Миссис Стивенс то и дело напоминала слугам Уэствуд Хауса о том, что им запрещено обсуждать хозяев. Да всё без толку. Если, обедая в людской, челядь и старалась следовать наказу экономки, то в подвале, где располагалась кухня с подсобными помещениями, перемывали не только посуду, но и косточки господам. А тут еще накануне выдалась такая неспокойная ночь - Уэствуд Хаус чуть не сгорел из-за гостя. И наутро, ко всему прочему, выяснилось, что графиня видела Старую Нэнси!
Нет, камеристка, мисс Найт, - вовсе не болтушка и не сплетница. Про то, что хозяйку напугало привидение, она под большим секретом рассказала только старшей горничной. Но еще до завтрака вся прислуга, включая конюших и садовников, знала об этом происшествии.
- Молли, так как, ты говоришь, выглядела Старая Нэнси? - переспросила помощница кухарки у молоденькой служанки, стоящей на коленях перед огромной кухонной плитой.
- В белом саване, высоченная, чуть не до потолка, глаза огнем горят. А как еще и выглядеть привидению, Джен? - отозвалась Молли, старательно натирая дверцу плиты "черным свинцом" (1).
- Силы небесные! - Руки Джен, ловко ощипывающие курицу, замерли. - Эй, погоди-ка! "Искры из глаз", говоришь? А откуда у Старушки Нэнси глаза, коли у нее и головы-то нет? Приврала, небось?
Молли обиженно надулась.
- Вот еще! Как есть, до словечка, повторила, что мне Грейс рассказала. А та божилась, что слыхала это от одной из прачек. А той всё эдак вроде бы поведала кастелянша. С чего ей врать-то? Она женщина почтенная.
- Разрази меня гром, я бы точно со страху умерла, коли увидала бы такое страшилище! Я ведь по натуре - тонкого склада, ужасно нервная и чувствительная, - воскликнула дюжая кухарка миссис Хикс, одним ударом тесака разрубая пополам тушку кролика, которого сама зарезала и освежевала.
Кухонные служанки торопливо закивали, предпочитая не перечить начальнице, крепкой на словцо и тяжелой на руку после пары стаканчиков спиртного - ведь с утра та уже успела приложиться к бутылке, чтобы успокоить расстроенные нервы.
Одна из девиц, полировавшая медную сковороду мукой с уксусом, робко поинтересовалась, сгорая от любопытства:
- Миссис Хикс, вы ведь уже давно в Уэствуд Хаусе. А кто-нибудь еще на вашей памяти видел Старую Нэнси?
Пребывая в хорошем настроении после глоточка джина, кухарка снизошла до ответа:
- Сказать по правде, про нее больше болтают, чем ее встречают. Говорят, в былые времена она появлялась чаще. То горничная ее заметит, то коридорный лакей. Вроде бы прежняя хозяйка тоже ее видала. Я не про вдовую графиню, а про ту, что была до нее - первую жену старого графа. Будто бы столкнулась она с тем привидением, а вскоре померла родами... А ну, брысь в судомойню, лентяйки! - перебив саму себя, вскричала миссис Хикс, едва заметила выглядывающий из-за косяка двери любопытный глаз одной судомойки и внимательное ухо другой. - И помните у меня: фарфор мыть в медной раковине, а не в каменной! Обколете хоть одну тарелку - живо вылетите отсюда! Так о чем это я... Тьфу, забыла.
- А ну как это чья-то дурная шутка? - усмехнулся слушавший разговор молодой конюх Билл Мёрфи, который зашел в кухню за топленым салом на припарку для лошади. - Вон, прошлым летом в Истли тоже видели привидение - пьяница Пит Парсон бегал ночью по округе, завернувшись в простыню и пугая честной народ, пока его не раскусили и не отколотили как следует. Враки всё это про призраков. Не бывает их.
- Ох, Билли, зря ты так! Надо думать, Старушка Нэнси является неспроста, - задумчиво произнесла Джен, продолжая споро выщипывать пестрые перья.
- А вдруг она каждый раз пророчит смерть в Уэствуд Хаусе? - снова подала голос Молли.
- Типун тебе на язык, дурища! - кухарка шмякнула тесак на стол.
Служанка испуганно втянула голову в плечи и с еще большим рвением завозила щеткой по дверце плиты.
- А что, может, и так, - вступилась за товарку Джен. - Намедни во дворе всю ночь выла собака, и до чего ж заунывно! А это, почитай, верная примета: кто-то скоро отправится на тот свет. Вот только, думаю, раз Старушка Нэнси сама была когда-то важной дамой, то не потрудится явиться за такими, как мы. Помяните мое слово: она приходила за кем-то из господ...
Солнечный свет заливал столовую, играя бликами на тщательно отполированном серебре сервировки и подвесках хрустальной люстры. За столом, накрытым белой скатертью, сидело всего три человека: графская чета и мистер Блай со своим неизменным пернатым питомцем. Эгертон сегодня потребовал завтрак в постель. Вдова тоже предпочла остаться в своих покоях.
Джонатан, обычно не страдающий отсутствием аппетита, нынче презрел священную традицию плотного британского завтрака. Апатично поковыряв вилкой жареный бекон, граф развернул газету и сделал вид, что углубился в чтение.
Казалось, он не прислушивался к оживленной беседе сотрапезников, но когда Амелия весело рассмеялась какой-то шутке старика, Джонатан поднял голову и сухо заявил:
- Дядюшка, надо сказать, вы вчера удивительно вовремя вспомнили про наше фамильное привидение. Ночью оно навестило мою жену прямо в ее спальне. Может, это вы невольно вызвали его своим рассказом?
Обращаясь к старику, он, однако, внимательно всматривался в лицо супруги, тщетно стараясь прочесть на нем плохо скрытое волнение.
Мистер Блай, намазывавший тост джемом, замер:
- Это правда, дорогая Амелия? Вы и в самом деле видели Старую Нэнси?
Графиня пожала плечами.
- Наверное, померещилось. Хотя, признаюсь, мне до сих пор немного не по себе. - Она улыбнулась. - Впрочем, ночные страхи утром чаще всего кажутся нам нелепыми.
- Разумеется, - поспешил поддакнуть старик. - Темнота пугает, ибо воображение дорисовывает то, чего мы не видим. А на свете найдется немного чудовищ страшнее тех, что в состоянии породить наш разум. - Он покаянно прижал ладонь к груди. - Это моя вина. Не стоило рассказывать на сон грядущий такую мрачную историю. Вам нужно развеяться, дорогая Амелия. Сегодня тепло и солнечно. Грех не раскочегарить "Роупер" в такой замечательный день! - Мистер Блай повернулся к племяннику. - Джонти, ты не забыл, что собирался прокатиться на паромобиле?
Граф и в самом деле только сейчас вспомнил о том, как вчера, в порыве ревности, напросился в поездку с Амелией. Отказ будет выглядеть глупо
- Разумеется, не забыл. Я всё равно планировал проехать по окрестностям, - солгал Джонатан. - Давно тут не был - необходимо выяснить, в каком состоянии находится имение. - Он отбросил в сторону газету. - Надо же с чего-то начинать. Пожалуй, осмотрю пастбища вдоль Уикомби-роуд.
Джонатан уже не раз катался на безлошадных экипажах, хоть сам их не водил. Несмотря на жаркую дискуссию с Амелией, он в душе не имел ничего против паромобилей, а Закон о красном флаге поддержал лишь по просьбе лорда Дерби - тот, по слухам, должен был возглавить следующий кабинет министров. Но пассажиром собственной жены графу предстояло стать впервые. Оставалось надеяться, что эту прогулку они не завершат в каком-нибудь овраге со сломанными шеями...
Медленно проведя "Роупер" по подъездной аллее и аккуратно миновав ворота сторожки, Амелия, прибавила скорость и подставила горящее лицо ветру. Она чувствовала на себе пристальный взгляд своего пассажира, и ее рука, крепко держащая поворотный рычаг, слегка дрожала от волнения, унять которое не удавалось.
Они с Джонатаном наедине. Зачем муж настоял на том, чтобы отправиться вместо Эгертона в поездку на автокаре? Что им двигало? Неужели ревность? И если да, то хороший ли это знак? Если мужчина безразличен к женщине, он ее не ревнует... При сей мысли Амелия ощутила в душе неясную надежду на то, что их брак все же станет рано или поздно счастливым или хотя бы сносным, но тут же напомнила себе: "Такая реакция не обязательно вызвана любовью. Скорее всего, графом вчера двигало задетое чувство собственника".
Амелия невольно улыбнулась. Как плохо муж ее знает, раз ревнует к виконту! Да, тот обаятелен, но недалек. Она бы никогда не унизилась до интрижки с подобным мужчиной. Интересно, а смогла бы она изменить Джонатану с кем-то достойнее лорда Брэкли? Минут пять графиня развлекалась этой мыслью, перебрав несколько дюжин джентльменов из тех, что ухаживали за ней в свете, и наконец с ужасом поняла: ее сердце волнует лишь тот, кто сидит рядом - пусть даже она отчасти боится мужа, ибо не в силах прочесть его мысли и предсказать, как тот поведет себя дальше.
С самого утра ей не давал покоя вопрос: зачем вчера ночью Джонтанан пришел к ней. Чтобы равнодушно исполнить свое намерение обзавестись наследником? Почему же тогда не воспользовался правом супруга? Счел ее слишком непривлекательной? Знай Амелия заранее о его визите, неужели встретила бы его в ночном чепце, словно престарелая матрона?.. Господи, о чем она думает?.. Разве она собиралась соблазнить Джонатана? Ведь ее план состоял лишь в том, чтобы хорошенько помучить его... Это так, но почему же вчера в спальне, несмотря на еще бьющееся от сильного испуга сердце, в животе вдруг сладко заныло, стоило мужу сделать несколько шагов в сторону ее постели? И почему накрыло волной разочарования, когда он всего лишь зажег свечу на туалетном столике? Что творится? Не влюбляется ли она в Джонатана? И если да, хорошо это или плохо?
В таких размышлениях Амелия неспешно пересекла деревушку Уэствуд, лежащую в полумиле от графского особняка. Попадающиеся навстречу местные жители, ничуть не пугаясь уже привычного им паромобиля графини, вежливо приветствовали ее и - с любопытством - графа: ведь тот, по словам мистера Блая, не был в родных краях целых семь лет.
Амелия украдкой кинула взгляд на мужа. Он внимательно рассматривал улочки с невысокими домами из известняка, добывавшегося в каменоломне неподалеку. На что тут глазеть? Все здания похожи друг на друга: трактир, сыроварня, лавка - сними вывески и, пожалуй, не заметишь разницы. О чем Джонатан сейчас думает? Какие мысли бродят за его высоким лбом? Сравнивает увиденное с тем, какими ему запомнились эти места до отъезда из родного дома? Или просто старается не смотреть на жену? "И всё-таки, для чего он поехал со мной? - снова задалась вопросом Амелия. - Не ждет ли меня сюрприз и не обязательно приятный? Лучше быть настороже..."
Едва "Роупер" выкатил из деревни, взгляду Амелии предстал привычный дербиширский пейзаж, который так полюбился ей еще в пору жизни в родном Кэддон Холле. Всюду, до самого горизонта, простирались долы и пологие холмы с наделами, разгороженными каменными - из того же местного известняка - изгородями фута два-три высотой. То тут, то там попадались небольшие фермы или коттеджи арендаторов.
Траву на лугах скосили еще в июле, но земля к осени снова успела зарасти сочно-зеленым райграсом, на который выпустили пастись скот. С вершины холма окрестные поля по обеим сторонам дороги походили на скроенную из аккуратных лоскутов зеленую бархатную накидку, чуть потертую и порыжевшую местами - там, где трава уже начинала понемногу желтеть и вянуть. Купы деревьев, вытянутые тонкими прерывистыми полосами или сбившиеся в островки, напоминали траченную молью меховую отделку. В миле к западу змеилась и блестела под солнечными лучами речка Дав, словно небрежно брошенная атласная лента. Над пасторальным пейзажем в голубом небе безмятежно плыли легкие, полупрозрачные облака.
Нарушая этот покой природы громким пыхтением и дымом, трясясь и покачиваясь, паромобиль бодро катился по дороге. Дорогой в этих местах гордо назывались две широких, утрамбованных колесами повозок и карет колеи, между которыми росла трава. Джонатан сидел невозмутимо, даже когда автокар подпрыгивал на попавшем под колесо камне. Но едва "Роупер" въехал в небольшую рощу, граф схватил Амелию за руку и в ответ на удивленный взгляд знаками попросил остановиться.
Экипаж, пыля и шипя, затормозил. Джонатан ловко спрыгнул и молча пошагал в сторону от дороги, даже не обернувшись на жену и не потрудившись помочь ей сойти. Заинтригованная, Амелия кое-как, не самым изящным образом, сама слезла с сиденья, расположенного в пяти футах над землей, и последовала за графом.
Он шел уверенно, явно знакомым путем, по тропе, вьющейся между уже начавшими терять листья деревьями, которые вскоре расступились, открыв взору прелестный уголок. Тут земля словно треснула по шву, и в прореху выглянула отвесная жила обнажившейся горной породы высотой в полтора человеческих роста. С этой стены из песчаника струились под наклоном воды ручья - сплошной, будто стеклянной, лентой. Образуя водопад, они пузырились от соприкосновения с поверхностью небольшого пруда. Края этого очаровательного водоема были обложены большими камнями - то ли рукой человека, то ли самой природой. Тропа, огибая водопад, плавно спускалась к пруду и обрывалась.
Вокруг, казалось, раскинулось настоящее царство Флоры. Вдохновленные близким присутствием влаги, стремясь к ней и словно отталкивая друг друга в этом стремлении, здесь собрались самые разные растения, среди которых всё же преобладали острые стрелы тростника и осоки. Длинные резные серо-зеленые листья папоротника, уже позолоченные осенью, склонялись к воде, как диковинные опахала. Словно блюдца на чайном столе, жались к берегам круглые листья давно отцветшей кувшинки.
Джонатан, спустившись к пруду, застыл, задумавшись о чем-то. Постояв так пару минут, он шагнул к одному из валунов. Присев на корточки, граф пошарил под ним, а затем поднялся, держа что-то в руках...
Он был тут! Храбрый лейтенант Смит много лет пролежал в том же месте, где его с почестями похоронили двое мальчишек. Время почти стерло краску с лица и с мундира, когда-то красного цвета, обнажив свинец, из которого был отлит игрушечный солдатик. Глядя на него, Джонатан на мгновение словно перенесся в детские годы...
Его мать умерла, рожая второго сына. Убитый горем отец, обожавший жену, винил в ее смерти выжившее дитя. После этой утраты он, казалось, начал тяготиться жизнью в Уэствуд Хаусе и всё больше стремился бывать в Лондоне, где постепенно втянулся в бурную парламентскую деятельность, оставив сыновей на попечение нянек и гувернантки. Джонатану тогда как раз минуло четыре. Конечно, дядюшка Руперт всегда был готов поиграть с племянником или рассказать ему тысячу интересных историй, но ведь с хромым не побегаешь наперегонки и не полазишь по деревьям. Джонатану отчаянно хотелось общаться со сверстниками. Он с завистью смотрел, как местные мальчишки запускают волчок, играют в камешки или борются друг с другом прямо в пыли. Увы! Граф строго настрого запретил своему отпрыску водиться "с оборванцами", а маленький Дэвид в то время проводил свой досуг лишь в колыбели да на руках у кормилицы.
Но едва младшему брату исполнилось три года, и его перестали рядить, как девчонку, в платья, семилетний Джонатан увидел в нём, наконец, товарища для своих игр. Поначалу, конечно, он больше дразнил Дэвида, но всё же иногда катал его перед домом на своем шетландском пони, водил на луг показывать птичьи гнезда и даже позволял поиграть с жестяной коробкой из-под печенья, в которой хранил всяческие дорогие сердцу любого мальчишки штуковины: старые пуговицы и монеты, стеклянные шарики, свинцовые грузила, мотки бечевки, красивые камешки и прочие сокровища.
Когда Дэвид еще немного подрос, Джонатан как-то явился в кабинет дяди и важно изрёк, что подошло время им двоим воспитывать из этого сопляка, который называется его братом, настоящего джентльмена. Дядюшка Руперт, улыбнувшись, согласился уступить Джонатану роль главного наставника, и тот с пылом взялся за дело. Он учил Дэвида всему тому, что уже прекрасно умел делать сам: мастерить свирели из тростника, лазить по деревьям, вырезать на дёрне свои инициалы, собирать ежевику, отличать пустельгу от ржанки и гоняться на лугу за кроликами.
Следующей весной Джонатан вместе со своим грумом - рослым детиной Джоном Монсом - начал обучать брата верховой езде, объясняя, как правильно держать поводья и переносить вес тела назад. Дэвид рос смышленым мальчиком, схватывал всё на лету и вскоре уже неплохо сидел в седле. С тех пор братья в сопровождении Монса чуть не каждое утро отправлялись слоняться по округе на пони, с каждым разом всё больше расширяя свои горизонты. В одну из таких верховых прогулок они и обнаружили этот укромный пруд и с тех пор часто наведывались сюда. Здесь Джонатан учил брата удить плотвичек и окуней, а в ожидании поклевки пересказывал ему сюжеты романов Марриета (2), которыми тогда зачитывался. Маленький Дэвид слушал с раскрытым ртом истории о корабле-призраке, пиратах, собаке-дьяволе, о приключениях на океанских просторах и в диких канадских лесах. А после братья вместе мечтали о том, как сбегут из дома, поступят на флот Ее Величества и уплывут в далекую Америку.
Иногда они устраивали тут, среди папоротников и камней, целые баталии: их свинцовые солдатики смело шли в бой, снова и снова побеждая всех врагов. Наигравшись в войну, братья ныряли в пруд и затевали веселую возню. Приглядывавший за мальчишками Монс лишь посмеивался в жидкие усы, лежа под деревом и покуривая глиняную трубку.
Каждый день, с утра до вечера, Джонатан проводил с Дэвидом. Всюду они были неразлучны: и дома, и на прогулках. И даже когда старший брат занимался уроками с гувернанткой, младший возился с игрушками на ковре в классной комнате, а впоследствии и сам сел с тетрадкой за стол.
Джонатан искренне любил Дэвида, заботился о нем, как мог, и часто брал на себя вину за его проказы. Младший брат тоже души не чаял в старшем и старался во всём ему подражать. По отцу оба не скучали - ведь рядом всегда был дядюшка Руперт, в сущности, заменивший им родителей.
Но едва Джонатану исполнилось тринадцать, эта идиллия закончилась. В очередной раз вернувшись ненадолго из столицы, граф сообщил старшему сыну, что пора отправлять его в публичную школу (3) - пришло время взрослеть и заводить полезные знакомства. С Уэствуд Хаусом и родными расставаться было нелегко, однако перечить отцу Джонатан не посмел. Попросив дядюшку "присмотреть за нашим юным джентльменом" и пообещав писать каждый день, он отбыл в Итонский колледж (4), где был зарегистрирован еще с рождения.
Первое письмо, исполненное тоски по дому, пришло уже через два дня, но чем дальше, тем реже Джонатан писал дяде, сперва ошарашенный, а затем увлеченный новой обстановкой, стесненный новыми правилами, которых прежде ему не устанавливали, окруженный ровесниками, с которыми никто, наконец, не запрещал ему заводить дружбу. В конце концов он предоставил вести переписку с домом своему наставнику (5), а сам с головой ушел в учебу и школярские шалости.
Спустя полгода Джонатан вернулся домой на рождественские каникулы уже изменившимся. На его голове вместо прежней кепки красовалась черная касторовая шляпа (6). Он стал не только чуть выше ростом, но и увереннее в себе, вальяжнее, даже слегка развязнее, и с гордостью сообщил, что уже успел один раз подраться, вступил в футбольный клуб своего корпуса и завел нескольких друзей. Дядюшка Руперт встретил эти новости с не меньшим энтузиазмом, чем известие о том, что его Джонти всё полугодие просидел на скамейке лучших учеников и переведен в следующий класс (7). О чем бы ни заходил теперь разговор, Джонатан непременно сводил его к одной теме - о своей школьной жизни. Мистер Блай выслушивал все восторги племянника снисходительно, а Дэвид - с любопытством и восхищением.
Отношение Джонатана к младшему брату по-прежнему оставалось теплым и покровительственным, но отныне еще острее ощущалась их разница в возрасте. Итонианца, которому скоро исполнится четырнадцать, отделяет целая пропасть от девятилетнего домашнего мальчишки. Дэвид, наверное, заметил эту перемену, потому что в глазах его читалось то же одиночество и потерянность, какие Джонатан сам испытывал до обретения друга в младшем брате.
Ревнуя Джонатана к его новой, полной игр и приключений жизни, Дэвид заявил, что тоже хочет учиться в школе. Дядюшка Руперт написал об этом графу, и тот обещал обо всем позаботиться. На следующий день после десятого дня рождения Дэвида почтовая карета увезла его в Рагби (8). Теперь братья виделись только два раза в год - во время каникул. Уже тогда судьба начала разводить их в разные стороны...
Внезапный шорох заставил Джонатана вздрогнуть и обернуться. Амелия! Оказывается, она не осталась дожидаться его в экипаже. Что ей здесь нужно? Это его убежище! Он не желает ее сюда пускать! Граф сжал в кулак ладонь с лежащим на ней свинцовым солдатиком, чувствуя, как раздражение переходит в гнев. До чего же суетливы и надоедливы все женщины! Вот и эта сейчас тоже вспугнет рой воспоминаний своей глупой болтовней.
Но Амелия помолчала несколько мгновений, внимательно вглядываясь в его лицо, а затем негромко сказала:
- Ты так странно себя повел, я не знала, что и думать. Прости, что помешала. Я сейчас уйду.
Она повернулась, чтобы удалиться.
Черт, эта особа всегда ведет себя непредсказуемо! Джонатану почему-то расхотелось прогонять жену. Может быть, потому, что одному находиться тут было невыносимо тоскливо.
- Нет! - Он схватил ее за руку. - Останься!
Она, не ломаясь и не заставляя себя уговаривать, опустилась на большой валун, нагретый солнцем, рассеянно сорвала стебелек камыша и, вертя его в пальцах, устремила взгляд на струи водопада.
Джонатан, продолжая сжимать в кулаке солдатика, сел рядом с женой.
- Я не знаю, что это за место, но чувствую: у тебя многое с ним связано, - задумчиво протянула она, не поворачивая головы.
- В детстве я играл тут с братом, - неохотно бросил граф.
Наверное, он произнес это грубым тоном, потому что Амелия вздрогнула, лицо ее застыло, пальцы сломали сухую камышинку. Обиделась. Казалось бы, и что с того? Но почему-то стало неловко. Проклятье! Сделав над собой усилие, Джонатан миролюбиво пояснил:
- Дэвид на четыре года младше меня, он в детстве часто болел, рос слабым, и я всегда защищал его. Брат был моим единственным товарищем по играм в Уэствуд Хаусе. Мы когда-то много времени проводили у этого пруда. - Чуть помедлив, он разжал кулак и показал облезлого лейтенанта Смита. - Вот... Эта игрушка пролежала тут почти четверть века. Я и сам не ожидал, что она вызовет столько воспоминаний...
Почему его потянуло на откровенность, да еще и с собственной женой? Джонатану оставалось только удивляться этому.
Амелия нерешительно повернулась, осторожно коснулась лежащего на раскрытой ладони солдатика и прошептала:
- Призраки прошлого часто приходят незваными.
Призраки! Это слово напомнило о ночной сцене в спальне, мгновенно разрушив охватившее Джонатана хрупкое, мимолетное, неожиданное чувство единения. Злясь на самого себя, за то, что поддался минутной слабости, граф сунул старую игрушку в карман, достал свое портмоне и произнес:
- Совсем забыл, дорогая. Я ведь привез тебе кое-что из Лондона.
Амелия в ответ взглянула недоверчиво, почти с испугом.
"Забавно: жена, скорее, ждет от меня оплеухи, чем подарка, - подумал граф. - Она меня, кажется, боится. Вот и славно. Клянусь, у нее есть на то основания".
- Надеюсь, тебе понравится эта вещица, купленная в антикварной лавке. Едва я ее увидел, как сразу подумал о тебе, - Джонатан вынул серебряный медальон, отобранный у проститутки, и вложил украшение в руку супруги.
Амелия поднесла его ближе к глазам, потрогала другой рукой рисунок на голубом эмалевом овале - голубь и лилии, а затем посмотрела Джонатану в лицо, и взгляд ее потеплел.
- Спасибо за подарок. Красивый медальон и, кажется, действительно старинный. - Она провела пальцами по серебряным завиткам, окаймляющим эмаль, поиграла витой цепочкой. - Очень искусная работа.
- Я рад, что эта безделица пришлась тебе по душе. Мне будет приятно, если ты станешь ее носить, - граф еле сдержал ядовитую усмешку и рывком встал на ноги. - Нам пора. - Он протянул руку жене и помог ей подняться. - А то мы не успеем вернуться к обеду, из-за нас его подадут позже, и дядюшка Руперт будет ворчать. Ты же знаешь, для него еда - настоящее священнодействие.
Он заставил себя улыбнуться, и Амелия ответила искренней улыбкой, всегда так оживлявшей ее лицо. Поднявшись по тропе, они рука об руку зашагали меж деревьев обратно к дороге, храня молчание. Внезапно налетел прохладный ветерок, игриво сорвал с ветвей стайку пожелтевших листьев и закружил их в воздухе.
- Лови их, лови! - воскликнула Амелия и, рассмеявшись, вскинула руки вверх. - Да побольше!
Она ловко поймала несколько желтых листов и оглянулась на мужа.
- Ну, что же ты? Скорее, пока они не упали на землю!
Джонатан протянул вперед раскрытую ладонь, и на нее плавно опустился дубовый листок.
Гоняясь за листьями, Амелия кинула взгляд через плечо и снова засмеялась:
- Эх ты! И это вся твоя добыча? Негусто. Разве ты не знаешь, что если осенью поймать упавший с ветки лист - это к удаче?
- Никогда об этом не слышал, - пожал плечом граф.
- Правда? - Она остановилась. - Говорят, каждый пойманный лист приносит целый счастливый месяц в следующем году. - Амелия подошла ближе. - Немного же счастья ты себе наловил. Ну ничего, - она прижала к груди две горсти пойманных листьев. - Тут хватит на нас обоих!
Подбросив листья в воздух, Амелия крутанулась на месте так, что взметнулся подол юбки, обнажив стройную лодыжку, зашнурованную в высокий ботинок. Щеки жены разрумянились, глаза радостно засияли, и Джонатан, неожиданно для себя улыбнувшись - на этот раз от души, - невольно подумал, а не ошибся ли он в подозрениях...
Выйдя из рощицы на дорогу, Амелия тут же кинулась к "Роуперу" проверять, не упало ли давление пара в котле. К счастью, отсутствовали они недолго, и поездку можно было продолжать. Но не успел их экипаж тронуться с места, как прозвучал резкий хлопок.
Амелия в волнении повернулась к мужу и прокричала сквозь пыхтение автокара:
- Что это было? Кажется, всё-таки проблемы с котлом!
Джонатан встревоженно огляделся по сторонам и крикнул в ответ:
- Котел ни при чём! Я уж как-нибудь отличу выстрел от других проблем.
- Выстрел?!
- Не знал, что в наших местах завелись браконьеры. Надо потолковать с егерем - пусть примет меры, пока эти наглецы не перестреляли всю дичь в округе. А сейчас поехали отсюда, чтобы самим не стать добычей шальной пули!..
На обратном пути Амелия размышляла о том, что произошло у пруда. Заслышав ее шаги, граф обернулся, застигнутый врасплох. В этот момент лицо его было задумчивым и... Амелия порылась в голове в поисках подходящего прилагательного. Беззащитным. Да. В самом деле. Впервые с него словно слетела маска всегда уверенного в себе человека. В глазах ясно читались тоска и уязвимость.
О эти призраки прошлого! По спине Амелии пробежала ледяная дрожь. Нет! Нельзя их тревожить ни в коем случае - они лишь всколыхнут застарелую боль и нанесут новые раны. Надо жить настоящим. Тем более, что этот день подарил надежду на лучшее. Джонатан поделился своими воспоминаниями, неожиданно сделал подарок, признался, что думал о ней в разлуке. Может, именно потому он и настаивал на этой поездке - чтоб сделать шаг к примирению? Всю оставшуюся дорогу Амелия лелеяла эту мысль, подспудно боясь спугнуть робко зарождающуюся в сердце надежду...
Остановив "Роупер" у парадного крыльца, Амелия с помощью лакея спустилась и обернулась к мужу, который уже сам спрыгнул на гравий подъездной аллеи и теперь внимательно разглядывал бок автокара на уровне своей груди.
- Джонатан, ты идешь?
- Подожди минутку, - пробормотал граф, вынул из кармана складной нож и что-то осторожно выковырял из черного лакированного борта.
Заинтригованная, Амелия подошла ближе, и Джонатан показал ей зажатый между пальцами маленький кусочек свинца.
- Что ты на это скажешь, дорогая? Браконьеры тут ни при чем. Это не дробь, а пуля, и судя по размеру, не ружейная, а от карманного пистолета. С таким оружием на охоту не ходят. Вывод один: кого-то из нас только что пытались убить. - Граф пристально вгляделся в побледневшее лицо жены. - У тебя есть враги?
- К-кажется, нет.
Джонатан подбросил и поймал искорёженную пулю.
- Выходит, они есть у меня.
________________________________________
Примечания:
1) "Черный свинец" - в то время специальный состав для полировки кухонных плит (две четверти слабого пива, восемь унций жженой кости, три унции патоки, одна унция леденцов, пол-унции аравийской камеди и купоросное масло, оно же - концентрированная серная кислота).
2) Фредерик Марриет (Frederick Joseph Marryat, 1792-1848) - английский писатель, автор приключенческих романов.
3) Публичная школа (public school) - привилегированное частное учебное заведение для мальчиков
4) Итонский колледж - престижная частная школа-интернат для мальчиков в возрасте от 13 до 18 лет на берегу Темзы, рядом с королевским Виндзорским замком.
5) Наставник (tutor) - есть у каждого ученика Итона, с ним мальчик регулярно встречается для обсуждения текущих дел, к нему обращается за советами. Наставник также ведёт переписку с родителями, контролирует денежные вопросы и занимается развитием природных склонностей ученика.
6) Касторовая шляпа - шляпа из бобрового фетра, считалась символом респектабельности и высокого социального статуса.
7) "...переведен в следующий класс" - в Итоне ученик переходил в следующий класс и попадал под начало нового учителя каждые полгода, но только если успевал в учебе, в противном случае он мог сидеть в одном классе даже несколько лет.
8) Рагби - частная школа-интернат для мальчиков в возрасте от 10 до 18 лет в английском городе Рагби.