Последние слова Призыва прозвучали. Гнетущая, мёртвая тишина нарушилась тихим шорохом. Невеста Паука приподнялась на алтаре, открыла свои уже не человеческие глаза, в фасеточных зрачках отразился адски прекрасный облик Повелителя, видимого только Ей-Не ей. Выеденные связки не могли сказать уже ни слова, но Она-Оно прошевелила губами: "Мой Господин, я иду к тебе", и не было более у Невесты другой цели. Невеста Паука будет-была вечно со своим Повелителем, и даже смерть не разлучит их, потому что они оба уже мертвы.
ГЛАВА 1
Санкт-Петербург
16 июня 1906 года
Тело нашли утром. Точнее нашёл - Карим, татарин-дворник, может, был он и не татарин, но, по крайней мере, его так звали окрестная прислуга и городовые, исключительно за характерную внешность и имя, не сильно вдаваясь в тонкости его национальной принадлежности.
В силу своих обязанностей, просыпаясь рано, Карим, не впервые находил во дворе самые неожиданные вещи, от новомодных кондомов до бриллиантовых заколок. При этом хозяева могли быть уверены, что найденные вещи попадут к человеку, их оставившему, речь естественно не о кондомах.
Всё дело было в патологической честности Карима, наличием которой он не оправдывал известную поговорку, относящуюся к его предполагаемой национальности.
Позёвывая, Карим направился к кладовке, чтобы, взяв наперевес метлу, к которой относился с трепетом, как к именному оружию, замести последствия господских глупостей, набравшихся за ночь.
Сразу Кариму показалось, что перед воротами лежит груда снега. Но данное ощущение длилось недолго, как-никак на дворе было лето, и какому-нибудь снегу просто не положено было находиться на приличной Петербургской улице, перед домом, в котором проживали в основном уважаемые люди.
Неужели...
Протискивая каждый шаг через вязкий как кисель страх, Карим, облизнув кроваво солёный пот, подошёл ближе.
Подобно изломанной кукле, марионетке, лишившейся руководящих нитей, на земле лежало нечто, смутно напоминающее тело человека, причудливо изогнутого, потерявшего всякие формы.
Дикий крик, пронзительно визгливый, непонятный, взвился над улицами, всполошив утренних птиц, заставив шарахнуться и захрапеть извозчичью кобылу.
Минск
14 июня 2004 года
Уже давно проснувшись, я долго лежал, закрыв глаза, оттягивая тот момент, когда придётся оторвать от подушки голову, открыть тяжёлые, будто свинцом налитые веки. Решился. Приоткрыл один глаз, стал приподыматься. Под черепом резвилась толпа маленьких злобных барабанщиков или гномов-шахтёров, которые своими маленькими, но тяжёлыми молотками, добывали боль в шахтах моих извилин, отбрасывая, пустую породу здравых мыслей и, блокируя попытки мозга полностью контролировать шатающееся тело.
Всё это усугублялось тем, что видимо, мне снилась какая-то муть. Сна подробно я не помнил, но осталось общее впечатления чего-то очень нехорошего.
И в то мгновенье, когда уже казалось, что вроде всё не так и плохо, неожиданно громко, злорадно подвизгивая, затилинькал телефон. Гномы заработали с удвоенным усердием, вызвав новый приступ головной боли и тошноты.
Руки, такие непослушные, ринулись к телефону, отзываясь на единственное, но ярое желание их хозяина - заставить заткнуться ненавистную трель телефонного вызова.
По пути к трубке на пол были скинуты светильник и пистолет. Но цель была достигнута, телефон в руке, и вопреки желанию выключить его, я поднёс трубу к уху, и даже сумел выдавить из себя хриплым незнакомым мне голосом:
-Слушаю
-Привет, это Понтий. Что у тебя с голосом? - прогрохотала трубка.
-Какой Понтий?
-Поздравляю, у тебя склероз, или маразм, - нужное подчеркни. Какой Понтий, дурила фанерный, Пилат естественно. Не хохми, - тут такое дело. Ты вообще где? В АДУ, или у себя? Мне вчера показалось, что тебя встретил.
Я сначала решил, опачки, Пересмешник, каким ветром занесло его в Богом забытый Иерушалаим. Однако ж нет, на кодовые фразы не отвечает, а когда я прямо спросил - "Ты Пересмешник?", понёс какую-то чушь. Так что ответь, это ты или нет, а то пора людей на Голгофу отправлять, а лично мне не очень хочется. Не тормози, я с "мобилы", знаешь, как энергию тянет. Начальство из КэПэРАФа по голове не погладит, я пока звоню, как минимум уже две звезды погасил.
Во время этого странного монолога я недоумённо молчал, даже не пытаясь вникнуть в суть услышанного. "Бред" - подумал я и опустил трубку, ничего не ответив. За такие шутки, да ещё и с утра, за кое - что диетическое подвешивать надо.
День начался.
Странный утренний звонок можно было бы списать на ошибку номером странного человека с кличкой Понтий Пилат (ну не прокуратор же Иудеи?), если бы во время разговора не прозвучала моё прозвище, прилипшее ко мне ещё с детдомовской поры - Пересмешник, а это уже слишком для совпадения. Дико не хотелось думать, хотелось в душ, кофе, а лучше умереть, хотя бы для того, чтобы не думать.
Какой бес меня вчера дёрнул остаться после стрелки с Севой в "Мальборо", и залить в себя месячную норму всеразличного спиртного. Хотя в принципе, то, что он мне сказал в этот вечер, позволяло мне с чистой совестью, не то что напиться, а и уйти в продолжительный запой. Потом на автопилоте, пьянющий в дрыбадан, заполз за руль свежестыренного "Форда", только для того, чтобы через пару сотен метров впилиться в столбики ограждения. Это меня немного отрезвило, и дальнейший путь я проделал уже на такси, но, как я оказался в постели, абсолютно не помнил.
Закончилось свободное плаванье! Я подозревал, что рано или поздно мои фокусы кто-нибудь заметит, или милиция, или братки. Это и случилось. Нужно признать, Сева приложил руку к тому, что мои кидалова просек местный бандюган средней руки, при этом сильно разозлившись. Да я бы и сам разозлился, если бы кто-нибудь опустил на довольно приличную сумму три фирмы, которые жили бы под моей крышей.
Что отсюда вытекает? Даже на обезбашенную тяжёлым похмельем голову приходило только две мысли. Первое; идти с повинной к бригадиру, отдать все, с таким трудом отнятые, деньги, выложить за его прощение такую же сумму сверху. Данный вариант, несмотря на свою вонючую трусливость, был бы приемлем, если б давал гарантию, что после того как я отдам деньги, не получу пулю в голову.
Поэтому, сам по себе напрашивался другой вариант; как можно быстрее линять из города, желательно подальше. Ничего другого на измученный ум не приходило, ни вчера, ни сегодня.
Какой же я недоумок! Как можно было так зарываться. Решил, что вокруг все идиоты, а я граф Монте-Кристо. Робин Гуд недоделанный!! И если я что-нибудь срочно не придумаю, напрочь перестану себя уважать. Правда, если возможно что-нибудь придумать. Возможно! Потому что очень жить хочу!
* * *
А всё начиналось очень даже неплохо.
Отслужив положенную срочную службу, я остался ещё на трёхгодичный контракт. Отконтрабасив почти весь срок, был не слишком серьёзно ранен, однако всё равно списан в запас. После было ещё четыре года, которые для моих биографов (коли такие когда-нибудь найдутся) будут подёрнуты дымкой абсолютной тайны. Именно в этот период жизни я понял, что деньги можно зарабатывать не только руками, но и головой.
И не смотря на то, что мой природный талант убивать практически любым способом и при этом выжить, давал мне неплохой заработок, я решил, что голова всё-таки моё самое сильное место (правда, одна моя знакомая уверяла, что сильное у меня совсем другое место). Господи, если бы к этой голове ещё бы и совесть, я наверняка сделал бы что-нибудь великое, облагодетельствовав при этом человечество. Например, изобрёл бы лекарство от насморка или вывел страну из экономического кризиса.
А так, мой разум был целиком направлен на добывание денежных знаков, не сильно нагружаясь по поводу выбора средств, отвечающих нормам общепринятой морали и принципам цивилизованного бизнеса.
В Эстонии я продавал молдавскую нефть. В Молдавии умудрился впарить партию эстонского хлопка. Я был сыном Президента, братом олигарха, любовником Моники Левински. Господи, кем я только не был! Я строил дома в Якутии, причём из узбекского кирпича, организовывал гастроли Майкла Джексона по Ямало-Ненецкому округу, и многое, многое другое. За всё это время я понял одну вещь, точнее две. Пока есть дураки, мне будет за что поужинать, а второе, и главное - не оказаться в дураках самому.
По приезду в Минск я первым делом навестил старого, ещё детдомовского приятеля. Отношения между нами трудно было назвать дружбой. Просто со стороны это выглядело как шефство более удачливого и быстро соображающего парня (это естественно я) над туповатым простаком. Однажды я даже сумел его убедить в том, что в кофемолке живут маленькие человечки, которые своими отбойными молотками и дробят зёрна. На самом деле я в глубине души восторгался его детской непосредственности и добродушной доверчивости. Хотя каюсь, не раз пользовался этими его качествами.
Игорёк Севостьянов, а попросту Сева, за годы прошедшие после нашей последней встречи полтора года назад ничуть не изменился. Остался таким же восторженным кретином, не признающим ни Бога, ни его извечного оппонента. Хотя я сомневаюсь, что он вообще когда-нибудь задумывался об их существовании.
Сева на тот момент не имел постоянной работы, если не считать "побегушки" у авторитетов. Перебиваясь случайными заработками, при чём в основном прямо нарушающими уголовный кодекс, Сева, в силу своей умственной неполноценности, не мог претендовать на что-либо более достойное.
И не смотря ни на что, всё-таки сумел обрасти кое-какими связями, которые при моей деятельности вполне могли пригодиться.
Этим я в должной мере и воспользовался. Не буду утомлять подробностями комбинации, однако, в результате три не самые маленькие фирмы получили государственные контракты на поставку кенгурятины (причем контракты заключались от имени правительства Австралии, торговым атташе которого я якобы являлся), а я получил круглую сумму в счёт предоплаты.
Сева примерно представлял, что происходит, хотя полностью я его в свои планы не сильно посвящал, во избежание какой-нибудь дурацкой выходки с его стороны. Правда, судя по результату, ему вольно или невольно удалось мне напакостить.
Но вся злость на Севу испарилась в одно мгновенье, когда он с такой искренней улыбкой от уха до уха, сообщил мне, что уведомил о моих махинациях местного авторитета Казбека, будучи уверен, что такой человек как я, будет оценён и даже приближен к их верхушке. Бедный Сева заложил меня из-за гордости от знакомства со мной. В силу своей малой значимости, он не знал, что фирмы, обчищенные мной, крышуются тем же Казбеком. А, следовательно, я взял деньги не фирмачей, а его - Казбека кровные. И этот Казбек, очень желал со мной встретиться, побеседовать, так сказать. А так как я, в силу своей осторожности, не открывал мест своего пребывания даже Севе, то со мной можно было связаться только по мобильному и договориться о назначении встречи. Благо на этот раз, Севе хватило мозгов заранее встретиться со мной до Казбека, а мою встречу с местным авторитетом перенести на завтра, то есть уже на сегодня. Естественно, теперь ни о каких встречах речь идти не могла; нужно линять из города, но Севу придётся брать с собой, вряд ли ему простят нашу дружбу.
День продолжался...
г. Минск
тот же день
Игорь Севостьянов, для знакомых просто Сева, это утро начал с бодрых почёсываний небритых щёк. Эта привычка преследовала его уже долгие годы и превратилась в еже утренний ритуал, как будто без этих движений он просто не мог выйти из царства Морфея. Пару минут до красноты понатирав свои довольно объёмистые щёки, Сева бодро вскочил, минут пять побоксировал с тенью, пролетел в ванную, наскоро плеснул себе в лицо воды и приступил к своему любимому занятию - поглощению пищи. Надо отметить, что Сева ел много и часто. Причём делал это с неизменным аппетитом. Наворачивая прямо со сковороды уже подстывшую картошку, которую приготовила мать перед уходом на работу, Сева недовольно поморщился, услыхав телефонный звонок. Он даже не хотел сразу брать трубку, но телефон настойчиво трезвонил. Бурча что-то под нос про "доставучих чмырей" Сева прошлёпал в коридор и взял трубку. Не успев даже ничего сказать, он услышал:
"У тебя есть час, не более, собирай самое необходимое, возьми документы, и подъезжай к 10 в метро "Пушкинская", возле подземного перехода, который выходит напротив кинотеатра, жди. Я сам к тебе подойду, только не суетись, потом объясню", - в трубке раздались короткие гудки.
Сева даже не пытался что-либо ответить, так как с первого слова он узнал голос Пересмешника, в миру - Никиты Светлова.
С первых дней их знакомства Сева привык слушать Никиту сразу и беспрекословно, а, судя по серьёзному и даже жёсткому тону можно было понять, что речь идёт о чём-то чрезвычайно важном.
Судорожно соображая, в чём дело, Сева на автомате кинулся к серванту, достал из шкатулки паспорт, кое-какие сбережения, отложенные на чёрный день. Потом, подумав, положил примерно половину суммы обратно, справедливо вспомнив, что деньги понадобятся и матери, чтобы дотянуть до зарплаты. Посмотрел на часы, до назначенного времени оставалось ещё сорок три минуты. Прикинув, что на дорогу понадобится минут пятнадцать, если на такси, Сева решил, что всё-таки в жизни нет таких обстоятельств, которые заставили его отказаться от любимого занятия - поедания еды.
Он ещё не знал, как это утро изменит его жизнь...
...Живя в постоянном ожидании каких-либо неприятностей, я был готов сорваться с места в считанные минуты, поэтому сборы заняли не много времени. У меня был так называемый тревожный чемодан, точнее спортивная сумка, в которой заранее было собрано самое необходимое, несколько смен белья, туалетные принадлежности, паспорт на другое имя, парик, накладные усы, две запасные обоймы, двадцать тысяч вражеских рублей, набор отмычек, в общем, обычный набор, мошенника в бегах.
Оглянувшись по сторонам, проверил, ничего ли я не забыл. Вроде бы всё...
Подходя к двери, ведущей в коридор, я шестым чувством что-то уловил, нет, не опасность, а скорее нечто совсем кошмарное, заставляющее волосы шевелиться на голове. И это жуткое ожидало меня за дверями, я не зная, что это именно, знал о неизбежности встречи с ним. Кожей чувствовал волны какого-то безграничного зла, которые, смешиваясь с моим страхом, подводили меня к грани паники. Адреналин бился по моим жилам, выдираясь наружу холодным потом.
Пистолет сам по себе прыгнул в ладонь. Я взялся за дверную ручку, сам себя уговаривая открыть дверь не позже десятого удара сердца. Боже, как я не хотел этого делать, но задерживаться я тоже не мог.
ЭТО я увидел сразу же. О том, что это именно ТО, что я вижу, и это не шутка, не имитация, я понял сразу. За свою бурную жизнь я не раз видел смерть в самых разных обличиях, но ТО, что я увидел сейчас, ввергло меня в шок.
В моём коридоре стояло чучело. Всё бы ничего, но это было чучело человека. У меня не поворачивается язык назвать ЭТО женщиной, но когда-то это была именно женщина. Вдоль всего тела шли аккуратно сшитые, но чётко видимые, швы, не позволяющие рассмотреть, чем именно она набита. Видимо только голова осталась не выпотрошенной, сохранив черты лица, сейчас искажённые гримасой смерти.
Подавив первый спазм тошноты, я решился подойти ближе. Она стояла прислонясь спиной к двери, одной рукой держась за дверную ручку. Возникало ощущение, что женщина вошла в мою квартиру, закрыла за собой дверь, и у неё просто не хватило сил идти дальше. Однако её внешний вид опровергал все предположения, о возможности самостоятельного передвижения. Хотя несколько раз ловил себя на мысли, что мне показалось, - она шевелится, не движется, а именно шевелится, всем телом.
Я узнал её! Я несколько раз встречал на лестнице это женщину лет тридцати. Она жила прямо надо мной. Как-то раз, она даже забегала ко мне, одолжить спичек. Я обратил тогда внимание на её грустные глаза; глаза очень одинокого человека. Сейчас передо мной стояла её кожа, набитая умелым таксидермистом.
Превозмогая ужас и отвращение, я дотронулся до неё, я не мог вечно стоять и глазеть, пора было убираться, тем более только что появилась ещё одна причина сделать это как можно скорее.
И в момент, когда я взял её руку, которой она держала дверную ручку, ОНА рухнула как резиновая кукла, из которой выпустили воздух. Из кожи наружу хлынули мириады чёрных, очень маленьких пауков, моментально заполнив всё пространство коридора.
Я никогда не страдал арахнофобией, но это уже было выше моих сил. Рванув на себя дверь, я пулей слетел по лестнице вниз. С этими утренними событиями я чуть было не забыл о том, куда и зачем я собирался. У меня были проблемы, которые если и не были поважнее, чем женщина, по горло набитая пауками, то, по крайней мере, в отличие от неё, реально угрожали мне смертью.
События дня развивались слишком стремительно, чтобы я мог решать две проблемы одновременно, а я, почему-то, знал, что никакого отношения к бандитам последняя из возникших - не имеет.
* * *
Барменша Людочка, симпатичная, вполне ничего такая для своей профессии, с утра явно скучала. За час с открытия в забегаловке было всего два посетителя. С самого утра зашёл мужичок абсолютно бомжеватого вида, дыша перегаром которому отроду видно уже несколько десятков лет, заказал сто грамм водки и стакан минералки. Махом выпив, сразу ушёл, как видно, сшибать деньги на новую стограммовку.
Потом завалил участковый, человек по сути неплохой, и по этому пьющий, также страдающий классическим похмельем, и, выпив своё халявное пиво, пошёл гонять тётушек, торгующих у метро цветами.
Поэтому при появлении в зале молодого высокого и откровенно симпатичного мужчины явно приободрилась, выдавила одну из своих самых очаровательных гримасок, по ошибке именуемых улыбкой.
Каково было её разочарование, когда мужчина сухо и коротко буркнул: "Двести". "Ещё один утренний алкаш" - зло подумала Людочка.
* * *
Уже подходя к месту встречи, Никита понял, что если не снять утренний стресс, то он просто не сможет адекватно реагировать, принять правильное решение и тому подобное. Хотя, по правде говоря, не последнюю роль сыграл жесточайший бодун, ещё дающий о себе знать гулом в висках.
Взяв высокий стакан, до краёв наполненный водкой, он отошёл от стойки. Примостившись за столиком, несколько минут пристально смотрел на стакан, гипнотизируя его. Про себя, решив выпить всё одним махом, так как на второй заход у него попросту не хватило бы решимости.
Водка, обожгла горло, заставив его спазматически сократиться, немного поразмыслив, устремилась внутрь, перенося огонь в пищевод.
Даже не успев понять, что происходит, Никита потерял сознание.
Санкт-Петербург
16 июня 1913
Иван Фёдорович Крюков тридцати восьми лет от роду, действительный советник, чиновник Имперского тайного сыска, начал сегодня рабочий день раньше обычного. Будучи разбужен нарочным, для приличия собирался немного поворчать, понимая неизбежность раннего начала рабочего дня. Значит, случилось что-то требующее его немедленного присутствия, чего зря разоряться, только себя накручивать.
Прибыв на место, увидел несколько людей, стоявших возле входа во двор. Свидетели? Зеваки? Время раннее, случайные лица - исключаются. Сделав шаг из экипажа - почувствовал какое-то сопротивление под подошвой, потом странный хруст. Подняв ногу, он увидел раздавленные тельца нескольких чёрных насекомых, видимо пауков. От ботинка в стороны шмыгнуло ещё несколько десятков тварей. "Что тут за серпентарий?" - хотел спросить Иван Фёдорович, вспомнил, что серпентарий - это змеиный питомник, задумался, в мыслях махнул рукой, и просто сказал: "И что же это у нас происходит?".
* * *
Знакомые, знавшие Ивана Фёдоровича в основном, как прекрасного семьянина и любящего отца смогли бы охарактеризовать его, как человека мягкого до застенчивости, но в то же время справедливого до кулаков. Твёрдого в принятых решениях, но абсолютно беспомощного перед Лялечкой, как он называл свою супругу Ольгу Константиновну, в девичестве Старгородскую. И даже знавшие его получше, в последнюю очередь вспомнили бы о его профессиональных качествах, а зря...
* * *
Во дворе дома, куда Иван Фёдорович зашёл пешком, отпустив извозчика, стояли двое городовых, околоточный. Вот те раз, там же стояла полицмейстерская коляска, и его Превосходительство собственной персоной находился в ней же. Возле последнего суетился доктор, подсовывая ему под нос пузырёк, как видно с нашатырём. Произошло действительно что-то серьёзное.
Городовые и околоточный стояли к Крюкову спиной, глядя на что-то под ногами, лежащее между стеной дома и ними, что именно разглядеть, пока не удавалось. Подошёл, встал рядом. Глянул вниз.
Многочисленные часы, проведённые в прозекторской, как по долгу службы, так и из интереса к криминалистике (науке новой, интересной, дающей ответы на многие вопросы, возникающие в ходе следствия), не дали возможности даже усомниться, что на мостовой лежит кожа, недавно снятая с женского тела, жуткая, дикая, нелепая кожа, с хорошо сохранившейся головой, скалившейся тонкогубым ртом в предсмертной гримасе. Крови на коже практически не было, разве что только немного запёкшейся на разрезах вдоль внешней стороны ног и рук по всей их длине, а также боков туловища и середины живота, в настоящее время разрезы были зашиты аккуратными, едва видимыми стежками. Вокруг останков сновали всё те же паучки. Иван Фёдорович поднял глаза вверх, наткнулся на открытое окно на втором этаже, прямо над...
ГЛАВА 2
Откуда-то издалека, как будто через толстенный слой ваты доносился противный тонкий голосок, с истерическим придыханием что-то вещавший про "алкоголиков проклятых, которым двух капель хватает для отрубона". Не смотря на всю его тошнотворность, голосок помог выкарабкаться из вязкого желе беспамятства.
Я открыл глаза, на уровне лица находились чьи-то колени, поднимая глаза вверх, я зацепился взглядом за край короткой расклешенной юбочки, белого передника, глубокого декольте, мимоходом оценив его содержимое. И, наконец, остановился на склонённом надо мной лицом, обладательница которого, и выдавала монолог о вреде алкоголизма. Секунду глядя на молодую девушку, я спросил: "Долго я так?"
* * *
Ошарашено взирая в абсолютно трезвые глаза посетителя, Людочка, неожиданно для себя, спокойно ответила: "Минуту, может чуть больше".
Мужчина резко, каким-то неуловимым прыжком, поднялся, ещё раз посмотрел на Людочку, взял со стойки спортивную сумку и вышел. Она ещё с минуту смотрела ему вслед, даже не понимая, почему её так взволновало произошедшее в баре. Она не знала, но ей было и не положено...
* * *
Участковый старательно вырывал букетик фиалок у какой-то престарелой мисс Дулиттл...
* * *
До входа в метро оставалось тридцать метров, до встречи с Севой восемь минут. Полез в карман за сигаретами, вспомнил, что уже год, как - бросил курить (не считая вчерашнего).
Голова была на удивление ясной, в ней чётко, как скорые поезда, проносились нити сегодняшних событий. Как будто не было похмелья, стакана водки, неожиданной потери сознания. Паукочеловечий манекен в моей квартире - необъяснимо и довольно забавно. Забавно?! Да меня до сих пор перед глазами стоит этот УЖАС. Меня явно хотели напугать. Не знаю кто, и почему таким замысловатым способом, но это им явно удалось. Ответы на эти вопросы я даже не мог пока предположить, но, видимо у Крюкова похожие проблемы. У какого Крюкова? Фамилия сама по себе всплыла в голове в связи с мёртвой женщиной. Только память услужливо выдавала, что теперь женщина лежала на улице, во дворе старинного, но не старого, дома. Так, стоп, задний ход! Голова все-таки ещё не совсем в порядке, мягко говоря.
Утренний звонок - звонил явно знавший меня, причём знавший давно, тогда, что за розыгрыш с Пилатом? Да и людей, знавших мой телефон, можно пересчитать по двум пятым пальцев одной руки. Голос обоих был узнаваем, и к тому же для них существовала инструкция; никому не давать номер. Что-то из моего прошлого пытается меня поймать с помощью моих нынешних подручных. С появлением Севы можно будет развеять пятьдесят процентов сомнений. А Сева... Нет, Сева - это что-то!
Жутко хотелось выругаться! Хотя, "хотелось" - не то слово! Ситуация просто обязывала...
За такси "волгаелоукебом", притормаживающем на стоянке, следовала чёрная "Ауди"! Всё бы ничего, только в такси виднелась коротко стриженная, но от того не менее объёмная физиономия Севы, а в "преследователе" - четыре "солнцезащищённых" лица конкретно-реальной национальности. Сева, морж хвостатый, опять удружил, выполз из машины, завертел башкой, меня выглядывая, поднял воротник, отошёл в тень дерева. А в это время четырёхголовый "хвост моржовый" в метре от Севы разглядывал новоявленного Бонда, наверняка удивляясь, почему он не в чёрной шляпе.
Нужно забирать оттуда Севу. Как? "Хвост" точно по мою грешную душу. Может и справился бы с ними на раз-два (смелость, знаете ли, города берёт), но на оживлённом перекрёстке, среди толпы, и так чтобы никто лишний не пострадал, вряд ли.
Мимо, с ярко выраженной надеждой на изборождённом разочарованиями лице, дрейфовал "гласс рейдер", эдакий осколок счастливого прошлого, не сумевший ужиться с не менее счастливым настоящим. Не так уж и мимо. Совсем даже не мимо, если я смог до него дотянуться. Ну что, бомжик, есть тебе работа.
Сева глянул на часы, до встречи ещё пять минут, Пересмешник никогда не опаздывал, чего о себе Сева сказать не мог. Но сегодня всё в порядке, он на месте, он в шоколаде, даже с ефрейторским запасом (к стыду Севы, именно в таком звании он окончил службу)
-А ты чё хочешь? - какой то мужичок в дранном засаленном лапсердаке тянул его за лацкан нового кожаного пиджака, явно желая, чтобы Сева с высоты своего богатырского роста снизошёл к нему.
* * *
Нет, сегодня решительно подавляющая масса народонаселения пытается действовать мне на нервы. Особенно это касается несостоявшихся агентов спецслужб, среди которых оказался и собиратель бутылок. Вместо того чтобы, изобразив случайное столкновение, между делом сказать Севе: "Пересмешник в кафе рядом, иди туда, только спокойно", то есть сделать так, как я наказал, подкрепив свою просьбу парой купюр, этот Олег Попов из народа разыграл целый спектакль на тему "Дебил в разведке". Не обратить внимания на пантомиму с обниманием, нежным шёпотом на ушко, настойчивым тыканьем в сторону кафешки мог разве что слепоглухонемой ёжик. А так как во встрече участвовали молодой бритоголовый дуболом и старикашка, стоящий под социальной лестницей, то речь никак не могла идти об ангажировании на интимный ужин.
Но, судя по всему Сева всосал предназначенную для него информацию, так как глянул в сторону бара и решительно направился в его направлении, и всё было бы ничего, если бы братки также решительно не десантировались из машины и двое из них не направились вслед за Севой, даже не очень скрываясь. Только последнему даже в голову не пришло обернуться!
В голове мгновенно вызрел план: вырубить хвост, узнать, кто же это так хочет меня видеть, а сомнений о том, что ищут именно меня, не было никаких, ну и, в конце концов, тихо свалить. Первая и последняя части плана меня очень волновали, но исполнение середины плана были ещё более важны. Казбек, Понтий Пилат, люди, доставившие в мою квартиру чучело, кто из них послал варягов? И если с Казбеком всё более или менее ясно, то в остальном полный мрак.
* * *
Людочка, подперев голову руками, облокотившись о стойку, тупо смотрела перед собой, взгляд её упирался в двери.
* * *
Участковый, пряча в карман мятый бакс, целеустремлённо направился в кафешку. "На шару больше не прокатит, Людка более одного раза на вексель не отпускает. Но, на только что честно заработанные, нальёт всегда" - радостное предчувствие светилось в молодых, честных, серых в красном обрамлении, глазах.
* * *
"Моя звезда всегда со мной, моя звезда горит внутри и говорит мне - подожди..." - из открытого окна припаркованной машины зазвучала незнакомая мне ранее бутусовская песня.
Сева взялся за ручку двери. Милиционер в трёх метрах справа от входа, идёт к нему. Братья-разбойники позади Севы в шагах пятнадцати, идут неторопливо, собранно. Я слева в восьми-десяти метрах, за углом киоска и поэтому пока невидим для других участников мизансцены. Считанные мгновенья остаются до моего триумфального выхода на подмостки, под гром оваций и восторженные крики: "Браво! Бис!". Однако и сам постановщик, можно даже сказать играющий тренер, озадачен появлением действующих лиц, не предусмотренных сценарием. В каких условиях приходится работать, а ведь не оценит никто, - дикари!
* * *
Сева вошёл в бар, дверь, открывавшаяся наружу, пружинно хлопнула о косяк. Окинул взглядом пустой зал, направился к стойке, уже успев предположить (на удивление быстро для его замедленной мозговой деятельности), что Никита прячется под ней. Дверь за спиной ещё раз рявкнула о косяк. Ага! Сева обернулся, надеясь увидеть входящего Пересмешника, и наткнулся взглядом на милицейскую форму, одетую на совершенно незнакомого ему человека. Засада!
* * *
Старший лейтенант милиции, участковый инспектор, заходил в бар вслед за коротко стриженым здоровяком. В душе уже заранее зрела досада - при посетителе не очень то и намахнёшь - честь мундира, блин. Была, не была, что-нибудь придумается. Дверь на тугой пружине чуть не дала пинка. Здоровяк уже подходил к стойке. Обернулся, глянул, его глаза при этом забегали, взгляд над плечом участкового, на дверь, быстрый взгляд через собственное плечо, на барменшу. Явно посетитель не желал встречи со стражем порядка, а наоборот даже, стремился побыстрее смыться со справедливых и неумолимых очей его. Рука лейтенанта невольно потянулась к кобуре. Но в то же мгновенье оглушающий удар в спину бросил его на пол, где он благополучно распластался, придавленный чем-то твёрдым и тяжёлым.
* * *
У Людочки от всего происходящего устойчиво портилось настроение и цвет лица.
* * *
"...и никогда не скажет: Да. Не понадеется на чудо, не подарит капли света, никому не даст тепла. И я люблю её за это, но моя звезда мне безответна"
Я начал движение, с каждым шагом убыстряясь, переходя на бег.
Я увидел, как зашёл Сева, практически сразу за ним - мент. За ручку только что закрывшейся за ним двери взялся один из наших преследователей, при этом вторую руку недвусмысленно засовывая под куртку, которая, не смотря на жару, была одета на нём. Второй, грамотно подстраховывая, остановился и стал разворачиваться в сторону дороги, успев только при этом получить жёсткий удар ребром ладони по горлу, который мог и убить, вложи я в него чуть больше усердия. Бык у дверей так и не обернулся, а с моей помощью, ( в виде удара ногой в середину спины) воткнулся всем телом в дверь, способствуя тому, что дверь слетела с петель и в обнимку со своим пассажиром влетела в полумрак бара. Прыжком я последовал вслед, затылком чувствуя удивление и досаду, оставшихся у машины головорезов.
"...она не светит никому, она приводит всех к заветной цели и говорит: прости, прощай, я покидаю этот край..."
Картина, открывшаяся передо мной, могла бы поспорить со знаменитой гоголевской немой сценой - в центре композиции Сева, большой и красный, как кустодиевская женщина, чуть дальше, за стойкой, уже знакомая мне молоденькая барменша, с выражением лица какающего пинчера, то бишь мордочка вытянулась, при чём большую часть её площади занимают глаза, а в них тоска беспредельная. Под ногами, разделённые дверью, как сиамские близнецы скальпелем хирурга, отдыхают старлей (снизу) и бык (соответственно сверху).
Нужно было срочно предпринимать действия, позволявшие ретироваться наибыстрейшим образом и с наименьшими потерями в личном составе, пусть наша доблестная армия и состояла из полутора бойцов. Половина - это естественно мой Санчо, полностью деморализованный стремительностью развивающихся событий.
На время (пару секунд) можно было забыть об оставшихся у машины бандитах, несомненно, видевших мои шалости. Необходимо было уточнить главный вопрос, краеугольный камень плана организованного отхода частей и соединений на заранее подготовленные позиции, что в переводе с суконно-уставного языка, означало - свалить быстрее, и как можно дальше.
-Куда ведёт чёрный ход?! - я навис над несчастной девушкой. И молчание было мне ответом, а огромные глазища, не мигая, таращились на меня, и был в них ужас. Всё понятно. Ничего не придумав лучше, я залепил ей щелбан, сочный звук которого прозвучал в тишине подобно выстрелу.
-Ой! - в глазах страдалицы появилось осмысленное выражение. Часто моргая, глаза наполнялись слезами. Тоненькая ручка невольно дёрнулась ко лбу, в середине которого наливалось багрянцем красное пятно, размером и формой повторявшая ноготь моего указательного пальца.
-Повторяю, куда ведёт чёрный ход?
Ресницы захлопали ещё чаще - Никуда, чёрного хода здесь нет, - и дрожащим, но решительным голоском моя визави выдавила, - а я милицию вызову.
Я, возмутившись наглостью, выписал стукачке ещё один щелбанище, символически показывая своё неуважение к правоохранительным органам как таковым, и своё презрение по поводу чаяний простых граждан, в лице девчушки, на помощь и защиту оных.
Оставалось одно, с боем прорываться к дороге, захватывать машину и организованно отходить на заранее подготовленные позиции (смотри выше).
У уха противно взвизгнула пуля, разметав мокрыми брызгами батарею водочных бутылок на полке. Не имея времени на объяснения, коротко ткнул левой обаятельную барменшу в висок, что вывело её из состояния задумчивого и ввергло в состояние бессознательное, в результате чего она достаточно удачно громыхнулась под стойку. Сам же в это время, уходя с линии обстрела, прыгнул в сторону, одновременно вырывая из-за пояса брюк пистолет, при этом, не забыв свалить на пол, продолжавшего стоять в оцепенении Севу, приёмом из американского футбола.
Стрелки, в количестве 2 (два) штуки, бежали по тротуару, выставив пистолеты, но уже не расходовали впустую боеприпасы, не находя видимых целей, и при этом абсолютно не смущаясь законопослушных граждан, которые весьма закономерно начали визжать, кричать, падать на землю - трусы одним словом, нет чтоб толпой наброситься на негодяев и заломать на болевой. Хотя может граждане решили, что это милиция в штатском, что, в принципе, всё одно - негодяи; так их ещё с большим энтузиазмом, да на болевой.
У меня, конечно, всё в порядке с огневой подготовкой, даже более, но, помня, что пуля - дура, всё-таки не решился стрелять в ответ, а вдруг - рикошет. А ребята, тормознули, видимо вспомнив, как неудобно получилось с их предшественниками. Кстати, тот, который оставался на улице, начал подавать признаки жизни. Хрипит, за горло себя хватает. Может потомственный самурай? Может додушиться самостоятельно хочет, не перенеся позора поражения?
В это время боковым зрением отметил шевеление триптиха: бревно-дверь-бревно. Может между делом допросить верхнюю часть композиции? Не выпуская из поля зрения дверь и улицу за ней, рывком подтянул за воротник куртки неудачливого гангстера, переворачивая его лицом вверх.
Н-да, вечер правильных ответов придётся отложить на неопределённое время, - в горле парнишки торчал здоровенный кусок стекла, из-за чего труп был совсем мёртвый.
* * *
Не, определённо день у Севы сегодня не задался. Сначала будоражащий звонок Пересмешника, потом встреча с милицией, а закончилось - трах-бах, и на полу. А в принципе ничего, видимо, и не закончилось. Всё, можно сказать, только начиналось.
* * *
Люде было немного больно и очень обидно. Ни за что, ни про что трижды схлопотала, а ещё под приличного косил, хулиган несчастный, хорошо, что успела...
* * *
Всё-таки эта маленькая негодяйка успела нажать тревожную кнопку, иначе объяснить моментальное появление машины с мигалками истолковать нельзя. Стирая колодки, "цементовоз" тормознул у бордюра.
Три хлопца-долматинца неторопливо, как из ванной, извлекли свои, облачённые в бронежилеты, тела из служебной "шестёрки", рассчитывая на обычный для заведения пьяный дебош, но, озадаченные увиденным пейзажем, засуетились, автоматики на изготовку взяли, по сторонам оглядываются, на то они и тревожная группа, чтоб тревожиться.
Затревожились и бандиты, и в состоянии сильного душевного волнения начали шмолять почём зря, куда ни попадя, но как сторона, явна проигрывающая в тяжести вооружения и экипировке, справненько ретировалась, хоть пешком, но быстро, так что за их ближайшее будущее я мог не волноваться, если б меня, правда, оно волновало.
Менты офигевшие от такого приёма, не могли сообразить, - куда бежать, кого мочить. Здравый смысл затащил их в различные укрытия, и попросил не стрелять.
Одни волки спугнули других, что не решало мою проблему в принципе
-Сева, волоки сюда официантку, - пнул, разлёгшегося оруженосца,
-Щас, моментом, - на локтях Игорёк заполз за стойку и уже через секунду действительно выволок девушку, держа её одной рукой за пояс юбки. Возмущённая таким обращением, работница общепита визжала и мотала конечностями во все стороны, что абсолютно не затрудняло её транспортировку.
Я скинул дверь со старлея, который как жук-притворяшка, лежал тихенько-тихенько, имитируя глубокий обморок, а сам уже почти пистолет из кобуры достал, к подвигу готовясь. За свои фокусы тот час был мною скручен и украшен собственными браслетами, а табельный ПМ перекочевал к Севе. Перевернул лицом вверх, укоризненно глянул:
-Как зовут тебя, проказник?
-Вася.
-Слушай сюда, Вася, внимательно слушай. Хулиганить будешь? - при этом я многозначительно почесал голову стволом пистолета.
-Тогда идём, и запомни, я человек неуравновешенный, и терять мне особенно нечего, поэтому прежде чем что-либо сделать, хорошо подумай - как дальше жить будешь, и будешь ли.
"Сева, бери девицу, прижми её перед собой поэротичней, держи пистолет у башки, да не у своей, её башки! Поставь на предохранитель, а то поранишься ненароком. Держись за мной в полуметре, немного справа. Прорываемся к машине" - я дал последние инструкции.
* * *
Пересмешник, как заправский террорист, ведя перед собой стража порядка, тыча пистолетом то ему в голову, то в сторону прибывших ментов, выглядел очень весомо и в дополнение своего образа кричал во всю глотку: "Всем стоять, у нас заложники, оружие на землю, на землю я сказал! А теперь сами легли! Я не хочу стрелять, не вынуждайте меня, просто дайте уйти, и всё будет нормально"! Сева подумал, что для большего эффекта надо выругаться как-нибудь позаковыристей, ну типа: "эй, маза факи, тащите сюда свои ослиные задницы, а то я вас всем фак ю сделаю", но вспомнил, что сам Никита никогда и не при каких обстоятельствах не ругался, и не любил когда ругались при нём.
Сам Сева поспевал следом, неся в охапке присмиревшую девушку, внося свой вклад в нагнетание ситуации, корча рожи, самые что ни на есть зверские, которые на его виннипуховской мордуленции в другой обстановке выглядели бы комично, Юрий Гальцев отдыхает.
Милиционеры, проникшись драматизмом ситуации, послушно выполнили все просьбы, разумно расценив, что иначе может оборваться не одна драгоценная жизнь, что весьма неприятно, особенно если эта жизнь - твоя собственная.
Затолкав заложников в машину (кстати ту самую бандитскую "Ауди А6", благо ключи были в замке зажигания), Васю на заднее, а барменшу на переднее пассажирское сидение, Никита наказал Севе сесть назад, а сам сел за руль, не забывая держать лежащих милиционеров на прицеле и кричать им: "Спокойно, мы уезжаем, не создавайте себе проблем". Благо асфальт был сухим и тёплым, так что у них в дальнейшем проблем, хотя бы со здоровьем, не предвиделось.
Дав задний ход Пересмешник, ткнулся багажником в стоящую сзади машину, потом, газанув, рванул вперёд, вырываясь из "коробочки", заодно в дым разбив передок милицейской "шестёрки".
Резко развернувшись, стремительно набирая скорость, тёплая компания направилась к выезду из города.
"Что же мы имеем?" - Иван Фёдорович потёр виски. Вот уже четыре часа он сидел в служебном кабинете, разложив перед собой, просматривал бумаги, касающиеся утреннего происшествия, при этом, делая выписки, рисуя какие-то схемы и таблички, в своей знаменитой тетради, в красном кожаном переплёте, в которой, как шутили другие служащие отделения, наверняка сокрыты тайны мироздания. Но заглянуть в неё хотя бы мельком, не смогли, как ни пытались. Никто! Никогда!
Уже допрошен дворник Карим Саитов, нашедший тело, жители дома и их прислуга, извозчики, подряжавшиеся в окрестностях, да, практически все лица, которых удалось выявить, хоть как-то могшие пролить свет на загадочное убийство.
"Так что же мы имеем?" - повторив это вслух, Крюков начертил в тетради линию под своими записями и стал писать: "Итого: тело - 1, Тышлевская Софья Адамовна, 23 лет, мещанского сословия, модистка; убийца - не изв.; свидетели - не выявлены; мотив - не ясен; способ умерщвления - не определён; подозреваемый - 1, Светловский Николай Гавриилович, 34 лет, поручик в отставке по ранению - не найден" Немного подумав, дописал: "Пока".
Поручик Светловский - единственная ниточка, за которую можно было ухватиться, тонкая, ненадёжная, но уж какая есть. Именно он проживал в квартире, из окна которой по предположению Ивана Фёдоровича были выброшены останки, и это предположение подтверждалось и тем, что только в комнатах этой квартиры были найдены пауки, в изобилии сновавшие возле трупа внизу, конечно, если кожу с черепом можно назвать трупом. Кстати несколько паучков Крюков собрал, сейчас они ползали по стенкам банки. Может они, каким-то образом, помогут найти путь к решению, да только как? По убитой Тышлевской тоже пока ничего, жила в этом же доме, образ жизни вела достаточно замкнутый, в амурных связях не замечена, ничего определённого. Подходящий мотив для такого изощрённого, жестокого убийства никак пока не вырисовывался, разве что убийство на почве осложнившихся личных отношений. Но, в то же время, со Светловским убитая едва ли даже знакома была, тот въехал меньше месяца назад, а, зная строгий характер Софьи Адамовны, вряд ли было возможно за такой короткий срок завязать знакомство, переросшее в роман, да и соседи бы заметили. И как-то в голове не укладывалось, что поручик Светловский на почве, к примеру, неразделённой любви, напускает тысячи пуков, снимает с тела кожу, а потом выбрасывает её из окна своей квартиры. Бред, какой то! Но сбрасывать подобный вариант тоже нельзя, к тому же взамен предложить пока нечего, тем более, что поручик исчез бесследно, со вчерашнего вечера его никто не видел. Кстати, остальные фрагменты тела покойной также не найдены.
За окнами летний день подходил к окончанию, неумолимо стремясь перейти в ночь. Нестерпимо болела голова, давала знать усталость и напряжение. К тому же весь день с самого утра Ивана Фёдоровича не покидало ощущение, что за ним постоянно наблюдает кто-то, видит не только его самого, заглядывает через плечо, но и залезает в мысли и чувства, мистика какая-то. Всё, пора домой, к Лялечке и детям, и хотя бы на пару часов забыть о службе.