Аннотация: Соседа своего невзлюбил я сразу, с той самой минуты, как увидел его впервые в вестибюле нашего дома.
СОСЕД
Соседа своего невзлюбил я сразу, с той самой минуты, как увидел его впервые в вестибюле нашего дома. Да и как было не пропитаться к человеку неприязнью - так вот, с первого, можно сказать, взгляда - когда так невежливо, и даже с какой-то насмешкой, с тобой поступают. Судите сами: захожу я в здание, он - в каких-нибудь пяти метрах от меня - как раз входит в лифт. "Придержите, пожалуйста, двери!" - кричу я ему. Он и ухом не повел, даже взглянуть на меня не удосужился - вдавил кнопку и был таков. Хам редкостный, и людей таких я на дух не переношу.
Хамство, конечно, у нас сплошь и рядом случается. На каждого хама внимание обращать - жизни не хватит. Но ведь этот, как назло, еще и моим ближайшим соседом оказался - дверь в дверь. Я не поленился, пешком к себе на этаж поднялся, а он у двери стоит, с замком копается. Руки трясутся - никак в замочную скважину попасть не может. Тут я повел себя очень странно и совершенно не в своем характере - видимо, хамство его меня по-особому задело - и решил прямо тут же с ним объясниться. Я человек по натуре несклочный и, где только возможно, стараюсь конфликты избегать. Здесь же у меня просто порыв какой-то возник ему высказать - не в грубой форме (зачем уподобляться), а, скорее, чтобы дать ему возможность оправдаться, что ли. Я вроде даже представил, что он будет смущен, начнет извинятся передо мной, сошлется на рассеянность или что-то в этом роде, что я снисходительно скажу ему: "Да ладно, с кем не бывает...", и что мы расстанемся с ним почти что по-дружески - соседи, как никак.
В общем, пронеслись у меня эти мысли в одно мгновение, и до того, как порыв мой странный успел улетучится, я ему вежливо, но с определенной решимостью в голосе говорю: "Вы меня, конечно, извините, но я думаю, что уважающие друг друга люди так не поступают..." Что же вы думаете - он опять и ухом не повел: лишь плечами мне в ответ передернул, открыл-таки свой замок, вошел в квартиру и захлопнул дверь прямо у меня перед носом.
Тут уж меня обида и возмущение совершенно захлестнули. Забарабанил я кулаками ему по двери, "Да что вы себе такое позволяете!" закричал. Естественно, от него ни ответа, ни привета. Наконец дошло до меня, что веду я себя совершенно глупо и унизительно. Представил я снова, как сосед мой ехидно посмеивается надо мной за дверью и даже, вероятнее всего, смотрит сейчас через глазок на мою растерянную физиономию и едва сдерживается, чтобы не захохотать во весь голос. У меня желание возникло заглянуть к нему в глазок со своей стороны, но на этот раз я, к счастью, от нелепого и бесполезного действия удержался и быстро ретировался в свою квартиру. Я собирался еще и дверью хлопнуть демонстративно, но вовремя сообразил, что тем самым еще большее удовольствие ему доставлю, и потому тихонечко за собой дверь прикрыл.
Я еще какое-то время мучался у себя в квартире, как зверь, запертый в клетке, мечется в безысходной злобе, не имея возможности выскочить и загрызть потешающихся над ним ротозеев. Я, конечно, не метался по комнате в буквальном смысле слова, а как раз наоборот - сидел совершенно неподвижно, до боли в пальцах сжимая ручки кресла и двигая челюстью. Но в душе у меня творилось черт знает что. Сам себе удивляясь, никак не мог я выбросить из головы проклятый инцидент и все более и более себя накручивал, возмущаясь дерзким поведением своего соседа и представляя всяческие дрянности, которые обрушиваются на его бессовестную голову.
Затем стало еще хуже - сосед мой за стеной (ну и слышимость здесь!) принялся песню орать. Голос его - гортанный, хриплый, отвратительный слуху, - словно ржавый отравленный шип с обратными зазубринами, впивался мне в мозг. Проорет строчку: "Из-за острова на стрежень!", помолчит, гаркнет протяжно: "Уррроды!", помолчит и снова: "Из-за острова на стрежень!"...
"Вот и руки трясущиеся объяснились", - сказал я себе, слушая эту пьяную дребедень. Тут же я вспомнил, что и покачивался мой сосед как-то странно все время. Мне на секунду даже вроде как на душе легче стало (чего с пьяного взять!), и чувство личной обиды в нечто снисходительно-брезгливо-сочувствующее начало трансформироваться. Но так же быстро и дошло до меня, что соседство такое мне еще ой каким боком выйти может. Надо же так не повезло: сосед алкоголик, хам и дебошир; ведь наверняка будет каждый день нажираться, мерзавец, и песни у меня за стеной горланить. Всего два дня как я сюда въехал, а хоть сейчас бери и съезжай!
"Дудки тебе, любезнейший! Не стану я вовсе никуда съезжать, - тут же справедливо возмутилось мое внутреннее я. - Вот прямо сутра пойду и нажалуюсь на тебя домоуправу!"
Вскочив с кресла, я принялся расхаживать по комнате. "Непременно... Непременно надо будет нажаловаться!" Можно не сомневаться, что жалобы на этого субъекта поступали и ранее. У него же антисоциальные наклонности на лбу высечены. Так вот без зазрения совести игнорировать своего ближнего и не придержать лифт! Портрет психопата налицо: равнодушие к нуждам других людей и полное отсутствие моральных принципов. Именно такие индивидуумы и портят наше общество, словно черви подтачивая его изнутри, ежедневно подрывают естественное стремление человека к добрым, соседским отношениям. Не может быть, чтобы я оказался его единственной жертвой. Одна его пьяная брань чего стоит. Я подошел к стене и приложил ухо к прохладной шершавой поверхности. Тоненькая, хрупкая перегородка - все, что отделяет меня от этого чудовища. Что-то тихо... Уже минут пять как тихо... Подозрительно... А-га, вот постукиванья какие-то, бряцанье... Что-то упало и разбилось... "Посуду бьет", - догадался я.
- Уррроды! - заорал он вдруг снова, да так громко, словно находился прямо здесь, в моей комнате. Я в испуге отпрянул от стены, споткнулся об одну из нераспакованных коробок, ухватился за стоящий рядом торшер и завалился вместе с ним на пол, разбив при этом абажур и сильно ушибив локоть.
- Все из-за тебя, пьяная скотина! - проорал я в бешенстве. - Прямо сейчас пойду жаловаться домоуправу!
- Из-за острова на стрежень!.. - прохрипело за стеной.
Я вскочил на ноги, шаря глазами по полутемной комнате в поисках чего-нибудь тяжелого, чем можно было бы постучать о стену.
- Вот я тебе покажу "из-за острова на стрежень", запомнишь у меня, - шипел я себе под нос.
Так и не найдя ничего подходящего, я отправился на кухню, выудил и холодильника замороженный стейк и приложил его к ушибленному локтю. Приятный холодок пополз по руке, притупляя боль и остужая кипящие у меня в душе эмоции.
"Ничего, ничего, - думал я, потихоньку успокаиваясь, - домоуправ на тебя управу найдет, на то он и домоуправ. Вот что торшер разбился - это жаль".
Интересно, как долго этот стейк провалялся у меня в холодильнике? Он перекочевал из старой квартиры с остатками других продуктов, но где и когда он был куплен и каким образом оказался в морозилке, вместо того, чтобы, как и полагается стейку, быть немедленно приготовленным, я совершенно не помнил. Холод принялся покусывать кончики моих пальцев, и я сунул мясо обратно в морозильную камеру. Мало-помалу ко мне возвращалось самообладание и способность рассуждать. Если жильцы уже жаловались на моего соседа, то почему же этот слюнтяй домоуправ не отреагировал подобающим образом и не выселил негодяя? Ответ напрашивался сам собой: просто не хотел связываться с психопатом! От него же чего угодно можно ожидать. Такой и подкараулить может в темном углу и стукнуть чем-то по голове. А не сам, так дружков своих подошлет; у этого типа наверняка приятелей куча - таких же психопатов, как и он сам.
Мне неожиданно сделалось страшно - так ясно я себе представил очевидные последствия моей жалобы. Домоуправ ведь не преминет шепнуть соседу, кто именно на него жаловался, а уж тот на месть не поскупиться, можете быть уверены. Я неосознанно оглянулся по сторонам, будто моей жизни угрожала реальная опасность. Мне даже показалось, что кто-то тихонько скребется у меня за дверью; для самоуспокоения я глянул в глазок и убедился, что коридор пуст.
"Так что же все-таки сталось с предыдущим жильцом?" Ведь я поинтересовался у домоуправа, почему квартира освободилась, а он, шельма, от ответа увильнул. Тогда-то я этому особого значения не придал, а теперь, кажется, начинаю понимать что к чему. Ладно, если мой предшественник просто съехал от такого-то соседства, а вдруг чего похуже произошло? Я инстинктивно закрыл дверь на цепочку и внимательно обследовал дверную раму - не было ли там следов свежего ремонта после взлома.
"Нет, жаловаться нельзя, себе же дороже выйдет". Я вновь взялся мерить шагами комнату. Восемь шагов вдоль, шесть шагов поперек. А эта комната не такая уж большая, как мне показалось на первый взгляд... "Съехать отсюда, и дело с концом. Съехать завтра же!"
Эта решительная мысль принесла мне облегчение, но, к сожалению, ненадолго. Ну съехать я съеду, этого мне никто не запретит. А залог как же? Домоуправ залог мне точно не вернет, я ведь договор аренды на год подписал. Деньги, что за этот месяц уплачены, тоже считай потеряны. До конца месяца я новую квартиру не найду, и придется мне в гостинице жить, а это дорого. У меня и так, пока я повышение не получил, каждая копейка на счету. Можно, конечно, в дешевом мотеле перебиться, но это крайне неуютно и наверняка скажется на моей трудоспособности. Я буду приходить на работу неотдохнувший, раздраженный, и это безусловно не ускользнет от внимания начальства. Тогда они, чего доброго, изменят свое решение, и долгожданное повышение получу не я, а этот выскочка и тупоголовый кретин из отдела снабжения...
Лавина негативных мыслей совершенно подмяла меня под себя и, более не способный думать о чем-либо другом, я решил отправиться спать. Вполне естественно, что после всех этих переживаний спал я отвратительно, и кто же, как не мой злополучный сосед, явился мне в кошмарном сне? Он просочился ко мне сквозь стену и долго меня душил, пока я наконец не проснулся от собственного крика. Открыв окно, чтобы пустить в комнату свежего воздуха, я улегся обратно в постель и быстро уснул, но кошмарный сон продолжился. Правда, на этот раз уже я пробрался в квартиру соседа и колотил его по голове своим торшером, пока не вышиб из него весь дух.
Наутро меня разбудила какая-то возня. Я сел в постели и прислушался - в коридоре кто-то разговаривал; я отчетливо слышал приглушенные мужские голоса прямо у себя под дверью. "Ну вот, началось", - мелькнула у меня мысль. Накинув халат, я на цыпочках подошел к двери и прильнул к глазку. У открытой двери в квартиру соседа стояли двое мужчин, один из них был домоуправ. "Слава Богу, - подумал я с облегчением, - видать, кто-то все же пожаловался".
Я поспешил открыть дверь, чтобы внести свою лепту в обвинительный список. Незнакомый мне мужчина тут же распрощался и направился к лифту. Домоуправ повернулся ко мне, и озабоченное выражение на его лице сменилось на искусственно-приветливое.
- Доброе утро!.. - он сделал паузу, явно припоминая мое имя. - Хм.. Как вам спалось на новом месте?
Я одарил его хмурым взглядом и сухо ответил:
- Замечательно спалось.
- Вы уж извините за неудобство, - лицо домоуправа вновь стало печальным, - здесь у нас несчастье: сосед ваш ночью скончался.
Я не поверил своим ушам и, все еще будучи под впечатлением ночного кошмара, невольно покосился на валяющийся рядом торшер. Домоуправ явно расценил мой оторопелый взгляд по-своему.
- Да вы не беспокойтесь, - поспешно добавил он, - никакого насилия. Врач скорой помощи сказал, похоже сердце у бедняги прихватило. У него и флакончик с сердечными каплями в кулаке нашли, стакан разбитый на полу - лекарство принять пытался. Его домохозяйка сегодня утром так на стуле и нашла.
- Да-да, стакан разбился, это верно... - растерянно пробормотал я.
- Что вы сказали? - не расслышал домоуправ.
- Так он что, пил много? - спросил я, думая о своем.
- Почему пил? - удивился домоуправ. - Капли в рот не брал, очень положительный был человек; да и вредно ему это было. Чем только не страдал, бедолага: и диабет, и сердце, и еще эта - болезнь Паркинсона...
- Паркинсона... - эхом проговорил я, вспоминая трясущегося, покачивающегося у двери соседа. - Так что, вредный он, говорите, был?..
- Ничего я такого не говорил, - возмутился домоуправ. - Наоборот, положительный, говорю, был человек, очень отзывчивый. - Домоуправ заговорил чуть громче и с расстановкой, словно я был слаб умом или на ухо, либо и то, и другое. - И жилец был замечательный: за пятнадцать лет ни единой жалобы, плату вносил день в день. Жаль, очень жаль... - Он принялся качать головой и охать.
В следующий момент случилось нечто по-настоящему жуткое, заставившее меня содрогнуться всем телом, до последней клеточки. Сначала в квартире соседа послышался шорох, потом мягкие, слегка шаркающие шаги, и наконец то, что неумолимо двигалось в нашу сторону, проорало до боли знакомым мне хриплым голосом: "Из-за острова на стрежень!"
Я явственно почувствовал, как волосы зашевелились у меня на голове, и оцепенелый от страха мозг беспомощно затрясся в черепной коробке, будто кисель в кастрюле. Захотелось немедленно броситься прочь, запереться у себя в квартире, проснуться - что угодно, лишь бы не встретиться с призраком соседа. Но уже в следующую секунду на пороге появилась крупная женщина лет пятидесяти, в мышиного цвета рабочем халате, в старомодно повязанной косынке, судя по всему та самая домохозяйка, что обнаружила тело. В руках она несла внушительного размера круглую клетку с куполообразным верхом; в центре клетки на жердочке невозмутимо восседало пернатое существо - самый обычный попугай, грязно-пепельного цвета, довольно потрепанный на вид, некая смесь совы и голубя. Но мне он показался самым прекрасным попугаем, которого я когда-либо видел в своей жизни...
- А с этой бестией что делать? - поинтересовалась женщина, протягивая клетку домоуправу.
Попугай, вертя головой, бесцеремонно разглядывал нас своими живыми черно-белыми глазками, затем приоткрыл крючковатый клюв и протяжно вывел:
- Уррроды!
Не смотря на множественную форму этого обращения, я почему-то не сомневался, что адресовано оно было именно мне.
- Н-да, - озабоченно буркнул домоуправ, - вот что прикажете с ним делать?
Домохозяйка поставила клетку на пол и молча вернулась к своим делам. Домоуправ, присев на корточки, легонько постучал по клетке ногтем, тем самым заставив птицу пугливо нахохлиться.
- Попугай этот раньше у одного пьянчужки жил, этажом ниже. От него и научился орать всякие глупости. Пьянчужка тот сбежал год назад - за три месяца мне остался должен, паразит. А ваш сосед, добрая душа, согласился беспризорную птицу приютить. Хотя только он и мог с этим горлопаном ужиться.
- Почему же, именно он? - поинтересовался я.
- А, так вы не знали? - Домоуправ глянул на меня снизу вверх. - Сосед ваш горемычный, ко всему прочему, еще и глухонемой был - с детства. С ним только жестами можно было или на бумаге...
Мне вдруг жутко захотелось побыть одному. Я коротко извинился и вернулся в свою комнату. На душе у меня было мерзко...
Таким образом закончилось наше короткое соседство. С квартиры той я решил-таки съехать. Домоуправ согласился вернуть мне половину залога при условии, что я избавлю его от безумной птицы. Это предложение было принято мною с большой радостью, учитывая, что я намеревался так или иначе этого попугая у домоуправа выкупить.
В зоомагазине я выяснил, что в наследство от соседа мне достался серый африканский попугай, он же попугай жако, широко известный своей уникальной способностью имитировать практически любые звуки, в том числе человеческую речь. Как изначально звали попугая мне было неизвестно, и, не придумав ничего лучшего, я так его и назвал - Жако.
Жако оказался удивительно умной и доброй птицей, и мы с ним очень быстро подружились. Как мне объяснили эксперты, доверительные отношения с хозяином - эта самая благоприятная почва для обучения серых попугаев, и в течение года мой болтун свободно оперировал словарем в пару десятков слов. Нам с Жако повезло - мы сняли квартиру в старом доме, с добротными кирпичными стенами с хорошей звукоизоляцией, так что наши уроки никоим образом не обременяют соседей. Жако с радостью выучил полный куплет песни "Из-за острова на стрежень" и частенько ее мне напевает. "Уроды" он больше не говорит, зато любит повторять "Жако - добрая душа" и "Все будет хорошо!"