Обитают среди нас такие люди, которые сами, непроизвольно, будто бы магнитом притягивают к себе различные жизненные неприятности. Они вечно куда - то вляпываются, создают своими несуразицами немалые жизненные неудобства окружающим. Таких ещё называют "тревожные", а в армии - "ЧП ходячее". Ну, чрезвычайное происшествие то есть.
На роду ли у них так написано, планида им такая свыше отпущена, умом ли их Создатель обделил или запас жизненной удачи они уже исчерпали в прошлых жизнях.... Кто знает ? Встречаются подобные персонажи в жизни не так уж и редко, наверняка каждый может вспомнить о встречах с такими.
Мне тоже есть чем поделиться из воспоминаний. Служил какое - то недолгое время в нашем в полку лейтенант по фамилии Гловацкий. Вот уж настоящее "ходячее чрезвычайное происшествие". В чистом, можно даже сказать лабораторном виде. Бодрым козликом прибыл он в полк для прохождения службы. Выпускник элитного, образцово - показательного, одетого в строевой устав и застёгнутого на все пуговицы Московского общевойскового командного училища. Высокомерный, вышколенный cтроевик, модник и позёр, в возрасте чуть за двадцать. Отутюженный с ног до головы, весь из себя напомаженный. Просто идеальное дитя от брака строевого устава с уставом внутренней службы.
Видел уже мальчик вдали быстрые высокозвёздные перспективы и сразу же к ним зашагал. Размашистым строевым шагом, как и привык за четыре года на плацу в родной альма - матер. В себе не сомневался ни капли, пока сразу же не споткнулся об войсковые реалии и соль земли армейской, то есть об полковое братство товарищей прапорщиков.
Прапорщики в любой воинской части - это своя, особая, закрытая, хитровыделанная, всепроникающая каста. Один за всех и все за одного стоят, как те мушкетёры. Мафию образуют и мгновенно окольцовывают вокруг себя всё живое. Начальники всевозможных складов, столовых и бань с прачечными, техники, старшины рот, батарей. Каждый к каждому вхож, все повязаны общими делами, все друг другу помогают и всяк собрата своего готов прикрыть при нехорошем раскладе разных непредвиденных случаев. Ничего нет хуже, чем поссориться с этой братией, тесно сплетённой в невидимую, но очень прочную сеть.
Молодой лейтенант Гловацкий о том не ведал. В первые два дня службы он тренировался на бойцах. То есть измучил всех встретившихся ему на пути солдат, обучая их по - уставному, с московскими наворотами отдавать воинское приветствие. Чтобы всё было как положено - переход на строевой шаг за семь метров до старшего по званию, резкий поворот головы и прикладывание правой руки к головному убору. Отловленные лейтенантом бойцы дурели, ничего не понимая - откуда такое чудо в полк свалилось им на голову, зачем ? Некоторые уже на второй день стали Гловацкого издалека узнавать и обегали десятой дорогой от греха подальше. Cолдаты и так старших по званию всегда приветствовали, только спокойно, без московского конского строевого шага.
Гловацкий же был неумолим и абсолютно бескомпромиссен. Яростно натягивал устав на спокойную полковую жизнь На третий день службы в полку ему на пути не в добрый час встретился прапорщик Вася Кругалёв. Шёл себе слегка подвыпивший техник роты в возрасте чуть за сорок, в комбинезоне, перепачканный от праведных дневных трудов. Целый день мужик в парке спину гнул над застучавшим двигателем бронетранспортёра. До обеда был зол, пока не разобрался с техникой, потом поднял себе настроение. Попросту говоря, на грудь принял для нервной разгрузки. Шёл, песню себе под нос мурлыкал. Вдруг прапорщика аж подбросило от резкого, истеричного окрика:
- Товарищ прапорщик, ко мне !
Вася мгновенно забыл все слова исполняемой душевной песни и внимательно, хоть и слегка мутным взором посмотрел в сторону источника визга.
В пяти метрах справа от него стоял импозантный лейтенант - молокосос в глаженых сапогах, фуражке с неприлично задранной вверх тульей. Явно кто - то новый в полку.
- Чего надо ? - грубо спросил технарь.
- Как разговариваете, товарищ прапорщик ? Почему идёте, не замечаете и не отдаёте воинское приветствие старшему по званию ? - возмущённо возопил Гловацкий.
- Кому ? Тебе что ли ? Честь отдавать ? - искренне изумился Вася.
Сказать, что Вася ошалел от удивления - это ничего не сказать. Он просто одеревенел, если не выразиться грубее, правильнее, ёмче и привычнее.
- Ты вообще кто такой, лейтёха ? Ни разу тебя в полку не видел.
- Не ты, а Вы, товарищ прапорщик ! Сейчас же развернитесь, вернитесь назад и отдайте приветствие по уставу, как положено !
Давно никто так не пытался вытягивать в струнку и тренировать строевой подготовкой его, уважаемого и заслуженного, холимого и лелеемого в полку специалиста, знавшего любую технику до последней гайки. Что происходило в этот момент в Васиной голове сказать трудно, но протрезвел он от неожиданной встряски мгновенно. Уже и не помнил старый технарь, когда его в последний раз пытались вот так откровенно строить. Служил дядька исправно, дело своё знал крепко, командирами ценился высоко, со всеми общался ровно и дружески, никогда никому в просьбах не отказывал. Выпить, правда любил, да кто же у нас не пьёт в армии ? Зато техника у него в роте всегда сияла чистотой и на любом выходе в поля вела себя совершенно безотказно. Даже если где - то что - то сломается, у Васи всегда был под рукой полный ремонтный комплект из всего необходимого. Где он брал доверху набитую котомку нужного добра - Бог весть, но не припомню такого, чтобы у Васи нельзя было чем - нибудь нужным разжиться. Если кому он и отдавал честь, то только командиру полка и его заместителям, а всем остальным давно уже просто руку протягивал поздороваться.
- Вам ещё раз повторить приказание, товарищ прапорщик ? - почти взвизгнул Гловацкий.
- Слышь, лейтенант, - рассвирепел Василий, - тебя просто послать в сексуальный поход или, к примеру, голову свернуть тебе, щеглу, вот здесь, прямо на этом месте ?
- Товарищ прапорщик....
- Товарищем прапорщиком я стал, когда тебя твой дурной папаша даже ещё и в яйцах своих не носил. Короче лейтенант, иди ты на...., - резко махнул рукой Вася, - не доводи до убийства младенца.
Лейтенант так и остался стоять на дороге с разинутым ртом, потому что в его картину мира такое поведение младшего по званию никак не укладывалось. Он действительно не знал, как реагировать на внезапно рухнувшие мозговые конструкции, выстроенные четырёхлетней уставной дрессировкой в лучшем военном училище страны. Совсем не задался у юноши третий день службы в настоящих войсках.
Прапорщик, завершив свой ответ строптивому лейтенанту, демонстративно сплюнул, развернулся и, подёргивая от негодования плечами, пошел дальше своей дорогой в немом изумлении. Причём ситуация его так встряхнула, что он, протрезвевший, не преминул по пути домой зайти на продовольственный склад, где начальником служил Максимыч, такой же старый прапорщик, не раз проверенный в делах дружок.
Максимыч сразу понял, что с другом творится что - то не то. Предложил. Вася не отказался и, чтобы отойти от встряски и культурного шока, с ходу выпил стакан водки.
- Представляешь, Максимыч, этот мудель малолетний пытался меня выстроить и заставить строевым шагом ему честь отдавать за семь шагов, - горестно поведал обо всём случившемся Вася.
Максимыч оказался потрясённым не меньше самого потерпевшего Васи. Тёртого годами службы прапорщика трудно чем - либо удивить, но от услышанного у начальника продсклада глаза на лоб полезли. Он немедленно плеснул другу вторую порцию успокоительного. Постепенно, как мухи на мёд, из окрестностей гарнизона подтянулись к складу на запах зелья другие прапорщики. Они всегда чуяли, если что - то где - то наливалось. Долго еще старая гвардия обсуждала невиданную наглость надменного сопляка. Возникла было идея наказать строптивого юношу, но как - то быстро угасла. Мол, с дураков спрос малый, оботрётся ещё парень, ну а уж мы поспособствуем, мимо нас он всяко не проскочит в службе своей...
Гловацкий на следующий день не придумал ничего лучшего, как побежать жаловаться и докладывать о случившемся командиру роты, зампотылу и замполиту батальона. Требовал принять меры. Его негодующие словоизлияния встречались начальниками с деланным на лице сочувствием, но при этом и с плохо скрываемым недоумением. Ну да, мол, какой негодяй этот прапор, отвечали Гловацкому, не хочет жить по уставу. Вот мы его ужо прищучим. Но, само собой разумеется, все, кому лейтенант жаловался, внутри себя на самом деле только вздыхали сочувственно, думая про себя, что ничего, молодой ещё дурачок, поймёт службу, освоится.
Обтирать Гловацкого мафия полковых прапорщиков начала почти сразу же. Недолго он ходил напыщенным фанфароном и топорщил перья от собственной воображаемой важности. Через два дня после случая с Васей командир роты отправил лейтенанта на продовольственный склад получать сухой паёк для убывающих на стрельбы бойцов. Максимыч встретил Гловацкого с ласковой, внешне располагающей улыбкой, всё иезуитство которой затаилось только в еле заметно сжатых складках рта старого прапорщика.
- Что у Вас, товарищ лейтенант ? - вежливо и спокойно поинтересовался он.
Вымуштрованный кремлёвский курсант никак не хотел покидать естество Гловацкого. Он ответил начальнику склада деланым, а потому звучавшим фальшиво, неубедительным командным голосом, нервно дёргая при этом щекой:
- Для начала представьтесь, товарищ прапорщик и приведите себя в порядок, - рявкнул глупый москвич, - у Вас головной убор отсутствует и Вы не заправлены. Почему в таком виде перед старшим по званию, в чём дело ?
То верно было, совсем неуставной вид имел Максимыч. Он до встречи с Гловацким немного потрудился на складе, помогая кладовщику переставлять ящики и бочки с провизией, так что выглядел после трудной работы действительно не очень респектабельно, совсем не для строевого смотра. Поведение дурака, хоть и в лейтенантских погонах, его явно забавляло.
- Лучше уж без головного убора, лейтенант, чем совсем безголовым быть, - спокойно ответил старый прапорщик, - давай сюда свои накладные на выдачу.
- Не давай, а давайте, - опять фальцетом взвизгнул Гловацкий, так и не поняв смысла сказанного Максимычем, - обращайтесь, товарищ прапорщик как положено.
- Давать тебе, мудозвону, жена будет, если найдется какая дура за такого губошлёпа замуж выйти, - спокойно ответил Максимыч, - так что теперь, сейчас же покинь территорию склада, у меня по приказу инвентаризация начинается. Сохадзе ! Выпроводи гостей.
- Товарищи солдаты, - истошным голосом рявкнул было Гловацкий своим бойцам, но откуда - то из глубины склада спокойно вышел кладовщик, cержант Гела Сохадзе. Он уже успел отмыться и переодеться после погрузочных работ.
Гела - статный, крепкий грузин, готовящийся к дембелю, внешне выглядел ничуть не хуже лощёного лейтенанта. Носил глаженые хромовые сапоги, офицерское обмундирование, безупречно подогнанное под рельеф внушительной, спортивного вида фигуры сержанта, кандидата в мастера спорта по дзюдо. Щуплый Гловацкий рядом с ним смотрелся каким - то жалким пуделем на фоне питбультерьера.
Кладовщик вообще жил в своём, отдельном от полка мире. В прямом и переносном смысле. Счастливо и с комфортом обитал в таком для него родном, вожделенном, таинственном пространстве огромного продовольственного склада. На просторах складского помещения он даже оборудовал себе уютную тёплую биндюжку, где и отдыхал от трудов праведных. Широкая кавказская душа Сохадзе пела и радовалась среди стеллажей с тушёнкой, крупами, макаронами, рыбными консервами, овощами, комплектами сухих пайков, морожеными свиными полутушами 50 - х годов заморозки и прочего нескончаемого народного добра, щедро выделявшегося страной на прокорм армии.
В родном подразделении, куда Гела по штату был приписан, командиры даже забыли его облик. Зато на складе сержант Сохадзе полностью владел всей обстановкой, был настолько в своей тарелке, что мог без запинки назвать количество ящиков с тушёнкой и банок в них в самых дальних закромах огромного пространства. Больше всего он уважал резервы из неучтённых продуктов, которые сам регулярно и формировал.
Никого из начальства, кроме Максимыча, Гела не признавал, ни с кем из посещающих склад особо не церемонился. Пайкующиеся товарищи офицеры предпочитали водить с ним дружбу, потому что излишняя натянутость отношений неизбежно оборачивалась недовесами с пересортицей. Кому такое "счастье" надо ? Когда прибегали посыльные от командира полка или его замов, Гела обязательно находил возможность оформить паёк с крупным и вкусным довеском. На всякий случай, авансом, причём это работало всегда безотказно. Получая хороший привет с продовольственного склада, командование полка было уверено в стабильном завтрашнем дне, так зачем лишний раз тревожить ненужным контролем то, что само по себе исправно работает ? Правда, поначалу новый замполит полка, энергичный и принципиальный парень, пару раз попытался навести на складе порядок и привести Гелу более - менее к уставному виду. Пришлось кладовщику запускать через начальника продовольственной службы и зампотыла полка челобитную командиру. Командир что - то объяснил замполиту, а Гела в тот же вечер подкрепил объяснение дополнительной пайкой из немецких деликатесов, в огромном количестве доставленных утром из просрочки немецкого супермаркета. Была у зампотыла полка такая с немцами договорённость. Они нам просрочку, а мы им по возможности разное полезное военное имущество, аккуратно списываемое в разумных пределах. В знак благодарности и продолжения дружбы. Хотя просрочку немцы и так бы отдавали с радостью, чтобы с ней не возиться да не платить приличные деньги за утилизацию.
Продукты из супермаркета завозились раз в неделю, нигде никем и никак не учитывались, а просто выгружались на продовольственном складе. Расходовались по разумению и указанию зампотыла. Иногда даже солдатам что - то доставалось по праздникам. В основном - мороженое.
Что там та просрочка - день туда, день сюда, но у немцев в магазинах с этим строго, а уж зато наши тыловые люди как радовались ! Так что получив нежданно - негаданно большой пакет с баночными сосисками и консервированной ветчиной, сервелатом и мороженым, прочими приятными вкусностями, замполит полка сразу же всё понял и в дальнейшем продовольственный склад всегда обходил стороной. Единственное что сделал для отвода глаз и очистки собственной партийной совести - погрозил пальцем начпроду, что в случае чего будет ему ужо...
Природный ум, врождённая хитрость и изворотливость сержанта Сохадзе, его нужным образом подвешенный язык, понимание как естества человека в целом, так нюх и на каждого встречающегося индивида, позволяли ему выкручиваться из любых неприятных ситуаций. Ревизия ли, проверка какая внезапная или ещё что - то непредвиденное - Гела стойко держал удар, всё всегда проходило без сучка и без задоринки. Он даже потом на дембель ухитрился уехать на собственном, пусть и подержанном огромном зелёном мерседесе, до потолка заваленным разным ценным барахлом,. Строевая часть должным образом выправила ему все документы, и поехал парень в родные горные края. Не зря прослужил человек полтора года на продовольственном складе...
С Гловацким кладовщик даже не стал церемониться, а просто прорычал с неповторимым грузинским колоритом в голосе:
- Э, лейтенант, давай иди отсюда с мой склад по - хорошему. Всё, закрываем. Обед у нас, инвентаризация, санитарные мероприятия, иди, дорогой, куда тебе надо.
- Что ? - взревел ничего не понимающий лейтенант, в голове которого все смешалось, в мозгах наступил ядерный взрыв и полный раздрай. Ему, целому младшему офицеру, уже сержант тыкал и чуть ли не силой выпроваживал со склада.
- Э, иди, тебе я говорю, да, - начал горячиться джигит. Много ли ему, сыну гор, надо эмоций для взвода в боевое положение ?
- Товарищи солдаты, приказываю немедленно задержать этого сержанта и сопроводить со мной к дежурному по полку.
- Лейтёха, уйди подобру - поздорову, - взревел Максимыч, не выдержавший безумия происходящего, - сейчас ведь вынесем тебя отсюда ногами вперёд.
Молодые бойцы - первогодки растерялись и заметно струхнули. С одной стороны - приказ своего командира, с другой - скала в виде Гелы, который им обоим при надобности вмиг свернёт шеи, как цыплятам. Да и вообще солдаты как - то внутренне, инстинктивно чувствовали неправоту своего начальника. При этом рассудок подсказывал им, что не самое лучшее сейчас решение - поссориться с начальством продовольственного склада. Чревато. Товарищи в роте могут неправильно это понять.
Гела тем временем спокойно указал бойцам дорогу к двери, и те покорно, как зеки под конвоем, побрели на выход. Затем крепкой хваткой кладовщик взял заартачившегося было лейтенанта под руку и, когда тот дёрнулся, нежно сдавил область хлипкого сустава своими натренированными железными пальцами борца. Гловацкий взвыл от боли, задёргался, как щука на крючке и волей - неволей послушно покинул склад. Тут же побежал докладывать о произошедшем командиру роты.
Командир, Александр Михайлович Березовский, а для своих просто Михалыч, был взрослым уже мужиком в чине капитана. После доклада подчинённого лейтенанта о произошедшем, Михалыч рвал и метал от ярости. Гловацкий при этом был похож на побитого пса. Выплеснув негодование, ротный лично пошёл на поклон к Максимычу. Всё- таки друг друга они знали давно и по - настоящему уважали. Не отправлять же ему с утра пораньше бойцов в поля без пропитания.
После истории с Максимычем добрая весть о недалёком лейтенанте из Москвы быстро разбежалась по полку. Если случай с Васей ещё был воспринят хоть и с негодованием да изрядной долей юмора, то история на продскладе стала предметом живейшего обсуждения среди прапорщицкой братии. Решила мафия полковая всё же немного поучить юношу уму - разуму.
Вездесущая солдатская молва тоже не отставала. С первого же дня своей службы Гловацкий озаботился наведением уставного порядка во всей роте. Ничего старался не пропускать, никому огрехов не прощать даже в мелочах. Только никак не мог свежеиспечённый лейтенант взять в толк, что примерные молодые люди из Москвы, Подмосковья и разных крупных городов, среди которых он в училище обитал, немного отличаются от тех, кого широкими бреднями военкоматов собрали по аулам да кишлакам необъятной страны. Так что бойцы роты, привыкшие к некоторой размеренности устоявшегося солдатского быта, уже на третий день прокляли самого Гловацкого, его училище и того кадровика в штабе армии, который выдал такому офицеру предписание к ним в роту.
Надоумить лейтенанта, объяснить ему простые житейские истины взялся было Михалыч.
- Товарищ капитан, что я делаю не по уставу ? - изумленно спросил Гловацкий после получения первой порции словесного остракизма.
- Лейтенант, ты все правильно делаешь, только понимаешь, сдуру можно об устав и член cвой сломать в неподходящий момент. Потом ведь не починишь, а как со сломанным дальше жить ?
- Нет, товарищ капитан, я Вас не понимаю и не хочу понимать. Приучен соблюдать и следовать непреклонно.
- Ну, воля твоя. После поймёшь, лишь бы поздно не было. Да, кстати, завтра берёшь свой взвод и заступаешь в наряд по столовой. Нашей роты пришла очередь. Ты назначаешься дежурным и чтобы без всяких нареканий !
Тот наряд Гловацкий наверняка запомнил на всю жизнь. Чего бы проще, казалось ему. Построил бойцов, проинструктировал, распределил по объектам, задачи поставил, да знай себе ходи контролируй исполнение. Так он привык в безупречном училище своём, такая лёгкая последовательность действий отложилась в его ветреной юной голове. В пехотной роте пехотного полка всё оказалось несколько сложнее.
Как уже не раз бывало по установившейся тогда "моде", узбеки с азербайджанцами и прочие мусульмане сразу же и категорически отказались "делать женский работа", требовали "мужской работа", с которой в любой столовой всегда туго. Четверо славян в составе наряда из двадцати пяти человек ничего изменить не могли, да и не хотели. К тому же взвод решил заодно испытать своего нового командира на прочность, раз уж случай подходящий выдался. Да и отомстить за первые несколько дней попыток установить "жизнь по уставу". Не существовало никогда ничего более мерзкого и страшного для солдата, чем "уставной порядок".
Гловацкий начал в бессилии метаться перед строем, пытался что - то приказывать сержантам, но те только отводили глаза в сторону и тяжко вздыхали. Строй наряда был совершенно индифферентен к эмоциям лейтенанта. Он, взвыв от бессилия, приказал сержанту, своему помощнику, немедленно бежать в роту и доложить командиру обо всем происходящем безобразии.
Опытный, тёртый службой Михалыч уже всё заранее предвидел такой исход, ждал этого и был внутренне готов. Ротный сразу же снял Гловацкого с дежурства, поставив вместо него старшину роты прапорщика Миху Тищенко, с которым ни один узбек не рисковал вступать в дискуссию по поводу гендерной принадлежности работ. У Михи разговор был короток. Если какой - либо джигит начинал рассуждать об ущербности и недостойности женской работы для настоящего мужчины, всегда чуть подвыпивший старшина внимательно свербил его своим пронзительным, слегка загадочным взглядом глаз, покрытых какой - то легкой, но непроницаемой туманной дымкой. То был взгляд питона на предполагаемую жертву, взор удава Каа на стаю бандерлогов. После чего Миха обязательно в последний раз интересовался:
- Не будешь, значит, работать ?
- Не делаю женский работа я ! - обычно с вызовом отвечал боец.
- Будешь, сучонок, будешь, - спокойно вздыхал Миха, а затем резко приближался к бойцу и неожиданно, молниеносно тыкал его средним пальцем правой руки куда - то в область селезенки. Боец дико взвизгивал, подпрыгивал, падал на пол и с воем катался кубарем, не прекращая орать от боли.
- Вставай, контуженный и иди работай, - завершал воспитательную беседу прапорщик Тищенко, - тут тебе не гарем, баб и евнухов для прислуги нет. Самообслуживание.
Обычно этого хватало, но один раз нашёлся очень упёртый азербайджанец Мехтиканов, который, будучи дневальным по роте, вытерпел все муки от Михиного приёма, но при том всё равно категорически отказался брать в руки швабру и мыть пол в расположении. Предложил сделку:
- Товарищ прапорщик, я если в наряде и вот тут тумбочка, я на той тумбочка сутки стою не сходя ! Обещаю, клянусь ! Но тряпка в руки не беру.
- Стой, - равнодушно ответил ему Миха, - а если сойдёшь, то и не обессудь потом.
К чести Мехтиканова, он действительно ровно 24 часа простоял на ногах, не сходя с поста. Стоически вытерпел, верен остался своему слову. С последние часы наряда бойца просто корёжило от утомления и желания спать, ноги подкашивались, но он каким - то диким усилием воли приводил себя в чувство, раскрывал слипающиеся глаза, выпрямлялся, оправлялся и опять превращался в стойкого оловянного солдатика. Но и его Миха, несмотря на казалось бы неиссякаемый внутренний стоицизм бойца, вскоре окончательно доломал, заставил работать. Устал даже Мехтиканов корчиться от постоянной боли.
Миха по молодости где - то в спецназе ГРУ служил, вот и нахватался всего. Его только ближе к сорока годам определили старшиной в пехоту. Выпив, он любил рассказывать много интересного из своей прежней службы. Вот только секретов своих боевых навыков не раскрывал. Бойцы его страшно боялись, молва о Михе ходила как о какой - то легенде, чуть ли не об инопланетянине. Поэтому, как только прапорщик Тищенко появился в столовой, никаких вопросов ни у кого больше уже не было. Бойцы сразу же смиренно разбрелись по рабочим местам и приступили к своим обязанностям.
Снятый с дежурства Гловацкий, понуро опустив голову, не солоно хлебавши вернулся в роту:
Михалыч с усмешкой окинул взглядом юношу, напоминавшего побитого пса и произнес:
- Что вас там, в МОСДРОКУ не учили с личным составом работать, а, товарищ лейтенант ?
В аббревиатуре Московского высшего общевойскового командного училища, считавшегося лучшим в стране, Михалыч сознательно пару букв поменял - добавил. Так принято было то училище называть, не очень любили в войсках этих "кремлевских курсантов", застёгнутых на все пуговицы порою даже при личном общении. Сам - то Михалыч учился в Омске, чем страшно гордился.
Ротный не считал нужным быть далее деликатно - сдержанным в своих словах и действиях.
- От личного состава, товарищ лейтенант, я Вас временно отстраняю. Ближайшую неделю займётесь хозяйственными делами роты и будете какое - то время ночным ответственным в подразделении. Задачи буду ставить ежедневно. Командовать Вашим взводом будет пока другой офицер, по совместительству...
- Но, товарищ капитан, это недопустимо !
- Считай, что лично я, капитан Березовский, в своей роте это допустил. Попробуй, отпусти моё решение, лейтенант, так тебе небо с овчинку выйдет. Сейчас же шагом марш отсюда ! С утра получишь задачи и дальнейшие указания. К вечерней поверке быть в расположении и принять обязанности ответственного по роте. Всё, шагом марш отдыхать перед ночной сменой, без разговоров, нет у меня времени с тобой рассуждать !
Михалыч поднялся, нервно выдернул из пачки сигарету и закурил. Гловацкий страшно бесил его своим видом и откровенным фанфаронством уже с самого первого дня службы в роте.
Кое - как лейтенант перенёс своё первое ночное дежурство. Он постоянно бегал по казарме и пересчитывал спящих бойцов по головам, а по прибытии дежурного по полку явил собой просто эталон армейской выучки. Строевым шагом подлетел к прибывшему майору и чеканно доложил, что всё вокруг в порядке и иначе у него, Гловацкого, просто быть не может.
С радостью и воодушевлением лейтенант перед подъёмом передал контроль над личным составом командиру другого взвода. Гловацкого даже переполнила гордость и чувство выполненного долга от отсутствия происшествий. Хоть с одной простейшей задачей он справился, спокойную ночь обеспечил.
Отоспавшись и прибыв в роту после обеда, лейтенант получил от Михалыча ещё одну простую хозяйственную задачу. Нужно было по накладным на вещевом складе получить имущество для роты. Вообще - то с тряпьём разбираться - это обязанность старшины, но раз тот в наряде за лейтенанта отдувался, стало быть и лейтенанту не грех попыхтеть за прапорщика.
Выспавшийся и довольный, Гловацкий прибыл с двумя бойцами теперь уже на вещевой склад. Строить он там уже никого не пытался, обжёгся уже, но тон с манерами пока ещё сохранял и сразу же начал давать начальнику склада прапорщику Белогурову какие - то ненужные указания по поводу имущества, предполагавшегося к получению. Невдомёк было лейтенанту о том, что уже был запущен и работал сценарий мести, оговорённый сообществом полковых прапорщиков. Силки с сетями оказались расставленными, и Белогуров начал загон жертвы:
- Товарищ лейтенант, Вы извините, но Ваши накладные принять никак не могу. Неправильно заполнены. Вот, смотрите - тут оттиск печати нечёткий, тут подпись неразборчива и выходит за установленные пределы. Переделайте накладные, а потом уж и приходите, чтобы всё было как положено. Не могу брать на себя ответственность.
- Да Вы что, товарищ прапорщик, издеваетесь ? - возопил незадачливый Гловацкий.
- Никак нет, товарищ лейтенант, но приказы знаете ли, инструкции соблюдаю. Сами же понимаете - живи по уставу, завоюешь честь и славу. Вот я наш тыловой устав соблюдаю. От А до Я.
Никакие мольбы незадачливого лейтенанта на прапорщика не действовали. Начальник склада просто закрыл окно выдачи имущества перед носом растерявшегося юнца.
Ротный Михалыч, узнав о том, что выполнение элементарного поручения снова провалено, буквально взвыл белугой, разметал всё на столе канцелярии и отточено прошелся по Гловацкому ёмкой военной лексикой. Хорошо, что в это время в комнате не было того армейского кадровика, который определил Гловацкого в роту к Михалычу. Таких проклятий и эпитетов неизвестный товарищ из штаба армии наверняка никогда не слышал. Проклят он был до седьмого колена.
Успокоившись, Михалыч приказал Гловацкому оставаться в расположении роты. Чтобы чем - то занять никчемного офицера, капитан Березовский распорядился написать конспекты предстоящих занятий с бойцами по строевой и огневой подготовке. Сам ротный опять пошёл с накладными на вещевой склад лично кланяться прапорщику и вскоре вернулся оттуда с тюками полученного имущества. На лейтенанта даже и не глянул. Бросил только, уходя домой:
- К вечерней поверке быть в расположении. Чтобы в роте всё спокойно ночью было, без происшествий.
Неделю Гловацкий промышлял только ночными дежурствами и написанием конспектов. Всё это время Михалыч бегал то к комбату, то к командиру полка и замполиту. Христом Богом просил избавить его от этого недоразумения в лейтенантских погонах. Грозился даже лично пристрелить Гловацкого. Всюду ответом ему было только одно:
- Воспитывайте, товарищ капитан, своих офицеров.
Наконец, от безысходности и от того, что в роте на какое - то время остался из командиров взводов только Гловацкий, Михалыч снял лейтенанта с ночных дежурств и приказал ему провести с бойцами занятие по строевой подготовке. На полковом плацу. Оживился лейтенант, радостно вырос в собственных глазах на целую голову, ответил бодрым "есть!" и помчался строить личный состав. Ему бы сделать всё спокойно и методически выверенно, без ненужной экзальтации. То есть довести цель занятия, распределить бойцов по расчерченным на асфальте квадратам, дать указания сержантам по отработке конкретных приёмов и дальше просто поправлять, подсказывать, помогать, личный пример подавать. Уж в чём, а в строевой подготовке любой выпускник МОСВОКУ большой дока. Но и тут не заладилось на ровном месте. Окрылённый внезапным доверием командира роты лейтенант зачем - то решил начать занятие с хождения строевым шагом с песней. Бойцы зашагали, как привыкли, вяло затянули запев. Ни качество шага, ни исполнение песни лейтенанта категорически не устраивали, к другому уровню он привык в своём училище и потому решил во что бы то ни стало, здесь и сейчас добиться нечто подобного. Только вот бойцы не согласны были быстро переобучаться, тянуть ногу в строю чуть ли не к подбородку и громко орать музыкальное произведение. Лейтенант завёлся, приказал строю развернуться в исходное положение и снова пойти с песней так, как ему виделось. После второго разворота в исходное бойцы просто встали и замерли. Устроили молчаливую забастовку, на команды никак не реагировали.
На беду Гловацкого по плацу в это время шёл начальник штаба полка и наблюдал своими глазами забавную картину всего происходящего. Опытный подполковник оценил обстановку мгновенно, не став даже выслушивать доклад Гловацкого. Он приказал выйти из строя сержантам и немедленно развести подчинённые им отделения по местам отработки строевых приёмов. Одного бойца отправил в роту за Михалычем. До прибытия командира роты начал лично руководить занятием. Лейтенанта отстранил. У того аж ноги подкосились от осознания ужаса происходящего.
Михалыч, получив очередную "хорошую новость", в буквальном смысле слова взвыл. У него уже иссяк словарный запас ненормативных оборотов. Он понял, что в чем - то сильно провинился перед этим миром, и бытие воздало ему по полной, да еще с хорошей добавкой. Прибыл несчастный обездоленный командир роты на плац, доложил начальнику штаба о проводимом занятии. Тот, долго не рассуждая, оттянул Михалыча по полной и приказал ему лично руководить на плацу. Словами не передать то, что творилось в душе у ротного, не описать весь калейдоскоп захлестнувших его чувств. Собственноручно задушить Гловацкого было самым гуманным из его желаний на тот момент. Но никуда не денешься, строевую Михалыч провёл, после чего определил бойцов на политзанятия к замполиту роты на два часа, аккурат до обеда. Ярость немного улеглась, наступило время философского осмысления свалившейся как снег на голову действительности в лице такого вот подчинённого. Ротный приказал Гловацкому зайти в канцелярию, где немедленно выпил полстакана наимерзкопакостнейшего немецкого бренди "голд - корн", глубоко затянулся сигаретой и уже после начала действия душевной анестезии в какой - то расслабленной задумчивости спросил:
- Ну, лейтёха, как жить - то дальше будем ? Служить опять же...
- Товарищ капитан, я действовал согласно Вашему приказу и уставу.
- Дурак ты, лейтенант, так тебя жизнь ничему и не учит. Перед тобой же не чурки и не роботы, ты с живыми людьми дело имеешь. Ты хоть раз забудь про этот устав, пообщайся с бойцами нормально, за жизнь немного поговори. Ты же как офицер пока ни рыба, ни мясо, а строишь из себя какого - то Фридриха Великого... Смотреть смешно.
- Товарищ капитан, я стараюсь служить честно, добросовестно и не виноват...
- Это точно, что не виноват. Умишком только пока обделён, но нет в том твоей вины. Иди с глаз моих, конспекты пиши и будешь у меня опять пока несменяемым ночным сторожем, старшим машины и по мелким поручениям бегать.
Засопел лейтенант, надулся, покраснел, но ничего возражать не стал. Себе дороже. Повернулся через левое плечо и чётким шагом вышел из канцелярии.
Тут вскоре с ним еще одна беда приключилась. Он сдуру, вместо того, чтобы как все нормальные парни сразу же встать на трёхразовое котловое довольствие в офицерской столовой, решил себе самостоятельно в общаге готовить. Что ему в голову взбрело - Бог весть. Мало кто из холостого народа паёк натурой забирал, хлопот слишком много со всем этим харчем возиться. Да и толку ? Уйдешь вечером на то же ночное дежурство, а подвыпившие товарищи половину пайкового харча непременно изведут на закуску в твоё отсутствие, а потом только руками разведут. Мол, так уж вышло, брат, извини. Тут ничего не поделаешь - в большом коллективе лицом не клацай. Так вот Гловацкий после всего приключившегося в начале наступившего месяца пришёл получать свой персональный паёк на продовольственный склад, где проворно орудовал уже знакомый ему кладовщик Гела. Увидев лейтенанта, сержант Сохадзе невозмутимо произнёс:
- Тебе, товарищ лейтенант, нет ничего, не положено.
Он тоже был посвящён в план прапорщиков по укрощению строптивого офицера и действовал по инструкциям Максимыча.
- Что Вы себе позволяете товарищ сержант ?- взвизгнул Гловацкий, - как разговариваете ? Опять про субординацию забыли ?
Он при этом брезгливо - пренебрежительно махнул рукой, с явным раздражением в выражении лица, как это умеют делать только грузины.
- Мне начальник склада сказал, что весь твой документ теперь всегда неправильно оформлен и тебе паёк не давать никогда. У меня свой начальник и свой приказ, а ты давай иди со склада.
Лейтенанта всего перекособочило. Скажи ему кто - нибудь еще две недели назад, что с ним, выпускником элитного военного ВУЗа вот так будут разговаривать сержанты...
- Покинь склад, товарищ лейтенант, закрываю я, иду в штаб, - нетерпеливо и уже с ноткой раздражения в голосе повторил Сохадзе.
- Да я тебя, сержант. На гауптвахту, под арест, в дисбат у меня пойдёшь.
- Э, давай, выходи, - начал злиться Гела и даже стал напирать на лейтенанта своей широкой борцовской грудью, - ты не понял что ли, мне в штаб надо, бумага надо оформлять. Опять твой локоть больно делать что - ли ?
Будучи изгнан со склада, задыхаясь от возмущения и обиды от собственной беспомощности, Гловацкий сразу же снова побежал жаловаться командиру роты. Михалыч, выслушав незадачливого лейтенанта, привычно уже сердито крякнул и почесал в затылке. Потом вызвал в канцелярию cтарослужащего сержанта Киласонию, одного из столпов полкового грузинского братства. Попросил:
- Ираклий, задача тебе небольшая, но важная очень. Возьми вот у товарища лейтенанта документы, сходи на склад, получи у Гелы паёк. Если что, передай ему или Максимычу, что я очень просил, что нужно.
- Э-эсть, товарищ капитан, - бодро ответил сержант, выхватил у растерянного Гловацкого документы и тут же побежал на склад.
- Товарищ капитан, но это же неправильно ! Кладовщик должен быть немедленно наказан и посажен на гауптвахту надо. Разрешите обратиться к командиру батальона с рапортом ?
- Я тебе разрешаю обратиться только во всемирную лигу долбодятлов. Вот если там положительную резолюцию наложат, мы её рассмотрим, а ты пока обожди. Обратиться... Ты мне что хочешь предложить ? C продслужбой полковой контры навести, чтобы потом вся рота вместе со мной из - за тебя лапу сосала ? Ты дурак, лейтенант, простых вещей не понимаешь. Выбей уже из башки всю свою дурь мосдроковскую, опустись на землю и живи по - людски.
Засопел Гловацкий, краской лицо его налилось. Заученным жестом поднёс руку к козырьку фуражки и спросил:
- Разрешите идти ?
- Не разрешаю. Задача тебе будет, только давай в этот раз без глупостей и гонора твоего никому не нужного. В общем так. Надо немцам немного помочь ямы покопать. Мне приказано выделить рабочую команду в составе отделения. Возглавишь команду ты, с собой берешь палатки, шанцевый инструмент, сухой паёк, короче всё, что необходимо на неделю работы. Паёк на рабочую команду без тебя получат, ты уж не трудись. Куда выдвинуться - укажу дополнительно. Там поступаешь в распоряжение командира инженерно - сапёрной роты полка, он тебе на месте будет каждый день задачи ставить. Смотри, чтобы хоть сейчас без сучка да без задоринки всё, и не дай Бог хоть одна жалоба от немцев поступит или от командира сапёров. Уяснил ?
- Так точно, товарищ капитан ! - ответил вновь воспрянувший духом Гловацкий, обрадованный получением хоть какой - то задачи.
Не сложилось, однако, и в этот раз, только лишь грех вышел со смехом. Недоглядел лейтенант. На третий день командировки один из вручённых под его опеку бойцов хорошо с вечера поддал и под утро по какой - то своей неведомой надобности решил пробраться в расположение полка. По пути через городок приметил служивый возле гаштета несколько недавно выгруженных бочонков пива. Немцы что дети малые - иной раз по ночам у магазинчиков сгружают заказанный товар, накладную сверху камушком придавливают, чтобы ветром не унесло. Хозяева магазинов ранним утром всё приходуют, никто ни у кого ничего не ворует, не принято так в маленьких немецких городках. Вот и подумал про себя разухабившийся боец, что поймал он наконец - то свой миг удачи. Повалил один бочонок и покатил его по улице. Тяжёлый такой, железный, наполненный только что сваренным пивом сосуд загремел на булыжной мостовой центральной улицы. Ночью, когда в Германии царит полная безмятежность и даже писк комара слышен за километр. Да ещё и родные песни подвыпивший хлопец орал про ревущий и стонущий Днепр широкий, про "выдь моя зоренька, выдь моя ясная... выйди коханая"....
Днепр стонал где - то далеко, а вот бочонок с пивом на ночной улице резонировал на камнях отменно. На весь город. Разбуженные грохотом и пением бюргеры такого святотатства, можно сказать покушения на устои своего быта совсем не одобрили, и уже через несколько сотен метров паренька повязала полиция, а далее - обыденное. Немецкая каталажка, переговоры с командиром полка, компромисс в виде бесплатной солдатской рабочей силы на нужды муниципалитета, перевод бойца из немецкой кутузки на гауптвахту в комендатуру, пара - тройка ударов незадачливому жулику по зубам и печени от ротного, отсидка. Вот инцидент в целом и исчерпан.
Но армейский порядок предполагает ответственность командиров, так что Михалычу крепко досталось на орехи, растерзал его командир полка буквально на части и объявил строгий выговор. Вот что должен был чувствовать безупречный до того служака, как относиться ко всему происходящему ? Впору было идти стреляться, предварительно порешив злополучного лейтенанта...
После случившегося происшествия с пивом в роту Гловацкий не пришёл, а буквально приполз на брюхе, как нашкодивший пёс. У Михалыча уже не было ни моральных сил, ни внутреннего запала для расправы над доставшимся ему недоразумением.
- Вот ты сам мне скажи, лейтенант, что с тобой делать ? В какую дыру тебя засунуть с глаз долой, в какую щель замуровать навеки ? Ты же ходячее ЧП ! Я ночью иногда от страха просыпаюсь, когда ты мне снишься.
- Товарищ капитан, я могу служить нормально и готов, это всё какое - то стечение обстоятельств.
- К чему ты готов - то ? Тебе на продскладе сержант даже паёк твой законный не выдаёт и вышвыривает пинком под зад, вот до чего ты дошёл. Короче, начинай с того, чтобы с прапорщиками в полку замириться. Без этого тебе беда, не будет жизни и толку от тебя в службе никакого не будет. Если против тебя пошла целая мафия, считай что пиши пропало, так что исправляйся быстрее.
- Как сделать, товарищ капитан, подскажите.
- Идешь и каешься, но не с пустыми руками. Бери с собой сразу ящик водки, закуску, назначай время. Собирай всю эту шатию, пои её и прощения просить не уставай. Хоть на коленях стой ! Что всё не зла глупости делал, а по малолетству. Проси, чтобы ума тебе старые вложили в мозги, а сам слушай и вникай. Они, прапорюги, как выпьют, очень говорливыми становятся, а раз ты их уважишь, да ещё попросишь уму - разуму научить - тут только запоминай служивую мудрость. Всё тебе простят.
- Понял, товарищ капитан.
- Ещё раз говорю, а ты запомни: устав - это инструмент общей регламентации процессов и управления. Пользоваться им надо аккуратно. Без ума можно много нехороших дел натворить. Ты определись что для тебя главное - всё вокруг под устав подвести и выжечь калёным железом или нормально задачи выполнять, в целом устав при этом не нарушая. Надо некоторые допуски давать, жизнь под каждую уставную строчку не подгонишь, а ты прямолинеен, как отбойный молоток. Ты вот бойцов своих разозлил - так они тебе сразу же в столовой да плацу ответили. Говорил же тебе уже, что это люди, а не роботы, чтобы с ними разговаривать только "равняйсь - смирно - шагом марш". Всё хорошо к месту и ко времени. Ты с ними нормально, по душам поговори, поддержи, похвали лишний раз, покури вместе, поешь за одним столом с ними, побалагурь. Они же потом для тебя горы свернут, а ты им, дурак, только "стой, ко мне, да как честь отдаёте". Ты же в их глазах эдаким строевым болваном выглядишь с уставной программой и одной извилиной в голове. Если, не приведи, тебе в бой завтра с ними ? Как воевать - то будешь ? Пристрелят же они тебя в первой атаке.
Крепко задумался Гловацкий, но вскоре всё сделал по слову Михалыча. Прапорщиков напоил, наставления многословные в свой адрес терпеливо выслушал. Прощение от полковой мафии получил и доступ ко всем складам.
Сдержал лейтенант после этого на время свой норов, даже научился немного с бойцами разговаривать на темы, со службой не связанные. Михалыч успокоился и вскоре потихоньку начал ставить лейтенанту задачи по службе, а тот кое - как их выполнял. Вроде бы жизнь стала налаживаться. Гловацкий перестал быть несменяемым ночным сторожем, приступил к проведению занятий, пошёл в наряды и караулы, внешне приободрился. Почувствовал себя вновь оперённым. Не то чтобы его сразу все возлюбили, нет, но в целом отношение к себе Гловацкий как - то выровнял, стал опыта набираться.
Ненадолго, однако. Своим чередом пришло время планового пятисоткилометрового марша. Каждую осень его проводили по дорогам Германии в составе всей техники полка. Как учебное мероприятие, чтобы молодых водителей боевых машин обкатать. Гловацкий распределил экипажи в своём взводе, установил порядок смены водителей. Сам уселся на башне одного из БТРов, за руль которого был определён молодой, только что выпустившийся из учебки казах Жанбеков.
Из полка колонна батальона выехала нормально, восемь километров до следующего городка тоже проехали без происшествий, после чего нужно было совершить резкий поворот влево с основной дороги на просёлочную и двигаться дальше. Вот тут - то Жанбеков сильно оплошал. Неопытный был, не вписал массивную машину в крутой поворот и с разгона влетел в столб линии электропередач. Переломанный от резкого удара железный столб рухнул прямо на бронетранспортёр, чуть не придавив расслабившегося на броне и растерявшегося от неожиданности Гловацкого. Провода с одной стороны линии оборвались, заискрились, свалившись на землю возле машины.
Перепуганный лейтенант за шкирку вытащил молодого бойца с места водителя, сам прыгнул за руль и быстро вывел БТР из опасной зоны поражения электричеством. Всё это воочию наблюдал Михалыч, который, повернув первым, остановился на обочине и спокойно курил на башне своего БТРа, наблюдая за движением ротной колонны. До неловкого манёвра Гловацкого ничего не предвещало беды, а потому капитан был совершенно умиротворён и блаженно предвкушал скорый привал и обед.
От увиденного порушения столба дымящаяся сигарета выпала из широко раскрытого рта Михалыча, в глазах потемнело от ужаса. Фактически вот только что он со своими олухами обесточил на время целый немецкий город.
Лейтенант, выскочив из зоны возможного поражения током, подъехал к командирской машине, вылез по пояс из люка, захлопал глазами. Ротный, поперхнувшись, быстро взял себя в руки, и не скрывая негодования в голосе, приказал:
- Вставай в колонну, долбодятел недотраханный, бегом продолжай движение, потом, на привале разберёмся.
Не успели бойцы на намеченном месте привала вылезти из машин, как со скоростью снайперской пули примчался командир полка на своём козлике "УАЗ". Его, товарища полковника, немцы всполошили недоброй вестью. Наблюдательный они народ, основательный. Всё видели, номер машины запомнили, пригласили полковника засвидетельствовать происшествие и личное почтение к пострадавшему городку...
Кипящий гневом и состраданием к собственной военной судьбе, Михалыч не успел даже от души тюкнуть лейтенанта регулировочными флажками по заднице, мечту о чём лелеял в нетерпении целых два часа до предстоящей остановки. Не говоря уже о заготовленной словесной тираде.
Командирский козлик резко остановился на обочине, обдав окружающее пространство клубами пыли. Полковник выскочил из машины и проревел:
- Березовский, ко мне !
- Капитан Бе..., - начал было лепетать мухой подлетевший капитан, но командир полка тут же его перебил.
- Кто у тебя, старого мудака, старшим 623 - ей машины ?
- Лейтенант Гловацкий, товарищ полковник.
Полковнику всё сразу стало ясно. Он закатил глаза вверх, мотнул головой, расстегнул подворотничок, будто ему воздуха не хватало, что - то мыкнул, опять покрутил головой, закурил. Немного успокоился. Уже прибежал взволнованный комбат, который ехал в самом начале колонны и ничего худого не ведал.
- Значит так, комбат, капитан тебе обо всём доложит. Марш после привала продолжать по графику. Лейтенанта ко мне.
Когда Гловацкий на негнущихся от страха ногах прибежал к командирской машине и доложил о своём прибытии, немного успокоившийся отсутствием жертв среди личного состава полковник спросил:
- Лейтенант, ты какое училище заканчивал ?
- Московское, товарищ полковник !
- Что же там так изменилось, чего же ты нас всех, выпускников позоришь - то ? То боец у тебя нажрётся и бочки с пивом ночью по городу катает, дискотеку населению устраивает, то другой воин целый город обесточил. Ты работать - то с личным составом умеешь, Гловацкий ? Учат сейчас этому в нашем родном училище ?
- Так точно, учат, товарищ полковник.
- Выходит, только ты неучем и остался. Ладно, потом разберёмся. Готовься, капитан, покупай вазелин, да с лейтенантом вон поделись, а я пока к бургомистру поеду договариваться. Опять полку за вас, раздолбаев отрабатывать придётся. Молитесь, чтобы бургомистр сговорчивый попался. Эх..., - махнул рукой полковник, впрыгнул в машину. Взревел мотор, и козлик резко дёрнулся в направлении обесточенного городка.
Михалыч доложил комбату о случившемся. Тот окинул лейтенанта сочувственным взором, тяжело вздохнул, поинтересовался как такое могло произойти, чей недогляд, что за боец за рулём был. Потом приказал поменять водителя на опытного дублёра - дембеля. Их, опытных, всегда брали с собой в марши.
Ротный зло сплюнул, от всей души замахнулся на Гловацкого флажками, но бить не стал, сдержался, только выдавил из себя:
- Ещё хоть что.....
Не договорил, засунул флажки в голенище сапога и ушёл.
Это "ёще что" в тот день всё же случилось. На очередном привале старослужащий азербайджанец Рзаев, заменивший по приказу комбата неопытного Жанбекова, начал бунтовать. Он доказывал Гловацкому, что не для того в общем - то учебные марши устраиваются, чтобы эксплуатировать дембелей, а молодые щеглы при этом радовались бы жизни в качестве пассажиров да окрестности изучали. Требовал справедливости, угрожая в противном случае внезапно заболеть.
Гловацкий немного растерялся, но, пораскинув мозгами, решил для себя, что приказ комбата он выполнил, на время отстранил Жанбекова от управления, дал ему прийти в себя. Поэтому разрешил обратную замену.
Незадолго до ночного привала колонна по своему маршруту следования втянулась в небольшую немецкую деревню. Поздним вечером, когда солнце почти уже село, а ночная мгла только начала проявляться, вдоль забора деревенской кирхи шла по своим делам немецкая бабушка, и ничто ей не предвещало плохого в тот вечер. Не могла же она знать о существовании на планете рядового Жанбекова. Дорога колонны по прямой упиралась аккурат в забор церквушки, после чего делала резкий поворот налево. Видимо, в этот день сработал закон парных случаев. Либо действительно туго было у бойца с навыками сворачивать влево. Отсутствие такого умения одобряется только в семейной жизни. Одним словом, бабка и БТР едва избежали печальной встречи друг с другом. Как - то ветхая старушка умудрилась по - кошачьи, не по своим почтенным летам отпрыгнуть в сторону, упасть и отползти откуда - да то снизу, из под края бронелиста. Жанбеков, успевший хотя бы скорость загасить до минимума, уткнул нос боевой машины в добротный, крепкий, средневековой постройки забор как раз в том месте, где шла старушка. Лязг брони о древний камень, наложенный на вой и визг бабки составили чудесную полифоническую мелодию, от которой ехавшего следом Михалыча подбросило вверх. Он чуть с брони на землю не слетел кубарем, бедолага.
Сам спрыгнул через мгновение. Задыхаясь от волнения, ротный в два прыжка подлетел к забору, поднял с земли ошалевшую от страха и что - то истерически шпрехавшую старушку, помог ей отряхнуться. Раз десять произнёс "иншульдиген зи битте, бабуля", а закончил извинения загадочной для старушки фразой: "лёйтнант капут, фрау, капут". Этими словами почти и исчерпывалось знание Михалычем немецкого. Затем капитан приказал старшине бросить в вещевой мешок три комплекта армейского сухого пайка и торжественно вручил медленно приходящей в себя фрау. Та, испуганно озираясь, начала тараторить привычное "данке шён". Поклонился Михалыч, отдал честь. Ожившая бабка заковыляла дальше в сторону ворот кирхи. Ей явно было за что отблагодарить Создателя в этот вечер.
Разобравшись со старушкой, Михалыч увидел, что из люка БТР торчит перепуганное лицо Джанбекова и зашёлся от праведной ярости:
- Лейтенант, твою в дивизию мать ! Тебе же комбат лично приказал поменять эту обезьяну за рулём, так какого хрена она у тебя там делает ?
- Так я поменял, товарищ капитан, приказ выполнил... Просто на привале обратно его сменил. Дал Рзаеву отдохнуть, он на болезнь жаловался, - слукавил Гловацкий.
- Где б мне найти такую б...дь, чтоб на тебя её сменять ? Рзаева за руль немедленно ! - зло ответил Михалыч и, отбегая к своему БТР, рявкнул:
- Рота, продолжаем движение, догоняем колонну !
На следующий день марш завершился. Рзаев, не вылезавший больше из - за руля, был зол и на каждом привале гонял Жаспанова обслуживать машину, только успевал задания придумывать молодому водителю.
По прибытии в расположение Михалыч второй раз за два месяца получил от командира полка строгий выговор. Такого со старым служакой не случалось давненько, ещё с училищных времён. Гловацкого наказал комбат, а ротный, злющий от свалившейся на него и растянутой во времени беды, ещё добавил. Неделю мариновал лейтенанта ночным ответственным, а потом отправил с глаз долой старшим рабочей команды в распоряжение начальника полигона - копать, траву косить, деревья рубить, мишени чинить...
Какое - то время после возвращения из полигонной ссылки и встряхнувшийся от произошедшего на марше Гловацкий умудрялся не влезать в нехорошие истории, сосредоточился. Даже мало - помалу заработал пару благодарностей от старших командиров. Да разве дурню наука надолго впрок ? Следующим из "творений" лейтенанта стала его неожиданная женитьба.
В полку располагалось отдельное женское общежитие для незамужних вольнонаёмных гражданских лиц, работавших в тыловой службе и санитарной части. Это добротное двухэтажное строение являлось путеводной звездой, предметом вожделения молодых лейтенантов и прапорщиков, не успевших обзавестись подругами жизни. Поддавши после субботних полковых дискотек, они, бывало, как мартовские коты бродили ночами вокруг заветного здания, глазели на окна, искали случай попасть вовнутрь, зацепиться за рюмку или языком за какой разговор с продолжением.
Вольнонаемные девушки, в меру блудливые искательницы лёгкого быта с дальним прицелом на обустройство судьбы - это целый эпос. Без них, тружениц, никак было не обойтись в солдатских и офицерских столовых, в санчастях и госпиталях, в прачечных, клубах, библиотеках, на складах, в магазинах военторга. На Родине девушкам - соискательницам заграничного паспорта приходилось пройти через многие препоны и постели, чтобы получить вожделенное трудоустройство в гарнизоне на щедрой немецкой земле.
Вольняшки, как их называли, разные цели преследовали и вели себя соответственно собственным жизненным ориентирам. Никаких шансов не было у какого - нибудь молодого прапорщика обрести себе подругу, ранее уже занятую кем - то из офицеров штаба дивизии, пусть и женатого, но поспособствовавшего даме получить должность, неплохо оплачиваемую в твёрдой валюте. Потому - то шалости с лейтенантами, скрыть которые в замкнутом гарнизонном пространстве было невозможно, не приветствовались и редко кому прощались.
Некоторые девушки, не слишком угнетенные "отеческой" заботой со стороны старших начальников, преследовали иную цель - обрести наконец семейный покой и иногда своего даже добивались. Всем везло по - разному, но кому - то в игре с судьбой иной раз даже удавалось сорвать настоящий куш. Прочие дамы просто крутили короткие романы, что было совсем нетрудно. Огромным спросом пользовались даже те девушки, у которых на Родине шансов было совсем мало. На безптичье и лягушка жаворонок, так что свободные мужские места в женском общежитии почти всегда отсутствовали.
Вот так и вышло, что одна видавшая виды дама в возрасте чуть за тридцать накинула безбрежность собственных чар на юного лейтенанта Гловацкого. Звали ту девушку из глухой провинции Оля, работала она продавцом в полковом магазине системы военторга. Непростая судьба и выдубленный жизнью характер явственно читались на её лице. Ко всему комплекту достоинств прилагался соответствующий лексикон, который ежедневно воплощался во фразы, обращаемые к не очень понятливым покупателям. Видимо, именно ёмкость, краткость, но при этом изысканная фольклорная витиеватость тех словесных выражений искренне пленили лейтенанта, и пропал человек. В женском общежитии сначала исчез, а потом уж и вовсе.
Всё было заранее спланировано. Незадолго до знакомства с юным поклонником Оля лишилась опеки в штабе армии. Её звёздный покровитель убыл служить на Родину, так что дама оказалась совершенно свободной от всяких обязательств. Случайно прознала девушка про юного лейтенанта из Москвы, из приличной семьи и всесторонне подготовилась к атаке. Что ей, опытной охотнице очередная юная жертва ? С половины прыжка и одним лишь нежным прикосновением лапы уложить Оля мальчика в постель. Одной дискотеки для этого хватило.
Михалыч, узнав о намерении Гловацкого сочетаться законным браком, опять сокрушённо крякнул и прямо спросил:
- Ну и зачем тебе это, лейтенант ? Нафига попу гармонь ? Ты ещё молодой, а сам в петлю лезешь. У тебя знаешь сколько таких профур ещё будет ?
- Не называйте её так, товарищ капитан, я Олю люблю очень !
- Ну да, любовь зла. Ты хоть и мудозвон редкий, но всё равно живой человек, да ещё и подчинённый мой. Жалко же тебя, дурака.
- Сам разберусь, товарищ капитан.
- Ну, вольному воля, разбирайся.
Женились влюбленные прямо по месту службы, ибо не из тех была новобрачная, чтобы внезапно ниспосланное ей счастье из рук упускать промедлением действия. Лейтенанту двадцать два года, папа у него - высокозвездный генерал, в Москве служит, мама там же преподаватель филологии, да еще и профессор, доктор наук, кафедрой заведует. Было Оле за что бороться.
Такой вот фортель выкинул сын из образцово - показательной семьи, привез сноху в отпуск со всем её словарным запасом и манерами от военторга. Маме, статусному филологу, подарок сделал на предстоящий юбилей.
Что там в Москве было и какой объём коньяка с валерьянкой пришлось выпить родителям, во сколько этажей мата строил папаша фразы во время личного общения с непутёвым сыном - о том история умалчивает, только вот весьма погрустневшие молодожены вернулись из отпуска значительно раньше установленного срока. Но отношений, что интересно, не прекратили, крепко девушка нацепила блесну на кремлёвца.
Кое - как, через вечные душевные терзания и страхи Михалыча, Гловацкий продолжал служить, пока опять недобрая полоса не началась. Раз уж на роду человеку написано быть бедоносцем, то судьбу не обманешь, только смириться остаётся.
Один раз на занятиях по огневой подготовке лейтенант, контролируя выполнение упражнения, зачем - то рванул вперёд пулемётчика, тренировавшегося в стрельбе на ходу по поднимающимся целям. Как назло, пулемётчик споткнулся о какую - то рытвину. В ожидании появления мишени боец держал палец на спусковом крючке и, падая на землю, случайно нажал на спуск. Пулемётная очередь взбороздила вокруг лейтенанта землю, а одна пуля по касательной прошла сквозь голенище его сапога, испортив обувь, содрав только кожу и небольшой кусок мяса. Чего он побежал, как северный олень за приключениями, Гловацкий и сам потом не мог объяснить.
Наблюдавшему картину "боя" Михалычу, руководителю занятий и ответственному за всё происходящее, стало плохо. Хорошо, что рядом обреталась Машка Анкудинова, прапорщик, батальонный фельдшер и редкая шкура. Она быстро оценила обстановку, мгновенно обработала воющему от боли Гловацкому рану, перевязала ногу. Учитывая лёгкость ранения, случай решили из полка не выносить, но Михалыча опять взгрели по полной. Мужик и вовсе стал жизни не рад, ноги его уже на службу в роту не несли.
Буквально через месяц лейтенант снова "отличился". Проводил он со своим взводом занятие по метанию боевых гранат из люка бронетранспортёра. Пустяковое вроде бы упражнение. Как парняга умудрился выронить из рук гранату с выдернутой уже чекой - одному Богу известно. От излишне резкого рывка за чеку граната из потной ладони лейтенанта соскользнула прямо в люк. Гловацкий соскочил с БТРа со скоростью охотящейся змеи. Сразу же после этого, через положенные четыре секунды внутри машины произошёл взрыв. Хорошо хоть, что тренировались не на серьёзных "лимонках", а на жестяных противопехотных РГД - 5. Но всё равно внутренности боевой машины были крепко повреждены. Техник роты, представляя себе объём будущей работы по ремонту, буквально негодовал и посылал небу проклятия в адрес криворукого недоразумения. Пришедший в себя, но совершенно уже опустошённый Михалыч, отстранил Гловацкого от всего вообще и немедленно прибыл к комбату с рапортом.
- Товарищ подполковник, либо этого кренделя прямо сейчас убирайте, либо я прошу перевода в другой батальон. Заикой ведь скоро стану. Спать уже перестал, пью вдвое прежнего, на жену совсем не тянет. Да разве это жизнь ?
- Cаша, всё я понимаю. Поспособствую. Сам уже весь дёргаюсь после того случая с пулевой царапиной, только и жду ещё чего - нибудь такого. Это где же такое чудо надо было нарыть ?
- Даже вспоминать не хочу про ту царапину, товарищ подполковник, этот дурик давно уже царапнутый, ещё при рождении. Просто уберите его из роты хоть куда, вот и всё. Давайте до греха не доводить. Иначе я лично в прокуратуру армейскую напишу о порче военного и народного имущества в виде бронетранспортёра путём халатного обращение с боевой гранатой. Пусть лучше посадят его, может хоть живой останется да поумнеет заодно.
- Это лишнее, Михалыч, сам понимаешь. Всем только навредишь.
- Да понимаю я. Может папе его как - то весточку послать, пусть порешает. Жути для верности в семейство нагнать, судом трибунала пригрозить. Надо, чтобы папаша забрал отсюда отпрыска куда подальше.
- Вот то ты дело предлагаешь, - оживился комбат, - давай с командиром полка посоветуюсь.
- Только не откладывайте, товарищ подполковник, не могу его уже видеть.
Комбат не стал откладывать и в этот же день прибыл к полковнику с предложением выйти в верхние инстанции и быстро решить вопрос с Гловацким. Командиру полка тоже не улыбалось постоянно сидеть на пороховой бочке в ожидании очередного ЧП. Он даже Михалыча не стал наказывать за гранату, ограничился лишь сочувственной назидательной беседой.
Лейтенант в итоге отделался вполне сносно для себя. По военным инстанциям "благая весть" дошла до его папы очень быстро. Родитель, скрепя сердце и находясь всё ещё в обиде на недавнее бракосочетание непутёвого блудного сына, всё же поддался отцовскому чувству, нажал на нужные рычаги. Чтобы с глаз долой из Германии, но без последствий для карьеры, да и дурь заодно выбить из головы. Гловацкий в итоге получил предписание убыть командиром взвода в курмыши Забайкалья. На "радость" какому - нибудь тамошнему товарищу капитану.
Московский генерал хотел ещё одного зайца этим "выстрелом" убить, и хитрый расчёт папаши оказался иезуитски верным. Недавно обретённая "молодая" жена отклеилась от лейтенанта сразу же после получения им предписания. Предпочла остаться в Германии. Мало ли тут ещё таких же озабоченных юных дурачков вокруг неё будет виться ?
Максимыч, проводив Гловацкого в дальние края, перекрестился и напился от великой радости. Протрезвев, он заметил, что трава вокруг опять стала зелёной, а небо голубым. Мир, окрашенный почти год в чёрный цвет, вдруг преобразился, засиял яркими красками жизни. Тяжеленный камень будто бы отпустил с души старый капитан.