Трещины не потолке не увеличивались. Увеличивался страх, какой сочился их этих трещин с каждым днём. С каждым новым днём.
Тот, день, не за долго до милениума, как и многие другие осенние дни я проживал лёжа на двуспальном матрасе, однажды брошеным в дальнем от двери углу комнаты моей очередной съёмной квартиры. Отсутствие желания в устройсве на работу, какую либо, успокаивало. Как следствие, отсутствие перспектив в личном финансовом вопросе. Как следствие, отсутствие звонков по телефону и в дверь. Хотя, нет. Звонки бывали, не только как слуховые галлюцинации, но и как вполне реалистичный диалог. Одна беда, я отвечаю на вопросы, а не задаю их.
Телефонный звонок заставляет вздрагивать. Кто на этот раз? Хозяин квартиры? Пришло время ежемесячной оплаты? Он, спившийся гений. Не оцененый никем, кроме собственной хромой дворняги. Он один из, из не оцененых и спившихся. Те деньги, какие я плачу ему ежемесячно, он пропивает за три дня. После чего, звонит и спрашивает, не забыл ли я про число следующей проплаты? Волевое решение принято в окончательном варианте. Эти деньги, за ежемесячный съём квартиры я смогу пропить и без него. Вещи собраны в две коробки, от телевизора и пылесоса. Обычно, бегство не занимает более двадцати минут, это максимальный срок для беглеца. Тянуть, до последнего тянуть с оплатой квартиры за последний месяц. И найдя другое, более дешёвое жильё, комнату в коммуналке или общаге, тешить себя мыслью о возможном и скором изменении личного бытия. Изменения возможны лишь потому, что в такой импровизации ничего исключать нельзя. Лучше, хуже, но это будет завтра. Я живу сегодня. Привычка решать проблемы по мере их поступления обнадёживает своей логической обоснованностью. В такой концепции бытия есть один серьёзный минус, если на данный день и час проблем нет, это не значит, что проблемы не будет и завтра. И я готов к решению проблемы, даже если её и нет на горизонте. Нет работы, нет отдыха, есть только съёмное жильё, ожидание звонка и остатки от кружки беспантовой анаши. От которой не только не торкает, но и нагружает никчёмными раздумьями, приносящими лишь тревогу в ожидании телефонного звонка.
Телефонный звонок заставляет вздрагивать. Кто на этот раз? Слышу знакомый голос, это Матвей. Фамилия у него, Матвеев. Он, если разобраться, евангелист. Только, евангелие в его трактовке в корне отличается от версии Марка и Луки.
- Спишь?
- Нет.
- Есть покупатель. Нужно два грамма.
- Деньги у тебя?
- Нет, но с этим проблемы не будет. Человечек, со старой работы. Зарплату получил.
- Я перезвоню.
- Жду.
Звонок на мобильный. Номер знаю на изусть. Беседа предельно коротка.
- Как дела?
- Лучше всех.
- Есть?
- Есть.
- Дома?
- Дома.
- Возьму два грамма, буду в течении часа.
- Жду.
Звонок Матвею.
- Всё хорошо.
- Деньги у меня, - отвечает евангелист, - выходи на угол Торжковской и Новосибирской. Буду через пол часа.
Вышел на улицу. С утра не получилось, хоть вечером, и то, свежий воздух. Останавливается авто, на пассажирском сидении он. Влез в машину, едем на Большой Сампсониевский за камнем. Точнее, за двумя.
Макс открывает дверь на три звонка. Камни готовы, я пунктуален. Это, хорошая привычка. Такая же, как и половинить чужой камень с целью накуривания собственной персоны и одного мнимого евангелиста.
Везём камни к метро "Горьковская", там у Матвея стрелка со счастливым новообладателем двух граммов гашиша.
- Что дальше?
- В "Фишфабрик", на Пушкинскую 10. Там "Exployted" сегодня вечером, заехали для приличия.
Завтра концерт в "Юбилейном", билеты на руках. Никто не и не думал, будто эти старые Шотландские панки приедут с концертом на брега Невы. А они взяли, и приехали. Сегодня, поздороваться с ними в "Фише", нужно. Матвей даже взял с собой фотоаппарат.
С половиной грамма гашиша разгуливать по центру не слишком умный поступок. Это Матвей, в военных ботинках, розовых джинсах и затёртой армейской куртке выглядит так, будто никогда не разгуливал по центру города без полграмма гашиша в кармане. Я в пальто, борода подстрижена и на череп натянута черная шерстяная шапочка. Почти иеромонах, и с первого взгляда и со второго. Пол грамма у меня в носке.
Поднимаемся по грязной лестнице. Второй этаж, третий. Ухает музыка, мимо снуют студенты. Андеграунд до сих пор в моде, музыка здесь ни причём.
Вошли в распахнутую дверь. И верно, "The Exployted" здесь, в полном составе. Watty с пятью пятью красными косичками на лысой голове, и его два брата, в чёрных пальто и котелках времён Чаплина. С ними сопровождение, но они не мешают. Парни пьют водку из пластиковых стаканов. Фото, хочется пива. Пиво в "Фише" говённое и дорогое. На кармане денег минимум. Громкая музыка, толкотня и табачный кумар не располагают к длительному времяпровождению в среде. Поздоровался с не знакомым человеком, так надо. Я его не помню. Хотя нет, помню, время назад, на концерте в "Спартаке" мы тогда знатно напились. Домой я приехал с противогазом на плече. Не помню, откуда взялся противогаз, плохо помню того, с кем поздоровался. Хочу домой. Опять закомый, опять поздоровались. Нужно срочно уезжать отсуда.
На лестнице, известный телеведущий со Столичного телеканала. С ним оператор, он защищает видеокамеру и штатив от студенческой толкотни. Андеграунд до сих пор в моде. Внешний вид Матвея не оставляет сомнений в принадлежности к среде.
- Курнуть, есть курнуть? - Спрашивает его телеведущий, - я куплю.
Матвей пожимает плечами и идёт мимо. Вопрос ко мне, я пожимаю плечами и иду за Матвеем. На лестнице обсуждаем вопрос - они нам нужны?
- Если с него пиво и такси, мы его накурим. - Рассуждает евангелист. - Хотя, полграма на всех, мало будет.
- У меня остался пакет анаши, она хоть и беспантовая, но на догнаться потянет.
Впервые вижу телеведущего не по телевизору, живьём. Он много говорит, хотя, в основном по делу. Работа у него такая, или может, уже курнул, да видно, отпустило его. Самое время догнаться.
В магазине 24 часа, здороваюсь с усатым продавцом. Он здоровается со мной регулярно, я тоже регулярно приношу ему разные безделушки. Последний раз принёс на продажу ксерокс, без коробки и документов. Усатый продавец не спрашивает, откуда у меня эти вещи. В скупке не приняты подобные вопросы.
Ящик пива за счёт столичных гостей. "Рокфор" к пиву, за наш. Отдаём последние деньги, лицом в грязь перед столицей пасть нельзя. Права не имеем. У нас тут тоже, столица.
Пришли на квартиру, под неоднозначные взгляды местных алкашей. Они без дружелюбия в пьяных глазах косились на видекамеру и штатив.
Расположились. Пиво и сыр. Начали курить. Приспособления не отличаются новизной. Плюшка гашиша на сеточку из белого металла, внизу огонь зажигалки, сверху трубочкой из белого металла собираешь дым. Вкуривали не торопясь, как и полагается курить евангелистам, иеромонахам и телеведущим.
Оператор сломался первым, сказалась усталость напряжённых рабочих дней в северостоличной коммандировке. Он улегся на покрывало, раскинув руки и ноги пятиконечной звездой. Матвей опрокинул пиво на столе, убедился в не причастности телеведущего к такому конфузу и уселся в углу с сигаретой, неторопливо изрекая ругательства. Я держусь с трудом, телеведущий нашёл силы собраться и уйти. Он растолкал оператора, и полусонный тот уходя схватил камеру и штатив, будто был кинооператором на фронте и отвечал за технику головой.
Закрыл за гостями дверь, мне пришлось найти в себе силы на этот поступок. Матвей спит в углу, на полу, натянув армейскую куртку на голову. Я улёгся на матрас, и прежде чем накрыться единственным и универсальным пальто, обнаружил часы. Это были наручные часы оператора, с двумя циферблатами в водонепроницаемом корпусе. И то хорошо, завтра, в скупке нужно будет прицениться. Если в ближайшие день два не будет денежного вливания, продам эти часы.
Испытываю чувство радости. Есть проблема. Для оценки подобного чувства у меня нет приспособлений, механизмов и технологических карт.
Улёгся, накрылся пальто. Трещин на потолке не видно, но я чувствую как из них сочится страх. Мне не страшно, к страху привыкаешь так же как к новым ботинкам. День позади. Одним днём моё бытие стало меньше. Хорошо это или плохо, я не знаю. При активизации этой аналитической программы, мой процессор зависает. Возможно, вирусов нахватал, а то и напряжение в сети скакнуло. В последнее время этим техногеном себя не удивить.
В тупости смотрю в потолок сквозь темноту. Что, если опять в "Фиш"?
Толкаю Матвея:
- Проснись, едем.
- Куда?
- Обратно, в "Фишфабрик". В центр.
- На какие деньги?
- Наши столичные друзья оставили часы.
- ?
- Поехали, мне надоели эти трещины на потолке. Завтра выспишься.
- Объясни.
- Эти часы продаём в магазине 24 за три сотни. Сотня до "Фиша", там сотня на пиво, сотня обратно.
Матвей не может мыслить адекватно, после искуренного и испитого на голодный желудок. Настоящим евангелистам это трудно. Он повинуется иной, высшей силе и её проявлениям в реальном бытие.
- Идём.
Он поднимается с трудом, на ощюпь выходит из квартиры, шумно входит в лифт.
Опять улица, опять магазин 24 часа. Усатый продавец расматривает часы не долго:
- Три сотни, бельше не дам.
С моей стороны вопросов нет. Есть пожелание:
- Добавь еще полташку, за хорошее отношение.
Усач добавляет сотню. Не запланированный доход. Что, если об этом вопиющем факте станет известно в налоговом департаменте? Новая проблема. Но, тот страх, какой сочится из трещин на потолке съёмной квартиры позволяет не делать из этого поступка новой проблемы. Застарелых проблем, и без того хватает.
- Благодарю, - таким был ответ усачу.
Вышли из магазина. Трудно ступать по сухому и ровному асфальту Торжковской улицы, мы делаем это с категорической настойчивостью.
- Может, - аккуратно заявляет Матвей, - по шаверме? Всё таки, лишняя сотня.
Не спорю, есть захотелось сразу, после смены операторских гостевых часов на казначейские билеты. Слюна выделяется с такой же категорической натойчивостью.
- Две шавермы, - говорю я после приветствия парню арабской наружности. - И, соуса побольше.
- Возми четыре хоттдога, - говорит он после приветствия, - есть говяжъи сосиски.
- Благодарю, - говорю я, - только, соуса всё равно побольше.
С полными желудками мучных и мясных полуфабрикатов мы готовы к дальнейшему пролжению работы по завершению одного дня. Матвей поймал "чайника", машет мне рукой. Мы опять едем в "Фиш". Мне не слишком хорошо от от катализаторов и фастфуда, но я знаю одно. Уже скоро, ближе к утру, будет новый день. А сегодня, сейчас, всё то что сотвориться за ближайшие несколько мутных часов, уже прошло одним днём. И деяния мои уже в прошлом.