Аннотация: Ая - это аномальное явление. Каждая женщина - немножечко АЯ. Или "множечко"?
Ей верила разве что курьер Олечка Ахнина, отличавшаяся поразительным простодушием. А все остальные, стоило Ае повернуться к ним спиной, перемигивались и усмехались.
Странно, но Ая каким-то образом чувствовала, что творится у неё за спиной и, не оборачиваясь, судорожно передёргивала худенькими плечиками и просила тихим слабым голосом:
- Если вы считаете всё выдумкойто, то это ещё не даёт вам права сомневаться в моих умственных способностях, господа...
- Ой, да что вы Таисия Павловна! - вскидывалась программистка Арксентьева, больше всего на свете обожавшая всякие слухи и пересуды. - И ни капельки не сомневаемся, да пусть у меня последний зуб сгниёт!
У Арксентьевой, между прочим, и вправду был один-единственный настоящий зуб, все остальные - искусственные, из металлокерамики.
- Мы вам даже как-то и завидуем, - успокаивала Аю секретарша Люда. - Не каждой женщине выпадают такие романтические поклонники!
- Ах, какие приключения, Боже мой! - вздыхала эта язва Тамара Петровна. - Я бы на твоем месте, Тая, написала о них книгу...
- А это вовсе и не приключения, - обрывала Ая. - Это просто жизнь. Она гораздо необычнее и удивительнее, чем предполагаем даже в самых смелых фантазиях.
Она говорила довольно убедительно, ничуть не сомневаясь в истинности сказанного. Ая вообще напоминала прилежную ученицу, вызубрившую задание наизусть так, что слова бодро отскакивали от зубов без единой запинки.
О себе Ая, впрочем, рассказывала неохотно. Наверное, стеснялась своей необычности, или, напротив, очень даже знала себе цену. Потому и не любила, когда кто-нибудь из женщин, забывшись, нечаянно называл её Таей. Она любила полноту своего имени - Таисия Павловна.
В нашей конторе тогда был в моде этот вычурный стиль: сокращать имя наполовину. Например, Татьяна выходила вдруг Яной, Наташа - Таша, Марина - Арина,Рина, Ина, как нравится, а Таисия, конечно, - Тая.
И это ещё ничего. Потому что Николай Борисович, заместитель директора, которого как-то разобрала ностальгия по родной уральской деревушке, с блаженной улыбкой припомнил:
- Эх, какие у нас земляничные поляны! Трава низкая, не то что тут, под Хабаровском, - выше человеческого роста, не трава, а джунгли! А там, на Урале, по ней можно босиком идти, и никакого комарья. Земляника - крупная, сочная, и рядом с ней - кустики черники. То земляничину в рот кинешь, то пригоршню черники. И кузовок, конечно, не забываешь наполнять. Так увлечёшься, что уйдёшь от матери далеко-далеко, а она вдруг разволнуется: "Кольша! Кольша, ау!"
У них на Урале к уменьшительному имени почему-то добавляли это окончание - "ша": Кольша, Таньша, Вальша...
Молодым сотрудникам нашей конторы это почему-то очень понравилось. И пошло-поехало:
- Пойди спроси у Кольши...
- Нет, не пойду. Вальша донесла, что он сегодня не в духе.
- А давай пошлем к нему Митьшу. Он с Кольшей в хороших отношениях...
Попробовали было и Аю переименовать на новый манер - Айша. Но это звучало как-то слишком уж по-японски, что ли. Возможно, на слух даже мило и уютно, но никак не соответствовало подчёркнуто строгому облику машинистки.Её серая юбка закрывала колени, а под пиджаком мышиного цвета Ая носила белую блузку с кружевным воротничком, заколотым под шеей замысловатой, немыслимо старинной брошью. В потемневшем, почти чёрном серебре, ярко светились какие-то жёлтые камушки.
Возможно, эта брошь маскировала Аины морщины. В том, что они были на шее, никто не сомневался: её лицо напоминало залежавшееся в холодильнике яблоко. Хотя, конечно, в пятьдесят три года некоторые дамы ещё вполне свежи и даже игривы. Но Ая не собиралась пополнять их войско. Она, видимо, вообще никогда в жизни не использовала боевую раскраску женщин - макияж и прочие премудрости. Впрочем, накануне больших праздников Ая робко красила губы бледно-розовой помадой. Она считала, что женщина должна гордиться природной красотой, а не той, которую модницы ухитряются получать из всех этих тюбиков, флакончиков и баночек.
- Как вы думаете, почему меня похитил арабский принц? - спрашивала Ая своих сослуживцев и, загадочно улыбаясь, поясняла:
- Потому что он - настоящий мужчина. А все настоящие мужчины ценят в женщине её простоту и чистоту...
- Ах, и не страшно вам было в гареме? - воскликнула Олечка Ахнина и в который уже раз закатила глаза, воображая изощренные сексуальные наклонности арабского принца. - У меня сердце просто разорвалось бы, окажись я там...
- В самом гареме ничего страшного нет, милая, - наставительно сообщила Ая. - Все двенадцать жён Абдуллы воспитанны и милы, две из них, кстати, учились в МГУ. Никакого разврата ятам не видела. Просто не успела ничего увидеть...
- Потому что из-за вас чуть не началась война двух арабских княжеств? - подыгрывала ей своим вопросом секретарша Люда.
Она слушала эту историю, может, в двадцать первый раз. И даже начинала верить в её правдивость. Потому что кадровичка Ирина Максимовна, знавшая наизусть биографии всех сотрудников, подтвердила: Ая два года жила в Египте. Но не одна, а вместе со своим мужем, который был геологом и что-то там такое разведывал в этих пустынях.
-Принц Абдулла похитил меня с базара в самом центре Каира,- продолжала рассказ Ая. - Я тащилась с полной кориной разных фруктов.Вдруг рядом затормозил автомобиль. Водитель ослепил улыбкой: " Мадам, вас подвезти?" Я согласилась. И, представьте себе, через час-полтора была уже где-то в Арабских Эмиратах. Но за мной, оказывается, охотился ещё один аравийский шейх. Его соглядатаи засекли и моё похищение, и самолёт принца Абдуллы, и даже подкупили его евнуха. Этот жирный боров нарисовал им план гарема, на котором пометил мою комнату...
Ая повествовала сухо, без ярких красок и деталей, отчего её рассказ напоминал конспект какого-то давно читанного и основательно подзабытого романа.
Аравийский шейх таял от любовного томления, как церковная свечка перед алтарём, и при горячем сердце его голова тоже, увы, воспламенилась: он решил отнять Аю силой. Не известно, сколько было продано шейховых верблюдов и сколько тонн нефти откачано из его скважин, чтобы оплатить десант отряда наёмников. Известно только одно: в назначенный час дворец Абдуллы мгновенно окружили танки, а в воздухе зависли неизвестно откуда взявшиеся вертолеты. Личная охрана принца и глазом моргнуть не успела, как уже валялась на мраморных плитах, связанная снопами. Дверь комнаты, в которой томилась Ая, взорвали, и саму её, в полуобморочном состоянии, ничего не понимающую, сунули в резиновый мешок и привязали к тросу, сброшенному с одного извертолётов.
Ая очнулась от громкого восторженного крика. Оказывается, шейховы солдаты, вытащив её из мешка, были просто сражены, убиты, потрясены,разоружены открывшимися им прелестями европейской женщины.
- На мне не было чадры, - скромно объяснила Ая. - А они почти никогда не видят лицо женщины открытым. Только после свадьбы могут оценить личико невесты...
Олечка Ахнина жалела этих молодых людей, которые, наверно, потому и создают гаремы, что сразу не видят, что скрывает паранджа. По её мнению, нет на свете ничего хуже чисто женского коллектива, да ещё сидящего взаперти в гареме. Это ж ужас, что может начаться!
Дамы, например, нашей конторы затворницами в своих кабинетах не сидели: ходили друг к другу пить чай, перемывали косточки, сбивались в небольшие компании, чтобы в обеденный перерыв совершить марш-бросок по соседним торговым точкам. И при всём том в конторе существовали две основные женские партии, которые вели меж собой затяжную тайную войну.
Из-за чего она началась, толком уже никто и не знал. Конторская старожилка Надежда Петровна, впрочем, отстаивала такую версию. В 1961 году конторе выделили два телевизора "Рекорд". Свободно их тогда продавали разве что в "Березках", и то в конце месяца - для выполнения плана.
Судьба этих дефицитных телевизоров решилась просто: один забрал себе начальник - вроде бы, по должности положено, ничего против не скажешь.А второй - нет, чтобы разыграть в лотерею или поставить в красный уголок, чтоб никому не было обидно - отбила себе Наталья Семёновна. И ведь как хитро, бестия, обставила дело: приняли решение на профкоме, заручились поддержкой секретаря партбюро и, конечно, рекомендацией самого начальника, который, как все видели, регулярно приглашал Наталью Семновну в свой кабинет. И никому туда входить не разрешалось. Да и как войдёшь? Кабинет изнутри на ключ запирался. Что вы думаете по этому поводу? Но, пожалуйста, без пошлостей. Наталья Семеновна была женщина одинокая, независимая, а жену начальника уже второй год держали в "психушке". Ей вдруг начало чудиться, что все мы живём как-то не так, не по-людски. Ишь,какая умная!
Как только "Рекорд" достался Наталье Семёновне, так злые языки тут же зашипели: " А-а, знаем, чем она заработала телеящик!" Но её сторонницы решительно выступили в ответ с лозунгом: "Настоящая советская женщина - друг, товарищ и брат советского мужчины. Наталья Семёновна - настоящая советская женщина!" В общем, она не такая, она тут ждёт трамвая...
Составились две женские партии, одна из которых была как бы приближена к начальству, а другая - в скрытой оппозиции, вольтерьянки тайные. Между партиями, как водится, сновали перебежчицы, и то, что замышляла одна сторона, тут же становилось известно другой. Не соскучишься!
Надежда Петровна, повидавшая на своём веку всякое, никак не могла понять одного: почему Ая не примкнула ни к одной из партий - оставалась сама по себе,ничейная, эдакая белая ворона.
Историю её похищения какими-то арабскими мультимиллионерами все считали не более, чем выдумкой. Кто всерьёз польстится на эту серенькую худышку, и к тому же косенькую? Правда, её глаза сами по себе были даже красивые - большие и открытые, голубые с лёгкой зеленью, и ресницы - пушистые и длинные, коробок спичек положи - выдержат. Но, Боженька родненький, как она косила!
Однако шейха это ничуть не смутило. Может, он даже находил в этом некий шарм. Кто их, шейхов, разберет, они, наверно, с жиру бесятся.
Шейх уже готовил к приёму Аи один из своих лучших белоснежных дворцов. Покои, предназначенные ей, устилали персидскими коврами, расставляли старинные вазы, возжигали благовония, развешивали в шкафах наряды от лучших кутюрье, а отполированный до блеска бассейн наполняли голубоватой душистой водой...
Возможно, хоть раз в жизни Ая почувствовала бы себя принцессой. Если бы не этот проклятый трос, на котором её уже почти затащили в открытый люк вертолёта. А он вдруг оборвался!
Ая полетела вниз и, пока кувыркалась, стиснутая мешком, успела передумать всё на свете, но о смерти почему-то не вспомнила. Она считала, что с ней проделывают какие-то фокусы. Ну, например, поместили внутрь центрифугм, чтобы, допустим, лишить её сил к сопротивлению. Принц Абдулла и аравийский шейх наверняка терпеть не могли строптивых женщин.
В общем, она и думать не думала, что падает с большой высоты. И, самое поразительное, Ая не разбилась. Мешок зацепился за пальму и, сломав её, мягко приземлился в песок.
Что быо потом, Ая почему-то не рассказывала. В этом месте обычно вздыхала:
- Ах, как я испугалась! Да и бок сильно ушибла, ногу подвернула, - и смущённо улыбалась, причём, губы растягивала улыбкой только в левую сторону: справа у неё не было двух зубов. Об этом все знали, но Ая считала, что, как истинная леди, умеет скрывать свои недостатки, и разубеждать её в этом как-то не хотелось.
- Ой! А как же это солдаты-наёмники всё-таки вас разглядели? - запоздало ойкала Олечка Ахнина. - Разве они это не на борту вертолёта делали?
- Нет, - коротко отвечала Ая. - Когда засовывали меня в мешок, тогда и видели...
Но было видно, что Ая смущена.
- Всё! На этом всё! - энергично восклицала она. - Дальше в моей истории ничего интересного нет. Впрочем, хозяин крокодильей фермы пообещал прислать сувенир...
- Ах, вы ещё м к крокодилам попали! - удивлялись слушавшие этот рассказ в первый раз. - Фантастика!
- Ну да, - простодушно кивала Ая. - Сама себе теперь не верю. Но, оказывается, я приземлилась рядом с этой фермой. И меня чуть не скормили аллигаторам. Хорошо, один работник решил посмотреть содержимое мешка. Думал, что там хороший кусок говядины. Об этом случае потом написали многие газеты. И ферма прославилась!
Не известно, что Ая делала в Египте, когда у неё выдавалась редкая возможность передохнуть от толп пылких шейхов, принцев и просто богатых господ, мечтающих заполучить любовь белой женщины. Возможно, она некоторое время вообще никуда не выходила из дома.Хотя бы потому, что старуха-египтянка, такая старая, что наверное, помнила времена фараона Хеопса, пользовала её разными бальзамами, припарками и мазями: паденье с вертолета оставило-таки незабываемый след не только в душе,но и на теле.
Однако поклонники не могли забыть Аю. Такая уж она была роковая женщина, прямо ля фам фаталь!
Один александрийский купец подкупил старуху, и та принялась нашептывать нашей женщине-вамп:
- Ой, любит тебя один господин, всё золото, которое имеет, бросит к твои ногам - купаться в нём будешь.Ах, затмившая саму Клеопатру, господин всё, что пожелаешь, сделает для тебя...
Слушала это Ая, слушала, да и решилась:
- В Россию, скорей-скорей в Россию!
У мужа, конечо, отговорки: полно работы, что-то там такое важное недоделано, карты не начерчены и образцы пород не изучены как следует. Да и нельзя, мол, уезжать вот так, ни с того, ни с сего - надо дела передать сменщику, отработать по контракту полностью, всё чин-чином.
И тогда Ая сказала о том, что нашёптывала ей старая вражина.
- Не выдумывай! - нахмурился муж. - Ты и по-русски неправильно говоришь, а из египетского, если что и знаешь, то не больше пяти слов...
- А мне не надо знать язык, - упрямилась Ая. - Я слышу и понимаю сердцем, вот так!
Муж всё равно ничего не понял. И тогда Ая сама купила билети улетела в Москву. Квартира была занята дальними родственниками, и явление законной хозяйки привело их в печальи уныние. Муж слал телеграммы: " Возвращайся немедленно" и без конца звонил,причём исключительноночами, через каждые двадцать минут, и спрашивал одно и тоже: "Ты одна?"
Это ей так надоело, что она села на поезд Москва-Владивосток, проспала в купе на верхней полки четверо суток,а на пятые её разбудила докторица, которую с благовещенского вокзала притащила препуганная проводница.
- Никак больная, да? - таратрила проводница. - Не нормально это: как легла, так ни разу и не встала, даже в туалет не ходила - дрыхнет и дрыхнет. Может, у неё эта самая... как её... летаргия!
Докторица, не церемонясь, сунула под нос Ае пузырек нашатырного спирта.
- Оставьте меня в покое! - медленно чеканя слова по слогам, сказала Ая. - Я хочу выспаться! Э-лен-мен-тар-но: выспаться!
Но её спаньё на этом и кончилось. Врач, правда, оказалась понятливая: быстренько оценив ситуацию, она ретировалась. Затообескураженная проводница вдруг расстаралась: заменила салфетку на столике, принесла клетчатый плед, обмахнула пыль с полок, пропылесосила коврик а проходе, добровольно заварила чай и даже положила в стакан ломтик лимона. Ей помогали и попутчики: то газету Ае предложат, то пристанут с угощеньем, то заведут разговоры о том-о сём. А она терпеть не может назойливых людей.
Маленькая дочка попутчиков,эдакое любопытное созданье лет пяти, вдруг спросила:
- А куда вы едете, тетя?
Ая вздрогнула.И вправду: куда и к кому она едет? Просто взяла билет на первый попавшийся поезд. Убегала то ли от свое прежней жизни, то ли от себя.
- Через пятнадцать минут прибываем в Хабаровск, - объявила проводница. - Не забывайте сдавать постельное бельё!
- А я уже приехала, - сообщила Ая девочке. - Счастливо оставаться!
И, подхватив свой лёгкий саквояжик, снова шагнула в неизвестность.
В нашей конторе, впрочем, единственной неизвестностью был день выдачи зарплаты. Но Аю это не волновало. За модными вещами она не гонялась, всем деликатесам предпочитала корни лопуха и салаты из одуванчиков, а зимой переходила на кислую капусту и тёртую морковку. Её слабостью были хорошие книги, но и на них она почти не тратилась: ходила в библиотеку, где вскоре о её аккуратности и феноменальной памяти стали слагать легенды. Если,допустим, надо было срочно узнать, сколько раз Жан-Поль Сартр упоминал слово "совесть" в книге "Стена", то звонили Ае. Она, чуть помедлив, называла цифру. И, представьте себе, никогда не ошибалась. У неё, наверное, в мозгах было какое-то компьютерное устройство, честное слово.
Если б Ая захотела, то быстро освоила бы и компьютерную грамоту, и бухгалтерию, и референтом стала б дельным, но она считала, что если однажды выбрала свой путь, то негоже сворачивать в сторону. А печатала она на машинке просто божественно: строчила, как из пулемёта, и при этом разбирала какой угодно почерк и любую скоропись. Её рвение удваивалось, если она замечала, что кто-то из мужчин пытается ей понравиться. При этом Ая косила пуще прежнего и смущалась. А подъём работоспособности объяснялся просто: чем скорее отпечатает нужную бумажку, тем больше шансов подольше не видеть обольстителя. Пока-то он что-то новое сочинит, чтобы снова сунуться к ней в машбюро! А правило она установила строгое: вход только по делу, никаких посторонних разговоров в рабочее время!
Но некоторые грешники специально подстерегали Аю в коридорчике и всячески с ней заигрывали, чтобы возбудить в ней трудовой энтузиазм небывалой силы. Ей, бедняжке, порой приходилось стучать на машинке чуть ли не до полуночи, лишь бы поскорее отделаться от очередного обольстителя.
И вот однажды вечером, когда во всей конторе остались лишь она да бывший комсомольский работник Зинаида Ивановна, ныне вахтёр, снизу кто-то позвонил в дверь.
Зинаида Ивановна только-только разместила свои телеса в кресле напротив телевизора и даже уже начала что-то вязать, так что вставать ей, конечно, не шибко-то и хотелось. Она вообще не любила, чтобы её беспокоили. Что, в принципе, понятно: в юности она уютно сидела в райкоме комсомола, потом - в крайкоме компартии и, возможно, даже дослужилась бы до завотделом, если бы в Москве не объявилось ГКЧП, после чего и компартию, и комсомол выпнули на вольные хлеба. И Зинаида Ивановна в свои пятьдесят лет осталась без работы. Но мыть полы она всё-таки умела. Устроившись к нам уборшицей, она сдела стремительную карьеру: через три месяца освободилось место ночного вахтера, на которое неожиданно возник конкурс.
Вахтеры поочередно занимали кресло перед телевизором через два дня на третий. Прокоротав десять ночей в месяц на тюфяке, уложенном прямо на стол, страж нашей конторы с чувством исполненного долга расписывался в ведомости за зарплату, превышающую оклад уборщицы или той же машинистки.
За место вахтера развернулась нешуточная борьба между четырьмя претендентками. Причём, архивариус Мила, проведшая двадцать три года в отдельной комнатке средь пыльных папок и фолиантов, и что она там делала - для всех большая загадка, надеялась, что именно она высидела право не на дневное, несколько обременительное сиденье, а на ночное, более приятное и прибыльное.
Однако, на её несчастье, случился пожар. От сигареты, брошенной Ниншей Раздобреевой в урну. Тетю Машу, спавшую в ту ночь на тюфяке, разбудили пожарные, вызванные случайным прохожим. Её судьба была решена незамедлительно: начальник издал приказ об увольнении, потом ещё один приказ - о повышении противопожарной бдительности и чувства ответственности всех сотрудников.
И вот это обстоятельство подкинуло Зинаиде Ивановне сильные козыри.
- Я всю жизнь бдю, как-никак работала в органах, - объяснила она начальнику. - И других постоянно призывала к бдительности и ответственности...
Безответственная Мила, которая где-то постоянно задерживалась и опаздывала, потерпела фиаско. К тому же, она, невзирая на распоряжение начальника, продолжала невозмутимо курить в своей архивариусной и гасила окурки в цветочном горшочке. Ну уж совсем недотёпа! Могла бы на время и притихнуть, и сигаретку где-нибудь потихоньку в туалете смолить, чтобы доказать начальству свою благонамеренность.
Не прошли, впрочем, и кандидатуры двух други претенденток, единственным козырем которых был статус матерей-одиночек. Никого из них начальство решило не выделять, а то потом шуму и гаму не оберешься!
Первое время, когда вахтерила именно Зинаида Ивановна, в нашей конторе то и дело раздавались поздние ночные звонки. В трубке слышалось чьё-то дыханье, временами раздавался зловредный смешок.
Зинаида Ивановна поначалу шутила:
- Проверку слуха устраивают!
Потом Ая подсказала ей простой и гениальный выход. Однажды шутники услышали суровый металлический голос:
- Ваш звонок принимает автоответчик-секретарь. Пожалуйста, продиктуйте своё сообщение. При повторном наборе номер вашего телефона будет автоматически зафиксирован.
Звонить перестали. Зато Мила возмущалась в курилке:
- Представляете, девчонки, чтоб зарплату повышать, у них денег нет, а вот поставить вахтёрам автоответчик с определителем номера - это пожалуйста, деньги есть!
На самом деле Зинаида Ивановна использовала обычный магнитофон. Когда раздавался звонок, она снимала трубку и включала кассету с записью "автоответчика-секретаря". Это нехитрое изобретение и позволило изобличить злодейку Милу, которая доставала новоиспеченную вахтершу из чувства мести.
Так вот, когда позвонили в звонок, приделанный у входа с улицы, вахтерша подумала, что это тоже, скорее всего, чья-то шутка. Отродясь за сорок два года существования конторы никто не рвался в неё после восьми часов вечера. Но, деликатно дзинькнув пару раз, звонок бессовестно загугукал без остановки.
Шутка это, не шутка - во всяком разе Зинаиде Ивановне спускаться вниз одной не хотелось. Мало ли, вдруг какие-нибудь бандюги или маньяки выманивают её, несчастную и бедную женщину, на поруганье?
- Если хотите, я схожу посмотрю, кто там. - предложила Ая. Она как раз собралась попить чаю и пришла к Зинаиде Ивановне взять напрокат кипятильник. Своего-то у неё никогда не было.
- Иди, милая, иди! - обрадовалась вахтерша. - А я возле телефона посижу. Чуть что не так - ори во всю мочь! Я ментов вызову!
Ая ушла вниз. Прошло пять минут, десять, пятнадцать. Зинаида Ивановна, сколько ни напрягала слух, не уловила ни малейшего шороха. Наконец, она догадалась подойти к окну и взглянуть вниз.
Единственный фонарь очерчивал на мокром сером асфальте тусклый желтоватый круг. Из него в ночную тьму медленно выезжала длинная аспидно-чёрная машина. Зинаида Ивановна такие шикарные авто видела только один раз, да и то в журнале "Огонек". Похоже на гусеницу: пока передняя часть заворачивает за угол, задняя тормозит на сигнал светофора!
Рассмотреть машину как следует не удалось: в мягком свете фонаря мельтешила снежная крупа, она обляпала не только асфальт, но и тополя, низкие кусты вяза, траву на газоне, и, что хуже всего, - бампера и номерной знак таинственного авто. Аи видно не было.
- Увезли! - испугалась Зинаида Ивановна. - Похитили! И зачем я её одну отпустила? Она такая доверчивая!
Причитая, вахтёрша набрала номер милиции. Спустя пятнадцать минут приехали два сержанта, за ними - ещё какие-то люди и в форме, и в гражданской одежде.
Сменяя друг друга, они протолкались в конторе до самого обеда, пока по факсу не поступила очень интересная бумага:
" Не волнуйтесь, - было написано на ней витиеватым, красивым почерком Аи. - Меня неожиданно пригласили в кругосветное путешествие. Сейчас я в Токио, оттуда через три часа отправляюсь в Индонезию. Прошу считать меня в очередном отпуске."
Тут мы все и вспомнили, что Ая, как поступила к нам на работу два года назад, так ещё ни разу не бюллетенила и в отпуск тоже не ходила. А факс, как показала проверка, и в самом деле отправили из Токио. Но мы всё равно считали, что это грандиозная мистификация. А Зинаида Ивановна, как женщина простая и искренняя, не постеснялась провозгласить:
- Да она специально нам головы морочит! Ни в каком она не в путешествии, а в дурдоме сидит, вот что! А факс из Японии для такой авантюристки - раз плюнуть! Я в органах работала, и все эти проказы изучила...
Без Аи в конторе обходились, но с трудом. Мила, угнездившаяся за её машинкой, вдруг обнаружила всю свою учёность, накопленную за годы сиденья в архивариусной. Она достала у знакомого букиниста словарь сочетаемости слов русского языка и по нему тщательно проверяла грамотность каждой фразы. А если какое-то слово было написано, не дай Бог, непонятно, то из Милиного уголка усиливалось бурчанье, переходящее в рев:
- Грамотеи засранные! Зарплату в шесть раз больше моей получают, а я тут должна долбаться с их умничаньем...
- Дорогая, а почему бы тебе не пересесть в моё кресло? - предлагала Надежда Ивановна. - За проект, над которым я сейчас долблюсь, тысячи две получишь...
- А я не жадная! - парировала Мила, явно намекая на прижимистость оппонентши. -Уж как-нибудь проживу без сервелатов и ананасов...
Из-за хронически плохого настроения Милы и этих перепалок, конечно, терялось время. И мы поневоле вспоминали Аю.
Однажды, когда мы в очередной раз успокаивали Надежду Ивановну после стычки с Милой, в комнату вбежала раскрасневшаяся Олечка Ахнина:
- К нам пожаловали индусы, - провозгласила она.
И даже Надежда Ивановна, пребывавшая до того как бы в обмороке, быстренько встрепенулась и выскочила в коридорю
Вдоль шеренги наших сотрудников медленно двигались два индуса, а между ними - женщина в чем-то вроде простынок, скрытая с головой под расшитой золотом накидкой.
- Это ошибка, - трагически прошептала Надежда Ивановна. - У нас не может быть заказчиков из Индии. Они перепутали офис.
- Но почему же? - с энтузиазмом шепнула в ответ присмиревшая Мила. - Может, они хотят нашу продукцию в музее выставить?
Надежда Ивановна щакатила глаза и прислонилась к стенке, явно намекая на охватившую её дурноту. Но внимания на неё никто не обращал, потому что индусы вдруг бухнулись на колени, по очереди прикоснулись губами к низу простынок своей спутницы и,вскочив и низко склонив гловы, попятились к выходу.
Индианка, оставшись одна, робко приподняла край своей накидки. Олечка Ахнина первой рассмотрела её лицо и ахнула:
- Ая! Ой, простите: Таисия Павловна!
И все тоже ахнули. Одна только Надежда Ивановна закричала:
- Не может быть!
Ая сняла свою накидку, и мы увидели, что на шее у неё висит нестерпимо ослепительное ожерелье, в ушах - тяжелые золотые серьги, а на пальцах - радуга перстней и колец.
- Увешали, как новогоднюю ёлку, - сказала Ая. - Никакого вкуса.Даже как-то неприлично. Извините, пожалуйста...
- Но откуда всё это? - вскричала Мила. - Не верю, не верю глазам своим!
Мила разбиралась в бриллиантах и алмазах. Её любимой книгой был альбом о сокровищницах Кремля, а в ювелирный магазин "Алмаз" она ходила регулярно, как в музей.
- Вам нравятся эти побрякушки? - растерянно спросила Ая и отцепила от своих простыней жемчужную застежку. - Возьмите, Мила, себе. Дарю!
Мила судорожно всхлипнула и, зажав жемгуча в кулачок, моментально испарилась. Наверное, боялась, что Ая передумает.
- Отпуск у меня кончается, кажется, завтра? - сказала Ая. - Я так устала от этого путешествия! Но что поделаешь, если владелец крокодильей фермы стал миллиардером и решил меня отблагодарить? Всё это так неожиданно! Господи, я виновата перед вами, Иван Андреевич: так и не допечатала вашу рукопись...
Иван Андреевич растерянно махнул рукой. Все, конечно, заулыбались и наперебой закричали: "Какой пустяк!" И одна лишь Надежда Ивановна испуганно смотрела на Аю и бледнела:
- Вы, оказывается, такая красивая, Ая, - прошептала она. - Почему я этого раньше не замечала?
И тут мы все увидели: Ая и вправду хороша, будто ей и не пятьдесят три года!
А на следующий день всё пошло своим чередом. Ая строчила на машинке, как из пулемёта. Олечка Ахнина вместо привычного разгадыванья кроссвордов восторженно рассматривала какую-то безделушку, подаренную ей круглосветной путешественницей. Мила срочно написала заявление по собственному желанию. Надежда Ивановна поила всех чаем с мятой, выращенной на собственной даче. Иван Андреевич бродил по коридору, курил и о чём-то сосредоточенно думал. А Зинаида Ивановна, заступив вечером на дежурство и узнав о возвращении Аи, буркнула:
- Везет же дурочкам! Одно слово: Ая - значит, аномальное явление!