Аннотация: Как представлены и чему служат жуткие двуполые персонажи мифов, сказок, некоторых оккультных источников. Если источник сказки не указан, то он взят из "Тематической классификации и распределения фольклорно-мифологических мотивов по ареалам" Ю. Е. Березкина, http://www.ruthenia.ru/folklore/berezkin/
Правильная психика, которую описывает сказка, должна иметь непротиворечивую гендерную идентичность - протагонист может быть или мужчиной, или женщиной.
Однако персонажи бесполые или двуполые очень часто встречаются в архаичных мифах и сказках - иногда они становятся протагонистами (если это трикстеры) или же противниками протагониста.
Почему же угроза гендерной неоднозначности сохраняется всегда? Ведь андрогинных персонажей стало куда больше в современных произведениях - например, в сериале "Игра престолов" участвуют несколько геев, женщины с лесбийскими возможностями, по крайней мере один бисексуал и женщина с нарушением гендерной идентичности.
В куда более древних мифических и сказочных историях двуполые персонажи являются героями и комических, и жутких, и серьезных сюжетов.
Проблема сказок об андрогинах
Сексуальность выходит далеко за пределы полового сношения. Ее гармоничность зависит от того, как женское и мужское уравновешено в индивидуальной психике, при наличии жестко заданной гендерной идентичности. Где грань, когда психика становится андрогинной?
Задачи этих сказок - решение вопроса о том, может ли мужская и женская сексуальность существовать самостоятельно - или же они всегда взаимозависимы. Сказка практически всегда представляет андрогинна чудовищем - видимо, для коллективного сознания важно, чтобы они всегда были взаимозависимы, и женская точно подогнана к мужской; сказка заявляет, что кроме становления стандартной гендерной идентичности других возможностей у психики нет.
Виды андрогинности вмифах и сказках традиционных культур
Брат и сестра живут одни. В этой паре невозможно никакая сексуальность. эта пара может существовать сколь угодно долго. Здесь еще нет ни настоящих, очерченных феминности и маскулинности, они существуют лишь потенциально, ни настоящей сексуальности, ни могущества. Обретя феминный и маскулинный полюса, обоеполое или, что тоже верно, пока бесполое целое быстро и жестко распадается. С момента распада и начинается развитие психики - как коллективной, так и индивидуальной.
Сказка об андрогинах, имеющих все мужские и женские совершенства Такая феминность присваивает те мужские атрибуты, которые, с точки зрения данных культур, делают мужчину: фаллос, инструменты, священные флейты. Груди, вагина и матка тоже остаются при них - они занимаются любовью друг с другом и зачинают от ветра. Вся эта атрибутика связана не только и не столько с сексуальностью, сколько с функциями Эго. Поэтому кажется, что когда женская психика претендует на самостоятельность, обретает свое Я и свое сексуальное желание, то она грабит психику мужскую. Мужчины оказываются в пустоте. И тогда мужская психика восстает и отнимает ей "по праву" принадлежащее - и сводит женское только к свей опции. В обрядах мужских сообществ присваиваются даже такие сугубо женские функции, как рождение и возрождение. (Амазония, Бразилия). Мужчины узурпируют право на агрессию и преобразование как окружающей среды, так и человеческой природы (в обрядах инициации) и создают культуру. За счет этого мужчины становятся автономными. Тогда женское сводится к чистой биологии - это анаконда, женщина-фаллос, если мужские понятия о сексуальности проецируются на женщину. Она должна быть расчленена - и это еще не образование из нее законченной структуры. получается множество женщин-рыб, которых нужно выловить и социализировать как жен мужчин, им не родственных (не братьев). Полная автономия женщины-андрогина оказывается несовершенством, посягательством на божественный порядок. Это совершенство необходимо для того, чтобы мужчины наконец взбунтовались и создали социальную структуру, где будет взаимное дополнение полов и брачных секций. Мужчины больше не желают быть дополнениями к всемогущим женщинам, сами претендуют на всемогущество. Тогда же появляются сказки о том, что кастрированный мужчина был превращен в женщину. Первоначально, говорит сказка, женщин не было, и мужчины изнывали в сексуальной тоске. Одного из нескольких братьев обманом или силой оскопляют, и он становится женщиной. Это значит, что женское становится только приложением к мужскому. и что женщина подчинена и дефицитарна. Кастрированный мужчина - это не андрогин (в отличие от женщины с членом), здесь женская сексуальность не может существовать автономно. Мужчины и женщины больше не дополняют друг друга, могут быть отдельными. Так начинается становление индивидуальности, пока в рамках групп, гомогенных по полу.
Если женщина может уподобиться мужчине, присвоив мужские одежды и гениталии (реальные или символические). это значит открытие: вся идентичность человека к полу не сводится. Что находится вне пола, пока непонятно, и это пугает. Человек рискует быть двуполым или бесполым. Для того, чтобы удержаться в рамках гендера, нужно прилагать постоянные усилия (верно для мужчин) или жить под постоянным контролем (женщины). "Мужское" - это постоянное нарабатывание в рамках культуры, "женское" - естественный выход за заданные границы, освоение новых культурных и социальных ниш. Так на базе пола формируется гендер - система половых ролей, которые должны быть освоены в рамках данной культуры их носителями. Героиня ненецкой сказки Ябтане понимает, что сверхъестественно красива, когда уже и побывала мужчиной, и вживалась в состояние своих "жен". Свою красоту она видит и взглядом мужчины (впечатление), и женщины (оценка). Она понимает красоту как ценность, присущую женскому. С точки зрения мужской психики, переодетая сестра - это еще не женщина. Это девственница - сестра мертвого брата или жена, чей муж в плену. Она только временно принимает образ близкого ей мужчины. Может быть, такова Анима, когда Я героя предельно регрессирует. Тогда Анима берет на себя функции восстановления образа мужского Я через формирование нужных для этого социальных связей, а также воплощение этого образа - возрождение брата или освобождение мужа.
В патриархальных обществах сначала развивается мужской гендер - выделяется как нормативная модель Я, а потом в дополнение к нему формируется гендер женский.
В патриархальных обществах женщина получает огромную фору. Чтоб выжить при относительно замкнутом в своем величии мужчиной, она должна стать очень гибкой и обретает функцию Эроса, связи с другим, которую Юнг считает по природе женской. Кроме того, женщинам приходится понимать закономерности мужских социальных ролей и осваивать роли женские. Эти роли культурно обусловлены, их исполнению можно научиться. Судя по современной ситуации на Западе, овладеть системой ролей для мужчин несложно, если не существует специальных табу. Сила женственного очень хорошо понимается, и поэтому существуют маргинальные персоны - мужчины, ведущие женский образ жизни и носящие женскую одежду. Они могут быть проводниками духовных влияний или шаманами, которые вступают в брак с могущественными мужскими духами. Реальная женщина для этого не подходит - потому что ее сексуальность и репродуктивные возможности привязывают ее к обыденности.
Поскольку обучаются, упрощая и огрубляя информацию, особенно если надо обучиться быстро, становится понятным, почему Анимус женщины предпочитает пользоваться готовыми и достаточно примитивными мнениями.
Мужчины постоянно вынуждены контролировать, преобразовывать, уничтожать или игнорировать собственную феминность. Не всегда они были заинтересованы в том, чтобы ее понимать. Отсюда и преимущественно эмоциональный характер воздействия Анимы.
Как бы ни были разнообразны такие персонажи, часто они имеют как бы внутреннее ядро, сущность одного пола (чаще женского) и своего рода оболочки или инструменты другого пола (мужские одежды и оружие). Тут мы видим, как психика снова и снова присваивает понятие бытия и природности женскому, а делания и искусственно созданного, переделанного - мужскому. Такой персонаж в оболочке иного пола может быть и сексуальным.
Мужчины, приобретая атрибуты женственности (поглощение и рождение), женственными от этого не становятся - социально они еще более мужественны. Мужчины, отобравшие у женщин топоры и волшебные флейты, становятся супермужчинами, посвященными в тайну и искусственно доработанными членами мужского союза.
Великая Мать, изготавливая гениталии своим сыновьям, остается суперженщиной.
А вот женщины, сделавшие или укравшие оружие и волшебные флейты, делаются социальными андрогинами и лесбиянками.
Не всегда могущество женщин связано именно с андрогиностью. В некоторых сказках (Кавказа, Средней Азии) могущественная женщина прикрепляет груди и гениталии себе на спину, и тогда атрибуты феминности теряют осознанность, делаются ничьими - чистыми объектами для наслаждения мужчин и вскармливания детей, но только тогда эти сиськи-письки могут ввергать в регрессию и перерождать.
Но с парой брат-сестра все обстоит по-другому: эта громоздкая структура полностью распадается с началом пробуждения сексуальности и становления гендерной идентичности. Так и должно быть, но риск того, что потребность в абсолютной целостности вновь проявится, всегда есть. При серьезных травмах почему-то важно воссоздать андрогинность - как самую исконную и самую сложную форму целостности? в компенсацию того, что многое было отчленено от психики?
Например, во дворце раненого в бедро и вечно истекающего кровью Короля-Рыбака есть и маскулинный символ (копья в крови), и феминный (чаша Грааля). В языческих легендах между ними нет связи. В христианской - Грааль и копье Судьбы должны быть объединены (если Амфортасу кто-то задаст правильный вопрос), и тогда Король-Рыбак и его царство исцелятся.
Если в сказке речь идет о травме, то речь там идет не о гендерной идентичности в представлениях данной культуры, а о соотношениях феминных и маскулинных черт - и о том, какие из них усугубляют травму, а какие оберегают ядро психики.
Для того, чтобы стать неуязвимым (в алхимических трудах - достигнуть бессмертия), нужно как-то соединить в себе мужское и женское и стать цельным. В архаических мифах и сказках так поступают сверхъестественные существа. Много позднее на такие эксперименты, отваживались и люди.
Часто обоеполым бывает трикстер.
Койот и его "сестрички"
Трикстер творит довольно злые выходки - как ребенок, который не умеет играть по правилам и зависит только от влечений - или влечения искажают смысл его игры. Трикстер исходит их сиюминутных желаний, иногда имеет какие-то отдаленные цели - жениться, соблазнить или поесть, но для него нет ни будущего, ни, как это ни парадоксально, воображения.
Койот - комический персонаж индейцев Северной Америки. Как и все трикстеры, он может отчленять части своего тела и присоединять их обратно. Не долго думая, он проглотил своих сестер, и они превратились в экскременты. Или же он придерживает экскременты в брюхе и не дает им выйти наружу. Эти мудрые "сестрички" время от времени критикуют его и дают умные советы, а он снова и снова поступает по-своему.
Койот с умными какашками внутри - образ, довольно точно описывающий то, что происходит с феминностью в коллективной психике. Чтобы стать деятельным мужчиной, персонаж сказки или мифа отрекается от собственной женственности - так для Койота сестра стала практически отбросом. Такое нужно выделить и забыть до тех самых пор, когда случайно не поскользнешься на нем. Но мудрый Койот не хочет терять ничего, и он делает так, чтобы говорящие экскременты всегда оставались в его утробе.
Если у Койота есть умные сестрички-экскременты, это значит, что он - андрогин, но в силу демонстративной и детской его маскулинности, которая вовсю формируется, феминный аспект отщеплен и снижен. Это значит, что первоначально андрогинная психика убирает все "лишнее" и становится мужской (мы знаем, что Койот далеко не всегда прислушивается к советам сестричек и мы не знаем, сколько их у него - определенного числа нет, это диффузная масса); феминное и маскулинное разделены, но женственность сохранена в безопасности его утробы.
Взрослый Койот хочет жениться на сестре Волка, а до этого избавиться от сестричек и стать полностью мужчиной. Волк, по архаичным понятиям, более зрелый персонаж: он только мужчина, а его сестра, феминный аспект психики, уже отделена и имеет определенный облик. Волк - один из покровителей фратрий, распространенный тотем. Мы можем предположить, что Волк и его сестра - это маскулинный и подчиненный ему феминный аспект коллективного сознания, или/и разновидность Персоны. Койот же гораздо инфантильнее Волка. Койот обязан отдать за Волка свою сестру. Если не отдаст, это значит, что он неполноценный, незрелый мужчина. Если отдаст - перестанет быть уникальным и Волк одержит над ним верх. Оба варианта не очень подходят койоту, да и полноценной сестры у него нет. И тогда он выдает за Волка невесту из собственного дерьма, которая тает на брачном ложе. Это выгодно Койоту: Волк посрамлен, а неисчерпаемый запас феминного в его кишечнике так и не ушел на сторону, и трикстер остался уникальным и целостным.
Койот как трикстер интереснее Ворона. Это персонаж палеоазиатских сказок и, вероятно, он забытый тотем, в отличие от Волка, тотема действующего. Он женится, чтобы съесть невесту, сожительствует с дочерьми, может послать свой отчлененный фаллос заниматься любовью... Ворон же более смешон. Инцест с бабкой совершает его сын Эмэмкут. Ворон взрослее, маскулиннее и шутит специально (Койот совершает нелепости, потому что таков его стиль жизни). Ворон не расчленяет себя и сам не является андрогином - у него есть благоразумная жена и две разнополых пары детей, один из которых - герой; пары братьев и сестер воплощают куда более зрелую андрогинность. Это уже достаточно сложная система, преодолевающая инфантильность и могущество (как правило, построенное на обмане) его главы. Это уже модель коллективной психики, и в сказках о сыне Кутха Эмэмкуте выделяется зачаток архетипа Героя; в сказках о приключениях его дочерей разрешаются проблемы Тени и Персоны женщины.
Сестрички-экскременты не нужны ни для чего вовне, их нельзя использовать как инструмент, они просто есть. Если же попытаться сделать инструмент, сестру из дерьма, и вывести ее за пределы тела, то она растает, это окажется просто подделка. Значит, истории о трикстерах ставят и еще одну проблему: феминное есть, а действовать с его помощью нельзя - тогда как же его сохранить?
Гораздо проще было андрогинным женщинам из сказок и мифов Амазонии. Они сделали (в других вариантах - украли) топоры и флейты, мужские атрибуты. Эти атрибуты - инструменты, они существуют и работают вовне. В результате даже сами мужчины делаются просто инструментами - охотятся для женщин и делают домашнюю работу. Такую андрогинность довольно просто сохранить.
Проглотить феминность и удержать ее в утробе - образ сниженный и грубый. Но по существу он мало отличается от того, что делали алхимики: алхимику тоже надо поглотить свою духовную сестру, чтобы совершился алхимический брак и был создан Гермафродит. Алхимического гермафродита зовут Ребис, и он имеет королевское достоинство.
Ребис:
К. Г. Юнг описывает алхимического гермафродита Ребиса как существо несовершенное и незавершенное. Ребис выглядит нестабильным во времени, склонным к распаду - и недаром последней иллюстрацией "Rosarium'а" является не он, а изображение фонтана с тремя источниками воды (уточни, что означает эта триада). Из-за нестабильности андрогина "Rosarium" можно толковать и задом наперед, от конца к началу. Это персонаж, полный внутреннего напряжения, не интегрированы два разных, мужской и женский, стили мышления и переживания.
Распавшись надвое - вероятно, для этого не надо прилагать дополнительных усилий, в отличие от алхимической работы по созданию Ребиса - он избавит психику от этого напряжения и тревоги, позволит выделиться целостному (может быть, слишком зависимому от гендерной идентичности) Я. Образцы мужественности и женственности, по традиционному мнению, возникают не из андрогинности, а сказки эту первичную андрогинность признают ("жили брат и сестра..."), но быстро начинают ее отвергать, принудительно разрывая связи, когда психика становится чуть более зрелой, сложной и сексуальной ("... и тогда сестра пропала"). Это все происходит на уровне Эго-комплекса, Тени и Персоны, особенно в том, что касается волшебной и архаичной сказки, где Эго-комплекс и Персона зачастую слиты в одном персонаже, главном герое сказки (такую сказку о добром Портняжке и злом Сапожнике М. - Л. фон Франц интерпретирует в работе "Феноменология Тени и зла...").Теневые влияния часто достаются персонажу иного, чем протагонист, пола.
Кем является Я из точки зрения Ребиса - субъектом или объектом? Нельзя ответить точно, оно во многом объект архетипических влияний.
На более высоком уровне, там, где речь идет о коллективной психике с точки зрения Я, примитивные влияния Самости распадаются и воплощаются теперь в архетипах Анмы и Анимуса. В немецкой традиции Душа и Дух сильно различаются и много времени развиваются отдельно друг от друга. В русской традиции оно более близки и зачастую их влияния нерасторжимы.
Далее, встречаясь, Анима и Анимус в паре отвечают за отношения, связанные с сексуальностью и любовью (см. "Психологию переноса", К. Г. Юнг). В одной психике, встретившись, они будут расщеплены и лишены сексуальных своих аспектов из-за опасности аутоэротизма. Исчезнув в бессознательном, они оставят с Я андрогинный, но асексуальный персонаж, связанный с познанием и творчеством - условно его можно назвать Гением. Он участвует в творчестве зрелых (не наивных) и подходящих для данной культуры произведений, обладает воображением и исходит из дальних целей, не столько личных, сколько общечеловеческих. Возможно, именно он ставит масштабные проблемы и дает их осознать. На месте же обыденности, чувственности и отношений остается болезненная "дыра", требующая творческой сублимации и достижений снова и снова.
Но правда ли воссоздание и распад Ребиса - это замкнутый циклический процесс (в психике или в истории)? Вероятно, нет.
Мы имеем андрогинные формы в начале и в конце, но они ощутимо отличаются друг от друга. Получается, что на "входе" цикла - Трикстер, обеспокоенный только настоящим и физиологией, близкий Тени, а на "выходе" - Гения/Музу, образ, начисто лишенный сексуальности и настроенный на будущее и прошлое, если творчество достаточно сентиментально. Оба андрогина имеют много детского. Видимо, это верная модель для коллективной психики. Мы можем обнаружить мифы и сказки, когда один важный персонаж типа Трикстера сменяется персонажем гениальным или героическим. Так происходит в сказках о вороне Кутхе, где постепенно все важные функции, связанные с приведением мира к тому виду, который мы знаем, достаются его сыну Эмэмкуту или отчасти дочерям. Верна ли эта модель для индивидуальной психики или чересчур уж всемогуща? Не знаю; если да, то следует проинтерпретировать часть 2 "Дракона Линдворма" и уточнить, как он помогает брату (вспомним, из животного он стал нормальным и даже прекрасным принцем). Или найти сказку, где наперсник героя, но не сам герой, символизирующий Эго-компленкс, из скотины превратился в волшебника.
В Ребисе представление о гендере более сложно, чем в амазонских андрогинных женщинах - сложнее, неопределеннее и конфликтнее (см. Юнг. "Психология переноса"). Гендер касается всей психики, не только гениталий и грудей, поэтому Ребис составлен из вертикальных половин. В отличие от чукотской пары сиблингов-половинок (брат-Гром волочит по небу за ногу сестру-Молнию), мужская и женская половины Ребиса имеют свое место. ассоциированы с правой (мужское) и левой (женское) сторонами. Это уже система, структура, а не хаотическое смешение или жадное присвоение атрибутов обоих полов. У гермафродита остаются две отдельные головы и два лица, что свидетельствует о неразрешенном конфликте в ментальной сфере. Гениталии не акцентированы, они обезврежены, соединены и сняты совокуплением Короля и Королевы.
Двухголовый гермафродит не должен создаваться в реальных отношениях людей - иначе в паре возникнут симбиотические или созависимые отношения. Гермафродит должен быть создан внутри индивидуальной психики. Его можно создать, наблюдая сакральный брак Анмуса и Анимы (в одной и той же психике).
Сравнение андрогинов.
Тогда мы видим два типа андрогинии. Первый, южноамериканский, связан с сексуальностью, властью и самодостаточностью. Половина психики претендует на то, чтобы стать целостностью и отказаться от принципа дополнительности. В конце концов, секс двух женщин с фаллосами может быть гораздо приятнее, чем близость с психологически чуждым мужчиной, озабоченным своей мужественностью.
Алхимических гермафродит - полная противоположность всемогущей женщине. В нем постулируется необходимость взаимного дополнения, относительная утрата самодостаточности. Но в ментальной сфере нельзя отказаться ни от мужского, ни от женского, и поэтому такая психика противоречива. И, кстати. способна к диалогу между разными своими ипостасями.
Приведенные примеры свидетельствуют о том, что андрогинность не существует изначально, а делается - и доступно это существам сверхъестественным. Для человеческой психики андрогинность кажется чем-то опасным и нежелательным - привычная человечность будет утеряна, и ставший андрогинном превратится в чудесное существо, лишь похожее на человека.
Обоеполое всемогущество
Когда психика женщины обретает его, то воспринимается нечеловеческой и неживой. Если такое происходит с мужчиной (Койотом), то он становится комическим и сниженным персонажем - уже не творцом, а трикстером. В сказках Амазонии при этом возникают коннотации анаконды (поглощающей, топящей, общего фаллоса всех женщин или покровителя мужского союза) или рыбы (несовершенной с своем посмертии женской души, в отличие от мужской, птичьей). В сказках о женитьбе Ужа на девушке это всемогущество временно, и под влиянием воздействий социума, семьи и сознания оно должно снова распасться на мужское и женское. Так и происходит - девушка рожает от Ужа сына и дочь. Но эти части, следствие распада, тоже лишены человечности, инфантильны, к развитию не способны и вообще теряют взаимосвязь - дети после смерти отца превращаются в разные растения, чаще деревья. Видимо, такие феминность и маскулинность имеют отношение к телу и росту, но при этом парадоксально лишены и сексуальности, и даже половых признаков.
Восстановление всемогущества парой сиблингов
Но всегда есть риск восстановления такого всемогущества - особенно при травме. Вспомним, что образ пары, брата и сестры, возникает в сказках и мифах очень часто. На отношения сиблингов во многих культурах накладывается табу - как если бы возможность инцеста для них существовала всегда и не требовала бы никаких дополнительных усилий. Поэтому инцест брата и сестры - это редкое исключение для экстремальных обстоятельств.
Кроме мифов о Потопе, есть и сказки о таких инцестуозных парах - а сказки куда тоньше описывают психологию травмы. Нас может заинтересовать начало одного сказочного сюжета индейцев северной Америки.
Жили родители, у которых были сын и дочь. Отец охотился. Мать тайно вступила в связь с Бизоном. Когда отец узнал об этом, то убил жену, сварил ее мясо и скормил детям. Голова матери стала преследовать детей, и они спрятались от нее в лесу. Там они выросли и вступили в брак. Брат стал великим охотником, он мог убивать бизонов лишь взглядом. Так могло бы продолжаться вечно.
Жена в этой сказке сделала то, что подобало сестре охотника - связалась с Бизоном. Сестра бы в таком положении приманивала добычу к братьям. Так что уже в отношениях между родителями мы видим проблему, близкую к инцестуозной - может ли жена быть одновременно и сестрой? Оказывается, нет - феминность не может быть всеобъемлющей, не может играть сразу все роли, которые ей предлагаются в патриархальном обществе. Поэтому материнский аспект в этой сказке выглядит алчным и очень опасным. Отцовский аспект - убийственный. Для чего отец скормил мясо жены детям, мы не знаем - может быть, он злился на них, сомневался в их законом происхождении или же пытался сделать так, чтобы мертвая женщина преследовала их, а не его. И яростный обиженный материнский аспект (его ментальные содержания, его суть) преследует именно инфантильное парное ядро психики. Это преследование и позволяет выделиться такому ядру. Дети взрослеют в лесу - в неведомом. Другие истории о несчастных детях жадных родителей часто повествуют о том, как брат и сестра поднялись в небо и стали светилами - это значит, что травмированное ядро психики теряет разницу между профанным и сакральным и что для него останавливается время. В этой сказке такого не происходит - дети растут; инцест позволяет им обрести божественность уже на земле. Ужасающая ярость родителей, потребность в мести были интегрированы и усилены так, что брат смог убивать бизонов взглядом.
Так для кого же можно сохранить андрогинное всемогущество? Разве что для архетипических персонажей очень высокого уровня - тех, что воплощают Великую Мать или Самость. Символика Самости сформировалась поздно, и поэтому андрогинной часто оказывается именно великая Мать.
Андрогинная Мать
Ю. Е. Березкин исследовал целый класс сюжетов индейцев Чако, где речь шла как раз об этом образе. Такая Мать делает своим сыновьям пенисы из своих лобковых волос, из сгустков менструальной крови создает им яички. Далее эти мужчины существуют как группа, как мужской союз. Их ритуальные головные уборы из красных перьев тоже сделаны из лобковых волос их менструирующей Матери.
В трактовке феноменов Великой Матери имеется изрядная путаница. В своей первой оригинальной книге "Метаморфозы и символы либидо" К. Г. Юнг описывает множество андрогинных материнских символов, но трактует их как недифференцированно-женские.
Та Мать, что поглощает и возрождает, Мать-геромафродит - образ, связанный с мужскими союзами. Маскулинность группы мужчин присваивает себе материнские содержания и переделывает их по-своему.
В "Метаморфозах и символах либидо" ночное море, по которому плывет герой, чтобы умереть и возродиться, трактуется как первичный и темный материнский хаос. В то время еще не были изучены мифы, связанные с мужскими союзами. В историях, предназначенных для обрядов Майо ("Мифы и легенды папуасов маринд-аним") сюжет таков.
Юную мать и ее сына хотят съесть мужчины ее острова. Тогда она строит лодку из пальмовых листьев и отправляется в море вместе с сыном. Им повезло на время - они не утонули, а прибыли на другой остров. Правда, и там их съели члены мужского союза: так и возникли тайные ритуалы Майо.
В этой истории море символизирует не мать. Мать сына - это или временный контейнер, или те силы, что создают такой контейнер (пальмовую лодку). А вот море может символизировать недифференцированную и разрушительную агрессивность мужского союза. Эта деструктивность далее проецируется на материнские содержания, и получаются широко распространенные образы Ужасных Матерей. Мужской союз принимает обратно такие свои проекции, присваивает образ Ужасной Матери и делает его своим инструментом для обрядов инициации.
Образы андрогинной Матери появляются там, где есть мужские союзы: Это астралийский Змей, что глотает мальчиков и порождает их уже мужчинами; полинезийский жрец в женской одежде, который приносит в жертву свиней, главный символ мужских душ. Видимо, образ амбивалентной великой Матери - порождение мужской психики. В женском варианте она выглядит несколько иначе. Мужчины присваивают ее свойства как инструмент, а для женщин Ужасная Мать. скорее, вечно беременна своей взрослой дочерью.
В сказках о Койоте и его сестричках-экскрементах сестрички могут быть и эмбрионами в утробе, которые никогда не созреют и не будут рождены. Койот как трикстер может быть матерью (в одной из сказок он превращается в девушку и рожает). Мудрые сестрички делают то же, что и еще не родившиеся герои-близнецы: дают матери полезные советы, а она не слушается и оказывается в смертельной опасности.
Женский вариант материнского ужасного всемогущества - родить и выбросить или не разродиться (не отпустить дитя на свободу). видимо, пресловутое поглощение великой Матерью - типично мужской страх, связанный с проникновением во влагалище.
В некоторых культурах есть андрогинные или трансгендерные социальные роли - например, бардаши или шаманы, сменившие социальный пол (см. Кон, "Люди лунного света"). Это серьезные и почтенные роли, но сказки не говорят о них ничего.
В сказках андрогин, гермафродит или трансгендер выглядит жутким и всемогущим, комическим и ничтожным (если это не переодетая сестра). Довольно жуткий вариант - жрец, приносящий в жертву свиней, на о. Тонга (см. Кэмпбелл, "Мифические образы").
Мужчины овладевают смертью и бессмертием, изобретают соответствующие духовные технологии, когда им подвластны женские атрибуты (и мужские, которые они доделывают, тоже). Мужское и женское становится важным не само по себе, а как набор методов.
Мужское обличие используется женской психикой для овладения процессом индивидуации и для наведения социальных контактов, особенно между родами. Мужчины используют женское в сакральных целях.
В более развитых мифах божество может иметь мужскую и женскую ипостаси - в какой из них оно выступит, зависит от задач развития верующего.
Кали в мужской и женской ипостаси
появляется в эпосе "Калки-пурана".
В "Калки-Пуране" владыка Кали-юги появляется в мужской ипостаси. Он сохраняет функции Кали-женщины как разрушитель кастовых границ и религиозных запретов, сохраняет черный цвет, красный язык, прожорливое пузо и демонстрирует гениталии. Может быть, Кали-юга - это целиком мужской мир, поэтому и соблазнительная Кали делается мужчиной, если хочет сохранить силу.
Кали - поворотная точка: начиная с него, греховные страсти становятся греховным образом жизни и зависимостью от греха (см. "Калки-пурана", гл. 10). Кали-мужчина воплощает собою интровертный подход к прегрешению - как оно формируется в индивидуальной психике. Мужской образ Кали соотносится не только с интроверсией, но и с будущим - как существующая угроза стать зависимым от греха.
В "Калки-Пуране" Кали - это мужской демон (гл. 1). он - последняя ступень в формировании греха. Как и Кали-женщина, он черный с красным языком. Кали в мужской ипостаси - это образ поворотной точки, когда греховное побуждение переходит в действие, и формируется зависимость от греховных деяний. Итак. Кали-мужчина - это тот, кто связывает, делает человека несвободным. Женская же ипостась Кали - разрушительница кармических препятствий. Кармические препятствия возникают из-за прошлых неверных поступков в этой или предыдущих жизнях, они как бы внешние по отношению к сиюминутной ситуации. поэтому Кали-женщина олицетворяет экстравертный подход в борьбе с прегрешениями, и соотносится он с прошлым.
Когда Кали пребывает в женской ипостаси, рабами ее сексуальной власти становятся мужчины. Но в "Калки-Пуране" Кали выступает в мужском обличии - и тогда брахманы превращаются в женщин. Аспект сексуального рабства остается при этом божестве в любой его ипостаси. Возможно, маскулинность Кали настольно унижает брахманов, что они на поверку оказываются женщинами.