Повесть производит двойственное впечатление. Вначале упиваешься образами, ситуациями, изображенными великим писателем с таким мастерством. Но с возникновением фигуры Черного монаха как реального лица (начиная с первой беседы с ним Коврина) понимаешь, что Черный монах - лишь прием, которым писатель воспользовался для выражения взглядов, бытующих в то время среди определенной части интеллигенции (и отчасти, своих). К уверениям Чехова, что образ Коврина он писал не с себя, следует относиться с осторожностью. Несомненно, какие-то черты Коврина были свойственны и самому писателю. Личность писателя, как, впрочем, и любого человека, - это целый мир, в котором сосуществуют множество черт и наклонностей. Писателю, с его развитым воображением, не составляет труда развить, абсолютизировать какую-либо одну черту. Таким способом писатель может создать практически любой образ.
Важная черта болезни Коврина - замкнутый круг. Вызванный болезнью, он еще более усугубляет ее течение. Черный монах - часть самого Коврина, плод его воспаленного воображения - говорит ему о его величии. В результате этого величие все более осознается, образ Черного монаха делается все более отчетливым, и все более настойчиво говорит ему о величии, во все более "самодержавных", непримиримых формах. Психика Коврина замкнулась сама на себя.
Всю историю с Черным монахом можно свести к психическому акту - осознанию, в данном случае своего величия. У нормальных людей это происходит непосредственно. У Коврина - косвенно, посредством призрака Черного монаха, который существует в сознании самого Коврина.
Нельзя искать в каждом поступке, в каждом слове Коврина признаки болезни. Часто бывает, что здоровое и больное в сознании человека сосуществуют, и Чеховым это показано.