Аннотация: Об осознанном и неосознанном в творчестве, об упадке искусства, о теории стихосложения
Жизнь бесконечно интересна. Важно только не устать от нее. Не страшно, когда человек сожалеет, что жизнь сложилась не так, как он хотел. Страшно, если он сожалеет, что еще существует на этом свете.
* * *
Проблема осознанного и неосознанного в творчестве очень сложна. Об этом спорили, и будут спорить. Человеку свойственно стремление к познанию. Стремится он к знанию и в области искусства. Но порой, забравшись слишком глубоко в дебри искусствознания, он останавливается как бы в испуге, поразившись глубине пропасти, разверзшейся перед ним, и спрашивает себя: "Зачем мне это надо? К чему мне это?" Сущность ценности искусства - в наслаждении, которое осуществляется путем эмоционального сопереживания, путем восприятия, в котором разум не участвует. Не лишит ли наука в искусстве не только радости творчества, но и радости восприятия? Не является ли наука своего рода троянским конем? Существует мнение, что упадок искусства начался с эпохи Возрождения, то есть с того времени, когда в искусстве широко стали использоваться научные достижения. Парадоксально звучит: живопись стала себя изживать с тех пор, как Леонардо да Винчи начал на трупах изучать строение человеческого тела. У Оскара Уайльда есть замечательные слова: "Есть два способа не любить искусство. Один - это просто его не любить. Другой - любить его рационально". Но есть и другие точки зрения. Вот что пишет Брюсов, знаток творчества Эдгара По, о поэме "Ворон": Сюжет поэмы глубоко и строго логически продуман поэтом; все эффекты поэмы не столько результат творческой интуиции, сколько сознательной работы мысли, комбинирующей и выбирающей. В содержании поэмы нет ничего, что не могло бы быть объяснено самыми естественными причинами, и вместе с тем поэма оставляет впечатление жуткое и мучительное".
Все выдающиеся творцы искусства не только в совершенстве знали форму, но и были создателями новых форм. Можно вспомнить хотя бы у Пушкина знаменитую 14-строчную онегинскую строфу. Неправильно допускать, что поэты не осознавали, каким размером пишут. Можно обратиться опять к Пушкину. Следующий отрывок написан октавой:
"Четырехстопный ямб мне надоел:
Им пишет всякий. Мальчикам в забаву
Пора б его оставить. Я хотел
Давным-давно приняться за октаву.
А в самом деле: я бы совладел
С тройным созвучием. Пущусь на славу!
Ведь рифмы запросто со мной живут;
Две придут сами, третью приведут".
Очевидно, истина, как это всегда бывает, лежит в золотой середине. Художник при создании картины одни эффекты рассчитывает заранее, но часто проводит линию, наносит мазок, руководствуясь только своей интуицией.
Поэт должен знать все, чтобы особенности его творчества не обусловливались незнанием законов, правил. По-видимому, этот закон общий для всего искусства. Недавно я обнаружил слова Чайковского, в которых он разбирает произведение композитора-любителя: "На каждом шагу встречаются запрещенные квинты и октавы. Нарушать это запрещение вполне возможно, но сейчас видно, когда это делается сознательно и когда они вследствие неумения".
Как быстро меняются взгляды человека! Еще недавно в Доме книги, проходя мимо прилавка, я равнодушно взглянул на солидный труд Жирмунского, посвященный теории стихосложения. На мое отношение к этой книге не повлияло даже то, что ее интенсивно покупали. Сейчас я бы хотел ее иметь, но... все уже продано.
Моя жизнь в деревне была довольно своеобразной: вокруг леса, река, коровы, петухи, а в голове хорей, дактиль, стопы и проч. Я проанализировал все стихи, которые были у меня в наличии, и пришел к довольно любопытным выводам. Оказывается, мне больше нравятся стихи, написанные трехсложным размером. Меньше - двусложный размер, причем ямб больше нравится, чем хорей. На мой взгляд, это объясняется тем, что трехсложный размер придает стихам напевность. В нем меньше ударных слогов, больше безударных. В хорее ударение часто падает на первый слог строки, строка начинается резко, неожиданно. В этом его недостаток. В ямбе же строка начинается плавно, ударение стоит не раньше второго слога. Хотя, возможно, для разных замыслов необходимы разные размеры.
Сознаюсь, что "поднял руку" и на Арсения Тарковского. При этом я взглянул на его стихи новыми глазами. У него есть великолепные стихотворения, написанные в классических, строгих формах. Это - "Кактус", "Пускай меня простит Винсент Ван Гог", "Поздняя зрелость", "Ночная работа". Поразителен контраст напевности, присущей трехсложному размеру, и сжатости, свойственной двухстопному стиху, в следующем отрывке, написанном амфибрахием:
"И я ниоткуда
Пришел расколоть
Единое чудо
На душу и плоть..."
Особенно мне понравились его белые стихи. Были стихотворения такие, в которых я так и не смог определить строфу. Либо это формотворчество автора, либо моих скудных познаний не хватило. Особенно в глубину мне забираться не хотелось, так как углубляться можно беспредельно.
В каких случаях возникает желание писать стихи? У меня иногда бывает такое состояние, когда весь мир предстает в другом свете, более поэтичным. Когда слышишь, замечаешь, видишь то, чего не видишь в обычном состоянии. В такие минуты особенно хочется перенести свои ощущения на бумагу... Но мне кажется, что при этом все мои особые чувства и ощущения рассыпаются как карточный домик. Я не строю себе никаких иллюзий относительно уровня моих стихов.