Аннотация: Психологическая интерпретация сказки эвенков о тревожном расставании брата и сестры
Мифологическая проза малых народов Сибири и Дальнего Востока Составитель Е.С. Новик
Хани Хубун Хохор Богдо
Жил-был богатырь, весьма большой богатырь. Сестра у него младшая одна - девушка. Хани Хубун - самый промышленник, зверей убивает, на коня своего вьючит мясо. Сам не спит нисколько, ни днем ни ночью не спит. Сестра-девушка брата жалеет, что не спит. Сестра брату сказала: "Почему не спишь? Ляг спать, чтобы отдохнуть".
Этот зачин отличается от зачина сказки "Ябтане, Ябтако и Яндоко". Разница и в старшинстве персонажей - в начале сказки старшим является брат. Он занят своими делами. Маскулинность здесь активна, эффективна, выполняет функции контроля и снабжения ресурсами, ограниченной связи с внешним миром. Чем занимается сестра, воплощение феминного в психике, пока неважно, она присутствует, она чувствует, и этого достаточно.
Брат должен не спать. Сознание должно быть непрерывным. Мужской аспект, нынешний Эго-комплекс, боится регрессии, воспринимает ее как разрушение.
Он навертел жиру немножко, поддел, сказал сестре: "Этот вертел смотри, когда поспеет, меня разбуди". Девушка же, вертел когда поджарила, выше поставила, сказала: "Пусть поспит. Не буду будить долго". Когда время прошло, сказала: "Вставай". Брат не встает. Брата будила, будила. Рукой потрогала: брат умер.
Мы можем и не понять, почему брат умер. Такая установка на постоянно ясное сознание воспринимает и сон, и любые состояния измененного сознания как смерть - такая маскулинность впадает в спячку в контакте с бессознательным. Брат должен контролировать свой сон - сколько жарится мясо, столько он и должен спать.
Сестру он воспринимает в это время как своего рода инструмент для отслеживания времени. Но феминность бессловесным орудием не бывает и принимает свои решения. В этой истории сестра, пожалев брата, погубила его. Значит, и чувствовать нельзя, и слабости маскулинного тоже нельзя видеть и воспринимать по-своему. Стоит лишь переключиться на феминную установку, что связана не с деятельностью, а с бытием (это мысль Д. Винникотта), как ты тут же становишься ничем - а был крайне эффективным и неутомимым.
Сестра велит брату спать и по ошибке вовремя не будит его. Нужное время задает брат - значит, для поддержания сознания необходимо субъективное чувство времени. Для женского аспекта здесь время не так важно. Женское - это то, что способствует безвременности регрессии.
Стала жить девушка (одна). Говорят: "Солнце дочери жениха ищет. Народ весь отовсюду чтобы пришел, собирает, хороший человек достанет".
Та девушка младшего брата в одежду оделась, брата коня боевого позвала.
Почему брат назван младшим? Есть какой-то другой младший брат - или брат-добытчик стал таким, потому что он мертв. Эта история не дает ответа.
Итак, девушка переодевается в одежду брата и берет его коня. Это значит, что пока она будет выступать под маской, используя и стандартную мужскую Персону, и даже типичное сказочное воплощение мужской инстинктивности - коня. Создается впечатление, что это очень глубокая идентификация с братом - глубже, чем в сказке "Ябтане, Ябтако и Яндоко"; может быть, из-за сохранения этой глубинной связи брат все-таки не умирает окончательно.
Конь прибежал, на коня села, поехала, достигла. Весь народ собран, никак не могли никто достать. Эта девичища приехала, вверху на коне залетела. Солнцеву дочь достала, солнца дочь кольцо свое отдала. Она домой вернулась.
Для чего ей нужна дочь Солнца, мы пока не знаем. Но можем догадываться. Брат погиб из-за проблем, связанных с непрерывностью сознания. Солнце же может уходить на полгода, и воцаряется полярная ночь. Потом наступает полярный день без ночей - в таких условиях сон действительно может показаться вечным, смертью. Дочь Солнца - это связь с самим архетипом ясного сознания. Чтобы оживить брата, она нужна. Но просто так к дочери Солнца не придешь и не попросищь - нужно обрести власть над нею, а для этого жениться на ней. Так женское Я вынуждено пока решать проблемы власти - по мужскому образцу.
Опять говорят: "Месяц дочь свою отдает, жениха ищет. Добрый мужик, придя, достанет". Хани Хубун Хохор Богдо сестра одежды братовы надела, коня боевого скликала, на коня села, поехала, достигла.
Весь народ собрался, никто никак не мог достать. Она, придя же, залетела с конем. Месяцева дочь кольцо свое дала. Назад вернулась, домой уехала.
Теперь девушке нужна связь с иным типом сознания - сумеречным, лунным, доступным влияниям бессознательного. Она достигает этой связи тем же путем героического сватовства - значит, сказка пока что не видит необходимости применять разные методы для того, чтобы познавать сознание и бессознательное. Либо дело в том, что сестра попадает в область коллективного сознания, и ей необходимо только захватить нужный символ, как вражеское знамя, но не переживать его на глубинном уровне.
Говорят: "Вечерняя звезда дочь отдает, весь народ собирает". Та девка братовы одежды надела, коня его военного позвала. Конь пришел. На коня села, поехала, достигла.
Весь народ собрался, не мог никто достать, она, придя же, залетела на коне. Звезды дочь кольцо свое отдала, она назад поехала.
Сестра не забыла и о пограничной области между сознанием и бессознательным и завладела его символом точно таким же образом.
Домой приехала, три ночи проночевала.
Говорят: "Солнце зовет того жениха, жену чтобы взял. Народ весь собирает". Она братовы одежды надела, коня боевого позвала, стрелы взяла, на коня села, поехала, достигла, дочь солнцеву женой своей взяла.
Опять месяц дочь свою отдает, весь народ собирает. Она снова поехала, ту и взяла женой своей.
Опять звезда вечерняя дочь свою отдает, весь народ собирает, "Жених пусть приедет", - говорит. Весь народ собрался. Она тоже приехала, никто не может (кольцо принести). Она, придя же, кольцо привезла, жену свою взяла. Домой повезла, жен трех.
Никаких препятствий для того, чтобы воплотить три разных типа сознания, не возникло. Но образы светил могут говорить и о циклическом ходе времени: день - сумерки - ночь. Не хватает только утренней зари, воскрешения и новой жизни. Сестре нужно познать время. Без движения времени, даже циклического, сознание как бы спит, как бы умирает - оно находится в небытии.
Женам хочется спать с мужем. Она с женами своими не спит. Жены очень спать хотят. Она сказала женам: "Я с вами спать не могу до приезда домой".
Весь этот эпизод может быть объяснен вполне обыденно - необходимостью протянуть время. Но именно желание жен, их страдания и напоминают о том, что сестра - не мужчина. Благодаря этому не происходит идентификации с мужской Персоной и инфляции. Хотя сестра воплощает здесь, вероятно, и не Эго, а собственную мужскую феминность, что ищет связи с Анимой.
Звезды вечерней дочь товарищам говорит: "Это однако баба".
Умнее и чувствительнее к странному оказалась та женщина, что воплощает собою границы и связь дня и ночи, сознания и бессознательного.
Поехали, последнее кочевье стало. Она женам сказала: "Я вперед поеду, огонь чтобы разложить, чай сварить. Вы позади прикочуете". Уехала. По дороге встретила зайца. Заяц испугался, побежал, назад оглянулся, сказал: "Э! к чорту! я думал - Хани Хабун Хохор Богдо, а это - бабища". Девушка зайца поймала, сказала: "Голову твою оторву". Заяц сказал: "Не отрывай, я тебе пригожусь". Та девушка к дереву привязала зайца, сказала зайцу: "Бабы когда прикочуют, будут расспрашивать, ты скажешь (тогда): Хани Хубун Хохор Богдо меня подвесил".
Этот поворот сюжета напоминает нам сказку о Коте в Сапогах. Речь, как и там, идет об удержании на время ложной Персоны. Находиться в чужой шкуре постоянно нельзя - надо или стать настоящим Маркизом Карабасом и занять его замок, или потерять неправильную Персону. Именно сейчас сестра понимает, насколько близка эта опасность. заяц, как и олень, является очень подходящим образом для воплощения пугливых, убегающих, ускользающих содержаний. Сейчас сестра может или психологически превратиться в мужчину, или вновь стать женщиной - и поэтому знание о собственной женственности нужно удержать - потому-то она и привязывает зайца к дереву.
Потом вперед поехала, встретила волка. Волк испугался, побежал, назад оглянулся, сказал: "Э! к чорту! я думаю - Хани Хубун Хохор Богдо, а она - бабища, кого это испугался". Она волка догнала, поймала, сказала: "Твою голову оторву". Волк сказал: "Голову мою не отрывай, я тебе пригожусь". Девушка волка к дереву вверху привязала: "Бабы когда поедут, будут расспрашивать, ты скажешь: меня Хани Хубун Хохор Богдо подвесил".
Девушка поехала вперед, встретила медведя. "Медведь испугался, назад побежал, остановился, назад посмотрел: "Э! к чорту!" - сказал: "Кого это испугался! Я думал - Хани Хубун Хохор Богдо приехал, она - только бабища". Девка рассердилась, погналась, медведя поймала, сказала: "Голову твою оторву". Медведь сказал: "Голову мою не отрывай". К дереву наверху привязала, сказала: "Бабы, приехав, если будут расспрашивать, ты скажи: Хани Хубун Хохор Богдо меня подвесил".
Но это знание становится уже не беглым, а все более агрессивным и опасным. Побеждая волка и медведя, девушка углубляет идентификацию со своим братом, богатырем, действует властно и агрессивно. В отличие от Ябтане из ненецкой сказки, на время она превращается в брата - но только тогда, когда рядом нет ее "жен" и из мужской идентичности исключается сексуальность.
Она уехала домой. Приехала, братовы одежды с себя сняла, на брата надела.
Феминный аспект сознания вновь восстанавливает различия мужского и женского.
Огонь в юрте развела, сама спряталась.
Огонь - это свет и тепло, образ того ресурса сильных чувств и ясного сознания, что необходим для любых психических трансформаций. Ядро психики снова становится мужским, а феминность, зная свое место, прячется: собственная феминность при Эго мужчины - это только спутник и проводник архетипической женственности, анимы.
Бабы до зайца доехали, увидали - вверху висит, спросили: "Кто тебя повесил?" Заяц сказал: "Хани Хубун Хохор Богдо меня повесил".
К волку бабы приехали, увидали -- волк к дереву привязан, спросили бабы: "Кто тебя повесил?" Волк сказал: "Хани Хубун Хохор Богдо меня повесил".
Бабы друг с другом переговорили: "Однако это - мужик". К медведю приехали бабы, спросили: "Кто тебя повесил?" Медведь сказал: "Хани Хубун Хохор Богдо меня повесил". Женщины весьма обрадовались. "Слава богу", - сказали, - "Такой мужик!"
Мужскую Персону удалось эффективно поддержать.
Бабы домой прикочевали, видят - огонек в юрте горит. С оленей вьюки свои сняли, в дома вошли. Солнца дочь сказала: "Мужик наш уснул", и сказала: "Чай почему не сварил?" Мужик не двигается, они будят. Видят только - умер он.
Чудесные невесты, как это часто бывает с архетипическими персонажами, наивны. Только дочь Вечерней Звезды, хозяйка странного пограничного времени, чуть более проницательна - но и она не видит подмены. Это значит, что брат и сестра воплощают не разные типы гендерной идентичности. По сути они одно и то же. Брат и сестра символизируют тут различные эго-состояния: недифференцированное маскулинное (бдить и действовать, чувства есть сон) и очень гибкое феминное (быть вне времени, сопереживать, притворяться, усыплять и губить).
Солнца дочь, месяца дочь назад хотели убежать, звезды вечерней дочь сказала: "Что напугались?" Исподом по лицу провела. Муж их соскочил, сказал: "Уснул я было, давно ли вы приехали?" Они сказали: "Раненько приехали".
Для воскрешения брата было бы достаточно только дочери Вечерней Звезды - но этот по сути пограничный перонаж не значил бы ничего, если б не было дочерей Солнца и Месяца, дня и ночи. В этой истории и так ясно, что такое ночь и день, сознание и бессознательное - но совершенно неясно, какова связь между ними, каковы границы и как можно эти границы пересечь.
Теперь бабищи весьма обрадовались, стали спать (с мужем). Промышленник мясо на коне своем вьюком возит, двух лосей, оленя дикого зараз вьючит.
Сестра его, зайчиком сделавшись, похаживает. Жены говорят: "Заяц во двор приходит, лоскутки ест".
Этот эпизод довольно интересен. Брат, похоже, забыл о том, что у него была сестра, и не разыскивает ее. Это действительно маскулинное состояние сознания, которое мнит себя целостным. Брат делает ровно то, что делал и до смерти - консервативность маскулинного очень велика.
Именно жены замечают зайца. Получается, что Анима мужчины, особенно понимающая цикличность времени, может помочь в том, чтоб была восстановлена и та часть психики, что прежде была отвергнута - с совокупностью "женских" психических качеств этого мужчины.
Да и сестра не приходит в своем прежнем обличье. Пол зайца неизвестен. Может быть, это тот же самый заяц, что стал невольным хранителем знания о женственном в человеческой душе.
Хани Хубун Хохор Богдо догадался: "Это, однако, сестра моя ходит, лоскутки есть".
Восстановить связь с феминным удалось легко, брат вспомнил о сестре - но это пока чисто интеллектуальное знание. Настало время действовать.
Раз ночью выпал снег. (Муж) пошел промышлять. Зайчик от них на хребет ушел. Он по следу выследил сестру, нашел, юрту сделал. Зверя добывши, пришел. Сестре своей мясо отдает самое хорошее.
Теперь психика восстанавливает равновесие. Мужской и женский ее аспекты вновь воссоединились в изолированном безопасном месте.
Звезды-Венеры дочь догадалась, стала говорить товарищам: "Почему раньше от зверя всё было мясо. Теперь нет, потом нет и нет, однако любовница есть", сказала: "Давайте завтра, когда пойдет промышлять, мы тайком позади пойдем".
Такое двойное существование долго продолжаться не может, и вот Анима снова догадывается о существовании проблемы.
Назавтра мужик пошел на промысел, к сестре своей пошел. Их нашли. Говорят: "Любовница его, мы ее убьем". - "Как убьем?" - сказали. Одна сказала: "Свинец в лейке расплавим".
Мужская Анима очень ревнива. И если раньше феминные черты в мужской психике жестоко отвергались маскулинной Персоной, то теперь все женственное приписывается только Аниме, рядом с которой не очень зрелой женственности не место.
Двое будучи, в голове ее вшей ищут, одна сказала: "Там в лейке расплавим свинец (да) в ухо свинец нальем". Налили, девушка умерла.
Поиск вшей в голове - это очень важный вид близкого контакта. Как символ он воплощает попытки разобраться с мыслями. Мысли, навеянные Анимой, убивают остатки собственной феминности в мужской психике. Способ убийства очень жесток. Расплавленный свинец, влитый в ухо, может быть образом порочащих и унизительных мнений...
Хани Хубун Хохор Богдо вечером пошел к сестре, видит - умерла. Тогда гроб сделал.
Контейнирование травмированных содержаний осуществлено быстро и эффективно.
Зверя поймал дикого, на рога поперек гроб положил, бечевкой связал, зверя отпустил. Зверю сказал: "Туда беги, там эвенки живут, там брось". Зверь убежал, к людям добежал, гроб бросил.
Это очень здравое решение. Брат не сможет воскресить сестру сам. От травмированной феминности надо отказаться, отпустить ее к людям, и тогда она может быть спасена. Так может быть описан механизм проецирования.
Старик (и) старуха увидали - девичища весьма красивая, умершая. Они друг с другом переговорили: "Сыну нашему жену возьмем, юрту сделаем". Юрту сделали тогда же, огонь разложили. Девушку ввели в юрту, на зад посадили. Парень, сын их, вечером пришел, охотившись, сильно устал. Мать, отец говорят: "Ты, дитя, к жене иди, жену тебе взяли, домой иди, зачем к нам, домой к себе иди".
Символические родители тут же нашлись, и для них нет разницы, жива девушка или умерла.
Парень встал, ушел, вошел в юрту, жена сидит. Девушка красивейшая, чай не сварила. Он сказал: "Чай вари". Жена ничего не говорит. Мужик рассердился, жену в ухо ударил, из уха свинец вылетел. Девушка вскочила, сразу же чай сварила, мясо сварила. Женатым стал. Жить стали. Это конец.
В самом последнем эпизоде речь идет об инициации новобрачной. Именно грубый контакт с живым мужчиной и восстанавливает феминность - правда, только в виде образцовой женской Персоны.