Я так и думал, что все пойдет налево. Но он парнишечко был резкий, как дрожжи. Но не все дрожжи резкие. Воронежские плохие. Пацанчики на Земле Русской завсегда мутят так, что любая идея превращается в воровство-only, то есть, вот корова. Дело-то хорошее. Корова. Подоил, попил молока. Пацанчики доят насмерть. Подходят, доят. Потом молока нет, а они доят, высасывают кровь, потом корова падает, и все, и труп. Так и вся индустрия погибла, и сельское хозяйство, или, вот, лапша. Лапша китайская. Лапша вьетнамская.
Когда ты часто смотришь ящик, ты видишь там фиги особенно маковые. Политика, смысл в кубе. Дважды пять - погнали - шесть, семь, восемь, девять, десять. Нет, только не четыре. Никогда. Никогда на свете - так людей приучили, чтобы они не понимали. Плохая лапша - тут нет никаких факторов исторических. Тут только - свойство пацанчиков первобытное. Ты идешь по лесу в шкурах. Смотришь, сидят две девушки в шкурах. Одна - беззубая, её слон ударил хоботом по лицу, другая - одноглазая - она боролась с носорогом (отсюда и пошла классическая борьба). У них на двоих - одна груша. Они собрались её есть. Ты подкрадываешься, хвать - побежал. Груша уже надкусанная, но это ничего. Древний мир же. И бежишь ты с этой грушей. Садишься на камень, и оба - жрать собрался. Укусил пару раз, тут кто-то хвать - побежал. Ты оглянулся - уже никого нет. Но волноваться не надо - эту грушу потом еще много раз выхватят, а у кого-то предпоследнего кусок выберут прямо из глотки. Последний в этой цепочке прибежит, сядет на камень и дожрёт.
Это - суть русской жизни. Теперешней. Мы не берем тот исторический период, когда члены ВЛКСМ еще не взорвали храмы. Все, что ныне - это большое и долгое после. Лапша вьетнамская - эх, тот незабываемый вкус начала 90-х. С тех пор лапшевая вотчинка держится в руках пацанчиков, переходит из рук в руки, качество все падает, а нам рубают по мозгам информационным топором. Мол, мол.... Хотите сказать, еще есть такие страны? Нет. Нет, не будет. Если хотите что-то изменить, изобретите машину времени, возьмите АК-74 и истребите ВЛКСМ. Ладно. Давайте напишем об этом роман. Но их и так много, романов таких. Это - еще одни пацанчики. Они держат книгопечатание. В случае с лапшой не все так смертельно. С книгой - хуже. Тут тоже выдаивается все до основания. В данном случае, выдаивается что-то, что осталось от русской культуры. Кажется, ничего уже нет. Нечего доить. Но, впрочем, еще оперу с балетом не доили. Да, а как подоить? Даже не знаю.
Парнишечка же разработал такую операцию. Деньги - его собственные. Но их надо скрыть от компаньонов. Значит, я выхожу с сумкой денег, он подъезжает на левой машине, выходит в маске, наставляет пистолет, забирает деньги и уезжает. Все это снимает камера наружного наблюдения. Только и всего. Камера снимает, парнишечко уезжает. Потом, конечно, вызовы во всякие там участки. Следаки. И что касается денег, мы делали это по дружбе. Такая она. Дружба, то есть. Её я имею в виду. Даже не знаю, какой хрен нас связывает.
Все вышло очень плохо. Я вам скажу сразу - это был его последний день, парнишечки этого. Его прямо там и загасили, на операции на этой, с виду - совершенно невинной и простой. Он сам к этому и тянулся. Бывают крайние случаи дурной борзоты - я знал человечка с душой в три грамма, он ходил с пистолетом просто так, для понта. Нет, тут все было продумано, но я все равно не дал бы его жизни много баллов. Так вот, я нес этот деньги, а он подъехал на красной тачке - распрекрасная вся такая, хотя видно, что весь этот внешний лак не стоит и выеденного яйца. Открыл дверь, очки черные, улыбается. Достал свой пистолет, машет им, тут-то мусора и взялись откуда ни возьмись. Это, я скажу, чистый несчастный случай - там они, менты эти, проходят раз в десять лет, ибо таких мест много. Они пасутся там где надо. Но и падение астеороида в теории происходит один раз в миллион лет.
Словом, встал парнишечка как вкопанный. И начинается обычная процедура - стоять, руки за голову. Он стал делать вид, что собирается стрелять. А они не собирались, а начали. И все дела. Он прятался за машиной, потом бросился бежать, там его и завалили.
Это и всё, что я могу про него сказать.
Теперь я расскажу такое дело. Я веду дневник. Недавно я нашел зеленый дневник, очень маленький, карманный. Ему лет 15. Я обрадовался встрече с собой. Это был другой я. Старый я. Я нашел список продуктов. Видимо, намечался фуршет.
Пластиковые стаканы -10
Паштет - 3
Колбаса - 1п
Помидоры - 10 шт
Огурцы - 10 шт
Лещ большой - 2 шт
Баночка фасоли
Горошек - 1(2)?
Кукурузка - 1
Телефон.....
Света (Наташа)
Я задумался -как ведь оно одновременно? Света (Наташа). Один ли человек. Телефон один. А Света, она же и Наташа. Вот дела. Но в памяти я Свету (Наташу) так и не восстановил. Я не помню. Я не бабник. Хотя тогда был не женат, я бы не сказал, чтобы блокнот был полон Свет(Наташ). Но странно, память словно с дыркой от пули. Видимо, то был я один, а это - я другой. Поэтому и встреча.
345-678
Ашот
Ашота я помню. Имя у меня ассоциируется с шортами. Шорты - Ашот. Я помню, мы поехали его и побили. Прямо толпой приехали. Он почти ничего плохого мне не сделал, но - была пара слов. Вечерами после работы он ходил в компьютерный клуб, смотрел порно и хохотал. Еще он брал сына своего, в клуб. Сидели они рядом. Отец порно смотрел, сын в игру играл. А вот в детстве, да, когда показывают в кино голых, дети смеются. Так и Ашот смеялся.
А жалко его не было, нет. Но мы же его не убили. Это даже и не наказание было. Просто надо было, хотелось просто. Взять и начистить ему рыло. Тем более, Ашот. Как не начистить?
Но все равно, резонанса в душе нет. Я, не я. Вот жизнь - набор переходов людей внутри человека. Это верно, нельзя в одной поре жить. Иначе ты просто сук, просто сукой торч от дереве в сторону. Художественно сказано.
Я нашел еще один блокнот, и это был еще один я. Я даже более ранний, нежели тот, что заглянул кулаком в нос Ашота (шорты). Да, хотя встречаю любого Ашота, сразу представляется какая-та рыба, типа рыбы-меч, какие-то шипы, какие-то каковости.....
Блокнот этот наполнен мыслью, которая началась опосля работы в журналистике. Но ту тему я даже не трогаю. Я вообще всегда сочинял то, чего не было, и ни разу не взяли за руку. Например, вот, тайны кладбища. Сенсация. Члены тайной секты приходят ночью и ворошат темные углы. Но я сам ночевал на кладбище. Это было еще одно я, также промежуточное. Я взял одеяло, пришел на кладбище, влез подальше, отыскал скамейку, завернулся и спал. Было отлично. Сон на кладбище что надо. Ты словно в центре темного круга, который вызвал Корвин, но все это типа в фильме, и никто не может причинить тебе вреда. Собаки бегают там, по дорожкам. Сторожа, они имеются где-то в начале, у ворот. Да и то, они и не сторожа, а какие-то пьяные субъекты. Там у них домик, они занимаются тем, не знаю чем - ибо кажется там уже не хоронят. Только приходят с цветками, с букетиками. Могилы все очень старые. Например, вот, какая-нибудь дама года 1890. То есть, это она пошла туда, в нефтяную темную даль. Ты стоишь и мечтаешь - вот ты - колдун. Мерлин какой-нибудь. Впрочем, это будет стянуто немного из Урсулы Ле Гуин, но все равно - нормально.
Словом, блокнот времен пост-журналистики. Он не открывался 14 лет. Покрылся мхом. Покрылся пылью. Там был набросок о коте.
"Его нет. Он даже не знает, что его убили и сделали чучелом. Он постоянно отчитывался перед собой. Он не победил и не проиграл".
Крутая запись. Вот, в те годы, был кот по имени У, он был строгий, всегда выходил в форточку, чтобы разобраться с нуждой своей. И я его звал: У-у-у-у-у.
И он прибегал. На У.
Но все же, вернемся к идее о множественности Я. Одновременно все эти Я жить не могут. Не то, что нужно шизонуться. Шизонуться - это другое совсем. Здесь ты живешь полней, чем какой-нибудь Билл Гейтс. А знаете почему? Он один. У него одна всего жизнь. Да, бабок только много. Но жизнь одна.
Про деньги я любил думать в одной из ипостасей. Только и делал, что о деньгах думал. И ночью думал, и днем думал. Когда ты о них думаешь, они все дальше. Это как воробьи. Это даже на 102% воробьи. Попробуй, поймай воробья. Побегай за ним. Ты бежишь, а он все дальше. Но, впрочем, можно так гоняться и за орлами, но орёл - это вот Ашот, он орёл. Говорят еще - Орол. И показывают ладонь. Приставленную к носу. Ну это вы знаете. Деньги, деньги. Голова вся такая серая. Мозг похож на съедобные каштаны. Он может быть похожим и на несъедобные каштаны, но тогда вообще швах. Значит, снаружи каштан коричневый. Внутри - ядро. Его едят. Каштаны же еще можно жарить. Еще можно варить. Растут они в горах сугубо. Больше нигде.
Нынешнее бытие - это такая форма Я.
Теперь остается угадать, вру я или нет. Мой друг - Дроу. Не путать с героем армянского сопротивления Дро, потому что он был изначально Дрон, но дрон - это бот такой. Dron. Есть еще дро дру дрон, типа бегин, бигэн, беган, но не стоит мучиться.
На самолёт мы сели в Африке. Там мы искали одного парня и все думали - что ж с ним делать, если поймаем. Вот так же ловят муху, которая залетела в комнату и жужжит. Большая и зеленая. Маленькие мухи также не безобидны - они норовят сесть на голову и прожужжать в волосах, это очень мерзко, за это надо убивать сразу же, не раздумывая. Но такие мухи могут быть беспосадочными. Ты ждешь с мухобойкой, когда она приземлиться, но фиг на воротник, летатет она все время, вообще не садится. А ты думаешь - ну сядет же она однажды. Да нет же, и не собирается. Все летает и летает. Значит, ловить надо на лету. И еще помню, мне тетя родная рассказывала, как бабушка умела на лету мух ловить. А сказала она это, когда увидела, что я также умею мух на лету ловить - она говорит - все ж это родовое у нас. Ты так же умеешь, как и она.
Она, может быть, подразумевался, что я потом передам это умение детям. Но к примеру, ладно бы, жили бы мы в период 10-19 век. 900 лет. Вот. Передаем себе от отца к сыну (ну или от бабушки к внучеку) умение ловить беспосадочных мух. Но вот, еще 20-й век. Еще ладно. Но теперь даже в самой зачуханной африканской деревне может быть спираль по типу фумитокса. И приехали. Цивилизация совсем теперь иная. Молодым хорошо - они с юности владеют сотиками и прочими вещами.
В общем, мы ничего особенного не задумывали. Мы по пути выбросили его из самолета. У нас был договор со вторым пилотом и второй стюардессой. Больше никто ничего не знал. Дело было произведено очень коротко, очень багажно.
-Там неплохо, - сказал я.
-Надо пить, - ответил Дроу.
-Да, в самолётах всегда пьют.
-Кто не пьет в самолете, тот не летит.
-Знаешь, что, - проговорил я, - всегда надо делать крайние вещи. Что бы ты сделал, если бы тебя выбросили из самолёта?
-Сконцентрировался. Помолился бы.
-Почему?
-Бог существует. Он услышит.
-Заберет к себе?
-Можно выжить. Поверь мне. Я читал случаи, когда люди выживали, падая с самолёта, с очень больших высот.
-Ты считаешь, он выживет?
-Нет. Навряд ли он знает имя бога.
-Да ну тебя.
Облака. Белизна. Одна белизна - это есть такой препарат. Белизна. Если его залить человеку в рот, то человек умрёт. Ну и вторая - пыль и пух. Все летят, чего-то планируют, а я, а люблю мечтать о том, что мы разобьемся. Это не значит, что мне надоело жить. Просто в таком виде смерти есть что-то романтическое. Поставят памятник. Самолёт, крыло, светлый образ. А тот парень, его и не найдут. Может, у него вырастут крылья, и он улетит.
Но не время думать об этом. Песня жизни играет. За бортом - минуса.
-Трахнешь стюардессу? - спрашиваю я.
-Конечно, - отвечает Дроу.
-Ты уверен?
-Конечно. Надо заказывать бухло. Себе, другим.
-Нет, я имею в виду стюардессу.
-Не бывает невозможного.
В самолётах спиртное дорогое, что не жить. Но не пить в самолёте грешно. А вот по жизни - можно и не пить, это уже личное дело каждого, даже если ты спортсмен. Футболисты - народ пьющий. Вот Кержаков - пивка хряпнет, и на поле. Попасть нельзя, играть можно. Но как-то и не нужно иначе. Ты находишься над землей, над облаками. Прыгуны с пивком не пойдут играть. В хоккее, может быть, вратарь. Стоит, выпил. Никак не определить. Надо только вспомнить роль Башарова в Ассе: я был нетрезв! Я был нетрезв!
Ну и его монолог о Гагарине - это учебник для духа. Дроу пошел искать пути сношений со стюардессой. Я вам скажу, что все возможно, ровным счетом все. Если ты совсем, если ты до конца, если ты сам себе объяснил, и все.
Но хотя чего тут пересказывать. Алкоголь дорогой, и весь салон напоить не удалось. Мы прилетели в Рим, и я был уверен, что сейчас мы наконец-то разобьемся. Так хотелось сгореть, да еще и не умереть моментально, а гореть. Тебя зажало между сиденьями, кругом - то трупы, то - живые еще, но потенциальные скелеты, а ты держал в руках фотоаппарат, и он был на веревочке, и его там, где-то впереди, прищемило, и это тебя держит, и ты дергаешься, но уже все предрешено. Пламя объяло куски салона. Самолет выкатился за пределы взлетно-посадочной полосы и ударился о бетонную стену. Топливо загорелось, поедая жизни. Взрослые, дети. Так все равны. Так все просты. А у тебя вытянута рука, из-за твоего хренова фотика, а так бы....
И вот, ты начинаешь гореть. И ты смотришь сам на себя, горишь ты медленно, как фитиль. Раньше, в какие-то годы, на земле существовали керогазы. Это такая штука, на которой можно сготовить поесть. Что-то типа плиты, но баллона никакого есть, есть только маленькие ёмкость с капельницами, которые смачивают круговые фитили, сделанные из какого-то не совсем горючего материала. Фитили горят, вот вам и горение. Как бы - медленный синий цветок. Газ - более быстрый синий цветок. Горящий самолёт - это непомерный синий цветок. Снаружи он весь объят пламенем, а изнутри еще кто-то жив, еще минуты. Представьте, он за эти две минуты, пока горит, напишет стихотворение, а потом успеет сообщить его через мобильный телефон.
Мы прилетели в Рим, мы вошли в кафе, чтобы выпить воды с водой в прикуску с каким-нибудь представителем злакового на земле хлеба на территории древней земли. Я спрашиваю тогда:
-Ну что?
-Что, что?
-Ну, на счет этой, бортпроводницы.
-Какой именно?
-Ты косишь, Дроу!
-Нет. Все получилось.
-Врешь ты все.
-Давай на спор.
-А как я проверю?
-А взял у неё телефон.
-Вдруг вы сговорились.
-Как ты себе это представляешь.
-Очень просто.
-Нет, поверь мне, друг, - Дроу все время корчит какие-то непонятно какие-то сложняки, - сговориться сложнее. Тогда это - любовь. А как это? Нет.
-Значит, она - нимфоманка.
-А все стюардессы - нимфоманки.
-Почему?
-Ну, все боксеры - люди с большими руками. А если у тебя фамилия Хлеборезов, значит, твои предки резали хлеб. А если ты - рекордсмен мира по ныркам без акваланга, значит, ты от природы очень грудаст, парень. А если у тебя фамилия Рубентшейн, то сам знаешь что.
-Не чтокай.
-Да, а если ты стюардесса, значит - нимфоманка. И ты идешь по салону. Ты все время хочешь. Ты - героиня фильма Тинта Брасса про огурцы, где девушку закрыли на ключ, чтобы она успокила свои дурные и буйные желания, но они ошиблись - они забыли в коморке той корзину огурцов.
Про Дроу уже больше нечего говорить. Возвращаемся к красоте. К нетленному. Один толстый блокнот с записями, где перемешивались мои репортажи и мысли, я забыл в парке. Я вообще весь тот день сидел на мраморной крышке какой-то клумбы - это когда край такой штуки, такая загородка миниатюрного поля, где внутри - земля, и расти себе не хочу, если ты растешь. Ну то бишь, корневой ты. И я мечтал. А думал я о всяком. Замечтался, например, о бессмысленности бытия. Думаю, а чо. Чо жить-то? Но потом ушел. И как полный лопух, оставил этот блокнот. И потом, его нашел один человек. Читал, читал, потом мне его вернули. Внутри, среди страниц, была визитная карточка. Не великое это дело, надо сказать. Мужичку все это понравилось. Но я уже тогда научился к людям подходить тыльной стороной, темной стороной луны, сознания. Это так давно, что и помнить незачем.
В самых разных порах, в самых дальних краях жизни, тоже были дневники. Пока ты совсем зелен, как, например, головка белены, то оно все классно до бесконечности. Класнейшие дали. Сумрак возможно. Безответный вообразительный четкач. Но конечно есть товарищи, приземленные с детства. У меня есть два таких брата. Сейчас они выросли, а раньше проходили пешком под ногами. Им лет по 30. Они еще говорить не умели, а уже рассуждали о ценах. Купил я книжку. Думаю, расчитаюсь с этой. Именно с одной "с" пишется. Как разминка. Потом, подогрею мозг на второй. На третей уже буду умный-умный, и тогда лишь останется заявить, что в жизни я достиг всего. А один из них, молекула, спрашивает:
-Слышь, а сколько стоит?
Я говорю:
-В смысле? Кто стоит?
-Книжка.
-А зачем тебе?
-Как зачем? А про что?
-Да так.
Они уже с тех пор все считали. Все думали, они будут финансовыми гениями. Мой еще один брат, который захлебнулся чтением (хотя он и не умер), но с тех пор у него выросла книгорешетка, от чего он перестал развиваться, еще тогда сказал: мол, ничего, не будет из них ничего. Нет толку.
Так и вышло. Один сразу в грузчики пошел, другой сначала барыганил. Сотики продавал. Но так, по-пацански. Даже объявления не давал в газете. Ему мнилась принадлежность к субкультуре босячества. Но и он теперь грузчик. Хотя, конечно, ходили, посещали. Получили корочки. Финансовый, кстати, университет.
Красноватый (с грязной обложкой) дневник не заполнен до конца. Спустя годы его можно дописать. Грустно как-то. Ведь то писал не я. Другой кто-то.
Экстраполяция.
Выведение прошлого из настоящего.
Остальное зачеркнуто. Что я там имел в виду?
Там очень много страниц, которые вообще полностью зачеркнуты. Для истории это фиг на масле постном. Для меня - это память о доисторическом.
В конце концов, я приехал к дяде Лёше. Он мне сказал, что надо собираться и ехать на разборки. Он так сказал и ушел. А я пил чай. И пришел какой-то маленький мальчик. Оказалось, его зовут Эдиг. Сейчас не говорят Эдик. Только Эдиг. А во Франции говорят Эдуар. Последняя буква съедается. Ну и в армянских традициях есть такое. Например, вместо Геворг говорят Гевор. Как будто какой-то там варан. Еще, одни хитрые армяне делали тушенку. Но, конечно, есть правило правой руки. То есть, правило нашей земли. Она звучит: обмани ближнего своего. Воруй. У них был родственник в депутатстве. Они везли из Венгрии обрезки от индюков. Вмешивали массу с крахмалом и соей. Выпускалась говяжья тушонка. Называлась "Гепар". Что в переводе с армянского - гепард. И в доказательство на бумажку печатали гепарда, который бежал по снежному склону Арарата вверх. Хотя, это должен был быть барс. Но какая разница? Жрать захочешь, будешь жрать и гепарда.
-Привет, - сказал Эдиг.
-Привет, - сказал я.
-А это - кот Лёша, - сказал он.
Я стал смотреть, но фиг было кота. Тогда он пошел, мальчик, и принес кота. Был он большой и спящий. Дядя Лёша говорит, что Лёша - еврейской имя. То есть, не Алексей, а Лёша. Вроде бы разные вещи. Но все это было на почве одной истории про Лёшу Ярового, который хотел перекраситься - а парень он был с молодости хитрый, но какой-то не такой. Хитрость - это как бы для жизни. А если ты любишь зажимать - то это значит, не важно, кто ты. Так вот, одолело Лёшу это дело. Лёшу Ярового. А начинал он с ментовки. С 96-го года все шли туда. Шли с понятно какой целью: ментеть. То есть, живешь ты, ментеешь, и больше ничего. Из чего я уже в те годы сделал вывод, что бывают души, которые в ментовстве с юношества. Лёша уже давно там не работает. Но некий лукавый огонек сволочоного следака так и остался в глазах. Так вот, Лёша хитрит так - он, когда ест, ни с кем не делится. И однажды ему пришло в голову, что он - еврей. Но это про меж пацанчиков и раньше ходили такие дела. Ну и потом, русский человек, мы знаем его отрезанные корни. Их попросту нет. Только какие-то лианы, которые он сзади себя тащит. Да ведь можно и страшнее сказать - это выпушенные кишки. И кровяной след. Это потому, что ты ни к чему не привязан, нет корня, нет родины. Она есть. И нет её. Потому что - что это за родина, из которой желательно поскорее убежать. Это лагерь.
И все понимают, что лагерь. И хочется прирасти корнями своими, обрубками, к чему-то еще, а кому ты нужен? Никто тебя не примет. Ничего не сделаешь. Не надо каяться за Ильича, за Кобу там. Надо просто пойти, выискать место, может быть, это будет обычный песок. Надо привезту удобрения. Надо посадить туда обрубки. Нет, ясное дело. Тут же кто-то прибежит, начнет у тебя забирать этот кусок песка. Начнут тебя доить за песок за этот. И ты, волоча свои капиллярные трубки, убежишь, например, в Канаду. Там ты и прирастешь. Земля там иной плодородности. Ты вскоре переродишься и будешь навечно другим. Все это я сказал из-за него, из-за Лёши. Сейчас он работает бригадиром в бригаде по установке лестниц. На голову стал подгонять парень. Лет ему 35, 36. Сам с собой разговаривает, читает книжки из цикла "Про успех". Но с ума он не сойдет до конца, это я гарантирую. Но и еще один был Лёша. Сейчас уже вспомнил. Он тоже искал иные острова, искал бабёнок с глупыми глазами, надо было где-то обрубки в землю воткнуть, но все это слишком примитивно. Он тоже зачем-то прикидывался евреем, хотел показать, что - не кусок леса безродного, кусок, осколок без определения, раб. Я могу так рассуждать вечно. Они вот и дневники тому свидетельство. Жаль только, что я там почти все зачеркнул.
Ты как бы ищешь своё основное Я.
Если ты ищешь так уж кропотливо, то и в один единственный отрезок времени этих Я - что семечек в пачке под названием "Сёмушка", которую покупают перед футбольным матчем, идут на стадион, чтобы поорать, чтобы вообще выгнать из горла собравшиеся там всяческие мезоны и нейтрино. Последние летят насквозь, через землю. Их пускает из глаз гигантский дед. Он сидит дальше, чем наша галактика. Большинство пролетает просто так, но некоторые связывают людям слова, и им надо выгонять.
-А вот еще кошка, - сказал Эдиг.
Ту он попытался принести, но она убежала. А кот Лёша разлегся на подоконнике, перевернулся. Хорошо ему.
Тогда мы собрались. Я взял автомат АКМ. Это штука нормальная. Раньше все по армиям служили, поэтому, нет никаких проблем с обращением. Сейчас максимум - это трамватика. Но и ладно. Был еще Евгений, который прикидывался, что его зовут Юджен. Но потом он обломался. Был Еуджен Дога, он был как бы румын, как бы молдаванин.
-Румын. - сказал я ему.
Нет, он подписывался так в соцсетях. Дядя Лёша сел за руль. Еще, спереди, мы посадили Мишу. У него был скромный пистолетик, и это вообще не канало. Поэтому, ему дали два пистолета. Пятым был молодой Сатша Корпский.
-Ну что, Сатша, как ты по жизни? - спросил я.
-Бу, - ответил он.
У него свой язык. Он стыдится матерного искусства, а потому слова сокращает. Хотя, например, и дядя Лёша любит произносить слово "Б(л)". Часть "Л" съедается так, что это почти что просто "б", но не совсем, но и не "бл", хотя если слушать лучше, может послушаться и крайне далекая, как отзвук взорванной 30 октября 1961-го "кузькиной матери", гласная.
-Я знаю, Сатша нормальный стрелок, - проговорил я.
-Значит, что я вам скажу, - произнес дядя Лёша, - сосед заказывает товары из Китая. Он заказал значит себе одеяло за три рубля. Ну, посмеялись. Он потом намекает - мол, хочешь посмотреть. Пошли, посмотрели. Ну, дешевка, что я могу вам сказать. Но за три рубля. Он мне потом показал, в магазине, три рубля. Значит, без наценки оно уже идет рубль. А за четыре - с подогревом. Включаешь в сеть и греешься.
-Прямо таки и классная? - спросил я.
-Ну как тебе сказать. За тыщу ты тут лучше купишь. Но купи за три рубля. Хоть что-нибудь купишь?
-Хрен.
-Тридцать два рубля, - произнес Евгений.
-Ты мерил, что ли?
-Я говорю, в супермаркете.
Мы, конечно, посмеялись над ним. Но потом, потом мы говорили о культуре чтения книг, до тех пор, пока не нас не остановил случайный мент. Он был один. Странный мент. Пришлось сунуть его в багажник, предварительно отобрав пистолетик. И вы тоже знайте. Бывает там автомат, пистолет, а оружие гаишника - палочка. Пистолет - это пистолетик. Сама система все выстроила. Мы же не борцы. Нам должны бабки. И их не вернут никогда. Сегодня их привезут туда, на автобазу, и мы их перехватим.
Это с другой стороны горки. Дорога поднимается, опускается, а там - еще четыре-пять дорог, еще пара других заведений, заправки, где некому заправляться, склад металлолома, одинокий Чмэз.
Чмэз - это такой локомотив. Маневровый. Он так зовется, он так и обзывается. Стоишь в пробке, а впереди - закрыт шлагбаум. И едет Чмэз. Вообще, он вернее зовется ЧМЭ 3, почти что чмо, да ведь вот будем мы ехать назад, будет погоня, а выйдет этот железный черт и перегородит дорогу. И все тут. Ментика первым завалят....
По приезду мы предложили ему дело:
-Давай так, - сказал я, - либо тебя щас валим. При чем, ножом. Чтобы шума не было. Либо идешь с нами, помогаешь, мы даем тебе откат, ты с ним возвращаешься на пост. Скажешь, что у тебя был понос.
- Как понос?
-Диарея. Скажешь, плохо стало, прямо на посту. Да и кто тебя будет проверять? Сдашь вечером куш начальнику. Какой у вас план по взяткам на день.
-Палтос.
-Офигеть, да? - проговорил Юджин.
-Не, не, валить его, - сказал дядя Лёша, - это палтос он только в кассу сдает. Смотри, пиявка, за счет людей прижился.
-Нет, не надо крови, - сказал я.
И правда, отмазал я его, мента. А на душе все ж оставался какой-то осадок. Нет, он парень неплохой был. После получения своего куска он из ментовки ушел и открыл автомойку. Я иногда машу ему рукой. Это недалеко.
-Привет, Сепа! - кричу.
-О, здоров, здоров.
Правда, дружбы у нас нет. Да мы люди взрослые. В таком возрасте уже не дружат. Только дела. Это вот прикиньте облом - нет у тебя друзей на старость лет, ну, или ближе к старости. И не будет больше. И тогда надо сразу же что-то придумывать. Ну вот, я знаю, есть один пример - человек научился разговаривать сам с собой. Радикальная вещь. Это со стороны - это не то. Это иногда по мелочи разговаривают. А то, знаете, конкретные разговорища такие. И остановиться нельзя. На счет того, чтобы вызвать самому себе скорую помощь, то, может, и не надо. Что там делать? Оно и так можно.
Так вот, надо закончить предыдущий сюжетец. Мы приехали. Сепу держали перед собой, чтобы он никуда не смотался. На пути попался охранник - такой расцапанистый. Это когда такие штаны-трико, с широкой резинкой, шея толстая, с маслом. Лысенький, ясен фиг. И видно, что в душе у него - большой бокал с чужой кровью, и он, может, уже все - на своей пенсии, а бокал этот стоит за просто так. Мы его завалили как ножиком. Которым дядя Лёша хотел Сепу порешить. Дальше путь был свободен. Мы вошли, и там была малина, и мы всех завалили, забрали чемодан и по тихому уехали. Никто нас там не видел. Никто нас с тех пор не искал, так как все осведомленные лица были как раз тут. А никого снаружи от этого круга и не было. Так что и концы в воду. Как говориться.
А начинал я рассказ свой с информации о пацанчиковости. И надо тут все же закрепить разработанный материал, а именно - все началось с СПТУ. Кадры растились там, растились и множились. Это были веселые и не знающие печали, но - с такой же связкой проводов сзади себя, а именно - обрубками, рудиментарными корнями. Самих корней уж не было давно. И теперь нет. Да может и не появятся. Но это было на определенном историческом этапе, и уже ничего не сделаешь. И вот, крупняк поделили про меж друг друга перекрасившиеся коммунисты, средняк - комсомольцы, а все остальное делили пацанчики. Сейчас нет даже и следов субкультуры. Только в сети остаются ботаники, косящие под пацанчиков. Всяческие блогеры, всяческие сочинители. Среди них много латентных пидорасов. Они потому и стараются быть сильными, сильнее, чем надо, стараются играть во всяких там подклавиатурных казанов и прочих. Это земля такая. Допустим, кричат у нас про лгбт, но у самих гораздо хуже. У нас вся эта сила хранится в скрытом виде, и не дай бог ей выплеснуться.
Еще я говорил, что надо угадывать что-то в истории про Дроу. Но нечего так говорить. Все так и было. Только никого мы с самолёта не сбрасывали. Это мне потом в номере приснилось. Мы пошли позырить всякие там останки, то есть, объекты, объедки веков, и я снова пристал к Дроу:
-Так что, слышишь, ты скажи, что там со стюардессой?
-Отлично.
-А как звали?
-В таких случаях имена не спрашивают.
В общем, я ему не верю. Но вранье - это тоже нормальное дело. Типа красок. Кружок такой был. Акварельные краски, советские, и там - цветов шесть, и они такие по кругу, а седьмой цвет - это дырочка. И можно вешать на палец и болтать, по кругу пускать. И учитель по рисованию, помню, сказал, что это хорошие краски. Медовые. И так и представлялся этот мёд. А многие пробовали на вкус. Вдруг мёд? Я отвечаю, пробовали. Без всякого. Еще были краски сухие, как кожа мумии тутанхомона. Школьно-оформительские. Ничего хуже даже представить себе нельзя. И их тоже на вкус пробовали.
А, все. Думаю, почему я вспоминаю про краски. В школе мы охотились, понятное дело, на экземплярных децолов. То есть, попроще, так это ученики младших взглядов - либо со странными взглядами (то бишь из области физиогномики), либо местные авторитеты, которые, например, всех лошили, но перед нами были как люди перед пришельцами в начале фильма "День независимости". Нет, не то, чтобы их заставляли есть краски. Давали пробовать. Результаты потом оглашались. Хотя это - лишь часть разнообразных экзекуций тех лет. Всё это сказано, чтобы подчеркнуть силу красок и суть поедания красок - хотя, конечно, повторять этот опыт не нужно.
Если человек много говорит, ему надо говорить кому-то. Только и всего. Желательно, чтобы это было не дерево, не камыш на реке. Он, как известно, способен выдавать тайны - даже похлеще, чем люди.