Аннотация: Писалось маленькими партиями-перевёртышами. Концовка есть, но когда-нибудь напишу продолжение.
- ...идите в задницу! - брызнул слюнями Василий Петрович в трубку домофона и впечатал ее в настенный держатель.
Вообще-то этот старичок всегда отличался мирным нравом не в пример соседкам по подъезду. Но все изменилось с того момента, когда в хрущевку пришел прогресс в виде железной двери с домофоном.
Уж как только Василий Петрович не сопротивлялся "подавляющему" решению собрания жителей подъезда. Шутка ли: полторы тысячи за эдакую блажь! Но спорить со старухами, которые с коммунистическим запалом борются за чистоту лестничных площадок, - себе дороже. Однако речь не о маленьких пенсиях.
Железная дверь нисколько не повлияла на сохранение чистоты. Как гадили собаки и молодежь в подъезде, так и гадят. Оказалось, что все это делали домашние питомцы и внуки тех же самых старух.
Зато к этому обычному укладу добавился побочный эффект. Подряд во все квартиры стали звонить непрошенные гости, а порой и сами жильцы, забывшие ключи. И начинали неизменно с первой квартиры. Ведь именно ее номер был нарисован на подъездной двери в диапазоне "1-20". И именно в ней жил Василий Петрович.
Оно, может, и было бы терпимо, если бы к семидесятилетнему вдовцу ходили друзья или родные. Но дети Василия Петровича давно жили в другом городе, а из друзей был только Захар. Да и тот из-за больных суставов редко выходил из дома.
Но Василий Петрович всегда неизменно шел на противный зов домофона. Никогда не отключал его. А вдруг дети с внучатами? Или Захар на худой конец?
Рассерженный старик вернулся к телевизору. Телевизор не нашелся, чем его успокоить, поэтому продолжил бессильно нашептывать какие-то неновые новости.
Так и провел остаток дня Василий Петрович на диване. Заснул.
Проснулся.
Сразу и не сообразил, от чего. Мысли лихорадочно бились о стенки черепа, как бильярдные шары, разбитые новичком. За окном елочной гирляндой светились окна многочисленных квартир. В доме было темно. Свет Василий Петрович не включал, т.к. заснул еще при солнце. Взгляд метнулся в работающий ящик. А там! Девушка с хорошими формами эти самые формы беззастенчиво демонстрировала. "Срамота!" - воскликнул, было, старик, но заинтересовался.
В следующую секунду Василий Петрович понял, что потревожило его сон. Домофон! А на часах - ровно полночь!
Владелец квартиры номер один собрал с собой всех чертей и направился с ними в коридор. Ночного гостя от концентрированного мата спасла девушка из телевизора, - Василий Петрович решил все-таки впустить негодяя и побыстрее вернуться к своей совратительнице.
- Кто?
В ответ раздалось какое-то надрывистое сипение.
- Кто это? - с ноткой истеричности повторил Василий Петрович.
- Пусти, сокол.
Василий Петрович Соколов суетливо нажал "впускающую" кнопку и заранее открыл дверь в свою квартиру. Это Захар. Только он называл его "Соколом". И болезненное дыхание - тоже его примета. Но что заставило его выйти из дому, да еще ночью? "Возможно, когда я спал, он звонил и начал беспокоиться за старого друга..." - догадался Сокол.
Он смотрел в раскрытую дверь, но Захар все не появлялся. Шагов тоже не слышно. За это время даже его хромоногий друг успел бы преодолеть дюжину ступенек.
Спустившись к выходу из подъезда, Василий Петрович никого не застал. Выглянул на улицу. Там тоже никого. Дул влажный и холодный ветер, вяло моргали фонари, им, как умела, помогала Луна. Где-то за домами, крепко обнявшими глухой двор, гудела и светилась дорога.
Старик в полном недоумении поплелся назад.
- Здравствуй, маразм, - вслух поставил себе диагноз Василий Петрович перед сном.
На утро он решил позвонить Захару и поделиться случившимся. Трубку взяла его дочь Татьяна.
- Здравствуйте, дядь Вась, - хрипло поздоровалась в ответ она.
- Позови отца.
- Дядь Вась, он... Он умер... - практически шепотом оборвала Таня.
- Господи, что случилось?! Когда?
- Врачи пока не знают. Забрали его. Говорят, - умер вчера вечером. Я сегодня к нему пошла... А он не открывает... - женщина заплакала.
- Танюш, держись. Если нужна моя помощь, обращайся сразу. Хорошо?
- Спасибо, дядь Вась... Я - да, я - обязательно...
Василий Петрович не привык к смерти. Родителей он не хоронил, поскольку был сиротой с ранних лет. Жену потерял всего год назад, и оттого до сих пор чудилось ему по утрам, что готовит она ему завтрак. Даже запахи чудились спросонья.
Поэтому что-то в голове у него не сходилось. Нужно бы горевать, а он вдруг вспомнил, что Захар обещал ему какую-то книгу дать, что занимал он у Захара полторы тысячи до пенсии. Как раз на этот проклятый домофон... Мысли эти начали кружить седую голову, образовав воронку, острие которой ткнуло прямо в сердце.
Какое-то лекарство, проглоченное по инерции, замедлило боль и мышление, сделав первое терпимым, а второе - отстраненным. И все встало на места.
В течении дня домофон верещал особенно часто. От былой ярости не осталось и следа. Всякий раз Василий Петрович брал трубку с каким-то особенным чувством. Но это были соседские дети, забывчивые старушки, представители коммунальных служб и просто чьи-то гости. И старик пропускал всех. Некоторым даже отвечал невпопад что-то вежливое.
К вечеру пенсионер в шутку думал, что нанялся на работу оператором домофона. Но от этого веселее не становилось. Сердце сжимала утрата лучшего, вернее даже, единственного друга.
Поздно вечером домофон застрекотал опять. К звуку этого аппарата Василий Петрович уже попривык, поэтому проснулся и встал с постели легко.
- Кто? - старик едва удержался от того, чтобы не начать с "добрый вечер".
Припозднившийся гость молчал. Только натужно дышал.
Оператор домофона оглянулся в сторону часов. Полночь!
По телу железной стружкой пробежал озноб. Однако нелепые мысли Василий Петрович тут же отбросил:
- Кто это?
- Сокол, спасибо, что впустил.
Ноги Василия Петровича начали подкашиваться. Он сжал трубку крепче, словно та поможет ему не упасть в обморок.
- Что за шутки? - неуверенно произнес старик.
- Не веришь, что к тебе пришел твой друг, да? Хм, я бы тоже не поверил. Ну хочешь, проверь как-нибудь.
- Верю, наверное... Но ведь ты умер.
- Почему сразу умер?.. Убили, - Захар рассмеялся, но смех тут же увяз в липком кашле.
- Кто? За что?
- Знать бы еще. Мне в моем положении, с одной стороны, нужно подозревать всех, даже дочь. А с другой стороны, мне все безразлично уже. И противно-холодно, будто все тело отлежал.
- Тогда зачем ты пришел ко мне? - с опаской спросил Василий Петрович.
- В этом-то и вся штука. Пришел - значит, неприкаянная душа. И что-то надо с этим делать.
- Но почему так странно? Через домофон. И почему именно ко мне?
- Сокол, я приведение с маленьким стажем. Откуда мне знать? Я, понимаешь, как-то - нигде. Но после полуночи, такскать, сразу звоню тебе. Автоматически. Вот меня нет, а вот я уже у тебя в трубке.
- Может, это из-за того, что я тебе остался должен. За домофон за этот.
- Возможно.
- И что мне нужно делать?
- Я так и думал, что ты не захочешь поддерживать со мной связь после смерти, - ехидно произнес призрак, но на этот раз не засмеялся. - Найди того, кто убил меня.
- Захар, ты чего?
- Найди, Сокол. Иначе тебе жизни не будет со мной. Мое безразличие ко всему скоро сменится на ненависть. Ко всему. Я ведь уже не человек, т.е. не то тело, которое с тобой дружило.
- Ты это серьезно? Вздумал меня пугать?
- Петрович, если бы ты только видел наш мир, такскать, с моего конца провода. Я вижу всех мертвых. Их здесь очень много. И пока я еще не отвык от того, что я человек, мне страшно. По-живому страшно. Прошу тебя, помоги.
- Я, наверное, схожу с ума.
- А какая разница? Тебе будет плохо. И в здравом уме, и в не очень... Дело даже не во мне. Тут все эти... как бы их... души. Так вот они прознали, что я имею связь с миром живых. Толпятся вокруг меня, около подъезда. И все рвутся, такскать, поговорить с тобой. Я их сдерживаю, но это трудно, когда не можешь дать в морду. Они тут давно. Злые. Пропустишь их в дом, и все! А скажут потом, что у старичка сердце было плохенькое...
Василий Петрович схватился за грудь. Под ребрами действительно разыгралась нешуточная резь.
- Ладно, Захар. Я подумаю.
- Вот и ладушки. До завтра.
Мерный шуршащий фон в трубке умолк.
"Переехать в другую квартиру," - крутилось в голове у старика. - "Без домофона".
На следующий день оператор домофона ни разу не подошел к трубке, которая опять трезвонила весь день. Силы воли не хватило даже на то, чтобы отключить ее. Каждый раз старик как ребенок зажимал уши ладонями и зажмуривался для верности.
В полночь пенсионер еще не спал. Хотел, но не мог заставить глаза не открываться.
Домофон молчал. Сначала это еще больше тревожило душу, но в полпервого Василий Петрович почувствовал, что может наконец заснуть. Это было почти блаженство. Самое главное: никакого призрака Захара нет.
Зачирикал домофон! Игривый перелив электронных звуков был издевательски жуток.
Оператор домофона вылез из-под теплого одеяла и зашлепал к темному коридору, судорожно тыкая по пути во все выключатели. У самой трубки он замялся. Домофон настырно верещал и старик сдался:
- Кто?..
Вместо приветствия Захар закашлялся. Василию Петровичу всегда в такие моменты казалось, что в его горле тоже что-то тянется и булькает. Старик сглотнул тягучую слюну.
- Ну что, Сокол, подумал?
- Захар, прости меня, но я не смогу тебе помочь.
- Вот ты как, дружище? - протянул призрак. - А можно узнать причину отказа?
- Я не могу тебе помочь. И все. Прошу, оставь меня в покое. Пожалуйста.
- А хочешь, я скажу, почему ты на самом деле отказываешься? - Захар, не дожидаясь ответа, продолжил. Причем уже без характерного сипящего дыхания. - Да потому что ты знаешь, кто убил. Сокол, зачем ты это сделал?
- Что сделал?
- Убил меня. Не отпирайся. Я теперь это уже вижу. Я уже не человек, Сокол.
- Что? Как?.. - встрепенулся Сокол.
- Подумать только, - как ни в чем не бывало продолжил голос в трубке. - Друг юности отравил меня из-за денег.
Сердце Василия Петровича пылало. Языки невидимого пламени лизали голову. Глаза болели так, словно из них испарялась влага. Чувство вины, которое до этого ему удавалось глушить, сторицей вцепилось сотнями когтей сразу по всему телу.
- Прости меня Захар. Не нужно было этого делать...
- Да хрен с тобой. Мне, оказывается, оставалось полгода. И умирать пришлось бы в муках, - неожиданно разоблачительный тон мертвого друга сменился на живой и проникновенный. Как в тот день, когда Сокол распивал с ним водочку под воспоминания о молодости. В тот день, когда он отравил друга.
- Ты прощаешь меня?
- Ты что, сдурел? Нет, конечно. Зато я придумал для тебя наказание, которое позволит моей душе упокоиться. А вот тебе придется туго. Тебя не раскроют, - это я вижу. Чисто все провернул, отличник химфака.
- Тогда что со мной будет?
- Ты будешь служить призракам. Как ты там себя теперь называешь? Оператор домофона? Во-во, что-то типа этого...
- Что за бред? - воскликнул старик.
- Слушай меня, Сокол. Тебе придется отвечать на звонки по домофону. И помогать застрявшим здесь. Я открываю эту дверь в мир живых тем, кто очень хочет уйти отсюда.
- Захар, прошу, не надо!
- И не пытайся увиливать. Души уже вхожи в твою квартиру. Они уже владеют тобой. И жив ты до сих пор только потому, что нужен им. Прощай, Петрович.
Голос Захара исчез из трубки. Именно исчез. Оборвалась невидимая прочная нить, опутавшая голову оператора домофона. Василию Петровичу сразу стало легче дышать. Он приложил вспотевшие ладони к лысине, окончательно потушив костер в черепе.
После прохладного душа, старик, не вытираясь и не одеваясь, рухнул в кровать и мгновенно уснул.
Утром Василий Петрович проснулся помолодевшим. Не болело ничего, что вчера испытывало перегрузки: ни голова, ни сердце, ни совесть... На последнее он и списал все свои галлюцинации. Убедить себя получилось довольно легко. Оператор домофона надеялся, что его пошатнувшаяся психика не выкинет еще чего-нибудь. Но он был готов к тому, что сегодня после полуночи домофон опять зазвонит. Он был готов к приказам неприкаянных душ и другой чертовщине. Готов! Готов к этим игрищам совести убийцы.
На завтрак Василий Петрович позволил себе рюмочку, хотя эффект от нее был как от воды. Да и вечный спутник вдовца - пельмени "Сам Самыч" - был фальшивее обычного.
К возможной "ночной смене" пенсионер решил морально подготовиться. Нельзя сказать, что он храбрился, ведь теперь он понял природу происходящей мистики. Самое страшное уже произошло. Осталось только поставить это на поток, сделать рутиной. Пока не отпустит... Ну, годик помучиться - и все уляжется. Главное - чтобы за решетку не угодить. Теплилась слабая надежда, что никаких призраков больше не будет.
Василий Петрович уселся перед телевизором и разложил на диване то, что взял у друга: две пачки долларов по пятьдесят тысяч и целая насыпь отечественных купюр. Пересчитывать не стал, - знал со слов Захара, что там около пяти миллионов рублей.
И откуда только у него столько? Захар не говорил никогда. Только стонал про некий рок:
- Понимаешь, Сокол, - плакался он при каждой встрече, забывая про то, что ему тяжело говорить. - Сыпется на меня богатство. Из всех щелей прет! Я, видишь, себе - и квартиру, и ремонт, и мебель... А оно не убывает. Зато вот здоровья купить не могу. Мне все хуже и хуже. Врачи руками разводят... Дочка денег моих не берет, - боится, что тоже зачахнет.
Отказывался от соблазнительных сумм и Василий Петрович. Нет, он не верил в проклятье, а пенсия была - одно слово. Просто этот человек так воспитан. Постдетдомовский синдром - "все сам, чужого не надо". Захар даже умолял принять деньги, полагая, что это ему как-то поможет. Но Сокол стоял на своем.
И вот однажды, когда Захару стало особенно тяжко, он предложил:
- Если не хочешь даром, тогда заработай.
- Ээ, насмешил! Ты же знаешь, плотник из меня как балерина. Я химик. Это диагноз.
- А мне и нужен... эмм... химик, такскать.
- Ну... - азартно протянул Сокол. - А что делать-то?
- Убей меня. В смысле - отрави.
- Сдурел?! - Василий Петрович яростно замахал руками.
- Да ты дослушай. Худо мне, Петрович. Я ведь уже неделю совсем не сплю. Болит все, кроме ногтей и волос. Руки наложить на себя не могу. Не по-христиански это. Да и просто ссу. Давно б уже...
- Ты это брось, Захар!
- Убе-ей, - по-детски настырничал тот. - Как друга прошу. Кроме тебя никто не сможет. А ты, я знаю, сделаешь все так, чтобы и мне без боли уйти, и тебе в тюрьму не ходить.
С того самого дня Захар постоянно просил друга об эвтаназии. В ход шли новые аргументы и откровенные мольбы. Вскоре Василий Петрович согласился. Деньги ему, без сомнений, были очень нужны, но взялся за это дело он в первую очередь из сострадания к другу.
В последний вечер они собрались, "такскать, посидеть на дорожку". Сокол принес водочки. В ней-то и был весь фокус: беленькая плюс кое-какая хитрая смесь, плюс лекарство, которое Захар давно принимал, - равно... В общем, верная смерть под невинным предлогом в виде побочных эффектов.
Вспомнили бурную молодость. Последний тост был именно за нее. Только на этот раз в рюмке у Захара плескалась особая жидкость. Она должна была подействовать через несколько часов. Как раз во сне.
Перед уходом Сокола заговорщики поколдовали над застольем, сделав из него "сервировку, такскать, в одно рыло". Следов гостя быть не должно. Захар расплатился. Сумму они не обговаривали, поэтому Василий Петрович крайне удивился столь высокой "зарплате". Благородничать было бессмысленно. К тому же отравитель пообещал своей жертве, что львиную долю передаст Танюше. Анонимно, разумеется, а не то догадается.
Скорбного прощания не было. Решили, пусть будет так, словно скоро опять увидятся: рукопожатие, обычное "бывай" и никаких соплей. Когда перед Василием Петровичем закрылась дверь, он подумал, что совершил страшную ошибку. Однако из-за двери раздался надрывистый кашель безнадежно больного Захара, удаляющегося на смертное ложе. Нет, все правильно...
И вот теперь, когда дело сделано, Сокола беспокоило его душевное состояние. От чувства вины никак не удавалось откупиться логикой. Хотя сама логика после содеянного тоже чудила. Старик поймал себя на мысли: он действительно думал тогда, что по телефону услышит Захара и расскажет ему про ночной кошмар. Да и его призрак, родившийся в воображении под натиском больной совести, нес обвинительную чепуху.
Все это лишь бред. Но в сухом остатке Сокол чувствовал себя убийцей.
Все деньги, разбросанные на диване, он брезгливо свалил в пакет. Василий Петрович решил, что передаст дочери друга все без остатка. Возможно, это облегчит душевные муки. Зачем ему богатство? Он ведь уже не молод, с годами ушли и желания. Как-нибудь уж скоротает свой век на одну пенсию. Самое ценное сейчас - это здоровье, в том числе и психическое.
До самого вечера пенсионер сидел перед бубнящим ящиком. Время тянулось как просроченный клей.
В коридоре давно стоял табурет. Все было готово.
Ровно в полночь домофон, конечно же, зазвонил, хотя весь день молчал. Старику показалось, что его сигнал теперь похож на чей-то голос. Женский голос.
- Кто? - осторожно, но без страха спросил оператор.
- Я. Валя...
У Василия Петровича задрожали губы, глаза подтопило слезами, сердце застучало бешено-нежно.
- Валя? Это правда ты?
- Страшно... Где... я... - речь жены спотыкалась о тишину. Но дело было не в плохой связи. Больше походило на то, что Валентина Сергеевна как будто разучилась говорить.
- Как ты туда попала?
- Почему... я... на улице... Дверь... Железная... Не открывается... Открой ее!
Очередная пауза затянулась, но в трубке раздался крик какой-то старухи. Василий Петрович догадался, что кричала жена. При жизни она была еще более спокойной, чем он, поэтому крика, да еще такого полоумного, Василий Петрович от нее никогда не слышал.
- Что случилось?!
- Кто-то... есть... Идут... ко мне... Кто-то! Кто-то!.. Впусти!
Оператор домофона лихорадочно забарабанил по кнопке. Потом прислушался. Трубка молчала безжизненным куском пластика.
Вдовец отпер дверь. В подъезде было тихо, как тогда, с Захаром. На улице перед подъездом он также никого не застал.
Когда Василий Петрович в размышлениях возвращался к своей квартире, изнутри было слышно, как снова пищит домофон. От волнения старик исцарапал ключом дверь, прежде чем попасть в скважину.
- Доброй ночи, - услышал оператор голос какого-то подростка и облегченно шлепнулся на табурет.
- Поздновато для гостей, - брякнул Василий Петрович первое, что пришло в голову, и открыл мальцу дверь.
Через пару секунд позвонили вновь. И опять этот подросток:
- В чем дело? - искренне изумился пацан.
- Это я хочу знать, - в свою очередь закипел старик.
- Любопытный какой... Давай уже бухти, что твою душеньку гнетет. Я спать хочу.
- Молодой человек, это что за тон? Ты кто такой? Что тебе от меня надо?
- Нее, дедуль. Это моя реплика.
- В каком смысле, "внучок".
- Ну не я же помер...
Эта фраза заставила грозно мечущийся взгляд Василия Петровича остановиться и потерять фокусировку. Нахмуренные седые брови поплыли на свои места, дав ощутить каждую расправляющуюся при этом морщину.
- Я жив, - прошептал Василий Петрович.
- Да нет же. Ты умер, дедушка, - спокойно настаивал парень. - Так у вас бывает. Давай-ка ближе к делу.
- Кто ты?
- Костя. Оператор домофона.
- Оператор?.. - старик поперхнулся. - Так ведь и я тоже.
- Опаньки! Коллегу не признал, - оживился Костя. - Как тебя зовут? Ничего, что на ТЫ?
- Василий Петрович - меня... Значит, это все и вправду происходит?
- А-а, так ты новенький? Тогда понятно, почему нас соединили. Помню, когда у меня это началось, я тоже думал, что мозг заглючило. Ну ниче, скоро втянешься.
- Таких, как ты, много?
- Около ста. Но это только в нашем городе.
- А что вообще происходит?
- Тебе к управдому бы надо.
- Кто это такой?
- Не "кто", а "что". Ща я на сайте заявку сброшу. Тебе позвонят. Пока.
Связь оборвалась. Василий Петрович сухо плюнул.
Целых два дня Василий Петрович не слышал звонка домофона. Но вся эта история уже не оставляла старику надежды, что он всего-навсего тронулся умом. В тягостном ожидании пенсионер постепенно возвращался в обычный ритм жизни. Сегодня вот решил сходить в банк и перечислить на счет Татьяны Захаровны все "заработанные" деньги. Заодно и честную пенсию получить.
Запихнув огромные деньги в простенькую стариковскую сумку, Сокол побрел в банк. Как оказалось, анонимно перечислить деньги нельзя. Оставалось только подкинуть.
А каково же было его удивление, когда барышня за стеклом известила о состоянии счета, на который капает пенсия. Откуда ни возьмись - сто тысяч рублей! Василий Петрович справился в бухгалтерии, от кого. Ответили, что средства поступили от ЗАО "УправДом".
Вечером наконец-то ожил домофон. Василий Петрович даже не сомневался, что звонок этот не с улицы.
- Слушаю.
- Доброго вечера, - почти нараспев произнесла девушка. - С вами говорит "Управдом", диспетчер Березкина.
- О, здравствуйте. Вы можете мне объяснить, что, в конце концов, происходит?
- Обязательно. Исчерпывающие инструкции будут высланы вам по электронной почте.
- Но у меня ее нету. И компьютера тоже. Понимаете, мне семьдесят лет... - начал оправдываться старик.
- Это не имеет значения. На ваш счет поступили подъемные. А ваш напарник поможет приобрести и освоить технику.
- Какой еще напарник? Послушайте...
- Константин Копылов, - спокойным, но твердым тоном прервала на полуслове Березкина. - Спасибо за службу. Всего доброго.
Не успел Василий Петрович отойти от домофона, как тот позвал его снова.
- Здравствуйте, Василий Петрович. Это Костя. Помните?
- А-а, Копылов Константин? Мы же вроде с тобой на ТЫ.
- Ах да... Значит, тебе уже звонил "Управдом"? Это хорошо.
- Чего хорошего? Меня на старости лет наняли в какую-то сомнительную контору...
- Дед Вась, может, впустишь сначала?
- В смысле? - опешил дед. - Ты что, мертвый?
- Типун тебе на язык! Я у тебя перед домом стою. Открывай дверь.
На пороге квартиры показался щупленький мальчик, одетый во все черное. Чертенок с большими умными глазами.
- Сколько ж тебе лет, Костя?
- Тринадцать.
- И давно ты?..
- Три года. Сразу, как отец умер.
- Почему "сразу"?
- Потому что это он передал мне дела. Операторы не уходят, не оставив преемника. Ты, наверное, не знаешь, но твой дружище Захар тоже был оператором домофона.
- Как же так?! Зачем он?..
- Понимаешь, коллега, работа на управдома - это такое современное проклятье. Еще с языческих времен повелось. Только раньше методики были другие, и называлось это совсем по-другому. Захар твой сделал все правильно. И ты его преемник.
- Вот удружил. А в чем заключается проклятье?
- Мы с тобой - что-то вроде психотерапевтов для умерших и неприкаянных душ. За хорошую работу получаем хорошие деньги. А за плохую... теряем жизненные силы. На нашенских "бракоделов" больно смотреть. Вон и Захар в последние годы зачах совсем.
- Он же заработал много денег. Я это... мм... точно знаю.
- Да вот так. Был-был передовым, а потом раз - и что-то переклинило.
- Плохая работа - это как?
- По-разному бывает. Ты сам почувствуешь, когда накосячишь, - Костя обратил внимание, что лицо Василия Петровича мрачнеет с каждым его словом. - Да не переживай. Пара-тройка необработанных душ - это всего лишь насморк. Знай только жми кнопку и впускай их. Сложности возникают, только когда души хотят поговорить с тобой. Такой бред несут иногда. Я помню, как отца впускал. Свихнуться можно от того, что он мне тогда наговорил. С душами надо - по душам. Речь нужно фильтровать, а не то таких дров наломаешь... Но могу тебя успокоить, - говорят они редко. Они там со временем вообще язык забывают, пока наши точки отыщут. Мычат, орут, стонут, сопят... Мне один хрыч - так вообще пердел.
- Куда они попадают, эти души? А то ведь я свою жену давеча тоже...
- Жену? Да-а, могу тебя понять. Но я всех тонкостей не знаю. Управдом - скрытная организация. Контакты поддерживает только через сайт и домофонную связь. По официальному адресу - подстава. На форуме Управдома операторы выдвигают свои версии. Кто-то верит, что мы наместники Бога, привратники в Чистилище, или где там еще. Я, например, думаю, что Управдом - это секретная спецслужба. А души используются в военных технологиях. Но, если модераторы управдома не удаляют все эти версии, то, скорее всего, они ошибочны.
- Ну-ну. Откуда тогда берутся деньги для оплаты услуг операторов?
- А какая разница? Собирайся, дед Вась. Надо сегодня успеть купить тебе ноут и подключить интернет. Работа встала, понимаешь?