Вяз растолкал рано, с первыми петухами. Поднялись легко, лишь Каурин что-то проворчал про себя. Умылись, проведали коней, обнаружив их всех с аккуратно заплетёнными гривами и хвостами, поблагодарили за заботу конюшенника, услышав в ответ смущённое "Чего уж, кони-то какие, могли бы и сами обиходить получше". Повозились заодно с Вязом по хозяйству: задали корму коровам да кабанчикам, вместе быстро накрыли корьём копёнки сена, смётанные в дальнем углу заднего двора.
Позавтракали не спеша. Дети ели чинно, не галдели, не мешались, не капризничали, во всём подражая взрослым. По обычаю, накормили и огонь в печи, и домового не забыли. Немного погодя оседлали коней и отправились на княжой двор.
На улице Каурин спохватился:
- А Бруньку-то мы зачем с собой взяли?
- Ну не назад же вести, - махнул рукой Вяз, - Да и сама ведь идет, на себе нести не надо.
Входя в ворота, ещё издали заметили Лютика. Парень в полной боевой выкладке, при мече, стоял у крыльца, перетаптывался, не знал, куда девать собственные руки. Сильные пальцы верзилы нервно мяли широкий пояс турьей кожи, не замечая, что уже разодрали толстенную кожу чуть ли не наполовину.
Вяз задумчиво поскрёб мозолистую кожу подбородка, давно огрубевшую от шеломного ремня:
- От, ёлки, а я чего брони не надел!
- А чего, разве надо было? - спросил Марцинковский.
- А кто его знает! - отозвался десятник, - Вот скрута-то возьмёт князь и зашлёт к лешему на кулички, упырей гонять, и собраться не даст. Игорь-то Святославич крут, хоть и отходчив, да вина моя немалая. Отошёл ли княже за ночь, кто его знает?
Сзади раздался дробный конский топот. Они оглянулись. Во двор бешеным намётом влетел вершник, резко осадил коня у самого крыльца, подняв на дыбы. Орлиным крылом взлетел и опустился на конский круп алый плащ-мятель. Рыжий жеребец приплясывал на месте, прядал ушами, широко раздувая нервные тонкие ноздри, бил тяжёлыми копытами по кладям, выбивая крупную щепу. Всадник легко соскочил, чуть звякнув нижними звеньями кольчуги, поправил два длинных меча, укреплённых за спиной, улыбаясь, обернулся к стоящим, оказавшись Базлаем:
- По-здорову живём!
- И тебе того же, тем же концом и по тому же месту, - полушутливо-полуворчливо ответил Лютик.
- А ты чего заявился? - спросил Вяз.
- Князь позвал, - вздохнул Базлай, - Видать, за то, что три дня пропадал.
Базлай обратился к Дедкину:
- Братцы, вы уж подтвердите князю, что меня в небесах видели. Ну, как я на этом вырюге летел.
Ему пообещали.
Собрались уж было заходить, как на крыльцо терема вышел сам Синегорский князь. Пригладил усы, прищурился хитровато:
- Здорово ночевали, молодцы!
Дружно поклонились в ответ:
- И тебе доброго утра, Игорь Святославич!
Князь фыркнул деланно-сердито, пряча улыбку:
- Кой-кто мог бы и в пояс, вины своя памятуя. Иль за ночь забыли?
- Помним, всё помним, - хором откликнулись Вяз, Базлай и Лютик.
- То-то! И доколе так будете разляляями жить-проживать? Так ведь ты Лютик Стойгневыч, ни в жизнь до Лютобора не вырастешь, а ты, Вяз Первушич, не токмо в старшой дружине не удержишься, а и в младшую взять побоюсь. Коли вы уж так любите без броней ходить, так на кой ляд вам они вообще? Может, ну её, службу ратную? Тяжела ведь больно! Распаши огнище, засей, заборони, да и жди себе урожаю. Во, житуха, а! Иль в охотники промышлять? Тоже баско! А ты, Руслан Глебыч, может вовсе решил на весь век свой в младенях сопливых остаться? Ну, то ничего, покуда маманя родная проследит, нос утрёт, а после - сыщем кого на замену. Кормилку-то не надо приискивать? А то, может, тебе и титьку ещё требуется? Зубки-то хоть прорезались? Ой, ли? Ну, гляди тогда!
Дружинники стояли молча. Игорь усмехнулся:
- Молчите? Языки дома пооставляли? Добро! Мне молчаливые тоже сгодятся. В ратном деле язык не нужен. Так порешим: ты, Вяз, покуда из старшей дружины в молодшую перейдёшь десятником, и эти двое в твой десяток. Ну, и пришлых себе бери, учи, потей с ними, но чтоб через месяц они у тебя уже ведали, за какой конец рогатину берут, и какого цвета у какой стрелы ухо. А ежели они при том ещё и лук натянуть сумеют, не покалечась, то при всех тебя расцелую. А ежели без шуток, так сделай так, Первушич, чтоб они у тебя хоть при первой сшибке в живых остались. Времени на учёбу мало ныне, великие рати грядут. Ранее, сам знаешь, и не взял бы таких перестарков. А теперь каждый человек дорог. Сейчас ведите их на двор, да посмотри, к чему способны. Ну, и учить сразу начинай. Сначала пешему бою, выездку да конный бой оставь, не до того. В седле держатся и ладно. Ко мне вон вчера с полуденных земель дальних чуть не полторы сотни ратников прибёгло. Амазуличи прозвищем. Чёрные, как головёшки, я раньше про таких из книг только и ведал. А тут на тебе - под моим стягом служить станут. Так те на коне в жизни не сидели. И то беру, нехай пешими бьются, как привыкли. Старшой их - Умслопогас прозвищем уж и роту мне принёс. Сотника только им нашего поставить хочу, чтоб в бою приказы не путал. Речь-то у них, конечно, на нашу схожа, да при спешке не всё разобрать можно. Пока не подобрал. А вас всех в ту сотню и затолкаю, чтоб вместе правильному бою учились. Они, вишь строя боевого не признают, россыпью бьются... А это кто ещё пожаловал? - Князь, прищурив глаза, уставился в сторону ворот.
Во двор, верхом на массивном рослом жеребце "зелёной" масти въезжал немолодой витязь с непокрытой коротко остриженной головой. Лицо его было непривычно выбрито начисто. Следом бежал крупный лобастый волк с перевязанной грудью. Неспешно приблизился, легко соскочил, поклонился князю:
- Здрав будь, Игорь Святославич! На службу к тебе отъехал.
- Будь здрав и ты, воин! Как звать-величать тебя, от кого отъехал, сколь воев на службе под началом держал.
По лицу князя было заметно, что он крайне доволен, так и читалось на нём: "Вот таких бы поболе приходило!"
- Зовусь я Сувором, служил у князя Киевского Ростислава Мстиславича старшей дружины сотником. Водил и полки на рать, и поболе приходилось. А коли ты и десяток всего под начало дашь, так мне в том обиды не будет. Вовсе ничего не дашь, рядовым ратником поставишь - и на том тебе спасибо скажу. Лишь бы ты нечисть да нежить бить позволил. Крепко они мне задолжали.
Сувор говорил негромко, неспешно, без подобострастия, видно было, что ему действительно всё равно, кем возьмёт его Синегорский князь. А в том, что возьмёт, сотник явно не сомневался.
Тем не менее, дальнейшая речь князя оказалась удивительно неприветливой:
- Что ж? Взять тебя на службу я возьму. Люди нужны, я и горбатого, и хромого ныне беру. Дам ли кого под начало твоё - про то не знаю пока. Сотен свободных, безначальных нет у меня и быть не может. Да и сомневаюсь я, что управишься с ними в бою-то настоящем. Отвык, небось, за последние годы от честного боя. Это ведь не калдераричей гонять, да не берегинь с родных мест стаскивать, которые и под смертной угрозой славенской крови не прольют! А нечисть у вас на Днепровщине да Волынщине ныне вроде и не трогают.
Побледнел от обиды Сувор, рукой уж было за плечо, к мечу потянулся. Сдержался, губу прикусив до крови, мотнул головой, отвечал князю с подобающим вежеством:
- Зря ты так, княже. Я своего меча чести не нарушал, в том на нём и клятву дать могу. Не поднимал я руки на слабого да невинного. Нет на мне вины за дела князя Киевского, кроме, может быть, того, что не остановил его вовремя, не сумел. Оттого и ушёл я. А людей себе под начало я и не просил у тебя, о том сразу сказал. Коли вовсе не по нраву тебе, так у кого другого найду, где земле родной послужить, от нечисти её очищая. Да и один в поле воином быть может. Бывали и тому примеры. Не милости ищу, княже.
Князь замотал головой:
- Полно, полно тебе! Все мы гордые... Извинюсь, язык не отвалится. Свои тут допекли: ямурлаков проворонили, обозников погубили. Жарко им, вишь стало, брони поскидывали, на возах разлеглись. И сами б сгинули, да берегини подоспели. Теперь пускай с амазуличами в сотне послужат. Те тоже строя в бою знать не желают, всяк сам по себе.
Князь встрепенулся:
- Во! Так ты и бери ту сотню под начало! Времени мало, да уж сколько есть. Давай-ка, сбей из них хоть что-то на добрую сотню схожее. Согласен?
Сувор потёр рукою подбородок, усмехнулся:
- Добре! Всё одно, ничего лучшего не предложишь. Что смогу, то сделаю, жалеть не стану.
- Тогда знакомься. Амазуличей после на заднем дворе сыщешь.
Князь резко развернулся, легко взбежал по ступеням, загрохотал каблуками уже где-то внутри.
Сувор обернулся, рассматривая. Обратился к Вязу:
- Как звать, давно ль в кметях?
- Вяз, Рыжак прозваньем, до сегодня десятником старшей дружины был. В ратном деле с детства. Остальное в деле сведаешь.
- Ну-ну! - Сувор ткнул пальцем в следующего, - А ты?
- Лютик я, - буркнул парень.
- И что?
- И всё! А чего ж ещё-то?
- Ладно! А ты кто будешь? - взгляд сотника упёрся в Базлая.
- Руслан Глебыч Базлай прозываюсь! - с вызовом отчеканил тот, - Только я обозов не воронил. Меня за иное наказывают.
- Это за что ж, коли не тайна?
- А за то, что чуть до вашего Киева не долетел!
- Ясно, - хмыкнул Сувор, проворчал потише, - Лётчиков мне как раз и не хватало. Вот я только ещё штрафбатом не командовал!
Он обратился к остальным:
- Рассказывайте уж, откуда такие красивые на мою голову свалились. По одёжке вижу, что не от мира сего. Стало быть, и толку от вас покуда в ратном деле, как от козла молока. Так что вас буду мучить особо. В армии-то хоть служили?
Дедкин начал не торопясь:
- Судя по всему, в том числе и по вашему упоминанию о штрафбате, вы тоже не в этом мире родились. И, тем не менее, вроде бы прекрасно устроились.
Сувор перебил:
- Ты это, давай без выкрутасов словесных, и без выканья дурацкого. Я, слава Богам, от него уж давно отвык. Давай уж по военному: служил, не служил, имя, откуда родом, кем работал.
- Дедкин Виктор Павлович, в прошлом военный лётчик. Работал последнее время в охранном агентстве. Жил в Екатеринбурге, или, если так понятнее - в Свердловске. Родился в Балтийске, по-старому - Пиллау.
- Ясно, - Сувор кивнул Каурину, - Следующий!
- Каурин Валерий Александрович. Родился в Курицыное Первоуральского района Свердловской области. Там почти всю жизнь и прожил. Юрист. Служил, немножко воевал... Вы чего? Вам плохо?
Губы Сувора предательски тряслись, он пытался что-то смахнуть с ресниц, уставившись на Каурина, наконец выдавил тихонько одними губами неверяще:
- Валерка, это ты, сукин кот, внучок лопоухий?
- Деда? - уставился на Сувора Валерий, - Деда! Ты ж тут по-другому как-то назвался. Я вначале глянул, хотел спросить, а тут ты сказал, что Сувор, я и решил, что мне померещилось.
- Тут я и Сувором стал, прозвище такое. Да уж! Не ждал, не гадал, а оно и вышло. За все потери Боги внука притянули. Прямо за его большие уши и притянули ко мне!
- Дед! Мне тебе столько всего рассказать надо! - Валерий подбежал к Сувору, они обнялись, замерли. Каурин уткнулся в грудь деда, на какое-то время вновь почувствовав себя тем самым маленьким Валеркой, которому дед рассказывал сказки. Сувор, прижимая к себе внука, трепал чуть подрагивающей рукой его волосы. Рядом по-щенячьи прыгал Вулдай, радуясь за Сувора, пытаясь лизнуть в лицо то деда, то внука.
Остальные чуть отошли, отвернулись, давая возможность прийти в себя. Минуты через три дед с внуком оторвались друг от друга.
- А его ты не узнаёшь? - Валерий указал на Марцинковского, удивлённо лупающего глазами то на Сувора, то на Каурина.
- Его? Сейчас-сейчас! - Сувор всмотрелся, прикрыл глаза, вспоминая, - Его не помню. С наших мест тоже? Постарше тебя будет. Нет, не узнаю.
- Сана это, Марцинковский, мы ж с детства вместе бегали!
- Сашка? Вовек бы не признал! Ты чего ж такой старый, а?
- Жизнь такая, не я такой, дед-Коль! А Валерка-то верил, что ты в этот мир смотался! Он сам не раз говорил. А я теперь здесь новую жизнь начну! И звать меня теперь не так, я теперь Ляхом буду!
- Ляхом? Ну, хоть бы и Ляхом! А чем Сашкой худо? Александров тут не водится, а Сашек да Шурок хватает.
- Ну и пусть их хватает, а я всё равно так решил!
- Решил, так решил. Давно здесь-то?
- В городе - второй день, а перешли - так дней пять назад.
- Ночевали-то где?
- У меня ночевали, - вмешался Вяз, - Да и ты ко мне давай, покуда не обустроились, места всем хватит.
- Можно и к тебе. А обустраиваться теперь точно надо, строиться даже. А я-то собирался в гридницкой жить. Вот оно как получается! Ну, что ж! Вот только на амазуличей глянем, познакомимся, а там можно и к тебе. Кстати: ещё с друзьями моими не познакомились. Вот - Вулдай, а тот - Сирко, оба други мои боевые старые. Я уж чаял, ближе их никого у меня не осталось, а тут вы подвалили. А ты, Виктор, часом не родственник мне?
За Дедкина отозвался Каурин:
- Можешь считать, что родственник почти. Я на его сестре женат был.
- Тогда и слов нет! - засмеялся Сувор, - Ну, пошли на задний двор, амазуличей смотреть.
Вяз спохватился:
- Коней с собой берите, чтоб не возвращаться. Задними воротами и выедем.
На полпути к ним подбежал какой-то ратник:
- Вяз, Руслан! Борича давно не видали?
- Нет, нынче не видели. Вчерась вместе в корчму ходили, к Берковичу. Да только Борич раньше всех ушёл, - пожал плечами Вяз.
Базлай хлопнул себя по лбу:
- Ёлки-палки! Да он, видать за каликами увязался! Он же просился с ними уйти! Видать даже не стал князя предупреждать.
- Какие калики, они ж ему отказали! - вспомнил Вяз.
- А он, видать, или после где уговорил, или вовсе -тишком! Видать, как надумал, так уж и не передумывал, потому и у князя не спросился об отходе, - не сдавался Руслан.
- Не похоже это на него, - задумчиво проговорил Лютик, - Вот если бы ты, Руслан так, или кто вроде тебя. А на Борича не похоже.
- Много мы его знаем! - возразил Базлай.
На заднем дворе, возле недавно срубленного дома, обнаружили амазуличей. Воины занимались своими делами. Кто точил оружие, кто приводил в порядок одежду, кто, разойдясь парами, отрабатывали приёмы боя, звеня копьями-ассегаями, отбивая удары большими миндалевидными щитами, обтянутыми кожей, кто просто дремал на солнышке, развалясь на пока ещё не вытоптанной до конца траве. Некоторые уже оделись по-славенски, но большинство ещё, благо тепло, были в одних набедренных повязках и босиком. Доспехов ни на ком вообще не было.
- Кто тут у вас главный - крикнул Сувор.
- Главным у нас, как и у тебя - князь Игорь Святославич, а старшим в сотне покуда - Умслапогас, - откликнулся сухощавый высокий воин, пробуя ногтем заточку ассегая, - А сотника нам князь пока не поставил. Позвать, что ль?
- Ну, позови.
- А меня Чакой зовут, - к чему-то добавил воин, обернулся и негромко позвал:
- Умслапогас! Тут к тебе пришли какие-то.
От группы тренирующихся воинов, отбросив щит, отделился здоровенный мужчина лет тридцати, направился к пришедшим, вытирая пот со лба. Как и у большинства, ничего, кроме алой набедренной повязки, на нём одето не было. Под блестящей тёмной кожей шарами перекатывались чудовищные мускулы. Ощущения массивности, однако не было, немалый вес скрадывался за лёгкой, пружинящей походкой, осиной талией, длиной шеей воина. Тонкие черты лица, прямой нос, высокий лоб с глубоко и широко осаженными умными чёрными глазами, шапка коротких курчавых волос. На шее - ожерелье из звериных клыков, в левом ухе поблёскивает небольшая серьга. Предплечья от запястья до локтя скрыты широкими стальными узорчатыми наручами. Заговорил неспешно, чуть гортанно, отделяя слова друг от друга:
- Вот он я. С чем пришли?
Сувор спешился, протянул руку:
- Будем знакомы. Сувор, сотником к вам поставлен. Они, - Сувор указал на Вяза с Русланом, - помощниками мне будут. Остальные тоже в вашу сотню. Учиться вместе будете.
- Чему учиться-то? - искренне поразился Умслапогас, - Не первый год, как родились на свет, не первый день и оружие в руках держим. Выбирай средь моих людей любого, ставь любого своего, ни один не поддастся, сам всё узришь. Вот если меня кто из вас конному бою научит, да и просто в седле держаться, не падая, за то благодарен буду. Вот только коня себе раздобуду.
- А чего тут раздобывать! - вмешался Марцинковский, - бери себе Бруньку, да и учись. А я всё думал: и зачем мы её с собой с утра взяли! Вот и сгодилась. Ты не сомневайся, кобыла добрая, нам её намедни водяной каменский подарил. Ну а мы, стало быть - тебе.
- Я так не могу! - запротестовал было Умслапогас, - Вы ж меня впервые видите.
- Что твои вои за себя постоять могут, в то я без проверки верю. Как вы то доверие оправдаете, то - другой разговор. А что в битве не токмо железом махать надобно, а и строй держать, то, чую я, вам неведомо. А иначе ты супротив конной лавы не выстоишь. Рассекут твоих хлопцев на части, разбросают копьями в разные стороны и почнут рубить в капусту. Тут хоть стой, хоть беги - всё едино будет. Тому и учиться станете.
Умслапогас нехотя согласился. Приняв повод Бруньки, он уже не отпускал лошади. Гладил её морду, сначала с опаскою, потом всё смелее и смелее. Брунька доверчиво тыкалась, хватала легонько бархатистыми губами за жёсткие волосы воина.
По распоряжению Сувора воины кой-как построились в три шеренги. Сотник обошёл строй, ещё раз, уже для всех объяснил, для чего необходимо обучение новому для них способу боя. Сказал и о том, что нужно будет освоить и оружие, для них непривычное, дабы в бою, коль своё сломается, с незнакомым укладом не сплоховать.
Началась учёба, в ходе которой начиналась и дружба. Судьбы людские переплетались причудливо, плели меж собою мудрёные петли, затягивали новые узлы. Какие-то из них надолго, какие оборвутся? Про то никому ведомо не было, ни людям, ни Богам, поскольку люди, они сами свои судьбы плетут. Да и не только свои, но и чужие вплетают, часть плетения вместе ведя, кто сколько может.