Первое что он увидел, после того, как пришёл в себя, это было голубое небо, затем, буквально через несколько секунд его заволокло чёрным, едким дымом - горела бронетехника. Потом в небе появился клин "Мессершмитов", они прошли невысоко, на бреющем, поливая противника дождём свинца.
Чуть позже пришли звуки, по крайней мере в левое ухо - свист пуль и мин, разрывы снарядов, крики раненых.
Затем он смог вдохнуть полной грудью, появились запахи - горящее топливо, и что-то ещё...запах жаренного мяса, человеческого мяса.
В глубине головы появился гул, потихоньку нарастая, казалось, что когда он выйдет на пик, голова просто взорвётся.
И наконец пришла память: шел 1943 год, он Лёвкин Кирилл Петрович, 27ти лет от роду, рядовой Советской Армии, когда нацисты вероломно вторглись на территорию Родины, он добровольцем пошёл на фронт, не смотря на двоих детей и жену - нужно было отбить любимые земли и наказать вражину. Последнее что он помнил - их бросили на штурм очередной "безымянной высоты", рота в которой он служил уже взяла первый эшелон обороны - окопы, а потом их накрыли миномётным огнём.
Казалось что голова была набита свинцом, -наверняка контузия.
Кирилл повернул голову налево, на него с расстояния в пару метров смотрел голубой глаз сослуживца Нечипоренко. Второго глаза не было, как и всей левой части головы, огромная кровавая дыра парила, стояла поздняя осень.
Справа была картина не лучше, часть их окопа завалило землей, тут и там лежали несколько его боевых товарищей, кажется им повезло меньше, чем самому Лёвкину. Никаких признаков жизни. Где-то поверх укреплений в атаку шли красноармейцы.
Так. Ну с обстановкой всё понятно, и с гулом и с тем что на правое ухо была глухота. Контузило при разрыве. А что в остальном?
Лёвкин с трудом поднял руки к глазам, слабость сковывала всё тело. Покрытые грязью, с кучей пороховых ожогов, с множеством мозолей, руки были на месте и судя по тому что пальцы хоть и с трудом но всё же слушались - с ними всё в порядке.
Настораживало то что до сих пор он не чувствовал ног. И даже при всём желании никак не удавалось ими пошевелить.
В голову лезли страшные картины бойцов с оторванными ногами, калеки, ущербные люди на весь остаток своей жизни, ни работы, ни как зачастую получалось близких людей -кому нужна такая обуза.
Солдат с минуту собирался с духом, затем, решившись, приподнялся на локтях и посмотрел на своё тело. Живот пронзила дикая боль, от которой помутнело в глазах, но он справился и увидел... Увидел то, от чего кровь буквально застыла в жилах и волосы встали дыбом. От него самого шёл лёгкий пар, точнее от его живота, ещё точнее от его внутренностей...
Видимо осколком ему распороло брюхо, и сейчас всё его содержимое кровоточило, пульсировало и норовило вывалиться на землю. Длинная, толстая, белесая кишка уже скатилась по располосованному животу на какую то грязную тряпку.
Кирилл попытался затолкать её обратно, но вместе с ней с рук стекала грязь, земля сыпалась прямо ему в нутро.
Почему-то боли не было, возможно шок от увиденного или контузия, но когда он грязными, неслушающимися руками пытался собрать себя обратно, её не было.
Он откинулся на землю, снова всматриваясь в небо войны, измазанное чёрным дымом, и располосовываемое самолётами и снарядами.
Что он знает о ранах в живот? В голову полезли страшные и удручающие картины - брюшные раны считались среди красноармейцев самыми страшными -мучительная, долгая смерть ждала большинство "неудачников" Даже Пушкин, раненой одной пулей умирал долго, и в страшной боли.
- О, БОЖЕ!
На глаза набежали слёзы отчаяния, он лежит и подыхает в грязи, его буквально выпотрошили. А дома ждут сыночек и доченька.
- есть живые!?
В окоп вбежала молоденькая медсестра, в большой серой шинели и сумкой с красным крестом на боку, из под пилотки выбивались растрёпанные белокурые волосы.
Присыпанные землей лежали мёртвые бойцы Красной Армии. Она уже собиралась уходить когда услышала слабый голос.
- Помоги, пожалуйста... помоги.
Углубившись в укрепления она наткнулась на того кого сначала приняла за изуродованный труп, этот солдат был едва ли не разорван пополам осколками, но всё ещё дышал.
- Потерпи солдатик, потерпи!
Медсестра склонилась над ужасной раной.
- Как же ты так то, солдатик!? Чем же, чем же мне тебе помочь!?
Она достала из сумки бинты, многократно стиранные, рваные простыни, но бессильно опустила руки. Все внутренности были побиты металлом, даже если бы удалось каким то чудом остановить кровь и засунуть всё обратно. Этому парню осталось жить от нескольких секунд до нескольких минут.
- Прости солдатик! Прости меня, но я не могу тебе помочь, у нас нет даже обезболивающего, чтобы облегчить тебе...
От осознания собственного бессилия и картины плачущего, искалеченного умирающего, в глаза набежала влага.
В этот момент её грубо одёрнула такая же грязная рука.
- Сестричка! Там майора Прохорова ранило! Давай быстрее! Он чуть выше лежит, пошли!
Он грубо потянул её наверх их окопа.
- А как же он!?
Красноармеец обернулся на Лёвкина.
- Да не жилец он, а там офицер ранен!
Он вытолкнул девчонку наверх и обернулся на секунду.
- Прости брат, сам понимаешь, военное время, даже пулю на тебя не потрачу.
Сестра подала ему руку и помогла выбраться вслед за собой, как только они оказались наверху, их накрыл пулемётный огонь. Свинец осыпал их фонтанами земли и девушка упала обратно. Солдат пробежал немного вдоль окопа, буквально на 10-15 метров в сторону и тоже рухнул вниз.
Кирилл уже не плакал, он смирился. Пришёл страх, боль начала появляться в разорванном животе, с каждой секундой набирая обороты. И дикий ужас сковывал от осознания её нарастания.
Он снова приподнялся на локтях и посмотрел на бросившую его умирать мучительной смертью парочку.
Медсестричка лежала перед ним в паре метров, сквозь шинель в районе живота проступали пятна крови, она была без сознания, тихие, болезненные стоны срывались с её побелевших уст.
Поодаль прислонившись к покосившимся бревнам стоял красноармеец. Он согнувшись пополам пытался откашляться, но ему мешали пузыри крови идущие изо рта. На груди с правой стороны было две раны.
Пробито лёгкое. И оно сейчас заполняется кровью. Не жилец, некому оказать помощь.
Почему-то от этой мысли Кириллу стало легко, мимолётная улыбка скользнула по бледному лицу. Он снова лёг, и тут его рука упёрлась во что-то. Слабеющими пальцами ощупал находку, у него через плечо всё ещё шел ремень, державший подсумок для пары гранат.
Этот подсумок лежал почти под ним, и на него упала та самая толстая кишка.
Живот, или то что от него осталось уже дико резало. Лёвкин засунул руку в подсумок и извлёк две гранаты, с длинными детонаторами, исполнявшими заодно и роль ручки для метания.
Сквозь пелену боли он и не замечал, как начал бормотать сам с собой.
- Щас, щас... Погоди сестричка. ...Чем смогу помогу... Дочу с сынишкой не увижу... Хорошие мои....
Он выдернул чеку и как мог двумя руками бросил гранату в сторону стонущей медсестры. Снаряд упал прямо ей за спину.
- А ты братишка извини, военное время.
Собрав последние силы, произнёс он и злобно посмотрел в сторону задыхающегося солдата.
Затем выдернул свою чеку и положил гранату на грудь.
Небо. Если убрать дым, и самолёты, оно такое голубое, и такое красивое, безмятежное.