-- Не волнуйтесь, это обычная формальность. Или вам есть что скрывать?
-- Н-нет, -- вздрогнул Петров.
-- Ну и отлично! -- сказал инспектор, не отрывая глаз от бумаг. -- Так... Петров Иван Андреевич. Образование.... Так, так...прекрасно. О! Значит, решили посвятить себя делу образования? Замечательно! А что сказали в школе? Небось, обрадовались?
-- Ну, не то что...
-- Обрадовались! Учитель-мужчина -- это же удача! Не хотят мужики в школу идти. Н-да. Уже и зарплату в шесть раз подняли, и льготы.... Не хотят! Не знаете почему, Иван Андреевич?
Инспектор, наконец, оторвался от бумаг и посмотрел на Петрова. Глаза у него оказались добрые и участливые.
-- Не знаете? Вот и я не знаю. Ладно... Меня зовут Виктор Аркадьевич Шахов, я -- ювенальный инспектор РОНО. Сейчас мы с вами, уважаемый Иван Андреевич, пройдём тест на профпригодность. Готовы? Ну и правильно! -- улыбнулся инспектор и цепко глянул на Петрова. -- Раньше начнёшь -- раньше, как говорится, сядешь.
-- Простите?
-- Шутка, -- разочарованно сказал инспектор. -- Значит так, Иван Андреевич, сейчас я буду задавать вам вопросы. А вы, соответственно, будете отвечать. Ясно? Ну и хорошо. Давайте руку... нет-нет, левую. И ещё один вот сюда -- на висок. Не давит?
-- Детектор лжи? -- поёжился от холодного металла Петров.
-- Последняя модель! -- гордо подтвердил Виктор Аркадьевич. -- Так что врать не советую.
-- Да я и не...
-- Сегодня у нас среда?
-- Конечно, -- удивился Петров.
-- Тут, бывает, так закрутишься, что... -- инспектор посмотрел на экран и удовлетворённо кивнул. -- Правильно! Вам 30 лет?
-- Да.
-- Замечательный возраст. Женаты не были?
-- Нет.
-- Пьёте? Ага... дыхание участилось, давление скакнуло, -- инспектор понимающе улыбнулся. -- На этот вопрос у всех одинаковая реакция. Оно и понятно...
-- Что понятно? Я не пью!
-- Не волнуйтесь. Это я к тому, что вопрос-то, если разобраться, дурацкий. "Пьёте?" А что это значит? Где критерий?.. Дети есть?
-- Простите?
-- Дети, говорю, у вас есть?
-- Ну, если не был женат, значит...
-- Ничего это не значит! Отвечайте на вопрос!
-- Нет.
-- Нет? -- инспектор посмотрел на экран, улыбнулся и погладил его рукой. -- Гм... верно. Его, Иван Андреевич, не обманешь. Меня можно, а его...
-- Не собираюсь я никого обманывать! -- разозлился Петров. -- Я вообще не лгу!
-- И правильно, наш Полиграф врунов не любит. А детей вы любите, Иван Андреевич?
-- Люблю.
-- Любите? Интересно.... Ну, хорошо, а каких деток вы любите больше -- мальчиков или девочек?
-- Да что вы такое!..
-- Отставить! -- гаркнул инспектор. -- Отвечать на вопрос!
-- Одинаково, -- стиснул зубы Петров.
Инспектор несколько секунд сверлил его взглядом, затем ухмыльнулся и посмотрел на дисплей. Ухмылка растаяла. Виктор Аркадьевич проверил крепления датчиков, задумчиво пожевал губами.
-- Гм-м.... Ну, допустим. А скажите, Иван Андреевич, вы никогда не пытались поставить себя на место педофилов?
-- Нет.
-- Не пытались их понять?
-- Нет!
-- Не пытались представить, как бы вы жили, если бы вдруг оказались?..
-- Нет!!
-- И никогда не замечали у себя болезненной тяги к маленьким девочкам?
-- Нет!!!
-- А к не очень маленьким?
Петрову внезапно стало смешно. Он прикрыл глаза и сосчитал от нуля до пяти. Потом открыл глаза, посмотрел на инспектора и снова сосчитал -- теперь от пяти до нуля. Стало совсем легко, он улыбнулся. На провокации инспектора с его полиграфом Петров решил больше не попадаться.
-- Нет, представьте себе, не замечал.
Инспектор стремительно заглянул в экран и перекосился. На некоторое время он почти потерял лицо: барабанил пальцами по столу, вертел авторучку и даже почесал себе мочку уха.
-- И в школу вы просто так хотите?
-- Совершенно верно!
-- По зову сердца?
-- И это тоже, -- сказал Петров, торжествующе улыбнулся и вбил последний гвоздь. -- А ещё из-за зарплаты. Вы посмотрите, Виктор Аркадьевич, на свою чудо-машинку, посмотрите. Не вру я?
-- Не врёте, -- упавшим голосом подтвердил инспектор.
-- Я свободен?
-- А?.. Да-да, конечно.... Только... Последний вопрос.
Инспектор вытащил откуда-то пульт, щёлкнул им в большой плазменный экран на стене.
-- Посмотрите, пожалуйста, на этого ребёнка, Иван Андреевич.
-- Какой ещё ребёнок? -- презрительно скривил губы Петров. -- Где?..
Повернулся. Увидел. И осёкся.
Ребёнок был одет в короткие облегающие шорты и белую майку до пупка. В пупке блестело кольцо. Блестело ярко, наверное, чтобы привлекать взгляд. Глаза Петрова по нему едва скользнули и переместились на более интересные детали.
Взгляд медленно прошёлся по длинным удивительно гладким ногам, покрытым ровным шоколадным загаром. С сожалением оторвался, перешёл на тонкую талию. Задержался на плоском животе. Поднялся выше, с интересом заглянул в глубокий вырез, споткнулся о просвечивающиеся сквозь майку соски и надолго остановился. Скользнул выше, по трогательным ключицам, по ямочке между ними. Поднялся по стройной, без единой складки шее и вновь споткнулся, провалившись в смеющиеся глаза.
-- Иван Андреевич! -- донеслось издали. -- А-уу!
Петров собрал волю и приказал взгляду отвернуться. Взгляд заупрямился, заныл, но подчинился.
-- Что с вами? -- участливо спросил инспектор. -- Вы никак разволновались, Иван Андреевич. Дыхание учащённое, сердцебиение... давление, руки вон вспотели. Так-так... а это что?.. О, Иван, Андреевич, да у вас, оказывается, эрекция! На ребёнка? Поздравляю!
-- Какой это ребёнок? Это нечестно.
-- Девочке, от которой вы пришли в такой экстаз, ещё нет шестнадцати. То есть она не достигла возраста согласия. Знаете, что такое "возраст согласия"?
Петров уныло кивнул.
-- А что ж вы тогда? Возраста согласия нет -- значит ребёнок. Закон!
-- Но ведь это просто физиология, -- промямлил Петров. -- Я ж не педофил какой...
-- Не знаю! -- радостно объявил инспектор. -- Не моя компетенция. Мой долг оградить детей от потенциальной опасности.
-- И что теперь?
-- Гражданин Петров, -- голос инспектора стал сух и официален. -- Вы не имеете права работать с детьми, не достигшими возраста согласия. Распишитесь! Прекрасно! В двухдневный срок явитесь на обследование в институте сексуальных девиаций. Руку позвольте! Это вам радиобраслетик.
-- Обследование?.. -- в ужасе прошептал Петров. -- Браслет? Зачем?
-- Определить степень опасности, -- добил его инспектор. -- Свободен! Пока!..
-- Виктор Аркадьевич! -- приоткрыла дверь секретарша. -- Звонила ваша жена, просила напомнить, что к двум вам к психологу. Кстати, вас можно поздравить? Распознали гада? Я бы их всех!..
-- Да, да, Светочка, спасибо! -- Шахов глянул на часы и подскочил. -- Уже бегу!
"Конечно, распознал, -- думал Шахов, пока машина ползла по забитым улицам. -- Надо же, пятый за месяц. Кошмар, что делается. Нет, давить их, давить! А все-таки, зачем нас психолог вызывает?.."
-- Проходите, пожалуйста! -- психолог был само радушие. -- Присаживайтесь. Очень рад, что вы так быстро откликнулись на моё приглашение. Чай, кофе?
Психолог Шахову не нравился. Не нравилось всё: козлиная бородка, очки в золотой оправе, улыбка ласкового вампира. А больше всего не нравилась сама ситуация. Шахов покосился на сидящую рядом жену: та смотрела на психолога с немым обожанием. "Дура!" -- подумал Шахов и тоже улыбнулся.
-- Спасибо! Давайте сразу к делу -- время, знаете ли.
-- Конечно, конечно! -- понимающе улыбнулся психолог. -- Меня зовут Вениамин Семёнович Гренчик, я -- ведущий специалист службы Психологического Здоровья...
После этого психолог надолго замолчал. Смотрел на посетителей, улыбался и молчал. "Скотина! -- улыбнулся в ответ Шахов. -- Что ж там у него?"
-- Ирина Михайловна, вашу дочь зовут Анжела?
-- Да, да! -- расплылась от удовольствия жена. -- Анжелочка! Чудесный ребёнок! Знаете, она уже читать умеет. В пять лет!
-- Замечательно! Я уверен, что это исключительно благодаря воспитанию мамы и... -- психолог перевёл взгляд на Шахова, -- любви папы.
-- Простите! -- Шахов толкнул под столом готовую разлиться соловьём жену. -- У меня действительно очень много работы.
-- Хорошо, -- вздохнул психолог, стирая с лица улыбку. -- Дело в том, что у вас проблемы.
Жена испуганно охнула и округлила глаза. Шахов молчал.
-- В ходе планового мониторинга мы исследовали рисунки вашей дочери, и, надо сказать, нам они очень не понравились... -- психолог уставился на Шахова взглядом удава. Тот молчал. -- Ситуация очень серьёзная...
-- Это официальная беседа? -- по спине Виктора Аркадьевича пополз холодок. -- Разговор записывается? Тогда извольте конкретнее.
-- Извольте! -- психолог вытащил из папки рисунок, положил его на стол. -- Вот, полюбуйтесь. Это что?
-- Это Анжелочка нашу дачу нарисовала, -- снова обрадовалась жена. -- Вот солнышко, вот деревья, вот птички на...
-- А это?
-- Это? Морковка.
-- У вас на даче растёт морковка? -- спросил психолог и искоса глянул на Шахова.
-- Растёт, -- гордо подтвердила жена. -- И такая вкусная! У нас и цветная капуста растёт, и тыквы, и клубника, и даже...
-- Бананы, -- подсказал ведущий специалист.
-- Бананы?.. -- растерялась жена. -- Нет, бананы не растут.
-- А это что? -- Гренчик выложил на стол очередной рисунок.
-- А! -- обрадовалась жена. -- Это мы на прогулке. Вот я, вот папа, вот Анжелочка. Видите?
-- Я вижу в руках у каждого банан.
-- Ну и что?
-- Причём самый большой банан у папы. Громадный такой... банан.
-- Я не понимаю.
-- А вы? -- погладил бородку психолог. -- Кстати, какой у вас на рисунке галстук красивый! Ничего не напоминает?
-- Нет, -- выдавил Шахов. -- Галстук, как галстук.
-- И банан, как банан! -- подхватил инспектор и вытащил новый рисунок. -- А это как вам?
-- Что? Деревья? Или собачки?
-- Не надо, Виктор Аркадьевич, не надо...Деревья, кстати, тоже. Очень уж они прямые. Но это мелочь. А вот это... -- инспектор сделал страшные глаза и надолго замолчал. Жена нервно всхлипнула. -- Что это, я вас спрашиваю?!
-- Собачка.
-- Собачка. А рядом кошечка. А это у них что -- хвостики?
-- Хвостики.
-- Какие милые хвостики! И на что же они похожи, господин Шахов? Торчат исключительно вверх, на конце расширяются. А у кошечки вообще... -- инспектор скабрезно ухмыльнулся. -- Ирина Михайловно, вы не узнаёте этот... гм... "хвостик"?..
-- Прекратите балаган! -- не выдержал Шахов. -- Не хотите же вы сказать, что...
-- Именно! -- торжественно объявил психолог. -- Именно это я и хочу сказать!
-- Витя! -- растерянно прошептала жена. -- Что он такое говорит? Что это вообще значит? Объяснит мне кто-нибудь?
-- Не объясните, Виктор Аркадьевич? Ладно, тогда я. Видите ли, Ирина Михайловна, -- начал инспектор голосом, каким врач объявляет больному, что у него рак. -- Я очень сожалею, но у вашей дочки очень большие проблемы. Да, да, я не преувеличиваю. Обратите внимание, что она рисует. Во-первых, цвета. Преобладание тревожных оттенков -- красного, оранжевого в сочетании с чёрным. Девочка как будто кричит, взывает о помощи.... Во-вторых, сюжеты. Посмотрите, что она рисует. Морковки, галстуки, деревья без веток, сваи какие-то.... Зачем ей рисовать сваи? Ну и, наконец, бананы и торчащие вверх хвосты. Понимаете, это всё стандартные фаллические символы, и ребёнок...
-- Какие символы?
-- Фаллические, -- повторил психолог. -- То есть, символизирующие фаллос.
-- Фаллос? -- ужаснулась жена. -- Погодите, вы хотите сказать, что Анжелочка везде рисует член?
-- Ну... Вы несколько упрощаете. Понимаете, ваша дочь сейчас находится в таком возрасте... Мы называем это фекальной стадией развития. Деткам в этом возрасте свойственно повышенное внимание к половым органам. К их отличию у.... Ну, вы понимаете. В этом нет ничего страшного, если только со стороны взрослых не происходит, как бы это... "вмешательства". Ну, вы понимаете!
-- Не понимаю! Так рисует или нет?
-- Рисует! -- вздохнул психолог. -- Рисует, Ирина Михайловна. Это очень серьёзно и может привести к необратимым последствиям. Комплекс Электры, поверьте, на этом фоне может показаться цветочка...
-- Какой ещё Электры?
-- Ну, это термин такой. Означает имманентное, соответствующее бисексуальному расположению, универсальное бессознательное эротическое влечение ребенка к родителю, и может привести к очень серьёзн...
-- Глупость какая! -- фыркнула жена, хватая рисунки. -- Эти детские каракули, эти галстуки и хвосты -- это, по-вашему, этот самый фал...фол.... И не похоже вовсе!
-- И банан?
-- И банан! Ну, разве что.... Нет, не может быть!
-- Не может? -- психолог загадочно улыбнулся и торжествующе вытащил ещё один рисунок. -- А это как?
Жена вздрогнула и схватила мужа за рукав.
-- Витя... Витя, что это? Витя!
Шахов остался спокоен, голос звучал уверенно и несколько снисходительно. Каких усилий ему это стоило, не заметил никто.
-- Ира, -- улыбнулся он. -- Что ты, Ира? Это же кулич.
-- Кулич?.. -- недоверчиво повторила жена, не отрывая глаз от рисунка.
-- Кулич! Обычный пасхальный кулич.
-- Совсем обычный! -- оскалился психолог. -- С совсем обычной эрекцией.
-- Прекратите! -- не выдержал Шахов. -- Конечно, кулич! Это она Пасху рисовала. Смотри, Ира, вот рядом пасха, а вот...
-- Яйца, -- подсказал психолог.
Жена закрыла лицо руками, плечи мелко затряслись.
-- Прекратите балаган! -- рявкнул Виктор Аркадьевич. -- Я немедленно закажу независимую экспертизу! Чёрт знает что!
-- Согласно распоряжению Главного управления за номером 9714 наша служба признана головной: наша экспертиза является окончательной. Государство не может доверять судьбы детей всяким там "независимым". Что с вами, гражданин Шахов? Воды?
-- Надеюсь, что нет... -- психолог выдержал театральную паузу, -- пока. Скорее всего, имели место другие действия.
-- Другие?..
-- Другие. Человеческая психика, знаете ли, такая тёмная вещь. А уж мужская! Мы должны побеседовать с вашим ребёнком.
-- Нет! -- сказал Шахов. -- Я не позволю!
Инспектор не обратил на него внимания. Жена молчала.
-- Вы обязаны дать ответ немедленно, -- сказал психолог. -- Я сейчас выйду, а вы посоветуйтесь. Хотя я бы на вашем месте.... Но таков закон.
Психолог скривился, всем своим видом показывая, как он относится к такому требованию, поднялся и вышел из кабинета.
-- Ира! -- Шахов взял жену за руку, ласково погладил. -- Ира, ты же понимаешь, что это полный бред?
Жена молчала.
-- Они план отрабатывают! Финансирование чтоб не сократили.
Жена молчала.
-- У него с головой не в порядке. Сам, небось... Ира! Ира, ты же не думаешь, что? Ира, опомнись! Из-за каких-то картинок... Ира!
-- Смотри, -- тихо сказала жена, показывая на рисунок.
-- Ну? Обычный пасхальный кулич.
-- А почему он такой длинный? Почему здесь немного криво, а потом... Витя, ты помнишь, что там потом? Я помню... я с закрытыми глазами.... Как ты мог?
-- Дура! -- взвыл Шахов, как сивуч на лежбище. -- Дура ненормальная! Ты понимаешь, что творишь? Из-за какого-то кулича! Господи!..
-- Ну как, решили? -- открыл дверь ведущий специалист Гренчик. -- Правильно! Виктор Аркадьевич, позвольте руку. Браслетик.... Есть! А это направление в институт. Ну, всё -- свободны... пока!
Дождь кончился, пошёл снова и кончился опять. Резкий ветер швырял в лицо то холодные мелкие брызги, то ещё более холодные снежинки -- колючие и острые. По небу плыли тяжёлые мрачные тучи.
Петров не замечал ничего. Он шел, низко наклонив голову и глубоко засунув в карман правую руку. Шёл без цели, автоматически выбирая самые малолюдные места. И всё равно казалось, что каждый прохожий шарахается от него, как от прокажённого. Несколько раз браслет, чуя поблизости школу или детский сад, начинал гудеть. Мерзкий звук быстро усиливался, и тогда Петров поворачивал и, задыхаясь, бежал назад, сворачивал в первый попавший переулок и снова бежал. Браслет замолкал, и Петров переходил на шаг. Сердце стучало, голова пухла от бессвязных мыслей, главная из которых была "Почему?". Она жужжала как надоедливая муха, как комар, твёрдо решивший выпить всю оставшуюся кровь. Очень хотелось забыться -- не думать, не чувствовать, не жить. Но как? Домой нельзя, в магазине полно людей, и каждый смотрит.... Под машину? Под машину страшно. Петров шёл и шёл, не замечая окоченевших ног, загорающихся фонарей и всё более и более пустых улиц.
Кафе появилось внезапно. Только что ничего не было, и вдруг раз -- и в стене возникла дверь. Возникла, материализовалась и приглашающее приоткрылась. Ни окон, ни вывески -- только дверь.
Петров притормозил и нерешительно замер: от двери исходили странные флюиды. С одной стороны очень хотелось войти. Сразу, немедленно, ни о чём не думая. С другой -- где-то глубоко пряталась уверенность, что стоит зайти и...
Дверь беззвучно распахнулась пошире, и Петров решился.
-- Новенький? -- спросил громила с бейджиком "фэйс-контроль" на пиджаке. -- Руку пока.... А нет, не надо. Проходите, пожалуйста!
Бармен цепко глянул на Петрова и выставил на стойку полную до краёв рюмку.
-- За счёт заведения!
Водка огненным ручейком скользнула по пищеводу, погнала по телу мягкие, снимающие напряжение волны. В голове приятно зашумело, и -- главное, -- жужжащая в голове муха чуть притихла.
-- Ещё? -- понимающе улыбнулся бармен.
Петров опрокинул вторую рюмку -- муха притихла ещё -- огляделся. Кафе внутри оказалось очень уютным и неожиданно большим. Уходящие вдаль столики, мягкое освещение, тихая музыка, неразборчивый шум голосов. Много голосов. Очень много. Очень.
-- Что это?
-- Новенький? -- спросил бармен, кивая на правую руку Петрова. -- Да вы не смущайтесь. Здесь у всех такие.
-- У всех? Подождите... вы хотите сказать, что все эти.... Все?..
-- Педофилы! -- гаркнул визгливый голос, и Петров чуть не свалился со стула. -- Сколько можно терпеть!
Бармен поморщился и вытащил пульт. Навёл на висящий на стене телевизор, щёлкнул. Голос стал тише.
-- А вообще выключить нельзя? -- вытер пот Петров.
Бармен внимательно посмотрел ему в глаза, вздохнул и налил ещё одну рюмку.
--Ты сегодня, что ли? Ясно. Тогда пей! Пей, брат, а я тебе расскажу. Телевизор выключать не положено, но это ничего. Привыкнешь. Все привыкают.
-- Все? Кто -- все? Педоф?..
-- О, Господи! -- вздохнул бармен. -- Ты сам-то себя таким считаешь? А что ж тогда? Педофилы?.. Вон видишь компанию за столиком? Учителя. Самая, понимаешь, гиблая профессия. Не пойму, как ещё туда мужики идут? Ты что дёргаешься? Тоже что ли? Ну, ты даёшь! Школу же теперь за версту обходить надо! Эх!..
Бармен вытащил бутылку и налил две рюмки.
-- Давай! Вот так, брат. Хотя, если разобраться, и другим не легче. Вон там дальше, видишь? Направо? Там тренеры всякие собираются. Детские. Тоже, блин, те ещё деятели! Тренировать они, видите ли, хотят. А больше ничего не хотите? А вот там врачи.
-- Врачи тоже? Но как же?.. Они же лечат? Кто ж тогда?
-- Бабы! -- отрезал бармен. -- Бабы пусть лечат. А если ты мужик, нечего тебе рядом с детьми делать. Ни учителем, ни тренером, ни врачом, ни воспитателем.... Да лучше всего к ним вообще близко не подходить!
-- Ну, это ты... того.... Хватил! А семья?
-- Хватил?! А ну туда глянь! Знаешь, кто там? Папаши.
-- Не может... -- ахнул Петров, голова у него уже плыла. -- А они что?
-- ...становятся всё изворотливее и хитрее, -- заорал из телевизора представительный мужчина в дорогом костюме. -- Чтоб приблизиться к детям они готовы на всё. Учитель, воспитатель, врач -- для них нет ничего святого. Они готовы маскироваться даже под родителей!
-- Понял? -- спросил бармен, опрокинул ещё одну рюмку и неожиданно плюнул в телевизор.
-- Раздавим! -- пообещал телевизор.
-- А я учителем мечтал... -- сказал Петров. -- Жениться хотел, детей... Что ж теперь?
-- Всех достанем! -- объявил телевизор.
Петров резко отвернулся, чуть опять не слетев со стула. В голове шумело. То ли от водки, то ли от впечатлений, то ли от всего вместе. Затуманенным взглядом он всматривался в уходящую в бесконечность вереницу мужчин -- врачей, учителей, родителей. Смотрел и думал.... Да нет, ни о чём он не думал -- просто смотрел.
Внезапно он заметил ещё кое-что. По краям зала струились какие-то полупрозрачные фигуры, почти призраки. Одеты они были странно. Кто в старомодном сюртуке и цилиндре, кто в пышном халате, а кто в одеяниях, подозрительно напоминающих библейские.
-- Слышь? -- спросил он у начинавшего двоиться бармена. -- Что за хрень?
-- Призраки. Лезут и лезут. Мы уже и дустом травили, и святой водой. Лезут.
-- Зачем?
-- Притягиваются. Они ж, видишь, все из старины. А тогда просто было. И в четырнадцать замуж выдавали, и в двенадцать. Ни тебе возрастов согласия, ни ювеналов с психологами.
-- Ага! -- икнул Петров. -- Значит, они того -- настоящие пед.... Слышь, а у вас тут и среди людей такие есть? Настоящие?
-- Ты наш "фэйс-контроль" видел? -- обиделся бармен. -- Что ж тогда?
-- Извини. Слушай, а что вон тот призрак всё время пишет и пишет? Вон -- с седой бородкой и с сигарой.
-- Так это же самый главный говнюк! С него всё и началось -- все эти психоанализы и прочая дребедень. Дустом бы его! Это Зигмун...
-- Кто?
-- ...обвиняют, что количество сексуальных преступлений против детей за текущий год не уменьшилось, -- грозно нахмурил брови в телевизоре лысоватый мужчина с тяжёлым взглядом. -- Это, мол, ставит под сомнение наше решение не ждать преступлений, а выявлять потенциально опасных заранее. Так говорить могут только враги и подстрекатели! Да, количество преступлений не уменьшилось, но зато количество выявленных потенциальных педофилов выросло в... э-э... в восемнадцать раз. В восемнадцать! -- торжествующе повторил мужчина и ещё сильнее нахмурил брови. -- Считаю, мы не должны на этом останавливаться, и необходимо подумать о специальном психологическом тестировании всех без исключения граждан мужского пола. Начиная с восемнадцати... э-э-э... нет, с шестнадцати лет. Покажем пример другим странам!
-- Надо расширяться, -- задумчиво пробормотал бармен.
-- Чо? -- спросил Петров. -- Эт... это кто? Тоже наш? Как звать? О, так это же!..
Бармен посмотрел на него удивлённым взглядом, хотел что-то сказать, но не успел. Звякнул колокольчик, и в зал быстро вошёл мужчина в застёгнутом не на ту пуговицу пиджаке и съехавшем на бок галстуке.
-- Сам педофил! Бармен, водки! У меня член на детей не встаёт! Как у некоторых!
-- Возраст? -- посочувствовал Петров. -- А что ж тогда ты... вы здесь?
-- Неважно! -- отрезал Шахов, выпил ещё рюмку и вдруг шмыгнул носом. -- Из-за кулича. Этот гад сказал, что собачий хвост похож на мой кулич!
Петров внимательно оглядел Шахова, попробовал заглянуть ему за спину.
-- Нет, ты представляешь? У хвоста, говорит, эрекция, значит, я кулич показывал. Гад! Сука! "Психолог"!
-- А!.. Слушай, Аркадич, давай выпьем? Забей ты на них! Глянь, сколько здесь их... нас! И призраки ещё.
-- Не, ты прикинь -- кулич! Призраки?
-- Ага! А ещё вон кто с нами... -- Петров мотнул рукой в сторону телевизора. -- Сам! Всем проценты обещал.
Шахов посмотрел, и брови у него стремительно поползли вверх.
Снова открылась дверь, пропуская нового посетителя. Холёный мужчина ошарашено оглядывал зал поверх очков в золотой оправе и нервно теребил бородку. Наконец, увидел бар, сделал несколько уверенных шагов и вдруг остановился.
-- А! -- заорал Шахов, пытаясь слезть со стула. -- Гренчик! И ты?! Иди сюда! Гад! Су!.. Педофил!
-- Я не... -- попытался объяснить ведущий психолог. -- Это зам... Кляузу.... На моё место метит.
Шахова аргументы не удовлетворили.
-- Педофил! Щас я тебя!..
-- Сам педофил! -- перешёл на более доступный язык Гренчик. -- Извращенец!
Лысоватый мужчина с тяжёлым взглядом в телевизоре поджал узкие губы и веско, чеканя каждое слово, объявил:
-- Уверен, что подавляющее большинство сограждан приветствует наши предложения и с пониманием отнесется к некоторым... эээ... неудобствам. Что такое "неудобства" в сравнении с самым дорогим, что у нас есть? Нет, мы больше не будем защищаться, мы будем нападать! Мы выявим их всех! Даже тех, кто ещё сам не знает! И вот тогда!.. Всех! Полный реестр населения! Психологические карты! Генетические паспорта! Тотальная проверка мужчин! Полностью! До основания! В спинном мозге что найдём -- и там достанем! Вывернуть подсознание наизнанку! До мозжечка! До гормонов! Не взирая!..
-- Вывернуть! -- поддержал Гренчик.
-- До куличей! -- подхватил Шахов.
-- Ура! -- восторженно выдохнул Петров.
-- Кто бы мог подумать? -- прошептал призрак с бородкой. -- Аминь!
Над призрачной дверью мигнули и ярко разгорелись тяжёлые угрожающе-красные буквы: "Добро пожаловать, мужики!".