Сьюзи родилась сиротой, отец бросил ее мать, когда узнал, что та беременна. А мать ее умерла родами. С рождения Сьюзи жила в приютах штата Нью Джерси, но ничуть не унывала, так как с тех пор как в шесть лет она выучила буквы, она писала стихи.
Казенная еда, одежда и жилье нисколько не смущали ее, она чувствовала себя поэтессой. И читала свои первые опыты и в классе, и в церкви, и в библиотеках, когда там проходили дни молодых поэтов. Любимым ее поэтом был Царь Давид, выше него как поэта она ставила одного лишь Иисуса Христа, считая молитву Господню самым прекрасным стихотворением.
Когда ей исполнилось двенадцать, она решила попробовать печататься. И стала рассылать свои стихи в журналы через Интернет. Единственным, кто напечатал ее в этот год, был Times Literary Supplement. Обычно там печатают только зрелых поэтов, и она попала на страницы издания и потому еще, что не указала свой возраст. Она не знала этого и, немного отчаявшись, решила, что будет писать прозу. Чтобы решить какую прозу следует писать, она решила сначала прочитать нескольких известных авторов и зачиталась. Когда ей было четырнадцать, в книге Генри Джеймса "Портрет леди" она прочла, что автор этой книги восторженно говорил о каком-то русском по имени Иван Тургенев, и нашла в библиотеке своего приюта книгу этого русского "Отцы и дети". Книга удивила ее уже тем, что американцы и англичане так не пишут. В чем разница между ними она объяснить не могла, но стала искать другие книги этого же автора и нашла еще две "Рудин" и "Дворянское гнездо." Они были какими-то печально беспечальными, странными и раздразнили ее любопытство, она решила, что ей следует выучить русский язык. В школе она учила испанский и французский и знала их плохо, но решила, что русский будет знать хорошо.
Она нашла русскую семью, где требовалось иногда сидеть с детьми, купила учебник с лазерными дисками и стала учить. Алфавит она учила две недели, но этим ее испытания не кончились, едва она попробовала читать, она поняла, как трудно правильно все произнести. Трудно было все, начиная самыми простыми звуками, и кончая ударениями. Но силы не оставили ее и она решила заниматься дальше. Через полгода регулярных разговоров с русскими и занятий в свободное время, она поняла, что начинает говорить на новом для нее языке. Она стала брать русские книжки для детей и пытаться их читать, это было труднее, чем учебник. Так она узнала Пушкина, Лермонтова и Агнию Барто. Дело двигалось, и в шестнадцать лет она прочла всего Тургенева по-русски, скачивая его книги из Интернета. Радости ее не было границ. С этим временем совпало еще и то обстоятельство, что американские журналы стали печатать ее стихи и рассказы. Денег это не приносило никаких, но радость видеть свое слово напечатанным превозмогала все.
Когда она кончала школу лет, ее признали поэтом года на www.poetry.com, и она получила сто тысяч премии, она решила поехать летом в Россию. Собирая вещи, она написала, разноцветными фломастерами в тетради:
flight
to the sky
is
whatever
am I
dash
to the rot
is
whatever
I"m not[1]
Стихотворение ей понравилось, и она отправилась в аэропорт. По дороге она открыла книгу, которую ей на прощание подарили русские, с ребенком которых она периодически сидела. Там был аляповатый портрет, какого-то старика, она знала, что такие вещи русские очень чтят и называют их иконами. Она улыбнулась ему и сказала: "Если ты святой, то подари мне приключение". Старика звали Святитель Николай. Но она не понимала, что значит слово Святитель.
По прилете в Москву она решила первым делом отправиться на Красную площадь. И, не заезжая в гостиницу, направилась туда из Шереметьево-2.
Там она увидела церковь, и удивилась, так как знала только про мавзолей Ленина. Она поднялась по лестнице и вошла в храм, обходя его, она нашла этого старика с иконы, и сразу узнала его.
- Где же мое приключение?- спросила она весело, и ей показалось, что он улыбнулся ей в ответ.
Когда она выходила из церкви, она обнаружила, что рюкзак с вещами, который она оставила у входа, пропал. Там были все ее деньги, кредитная карта и документы, кроме паспорта, который лежал у нее в кармане джинсов. Она заплакала не сразу, но когда зарыдала, зарыдала всерьез.
Что делать она не знала.
Напротив нее у стены Исторического музея сидели на скамеечке двое. Один был одет и загримирован под Ленина другой под Маркса.
Видя, что она рыдает в голос, Ленин встал и подошел к ней.
- Что случилось? - спросил он.
- I'm robbed clean[2], - полепетала она сквозь слезы.
- Ты по-русски не разговариваешь? - спросил он ее.
- Меня обокрали, - нашлась, наконец, она.
- Ну, и дела, - сказал Ленин.
- У меня остался только мой паспорт.
- Тебе есть, где жить? - спросил ее Ленин.
- Нет, - ответила она, качая головой.
- Тогда пойдем со мной, и мы разберемся, где ты будешь сегодня ночевать.
- Я американка, - сказала она.
- Это я понимаю, - улыбнулся он ей в ответ и, быстро разгримировавшись и переодевшись, повез ее, как сказал к себе.
После того, как они вышли из метро, она поняла, что они в каком-то пригороде, но ухоженном и застроенном. Они сели на автобус, и вскоре вышли в таком же ухоженном и застроенном одинаковыми домами месте.
- Это Новогиреево, - сказал и обвел вокруг себя рукой Ленин.
- Это уже не Москва? - спросила она.
- Это еще Москва, - утешил ее он, и они вошли в какой-то подъезд. Дом был дешевый, и вся лестница была разрисована, то и дело встречались бутылки и окурки.
- Вот здесь ты и будешь пока жить, - сказал ей Ленин, открывая ей какую-то дверь.
И они вошли в бедную, но аккуратно убранную квартиру.
- Я живу здесь с сыном,- сказал Ленин, и добавил,- он инвалид. Николай,- крикнул он, снимая ботинки.
- Папа, я думал, ты будешь позже, - донесся голос из соседней комнаты.
- Коля появись, у нас гости, - сказал Ленин. И из комнаты выкатился на инвалидном кресле молодой человек в тельняшке и тренировочных.
- Здравствуйте, - сказал он.
- Здравствуйте, я Сьюзи, - сказала она и протянула ему руку.
- А я Коля,- сказал он и пожал ее легкую ладонь.
- Я переберусь пока на диван на кухне, а она будет в моей комнате,- сказал сыну Ленин и пошел мыть руки.
Вечером, когда выяснилось, что у нее ни души на свете, кроме Ленина и Коли, они решили, что пока суд да дело она останется пока у них, и будет помогать Коле и по дому.
- Мы бедные, а бедные должны друг другу помогать,- сказал Ленин, и представился, - Николай Николаевич, сын Николая Николаевича и отец Николая Николаевича. Женщины у нас нет, жена моя померла год назад от рака.
- Я понимаю, - сказала Сьюзи.
- Мне приходится скоморошествовать для туристов, чтобы мы хоть как прожили. По профессии я физик.
- Врач? - Спросила она.
- Нет, ученый, - ответил ей он.
- Делали атомную бомбу, - сказала она подумав.
- Да, делал.
- А я пишу стихи.
- Это у нас Коля художник, ты видела вся его комната в холстах.
- Да, это хорошо, - сказала Сьюзи, и закивала головой.
- Что ж хорошего? - спросил Коля младший,- Инвалид, да еще и художник, так я никогда не женюсь.
- Нет, женитесь, - сказала она и покраснела.
- На ком? - спросил он, не видя, как она краснеет.
- Я буду за вами ухаживать, - сказала она и покраснела еще больше.
- Ты на него не смотри, что он не ходит, - сказал Николай старший,- это его от пули в Чечне перекосило.
- Вы солдат? - спросила она молодого человека.
- Бывший, - сказал он, и, в взглянув в ее глаза, тоже покраснел.
- Он еще и дворянин, - сказал отец, - У нас даже поместье есть свое. Флигелек в колхозной усадьбе нам отвели, в бывшей вотчине.
- Как у Тургенева? - спросила она, затаив дыхание.
- Почти, - сказал отец.
- Я мечтала о таком несколько лет, - сказала она с серьезной улыбкой.
- Тогда мы в твоем распоряжении, - сказал Николай старший и вышел из кухни, чтобы оставить молодых наедине.
День Святителя Николая, 19 октября 2007.
[1] Полет в небеса, это то, что я. Стремление к падению мне не свойственно. (Англ.)