Еще одна деревенская страшилка:-). Рассказ опубликован в альманахе "Порог-АК" номер 11.
Дьякона Илью убили на небольшой гриве возле Денисова болота, в двух километрах от селения. Ударили обухом топора по голове. Нашли его только на следующий день, ближе к вечеру. Темное было дело. Злодея так и не отыскали. Схоронили Илью на деревенском кладбище, а возле Денисова болота мужики деревянный крест поставили, в память о добром человеке.
С тех пор лет пятнадцать минуло, а крест так и остался стоять на сухой, покрытой мхом гриве...
- Стою, говорит, и слышу - шаги тяжелые, словно идет кто-то большой по лесу! - повествовал Колька. - Глухие такие, словно колотушкой большущей по мху. Тум, тум. Дедушка так и замер возле креста, рукой в него вцепился. Стою, говорит, и "Отче наш" читаю. А у самого пот по спине. А этот, большой, стороной прошел.
- Откуда у тебя дед так поздно шел? - спросил Мишка.
Он подвинулся ближе к костру и бросил охапку сухих сучьев в огонь. Пламя жадно набросилось на дрова, словно голодный зверь на добычу. Темнота вокруг вздрогнула, огромные тени зашарахались между деревьями.
- Он с тяги возвращался, с Дмитриевой кулиги, - ответил Колька, устраиваясь поудобнее на лапнике. - Дед говорил, как месяц только зародится, ночь владения свои обходит. Вот он ее, наверно, и слышал. Но не тронула его - видно, крест ильин спас.
- А моя бабка говорит, что сам Илья по ночам ходит, - вставил Мишка, ворочая палкой картофелину, пекущуюся в костре. - Его ведь в новолуние убили. Вот он и ходит, ищет своего убийцу. Неспокойно ему в новолуние.
Закутанный в дедову фуфайку двенадцатилетний Васька вздрогнул, потянулся ближе к огню. Он почти ничего не говорил, только слушал друзей да изредка боязливо косился на старый накренившийся крест метрах в пяти, на гриве, по которому плясали блики от костра. У креста как раз заканчивался круг света, - дальше все было задернуто черной завесой ночи.
"И зачем поперся?" - подумал Васька, отворачиваясь от дыма, который настырно лез в глаза и ноздри.
Колька с Мишкой заманили: будем, мол, картошку и хлеб на костре печь да страшилки рассказывать. Днем это казалось привлекательным, а сейчас было страшно.
- А возьми дядьку Макара? - сказал Колька, глядя на Мишку. - Неделю в лесу проплутал, а потом говорить совсем не мог.
- Ну да, мычал только, да рукой на лес показывал, - закивал Мишка и достал из золы черную, как уголь, картофелину. - Говорили, его медведь напугал. А кто знает? Может быть, он дьякона видел?
- Или ночь встретил, когда она владения обходила, - вкрадчиво произнес Колька.
Васька оторвал взгляд от костра, глянул в темное, насыщенное звездами небо. На его фоне причудливыми узорами вырезались кроны разлапистых сосен, обступивших небольшую поляну. Они казались Ваське таинственными лесными великанами. Трещали и ныли в костре сухие сучья. Близилась полночь.
- Видимо, крест Ильин до сих пор людям помогает, - продолжал Колька, шевеля рогатиной угли. - Человек свят был, и место свято. От нечистой силы защищает. И нам сейчас здесь бояться нечего.
Ваське было неуютно. Спереди нещадно жгло, а спину охватил холод весенней ночи. Он заворочался. В поле зрения снова попал покосившийся крест. Парнишка знал, что дьякон Илья давным-давно покоится на деревенском кладбище, а крест остался просто как память, но все равно в голову лезли страшные мысли. Сейчас как скрипнет старая деревяшка, зашевелится земля, полезет из сырой грязи белесая кость руки...
- Чего ворочаешься, шкет? - насмешливо вопросил Мишка, взглянув на него. - Страшно?
- Нет, - соврал Васька, продолжая крутиться, стараясь найти удобное положение. - Неудобно просто.
- Правильно, - значительно произнес Колька. - Будешь бояться - заберет хозяйка-ночь в свое темное царство. Там все не так, как здесь. Там - страшно. А тут бояться нечего, крест Ильин защитит, если что.
Мальчишки прислушались. Тишина. Только ветки в костре потрескивают.
- Идет кто-то, - прошептал Мишка, привставая с колен.
Мальчишки прислушались. И вдруг услышали мерные глухие звуки. Словно что-то огромное неторопливо двигалось к ним. Васька почувствовал, как волосы зашевелились на затылке.
Пламя костра дернулось и медленно, словно нехотя, стало бледнеть. Зашевелилась темнота, тени вновь метнулись к костру. Где-то в болоте скрипнуло, застонало отжившее свой век сухое дерево. Круг света вокруг костра стал уже. Показалось, что и небо, одетое мглой, будто бы стало ниже, склонилось над тремя мальчишками, застывшими посреди уснувшего леса.
- Идет, - затрясся Мишка, тыча рукой во мрак, откуда доносились страшные звуки. - Идет!
Васька, дрожа от страха, глянул в темноту. Не видно ни зги. Безмолвный лес стоял неподвижно, в унылой задумчивости. И слышно было только одно: тум... тум...
Словно кто-то огромный шагал по лесу.
- Бежим, - испуганно крикнул Мишка, бросаясь в ночь.
Недолго думая, Колька помчался вслед за другом, оставив Ваську одного возле умирающего костра.
- Куда же вы? - заплакал Васька и хотел броситься следом, но тело, скованное ужасом, отказалось повиноваться.
От болота дохнул ночной ветер, холодом коснувшись Васькиной щеки. Костер почти потух, тишина и мгла сплотились на поляне. Страх холодной глыбой лег на грудь. В немом ужасе Васька обернулся, глянул вдаль, за гриву.
Свет костра совсем бледен. Вон там, за сухостоиной в низине, что-то зашевелилось. Ползет. Накатывает медленно. И шаги тяжелые, словно удары колотушкой по мху.
ТУМ. ТУМ. ТУМ.
"Ночь идет. Хозяйка владения обходит. Ильин крест, защити. Помоги мне!"
Что-то черное приближалось к Ваське. Он сделал несколько шагов назад, уперся спиной во что-то. Услышал треск и глухой удар. Обернулся, и в бледном свете углей различил сломанный крест, лежащий во мху.
Гуще тьма, чернее туши деревьев. Он крикнул, но голос показался ему тихим, словно далекое эхо. Он взглянул на небо - там перемигивались далекие звезды. Но уже совсем незнакомые, чужие. Откуда-то со стороны донеслись звуки. Странные, ни на что не похожие. Неземные. Нечеловеческие.
"Там все не так как здесь. Там - страшно".
Там ночь-хозяйка свои владения обходит.
* * *
Яков Матвеевич вышел на крыльцо, огляделся. Деревня спала, и лишь на болоте за огородами надрывалась кряква. Звездное небо склонилось над землей. Безмятежна весенняя ночь. Лишь летящие высоко невидимые гуси бросят на землю тихий клич, да селезень иногда разбудит спящую тишину своим шипящим зовом. За огородами темной горой громоздиться роща, спят деревья, связанные тишиной.
Дед прошелся по крыльцу, глянул в ночь. Тишина и покой вокруг, лишь доски крыльца легонько скрипят, да утка на болоте голосит.
- Ну как? - послышался из сеней старушечий голос. - Не видать?
- Не видать пока, - отозвался дед. - Ничего, придут скоро, вот увидишь. Гулять охота, ночью шататься. Молодежь.
Он спустился с крыльца и бросил взгляд на крест, прислоненный к забору. Недавно оструганное свежее дерево слегка светилось во мраке. Утром дед собирался поставить его взамен старого, подгнившего, на том месте, где убили дьякона Илью.
"Святой человек был. Добрый", - подумал дед и снова посмотрел на деревенскую улицу.
Но та по-прежнему была пуста.
- Ах, сорванцы, - пробормотал он, качая головой и тяжело вздыхая. - Эх, молодость!
