ПЕРУН СВАРОЖИЧ
С самого утра сегодня копилась духота, и солнышко с ярого неба палило нещадно. А стрижи так и резали воздух по-над самой землей - Вятша уж знает, если они так стригут, то, стало быть, к дождю. Пополудни дедо выходил к околице, смотрел на горизонт - с запада затянуло белесой дымкой, и дедо вернулся в дом, точно решив, что уже быть дождю.
Но солнышко все ехало по небу, а дождь не собирался. Вятшу совсем разморило от жары. Дедо - тому будто и дела нет, строгает себе из чурочки ковшики, и только беспокоится: как там тятька на поле. Управится до дождя-то?
Еще дождя и не видно, может, и вовсе не будет, а он беспокоится.
Вятша на лавке поворачивается на живот и болтает в воздухе перевязанной по лодыжке ногой. Нога еще постанывает - не зажила, значит. Вчера Вятша неловко спрыгнул с ольхи и потянул щиколотку. Щиколотка распухла и болела, и хотя мамка сразу смазала растяжение целебным медвежьим салом, пошептала заветные слова и туго затянула тряпицей, с утра Вятша еле ходил. Все ушли на поле, стога метать, а Вятшу не взяли: лечись-де, вот дедо за тобой присмотрщик. А Дарёнка, сестра, еще смеялась: "покалеченный, мол, богатырь Колченог". Вот дурища-то! Так и сидят они теперь двое, Вятша да дедо - старый да малый. Деду-то тоже не берут никуда по старости, ему уже лет несчетно сколько, он, небось, и сам не упомнит: до такого числа, верно, люди и не считают. А все интереснее с ним - он и рассказать может, и байку спеть, и чего-чего только не знает. Он, верно, все в свете знает и все видел. Он еще, говорят, с самим Бравлином-князем на грека в походы ходил. Дедо режет из дубового дерева ковшик и сказывает Вятше байки про бел-горюч камень, и про Велесово царство, и про князя-волхва Буса Белояровича - все-то все знает дедо! Вятша смотрит, как ловко получается в дедовых руках белый ковшик. Круглый, полный, с сытыми добрыми боками, а на ручке - с выгнутой шеей утица. Таким ковшиком славно будет сурицу пить. Дедо объясняет: утица - вещая птица. Солнышко - Дажьбог Сварожич - едет по небу на конях, а доедет до края, где океан-река течет, и пересядет на ладейку, запряженную утицами. Повезет его та ладейка в Низовой мир, что по ту сторону земли, откуда ночь приходит. Солнышку и там надо светить. Поэтому Дажьбог Сварожич утиц любит. Круглый ковшик кажется Вятше солнышком, ладейкой, где сам Дажьбог Сварожич по океан-реке плавает.
Но не все же на лавке лежать! Вятша сползает на пол. Доски пола приятно холодят ступни, но и щиколотка сейчас дает себя знать - ухает и ноет под повязкой. "Ужо тебе!" - сердится на нее Вятша. Прихрамывая, добредает до порога. Дверь дома распахнута в жаркий белый день, сонно звенящий крыльями насекомых, пронизанный скорым полетом стрижей, которые кличут-кличут, да что-то никак не накличут дождя. Тяжелый воздух как мед недвижно стоит над землей. У своей домушки развалился Задорка - лохматый огромный пес, с которым у Вятши давняя дружба. Задорка в своей теплой собачьей шубе не так еще сомлел от зноя, как Вятша - лежит без сил, смежив глаза с черными отметинами на веках, уткнув нос в стоптанную траву. Мохнатые бока ходят ходуном, как мехи в кузне у дяди Яря - Вятша видал, как куют. Вятше жалко Задорку, и он даже забывает про свою лодыжку.
На западе белесая дымка поднялась и стала холодно-серой.
- Дедо, - оборачивается Вятша в полумрак дома, - что это душно так?
Деду о чем не спроси, он всё знает.
- Знать, Змеище силы нагнало, - отвечает он, тонким лезвием вырезая на ручке ковша коловрат о шести лепестках - Дажьбогов знак, похожий на бегущее колесо. - Он о летнюю пору часто шалит. Пришел с-испода, нагнал жару, воздух выпил - ни земле вздохнуть, ни зверю, ни человеку. Погоди уже, задаст ему Перунко! Чай, бежит от заката!
И верно, с западной стороны что-то собирается, темнеет, тревожится. Идет, идет богатырь Перунко показать Змеищу, почем землю топтать. Вона, брови черные насупил, голову набычил. У Вятши захватывает дух.
- Дедо, расскажи про Перунко!
Старик откладывает рукомесло, выходит за Вятшей на порог - посмотреть погоду. Теперь видно, что погода меняется: еще так же тягуч горячий воздух, и Дажьбогов щит яро блистает из синевы, но какие-то новые, пока невидимые силы заходили под небом, заспешили, готовя ристалище. Ого! Быть битве!
Дедо из-под ладони оглядывает небо... Прохладный влажный ветерок откуда-то налетает струей и ласкает Вятше щёки и шею.
- Как-то там тятька твой уноровится до дождя?.. - бормочет дедо. - Скирды покидают ли?
Вятша представляет отца - как он сильно ухватывает на деревянные вилы копну пышного сена и огромными руками мечет вверх, на скирду, где тут же лихо принимают её старшие Вятшины братья - Берсень и Янша. Мать с сёстрами собирает размётанное по полю сено, готовя новые копёнки. На других стогах орудуют дядья, их жены, Вятшины двоюродные, троюродные и четвероюродные братья и сестры, братчичи и сестричи... Всё село вышло на поле с самой зари. Скирды растут как опара на дрожжах. Да чего дедо тревожится, конечно они успеют, в столько-то рук! С тятькиной-то силой, с братниной-то сноровкой!
- Дедо, дедо, - нетерпеливо треплет Вятша подол стариковой рубахи, - расскажи, а расскажи про Перунко!
- Ну, ну, - шутливо отнукивается тот. - Куда тебе спешить, сейчас сам его увидишь... Глянь, глянь - вон идёт!
Вятша взглядывает - и замирает. Как быстро переменилось небо - так быстро, что Вятша даже не успел заметить, как! Чуть не половину неба заволакивает чёрно-синяя стена с ровным белёсым краем, она стремительно мчится прямо на Вятшу, подбирая под себя лежащие на запад лесистые холмы, перелески, балки с текущими по ним речками, широкие плеши дальних огнищ... Она обкладывает горизонт с двух сторон, широким обходом беря солнце в клещи - трудно сейчас придется Сварогову сыну! Так, слышал Вятша, давным-давно на поле брани обложили враги дружину Буса Белояра - чёрные готы с полночи, гунны с полдня - и пленили славного князя. Да и вокруг Дажьбогова щита небо уже не голубое, а желтоватое, с поволокой. Узкий вырост тучи, словно разинутая волчья пасть, летит, летит на солнышко, как передовой отряд вражьего войска.
Но далеко на горизонте уже режут небо белые вспышки. Бу-бу-бу-бу... - угрожающе доносится басовитый голос. Это на выручку брату спешит, догоняя чёрную тучу, Перун Сварожич.
- Всегда, как Змеище выходит на землю, - объясняет дедо, - Дажьбог Сварожич начинает яро светить своим щитом и кликать на помощь брата своего Перунко, небесного богатыря: "Приди, брате, порази поганое Змеище, освободи землю-матушку!" Перунко того и ждет. Хвать Змеище поганое, - а он уже здесь! Змей и рад бы укрыться, а поздно: как Перун Сварожич появляется, враз и Змея становится видно - вон он, чёрный, весь тут, не убежать ему, не спрятаться. А до того человеку его не видно, один Дажьбог Сварожич поганого замечает. И ярится Змеище, и хочет Дажьбога свалить с неба, а заодно и всю землю подмять. Да только не успеет - не устоять ему против Сварожьих сыновей.
- Дедо, а какой Перунко?
- Какой? А такой, что никто его не оборет. Слыхал, рокочет? Во, это он идет. Как шагнёт, так небеса дрожат. Змеище-то от него нырком, нырком, - а он хвать копьё огненное, да ему прямо в чрево! Да ногой топ! Тут Змеище и кончается: не ходи другой раз на землю!
Вятше делается смешно: он представляет себе, как чёрный Змей прытко пытается увернуться от кованого сапога Перуна Сварожича. Да где там! Топ! Будешь знать свое место - в исподнем мире!..
- Волоса у Перуна вороные, что эта туча. А борода - рудая, ну как у дядьки твоего, Яря-кузнеца. Страховит Перун Сварожич, да!
Вятша думает, что дядя Ярь и впрямь похож на Перунко. Он и сильный такой же, и кряжистый, и руки у него длинные, привыкшие держать молот. Если кто незнаком первый раз глянет - и то страховито. Этой зимой дядя Ярь на охоте завалил деревянной рогулей лесного дядьку - медоведа, шатуна. Вятша видал ту рогулю - всю побитую звериными когтями, и как будто сохранившую крепкий боровой медвежий запах. Видал он и тушу лесного дядьки, которую разделывали на дворе. Сильный зверь! Но дядя Ярь сильнее. Перун, видать, ему помогает, он любит кузнецов, потому что и сам кузнец. Салом побежденного дядей Ярем зверя мать и лечит теперь Вятше лодыжку.
Вятша представляет себе Перуна. Длиннорукий, широкоплечий, он на наковальне выковывает себе запас огненных копий и стрел, чтобы идти на Змеища, как охотник зимой идёт на медведя.
Тем временем гроза всё ближе. Гоня перед собой ободранные с берёз листья, с запада наскакивает крепкий холодный ветер, толкает в грудь, пытаясь свалить с ног, рвёт волосы, рубашку. Но ветер не страшен Вятше - что он может сделать человеку! Наоборот, от его влажного задиристого напора становится азартно и весело, хочется покрепче упереть ноги в землю и стоять вот так, споря с ветром - кто кого. Вятша упирает ноги покрепче в землю и вскрикивает - предательски напоминает о себе больная щиколотка.
Вдруг Вятша видит, как длинный, узкий отросток грозовой тучи, похожий на хищную морду, схлопывается вокруг Дажьбогова щита, и поднебесный мир сразу меркнет. Ещё вспыхивает в туче жёлтый просвет, словно ухмыляющийся драконий глаз, и сыто смыкается, будто готовясь переварить проглоченного небесного князя. Земля, потерявшая светило, становится унылой и серой.
Враг опередил Перунко! Тьма победила!
- Дедо! - испуганно кричит Вятша, - смотри, Змеище солнце забрало!
Но дедо, старый воин, так легко не теряется.
- Не бойсь, погоди, - успокаивает он Вятшу. - Не забрало, не станет у него силы солнышко забрать. Это он пыжится больше, страху нагоняет. Нам снизу, да, кажется, будто забрало. Ан Дажьбог-то Сварожич поверху ходит! Его ни одно Змеище не то что не собьёт - не достанет! Погоди вот, сейчас Перун разъярится, увидишь, что будет.
Неожиданная наглость Змеища, видимо, и впрямь разъярила Перуна. Сверкающие сухие стрелы так и пляшут по всем сторонам горизонта. "Го-го-го-го-го!" - гремит басовый боевой клич, и от этого нешуточного рёва у Вятши бегут по спине мурашки. Всё небо уже скрылось в тяжёлых, как кольчуги, тучах. Вятша видал кольчугу: завёрнутая в промасленную холстину, она хранится у отца в ларе, и однажды, по тревожному времени, была извлечена на свет. Вятша, уж на что был тогда мал, а запомнил ее угрюмую железную тяжесть. Впрочем, как говорит дедо, кольчуга только лежачая тяжела, а будучи надетой на тело - бодрит. Скоро Вятша вырастет и тоже примерит кольчугу. Тогда Дарёнка посмотрит, колченог ли он богатырь!
Ветер веселится, треплет траву, гоняет листву и пыль. Стрижей тоже, кажется, ветром сдуло. Задорка, почуяв прохладу, ожил, запрыгал, но, опасаясь грозы, скрылся в свою домушку и лишь высунул наружу внимательный нос. Гроза катит в самом опасном своём обличье - с сухого неба мечутся трескучие белые молнии, где-то из-за тучи брякают подбитые железом сапоги небесного воеводы. Ноздри Вятши трепещут, вдыхая разом посвежевший воздух, его хочется пить и пить, но в этом воздухе растворена угроза, и Вятше не по себе. Там, над тучами, скачет на вороном жеребце могучий бог, и бог этот гневается. Сейчас как начнет садить вдоль и поперек молниями - что ему заботы, что где-то внизу домики, скирды, отец с мамкой, братья, сёстры да малый отрок Вятша с дедом... Зацепит и не оглянется! Ему другая забота - надо целое Змеище повалить!
А за селом под ветром стонет, гудит и рокочет древний тёмный (и ещё почерневший под тучей) заповедный бор, куда зимой дядя Ярь ходил на медведя. Там, в самой чащобе, схоронился от Перуновых стрел другой лесной дядько - Леший. Его из людей мало кто видел, а он всё в лесу знает и всем владеет. Но теперь, видя побоище небесных сил с подземными, Леший боится, урчит, стонет и стучит себя по голове чёрным сухим кулаком. Туп, туп, чох, чох, - как сосновая шишка, трещит лохматая лешая голова. Гу-у-у-у! - издевательски гудит ветер в верхушках елей. А дождь всё не идет. Вятше становится страшно. Он оглядывается на дедо, а тот будто не видит его. Перебирая губами, старик смотрит куда-то далеко - видать, опять волнуется за сеноставов, управятся ли, уберегутся ли от грозы. Глядя на него, и Вятша начинает волноваться.
Вдруг толстая - в руку - бело-фиолетовая изломанная вспышка вспарывает небо прямо над истьбой, где сидят на крыльце дедо и Вятша. И тут же оглушительный сухой треск разрывает воздух, рассыпается горохом по окрестностям, и, кажется, вздрагивает испуганно сама сырая земля. Молния! Острое копьё Перуна Сварожича, промахнувшись по Змеищу, попало прямо на Вятшин двор, но ни людям, ни дому не повредило - упасли обереги.
Вятша видит, как из густой травы отвесно вверх, словно вспугнутый заяц, вылетает Серко, - кот. Стрелой, распушив хвост, обогнав даже Вятшин взгляд, кот прыскает через двор - только его и видели. Дедо, тоже, напуганный близким разрядом, поспешно прижимает внука к себе, а Вятше вдруг делается весело.
- Дедо! - кричит он со смехом, - Серко-то как заполохнулся!
От того, что кому-то гроза оказалась еще страшнее, чем ему, Вятше, его собственный страх совершенно проходит. А чего бояться? Ведь это за нас, людей, заступается Перунко, выходя на беспощадный бой со свирепым Змеищем.
В эту-то минуту на землю начинают со звоном сыпаться первые крупные дождевые капли.
Дедо, подхватив Вятшу в охапку, уносит его с крыльца в дом. На село под победные громовые раскаты обрушивается ливень.
Под кровом истьбы раскаты грома слышатся глуше. Струи дождя шуршат по крыше, и под этот шорох остатки страха куда-то совсем улетучиваются.
- Дедо, - спрашивает Вятша, - а в человека молния может попасть?
- А то, - отвечает старик. - Ты не смотри, что Перун Сварожич по Змею гвоздит, он и человека может припечь, если что не так. Перун самим Старым Сварогом поставлен Правь под небом охранять. Если из людей кто от Прави отступит - ай, Перунко серчает! Не бывало, чтобы какой лиходей от него спрятался. Найдёт либо молнией, либо от стрелы или меча смерть пошлёт. Нам, людям, никак нельзя Правь нарушить. Если нарушим, не будем жить, как от богов заповедано - то и весь белый свет сдвинется.
Вятша пробует представить, как это, если сдвинется белый свет - и не может, уж больно страшно. Хорошо, что не дремлет на небе справедливый Перун Сварожич!
- А правым людям Перунко помощник, да, - говорит между тем дедо. - Мы ведь, словене, пожалуй что в родстве с ним. Перуну Дажьбог Сварожич брат, так? А мы Дажьбогу внучата.
Вятша слушает разинув рот. Теперь Перун представляется ему кем-то вроде небесного дяди Яря - ух, силач и богатырь, строгий, но и благосклонный, какой-то свойский, родной. Такой же родной, как земля, бор, река Береснянка, как небо, где селятся Вятшины пращуры...
- Сколько есть мы на земле, словене, - поясняет всезнающий дедо, снова берясь за свой ковшик, - всегда он хранит нас, Перун Сварожич. За это ему жертвуем сурицей, медом. Видал вот дуб на конце села, на том, что к Береснянке? Его это, Перуново древо. Хвала ему за его добрую силушку!
Между тем высоко над ними приглушённые кровлей треск и рявканье грома мало-помалу стихают.
- Дедо, - говорит Вятша, - добро высунуться поглядеть?
- Высунься, - разрешает дедо, - уже, небось, не тронет.
Вятша выглядывает за порог - и у него опять захватывает дух!
Небо, поле недавней битвы, теперь заливает землю чистым радостным светом. Затянувшая было его беспросветная тьма вся куда-то подевалась, и по ярко-синему полю там и сям разбросаны грязно-серые ошметки. Поперек неба корчится длинная сумрачная туша - всё, что осталось от Змеища, славно поработала Перунова палица! Змеище издыхает, ворочаясь и не желая отдавать солнце. Вятша глядит во все глаза. Вдруг брюхо чудовища становится полупрозрачным, и на землю, прорезав его насквозь, прямым острием падает золотой луч. Дажьбогов меч! Небесный князь, соскочив с высоты, последним ударом довершает победу своего брата. За первым лучом в прореху, теснясь, уже рвётся целый пучок, и дальше смотреть невозможно - слепит глаза.
Сорванец ветер, гоняя по небесному полю, подчищает и рассеивает останки облаков. "Буррм!", - удовлетворённо вполголоса рявкает где-то за бором уходящий на покой Перунко. Царствуй дальше, брате Дажьбог, радуйтесь, добрые люди, отдыхай, земля! На село, на поросшие ельником холмы, на синее зеркало Береснянки сеется мягкий июльский дождь.
Стрелы небесного богатыря разогнали все навьи отродья в воздухе, и прохладный очищенный воздух сам просится в легкие. Вятша оглядывается на восход и вдруг, не в силах сдержаться, кричит:
- Дедо, дедо!
Дедо вместе со своим рукомеслом выскакивает на порог: что такое случилось?
- Смотри, - тянет руку Вятша, - вон, вон, над бором!
Над бором через добрую треть лазурного неба протянулось радужное колесо.
Дедо выходит под дождик и степенно кланяется радуге.
- Пришла, - щурясь от капель говорит он. - Сама Сва-Матерь пожаловала. Добро!
Матерь Сва раскинула семицветные крылья на обе стороны горизонта. О ней, хранительнице словенского рода, Вятша уже хорошо знает. В многочисленных боях с врагами пращуры видели её во главе своего войска, как сияющую оперением птицу, несущую победу и славу. Вот и теперь прилетела она поприветствовать победу Сварожичей. Хвала тебе, что привела отцов наших в землю, данную нам в вечное наследие!
Вятша не замечает, как ноги выносят его под теплый ливень. Ему кажется, что всё бытие вдруг вышло показать себя во всей красе. Сыплет дождь, и сияет сверху ярко начищенный Дажьбогов щит, и поднимается от земли призрачный пар, и осеняют восточную сторону посвежевших небес крылья радуги... Задорка вылез из домушки, потягивается, подставляя мохнатую спину весёлым каплям, улыбается Вятше... Серко высунулся из-под дровяника, жмурит на солнышко жёлтые глаза, одобряет происходящее... Несмотря на дождь, возбужденно галдят по деревьям птицы...
- Дождик - дело славное, - говорит дедо, кладя руку на мокрую Вятшину голову. - От такого дождика всё в рост идет. И ты, богатырь, тоже. Скоро сам будешь, как Перунко!
Внук выныривает из-под его руки и срывается с места. На дальнем конце дороги, ведущей за лес, на покосные луга, показались люди. Это возвращаются сеноставы. Последние скирды удалось сметать до грозы, и селяне, переждав небесную битву под стогами, теперь, под радугой, двинулись восвояси. Сену в скирдах летний дождик уже не страшен. Зоркие стариковы глаза различают идущего впереди сына, Вятшиного отца - Добрыню Вятшинича, - деда, как и внука, кличут Вятшей... Добрыня улыбается издали, машет рукой...
- Тятя, тятя! - кричит малой Вятша, на бегу неуклюже подпрыгивая, подтягивая перевязанную ногу. - Перун Сварожич Змеище поборол! Мы с дедом видели!..
Словно в ответ на его слова, в последний раз басом гукает из-за леса гром.
Дескать, что ж, было дело. Знай наших! А ежели что - то и снова зовите!
|