Всем известны слова К.С. Станиславского "Умейте любить искусство в себе, а не себя в искусстве". Много лет назад я оказался в ситуации, которая дала повод задуматься над этими словами. В то лето я отдыхал со своими товарищами на турбазе на острове Валаам. К острову ежедневно причаливали большие теплоходы. Пассажиры высаживались на берег, осматривали достопримечательности и вечером уплывали. Мы же себя считали аборигенами и с пренебреженьем смотрели на этих "туристов", за один день так и не сумевших постичь все прелести Валаама. Тем не менее нас, уже отвыкших от благ цивилизации, иногда тянуло к этим теплоходам, и мы робко проникали на роскошный корабль с разными целями: то посетить бар и побаловаться коньячком, то зайти в музыкальный салон, где, как правило стоял белый рояль... Но об этом отдельная песнь. В тот день мы, небольшая стайка робких туристов зашла в музыкальный салон. Я сел за белый рояль, откинул крышку и стал не спеша извлекать звуки, разыгрываться. Постепенно дело дошло до моих любимых прелюдий Рахманинова - до-диез минорной и соль минорной. Краем глаза я видел, что в салоне стал прибывать народ, приходили по одному, по два. Я вовсе не думал давать концерт. К тому же я был плохо одет: на мне, как и подобает настоящему туристу, была линялая штормовка, в некоторых местах с прорехами. Когда число слушателей превысило критический размер, я встал и спешно ретировался. Прошли годы... Но этот случай позволил мне всякий раз, когда я слышал виртуозную фортепианную музыку, представлять себя в музыкальном салоне на корабле, за белым роялем, непременно в видавшей виды штормовке. Я извлекаю изумительной красоты звуки, а слушатели поражаются несоответствием моего внешнего вида и моего исполнительского искусства. Другими словами, я, вопреки формуле Станиславского, любил в тот момент не музыку в себя, а себя в музыке.
Были еще несколько случаев аналогичного содержания. Как-то раз я оказался в доме-музее А.П.Чехова в г. Чехове. Там тоже в зале на первом этаже стоял рояль. Я попросил разрешения сесть за инструмент и стал разыгрываться. К тому времени мои исполнительские навыки оказались в значительной степени утраченные. Я некоторое время посидел за инструментом и встал. На вопрос музейных работников: как рояль? - я пробормотал что-то невнятное, из чего можно было заключить, что рояль - не очень, о чем я впоследствии сожалел на протяжении всей жизни. Все дело было в том, что не рояль оказался плох, и исполнитель...
И последний случай. Я, безумно любя музыку, отдал своего сына в музыкальную школу, решив, что хотя бы он получит систематическое музыкальное образование. На одном из экзаменов по общему фортепиано он исполнял прелюдию Шопена. Я на том экзамене не присутствовал, но преподаватель мне потом рассказала, что члены экзаменационной комиссии ее ругали, что она дала моему сыну задание готовить эту злополучную прелюдию. Таким образом, я понял, что мой сын отнюдь не удивил своим исполнением строгую экзаменационную комиссию, скорее, наоборот. Но всякий раз, слыша какую-либо виртуозную музыку, я представляю себя либо на Валааме, либо в доме-музее Чехова, либо своего сына на экзамене, где он поражает членов комиссии своей виртуозностью. Бедный Станиславский... Если бы он знал, насколько трудно следовать его заповеди!
Борт теплохода "Александр Суворов", Волга, между Чебоксарами и Казанью.