Аннотация: Это даже не начало. Так, мысль промелькнула. Прошу не читать.
1.
Рассказывают о Джарлафе, что родился он в семье небогатого купца, в городе называемом - Ленга. И ещё рассказывают, что с детства полюбил мальчик упражняться с мечом. К великому огорчению отца, почтенного Джанунга Сарфи, Джарлаф вырывал листы из учетных книг, ленился учиться письму и счету, и при каждом удобном случае убегал на местное ристалище, где ежедневно упражнялись воины местного гарнизона. Но он был единственным сыном и наследником Сарфи, кроме него породившего ещё четырех дочерей, и у отца не хватало решимости взяться за воспитание единственного сына твердой рукой. А когда Сарфи находил в себе силы и время (а у настоящего купца каждая минута на вес золота!), на пути у него - заступницей сына, вставала жена, почтенная Ириди. Она считала, что учить мальчика купеческому делу с ранних лет - значит украсть у него детство. И вечерами, она вместо того, чтобы учить сына сложению и вычитанию, рассказывала тому длинные обстоятельные сказки о могучих воинах и великих правителях. Джарлаф слушал, разинув рот, блестя глазами и мысленно уносясь в опасные приключения, великие битвы и бесконечные поиски принцесс. Джанунг только покряхтывал, кхекал, глядя на застывшего сына, и недовольно бормотал себе что-то под нос. Спорить с любимой и единственной женой он не решался, тем более на глазах у детей. Сарфи был белой вороной среди жителей Ленга, поскольку имел всего одну жену. Злые языки говорили, что это дают знать о себе неблагородные корни купца. Но личность Джанунга была такого свойства, что высказать обидные слова ему в лицо никто не решался. Говорят, что в молодости Сарфи много странствовал, причем не в самой благопристойной компании. И отлично умел обращаться с мечом, палицей и пращей.
Таким образом, не встречая особых препятствий в безделье и праздности, Джарлаф встретил свою шестнадцатую весну. Весна эта ознаменовалась большим скандалом, разразившимся между почтенным Джанунгом и глубокоуважаемой Ириди. Предметом спора по-прежнему был сын. Выведенный из многолетнего терпения отец, пытался отправить Джарлафа на один день в лавку, помощником продавца. Тот отказался, заявив, что торговать в лавке - удел неблагородных скупцов. Он же намерен стать воином, таким как сотник Вархан - тюнбаши, командир гарнизона. В ответ на гневный окрик отца, Джарлаф просто выскочил из дома и убежал. Взбешенный купец отправился к жене, и, рассказав о случившемся, тут же выложил Ириди все, что он думает о её методах воспитания сына. Почтенная Ириди, опечалилась, услышав это и поняв, что Джарлаф вырос никчемным мечтателем (что никак не приветствовалось среди купцов) и обещала поговорить с сыном о дальнейшей жизни. Подобное обещание нисколько Джанунга не взбодрило. Он разозлился ещё больше, всем своим жизненным опытом понимая, что дерево выросшее кривым - никогда не выпрямится в полный рост. Скрипнул зубами, но ничего не ответив, ушел проверять привезенный накануне груз тканей.
Сердце же почтенной Ириди разрывалось между жалостью к своему благородному супругу и тревогой за судьбу своего ребенка. Поэтому, кликнув служанку, глубокоуважаемая Ириди отправилась на поиски сына. Куда мог убежать юный Джарлаф - она прекрасно догадывалась. И не ошиблась. Сын стоял у ристалища и с упоением наблюдал за тренировочными поединками воинов.
- Сын мой, нам надо серьезно поговорить - сказала Ириди, приблизившись к нему. Джарлаф обернулся и глаза его, только что горевшие восторженным огнем, потухли. Он понял, о чем сейчас пойдет разговор. Но как ни любил своих родителей, отступать и сдаваться не собирался.
- Сын мой! - снова обратилась к нему опечаленная Ириди, обратив внимание на ставшее упрямым лицо Джарлафа - отец твой огорчен.
- Чем я перед ним провинился? - с невольным вызовом спросил Джарлаф, поднимая голову.
- Пойдем домой. Нам надо обо всем серьезно поговорить, - сказала мать, - здесь не подходящее для этого место.
Ириди не терпящим возражений жестом протянула сыну руку. Джарлафу ничего не оставалось, как подчиниться. Он с ужасом представлял предстоящий разговор, догадываясь, что его представляемая будущая жизнь и свобода вот-вот рухнут под напором родительских представлений о реальности. Так оно и произошло.
Мать провела сына в собственные покои и, жестом отослав служанку, плотно прикрыла дверь. Юный Джарлаф невольно вздохнул. Судя по приготовлениям Ириди, предстоял разговор, суливший в корне изменить всю его жизнь. Причем не в лучшую сторону. Джарлаф любил своих родителей, но в угоду им не собирался отказываться от собственной мечты. И зрела в его голове пока ещё смутная мысль, недостойная отпрыска столь почтенных и уважаемых людей, как Джанунг и Ириди. Пока ещё недостойная...
Ириди тяжело опустилась в кресло, и взглянула на сына.
- Тебе уже исполнилось шестнадцать лет.
Джарлаф стоял опустив голову и всем видом выражал послушание, но Ириди не обманывалась. Её любимый и единственный сын вырос избалованным упрямцем. Чего стоили только сдвинутые брови и приподнятые плечи - воплощение скрытого недовольства и упрямства.
- В твоем возрасте Джанунг, отец твой уже самостоятельно торговал в лавке, и имел нареченную невесту.
В голове Джарлафа постепенно начал складываться достойный, как он полагал, ответ на упрек матери. В самом деле, почтенный Сарфи в юности вовсе не спешил обременять себя семьей и торговыми делами. При первом же удобном случае, он отправился путешествовать с караваном в далекий город Дорман. Благополучно прибыв туда, он на все вырученные деньги закупил новый товар (дорманские оружейники славились своей работой на весь Минк-аль-Джаб), и отправился дальше, в чужеземные страны. И только через десять лет вернулся домой, покрытый шрамами, одетый в дырявый халат и приведший всего пять мулов, вместо десяти груженных верблюдов, с которыми он уходил в странствие. Правда, мулы были изрядно нагружены, но вовсе не товарами. В тяжелых переметных сумах были сложены драгоценные камни и золото. По Ленгу немедленно поползли слухи, что Джанунг не торговлей занимался в пути, а попросту разбойничал. Иначе как бы он смог собрать и уберечь такое богатство? Но Сарфи, сменивший хлопковый халат на парчовый, а кожаную головную повязку на украшенный изумрудами тюрбан, наведался к правителю Ленга - почтенному кале Израму Джейлику. После чего, с изрядно опустевшей сумой, направился к главе купеческой гильдии, глубокоуважаемому купцу Рашмалю Вантони. На следующий день, Джанунг Сарфи был во всеуслышание объявлен человеком глубокоуважаемым и достойным всяческого примера для подражания. Ещё через два дня, купеческая гильдия подтвердила право Сарфи заниматься торговлей в городе Ленге. Так Джанунг вернулся домой, богатым и достойным человеком. И все эти десять лет, нареченная ему в жены Ириди Джасар-иль-Невсех терпеливо ждала своего будущего мужа. Ибо слово, данное купцом - прочнее камня и стали, а отец Ириди, как и отец Джанунга - был купцом.
Итак, Джарлафу было, что ответить своей матери, но Ириди предвосхитила его запальчивый ответ.
- Ты можешь мне возразить, Джани (уменьшительно-ласкательное от Джарлаф), что твой отец провел молодость иначе. Но подумай, для того ли он подвергал свою жизнь опасностям, чтобы собрать неисчислимые богатства или обрести славу? Нет, он делал это для того, чтобы избавить от опасностей твою жизнь! Чтобы ты мог спокойно расти, не заботясь о хлебе насущном, не боясь никого и ничего, лишь почитая и слушаясь своих родителей. И Джанунг - свой отцовский долг выполнил. Ты вырос красивым и умным юношей, умеешь читать и писать. Теперь твоя очередь исполнить свой сыновний долг. Пора тебе подумать о будущем. Обучиться торговому делу, чтобы впоследствии перенять и продолжить дело своего отца, да продлят боги его долголетие и сохранят его бодрым и сильным! Кроме того, давно пора подыскать тебе достойную невесту. Я слишком долго откладывала этот вопрос, но теперь уже пришла пора. Любая девушка с радостью пойдет за тебя, и любой купец нашего города не станет возражать против возможности породниться с Джанунгом Сарфи. Походи по Ленгу, присмотрись - может кто приглянется. Я со своей стороны тоже посоветуюсь с нашими почтенными женщинами.
Во время всего этого монолога Джарлаф все больше съеживался, но в конце приподнял голову, словно какая-то мысль придала ему сил.
- Если ты не любишь сладкое, станешь ли ты пить шербет только потому, что все его пьют? Если тебе не нравится серость, станешь ли ты надевать одежду такого цвета? Если судьба приготовила тебе испытания - станешь ли ты отказываться? Если перед тобой путь льва - сможешь ли ты прожить жизнью верблюда? Я все понимаю, мимани (мамочка), но пойми и ты меня! Разве я отказываюсь от сыновнего долга? Разве я пытаюсь сделать что-то порочащее доброе имя моего отца?! Я всего лишь хочу прожить собственной жизнью, с начала и до конца. Отец десять лет странствовал по свету, и все десять лет ты его ждала. Десять лет! За это время он обрел себя, понял, чего он хочет от этой жизни! И вернулся купцом Сарфи! Я же - ещё не обрел свой путь, но точно знаю, что не купцом хотел бы быть, а кем-то другим. Ещё не знаю кем, но дайте мне возможность узнать это, мимани! Дайте мне эти десять лет, чтобы я смог найти себе призвание по душе. Я чувствую в себе дух воина, меня влечет оружие, всадники в серебряных шлемах, битвы и подвиги! Нет, я не обольщаюсь - до настоящего воина мне далеко, но я могу попытаться стать им. Все, что мне нужно - это чтобы мне не мешали. Дайте мне такую возможность, мимани, поговорите с отцом!
Джарлаф упал на колени, умоляюще складывая руки перед собой. Он до последнего надеялся на то, что его поймут и не станут заставлять делать то, чего ему делать совершенно не хотелось. Но почтенная Ириди восприняла его мягкость как слабость, и решила ковать железо, пока оно поддается.
- Сын мой! Ты сделаешь то, что должен сделать. Это говорю тебе я - твоя мать. И если моих слов будет недостаточно, за тебя возьмется отец. С завтрашнего дня ты перестанешь бегать на ристалище, а будешь помогать Джанунгу. Он возьмет тебя с собой, и научит торговле, познакомит с уважаемыми людьми, которые ведут с ним дела. В дальнейшей жизни это тебе пригодится. А я займусь поисками невесты, достойной моего сына.
Не терпящим возражений жестом, Ириди указала сыну на дверь. Джарлаф вышел, с поникшей головой и опущенными плечами, но - нисколько не смирившись с услышанным. Неясные пока ещё его мечты, с каждым словом матери, становились все более осязаемыми.
Сбежать из дома? - ничего другого не остается.
Отправиться странствовать? - это прекрасно!
Совершать подвиги и карать злодеев? - только об этом и мечтал.
В городе Ленге, известном своей торговлей и уважаемыми людьми, проживал в то время достопочтенный Раштан Куллах. Он занимался торговлей лошадьми, и сделал себе на этом состояние. Говорят, что Куллах поставлял скакунов даже в конюшни самого Изр-Баруни, великого шаха Минк-аль-Джаба. И ещё говорят, что в молодости достопочтенный Куллах не гнушался нападать на торговые караваны и угонять чужие табуны. Но грехи молодости остались грехами молодости, а уважаемый Раштан со временем обрел длинную благообразную бороду, толстый живот и важную степенную походку. Но страсть к лошадям сохранил. Каким образом пересеклись его пути с почтеннейшим Джанунгом Сарфи - никто уже и не вспомнит. Могу сказать лишь одно: не было во всем Ленге у достопочтенного Джанунга врага, ненавистнее, чем достопочтенный Раштан Куллах.
И вот, на свою беду, бежал расстроенный молодой Джарлаф по улице, как не подобает бегать сыну уважаемого купца. Бежал, сломя голову, не видя и не зная - куда и зачем. Пока не уткнулся со всего размаха в широкий парчовый халат.
- Осторожнее, сынок, - раздалось над Джарлафом, - так и зашибить можешь.
Джарлаф поднял голову и невольно отступил. Перед ним стоял враг его отца. Большой, толстый и весьма самодовольный. Джарлаф прижал руку к груди и собирался вежливо извиниться перед почтенным Куллахом, но тот добродушно похлопал его по плечу.
- Меня ты не обидел, а извиняться перед моим халатом, в который ты уткнулся - глупо. Я вижу, что почтенный Джанунг вырастил достойного сына. Проводи меня до моего дома.
Мгновение юный Джарлаф колебался. Куллах был врагом Сарфи, а значит и его собственным врагом. Пройтись на виду у всех с достопочтенным Раштаном, значило дать пищу для размышлений всему Ленгу. И отцу бы это более чем не понравилось. Но Джарлафа воспитали в почтении к старшим, и воспитание перевесило естественное недоверие к лошаднику. О чем думал в тот момент достопочтенный Раштан - никто точно сказать не может. Некоторые говорят, что он просто хотел уязвить уважаемого Джанунга через его сына; некоторые - что хотел посеять семена раздора в семье Сарфи, настраивая отца против сына; а некоторые - что почтенный Куллах просто был тронут юношеским отчаянием Джарлафа, и увидел в нем себя: молодым, полным сил и устремлений, жаждущим действий, приключений и опасностей.
Как бы то ни было, почтенный Раштан отпустил свою повозку и пошел пешком, а Джарлаф, проводил его, учтиво следуя на полшага позади и слева. О чем они говорили, и говорили ли вообще - никто не слышал. А кто слышал - уже и не вспомнит. Давно это было.
Известно лишь, что домой в тот день молодой Джарлаф не вернулся. Не вернулся он и в последующие дни. Почтенный Джанунг перевернул весь город в поисках сына. Но не нашел никаких следов. Обращался он и к кале Джейлику. Почтенный Израм покачал головой, сетуя на нынешние нравы, и обещал помочь. Стражники трижды прочесали весь город, но Джарлафа не нашли. В отчаянии Сарфи обратился и к неким людям сомнительного рода занятий, которые промышляют возле базаров и караван-сараев, но и они не смогли помочь. Никто не видел ни в одном из трех караванов, ушедших следующим утром на север, молодого купеческого сына. А на молодого погонщика, одетого в хлопковый халат, с обмотанной тряпьем головой - никто и внимания не обратил.
2.
Много тягот пришлось перенести юному Джарлафу, ибо доселе не знал юноша иных трудов, кроме безделья и чтения книг, что по сути одно и то же. Ему, привыкшему спать в мягкой постели, и просыпаться только к утреней трапезе, пришлось спать на голой земле, закутавшись в один только абайе - плащ из верблюжьей шести. Разбуженный бесцеремонными пинками старшего погонщика ещё до восхода солнца, Джарлаф плелся добывать дрова для утреннего костра, потом бежал проверять вверенных ему двух верблюдов. Потом готовил похлебку из муки и проса, что давалось ему хуже всего. И ещё много разных обязанностей выполнял он. Многому пришлось научиться юному Джарлафу. Помог же ему в этом старший погонщик Юнус, не жалевший ни собственных сил, ни ореховой палки, для ободрения молодого неумехи, и ещё помогло то, что научился юноша по-настоящему мечтать.
Согласитесь, одно дело - лежа на сафьяновом диване, и потягивая из золоченной пиалы сладкий шербет, мечтать о недосягаемых приключениях, в то время как искусная служанка массирует тебе ступни ног. И совсем другое дело, когда вместо служанки приходит Юнус-ага со своей крепкой палкой и бьет куда придется, совершенно не сдерживая руки. Когда вместо мягкого надушенного дивана - плащ из верблюжьей шерсти, расстеленный на голой земле, да волосяной аркан - сомнительная защита от ядовитых насекомых и змей. Сладкий шербет заменяет просяная похлебка в изгрызенной глиняной чашке, а когда караванщики на ночных привалах готовят душистый горячий плов, тебе достается только горсточка подгорелого риса со дна казана. Изнеженный юнец, вроде Джарлафа, не выдержал бы и дня такой жизни. Но молодой Сарфи научился не воспринимать жизненные неудобства близко к сердцу. В глубине души он знал, что все это временно. И скоро все переменится. И будут великие подвиги, жаркие схватки с жестокими врагами, и красавицы, преисполненные благодарности, и бродячие сказители, воспевающие его. И терпеливо снося все тяготы, устремлялся он в мечтах своих все дальше, в поисках странствий и приключений. Пока увесистая палка добродетельного Юнуса-аги не возвращала его в унылую реальность.
Но месяц шел за месяцем, как верблюд в караване идет за другим верблюдом, а в жизни юного Джарлафа ничего не менялось. И стал сын почтенного Джанунга понемногу роптать на судьбу. 'Того ли, - говорил он, - ожидал я? К этому ли стремился? Неужели удел мой - вечно вести в поводу верблюдов, вставать раньше всех, разводить костер и готовить еду? Терпеть побои и унижения? На что променял я честную жизнь в доме своих родителей? Не лучше ли бросить все, и умереть от голода в каких-нибудь колючих кустах?'
Молодой Сарфи всегда старался, чтобы слова с делами у него расходились не больше чем на полшажка. И поэтому, вечером того же дня, дождавшись когда все уснут (и даже нерадивые ночные стражи), взял он несколько лепешек, бурдюк с водой, крепкую палку (подобную той, что учила его трудолюбию) и ушел из каравана. Не знал только, наивный, что не отпускают просто так погонщиков из каравана в пути. И если бы его поймали - жестоко бы наказали. Но ему повезло. Утром подох один из верблюдов, и исчезновение Джарлафа заметили не сразу. Отколотив нерадивых погонщиков, не уследивших за павшим животным, Юнус-ага все утро был занят тем, что перекладывал, при помощи все тех же погонщиков, поклажу на других верблюдов. И только когда уже тронулись в путь, ему доложили, что молодого лентяя и неумехи нигде нет. Громко выругался Юнус-ага, и послал тысячу проклятий на глупого юнца. Потом прочел молитву за упокой его души и со спокойной совестью повел караван дальше. Ибо одному человеку в пустыне - верная погибель. И только глупец решится добровольно уйти от каравана без воды и еды.
Так оно почти и случилось. Шесть дней несчастный беглец скитался, не зная пути. Он выпил всю воду и съел все лепешки. Язык его почернел и высох от жажды. В глазах постоянно темнело, и иссякла сила в руках и ногах. И повалился ничком юный Джарлаф и возроптал. Такого ли исхода ожидал он? О таком ли мечтал?!
Но силы окончательно покинули бедного юношу, и он впал в забытье. Долго ли он так лежал, или нет - о том знают только пустынные духи, что скитаются день и ночь, подкарауливая легкомысленных путешественников, вроде молодого Сарфи, высасывая из них жизненные соки, и погружая в смертный сон...
Но судьба сжалилась над нашим молодым безумцем, и послала ему спасение, в виде некоего старца. Именно его, испещренное морщинами лицо, увидел Джарлаф, когда очнулся. Старца звали Мехрем, и жил он на самом краю пустыни, с незапамятных времен. Жители из ближашей деревушки почитали его за мудрость, и приносили ему пищу и воду. Но кто он и откуда - никто не знал.
Итак, судьба послала Джарлафу спасение. Старец дал юноше воды, которую держал в выдолбленной тыкве, помог подняться и привел в свою хижину.
Ни о чем не расспрашивал Мехрем молодого Сарфи. Да и сам ничего не рассказывал. Окрепнув же, исполнился Джарлаф чувством глубокой благодарности к мудрому старику. И однажды вечером, когда сидели они в молчании у костра, поведал юноша свою историю.
Улыбнулся Мехрем молодому задору, подвигнувшему юнца на поиски приключений. Покачал головой, ибо знал, чем чаще всего такие дела заканчиваются. Времена, когда алтинеены (драконы) летали по небу и рыскали по земле, давно прошли. И прекрасных фери (фей) давно не спасают могучие и отважные бадуаны (богатыри).