоголового, и пришлось ему отдать паспорт и энное количество валюты в качестве компенсации морального ущерба. Крепкий бритоголовый завладел паспортом Яны и, не выпуская его, завладел ею и ее прицепом - ребеночком.
  Яна достойно украшала всех своих мужей. Хотя они были такие разные, тем не менее, одинаково любили гордо пройтись с ней по набережной во время белых ночей. Мужья использовали различный опыт, методы и умения, но со сходной настойчивостью проверяли, на месте ли ее упругая грудь, и где начинаются длинные стройные ноги.
  Однажды ее третий муж исчез. Она плакала и звонила в морг и "Скорую помощь". Но хлопоты были безрезультатны: он пропал бесследно. Прошло уже несколько лет, но умершим его до сих пор не считали, поэтому Яна так и осталась формально женой, хотя в очередь к ней, можно сказать, стояло еще много аналогичных приятелей, которых производила в избытке городская окраина.
  Нравы населения к этому времени были проломлены абордажным натиском сексуальной революции, эмансипации и прочими тайфуноподобными явлениями. Вовсе не обязательно стало выходить замуж даже в провинции.
  Яна посчитала на пальчиках, сколько раз она пыталась заводить семью и решила, что достаточно много, а значит, пора пожить для себя, как в красивом кино. Заметьте, что ей до этого попадались неженатые мужчины, что в жизни удивительная редкость.
  Красивое кино организовал импозантный деловой мужчина из нефтедобычи, регулярно прибывающий в длительные командировки из столицы. На каблуках она смотрела с высоты на нового поклонника, но он был доволен в высшей степени.
   Яна выполняла хорошо знакомую ей функцию - украшала собой мужчину на всех тусовках и во время визитов. Она покаталась с ним по миру, увидев крокодилов в Таиланде, индусов в Индии, горные лыжи в Альпах и многое другое.
  Мужчина был по характеру благодарным человеком. За то, что ночами его подруга была хорошей ученицей, днем он проявлял щедрость и постепенно сделал Яну совладелицей салона красоты, водительницей "Мерседеса", обладательницей белой натуральной шубы, арендаторшей уютного коттеджа в пригороде и потребителем "Абсолюта".
   Все это по-прежнему оставалось у нее. Но поступательное развитие отношений прекратилось. Может быть, закончился список призов или нашлась другая ученица, но на данный момент импозантный мужчина перестал приезжать в командировки. Поэтому иногда Яна жила с невыразительным и занудным Ширяевым. В постели он был как телок, но хорошо собирал кубики с ее сыном; кроме того, с ним было не так страшно жить за городом.
  
   С мрачным лицом Юрка подошел к Соколову.
  - Яна - моя девушка! Ты разве не догадался?
  - Ничего не имею против, но на твою она как-то не похожа, - Соколов неосмотрительно хмыкнул.
  - Ты брось свои столичные амбиции! Здесь люди с таким трудом жизнь налаживают, а ты за два дня все разрушишь, и в Москву к своей женщине?! - Ширяев вскипал на глазах, как чайник.
   - Успокойся, Юрий, я тебе не конкурент. Давно остепенился и с чужими девушками не гуляю.
   - Не танцуй с Янкой! - требование было выражено резко.
  Тут подоспели Игорь с Павлиной. Женщина как заботливая мать увела Юрку на танец, а Игорь положил руку на плечо Соколову.
   - Вячеслав, не ввязывайся. Предупреждаю тебя по-доброму. И не в Юрке дело. Яна не любит, когда ей отказывают; заставит тебя пойти к ней или сама к тебе заявится. Обидишь отказом, а у нее покровители вредные.
  Карельский замолчал, так как вернулась пахнущая морозом и сигаретами Яна. Ширяев было направился к ней, но махнул рукой и пошел курить в подъезд. Его пассия примкнула к Смольникову разделить компанию по тостам и фольклору. Он приобнял ее и усадил рядом. Вдвоем, забавляясь, затянули: "Ой, мороз-мороз..."
  Соколов, которому после внеплановой взбучки хотелось успокоиться, выбрал более безопасное занятие: взял грязные тарелки и понес в кухню. Проходя по коридору мимо приоткрытой двери, ведущей в комнату, он чуть не уронил свою хрупкую ношу от идущих оттуда неожиданных возбужденных стонов, но сдержал свое любопытство и заглядывать не стал. А когда возвращался из кухни, прихватив стакан с водой, налетел на Павлину, которая выходила из таинственной комнаты.
  Вода из стакана выплеснулась ей прямо на грудь. Соколов виновато охнул, но нечаянно заметил у женщины размазанную помаду, растрепанные волосы и пуговицы блузки, застегнутые через одну. Павлина пробормотала что-то, глядя Соколову в глаза с диким испугом, и упряталась в ванную.
  Дуэт под управлением Смольникова продолжал исполнять романсы и народные песни. Соколов сел рядом с ними и задумчиво запил водкой свалившийся на него непрошеный секрет, тем более что воды в стакане почти не осталось. Появился энергичный Игорь с блюдом, на котором красовался торт-мороженое: "Люди! Прошу за стол. Десерт... А где Юрик?"
  Вместо ответа открылась входная дверь квартиры, и в нее с большим трудом ввалился искомый герой в заметно невменяемом состоянии. В гостиной установилась тишина. Яна очнулась первая и с кулаками кинулась на Юрку: "Дурак, где ты напился?! Кто меня повезет домой?"
  - Ну, дела. Вот оно, мужское горе! - Игорь с укором посмотрел на Соколова.
  - Какое такое у него горе? Эгоист он бессовестный. Кот облезлый - все ему бы только по шерсти, - Яна задыхалась от возмущения.
  - Ты не должна обходиться с ним так жестоко, Яночка, - Смольников шутливо погрозил ей пальцем.
   - Я никому ничего не должна. Пить не умеет - сдайте его в вытрезвитель, чтоб весь город знал.
  - А вдруг он теперь в запой ударится? - выдал гипотезу неугомонный Дмитрий.
  - Это я его чем-нибудь ударю...
  - Елки-палки, Соколов, почему вечно от вас, московских, одна головная боль? - было видно, что Игорь разозлился и не желал разводить дипломатию. - Впереди еще и мне неприятности. Ты начал окучивать наших конкурентов? Видишь, в моем городе я знаю все. Может, завтра меня шлепнут из автомата или винтовки с оптикой? Кто, интересно, заказал моего работника?
  - Опомнись, Игорь, ты пьян! - его жена серьезно встревожилась. - Вячеслав, не обращайте на него внимание. Он мрачнеет, когда выпьет.
  Маша улыбнулась Соколову, пытаясь сгладить неловкость момента, и мужчина подумал, что ее мужу, действительно, повезло с женой. Все-таки Игорь напорист, временами груб и бесцеремонен, а его женщина компенсирует эти недостатки.
  Кризис момента был преодолен. Карельский, видимо, услышал жену и взял себя в руки.
  - Пора нам и честь знать, - вздохнул Смольников. - Наверное, надо расходиться по домам, завтра рабочий день.
  - Дмитрий, где Павлина? - строго спросил босс своего подчиненного.
  Тот в ответ пожал плечами. Карельского не устроил такой ответ - его натура требовала энергичных решительных действий.
  - Я пошел ее искать.
  - Босс, я сам.
  - Тебя потом днем с огнем не найдешь, - Игорь пресек инициативу.
  Он решительно вышел, оставив дверь раскрытой настежь. Мария быстро пошла закрывать ее и встретила Павлину, которая в накинутой на плечи шубе входила в квартиру с лестничной площадки. Маша забеспокоилась: "Ты что, подруга, приведением гуляешь по подъезду? Тебе нехорошо?"
  - У меня тут тетя живет, хоть повод есть навестить, а то она обижается, что ее забываем.
  - Тетя? На каком этаже?
  - Есть разница? Маша, ты ее все равно не знаешь, - Павлина говорила с ленивым спокойствием.
  - Мне и правда все равно. Но Игорь пошел тебя искать, - пожала плечами Маша.
  - А Смольников где? Что же он не пошел?
  - Игорь велел ему остаться, чтобы потом его не искать.
  - Машенька, тебе помочь прибраться? А то мы наели гору посуды, - голос Павлины был искренен.
  - Спасибо, не надо. У вас завтра рабочий день, а мне что делать? Вот и буду прибираться.
  Павлина решительно подошла к мужу. Тот увлеченно допевал с Яной безразмерный песенный репертуар.
  - Все поёшь? Успокойся уже. Домой пора, - она не улыбалась.
  Дмитрий выслушал хмурую жену, повернулся к Яне, поцеловал ей ручку: "Спасибо, ведьмочка, мы так душевно с тобой спелись".
  - И спились, - иронизировала Павлина.
  - Наговор. Я трезв как стеклышко. Не злись, Павушка, не позорь нас.
  Покончив с песнями и оказавшись наедине с пьяным Ширяевым, Яна опустила голову на ладони рук, которые упирались локтями в покинутый гостями стол. А те, одеваясь, уже толпились в прихожей.
  Смольников и Соколов вернулись, чтобы помочь одеться Юрию. "Яночка, пойдё-ом". Яна резко встала, покачнулась, но, обняв Вячеслава за шею, удержалась. У нее оказалась размазана тушь на ресницах, потому что она плакала.
  - Славка, я согласна, пойдем к тебе... Ты не пожалеешь...Мне нельзя садиться за руль, Юрка прав...Ты высокий, красивый, умный... Мне такие нравятся.
  Она висела на Соколове и по-детски лопотала сквозь слезы. Вячеслав замер: он опасался, что еще чуть-чуть и то немногое, что было у женщины прикрыто платьем, последует примеру вольнолюбивых частей тела. Он до сих пор трезво мыслил и помнил кучу запретов, из-за которых совершенно невозможно проснуться завтра утром рядом с Яниным возбуждающим телом и с дышащей перегаром сумасбродной головой.
  - Девочка, я занят. Ночью работать буду. Дел накопилось, - по- пионерски отмазался он.
   - Яна, успокойся, - женщины с трудом оторвали ее от мужчины и упаковали в шубу, но она их оттолкнула: "Я знаю, кто меня отвезет". И вышла из квартиры.
  Тем временем вернулся исчезнувший было Карельский.
  - Я вызвал такси. Все в сборе? Отлично. Яну видел. Она меня почти с ног сбила. Спасибо, ребята, что пришли. Не обижайтесь, если наплел лишнего, - протянул руку Вячеславу.
  - Всё нормально, - Соколов не таил обиды.
  Люди дружно вышли на свежий воздух под ясное ночное небо с огромной луной и яркими звездами. Юрку вели под руки Игорь с Дмитрием. Мария болтала с Павлиной, а Соколов шел молча сзади, смотрел на женщин и пытался вспомнить никак не вспоминаемое. У белого "Мерса" стояла Яна и махала им рукой, за рулем сидел какой-то мужчина.
  Игорь повернулся к Соколову.
  - Я говорил тебе, у нее в каждом квартале по телохранителю.
  
  *****"Прости, я умер"
  
  Дома, в гостинице, после теплой, вкусной и шумной обстановки в гостях, Соколову оказалось холодно и одиноко.
  Темнели коричневые спинки кровати. Глазом циклопа поглядывал с поверхности тумбочки круглый отпечаток стакана, оставленный неведомым жильцом. На стеклянном подносе вместе с графином замерли реальные стаканы. Пересчитанные и внесенные в список инвентаря, лежащий на столе, они присутствовали в количестве минус один, потому что недостающая единица посуды, привилегированно продезинфицированная водочкой, стояла на журнальном столике перед креслом в обществе бутылки.
  В объемном шкафу с немного перекошенными дверцами Соколов занял под одежду всего одни плечики. Остальные застыли в пустом черном пространстве. Сюда можно было бы спрятать несколько красоток, отыскать которых предлагали номера телефонов, накарябанные плохо пишущей ручкой на бумаге инвентарного списка. Исправно урчал холодильник, а водопроводные краны не выкапывали драгоценную влагу.
  Работать мужчине категорически не хотелось, но Вячеслав все же достал ноутбук из кейса. "Встану завтра пораньше и все сделаю", ?- он принял решение, воткнулся на пару минут в телевизор, но заскучал и задремал.
  
  ...Кассирша смерила его холодным взглядом: "Билетов в обратном направлении нет!"
  - Так ведь за сорок пять суток! - подал он реплику.
  - Ну и что? Все едут, всем надо. Следующий!
  Она только что оформила Вячеславу один билет на южный поезд к морю. Да, всего лишь один. Так он решил. У него отпуск; и в этот раз он захотел поехать без семьи, чтобы не таскать чемоданы и авоськи; чтобы не ждать всех и не согласовывать бесконечно желания и вкусы домочадцев; чтобы смело смотреть на длинноногих красавиц и не чувствовать на себе ревнивый взгляд жены; чтобы пить, что и сколько хочешь, и не слышать нытья дочери, что опять отец не совсем трезвый.
   К черту дачу, ремонт квартиры! Он заработал, наконец, право расслабиться и оттянуться по-настоящему. Билет, вложенный в паспорт, приятно согревал карман; и Вячеслав с трудом придерживал свои бурные мечты об отдыхе. У него хватило мужества не выдавать их жене вечером за ужином.
  - Лена, помнишь, мы говорили, что мне будет полезно съездить в отпуск одному, чтобы восстановить душевное равновесие, очистить мозг, набраться новых идей?
  - ??
  - Думаю, что пора эти планы претворять в жизнь. Я взял билет на поезд.
  - !!
  Она ничего не сказала ему в ответ, что было для нее не характерно. Его теснящиеся в голове аргументы оказались не востребованы. Он только увидел, как ее ресницы хлоп-хлоп и глаза зыр-зыр. Что это с ней? Пила притупилась?
  В вагоне царили покой и комфорт. В купе кроме Вячеслава больше никого не было, хоть голышом броди. Вот повезло-то: ни храпящих, ни орущих, ни рыдающих. Уже расстелены беленькие новенькие простыни. Какое приятное начало пути!
  На первой станции он вышел из вагона покурить и посмотреть местный вокзал. На перроне было как-то шумно и суетливо. Родители провожали детей на отдых к морю. Прямо перед его носом стоял сопливый пацаненок в кедах и спортивках. Мать пыталась причесать ему волосы, но они все равно торчали, потому что макушек было две. Удалось ли привести в порядок голову мальчику, он так и не увидел из-за отправления поезда.
  На следующей остановке его чуть не сбили с ног новобранцы и их эмоциональные родители. Рядом с Вячеславом плачущая женщина совала в карман стриженому парню яблоки и конфеты. Глаза Соколова невольно нашли на его голове две макушки. Но думалось только о том, чтобы новобранцы не попали в его вагон, а то не миновать неприятностей.
  Третью остановку поезд сделал уже темным вечером. Вячеслав курил, поглядывая на звезды и расстающуюся пару - мужчину с плохо скрываемым нетерпением уехать и женщину с большими печальными глазами. Она пригладила рукой его заросшую шевелюру: "Приедешь на курорт, подстриги свои две макушки".
  Поезд мчался в ночи, все больше ускоряя ход, а в ушах Вячеслава продолжала звучать эта странная фраза, потому что где-то он уже ее слышал. Сопротивляясь убаюкиванию перестука колес, он потрогал свою голову. Две макушки! Как говорят в народе, родился счастливым.
  Женщина с большими печальными глазами - это его жена. А горящий нетерпением идиот - это он! От такого открытия Вячеславу стало беспокойно. Он видел со стороны, как его же провожали. Мало того, мальчишка с расческой и новобранец с яблоками - это тоже он! Вячеславу вспомнились эти давние проводы, беспокойство мамы и его жестокая неумеренная тяга к самостоятельной неизвестной жизни. Но что все это значит?
  Он заметался по коридору. Почему до сих пор в вагоне ему не встретились другие пассажиры, проводники? Все купе наглухо закрыты. Он побежал искать расписание движения поезда. Вот оно. Крупными черными буквами на нем было написано: "Следующая остановка КОНЕЧНАЯ".
  Только ветер гулял по вагону, развевая шторы на окнах. Вячеслав метался в поисках выхода, но поезд несся, не оставляя никаких шансов сойти с него...
  
  "Бр-р. Муть какая привиделась". Соколов очнулся. Устал, видимо, за день. При чем здесь Лена? Какая Лена? У него есть только мама Лена. Такое ощущение, что начало сна вообще не про него, Соколова-сына, а про Соколова-отца. "Надо ложиться спать". Пока не провалился в крепкий сон, он сделал волевое усилие и стал по-цивилизованному готовиться ко сну. Церковная прохлада гостиницы сподвигла командировочного пойти к дежурной по этажу просить второе одеяло.
  В коридоре гулял сквозняк между черной и парадной лестницей. Женщина в теплой кофте сидела спиной к этажу, пила чай и зачарованно смотрела телевизор. Она не сразу поняла, что просил мужчина, так как продолжала вникать в теледейство. Но Соколов добился понимания и получил одеяло.
  После принятого горячего душа хорошо засыпалось под двумя одеялами. Мысли вяло толпились в голове, постепенно уходя прочь. Картинки плыли перед глазами. Фигура шефа преобразилась в Женечку, но вдруг это оказалась вовсе и не Женечка, а какая-то другая женщина в белой одежде под ярким солнцем. Телу стало совсем тепло, и Соколов заснул.
  
  В середине следующего дня на этаже царило относительное оживление. Дежурная по шестому этажу поливала из маленькой желтой пластмассовой лейки цветы возле своего стола. На нем стоял начинающий закипать электрочайник. Почти напротив стола находились двери лифта, который шумно ползал по этажам все утро.
  Настало время, и из кабинки выбралась со своей тележкой, заставленной санитарно-гигиеническими средствами и инвентарем, горничная.
  - Здравствуй, Люба, - приветствовала она дежурную, - не замерзла ночью?
  - Привет-привет. Ага, превратилась в ледяную бабу. Никто не согрел, представляешь?
  - Стареешь, мужика для разогрева найти не можешь. На обогреватель поменяла. Ну, не унывай, по радио сказали прогноз погоды: обещали потепление.
  - Спасибо, утешила. Пошли, открою кладовку, возьмешь пылесос.
  Началась уборка комнат. Горничная открывала номера ключом из большой связки, возила по этажу свое имущество и перетаскивала пылесос. Иногда она перекидывалась парой слов с Любой.
  - Видела вчера серию? Как тебе?
  - Смотрела, конечно, испереживалась вся. У меня дома котенок есть, так я решила назвать его Мейсоном.
  Женщины рассмеялись.
  - Люба, в шестьдесят шестом еще спят, что ли?
  - Не знаю. Мужчина не выходил, свой ключ не сдавал.
  - Ладно, подожду еще. Пока в других приберусь.
  Люба пересчитывала ключи, склонив голову над ящиком стола, когда лифт в очередной раз замер на шестом этаже, и из него кто-то вышел. Дежурная почувствовала, как в нос ударил запах корвалола. Она подняла глаза и увидела молодого человека в белом халате с медицинской сумкой.
  - Подскажите, где 666-й номер? Владелец вызвал "Скорую помощь".
  Вдвоем они ринулись к комнате Соколова. На настойчивый стук никто не отзывался. К ним подоспела горничная с ключами. Врач вошел в комнату первым, расставив руки, чтобы сдержать женщин.
  Прямо на них смотрели огромные от ужаса мертвые глаза человека, чей открытый рот исказила застывшая маской судорога, а пальцы замерли, вцепившись в галстук, в попытке сорвать его. Перед остывающим мужчиной, чей костюм был залит рвотными массами, на столике стояли телефон со снятой трубкой, ноутбук, бутылка с остатками водки и пустой стакан. На дисплее компьютера осталась фраза: "Женя, прости, я умер".
  Врач, осмотрев мужчину, сказал: "Вызывайте милицию!" Горничной стало нехорошо, и дежурная повела ее в коридор. Молодой человек аккуратно положил трубку на телефонный аппарат, и тот сразу зазвонил. Врач рискнул послушать.
  - Славик! Здравствуй, милый. Когда домой? Я очень скучаю, - говорил звонкий женский голос.
  - Вы кто? - спросил медик.
  - Я - Женя, а вы кто? Позовите Соколова! Это номер Соколова?
  Как можно спокойнее врач осторожно сказал:
  - Девушка, не хотел бы я сейчас быть на вашем месте. Вы не сердечница?
  - Нет, я здорова, но от вашего голоса мне страшно.
  - Хорошо, я скажу это. Соколов попросил вас его простить.
  - Не понимаю. За что простить? Почему? Алло, с кем я говорю?
  Женя кричала, боясь, что чужой человек вдруг исчезнет из эфира.
  - Простить за то, что его нет.
  - Где нет?
  - Его нет в живых.
  
  
  
  
  *****Часть вторая. Кроссворд с трупом по горизонтали
  
  *****Точка отсчета
  
  "Женя, Женечка, Евгеша, не бойся, я скоро вернусь!" - обещал Соколов. Он не обманывал и всегда возвращался, надежный мужчина, с которым хорошо и спокойно.
  Женщина замерла в растерянности перед телефоном, словно ждала, что сейчас он зазвонит, и нелепая ситуация прояснится. Звонить самой еще раз туда, откуда пришла сказанная чужим голосом ошеломляющая новость, не поднималась рука. Что делать? Мысли бешено закрутились, панически сталкиваясь друг с другом. Ехать к Соколову, срочно, бегом! Найти его, спасти! "Мама-мамочка, ведь со мной так не может быть; это только с другими..."
  Счастье Жени, которое опиралось на прочный фундамент личности Соколова, молниеносно полетело в пропасть. Кто посмел сотрясти столпы основания - Веру, Надежду, Любовь? Верните! Прокрутите пленку счастливого фильма назад!
  Вячеслав был легок на подъем, много ездил по стране и за границу. По нему было видно, что поездки ему не в тягость. Из-за этого в Жене иногда немножко пульсировала ревность к дороге и к той жизни, которая протекала без нее. Он улыбался и не признавал: что за птица такая - ревность? Вдохновенно откупался рассказами, в которых приключения, чудеса и ужасы заполняли все описание поездки, и ничего не рассказывал про работу.
  Женя слушала его рассказы с восторгом, как маленькая дурочка, понимая на утро, что присочинил он опять изрядно. У нее самой опыта дальних поездок было мало. Она любила Москву, с удовольствием узнавала новое о своем городе и пригородах. Домоседка - любимое амплуа.
  Что делать теперь? Срываться одной в город за тысячу километров? Не очень-то она любила путешествовать, тем более, когда в конце маршрута нет радости.
  Два года они были женаты с Соколовым, но он никогда не распространялся подробно о фирме, в которой работал. К кому бежать здесь? К кому обращаться там, в чужом городе? Надо найти фирму мужа, поговорить с директором, и тогда, возможно, хоть что-то прояснится.
  Евгения кинулась к письменному столу; ком стоял в горле; чувство страха не покидало ее. Она боялась разрыдаться и потерять волю к действиям. В ящиках стола Женя судорожно перерыла горы бумаг и, обнаружив-таки визитку с указанием адреса и телефонов фирмы, нашла в себе силы позвонить и договориться о встрече. Она быстро оделась и побежала на метро, не рискнув в таком волнении вести машину.
  
  Директор некой столичной фирмы, и он же совладелец, Гений Иванович выглядел мощным человеком, эдакой стодесятикилограммовой скалой. Про него можно было сказать, что он толстый, если бы не его высокий рост.
   Рано начав лысеть, Гений Иванович не стал мириться с таким покушением на свою внешность и просто обрил себя наголо. Это добавило его облику солидности, хотя мясистые уши, выставленные на обозрение, намекали на сходство с отставным боксером.
   Солидными были и галстук в мелкую косую полоску, и длинный пиджак, скрывавший выпуклый живот, и брюки, и все прочие мужские предметы, по которым сотрудники и посетители судят об их владельце.
  Выражение лица, несмотря на серьезность и обеспокоенность, все равно оставалось добродушным. Такой гибкий ход делал его организм, который прикрывал добродушием деловую хватку. В голосе Гения неприкрыто звучали командные нотки. У многих людей появлялось подсознательное желание щелкнуть воображаемыми шпорами, крикнуть "есть!" и поскакать выполнять приказ под пули и картечь.
  Так неминуемо просвечивала прошлая жизнь Гения Ивановича - жизнь офицера. Почему он стал таким большим по весу, набрав столько килограммов, никто не рискнул бы его спросить. Обмен веществ иногда вытворяет с человеком неприятные вещи, против которых он бессилен.
  Персонал фирмы, по прихоти Гения, состоял исключительно из мужчин. "Никаких флиртов и дамских истерик", - объяснял Иваныч. Для видимой вершины айсберга версия отставного военного казалась приемлема. Но видимой бывает только одна тринадцатая часть, остальное - прячет темная вода судьбы человека.
  Для решения своих проблем Гений Иванович сам практически никуда не ездил, что виделось разумным устройством дела, если бы не возникало подозрение, что Гений просто боится оставить дела на несколько дней, так как у него не было надежного заместителя. По всему миру бегали его подчиненные, а представители зарубежных компаний являлись к нему на поклон в столицу.
  На переговорах он был тверд, сух и деловит, но мог внезапно смягчиться, раздвинув полуулыбкой свои короткие густые усы. Тогда на его массивных щеках и подбородке обозначались продолговатые ямочки, стальные глаза теплели, и собеседник был готов поверить, что дело уже в шляпе. Однако сие означало лишь отход на заранее подготовленные позиции. Выгоды своей Гений Иванович никогда и никому не сдавал.
  Верным гончим подрабатывал и Петр Озеров, хотя реально он являлся другом и бывшим сослуживцем Гения, а не его подчиненным. На военном параде по росту они еще могли стоять недалеко друг от друга, но по объему фигуры Петр уступал своему приятелю раза в два.
  Личность Петра, на первый взгляд, производила впечатление простой и бесхитростной натуры, но дальше верхнего слоя было никак не пробиться. Сканированию дилетантов от психологии он не поддавался. Его, мужчину среднего возраста, предпочитавшего костюмы и штиблеты спортивным шмоткам, было бы трудно выделить в толпе: ни баскетбольной высоты, ни шкафообразности штангиста.
  Вблизи, однако, он создавал впечатление уверенности, прочности и надежности. Возможно, этому способствовали прямой нос, твердо сжатые губы и волевой подбородок. А может, все дело было в особенном взгляде темно-серых глаз из-под широкого, но не "заумного" лба, окантованного сверху плавной волной аккуратно подстриженных и уложенных темных волос.
  Мужчина лицом не урод, а очень даже приятной внешности, обычно вызывал в собеседнике доверие. Если он расспрашивал женщину о чем-то, она начинала доверчиво чирикать и останавливалась, только осознав с сожалением, что все давно рассказала,- аудиенция закончена.
   -Что, Гений? Как поживаешь? - Петр сидел в роскошном кожаном кресле.
  - Лучше всех, как обычно, - улыбнулся директор.
  - Как здоровье, господин поручик?
  - На той же отметке, Петя. Дальше спросишь, не женился ли я? Нет, не женился. Некогда. Да и по женщинам я все еще не ходок, сам знаешь.
  - Ладно, Иваныч, не изливайся, если не хочешь. Что стряслось-то? Чем помочь?
  - У меня неожиданный кроссворд... с трупом. На Север надо съездить. Срочно, прямо сейчас. Практически только что сообщили, что мой человек умер в номере в гостинице. Добиться подробностей от тамошних официальных представителей невозможно. Они очень спокойные и неторопливые. Посмотри за меня своими глазами, на чем сгорел человек. Я приму адекватные меры. Секретарь покажет тебе его личную карточку с фото и объяснит, с какими партнерами он работал. Сделаешь? Ты меня всегда выручал. Да и безработный ты пока - вольный человек. А дочку твою покараулю. Обещаю.
  - И собаку? И попугая?
  - "Вот компания какая!" Присмотрю за всеми.
  - Ты же их овсянкой заморишь, - Петр говорил без улыбки.
  - Не заморю. Я научу твою дочь, как быть самостоятельной и хозяйственной, - Гений был серьезен.
  - Кроссворд, говоришь, с трупом? - задумчиво повторил Озеров.-
  А труп где: по вертикали или горизонтали?
  - Раньше был мужик по вертикали, а теперь, увы, по горизонтали, - в тон ему ответил Гений Иванович.
  - Как его фамилия, говоришь? Соколов? Семь букв по горизонтали, - Петр на полном серьезе написал на чистой страничке в записной книжке семь печатных букв по горизонтали. - Для тебя, Иваныч, сделаю. Но ты знаешь, что я не профессионал, может, пора спецов приглашать?
  - Петр, не прибедняйся. Биографию твою знаю наизусть. Летал, значит, быстро соображаешь. В особом отделе немного поварился; надеюсь, чему-то научился. В службе безопасности телекомпании опыт приобрел богатейший. А то, что ты не дипломированный, не плачься. Меня не пробьет. Чтоб ты не комплексовал, дам тебе адресок, - Гений Иванович достал из стола кожаную папку с визитками, - это моя визитка, но присмотрись - ручкой написан адрес тамошнего профи. Туго придется - обратишься.
  Разговор двух мужчин прервала своим вторжением Женя. Она попала в кабинет директора без препятствий, поскольку вид у нее был настолько красноречив, что постороннюю женщину не стали останавливать.
  - Здравствуйте, я Женя Соколова... - она выпалила и остановилась задыхаясь. Ей было жарко, не хватало воздуха.
  Один из мужчин помог ей снять пальто и усадил в кресло. Представился сам: "Гений Иванович". И представил своего собеседника: "Петр Озеров".
  - Женя, вы готовы морально к тому, что услышите? Нам сообщили, что ваш муж, Вячеслав Соколов, умер. Мы искренне соболезнуем Вам. Но и для нас это шокирующая весть. На здоровье Соколов не жаловался, характер у него миролюбивейший. Наш бизнес безупречен. Поэтому видимых причин для трагедии не было, - тихим уверенным голосом сказал Гений Иванович.
  В кабинет бесшумно вошел секретарь с подносом. Хозяин поблагодарил и жестом пригласил гостей выпить кофе. Директор изучал Женю опытным взглядом, пока она потерянно смотрела в свою чашку. Перед ним была красивая молодая женщина, но взволнованная и, кажется, беспомощная.
  - Что вы намерены делать, Женечка?
  - Я поеду к мужу.
  - Так я и думал. Но по силам ли это вам?
  - Да, наверное.
  - Я посылаю туда Петра и очень вас прошу ехать с ним. Он друг нашей фирмы, имеет опыт частных расследований. Пожалуйста, не проявляйте самодеятельности.
  - Не знаю, мне надо подумать...
  - У вас на это пару часов; вылет сегодня. Петр за вами заедет.
  
  Через полтора часа Петр въезжал на своем закаленном невзгодами дорог "Фольксвагене" во двор дома на Ленинском проспекте. Он глянул в листок с адресом, подрулил к нужному подъезду и понажимал кнопки домофона, но безрезультатно - адресат себя не обнаружил.
  Озеров легко попал в подъезд вместе с входяще-выходящими жильцами, но дверь квартиры встретила его бездушным неотзывчивым видом, и он поставил диагноз: "Опоздал. Сама побежала на вокзал или в аэропорт".
  Он постоял у своей машины в раздумье. На глаза ему попалась аккуратная пожилая леди, караулившая своего внука, который неуверенно скользил на коньках. Петр чуть не обратился к ней со словами: "Скажите, мэм..." Во время спохватился и перестроился на отечественный лад.
  - Скажите, пожалуйста, вам знакома Евгения Соколова?
  - Высокая такая? С вьющимися волосами? Да. Это невестка Соколовых, жена их сына Славика. А что? - дама смотрела с участием и вниманием на приятного мужчину в черном кашемировом полупальто.
  - Да вот ищу ее. Я Петр Озеров, с работы Вячеслава.
  - А...Вы опоздали, молодой человек. Где-то с полчаса назад она ушла. С сумкой, похожей на дорожную. Очень торопилась. Может, я могу вам чем-нибудь помочь?
  Но в это время внук женщины шлепнулся и изобразил попытку рева. Она как служба спасения устремилась на помощь, позабыв про Озерова. Петр сел в машину и позвонил в фирму: "Иваныч, ее нет. По словам очевидцев, ушла из дома с дорожной сумкой полчаса назад". - "Упрямая женщина. Что поделаешь, лети, Петр, сам и действуй по обстановке".
  
  Светловолосый голубоглазый оперативник Иван Антонян опрашивал персонал гостиницы "Северная". То, что ему рассказывали потенциальные свидетели, не производило на него никакого впечатления. Женщины, кроме того, что Соколов был видный мужчина, почти ничего не могли добавить.
   "Сказывается отсутствие особых примет",- Иван привык к тому, что многие люди совершенно ненаблюдательны. Только старушки в его подъезде, зная, где он работает и чем занимается, пытались регулярно отчитываться ему о подозрительных явлениях. Вот у кого наблюдательность сверхразвита. Иван иногда с напускной важностью выслушивал их, а иногда вежливо отшучивался.
  Люба, дежурная по этажу в последние сутки, очень волновалась, что ее теперь выгонят с работы. Она напрягалась и перебирала в памяти события вчерашнего вечера, ночи и сегодняшнего утра, но не находила зацепок.
  - Скажите, не приходил ли кто к Соколову вчера вечером?
  - Нет. Он сам появился поздно. Был немного выпимши - пахло от него. Но не шатался. За вторым одеялом приходил. Очень холодно у нас.
  Последняя фраза предназначалась, скорее всего, директору гостиницы, который усталый и недовольный сидел рядом.
  - Скажите, Люба, - продолжил Антонян. - Кто ходил вечером по этажу из своих или чужих?
  - Никого посторонних не было. Да и своих тоже, - она чувствовала, что слезы у нее на подходе.
  С большим успехом женщина смогла бы рассказать сюжет очередной серии ажиотажно популярного телефильма, который посмотрела вчера, но вряд ли милиционер и директор приняли бы это за подарок.
  Директор вмешался: "У нас скоро чемпионат мира по хоккею с мячом. Мы будем принимать несколько команд, поэтому шестой этаж практически не заселяли. Соколов ваш получился исключением. Номера держали по брони для спортсменов".
  - Скажите, Люба, - неумолимо продолжал Антонян. - Можно подняться по черной лестнице и пройти в номер незаметно?
  - Можно, - дежурная опустила глаза.
  Директор опять вмешался: "По технике безопасности мы не имеем права закрыть запасной ход!"
  - Я разве что говорю против? - прибавил металла в голосе Иван. - Зато запасной ход мог быть использован по технике опасности.
  Директор гостиницы, досадуя на усложнившуюся обстановку, обратился к Ивану:
  - Послушайте, может, человек хорошо выпил, и сердце не выдержало? Какой тут криминал? Сами знаете, как себя ведут командировочные.
  - Разберемся, - Антонян дипломатично пожал плечами.
  Он пока не сказал никому, что один из оперов, большой специалист по выпивке, провел стихийную экспертизу: взял чистый стакан и налил в него некоторое количество жидкости из бутылки, которая стояла на столике у Соколова.
  "Вот, пацаны, учитесь, пока я жив. Понюхайте - вроде обычный спирт. А теперь внимание! Смертельный номер. Я опускаю в него свою пластмассовую расческу..." Эффект наблюдался красноречивый - расческа начала растворяться. "Вот так-то, хлопцы, перед вами метанол. Пить не советую".
  Похоже, Соколов умер от сильнейшего отравления. Возможно, он хватанул грамм пятьдесят, чтобы опохмелиться, но лучше ему не стало, а начались неожиданные явления. Тогда от испуга он, наверное, добавил еще. И процесс в его внутренностях активизировался. Рвота и все такое.
  Какое-то время он мучился сам, пока наконец решился вызвать "Скорую помощь". Ну, а тех пока дождешься... Заключение врачей, данные экспертизы и дактилоскопии обещаны Антоняну завтра. Они должны добавить определенности.
  "Чьи пальчики на бутылке и стакане?" - этот вопрос Иван задал горничной. Она чуть в обморок не упала от возмущения. Зря он, конечно, так в лоб спросил. Женщина утверждала, что еще при живом Соколове, днем раньше, она делала уборку в комнате и видела начатую бутылку водки на столике, но ничего не трогала и вообще привычки такой не имеет, и очень дорожит своим рабочим местом, и пусть милиция на нее не наговаривает.
  При осмотре бумаг Соколова Антонян определил фирму, с которой тот работал, находясь в командировке. Получилось это неожиданно просто. Оперативники забрали ноутбук Соколова в отдел, чтобы специалист посмотрел, нет ли там интересной для следствия информации, а блокнот-органайзер достался Ивану.
  Он внимательно изучил записи и оценил, насколько мужчина был аккуратен - все дни командировки спланировал по часам. Приехал вчера утром и встречался с Игорем Карельским и его компанией.
  Вот так бы все будущие трупы записывали свои ходы. Опер грустно улыбнулся: сегодня ему везло. Во-первых, труп попался организованный. Во-вторых, сейчас по пути в офис Карельского будет целых три возможности поесть. Редкий выбор для рабочего дня: пиццерия, кофейня и столовая УВД.
  Антонян шел пешком по улице. Снег тихонько поскуливал под ногами. Морозец крепко кусал за нос и щеки, но особенно за уши. "Будут уши, как два лопуха", - Иван поглубже натянул шапку. Он на ходу высчитывал, что можно съесть на деньги, находящиеся в его кошельке. Математика помогла отогнать из воображения зависший там было вид трупа.
   В результате расчетов мужчина прошел мимо пиццерии, а затем и мимо кофейни. Хотя названия у этих точек питания были привлекательные, все же соотношение цены и плотности обеда в них проигрывало столовке УВД. А чтобы встречаться с людьми бизнеса, надо иметь сытый вид.
  Антонян ел солянку, прицеливаясь к следующему блюду - гуляшу с картофельным пюре. Компот из неизвестных фруктов он предательски променял на стакан чая. Когда пищеварительная система Ивана поглотила еду и готовилась принять в себя кипяток с заваркой, милицейские барышни, которые до этого спокойно обедали за соседними столиками, вдруг вспорхнули и убежали.
  Опер удивился, а реплика столовской работницы, стоящей на раздаче, раскрыла тайну: "Совсем помешались на сериале!". Где-то в недрах кабинетов, видимо, имелся телевизор, куда женщины сбежались, как на конспиративную сходку, смотреть сериал. И представил Иван отчетливо, как Люба, дежурная по шестому этажу гостиницы, поглощенная вечерним показом фильма, сидит спиной к коридору и ничего не видит, кто приходит и что приносит.
  
  Яркую вывеску главного магазина фирмы Карельского Иван увидел издалека. Пока проходил по торговому залу, у него, как вполне нормального мужика, взыграла зависть: и этот инструмент ему нужен, и тот пригодился бы. Давно пора ремонт дома делать, да и у родителей дачу надо подновить. Ну что ж, со временем, может быть, купит. С большим временем.
  В конторе фирмы Антонян представился ее владельцу - Карельскому и, стараясь не обращать внимания на высокомерное и снисходительное выражение лица Игоря, принялся задавать ему вопросы.
  - Господин Карельский, вы знакомы с Вячеславом Соколовым?
  - Да, мы работали с ним вчера по проблеме сотрудничества наших фирм. Сегодня должны были снова встретиться, но он не пришел, - Игорь был вежлив, а представитель органов спокоен на сытый желудок.
  - Вы пытались выяснить, почему же он не явился?
  - Я звонил ему, но, видимо, не застал его в номере. Возможно, у Соколова есть еще дела в нашем городе.
  - Что вы имеете в виду? - Иван посмотрел в глаза Карельскому.
  - Ничего особенного. Если человек едет за тысячу километров,
  наверное, дел много накопилось.
  - Вы не заметили за ним чего-нибудь необычного?
  - Нормальный деловой мужик. Объясните лучше, что случилось?
  - Скажите, Игорь, когда вы видели Соколова последний раз?
  - Как я уже вам сказал, вчера во вторник днем мы с ним работали, а вечером отмечали у нас дома годовщину свадьбы.
  - Скажите поточнее, когда вы расстались?
  - Часов в одиннадцать вечера. Я проводил своих гостей на такси, а Соколов пошел в гостиницу.
  - Кто еще был у вас вчера вечером?
  Карельский перечислил своих гостей.
  - Дело в том, Игорь, что сегодня утром Вячеслав Соколов был
  найден мертвым в своем номере.
  
  "Бред какой-то", - думал Игорь за рулем своего джипа по дороге с работы.
  Дома слова опера никак не шли из головы мужчины. Но после ужина, успокоившись в тепле и уюте, развернув свежую газету, он решил рассказать жене о происшествии.
  - Маша, расскажу тебе неприятную новость, а то никогда не успокоюсь. Помнишь, вчера у нас был Соколов из Москвы? Представь, сегодня утром нашли мужика мертвым в гостинице! В голове не укладывается! Уже начались неприятности с милицией. Вот не везет - так не везет. Мало нам проблем.
  - Странно, здоровый мужчина в расцвете лет, трудно поверить.
  - Может, у него на что-нибудь из нашей еды и питья была аллергия?
  - Ну, ты придумал. У него была аллергия на холод, помнишь? Вообще-то, Игорь, не будем шутить в такой ситуации.
  - Твоя Яночка не смогла его покорить, уж не отомстила ли она ему за это?
  - Игорь, да ты что? При чем тут Янка?! У нее таких соколовых без счета! Ты относишься к ней слишком предвзято, мой милый Шерлок Холмс.
  Зазвонил телефон, и Маша убежала брать трубку. Скоро она заглянула на кухню в меховой куртке с журналами мод в руках.
  - Игорек, мне звонила Лия. Она ждет меня, отнесу ей журналы, мы договорились...
  
  *****Прогулки по морозу
  
  Самолет благополучно перенес Евгению в город ее печали, где кто-то неожиданно и грубо лишил ее счастья. Пора отрываться от кресла, брать сумку, искать транспорт и ехать в гостиницу "Северная", а там решать, что делать дальше. Пассажиры шли мимо нее к выходу и вытекали плавным потоком на свежий ветер аэродромного простора.
  Женя начала застегивать пуговицы полушубка. Ее сосед по креслу, ничем не примечательный молодой человек в куртке на синтепоне, который в рейсе разгадывал сканворды, предупредительно вскочил и стал снимать вещи с полки.
  Полет длился два часа. За это время молодой человек предпринимал несколько попыток познакомиться с красивой сероглазой женщиной, чьи волосы белокурыми локонами спадали до плеч. Но она смотрела сквозь него, не видела и не слышала. "Странная, но красивая", - думал он и не прекращал опеку.
  - Как вас зовут? - спросил он ее напоследок еще разок.
  - Женя...Евгения, - вдруг ответила она.
  - Женечка, очень приятно. Я - Николай. А что вы делаете сегодня вечером? - срочно выдал он новую фразу, пока девушка воспринимала его.
  - Вечером? Наверное, до самого вечера просижу в милиции.
  - Вот здорово! - нелепо обрадовался Николай.
  Женя посмотрела на него с удивлением, словно размышляя: "Меня за ненормальную принял, а сам-то?"
  - А в какой милиции-то? В каком отделении?
  - Их много? - Женя, конечно же, не знала. Она и не подумала, что в полумиллионном областном городе бывает много отделений милиции.
  Салон самолета практически опустел, пора выходить. Бортпроводница терпеливо ждала у выхода.
  - Женя, вам лучше надеть шапку: на улице минус двадцать девять градусов, - поторопил Николай.
  - Ой, я без шапки. Забыла. У нас в Москве тепло, - Женя вспомнила, как провожала мужа и требовала, чтобы он оделся потеплее и взял головной убор. А сама-то?
  - Хм. Хорошо еще, что не в туфлях на босу ногу, - пошутил молодой человек. - Жаль, моя кепка вас тоже не согреет.
  - Да пустяки это. Я всю зиму хожу без головного убора.
  - Вы же не болеть сюда прилетели. Надо что-нибудь придумать. Бортпроводники на Западе даже роды принимают в самолетах, а у наших неужели шапчонки не найдется? Подождите-ка...
  Он подошел к бортпроводнице и что-то ей проговорил, улыбаясь и кивая в сторону своей спутницы. Жене стало неловко: "Цирк устроили". Она перекинула сумку через плечо и быстро пошла к выходу, намереваясь проскочить мимо беседующей пары.
  - Подожди! - вырвалось у Николая обращение на "ты". - Есть для тебя головной убор.
  Пеструю вязаную шапочку из мягкой шерсти принесла бортпроводница и с улыбкой протянула Жене: "Она чистая, неношеная. Нам вручили норвежцы из города-побратима. Носите на здоровье!" Повеселевшая Женя с благодарностями надела уютную шапочку, но тут же ойкнула.
  - Мне нельзя такую веселую... Мне лучше черную. В вашем городе мой муж умер, а я развеселилась, - и женщина попыталась снять шапочку.
  Бортпроводница осторожным движением остановила ее: "Я вам искренне соболезную. Но думаю, что ваш муж ни за что не хотел бы, чтобы вы замерзли. Сделайте ему приятное".
  - А вы, молодой человек, помогите девушке сориентироваться в незнакомом городе, - обратилась она к Николаю, который уже спускался по трапу следом за новой знакомой.
  Как абориген, мужчина оказался ценным провожатым. Женя, не теряя ни минуты на поиски, доехала с ним на автобусе-экспрессе до гостиницы "Северная". Но дежурный администратор заупрямился и отказался ее поселить. Бойкий Николай снова попросил Женю: "Подожди-ка". Он что-то горячо внушал администратору, но уже не улыбался. Наконец, работник гостиницы сдался:
  - Простите, я не знал, что Соколов - ваш муж. Конечно, мы вас поселим. Пожалуйста, ваш номер пятьсот шестьдесят шесть. Это пятый этаж, кстати, прямо под комнатой, где проживал ваш Соколов. Обращайтесь, если потребуется помощь. Только умоляю вас, не умирайте. У нас и так много неприятностей.
  - Спасибо, - Женя не ожидала, что дело так быстро уладится
  - Нельзя ли мне посмотреть номер мужа? Там остались, наверное, его вещи, - наивно спросила она.
  - Что вы. Номер опечатан милицией. На шестой этаж нам вообще запрещено кого-либо пускать.
  Николай помог Жене занести вещи в комнату, где она несколько минут слонялась по углам, впитывая обстановку номера-близнеца ее Вячеслава. Женщина расслаблялась на глазах. "Начнет плакать - я с ума сойду", - Николай понял, что пора напомнить о проблемах.
  - Женя, ты забыла, что обещала со мной вечер провести?
  Женщина оглянулась на него с недоумением.
  - В милиции! Пошли скорее, пока не закончился рабочий день. Я понял, какой отдел тебе нужен. Не удивляйся, я работаю там же. Был в командировке в Москве, теперь мне необходимо сдать документы.
  Быстрым шагом молодые люди шли по улице. Женя держалась за Николая, чтобы не поскользнуться. А Колька смотрел по сторонам: ну хоть кто-нибудь попался бы знакомый, чтобы оценил, какая у него сегодня девушка.
  
  Антонян одиноко сидел в полутемном кабинете. Его коллег рассеяли по городу дела. Металлическая настольная лампа излучала тепло. Окно, замерзшее между рамами, не пропускало иссиня-черную темноту раннего зимнего вечера. В ярком освещенном круге стола Иван читал заключение, составленное по результатам обследования ноутбука Соколова: "Так...деловая рядовая информация, развлекаловка, немного собственного творчества, несколько фотографий, в том числе фото Евгении Соколовой, его жены, - вот и все. В деловой части имеется описание фирмы Карельского и фирмы конкурентов, прайс-листы на продукцию и тому подобное".
  Он еще раз пробежал глазами список - оставалось поверить коллегам на слово. Сам Антонян не силен в компьютерах, так сказать, родом из бескомпьютерного поколения. Но если нужда заставит, он научится за два дня, словно студент из старого анекдота, который учил китайский язык перед экзаменом. Так оправдывал себя Иван, как утешаются курильщики, когда десятилетиями курят, но уверены, что бросят, если захотят.
  Скрипучая дверь отворилась, и в полумрак кабинета зашла посетительница.
  - Ой, как дверь у вас скрипит. Извините, можно?
  - Проходите. Действительно, скрипит. Мужиков много, а смазать некому, - почему-то смутился Иван.
  Он всмотрелся, кто же нарушил его уединение? К столу, за которым он работал, подошла высокая молодая женщина. На ней был полушубок и легкомысленная вязаная шапочка, из-под которой вольно спадали светлые вьющиеся волосы. Джинсы и модельные сапожки вызвали у Ивана сочувствие до озноба: холодновато в них по нынешней погоде. Правда, если девушку возят на авто, - другой расклад. Своих двух дочерей Ивану приходилось регулярно, но часто безрезультатно, прорабатывать, чтобы теплее одевались.
  - Здравствуйте, я - Евгения Соколова.
  "Ба, жена Вячеслава прикатила. Молодец, быстро решения принимает", - обрадовался Антонян и поймал себя на том, что, считая обед, это был всего лишь второй повод за день для положительных эмоций.
  - Очень хорошо; с приездом, Евгения. Примите мои соболезнования. Я понимаю, что вам тяжело, тем не менее, мы с вами должны побеседовать по насущным вопросам, - Иван, казалось, был полон сил.
  В лице его не сдавался ни один мускул под атакой изможденного желудка, давно переварившего обед. Хозяин организма набегался сегодня по морозцу и много энергии потерял в офисе Карельского. Несмотря на это, Антонян принялся дотошно расспрашивать гостью о Соколове и его привычках, о бизнесе и проблемах, о врагах и о ней самой.
  После сорокаминутной беседы Иван в изнеможении развалился на стуле и не удержался от менторской интонации:
  - Я все-таки не понимаю, как можно жить с человеком и так мало о нем знать?
  Жене было пронзительно совестно, что поделаешь? Несколько раз она начинала беззвучно плакать от мучений, которые доставлял ей этот разговор со странным милиционером - блондином с кавказской фамилией.
  - Вы думаете, что ваша жена знает про вас больше? - этим вопросом, который вырвался от беззащитности, женщина неожиданно низвергла своего мучителя надолго с позиции превосходства в ад сомнений.
  
  Ночью в гостинице Евгении никак не засыпалось. Сыграло свою роль совершенно безжалостное мероприятие - опознание трупа. Она порыдала сиротливо в густой темноте номера. А потом, слушая жизнь за пределами гостиничной комнатки - разговоры, смех, музыку - остро почувствовала свое одиночество.
  Помещение, в котором она находилась, представилось ей клеткой или саркофагом, где ее похоронили заживо. Женщина побоялась включить радио или телевизор. Эти бездушные болтливые предметы, казалось, еще более усилят изолированность Жени от счастливого внешнего мира. Но плакать она перестала, хотя не могла понять, как теперь жить дальше.
   Номер в гостинице находился на пятом этаже, как Женя вспомнила, прямо под комнатой мужа. Дежурный администратор утверждал, что на шестом этаже временно никого не размещают. Комната Вячеслава была опечатана, а его вещи Антонян обещал отдать позже. Каково же было удивление женщины, когда вдруг теперь, среди ночи, она услышала, что наверху кто-то ходит. Старый паркет отчетливо скрипел в ночи, благодаря слабой звукоизоляции перекрытий.
  Женя мобилизовала слух: "Очень интересно..." Она машинально раздвинула шторы и обнаружила за окном не только морозную звездную ночь, но и балкон, а на балконе пожарную лестницу, идущую через этажи.
  Хандра мгновенно слетела, а руки автоматически быстро натягивали полушубок, шапочку и варежки. Отвергнув сапоги на высоком каблуке в пользу тапочек, женщина выскользнула на балкон, где за зиму накопился сугроб снега. Рискуя потерять тапочки, Женя по колено в снегу пробралась до пожарной лестницы и без сложностей поднялась по ней вверх.
  Люк верхнего балкона оказался открыт. Не жалея свою одежду, она протиснулась на балкон шестого этажа. Часть окна бывшего номера Вячеслава не была закрыта шторой, поэтому передвигающийся по комнате лучик фонарика был виден отчетливо. Это напоминало тайный обыск.
  Ноги совсем заледенели, когда, наконец, она увидела, как в комнату из коридора в открытую дверь вторгся поток света. Луч фонарика больше не появлялся, видимо, как понадеялась Женя, таинственный некто вышел из номера.
  Не очень понимая, что делает, она навалилась телом на балконную дверь. Наверное, шпингалеты были сломаны или не закрыты, так как дверь неожиданно легко поддалась, и женщина проникла в запретную комнату.
  Ее рука непроизвольно искала выключатель, чтобы при свете утолить свое любопытство. Но, когда пальцы уже готовы были включить свет, кто-то предупреждающе сжал их. От ужаса Женя вскрикнула, но получилось очень тихо, так как ее рот закрыла чужая рука. Пленница начала ерзать, пытаясь вырваться. Еще немного и незнакомец получил бы ногой, куда следует, но он заговорил.
  - Не пугайтесь так, Женечка. Вы знаете меня. Помните, утром нас познакомил Гений Иванович?
  Мужчина посветил на свое лицо фонариком.
  - Озеров Петр. Ваш друг, если вы не возражаете.
  - Почему вы здесь?
  - А вы? Я по той же причине. Мне понравился ваш метод посещения этой комнаты, поэтому мы уходим вашим маршрутом. Здесь смотреть уже нечего. Не волнуйтесь, я вам все расскажу.
  Они благополучно проделали обратный путь; только Озеров на своих руках переместил соучастницу с лестницы в комнату, чтобы она снова не угодила замерзшими ногами в сугроб. Он плотно закрыл балконные двери и, сняв заснеженные ботинки, от которых начинали зарождаться лужицы, в носках прошел в номер.
  Наблюдая, как сидящая в кресле Женя снимает холодные влажные тапочки, носки и пытается согреть ладонями ступни в отсыревших колготках, Петр развернул кресло к батарее и помог ей удобнее устроить ноги на горячей поверхности.
  - Я бы что-нибудь выпил, - сказал Озеров, заглянув без спроса в пустой холодильник, и разочарованно добавил. - Хотя бы чаю.
  - А я бы - что-нибудь покрепче, - подала голос Женя.
  - Запросто. Желание женщины - закон, - Петр достал из внутреннего кармана пиджака плоскую металлическую фляжку.
  Женя удивленно улыбнулась: "Спирт?"
  - Почему спирт? Компот, - пошутил Озеров.
  Она недоверчиво открыла крышку и выпила пару глотков. Оказалось, коньяк.
  - Ну что? Точно компот? Я прав?
  - Нет, обманули. На самом деле кока-кола, - подыграла женщина.
  Она встала со своего теплого места, не обращая внимания на протесты Петра, и нашла в сумке маленький кипятильник. Пока кипела вода в кружке, достала печенье и чайные пакетики.
  Мужчина, обжигаясь, сосредоточенно принялся за чай. Женя почувствовала, что ночное приключение отняло много сил, и глаза у нее закрываются.
  Озеров хрустел печеньем, когда она, не раздеваясь, тихо легла на кровать, накинула на себя покрывало, свернулась калачиком и заснула, словно загипнотизированная спокойствием и уверенностью Петра, пьющего чай.
  
  *****Версия без мотивов
  
  Женя Соколова поздним утром одиноко спускалась по гостиничной лестнице на первый этаж. До этого, проснувшись, она заправила постель и убрала с себя макияж с подтеками от соленых слез.
  Сегодня она решила не использовать косметику, поскольку слишком хорошо помнила случай из школьного детства, когда погиб ее одноклассник, а его мать пришла на следующий день по скорбным делам в школу тщательно накрашенная. Это заметили и бескомпромиссно осудили и дети, и взрослые. В лицо женщине никто ничего не сказал, но за ее спиной разговоры продолжались долго.
  В вестибюле Евгения увидела дежурного администратора, который вчера оформлял ее в гостиницу. Он разговаривал с респектабельным гражданином, а тот нетерпеливо дергал ручку двери, ведущую в пункт обмена валюты. Еще несколько человек ждали, когда откроется обменник. Ощущались беспокойство и нервозность обстановки.
  - Извините, - Женя подошла к администратору. - Подскажите, пожалуйста, где можно поесть?
  Он равнодушно посмотрел на нее, так как был поглощен новыми заботами, и показал на вывеску "Ресторан". Женя сделала всего пару шагов в указанном направлении, когда к пункту обмена подошел Антонян, которого она узнала, не оборачиваясь, по голосу.
  - Будем ломать двери. Оформите, как положено, с понятыми. Мы уже никогда не дождемся эту женщину.
  Женя остановилась у входа в ресторан и наблюдала суету возле обменника. Рядом с ней стоял швейцар, он вздыхал и сердито ворчал себе под нос: "Милиция, понимаешь. Вчера нас всех таскал, как свидетелей, а небось, эту даму позабыл. Вот теперь и спроси у нее, у мертвой-то, кого она, сердешная, из своего окошка видела, что ее за это жизни лишили?".
  - Здравствуйте, Женя, - бесшумно сзади подошел Озеров. - Явно что-то случилось. Жаль, далеко стоим.
  - Они обсуждают пропажу женщины из обменного пункта. Ее нигде нет, а должна давно быть на работе.
  - Вы читаете по губам? - Петр удивился.
  - Нет, что вы. Просто я раньше встаю, - усмехнулась Женя. - Еще Антонян, это блондин, сказал, что свалял дурака и не допросил по делу Соколова женщину-работницу пункта, а сегодня утром ее нашли мертвой.
  - Спасибо, Женечка; нам пока хватит информации; не будем привлекать к себе внимание. Вы еще не завтракали? Составьте, пожалуйста, компанию.
  - Но вы мне вчера ничего не рассказали. Это не честно.
  - Я помню свое обещание. Спасибо за ночной чай. Вы так быстро заснули, что я не успел спеть колыбельную.
  
  Они с удовольствием прошлись по улице до примеченного Петром кафе. В погоде ощущались перемены. Мороз отступил, и с неба валил снег. На входе пред ними предстали двое плечистых охранников в строгих черных костюмах, вполне доброжелательных и вежливо-улыбчивых. Охранники направили героев вниз по лестнице: там располагался гардероб. Стряхнув одежду от снега, они сдали ее и привели себя в порядок. А затем поднялись в основной зал и выбрали столик.
  Зал был почти пуст: какая-то однополая компания тусовалась за столиком у стенки, да еще молодая пара интимно завтракала, отгороженная незримой стеной от всех прочих третьих лишних.
  - Вы заметили, Женечка, как называется кафе? - спросил Петр, помогая спутнице устроиться на стуле.
  - "Роза ветров". Оно вам не понравилось?
  - Наоборот, я в восторге.
  - Вам бы все ерничать, - отреагировала Женя устало. - Напомните лучше, что оно означает.
  - Романтичное название. Какая вам разница? Роза и роза... Нужны ли подробности? А впрочем... если истина дороже: это банальный график, на котором можно узнать, сколько дней в течение месяца дули ветры определенных направлений. Скучно?
  - Да ну вас. Вовсе не скучно, а очень даже интересно. Кстати, что мы будем заказывать?
  - Вы предпочитаете легкий или плотный завтрак?
  - Я привыкла к легкому. А вы?
  - Мне бы что-нибудь покапитальнее, - вздохнул Петр.
  В итоге, Озеров заказал для Жени творог и латте, а себе проверенное блюдо - палтус, тушеный с картофелем. Пить он намеревался, как и ночью, чай.
  Малолюдность кафе позволяла спокойно завтракать и приводить мысли в порядок. Дизайн помещения не раздражал глаз. В интерьере присутствовала уютная бордовая составляющая. На ее ненавязчивом фоне сияли по стенам настоящие инструменты: саксофон, гитара, банджо, аккордеон и скрипка. Рядами висели фотографии джазменов при исполнении. То, что были они черно-белыми, также подчеркивало подлинность и стильность сего заведения. Три ряда столиков обрывались на большом расстоянии от сцены, оставляя изрядное пространство для танцев.
  - Женечка, вы выглядите сегодня немного устало. Вот, что значит гулять в тапочках по балконам.
  - Петр, не вы ли со мной разгуливали этой ночью? - отшутилась Женя, но продолжала серьезно. - Сегодня я последний день в этом городе. Завтра повезу Соколова в Москву; там встретят родственники.
  - Я помогу вам здесь, а в Москве Гений Иванович все устроит, как надо.
  - Пожалуй, мне ваша помощь не потребуется. Лучше найдите поскорее, кто виноват в смерти Вячеслава.
  - Женя, вам самим не справится.
  - У меня есть добровольные помощники из милиции. Обещали все сделать в лучшем виде.
  - Сдаюсь. Вы меня обезоружили; но если что...
  - Хорошо. Если что - про вас не забуду. А теперь не увиливайте и скажите откровенно: Славу убили?
  - Это вам сказал Антонян?
  - Нет. Он больше спрашивал. Но я узнала, что Соколов отравился метанолом, а сам Вячеслав не стал бы этого делать никогда. Он пил редко и был в выпивке разборчив.
  - Разборчив, говорите? Вообще-то, это питье для неразборчивых. Вы правы. Метанол, древесный спирт, - дьявольская огненная вода, которая маскируется под своего братишку - этанол. Люди, жаждущие этилового спирта, легко поддаются соблазну и обращаются в наивных и беспечных жертв. Всегда кажется, что несчастья происходят с другими, потому что они лохи, а ты сам - удачливый бойскаут. У таких героев моментально растворяются внутренности и слепнут глаза. От хорошей дозы, принятой на грудь, не живут.
  Озерову вспомнился случай, когда он остановил грузовик в качестве попутки. Они с водителем мирно болтали в кабине, а в это время пассажиры в кузове ухитрились открыть запечатанную емкость вроде бы как с этиловым спиртом. В пункте назначения с машины сняли пять трупов с диагнозом: отравление метанолом.
  - Скорее всего, Женя, ему помогли. Я разузнал из неформальных источников, что на бутылке были свежие чужие пальчики. Кто-то, видимо, слил водку и налил метанол. Возможно, что этого кого-то видела женщина из валютного пункта. Мало того, она знала этого человека, и он понял, что она его видела. Но конечно, я там не стоял и свечку не держал, - Озеров вздохнул. - Это догадки, версии. Мотивы действий пока не понятны.
  - Гостиница словно создана для убийств, - мрачно сказала Женя.
  - На этажах часто безлюдно, есть запасной ход; поэтому, наверное, можно было пройти незаметно и не попасться никому на глаза?
  - Да, мне тоже так показалось. Отличные условия для приведений и убийц... Но что вы узнали в комнате Вячеслава?
  - Практически ничего. Милиция изъяла бумаги. Но еще раньше я выяснил, что ваш муж успел пообщаться только с фирмой Карельского. Среди них, думаю, надо поработать.
  - Мне обещали отдать сегодня вещи Славы. Антонян сказал, что они все проверили и не нашли ничего интересного.
  - Женя, я прошу вас, когда приедете домой, просмотрите тщательно деловые бумаги вашего мужа, дневники и тому подобное. Скажем, архив Соколова. Вдруг всплывет кто-то из здешнего круга?
  - Но я не знаю здешнего круга.
  - С удовольствием вас с ним познакомлю, - Петр достал из кармана пачку фотографий и открыл свою записную книжку.
  - Удивительно, когда вы все успели? - Женя увидела на страничке надпись печатными буквами: СОКОЛОВ.
  - Я отобрал тех, с кем ваш муж был накануне смерти у Карельского в гостях. Трое мужчин и три женщины. Итак, запоминайте.
  Озеров стал по одной передавать ей фотографии, и пока Женя рассматривала, называть имена участников событий, записывая их по вертикали так, что они пересекали слово "СОКОЛОВ". Таким образом, вписались Ширяев, Смольников, Карельский и Павлина. Яну он записал, как Кармен, а Марию, как хозяйку. Оставалась не задействованной еще одна буква "О".
  - Кстати, Игорь Карельский живет рядом с гостиницей.
  - Вы думаете, что...
  - Все может быть. Будем искать преступления; может, получится стройная версия. Фото остальных работников фирмы в другом пакете, - Петр написал через свободную букву "О" слово "прочие" и вырвал листок из блокнота.
  - Если я найду что-нибудь подозрительное, кому и куда сообщить?
  - Даю вам свой телефон, - он записал его на обратной стороне листка и вручил Жене.
  - Петр, хотите, угадаю, что вы сейчас будете делать? Вы поедете по адресу погибшей женщины.
  - Так сразу и поеду? Сначала надо его узнать. А вас, Женя, очень прошу, не занимайтесь больше самодеятельностью. Я вам поручил ответственное дело с архивом Соколова. Не отклоняйтесь от намеченного плана. Еще не хватало, чтобы мы теперь везде с вами сталкивались лбами. Вы смелая, но, извините, неопытная женщина. Ведь когда вы ясной лунной ночью заглядывали в темноту комнаты с балкона, мне было лучше видно вас, чем вам меня.
  - Правда? Вот ужас-то. Наверное, я от страха плохо соображала.
  - Бывает, но больше не практикуйте такого. Пока расстанемся до вечера. Спасибо вам за приятную компанию. Сожалею, что оставляю вас в одиночестве. Ухожу первым. Удачи нам!
  
  Личное обаяние Петра помогло ему в банке узнать адрес погибшей женщины из валютного пункта при гостинице. Он воспользовался волнением среди персонала по поводу убийства, представившись агентом страховой компании. Милиция сюда еще, видимо, не добралась, и бдительность среди работников насчет посторонних лиц не обострилась.
  Здесь Озеров услышал некоторые подробности происшествия, каким-то образом просочившиеся к людям. Речь шла о том, что женщину задушили на пустыре, когда она утром отправлялась на работу. Интересным оказался адрес погибшей: она проживала в городке аэропорта, но Петр не сразу оценил такое географическое положение.
  Озеров поймал такси и уже через двадцать минут блуждал в районе аэропорта среди пятиэтажек. Петр убедился, что маршрут женщины был идеален для убийства и особенно убийства без свидетелей. Он проходил от автобусной остановки по пустырю, заросшему кустарником. Фонарей в таких местах не бывает. А пешеходы идут по узенькой тропинке, где невозможно свернуть в сторону из-за глубоких сугробов.
  Никаких признаков того, что сегодня рано утром здесь лежал труп, а позже толкалось немало народу, не сохранилось, потому что с утра обильно шел снег. "Погода на стороне преступника", - отметил мимоходом Петр.
  Кто же встретился на пути женщины, спешащей на работу? Допустим, чужой, незнакомый человек. Что ему надо было от нее, если о грабеже или извращениях в народной молве не упоминалось? Истории с маньяками обычно сложно утаить, очень скоро весь город узнает жуткие подробности. Среди населения начинается паника и нелестные высказывания в адрес милиции.
  Кроме того, допустить, что в таком компактном районе как авиагородок бродят холодной зимой по узким тропкам заснеженных пустырей чужие шальные люди, сложно. Наверняка, жители в основном знают друг друга в лицо.
  А если убийца знал свою жертву? Тогда можно предположить, что он совершил преднамеренное убийство. За что же он ее?
  "Значит, я допускаю, что жертва и убийца были знакомы", - подвел промежуточный итог Озеров.
  Так, думаем дальше. В большом областном городе, конечно, происходит много событий, но чтобы в одной гостинице появилось два трупа практически одновременно? Еще понятно, если бы речь шла о кражах, облавах на проституток и тому подобном. Но вещи у Соколова не пропали, даже ноутбук, который у него весьма навороченный. Получается, не нужны убийце вещи! Ему нужен был конкретный человек.
  На другой день убита работница валютного пункта, расположенного в вестибюле, которая весь день до позднего вечера сидела четко напротив входа в гостиницу. Ладно бы злоумышленник на валюту позарился - нет, ему опять нужен был конкретный человек.
  - Хм, - Озеров остановился, - конечно, выводы притянуты за уши, но пока сгодятся.
  Таким образом, кому-то потребовались друг за другом два конкретных человека. Интересно, они оказались востребованы одним и тем же лицом или разными людьми?
  Петр зашел в подъезд пятиэтажки, намереваясь пробежаться с опросом по жильцам. Вот она, опечатанная милицией, первая квартира на первом этаже. Озеров позвонил в дверь к ближайшим соседям.
  Надо сказать, что за последнее десятилетие чувство самосохранения у жителей многоэтажек обострилось - люди перестали пускать к себе посторонних. Озерову пришлось умасливать соседку, как в сказке лисичке петушка: "Выгляни в окошко - дам тебе горошку". Наконец, он показал ей в дверной глазок паспорт, и тогда был впущен в квартиру.
  Петр немного посидел в гостях. Пожилая женщина доверила гостю весьма скудные сведения. Ее сравнительно молодая соседка жила одна, рано уезжала на работу и поздно возвращалась. Никто к ней не приходил, видимо, она больше общалась со знакомыми в городе. Но визави Озерова призналась, что сама работает по сменам, поэтому не все видит и слышит.
  В целом, жизнь в городке аэропорта невеселая. Авиакомпания некоторое время работала хорошо, но теперь ее лихорадило от передела власти и имущества. Рейсов было мало - многие летчики и техники оказались без работы, поэтому искали спасения в городе.
  Озеров с тоской представил, как ему придется крутиться, чтобы попасть в каждую квартиру за такой скупой информацией. Но известно, лень - двигатель прогресса. Вот и Петр сообразил, что прежде чем уйти, можно спросить о жильцах остальных квартир, чтобы оценить потенциально, насколько они интересны. Ведь в таких домах все друг друга знают.
  Получился поразительный результат. Когда женщина охарактеризовала жильцов, отпала необходимость идти к тем, кто в это время на работе, учебе, в отъезде или вообще не понятно где, и осталась только одна одиозная, но все знающая личность.
  К ней Петр поднялся на второй этаж. Квартира находилась над опечатанным помещением и не имела ни звонка, ни глазка. Озерову пришлось блистать красноречием, пока ему не открыла расплывшаяся неповоротливая хозяйка. Она пригласила его в комнату.
  - Говоришь, что скажу про первую квартиру? А ничего хорошего. Вот я жалобу участковому написала, - она надела очки с толстыми стеклами и взяла со стола лист бумаги.
  Озеров просмотрел перечисление грехов погибшей: она пила, гуляла, мужиков водила, включала ночью музыку.
  - Когда это все было? - спросил он.
  - Да нынешней ночью и происходило. Я заснуть долго не могла. Сначала ее на иномарке подвезла какая-то женщина, а потом к ним мужик заявился. Крику было и смеху!
  - Безобразие, - Озеров поощрил сочувствием старушку за информацию. - А утром, кто и когда выходил из первой квартиры?
  - Кто выходил? Не видела. Заснула я от мучений и не усмотрела. Но вот еще знаю про...
  Хозяйка вдохновилась и намеревалась рассказать про аморальность остальных жителей подъезда, но Петр поблагодарил ее, пообещал передать, куда следует, и счастливо эвакуировался на улицу.
  Когда он пошел по пустырю на автобусную остановку, то краем глаза заметил, что к подъезду дома, только что покинутого им, подъехала машина, из которой вышел Антонян. "Опаздываешь, голубчик", - Озеров немного выигрывал у милиции во времени.
  На пустыре хорошо думалось. Он вспоминал, на чем остановился: "Кому-то потребовались друг за другом два конкретных человека". Что еще объединяло жертвы? И тут до Озерова дошло: метанол, выпитый Соколовым, и адрес женщины. Метанол до сих пор использовали в авиации, а дама проживала в авиагородке. Очень похоже на то, что она стала невольным свидетелем прихода в гостиницу своего знакомого, кто нес метанол.
  Если так, то мотив убийства женщины становился понятен. Но совершенно не уловим был мотив "песенки", спетой кем-то для Соколова. Как там сказала соседка? Жизнь у них пошла невеселая. В авиакомпании происходил передел власти и имущества. Пока начальники дрались, подчиненные тоже что-то делили? Возможно, выносили то, что плохо лежит? Раньше-то учет метанола был более строгий.
  "Наведаюсь-ка я в офис к авиаторам", - размечтался Озеров. Но пока он шел пешком, ситуация изменилась: перед зданием офиса уже останавливалась машина, из которой выходил все тот же Антонян. Петр недооценил конкурента. Визит в авиакомпанию пришлось отложить.
  
  *****Кошки-мышки
  
  Карельский проводил с персоналом своего офиса обычную четверговую планерку. Уже были накручены хвосты всем, кто заслужил и кто заслужит в ближайшее время, и намечены важнейшие задачи в работе. В конце совещания Игорь сообщил о смерти московского представителя Вячеслава Соколова и морально настроил людей на грядущие осложнения, связанные с интересом к фирме компетентных органов. Своих гостей, которые были вчера на домашней вечеринке, босс попросил задержаться.
   - Я так понимаю, осложнения начались, прежде всего, для нас, - констатировал менеджер Ширяев, который был сегодня в костюме при галстуке.
  - Сожалею, но так получилось, - ответил Игорь. - Юрий, ты сегодня сам на себя не похож; где твой любимый толстый свитер?
  - А он новую жизнь начал. Янка ему отлуп дала, ей не нравятся менеджеры в потрепанных свитерах, - веселился Смольников.
  Павлина, его жена, а в фирме - главный маркетолог, сидела бледная и грустная.
  - Игорь, у меня голова болит, отпусти домой отлежаться.
  - Что с тобой? - недовольно отреагировал Карельский. - Подожди. Сейчас подойдет человек из милиции. Он со мной договаривался.
  Но Павлина, не дожидаясь разрешения, встала и невозмутимо ушла. Юра Ширяев с укором посмотрел на Смольникова.
  - Вот твоя сущность. Надо мной смеешься, а сам до чего жену довел?
  Дмитрий пожал плечами.
  
  Дмитрий Смольников мог бы сказать про себя, что он лучший из директоров магазинов полумиллионного города. Когда он выслушивал амбициозные планы владельца крупной торговой сети Игоря Карельского, который пек идеи, как оладьи, Смольников знал, что именно ему придется воплощать самые нереальные проекты в реально невыносимых условиях.
  Это сизифово амплуа так приклеилось к нему, что он полюбил его, как уродливого детеныша, трудного, но своего. Только и всего, что под тяжестью своих забот, Дмитрий немного стоптался. Сантиметра так на два-три. Но никто этого не замечал, даже он сам. Ведь взрослые не часто измеряют свой рост.
  На фоне вечного ремонта и расширения магазина Смольников караулил объемы продаж, размеры прибыли и дрессировал неповоротливый персонал.
  Торговля продолжала оставаться одной из самых выгодных отраслей. В ней пристроилась и выжила огромная армия народу - беженцев из других лопнувших сфер деятельности. Но торговля требовала, тем не менее, все новых и новых работников, жертв на низкую зарплату, стоячую работу и этикет, по которому надо угождать покупателю.
  Вот с людьми Смольникову мороки было больше, чем с ремонтами. Скорее бы уж роботов приспособили, что ли. А то советских продавцов Игорь не разрешал брать, потому что они, по его мнению, не улыбались и исповедовали мораль, что покупатели - досадная помеха. Постсоветское же поколение молодежи, предлагающее себя Смольникову, было как розы в морозы - красивые свежие, улыбающиеся покупателям, с шипами честолюбия, но поработав за зарплатку, определенную Игорем, увядали и исчезали в поисках лучшей доли.
  Если директора остальных магазинов Карельского могли позволить себе хоть некоторую самостоятельность, то над душой Дмитрия стоял главный офис фирмы, который находился в том же здании, где и магазин. Шаг вправо, шаг влево - сами знаете что.
  А где-то оставались моря и океаны, не ограниченные четырьмя стенами, и морской воздух, не опороченный дыханием большого города. Именно они были родной средой для бывшего помощника капитана.
  Иногда Смольников не понимал, как он позволил уговорить себя сменить морское поприще на такую чуждую ему карьеру. А вписался он в нее по воле Павлины. Жена уговорила его уйти "с морей" и пристроила принудительно, как раньше пристраивали алкоголиков в ЛТП, в фирму, где работала сама. Игорь Карельский проникся сочувствием к женщине, когда она красочно рассказала, как надоело ей, что муж, выходя из дома за хлебом, может вернуться через несколько месяцев.
  Н-да, было дело... Тогда Дмитрий ходил в моря на сухогрузе и отбывал дома почти полугодовой отпуск. Однажды он просто вышел из квартиры в магазин за покупками. Он прекрасно знал, что ему надо купить, но встретил знакомого капитана, и про все позабыл.
  По мнению Смольникова, капитан был не просто расстроен, а угнетен и близок к панике. Выяснилось, что у него на руках два авиабилета на рейс в Испанию. При этом регистрация на самолет заканчивалась через тридцать минут, а двадцать из них надо было добираться на такси до аэропорта. В Испании, на Канарских островах, ждала зафрахтованная яхта со срочным контрактом и внезапно открывшейся вакансией штурмана.
  Дмитрий отозвался молниеносно, не выясняя, что случилось со штурманом, и почему он жестоко кинул капитана, - как не выручить собрата? Капитан был спасен, потому что Смольников подошел по всем параметрам, не взирая на авоську, ведь у него в кармане оказался паспорт моряка. Так за ним и закрепился имидж человека, который может пойти в магазин, а попасть на Канары.
  Но как же злили его все, что догадывались, как Смольников не прочь был бы еще раз так сходить за хлебом...
  
  Мужчины было притихли в безрадостном ожидании, но, как торнадо в прериях, влетела в помещение шикарная белая шуба, а в ней энергичная Яна.
  - Привет, мальчики! Что скисли? Игорь, передай Марии краску для волос, я обещала. О, Юрик! Ты не отразим! Всем-всем-всем! Завтра приглашаю вас на мой день варенья в ресторан "Грумант" в качестве ведущих акушеров. Я буду рождаться!
  Подарив мужчинам, прежде всего Ширяеву, улыбку и приток позитива в настроение, она собралась так же молниеносно уйти, но вдруг в дверях ей преградил путь Иван Антонян в милицейской форме.
  - Прошу прощения. Задержитесь, пожалуйста!
  Но это не смутило молодую женщину. Напустив на себя бездну обаяния, она обворожительно улыбнулась.
  - Всегда с удовольствием, но не сейчас. Пригласите меня на допрос. Это так приятно возбуждает, - Яна томно выставила из-под шубы обнаженное плечо.
  Она легко выиграла раунд борьбы с Антоняном и беспрепятственно ушла.
  - Мужчин тоже? - спросил голубоглазый Иван.
  - Я думаю, раз уж встретились, мы выслушаем ваши вопросы. - Игорь пригласил Антоняна к рабочему столу.
  Иван явился в мир бизнеса в служебной форме, хотя в остальных случаях предпочитал обычную гражданскую одежду. Бойкий и продвинутый народ в офисах нередко ставил в неловкое положение спокойного невысокого Ивана своими вопросами и комментариями. Поэтому Антонян натягивал на себя форму как бронежилет от словесных провокаций.
  - Вы уже знаете о смерти вашего коллеги из Москвы. Так получилось, что, возможно, вы последними видели его в живых. Моя задача - восстановить ход событий того вечера. Расскажите, что было накануне смерти Соколова. Но я хотел бы, как вы понимаете, выслушать вас по одному. У нас есть такая возможность? - обратился Иван к хозяину фирмы.
  Тот жестом подозвал Дмитрия Смольникова, и они вышли. Менеджер Ширяев остался для беседы.
  - Юрий Ширяев, расскажите, что вы делали у Карельского вечером накануне смерти Соколова?
  - Иван, ты совсем забурел. Мы с тобой одноклассники. С каких пор на "Вы"?
  - Юрка, не отлынивай! Возможно, ты влип в историю.
  - Ну, хорошо. Это было во вторник. Вечеринка, как обычно. Мы пришли без подарков, а оказалась годовщина свадьбы Игоря и Маши. Пока не пил, все помню. Ничего особенного не происходило. А потом я нечаянно напился; очнулся дома на кровати по звонку будильника. Вот и вся история.
  - Что делал Соколов?
  -Танцевал с Яной, - Юрий слегка замялся.
  - А ты?
  - Что я? Сидел, смотрел.
  - От такого сидения и напился до потери памяти? Весь город, наверное, знает, что ты непьющий, - Антонян посмотрел с недоверием на своего бывшего однокашника...
  
  Вот так всегда в Юрке Ширяеве таился буриданов осел: расслабляться как-то надо, но пить нельзя, так как ясная голова нужна постоянно. В юности он, как и многие его ровесники, пережил пивной разгул и постепенно успокоился. Во взрослом состоянии он попробовал различные крепкие напитки, так как доходы таковую дегустацию позволяли. При этом Ширяев пытался угодить всем заинтересованным сторонам: приятелям, которые обижались на его отказ выпить, и собственному разуму, который требовал четкости и трезвости в работе.
  Такая шаткая дипломатия утомила его, поэтому она уступила место постоянному кредо: "Отвалите, я не пью!" Окружающие "отвалили" и со временем привыкли, высказывая ему порой свое понимание и уважение за мужскую твердость. Но методов релаксации, дешевых и сердитых как выпивка, не осталось. Остальные способы расслабления и отдыха казались Юрию пока слишком затратными по времени.
  На самом деле, Ширяев больше походил на коня-тяжеловоза или паровоз времен войны, в который все стреляют, а он едет вопреки трудностям. Игорь Карельский обожал Юрку, как своего родного, доморощенного трудоголика с отличным вестибулярным аппаратом. Вращает его карусель переговоров, командировок, выставок, стажировок, поставщиков с посредниками, а он со всем справляется и не укачивается.
  Если дела того требовали, Игорь мог запросто поднять Ширяева с постели даже ночью. Но зато на отдых и развлечения Карельский всегда Юрку первого звал с собой: в Хибины и Альпы на лыжи или на Красное море с аквалангом. Звал, но не брал никогда, поскольку оставлял своим заместителем.
  Ширяев жил с родителями в обычном спальном микрорайоне города. Существовать с ними на одной жилплощади становилось труднее с каждым годом, потому что они нервничали, что сын никак не женился.
   "Женись, женись, пора уже" - эта фраза рефреном слышалась Юрию даже в музыкальных композициях радио, которое он слушал в машине. Но девчонки на него не кидались, да и денег у него поначалу на женщин не было.
   Наконец, он приобрел более или менее доходную работу, преуспел в карьере, покупке стильной машины и одежды. Теперь деньги были, но технологии общения с дамским полом не выработалось, и не стало времени на ее поиск.
  Поэтому, если бы Юрия спросили, какой идеал он ищет, то, скорее всего, он перечислил бы стандартный набор штампов, впитанный с обложек глянцевых журналов и голливудских фильмов. То, что он мог бы стать счастливым со скромной, неброской внешности, доброй девушкой, и его дети уже могли по возрасту быть школьниками, ему в голову не приходило.
  Зато бывшие одноклассники по обычной средней школе Ширяева очень уважали: он выбился в люди, о чем все мечтали, но мало у кого сбылось. Детство этого поколения совпало с экспансией видео, откуда они научились драться ногами и заниматься сексом с девчонками, не спрашивая имени.
  Те, кому красивой жизни хотелось сразу, вскоре сели по тюрьмам и колониям за кражи. Положительные мальчики, не шпана, пытались утверждаться правомочно за счет своих рук и головы, по-честному, например, в сфере модного авторемонта.
  Здесь многие из ребят столкнулись с тем, чему их не учили в школе: прилипанием нахлебников-бандитов, поджогами, попаданием в долговую зависимость и втягиванием в наркодилерство, чтобы долги вернуть. Так действительность выравнивала "путевых" с "непутевыми"...
  
  - Юрий, тебя твой шеф Карельский напоил? - спросил Иван с удивлением.
  - Нет, конечно.
  - Ты выходил во время вечеринки из квартиры?
  - Да. А где бы я мог напиться?
  - Интересное дело. Значит, ты пил в другой компании? Надеюсь, она подтвердит это?
  - Не знаю. Ничего не помню, Иван. Что-то такая злость на меня накатила. Вскипел, убежал ото всех, напился как пацан. Казалось, убил бы этого Соколова, горло ему зубами перегрыз бы.
  Юрий поймал на себе внимательный взгляд Антоняна и осекся.
  -Я так понимаю, что тех, с кем пил на морозе, ты не помнишь. Значит, свидетелей нет, - хладнокровно отметил Иван. - А кто еще, кроме тебя, выходил из квартиры?
  -Яна выходила. Про остальных не помню. Отстань, Ванька, тошно мне. Мучай Смольникова. Он всегда веселый, - Юрий устало поднялся и вышел.
  Вслед за ним к Антоняну заглянул, как школьник к завучу, неунывающий директор магазина Дмитрий Смольников: "Моя очередь?"
  Он уселся комфортно по-хозяйски.
  - Как гуляли во вторник, спрашиваете? Душевно и культурно. Жена у Карельского готовит хорошо. Какое-то вкусное блюдо из баранины для нас приготовила...не вспомню название... Танцевали до упаду. Песни пели...Репертуарчик перечислить?
  - Благодарю, не надо. Лучше скажите, почему Юрий напился?
  - О, это драматичная история. Он извелся из-за Яны. Вы ее только что видели. Изведет кого угодно; вы почувствовали? Она весь вечер игнорировала нашего Юрика и вешалась на шею Соколову. Зря, между прочим, он откровенно пренебрег ею. А Ширяеву давно жениться пора. Это каждая собака знает. Вот вы, гражданин начальник, женаты?
  - Женат, - спокойно ответил Иван.
  - И я женат. А что толку? Ваша жена вам хоть раз за это спасибо сказала? - Смольников жаждал ответа.
   Но Антонян отделался улыбкой.
  - Почему вы не остановили Ширяева? Он же обычно практически не пьет.
  - Остановишь таких. Убежал куда-то красный весь, а пришел такой, что еле узнали.
  - Кто еще выходил из квартиры, кроме Ширяева?
  - Яночка, Игорь и хм... моя Павлинка.
  - Ваша жена выходила? Кстати, почему ее нет на работе?
  - Голова заболела у женщины. У них всегда голова болит в ответственный момент, - посетовал Дмитрий.
  - Вы знаете, куда она выходила?
  - О, что вы, уважаемый, если каждый раз жену пытать, куда она выходила, то сам себе создашь невыносимую жизнь. У нас ведь свободное общество?
  - То есть она вам не отчитывалась? - сказал Антонян, утаив иронию. - Тогда вернемся к ссоре Ширяева и Соколова. Значит, не поделили мужчины красавицу? Они открыто ссорились?
  - Заметно было невооруженным глазом. Да еще Игорь добавил, - сказал Смольников и замолчал.
  - Что добавил?
  - Знаете, уважаемый, я и так долго здесь сижу.
  - Бывает, дольше люди сидят. К тому же в менее комфортных условиях, - вынужденно намекнул Антонян.
  - Эх, не по адресу намеки, - вздохнул Дмитрий.
  - А вы сами выходили куда-нибудь из квартиры Карельского?
  - Я честно при свидетелях пел песни и никуда не выходил.
  - Хорошо, зовите Карельского, - согласился Иван.
  Игорь появился в кабинете вместе с Марией. Она заехала к мужу в разгар рабочего дня по делам. Он помог жене снять дубленку.
   - Как погодка на улице?
  - Потепление идет, поэтому ветрено и снежно.
  - Надеюсь, Машенька, ты не замерзла, - Игорь взял ее руку и поднес к губам...
  
  Кому из них с кем повезло, Игорю с Машей или наоборот, рассуждать неблагодарное дело. Если супруги уживаются вместе, значит, им повезло взаимно. Поскольку идеальных людей не бывает, что все любят повторять, то каждый, выигрывая, что-то проигрывает. Тогда они и соединяются, как две стороны застежки-"молнии" одним бегунком.
  Игорю определенно нравились невысокие представительницы прекрасного пола. Он был из тех мужчин, которые любят большие машины и маленьких женщин. Две предыдущие его жены были схожей миниатюрной комплекции. Они в сумме родили ему четырех детей.
  С женами он бурно сходился и расставался резко, без сожалений, по крайней мере, внешних. Так же он расставался с теми, кто уходил от него по работе. Уходящие отсоединялись, как правило, с обидой, что давало им негативную энергию, которая их спасала. Уязвленные жены и партнеры развивали интенсивную деятельность, чтобы утвердиться без Игоря. "Вот он увидит, кого потерял", - этот обидный девиз давал мощный позитивный заряд.
  Игорь не видел, кого потерял, он бежал вперед в своей жизни, открывая новые объекты своей фирмы сначала в разных районах своего города, а потом в других городах и даже соседних областях. И в семейной жизни он двигался количественно дальше, оглядываясь только на своих детей и помогая им.
  В бизнесе он проявлял честолюбие, предприимчивость, отлично адаптировался к изменяющимся условиям. Ему повезло с деловой интуицией, что выручало Игоря во время экономических перемен.
  В семейной жизни эти его качества позволяли обеспечивать только две вещи: завоевание следующей жены и создание денежного достатка. Понятно, что это очень важные стороны, но также понятно (но не Игорю), что такой подход - односторонний.
  Мария оказалась способной женой; она видела то, чего не понимал супруг. Он умел создавать внешнее благополучие, но не считал необходимым тратиться душевно на внутреннее благополучие семьи. Игорь не понимал, хотя не признался бы в том никогда, что жена - тоже человек, и что с ней надо разговаривать, и что показная нежность и гусарство с подарками, это чаще утешение собственного самолюбия.
  Маша за три года совместной жизни не утратила надежду на рост благополучия внутрисемейных отношений. Все-таки Игорь - очень способный мужчина.
  Огорчали Марию всего два момента ее нынешней жизни. Во-первых, муж пока не разрешал ей устроиться на работу. А во-вторых, совместных детей у них не получалось. Игорь, имея четверых сыновей, уже не особенно переживал. Что творилось в душе Марии, она держала при себе и старалась поменьше выплескивать наружу...
  
  - Игорь, знаешь, Яна пригласила нас на день рождения в "Грумант", - сообщила Маша.
  - Да, я в курсе. Она только что была. Вот тебе краску просила передать.
  - Спасибо, дорогой.
  - Вы с Яной выкупили путевку? Успели?
  - Все хорошо, милый, - только теперь Маша заметила Антоняна в милицейском мундире. - Ох, извините.
  Иван перевел взгляд с Марии на Игоря: "Мы можем продолжать?"
  - Игорь, расскажите, почему вы поссорились с Соколовым?
  - Так уж и поссорился? Это громко сказано - поссорились. Разозлила меня тупая Юркина ревность. Он совсем голову потерял. А Соколов вроде взрослый мужик, но ничего не понял. Вот я и не сдержался. Кстати, потом мы помирились. Я извинился.
  - Вы знаете, что Соколов собирался вести дела с вашими конкурентами?
  - Врать не буду, знаю.
  - Откуда?
  - От своих информаторов.
  - Вы мне их, конечно, пока не назовете?
  - Лишнее, - уверенно ответил Карельский.
  - Игорь, не связана ли смерть Соколова с недавними событиями - убийством вашего работника?
  - Этот вопрос меня тоже интересует, но вам положено лучше знать. Вы же компетентные органы.
  Антонян спокойно проглотил "пилюлю" и продолжил:
  - У вас лично была злость на Соколова?
  - Не скрою, было немного.
  - После ссоры вы куда-нибудь выходили?
  - Только в самом конце вечера.
  - Сколько времени вы отсутствовали?
  - Хм. Минут двадцать.
  - Где вы были?
  Игорь задумался.
  - Он искал Павлину,- ответила за него Маша.
  - Да, действительно. И заодно такси для ребят вызвал.
  - Кто вас в это время видел?
  - Хм. Пожалуй, никто. Фирма такси подтвердит мой вызов. Но вы же сейчас скажете, что я мог звонить к ним откуда угодно.
  - Да, скажу, - согласился Антонян.
  - Но не хотите ли вы утверждать, что из свидетелей по делу с моим директором, я решил податься в обвиняемые по делу Соколова? - Игорь негодовал.
  - Нет, пока не хочу, - по-прежнему спокойно ответил Иван. - Значит, в течение вечера из квартиры выходили вы и Ширяев? Может, еще кто-то из гостей?
   Иван адресовал вопрос обоим супругам.
  - Да почти все выходили в разное время, - сказала Мария. - Яна, чтобы свою машину переставить, а то проезд загородила. Павлина уходила, по ее словам, к тете. Правда, я даже не знала, что у нее родственники живут с нами в одном подъезде. Мне пришлось бежать за хлебом.
  - Сколько минут вы отсутствовали?
  - Чтобы сбегать в соседнюю булочную, надо минут десять, - ответил за Машу Игорь.
  Она кивнула.
  - Продавцы меня знают. Наверное, подтвердят.
  - Мария, а чем вы занимались в течение вечера?
  - Чем может заниматься хозяйка, принимающая гостей? Все кухонные заботы и хлопоты мои. Вроде гости остались довольны.
  - Ваш гость Вячеслав Соколов много выпил, как вам показалось?
  - Когда Смольников разливает, напоит даже трезвенников, - хмыкнул Карельский.
  - Мария, вы можете что-нибудь добавить к тому, что сказал ваш муж о ссоре с Соколовым?
  Маша спокойно посмотрела на Антоняна.
  - Мне кажется, вы преувеличиваете масштабы ссоры. Все было вполне прилично. Люди не роботы, у всех эмоции. Давайте, закончим расспросы и попьем кофе. Игорек, как хозяин прояви гостеприимство!
  
  ***** Встречи "без галстуков"
  
  Чтобы попасть в офис Карельского, необходимо было пройти через головной магазин фирмы. Может, кому-то такая планировка покажется нерациональной, но Петру она понравилась. Достаточно было потолкаться среди покупателей, и пульс фирмы прощупывался.
  Среди персонала магазина напряжения не наблюдалось, люди работали четко и старательно. Озеров ненароком выслушал несколько убедительных объяснений продавцов-консультантов о специфике шлифмашинок, мотоблоков и электропил. Он был удивлен, что за такими мужскими товарами часто приходят женщины и семейные пары, причем окончательное решение принимает и выдает деньги жена.
  Главное, что заинтересовало Озерова, это динамика движения основных персонажей истории. Из кабинета Карельского быстро вышла Павлина. Петр отправился за женщиной на улицу, чтобы определить ее намерения.
  Грациозной походкой Павлина зашла в расположенный рядом супермаркет. Озеров собирался немного померзнуть, пока она делала покупки. Тем временем припарковался белый "Мерседес", а из него побежала в офис Карельского Яна. Сразу за ней состоялось пришествие Антоняна.
  Яночка вскоре вернулась. В том, как она садилась в машину и отъезжала, угадывался волевой прорыв на свободу. Постояв немного на улице, Озеров увидел, что приехала Маша и тоже, видимо, попала на Антоняна.
  - Поработай, коллега. Устроим разделение труда, ты на оседлых, а я посмотрю на ускользнувших птичек, - решил Петр. - Вот и Павлиночка вернулась.
  С надеждой на разговор в домашних условиях, Петр шел за ней на некотором расстоянии и мысленно сочувствовал: "Все-таки как самоотверженны наши женщины - в длинной шубе, на каблуках, да с двумя полными "авоськами" по свежевыпавшему снегу! Такую женщину надо возить на авто".
  Павлина тем временем преодолевала снежное месиво выезда из очередного квартала. Петр, идущий следом за ней, поскользнулся и чуть не упал, потому что под снегом оказался лед. "Как же она идет на каблучках по всему этому кошмару?" - в нем зудело благородство, и он чуть не предложил Павлине помощь. Озеров с трудом справился с этим испытанием, ведь роль тени не предполагала физического проявления.
  Когда он уже добрался до дома Смольниковых и собирался входить в подъезд следом за Павлиной, его неожиданно обогнал Игорь Карельский, который резво появился из влетевшего во двор джипа.
  "Хм. Деловая встреча шефа и маркетолога в рабочее время на квартире последней", - сложилась нелепая фраза в голове Озерова.
  -А ведь еще немного, и он мог застать меня у Павлиночки.
  Петр решил прогуляться по следам шефа и был вознагражден за упорство. Он увидел, как Павлина в легкомысленном халатике выпускала в приоткрытую дверь кота.
  - А встреча-то "без галстуков", - подумал наблюдатель, став невольным свидетелем секрета, открытого в свое время Вячеславом Соколовым.
  Озеров терпеливо просидел в подъезде сорок минут. Дневное время небойкое. Люди в основном на работе или учебе, по лестницам ходят не часто, больше пользуются лифтом. Зато в квартиру Павлины Петр, как разносчик телеграмм, попал практически сразу после ухода Игоря.
  - Мне телеграмма? Странно. От кого бы это? Родственники, скорее всего, позвонили бы, - удивилась хозяйка. - Ну, пройдите. Где расписаться?
  Она стояла рядом с Озеровым в кое-как наброшенном халатике и следами художественной лохматости в прическе. Белели обнаженные руки и в глубоком вырезе нежелающая прятаться грудь. Павлина улыбалась, но не Озерову, а чему-то своему. Петр ответил улыбкой этому "дитю порока":
  - Может, пройдем в комнату?
  - Да? Ну, проходите.
  Махнув ему рукой на диван, она расслабленно опустилась в кресло. Халат не стремился прятать от Озерова стройные основательные ноги. В позе нога на ногу они откровенно пялились на мужчину.
  На столе наблюдалась скромная сервировка - недопитая бутылка вина с двумя бокалами, ваза с фруктами, блюдо с пирожными и небольшая коробка конфет. Озеров, глядя на Павлину, продолжил эксперимент.
  - Не угостите? - он кивнул в сторону вина.
  Павлина лениво поднялась, достала чистый бокал, наполнила его вином, затем налила себе. Петр подошел к ней, взял из ее рук вино и легонько прикоснулся стеклом к бокалу дамы.
  - За знакомство! - и посмотрел прямо в ее зеленые глаза.
  Они медленно выпили.
  - Слушайте, я вспомнила. Вы вроде говорили про телеграмму?
  - Я пошутил, извините.
  Павлина испуганно глянула на Петра и начала как-то падать на него. Чтобы удержать женщину, Озеров обнял ее, ощутив теплые формы фигуры, и произнес тихим голосом:
  - У вас красивая походка и вас приятно подержать в руках. Но вы неосмотрительны. Разве можно чужого мужчину впускать в дом? Хорошо, что это я, кроткий, без дурных намерений, - он ободряюще улыбнулся.
  - Что вам надо от меня? - Павлина оставалась в его объятьях.
  - Поговорим?
  - Поговорим.
  Петр помог женщине устроиться в кресле.
  - Павлина, вы сильная женщина, - Озеров сказал неопределенно, то ли он утверждал, то ли спрашивал.
  - Если вы про мое умение носить авоськи, то возможно, - грустно ответила женщина.
  - А могли бы вы убить человека?
  - Это вы про Соколова?
  - Не обязательно. Я спросил в общем.
  - Своего Смольникова мне часто хочется прибить, - вздохнула Павлина.
  - Сковородкой? - улыбнулся Озеров.
  - И сковородкой тоже, - отозвалась женщина с улыбкой.
  - Я ему сочувствую.
  - А мне вы не сочувствуете?
  - Будь я женщиной - сочувствовал бы вам, - развел руками Петр.
  - Спасибо и на этом.
  - Ну а в гостях у Карельских Соколов не раздражал вас? - слова Озерова прозвучали мягко, провоцируя женщину на интимную доверительность.
  - Нужен мне ваш Соколов! - попыталась отмахнуться Павлина.
  - Вспомните хорошенько, - Петр продолжал замаскированный психологический прессинг.
  - Был момент, не скрою. Он догадался о наших взаимоотношениях с Игорем. Это меня несколько напугало... что ли.
  - И тогда вы?..
  - Я просто вышла из квартиры прогуляться. Минут двадцать. Чтобы успокоиться.
  - И?..
  - Успокоилась и вернулась.
  - Где же вы прогуливались эти двадцать минут?
  - Да какая разница? Хоть бы и просто по подъезду.
  - Двадцать минут гулять по подъезду сложно, знаю по своему опыту, - выразил сомнение Петр.
  - Значит, я способнее вас, - заключила Павлина.
  Разнеженная женщина приоткрывала свои тайны без боя. Петру хотелось верить, что он не действовал как грубый шантажист, а доставил женщине приятность, бесплатно выслушав ее вместо личного психоаналитика.
  По ходу беседы они допили вино. Голодный Озеров, которому казалось, что палтуса с картофелем он ел несколько дней назад, а не сегодня утром, успешно проглотил пирожинки и закусил фруктами.
  
  Выступает, будто пава - это не только про супружницу павлина, но и про жену Смольникова. Родители Павы проявили в свое время последовательность действий: родили девочку, назвав ее нерядовым именем, и отдали чуть позже в танцевальный кружок под названьем "Школа танца".
  Семья Павлины проживала в небольшом городе районного уровня. Как существуют поселки городского типа, так и многие города можно назвать городами поселкового типа. Человек в таком городе живет раздвоенной жизнью - социальный статус у него связан с городским образом жизни, а личная жизнь больше напоминает деревенскую, так как весь год он ест свою картошку и овощи, а детей поднимает с помощью козьего молока. Кстати, козы, пасущиеся на центральной территории города, вполне могли быть внесены в эмблемы многих городов.
  Так и Павлина росла на козьем молочке стройной девушкой со здоровым румянцем на щеках. В городе ее все знали, потому что в единственном Доме культуры любили по праздникам смотреть концерты художественной самодеятельности.
  В дальнейшем для Павлинки сработал очень популярный сценарий жизни. Родители под агитационным прессингом старшей дочери, живущей в областном центре, отпустили свою младшую поступать в институт. В областные вузы тогда прорваться было порой сложнее, чем в некоторые столичные. Но девочка упорство проявляла не только в танцах, но и в учебе. Поэтому конкурсный отбор случился в ее пользу. Технический университет ей покорился.
  Жизнь Павлины по-прежнему продолжалась по двойным стандартам. Днем симпатичная студентка общалась в удалой студенческой среде, а вечерне-ночное время проводила по старым правилам: строгий контроль со стороны сестры, свои картошка и овощи, которыми снабжали родители. Иногда они привозили мясо и всегда прихватывали козье молочко для дочерей.
  Днем Павлина успевала танцевать в студенческой студии танца, где ей достался опытный партнер. Его напарница на тот момент исчезла в академический отпуск с беременностью. В танце Павлина и молодой человек идеально чувствовали друг друга. Звали его Игорь. Игорь Карельский, опережавший Павлину в учебе на два курса.
   Вскоре они увеличили время общения друг с другом, так как оба оказались в факультетском студкоме, а за этими словами стоял определенный образ жизни, в котором всегда оставалось место не только для работы на благо факультета, но и для неформального общения.
  В темном зале с мигающей цветомузыкой на дискотеке или в одной палатке в походе холодной ночью - как приятен юноша, как желанна девушка.
  В общем, и на занятиях в танцевальной студии Карельский и Павлина все еще танцевали друг с другом, когда вернулась из академки девушка Игоря. Он немного потанцевал с ней, и она опять ушла рожать. Павлина узнала, что ее чуткий партнер по неформальному общению, оказывается, женат на этой девочке, и что ушла она рожать от него уже второго ребенка.
  Как плакала Павочка дома! Старшая сестра скормила ей половину домашних запасов валерьянки. Она стереотипно утешала Павлину: "Зачем тебе инженер? Два инженера в семье - ужас, на что жить-то? Мы скажем моему Васе, и он познакомит тебя с моряком. Жена моряка - вот лучшая работа. Он тебе навезет всего, как принцессе. На валюту все найдешь, а с инженером будешь есть блины с маргарином".
  "Мой Вася" действительно существовал, но что-то никак не женился на сестре, поэтому она принцессой никак не становилась. Зато Вася подсуетился и сделал вхожим в квартиру к сестренкам Дмитрия Смольникова, молодого штурмана со своего сухогруза.
  О! Дмитрию палец в рот не клади. Павлинка ему приглянулась, и его понесло: про моря, про океаны, про свои заслуги перед отечеством. Споет - заслушаешься, станцует - засмотришься. Он научил Павлину танцевать рок-н-ролл, и она после месяца знакомства добровольно пошла с ним расписываться. Вот так и поймала она своего принца Смольникова.
  
  Провожая из квартиры непрошенного гостя, Павлина загадочно улыбалась. Петр не обольщался. Бросив прощальный взгляд на женщину, он понял, что хвалить себя за прогресс в деле преждевременно. Казалось, что среди сданных хозяйкой позиций еще оставались непокоренные бастионы. И все-таки он теперь представлял картину дружеского вечера, на котором кто-то решился на убийство. Кто же? У кого возникли желание и необходимость?
  Озеров продолжал придерживаться этой версии, хотя второе "я" пыталось внести сомнения в самодиалог.
  - Почему ты не допускаешь вариант вмешательства посторонних, не связанных с компанией Карельского, сил?
  - Ну, ты еще предложи потусторонние силы. У реальных претендентов и то мотивы трудно понять, а уж, что на уме у гипотетических...Оно им надо?
  - Кстати, есть еще моментик. Вот ты беседовал с горничной и узнал, что бутылка водки была еще накануне. Тот, кто шел, знал это или нет? Ведь он нес метанол, намереваясь перелить его во что-то. Во что?
   - Не проблема. Кто не знает, что в номере чаще всего графин для воды имеется. Может, в холодильнике еще что-нибудь запасено.
  - Ага, пиво для опохмела. Свое пиво проверь, как бы туда метанолу не накачали.
  - Нет, пожалуй, у Соколова в холодильнике было пусто. Горничная сказала. Она должна проверять, чтобы там ничего не закисло.
  - Значит, не знали наверняка, будет ли, во что перелить. Дело рокового случая.
  - Похоже на роковой случай. Ведь из чего попало он не стал бы пить. Верю Жене.
  - Тот, кто нес, надеялся, что Соколов утром обязательно захочет выпить.
  - Ты противоречишь сам себе. Раз он надеялся, значит, знал, как Вячеслав проводил время накануне вечером. Вот мы и вернулись в компанию Карельского.
  Из нее неплохой мотивчик у менеджера Юры - такая хрестоматийная классическая ревность с бушующими в груди страстями. Тем более что он долго отсутствовал и вернулся в нетрадиционном для себя виде.
  Карельский тоже далеко небезупречен, следил за Соколовым, ревновал к конкурентам, к тому же выходил из квартиры. Да и вся милиция стоит на ушах из-за разборок Карельского и его конкурентов. Надо присмотреться к семье Игоря...
  Вот директор Смольников пусть спит спокойно, пока не обнаружит, что его жена делает то же самое, но не с ним.
  Очень коварным получался, со слов Павлины, образ Яны. Не хватало только розы в волосах, острого кинжала и темпераментной испанской музыки француза Бизе, под которую Яна-Кармен сводит счеты.
  Но и сама Павочка та еще штучка.
  
  На улице быстро темнело, ветер сыпал снег в лицо. Так колюче и холодно в город просилось тепло. Петр зашел в полюбившееся кафе в надежде совместить отдых с вкусной едой и упорядочением мыслей. Раньше он здесь бывал в дневное время, а сейчас словно попал в другой мир. Его оглушила громкая музыка, мигающий свет и наэлектризованные танцоры. Свободное место еле нашлось за столиком, где сидели двое парней и девушка.
  Озеров взял меню и немного присмотрелся, чем питаются соседи. Они увлеченно потягивали пестро украшенные коктейли, поклевывая что-то салатное и рыбное.
  Фрукты и пирожные Павлины, обильно запитые вином, переварившись в желудке, провоцировали активный аппетит, поэтому первым импульсивным желанием мужчины было заказать чуть ли не половину предлагаемого ассортимента. Но он справился и обуздал свои гастрономические фантазии.
   Официант записал три желания: уха по-царски, стейк из свежего мяса и блинчики с кленовым сиропом. Молодой человек, принявший заказ, разочаровался - такой клиент и без спиртного. Ему хотелось верить, что потом мужчина войдет во вкус.
  Пока Озеров ждал выполнения заказа, он расслабленно глазел по сторонам. По-видимому, сегодня здесь выступала местная рок-группа, чье провинциально-англоязычное название можно было понять, как "Слепой Громила".
  На хорошо освещенной сцене музыканты играли собственные композиции, не особо отягощенные текстами и потому не загружавшие сознания обычным эстрадно-шансонным мусором. Видно было, что исполнителям нравился сам процесс извлечения и переплетения звуков. Время от времени то соло, то бас-гитара уходили в отрыв, выписывая музыкальные кренделя вокруг ритмических столбиков, выставляемых остальной группой, или вдруг начинал бесноваться ударник, неистово молотя палочками по всем предметам своей замысловатой установки.
  Посетители кафе молча ели-пили и обменивались жестами. Аналогичным образом общались и соседи Петра по столику. Значит, кафе "Роза ветров" в вечернее время было местом тусовки глухонемых.
  Парни часто выходили из-за столика. Они танцевали, а девушка одиноко скучала. Петр прервал свою трапезу, услышав сравнительно спокойную музыкальную композицию, и пригласил соседку на танец. Она послушно последовала за ним.
  Ведя в танце партнершу, худенькое невесомое создание с большими глазами и прямыми светлыми волосами до плеч, Петр погрузился в мысли о делах. Представил, что если ухаживать за Яной, то это будет дорого стоить. Может сложиться ситуация, что он из охотника превратится в мишень. Это могло сорвать его планы. Не проще ли поискать в городе знакомых погибшей женщины и поработать глубже в районе аэропорта? Еще пора выходить на связь с Москвой, с Гением Ивановичем. А также Озеров очень надеялся на Женю, что ей удастся обнаружить важные факты.
  Уже сменилась музыка, а Петр продолжал по инерции танцевать с девушкой. Потом он все-таки спохватился, что увлекся размышлениями и прозевал конец танца.
  - Я тоже глухой, - сказал вполголоса сам себе.
  - Разве? Мне так не показалось, - вдруг заговорила девушка.
  Петр засмеялся.
  - Я думал, что вы глухонемая, как все.
  - Нет, я обыкновенная. Меня зовут Оля.
  - Рад. Я - Озеров. А кем вам приходятся эти ребята?
  - Мои хорошие друзья.
  - Что-то ваши друзья еще не доросли до галантного общения с девушками, - сказал Озеров с улыбкой.
  - Вы это заметили?
  - Трудно не заметить. Надеюсь, они не убьют меня, если я вас уведу в более спокойное место?
  - А куда вы меня уведете?
  - В гостиницу пить пиво.
  - Хорошо, но не более этого.
  Расплатившись с официантом и объяснившись с мальчиками, Петр и Оля забрали одежду из гардероба и покинули громкое душное помещение. После прогулки в метель номер в гостинице показался почти домашним. Озеров достал из холодильника пиво. Не стал пить из горлышка, а разлил по стаканам. Но Оля вдруг запротестовала.
  - Спасибо, но я не пью пива.
  - Вот это сюрприз! К сожалению, у меня больше нет никаких напитков. Почему же вы так легко согласились пойти со мной? С чужим мужчиной, вечером, в такое ненадежное место как гостиница. Что о вас люди скажут? - Озеров искренне удивился, но не отказал себе в удовольствии поддеть опрометчивую девушку.
  - Меня здесь никто не знает, я в другом районе города живу. А вам я почему-то верю и не боюсь. И, кстати, мои друзья, если что, поднимут шум.
  - Убедительно. Вы меня просто очаровали. Глухонемые приятели поднимут шум? Будут кричать? - пошутил Петр.
  - Да, - улыбнулась Оля, - бить во все колокола.
  - Знаете, мне интересно, объясните, Оля, как они танцуют, если не слышат музыку?
  - О, они еще участвуют в конкурсах песни. Как это происходит, вы лучше у них потом спросите.
  - Расскажите-ка мне, где работают ваши друзья?
  - Их зовут Виталий и Александр. Вы знаете, как трудно сейчас найти молодым работу. Виталик бомбит на старой иномарке - подрабатывает частным извозом, а Шурик устроился прибирать офис авиакомпании. Он как раз обитает в районе аэропорта. Мы с Виталькой живем в одном подъезде.
  - Оля, у меня к вам просьба: организуйте мне деловую встречу с вашими друзьями, - у Петра появилась идея.
  - Да хоть сейчас! - лихо согласилась она.
  - Не понял.
  - Они ждут меня у крыльца гостиницы в машине Виталия.
  - Прямо рыцари какие-то. Пойдемте звать их...
  
  Яна сидела на диване, забравшись на него с ногами. Она листала дамские журналы и ела большое яблоко. Рядом с ней лежала книга по психологии. Работающий телевизор создавал легкий разговорный фон, мнимо разрушая ауру одиночества. Послышался нарастающий шум машины Ширяева. Но вот уже двигатель давно умолк, яблоко обнажило свою сердцевину, а Юрка все не появлялся.
  Наконец, он вошел в комнату и тяжело упал в кресло. Язвительное приветствие застряло у Яны в горле, не родившись на свет, когда она увидела, что Юрка не снял уличную одежду. Его ноги были заснежены по колено. Снег мгновенно перевоплощался во влагу, стекающую на ковер.
  - Что с тобой? - Яна спросила встревожено и спустила ноги с дивана на пол.
  Журналы с шелестом сползли на ковер.
  - Дядя Юра пришел! Ура! - раздался вопль радости из детской комнаты, и мальчик лет пяти прыгнул к Ширяеву на колени.
  Лицо мужчины несколько оживилось. "Вот. Смотри, что я тебе принес, - он достал из внутреннего кармана куртки маленькую милицейскую машинку. - Иди к себе, проверь, как она ездит".
  Янин сынишка вдохновлено побежал исполнять поручение. Яна подошла к креслу, в котором продолжал находиться без движения Юрий.
  - Что бы ни случилось, надо снять верхнюю одежду и обувь.
  Она присела на корточки и ухватилась за Юркину ногу. Он смотрел на нее равнодушно, пребывая в мире своего отравленного настроения. Но когда Яна сняла с него один сапог и принялась за другой, маска равнодушия разлетелась на осколки. Он уже улыбался, когда женщина протянула руку и вытаскивала его из кресла, как сказочную репку из земли.
   Разок Яна не совладала с грузом и по инерции упала к Юрке на руки. Он вернулся в реальность настолько, что отреагировал на такой промах спасительницы адекватно, прижав ее к себе покрепче. Но она вырвалась, подняла-таки Ширяева на ноги и, весело подгоняя, направила в прихожую к вешалке.
  За ужином в просторной кухне мужчины, большой и маленький, сидели друг напротив друга. Новая машинка стояла на столе, потому как к процедуре питания она была допущена, но на правах неактивного члена семьи. Яна в очередной раз задержала взгляд на милицейском автомобильчике и спросила:
  - Купил в соответствии с событиями?
  Юрий молча кивнул, сосредоточенно глядя в тарелку.
  - Неужели тебя так расстроила встреча с оперуполномоченным? Подумаешь, начальник нашелся.
  - Ты же сбежала.
  - Мне было некогда. А завтра специально пойду в милицию посмотреть на твоего обидчика, - она ободряюще улыбнулась.
  - Самое нелепое, что это Ванька Антонян, мой одноклассник.
  Яна удивленно присвистнула.
  - Нормальный он парень?
  - Он-то нормальный, да обязанности у него... сама знаешь какие. А главная подлость, что я совсем ничего не помню, где был и что делал, когда ушел из квартиры Карельских.
  - Почему ты так себя не любишь? - спросила Яна. - Себя надо любить и себе верить!
  - Это ты меня не любишь, - сказал спокойно Ширяев.
  - Конечно, притащил домой целый сугроб снега, теперь в гостиной лужа на ковре.
  - Метель на улице. Дорогу в некоторых местах занесло, вот и откапывался, снег нацеплял. Ты же в таком элитном районе живешь, что не проедешь.
  Юрий улыбнулся, поблагодарил за ужин и хотел уйти.
  - А посуду помыть? - окликнула его Яна, поскольку уклонение от любимого занятия было не характерно для этого мужчины.
  - Прости, лап, я устал, пойду спать.
  Женский призыв во взгляде остался без ответа.
  Она уложила спать сынишку, потом необоснованно долго прибиралась в кухне и уже за полночь пришла в спальню. Юрка спал, посапывая во сне, как кутенок. На тумбочке с Яниной стороны кровати стоял грандиозный замысловатый букет. Ширяев никогда не забывал, в какой день и час она родилась. Часы показывали время ее рождения. Яна села на кровать, закрыла лицо ладонями и беззвучно заплакала.
  
  *****"Болтун - находка для шпиона"
  
  - Доброе утро, Петр! - услышал Озеров в телефонной трубке и хмыкнул - издевается. Поднял в шесть утра.
  - Расскажи, что же ты увидел своими глазами, - Гений Иванович ждал.
  - У меня сложилось впечатление, что твоего бизнеса, Гений, происшествие не касается. Так что можешь утром поспать подольше, - намекнул Озеров другу на бесцеремонность.
  - Спасибо, Петя.
  - Правда, особо не расслабляйся, Иваныч. Не ко времени тебе захотелось работать с конкурентами Карельского. Как раз накануне приезда Соколова фирмы обменялись трупами. Но пока не известно, кто заказчик и исполнитель. Может, они сами, а может, посторонний режиссер.
  - Ясно, благодарю. Когда планируешь возвращаться в Москву? Мы все соскучились.
  Услышать от Гения такую сентиментальную фразу большая редкость, подумал Озеров.
  - Устал от моего хозяйства?
  - Да что ты. Дочка у тебя умница, сама справляется. А я только морально поддерживаю.
  - Сегодня у нас пятница? Думаю, что задержусь на уикенд и - домой!
  - Возвращайся, здесь безработным не останешься. А то, чувствую, ты совсем загулял.
  - Гений, пока все фирменные рыбные блюда не попробую, не жди.
  - Ладно, главное, чтобы проблем не было с пищеварением. Смотри, будешь, как я, на овсянке сидеть. Если серьезно, как там Евгения Соколова? Вы с ней не пересекались?
  - Все нормально. Сегодня она вылетает в Москву, везет гроб. Встречайте утренним рейсом.
  - Хорошо, что сказал. Поможем, конечно. Собственно, что значит, поможем - сами все организуем.
  - Ну, пока, Иваныч, спасибо, что не забываешь, - Петр стал заканчивать разговор.
   - Петька, особенно не рискуй. Помнишь, я тебе давал адрес, по которому можно обратиться за подмогой? Удачи тебе.
  
  Ольга замерла в кресле перед зеркалом. Известный в городе мужчина-парикмахер колдовал над ее волосами в престижном дорогом салоне в центре города. До этого ей на компьютере кропотливо подбирали прическу, учитывая нюансы лица и затылка.
  Оля отгоняла от себя мысль о стоимости этих услуг. Так приказал Петр. Он предложил ей работу с выгодной оплатой, предупредив о сложностях и риске.
  Прикосновения парикмахера были аккуратные, движения пальцев с инструментами точные и вкрадчивые. Поверхность головы девушки была очень чувствительна; прикосновение к основанию волос вызывали непроизвольную истому, поэтому хотелось прикрыть глаза и поддаться блаженству. Но ее разум находился на страже и заставлял держать себя в руках.
  Оля старалась внимательно смотреть в зеркало, что было естественно для женщины, которая волнуется за качество прически. Но видела она не себя, а Яну, разговаривающую со своим мастером. Ведь салон красоты Озеров с ребятами выбрали не случайно - совладелицей именно этого заведения была Яна. За ней пришлось поездить по городу, пока она соизволила приехать сюда.
  Олина прическа почти была готова, когда мастера салона вдруг забегали и вовлекли в орбиту суеты Олиного парикмахера. Недостриженные, недокрашенные и недовольные клиентки сидели, как парализованные в своих креслах. Только работа над прической Яны была завершена.
   Когда она поднялась, мастера запели хором "С днем рожденья тебя..." и вручили женщине элегантный недешевый букет цветов и какой-то крупный сверток с подарком. Она ахала и охала, прижимала руки к сердцу, радостно и очаровательно улыбалась. Конечно, Яна предполагала, что ее поздравят как хозяйку, но разве от этого менее приятно внимание людей? Она искренне благодарила персонал и приглашала в обеденное время на корпоративный фуршет. Все аплодировали, в том числе и клиенты.
   Мастер вернулся к Олиной голове. Завершив укладку, он предложил: "Посмотрите! Узнаете?" Ольга узнавала себя с трудом, но ей импонировал новый образ. Девушка тепло поблагодарила мастера, расплатилась и вышла из салона, накинув пальто.
  У слегка помятой иномарки, стоящей неподалеку, услужливо распахнулась дверца. Мужчины, удивленные масштабами преображения своей компаньонки, чуть не пролили чай из термоса и не подавились пирогами. Этими мужчинами были Петр и Виталик, а чай и пироги приготовила Олина бабушка.
  - Без меня все съели? - весело возмутилась Оля.
  - Мы бы сейчас еще и тебя съели. Скорее забирайся в машину, - поторопил ее Озеров. - А то от сырости прическа испортится. Что за погода у вас, то мороз под тридцать, а то метель до оттепели, - он захлопнул за девушкой дверцу.
  Виталька, показывая на Олину голову, изображал буйный восторг.
  - Петр, слушайте, пока помню. Сегодня у интересующей вас женщины день рождения. Ее поздравлял весь салон. А пока ей делали прическу, она рассказала, что идет вечером в ресторан, и что у нее появился новый френд - "мальчик с крылышками".
  - Не понял. Мальчик с крылышками? Это как?
  - Не знаю. Может быть, летчик? А ресторан называется "Грумант", он расположен рядом с салоном.
  - Прекрасно. Умница. Очень ценные вещи узнала. Значит, мы работаем и вечером. Сейчас закажем столик. Прическа у тебя супер, наденешь какое-нибудь подходящее платье. Гулять будем! Виталий, ты водила, поэтому пить не будешь, но с нами пойдешь. Оля, объясни ему, чтобы оделся прилично.
  
  В разгар пятницы в отделе наблюдалась рабочая суета. Люди входили и выходили. Каждый занимался своим делом. Иван Антонян сосредоточенно просматривал бумаги по делу Соколова. Собственно, дела никакого не получалось, о чем ему только что заявило начальство. Мол, на всех любителей пить отраву милиции не напасешься. Антонян от такого приговора не расстроился, потому как без работы он никак не остался.
  Его беспокоило окно, которое еще вчера было замерзшим, а сегодня с него стекали струйки воды на подоконник. Неукротимо надвигалась оттепель. Она может нарушить планы на выходной день. Иван великодушно пообещал дочкам сходить с ними в лес на лыжах. Он уже представил, как спокойно и тихо "на природе".
  В отделе тоже вдруг стало тихо, словно все обитатели одновременно испарились и конденсировались в лесу. Антонян поднял голову от папки. Вот они все, голубчики, никуда не исчезли, а почему-то присмирели и смотрят на него, не мигая. Хотя, конечно, не на него, а на женщину, которая перед ним устраивала свою белую пушистую шубу на одном стуле, а себя на втором. Или никто не додумался предложить ей свои услуги, чтобы повесить шубу, или гостья не доверилась им.
  Иван узнал Яну, хотя по сравнению со вчерашним днем она переменила свой облик коренным образом.
  - Привет, голубоглазый, я пришла, как вчера обещала, - сказала ее очаровательная головка с причудливой прической из огненно ярких волос.
  Эту фразу слышали все мужчины в отделе, и она не способствовала возвращению их к своим проблемам. Яна, словно артистка, чутко уловила внимание публики. Она встала, прошлась по помещению, разглядывая обстановку и ее обитателей. Этот специфический подиум прекрасно подошел для демонстрации ее нового черного платья с белыми манжетами и кружевным воротником. Любимая портниха Яны сработала его в стиле а-ля школьница, ну или а-ля заключенная.
  - Н-да, господа, как-то у вас здесь скудновато. Пожалуй, я окажу вам спонсорскую помощь.
  Она вернулась к столу Антоняна.
  - Разве я вас приглашал? - спокойно и негромко спросил Иван.
  Яна удивленно посмотрела на опера.
  - Я официально вас не приглашал, - продолжил он.
  Иван хотел сказать, что дело закрыто, но раздумал.
  - Да, вы не прислали мне бумажку. Но вчера вы пригласили меня в устной форме. Я полагала, что все, что говорит представитель власти, является официальным, - она разговаривала с ним, как мама, хотя по возрасту была намного моложе.
  Посетительница вздохнула, поправила рукой прическу и добавила:
  - В конце концов, у меня сегодня день рождения. Могу я себе подарок сделать, сходить в гости к знакомому оперу? Эй, мальчик, - обратилась Яна к соседу Антоняна по кабинету. - Возьми ключи, открой мою машину и принеси корзину с угощением.
  "Мальчик" послушно удалился.
  - Ну, хорошо, - смирился Антонян, - скажите, Яна, вы не убивали Вячеслава Соколова?
  - Его убили? Такой красивый высокий мужчина... Очень жаль. Его убили кинжалом в сердце?
  - Нет, его отравили.
  - Очень жаль. В смысле жаль, что не кинжалом в сердце.
  - Почему? - удивился Иван.
  - Потому что, если бы я его убила, то непременно кинжалом в сердце. Хотя отравление - это тоже романтично. Что-то во флорентийском стиле времен Медичи.
  - За что же вы его так?
  - Он мной пренебрег.
  Яна задумчиво рассматривала свой маникюр.
  - Вы отлучались из квартиры Карельского во время вечеринки? Сколько времени вы отсутствовали?
  - Да, выходила, но сколько отсутствовала, не помню. Минут пятнадцать-двадцать. Пожалуй, за это время я успела бы сбегать в гостиницу и обратно, - Яна хихикнула.
  - Думайте, что вы говорите, - строго одернул ее Антонян. - Кто может подтвердить, что вы там не были?
  - Почему я должна оправдываться, что я этого не делала? По-моему, ваша работа, доказывать, что я это сделала или не сделала, - Яна опять хихикнула.
  - Где вы провели ночь со вторника на среду? - спросил Иван с тяжелым вздохом.
  - Я была дома с ребенком, где и положено быть настоящей матери.
  - А где провел ночь Юрий Ширяев?
  - Хо... Новенькое дельце. За Юрку я не ответчица. Наверное, пьяный дрых дома у мамы с папой.
  - Он из-за вас напился, а вы так равнодушно о нем говорите.
  - Вы были там в шапке-невидимке? Так говорите, словно вы мать Ширяева, - Яна отбила выпад Антоняна.
  - Кто еще, кроме вас, выходил из квартиры?
  - Вообще-то я не следила за своими друзьями, а пела и танцевала. Но точно помню, что Юрий, Павлинка, Игорь. Какие еще будут вопросы?
  Пока продолжался диалог "мальчик" притащил корзину с едой и выпивкой. В отделе поднялся переполох и суета по поводу, куда пристроить этакое богатство, можно ли попробовать и так далее. В этом турбулентном потоке Антонян вдруг обнаружил, что Яна и ее белая шуба исчезли.
  - Могла бы она отправить Соколова на тот свет? - Иван задал себе вопрос и не смог на него ответить.
  Вероятный мотив гипотетического преступления она не скрыла и про алиби даже не попыталась соврать. Профессионально это или нет, опрашивать свидетельницу, когда дело закрыто, Антонян не стал размышлять. Он вложил протокол неподписанный Яной в папку и закрыл ее.
  
  Виталий последовал рекомендации Озерова одеться для посещения ресторана прилично и надел серый костюм на вырост. Наверное, его покупали на школьный выпускной вечер. Но взрослая жизнь требовала много энергии, поэтому Виталик был худой. На спокойствие и сытость он еще не заработал. Родной пиджак смотрелся, как снятый с чужого плеча.
  Молодой человек относился к поколению, по ходу учебы которого школьная форма исчезла, и доучивались мальчики в основном в турецких свитерах. А умение носить костюм и чувствовать себя в нем комфортно само не приходит.
  Галстук на Виталике напоминал выражение из истории Отечества: "столыпинский галстук". Если добавить еще такой нюанс, что на голове парня волосы отросли на два миллиметра после недавней стрижки под ноль, то за выпускника колонии строгого режима он сошел бы без сомнения.
  Ольга в вечернем платье с фирменной прической на голове из девочки превратилась в молодую женщину с модным силуэтом. Окинув ее взглядом, серьезную и бледную, сидящую на стуле слишком прямо, и Виталия, выпадающего из собственного пиджака, Петр ободряюще улыбнулся ребятам. Он и сам-то был, как говорится, не во фраке. Одна разница, что свой комплекс неполноценности по поводу, что на нем и как он выглядит, Озеров оставил в прошлом. Если бы ему пришлось оказаться в спортивках и тапочках на босу ногу в присутствии английской королевы, то был бы счастлив не только он, но и королева.
  - Вы опытные люди, знаете, в чем в рестораны ходить, не то, что я, - пошутил Петр. - Усаживаемся и выбираем, что нам нравится.
  Официант с интеллектуальным лицом вручил гостям меню. Как водится среди незавсегдатаев ресторанов, у них начались муки выбора. Виталий и Ольга несколько раз перелистали вперед и назад большие заламинированные листы. Петр не торопил своих спутников. Его внимание привлек старый морской штурвал и другие атрибуты мореходов прошлого. Помещение было стилизовано под северную морскую старину.
  - Что же заказываем, экипаж? Пора определяться.
  - Петр, сначала вы.
  Он, глядя в списки, перечислил:
  - "Тещины соленья", "Уха VIP-ассорти", на второе пусть будет "Торба пастуха" из парной телятины. Да, и обязательно "запотевшую" рюмку водки, - "без метанола, конечно" добавил мысленно.
  - Мы с Виталиком будем заказывать суп из белых грибов и на десерт морошку со сливками.
  - Маловато. Что на закуску и на второе?
  - Хорошо, здесь какой-то салат интересный - "Колодец" - сказано, что из крупных креветок и овощей. Второе? Мне стейк из семги, а Виталику сибирские пельмени по-демидовски.
  - Пельменная душа? - улыбнулся Озеров. - Еще добавим выпивку. Виталию - свежевыжатый сок, а тебе, Оля, сухое вино. Пойдет?
  Чтобы скоротать время в ожидании выполнения заказа, Петр затеял с компаньонами подобие тестирования на внимание. Надо было перечислять обязательные элементы интерьера ресторана высшего класса, в котором они находились.
  - Например, смотрите - на столиках живые цветы даже, заметьте, зимой, - начал Петр, - продолжайте.
  - Живая музыка, - добавила Ольга.
  Виталий похлопал по подлокотнику своего мягкого кресла.
  - Солидная мягкая мебель. Засчитываем. Продолжаю: монограмма заведения, - Петр показал ее на салфетке.
  - Льняные салфетки, - схитрила Оля.
  - Это я подсказал, но принимается.
  Виталий приподнял столовые приборы. Озеров расшифровал словами: "Мельхиор".
  - Фарфор и хрусталь, - поняла Ольга, что можно добавить еще.
  - Больше ничего не смогу придумать. Сдаюсь, - сказал Озеров и принялся за "Тещины соленья".
  Достаточно скоро легкая беседа, комплименты, выпитое вино и хорошая еда адаптировали юных помощников к ресторанной среде. У Оли засияли глаза, прорезалось женское обаяние, она перестала стесняться своих худых обнаженных плеч и рук. Виталий отъелся и сидел довольный, часто улыбался, но по-немому не болтал, соблюдая предварительный договор. Пора было работать.
  В отгороженной цветочными композициями половине зала за несколькими сдвинутыми столами шумела интересующая Петра компания. "Нам повезло. Яна с гостями не стала уединяться в отдельном банкетном зале", - отметил Озеров.
  На танцевальной площадке перед эстрадой, где играли музыканты, танцевали все желающие. Медленные танцы Петр и Виталий танцевали с Олей по очереди. При этом они часто оказывались возле Яны с ее новым кавалером, Игоря с Машей или Игоря с Павлиной. Иногда Яна была с Юрой, а Маша с новым Яниным знакомым и так далее.
  Все были очень возбуждены, но веселье разбавлялось обрывками обсуждения проблем, обострившихся в последнее время. Правда, как ни старался Озеров, он практически ничего не смог расслышать и понять на фоне громкой музыки. Он хорошо видел только кое-что, например, темпераментные движения или бесстрастное топтание, показушное демонстрируемое чувство к партнеру или скрываемое, но все же заметное, неравнодушие к напарнику.
  То, что Озеров узнал за дни своей командировки об этих людях, подтверждалось в танце. Насколько Яна была полна шарма со своим новым мужчиной, настолько она капризничала с Юркой; Павлина в паре с Игорем смотрелись самой стильной танцевальной парой вечера, а та же Павлина, танцуя с Юрием, выглядела утешающей наседкой. Игорь по отношению к Маше виделся заботливым нежным собственником, а с Павлиной бесцеремонным темпераментным партнером. Петр увлекся и представил, как смотрится он с Ольгой: "Наверное, как папашка с дочуркой".
  У Петра и ребят опустели тарелки; они съели и выпили все, что могли. Янины гости начинали разъезжаться, а музыканты все чаще уходить на перерыв, вечер подошел к концу, пора было по свежим впечатлениям подводить итоги наблюдений.
  Виталий вел машину по ночным улицам города по направлению к гостинице. Озеров сдерживал в себе готовую прорваться на поверхность волну разочарования своим глупым проектом. Его утешало, что Ольгу и Виталия он хорошо накормил и развлек: "Отец семейства, понимаешь".
  В номере все той же гостиницы "Северная" Петр предоставил возможность молодым людям поболтать по-своему, чтобы сопоставить увиденное и услышанное, а сам снял пиджак, сдернул с себя галстук, расстегнул ворот рубашки и отправился освежиться холодной водой.
  То ли давно не приходилось ему так много танцевать, то ли от концентрированного шума и напряжения, но Озерову захотелось взбодриться. Он открыл над ванной кран холодной воды и подставил свою голову под струю. Вода в этой гостинице оказалась особенно ледяная, почти как в заполярном гарнизоне, где Петр жил в молодости. Так что встряска получилась полноценная. Он вышел из ванной с мокрой взъерошенной головой и нормализованным, как молоко в пакетах, настроением.
  - Не желаете, молодые люди, тоже пройти водные процедуры?
  - Да нам и так хорошо, - улыбнулась Ольга.- Дома будем намываться. Мы с Виталиком готовы рассказать, что разведали объединенными усилиями.
  Вечер устраивался, как было известно ранее, в честь дня рождения Яны. Ее новый мужчина оказался из управления авиакомпании, поэтому, наверное, она назвала его "мальчиком с крылышками". В своих разговорах он упоминал о назойливости милиции, которая взялась отслеживать каналы утечки метанола и, якобы, очень результативно.
  Дмитрия Смольникова в ресторане не было, потому что он уехал в командировку. Когда Павлина танцевала с Игорем, то раскрыла ему тайну, что беременна от него, от Карельского, и взволнованный Игорь срочно собрался отправлять ее в отпуск. А его жена Маша вместе с Яной утром собирались уезжают отдыхать за границу.
  Яна рассказывала всем о том, что ходила на допрос в милицию к Антоняну, и что он мучил ее расспросами о знакомых из аэропорта и пунктов обмена валюты, и что все мужики-блондины противные.
  После этой информации Оля с улыбкой сказала Петру:
  - Вы бы ей понравились, раз она не любит блондинов.
  - Возможно, только мне как раз блондинки нравятся, - отшутился он и невольно смутил своим заявлением блондинку Ольгу.
  В целом Озеров был откровенно удивлен результатом акции. Еще несколько минут назад он подставлял голову под струю холодной воды, чтобы успокоиться и пресечь самобичевание. А ребята молодцы, не подвели.
  - Виталий и Ольга, что мне остается сказать? Благодарю вас за результативную работу. Честно говоря, я поражен вашими способностями.
  - Знаете, Петр, это Виталик почти все узнал. Не все так умеют, а только очень способные. Вам спасибо огромное за прекрасный вечер, - сказала девушка искренне, - посмотрим завтра, что сумел узнать Шурик.
  
  *****Жизнь расцветает ночью
  
  Шурик жил в городке аэропорта в квартире с подселением. От родителей, которые уехали на свою историческую родину в Белоруссию, ему достался следующий набор чисел: две комнаты в трехкомнатной квартире на третьем этаже пятиэтажки.
  Александр достиг уже возраста, когда ему смело могли продавать крепкие спиртные напитки, а поэтому сам принял промежуточное пока решение остаться на Севере. Здесь сложились начало его автобиографии, не забывали друзья, и работа не давала умереть с голода.
  Соседом Шурика по жилищу был Виктор, коренастый и лысоватый, неулыбчивый мужчина лет под сорок, который работал авиамехаником. Вселился он сравнительно недавно и со своим молодым соседом общался мало. В глазах парня он был старым неинтересным человеком, досадной помехой в наслаждении свободой.
  Когда присутствие Виктора особенно начинало раздражать Шурика, что бывало, правда, редко, он воображал соседа котом, который раньше, пока не пропал без вести, жил в семье Шурика. Кот гулял, как водится, сам по себе, не особо подчиняясь хозяевам.
  У Шурика иногда собиралась молодежная тусовка, наводившая достаточно беспорядка, но он старался приглашать друзей в отсутствие соседа и делать уборку до его возвращения.
  Виктор работал днем, а парень - по вечерам. Так что они постепенно приспособились к существованию друг друга. Навещал ли кто-либо Виктора, с полной определенностью Шурик не смог бы ответить. Если гости к нему и приходили, то чаще всего, когда Александра не было дома. Глазами он их не видел, но порой своим острым обонянием улавливал остатки запахов, не характерные для их квартиры.
  После знакомства в кафе и гостинице с Озеровым, получив задание понаблюдать за офисом авиакомпании, Александр целый день провел в аэропорту и пораньше пришел на уборку офиса. Петр предупреждал Шурика об осмотрительности поведения и обещал заплатить за интересную информацию.
  В молодом человеке проснулась дикая подозрительность, поэтому он внимательнее обычного присматривался к окружающим, но они его не радовали. Портрет маньяков не лепился, а виделся бесцветный отчет о проделанной работе перед Петром и ребятами.
  Разочарование - неприятное состояние человека. Хвалиться нечем. "Лучше бы я с ними в ресторан пошел, хоть удовольствие получил бы". На зарплату Шурика много не погуляешь, а Озеров говорил, что еда ребятам в ресторане будет как производственная льгота, как молоко за вредность.
  Дома от таких мыслей не спалось, и Шурик сидел ночью на кухне с книгой, чаем и работающим без звука телевизором. Вдруг в дверном проеме появился Виктор, неожиданно радостно улыбнулся Александру, выпил стакан воды прямо из-под крана и ушел к себе. Через некоторое время Шурик увидел с кухни, как сосед, одетый для улицы, вышел из квартиры.
  Сильный прилив подозрительности накатил на молодого человека: два часа ночи, а Виктор, который никогда не разговаривал с ним, видимо не надеясь, что он его поймет, широко жизнерадостно улыбается и идет на прогулку!
  Александр в задумчивости помыл чашку, выключил телевизор, погасил свет на кухне и в коридоре и вроде бы пошел спать, но до своей кровати так и не добрался. Ноги сами не пошли. Дверь в комнату Виктора оказалась приоткрыта.
  Шурик принюхался, уж не покуривает ли сосед травку? Тут любопытство сильно закололо ему шилом в одно место. Явно переигрывая в сыщика и отрываясь от реальности, молодой человек проскользнул в соседские владения.
  Он успел сориентироваться в темном пространстве комнаты и обнюхать ее как ищейка, на предмет источника странностей соседа, когда внезапно свет, проникший из коридора через незакрытую дверь комнаты, возвестил о возвращении Виктора.
   "Опа! Влип". Шурик обнаружил за занавеской в стене нишу, которая использовалась в качестве кладовки; он вжался в подвернувшееся убежище и затаился. Свет в комнате не появлялся. Его выключили и в коридоре.
  Мир звуков для парня всегда был мертв, поэтому он мог только догадываться, что Виктор вернулся в комнату. Из-за плотной ткани занавески глаза молодого человека не могли разглядеть, что же происходило почти рядом с ним, но обоняние работало обостренно, впитывая возникший вдруг букет запахов парфюма, алкоголя, еды и человеческих тел.
  Поразительно, насколько расцвела в ароматах жизнь неинтересного Виктора. Вот он тайный ночной цветок, который даже не угадывался днем!
   Нарастающая концентрация запахов возбуждала Александра. Сердце его учащенно билось, ему приходилось сдерживать дыхание, чтобы не выдать себя. Ноги совершенно затекли от неудобной позы, а счет времени был потерян.
  Но наступил момент, и молодой человек понял, что ситуация изменилась, так как ароматы ослабели, хотя некоторое время оставался какой-то запах, который выпадал из гармонии букета.
   Сыщик в своей мышеловке очень устал и боялся заснуть прямо на ногах, как часовой на посту. Постепенно, ближе к утру, в комнате становилось прохладно. Измученный парень выглянул из своего убежища и не увидел ничего необычного. Виктор спал на кровати, и больше в комнате никого не было.
  Набравшись решительности, но соблюдая осторожность, Шурик добрался до двери и попытался ее открыть. Но она не поддалась. Он поискал глазами ключ, но его не наблюдалось. Это переполнило чащу переживаний молодого человека, и он, уже не таясь, подошел к столу, на котором стояли тарелки, бутылка вина и пара бокалов, сел на стул и вскоре задремал.
  Очнулся он, когда стало светло. Ему надоело ждать развязки затянувшегося приключения, и он подошел к кровати. На лице соседа лежала примятая подушка. Шурик отбросил ее и чуть не захлебнулся от ужаса. Виктор был мертв.
  
  *****Часть третья. Черно-белое фото
  
  *****Следы и отпечатки
  
  Субботним утром Петр вышел из гостиницы и неторопливо отправился в "Розу ветров", чтобы встретиться с Ольгой, Виталием и Александром. Последний из этой троицы вызывал особое любопытство, поскольку проживал в авиагородке, где был практически старожилом, и ко всему этому еще и работал в местной авиакомпании. После того, какие способности показал Виталик, хотелось надеяться, что его друг не менее талантлив.
  Удивительная троица подвернулась Петру. Треугольник оказался абсолютно не классический: мальчики, не равнодушные друг к другу, и девочка, которая трепетно относится к обоим. Но и они берегут эту девочку. Озерову, как человеку, не имеющему времени на просмотр всего фильма, все-таки хотелось знать конец этой истории.
  Ольга мила и перспективна. Хрупкая девушка без вульгарных проявлений в общении, понятливая и внимательная, наделенная природным шармом. Она стала приятным открытием, так как Озерову приходилось слышать совершенно противоположные вещи про местных девиц. Если принято считать, что борьба юноши за девушку явление нормальное, то в этом городе чаще дрались девушки за парней. Но слухи, происходящие даже из самых компетентных источников, остаются все-таки слухами.
  Виталий с Шуриком производили впечатление близнецов. Это вполне понятно: когда идет отряд юных преступников из колонии, они с таким же успехом смотрятся близнецами. Старую шутку играла с молодыми людьми стрижка под "ноль". По цвету волос и бровей Виталик был валет черви, а Шурик, скорее всего, валет крести.
  Они честно работали на непрестижных местах, и это был аргумент в пользу молодых людей, потому что многие их ровесники не желали корячиться за мизерную плату, хотя кроме амбиций за душой больше ничего не имели. Может, постепенно парни зацепятся за жизнь более основательно. Но вот что они будут делать друг с другом и с Ольгой? Не сделают ли они из нее "собаку на сене"?
  От этих глубоких мыслей его отвлекло мокрое снежное месиво на дороге, в которое он вынужден был ступить, чтобы перейти на другую сторону улицы. Погода издевалась как капризная женщина. Еще в среду, когда Озеров прилетел сюда, отморозить можно было не только нос и уши, но и другие ценные органы. Они с Женей, лазая по балконам, рисковали прилипнуть голыми ладонями к металлу лестниц.
  В четверг уже хлестало снегом по физиономии, что называлось потеплением. В итоге, за два дня холод сдуло до оттепели - от минус тридцати градусов до нуля. Какое дело взрослому здоровому мужчине до природных извращений? Увы, кажется, у него появился персональный "пунктик" - головная боль от перепадов давления. Не хотелось думать, что аукался вчерашний вечер в ресторане.
   Перед входом в кафе Озеров обнаружил шедевр оттепели - крупную снежную бабу. Липкий снег позволил неизвестному скульптору изобразить весьма натурально высокий дамский бюст. В остальном оставался еще большой простор для творчества.
  Петр все же пришел раньше назначенного срока и под блинчики с чаем мысленно улетел в прошлое. Блины были фирменным блюдом его жены. Она баловала ими мужа на масленицу. Поэтому сам Озеров принципиально не перенимал ее опыт, соблюдая авторское право. Несмотря на распад семьи в дальнейшем на две неравные части, традиция не угасла, так как лапочка-дочка переняла опыт мамы и кормила иногда своего папку родными блинами.
  Озеров вспомнил снежную бабу перед кафе и улыбнулся. Бывало, он выступал в роли главного семейного скульптора и ваял снежное крупногабаритное тело, а его девочки - жена и дочка - сочиняли утонченную внешность и доводили снежную бабу до совершенного вида.
   А у самих - мокрые варежки с налипшими комочками снега и сырые коленки, азартные щеки и счастливые глаза, художественно растрепанные волосы из-под шапки и аура вдохновения! Обе юные, какого-то невесомого возраста, обе готовы расцеловать его за общую удачу. Вот так снежная холодная баба спровоцировала теплые воспоминания.
  Пора было появится в кафе ребятам. Петр следил за входом в зал и обновлял в памяти главную информацию вчерашнего дня. Значит, действительно, в авиакомпании не сильно караулили метиловый спирт, что связало роковым образом судьбу Вячеслава Соколова с авиагородком. Кто же тот самый связник? И немаловажно, за что?
  Открытые поводы могли образоваться только в компании Карельского. Но Вячеслав не ребенок, пожил на этом свете почти три десятка лет с половиной, кто знает, какие в его судьбе существовали закрытые от посторонних глаз мотивы?
  Ближний круг знакомых Карельского на некоторое время собирался резко сократиться. Как там прозвучало - Павлину в деревню, Марию с Яной за границу? Надо успеть пообщаться с ними до отъезда.
  
  Наконец, появились Ольга и Виталий и разделили трапезу Петра. Они, как когда-то Женя, взяли себе латте, сославшись на то, что дома хорошо позавтракали.
  - Что же вас, господа заговорщики, только двое? Где ваш легендарный Шурик? - удивился Петр, предчувствуя неприятности.
  - Мы ждали, но к назначенному времени он не пришел, хотя обычно не имел привычку опаздывать, - Оля извинялась перед Петром.
  - Если у него есть телефон, то позвоним и все выясним, - сказал Озеров и осекся, вспомнив, что Александр не говорит и не слышит. Теперь ему пришлось взглядом извиняться перед ребятами.
   -Телефон у него есть, и если причина серьезная, он должен мне позвонить домой.
  - А сейчас у тебя кто дома?
  - Бабушка. Подождите, я спрошу у нее про Шурика.
  Ольга убежала к телефону-автомату, а вернулась через несколько минут тихая и задумчивая.
  - Бабуля сказала, что телефон трезвонил все утро с интервалом минут по пятнадцать. Но в трубке слышалось только дыхание и какой-то стук. Это значит, Шурику нужна помощь. Мы с ним придумали систему сигналов еще в детстве.
  Виталий нетерпеливо встал из-за стола и кивнул в сторону улицы, где стояла его машина. Оля потянула его за край свитера, чтобы он сел.
  Озеров понял, что Шурик влип. "Неужели по моей вине? Но ничего особенного я ему не поручал. Просил только внимательнее посмотреть вокруг. Правда, объяснял через Ольгу".
  Вдруг пацан сыграл роль наживки? Остается только терзаться неизвестностью. "Девочка откровенно расстроена, смотрит на меня, как на папу, который должен снять котенка с дерева", - грустно усмехнулся Петр.
  - Поедем выручать, - наконец, обрадовал Озеров молодых людей. - Виталий, сначала заедем по этому адресу.
  Вот и извлечена из внутреннего кармана пиджака заветная визитка Гения Ивановича, на которой был приписан местный адресок. Наступил ли тот самый крайний случай, о котором говорил друг, судить, конечно, сложно. Озеров поверил Ольге, ее непосредственности. Он уже понял, что она не умела притворяться. Если девчонка так сильно расстроена и озадачена, значит, было от чего.
  Петру, как любому индивиду Homo sapiens, ничто человеческое было не чуждо, а поэтому хотелось верить во всесильность кусочка картона, полученного от друга, в чудо, которое сейчас явится, если, конечно, удастся застать его дома.
  На улице, пока компания садилась в машину, ей вслед смотрела снежная баба, которую заботливые прохожие слегка приодели. Кто-то не пожалел для нее своей бейсболки и темных очков.
  
  По указанному адресу Озерова ждало легкое потрясение. Дверь квартиры открылась, и с порога вопросительно смотрел на незваного гостя...Иван Антонян, можно сказать, конкурент и коллега Петра. Сюрприз от Гения!
  - Мне ваше лицо знакомо, но кто вы, я не припомню, - первым заговорил Иван.
  В ответ Петр протянул визитку московской фирмы, на которой ручкой было написано весьма лаконично: "Старик, помоги!" Иван посмотрел на Озерова мягче.
  - Хорошо, что вы меня застали. Раздобыл первый выходной за месяц, поэтому сижу дома. Входите, пожалуйста; чем могу помочь?
  - Жаль, что покушаемся на единственный выходной день, но один мой знакомый, совсем молодой человек, попал в нештатную ситуацию. Требуется квалифицированная помощь, - последние слова Озеров выделил.
  - По-моему, молодые люди нынче только и делают, что попадают в нештатные происшествия, - проворчал Иван, виртуозно натягивая брюки.
  - У тебя самого нет, что ли, детей? Не переживаешь? - Озеров непроизвольно перешел на "ты".
  - Что ты! У меня две девочки подросткового возраста. Все время извожусь. - Антонян собирался, быстро передвигаясь по квартире босиком.
  Озеров присел в коридоре на какой-то пуфик, резко пахнущий кошкой или котом, и попытался обобщенно раскрыть Ивану ситуацию.
  - Понимаешь, парень работает в авиакомпании. Проживает в авиагородке. Сегодня не появился на встречу, хотя не относится к прогульщикам. Из неофициальных источников поступило известие, что он попал в сложное положение.
  - Н-да, - Иван натягивал носки. - То, что ты рассказал, выглядит как-то не солидно. Откровенно скажу, если бы не просьба Гения Ивановича, вряд ли я тут суетился бы... Мне известно больше, чем ты думаешь. Я ведь засек тебя по делу Соколова, когда ты еще с фотоаппаратом фирму Карельского исследовал, - он хитро улыбнулся.- А с делом Соколова я только набрал обороты, как меня тормознули. Говорят, кровавых дел полно, а ты копаешься с метанолом; на всех любителей пить отраву милиции не наберешься.
  Антонян закрывал квартиру.
  - Ничего в вашей конторе не меняется, как я посмотрю. Не хотите вглубь копать. Зашел бы, что ли, ко мне в гости, поделился информацией по Соколову. Гений Иванович будет очень благодарен, - сказал Озеров.
  Мужчины спустились по лестнице и вышли на улицу.
  - Для него - сделаю. Вечером зайду. Готовься, - Иван улыбнулся. - На чем поедем?
  - На персональном такси, - махнул рукой Озеров.
  Антонян глянул на местами ободранный и помятый опелёк и, усаживаясь на переднее сиденье, хмыкнул: "Надеюсь, у нас не будет неприятностей с ГАИ?"
  Присутствие в машине девушки его не воодушевило.
  - Как вас зовут, девушка? Оля? Прекрасно. Шли бы вы домой, Оля. Представляю, что наговорила бы мне супруга, если бы со мной на работу отправилась моя дочь!
  - Представляю. Видимо, жена старше тебя по званию. Не генеральша? - Озеров попытался перевести проблему в шутку.
  - Неужели у вас не такая субординация? Это в Москве-то? И чтобы жена не выше чином? И чтобы не командовала? Не поверю.
  Ольга подала голос.
  - Вам придется смириться с моим присутствием. Вы не справитесь без моей помощи.
  Антонян повернулся в ее сторону и даже набрал в легкие побольше воздуха, чтобы сказать в ответ, что он думает, но девушка продолжила:
  - Разве вам Петр вам не сказал, что Александр не слышит и не говорит?
  Иван глянул на Озерова.
  - Подозреваю, что это не все сюрпризы в мой единственный выходной? Сколько еще неожиданных секретов у "маленькой такой компании"?
  Петр согласно кивал головой.
  - Много. Поехали!
  Виталий вел машину аккуратно, как на экзамене по вождению. Поэтому очень скоро Иван перестал обращать на него внимание.
  - Как погода сломалась, а? Люблю морозную зиму, оттепели терпеть не могу. Сегодня собирался с дочками в лес на лыжах идти. И нате вам!
  - Куда же дочки делись? Ушли за грибами? - усмехнулся Озеров, не припомнивший, чтобы в квартире Антоняна был еще кто-нибудь, кроме него.
  - В кино пошли. Вместе с женой. Вернутся, а меня нет. Скажут, опять отец на работу сбежал, - огорчился Иван.
  Озеров хотел было в качестве сочувствия рассказать про свою дочку, но сдержался и ушел с сентиментальной волны на деловую.
  - Значит, говоришь, Соколов не удостоился вашего внимания. Дело на него пожалели. Надеюсь, хоть даму из валютного отдела уважили?
  - Пришлось, - кивнул Антонян.
  - Тогда я за Соколова спокоен. Предполагаю, что истории связаны одной ниточкой.
  - Может быть. Но я, пожалуй, рад, что дали отбой, потому как ничего приятного мне там не светило.
  - Поясни, - попросил Петр.
  - На роль подозреваемых претендовали две персоны. Один из них - мой одноклассник Ширяев со своей ревностью.
  - Понятно, а кто второй?
  - Второй вообще скользкий тип - Карельский Игорь. Все-таки с его именем связан уже третий труп.
  Автомобиль выехал на прямую дорогу к аэропорту.
  - Скоро приедем, - сориентировался Озеров. - А что Смольников? Вне подозрений? Белый и пушистый, как ежик?
  - Пожалуй, вроде этого, - улыбнулся Антонян.
  - С мужчинами более или менее понятно. А с женщинами? Тоже все белые и пушистые? - не успокаивался Петр.
  Антонян обернулся и взглянул на Ольгу, которая смотрела в окно с нейтральным выражением лица.
  - Все они сначала белые и пушистые, - подавил он вздох.
  Потом добавил: "При дамах о них хорошо или никак". Он переглянулся с Озеровым, и тот согласно кивнул.
  
  На въезде во двор дома, где жил Шурик, молодой водитель брюхом своей престарелой машины вклинился в сугроб влажного снега, который уплотнился между колеями дороги. Колеса забуксовали, прокручиваясь вхолостую; автомобиль напоминал рыбу, лишенную водной среды. Не понятно, откуда рядом материализовались трое мальчишек, заинтересованно наблюдающих за "опелем".
  Антонян показал на них Озерову: "Смотри, наши подрастающие бизнесмены".
  - Чем промышляют?
  - Выталкивают застрявшие машины, за плату, конечно. Вот, если нам лень рвать пупки, то дадим им заработать.
  - Пусть заработают, я согласен, - Озеров был великодушен.
  - Нет, друг Петя, не могу разделить с тобой эту идею. Зарплата не позволяет, - и Антонян пошел толкать машину, а мальчишки, словно интуитивно почуяв милицию, предпочли отойти подальше.
  Виталий выбрал для парковки оттаявший до асфальта островок площадки перед домом, который хоть и был покрыт слоем воды, но зато на нем не надо было месить ногами мокрый снег.
  Дом, куда направлялась компания, смотрел на них своими парадными входами, хотя, кажется, у таких домов только они и есть. За внешней одинаковостью окон прятались улыбки и ухмылки судеб трех поколений жильцов. Где-то со своими проблемами страдал в ожидании помощи неудачливый сыщик Шурик.
  Ольга показала рукой на окно третьего этажа.
  - Вон он выглядывает.
  - Живой, и слава Богу! - Антонян побежал по ступенькам вверх, возглавив всю процессию.
  Мужчины немного повозились с входной дверью квартиры и без особого труда попали внутрь. Скоро стало ясно, где находился Александр. Одолели еще одну дверь. Петр увидел пленника, застывшего в отчаянии на подоконнике, подальше от неподвижного тела на кровати, и быстро оценил обстановку.
  - Э... люди, у нас грязная сырая обувь. Надо снять ее, чтобы не наследить.
  Иван согласно скинул отсыревшие ботинки, последовав примеру Озерова. Они прошли в носках в комнату и помогли Шурику спуститься с подоконника. Петр вывел его в коридор и попросил Ольгу:
  - Уведи его в другую комнату, приведи в чувство и узнай, что произошло.
  Антонян осмотрел помещение, фигуру мужчины на кровати, заснувшего навсегда, и принял решение.
  - Надо вызывать нашу команду. Пацану светит осложнение жизни: он обнаружен на месте преступления.
  - Вот только чьего?
  - Разберемся. Пошли, послушаем парня, пока для него более привычный круг слушателей. Ах, елки, он же не разговаривает! Но девушка ваша обещала, что справится. Не зря же я ее послушался.
  В небольшой комнатке стояла узкая односпальная кровать, заправленная клетчатым пледом. Над кроватью на стене вместо ковра географическая карта предлагала взору материки и страны. На письменном столе ютился музыкальный центр "желтой" сборки, а над столом висел плакат с группой "Наутилус Помпилиус".
  Александр, сидя на кровати, нервно пил воду. Оля расположилась рядом и контролировала процесс, иногда придерживая рукой стакан, чтобы Шурик его не пролил.
  Мужчины, оказавшись в спальне Шурика, заняли почти весь объем помещения. Они устыдились своих габаритов и быстренько распределились в пространстве - Озеров сел на стул за столом, Антонян как китаец пристроился на корточках, а Виталий сел на пол на коврик, как верный пес.
  Во время темпераментного обмена информацией между парнями и Ольгой остальные сидели тихо, опасаясь вмешиваться.
  Молодые люди закончили молчаливый разговор и с одобрением посмотрели на Ольгу. Теперь она принялась рассказывать подробности о страстной ночи.
  Картина происшествия воспринималась людьми, имеющими нормальный слух, с недоверием. Иван переспросил:
  - Оля, Александр сказал, что к его соседу Виктору ночью приходила женщина. Откуда такая уверенность? Ведь он ничего не видел, а мы знаем, что и не слышал?
  - У Шурика хорошее обоняние. Он всегда различал запахи почти идеально, поэтому и сказал, что пахло дорогими духами. Когда будете проводить следственный эксперимент, вы проверьте его. Вот увидите, он определит даже название духов.
  - Тогда пусть ваш друг скажет, не ощущал ли он раньше подобных запахов после гостей Виктора?
   - Шурка говорит, что в его присутствии гости к Виктору не приходили, но бывало порой ощущение остаточных ароматов. Но не таких.
  - Кроме духов, были этой ночью другие запахи? - вмешался Озеров.
  Ольга опустила глаза: "Еще он сказал, что сильно пахло спермой и потом".
  - Н-да, человек ничего не слышал, но все унюхал, - сгладил неловкость момента Антонян. - Петр, советую тебе с молодежью ехать отсюда, а нам с Александром придется остаться. Пойдемте, мы вас проводим и заодно дождемся наших спецов.
  Все энергично потянулись в коридор, чтобы надеть обувь. Оля ужаснулась:
  - А воды-то и грязи мы сколько нанесли! Может, протереть пол?
  - Не надо. Скоро мои коллеги добавят, - сказал Иван.
  Пока они спускались с третьего этажа, Шурик вел себя как-то беспокойно. От Ольги его состояние не укрылось, и она порывалась несколько раз выяснить, что его встревожило, но он отмахивался.
  Стоя возле машины, Антонян договаривался с Петром о вечерней встрече, а Виталий прогревал мотор. Вдруг Шурик заметался по площадке. Он ходил взад-вперед и принюхивался. На лице его отражалось беспокойство.
  Вся компания с мольбой во взоре посмотрела на Ольгу, чтобы она выяснила, что случилось. Но Шурик справился на первом этапе сам: он показал на лужицу масла на мокром асфальте неподалеку от машины Виталия.
  - Это отработанное моторное масло, - сказал Озеров. - Натекло из двигателя автомобиля. Такое случается при изношенном уплотнении вала. Когда оттепель, течет больше.
  Ольга взволнованно продолжила.
  - Шурик утверждает, что в комнате еще был запах, отдающий горчицей, как у этой лужицы моторного масла.
  Антоняну передалось общее беспокойство.
  - Кто-нибудь из нас наступал на нее?
  - Ты забыл, что мы снимали обувь в коридоре; в комнату в любом случае мы этот запах не заносили, - напомнил Петр.
  Антонян резко развернулся и побежал в Шуркин подъезд. Остальные пытались от него не отставать. Это походило на массовое безумие.
  Они опять поскидывали обувь в коридоре, но замерли в ожидании на пороге комнаты. Пройти в нее Иван велел только Шурику. Тот походил по диагонали и приблизился к кровати. Здесь он поднял глаза на своих спутников и подбородком показал на пол. На его поверхности угадывались следы от чьей-то рифленой подошвы.
  - Гм. Крупновата ножка была у поклонницы Виктора, - изрек Иван.
  
  Из аэропорта Виталий рулил по Окружной дороге. В городе он первым делом высадил Озерова у авиакасс, а потом повез домой Олю. Петр купил на завтра билет на самолет в Москву, так как время, отведенное ему на расследование, кончилось, и в столице ждали новые и старые проблемы.
  Он почему-то надеялся, что с убийством Виктора многое прояснится в деле Вячеслава Соколова. Ему казалось, что это кульминация событий, и новых потрясений не последует. Но, возможно, на такое восприятие повлияло то, что сам Петр оказался в этой каше и поэтому получил наиболее острые впечатления. От одного Шуркиного вида мороз шел по коже.
  Отравление Соколова, убийство работницы валютного обменника и кончина Виктора - события могли быть разрозненными эпизодами бурной жизни города. Пусть Антонян и компания разбираются в этой головоломке. Им положено по долгу службы.
  А дилетанту Озерову хватило интуитивного мостика от событий в гостинице к приключениям в авиагородке.
  Днем Озеров наведался на квартиру к Павлине, но дверь ему не открыли. Проходящая мимо соседка прокомментировала, что "сам" на работе, а она уехала в отпуск в деревню. Петр вынужденно констатировал, что свидание сорвалось.
  Прихватив в первом попавшемся магазине шампунь поэффектнее, он посетил Карельского на работе. Озеров изобразил из себя посредника между парикмахерским салоном Яны и Марией и попытался вручить шампунь Игорю, но тот отказался, сославшись, что ничего в этом не понимает, и предложил приходить через две недели, когда обе женщины вернутся из зарубежной поездки. Сейчас они уже в Москве, а завтра оттуда выезжают группой в Европу.
  В общем, подумал Петр с сожалением, женщины растаяли, как дым.
  
  Поздно вечером в гостинице Озеров укладывал свои вещи, когда, наконец, пришел Антонян с чемоданчиком в руках. Он сел за столик, вынул из кейса бутылку водки, банку огурчиков и кусок колбасы.
  - Хлеб у тебя есть, командировочный?
  - А в бутылке у тебя не метанол, надеюсь?
  Мужчины сервировали стол, чем Бог послал, и расслабились.
  - Иван, почему у тебя такая не блондинистая фамилия? - Петр задал-таки вопрос, который интересовал еще Женю.
  - Потому что я усыновленный ребенок. А к моим приемным родителям фамилия подходит на сто процентов. Мой отец известный в городе обувных дел мастер.
  - Что же у вас общего с моим шефом, если, конечно, это не тайна?
  - Да какая тайна! Я учился в Москве, здорово влип по молодости и по провинциальности. Судьба свела с ним, и он меня спас. А уж от подробностей избавь!
  - Что докладывать Гению Ивановичу о его погибшем работнике Соколове? Подведем итог. Знаешь, Иван, компания претендентов здорово осиротела. Все дамы срочно уехали на отдых.
  - Я в курсе. Поздно мы спохватились. Но зато они вернутся с отдыха спокойные, красивые, загорелые - легче с ними будет работать. Две недели подождем.
  - Две недели? Думаешь, Иван, это мало? У вас тут темп жизни медленнее, чем в столице. За полмесяца многое может измениться...А что скажешь насчет Виктора?
  - У него, действительно, была бурная ночь с женщиной. Следов - девать некуда. Пальчики на посуде остались очень отчетливые. Теперь, внимание: они полностью совпадают с отпечатками на бутылке у Соколова. Во как!
  Мужчины переглянулись.
  - Работал непрофессионал, - отозвался Озеров.
  - А точнее непрофессионалка. Похоже, она пребывала в состоянии аффекта и не сообразила протереть посуду. Так как у нас информации по этим отпечаткам нет, мы послали запрос в Москву. На всякий случай.
  - Что известно про Виктора?
  - Виктор - авиатехник. Во время обыска у него дома обнаружили посудину с метанолом. Но есть еще кое-что интересное. Помнишь, убили женщину из пункта обмена валюты? Оказалось, она была женой Виктора. Уже несколько лет они вместе не проживали, но официально разведены не были.
  - Опа! Неожиданный поворот. Давай-ка повторим пройденное. Повторенье, как говорится, мать мученья,- вздохнул Озеров. - Итак, вечером во вторник в гостиницу некто принес метанол. Рано утром в среду Соколов его выпил. В четверг утром задушена работница банка, жена Виктора, у которого был найден метанол. Далее. В ночь с пятницы на субботу убит Виктор после встречи с женщиной. Женщина оставила отпечатки пальцев в двух случаях, не думая о том, что она их оставляет. Почему все-таки? Глупая, наивная или в состоянии аффекта? Схема получается такая. Виктор - источник метанола, за что и поплатился. Его жена, похоже, увидела то, что ей не надо было видеть... за что и поплатилась. Что в итоге? Искать, видимо, надо женщину, которая общалась и с Виктором, и с его женой.
  - Это все понятно, - продолжил Иван. - Но вот ты смог бы запросто пройти в гостиницу, спокойно разгуливать по этажу и быстро проникнуть в чужой номер?
  Озеров в ответ ухмыльнулся, сооружая себе бутерброд из хлеба, колбасы и огурца.
  - Смог бы... возможно. Только в фойе гостиницы никак мимо валютного пункта не проскочить. Хотя есть, наверное, другие ходы в здание - через ресторанную кухню или какие-то вспомогательные службы.
  - Не знала наша незнакомка этих тонкостей, если пошла напрямую.
  - Или времени у нее на это не было.
  - Ну, хорошо, допустим, вестибюль ты прошел, засветился. Дальше?
  - Иван, дальше нет проблем. Ты сам видел, у них шикарный запасной ход.
  - Точно. Плюс дежурная ворон ловила.
  - Возможно, наша незнакомка знала, чем занимаются дежурные, - предположил Озеров. - Но как она попала в закрытый номер?
  - А ты бы попал? - улыбнулся Иван.
  - Хе-хе... Я-то первый слесарь на деревне, - отшутился Озеров, - но дамочка даже об отпечатках пальцев не помнила! И вдруг легко, без шума, попала в чужой номер.
  - Значит, для нее это привычно, - Иван задумчиво повертел в руке стакан.
  - Может, у нее свои отмычки? - Озеров встряхнулся. - Не могу этого представить. Все гладко у нас с тобой - заслушаешься. Но скажи, мент, куда нам след сорок третьего размера пришить? Ты забыл об отпечатке, воняющем моторным маслом. Ей-богу, мужской след!
  - Так холостой он был мужик в реале-то! Жена отдельно проживала. Может, он убирался редко, и след старый? Мы посмотрели, у него тоже сорок третий! Дамочки, кстати, разные бывают. Сорок третьего размера обуви - сколько угодно.
  - Иван, ты не прав, дорогой. Мужик встречался с женщиной. Пил приличное вино, от женщины пахло дорогими духами, и ты допускаешь, что он не прибрался перед ее приходом? Не поверю. Не вписывается это в стиль. Вот ты бы мог в свинарник с масляными следами привести женщину?
  - Гы...Мне жена приведет женщину с масляными следами так, что потом не отмоешься. Лучше про себя скажи.
  - Я бы прибрался, если это мое жилище. Другое дело, если бы экспромтом где-то.
  - Тебя еще на экспромты хватает? Силен. Как-нибудь расскажешь, - улыбнулся Антонян, - а сегодня уже поздно. Мне пора. Значит, на чем мы остановились?
  - Я в Москве выясняю у жены Соколова про личные контакты ее мужа. А ты проверь биографию авиатехника. Думаю, что не так это сложно. У вас здесь многие друг друга знают. Да, еще над бывшей женой Виктора живет очень наблюдательная бабулька. Предъяви ей фотографии действующих лиц. Возможно, она опознает, кто накануне убийства кутил ночью в квартире под ней.
  - Как же я эту соседку не опросил? Верный путь советуешь, Озеров.
  - Поговори с ней, узнаешь про всех жильцов подъезда.
  - Ну, что Петр, созвонимся? - Антонян убирал опустевшую посуду. - Моя помощь завтра не нужна?
  - Нет, спасибо. На рейс меня отвезут. Бывай, Иван!
  - Большой привет Гению!
  
  *****Выживание
  
  В сумраке комнаты, освещенной монитором компьютера, Женя набивала курсовую работу, с трудом понимая смысл текста. Сроки сдачи поджимали, а события последних дней выбили ее из рабочего режима. Учеба была заброшена. Горе вогнало ее в депрессию. Желания сделать курсовую у нее не было, скорее, требовалась сама деятельность, как метод реанимации.
  С улицы, как всегда, пытался прорваться в помещение шум Ленинского проспекта, который существовал объективно и не зависел от желания и настроения Евгении.
  В дверь позвонили, и Женя удивленно вспомнила, что в домофоне никто не обнаруживался. С некоторым недоумением она посмотрела в глазок, но на лестничной площадке почему-то было темно, и только угадывались очертания мужской фигуры.
  - Женя, это я, Петр Озеров. Фонарика у меня нет, чтобы на себя посветить, - идентифицировалась фигура.
  Женщина впустила гостя, и пока он снимал куртку, она молча пошла на кухню. Он направился за ней.
  - Здравствуйте, Петр. Я так понимаю, что домофон для вас не преграда.
  - Вот зашел попозже наудачу, очень рад, что застал вас дома. А кнопочки я нажимал, вы не отозвались. По телефону говорить не хотелось. Два дня назад я вернулся из командировки. Все время, как вы уехали, трепетно ждал от вас известий.
  - Петр, будете кофе? Я запомнила вашу привычку. Вас сначала надо накормить и напоить, а потом можно расспрашивать. Вы как-то осунулись. Устали, наверное?
  - В общем-то нет. Может, не отогрелся еще после северной жизни.
  - В Москве тепло. Ощущается, что весна близко. Я очень хочу листьев, травы, люблю зеленый цвет в природе, это лучшее лекарство.
  - Я тревожился за вас постоянно. Ждал вестей.
  - Ждали? Это хорошо. Подождите еще минуту.
  Она ушла в комнату, вернулась с фотоальбомом и посмотрела на Петра глазами, полными слез. Женщина открыла альбом. На страницах было несколько шуточных подписей, но от фотографий остались лишь неровные уголки фотобумаги. Чья-то грубая рука сорвала снимки.
  - Я перебрала все бумаги Славы. Очень тщательно, как вы просили. Сверила все фотографии с теми, что вы мне дали. Ничего не обнаружила, поэтому и не позвонила вам.
  - Но как же этот альбом?
  - Вчера, когда я вернулась домой из университета, почувствовала, что в квартире в мое отсутствие кто-то побывал. Видны были следы аккуратного поиска. А в кладовке с антресолей был снят старый чемодан с бумагами времен холостяцкой жизни Соколова, где, видимо, и хранился альбом. Сам альбом в покалеченном виде лежал на столе. Вот и вся история.
  Слезы не удерживались больше в женских глазах и падали на альбом. Петр читал, что написано на страницах и улыбался шутливым фразам. От такого поведения гостя Женя расплакалась по-настоящему. Он же не стал утешать ее, а энергично потребовал: "Еще кофе". Евгения послушалась, вытирая слезы.
  - Значит, Соколов был в Средней Азии? Когда? Что он вам рассказывал?
  - В конце восьмидесятых годов. Слава увлекался путешествиями и один раз ездил на выживание в пустыню. Больше мне сказать нечего; это было задолго до нашего с ним знакомства.
  - Очень хорошо. Прекрасно!
  - Что же хорошего? Вы издеваетесь надо мной?
  - Нет, я рад, что вы нашли то, что нам поможет. Вы знаете, людям свойственна ностальгия по молодости. Когда-нибудь вы и сами это проверите на практике. Прошло как раз столько лет, чтобы желать встречи и воспоминаний. Тем более, что жили они в тяжелых условиях, себя испытывали, а такое приятно вспомнить.
  - И что дальше?
  - А дальше? Они принесут нам море фотографий! Какие воспоминания без черно-белых фото тех лет? Почти у каждого был фотоаппарат. У кого-то простая надежная "Смена", а у других мощный "Зенит" с зеркальным видоискателем. Женя, вспомните детство, какой у вас был фотоаппарат?
  - У моих родителей было, как вы сказали: от "Смены" до "Зенита".
   - Теперь вспомните, где вы проявляли пленки и печатали фотографии?
  - Мы сидели с папой по ночам в ванной комнате.
  - О, магия ночных сидений в ванной с проявителями и закрепителями! Вспомните, вам нравилось, как постепенно появлялось изображение на мокром листе фотобумаги?
  - Действительно, меня увлекал процесс выныривания лиц и пейзажей из пустоты.
  - Вспоминайте, что было потом, утром.
  - Я вылавливала в тазу с водой снимки и рассматривала при дневном свете, что получилось. И весь день мы сушили их на глянцевателе.
  - Наверное, вы плакали, когда фотография вдруг прилипала к пластине и ее приходилось отдирать по кусочкам?
  - Откуда вы знаете? - Женя перестала рыдать и улыбалась.
  Озеров был доволен результатом и вдохновенно продолжил:
  - В общем, Женечка, действуем. Я дам объявления в популярные газеты с приглашением на встречу, закажу пару столиков в кафе. Надеюсь, Гений Иванович поможет материально. А вы сочините сценарий встречи. Все, я пошел. Веселее, Женя!
  
  ...Жарким июньским днем конца 80-х гг. поезд из Москвы остановился на станции небольшого города в Средней Азии. Тихая станция буквально взбурлила от потока молодых людей с большими рюкзаками, которые выходили из вагонов.
   Во время поездки у многих из них в душе еще оставались сомнения и страхи перед неизвестностью. На перроне, открытые жаждущим взглядам прибывших, стояли двое загорелых мужчин, в одежде которых угадывалось дыхание пустыни. От них исходил оптимизм и радость встречи, в чем как раз нуждались прибывшие новички.
  В двухэтажном здании вокзала традиционной архитектуры половина зала ожидания оказалась завалена рюкзаками. Оживление, не очень характерное для станции, исходило от молодых людей в одежде походного стиля. Большинство из них не было знакомо между собой, но узнавание единомышленников доставляло всем радость. С активным интересом они спрашивали друг друга: "Ты откуда?".
  Женщин среди прибывших было мало. К ним присматривались с недоверием, так как считали, что предстоит сугубо мужское испытание. Мужья, попрятавшие обручальные кольца и слившиеся со свободной массой народа, особенно критично воспринимали представительниц слабого пола в предстоящем экстремальном деле: "Как их могли сюда отпустить родственники?".
  Аня, молодая женщина, которую привела в пустыню не выбитая жизнью романтика, тоже попала под такие придирчивые взгляды...
  
  Всех интересовал вопрос, далеко ли добираться до лагеря выживания. Мужчины, встретившие пополнение, обнадеживали, что не стоит волноваться, доберутся без проблем, но необходимо встретить еще два поезда, чтобы собрать всех желающих. А пока можно прогуляться по городу.
   Аня примкнула к компании ребят, у которых возникла потребность в услугах цивилизации: сделать последние покупки, отправить телеграмму или позвонить родным.
  Слово "прогулка" мало подходило к этому рейду. Как разведчики из холодных широт, передвигались они по открытому пространству площадей и улиц под щедрыми сверх меры лучами.
  Самые резвые из мужчин менялись на глазах. Постепенно сходила на нет эйфория, бравада и самонадеянность. Такие болячки прижигало, словно огнем, солнце - хозяин местности. На помощь людям из недр характеров возникали терпение, скромность и осмотрительность.
  Наконец, ближе к вечеру, армия новобранцев выживания перетекла в душный пропыленный автобус, заполнив все возможное пространство людьми и вещами.
   Плавясь от духоты и жары, замерев, словно в бункере бомбоубежища, где не рекомендуется совершать энергичных действий, мужчины и женщины видели из окон автобуса, долго выбирающегося из города, бесцветные и пыльные улицы и дома, во дворах которых прятались деревья, виноградники и колонки с водой.
  За городом, где закончилось шоссе, люди переместились в открытый солнцу кузов трактора. Он медленно и тряско продвигался среди барханов, поднимая тучи пыли.
  Пейзаж пустыни местами оживлял саксаул, странное растение из племени деревьев. Вид реальной пустыни непроизвольно вызвал тишину среди пассажиров в кузове. Все молчали, замысловато согнувшись, защищаясь от густой пыли. Словно каждый продолжал искать ответ на вопрос: зачем я спешил сюда издалека? Чтобы помучить себя?
   Сгрузив вещи с трактора, народ разошелся по территории лагеря, а проще говоря, по барханам в поисках удобных мест. Чтобы перевоплотиться в паломников пустыни, предстояло решить первую проблему: сшить вручную одежду из привезенного с собой белого хлопчатобумажного материала.
  Женское население расселось кружком, объединило швейные принадлежности, опыт и терпение. Всего-то работы - примитивный раскрой ткани, вырез для головы и пару швов по бокам. Получался этакий блузон-халат или простонародная рубаха с поясом. У девушек дело спорилось, когда к ним подошел высокий жизнерадостный парень.
  - Привет, девчата, как у вас ловко получается! Может, мне тоже сошьете, а то я за неделю не управлюсь?
  - Сначала нам помоги, - отозвались швеи.
  - Я пошутил. Меня, кстати, зовут Слава. Выручайте, посеял где-то ножницы...
  
  Ночь обрушилась на царство пустыни. Славка укладывался спать прямо на поверхности бархана. Залез в спальный мешок, поерзал телом, чтобы добиться комфортного расположения. Но ложе оказалось неожиданно жесткое, словно спишь на доске. Тогда он высунул руки и стал делать подкопы под выпуклостями своего тела. Во, теперь другое дело. Можно отключаться, силы восстанавливать для следующего дня.
  Но кто-то зашуршал по песку, и Слава осмотрелся вокруг. Как раз появилась огромная полная луна, возвращая очертания предметам и людям, которые растворялись до этого во тьме. В лунном свете предстала перед Славкой женская фигура в белом одеянии, волокущая свой спальник.
  - Слава, прости, я тебя разбудила. Нам, женщинам, выделили для ночевки палатку. Но в палатке мне страшно спать. Там кто-то ползает и шуршит, кажется, вот-вот прыгнет на голову.
  - Аня, ты? Думаешь, здесь никто не ползает?
  - Не знаю. Возможно, меня пугает замкнутое пространство палатки.
  - Жертва клаустрофобии? Устраивайся рядышком. Песку много, мне не жалко. Почту за счастье такое соседство.
  Аня стала пристраивать свой спальник. Как Слава, она сначала залезла в спальный мешок и обнаружила, как жестко и неудобно лежать на поверхности бархана.
  - Анечка, перенимай опыт, пока я жив, - пошутил он. - Поработай ладошкой под попкой и в районе головы.
  Она так и сделала.
  - Верно говоришь. Лучше стало. И откуда ты все знаешь? - улыбнулась в темноте.
  Он не ответил: смотрел сны по мотивам первого дня приключений.
  
  На следующий день Аня оказалась дежурной у костра.
  Человек из Центральной России, не избалованный солнечным теплом и светом, когда попадает на относительный юг - на Черное море, в Среднюю Азию, да хоть в Сахару, пытается загорать и ходить босиком. Иначе кто потом тебе поверит, что ты был на юге? Загар - это трофей с охоты на солнце.
   Неуемная жажда лучей приводит к тепловым и солнечным ударам, сползанию кожи лохмотьями, ожогам ступней и прочим разочарованиям. Так приходит неохотно, с большим сожалением, понимание, что не под всяким солнцем следует загорать.
  Анна познала такую эволюцию на себе. Утром было комфортно тепло. Дежурные варили рисовую кашу на сгущенном молоке и резво бегали босиком по уже горячему песку. Попытка подобного поведения в обед привела бы к поджариванию пяток. Обилия тепла не выдержал парень, который был костровым, он бросил напарницу по дежурству и уполз в тень под тент, смущенно оправдываясь, что привык к походам в леса.
   У Ани ноги были обуты в кроссовки, но двойной жар - от костра и от солнца - доводил ее до отчаяния. Достойная репетиция адского пекла!
   Помощь Славы пришлась очень кстати.
  - Давай-ка помогу, а то будет двойная потеря: ни тебя, ни супа.
  Ане хотелось плакать, да слезы от жары испарились.
  Ночью долго не засыпалось, и она задала своему помощнику самый популярный в лагере выживания вопрос: "Слав, а ты зачем сюда приехал?"
  - Мне нравится пустыня. Она меня волнует. Я чувствую магию огромной безжизненной, на первый взгляд, равнины. Возможно, что это прошлое или будущее нашей природы. Где-то спят погребенные под песком древние города. А на вековых караванных тропах пот верблюдов с исторических времен...
  - Если, конечно, они потеют, - улыбнулась Аня - Ты романтик. Последний романтик пустыни.
  - Я? Последний? Нет. Вот скажи, ты любишь есть конфеты "Каракум", у которых обертка с неправильным верблюдом?
  - Ну, люблю. При чем здесь это?
  - Анечка, ты сама сказала "люблю". Значит, и ты романтик пустыни, - захихикал Славка.
  - А почему на обертке неправильный верблюд, как ты говоришь?
  - Вспомни, какой там верблюд? Одногорбый. А должен быть двугорбый, потому что в Средней Азии используют двугорбых верблюдов.
  - Такие тонкости. Кто бы догадался...
  - Что ты, Аня. Это все из школьной программы.
  Пока они болтали, лежа в спальниках под высоким звездным небом с крупной луной и белой вуалью Млечного пути, кто-то рыдал недалеко от лагеря. Рыдание то удалялось, то приближалось. Плач был нечеловеческий и очень неприятный. Аня слушала его и чувствовала, как под тканью спальника тело покрывалось мурашками.
  - Слав, ты слышишь?
  - Слышу...
  - Кто это?
  - Наверное, шакал кружит невдалеке от нас. У него похожее рыдание.
  - Но он к нам не придет?
  - Неа, что он маньяк, что ли?
  - А вдруг, когда мы заснем, он подойдет и будет стоять над нами и обнюхивать? - Аня от страха пододвинулась поближе к мужчине.
  - Не бойся, Аннушка, я с тобой!
  - Ты все знаешь, расскажи про ядовитых пауков.
  - На ночь? Приснятся или приползут. Они как раз ночью активны, - сонно предостерег Слава.
  - Ты же рядом, - высказала доверие Аня.
  - Спасибо. Ты верный друг, раз согласна умереть со мной за компанию.
  - Да ну тебя. Я серьезно спросила.
   - Очень серьезно? - он высунулся из своего спальника, чтобы заглянуть ей в глаза. - Скорпиона, у которого опасное жало, ты видела днем. Ребята поймали и посадили его в банку. Еще бывают каракурты. Но что-то пока их здесь нет.
   - Вот и хорошо, что нет. Не надо нам такого счастья. Кара - означает "черный", а как расшифровать все слово?
  - "Черная смерть". В народе его называют "черная вдова".
  - Почему вдова?
  - У них самка убивает самца после спаривания. Во, страсти, да?
  - Что будет человеку, если его укусит каракурт?
   - Если не спасать, пару дней мучений и - финиш. Кстати, подверни спальник поплотнее. Еще советую каждый раз проверять обувь и складки одежды. Спальник вообще надо бы иметь из овечьей шерсти. Ее запах отпугивает ядовитых змей и пауков.
  - Где же его возьмешь из овечьей шерсти? У тебя есть? - заволновалась Аня.
  - Нет, конечно. Вот мой свитер возьми. Он из чьей-то шерсти. Кинь сверху на себя.
  - Спасибо, милый.
   - Анечка, я милый? Теперь и умирать не страшно, - сказал Славка притворным сентиментальным голосом.
  - Что ты все меня смертью пугаешь. Не шути так. Накличешь.
   - Ань, запомни, как меня спасать будешь. Сразу, как укусят, прижги ранку горящей спичкой или раскаленным металлом. Не вздумай при этом медлить и жалеть.
  - Мне уже плохо от твоих слов.
   - Да ладно. Я пошутил, почти, - утихомирился он. - У ребят в аптечке есть специальная сыворотка. Вколол и делов-то.
   - Уколы я умею делать. А то придумал - раскаленным металлом. Спокойной ночи, месье Паганель. Завтра про тарантулов расскажешь.
  Аня закрыла глаза и вдруг почувствовала, что кто-то ее быстро поцеловал и шумно отпрянул в сторону. Она живо повернулась к своему соседу, но он был кроток, как ягненок, и уже ровно сопел во сне.
  
  Дежурный по кухне наделял голодных собратьев шлепком пшенной каши в миску. Народ покорно ел, хотя дома в подобной ситуации своим родственникам уже было бы высказано немало обидных слов.
  - Удивляюсь на вас, - Аня посмотрела на Славу и махнула головой на остальных.
  - На кого на нас? - Славка жевал свой завтрак.
  - На мужчин. Нигде не видела сразу столько мужчин, которые не стонут от голода и едят то, что дадут.
  - Хе-хе... Позволь спросить, много ли ты вообще видела мужчин?
  - "Вообще мужчин" не видела. Но с конкретными экземплярами тесно общалась.
  - А твой мужчина не такой? - Славка оторвал свой взгляд от каши.
  - Не такой. Мясо ему подавай, - улыбнулась Аня.
  - Ты с ним до сих пор "тесно общаешься"?
  - Нет. Разобщалась уже, - вздохнула она.
  - О, это к лучшему. Я буду претендовать на "тесное общение", - разве что не мяукнул Славка.
  - Да ну тебя! - шутливо отмахнулась Аня.
  - Эй, повар, хоть бы хлебушка выдал! - Слава крикнул дежурному. Тот взял буханку хлеба, демонстративно разломил ее, как в цирке перед публикой, и вызвал адекватную реакцию. Раздалось дружное "ах!", когда внутри буханки оказалась целая клумба плесени.
  - Поели хлебушка.
  - Ага...но не мы.
  - Напряженка у организаторов с продуктами, - констатировал Слава.
  - Скоро начнется основной тренинг. Так что продукты не потребуются. А пока, смотри, дежурный несет твое любимое блюдо!
  Дыни! Славка сконцентрировал внимание на цепочке ломтей, которые дежурный нарезал и направлял едокам. Рядом с тентом, где сидели новоявленные паломники пустыни, находилась песчаная яма, наполненная разнокалиберными дынями. Их количество поражало воображение молодых людей, приезжих из безбахчевых мест. Слава отлавливал из передаваемых кусков дыни самые лучшие и пытался отдавать их Ане.
  - Все, не могу больше. Я наелась.
  - Ты наелась? Ань, разве можно наесться дыни?
  Начинался обратный процесс: она отдавала свои ломтики Славе. Он не отказывался: "Наемся вместо мяса".
  Везло ему и со сгущенкой. Обычно к зеленому чаю дежурный предлагал банку сгущенки на четверых. Вот уж поистине - один с сошкой, семеро с ложкой. Ложки так виртуозно мелькали, что дно банки появлялось разочаровывающее быстро.
  Анна начинала вместе со всеми своеобразную спринтерскую дистанцию за сгущенку, но вид компаньонов ее настолько поражал, что она хохотала, выбывая из процесса. Понятно, что остальным троим, в том числе Славке, доставалось больше.
  На первый ночной марш-бросок Анна надела под кроссовки белые носки.
  - Ты неотразима, - захихикал Славка. - Постой-ка, у тебя до сих пор волосы чистые? - он погладил ее по голове, чтобы убедиться на ощупь.
  Возможно, таким способом он подпитывал уверенность в собственных силах.
  Вскоре наступила густая темнота, как воровская ночь.
  - Ужасно темно. Ничего не вижу, что под ногами, - женщина ощущала себя слепым котенком.
  - Держи мою руку, - Славка потащил Анну за руку в жуткой темноте по барханам, пока не появилась желтая Луна, осветившая, наконец, путь.
  Они шли почти всю ночь, с короткими перерывами на привал, в цепочке себе подобных экстремалов. Слава развлекал коллег разговорами и анекдотами. Это помогало, прежде всего, ему самому, - он опасался заснуть на ходу или на привале.
  А рядом с ними все чаще прикорнувшие пару минут ребята оставались поспать и вернуться в лагерь. Это означало, что завтра эти атлетически сложенные люди заберут свои рюкзаки и поедут домой, как проигравшие.
  Под утро испытание завершилось; всем мученикам разрешалось поспать. Аня искала свой спальник и не находила его. Ее хорошенький, любимый спальник испарился бесследно. Не оставалось сил на предположения и поиски, а только на жалость к себе, обиженной, - и дефицитная для организма влага полилась из ее глаз.
  Погружающийся было в сон Славка расстегнул молнию на своем спальнике и втащил к себе ревущую соседку. Он крепко прижался к ней, иначе бы спальник не застегнулся.
  
  После ночи, проведенной в одном спальном мешке, они легко разбежались рано утром в разные стороны, потому что для обитателей лагеря начался цикл выживания, который должен был продлиться трое суток. Еды в эти дни не будет вообще, а вода - только та, которую добудешь сам выпариванием из зеленых веточек саксаула.
  Анна выкапывала ладонями убежище в бархане и вспоминала:
  - Хороший спальник у Славы. Прямоугольной формы. А если расстегнуть молнию, получится большое одеяло.
  То, как своеобразно хозяин спальника выручил ее, оставляло чувство неловкости, но зацикливаться на нем было некогда, тем более что ничего особенного ночью не произошло, кроме того, что они крепко спали в тесноте, как две гигантские селедки в лилипутской бочке.
  Аня оценила результат своего труда:
  - На окоп похоже, - и забралась в него, чтобы померить глубину.
  Несмотря на раннее утро, солнце уже выглядело угрожающе и начинало припекать.
  - Надо быстрее полиэтиленовый пакет надевать на ветку саксаула, - и Анна туго, как учили, перехватила приготовленной заранее веревкой горлышко новоявленного свертка, - не очень-то я верю, что у меня получится вода.
  - Что будет днем, если сейчас и то жарко? - она установила над своим окопчиком небольшой тент, сделанный в первый день приезда. - Все готово, залегаю. Времени впереди много, пока не спадет жара, так что ногами буду рыть дальше, до прохладного слоя.
  
  С отступлением раскаленного дня люди вылезали из нор, чтобы стряхнуть песок со своих тел и собраться вместе для ночного перехода по пустыне. День не пригоден для путешествий, идти по маршруту возможно только ночью, когда схлынет дневной жар.
  - Все в сборе? - ходил со списком мужчина, проверяя фамилии выступающих на маршрут.
  - Аня, смотри, сколько я выпарил влаги из саксаула! - появился радостный Славка, показывая фляжку. - Причем половину я уже выпил.
  - У меня примерно столько же получилось, почти стакан за день, но пить такую воду противно. Она горькая. После нее в горле еще хуже, чем без воды.
  - Я не почувствовал. Меня вода вполне устроила. Сам процесс загадочный. Я, конечно, понимаю, как он происходит, но все равно - чудеса!
  - Меня другое удивляет: сидим днем в убежище в песке почти по шею, а тело остается чистым.
  - А ты как думала? Песок очищает поверхность тела, как вода. Народы, которые живут в пустыне, практически не моются.
  Они шли почти всю ночь, изредка останавливаясь на короткие привалы. Переход был полностью похож на первый, тренировочный, марш-бросок, только в этот раз желудки у ночных пешеходов были пусты и легки, а горло лишь самую малость смочено горькой жидкостью.
   Маршрут, проложенный по кольцу, привел под утро путешественников в родной лагерь. После ночного перехода осталось менее четырех часов на сон. Анна устало села на песок возле своего рюкзака. Болели мышцы ног.
  "Первые сутки я продержалась - это хорошая новость, но мой спальник не нашелся - плохо. Что можно предположить? Тот, кто выбыл из игры, взял его по ошибке или с умыслом?" Плохо о людях не хотелось думать. Думать вообще не хотелось.
  Сзади подошел Славка, тронул ее за плечо.
  - Ань, пойдем спать, а то завтра, то есть сегодня, подъем проспим, - сказал по-простому и расстелил свою походную постель.
  Они опять тесно прижались друг к другу, и Слава застегнул молнию спальника.
  - Я о тебе сегодня думал, - шепнул он ей на ушко, - спокойной ночи.
  - Спокойной ночи, - и к их тесным объятиям присоединился третий - сон. Надо было беречь силы...
  
  "Он обо мне... думал..., а я... о нем?" - мелькали обрывки мыслей в женской голове, одурманенной изматывающей отсидкой в песчаной яме посреди пекла.
  Ей очень хотелось спать, и если бы удалось заснуть, как быстро прошел бы адский день! Но дразнящий человека сон в таких условиях был способен только на поверхностную дрему. Хотелось размышлять, чтобы не потерять рассудок, но мысли вырывались импульсами. И к концу длинного предложения терялось начало или, наоборот, родившееся начало не находило конца.
  - Интересно - я не ела вторые сутки, но есть совершенно не хочется. А Славке? Мужчинам труднее переносить затяжные неудобства; женщины все же более выносливые, да и часто сидят на диетах.
  Анна выбралась из своей норы и приготовила фляжку, чтобы снимать урожай воды, сильно отдающей саксаулом.
  В очередном ночном переходе вопреки настоятельному совету организаторов не болтать, чтобы не терять из организма влагу, мужчины делились своими впечатлениями.
  - У моего соседа по отсидке сегодня "крыша" поехала. Вылез среди дня и говорит: "Посидел в жаре, подумал, чем я, дурак, занимаюсь? Лучше к маме поеду. Я ее давно не навещал". Собрал вещи и ушел в город на станцию.
  - Что ж, полезный вывод сделал. Прозрел.
  - Кстати, поголодать тоже полезно. Бывают любители голодного туризма. Они вообще без еды путешествуют несколько недель.
  - Когда не ешь, то и не хочется.
  - Не, я бы поел. Курочку...
  - Еще продолжишь про курочку, мы тебя здесь и закопаем.
  - Я слышал от организаторов, что есть случаи, когда после голодания в пустыне проходят некоторые хронические болезни.
  - Хм. У некоторых проходят, а у других - начинаются. Вспомни, мы подписку давали, что в случае ухудшения здоровья, претензий предъявлять не будем.
  - Одно, мужики, точно. На женщин совсем не тянет.
  - И меня не тянет. Вдруг это явление необратимое? Меня тогда жена не поймет.
  На всю пустыню раздался гогот голодных, но несгибаемых мужчин.
  
  Отшагав третью, последнюю, ночь испытательного цикла, "ученики" расползлись по спальникам счастливые - завтра можно поспать, сколько пожелаешь, не уродуя свой сон ранним подъемом.
  - Ань, ты заметила, что народу осталось мало?
  - Конечно, заметила. Самые дохляки остались и женщины, - она улыбнулась. - Атлеты, оказывается, совсем невыносливые. Я видела, как у одного на переходе кровь носом шла.
  - Быстро время пролетело. Через два дня лагерь снимаем, - вздохнул Славка.
  - Спи, неугомонный.
  - Я сплю.
  - Слав, у меня ноги болят. Я не могу на левом боку лежать. Ты все время на правом, я тоже хочу на правом боку поспать.
  - Попробуй перевернуться. Но расстегивать молнию не буду. Я уже сплю.
  Анна завозилась в тесном спальнике.
  - Ну, весь бархан расшевелила, - захихикал напарник.
  Аня все-таки перевернулась на правый бок. И теперь Славка дышал ей в затылок.
  - И меня расшевелила. Ах, какая у тебя прохладная попка, - выдохнул он ей в ухо.
  - Фантазер, - подумала Анна, - просканировал через одежду.
  Она начинала засыпать, хотя чувствовала Славкину руку на своей груди.
  "Шлепнуть бы тебя, куда следует", - но простора для маневра не было.
  
  Последних два дня бивак напоминал лежбище котиков на Командорских островах. Население лениво отъедалось и отпивалось после испытаний. Правда, отъедаться особенно было нечем, впрочем, как и отпиваться.
   Канистры с водой пустели быстрее, чем осуществлялся подвоз. Где набирали воду для приезжих местные жители, с которыми был заключен договор, никто не задумывался, но головастики иногда попадались в ней, вызывая брезгливые вопли.
  Накануне снятия лагеря долго не спали. Большой костер притянул к себе мужчин и женщин, и полчища невообразимых мелких обитателей ночной пустыни. Все шли, летели и ползли на свет пламени. Происходило явление народу многочисленных гитаристов. Их пение находило отклик в душе каждого и вызывало чувства более трепетные, чем пение соловья.
  Завтра одним предстояло ехать домой, так как у них заканчивался отпуск, к таким относилась Аня, другие с организаторами ехали дальше в более сложные районы пустыни, и среди них был Слава.
  Под утро неразлучная пара уединилась от поющего круга на свой бархан. Славка, как водится, расстелил спальник, и они привычно строго, как солдатики, легли оба на правый бок.
  - Аня-Анечка, не уезжай,- прошептал он на ушко.
  Она молчала, слегка затаив дыхание, потому что вдруг ощутила всем телом, что после двух недель физических мытарств возбуждает его. После спокойных ночей, когда они уживались по-пионерски в тесном коконе, перед пугающей разлукой в нем бурно просыпался мужчина.
  - Милая, как я буду без тебя? - он порывисто расстегнул спальный мешок и, завоевав свободу для движений, прижался лицом к ее груди.
  Руки мужчины умело искали под одеждой нежную поверхность тела женщины.
   - Мы встретимся с тобой в Москве. Я женюсь на тебе, Аня... - он содрал уже с нее и себя все тряпки, которые мешали ему, и его тело наслаждалось прохладой и упругостью ее кожи.
  Он был по-мальчишески нетерпелив, резок и жаден.
  
  *****Черно-белое фото
  
  Могло показаться, что Озеров ушел от Жени окрыленный, причем щедро поделившись с ней своим энтузиазмом. Утешить ее, действительно, хотелось: сидит одна в темной квартире наедине со своими бедами. Где же родственники с их поддержкой и участием? Но с другой стороны, возможно, Евгения сама захотела одиночества. Петр, хоть и оставался в ее глазах жизнерадостным, внутренне имел паршивое настроение.
  Совсем ни к чему проявился новый, московский, момент в истории Соколова. Очень не хотелось Озерову, чтобы локальное происшествие в одном отдельно взятом областном городе, переросло в глобальное.
  Противно представлять, как чужой тип бродил по квартире в отсутствии Жени и рылся во всех вещах. Как она сказала? - "Видны были следы аккуратного поиска". Ничего из обычных предметов, интересных для воров, не пропало. Понятно, что работали целенаправленно, знали, что ищут. Эти люди или один человек знали адрес Соколова и отслеживали передвижение его жены.
  "Что же ты, Вячеслав, сотворил, что даже после твоей смерти, нет покоя близким?" Петр сидел в своем "Фольксвагене" и никак не решался уезжать из двора Жениного дома. Мобильный телефон, который лежал на соседнем с водителем сиденье, требовательно ожил. "Да? Слушаю". - "Петр, я подумала, что вы будете волноваться за меня. Обещаю никому незнакомому не открывать. Буду вести себя осмотрительно. Не переживайте, я справлюсь".- "Спасибо, Женя, попробую не волноваться". Он так удивился, что она отозвалась на его мысли, что даже выглянул из машины и посмотрел на дом, хотя знал, что ее окна выходят на другую сторону.
  
  Петр не стал тянуть с осуществлением намеченного, тем более что Гений Иванович увлекся задумкой Озерова. К тому же, тот организовывал встречу в свободное от работы время. Все были при своих интересах, но и дела не страдали.
  На другой день после разговора с Женей Озеров определился с местом и временем встречи. Изощряться в подборе кафе он не стал, взяв за основу известную формулировку: "При всем богатстве выбора - выбора нет". Он остановился на проверенной точке питания и досуга кафе "Ясный вечер". Понятно, что народ собирать надо в выходной день, чтобы безболезненно отрывать взрослых людей от работы, а по времени - в ранний вечер, чтобы смогли приехать, а потом вернуться по домам.
  Оформив заказ в кафе на следующую, а не ближайшую субботу, Петр сочинил текст объявления, и, как заботливый родитель свое дитя, стал пристраивать его в разные средства массмедиа.
  Сначала он растиражировал сообщение по различным форумам и сайтам в интернете, затем пристроил в газеты, которые специализировались на объявлениях. Вошел в раж и уже почти по привычке разместил свою информацию в нескольких областных газетках.
  Чувствуя, что пора остановиться, поместил-таки объяву в паре наиболее популярных всероссийских изданий, возраст читателей которых, по прикидке Петра, наверняка соответствовал возрасту героев происшествия.
  "Ребята, читайте, не зевайте!" - успокоился было он. Но решил для большего охвата аудитории привлечь еще некоторые радиостанции, способные надоедать людям рекламой. Он бы, пожалуй, и до телевидения докатился, но Гений Иванович показал ему известный жест пальцем у виска: "Озеров, не доводи дело до абсурда". Он послушался, остановился и даже совсем позабыл о грядущей встрече в водовороте повседневных дел.
  В пятницу вечером, перед волнительным мероприятием, голос Евгении в телефонной трубке вернул Озерова в русло событий.
  - Петр, ну что? Завтра идем? Я его написала.
  - Так... куда идем, я вспомнил. Но что ты написала? - он обрадовался ее голосу и нечаянно впервые назвал на "ты".
  - Сценарий встречи, как договаривались, - почти без заминки ответила Женя.
  - Да, помню... сценарий. А не трусишь? - он не стал возвращаться на "вы".
  - Сегодня пока нет, но что будет завтра, не ручаюсь.
  Они встретились на следующий вечер на станции метро Октябрьская и нарочно медленно, почти не разговаривая, прошлись по Большой Якиманке. Миновав красные бастионы "Президент-отеля", они перешли Якиманку и по боковой улочке пошли в сторону реки, туда, где ждал их "Ясный Вечер". Занавешенные окна кафе по очереди отразили их, когда они дошли до угла, и, повернув, оказались перед входной дверью.
  В кафе Петр выбрал себе тривиальную куриную ногу с картофелем фри, а Женя попросила блюдо с замысловатым фирменным названием, которое на поверку оказалось макаронами, сдобренными тертым сыром, мелко нарезанной семгой и незнакомыми приправами. Они также взяли на двоих чайничек зеленого чая; коротали время до условленной цифры на часах и все еще не были уверены в положительном результате акции.
  Евгения попала сюда впервые и с любопытством разглядывала интерьер заведения: стены, отделанные металлом, барную стойку - бармен за ней стоял внизу и казался коротышкой. Оттуда же, снизу, время от времени появлялись официанты.
  Пепельница на столике, а также стаканчик с салфетками и набор судков под специи представляли собой серые водопроводные железяки; ее спутник назвал их забавным словом "фитинги". Такая же водопроводная загогулина с торчащим из нее свернутым счетом прижимала к столику несколько купюр, которые официантка демонстративно не торопилась забрать.
  Озеров посмотрел на часы.
  - Я пошел встречать народ, если найду, кого встречать.
  Женя осталась одна и почувствовала, что волнение разрастается по внутренним органам. Прошло пять, десять, пятнадцать минут. Петр не возвращался. И вдруг в зал влилась жизнерадостная группа мужчин и женщин. Их было около двадцати человек, и все они за заказанными столиками не поместились.
  Озерову некогда было подойти к Жене, он только улыбнулся ей и помахал подбадривающе рукой, пока энергично двигал с официантом столы и рассаживал людей.
   Евгения рассматривала гостей с любопытством - многие из них были ровесниками Вячеслава, но выглядели очень по-разному. Так обращается жизнь с людьми на дистанции от тридцати до сорока лет: кого-то не задевает и оставляет свеженьким, а у других заводит часы с ускорением, не забывая включить счетчик для изменения внешности. Откровенно говоря, эти люди вызывали у молодой женщины неосознанное чувство ревности. Ведь кто-то из них знал ее Вячеслава таким, каким не увидела в жизни она.
  Женя все еще оставалась без работы, потому что никакой сценарий не потребовался. Люди непринужденно общались между собой, хотя многие друг друга не знали, так как ездили в лагерь в разные годы. Объявления, развеянные Петром, растревожили и сорвали с мест народ, живущий в других городах.
  Музыканты исполняли джаз. Но вдруг, проявив удивительную чуткость и осведомленность, они заиграли и запели песню "Каракум" популярной в восьмидесятые годы группы "Круг". Мелодия вступления рождала картинку бесконечных, до горизонта, барханов, знойного неба и раскаленного песка, зависающего миража и тех, кто стремится за ним. " Это Кара-Кара...- Каракум", - пели все вместе, и у многих в глазах сверкали ностальгические слезы.
  Петр предвидел точно - горы альбомов с фотографиями были извлечены из сумок и ходили по рукам, вызывая счастливые возгласы "смотри-смотри!"
  Жене передался азарт присутствующих, которые затянули ее в орбиту своих эмоций. Сосед Евгении по столику, крупный мужчина, у которого благородный пиджак не в силах был прикрыть живот, полез в свой пакет и вынул ворох черно-белых снимков. Он пододвинул их молодой интересной женщине и доброжелательно улыбнулся.
  - Посмотрите, как у нас там было.
  А взгляд его, казалось, говорил: "Вы слишком молоды и ничего еще не понимаете в жизни". Она ответила ему тоже не вслух: "Ваша комплекция свидетельствует, что вы поняли уже слишком много".
  - Это я скорпиона сфотографировал. Мы их ловили и сажали в банку. Правда, они там не выживали.
  - Зачем же вы их мучили?
  - Пожалуй, бравады ради. Не он тебя, а ты его, - оправдывался мужчина.
  - Здесь у вас ящерица великолепно получилась!
  - О, ящерицы у меня вызывали восторг. Они убегали с такой скоростью, будто их сдувало потоком воздуха. Казалось, что они не касались грунта лапками. Очень забавно было наблюдать, как они молниеносно зарывались в песок.
  Последовала еще вереница фото с саксаулом, ишаком, канистрами воды, однообразными пустынными пейзажами. Наконец, хозяин фотографий раскрыл альбом, со страниц которого смотрели не ящерицы, а люди в белых одеждах. Женя внимательно рассматривала лица.
  - Вот мы зеленый чай пьем, а вот дынями объедаемся, - мужчина комментировал мечтательно. - А вот я сижу в яме, чтобы днем не перегреться, когда жили без еды и воды.
  Он показывал фото худощавого молодого человека.
  - Это вы? Я бы ни за что не догадалась. А это кто? - и Женя, сдерживая эмоции, показала на следующее фото, где стояли два молодых человека: один из них был владелец снимка, а второго мужчину она, несомненно, узнала.
  - Мы снялись, хм...для потомков, так сказать, со Славкой Соколовым.
  "Батюшки, мой Соколов почти не изменился", - женщина почувствовала близкие слезы.
  Она подбежала к Озерову, чтобы позвать его, и они вместе стали рассматривать страницы альбома. Почти на всех фото Слава нежно обнимал одну и ту же паломницу. И хотя миновал десяток лет, Петр и Женя, взволнованно переглянувшись, узнали женщину!
  Хозяин альбома назвал ее имя, но оно им ничего не говорило. Нестыковка? Евгения не могла больше спокойно сидеть среди чужих людей.
  - Петр, нам обязательно быть здесь до конца?
  Он окинул взглядом оживленную тусовку, которую сам же организовал.
  - Думаю, что совсем не обязательно. Нас с тобой никто не знает, поэтому расстраиваться из-за нашего исчезновения не будет. Люди опытные; сами отрегулируют продолжение и окончание. Но прежде, чем мы уйдем, решим проблемку.
  - Вы не презентуете нам фото Соколова с девушкой? - обратился Озеров к крупному мужчине, чей альбом оказался таким ценным.
  - Чем вас привлек Слава? - мужчина видел неподдельный интерес в глазах Петра и Жени.
  - Мы его родственники, - ответила Евгения, но не стала раскрывать подробности.
  - Хорошо, я с удовольствием дарю вам фото, - великодушно сказал мужчина. - У меня дома еще пленки сохранились. Когда встретите Славку, привет передавайте от Жорика.
  Озеров и Женя вышли из зала с подаренной им на память фотографией, где под высоким южным солнцем вечно молодой и живой Соколов светился от счастья рядом с загадочной девушкой.
  
  В гардеробе Озеров помог женщине надеть полушубок и ждал у выхода, пока она перед зеркалом поправит шарф и застегнется. Он видел ее радостное лицо в профиль и вполне разделял такое настроение.
  Вдруг ему показалось, что Женя как-то сникла, опустила глаза и напряженно пошла к нему. Предотвращая возможные к ней вопросы, она быстро направилась к выходу, опережая Озерова. Он несколько удивился резкой смене ее настроения, окинул взглядом фойе и, не обнаружив источника тревоги, вышел за Женей на улицу.
   Если раньше, когда они направлялись на встречу, женщине приходилось подстраиваться под темп движения мужчины, то теперь они поменялись местами. Озеров с трудом поспевал за своей спутницей. Она словно летела по тротуару, создавая семенящий стук каблуков. Наконец, они маршировали в одном быстром темпе, и таким курьерским ходом прошли в метро.
  Женя все еще ничего не объясняла Озерову. Он терпеливо сопровождал женщину и ждал, когда она сама захочет рассказать, что ее встревожило. Она осматривалась на эскалаторе, потом озиралась на платформе и в вагоне поезда. Интрига затягивалась, а между тем сам Озеров, как ни старался, ничего подозрительного не замечал.
  - Женя, давай-ка присядем. Народу немного, пожилых леди не наблюдается - можем себе позволить занять места. - Петр подчеркнуто спокойно развалился на сиденье.
  Евгения послушно села рядом, и мужчине показалось, что волна внезапной паранойи у нее схлынула.
  - Теперь рассказывай, что ты видела в фойе? - он сказал тихо и требовательно.
  - А ты ничего не заметил?
  - Не люблю, когда мне отвечают вопросом на вопрос.
  - Я тоже не люблю.
  - Хм...
  - Не сердись. Видишь ли, Петр, я не пьяная, не сумасшедшая и не слепая.
  - Я не сомневался, - Озеров ободряюще улыбнулся.
  - Поэтому мне приходится верить своим глазам, - вздохнула Женя.
  - Будем верить вместе.
  - Когда я смотрела в зеркало в фойе кафе, то вдруг увидела в нем незнакомого мужчину.
  - Где он находился? С моего места я не видел никого. - Петр откровенно заинтересовался.
  - Как раз напротив зеркала был вход на лестницу, ведущую на второй этаж. Там стоял мужчина в черной куртке, синих джинсах и в шапочке. Видимо, он не попал под угол твоего зрения.
  - В какой шапочке?
  - В черной трикотажной. Знаешь, в какой обычно по телевизору показывают людей, чье лицо составил фоторобот.
  - Женечка, в таких шапках ходит как минимум полстраны.
  - Этот мужчина разглядывал меня в упор.
  - Надеюсь, ты не напрашиваешься на комплименты?
  - Петр, не ерничай. Он смотрел то на меня, то на листок, который держал в руках. Это было похоже на то, что он не просто внимательно смотрел, а сверял с фотографией.
  - Жень, признавайся, тебя не разыскивает милиция? - Озеров целенаправленно хотел разрядить ситуацию, и это ему постепенно удавалось.
  Когда они шагали по вечернему Ленинскому проспекту к дому Жени, разговор уже вернулся к теме вечера в кафе. Впечатления от него сложились благоприятные, и положительные эмоции требовали выхода.
  - Петр, все-таки приятно, что у нас задуманное получилось. Люди отозвались, и, кажется, получили большое удовольствие от встречи. Как они радовались друг другу! Удивительно, столько лет прошло, а они остались единомышленниками.
  Мужчина, улыбаясь, слушал женские восторги, но тоже не выдержал.
  - Женечка, главное, мы получили фото. Гений Иванович может спокойно работать. И у меня груз с плеч долой. Но тебе, конечно, от этого не легче.
  Они оба, словно сговорившись, пока не обсуждали личность подруги Вячеслава.
  - Меня удивило, как многие из них выглядели, - замялась Женя.
  - Не понял. Что именно?
  - Они показались мне какими-то старыми для таких резвых воспоминаний. Хотя бы взять моего соседа по столику с внушительным животом. Не могу представить его молодым и стройным.
  - А Вячеслава? Можешь его представить молодым? - Озеров спросил напрямую.
  - Слава, на мой взгляд, нисколько не изменился.
  - Женечка, я думаю, когда близкие люди живут счастливо, они стареют вместе и не придают значения внешним изменениям, а больше ценят внутренние качества. Ты еще молода. Извини за такой нелепый упрек.
  - Ты намекаешь, что у нас с Соколовым был возрастной мезальянс? Но наша разница в годах не так велика. Если тебе интересно, то скажу, что она всего-то восемь лет.
  Озеров не смог скрыть своего удивления.
  - Я думал, побольше. А как же твоя учеба в университете?
  - Спасибо Славе. Он заплатил за мое второе высшее образование. У каждого из нас до нашей свадьбы была своя насыщенная жизнь. Лопнувшие браки, рожденные дети. Что? Удивила тебя еще больше? Славка постоянно влюблялся в своих ровесниц. Сходство интересов, взглядов для него были очень значимы. Но женщины недолго ценили его интеллект. Думаю, психологически они были намного старше и вскоре бросали его, как мальчика. Кто-то из его друзей убедил Соколова после очередного семейного кризиса сменить тип женщины. Оригинально, что мне тоже дали такой совет, поскольку мой первый муж был мне ровесник.
  - Вы оказались способными учениками. Воплотить советы в жизнь - это редкое дело, - улыбнулся Озеров. - Обычно мы сами любим советовать, но не следуем советам других.
  Женя надеялась, что он расскажет что-нибудь о себе, но посмотрела на него и поняла, что Озеров откровенничать не будет - "сам себе на уме".
  Дома у Евгении в спокойной обстановке Петр сел за компьютер. Он отсканировал подаренное фото Соколова с девушкой и фотографию женщины, которую делал совсем недавно. Оба снимка он вывел на экран монитора и по-разному манипулировал с ними.
  Увеличение изображений, рассмотрение отдельных частей лица все более убеждали Озерова, что на обоих снимках женское лицо одно и то же. Он решительно позвал хозяйку.
   - Женя, я позвоню Антоняну.
  - Ты решил ему рассказать? Звони. Может, и он что-нибудь узнал новое? Только не поздно? Уже ночь.
  - Это время как раз подходит. Больше вероятность застать его дома.
  Межгород оперативно устроил трезвон в квартире Антоняна, невзирая на 1200 км расстояния. Иван был дома и очень обрадовался звонку.
  - Привет-привет. Не забыл нас - уже приятно. Неужели что-то новенькое нарыл?
  - Вас забудешь. До сих пор не согрелся.
  - Женщины на тебя горячей нет, - подтрунивал Антонян.
  - Да уж. Такой генеральши, как у тебя, точно нет.
  - А, наконец, оценил. Кстати, у нас на Севере самые красивые и горячие женщины.
  - В этом я убедился. Полюбят, отравят и задушат.
  - Не издевайся. Это ваши отравят и задушат. У меня есть для тебя новости.
  - Отлично, Иван. Меняю свои новости на твои.
  - Петр, мы как раз получили из Москвы ответ по пальчикам. Пальчики-то были в розыске уже несколько лет. Принадлежат они Анне Федоровне Смирновой, которая по сведениям твоих земляков, сгорела тогда в Москве в квартире мужа.
  - Ничего себе. Ты молодчина, Антонян. Неожиданный результат для меня. Но моя новость твоей стоит.
  - Я замер в ожидании, Петь.
  - А ты сядь, чтобы не упал.
  - Даже так? Хорошо. Сел, не упаду.
  - Не точные сведения моих земляков, Ваня.
  - А что ты предлагаешь, Петр?
  - Не сгорела в своей квартире Анна Федоровна Смирнова. Мы нашли старые фотографии, на которых Соколов в обнимку с девушкой...
  - Ну, говори, не тяни.
  - Эта девушка - Аня. Смирнова Аня, которую в твоем городе знают, как жену Игоря Карельского - Марию.
  - Ничего себе. Петр, считай, что я упал. Твоя взяла. Вот так дела. Значит, она его узнала и испугалась, что он тоже ее вспомнит, а она-то уже не та. Раскрывать свои тайны она ему не собиралась. Видать, болезненные тайны-то. Будем готовить ей из загранпоездки торжественную встречу с цветами и духовым оркестром.
  - Что-то мне подсказывает, Иван, не удастся вам ее встретить.
  - Поживем - увидим. Думаешь, мы тут на Севере совсем спим на ходу?
  - Ты сам это сказал. Я такого не говорил. В общем, звони. Будь здоров! Поклон "генеральше" и дочкам!
  Разговор был закончен. История в общих чертах становилась понятной, мотивация преступлений конкретной.
  - Иван, подожди-ка! - но тот уже вышел из эфира.
  - Как же я забыл спросить его? - спохватился с опозданием Озеров.
  - О чем? - Женя следила заинтересованно за разговором.
  - Про след сорок третьего размера в комнате одной жертвы.
  - Петр, так не честно! Ты не говорил мне ни о каких новых жертвах!
  - Будь милосердна, Женечка; расскажу обязательно в другой раз, но не сегодня. Мне давно пора идти домой. Засиделся я что-то в гостях, - смутился Озеров, осознав, что вечер давно перешел в ночь.
  - Оставайся, я постелю тебе на диване. Не мучится же мне мыслями, отпуская тебя в разгар ночи, добрался ли ты до дома.
  Петр не стал возражать; он почувствовал, что очень устал. Падая в сон, посетовал с горечью:
  - Сгубила Славку Анна-Мария. А ведь он, скорее всего, и не узнал ее.
  - Знаешь, Петр, наверное, ей жизнь еще раньше поломали. Сколько лет жила в страхе.
  - Тебе действительно жаль Аню-Машу? Ох, женщины...
  Засыпая, Озеров все-таки держал в памяти два следа: один сорок третьего размера с запахом моторного масла в комнате Виктора, а второй - невидимый московский след в квартире Соколовых.
  
  ... Насколько хорошо Ане было с ребятами в обители экстрима, настолько неуютно оказалось одной на вокзале областного среднеазиатского города.
   Вокзальная суета оглушила Анну. Картина напоминала возвращение инопланетянки на чужую планету. Оказалось, можно было жить без многих вещей. Без света, радио, газет, телевидения, политики, денег. Даже без еды и ванны! Особенно большим облегчением было не видеть тех физиономий, на которые устаешь натыкаться в повседневной жизни.
  Высокий потолок зала ожидания создавал ощущение несправедливой потери. Он лишал человека возможности днем видеть небо, ощущать лучи обжигающего солнца, а ночью закрывал собой звезды, Млечный путь и лучшего фонарщика - Луну.
  Аня, словно улитка со своим домиком-ракушкой, направилась в автоматическую камеру хранения сдавать тяжелый рюкзак. Отправляясь в путь из дома, она помнила, что в дороге иголка тяжела, но возвращение домой вдохновило ее на подъем любых тяжестей.
  Если бы кто-то полюбопытствовал, что в рюкзаке, она отшутилась бы, что везет одежду, которая от грязи такая неподъемная. Но в рюкзаке были книги, покупка которых происходила с такими же визгами, как захват индейцами форта на диком Западе. В роли последних выступали мужчины и женщины из лагеря выживания, когда они обнаружили изобилие дефицитных в то время книг на прилавке магазина, где на русском языке они никому не были нужны.
  Аня сдала рюкзак в камеру хранения и почувствовала, как легко и свободно спине. Она изучила расписание поездов и убедилась в справочном окошке, что на проходящий поезд билеты продают за час до его отхода. В распоряжении женщины оставалось почти полдня. Убивать время - было привычным занятием в пустыне, поэтому Анна не расстроилась, а отправилась посмотреть город.
  На глаза попадалась обычная советская застройка. Асфальт усугублял городское пекло. Но жара ее уже не смущала, только почему-то раздражала назойливая предупредительность южан. То мужчины уговаривали поесть с ними арбуз, то продавец газировки чуть не вываливался из своего ларька, в экстазе протягивая стакан напитка, то молодая девушка в автобусе уступала ей место, спросив: "Вы из России?".
  Базар, бесспорно, был лучшей местной достопримечательностью. На обширной площади предлагалось столько фруктов, овощей и зелени, что у девушки захватывало дух и не хватало слов. Ее оглушило количество, разнообразие формы и оттенков винограда, и особенно удивили куры, которые спокойно сидели и ждали, когда их продадут. Потом она все-таки поняла, что они привязаны нитками за ноги.
  В этом изобилии Анна с трудом сделала выбор, что купить себе на дорогу и своим знакомым в качестве гостинцев.
  В прохладе зала ожидания путешественница, сидя на скамейке, клевала носом и боялась заснуть, но пришло время добывать билет, и она потеряла покой.
  Крикливая толпа возле кассы меньше всего была похожа на очередь, потому что женщины вопили на своем языке и мощно пробивались вперед, невзирая на последовательность и размахивая удостоверениями матери-героини. А кто в Средней Азии не мать-героиня?!
  С женщинами соперничали резвые мужчины с книжечками ветеранов и инвалидов. Несколько раз Анну чуть не выпихнули из очереди, но стоявшая за ней колоритная пожилая татарка спасла девушку, громко ругая наглую публику.
  Аня выдержала эту толкучку и оказалась, наконец, у окошка кассы. Мужчина-кассир возвышался над толпой, как бухарский эмир. Он начальственно выписал ей билет и ждал оплаты. Девушка искала в кармане брюк деньги и никак не находила. Карманов много, но в них было одинаково пусто. До нее с трудом доходила парализующая волю новость, что ее деньги достались кому-то другому.
  Что-то назидательно вещал кассир, что-то говорила за русскую девушку мудрая татарка. Не знающая сочувствия очередь загалдела и отторгла Аню.
  "Ты хотела приключений. Вот и получила", - констатировал кто-то внутри нее. Внешняя оболочка женщины оставалась спокойной. Приближалось время прибытия поезда. Без денег и знакомых в этом городе нечего делать; надо уезжать, во что бы то ни стало.
  Анна спустилась в камеру хранения. Кто-то внутри нее продолжал хладнокровно анализировать ситуацию: "Нюрка, смотри-ка, два мужика подрабатывают. Вот тебе еще одно приключение!" Действительно, двое плотных жизнерадостных мужчин в форме работников вокзала смотрелись в массе пассажиров опытными воспитателями среди растерянных детсадовцев.
  Оказалось, что у всех пассажиров одновременно перестали открываться ячейки с вещами. Люди набирали код по несколько раз и не могли ничего понять. На помощь им приходили работники вокзала. Они покровительственно утешали пассажиров и за дополнительную плату спасали их вещи.
  Не надо было быть профессором, чтобы заметить, что над всеми блоками не горели зеленые лампочки, это значило, что работнички, скорее всего, специально отключили питание, чтобы подработать. Анна набрала свой вечный и единственный код - год рождения мамы и первую букву ее имени. Увы, ячейка не открылась.
  - В чем дело? - Анна сказала громко и решительно. - Вы зачем все отключили? Народ обманываете?
  "Молодец, Нюрка!"
  Мужчины, как колобки, подкатили к ней.
  - Тише, что вы шумите? Кто обманывает?
  - Вы! У меня не может не открыться ячейка!
  - Да? Говорите свой код, мы проверим. Если совпадет, то денег с вас не возьмем.
  Так и получилось.
  - Как вам не стыдно! - Аня уже надела на плечи рюкзак.
  - Тише. Что-то вы слишком смелая. У нас тут свой маленький Техас.
  О, Боже! Скорее из этого "маленького техаса"!
  Поезд уже стоял у перрона, и вовсю шла посадка. Со своей громоздкой ношей Аня шла от вагона к вагону, обращаясь к проводникам с просьбой выручить ее. Обе оболочки, и внутренняя и внешняя, надеялись на чудо.
   Выдержка Анны была уже на исходе, но женщины проводницы без денег брать ее отказывались, а мужчины откровенно и неприкрыто надеялись на оплату натурой.
  Первой сдалась ее внутренняя часть, но затем лопнула надежда и у внешней. Все! Аня села на свой рюкзак, единственный родной в этом ужасном городе предмет, и тихо, но безнадежно расплакалась. Она никогда отсюда не выберется! Оставалось пять минут до отправления поезда.
  Сквозь ресницы, слепленные слезами, она увидела рядом с собой мужские ноги в светлых брюках и кожаных плетенках. Потом появилась рука, которая бережно приподняла голову страдалицы за подбородок, и вторая - с клетчатым носовым платком. Мужчина стал вытирать ей глаза.
  - Странное занятие вы выбрали, девушка, - сказал он серьезно.- Вы кого-то потеряли? Или вас не проводил любимый человек? Может, вам жалко уезжать из этого города? В таком случае я вам не помощник.
  Анна перестала плакать. Человек казался светлым пятном на темном вечернем перроне. Она рассмотрела мужчину, проявившего участие. Он был среднего роста и по возрасту старше ее.
  - Меня обокрали, - как священнику выдала она свою боль.
  - Вы не можете уехать, - сочувственно произнес он. - А уехать хочется. Могу помочь. Со мной поедете?
  Он смотрел внимательно женщине в глаза. Ее удивляло, что поезд до сих пор не отправился, казалось, что пять минут давно прошли.
  - Да, - выдохнула Аня, как ребенок, которому показали конфету.
  Выбора не получалось.
  "Вот он вожделенный поезд", - без сил и эмоций подумала Анна в тамбуре вагона. И удовлетворенный поезд сразу тронулся с места.
  
  Она сидела на краешке нижней полки в купе, где кроме ее спасителя никого больше не оказалось. Он занимал все четыре места, и проводники ходили перед ним, как дрессированные, на задних лапках. На столике стояли цветы, бутылка вина и тарелка с красивым виноградом.
  - Вы как цветок в пыли, - улыбнулся мужчина.
  - В пыли - это точно, - вздохнула спасенная невесело в ответ.
  - Я про вашу красную футболку, которая очень вам идет. Раньше фильм такой был: "Цветок в пыли". Индийский. Моя мама смотрела и плакала.
  - Знаю, - смягчилась Аня, - мы с мамой, когда я была маленькая, плакали вместе над всеми индийскими фильмами.
  - Вы подросли, но плакать не разучились. Хорошо, что не вся вода испарились у вас в этом жарком краю. А то, как бы мы с вами встретились?
  Она не рискнула отвечать, чтобы снова не расплакаться. Мужчина не стал навязывать общение: "Вам надо отдохнуть. Располагайтесь смело".
  Аня провела раскопки в своем рюкзаке и нашла все, что нужно для спокойной жизни в поезде - умывальные принадлежности, одежду, шлепки и даже эмалированную кружку для чая. Сложив необходимое в пакет и прихватив обувь, она отправилась в туалет приводить себя в порядок.
  Может, в поездах будущего в туалетах купейных вагонов додумаются устроить душ для пассажиров. Но пока что Анне, ценой всего лишь одной шишки на затылке, удалось неплохо умыться под краном раковины. Она переоделась в летний халатик и надела шлепки на чистые ноги. Вот счастье-то!
  Возвращаясь в купе, она почему-то постучала в закрытую дверь и дождалась крика "входите". Сосед встретил ее рассматривающим взглядом.
  - Поздравляю, вы получили удовольствие даже при минимальных возможностях. Давайте познакомимся, наконец? Меня зовут Кирилл.
  - Меня зовут Аня. И я очень хочу спать. Прямо падаю, - она беззащитно улыбнулась.
  - Пожалуйста, выбирайте место.
   Вид белых простыней примагнитил усталую путешественницу. Оказалось, что за время жизни в пустыне, она соскучилась по ним. Поэтому, не замечая внимательных взглядов Кирилла, счастливица забралась на вторую полку и мгновенно уснула.
  Сны ей не снились, ни черно-белые, ни цветные. Один раз она открыла глаза и посмотрела на того, кто провел ладонью по ее обнаженной руке, не прикрытой простыней.
  - Анюта, пора обедать, - звал Кирилл.
  "Зачем обедать, когда еще ночь?" Она продолжала спать, перевернувшись на другой бок, и проспала почти сутки.
  Проснулась Аня свежая и радостная. За окном мчались степи, солнце клонилось к закату. Мужчины в купе не было. Она переместилась вниз и смотрела в окно. Кирилл, обнаружив проснувшуюся соседку, весело засмеялся: "Аня-Соня без шутки проспит целые сутки. Я собирался идти ужинать. Приглашаю вас в ресторан".
  - Идите, конечно. Только без меня. Спасибо за приглашение. Я покараулю купе.
  - Вы сутки ничего не ели.
  - Я закаленная, обхожусь без пищи.
  - Закаленная? Потом свой рюкзак не поднимите. Он вас сплющит, и будете плоская, как кот в мультике, когда его прижали дверью, - у Кирилла было хорошее настроение.
  - Все равно не пойду. Да и не в чем, - она показала на свои ноги в шлепках и пыльные кроссовки на полу под полкой.
  Взгляд Кирилла говорил, что его очень даже устраивают ее ноги. Но вслух он обреченно вздохнул и смирился.
  - Уговорили, будем ужинать дома, в купе, - он нажал кнопку вызова проводника. - Давайте пока выясним, что из еды вы любите?
  Аню достаточно давно не спрашивали, что она любит, поэтому вопрос застал ее врасплох. Из памяти выплыла сцена ночного перехода по пустыне и страдальческий голос парня: "Я бы поел курочку". Точно! Курочка - подходящая еда.
  - Я люблю есть курочку, - обрадовала она Кирилла пробуждающимся интересом к еде.
  Он вышел в коридор и несколько минут объяснял проводнику, что от него требуется. В конце он громко добавил, задорно оглянувшись на Аню: "И обязательно курочку!"
  Пока доставлялся заказ из вагона-ресторана, Кирилл с настоящим вниманием разведал все: кто такая Анна Смирнова, что она забыла в Средней Азии и что там нашла. Хотя Кирилл по виду был старше ее лет на пять, она свободно общалась с ним, не испытывая стеснения и не замечая, что рассказывает только сама, и не подозревая, как аппетитно выглядит, похудевшая и загоревшая.
  Наконец, молодой человек из ресторана добрался со своей тележкой до заказчиков. Он расстелил на столике в купе чистую светлую льняную скатерть, разложил столовые приборы, расставил бокалы и тарелочку с хлебом.
   Его дальнейшие действия Кирилл приостановил: "Спасибо. Оставьте тележку. Мы сами справимся". Он переставил на столик две салатницы с разными салатами, тарелку с каким-то замысловатым сыром, Ане - курочку с овощами и пюре, а себе взял яичницу с зеленью.
  - Приятного аппетита! - Анна смотрела на его яичницу и улыбалась.
  - Вам тоже приятного аппетита. Что хихикаете, девушка? Над моей едой смеетесь? Думали, что я сейчас всякого мяса наверну? Сколько же можно наворачивать? Я его ел в обед. А поскольку я человек холостой, то взращен на яичнице. Когда по дому заскучаешь - самая подходящая еда. Тем более что не такое это простое блюдо, как кажется. Сейчас вот и проверю, не халтурщик ли их шеф-повар. А вы кушайте свою любимую...курочку.
  - Нагнали вы туману на яичницу. Я хоть и не шеф-повар, но такое вполне приготовлю. Да и курочку тоже. Вот сейчас и проверю, не халтурщик ли их повар, - подражая Кириллу, сказала Аня.
  - Вы серьезно умеете яичницу готовить? Без обмана? - подтрунивал он. - Может, это если и не дорога, то уже тропинка к сердцу мужчины?
  Почти три недели в женском желудке, основательно промытом зеленым чаем, не водилось белковой пищи. Это был уже не просто желудок, а пропасть в Гималаях. Когда в нее забралась курочка, то куда она провалилась, хозяйка не поняла и не почувствовала. Иными словами, она не наелась. Разочарование не укрылось от компаньона по ужину.
  -Что? Халтурщик?
  - Хм. Честно скажу, не распробовала, - и они оба расхохотались.
  Кирилл принялся весело подкармливать Анну. Он нашел чистую вилку и сначала скормил ей сыр.
  - Отведайте итальянского сыру. Он называется "Моцарелла". Подали его нам в сыворотке с помидорами и базиликом. Вкусно? Запьем вином.
  Потом они вместе разбирались с причудливыми салатами, угадывая их компоненты. Сначала Кирилл энергично отправлял Ане в рот кусочек из салата; если она угадывала, что это такое, то следующий такой же компонент съедал он сам. Она вскоре перехватила инициативу и независимо от того, угадывал он или нет, скормила ему остатки салата, чтобы он не запихал все это в нее.
  Вино было великолепное, виноград бесподобный. За окном сгущались сумерки. Убегающая степь погружалась в ночную темноту, так же, как и купе. Его хозяин не спешил включать свет. Он сел рядом со своей гостьей. На настойчивую, опьяняющую нежность и опытность Кирилла Аня не смогла не ответить...
  
  "Ну и кто это по мне ползает?" Невозможно было сосредоточиться на выяснении ответа. Озеров все еще карабкался из колодца. Среди тьмы и смрада, поднимающегося снизу, он никак не мог одолеть своего соперника. Тот, в черной куртке, синих джинсах и шапчонке, натянутой на глаза, бросал на Озерова сверху обломки досок, кирпичи и тряпье. Петр на последнем издыхании уворачивался. Наконец, в изнеможении он стал убеждать себя, что это сон, и открыл глаза.
  Явь оказалась более удивительная, чем сон. Озеров действительно был завален различными предметами - яркими и разноцветными. Большинство из них тепло и мягко прижимались к его телу через одеяло, но некоторые неприятно касались лица холодной пластмассой. Диван, на котором спал Озеров, превратился в склад детских игрушек.
  Прямо перед его лицом возвышалась башня из крупных кубиков, которая ограничивала обзор комнаты. Но одним глазом Петр разглядел-таки двух карапузов, которые тащили к нему очередные игрушки. Серьезная девочка примерно трехлетнего возраста принесла Озерову коричневую обезьяну. А маленький мальчик, который передвигался еще не твердыми шагами, жертвовал красный кубик.
  Озеров адаптировался к окружающей действительности и понял все без объяснений. Девочка смотрелась мини-копией Жени, а годовалый пацанчик - Славкой Соколовым, словно уменьшенный с помощью волшебного эликсира.
  Петр опрометчиво поднялся с подушки и сел. Игрушки посыпались с него, а кубики оформили падение рассыпающимся стуком. Дети испуганно замерли, и мальчик пронзительно заплакал. На рев, как на сработавшую сигнализацию, в комнату заглянула женщина, похожая возрастом на бабушку детей.
  - Ах, они вас разбудили, - она взяла на руки мальчика.
  - Не страшно. Все равно пора вставать.
  - Я мама Евгении, - пояснила женщина, и Петр уловил сходство матери и дочери, особенно в верхней части лица.
  - Очень приятно. Я - Озеров. А где Женя?
  - Да, она говорила про вас. Ей пришлось бежать в магазин, потому что мы приехали, - женщина улыбалась. - Поднимайтесь, скоро будем завтракать.
  Она увела с собой ребятишек и прикрыла двери. Петр энергично вскочил и по-военному быстро собрался.
  - Вы меня извините, я должен идти, - он заглянул в кухню, где бабушка кормила внука. - Передавайте привет Жене.
  Больше он ничего не стал объяснять, хотя понимал странность своего присутствия утром в этой квартире в глазах Жениной мамы; пусть ей дочь сочинит то, что посчитает необходимым.
  Было раннее воскресное утро. Снега на улицах практически не осталось, но тротуары промерзли, лужи на них застыли от ночного морозца. День собирался быть ясным и солнечным.
  Петр шагал к станции метро Университетская, чтобы отправится в район Рождественки, где на стоянке возле офиса фирмы Гения Ивановича в субботу днем оставил свой автомобиль. Он остановился у пешеходного перехода в ожидании благоприятной реакции светофора.
   Интенсивного стада машин не было, поэтому черный "Мерседес", проявивший намерение остановиться прямо перед Озеровым, ему не понравился с первого взгляда. В хорошем бодром темпе распахнулась задняя дверца авто, из нее пружинисто выскочил мужчина в черной куртке, синих джинсах и пресловутой шапочке, подобие которой носит полстраны, и, преградив путь Петру, застыл на назойливо близком расстоянии.
  Озеров в молодости не страдал гиподинамией и до сих пор хорошо бегал и боксировал, но раскрывать в данной обстановке свои таланты посчитал преждевременным. К тому же известно, что бывают гнойные нарывы, которые лучше вскрывать хирургическим путем. Чем постоянно портить себе настроение всплывающими перед носом мужчинами в черных куртках, лучше выяснить, что им надо.
   Озеров спокойно улыбнулся своему материализовавшемуся из сна кошмару: " Здрассте. Который час?"
  - Мы вас подвезем, - ответно растянул уголки рта мужчина.
  Если и вправду улыбки по полезности заменяют сметану - смех тянет на стакан, а улыбка, наверное, на полстакана - то обмен сметаной состоялся.
  - Сорри, - визави Петра быстро опытными движениями провел досмотр на предмет оружия и собрался втолкнуть его в салон "Мерседеса".
  Вдруг за мужскими спинами раздался пронзительный женский голос: "Ванька, зараза, куда сбегаешь?"
   Озеров и его конвойный поневоле оглянулись. Было непонятно, откуда взялась женщина на только что пустынной улице. Петр мгновенно понял, что его напарник не относил к себе шальной дамский возглас. "Наверное, Ванька - это я", - подумал он.
  - Один момент, коллега, - сказал Петр и сделал два шага по направлению к даме.
  Экипажу "Мерседеса" ничего не оставалось, как набраться терпения и ждать Озерова. Женщина кинулась Петру на шею. Он чувствовал, что она легкая, аккуратная, но совершенно ему не знакомая.
  - У вас в кармане мини-диктофон. Я его уже включила, - прошептала она.
  Но тут же громко крикнула "чао!" и оттолкнула Озерова от себя. Охранник относительно деликатно затолкал Петра в салон.
  - Технология конфиденциальных бесед не меняется, - хмыкнул Озеров, приземляясь по центру заднего сиденья автомобиля.
  Он уже почти забыл о портативном диктофоне. Заботливо подпертый с двух сторон мужиками, сходными, как товары серийного производства, Озеров смотрел в зеркало над водителем и на седой затылок человека, сидящего впереди справа.
  - Вас, молодой человек, куда подбросить? - заговорил "седой затылок".
  - На Рождественку, если не затруднит, - спокойно ответил Петр.
  Он подумал, что даже в выходной день у Гения Ивановича в офисе есть народ, и работают камеры наружного слежения.
  - Не затруднит, - "затылок" кивнул водителю. - Вы правильно делаете, что не волнуетесь. Мы мирные люди, а не бандиты какие-нибудь. Покажите ему фотографии!
  Соратник Озерова по обмену "сметаной" вытащил из внутреннего кармана несколько фотографий и протянул Петру. У черно-белых снимков были небрежно оборванные уголки, словно их сдирали в спешке из альбома. "Вот она, пропажа из квартиры Соколова", - подумал Петр, и ему вспомнились шутливые комментарии, сиротливо оставшиеся в опустошенном альбоме.
  На фотографиях, как он уже видел на встрече в кафе, на фоне пустынных пейзажей позировал Вячеслав - в одиночку, в паре с друзьями и Анной-Марией или со всей группой экстремалов.
  - Вы видели такие снимки? - "седой затылок" приглашал к диалогу. Он дал понять, что осведомлен о мероприятии, организованном Озеровым. Так что испуг Евгении не был вчера беспричинным.
  - Конечно, видел. Чем могу вам помочь? - Петр сказал это великодушным покровительственным тоном, так что "седой затылок" повернулся к нему почти в профиль.
  - Вы правильно истолковали мои намерения, молодой человек. Меня интересует женщина на снимке. Как вы, вероятно, знаете, ее зовут Анна Смирнова. Я хотел бы узнать, где она находится сейчас.
  - Понятно. Мой клиент вообще-то Вячеслав Соколов, как вы знаете. Про Анну я слышал, что она сгорела в своей квартире энное количество лет назад. У вас есть другие предположения? - голос Петра, насыщенный сочувствием и искренностью, пробовал противника на чувствительность.
  Конечно, "седой затылок" не был женщиной, но годы нередко делают человека сентиментальным; к тому же в нашей стране существует такой феномен, как выворачивание души перед случайным человеком, попутчиком по транспорту - поезду, самолету и т.д.
  Наживка Петра сработала.
  - Да не сгорела она. Вульгарная имитация! Мы тут присматривали за нашим...гм... приятелем Вениамином. Из Подмосковья. Неделю назад он с ней встречался. Потом лазил в чужую квартиру за этими фотографиями, что у вас в руках. Но дама испарилась, как и с десяток лет назад, - мужчина тяжело вздохнул. - Должок за ней большой, вот и переживаю на старость лет.
  - Ловкая женщина, - посочувствовал Озеров великодушно. - Может, телефон оставите; появится информация - поставлю вас в известность.
  - Да, уж будьте добры. Вы человек мобильный, мало ли, что узнаете, сообщите старику, - и он обратился к своим серийным сотрудникам. - Дайте молодому человеку мою визитку.
  - А фотографии вы мне не оставите? - Озеров чувствовал, что наглеет.
  - Берите, не жалко. Приятелю из Подмосковья они...гм...не пригодятся. Только одну оставлю себе на память, - "седой затылок" снова приказал своим людям. - Оставьте одну, где Анечку получше видно, остальное отдайте.
  "Мерседес" остановился в каком-то проулке.
  - Вам лучше здесь выйти. Минут десять пешком - и будет ваша Рождественка.
  Петр выбрался на свободу, поправил свое полупальто и легким поклоном головы попрощался с попутчиками.
   - Привет Гению Ивановичу! - услышал Озеров вслед.
  Он посмотрел по сторонам, сориентировался и пошел в сторону Рождественки. Несколько минут его голова отдыхала от мыслей. Но вскоре он осознал, что автомобиль уже пропал из виду, поэтому можно было выключать диктофон.
  "Ну все знают, деятели. Про Женю разнюхали, про меня информированы. С утра им не спится. Получается, что вчера они проводили нас по Ленинскому проспекту. Еще и Гению привет передали! Охламоны... Вот не заставите меня поверить, что Гений в эту бодягу замешан. Хорошенькое было бы дело: поручил разгадать тот кроссворд, который сам же и составил? Не верю, конечно... Но спрошу". Озеров достал мобильный телефон.
  На его звонок дама промяукала, что "абонент временно не доступен". "Ладно, позже повторю. Так что там про деятелей?" Да... Всё они ухватили, но дамочку прозевали. Вульгарная имитация? Что же ваши серийные мальчики след потеряли, если vulgaricus?
  "Приятель Вениамин из Подмосковья" полез для Анны-Марии на рожон. Интригует - почто такая преданность? Раз фотографии ему больше не нужны, жив ли он? Снимки-то он в квартире Соколова нашел, а уничтожить не успел. "Седой затылок" с молодцами не дали времени.
  Судя по фото, Соколов и его подруга находились в достаточно близких отношениях. И она знала его домашний адрес - на прощанье у них вся смена адресами обменялась.
  Вряд ли "седой затылок" на самом деле поверил Озерову. В какой бы теневой сфере он ни крутился, от наивности везде быстро излечивают. А раз он до седых волос дожил при таких энергичных серийных мальчиках, то наивность изжил, как роскошь.
  "Кстати, и я уже до седых волос дожил; как у меня с наивностью?"
   Все мы начитались в детстве Маршака: "Ищут прохожие, ищет милиция...". Так в эти игры и играем. Зачем?
  - Вот не буду искать Анну-Марию! Уж очень странно не везет ее знакомым. Пусть Антонян работает. Он профессионал. Ему положено.
  
  Прошла неделя после раскрытия тайны дамских пальчиков, и следующим воскресным утром телефонный трезвон прервал сонное блаженство Озерова в родной квартире в Ясенево. Он узнал в трубке голос Ивана Антоняна.
  - Петя, проснись, дорогой. Срочно приглашаю тебя в гости! Слышишь? Срочно!
  Озерову откровенно было неохота срываться за тысячу километров.
  - Чувствую, что никак не проснешься. По ночам с девушками гуляешь? Вставай, пей кофей и мчись на самолет.
  -Хм... - Петру не улыбалось опять погружаться в старую историю, которая на сегодня сдана в его голове в архив.
  - Встречаю тебя с утренним рейсом. Жду в аэропорту на машине, понял? Все объясню на месте.
  В самолете во время полета Петру не спалось, и он, вспоминая историю с метанолом, забавы ради написал на чистом листке своей записной книжки печатными буквами: МЕТАНОЛ.
  - Опять семь букв по горизонтали. Что получается дальше по вертикали? "М" - Мария; через "Т" - Виктор; через "Е" - жена Виктора; через "А" - пальчики; через "Н" - Анна; через "О" - Соколов. Буква "Л" остается.
  Кто бы мог сюда вписаться? Ничего подходящего не приходило в голову. Есть еще пробел в этой истории. А точнее белое пятно. И конкретно - воняющее моторным маслом. Не с этой ли буквой связан отпечаток рифленой подошвы сорок третьего размера?
  Петр раздразнил свою память, и теперь при любой попытке задремать, след отчетливо стоял перед его глазами. Интересно, узнал ли что-нибудь Иван? Он тогда без энтузиазма отнесся к этому отпечатку. У Виктора был тоже сорок третий размер. К тому же известно, что в народе механиков зовут маслопупами.
   Штампы толпы - серьезное дело. Стереотипы мешают делать открытия, в поисках истины застят глаза. Ивану, например.
  Озеров попытался волевым усилием изгнать с глаз навязчивую подошву. Ему это удалось только по методике "клин клином вышибает", когда он специально представил мощного Гения Ивановича.
  Совсем недавно они с другом прослушивали пленочку из диктофона, на которой записался разговор в черном "Мерседесе". Иваныч сидел в своем любимом фирменном кожаном кресле с внимательной задумчивостью. Потом изрек:
   -Эх, Озеров, в оригинальную историю ты попал: привидение гоняется за привидением.
  - Убегающее привидение, я понимаю, Анна-Мария. Но почему догоняющего ты тоже назвал привидением? - заинтересовался Петр.
  - Видишь ли, Петя, я знал человека, которого ты назвал "седым затылком". У него достаточно характерный голос, хоть я не сразу его идентифицировал. Столько людей прошло за минувшее десятилетие перед глазами! Он постарше нас с тобой лет на пятнадцать. Когда я заканчивал летное училище, он был у нас на должности начальника АХЧ - административно-хозяйственной части. Вряд ли я его особенно запомнил бы, но он сам постарался, - Иваныч усмехнулся.
  - Чем же он не угодил курсанту Гению?
  - Ты меня неплохо знаешь. Угадай, - что-то вдруг раззадорился Гений Иванович.
  - Хорошо, - согласился Петр. - Вспоминая тебя в состоянии бешенства и причины его вызвавшие, могу предположить, что он назвал тебя "Геной".
  -Так и было, - улыбнулся Иваныч. - Мне пришлось соприкасаться с ним несколько раз по хозяйственным делам училища. Как я его ни поправлял, он упорно называл меня Геной.
  - Но почему ты его наградил званием привидения?
  - Потому что, когда его от нас выгнали, он исчез. Но, видимо, по причине его неуемности и легендарности о нем долго ходили слухи. В частности, что он обосновался в Москве, где развил кипучую деятельность по организации наркодилерской сети. Хотя, как ты знаешь, в советские годы считалось, что наркомании у нас не было... Потом его притянула-таки милиция свидетелем по какому-то делу. Ему это настолько не понравилось, что он уехал за границу. Испарился из страны. Наверное, ему тогда среди разрастающегося хаоса захотелось покоя и сытой жизни.
  - Что же могло привести его назад?
  - Да кто ж его знает? Неугомонный мужик, несозданный для спокойной правомочной жизни. Возможно, его привлекло то, что в стране пошел подъем экономики. Значит, подъем начался и для тех, кто в "тени" работал. Ты газеты читаешь? Там пишут, что у нас стало интересно работать и к тому же легче сделать карьеру. Станет он уступать кому-то такие преимущества! Но заметь, он тебе сказал передать привет Гению Ивановичу, а не Гене.
  - Неужели выучил, как тебя зовут? - воскликнул Петр, и мужчины рассмеялись.
  Озеров подумал, как прокомментировал бы его друг историю с диктофоном. Незнакомая женщина, почти упавшая с неба, благотворительно снабжает постороннего мужчину портативной аппаратурой. "Не буду пока ему ничего рассказывать. Все равно не поверит".
  
  Когда через два часа полета самолет приземлился в аэропорту назначения, тот все еще был заваленном снегом. Озеров пожалел, что слишком легко оделся. Но замерзнуть он не успел, так как из группы встречающих выделился Антонян, радостно словил Петра в охапку и затолкал его в "Волгу".
  - Н-да. Что у бандитов, что у милиции - одни методы: в охапку и в авто, - философски промолчал прибывший.
  - Молодец, Петя. Но пока ничего не спрашивай. Все увидишь и поймешь сам. Ты как южанин без шапки? Вот возьми мою, - Иван, не слушая возражений, утеплил Озерова.
  - У вас всегда такая зима длинная? - банально пошутил Петр.
  - Да разве это зима? Одни оттепели. Мои дочки переживают, что морозов сильных в последние годы не стало. В школу все время приходится ходить, а бывало, неделями не учились.
  Они ехали почти час. Иван отмалчивался стойко и не комментировал, куда и зачем они спешат. Наконец, по обильной концентрации крестов, которые упрямо выглядывали из снега, Озеров понял, что Антонян привез его на кладбище.
  - Пройдемся, подышим, друг Петя, - Иван вытащил его из теплого салона "Волги" на мороз.
   Несколько минут они шли по тропинкам, вьющимся по кладбищу, и ненавязчиво приближались к большому черному пятну среди акварельного фона. Пятно постепенно представилось скоплением людей в скорбных одеждах.
  Объединяющая их пребывание торжественно-траурная церемония уже заканчивалась. Красные розы на белом снегу били по нервам. Петр узнал серьезного Игоря с темными, словно от недосыпа, подглазниками, и его знакомых. Возле Карельского держалась неприкаянная Павлина в черном объемном манто. Рядом с ними находились два крупных субъекта, похожих на телохранителей.
  Расплывались на светлом природном фоне белесые черты лица Юрия Ширяева. На его руку опиралась яркая нью-кармен - Яна в черном с алыми розами. Остальных из присутствующих Озеров либо не знал, либо они стояли к нему спиной, как черные базальтовые скалы.
  Петр, слишком быстро пресытившийся картиной чьих-то похорон, повернул назад и быстро пошел к машине. Антонян не стал его удерживать, а последовал за ним.
  На обратном пути Иван бессовестно хихикал. Петр крепился и не задавал вопросов. Он не ощущал в себе прошлого азарта к этому делу. Но мальчишеские ужимки его приятеля, которых он раньше за ним не замечал, раздражали. Петру это надоело.
  - Антонян, объясни, зачем меня выдернул из Москвы? Посмотреть на Карельского и его компанию? Так я что-то и не скучал по ним.
  - Петя, друг, не сердись. Непростые это похороны. Ты был прав, когда говорил мне, что нам ее не встретить, а я не верил.
  - Анну-Марию? Так это ее похороны?
  - Вот именно. Ты видел, что гроб был закрыт? Говорят, лицо изуродовано до неузнаваемости, тело чуть ли не по кусочкам собрали. Это Яна привезла из Испании. С ее слов, подруга брала напрокат машину и на горной дороге не справилась с управлением. После взрыва, что от Маши осталось, то и вернули безутешному мужу.
  - Понятно. Пожалуй, что-то в этом роде интуитивно я предчувствовал. Ну, а как же расследование? Помнишь, был след сорок третьего размера?
   - Какое расследование, Петя? Аня - сгорела, Маша - сгорела. Дело закрыли. Это пусть теперь Москва к пальчикам Анны добавит пальчики Марии и...передает в Интерпол. Не думаю, что у нее в Европе получится долгая спокойная жизнь. У нас меняются название органов, отделов и персоны, которые их возглавляют, но архивы остаются.
  
  *****Сладость и горечь отсутствия выбора
  
  - Анька-дурочка, Анька-дурочка... Вставать пора... Вставать пора, - стучали колеса.
  Кроме их откровений других звуков в купе не обнаруживалось. Анна лежала на нижней полке, не выдавая движениями тела, что она давно проснулась. Иногда ее взгляд из-под ресниц рассматривал стенку купе. Не глядя на часы, девушка чувствовала, что дорога приближается к финалу и пора вставать.
  Вопрос заключался в том, как вставать? Она укрывалась простыней и не решалась выбраться из укрытия на виду у постороннего мужчины. Встал он или еще спит - затылком не угадаешь.
  Сегодня при свете дня Кирилл превратился в постороннего мужчину, которого она стеснялась. А вчера? Разве не было головокружительного ощущения счастья? До сих пор тело помнило блаженство, которое подарено нечужим вчера человеком. Что делать ей теперь с липкими сомнениями?
  Бодро подняться, как ни в чем не бывало, и повести себя незнающим колебаний сангвиником? "Здравствуй и прощай!" Какие пустяки. Между нами ничего особенного не произошло...
  Может, он со всех девушек брал такую плату за помощь?
  Но кто-то внутри Анны возмутился: "Нюрка, зачем в мыслях унижаешь человека? До сих пор он вел себя вполне достойно, не то, что ты. Тебя послушать - никогда у нее нет выбора. Не смеши. Всегда есть выбор - спать с мужчиной или нет".
  Значит, вчера Анна сделала свой выбор. Но почему ей сегодня так неловко? Она повернулась, чтобы увидеть, что происходит в купе. Кирилл смотрел в окно. Его лицо не выдавало эмоций, но Ане показалось, что мужчина был необычно грустный. Они встретились глазами и улыбнулись друг другу. Ей подумалось, что ее попутчик мается такими же раздумьями, как и она, и наивно хотелось, чтобы он подошел, поцеловал и разрушил тем самым ее моральные терзания.
  - Аня-Соня, к Москве подъезжаем. Мне придется нести тебя на руках, завернутую в простыню. А ведь у тебя еще рюкзак тяжеленный.
  Он завел речь о вполне материальных вещах, которые имели вес. На Анну такая тема подействовала лучше подъемного крана, и она решительно встала, задвинув в дальний угол мнительность.
  Кирилл послушно, без просьб и напоминаний, вышел в коридор, пока она одевалась и убирала постель. Он вернулся и сел напротив Ани, которая возвратилась в свою дорожную одежду - красную футболку и джинсы. В раскрытую дверь проникал коридорный сквозняк, а за окнами торопился навстречу родной среднерусский пейзаж, все более сжимаемый коробками городов.
  - Аня, давай поговорим. Не пугайся только, хорошо? Я свободный человек, никогда не был женат и не собирался в ближайшее время. Но отпускать тебя мне не хочется. Вроде бы я тебе помог, но на самом деле, это ты меня согрела и спасла. Поэтому пусть подольше не приходит время, когда мы оба пожалеем о том, что я сейчас скажу. Мне хочется позвать тебя в свою жизнь.
  До сих пор она переживала только о том, понравилась ли она ему всерьез. Но после слов мужчины спохватились другие мысли: а понравился ли он ей по-настоящему? И, как мелкие детишки, радостно сбежались отзывы из разных уголков ее души и тела - да, да, да!
  - Пойдешь со мной? По жизни? - он сделал предложение и терпеливо ждал ответа.
  Захватило дух от его слов. Кто-то внутри Анны пытался ее образумить: "Вот так сразу - по жизни вместе? Вы всего лишь попутчики, которые знакомы двое суток!"
   Анна на мгновение задумалась и, отмахнувшись от сомнений, сказала: "Да!" В этот момент ей не хотелось выбора...
  
  Тело становится тяжелое, ленивое, словно прошитое солнечными лучами. Оно впитывает в себя тепло и впадает в дремотный транс. "Не сдвинусь с места, мне хорошо, я засыпаю".
   Вдруг на чувствительный и доверительно открытый живот проливается обжигающим холодом вода.
  - А-а-а! - поджаренное тело резко вскакивает.
  Широкополая шляпа падает на камни дикого пляжа, и у тела обнаруживается голова. От морской воды, коварно пролитой из маски для подводного плавания, пугливо ретируется сонливость. И вот уже вернулась к жизни хохочущая Анна.
  - Хватит жариться, пойдем поплаваем, - Кирилл тянет жену за руку, помогая подняться с большого плоского камня, на котором она загорала.
  Не успевает Аня сделать пару шагов по жестоко массажирующей ступни ног поверхности, как Кирилл подхватывает ее на руки. Это он вспомнил, что вчера она потеряла резиновые тапочки для передвижения по каменистому пляжу, и спасает пальчики, к которым питает слабость.
  Прохладная вода поглощает колени мужчины, поднимается до его бедер и начинает плескать и брызгать на Анну, которую он все еще несет на руках.
  - Ой, мамочка, не могу, - у Ани захватывает дыхание, - бросай меня!
  И Кирилл великодушно отпускает женщину в воду. Она погружается всем телом и постепенно нагревается. Они оба чувствуют себя в море, словно в родной стихии. Как два дельфина, фыркая и резвясь, они плавают долго и далеко.
  Возвращаются к берегу, и на солнце поблескивают два обручальных колечка, пока рука Кирилла помогает руке Анны, чтобы женщина забралась ему на плечи и нырнула, как с вышки. Они оба громко, кажется, на всю акваторию, смеются, слабеют от хохота, и Аня несколько раз плюхается с головой в воду, прежде чем ей удается задуманный акробатический трюк.
  Обратный путь на берег они совершают тем же порядком, что и в море. Анна обнимает Кирилла за шею, он подхватывает ее и возвращает на горячий камень, где подсыхает расстеленное на солнце большое полотенце.
   Морская вода стекает с их тел, оставляя соль в махровой ткани, пока они сидят рядышком. Кирилл снимает с женщины верхнюю часть купальника, целует ее грудь, заражая вспыхнувшим желанием. Прихотливая спина Анны ощущает надежную твердость камня под собой...
  К вечеру голодные, прожившие от обеда на килограмме черешни, они карабкаются в гору, где на высоком берегу, в пяти минутах хода от берега моря, стоит дом их хозяйки.
  - Кирилл, ты иди в душ, а я прополощу купальники и развешу на просушку полотенце.
  - Хорошо, я по-быстрому, а то опоздаем на ужин.
  Аня принимает душ после мужа, пока он разговаривает и задабривает хозяйскую овчарку, чтобы не лаяла на них по ночам.
  - Я готова, - Анна, смывшая соль с тела, в легком платье расчесывает мокрые чистые волосы.
  Обыкновенная столовая, где готовят еду, вполне приемлемую для супругов, находится на территории дома отдыха, куда они специально не стали брать путевку, чтобы не сковывать себя режимом дня.
  - Как сегодня яичница приготовлена? - Аня по-прежнему подтрунивает над пристрастием супруга.
  Он хихикает ответно, намекая на новую странность жены:
  - А твой салатик сегодня опять не досолили?
  Дальше часто следует диалог про осенне-зимние поездки в Алма-Ату или Фрунзе и воспоминания о гастрономических впечатлениях от тех мест.
  - Ну, что, моя прекрасная Энн, после ужина сыграем в бадминтон или шахматы? Или пойдем на танцплощадку в дом отдыха? Или ляжем пораньше спать? - Кирилл предлагает заманчивое меню.
  - Я все хочу! - смеется Аня. - А завтра утром возьмем велосипеды в прокате и покатаемся по набережной.
  Ночью в комнате и на улице по-южному темно и душно, несмотря на открытое окно. Кирилл и Анна встречаются на скрипучей кровати. Смешные, горячие и потные от вечного голода друг по другу, они вылезают в окно, идут мимо тихой овчарки, которая делает им одолжение, и убегают купаться в ночном теплом море.
  
  Ветер счастья увлек Аню в семейную жизнь. После разговора в поезде они все сделали, как положено: расписались и отметили событие в кругу друзей и родственников.
  Анна от мужа была без ума. Он часто уезжал в командировки, в основном в Среднюю Азию и Казахстан. Она сильно скучала без него; поэтому, когда Кирилл ездил в столицы, брал иногда с собой Аню.
  Свой медовый месяц на Черном море они отмечали следующим летом, через год после знакомства. Правда, Кирилла вызвали в Москву раньше, чем они планировали окончание отпуска вместе. Он уговорил Аню побыть на море еще немного одной. Она согласилась. И когда, наконец, возвращалась домой, то представляла, как сообщит мужу, что у них будет ребенок.
  В аэропорту Анна была обескуражена тем, что ее никто не встретил. Уговаривая себя не волноваться, она прождала час на всякий случай. Но Кирилл не появлялся. Все радостные чувства, которые она готовилась выплеснуть на любимого, замерли тяжелым клубком вокруг сердца.
  Аня доехала на такси до района Измайловского парка, где они с Кириллом прожили год. Дома не нашлось ни одной подсказки, куда исчез ее благоверный.
  Искать его на старом месте жительства, где он жил раньше, до знакомства с Анной, она пока не решилась, тем более что не знала адреса. Голоса родственников и знакомых в телефонной трубке выражали беспомощность. Будильник противно тикал сутки за сутками.
  
  Семейную жизнь по воздействию на человека порой сравнивают с водоворотом. При всей банальности такого сравнения никто не задумывается, что природный водоворот опасен для жизни. Женщина хорошеет на глазах от сознания, что она любима, а у мужчины прибавляется уверенности и возвращается юношеское умение совершать приятные безрассудные поступки.
  Никому из них не придет в голову выяснять наличие в роду сумасшедших и близоруких, аллергиков и диабетиков, воров и убийц, алкоголиков и наркоманов, двоечников и отличников. Счастье, получается, удерживается на незнании и медленном, щадящем откровении. Только на дне омута, куда затягивает водоворот, у многих вспыхивает прозрение, но оно играет уже роль камня на шее тонущего самоубийцы.
  В своем упоении любовью и счастьем Анне некогда было вникнуть в обыденные вопросы, например, чем зарабатывает деньги ее муж? Почему он ездил по определенному маршруту? Что значили его слова "пусть подольше не приходит время..."?
  Эти вопросы ослепили Аню вспышкой, когда ее вдруг - о, ужас! - вызвали в милицию, сняли отпечатки пальцев и приказали никуда не выезжать из города. Ей сказали, что Кирилл арестован, что он профессиональный наркокурьер, и ее, его жену, подозревают в пособничестве.
  Дальше все было хуже, чем в страшном сне. Ночью к ней явился незнакомый мужчина и рассказал, что Кирилла убили в камере. За ним остался большой долг, поэтому придут требовать к ней. И милиция от нее не отстанет, так как дело крупное, а основной обвиняемый умер.
  Анна была напугана до истерики.
  - Но вы-то кто? Почему я должна вам верить?
  - Меня зовут Вениамин. Кирилл мой лучший друг; я ему жизнью обязан и обещал, что помогу, когда настанет время. Вывезу вас и спрячу.
  - А если я не поеду?
  - Вы повторите участь Кирилла. Вас посадят и убьют, чтобы не было выхода на каналы сбыта.
  - Но я ничего не знаю. За что меня убивать?
  - Это уже мелочи. Вам знакома поговорка: муж и жена - одна сатана? Вы ведь иногда работали вместе с ним, хоть и не знали об этом.
  - Когда надо ехать?
  - Только сейчас сразу.
  - Но мне надо собраться!
  - Вы все оставите здесь. Вас больше не будет. Анна умрет. Воскреснет другая женщина в другом месте.
  Мужчина, бережно поддерживая, повел ее на улицу к машине, стоящей за углом. У Анны подгибались ноги, ей было плохо. Навязчивый спаситель посадил ее в машину, а сам вынул какой-то большой и длинный сверток из багажника и отнес его в квартиру. Почему-то Аня подумала: "Труп понес". Когда мужчина вернулся, она оглянулась на свои окна, увидела разгорающийся огонь и потеряла сознание.
  Таинственный похититель гнал свои "Жигули" всю ночь. Невольная беглянка пребывала в дреме, свернувшись калачиком на заднем сиденье. Несколько раз мужчина накрывал ее с головой пледом, видимо, перед постами ГАИ.
  В какой-то момент он растолкал свою пассажирку, объяснил, что дальше поедут без остановки, и заставил ее выйти справить нужду на обочине дороги. Это она сделала самостоятельно, но на еду совсем не реагировала. Водитель не смог ей запихнуть ни крошки.
  Больше они не останавливались. Сначала на большой скорости летели по ночному шоссе, не притормаживая даже на колдобинах. Почти не было встречных машин, и совсем исчезли гаишники. Потом скорость пришлось резко сбавить, так как пошла трасса, которую дорогой назвать было бы странно. Экипаж болтало безумно. По сторонам тянулся черный лес, и ночь стояла черная, словно покрывающая беглецов.
  
  *****Часть четвертая. Перевоплощения
  
  *****"Въедешь в город на белом коне"
  
  Прошло два года. Ранним июльским утром Вениамин подъезжал к родной деревне. Дорога измотала его до невозможности. Последние шестьдесят километров он ехал, как говорится, на одних зубах: не просто в час по чайной ложке, а даже по кофейной. Автомобиль то и дело застревал в грязи, и Вениамин вынужденно барахтался в ней, выталкивая машину.
  Вода на поверхности грунтовки скопилась в большие лужи от щедрых дождей и неспособности почвы впитать избыточную влагу. В некоторых низинах дорогу грозило поглотить болото.
  Мужчина сам происходил из здешних мест, поэтому знал всю эту песню и морально был к ней готов. Он привычно отключил эмоции и оставил только тупое физическое упорство. Не отключалось лишь волнение за гостинец, ящик водки в багажнике, который предназначался для непьющих родственников.
  Не доезжая сотню метров до пункта назначения, Вениамин опять застрял, разочаровано плюнул и пошел пешком. А когда, наконец, открылся вид на пригорок с родной деревней, такой желанной и неожиданно трогательной, екнуло-таки у мужчины сердце.
   Три дома всего осталось от деревни. Настолько давно они стоят на этой земле, что почернели от времени, но еще не покосились. Такие дома пару десятков лет назад музеи скупали, чтобы показывать туристам за деньги быт предков.
  Когда-то вольнолюбивый прадед Вениамина, владевший, как многие здешние мужчины, плотницкими умениями, вложил свою душу в строение. И возникло оно не по чертежам и проектам, а по чутью, традиции и опыту.
  В основу он положил добротный бревенчатый сруб, а двор пристроил сбоку сзади. По центру дома сени делили его на две половины, зимнюю и летнюю. Выстроенный как горка, взвоз вел на сеновал, а под ним располагался скотный двор. Так и объединились жилье и хозяйственный двор под одной крышей. Чем не крепостной замок, как на Западе?
   Вениамин поднялся по ступенькам высокого крыльца и тихонько проник в родной дом-двор. Удивительно, что двери не скрипели, подыгрывали ему. Он думал, что спят еще домочадцы. Но мать вовсю хлопотала по хозяйству, а помогала ей неприглядно одетая женщина, которую Вениамин не признал. Они варили варенье из морошки, забытый запах которого растревожил гостя.
  - Венька, ты! - вскрикнула мать совсем не постаревшим голосом и попала в объятия сына.
  - Мам, это что за чучело с тобой? - спросил сын громким шепотом на ухо.
  - Дак, деушка это твоя, которую ты нам велел припрятать.
  "Деушка" смотрела с легкой усмешкой на Вениамина. На вид - бабка бабкой. Юбка темная до пят, кофта-вязянка с чужого плеча и платок, повязанный по-деревенски: только глаза, нос и рот видны.
  - Мама, я ее привез вам на лечение, а вы из нее чучело сделали.
  - Дак, нормальная вроде, чего тебе не нравится? - мать оглядела женщину с ног до головы. - Морошку хорошо собирает, варенье варит, пироги печет, корову доит, самогон варит лучше нашего. Ты ведь мне ее привез беременную. Не предупредил даже.
  - Я не знал. Что с ребенком?
  - Мертвый родился ребеночек-то.
  - Хм.
  - Вот молчит все. Два года, как привез, молчит. Хоть бы плакала иногда - не плачет. Чувствую, жить не хочет, тоскует.
  - Значит, пора ей выбираться отсюда, а то с вами на всю жизнь немой останется.
  - Венька, дак, что зря болтать-то? Мы и без трепу друг друга понимаем.
  Женщины накрыли завтрак, собрали на стол гостю дорогому, что могли, и продолжили разговор.
  - А где дед? - спросил Венька.
  - Рыбалит.
  - А дядя Николай?
  - С ним же рыбалит.
  - На озерах?
  - Дак, там и есть.
  - А теть Дарья?
  - В онкологии лежит, в области.
  - А племяши?
  - В городе, на учебе все.
  - В соседних домах кто есть?
  - В каких? Дак, никого не осталось. Мы одни, как баре. Бабка Нюра померла, а Клавдию дети в город забрали.
  - Так что новенького-то? - не успокаивался Вениамин.
  - Новенького? У бабки Нюры сын на рыбалке помер. Рыбу выловил из озера. Уху сварил и съел. А утром помер.
  - Ну вот. Почему так?
  - Не знаю, сын. Говорят, падает что-то с неба, от ракет отваливается.
  - А радио слушаете? Телевизор смотрите? В стране жизнь поменялась, знаете?
  - Столбы сгнили, попадали, провода смотали. Говорят, ждите, починим. Да уж который год чинят.
  - Маманя, так вы без света живете?
   - Так и живем, милый. Хорошо живем. Одно плохо, ты редко заглядываешь и внуков не привозишь. Привози, у нас летом - красота, - вдохновилась мать.
  После еды Вениамин позвал Анну на главный разговор.
  - Сними платок-то.
  Аня молча подчинилась. Под ним оказалась примитивно коротко стриженая голова на тонкой шее.
   - Да... Не то пацан, не то девчонка. В общем, Аня, я приехал в последний раз. Тебе надо уезжать отсюда. Поедешь в здешний областной город.
  Анна вопросительно посмотрела на него.
  - Да-да. Уже можно. В стране бардак. Все меняется. Сама увидишь. Думаю, что теперь вполне безопасно. Вот твой паспорт. Зовут тебя Мария Сергеевна. Запомни. Вот сберкнижка с некоторой суммой денег. Сумма небольшая, извини, но на первое время выручит. С деньгами сейчас чехарда. Потом еще подкину. Паспорт с пропиской, но жить там негде. Найдешь себе квартиру. Снимать будешь. Как приедешь в областной центр, иди в гостиницу "Турист" к главному администратору. Скажешь, от Вениамина. Он тебя устроит горничной. Если промедлишь, останешься без работы. Он вот-вот за границу свалит. Думаю, первые дни перекантуешься в гостинице, а тем временем с жильем определишься. Поняла?
  Аня кивнула.
  - Не хочешь говорить? Дело твое. В миру все равно заговорить придется. Да, и оденься получше.
  Аня пожала плечами.
  - Но ведь в чем-то я тебя тогда привез?
  Анна кивнула.
   - Все, Маша, собирайся. Завтра уезжаем. Я довезу тебя до областной дороги, а там сядешь на автобус. И въедешь в город... на белом коне, - Венька хмыкнул.
   - И последнее. Вот листок с адресом связника в Бельгии. Выучи адрес наизусть, а бумажку сожги. Выучи-выучи. Это на черный день, чтобы он стал светлым, - Вениамин усмехнулся.
  Ближе к вечеру истопили баню и вымылись. Но перед этим Вениамин собственноручно подравнивал волосы Анны-Марии. Ровнял-ровнял и в сердцах бросил:
  - Все равно. Не то пацан, не то девчонка.
  Рано утром, при ясном солнце и голубом небе мать наградила Анну-Марию сумкой с продуктами, осенила двумя перстами и отдала под ответственность Вениамину.
  "Жигуль" взревел, как реактивный, продираясь по грязи, и поколдобился по грунтовке прочь из почти вымершей деревни.
  - Дак, еще приезжайте! - кричала вдогонку мать.
   - Ох, не скоро это будет, - сказал себе под нос Вениамин, внимательно глядя на дорогу и виртуозно манипулируя авто.
  В неприхотливом салоне "Жигулей" пассажирку мотало из стороны в сторону и от пола до потолка. Она чувствовала, как тело покрылось холодным потом, и все его нутро просилось наружу. Уши словно заблокировало, и они не воспринимали никаких звуков. В них не проникал голос Вениамина, который звал ее: "Маша! Маша! Что с тобой?" Он в зеркало рассмотрел ее измученное состояние. Наконец, он заорал: "Анна! Да отзовись же!" На "Анну" женщина отреагировала вопросительным взглядом.
  -Ты же Маша, Маша! Я тебя предупреждал! Выйди, если тебе плохо, - Венька остановил машину, уняв тем самым дикую тряску.
  Анна-Мария почти вывалилась на свежий воздух и, стоя коленками на мягком покрове из мха и вереска, вложила свои мучения в динамичную рвоту.
  - Совсем ты избаловалась. Ну, не беда, городская жизнь вернет тебе жизнеспособность. Борьба за существование в каменных джунглях тонизирует.
  Все трое - Вениамин, Мария и автомобиль - повеселели, когда под колесами побежал устойчивый асфальт шоссе. Колеса несли машину на север. Водитель все-таки немного разжалобился и решил подбросить Машу поближе к городу.
  Временами он, казалось, безбашенно гнал по встречной полосе, но тому виною была несносная дорога, которую в этом сезоне, как всегда, еще не успели отремонтировать. Изредка проносились выносливые дальнобойщики, лесовозы и легковушки, чьи водители наверняка не страдали от недостатка адреналина.
  - Бесконечный лес, - молча удивлялась Маша. - Какое оглушительное безлюдье!
  По сторонам дороги не наблюдалось ни человека, ни коровы, ни собаки. Было непонятно, для кого стояли вдоль трассы убогие коробки автобусных остановок. Инопланетянами смотрелись идущие человечки на знаках пешеходного перехода. Они направлялись чаще всего из кустов в канаву или из болота в болото, коварно призывая за собой в малопроходимые дебри.
  Совсем не хотелось бы остаться одной на сиротливой остановке у странного пешеходного перехода. Но Машу с сумкой Вениамин высадил как раз в подобном месте.
  - Все. Теперь до города недалеко. Доберешься сама. Думаю, мы с тобой больше не свидимся, но на всякий случай вот тебе старый конверт с моим подмосковным адресом. Запомнишь - конверт уничтожишь.
  Он легонько поцеловал Марию в щеку: "Смелее, девочка! Возвращайся к жизни. Тебе понравится". Автомобиль развернулся и помчался на юг, освободившись от женщины посреди лесной пустыни.
  
  Опять ей не оставили выбора. Вениамин сказал, что пора переселяться в город и точка. А кто он этот Венька? Появляется внезапно; принимает решения, не терпящие альтернатив. Как той страшной ночью, когда он сжег ее квартиру и прошлую жизнь. Взять, что ли, и вернуться назло ему обратно в деревню? Но где ее теперь найдешь?
  Не лукавила мать, когда говорила, что живут они хорошо. Пока все оставшиеся три дома были обитаемые, люди держались дружно, помогали друг другу. Работы полно, грустить-бездельничать некогда.
  Сколько новых умений открыла в городской женщине Венькина мама! Особенно про самогон отметила: признала-таки, чей лучший. На стороне деревенских - опыт, а у Анны-Марии диплом химика и несколько лет работы в химлаборатории со спиртами.
  Мать приучила горожанку к природе: "Не бойся леса. Дурных людей в лесу нет". В ягодно-грибную пору они по целым дням по болотам и лесам ходили. Тело уставало, а душа пребывала в комфортном равновесии. Бывало, все лицо облепит паутиной, на нее уже внимания не обращаешь. Ноги мягко проваливаются в пропитанную водой дернину.
  Удивительно, лес вокруг желтеет и краснеет, а мох остается зеленый. Пальцы рук черные от грибов, а язык и губы - от черники. Глаза цепко выискивают из пестрого осеннего ковра белые, красноголовики и подберезовики, и никак не насытятся на красную жизнерадостную бруснику.
  Зимой казалось, что на одинокую деревню с черного звездного неба смотрели Бог и космонавты. Среди занесенной снежной равнины, где ни дороги, ни огонька, где волки не зоопарковские, люди у печки песни пели, книжки вслух читали, рукодельничали, как в старину.
  Хотелось верить в идиллию. Но северная зима бесконечная, прожорливая на дрова, которые по деревенским меркам очень дорогие. А люди хоть и живут среди леса, но на него прав не имеют. За покупкой дров надо ехать в леспромхоз.
  Многое умеют деревенские жители, но требуется их опыт в основном им самим. В таком бытии постепенно, по капельке, из людей уходят силы, здоровье, жизнь. Где места бойкие, у дорог, там деревни не умирают, да и горожане скупают дома и живут летом, как на даче. Но куда не доедешь, не проберешься, там и дом не продашь.
  Смогла бы Анна-Мария всю оставшуюся жизнь прожить в деревне?
  Она представила себя светловолосой женщиной, которая грациозно несет на коромысле ведра, полные воды. А в воде отражается высокое небо с облаками. Мужчина, ее супруг, крепкими мозолистыми руками чинит лодку-кормилицу. Дочь прибирает избу и расстилает домотканые половики, а сын кормит кур.
  Как спокойны и добры они друг к другу. Жизнь идет понятно, без суеты и лишних слов. Круговорот семейных забот бесконечный и вечный, как чередование времен года. Белые ночи щедры на свет - солнце заходит за горизонт всего на два часа.
  Представленная картинка была по душе женщине с остановки. Но даже в воображении Анны-Марии идиллия начала постепенно разрушаться. Ведь мир хоть и велик, но един. И от его событий не укрыться ни в какой глуши.
   Поэтому следующая картинка в воображении женщины получилась более сложная. В деревне исчезло радио и электричество. А зачем оно, когда всю ночь светло, и можно без света читать книги? Вот и читает дочь-умница вслух рассказ, а все слушают, но и дел не забывают, умелыми руками чинят домашнюю утварь.
  Но прислушались внимательнее. В книге рассказывается о семье, живущей рядом с космодромом. Семья какая-то невеселая, потому что все их соседи уже летают в космос, а членам семьи остается страдать, что они бедные и денег у них нет на ракету.
  Сын удивленно спрашивает: "Пап, да это про нас?" Отец растерялся, подбирая ответ: "Ведь сын, похоже, прав. Мы живем недалеко от космодрома. На нас падают отработанные ступени ракет (из которых местные мужики много полезного делать научились) и невидимые частички гептила, от которого, говорят, долго не живут. Тем временем в космос летают журналисты, миллионеры, а нам и радио-то оказалось не положено".
  - Дочка, кто такое написал?
  - Брэдбери.
  Мать подняла от вышивки васильковые глаза и посмотрела спокойно на домочадцев.
  - Не про нас это, сына. Разве мы бедные? Смотри, какая река у нас, и сколько рыбы вы с отцом наловите. А сколько грибов и ягод в лесу наберем. Картошку выкопаем - может, в город съездим, там и посмотрим на ракету в планетарии. Не про нас это...
  
  Долго куковала Маша со своими картинками на сиротливой остановке. Она пыталась ходить вдоль дороги, чтобы не грустить, но ее спугнули дальнобойщики, спросив пару раз, сколько она берет.
  Маша вернулась к площадке остановки. Окружающее пространство уже не казалось лесной пустыней. Народ с коробами мимо шастал, кто пешком, а кто на велосипеде. Вскоре потянулись пассажиры - женщины, донашивающие одежду советских времен, с тяжелыми сумками, девушки вполне городского вида, бородатый мужчина в потертых джинсах, с заплечным рюкзаком. Мария вдруг почувствовала в себе давно забытое волнение: " А войдем ли мы все в проходящий автобус?".
  
  *****Мужчина из прошлой жизни
  
  Все складывалось прекрасно. Морозная погода - это лучше оттепели. Сегодня день свадьбы Игоря и Марии.
  Маша хлопотала по хозяйству в ожидании гостей и вспоминала, что три года назад их свадьба пришлась на такой же студеный день. Мария отказалась тогда от традиционного наряда в виде эфемерного белого платья и фаты. Поэтому перед ней не стояла дилемма: форсить и мерзнуть или быть в тепле, но в ущербном наряде.
  Многим может показаться странным, но расписывались молодые в большой карстовой пещере. Она располагалась в занесенном снегами заповеднике среди роскошных хвойных деревьев. В самой пещере грандиозные сталактиты и ледяные своды сияли и переливались благодаря профессиональной подсветке в гармонии со стереомузыкой.
  На женихе и невесте были очень теплые, но немыслимо легкие финские костюмы для зимних путешествий. После церемонии бракосочетания молодые и их гости помчались караваном на ревущих снегоходах на базу, где в уютном деревянном доме их ждали сервированные столы. Хотя за окнами морозило за минус тридцать, в помещении было тепло, что позволило гостям облачиться в вечерние наряды. Так что в этом отношении стандарт был соблюден.
  Игорь хотел удивить свою новую жену, и был очень доволен, что это ему удалось. Мария пребывала в состоянии эйфории, хотя ранее доброжелатели уже нашептали ей, что с первой женой Карельский расписывался на горнолыжной трассе в Хибинах, а со второй на атомной подводной лодке, причем в плавании.
  Гости гудели до утра, отпустив, что называется, тормоза. Никто их не опекал и не сдерживал, а холод за порогом не давал разбежаться, потеряться и замерзнуть. После фейерверка Игорь увел Машу в отдельный домик, в котором они расслабленно и уединенно просуществовали два дня, не видя уже ни одной посторонней физиономии, которые благополучно уехали в город.
  Прелесть пребывания молодоженов на базе заключалась еще в том, что там не было телефона; они оказались недосягаемы для сотовой связи. Такой свободы от обыденной суеты, бесконечных дел и людей, такой искренности в их отношениях позже больше никогда не случилось...
  Сегодня вечером к девятнадцати часам пунктуально прибыл Юрий Ширяев, чей приход раньше других гостей был не обременителен для хозяев. Маша только пригласила его в гостиную и отметила про себя, что он все-таки пришел не в своем любимом свитере толстой вязки, а попытался выглядеть иначе.
  Минут через пятнадцать появились Смольниковы. Дмитрий, как всегда, жизнерадостный, а его жена Павлина, как обычно, за что-то дующаяся на него. На их пользу, когда они сняли верхнюю одежду, любознательный Ширяев изучил аудиозапасы Карельских и поставил приятную танцевальную музыку. Это для четы Смольниковых был беспроигрышный примирительный метод, так как их хлебом не корми - дай потанцевать. Пока они танцуют, Павлина чаще всего молчит. А пока она молчит, в их семье мир.
  Маша окинула прицельным взором свои кулинарные владения, убедилась, что все намеченное сделала, сняла фартук и поправила костюм. Она услышала, как заиграл звонок на входной двери, но открывать не пошла, понадеявшись на Игоря. Тем более что это, скорее всего, пришла Яна, которой нравилось ухаживание мужчин, а не подруг. Звонок повторил свою мелодию, и Маша подумала, что Игорь не очень жалует ее подругу и не спешит встретить гостью.
   Наконец, он открыл двери, впустил гостей и возвестил на всю округу:
  - Маша! Это пришли Яна и наш московский гость Слава Соколов.
  Конечно же, накануне муж не предупредил жену ни о каких новых личностях. Мария поспешила выйти в прихожую. Игорь широким жестом представлял нового мужчину, как столичного денди, а тот еле успел повесить на вешалку Янину шубу.
  Маша увидела смелый в превосходной степени наряд Яны и, кажется, поняла, почему гость из Москвы так долго возился с вешалкой. Управившись с одеждой, мужчина кинулся трогательно, по-старомодному, чмокать дамам ручки. Это получилось щекотно. Маша посмотрела на мужа, тот белозубо улыбался, как янки. И тут она обнаружила в своих руках кухонное полотенце.
  Когда она его схватила и зачем, вспомнить никак не получалось. Соколова ей рассмотреть не удалось, да она и не старалась. Невооруженным глазом было заметно, что он понравился Яне, и та за него взялась цепко. Можно было порадоваться за подругу: она редко встречала мужчин, которые нравились ей.
  Люди, собранные вечером, после работы, только внешне могут быть беззаботными и приветливыми. Они танцуют, слушают музыку, общаются друг с другом, но их усталость, возможная дневная раздраженность, вечные проблемы, конфликтность запрятаны ненадежно. Так думала Мария, поскольку хорошо знала своих старых знакомых. Любой из них, в том числе ее муж, не всегда были прогнозируемы в поведении. Поэтому Маша с удовлетворением восприняла приглашение Игорем гостей за стол.
  Вот они дружно расселись по местам, объединенные одним столом, нацеленные на одно и то же занятие. Картинка вызывала умиротворение. Возможно, истоки такого восприятия таились в многодетном деревенском прошлом человечества, когда вся большая семья, как единое целое, собиралась за столом.
   Конечно, Игорь претендовал на роль отца семейства безальтернативно. Маша знала, что с таким главой не соскучишься. Он сиял, сообщая о поводе торжества, и подпитывался энергетически от всеобщих достаточно искренних поздравлений.
  "Ах!" - вздохнула она негромко, когда муж подхватил ее на руки и гордо закружил по комнате. Вот, мол, смотрите, какая легкая и изящная у меня женщина, а заодно, какой я сильный и галантный. Вечный мальчишка! Особенно на людях.
  Мария была великодушна и не сердилась на него за гусарство. Все-таки в суровых трудовых буднях не до красивых жестов, а в праздник можно позволить себе такую роскошь.
  Звенели бокалы. Маша отпила немного шампанского под акапельное исполнение Смольниковым "Свадебного марша" Мендельсона. Хорошо он поет, наверное, человек с абсолютным слухом. Но вдруг и ее слух как-то обостренно выделил из традиционных застольных звуков фразу, произнесенную гостем из Москвы:
  - Везет вам, Павлина, у моря живете. Рыбы - какой хочешь, морепродуктов выбор большой...
  Память непроизвольно заработала, отыскивая причину зарождающейся волны тревоги. Голос определенно знакомый, интонация уже где-то встречалась Маше на ее жизненном пути.
  Ответ на запрос не торопился всплывать. И только, когда дела потребовали хозяйку уединиться в кухню, манипулируя с продуктами, она вспомнила голос, интонацию и даже конкретные слова:
  - Эй, повар, хоть бы хлебушка выдал!.. Ты наелась? Разве можно наесться дыни?.. Напряженка у организаторов с продуктами.
  "Мамочка родная, этого мужчину я знаю". Мария медленно опустилась на стул. А вечер так хорошо начинался. Почему же не сразу, когда муж представил Вячеслава Соколова, она отреагировала на имя и фамилию? Только ее руки непроизвольно схватили ненужное полотенце.
  Прошло с десяток лет, как они расстались в Средней Азии, обменявшись адресами и обещаниями встречи. В тех экзотических краях они существовали бок о бок почти три недели и, казалось, тепло симпатизировали друг другу.
  В обычной жизни десять лет не такой уж большой отрезок времени. Но в данном случае присоединялись два катализатора - взбалмошные девяностые годы, переполненные эмоциями, и личная вынужденная установка памяти Анны-Марии на отторжение прошлого.
   Прошлое не мучило ее, потому что отболело. Лишь иногда в голове рождался по какому-нибудь конкретному поводу тревожный импульс, почти как красный свет светофора.
  
  Первым желанием Маши возникла потребность спрятаться. Жаль, что она не ребенок, которому в таком случае достаточно залезть под стол. Вдвойне обидно, что нельзя по-детски сослаться на болезнь и исчезнуть в спальню, накрывшись там одеялом с головой.
  Рассказать Игорю? О, это очень сложно и долго. Хватит ли жизни, чтобы найти момент и слова для объяснений?
  А может лихо сказать себе: ну и черт с ним? Если Соколов произнесет, что узнал ее, Маше ничего не стоит выразить ему сожаление, дескать, он обознался - у людей иногда бывает ощущение дежавю.
  "Пожалуй, последний вариант сгодится", - подумала Маша, так как невозможно было дольше задерживаться в кухне, не рискуя, что вся компания не явиться ее искать. И она вышла к гостям с безупречным лицом. А ведь на артистические, лицедейские таланты Мария никогда не претендовала.
  Гости не пропали без хозяйки. Они ели, болтали и танцевали - словно были целостной системой, не требующей постоянной опеки. Маша особенно почувствовала благодарность к Яне, которая настолько завладела Соколовым, что не давала ему отдыха от себя. Она максимально втиснулась в сегмент обзора Вячеслава. Это дарило надежду Марии, что все обойдется.
  Маша боялась разглядывать Славку, но в момент опасности органы чувств обостряются, и человек, образно говоря, начинает видеть затылком. Она ненавязчиво рассмотрела своего старого знакомого - он почти не изменился, если только стал немного выше и солиднее.
  " А вдруг я тоже мало изменилась?" - Приступ паники взметнулся в глубине души.
  Она танцевала с мужем свадебный вальс и казалась сама себе обнаженной мишенью перед глазами Вячеслава, которые представлялись ей автоматом Калашникова, направленным на жертву.
   "Игорь, какой же ты молодец, что умеешь мастерски вести даму в танце. А дама нынче не слышит музыки и выпадает из ритма". Но Смольникова ей остро хотелось прибить за то, что он придумал эту показуху.
  Хорошо, что громкие переживания, тихо прятались внутри нее.
  Мария, наступая супругу на ноги, была занята выявлением своих внешних изменений: "Прическа у меня другая, цвет волос абсолютно противоположный. На мне туфли на высоком каблуке, а не кроссовки, значит, рост у меня другой. Да у меня все другое!"
   Но вдруг, правда все эти рассказы про инстинкты, запахи и тому подобное, что люди ощущают на подсознательном уровне? Такие вещи не подчиняются субъективному вмешательству человека. Одна надежда, что алкоголь меняет остроту восприятия... Но в какую сторону?
  Дмитрий Смольников, наверное, утомился от созерцания непрофессионального топтания Марии. Он включил свой любимый рок-н-ролл, подхватил жену и оттянул на себя внимание гостей, чем заставил хозяйку переменить отношение к нему - ей уже не хотелось его прибить. Только бы Соколов, раскрыв рот, смотрел на него и Павлину.
   Игорь отреагировал резко:
   - Вот так бы ты со своим персоналом работал. А то набрал, понимаешь, шайку необученных хлопцев. Они, твои продавцы, распугивают моих покупателей.
  Маша подумала, как он не прав в данной ситуации, но вслух только и сказала мужу: "Не сейчас... прошу тебя". Она убежала в кухню, чтобы подавать гостям горячее. Блюдо называлось "горячим", но Марии хотелось противоположного воздействия на людей - остудить и успокоить их.
  Горячее утихомирило страсти на некоторое время. Игорь принялся угощать всех маринованными грибами. Когда он может себе позволить выбраться в лес, то грибник он более страстный, чем любовник в постели.
  Все будет хорошо. Маша почти свыклась со своим сегодняшним положением и начала верить, что обойдется без осложнений. Она слушала, как и все за столом, откровения Соколова про квартиру в Москве и про номер в гостинице.
  Но тут Яну занесло.
  - Слава, возьмите меня с собой в ваш номер. Я, как старшая ведьма, разгоню всю нечисть.
  Ее обнаженное плечо, подставленное под нос Соколову, завело не столько его, сколько Смольникова, и тот отвлек Яну на себя. Она, изображая цыганку, начала плести всякую чепуху про Митеньку, Димона и Митяя.
  Довольный Смольников хохотал, а Маша обреченно замерла, так как Соколов потянулся к ней с приглашением на танец. "Неужели он только ждал момента, когда Яна ослабит свои оковы? Похоже на то - так резво он переметнулся ко мне". Маша приняла приглашение.
   В голосе французской певицы было достаточно чувств, чтобы не проявлять их самим. Мария улыбалась и, удивляясь себе, мило поддерживала разговор с гостем. Вячеслав не выделялся танцевальной ловкостью, а значит, и требовательностью к партнерше по танцу.
  Они никогда раньше не танцевали вместе. Но Маша вдруг поймала параллель из их совместного существования: так же по-пионерски, вежливо и спокойно, спали они, тесно прижавшись друг к другу, но исключительно для того, чтобы закрылась молния спального мешка.
  Наконец, на радость хозяйке песня закончилась, но Соколов назвал ее Машенькой и не хотел отпускать. Она замерла - с такой же интонацией он шептал ей "Аннушка", когда в последнюю ночь в пустыне срывал с нее одежду.
  Мария поняла, что на его и свою беду она опять понравилась Вячеславу.
  
  Она попыталась представить, что вспомнит он завтра утром на трезвую голову? Что ему приснится ночью?
  Он нормальный мужик с отличной памятью - ему просто необходимо немного времени... И сколько ей потребуется сил, чтобы противостоять его прозрению?
  Анны не существует. Она умерла. Реанимировать ее в своей душе из-за Соколова, чтобы снова и снова хоронить, - это хуже, чем оперироваться без наркоза.
  Губить Марию, ее нынешний образ, из-за упавшего как снег на голову Вячеслава? Кто еще придет следом за Соколовым?
  Но хочется жить, хочется. Нормальной жизнью, без призраков. Почему для нее написан сценарий жизни с постоянными ловушками?
  
  Вот Маша опять с посудой в кухне. Разогретый энергичный Игорь пришел к ней на помощь и принялся загружать тарелки в посудомоечную машину. Он не видел, что парализующий страх поглотил его жену и превратил ее в холодную снежную королеву.
  - Машенька, а хлеб-то кончился. Просчитались мы, оплошали.
  Вот оно кодовое слово: "Хлеб". Как тогда в пустыне: "Дежурные, дайте хлебушка!". Это ее шанс.
  Хлеб! Внутри Маши включился хладнокровный зомби, и все дальнейшие действия были на его совести.
  - Игорек, я мигом сбегаю. Ты развлекай общество. Я собираюсь и лечу!
  Она взяла кошелек и пакет. Чтобы купить хлеб, потребуется минут двадцать на заход в соседний магазин. Но прежде, чем надеть верхнюю одежду, Мария прошла в туалет и открыла шкафчик, встроенный в стену. Глаза исследовали полки с бытовой химией.
  Несколько раз она пробежалась взглядом по бутылочкам и баночкам, и рука, словно сама по себе, потянулась к бутылке из-под водки, заполненной метанолом.
  Недавно Игорю для технических целей потребовался метиловый спирт, и Маша попросила по старой дружбе Виктора принести метанол. Ему не составило труда выполнить просьбу.
  Мария аккуратно поставила бутылку в пакет и на одной из полок шкафчика нашла жестяную банку из-под сельди, заполненную всякой металлической рухлядью. Там нашлась ее старая связка ключей и отмычек, которую сюда бросили за ненадобностью и списали в разряд заготовок для будущих потерянных ключей.
  Когда Маша работала горничной в гостинице "Турист", бывали проблемы с ключами, их теряли жильцы или обслуга. Виктор помог ей тогда и с благими намерениями смастерил универсальные отмычки. Теперь они пригодятся.
   Из гостиной в полутемный коридор, где Мария надевала черную шубу, меховую шапку и сапоги, проникал свет и пульсировал шум, сплетенный из музыки и голосов.
   Она с пакетом в руках тихо покинула квартиру и вышла на маршрут, как лунатик в полнолуние, - без эмоций, без нервов, без чувств. Время пошло...
  
  Женщина достигла гостиницы, и ужасный холодный человек в ней мысленно фиксировал, не глядя на часы: "Пять минут".
   Ее не смутили люди в вестибюле - зомби не анализируют ситуацию. Швейцара не было на месте, поэтому никто не спросил Марию: "Вы куда?" Она не поехала в лифте, а направилась к запасной лестнице.
   Маша методично поднималась по ступенькам на шестой этаж, не ощущая веса шубы. На лестнице было светло, но малолюдно. Лишь дважды ей встретились одинокие курящие постояльцы. Они не удивили ее, и она не удивила их. Мало ли на свете лифтофобов?
  Перед пятым этажом Маша остановилась на минуту, чтобы перевести дыхание, правая рука держалась в кармане за связку ключей.
  На шестой этаж женщина вошла легко и, не останавливаясь, двинулась по безлюдному коридору, пока не нашла табличку "66" на двери одного из номеров.
  Шаги приглушила ковровая дорожка. Холл, где за столом могла быть дежурная, находился в десятке метров от внеплановой гостьи. При желании Маша могла бы расслышать реплики телегероев, а дежурная - звук ключей, подбираемых к шестьдесят шестому номеру.
  Посредине комнаты, где проживал Соколов, Мария осмотрелась и выхватила взглядом бутылку водки на столике перед креслом. Это была удача, так как только теперь до нее дошло, как поступить с метанолом.
  Точными аккуратными движениями она проделала лабораторную работу: вылила этиловый спирт в раковину, освободившийся из-под него объем заполнила метанолом, не пролив ни капли, затем убедилась, что дно бутылки сухое, и поставила ее на прежнее место.
  Обратно Маша уходила быстро, но не торопливо, не забыв закрыть дверь на ключ.
  Уже на улице она отметила механически: "Пять плюс пятнадцать минут". На подходе к булочной пустая бутылка из-под метанола была отправлена в мусорный бак, а место в пакете скоро занял хлеб из булочной.
  На своей кухне Маша оказалась еще через пять минут. Пока у нее сходил румянец от динамичной прогулки, она нарезала хлеб.
  
  
  *****Опасная подруга
  
  На следующий день вечером злой и расстроенный Игорь гнал на своем джипе домой. У него не шла из головы фраза, произнесенная ментом-блондином:
  - Дело в том, Игорь, что сегодня утром Вячеслав Соколов был найден мертвым в своем номере.
  "Бред какой-то", - думал Карельский, сжимая руль.
  Третий труп неведомые силы пытаются связать с его именем. Такую бы настойчивость да в мирных целях!
   К пропаже финансового директора своих противников Игорь не имел никакого отношения, но чувствовал, что слепая молва упорно приписывала ему этот инцидент.
  Конкурент, который все больше превращался в противника, когда-то был другом и соратником Карельского. Они вместе начинали общий бизнес. Но постепенно романтическая эра в их делах сменилась бескомпромиссным разводом.
  Между ними вбивались многочисленные клинья в виде борьбы за поставки инструмента в леспромхозы, за аренду выгодного здания в центре города, за проталкивание своего депутата в областное собрание. В итоге, они, словно две расколовшиеся льдины, отходили друг от друга все дальше и уже не могли позволить себе просто по-человечески встретиться и выяснить, кто разводит их трупами.
  "Пожалуй, пора нанимать себе телохранителя". Вывод не радовал Игоря, но что поделаешь, если его сотрудника пристрелили, как цыпленка.
  Директор одного из магазинов Карельского, расположенного на окраине города, приехал в главный офис на совещание. Только он вышел из своего автомобиля, как его, молодого и сильного, изрешетили из автомата с проезжающей мимо машины, невзирая на большое стечение народа.
  Весь день перед офисом лежал красный снег. Пока там копошилась милиция, Игорь не трогал его. Только ночью работники фирмы соскребли кровавый покров и засыпали двор чистым снегом, привезенным из-за города.
  Игорь до сих пор не хотел верить в естественную причину возрождения на северной земле чикагских страстей. Конечно, окраина, где родился, жил и работал погибший директор, сама по себе была достаточно запущенной, и он мог нарваться, на что угодно и без работы в фирме Карельского.
  Деятельность по образцу методов Аль-Капоне - это для городской окраины слишком сложно и вызывающе. Вот проиграть чужой дом в карты и ненавязчиво поджечь его или обворовать соседей - более реальные мероприятия. При этом концы были бы погружены в глубокую воду.
  Теперь появился третий труп - беззлобный командировочный Вячеслав. Зачем невидимый режиссер втянул его в общий клубок? Еще один шлепок грязи на имя Карельского? Хотел Соколов переметнуться к конкурентам, ну и что? Игорь и подумать не мог, что его упрек гостю увенчается трупом в гостинице.
  Дома после ужина, успокоившись в тепле и уюте, развернув свежую газету, он решил рассказать жене о происшествии.
  - Маша, расскажу тебе неприятную новость, а то никогда не успокоюсь. Помнишь, вчера у нас был Соколов из Москвы? Представь, сегодня нашли мужика мертвым в гостинице! В голове не укладывается. Уже начались неприятности с милицией, - Игорь был раздосадован.
  - Странно, здоровый мужчина в расцвете лет, трудно в это поверить.
  - Может, у него на что-нибудь из нашей еды и питья была аллергия?
  - Ну, ты придумал. У него была аллергия на холод, помнишь? Вообще-то, Игорь, не будем шутить в такой ситуации.
  - Твоя Яночка не смогла его покорить, уж не отомстила ли она ему за это?
  - Да ты что? При чем тут Янка?! У нее таких соколовых без счета! Ты к ней слишком предвзято относишься, милый Шерлок Холмс.
  Зазвонил телефон, и Маша убежала брать трубку. Скоро она была в меховой куртке с журналами мод в руках.
  - Игорек, мне звонила Лия. Она ждет меня, мы договорились. Я отнесу ей журналы.
  - Ты вроде недавно у нее была?
  - Ты тоже много где недавно был, - Маша улыбнулась.
  Игорь задумался на некоторое мгновение: что знает жена и на что намекает? Но не стал развивать тему.
  - На чем едешь? На "бумере"?
  - Да. Я на БМВ.
  - Осторожнее, пожалуйста. На улице темно и вечный гололед. Сапоги надень на низком каблуке.
  - О"кей, милый. Целую! - она послала ему воздушный поцелуй.
  
  Зима выдалась многоснежная, а дворники все вернее превращались в миф. Маша аккуратно выехала из двора, рискуя забуксовать. У гостиницы она остановилась и открыла противоположную дверцу невысокой женщине в длинной коричневой дубленке. Или дубленка была большая, или женщина крупновата, но она долго возилась на переднем сиденье, поправляя одежду.
  - Привет, Машенция, быстро ты приехала, я даже замерзнуть не успела.
  - Здравствуй, Лия! Я взяла самые последние журналы, как обещала. Фасончик, думаю, подберем. Не отменили у вас мероприятие?
  - Что ты, Маш, день рождения банка святое. Раньше многие праздники отмечали, и администрация все оплачивала. Теперь скупая стала - только НГ и ДР. Хорошо тебе, Маш, можешь позволить себе не работать. Муж зарабатывает на хлеб с икрой и бензин для авто. Не то, что моя собачья жизнь.
  - Да я бы, наоборот, пошла работать. Но Игорь уперся и не разрешает.
  - Наверное, надеется, что родишь ему кого-нибудь.
  - Ох, ни мышонка, ни лягушку... Покажи пример - рожу вслед за тобой.
  - А что, как-нибудь решусь, сама знаешь, за границей рожают и в нашем возрасте. Ладно, молчу... Маш, а ты зачем в гостиницу приходила?
  - Когда?
  - Вчера вечером. Я даже вздрогнула, - Лия захихикала. - Маш, можно курить?
  - Кури. А что вздрогнула-то?
  - Думала, ты опять в горничные решила податься.
  - А ты уверена, что это была я?
  - Ну, здрасьте, что я, совсем уже? Мне пришлось задержаться на работе. По техническим причинам. Смотрю, ты шлепаешь, такая гордая и неприступная, в шубе черной. Ты раньше говорила, что муж привез ее из Греции. На меня даже не посмотрела.
  - Да ладно тебе сочинять, ты всю жизнь близорукая была, - Маша засмеялась и включила магнитолу.
  Певица допевала песню про то, как сильная женщина плачет у окна.
  - Во-во. Все мы такие. Сильные эмансипе, ревы-коровы, - Лия жадно курила.
  Мария предложила:
  - Давай, как раньше? Позовем Витьку. Вмажем от души.
  Лия охотно воодушевилась.
  - Ага, он Ромео-супермен. Пригласи - он тебя послушает.
  Женщины рассмеялись.
  - Алла-алло! Кто это? Виктор, ты? - Маша начала переговоры по мобильнику. - Витюша, ты там живой? Сто лет не виделись. Мы с Лией приглашаем тебя к ней в гости. Прихвати с собой джентльменский набор, как раньше. Помнишь? Умница, целую!
  - Машка, не боишься ему душу бередить? Он очень тяжело перенес твой уход. Страдает до сих пор по тебе, нет бы по мне, - Лия завистливо сверкнула глазами.
  - Что же ты, подруга, поднапряглась бы и переманила. Лень, наверное?
  - Ты очень права, Машуля. Как бы он сам напрягся, другое дело. Да и знаю я его, как облупленного. Даже все родинки на теле, - Лия хмыкнула. - Нет, он не герой моего романа.
  - А где же твой? - Маша не стала напоминать Лие, как та противилась попытке Виктора развестись.
  - Не родился "ышшо".
  - Счас заплачу.
  Женщины невесело рассмеялись.
  
  Они приехали в авиагородок.
  - Ага, въезжай осторожно, снег не чистят, мэрия их мать,- предостерегла Лия, хорошо зная свой двор.
  Маша поставила авто на сигнализацию и бросила взгляд на соседний пустырь, белую неосвещенную равнину.
  Тесный подъезд пятиэтажки был поношенным, но чистым и теплым. Лия открыла металлическую и деревянную двери своей двухкомнатной квартиры на первом этаже. Маша по привычке не умершей в ней пай-девочки тщательно вытерла подошвы сапог о коврик в прихожей.
  - Лия, хвались, что у тебя новенького? - Машин голос догонял хозяйку квартиры, которая спешно убежала в спальню переодеваться.
  - Маш, не помню, что ты не видела, кажется, плиту и холодильник. Посмотри сама.
  Мария сняла меховую куртку, скинула сапожки, откопала под вешалкой какие-то тапочки поизящнее и пошла рассматривать кухню.
  - О, супер! - на кухне было чисто и уютно, словно здесь никогда не возились с приготовлением еды. - Лия, по сравнению с той "деревяшкой", где я жила у матери Вика, у тебя почти пентхауз.
  Лия вышла из спальни в гостиную и самодовольно порадовалась удивлению на лице Маши.
  - Лиечка, ты великолепно выглядишь! Повернись-ка...
  Подруга грациозно покрутилась, наслаждаясь моментом: платье-макси из шелка цвета спелой вишни смотрелось очень эффектно. Этому способствовали пикантные особенности фасона - глубокое декольте на пышной груди и разрез на боку от начала бедра.
  Маша потрогала пальцами струящуюся ткань.
  - Это натуральный итальянский шелк. Купила по случаю.
  - А говорила, фасон подбирать, - Маша поворчала для порядка.
  - Лапа, честно. В этом я уже засветилась на встрече Нового года.
  - Понятно. Не понятно только, что ты сейчас так нарядилась? Я ждала тебя в твоем японском халате с драконами.
  - Ну! Ты забыла: мы ждем мужчину!
  Маша не успела удивиться своей рассеянности, как позвонили в дверь.
  - Я сама...по праву хозяйки... - Лия пошла открывать.
  На пороге стоял увешенный пакетами со снедью и выпивкой Виктор. Мария припала к нему на секунду и легковесно воздушно поцеловала в щеку. Она словно спешила пройти этот ритуал, пока руки у него были заняты.
  Но Лия не стала торопиться. Взяла из рук мужчины ношу, помогла ему снять куртку и облобызала его смачно, до отпечатков помады на лице. Вик не стал стесняться в ответ и поцеловал ее в губы с мощным чмоком.
  Вишневое "облако" улетело накрывать на стол, а Маша принялась нарезать сыр и колбасу, разрушая своей деятельностью идеальный порядок в кухне.
  Виктор было плюхнулся на диван в завешенной коврами и заставленной аудио-видеотехникой гостиной. Перед ним энергично передвигалась с посудой Лия. Посмотрев несколько раз на ее белую пухлую ногу в откровенном разрезе, мужчина поднялся: "Лиечка, я открою бутылки".
  Маша, не прекращая строгать закуски и не оборачиваясь, почувствовала стоящего позади нее Виктора. Он постоял молча, подышал ровно. Но вдруг резко просунул руки под ее блузку и сжал грудь. Словно оголодавший волк-оборотень стал покрывать поцелуями ее обнаженную шею.
  Руки женщины с большим ножом зависли над колбасой. Мужчина взял нож из ее рук, убрал его в сторону подальше и сильными руками, повернув Машу к себе лицом, прижал ее к своему телу.
  - Задушишь, - прошептала Мария.
  - Задушу, - ответил губами Виктор.
  - Тссс...- Маша в ответ приложила палец к губам.
   - Вик! Неси бутылки! - голос Лии прозвучал требовательно, словно призывая неразумного мужчину к порядку.
  Виктор был раздосадован ее вмешательством и своей послушностью. Маша отстранилась от него, поправила блузку, и как птичка, улетела из клетки страсти, унося сырно-колбасные изделия на стол в гостиную.
  Шампанское "за встречу" повлекло за собой оживленный стук вилок по тарелкам. Виктор сел стратегически четко: обеих дам он усадил на диван, и сам ухитрился втиснуться между ними.
  - Эх, девчонки, в тесноте да не в обиде! Лиечка, тебе колбаски, а тебе, Машуня, сыру.
  Он хорошо знал вкусы обеих. Одна любила консервированные огурцы, другая - свежие помидоры, первая обожала холодную кристально прозрачную водочку, вторая - сухое марочное вино.
  Мужчина наливал своим девчонкам по полной. Лия освобождала тару исправно, а вот Маша брала бокал только понюхать и пригубить. "Вмазать" от души у нее не получалось: во дворе стояла машина, а дома ее ждал муж.
  Виктор все понял, когда женщина не выпила даже свое любимое вино. И он, не сбавляя темпа, наливал и выпивал сам. За себя и за Машу; при этом почему-то подозрительно долго не пьянел.
  Лию развозило на глазах. Она обняла Виктора левой рукой за шею и периодически притягивала его голову к своей груди. Он театрально целовал ее, призывно белевшую в богатом вырезе. Лия весело и довольно хохотала.
  Вик левой рукой пытался удержал Машу за талию. Особого успеха в этом у него не выходило, но он отквитался, когда уронил своих девчонок в кучу-малу на диване и сам повалился на них, лапая под визги и смех все, что подвернулось.
  Еще немного, и они своротили бы стол с посудой, но Маша вскрикнула: "Тихо!" Все замолчали от неожиданности и услышали, как в прихожей звонил сотовый телефон. Его хозяйка побежала на звонок.
  - Маша, где ты пропала? Уже ночь на дворе. Может, за тобой приехать? Ничего не случилось? - муж спрашивал с искренней тревогой.
  - Спасибо, дорогой, что беспокоишься. Все хорошо. Я скоро. Целую. Она грустно посмотрела на своих приятелей.
  Лия все еще лежала на диване, желая продолжения банкета, а Виктор от досады хлопнул две рюмки водки подряд.
  - Лия, пока! - Мария стала торопливо одеваться.
  Надев сапожки, выпрямилась и задела при этом головой Виктора. Он надевал куртку: "Я провожу".
  -А может, никуда не пойдешь? - он стиснул ее уже одетую.
  Он знал этот ее взгляд, наивный и обнаженный, без брони и железной воли - еще немного, и она расплачется. И Виктор отпустил пленницу.
  На свежем морозном воздухе действие винных паров замерло. Маша, пока шла к автомобилю, кажется, восстановила свой волевой баланс и заделала пробоину в чувствах, которую умел проделать Витька. Он сидел в салоне машины, пока Мария прогревала мотор, и видел, как исчезала его беззащитная Машенька и возвращалась деловая леди.
  - Маш, ты в порядке?
  - Да, вполне.
  - У нас есть шансы свидеться еще?
  - Есть.
  - Метанол-то пригодился?
  - Да, спасибо. Тебе не попало?
  - Нет. Могу еще раздобыть, чтобы твоего мужа отравить.
  - Не остри.
  - Я серьезно, - Вик широко улыбнулся, - ты ко мне вернешься.
  - Не вернусь.
  - Зачем мне жить?
  - Глупый.
  И вдруг Маша вспомнила слова Лии: " Зачем ты вчера вечером в гостиницу приходила?" Из неведомых клеточек организма выплыл страх. Ослабели коленки, заболел низ живота, затошнило. На остатках брони и железной воли женщина улыбнулась.
  - Витюша, я приду к тебе на ночь.
  - Когда? - ему в темноте было не разглядеть ее глаза.
  - Завтра.
  - Я чем-то должен заплатить? - он понял, его Машенька не вернулась, с ним говорила деловая партнерша.
  - Да.
  - Пожалуй, я готов для тебя на все.
  - А на убийство?
  - Хм...
  - Тогда зачем зря болтаешь?
  - Маш, у тебя проблемы с твоими призраками?
  - Да.
  - Ты честно тогда придешь на ночь?
  - Честно.
  - Тогда, пожалуй, киллерну. Говори, кого?
  - Лию.
  - Может, лучше парочку других?
  - Моя жизнь в руках Лии. Прости, мне надо ехать, - Маша нетерпеливо ждала, пока он уйдет.
  - Да, моя жестокая Снежная Королева не оставляет мне выбора.
  - Уходи.
  - Машуня, я спасу тебя. Если получится, можно тебе позвонить?
  - Да. Прощай, - она захлопнула за ним дверцу и уехала.
  
  
  
  
  
  *****За что убить Лию?
  
  Меняются ли люди со временем? Кто знает, кто знает... Часто человеку, которого давно не видели, мы говорим: "Ты совсем не изменился". Но своим близким, которые все время на виду, шлем упреки: "Ты был не такой, ты изменился".
  И вроде бы формируется человек уже готовенький в утробе матери, и вроде бы воспитывают его всего до трех или пяти лет, но потом - "темный лес". В одном человеке обнаруживается две, три, а то и более личностей, иногда темных. Возможно, способствуют такому повороту годы, власть, деньги, события, окружение и... Что еще добавить? Гены с грехами предков? Призраки из прошлого? Да, "темный лес". Может, человек при свете солнца и не меняется, но что с ним делают ночь и Луна?
  
  Сумбурные мысли оживали в голове Виктора, когда он смотрел вслед Маше. Он знал ее до полутонов и в то же время не знал совершенно. Ему не хотелось превращаться в философа и теоретика, чтобы разобраться с причиной изменений в женщине. Как вечный практик, он упрямо приобретал свой опыт, перелезая через частокол проб и ошибок. Наступать на любимые грабли было больно, но так сладостно.
  Огни автомобиля Маши еще не скрылись из виду, а Виктор почувствовал, что наконец-то хмелеет. С трудом преодолевая земное притяжение, он вернулся в квартиру Лии. Сколько еще всего можно было съесть и выпить! Но хозяйка спала на диване, издавая легкое посвистывание.
   Виктор разочаровался: "Не догуляли". Он надеялся на большее, когда Маша вдруг позвала его. По Машуне рыдала его мужская сущность, не говоря о прочих уголках тела и души. Растравила и бросила. Пожалуй, Вик мог бы заплакать. Он презрительно посмотрел на рюмку, тяжело поднялся со стула и взял в серванте стакан. Наполнив его до краев, Виктор жадно опрокинул водку в себя.
  Вспыхнула было в нем агрессия по отношению к Лие за ее вечное вмешательство, да быстро схлынула. Как сомнамбула, он притащил с кровати покрывало и накрыл женщину. Посмотрел на часы: стрелка будильника стояла на семи часах. Виктор завел их - ведь Лийке завтра на работу. С чувством исполненного долга он стал катастрофически расслабляться. Поэтому как отключился сам, он в своей памяти не зафиксировал.
  Виктор пришел в чувство, когда было еще совсем темно. Удушающая жажда разбудила его. Под теплым одеялом тело горело и задыхалось. Срочно хотелось пить и дышать прохладным воздухом. Глазами и пальцами он провел рекогносцировку и обнаружил себя раздетым в постели. Рядом сладко спала мягкая Лия. От такого открытия Виктор озадачился не на шутку - попался, как салага.
  Он тихонько выполз из-под руки женщины, встал и пошлепал на поиски влаги. У запасливой Лии в холодильнике водилось пиво. Виктор выдул бутылочку в темной кухне. Прохладная ночная атмосфера помещения и холодное питье ввергли мужчину в состояние озноба, поэтому он отправился за одеждой. Вик путешествовал по квартире на цыпочках, чтобы не разбудить Лию и не нарваться на рецидив ее чувств.
  Когда он рискнул включить свет в гостиной, то, несмотря на чугунную голову, хихикнул: весь ковер на полу был усеян одеждой, его и Лии вперемежку. Свой комплект он собрал в основном без труда. Только почему-то один носок и рубашку так и не обнаружил. Зато нашелся галстук - тоже неплохо. В такой ущербной экипировке Виктор, покуривая и дуя пиво, устроился в маленькой кухне...
  
  Убить Лию, конечно, следовало. Но делать это надо было гораздо раньше. В то время, когда Виктор жил с ней.
  Они состояли в законном браке. Сошлись молодые совершенно естественно, познакомившись на дискотеке в Доме культуры авиаторов. Виктор, как сейчас говорят, "кидал понты", водил девушку в ресторан аэропорта. Он работал гражданским авиамехаником, а отец Лии - военным авиатехником. Потенциальный тесть оказался коллегой по профессии.
  Лия выглядела домашней девушкой и в основном слушалась маму-папу, так как обитала под их крылышком. Худенькой она никогда не была, но обладала эффектной рельефной фигурой. Как говорят в народе, было за что подержаться. Кроме того, она умела прилично одеться, подчеркнуть свои прелести.
  Позже, во время семейных разборок, когда дело доходило до взаимных упреков, Лия кричала, что за ней летчики ухаживали, а Виктор отвечал: "Ловила летчика, да поймала налетчика". Классика!
  Вик жил в общежитии авиаработников, хотя в городе у него имелась квартира, где в двух комнатках проживала его мать. Слово "квартира" легко вводило непосвященных в заблуждение и не отражало экзотический характер жилья. Потому что дом был старый, постройки времен тридцатых годов, двухэтажный щитовой. Он стоял на кривых сваях среди болота, которое уничтожали уже десятилетиями, но не очень успешно.
  Внешностью Вик никогда не блистал, но был не лишен поклонниц. Женщины не замечали, что он не вышел ни ростом, ни шевелюрой, и словно примагничивались к его сильным рукам.
  В конце концов, общежитский разврат обрыдл мужчине. Когда он стал водить к себе в комнату Лию, то дал отставку прежним дамам. Закаленные в борьбе за мужчин поклонницы долго не сдавались. Они бегали поглазеть на его выбор и чуть ли не пощупать ее одежду. Но Лию такой ажиотаж не испугал. В сглаз она не верила, и сама могла взглядом просверлить в соперницах дырку. Поэтому, когда ей надоело слушать родителей, она сбежала от них замуж за Виктора, и ее характер быстро адаптировался к общежитию.
  
  Виктор загасил очередную сигарету среди горы окурков в пепельнице. "Интересно, куда Лийка дела нашу свадебную фотографию?"
  Когда Лия съезжала от него, то забрала фото вместе с рамочкой. Он зашел в гостиную и с умным видом сыщика стал прицеливаться, где могла быть фотография. "Я знаю все-таки ее, как облупленную", - вздохнул Вик, когда нашел фото в серванте.
  
  На первый, посторонний взгляд все свадебные фото похожи друг на друга. Жених с невестой молодые и красивые, очень серьезные и поэтому неестественные. Одежда на них стереотипная, согласно моде эпохи. Но на свой взгляд, видно много больше: ах, здесь волосина дыбом, и рот кривой вышел. А галстук? С каким трудом нашли человека, который умел галстуки завязывать!
  Дальше - больше. У невесты белые гвоздики, поскольку она еще девственница. Но как их искал жених!.. Ну и далее в том же духе.
  Лия выходила замуж девственницей - это правда. В провинциальном городе да из приличной, полной, семьи - так и положено было. И ухаживал Виктор больше года.
  Он ухмыльнулся: "Странно, что она оставалась девственницей". Бойкая была и не по годам умелая. Приходила к нему в гости, чинно пила чай с разговорами пока было светло. Когда начинали густеть сумерки, Виктор доставал бутылочку вина и ненавязчиво предлагал девушке. Она, в конце концов, не отказывалась.
  К темноте они оба были тепленькие, и Вик начинал подъезжать к прелестям Лии. Тискал ее и мочалил, частенько получал от нее по физиономии. Она его дразнила, распаляла, но куда он рвался конкретно, не допускала.
  Продолжалось так достаточно долго, и, наконец, Виктор решился переменить свой бесправный статус на полноправный. Он сделал девушке предложение. Но она восприняла его как-то без энтузиазма. Ей не хотелось спешить выходить замуж. Тогда мужчина сказал открытым текстом, что его не устраивают такие взаимоотношения. Может, испугалась она, что он бросит ее, или в женской стратегии так было спланировано, но Лия согласилась на свадьбу.
  Виктор прошел с Лией все ступени свадебного ритуального ада советских времен. Ада добровольного и, в общем-то, в грубом приближении, приятного.
  Сначала было сватовство; при этом выпивон с родителями невесты, а самому напиться ни-ни, хотя папаша невесты выпить не дурак. Затем подача заявления в ЗАГС и ожидание очереди пару месяцев.
  Далее - поездки с Лией в город по магазинам, в которых тогда ничего не было; муторные примерки в ателье с непонятливыми портнихами; мобилизация родственников на поиски дефицитной еды и выпивки по доступным ценам; добывание красивых открыток и подписывание приглашений - боже упаси забыть кого-нибудь из родственников.
  Наконец, в долгожданный день с утра в новом костюме при галстуке и неразношенной обуви, набритый и напричесанный, друзьям в общежитии налей, а сам удержись. Еще за свидетелем глаз да глаз, чтобы лишнего горючего в себя не закачал. Потом с таким, блин, свидетелем невесту добывай.
  Ретивые подружки целую баррикаду соорудили у подъезда. Ненасытные... Кучу денег и выпивки из Вика вытрясли. Но и после этого, что он только не делал: подметал битую посуду, одевал куклу, говорил на каждую ступеньку ласковые слова. А стервозные подружки запрятали Лию на пятом этаже, хотя жила она на первом. Сколько нежных слов ему пришлось придумать! Хорошо, что свидетель оказался эрудитом и тихонько подсказывал жениху.
  Уф, добрался-таки Виктор до Лии. Она любила потом его спрашивать: "Какая я была, красивая?" Он поддакивал, но помнил только, как тащил ее с пятого этажа на руках. А потом всю свадьбу боялся наступить на подол ее длиннющего платья.
  Расписали их нормально. А потом в ресторане все гуляли на полную катушку два дня. Только молодыми мало что перепало. Вик держался, как огурчик. С первой брачной ночью тоже было более или менее. Товар оказался без брака, то есть молодой жене было больно и немного кроваво. А в основном ночь проспали, как убитые, заморенные своим счастьем.
  На третий день Виктор поил общежитских приятелей, и сам упился в гайку; тем и поставил точку в свадебном марафоне...
  
  Часы показывали пять утра. У Виктора оставался два часа, чтобы придумать, за что ему надо убить Лию. Со свадебной фотографии на него все еще смотрела симпатичная серьезная девчонка. На такую никогда не поднимется рука.
  - Вот если бы у Лии в холодильнике не оказалось пива, повод найти было бы легче, - вздохнул мужчина и перевернул фото лицом вниз. - Да, Машуня, ты только хвостом БМВ махнула, хоть бы подсказала мотив для действий.
  Впрочем, представился однажды существенный повод. Долгое время Лие было не до потомства, так как она училась на вечернем отделении финансово-экономического института. Наконец, она забеременела, но скрыла от мужа долгожданную новость, и ничего не сказав ему, сделала аборт. Тогда уже разогнали полк, в котором служил ее отец, и загнулась нормальная аэродромная работа у мужа.
  По принципу домино покатились неприятности. Исчезла зарплата у Виктора и даже пенсия у его матери. В городе стало ужасно много никому не нужных летчиков и авиатехников. Наступила разруха. Даже пособие по безработице на бирже труда задерживали на год.
  Лие, наоборот, повезло, и она нашла работу с регулярной зарплатой, поэтому вытравила плод любви, не задумываясь и не медля. И что жгуче обидно, не посоветовавшись с Виктором. Такой удар под дых от боевой подруги...
  
  Город в то время жил, как и авиагородок, на картошке, грибах и ягодах. Природа словно отозвалась на беды людей, спасала хорошим урожаем в полях и лесах. Те, кому было куда и на что переезжать, снимались с обжитых мест. Начался отток населения на более хлебные территории.
  Виктор подрабатывал, где приходилось. Слесарил, пилил дрова, собирал дары леса на продажу. Помогал матери, которой на несколько месяцев задерживали пенсию. Он худел до впалых щек и сваливающихся штанов.
  А Лия в это время расцвела. Место дежурного администратора гостиницы "Турист" дало ей возможность приодеться и приобрести дорогую косметику. Работала она по сменам, приходила домой и уходила непонятно когда. От нее пахло дорогими сигаретами, коньяком, и манеры становились унижающе покровительственными.
  После того, как в соседней комнате общежития повесился от безысходности бывший свидетель на свадьбе Виктора и Лии, она психанула и съехала в квартиру, которая освободилась после отъезда ее родителей в Центральную Россию.
  Как-то само собой вышло, что Вик остался в общаге. Вот такой аморфный развод получился. Кого за это убивать? Вышвырнула его Лия тогда из своей жизни, как щенка. И хотя поскулить мужчине иногда хотелось, но не признался бы он в этом ни за что. Бывало, награждала Лия Виктора разными ролями - алкаша, козла - это ладно, дело привычное. Но обидно на четвертом десятке лет играть роль щенка.
  
  *****Котлеты в четыре руки
  
  Поскольку на работу в аэропорт ходить было все еще бесполезно, Виктор принял решение переселиться пока из общежития в город к матери. Когда нет денег и не ясно, что завтра есть, легче жить на один, чем на два дома.
  Он постучал в дверь родительской квартиры, так как ключей у него не оказалось, а звонок давно не работал. В темный коридор выходило шесть дверей, а лампочка существовала только в общей кухне.
  Рядом с кухней находился общий туалет, в котором давным-давно была разморожена система канализации, и куда уходили человеческие отходы, жильцы уже устали думать. Учитывая окружающее болото, дом-развалюха получался водоплавающим - недаром он принадлежал речному порту.
  Дверь квартиры открылась. Но кто встретил Виктора на пороге, для него осталось тайной. Одно было несомненно, что это не мать.
  - Вы кто? - спросил Виктор невысокую коротко стриженую личность в черном.
  Личность не ответила, только кивнула и спряталась от него в маленькую комнатку.
  -Чудеса. Родственница, что ли? - вопрос оказался риторическим.
  Вик исследовал большую комнату на предмет какой-нибудь расшифровывающей информации. Комната была темновата и сыровата. С отвычки бил в нос запах непросушенных от сырости матрасов и непроветренных шкафов. Ивняк и тополя так разрослись под окнами, что мешали солнечным лучам прогреть комнату. На круглом, модном когда-то столе лежала записка.
  На листочке из школьной тетрадки в клеточку маминой рукой было написано: "Витя, здравствуй, сынок! Я уехала в деревню. Поживу пока у твоей бабушки. Помогу ей с огородом. Глядишь, зиму хорошо проживем. Я пустила на квартиру женщину. Возьмешь с нее в конце месяца двести тысяч рублей. Зовут Маша. Смотри, не обижай. Целую. Ма".
  Понятная история. Кучеряво живем нынче. Появился хоть какой-то гарантированный доход в лице этой Маши.
  Виктор откровенно хотел есть, но в холодильнике едой и не пахло. Также ничего не оказалось в столе матери на кухне. Ни-че-го! Даже прошлогодней картошки. Суровое начало жизни в отчем доме. Тут он вспомнил, что у мамы была кошка. Ведь она что-то ела?
  Вик галантно постучал в дверь комнатки.
   - Маша, извините, я Виктор, сын хозяйки. Вы не знаете, чем мама кошку кормит? - спросил он и осекся, так как увидел в Машиной комнате на полу блюдце с куском рыбы и большую белую кошку, увлеченную едой.
  Мужчина невольно замер, не сводя взор с рыбы; мечтательно закрыл глаза, и тут ему концентрированно запахло жареной треской. Мираж! Виктор открыл веки и обнаружил перед своим носом тарелку с реальным большим куском трески. Маша протянула ему тарелку, и этот жест невозможно было истолковать двусмысленно.
  - А хлебушка не найдется? - Виктор не стал строить из себя гордого или непонятливого.
  Маша положила на тарелку четвертинку буханки.
   - Спасибо, Маша, - сказал Виктор уже практически закрытой двери. Но это не испортило ему аппетит.
  
   Квартирантка утром уходила на работу, а Виктор, как на работу, уходил искать заработок или уезжал в лес за черникой. Чаще всего он приходил домой раньше Марии и пытался наводить порядок в небогатом хозяйстве: починил звонок, дверцу у кухонного стола, сделал уборку и все время боролся с сыростью в квартире. Но в денежных делах он был по-прежнему крепко на мели и очень ждал конца месяца.
  Вокруг в доме стоял извечный тарарам. Тихих жильцов было мало. Остальных слышать и видеть приходилось круглосуточно, к чему очень располагали белые ночи. Для людей действовала странная известная формула: жить не на что, а на что пить - всегда найдется.
  Не сильно много было порядка в местах общего пользования. К кому-то ходили чрезмерно развязные девочки, а к кому-то отвязные мальчики.
   Человек, готовящий еду на кухне - перекрестке жизни всех жильцов - пользовался повышенным вниманием соседей и потому бдительности не терял.
  Как-то само собой рождались дети. Разновозрастная детвора, распущенная школой на каникулы, моталась по коридору и лестнице с гиканьем и посвистом, как стая разбойников. У них и их мам менялись отцы, отчимы и сожители. Вопреки всем невзгодам, дом держался на плаву, а вместе с ним не тонули жильцы.
  Маша всегда приносила домой что-нибудь съестное. Виктор замечал, что готовить она старалась идти лишь на безлюдную кухню. Однажды он курил в коридоре и наблюдал попытку Марии пожарить котлеты. Очень скоро к ней набивалась в долю разудалая нетрезвая компания. Мужчина увидел, как напряглась его соседка. Он подошел к ней и сказал, забирая из рук сковородку: "Я сам. Иди отдохни".
  В тот день, получается, они перешли на "ты" и съели котлеты вдвоем в молчании за круглым столом. Комфорт их маленького оазиса не разрушали доносящиеся из коридора маты, пьяные крики и звуки постельной любви из-за стенки. Фон коммунальной жизни был привычным и не вызывал ни удивления, ни раздражения, ни возбуждения.
   Виктор не воспринимал Марию, как женщину, а она не видела в нем мужчину. Точнее сказать, они не задумывались об этих вещах. Усталость от жизни и изможденность объединила их. В такой момент они скорее были как дети, как брат и сестра.
  Совместный ужин превратился в традицию настолько, что когда наступил конец месяца, и Маша принесла Виктору деньги за жилье, брать их ему было совестно. Он отказывался, но Мария положила деньги на стол и ушла в свою комнату.
  
  Сентябрь установился щедрый. Перед втягиванием людей в продолжительный холод он подарил городу теплую неделю, как последний баллон кислорода альпинистам, совершающим восхождение на высокую вершину.
  Поезд шел неторопливо. Виктор сидел на крыше вагона. Свободное место даже здесь нашлось с трудом. Он увидел, как вдруг его соседи засуетились, похватали свои вещи и потянулись спускаться вниз, в вагон. Это означало, что сейчас будет последняя станция перед городом, и наряд милиции пойдет штрафовать тех пассажиров-грибников, кого поймает. Внутри вагона население оказалось в тесноте, но уж точно не в обиде. Всем ехать надо - грибной сезон, что поделаешь?
  Вик возвращался домой в хорошем настроении, потому что на грибы ему везло больше, чем на все остальное. Он представлял, как удивится Маша полному коробу грибов, как она накормит его и выслушает, а потом они вместе будут чистить и сортировать добычу: что на сушку, что на маринование, а что на грибовницу.
  Деревянные мостки приятно упружили под ногами, а крапива в рост человека по сторонам тротуара воспринималась как лучшие цветы. Когда Виктор в высоких резиновых сапогах, в старой темной куртке и кепке, с тяжелым коробом за плечами, радостный зашел в квартиру и уже готов был крикнуть "Маша!", он практически нарвался на сидящую за его столом Лию. Рука ее с чашкой чая замерла, а взгляд обжег Вика любопытством.
  - Привет, Лия. Давно не виделись. В гости пожаловала? - спросил хладнокровно мужчина, замаскировав в себе радость возвращения.
  - Привет, Вить. Пришла посмотреть, как Мария живет. Это я ее к твоей матери направила. Да вот и тебя увидела. Из лесу, что ли?
  - Нет, из театра, - улыбнулся Виктор. - Урожай собрал богатый. А где Маша?
  - Она на кухне что-то варит, - в голосе женщины не было ехидства и ревности. Она интуитивно чувствовала, что между Виком и Марией ничего нет. Поэтому инстинкт собственницы пока отдыхал.
  - Вить, покажи-ка, что набрал в лесу, - Лия подошла к раскрытому коробу и стала копаться в грибах, не дожидаясь разрешения.
  Тем временем вернулась Маша. На ее лице отразилась радость и детский восторг тому, что сумел собрать Виктор, и она тоже примкнула к оценке содержимого.
  Мужчине хотелось скорее скинуть сапоги, переодеться, умыться и поесть, но присутствие женщин в комнате сдерживало его, и он с трудом прятал внутри себя досаду.
  - Вить, может, мне подаришь немного грибочков? Ты ведь знаешь, что я в лес не хожу, - попросила Лия и принялась отбирать в пакет то, что ей приглянулось.
  - Возьми, конечно, там на всех хватит, - Вик наблюдал, как мелькают пальцы Лии.
  Наконец, она остановилась.
  - Спасибо. За брусникой не собираешься? Когда привезешь, про меня не забудь. Ах, мне пора, Маша. Спасибо за чай. Жилье здесь убогое, и жизнь такая же, уж прости, что насоветовала.
  Глядя, как Виктор снимает сапог, она добавила:
  - В таком доме нет места счастью.
  И вышла. Виктор ответил нецензурно, со всего маха швырнув сапог в дверь.
  
  Брусника не заставила себя ждать. Возле ближайшего продовольственного магазина с утра сидели мужчины и женщины, старики и дети с обветренными загорелыми лицами и предлагали ведрами и банками чернику и грибы.
  Как румяная именинница, появилась в их коробах красная брусника. Покупатели толпами бродили мимо и делали выводы двух типов. Одни - в лес пора! Другие - подождем покупать, пока цены собьют. Но особо деловая публика, у которой время стоит дорого, покупала, не торгуясь.
  Виктор и Маша вместе ужинали за круглым столом, когда, едва постучав, к ним вторгся сосед, чья квартирка была за стенкой и давала мощный звуковой фон, вполне способный заменить радио.
  Такое "радио" работало с перерывом на сутки через трое, так как именно в таком режиме работал сосед на маломерном судне в речном порту. Если не знать этого мужчину в лицо, то по звукам можно было представить его гигантом: так часто он опекал свою жену. Но он был худ и невысок и вполне сошел бы в темном коридоре за тень, особенно, когда поддавал как следует.
  - Привет, Витек! - они обменялись рукопожатием.
  - Приятного вам аппетита, - это он изобразил поклон Маше.- У меня есть деловое предложение. Я сегодня сменился с вахты и теперь три дня отдыхаю.
  Это заявление вызвало легкую улыбку у Виктора и Маши: они невольно изучили режим труда и отдыха своих соседей.
  - Так вот. Завтра мой брат везет нас на своем пазике в лес по бруснику. Ее в этом году до черта. И ведро в хорошей цене. Наберем и себе, и продать можно будет, - сегодня от соседа пока еще водкой пахло самую малость.
  - А что, заманчивое предложение, - Виктор вопросительно посмотрел на Машу.
  - Поехали, не сомневайтесь. Я всем соседям предлагаю. Поместимся. Сейчас, как говорят, день год кормит.
  - Я поеду, - решил Вик.
  - И женщину свою бери, Витек. Подышит свежим лесным воздухом. Посмотрит на полигон. Вместе больше соберете. Мария, поехали с нами! - сосед приглашал искренне.
  - Спасибо, мы обсудим. За бензин заплатим твоему брату.
  - Само собой. Ну, давай, - мужчины опять обменялись рукопожатием, теперь уже на прощанье.
  - Ну что? Брать "свою женщину"? - Виктор усмехнулся.
  - Брать, - коротко ответила Мария, что очень удивило мужчину.
  Пожалуй, это были ее первые слова за весь период знакомства.
  Плосколицый пазик катился, как колобок, по пригоркам вверх-вниз, вверх-вниз. Его пассажиры с утра сонно молчали. Как говорится, поднять людей подняли, а разбудить забыли. Все сиденья и промежутки между ними заполнила пестрая компания. Но пестрота ее была возрастная. Цветовая же гамма как раз казалась однотипной за редким исключением: камуфляжный, серо-черный, коричневый и синий цвет одежды для леса разбавляли пару ярких детских кепок.
  Если первую половину объема автобуса занимали люди, то вторую - их тара. При виде многочисленных ведер, корзин и коробов невольно возникало беспокойство, как же это все заполнить, когда каждая ягодка представляла собой крохотную капельку в огромном лесном мире?
  Не всех вдохновляла брусника. Были и однолюбы, кто кроме грибов никогда ничего в лесу не собирали. Таких иной раз и под нажимом не заставишь заниматься таким "крохосборством", как сбор ягод.
  Маша спокойно смотрела в окно на тот самый путь, по которому она два месяца назад въезжала в город из принудительной ссылки. И если отгородиться от обычных мыслей и каждодневной суеты, то можно было увидеть, как идет и звучит осень.
  Дорога рассекала лес загогулистым саксофоном, чередуя прямые участки с плавными поворотами. И каждый такой поворот открывал глазам новую симфонию, новые аккорды цвета. Сходство с музыкой было еще и в том, как сочетались между собой разновысокие силуэты деревьев, их округлые или острые кроны. Темно-зеленые башенки елей тонули в буйном золоте берез, над ними царили и реяли сосны, а осиновый багрянец рдел там и сям, как угли под желтым пламенем костра.
  Казалось, лес по обеим сторонам шоссе излучал тепло и свет, восполняя нехватку солнца, укрытого тучами. Тучи эти, низкие и синевато-серые, катились клубами поперек пути, и их странный колер тоже играл в общем цветовом оркестре, добавляя его звучанию некий трагический оттенок.
   Иногда между тучами открывался кусочек неба неописуемо-пронзительной северной голубизны, и это было похоже на внезапное скрипичное соло. Редкие порывы ветра собирали с ветвей золотую дань и сыпали щедро на полотно дороги, как будто писали клавир желтыми нотами по темной линейке асфальта.
  Впереди Маши инициативный сосед, собравший народ на благое дело, спал на плече своей круглолицей жены. Рядом, не роняя головы, дремал Виктор. Вчера он развил такую активность, что снарядил-таки Марию для поездки. Сначала прикинул, какой у нее размер ноги и одежды, а затем надолго пропал из квартиры. Когда вернулся, от него пахло водкой, но обувь и куртку для Маши он принес.
  - Примерь-ка, Мария! - весело вручил ей снаряжение.
  Она натянула серые сапоги и влезла в чью-то куртку защитного цвета. Все пришлось впору.
  - Во! У меня глаз-алмаз! - Вик излучал самодовольство, как мальчишка, как брат, который спас сестру.
  Автобус отбежал от города на расстояние, которое покрыл за два часа, въехал на начало какой-то грунтовки и высыпал из открывшихся дверей людей, как горошины из стакана. Видимо, это и был район полигона. Пока Мария повязывала платок, а Виктор терпеливо ее дожидался, остальные пассажиры, как лесные духи, бесследно внедрились в лес.
  - Маш, запомни, в какое ухо тебе светит солнце, чтобы потом повернуться к нему другим ухом и возвратиться куда надо, - объяснил Вик нехитрые премудрости ориентирования.
  - Я знаю, - твердо сказала его подопечная.
  - Умница, значит, не заблудишься.
  Ответом ему был вздох: знать-то она знала, но не в лесах росла, поэтому ориентировалась в них слабо. Она поняла это в деревне, когда ходила с матерью Вениамина по грибы-ягоды. Особенно беспомощное состояние наступало, когда в пасмурную погоду обираешь ягоды с одной кочки, с другой, входишь в азарт, забываешь про время, а потом выпрямляешься и понимаешь, что абсолютно не знаешь, куда идти. Солнца нет, а сама уже столько восьмерок накрутила вокруг кочек, что не помнишь, откуда пришла.
  - А знаешь, Маш, лучше всего, держись-ка недалеко от меня и кричи громче, если нечаянно оторвешься, - закончил Виктор свой урок.
  И началась работа для гибкой спины, ловких пальчиков и быстрых ладоней.
  
  ... Автобус мчался, чтобы вернуть домой усталых горожан с заполненной под завязку тарой. Хотя Маша закрыла глаза, но мелькание красных ягод не прекращалось. Она пристроила голову Виктору на плечо и не заметила, как реальность перешла в сон...
  
   Мария устало распрямила поясницу, прислонилась к поваленному стволу сосны, и отломила кусочек шоколадки из своего неприкосновенного запаса, а то скулы уже сводило от ягодного обжорства. Кругом аукались невидимые люди.
  Интересно, вот он какой полигон. Кормит грибами и ягодами чуть ли не весь неугомонный город. Неугомонный, потому что осенью все, кого носят ноги, наверное, вплоть до мэра, шатаются по лесам. Вот и на Марию напал осенний синдром: она, как все, за корзинку и в лес.
  После шоколада на языке стало сладко, а на небе тем временем - пасмурно. Дождик закапал на лохматую, в паутине, непокрытую голову. Маша помнила, в какое ухо светило солнце, только теперь это стало бесполезно. Она еще побродила по лесу, натыкаясь на разные тропинки, но они ее так никуда и не привели.
  - Странно, почему-то мне совсем не страшно. Виктор удивился бы, что я одна в лес поехала - он-то считает, что без него в двух соснах заблужусь.
  Вот и прав он, как всегда. Заблудилась. Ауканья стихли. Наползли сумерки с липким молочным туманом, а потом и темнота спрятала все от Машиных глаз.
  Тихо, темно. "И это со мной?"
  - У вас закурить не найдется? - над самым ухом неожиданно прозвучал приятный, слегка охрипший мужской голос.
  Она посмотрела в темноту, но никого не увидела в ночи. Но вот он появился совсем перед ее лицом.
  - Извините, я вас за мужчину принял. А вы, наверное, не курите, - догадался он.
  - Вы так легко в темноте ориентируетесь? Помогите мне выйти на дорогу, - сказала Маша.
  Она ждала, когда ей станет страшно.
  - Запросто. Помогу, конечно.
  Он взял ее замерзшую руку в свою шершавую ладонь и повел за собой, как по гладкому тротуару, не натыкаясь на деревья. Только странные звуки ударов металла о металл становились все ближе. С каждым шагом все яснее виднелись отблески костра.
  У самого края болота стояла грязная ржавая машина, похожая на танк. Двое копались у гусениц, колотя кувалдой по тракам. Еще несколько мужчин сидели вокруг костра совершенно молча.
  Мария почувствовала мурашки от тоскливых голодных угрюмых взглядов. Черные береты, черные тельняшки. "Кажется, я все-таки нормальная. Мне страшно".
  - Не бойтесь, мы здесь не останемся, - угадал ее мысли ночной проводник.
  Наконец, он вывел женщину на пустынное ночное шоссе.
  - Вы смелая женщина, но больше не ходите ночью на полигон. Мне пора. Оставаться с вами никак нельзя, - он вздохнул. - Здесь на шоссе вы легко поймаете попутку. Приятно было познакомиться.
  Он поцеловал на прощанье Машу в губы: " Вы пахнете шоколадом".
  У края леса он обернулся и, улыбнувшись, послал ей воздушный поцелуй.
  ...И вот, наконец, она в лесу с Виктором. Маша долго и спокойно ищет грибы, не утруждая себя запоминанием ориентиров.
  Вик уверенно выводит ее через болота и буреломы к лесной дороге.
  - Устала? Давай, корзинку понесу, - он снимает с Машиных волос маленький багровый осиновый листик.
  - Я сама, мне не тяжело.
  - Сама, сама, всю жизнь сама. Лучше ножки свои донеси, - он улыбается, освобождая ее от ноши.
  Приятно шлепать по ровной дороге из желтого песка. Там за поворотом ждет их в машине термос с горячим чаем, таким, как любит Виктор. Но вдруг Маша догоняет его и цепляется за рукав. Виктор вздыхает.
  - Машуня, потерпи немного, скоро уже придем. Я так грибы рассыплю.
  - Вить, а он нас пропустит? - Маша показывает рукой на покосившуюся будку часового, обшитую железом и прилепленную к обочине.
  - Милая, да ты что? Там никого нет. Морпехов вывели отсюда лет десять назад. С тех пор здесь только охотники, грибники да мальчишки-ролевики. Ну, может, еще по болотам завязшие БМП с БТРами ржавеют.
  Маша отпускает рукав Виктора, когда они минуют заброшенный пост часового, но все время оборачивается назад. Стоящий там с автоматом в руках морпех в черном берете, посылает Маше воздушный поцелуй.
   Виктор видит боковым зрением, как женщина улыбнулась и помахала будке рукой. Он резко останавливается и оборачивается.
  Вокруг тихо и безлюдно.
  
  - Все просто. Ягоды, говорят, к слезам снятся, - выслушав краткую версию сна, откуда Маша убрала Виктора, прокомментировала Лия. - Ой, мучают, Машенция, тебя какие-то призраки из прошлого. Рассказала бы, что ли. Смотри, так и будут приходить.
  Она сказала это легко, не вкладывая особого смысла в слова.
  - Давай, Витька, наливай, что спишь на ходу, - Лия подставила рюмку.
  Виктор как раз наоборот был резв. Вчера из лесу ягод навезли, а сегодня в честь воскресенья Лия тут как тут нарисовалась. Грибы ей понравились, вот она с благодарностями и пожаловала, то есть с бутылкой кристально чистого сорокаградусного напитка. А когда узнала, что и брусника ей перепадет, то сбегала в магазин еще раз и купила сухого вина, как Маша любит.
  - Ну, чтоб все было хорошо! - пригласил Виктор.
  Только выпили, как в дверь раздался символический стук и в комнате возник сосед, который после вчерашней поездки стал еще худее.
  - Привет, Витек! - как водится, обменялись рукопожатием, - и поклон всему обществу! Урожай обмываете? Не откажите организатору.
  Плеснули и ему.
  - Вик, у тебя можно курить? - Лия достала сигареты, а сосед оперативно приготовил зажигалку.
  В дверь громко постучали и дождались, пока Маша ее открыла. Круглолицая соседка искала исчезнувшего мужа.
  - Где мой-то? Не у вас? Ой, как тут весело. У меня тоже гостинчик есть, - и она задорно показала из-за спины бутылку с мутноватым содержимым.
  
  Что происходило дальше, Виктор на утро следующего дня не помнил. Проснулся он поздно, долго очухивался. Заглянул в комнату к Маше и утвердился в понимании, что она рано утром ушла на работу.
  После гостей в квартире остался натуральный гадюшник, с которым пришлось разбираться часа полтора. Пока Виктор мыл посуду в измученной раковине общей кухни и протирал полы в своем немудреном жилище, сосед несколько раз приглашал Виктора на опохмел. Но что-то удерживало того от принятия приглашения, то ли стыд перед Машей, то ли предчувствие, что у соседа опять будет некачественный самогон.
  Пора было принимать решение, что делать с избытком ягод, и мужчина, прихватив полное ведро брусники, отправился к магазину в торговый ряд таких же удачливых в сборе лесных даров, как он, но не сильно везучих в остальном.
  Вечером, к приходу Маши, Виктор, прикупив продуктов на заработанные денежки, приготовил ужин. Он разделал камбалу и почистил картошку, а потом пожарил их на растительном масле. Сосед появлялся еще пару раз на запах жареной камбалы, но Виктор был неприступен, как Брестская крепость, хотя и вежлив, как Швейцария.
  - Ой, в ту ли квартиру я вернулась? - Мария не стала скрывать, что приятно удивлена преображению помещения по сравнению с утренним развалом. - Пахнет как вкусно!
  Виктор поставил на круглый стол блюдо с камбалой и большую тарелку картошки.
  - Кушать подано.
  Теперь каждый сам себе мог накладывать еду в свою тарелку по собственному аппетиту и объему желудка.
  - Ты продал бруснику, - догадалась Маша.
  Виктор кивнул, продолжая сосредоточенно жевать.
  - Как голова? Не болит после вчерашнего?
  - Преодолел в ходе физических упражнений по дому, - отшутился мужчина.
  - Как же ты устоял? - она показала вилкой в сторону стенки, откуда лились беспокойные звуки.
  - Сам удивляюсь, - Виктор усмехнулся. - Да и самогон у них дрянненький.
  - А я, честно скажу, напугалась вчера, уж не запойный ли ты?
  - Лия с утра с водкой своей притащилась. Вот и понеслось.
  - Понятно все это. Но известно, что никто чужой в рот человеку не наливает, он сам пьет.
  - Ты у меня прям общество трезвости, - Вик захихикал.
  - Ладно обзываться, - Маша взяла себе еще кусочек рыбки. - Вкусно! А кстати, ты помнишь, как вчера развивались события? Молчишь?
  По ее словам получалось, что сначала они выпили одну бутылку самогона - это после того, как допили водку и вино, которое принесла Лия,- потом сосед привел с кухни еще одного приятеля с водкой, потом другого с картошкой и салом. В общем, народу набралось, и народ набрался.
  Соседка пела частушки ...без аккомпанемента. Виктору якобы она очень понравилась. А сосед тем временем общался с Лией.
  Кому-то было плохо - его уносили, но он через некоторое время опять являлся... С самогоном.
  Виктор молча ел, опустив глаза вниз.
  - Потом страсти накалились. Лия вспомнила, что ей пора домой. Она неплохо сама передвигалась. Ты ведь знаешь, она стойкая к выпивке, но становится игривая.
  - Знаю, - сказал Вик. - И что?
  - Лию вызвался провожать сосед. Они вышли в коридор. Ты в это время соседку охмурял. Но соседка, хоть самогону немало выпила, чутье не потеряла. Видимо, она обнаружила своего мужа с Лией. Не знаю, до чего у них дошло, только кричала соседка громко и лупила всех подряд. В общем, с поля брани я Лию кое-как спасла - по телефону вызвала такси и отправила домой.
  - А я что делал?
  - Не знаю, Вик. Мне кажется, что ты спал за столом, когда я ушла в свою комнату.
  - Уф. Я-то думал, что у меня тут гарем был, а всего-то спал лицом в тарелку, - Виктор сдержанно улыбнулся.
  - Ты сегодня какой-то печальный. Неужели на меня обиделся?
  - Маша, что ты! Как на тебя обижаться, если ты для меня свет в окошке, - он посмотрел ей грустно в глаза. - Пойду-ка, поставлю чайник.
  Вик вышел, прихватив сигареты. Маша собрала опустевшие тарелки и отправилась в кухню следом за ним. Чайник светлел на сияющем огне конфорки газовой плиты в полумраке помещения. Мария поставила посуду на стол и тщетно попыталась включить свет. Ничего не получилось, поскольку за период белых ночей, когда в свете не было потребности, лампочка бесследно исчезла или перегорела. Но с августа вернулись настоящие темные ночи, а в сентябре и вечера стали все чернее.
  - Вик, пора лампочку вставлять, - Маша подошла к мужчине, который курил в коридоре у раскрытого окна.
  - По-моему, им и без лампочки хорошо, - он показал подбородком в сторону кухонного окна.
  Мария только теперь разглядела в проем кухни, что там возится, тяжело дыша, парочка.
  - Ну, что ж, посуду потом помою, - вздохнула она.
  Снимая чайник с плиты, Маша невольно рассмотрела темпераментных обитателей кухни.
  - Молодежь... Может, спугнем их? - негромко спросил Виктор.
  - Они никого не боятся. На нас с тобой совсем внимания не обращают. Мы для них, как назойливые мухи.
  - Ладно, пойдем, муха... Цокотуха. Давай чайник понесу.
  Почему-то в своей комнате они не решились сразу включить электричество. В густеющих сумерках принялись пить чай. Потом Виктор врубил телевизор, но, просмотрев каналы, убрал звук, оставив изображение. Маша зажгла свет и прервала молчание.
  - Вить, что у тебя стряслось?
  
  *****Как успокоить женщину
  
  Это хорошо, что она спросила его. Виктор помнил ее искреннюю тревожность и внимательный взгляд. По нему можно было понять, что возраст женщины реально больше, чем показывала внешность. Мудрая женщина с внешностью девочки, впрочем, не такая уж редкость.
  Виктору польстило участие к нему. Оказалось, что он не избалован сочувствием женщин, чаще они использовали его потребительски. Сейчас, по прошествии нескольких лет после того чаепития, ему казалось, что, открываясь Маше, он хотел успокоить ее, а не себя.
  В тот день Виктор стоял с ведром брусники возле магазина. Голова после вчерашнего бунтовала и не хотела становиться единым организмом с телом. Но у них все же существовало общее желание - продать ягоды, чтобы получить реальные деньги для пропитания.
  У его ведра брусники остановилась супружеская пара.
  - Виктор! Ты? Привет, - мужчина протянул ему руку.
  Перед Виктором стоял его коллега по работе в аэропорту. Он солидно выглядел в приличной кожаной куртке. Его жена тоже щеголяла в коже.
  - Ты куда пропал? По лесам бродишь? - коллега излучал покровительство. - А у нас есть, чем похвалиться.
  Они с женой довольные переглянулись.
  - Наше авиапредприятие со своими долгами по-прежнему дышит на ладан. Но ловкие люди организовали другую компанию. Набрали персонал. Вот меня взяли. Работаем теперь по-настоящему. Прикинь, зарплату платят регулярно!
  Вик, как болван, кивал вроде бы радостно, улыбался в ответ и пересыпал в их тару бруснику. Когда покупатели попрощались и пошли дальше своей дорогой, а он убирал полученную от них сумму во внутренний карман куртки, то заметил, как жена приятеля обернулась и посмотрела на него, как зевака на обезьяну в зоопарке.
  - Маша, она даже споткнулась. Если бы ее мужик не удержал, то растянулась бы своим кожаным пузом по асфальту, - Виктор попытался спрятать за улыбкой свою уязвленность.
  - Вик, ну что ты придумал, какая из тебя обезьяна, да еще в зоопарке, - Маша тихонько положила свою ладонь на его руку. - Придумываешь ты все. Просто у тебя богатое воображение.
  - Машенька, нет у меня никакого воображения. Иногда мне начинает казаться, что у меня вообще ничего нет. Помнишь, как Лия сказала: "В таком доме нет места счастью". Я тебе очень благодарен, что ты есть рядом, - он взял ее руку и прикоснулся нежно губами.
  Они оба забыли про остывший чай. Маша встала из-за стола, но Виктор не отпускал руку.
  - Глупенький, что это на тебя сегодня нашло, - она легонько притянула его голову к себе.
   Между ними молниеносно разрушался барьер, который позволял им почти два месяца забывать, что они мужчина и женщина, и сосуществовать, как брат и сестра.
  Может быть, в этом были виноваты темпераментные молодые возлюбленные в кухне, которые раздразнили вполне зрелых сдержанных людей, напомнив им их природную сущность, или затянувшееся воздержание, приготовленное жизнью, чтобы оттенить прошлое и настоящее.
  
  Утром они расставались друг с другом, сожалея, что закончилась ночь. Она оказалась самой богатой на впечатления частью суток. Мужчина и женщина получили от нее неожиданный щедрый подарок - открытие друг друга и взаимное удивление от приятности открытия.
  На коммунальной кухне сосед, живущий за стенкой, трезвый и выбритый, собирался на вахту, заваривал чай и смотрел на Машу, которая варила утренний кофе, как на королевну. Он впервые заметил в ней женщину, поскольку ее преображение не утаилось от его глаз. Она же, не обращая внимания на соседа, улыбалась сама себе, потому что вспомнила, как Виктор декламировал ночью:
  "Сиреневые брызги вереска
  ласкают твои резиновые ноги.
  Грибы отдаются тебе
  с беззастенчивой страстью.
  Они мечтают
  превратиться в твои атомы.
  Наивные! Ты их пожаришь,
  а я все съем!".
  
  
   После работы Мария пришла домой с большим свертком. Они вместе с Виктором развернули упаковку и достали новый мужской костюм. Озадаченный мужчина, надев обнову, вращался по повелению руки женщины. Когда она, наконец, вздохнула с чувством хорошо выполненной работы, он спросил:
   - Машенька, зачем?
  - Лучше бы ты спросил, как он на тебе, - посоветовала женщина.
  - И, правда, как он на мне?
  - Отлично.
  - Маша, он дорогой.
  Она весело перебила его: "Потом отдашь, с процентами".
  - Зачем мне костюм? Ну, зачем волку жилетка - по кустам ее трепать?
  - Он волшебный, - улыбнулась Мария. - Тебя в нем примут на работу в новую авиафирму.
  - Ты в это веришь?
  - Верю. Почему бы нет? Ты давно не был в аэропорту. Съезди наудачу.
  Виктор смотрел на спокойную уверенную женщину и чувствовал, что ее состояние передается ему.
  Но вдруг мужчина уловил перемену в Машином настроении.
  - Если нравится обновка, то почему ты загрустила?
  Женщина подумала, что устраиваться на работу пойдет все же не сам костюм, а Виктор. Но вслух свои мысли не выдала.
  - Вить, встань-ка поосанистее, как победитель. Ты же Виктор. Твое имя означает Победитель!
  Вик раздвинул плечи, выпятил грудь и засунул руки в карманы брюк, задрав полы пиджака. Маша улыбнулась:
  - Поосанистее - это не означает развязно.
  - Улыбнулась и то хорошо. Зачем мне вообще этот костюм, если он на мне, как седло на корове?
  - Ты корова? Это что-то новенькое.
  Они вместе рассмеялись.
  - Его надо обкатать, - подвела итог Маша.
  - Может, лучше обмыть?
  - Ага, и с синюшной физиономией идти в контору, - она иронично покачала головой. - Походи пока в нем, а я что-нибудь придумаю.
  Виктор потоптался по комнате, но когда увидел, что Мария завела длинные перезвоны по телефону, вышел в коридор. Он походил перед обитателями коммунальной квартиры. Кто-то из них замечал перемену в облике своего соседа, а другие не придали никакого значения.
  Когда Маша закончила свои переговоры и обнаружила исчезновение Вика, то ее воображение нарисовало ужасную картину. Подгоняемая этими видениями, она пошла на поиски своего джентльмена. Он всего лишь курил, сидя в коридоре на подоконнике возле кухни. Машины ужасы вмиг улетучились.
  - Витюша, завтра мы идем на концерт в камерный зал.
  Мужчина и хотел бы повозмущаться, так как никогда не бывал в сем заведении и не стремился туда, но пробуждение женщины, ее радость, забота и активность нравились ему. Виктор боялся их спугнуть и увидеть прежнюю Машу, которая не хотела даже разговаривать.
  
  Был серый октябрьский вечер с моросящим небом и бесстыдно быстро обнажающимися деревьями. Деревянный тротуар по-родственному принимал на себя отмирающую листву своих живых собратьев. Две пары ног топтали ее без злого умысла. Головы владельцев этих ног укрывал один общий зонтик.
  Деревянный тротуар сменился асфальтом, а Виктор и Мария все шли и шли. Сырость проникала в обувь, рукава, за шиворот. Озноб заставлял съеживаться. Два маленьких человечка под негостеприимным небом продолжали свое движение.
  Зато в камерном зале Виктор испытал ощущение блаженства, когда сел в кресло с мягким сидением и откинулся на высокую спинку. Обилие света, тепла, простора и людей с непривычки оглушили дебютанта. Его локоть тесно соприкасался с локтем Марии.
  Виктор молчал, хотя концерт еще не начался. Маша стала какая-то другая. Из мышки-норушки, вечно одетой в черное, она превратилась в красивую мало знакомую женщину в светлой стильной блузке, элегантных темных брюках и туфлях на высоких каблуках. Но она посмотрела на него, как Маша, и сказала голосом Маши: "Вик, захочется спать, можешь спать, но только не храпи".
  Он улыбнулся скорее в ответ на ее улыбку, чем на смысл фразы. Но он действительно боялся заснуть во время концерта. Однако, когда на сцену выпорхнул худощавый афроамериканец в черном костюме и черной шляпе, а его светлый сияющий саксофон отразился в глазах зрителей, Виктор удивился и позабыл про свою фобию. От того, что музыкант вытворял все отделение, Вик просто оторопел. Помимо саксофона джазмен наяривал импровизацию на рояле, играя даже локтями.
  Виктор вспомнил, как в Доме культуры авиаработников его, совсем молодого человека, учила играть в четыре руки юная пианистка. Ученику досталась очень простая партия. Он играл двумя пальцами, нажимая на те клавиши, на которые девушка приклеила слюной обрывки нотной бумаги. В целом у них получалась веселая ритмичная мелодия. Так что теперь он воспринимал игру артиста почти как коллега.
  Марии больше понравилось второе отделение, которое Виктор умиротворенно проспал, не роняя головы и почти не закрывая глаз.
  
  На следующий день с утра Виктор сидел в приемной офиса авиакомпании в числе претендентов на вакансию. Он уже не помнил Машиных слов о волшебном костюме, в котором его обязательно примут на работу. К костюму он привык во время вчерашней "обкатки". Но постные физиономии присутствующих и особенно выходящих из кабинета начальника службы управления персоналом наводили тоску и сводили на нет позитивный настрой Виктора.
  В какой-то момент в приемной появился крупный мужчина с традиционно деловой внешностью, но при легкомысленно ярком малиновом галстуке. По обостренному вниманию и приветливости к нему секретарши было понятно, что всех осветил своим посещением босс. Он оглядел нейтральным взглядом посетителей и вдруг широко улыбнулся Виктору.
  - Как ваша фамилия?
  Босс зашел в службу и вскоре вышел, возвращаясь на орбиту своих дел. Тут же Виктора вызвали в кабинет, и через пару минут он был принят на работу. Слова Маши оказались пророческими.
  
  Кто бы догадался, что вчера жена босса в малиновом галстуке почти ультимативно вытащила мужа на концерт в камерный зал. Он, смертельно уставший за рабочий день, катастрофически засыпал уже с первой ноты. Его спас Виктор, который сидел почти рядом.
  Босс смотрел на живую мимику лица, непосредственную реакцию мужчины на музыку и радовался за него: "Надо же, как человек разбирается в джазе, сколько удовольствия получает!".
  Но как же второе отделение, которое Вик проспал? Так босс проспал его с таким же успехом!
  В жизни Виктора началась светлая полоса. И он теперь, как белый человек, каждый день ездил на работу, а вечером, возвращался к своей Маше. Вместо медового месяца у них получились солнечные выходные дни в деревне, где они копали картошку совместно с матерью Виктора.
  
  ...Из спальни донеслось тарахтенье будильника. "Вот и семь часов. Как раз управился с воспоминаниями". Что делать, как выполнить обещанное Маше, Виктор не придумал и продолжал сидеть в прокуренной кухне наедине с пустыми бутылками и грязными тарелками. Он прислушался, встала Лия или нет.
  "Придется ее будить", - вздохнул мужчина.
  Но удовлетворить свое чувство ответственности ему не пришлось, так как очень скоро к нему заглянула полуобнаженная Лия, ни сколько не смущаясь своего сумбурного утреннего вида.
   Тело ее выглядело, как обычно, белым, мягким, до сих пор не лишенным привлекательности, а вот лицо казалось злым и помятым. Рубашка Виктора, наброшенная на плечи женщины, смотрелась на ней достаточно гармонично.
  - Ну что, муженек? Ко мне переселился? Сидишь, как у себя дома. Накурил-то! Что ж тарелки не помыл? Раньше тебя не надо было просить.
  - Оденься, Лия. Имей стыд! И отдай мне рубашку.
  - Давно ли скромный такой стал? Машка научила? Посмотри на себя,- Лия рассмеялась. - Выглядишь элегантно, как бомж. Галстук на голое тело и одинокий носок на ноге. Джентльмен - одно слово.
  - Не злись. С бодуна желчью исходишь. На, оставил тебе пивка, чтоб меня на опохмел не проглотила.
  - Умеешь чужим пивом угощать. Что вылупился? Вчера не насмотрелся? - Лия с откровенным удовольствием пила из бутылки, но чувствовала на себе взгляд мужчины.
  - Зачем меня в постель затащила? Я не набивался.
  - А что же приставал всю ночь?
  - Ладно врать. Пьяный был. Признайся, что разочаровалась.
  - Тьфу, что с тобой миндальничать: толку от тебя пьяного, сам знаешь, как молока от козла.
  - А за козла ответишь, - улыбнулся Вик.
  - Ага. Обязательно... Приготовь лучше что-нибудь поесть, ты же умеешь. Я пока умоюсь и оденусь. На работу нельзя опаздывать.
  - Где работаешь-то теперь?
  - От банка в гостинице "Северной" в валютном обменнике. Приходи валюту менять, если она у тебя завелась. Хотя, откуда у тебя доллары, - хмыкнула Лия.
  Она надолго исчезла в недрах квартиры. Видимо, тщательно приводила себя в порядок, на что ушло немало времени - душ, макияж и прочее.
  Виктор осмотрел содержимое холодильника и решил особо не изощряться - соорудил завтрак из вчерашних деликатесов. Поиск заварки по шкафчикам увенчался успехом, и мужчина заварил чай по своему вкусу. Затем помыл посуду, разобрался с окурками и бутылками и проветрил помещение.
  - Как я выгляжу? - Лия вплыла в кухню.
  - Отлично, - Виктор, посмотрев на накрашенное лицо, по природной деликатности соврал.
  - Врешь, дипломат хренов. Тоже Машка научила? Я и без тебя знаю, что на лице написаны вчерашние забавы.
  - Ну не стони, Лия. Сойдет для сельской местности. Скажи лучше, почему одна живешь? Где те мужчины, на которых ты меня променяла?
  - Под кроватью спрятались, - улыбнулась Лия. - Не будем о грустном. Давай-ка, поедим, как следует. День длинный. До обеда еще дожить надо.
  "Дожить надо? Ох, не надо", - затерзался Виктор.
  - Ты по-прежнему пьешь крепкий чай? - Лия ухаживала за гостем.
  - Да, спасибо. Мои вкусы не забыла.
  Себе Лия немного разбавила чай холодной кипяченой водой.
  - Кайф ловишь? - она с любопытством смотрела, как он пьет.
  - А что, Вик, вернулся бы ко мне, если бы позвала? Ты же любил меня, бывало, на руках носил. Может, даже скучаешь? Вот вижу, что нашу свадебную фотографию рассматривал.
  Виктор с некоторым оценивающим любопытством посмотрел на нее, но не дрогнул.
  - А борщ научилась варить? - он недолго искал ее слабое место.
  - Нет, так и не научилась. Учителей не нашлось или ученица я плохая.
  - Ну, не горюй. Какие твои годы. Научишься - зови. А теперь пойду, поищу в комнате свою рубашку и носок, да и пора выходить, наверное?
  
  Они вышли из подъезда в восемь часов. Зимой в это время еще темно и неопределенно, каким будет день. Хлопья невесомого снега густо сыпались на землю, превращаясь на поверхности в мощное покрывало, сглаживающее под собой все неровности местности. Но тропинка на пустыре, идущая к автобусной остановке, еще просматривалась, пока ее не занесло. Виктор шел впереди, протаптывая путь. Лия двигалась за ним и продолжала говорить ему в спину:
  - Ты так и не ответил, любил ли ты меня? - голос женщины звучал требовательно.
  - Лия, мы закончили разговор. Не с похмелья же говорить об этом.
   - Упрямый стал. Все Машка, стерва. Кто бы тогда догадался, как она развернется. Была такая тифозная. Божий одуванчик. На жалость била. Зачем я ей помогла, сама к твоей матери отправила. Отбила Машка мужика. Убила бы заразу!
  - Лия, оставь Марию в покое. Вы же почти подруги.
   - Вот именно...почти. А ты, тупой козел, ей не нужен. Зря надеешься, как наивный дурак. Еще пожалеешь. Мало тебя жизнь била. Вот порадуюсь, таких козлов полезно учить, - женщину прорвало, как плотину в половодье.
  - Лия, успокойся!
  - Сам успокойся, придурок. Неудачник!
  Виктор не выдержал. Он остановился, чтобы унять болевые импульсы в виске, которые нарастали от голоса Лии.
  - Что встал, мать твою... - женщина по инерции врезалась в спину мужчины и тяжело перевела дыхание. - Из-за тебя, придурка, на работу опоздаю. Иди!
  - Дай-ка я тебя успокою, - Вик повернулся к Лие и оказался с ней лицом к лицу.
  Он неожиданно для женщины сначала крепко обнял ее, потом поцеловал в засос и, не отпуская поцелуя, сдавил сильными руками ее горло под шарфом. Лия стала отбиваться кулаками и с трудом оторвалась от его рта. Они боролись на узкой тропинке и оступались в глубокий снег.
  - Задушишь, - шипела она с испугом, пытаясь оттолкнуть от себя мужчину и содрать его руки с горла.
  - Задушу, - отрешенно согласился Виктор.
  Он от напряжения потерял чувствительность и не обращал внимания на побои и царапины со стороны Лии. Его пальцы сами усилили кольцо и продержали его столько, сколько надо, чтобы лишить человека жизни. Тело женщины тяжелым мешком повалилось на снег. Виктор быстро уходил по тропинке к остановке. Небо, ненадежный свидетель, щедро сыпало снег и быстро прятало следы.
  
  *****Последняя романтическая ночь
  
  Мужчина шел по пустырю, не оглядываясь. Сердце, казалось, предательски громко стучало на всю округу. Оно заглушало разум. Внутри Виктора разливалось физиологическое чувство облегчения, не особо подконтрольное сознанию. Время для анализа поступка еще не наступило. А для раскаяния тем более.
  
  Решился бы он на крайнюю меру, если бы Лия была в это утро веселая и доброжелательная? Вряд ли. Но он давно не мальчик, и не девочка она. Поистрепались нервы, загрубели нравственные шишки и мозоли. Все меньше жизненные запасы веселости и доброжелательности.
  Допустим, судьба не развела бы супругов несколько лет назад, и любовная лодка, как выражался известный поэт, постепенно преодолела бы трудности быта переменчивой эпохи. Даже в этом случае вероятный финал их совместной жизни все равно не обещал позитива. Легче всего в перспективе просматривалась потенциальная бытовуха - о, жуть - с кухонным ножом в сердце супруга или супруги.
  Ребенок мог осчастливить их; Виктору хотелось представить в этом случае жизнь в оптимистическом свете. Мужчины, бывает, поздно осознают важность детей, долго скачут по жизни, как мальчики. Смысл ее им видится во многом другом: в работе, еде, женщинах, свободе и тому подобном.
  Но вот они незаметно, благодаря женщинам, становятся дедушками. И вдруг за большим шумным столом под сенью дачного сада, уплетая приготовленный своими руками шашлык или ломоть сочного арбуза и наблюдая, как дети, их жены и мужья, дети детей действуют с дедом в унисон, мужчины, наконец, ощущают счастье, которое все годы искали по дурацким буеракам жизни.
  У Виктора до сих пор не было детей. Жернова эпохи перемен перемололи здорового мужчину, наградив его язвой души, - раной, которая сочилась кровью и сукровицей. Рана прогрессировала, потому что не находилось ни лекарств, ни докторов, способных с ней справиться.
  
  От автобусной остановки до дома, где жил Вик, десять минут ходу. Скоро он открывал дверь своего жилища. Глухонемой сосед Шурик еще спал. Обычно он работал во второй половине дня, поэтому по утрам дрых. Виктору импонировал Александр за то, что был молчалив, чем сильно напоминал Машу, не желавшую поначалу возвращаться в мир слов.
  Вик принял душ, устроив себе головомойку с пристрастием, тщательно вытерся большим банным полотенцем, взлохматив остатки волос на голове, и надел свой старый любимый махровый халат с иероглифами. Ноги влезли в еле дышащие тапки, которые давно пора было выкидывать. Срок их службы истек, но рука не поднималась на вещь, подаренную когда-то Машей. Халат - тоже ее подарок. Бывали времена, когда Вик заворачивал в него саму дарительницу. Если можно было бы его не стирать, чтобы остались запахи любимой женщины, Виктор был бы счастлив.
  В своей комнате мужчина развалился в кресле, тоже любимом и скрипучем, и, подняв телефонную трубку, набрал номер сотового телефона Марии. Девять часов показывал будильник. Вик надеялся, что она уже не спит, а мужу в четверг утром полагалось быть на работе.
  - Да? - мягкий тихий голос Маши отозвался быстро.
  - Это я, Виктор. Мы можем разговаривать? - Вик внутренне мобилизовался.
  - Да, - ответила немногословная женщина.
  - Я сделал это, - мужчина намекающее замолк.
  - Спасибо, Витюша, ты меня спас.
  И никаких объяснений? Вику невозможно было понять, кто же сейчас говорит с ним: его нежная Машенька или железная леди.
  - Ты обещала...
  - Я помню.
  - Когда?
  - Завтра ночью подъеду к аэропорту. Ты встретишь? Оттуда пройдем к тебе пешком. Перед этим позвоню, жди.
  - Я встречу, Машуня. Буду ждать. Пока?
  - Пока.
  - А целую?
  - Целую.
  - И я тебя целую.
  
  У Игоря крепкий здоровый сон. Сегодня вечером отмечали в ресторане с друзьями день рождения Яны. В итоге он изрядно выпил и расслабился. Карельский не сторонник пьянства, но от хорошего коньяка не отказывается. Любит корпоративные вечеринки. На них он всегда играет роль, которая ему хорошо удается, роль гостеприимного и щедрого хозяина.
   Когда Маша чувствует, что от него пахнет коньяком, Игорь повторяет ей слова: "Релаксация, рекреация, катарсис". Вот так. Без подробностей. "Ты же у меня умница... с печатью интеллекта на лице, значит, все поймешь". Далась ему эта печать интеллекта!
  Спят они часто в разных комнатах, потому что Мария по своей природе "жаворонок", а он почти "сова" - ложится поздно, хотя вставать поздно не может себе позволить.
   Раздельные спальни оправдывают свое название и отдаляют супругов друг от друга; каждый сам согревает свои холодные коленки. Маше хочется, чтобы муж был инициативен в постели; не в ее характере каждый раз самой заводить его. А он усталый падает на кровать, и его голова отключается еще на пути к подушке. Это огорчает, но хотя бы вызывает понимание. Вот у их знакомых ситуация совершенно противоположная: жена быстро и крепко засыпает, а муж мается от бессонницы и курит до утра.
  С какого же входа появился в жизни Марии Карельский? С закрытого, от которого потеряны ключи.
  Она работала горничной в гостинице "Турист", где не только принимали приезжающе-отъезжающих, но и сдавали помещения под офисы. Так на этаже, где Маша прибирала комнаты, появилась контора Игоря.
  Ну, появилась и появилась. Собственно, какое дело женщине было до этого? Так же, как и до молчаливой скромной работницы с пылесосом никому не было дела. История этажа как шла своим чередом до Карельского, так и после него не остановилась бы.
  Но однажды Машу удивило, что все сотрудники офиса во главе с Карельским оказались в коридоре. У них вышла какая-то заморочка с ключами. Конечно, в такой ситуации кого-то куда-то послали, кому-то позвонили. Но несколько минут неизвестности начинали досаждать Игорю.
  Он нейтральным взглядом провожал Машу. Она в своем фирменном халате представляла безликий винтик большой гостиницы. Но взгляд Карельского становился навязчивым. Она открыла один из номеров, зашла, навела порядок и вышла, чтобы закрыть двери на ключ. В этот момент к ней подошел Игорь.
  - Извините, я вижу у вас связку ключей.
  "Ах, вот, что его привлекло", - поняла женщина.
  - Будьте любезны, помогите нам открыть офис, - он попросил с надеждой в голосе.
  - Вы думаете, что я искусный взломщик? - выразила сомнение Маша, но пошла к упрямой двери.
  Несколько человек расступились и уставились на связку ключей, как вороны на блестящее. В тишине Мария невозмутимо подбирала ключ. Сам Карельский дышал ей в затылок.
  Горничная не запомнила, на каком по счету ключе, замок двери послушно щелкнул. Ее чуть не сбили с ног сотрудники фирмы, которые бурным потоком с криками "ура!" влились в открывшиеся двери. Благодарности ей никто не высказал. Про безликий винтик большой гостиницы все быстро забыли.
  Дальнейшему развитию отношений Игоря и Марии косвенно способствовала Лия, получившая пригласительный на юбилейный вечер от владельца гостиницы "Турист", который созвал к себе и тех, с кем сотрудничал, и тех, кто ему подчинялся. Затратив некоторые усилия, она уговорила Марию в компаньонки. Таким образом, скромная горничная оказалась в объятиях Карельского, который закружил ее в медленном танце.
  - Девушка, вы меня случайно не знаете? - произнес он сквозь коньячные пары.
  - Нет, - слукавила Маша.
  - Странно, меня все знают, - Карельский высказал удивление.- Кроме того, я вас где-то видел.
  - Сочувствую, - кротко и тихо прорвался голос женщины сквозь громкую музыку.
  Понятно, что без таких рабочих атрибутов, как фирменный халат и связка ключей, Мария смотрелась другим человеком.
  - Выходите за меня замуж. Я только что развелся.
  - Зато я - еще нет, - ответила Мария, спокойно отражая вялую атаку своего партнера по танцу.
  - Еще не вечер, - традиционно ответил Игорь.
  Конечно, позже он увидел и узнал ее в рабочем виде. Но не разочаровался, а очень обрадовался, что Маша оказалась рядом с его офисом, а значит, можно было и работать, и ухаживать. Он привыкал к мысли, что она будет его женой, и ее на это настраивал.
  
  Маша полежала до часу ночи, не засыпая и стараясь не раздразнивать свои страхи и волнения. Они сдерживались совсем тоненькой перегородкой собственной воли, которую грозили смять черным потоком события последних дней. Ее внешняя и внутренняя оболочки находились в противоречивых отношениях между собой. Их гармония проявлялась лишь по отношению к Виктору, который терпеливо и нелогично ждал свою Машеньку три года. Поэтому раз она пообещала ему ночь, то выполнит свое слово, тем более что откладывать на потом некуда. Утром они с Яной вылетают в Москву. Все остальное Маша еще не продумала, но, кажется, пора вспоминать адрес в Брюсселе.
  Три года назад она ушла от Виктора. К тому времени стаж их совместной жизни насчитывал тоже три года. Несмотря на убогое обрамление в виде сложного речпортовского дома, они жили просто и счастливо, ежедневно бескорыстно возвращая друг друга к жизни. Мария считала, что ее спас Виктор, а он в свою очередь такую заслугу приписывал ей. Они вместе удерживали свое душевное равновесие. Вик все время предлагал оформить отношения и родить ребеночка. Маша не возражала, так как начинала верить, что счастье, наконец, нашло ее. Но была еще Лия.
  
  Она в какой-то период своей жизни стала заядлой театралкой. Все местные премьеры и гастрольные столичные спектакли Лия непременно посещала. Однажды ее взгляд, направленный в бинокль на публику в зале, споткнулся о парочку знакомых силуэтов. Она даже разволновалась и еле дождалась антракта.
  В перерыве женщина энергично искала встречи с персонами, которые ее заинтересовали. Это были Маша и Виктор. Они вышагивали по фойе в общем потоке зрителей и выглядели симпатичными и счастливыми, увлеченными не то спектаклем, не то друг другом.
  Лия не совладала с собственным удивлением и, отбросив дипломатию, а вместе с ней и всяческую стратегию и тактику, выросла на пути своих знакомых.
  - Здрасте! Кого я вижу! - сказала она, наслаждаясь ответным удивлением и некоторым замешательством.
  - Приятно тебя видеть. Как тебе спектакль? - ответила за двоих Мария.
  Но Лия пропустила вопрос, так как продолжала изучать глазами счастливую парочку. Вик молчал и, по-видимому, не собирался выходить из "золотого" состояния. Маша с сожалением отметила про себя, что смелость мужчины в такие моменты улетучивалась.
  - Виктор, купи, пожалуйста, программку, - Мария отослала с поручением своего онемевшего напарника.
  - И мне тоже! - присоседилась Лия.
  "Как они изменились. А главное, когда?" Лия почувствовала, что уязвлена. Виктора она считала пройденным этапом своей жизни, этапом давнишним, который начался за здравие, а кончился, как водится, за упокой.
  Куда же убежало по капельке ее счастье? Один и тот же мужчина сначала был для нее пределом мечтаний, а затем резко перешел в разряд никчемных. Можно было объяснить такую метаморфозу собственным изменением из молоденькой дурочки в рациональную леди.
   Нужен ли был ей Виктор теперь? Нет. Оставались ли в душе чувства к нему? Снова ответ "нет". Но ведь свое добро терять остро жаль.
  Если бы можно было поставить Вика в сервант, словно статуэтку, и только пыль с его лысины стирать мягкой тряпочкой! Лия усмехнулась - как удобно. Такой мужчина не напьется, да и выслушает все безропотно, что о нем думают.
  Вот где ходит до сих пор реальный Виктор? Уже можно было пять раз за программкой сходить. Наверняка, в буфете укрывается, как в бомбоубежище.
   - Маша, ты хорошо выглядишь, - она сказала комплимент непроизвольно доброжелательно.
  Видимо, аура, которую создали вокруг себя эти двое, начала окутывать и Лию.
   - Извините, барышни, коллегу встретил, заговорился, - сказал объявившийся Виктор и вручил женщинам по программке.
  Пора было возвращаться в зрительный зал. Лия с трудом преодолела желание поменять место и взять голубков под свое крылышко. Всегда уверенная в себе женщина вдруг испугалась, что Вик и Маша убегут от нее. Она торопливо настраивала бинокль и резкими галсами обшаривала взглядом публику сквозь оптику. Они сидели на своих местах.
  Виктор и Мария теперь казались для Лии настолько интересными, что она стала завсегдатаем в их непрезентабельном жилище. Она "на халяву" грела свои перышки у их семейного очага.
  Вик не заикался о разводе, но Лия чувствовала, что он его страстно желал. И чем дольше Виктор молчал об этом, тем крепче сидел в Лие гвоздь отказа.
  На его неозвученный вопрос: "Лия, зачем я тебе?!" - у нее сформировалось неозвученное уклонение от аргументированного ответа: "Никогда!" Ее почему-то устраивала роль формальной жены Виктора.
  Маша чувствовала, как счастливая жизнь вдвоем, неотвратимо блекла под опекой Лии. Конца своеобразной блокады не было видно. Но не это перебросило Марию из одних мужских объятий в другие. Виноваты оказались... выборы.
  Такой год наступил, что город выбирал, выбирал и перевыбирал. А речпортовский дом регулярно уклонялся от участия в голосовании. Перед очередными выборами женщина-почтальон принесла листочки с фамилиями избирателей и напоминанием адреса избирательного участка. Она раскладывала извещения на подоконнике у почтовых ящиков, чтобы потом не собирать их с полу.
   - Женщина, возьмите извещение, - голос почтальона встретил Машу, идущую домой.
  У нее не было прописки в этом доме, значит, листочка ей не полагалось, но она все же безотказно подошла к подоконнику. Глаза машинально просматривали фамилии.
  - Нашли свое извещение? - почтальонка, видимо, ждала диалога.
  - Здесь нет моего извещения, - вежливо сказала Мария.
  Но ее кольнуло одно имя: "Смирнова А.Ф". Она хотела взять листок в руки и прочитать медленно на близком расстоянии, но женщина-почтальон все еще смотрела на нее.
  Маша равнодушно отвернулась и продолжила подъем на второй этаж. Становилось страшно с каждой ступенькой. Что это? Роковое совпадение? Никто не мог знать ее прежнего имени и, скорее всего, это действительно совпадение. Не такая уж редкая фамилия и инициалы.
   Расспрашивать Виктора, существует ли в их доме Смирнова А.Ф., она не стала. Но ведь извещения носили и носили. И листок для Смирновой А.Ф. постоянно смотрел на бывшую Смирнову А.Ф.
  Он валялся в ворохе других, но Маша видела только его. Ситуация затягивалась во времени и становилась невыносимой. Страх накрыл женщину, словно цунами. Смириться с этим было свыше ее сил, и она срочно переменила адрес своей жизни.
  После ухода Марии речпортовский дом сошел со свай. Холодной осенней ночью он заскрипел, накренился. Посыпалась кусками штукатурка, зазвенели рассыпающиеся стекла, опьянела мебель. Домочадцы выскакивали на улицу в ночном белье в обнимку с одеялами. Дети и женщины кричали от испуга, но жертв не было.
  
  - Пора вставать, - женщина вернулась к реальности.
  Сначала она автоматически надела мягкий черный полушерстяной джемпер на нескованное бельем тело и черные джинсы. Витька привык, что она в брюках.
  А может, это ее последнее романтическое свидание? Мария улыбнулась и достала длинную зимнюю юбку. Он упадет от неожиданности. Она будет, как покорная женщина Востока. По цвету и фасону юбка не очень подходила к джемперу, но Маша решила, что пусть будет так.
  Она прошла в гостиную и достала из бара бутылку сухого марочного вина, а потом в кухне из холодильника какой-то еды и фруктов. Вик очень хозяйственный и умел готовить, но кто его знает, что у него нынче в карманах?
   Пакет, в который все укладывалось, противно шуршал. Ну и пусть. Игоря такие мелочи не разбудят. Ему сны не снятся, даже после покушения на его сотрудника.
  Дверь квартиры без колебаний и зверских звуков отпустила Марию, одетую в черное кожаное пальто вместо ее любимой куртки. Машина стояла во дворе, в стороне от всевидящих окон подъезда.
  Женщина стряхнула варежкой мокрый снег с поверхности авто и села в холодный салон с запотевшими окнами. Пока автомобиль возвращался к жизни по мере прогревания мотора, она слышала стук своего сердца сквозь гул двигателя. Вот оно волнение.
  Машина послушно выехала со двора в безлюдный город, затем на окружную трассу. С окружной Мария позвонила: "Я еду".
   На объездной дороге было пустынно, и только в кильватере "БМВ" назойливо болталась какая-то легковушка, втыкаясь светом своих фар Маше в зеркало заднего вида - не спится кому-то.
  На площади у здания аэровокзала Виктор смотрелся сторожем автостоянки. Он заметил авто, но не шелохнулся.
  - Умница, - подумала Маша.
  Она выбралась на тротуар у самого здания, где припарковала автомобиль. Проконтролировала себя: "Так, пакет взяла, машину закрыла, на сигнализацию ставить не буду. Угонят - вот будет потеха".
  Женщина направилась в неосвещенную фонарями часть площади. Правда, от снега все равно было светло.
  - Здравствуй, - Виктор появился рядом.
  - Привет, - Маша взяла его под руку.
  
  Годы ожидания, напряженный сегодняшний день и нарочитое спокойствие встречи в аэропорту истощили терпение мужчины. Он ждал мгновения, когда эта женщина, наконец, вернется к нему душой и телом.
  Ей нравились его умелые поцелуи и тяжесть руки, обнимающей ее. Виктор чувствовал, что Маша снова привыкает к нему и не стесняется шаловливо прятаться в его объятиях; от этого все струны его тела напрягались.
  Ночь стала для них омолаживающим котлом. Струи свежего душа сближали их тела и делали равными, словно после водного крещения.
  Сколько энергии рождает пересечение двух параллельных миров - любящих взаимно мужчины и женщины, которые позволили себе вдруг сбросить оковы самоконтроля.
  
  Виктор умиротворенно заснул. Маша услышала его сонное дыхание и подумала с сожалением и облегчением одновременно: "Что ж, так лучше. Мне пора". Песня тела не утихала, перепев песню разума. Не вспомнить было и не понять, как натянулся джемпер, и вернулась на талию юбка.
  На столе, стоящем посередине комнаты, бутылка и бокалы из богемского стекла отсвечивали лунные блики. Женщина сделала глоток вина, чтобы утолить несуществующую жажду и на цыпочках пошла к двери. Обернулась с прощальной нежностью посмотреть на своего верного пажа и ушла, не притворяя плотно двери...
  
  *****Чашечка кофе
  
  Луиза сидела в уличном кафе на Гранд-Пляс почти под самым Святым Бонифацием, радуясь теплому майскому солнцу и отпивая малюсенькими глоточками кофе из крохотной чашечки.
  Она смотрела по сторонам и ощущала, что начинает привыкать к причудливой резьбе, гирляндам, бесчисленным колонкам и изваяниям, которые украшают фасады зданий с фантастическими фронтонами. Но стройная готика ратуши, которая поднималась в небо на девяносто шесть метров, не переставала ее удивлять и тонизировать сердце. Оно начинало набирать ускорение.
  Женщина прислушивалась к нему и думала, почему у нее такое непослушное сердцебиение. Может быть, она уже выпила весь свой кофе, что звучит почти как у мужчин, прекративших пьянствовать и утверждающих, будто всю свою водку они уже выпили. А возможно, виновато прошлое, которое просачивалось за ней в это кафе и окутывало голову туманом прожитых чувств.
  Ее теперешнее затянувшееся одиночество иногда нравилось ей возможностью спокойной безмятежной жизни, но временами оно ее тревожило. Если при превращении из Анны в Марию ей не хотелось жить, и она с легкостью растворилась в быте потомков староверов северной глубинки, то при реинкарнации Марии в Луизу жажда жизни мощным двигателем заводила ее.
  Иногда остро хотелось пищи не только уму и желудку, а сердцу и женской сущности. В такие моменты Луизе, казалось, являлся фантом мужчины. Увы, зыбкий и исчезающий, неспособный согреть оторванную от любви женщину. Она присматривалась к нему, чтобы понять, чьи черты ему присущи.
  Это был не Кирилл. Она сожалела, но не могла вспомнить его лицо. Видимо, жизненные потрясения стерли файл памяти. Луиза не помнила его рук, голоса, хотя в прошлом они были предметами ее обожания.
  Мог ли претендовать на это Славка Соколов? Ни в коем случае. Он был просто интересным приятелем, удобным мужчиной и только. Его чувства или то, что казалось ими, были односторонние. А может, они оба тогда еще не научилась любить, и он отпугнул ее, как зеленый неумеха.
  Она с удивительной легкостью отравила его, восприняв, как просто предмет из опасного прошлого, от которого невидимый дозиметр ее организма зашкаливал и лишал разума. Наверное, так воюют летчики, бросая бомбу и не видя своих жертв, или подводники, когда пускают на дно корабль с огромным количеством обреченных людей.
  Мог ли быть им Игорь, ее законный муж, который так напористо и красиво добивался ее? Мог бы, но не стал. Ее мнимый вдовец вызывал у нее уважение и чувство благодарности за нормальные условия жизни, за престиж, но и только. Он был таким деятельным вне семьи - в бизнесе, в поиске острых и вкусных ощущений, что тепла и энергии для домашнего очага не оставалось и даже общих детей не делалось.
  Но образ мужчины являлся и дразнил своей неопознанностью. Наконец, Луиза распознавала, что он был коренастый, лысоватый, с сильными и нежными пальцами и объятиями до хруста костей. Она начинала понимать, что тоскует по непрестижному, грубоватому Виктору.
  Она начинала ценить то, как он чувствовал свою женщину, знал клеточки ее тела. Он был верным и никогда ее не предавал. Находясь далеко, он не вызывал у нее чувства страха, что все, что они натворили, раскроется.
   Мысли о том, что он может сейчас сидеть в тюрьме, не задерживались надолго. Такое слепое доверие к этому мужчине Луизе не хотелось бы объяснять словами. Теплилось детское желание позвать Вика к себе. Когда-нибудь. А пока даже от воспоминаний о нем в ее теле появлялась истома и желание. Вот и сердце учащенно заводилось. Как той зимней ночью...
  
  Луиза допивала кофе. Вокруг нее с соседних столиков витали ароматы шоколада. А замысловатые здания семнадцатого века домов бывших гильдий и Дома Короля можно было рассматривать бесконечно. Но ее часы напоминали о том, что пришло время отправляться на курсы французского языка.
  Вдруг чужой взгляд реального мужчины, направленный на женщину дольше приличных по этикету пары секунд, уколол ее. Луиза осторожно осмотрелась и увидела его боковым зрением. Мужчина сидел за столиком слева.
   "Что бы это значило? Зачем же шарить взглядом до самых пяток? Это не то чтобы напрягает, но настораживает. Здесь так не принято. Интересно, приятель, ты откуда?".
   Может, отшить его резким взглядом, как в российском транспорте, когда какой-нибудь пассажир бесцеремонно вперит очи в незнакомку. Любая девочка у нас уже владеет такой технологией. Надо ответить ему зеркально, пялящимся взглядом и без улыбки. Обычно такого ответа никто не выдерживает и отводит взор.
  Ход мыслей в голове мужчины был недоступен Луизе. Рассматривать его не хотелось. Связываться с ним было лень. Она допивала свой кофе и собиралась спокойно уйти.
  В это время мужчина, чье лицо было скрыто надвинутой на глаза бейсболкой, наслаждался своей безнаказанностью: "Вот ты где, птичка певчая! Реинкарнировалась, значит. И не представляешь, каково твоему муженьку. Только похоронил он тебя - хм, кого же Карельский похоронил? А тут слухи жестокие просочились: жена-то, оказывается, убийца. Мороз по коже - своего любовничка подушкой придушила. Карельский теперь долго не отмоется. Жена репутацию подмочила. Городок-то наш, хоть и губернский, но с патриархальным ханжеством. А посему проиграл Игореша главную битву за рынок. Помещение в центре города ушло под аренду конкурентам, заказы областных леспромхозов туда же. Его враги нынче на коне, прибыль пекут, как пирожки".
  Мужчина потягивал колу и не сводил глаз с Луизы.
  "Да... А знаешь ли ты, Мария, - или как тебя теперь называть? - кто пришел вслед за тобой к Виктору в обитель вашей страсти? Я пришел. Ты глупая неосмотрительная женщина, потерявшая бдительность. Осчастливила мужика, наоставляла отпечатков пальчиков на всем, за что подержалась, и улетела. Против тебя и твоего Виктора я ничего не имел, поэтому нелегко мне было класть подушку на его физиономию, где еще не остыла улыбка обожания и счастья. Но, как говорится, карты так легли. Конкуренты Карельского искали повод и успешно нашли его в твоем лице, а в моем - талантливого и уязвленного, чего греха таить, исполнителя. Зато могу гарантированно утверждать, что представился твой возлюбленный быстро. Рассказать, что ли, что никто не ждет тебя больше? Нет, не буду. Поживи пока с миражами счастья в голове".
  
  Луиза расплатилась, взяла сумочку. У нее был вид почти жительницы Брюсселя, но намного изящнее. Правда, пока она говорила только по-английски, но зато ходила на курсы французского языка.
  Чтобы выбраться из кафе, в любом случае ей пришлось проходить по тесному проходу между столиками мимо остроглазого мужчины. Она не удержалась и посмотрела на него. Мужчина приподнял манерно свой головной убор в знак приветствия. Луиза узнала Дмитрия Смольникова.
  
  ...Холодильник в квартире Петра был пуст. У дочери приближалась сессия, поэтому рассчитывать на ее молодой хозяйственный талант не приходилось. С целью заделать брешь в обороне тыла, то бишь поддержать сытность и уют домашнего очага, Озеров катил по супермаркету тележку с продуктами.
  Он уже заполнил практически весь ее объем, не упустив интересов и вкусов людей и животных своей семьи. Можно было поворачивать к кассе, если бы не одно обстоятельство. Пока Петр прокладывал своим нехитрым транспортом траекторию пути мимо полок с товарами, он несколько раз встречал женщину, которая задумчиво выбирала продукты.
  Озеров определенно знал эту покупательницу. Чтобы утвердиться в своих предположениях, Петр занял очередь в кассу сразу за ней. Ему очень хотелось услышать голос женщины, так как визуально он мог ошибиться. Она оказалась немногословна и сказала всего лишь "спасибо", когда забирала сдачу. Озеров поспешил за ней.
  - Извините, мы с вами где-то встречались, - проговорил он ей в прямую спину.
  - Банально, - ответила спина равнодушно.
  - Ну, хорошо. У вас нет случайно котеночка? - Озеров спросил это специально, так как видел корм для кошек среди покупок женщины.
  Внутри себя он отметил: "Лицемер! Котеночка мне еще только не хватало!".
  - Ах, сейчас пока нет, - ответила она, поворачиваясь к Петру. - Может быть, вы оставите координаты на будущее?
  - Да, обязательно оставлю, но сначала я хотел бы вам вернуть диктофон.
  - Мужчина, вы уверены, что диктофон вы хотите отдать именно мне? - сказал ее пронзительный голос.
  - Теперь совершенно уверен, что вам, - без сомнений ответил Озеров.
  Она посмотрела на него любопытными зелеными глазами. Короткая стрижка обнажала маленькие изящные уши. Ростом не кроха, но и не дылда. Комплекция женщины, периодически сидящей на диете, но не готовой отдать за это жизнь. Неброская одежда - классический деловой костюм - наводила на предположение, что хозяйка ненадолго отлучилась с работы.
  - Я Иван-зараза, - напомнил Озеров.
  Ему, конечно же, не хотелось допускать мысль, что его необычная знакомая всех подряд награждает таким именем и при этом раздает аппаратуру.
  Она отвела взгляд и переложила пакет с продуктами в другую руку.
  - Я помню. Не страдайте. Диктофона при вас нет, и мы пойдем к вам в гости.
  - Откуда вы знаете? - спросил Озеров с улыбкой.
  - Оттуда же, откуда узнала, что вас надо выручать... Хуже всего, что мы пойдем пешком, - устало вздохнула она.
  - Откуда вы знаете? - опять удивился Озеров, но спохватился и забрал у женщины увесистый пакет. - Идти совсем недалеко.
  - Я вам верю, - неожиданно кротко сказала она. - Да, я не представилась. Меня можно звать Фелей или Фелис.
  - Интересное имя. Никогда раньше его не встречал.
  - Полное имя Фелицата. Можно и так называть. Как вам больше нравится? - полюбопытствовала она.
  - Пока пребываю в растерянности от богатого выбора, - честно признался Петр.
  - Ничего страшного. Это пройдет, - великодушно смирилась Фелицата. - Кстати, если у вас дома беспорядок, то не переживайте.
  Озеров только сейчас понял, насколько справедливо ее предположение.
  - Откуда вы все знаете? - опять вырвалось у него.
  - У вас нет жены, а сами вы с утра пораньше побежали за продуктами. Так что вам не до приборок.
  Озеров не стал возражать. Женщина заинтриговала его. Она начинала ему нравиться.
  Когда он впустил ее в свое жилище, то неопределенно махнул рукой: "Заходите, присаживайтесь!". А сам срочно направился искать диктофон, который по такому случаю пропал, как следует.
  Наконец, обескураженный исчезновением портативной штуковины Петр пошел к своей гостье. Он нашел ее на кухне среди кофейного аромата. Фелис накрыла стол к завтраку и пила кофе. У ее ног преданно сидела Моника, собака, которая обычно тяжело сходилась с посторонними.
  - Давайте, присоединяйтесь к нам. У меня для вас будет деловое предложение, - пригласила Фелицата.
  Озеров, умиротворенный приятным сервисом, принялся за горку аккуратных бутербродов.
  - Как ваша собака отнесется к моей кошечке? - задумчиво произнесла женщина.
  Петр молча ждал, пока Фелис наливала ему кофе. Он понимал, что прозвучавшая фраза еще не есть собственно деловое предложение.
  - Видишь ли, Пётр, - она спокойно перешла на "ты", - мне необходим такой сотрудник, как ты. У меня небольшая детективная контора. Если мы с тобой сработаемся, можно расширить наши отношения до личных. Пожалуй, я бы вышла за тебя замуж. Как считаешь?
  Телефонный сигнал из прихожей прозвучал спасительно, словно для двоечника звонок с урока. Озеров получил возможность повернуться к женщине спиной и скрыть свое удивление.
  - Я слушаю, - произнес он спокойным нейтральным голосом.
  - Здоров, Петруха, ты что такой вареный? - Поинтересовался Гений Иванович.
  - Привет, Гений! - оживился Озеров.
  - У меня появилась в штате вакансия. Приглашаю тебя официально, так сказать. Пиши резюме. Пойдешь под моё начало? Мы вроде с тобой нормально ладили.
  Озеров задумчиво дожевывал бутерброд.
  - Чего молчишь?
  - Иваныч, спасибо, дорогой, за заботу. Но работать под начальством друга, все равно, что деньги у него занимать. Лучше останемся друзьями. Я тебе и так всегда готов помочь.
  - Хотел как лучше, - вздохнул Гений.
  - Не беспокойся, Иваныч. Я уже нашел работу. И меня, кажется, берут без резюме.
  
  
  1999-2002 гг.
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"