Такое увидишь редко. Глубокий старик, мой сосед Ицхак Мельцер плакал
навзрыд, рассказывая мне о своих неожиданных горьких переживаниях:
- Поверьте, даже в Бершадском гетто я не плакал, а здесь, в Нетивоте, не выдержал. Послушайте хотя бы, если даже не сумеете помочь, и то легче станет.
Рассказ бывшего узника гетто был действительно трогательным.
Ицхак и его жена Бейла получили трехкомнатную квартиру в американском
домике поселка Неве-Ной. Под одной крышей с ним такую же квартиру
получил Давид. Сразу же подружили семьями, приглашали друг друга
в гости. На своих приусадебных участках развели цветы, виноград, апельсины. Прямо перед домом, откуда открывался чудесный вид на другие участки, часто накрывали скатертью пластиковый стол и устраивали щедрое чаепитие, нередко с горячительными напитками.
Но однажды весной, выйдя из своей квартиры, Ицхак с ужасом обнаружил, что от него отгорожен весь белый свет. От поселка его двор отделял огромный, свыше двух метров высотой, оббитый цинком красочный щит в тяжеленной раме. Ивритскими буквами на щите избирателей Нетивота призывали голосовать за своего мэра.
В тот момент, когда Ицхах увидел этот злополучный щит, он с болью в сердце почувствовал, будто снова угодил в гетто. Взволнованный и бледный он ворвался к Давиду. Сосед только вернулся с работы и отдыхал. Здесь уместно напомнить, что Давид был уборщиком, подрабатывал плюс к пенсионному пособию еще одну тысячу шекелей. А сегодня ему, так сказать, повезло - попался бесхозный щит, который он и привез на своей уборочной коляске. Тихонько похрапывая на раскладушке в тени виноградного куста, Давид и не подозревал, что назревает буря и что над ним уже высится согбенная фигура Ицхака на грани инфарта.
Тут и пошло - поехало: исчерпав весь запас ругательных слов, увещевания и угрозы вчерашние друзья превратились в злейших врагов. Ицхак назвал Давида
и оккупантом и Арафатом, а Давид грубо вытолкнул Ицхака со своего двора,
крича на всю улицу, что живет в свободной стране и делает что пожелает.
Не помогли Ицхаку ни жалобы в Амигур, ни слезы. Закон был на стороне Давида. Ко мне же он обратился, чтобы поплакаться и вернуться в свое, на этот раз "израильское гетто". Я старался утешить старика, дескать, все образуется, но он
был неумолим.
Отойдя от меня на десять шагов и, повстречав очередного соседа, он
всхлипывая, снова и снова возвращался к щиту, словно и впрямь над его судьбой до конца жизни зависло солнечное затмение.
Щит Давида по прежнему закрывал от него белый свет.
Спустя две недели я проходил мимо домика Ицхака и вдруг, с чувством
облегчения, увидел за одним столом улыбающихся вчерашних врагов.
Щита как не было.
Оказалось, что вскоре, после плачевного визита ко мне, возле двора Ицхака остановилась открытая грузовая машина с работниками ирии /местного совета/.Один из них закричал что-то на иврите. Выяснилось, что этот огромный предвыборный щит давно искали по всему городу. Через минуту щит Давида
уже покачивался в кузове, увозя навсегда горькие воспоминания о старом и новом "гетто", а временный владелец щита, пригласив меня за общий стол, поднял бокал вина и с нескрываемым чувством восторга произнес:
- Лехаим! За жизнь!
Сенсация в номер
Зал президентского дворца в Иерусалиме в этот день привлек к себе особое
внимание прессы. Президент пригласил на ежегодную встречу граждан Израиля, перешагнувших столетний рубеж.
Конечно же время наложило свой отпечаток на лица долгожителей:
глубокие борозды морщин, пергаментный цвет кожи, шаркающая походка выдавали возраст приглашенных . Но биография каждого из них могла бы стать сюжетом повести или романа.
Корреспондент газеты "Шпигель мигель" Яков Гуральник впервые получил задание редакции не просто описать эту встречу, а найти изюминку, а если посчастливится - и сенсацию в номер.
Даже сама статистика подсказывала - в этом есть резон. В маленьком Израиле, в десятки раз меньше России по численности населения, столетних граждан втрое больше.
Яков, еще до начала встречи, вглядываясь в лица приглашенных,
пытался угадать, в каком из них таится "сенсация". Вдруг внимание Якова привлекла красивая, моложавая женщина, в какую и впрямь не грех влюбиться. Сама мысль о том, что такой среди столетних не может быть, неоспорима. Но фантазия молодого журналиста опережала мысли. Интуиция подсказывала, что эта таинственная незнакомка попала в зал не случайно, а если так, то... Яков решил развеять свои сомнения и, подойдя к миловидной геверет, вежливо попросил ,так
сказать, глянуть хоть одним глазком на ее пригласительный.
- Да, пожалуйста, адон. Не правда ли, красочное приглашение?
Яков Гуральник успел запомнить, что незнакомку зовут Авиталь Буртман . Она действительно приглашена на эту встречу. А сама Авиталь,
словно догадываясь, что Яков в недоумении, достала из сумочки свой теудат зеут, где внимательный взгляд корреспондента с радостью увидел то же имя - Авиталь Буртман. В груди Якова творилось что-то невообразимое: Вот она моя сенсация в номер!
В глазах прекрасной незнакомки сверкали бесенята.
Казалось Яков и Авиталь испытывали друг друга.
- Вы удивлены, адон? Напрасно. Учтите, в наше время, имея деньги,
можно и в сто лет выглядеть на тридцать.
Яков в ответ лишь кивал головой. Его цифровая фотокамера
Запечатлела "сенсацию" в анфас и в профиль. Авиталь охотно отвечала на его вопросы, подогревая и без того телячий восторг Яшки Гуральника.
Окончательно он убедился, что красавице за сто, когда президент страны
вручал ей памятный подарок и, наклоняясь к ее лицу, нашептывал красавице что-то нежное.
Не дождавшись конца встречи, Яков, как жаренный умчался в редакцию
сел за компьютер и через час сенсационная статья с портретом улыбающейся столетней красавицы уже лежала на столе редактора.
--
Немедленно в номер! - сказал редактор, и, похлопав Гуральника по
плечу, добавил: - Пригласим на завтра твою героиню в редакцию.
И, действительно, утром читатели газеты "Шпигель мигель", взахлеб
Читали воссторженный очерк Гуральника " Возраст любви".
И вот, доставленная на редакционной машине Авиталь, восседает
в кабинете редактора, утопая в улыбках, цветах и вспышках фотокамер.
Маленькая и милая прессконференция тоже завершилась сенсацией:
отвечая на вопросы журналистов Авиталь сказала:
- Я всего лишь правнучка старенькой стосемилетней Авиталь Буртман
Буртман. Она просила меня побывать во дворце и передать ей подробности этой встречи. А розыгрыш вашего корреспондента -
моя шалость, ведь и я начинала свою работу в газете с розыгрыша.
Авиталь все же взяла из его рук букет чудесных роз, сказав на прощание:
- А цветы я все же заслужила.
Хатуль
Хатуль в переводе с иврита - кот. Но для оле-хадаша Йоси Шпрингера - это фамилия израильтянина, который ежемесячно регулярно расчитывался с Йосей за уборку подъезда пятиэтажного дома.
Шутка ли сказать - пять этажей без лифта, с крутыми лестничными площадками, которые нужно было подмести, помыть, надраить до блеска. Однако пятьсот шекелей за работу по черному - неплохая прибавка к Йосиному пособию по безработице.
Вот и сегодня, в пять утра Йося Шпрингер уже поднялся по замусоленным ступенькам на самую верхатуру, таская в руках полное ведро воды, швабру, щетку, тряпку, хомер /жидкое мыло/ и пока все спят принялся за никайон / на иврите уборка/.
Не успел адон Шпрингер выдраить даже одну площадку, а уже был весь в поту. Давал о себе знать жуткий хамсин - нестерпимая духота, как в топке паровоза. И наш никаёнщик тут же стянул с себя брюки, тенниску и остался в семейных трусах, которые он привез с собой в Израиль из Вапнярки. В них было удобней махать шваброй.
Рядом с Йосей замурлыкал кот,скорее, откормленный котяра, который неведомо где прогулял всю ночь и, видимо, здорово проголодался. Хатуль доверчиво потерся о ногу Йоси, не смотря на то, что Йося, согнувшись и, покачиваясь со стороны в сторону, как в танце "ламбада",
драил ступеньку за ступенькой. В широченных трусах Йоси Шпрингера, в ритме его движений, качался как маятник его детородный орган. Кот насторожился, выгнул спину, на которой зашевелилась шерсть, напрягся, предвкушая удовольствие полакомиться живым деликатесом. Выбрав момент, котяра в какую-то долю секунды вцепился мощными когтями и зубами в Йосин "маятник".
Тотчас подъезд огласился душераздирающим криком. Шпрингер покатился со всех ступенек, увлекая собой кота, не желающего расстаться с манящей добычей.
Первым выскочил из дверей своей квартиры хозяин -адон Хатуль с пистолетом в руке. Вслед за ним в ночной рубашке распатланная Хатулиха. Ее муж, увидев Йосю с окровавленными трусами, из которых вываливался чудом уцелевший "маятник" , на глазах оторопевших соседей грубо втолкнул любопытную супругу обратно в квартиру, яростно крикнув:
--
Куда прёшь,зона! Хочешь увидеть русское чудо?!
Соседи истолковали эту сценку по-своему. Тут же родилась сплетня,
что Хатуль застал свою жену в объятии Йосй и решил лишить его мужского достоинства. Все остальное было, как в захватывающем сериале. Скорая "Маген Давид адом" увезла пострадавшего в больницу. Санитары, хохоча внесли носилки с Йосей в приемный покой больницы, рассказывая
наперебой подробности курьеза. Хохотали так, что не заметили неожиданного препятствия и Шпрингер вывалился из носилок.
Весь перебинтованный наш герой лежал в палате, не догадываясь
почему поглазеть на него приходили чуть не целыми делегациями ходячие больные и медперсонал.
Вдруг в палату влетела жена Йоси рыжеволосая Маня со свирепым выражением лица:
--
Так тебе и надо, паршивый бабник! - крикнула она с ходу.
--
Да что ты, Манюня, - пытался оправдаться Йося, - Хатуль
ничего не оторвал.
--
Жаль, что Хатуль не вырвал с корнем твое позорище!
С этими словами Манюня выбежала из палаты, хлопнув дверью.
А Йося Шпрингер ошарашенный и огорошенный широко раскрыв
рот, застыл в такой позе, а из его горла вырывалось какое-то
жалобное мычание, скорее напоминающее протяжное кошачье