Пришла долгожданная весна 1992 года, в марте вышел приказ об увольнении в запас отслуживших срочную службу солдат и сержантов. Это был мой приказ, на основании этого приказа я должен был быть уволен с военной службы. С момента моего возращения из госпиталя никаких особых изменений в моей службе не произошло. Я все так же тащил караульную службу. В начале марта, наконец-то отменили военное положение в части, по которому мы постоянно ходили с оружием. Надоело постоянно таскать с собой автомат, даже спать с ним, укладывая под матрас. К тому же несколько раз в день происходило построение и сверка номеров оружия. Номер моего АКМ - ШД 5942 прочно врезался в мою память, я по нескольку раз в день докладывал его проверяющим. Спустя несколько месяцев после окончания службы, в паспортном столе, когда я оформлял прописку, у меня спросили номер паспорта. Мое подсознание откликнулось только на слово "номер" и я, не задумываясь, выдал ШД 5942.
В столовой во время приема пищи автомат положено было располагать между ног, и придерживать коленями. За этим пристально следили офицеры, командир части распорядился контролировать именно это расположение оружия. Дело в том, что в одной из частей округа один боец прислонил автомат во время обеда к стулу, на котором сидел. По стечению обстоятельств, вернее по идиотизму солдата, автомат был заряжен, патрон был в патроннике и на предохранитель оружие не поставлено. Солдат неловко повернулся, и автомат упал, от падения на бетонный пол автомат выстрелил и у двоих сослуживцев воина были прострелены ступни ног. После этого случая и последовало распоряжение командира. Привычка во время сидения, сводить ноги, как бы прижимая что-то, у меня еще долго оставалась, и я очень комплексовал, когда мне на нее указывали.
Привычка, перед тем как раздеться, гладить себя по голове, так же присутствовала несколько месяцев после окончания службы. Дело в том, что в армии постоянно ходишь в головном уборе, за очень редким исключением. Раздеваться начинаешь с того, что с головы снимаешь шапку или панаму, затем уже все остальное. На гражданке перед раздеванием, рука непроизвольно тянулась к голове, но не найдя там ничего, я просто гладил себя по голове, якобы приглаживая волосы, чтобы никого не шокировать этим нелепым жестом.
С момента выхода приказа до увольнения было еще почти два месяца. Все дембеля готовились к увольнению. Меня все время смешила эта подготовка. Как говориться, нищему собраться, так это только подпоясаться. Ан, нет. Готовили парадную форму, заменяя уставные знаки отличия самодельными или переделанными. Ушивали, подгоняли по размеру, одним словом, доморощенные кутюрье старались вовсю. Подготавливались альбомы с фотографиями. Самыми немыслимыми способами как-то доставались обычные фото альбомы и превращались в произведение искусства. В ход шло все, и раздобытый где-то бархат, и войлок от шинели, блестящие латунные детали и прочее барахло. На альбомных кальках рисовались различные полуголые красотки вперемешку со смешными шаржированными картинками из армейской жизни. Одним словом, чем блестяще все и больше краски, тем лучше. Я решил не заниматься ерундой. Было у меня несколько десятков фотографий, я их положил в обыкновенный конверт и забыл про них. Парадную форму я решил вообще не делать, решил позаимствовать на время у Олега Николаева.
Увольняли обычно группами, из одного города, или хотя бы области. Начальство даже само старалось уволить в один день земляков. Дело в том, что регион неспокойный и добираться до дома вместе было безопаснее. Солдаты, служившие по контракту, имели при себе деньги, на увольнение выплачивалась двойная зарплата, да и за время службы, на дорогу домой старались поднакопить. Местная гопота была в курсе этих дел и были случаи, когда бывших воинов просто грабили и убивали. Нас подобралась группа из четырех человек. Я, Олег Николаев, Володя Володин из Свердловска и один башкирин из области. Перед увольнением нам нужно было разработать план эвакуации из этой южной, к этому времени, независимой республики. Дело в том, уехать отсюда было очень нелегко. Естественно, солдатам выписывались проездные документы, по которым им бесплатно положены были билеты на поезд. Но, во-первых, поезда не ходили. Вернее ходили, но очень нерегулярно. Единственный поезд Тбилиси Москва, на котором можно было уехать из Грузии с марта месяца, перестал ходить вообще. Поезд шел через Батуми и Сухуми, а там вновь разгорелась война. Во-вторых, в те времена, когда поезд ходил, бесплатно билеты солдатам местные власти не продавали, так что этими документами на бесплатный проезд было можно смело подтереться. В-третьих, даже если поезд и ходил, и билеты в кассах были, солдат не мог купить их за официальную цену. Перед кассами воинов безошибочно определяли, если они были в гражданке, крепкие ребята, и навязчиво предлагали купить билет раз в десять дороже, чем официально.
Были еще два способа покинуть этот благословенный край. Первый, это добраться до военного аэродрома, а там за деньги, неофициально, покинуть Грузию на военно-транспортном самолете. Самолеты, в основном, летали до Москвы или Ростова, а там уже каким-либо транспортном можно добраться до дома. Еще одним способом была эвакуация через военно-грузинскую дорогу через крестовый перевал. Благо, военно-грузинская дорога проходила совсем рядом, и через пару сотен километров можно было очутиться во Владикавказе. Однако до середины мая дорога была закрыта из-за схода снежных лавин. Так что в каждом способе были свои трудности, и мы ломали голову над тем как наиболее безопаснее добраться до дома. Кроме всего прочего, нужно было запастись гражданской одеждой, дабы избежать каких-либо инцидентов. Вот такие были проблемы у военнослужащих бывшей Советской армии накануне долгожданного дембеля.
С начала мая начались увольнения. Только двух, самых, по мнению начальства, достойных уволили, зачитав приказ перед строем. К нашему общему облегчению, с мая месяца поезд стал ходить регулярно, и мы остановились на железнодорожном варианте. Процедура увольнения состояла в следующем. Дата увольнения напрямую зависела от даты билетов на поезд, которые ты купишь и предъявишь в штаб части. За билетами отправили в Тбилиси меня с Володей Володиным. Мы переоделись в гражданку и отправились на рейсовом автобусе в Тбилиси. Мы уже знали про систему поборов рядом с железнодорожными кассами, поэтому были готовы ко всему. Все прошло удачно, и мы ушли с вокзала, имея в кармане вожделенные билеты. На автобусной станции местные менты, угрожая куда-то нас увести, вымогали с нас деньги. Пришлось дать им на водку, и они отпустили нас. Билеты, которые мы добыли с таким трудом, были на поезд, отходивший через две недели 25 мая.
Утром двадцать пятого числа, мы встали как обычно, позавтракали со всеми, в казарме переоделись в гражданку и отправились в штаб получать документы. Документы нам не дали, мотивировав это тем, что, во-первых, одеты мы не по форме, во-вторых начальник штаба лично нам выдаст документы и причитающиеся нам деньги за два часа до отхода поезда. Поезд отходил в два часа, значит, нам нужно было явиться в двенадцать, одетым по полной форме одежды. Затем сломя голову бежать в казарму переодеваться, чтобы успеть на автобус, отходящий в Тбилиси. Мы уже подозревали про такой поворот дела. Раньше документы в штабе выдавали с утра после развода, и уволенные бойцы могли, не торопясь, по-человечески попрощаться со своими товарищами. Теперь же, отношения между офицерами и бойцами осложнились, и начальство боялось расправы от бывших подчиненных. Были случаи, когда уволенные бойцы, напишись чачи на дорожку, били стекла в штабе и лезли в драку к своим бывшим начальникам. Теперь же, времени было в обрез, и подобным вряд ли кто-то бы согрешил, боясь опоздать на поезд. Вот такое отношение было к нам, солдатам отслужившим верой и правдой два года в советской армии.
Ровно в двенадцать часов мы вчетвером явились в штаб и получили документы и деньги. Со своими сослуживцами мы заранее тепло попрощались. Начальник штаба, вручая военные билеты и прочие документы, поблагодарил нас за службу. Я промолчал, остальные что-то промямлили, и мы все стремглав выбежали из штаба. На крыльце я остановился, сказал, что догоню и направился в кабинет начальника штаба.
- Забыл товарищ подполковник, вам выразить, так сказать благодарность и признательность за все. Иди ты на х...
Получив, таким образом, сатисфакцию, я побежал догонять своих товарищей. Мы быстро переоделись в гражданскую одежду и побежали на автобусную остановку, которая была примерно в километре от нашей части. Автобуса решили не ждать, а скинуться и взять такси, благо денег у нас было много. Сев в разбитую старенькую "копейку", я наконец-то почувствовал, что я уже не солдат. Веселый старичок грузин, водитель машины, на всю громкость включил радио, по которому передавались грузинские народные песни, и мы всю дорогу старались подпевать, заменяя грузинские слова на "Хэй-гей-гей". Настроение у всех было просто прекрасное. Подъехали к вокзалу, расплатились с водителем, пошли на вокзал, и настроение у нас сразу перестало быть прекрасным. Мы узнали, что поезд на сегодня отменен. Недалеко от Тбилиси партизаны Гамсахурдиа взорвали опору ЛЭП. Когда возобновится движение поездов, никому известно не было. В здании вокзала было полно народу. Очень много было уволенной бойцов, им просто деваться было некуда, оставалось просто ждать поезда. Некоторые ждали поезд уже четвертые сутки. Кто-то был в форме, кто-то в гражданке, но глаз безошибочно выделял бывших солдат в сидевших на полу и лежащих фигурах.
Оценив обстановку, мы решили ехать обратно в Душети, там, по крайней мере, переночуем на еще не остывших от наших тел армейских кроватях. До Душети добирались уже на автобусе. Я решительно не хотел возвращаться в часть на ночевку, я не хотел встречаться с посланным мною начальником штаба. Заночевать я решил у знакомого местного грузина, которому я помогал за небольшую мзду строить сарай. У нас с ним сложились хорошие отношения, и в ночлеге мне отказано не было. Сарай был просторным и пока пустым. Хозяин принес мне старый матрас, и я довольно комфортно устроился. Вечером мы сидели с хозяином за кувшинчиком домашнего сухого вина, когда в калитку постучались мои товарищи. Оказывается, их дежурный по части просто выгнал из части как каких-то нашкодивших щенят, идите, мол, не знаю я вас, да и гражданским на территории части делать нечего.
Утром мы опять засобирались в Тбилиси. Мне пришла в голову отличная мысль, зачем ехать в Тбилиси, если мы точно не знаем, возобновилось ли движение поездов. Поехать, чтобы опять возвратиться, если поезда не будет. Не лучше ли будет просто позвонить на вокзал и узнать. Позвонили на вокзал, и там нам сказали, что поезда уже ходят, но наш поезд пойдет на следующее утро. У нас в запасе были целые сутки, и мы договорились с хозяином о продлении нашего постоя. Время решили провести с пользой, то есть хорошенько отметить заслуженную за два года свободу. Отмечать начали прямо с утра на столике под большим тутовым деревом. Хозяин присоединился к нашей компании и к обеду я уже плохо стоял на ногах. Я даже провел аттракцион неслыханной щедрости, выставив две бутылки коньяка из своих запасов. Перед дембелем я стал закупать коньяки различных марок в местных магазинчиках. К моменту увольнения у меня набрался почти целый чемодан бутылок, который я хотел привезти домой в качестве сувенира с военной службы. Во время пьянок, при нехватке спиртного мои сослуживцы постоянно обращались ко мне, но я был тверд как скала. Однако, не дав коньяка, я давал деньги на водку или чачу. К вечеру все мы были уже изрядно пьяны, и спать легли в своем сарае рано, чтобы хорошенько проспаться перед дальней дорогой.
С утра опохмелившись, стали собираться в дорогу. Доехали до Тбилиси на автобусе за два часа до отправления поезда. К нашей общей радости посадку на поезд объявили во время, и мы бросились занимать свое купе. Нас было четверо, и билеты покупались специально, чтобы все мы ехали в одном купе. В вагоне нас ждал неприятный сюрприз, наше купе было занято. Да и желающих уехать было гораздо больше, чем было мест в поезде. Нам пришлось отвоевывать свои места, дело даже чуть не дошло до драки. Наши места хотели занять, такие же, как мы дембеля, опоздавшие вчера на поезд. Завязывалась потасовка, ни одна из сторон не хотела уступать. На шум прибежали какие-то три подозрительные личности в военной форме и с оружием. Нам объявили, что это полиция и приказали выходить из вагона и следовать за ними. На моих глазах рушились все надежды покинуть уже порядком надоевшую эту южную республику. Я отвел в сторону, по виду главного из этой вооруженной шайки и объяснил причину инцидента, показав билеты и, для надежности, вручил пару бутылок конька из моего волшебного чемодана. Инцидент был сразу исчерпан, дембелей, нагло занявших наши места, вывели из вагона. Мне было жалко ребят, но оставаться здесь из-за них, мне решительно не хотелось. Мы расположились в купе и решили вообще из него не выходить, пока поезд не поедет. Поезд, простоял еще как минимум час, и наконец-то мы тронулись.
Как только поезд тронулся, меня охватило чувство радости. Радости того, что я скоро буду дома, радости, что наконец-то я почувствовал, что стал свободен, радости, что только теперь я ощутил, что служба моя закончилась. До этого момента, я не ощущал этого, было только напряжение, связанное с предстоящей дорогой. Мои друзья тоже все были счастливы и испытывали подобное чувство. Поезд шел медленно и часто останавливался. На одной из станций в вагон зашли несколько вооруженных людей. Не церемонясь, распахнули двери купе, назвались то ли пограничниками, то ли таможенниками и потребовали документы. Мы пока еще находились на территории Грузии и не стали пререкаться. Увидев, что мы бывшие военнослужащие, потребовали для осмотра наши вещи. Увидев у меня в чемодане коньяк, глаза у осматривающего пограничника-таможенника оживились. Другой нашел в сумке у Олега Николаева несколько сувениров, сделанных из патронов.
- Ага, везете боеприпасы! А ну, всем выходить!
Внутри меня все оборвалось, я только на секунду представил, что поезд уйдет без нас, и мы застрянем на этой станции на неопределенное время. Я вынул из чемодана две бутылки коньяка и протянул грабителям. Нас снова оставили в покое. Я понял, что чемодан довезти до дома мне не удастся и достал еще две бутылки, чтобы отпраздновать, наконец-то пересечение границы России.
Поезд шел по берегу Черного моря. Я никогда не видел моря, а теперь мог сколько угодно рассматривать его из окна поезда. На одной из остановок, я вышел покурить. Море было в каких-то сотнях метров от остановившегося поезда. Мне казалось, что я слышу шум волн. Остановки поезда были непредсказуемы, время остановки вообще неизвестно, я боролся с желанием быстренько сбегать к морю и искупаться. На вторые сутки пути остановки били только на станциях и по расписанию. Проехали Адлер, Хосту, Сочи, такие знакомые названия, ассоциирующиеся с пляжным отдыхом и морем. Мой чемодан уже изрядно похудевший, медленно, но верно опустошался. Закуску покупали на станциях, где в изобилии продавалось все, что душе было угодно.
Поезд в пути основательно задерживался, в Москву мы приехали только на четвертые сутки. Я в Москве был двенадцать лет назад, когда мне было восемь лет. Очень хотелось посмотреть столицу. Но сначала нужно было позаботиться о билетах до Челябинска. На вокзале, слава богу, работала воинская касса, но очередь в нее была несколько сотен человек. Очередь из дембелей петляла по всему залу. Оказалось что с билетами очень большие проблемы, и люди ждут поезда, бывает, что и по несколько суток. Решили бросить жребий кто будет стоять в очереди, остальные пойдут гулять по Москве. Короткую спичку вытащил башкирин, и мы сдали ему военные билеты и требования на билеты, вещи оставили в камере хранения. Гулять по городу отправились втроем. За все два года, я ни разу не был в увольнении. Конечно же, я не одичал, был и в Тбилиси и в городах Германии, но увиденное в Москве меня просто потрясло. Потрясло количество людей на улицах рядом с вокзалом, суета, движение машин. Люди что-то продавали, разложив свой товар, кто на переносных столиках, кто на картонках, а кто и просто на асфальте. Кругом были коммерческие ларьки, яркие вывески и реклама. Толпы народу страшили меня, и я, мне кажется, затравленно жался к своим товарищам. Мои друзья тоже были потрясены увиденным, это было видно по их напряженным лицам. В метро было свободнее, и мы, поплутав, доехали до станции Площадь революции, чтобы прогуляться по Красной площади. Меня удивила Красная площадь своими размерами. Она всегда представляла собой в моем понимании нечто величественное и святое, как по своим масштабам, так и по своему значению для каждого русского человека. На самом же деле она мне показалась какой-то маленькой, да и народ ходил по ней без какого-либо придыхания. После площади немного прогулялись по центру Москвы, удивляясь витринам магазинов и красочным вывескам.
Приехав на Курский вокзал и встретившись в условленном месте с башкириным, мы очень расстроились. Башкирин, отстояв не менее пяти часов в огромнейшей очереди, наконец-то добрался до кассы. Там он предъявил наши требования на билеты. Маршрут, указанный в наших требованиях, был Тбилиси - Челябинск. Кассирша поинтересовалась, почему в наших требованиях не было отметки воинской кассы в Тбилиси. Только с этой отметкой нам полагались бесплатные билеты от Москвы до Челябинска как военнослужащим, уволенным в запас. Нет отметки, нет билетов. Напрасно было убеждать кассиршу, что в Тбилиси вообще нет воинской кассы, по крайней мере, в ней не продают билеты и, соответственно, никаких отметок не ставят. Билеты до Челябинска нам предстояло покупать на свои кровные, что опять ударяло по нашим уже и без того тощим карманам. Следующая новость так же была плохой. Башкирин, пока ждал нас, умудрился проиграть в наперстки все свои деньги. И окончательно подкосило известие, полученное из кассы. Билетов ни на ближайшие сутки, ни на ближайшую неделю не было. Это известие окончательно нас убило. Обратились к спекулянтам. У них были билеты на поезд, шедший с утра. Цена, заломленная за билеты, была просто астрономической. Подсчитав все свои финансы, мы убедились, что осилить ее можно разве что наполовину. Стали торговаться, спекулянтские морды скинули немного цену, но купить мы могли только три билета, а нам нужно было четыре. Тогда мне пришлось в последний раз доставать свой чемодан, и накинуть три бутылки коньяка. Ударили по рукам, и мы стали счастливыми обладателями билетов домой.
До Челябинска добирались двое суток. Денег не было вообще. Из Москвы я позвонил домой и сказал номер поезда и дату прибытия. Вся компания, кроме меня должна была следовать дальше, лишь только для меня одного Челябинск был конечным пунктом моего двухлетнего путешествия. Перед станцией я переоделся в форму, одолженную на время у Олега Николаева, и вышел на перрон, на слегка подкашивающихся от волнения и голода ногах. Я был дома.