Аннотация: Стивен Кинг описывает очень своеобразную, но неудачную модель интеграции психики в состоянии травмы: как бы ни интегрировалось Эго, архетипические влияния и связи предельно выхолащиваются. Для интерпретации использована эпопея С. Кинга "Темная Башня" и некоторые связанные с нею произведения - "Противостояние", "Мобильник" и особенно "Бессонница"
Миры
Ключевой мир - наш. В нем живет мальчик Джейк, а на пустыре цветет Роза, средоточие миров.
Мир "служебный", инструментальный, где можно запустить разрушение или остановить его - это фрагментированный мир Роланда и Алого Короля. У этого мира есть фрагменты. и герои своим движением, как и во "властелине Колец", на время связывают одни части и дают погибнут другим. Наиболее сохранны Гилеад, мир детства Роланда (он живет только только в его памяти), Тандерклеп (область Алого Короля), Крайний мир, где находится Башня.
Такое различение возникает после четвертой книги, "Колдун и кристалл", где Роланд и его мир еще одушевлены.
В первой книге, "Стрелок", мир Роланда динственный, умирающий. И ожидаемое возрождение его представляется совсем иначе, чем в более поздних книгах - единственный мир должен был по-настоящему возродиться, без позднейших привнесенных С. Кингом в его структуру расщеплений и расслоений.
В первых двух книгах речь идет о промежуточной реальности, куда Роланд вытаскивает своих будущих Стрелков - мир фантазирования, где живое и неживое мало отличаются друг от друга.
Изначально мир Роланда един и удерживается Темной Башней. Это привычная нам реальность расщеплена на слои со множеством временных потоков - в ней есть и реальность, и миры, созданные фантазией, а различать из очень трудно.
Кажется, что спутники Роланда: мальчик Джейк, Одетта/Дета (у героини диссоциативное расстройство: Одетта - респектабельная негритянка без ног, борец за права негров, а Детта - чернокожая преступница и потаскуха, которвая мнит себя мстительницей) и наркоман Эдди, все травмированные, происходят каждый из своего мира (который не могут назвать своим), а не только из разных времен.
"Темная Башня" долго царила над другими книгами С. Кинга и связывала их воедино; много раз автор отступал и откладывал завершение эпопеи (см. предисловия к "Стрелку" и "Королю и Кристаллу"). Тогда мы можем предположить, что Красный Король (Багряный Владыка) - воплощение той части творческой способности писателя, что заводит все дальше и дальше в область травмы, морочит аллегориями и не дает создавать логичные и нравоучительные романы ужасов.
Роза и Башня
В нашем мире существует роза, живое средоточие всех миров - и эта Роза покалечена. В мире Роланда есть Темная Башня, что, удерживаясь с помощью Лучей, сохраняет стрцуктуры всего сущего. Алый король сломал уже десять Лучей из двенадцати, и Башня скоро падет.
В эпопее, особенно в шестой книге ("Песнь Сюзанны") происходит сразу две важных вещи, два разных пути интеграции, и оба неудачные.
В нашем мире была создана корпорация для охраны Розы, и над нею построили Башню. Теперь у Розы есть безопасность. но нет никаких связей. Роланд, увидев это, мог завершить свой путь, потому что Роза спасена. Мы видим, что здесь символ самости был оправлен символом Самости-границы, возможно, что и теневой.
В мире Роланда Темная Башня все еще может упасть, и алый король застрял на ее нижних этажах. Он больше не может ломать Лучи, и со временем они восстановятся.
Иным, и уже явно неудачным, путем восстановления целостности было порождение сына двух отцов, Алого короля, и Роланда. Этот младенец-паук родился вампиром, и, несмотря на выдающийся интеллект, умер от зависти, поноса и неправильного метаболизма - на переработку пищи у него уходило больше энергии, чем он получал.
Интересно, что путь Роланда такой же, как и у безумца Дон-Кихота: мир, пройденный им, остается разорванным и не обретает связности. Только смерть и опустошение Стрелками уравнивает разные области умирающего мира. Связи не работают - разумный и почти живой поезд Блейн кончает с собой, увозит Роланда вперед и обратно уже не возвращается.
Да и Башня не дала Роланду ничего - она лишь показала ключевые (наиболее травмирующие) эпизоды его биографии и выбросила вон, в пустыню, откуда он начинал свой путь. Но появился один новый символ - Стрелок нашел в песке рог его давно погибшего друга Катберта. Видимо, возможность призвать и сплотить и станет способом новой интеграции.
Ключевое имя эпопеи, Роланд, имеет особенное значение. Возможно, С. Кинг мистифицирует читателя, пускает его по ложному следу, когда говорит, что истоком эпопеи было стихотворение "Чайлд Роланд к Темной Башне пришел...". Источник этот - не единственный. Второй - французская "Песнь о Роланде": в ней доблестный рыцарь отказался от помощи короля, не стал трубить в рог - и погубил и себя, и все свое войско.
Алый Король, Роза и Башня
Роланд поклялся войти в Темную Башню, и он сделает это. Однако, Лучи начали восстанавливаться, и он может повернуть назад. Его ка-тет (группа спутников, духовная семья)распадается, и он снова остается один. Он не видел Розу на пустыре - ему довелось подойти к ней, когда она уже была окружена своего рода башней и организацией, защищающей ее. Если Роза воплощает Самость в своем феминном проявлении, то строительство башни над Розой возвращает к древнему и примитивному устройству ядра психики с жесткими границами и отношениями не любви, но власти и контроля. Не это ли означает сон Эдди Дина: он видел, что Роланд управляет бульдозером, который готов срезать Розу?
Пустырь, похожий на тот, в котором цвела Роза, был и в том месте, где маленькой Одетте сбросили на голову кирпич. Не тогда ли, в детстве, из-за травмы, Роза стала больной?
Силы зла
Как эпопея о не-спасении души "Темная Башня" исключительно удачна. Восстановление чувств заставляет Роланда сбиться с Луча, но это поправимо, если новая целостность его ка-тета сохранится и поможет пережить воспоминания об убийстве матери. Но странно влияние этого воскрешения души на носителей зла: и противники Роланда в Зеленом дворце, и сам Алый Король кажутся теперь фиглярами и ведут себя ходульно; да и реальность распадается на фрагменты, почему Розе и требуется очень мощная защита.
Алый Король - не только фигляр. Он хозяин и комбинатор травмирующих образов и переживаний: он их перемешивает с другими, близкими травме, и то, что получается в результате, делается плоским и теряет смысл; он создает странные объекты, и поэтому Безмерное (червеобразные твари между мирами, червоточины, проедающие границы миров) постоянно где-то рядом, и его образов становится все больше.
К концу эпопеи образы зла все больше уплощаются. Если вспомнить "Сердца в Атлантиде" и "Черный дом", то "низкие люди", слуги Алого Короля, чьи лица постоянно стремятся выйти за свои пределы, а также мистер Маншан отвратительны, страшны и могущественны.
С. Кинг в "Темной Башне" так и не нашел адекватного воплощения для Алого Короля и профанировал его образ - или упустил. В "Бессоннице", более ранней книге, Малиновый Король, меняющий ипостаси: злой Христос на картинке - Мать - разбитая о дерево ядовитая рыба с выдавленной икрой - совсем не кажется фигляром. Содержания, воплощаемые Алым Королем, ускользают от понимания и воплощения, а их литературные воплощения ветшают и теряют силу
Образом такой выхолощенности образа зла в "Темной Башне" становятся звероголовые тахины в человеческих масках, завидующие людям - такое объяснение вовсе не ужасно, не ввергает читателей в трепет и разочаровывает.
Первичные образы Малинового Короля в романе "Бессонница" обладают свойствами нуминозного и раскрываются обратно тому, как это происходит в "Темной Башне". Сначала мы видим глазами главного героя, старика Ральфа, что Христос на картинке в кухне оказывается красным и злобным (это пустая, выхолощенная аллегория). Дальше он превращается в мать Ральфа, которая изводит его обвинениями. как в детстве, не считаясь с тем, что он уже старик (это воспоминание, и очень жесткое, о мелких травмах развития, которые постепенно накапливались). В ужасе Ральф видит сомовьи усы в углах рта матери и вспоминает, как он убивал ужасную усатую рыбу, что вцепилась ему в руку, и из нее выдавливалась икра (это воспоминание об острой травме). Только после этого Малиновый король предстает в своем истинном обличии могучего огненного красавца. В "Темной Башне" образы Алого Короля меняются скачком - от могущественного к пародийному, он забрасывает Роланда снитчами из романов К. Дж. Роулинг о Гарри Поттере.
Чем ближе мы и Роланд к примитивным содержаниям Самости, чей символ - Темная Башня, тем хуже работают другие символы - выхолащиваются и теряют целительный смысл, вырождаются в аллегории.
Злые колдуны
Колдуны С. Кинга, относительно самостоятельные сообщники Алого Короля, воплощает собою не бессознательное - и не только в "Темной Башне", но и в других его книгах. Это какие-то автоматизированные области сознания, коллективного и лишенного индивидуальностей. Порватый (главный злодей романа "Мобильник") не может овладеть Мусорным Биком, воплощением инстинктивной Тени.
Порватый и Флэгг ("Противостояние", "Темная Башня") имеют отношение к тотальному контролю, обольщению, превращению в стадо. Флэгг в Изумрудном дворце показывает образы, одновременно грандиозные и смешные, истинные и ложные, недоступные разгадке. К Изумрудному дворцу и относятся не как к символу, а как к загадке.
Колдуны запускают распад. Образ зла распадается и сам, как образы могущественных злодеев Э. - Т. - А. Гофмана: в "темной Башне" есть колдун Мартен, аналогичный и в то же время не аналогичный Уолтеру и Флеггу. Получается такая же триада, как в "Песочном человеке", но менее разработанная. И не зря в последней книге появляются три лица самого Кинга (привратник). Дело в том, что Флэгг правда уничтожает что-то важное: способность создавать символы вроде бы была восстановлена в "Колдуне и кристалле", но в остальных книгах вместо символов вновь появились странные объекты, иногда составленные очень грубо. ; и появились стремления объяснять.
Д. Шарп в работе "Незримый ворон" комментирует мнение К. Г. Юнга и трансцендентной функции: вмешательство этой функции в конфликт пары противоположностей позволяет проявиться неожиданному третьему.
Колдуны С. Кинга намеренно препятствуют работе трансцендентной функции
Уолтер в финале "Стрелка" делает все для того, чтобы новое не появилось. Он устраивает ловушку так, чтобы Роланд предал Джейка, Джейк погиб, и остались бы только Уолтер и Роланд. Гибель Джейка не позволит войти в Темную Башню. До него Мартен подстраивает ловушку мальчику Роланду, чтобы тот проиграл поединок с учителем и был бы выслан на Запад. Уолтер поддерживает только одну из альтернатив: в гадании об извлечении Троих он намеренно невнятно говорит, что нужна смерть, но не Роланда.
Подобно буддискому Маре, удовлетворяя порочные желания и лелея страхи, создавая одержимости действуют Рональд Флэгг, Мартен (любовник матери Роланда) и даже Оно. Уолтер сложнее - он одновременно и ставит ловушку Роланду, и дает ему понять, чего будет стоить ее преодоление. Они лишает привязанности. В отношениях с Мордредом Уолтер хочет действовать так же - манипулировать иллюзиями и чувствами. Но у ребенка-паука нет эмоций, и он съедает Уолтера.
Уолтер связывает виной. Это тот аспект психики, что не дает осуществиться смене установки. Играя, вполне в духе трикстеров, он провоцирует необходимость этой смены - и так причиняет страдания, заставляет психику начинать изменения снова и снова и тратить ресурсы - и выхолащивает ее. Алый Король связан и расщеплен сам. Порватый больше похож на Алого Короля, Флэгг - на Уолтера.
Или злодей пытается создать третье механически, и оно распадается. Алый Король создает сына по имени Мордред- своего и своего врага, Роланда. Этот ребенок имеет и вторую ипостась, паучью. Он вечно голоден и тратит больше энергии, чем получает - гибель Мордреда предрешена и бессмысленна. Аспект зависимости (вечного голода) остается и здесь.
Порватый действует на толпы. Алый Король и Флэгг - на индивидуумов. Уолтер - на вождей. Есть и не совсем проясненный вариант Мартена, враждебного аспекта психики, действующего не прямо, а путем влияния на Аниму, ее пленением. В "Стрелке" так действует Уолтер, овладевая чувствами пророчицы, но потом разрушается, и остаются влияния, направленные на мужскую психику.
Стрелки
Стрелок подчиняется только долгу перед Башней и практическому разуму, и за время своего обучения должен отрешиться от чувств - не зависеть от них или не испытывать вовсе. Так себя ведут и типичные сказочные герои, особенно протагонисты архаичных сказок. Но Роланд вечно страдает от чувства вины. Это значит, что такой вариант Эго-комплекса дажек в сказке больше не является ни достойным, ни полезным.
Стрелок - это миссия, профессиональная и связанная с тайным мужским обществом Персона. Так что мы видим типичное архаичное маскулинное Эго, от Персоны неотличимое. Свойства Персоны заметнее в Элдреде Джонасе - основном враге юного Роланда, когда-то изгнанном и побежденном ученике, несостоявшемся Стрелке (книга четвертая, "Колдун и Кристалл"). Именно эту поврежденную Персону, сильно устаревшую. и должно победить новому Стрелку.
В "Колдуне и Кристалле" и Роланд, и Джонас создают себе команды-триады. У Джонаса есть молодые спутники (Клей, исполняющий роль инструмента, и Рой, дурак ка-тета); оба опасны и смехотворны. Друзья Роланда - его ровесники, и это уже важное отличие. Катберт, исполняющий роль болтуна, воплощает собою теневые черты Роланда и свойства Персоны, чуждые, но нужные ему (например, способность запоминать лица и располагать к себе людей); Ален наделен экстрасенсорным даром и служит для этой троицы общей интуицией. Обе триады динамичны и неполны. У Роланда появляется возлюбленная, Сюзан - и тогда Джонас знакомится с ее теткой и губит девушку.
Роланд и Элдред Джонас
Во времени Роланда события, описанные в романе "Колдун и Кристалл" - это события его становления; по времени эпопеи - центральная книга.
Кто такой Элдред Джонас? Несостоявшийся Стрелок, изгнанный на Запад после неудачного поединка с учителем (поединок этот навсегда оставил след - хромоту) - продукт этой расточительной "стрелецкой" системы, когда множество обиженный и побежденных молодых врагов оказывается не у дел. Это Тень всей отцовской системы, воспитавшей Героя, воплощением которой оказывается учитель Корт, оригинально побежденный Роландом. Корт и Джонас никогда не встречались, Джонас был побежден его отцом. Значит, постепренно, пока Роланд разгадывает его, тот становится и воплощением Тени самого Роланда (у обоих героев есть свита, пара друзей или рабов). Поскольку Роланд юн, а Элдред стар, то маскулинность укладывается в рамки оси Senex-Puer: и все, структура завершена, а женственному и детскому здесь не место. Построению новой структуры, где есть место и Джейку, и Детее-Одетте, посвящены первые три книги эпопеи, и работа эта происходит с огромным трудом.
Еще Джонас нужен для своеобразной тренировки героя: пока он не будет побежден, не появятся и противники нечеловеческой природы.
Темная Башня (С. Кинг, "Темная Башня").
Башня, в которую вошел стрелок, надеясь оживить ее и прекратить разрушение мира, отказывает ему. Он видит лишь все травмы и злодейства, причиненные им и ему, историю только своей жизни. Старый символ не дает возможности трансформироваться самому и оживить мир. Роланд выброшен назад в пространстве и времени и обречен начинать путь к Башне снова и снова. Сизифов труд.
Психика без нового символа целостности обречена возвращаться лишь к воспоминаниям прежних травм. Что же обновляет символ? Есть ли место обновлению при тотальной грубой травме?
Вот что знают об устройстве мира "маленькие лысые докторишки", своего рода Мойры в романе "Бессонница":
"Клото: Довольствуйся следующим: кроме уровня Шот-таймеров и уровня Лонг-таймеров, на котором существуем Лахесис, Атропос и я, есть еще и иные уровни. Их населяют создания, которых можно назвать Ол-таймерами, - создания либо вечные, либо настолько близкие к этому, что между ними нет никакой разницы. Шот-таймеры и Лонг-таймеры обитают в пересекающихся сферах существования - на соединяющихся этажах одного и того же здания, если тебе такое объяснение нравится больше, - которыми правят Предопределение и Случайность. А над этими этажами, не достижимые для нас, но все же принадлежащие той же башне существования, обитают и другие. Некоторые из них прекрасны, замечательны; другие же скрыты от нашего понимания, не говоря уже о вашем. Эти существа можно назвать Высшее Предопределение и Высшая Случайность... Хотя, возможно, после определенного уровня вообще нет никакой случайности; мы подозреваем, что это так, но не можем об этом судить".
"Стрелок, - говорит Уолтер в финале романа "Стрелок", - Допустим, ты вышел к самой границе вселенной. И что там будет? Глухой высокий забор и знак "тупик"? Нет. Может, там что-то твердое и закрученное. Как невылуаившийся еще цыпленок видит яйцо изнутри. И если тебе вдруг удастся пробить скорлупу, представь себе, какой мощный сияющий свет может хлынуть в эту твою дыру у конца мироздания? А вдруг ты выглянешь и обнаружишь, что вся наша вселенная - это только частичка атома какой-нибудь тонкой травинки? И поймешь тогда, что сжигая в костре какую-нибудь хворостинку, ты превращаешь тем самым в пепел неисчислимое множество вечных миров? Что все сущее в мироздании --- не один
бесконечный космос, а бесконечность, состоящая из бесконечных вселенных".
Темная Башня вблизи выглядит так:
"Роланд быстро огляделся, поднявшись на холм. Не потому, что ждал каких-то неприятных неожиданностей, нет, в силу привычки. "Прежде всего определись с позицией", -- говорил Корт, вбивал им эту мысль, когда они были еще совсем детьми. Он посмотрел на дорогу, лавировать среди роз, не завевая их, становилось все труднее, но пока это ему удавалось, и тут до него вдруг дошло, что он увидел мгновением раньше.
"Что, как тебе показалось, ты увидел, -- сказал себе Роланд, не отрывая глаз от дороги. -- Возможно, это очередные руины, не отличающихся от тех, мимо которых мы прошли сегодня не раз и не два".
Но даже тогда Роланд знал, что никакие это не руины. Потому что увиденное им находилось не в стороне от Тауэр-роуд, а прямо перед ним.
Он вновь посмотрел прямо вперед, услышав, как шейные позвонки заскрипели, словно несмазанная дверь, и там, все еще далеко впереди, но уже видимая на горизонте, реальная, как розы, чернела на фоне неба вершина Темной Башни. Во сне он видел ее тысячи раз, но собственными глазами -- впервые. В шестидесяти или восьмидесяти ярдах впереди дорога поднималась на еще более высокий холм. На вершине с одной стороны дороги располагался говорящий круг, заросший ивами и жимолостью, с другой -- роща железных деревьев. А по центру поднималось что-то черное, заслоняя крохотную часть синего неба.
Патрик остановился рядом с Роландом, издал нечленораздельный крик.
-- Ты тоже видишь ее? -- голос осип, потрескивал от изумления. А потом, прежде чем Патрик успел ответить, стрелок указал на то, что висело у юноши на шее, бинокль, единственную вещь, которую они взяли из снаряжения Мордреда.
-- Дай мне его, Патрик.
Патрик дал, тут же. Роланд поднес бинокль к глазам, отрегулировал резкость, а затем у него перехватило дыхание, стоило ему поймать в окуляры вершину Башни, вдруг приблизившуюся на расстояние вытянутой руки. Какая часть Башни поднималась над горизонтом? Какую по высоте часть он видел? Двадцать футов? Или пятьдесят? Этого он не знал, но видел, как минимум три узких окна-амбразуры, поднимающихся по спирали, и видел консольный эркер на вершине, сверкающий всеми цветами радуги в весеннем, солнечном свете, с черной серединой, которая, казалось, смотрела на него, как Глаз Тодэша.
Патрик закричал, протянул руку за биноклем. Он тоже хотел взглянуть на Башню, и Роланд, не возражая, отдал юноше бинокль. Он был немножко не в себе, взгляд стал отсутствующим. Что-то похоже, подумал Роланд, он испытывал и за несколько недель до поединка с Кортом, когда жил словно во сне или на луне. Чувствовал тогда: что-то грядет, какое-то значительное изменение в его жизни. То же самое чувствовал и теперь.
"А вот и ты, -- думал он. -- Моя судьба, конечная точка моего жизненного пути. И, однако, сердце у меня по-прежнему бьется (чуть быстрее, чем прежде, это правда), кровь бежит по венам, и, безусловно, когда я нагнусь, чтобы взяться за рукоятки этой чертовой повозки, спина протестующе застонет и я, возможно, пущу "голубка". Ничего не изменилось".
Он ждал, что на него накатит волна разочарования, поднятая этой мыслью. Вроде бы по-другому и быть не могло. Не накатала. Вместо этого по телу начало растекаться всепроницающее счастье, первым делом залившее мозг, потом мышцы".
... "Он миновал последнюю открытую дверь. На полу в крошечной комнатке, что находилась за ней, лежал альбом со стертым лицом. На бумаге остались только два красных, яростно горящих глаза.
"Я достиг настоящего. Я до него добрался".
Да, и был солнечный свет, каммала солнечный свет, внутри глаз и ждущий его. Горячий, он обжигал кожу. И ветер тоже усилился, ревел в ушах. Словно не мог чего-то простить. Роланд посмотрел на спиралью уходящие вверх ступени; теперь его плечи терлись о стены, потому что шириной проход не превышал гроба. Еще девятнадцать ступеней, и комната на вершине Темной Башни будет его.
-- Я иду! -- крикнул он. -- Если ты меня слышишь, слушай хорошо. Я иду!
Одну на другой преодолевал он ступени, выпрямив спину, гордо вскинув голову. Другие комнаты встречали его открытой дверью. Путь в эту перегородила дверь из "дерева призраков" с единственным вырезанным на ней словом. И слово это было:
РОЛАНД
Он ухватился за ручку. С выгравированной на ней дикой розой, которая оплела револьвер, один из тех больших древних револьверов, которые принадлежали его отцу и которые он потерял навеки.
"Однако они снова станут твоими, -- прошептал голос Башни и голос роз: эти два голоса слились в один.
"Что ты такое говоришь?"
Ответа он не услышал, но ручка повернулась под его пальцами и, возможно, это был ответ. Роланд открыл дверь на вершине Темной Башни.
Увидел и все понял сразу, знание это обрушилось на него, как удар кувалды, горячее, как солнце пустыни, которая была апофеозом всех пустынь. Сколь много раз он поднимался по этим вот ступеням, после чего его спускали вниз, разворачивали, отправляли назад? Не в самое начало (там еще можно было что-то изменить и снять временное проклятье), но в тот самый момент в пустыне Мохайн, когда он наконец-то осознавал, что бездумный, не подлежащий сомнениям поход может завершиться успешно?
Сколько раз он путешествовал по петле, похожей на скобу-защелку, которая когда-то отвалилась от его пупка, его собственного тет-ка кан Ган? И сколько раз ему еще придется пройти эту петлю?
-- О, нет! -- закричал он. -- Пожалуйста, только не это! Пожалейте меня! Проявите милосердие!
Руки все равно толкали его вперед. Руки Башни не знали, что есть милосердие.
Они были руками Гана, руками ка, и они не знали, что есть милосердие.
Он почувствовал запах щелока, солонца, горький, как слезы. За дверью начиналась пустыня: белая, ослепляющая, безводная, ровная, как стол, разве что на горизонте виднелись подернутые дымкой горы. А из-под запаха солонца пробивался запах бес-травы, которая приносила сладкие сны, кошмары, смерть.
"Но не для тебя, стрелок. Для тебя -- никогда. Ты ускользаешь. Ты размываешься. Могу я быть предельно откровенна? Ты продолжаешь свой путь.
И всегда ты забываешь про предыдущий раз. Для тебя всякий раз становится первым".
Он предпринял еще одну попытку попятиться. Бесполезно. Ка была сильнее.
Роланд из Гилеада прошел через последнюю дверь, ту самую, которую всегда искал, ту самую, которую всегда находил. И она мягко закрылась за ним.
Стрелок постоял, покачиваясь из стороны в сторону. Подумал, что едва не отключился. Конечно, виновата жара; это проклятая жара. Дул ветерок, но такой сухой, что не приносил облегчения. Он достал бурдюк с водой, прикинул по весу. Сколько ее осталось? Понимал, что не стоит пить, не пришло время пить, но все равно сделал глоток.
На мгновение почувствовал, что он совсем в другом месте. Возможно, в самой Башне. Но пустыня коварна и полна миражей. А Темная Башня стоит в тысячах колес. Воспоминание о том, что он только что поднялся по тысячам ступеней, заглянул во многие комнаты, со стен которых на него смотрели многие лица, уже пропадало, таяло.
"Я дойду до нее, -- подумал он, щурясь на безжалостное солнце. -- Клянусь именем моего отца, дойду".
"И возможно, на этот раз, если ты попадешь туда, все будет иначе", -- прошептал голос, разумеется, голос обморочного состояния, до которого так легко может довести пустыня, потому что о каком другом разе могла идти речь? Он здесь и нигде больше, ни дать, ни взять. У него нет чувство юмора, и он не может похвастаться богатым воображением, но он непоколебим. Он -- стрелок. И в сердце, пусть и в самой глубине, еще чувствовал горькую романтику своего похода.
"Ты из тех, кто никогда не меняется, -- как-то сказал ему Корт, и в его голосе, Роланд мог в этом поклясться, звучал страх... хотя с чего Корт мог бояться его, мальчишки, Роланд сказать не мог. -- Это станет твоим проклятьем, парень. Ты износишь сотню пар сапог на пути в ад".
Мы видим, каков порочный круг великой надежды и возвращения к травме. Травмирует сама Башня, не вмещаясь в восприятии. Для совладания с нею нужен Питер, дефективный, задержанный в развитии - может лишь видеть и воплощать на бумаге. Щит Персея - отражение безопасно. Изоляция Питера - не условие его таланта, а единственное уцелевшее. Все, кто втащен в мир Роланда, имеют неразрешимые эмоциональные проблемы, живут в отчаянии как в норме.
В мире С. Кинга и его читателей жива Роза, воплощение целостности чувств, но она хрупка и не имеет никакого влияния. Контроль и защита корпорации (созданная над Розой башня) опосредуют ее связи с миром как им надо. Они и могущественны. Башня в мире Роланда могущественна, но мертва. Будущего в ней нет. Оба символа. Мало того. Что существуют в режиме пары квантовых частиц, неэффективны и немощны. Башня зависит от Розы. Но Роза, кажется, все-таки самостоятельно живет. Чувства, получается, не должны иметь своего места ни в одном из миров, в обоих они заперты.
В реальности Роланда есть разрушающийся мир. Это собрание технических и живых реликтов, вырожденных мутантов. Живое ядро - Альянс Стрелков - сначала устарел, а потом был уничтожен. Сейчас существует лишь его архетипический скелет, Башня. но она почти ничего не интегрирует, т. к. Лучи разрушают Ломатели Алого Короля. Роланд не задумывается, что получится с миром, если сохранится Башня, что это будет за каша. Реально он его по частям убивает, его проблема - сохранение центральной оси. Этот мир служит ресурсам для сил разрушения, а наш мир - место, откуда Роланд похищает ресурсы. Мир, где живет Кинг, это живая реальность.
Имеется множество мало связанных между собою слоев мира, что это значит? Всемогушество воли, творящей лишь собственным выбором новый мир, угодный себе. Или изолированность каждого значимого персонажа, пока они не попадают к Роланду? Он служит интеграции Джейка, Эдди, Сюзанны. Он и есть символ интеграции на основе воли. Принудительной интеграции.
Сам Роланд - элита, воплощение действующей воли вне чувства и моральной оценки содеянного. Воин - палач. Верность выбору до конца. Проблема задается его гневом на мать, собственные эмоции его постоянно подводят.
Сон Эдди о Роланде, давящем Розу бульдозером, не настолько лжив, как кажется, он двусмыслен. Роланд действительно уничтожает Эрос (мать, Сюзанну) во имя простого решения - сохранить интегрирующую ось мира. Люди делаются его инструментами, и им это нравится. Роланд и его команда путают символическую и живую реальность, ведь в мире Башни эти пласты перепутаны. Интеграция "Темной Башни " направлена вспять, в пространство символа, как в сказках о превращении сиблингов в светила.
Изначально Уолтер обманул Роланда: вселенная не сгорает, как травинка. А находится в менее опасном положении - Роза на пустыре все еще жива. Параллель - Башня среди Опустошенных Земель.
Красный Король и его креатуры пытаются ускорить разрушение Башни. Безумие, нетерпение и гнев, быть может, потому, что содержимое Башни сводится лишь к личной биографии. Башня требует оживления чувства. Образ Саурона во "Властелине Колец"более однозначнен, олицетворяя тоталитарную силу интеллекта. Красный Король, как и Песочник, насмехаются и над чувством, и над интеллектом. Безумная его детскость, он негибок. Членится, как трикстер. Флегг. Уолтер и любовник матери Роланда - вроде бы люди. Сохраняют человеческую ироничность. Роланд насильственно рано созрел, но Король остался ребенком. Это не архетипический ребенок, а фигура взрослого с детским ядро.
Изумрудный дворец возникает в четвертой книге эпопеи, посвященной выбору в пользу чувства. Дворец этот не вписывается в окружающее пространство, но кА-тету Роланда его никак не миновать, ведь они сбились с Пути Луча; так возникает проблема фабрикации символа. Этот Изумрудный дворец отнюдь не пустышка, не аллегория - ведь отвращение к его фальшивости невыносимо. Не выносится (Роландом) инфантильность этого образа, остальные стрелки переносят его лучше, потому что знакомы с содержанием сказки о Вошебнике из страны Оз с детства. Стрелок же никогда не был ребенком. Дворец - продукт осознанного издевательство Уолтера над всем ка-тетом. Пародия на циничную установку "ничего, кроме", которую невозможно ни принять, ни отвергнуть. Кроме того, такие насильственные и фальшивые образы будут возникать в эпопее все чаще и чаще, особенно в ее заключительной книге.
Что это значит с точки зрения архетипического образа, когда символ для него создается как фальшивка? То. что интеллект насилует его. И то, что прежние сноподобные формы уже неадекватны, не дают ощущения дара, твердой опоры. Они технические. Нам надо знать, как и для чего такой образ создается. Мертвый символ, интеллектуальная копия мифа. Фальшивый и выхолощенный символ дает понять, что человек необратимо меняется изнутри - эту проблему образами своих злодеев поставил еще Э. - Т. - А. Гофман. Но при этом явно фальшивый дворец Уолтера является местом настоящей трансформации, местом погружения Роланда в прошлое, в убийство им матери. По идее Уолтера, такая трансформация должна была бы разрушить кА-тет, но этого не произошло, и стрелки, напротив, сплотились. Единство ка-тета зависит не от этого травмирующего воспоминания, а от любви. Значит, колдун создал условия для того, чтобы Роланд начал преодолевать свою нарциссическую идентификацию с травмой.
Кто же тот влшебник, что использует образы мифа по своему усмотрению? Ведьма Риа прикинулась Пожирающей Матерью Роланда, Уолтер дважды подсунул ему фальшивку, которая поначалу кажется шокирующей правдой (видение о Вселенной), и дворец (с видением об убийстве матери). Темная Башня дала ему увидеть истинные воспоминания, но без какого-либо шанса выйти за пределы собственной биографии. Следовательно, только чувства для того, чтобы преодолеть идентификацию с травмой, недостаточно.
Несовершенство или совершенство Башни (по словам мойры Клото в "Бессоннице") в том, что ее уровни никак не взаимодействуют, низшие служат исполнителями для высших и не понимают того, что за пределами своего уровня. Тогда падение и смешение ее слоев - это психотическая противоположность, та же фрагментация в динамике. Это могла бы быть энантиодромия, попытка исцеления, но здесь это только поломка.
Образ Багряного Владыки - такой же уродливый сплав разных слоев реальности, как и реальность после поломки Башни. Стрелок очень болезненно реагирует на глупые шутки Эдди. Такие шутки нарушают порядок и являются одной из функций Короля. Эдди - единственный стрелок, кто может действовать как трикстер. Все остальные стрелки же воссоздают структуру Башни целой, сотворяя из себя инструмент той воли, которой они охвачены. Эта сила, Ка, необходимость. Кто ставит цели Ка, неизвестно. В идеологии этого мира важно различать покорность Ка и малодушие.
Спутники Роланда ожили в его мире и стали целостными - и погибли за него, Он же, опустошенный и виновный, выжил (как и недоразвитый освобожденный им Питер, мальчик, которого необходимо было спасти героям "Бессонницы"). Видимо, при таком состоянии Самости, как Башня, возможно выживание фрагментов психики, развитых до совершенства и имеющих отношение к эффективным только волевым или "творческим" действиям.
Движение Роланда к Башне задано предсказано и задано волшебным Розовым Шаром, в который он всматривался. Вопрос - Шар отражает Ка (Рок, Судьбуя, Миссию) или же формирует ее? Безгранично видение и знание травмированного. Розовый Шар солгал насчет Сюзан, первой и единственной возлюбленной Роланда - ее там не было видно не потому, что она не нужна ка-тету, а потому, что Шар тянул время, и как раз тогда, когда Роланд всматривался в розовые глубины, она погибла. Мораль этой истории напоминает интерпретацию М. - Л. фон Франц эпизода о герое русских сказок и Бабе-Яге. "Правильный" герой вовремя посылает бабку с ее вопросами. Роланд же покупается на "поддержку" шара и получает вместо конкретного решения одержимость Темной Башней, идентификацию с травмой. Реальная цель - спасение Сюзан и себя сменилось глобальной, коллективной целью.
Изначально Стрелки Гилеада - в большей степени Персона, чем Я. Или союз отцов, мужской союз со своими обрядами инициации, эзотерический орден, владеющий знанием о Башне. Отцы производят свои копии. У Эдди нет отца, отцы Джейка и Одетты отсутствуют. Реальный отец Роланда (король) беспомощен. Отец Сюзанны убит. Реально сильны лишь те персонажи, что воплощают Тень этого мужского ордена - несостоявшийся стрелок, "охотник за гробами" Элдред Джонас да предводитель повстанцев Добродетель Фарсон.
"Ты забыл лицо своего отца" очень важно в культуре этого мира. Роланд - обретенный отец Сюзанны, Эдди и Джейка. Матери нет.
Но нет клятвы лицом матери, мать в этой культуре мало что значит. Матери Роланда и Джейка - прелюбодейки. Жена мэра в "Колдуне и Кристалле" бесплодна - на этом завязана вся трагически-любовная коллизия книги. Мать Эдди - лошадь ломовая. Мать Сюзан мертва. Ее тетка - сволочь. Сила есть лишь у подделки Ужасной Матери, которую сначала воплощает ведьма по имени Риа с Коса (она провоцирует Роланда застрелить мать), а потом демоница из Перворожденных, которая вселилась в тело стрелка Сюзанны, чтобы выносить общего сына двух отцов - Роланда и Багряного Владыки..Воплощение Анимы Роланда - возлюбленная его юности Сюзан быстро погибает.
В результате такого дефекта феминности связи внутри мира Роланда и между мирами разрушаются все больше, скоро должна пасть и Башня. Живая душа Башни - Роза - непреодолимо отделена от нее. Башня изнутри женственна, но это чистая вина. Там, где тщетно чувство, нет возможности искупления.
Красный Король - это уродливая копия нарциссического маскулинного эго-комплекса, претендующего на месте Самости; параллельно такое Эго принимает все влияния Теневой Самости - вплоть до полного слияния. Багряный Владыка яростно манипулирует персонажами, и по С. Кингу получается, что его побеждают только прямым насилием, заставляя страдать. Он не выносит боли, смертности, страдания.
Красный Король - тот, кто иронично возвращает душевный опыт, пародируя его, обесценивая, но не давая правильно осмыслить и сделать выбор. Он говорит: " Я вижу тебя всего. Ты есть лишь то, что причиняет тебе боль и живет в тебе вечно. Ты увидишь, каким образом я сделаю ЭТО с тобой, но все равно ничего не сможешь изменить". Похоже на лицедейство Ганнибала Лектера (Т. Харрис, "Молчание ягнят" и "Ганнибал"), с тем лишь отличием, что Лектер неодолим и целенаправлен (в этом - подобие Роланда). Король мнит, что овладел всеми силами и возможностями мира, волей всех персонажей, создавая свои пародии. Но он владеет лишь символикой, используя и извращая то, что в психике уже сформировалось. Поэтому боится быть запечатленным, и помогает победить его точно отражающий символы наивный художник Питер (нарисовал и стер рисунок, так что от Короля остались только безумные красные зрачки). Красный Король при всей своей ребячливости не наивен.
Темная Башня говорит Роланду: "Ты снова и снова должен переживать эти чувства. Мне не важно, что с тобой будет из-за этого. В тебе нет ничего, кроме твоей биографии, и я отвергаю тебя. Второй твой шанс мне безразличен, мне ничего не надо от тебя"
И знание, и страдание, и чувства, и воля в мире "Темной Башни" тщетны. Эффективно лишь деяние, подчиненное необходимости. Роланд вышел из башни прежним, с прежней призрачной надеждой. Он ничего не понял и не освобожден.