Говорили вообще о жизни, о людях - очень часто, когда говорят о людях, используют такие акценты, как удвоение согласной в начале слова, и звучит это так:
"С-слышь"
"Л-ллюди"
Во втором случае, аж утроение - еще бы, упоминание людей - штука энергетическая. Многие понятия в жизни поменялось. Интернет усилил знание вещей, прежние концепты оставались уделом устаревающего сорта народонаселения. Ларьки умирали почти мгновенно. Был крупняк. Количество ментов прибавилось. "Витя Макар" сдулся. Боря "Крыша" иммигрировал. Братья-Болты сами собой растворились в ячеистой пустоте крымского воздуха. А кто еще? А назовите любое имя - кто не сумел вовремя переобуться, ходил теперь без обуви.
Виталик и Сеня сидели на ялтинской набережной, солнечное излучение добиралось вроде бы до костей, разжижая старый алкоголь. Кажется, еще немного ты так погреешься, то и человеком станешь. Говорили о бабках. О соточках. Хотя на кармане ничего не было, Сеня утверждал, что делает соточку (да так, соточка, чо). Виталик попытался, было, сказать, что - две соточки, но чего-то остановился, потому что денег в действительности не было. Он хотел сказать "слышь, надо взять "у рр-родного", но "рр-родной ушел". Это такая форма передачи данных, когда говорят о девушке - это если ты пацан, то к подруге (жене) обращаешься как "родной".
Море стояло ровное. Бездействие, молчание, чайки. Ни катеров, ни пароходов за последние тридцать минут.
- Я, братан, думаю о мясе, - проговорил Сеня.
- Н-ну.
- Даня возил на Запорожье. Там же как. Там у толстого какие цены? А*
- Н-ну.
- Это просто надо пробить, все ли там на месте. И сколько на лапу теперь давать на вьезде.
- Н-ну.
- Я так, чисто слышь, прикинул - чисто хрен к носу. Ну, может там пробить, кто на входняке? На выход вышел, чо, не татарин, вышел спокойно. Я думаю, може и на вход заходит?
- Н-ну.
- Чо ну? Гну!
- Ты, да не рамси. Я ж слышу.
- Так ездили на тройке. Эх, ха-ха-ха-ха-хаю. Во тачило! Еще сравнивали, какая мяхче! Шоха чи тройка? А, брателло. Натуральная, слышь, трёха. Еще та. По грибы ездили с Колей. Колёк.
- Н-ну.
- Ну Колёк! Ну ты понял. За психбольницу ездили по грибы. Впятером сели, упаковались, еще на коленки клали.
- Слышь, - Сеня спросил озабоченно, - а чо вас столько залезло? А куда грибы клали?
- Ну Зубенко был за рулем, а мы ж взяли с собой, посидели там.
- А грибы?
- Да хватило, слышь. За мясом год собирались ехать. Ну что-то все время мешает. Я еще начал штукатурить. Еще хотел поехать Данила, а он заливал. Ну некогда все время. Все время заливает. Я говорю - ты залил. Кончай, слышь, пора ехать за мясом. Он кричит - да щас, слышь, я залью, тогда поедем!
- Чо заливает? - спросил Сеня, прикуривая бычок.
- Ну, по натуре, опалубку. А залил опалубку, у свата надо было заливать. А Ручкин снова звонит и маякует - мяса много, цена низкая, чо ты там, чо делаешь? Ничо не делаешь? Спишь? Мы поехали и взяли. Но снова впятером поехали, только тогда я понял, что мазы нет. На пятерых поделил, остался сука хер. Я стал думать. А тут поступил рамс от Натахи - хочу иномарку. Я говорю, я не хочу иномарку, Джон свою отдает. Ну первая. Зато она 74-го. Она не латаная. Это тачка тестя. А он загнулся недавно. Он на ней почти не ездил. Если кто узнает, что такую копейку продают, то с руками оторвут. Слышь, ну такая, еще для ремней - ушки такие. Видел такие? Не? Первая копейка. Итальянка. И омыватель такой - рукой такой цмык, цмык, понял? Их почти не осталось. Я говорю - как раз. А Натаха дорамсилась, что я ей леща выписал. Ну а она собралась - думаю, да хрен, перебесишься, вернешься. А хуй! Смотрю, через два дня ходит с Михал Сергеичем. Ну его знаешь. Вася Горбачов. Я его выщимил. Говорю, слы, Михал Сергееич, давай общаться. А он мне кричит - ты, да я при чем? Что ты прицепился? Баба сама приходит, а я что? Давай, мол, не тупи. Мы пузырь раздавили за кирпичами, слышь, и всё. И я подумал - да жизнь, чо, идет. Но все равно, оно ж за живое берет, и ты спишь и ощущаешь, что где-то там ее имеет какой-то шланг, и я себе сказал - все пройдет. И чо, прошло. Я взял эту копейку, слышь, я съездил за мясом до Ручкина. Набил багажник и салон, и даже на переднее сиденье положил. Сало я сдал Артуру. И по пацанам развез. С ливером я на больничке был. Там свиснул, работники вышли, разобрали ливер. А по мясу стоял на Москольце Никола, к нему отвез, он сразу капусту отдает. Ну не то, чтобы сразу маза была, но была. И слышь, и тут - крымнаш! Я собрался к Ручкину, а там кардон, стоят пархатые. Я забухал, и слышь....
- Н-ну.
- Я узнал, что можно до Бека за мясом ездить. А Широкой кричит, что на России всех свиней забрали, чтобы возить кенгурятину с продскладов. Ну, там в 50-х годах заморозили кенгуру. Пора склады очищать. Кенгуру, слышь, как мой отец. По возрасту, слышь. Может, старше. И везут, слышь. А свиней всех забрали. А кенгуру, слышь. Ну напрямую так может и не продают. А в колбасу - сколько хочешь.
- Н-ну.
- Так это. Это. А курить у нас есть?
- Одна осталась.
- Ты, ну покурим. Но не сейчас. Ты только напомни, когда прикуривать будешь, лады? Ну это.... Это...
Тема мяса, важная и трудная, заставляла нервную систему оставаться в тонусе - потому что нормальный пацан завсегда был готов заняться и поднять лавэ, и, если надо было пробивать, то сначала пробить, а потом уже делать. Подчеркивалось, что раньше не то, что пробивалось легко - иногда и вообще не надо было пробивать, а теперь "понаехло лосей". Тут был замечен типелло. Чертило шел по дорожке, все ближе к скамейке, на которой сидели Сеня и Виталик, и его забулдыжно-встревоженный вид выглядел так, словно бы типелло играл какую-то роль в театре тротуара. Его просто невозможно было не заметить.
- Слышь, чо с тобой, мужик? - спросил Виталик.
- Тс-с, - ответил мужик.
- Надо ему налить, - произнес Сеня, - слышь, братан, вмажь!
Мужик вздрогнул. Но тут уж был и стакан. Это ведь мы еще не говорили о том, что у ребят при себе была гладкая, лощеная бутылка катанки с этикеткой "Пшеничная", по большей части уже употребленная - но около дна все еще что-то болталось.
- Давай. Давай. Полегчает.
А мужик не то что выпил, он вылакал. Ух! Было видно - профессионал, вот только оставалось теперь чисто на раз.
- Ты не ссы, - сказал Виталик, - мы брали у Скотины. Он делает из хлеба. У него со двора дырка на хлебзавод. Он из дырки высовывается, булок набирает и квасит ее на водку. Давай. Говна, слышь, не жалко.
Мужик ожил. Водка была кнопкой. Его неожиданное возвращение к жизни выглядело совершенно удивительно. Быть может, ошиблись тут он даже и не был забулдыгой вовсе .
- Слышь, мужики, а вы точно ничего не знаете, - сказал он, - какая беспечность! Сидите тут, жопу греете.
- Ты про жопу аккуратней, - посоветовал Виталик.
Мужик закурил и говорит:
- Короче, ребятки, хоть ты верьте, хоть ты не верь, а я из Севастополя. Мы крышу там крыли барину. А барин был прокаченный, надутый, Ночной Волк, мотоциклист, из Москвы. Старый хозяин свалил, хату прихватизировали. Платить собирался нормально, но правда аванс только дал, за бухлом не следил - типа,Ю сами там решайте, если есть Решало. Но Решалы у нас нет. Был еще Грак. Знаете Грака? А вы местные?
- Мы купаться приехали, - ответил Сеня с иронией, - так, скупнуться, занырнуть. Мы спортсмены, слышь.
- По зиме?
- Да, а чо? Чо тебе?
- Да нет. Так это, слушайте чо. Кроем крышу, да что-то заебались. А там - митинг идет. Ну что-то кричат. В матюгальник кричат, я говорю - пойдем пива возьмем, там точка есть, и можно пожрать что-нибудь, да глянем на митинг. А Грак говорит - да там много мусоров. Я говорю - да со стороны обойдем. Не заметят. Прорвемся. И был и Сепа Корень еще, а Колян остался. И Жека спал, значит. Вова, Кургузов, это родственник Цекалова, но пошел же. Он не пил, а тут по мелочи глотнул, и немного его сломало. Не стали будить. Ну мы идем, а там кричат, кричат, и тут диктор стал по типу скандировать. И кричит:
- Наш?
И все хором в ответ орут:
- Наш!
И он снова:
- Наш?
И в ответ:
- Наш!
И снова:
- Наш?
И в ответ:
- Наш!
И тут такая, пацаны, хуйня происходит. Все разлетается. И земля, и люди, и даже ларьки, из земли вырывается что-то неведомое, очень большое. Великан, поняли? Здоровый сука. Выше домов. Поднимается и как закричит:
- На-а-а-а-а-а-ш!
И соседний дом на бок упал от крика. Поняли? Так сильно он кричал.
-Ты, да пиздишь, - сказал Сеня.
- Ха, - мужик усмехнулся, - скоро узнаете. Прохлаждаетесь тут. Он, значит, наклоняется. Рожа - как район. Понял? И берет Грака. И громко кричит: ты кто? А тот отвечает: Грак. И как заорет он: Гра-а-а-а-а-а-а-а-к!
А Грак по ходу кони двинул от крика. Понял? И тут он из земли вышел и говорит:
- Наш я! Наш! Наш я! Моё имя - Наш! Наш я!
И стал он землю жрать. Да так жрет быстро, что раз - и нету ничего. Так, пацаны, когда мы оттуда съебывали, Севастополя уже не было. Одна выемка, заполненная морем. Нет ничего. И он двинулся как раз по трассе - все жрет быстро, ничего не оставляет. А куда все девается, кто его знает?
- Ну и, - произнес Сеня.
- Ну и. Не ну и. Ты чо, дурак, ну и. У меня кум ну и любил говорить, котлетой подавился. Ну не помер, но по спине стучали. Да я вам говорю, мужики. Я сам бы не поверил, если бы не увидел. Он землю жрет и идет вдоль трассы. А идет он очень быстро, жрет так, что мама не горюй. Может, он и остановится. А если не остановится, скоро будет в Ялте, и тут все сожрет. И он идет и все время кричит - Наш! Наш! И в грудь себя бьет, поняли?
- Наш? - спросил Виталик.
- Наш.
- А чо это он наш?
- Да я откуда знаю.
- Ну ладно. Слышь, как тебя зовут?
- Леша.
- Леша. А фамилия как?
- Сердцев.
- Леша Сердцев значит. Давай, по пятьдесят, а там подумаем. Ты знаешь Горянскую? Нет, наверное. А ее все знают. Приходишь значит к Горянской, а там у нее такое дело. Вроде бы клуб по интересам. Чисто, понял, чисто на дому. Ну, она сама гадает - она сама, понял, снималась раньше, но пошла на пенсию. Ну ей лет сорок, такая она вся, Горянская - раньше на набережной стояла, потом в Симфе у Миши Шерстяного работала. А сейчас у нее на дому клуб "Аэробика". И тёлочки там. Сейчас накатим, и пойдем к Горянской. Она мне торчит. Попросим девочек, попросим саунку. Саунка у нее на дому есть. Если что, сами натопим. Слышь, Лёша Сердцев. А ты не местный, по ходу.
- А чо?
- Да хрен с ним. Давай.
Свежая зимняя погода, ветер, немного острый, заточенный, хорошие планы. Все в городе шло путем обычного движения. Казалось бы, запустили маховик, а он и не собирается останавливаться. Спортсмены бегут по набережной, а мастера литробола все больше не в цене. Годы невозвратного наоборот давно позади, цифровая цивилизация неизбежна в своей поступи порядка. Проходят сотрудники, идут парочками, как влюбленые - и пусть идут себе дальше, к высотам прогресса. Это только какой-нибудь совсем устаревший человек может взять и крикнуть: "шухер, мусора!"
Нежданчики - прочь. Выйди из зоны комфорта, прокачай реальность.
Так вот, и не дошли они до Горянской, ибо тут и говорит Лёша Сердцев.
- Тс-с!
- А? - не понял Виталик.
- Слушайте.
А вроде бы нечего было слушать сначала, а потом, как будто где-то вдалеке ухнуло что-то - гулко, в некотором роде - по-железнодорожному.
Но была в этом звуке какая-та смысловая примесь, что мурашки побежали по телу. И тут - совершенно явственно дрогнула земля, и еще хуже - из аллейки выскочила толпа и понеслась, и бежали что зайцы. Ребята-то под газом были, не удивились. Газ - дело в некотором роде замедляющее. И тут был вопль:
- Он сожрал Артек!
Толпа прошелестела далее - шшшш + булькатящие фрагменты голосов, а потому, повторный, еще более истошный, крик был уже далеко впереди:
- Он сожрал Артек!
Состояние "непотятки". Ребята остановились, курят. Здесь, вблизи моря, иной раз можно было и штраф схватить за курение в неположенных местах, но кого б волновала такая заморочка? В порывы ветра внедрялись голоса. Если взять и вылить на человека ушат холодной воды, реагировать он будет по ситуации. Если ты куришь, то еще смотря что ты куришь. Грибы - нет, это все из области "Союзмультфильма".
Толпа же проскочила, словно бы из некой трубы выдавило струю, и вот - вышла вся струя, и всё тут. Виталик почесал голову. У Сени был кулёк. Так говорят средь пацанов - кулёк, не пакет. И взял он кулёк, и вынул оттуда пузырь, но только было там на дне. И допил он то, что было на дне. В тот момент, словно бы в комментарий к его попытке выпить, что-то прогромыхало, и земля покачнулась.
- Ого, - сказал Сеня.
И еще раз. И тут - совсем уж сильно - стекла повсеместно загудели, вибрируя.
- Землетрясение, - прокомментировал Виталик, - идем, чо. Надо, слышь, по логике. По логике чо было хуже всего? Не знаю. Все худшее уже слышь было. Ну может хохлы высадились? Да хрен. Турки может? Ну тоже хрен? Землетрясение, ты! Да Горянская в одноэтажном доме живет. Нас не накроет. Слышь, Лёша Сердцев, ты смотри - вот сейчас накроет все землетрясение, а ты на бабе лежишь. Ну как лежал, так и дальше лежишь, и ждешь себе МЧС. А то ты будешь кипешевать, будет тебе хрен с ушами. Лёша, зачем тебе хрен с ушами?
Виталик своей мыслью был освещен, словно фонарем. А тут снова земля задвигалась, но меленько, последовательными параллельными толчками, и вдруг совершенно невдалеке прозвучало:
- Наш!
Очень грозно, очень запредельно. Голос был могуч, но ядовит, благодаря чему он струны души не трогал, а тут же окислял, и человек был не в силах сопротивляться. Умереть от ужаса было нельзя. Надо было приходить с согласие со смыслом.
А первым стартовал Лёша Сердцев, а ребята - за ним. И вот - бегут как зайцы. остановиться не могут, вскоре стал виден весь кошмар происходящего -автомобили, будто живые, мостились друг к другу, жались - будь они резиновыми или пластилиновыми, то все бы у них получилось.
Но вот он! Сеня остолбенел. Виталик икнул. Лёша Сердцев махал руками, как птица. Была эта штука очень, очень большая - совсем аморальная в своей невозможности. Синий свитерок. Штанцы. Такими штанцами можно было пол города накрыть. Лицо же... Чем-то он напоминал Женю Лоскутова, Лоскутка, жмота, что работал в магазине лампочек. Как пива попить, так он первый, как денег занять, так тут же у него нет. Но во сколько раз надо было увеличить Женю, чтобы получился великан таких размеров? Так вот, шло это жуткое чудовище, заставляя землю дрожать. Припадало к земле. Нюхало. Жрало. Да-да, прямо тут же и отоваривало свое чрево всем, что было на пути. Глотнуло оно пару домов, встало и как заорёт:
- Наш! Наш!
Голос ударился о горы, отскочил, рванул в море и там вызвал небольшой шторм. Лёша Сердце принялся ребят расталкивать, дабы вывести их из состояния ступора:
- Давайте. Давайте. Чего встали. Валить порва.
Сеня был обезоружен, он словно окостенел. Виталик посмотрел на трассу.
- Там слышь воще, - проговорил он.
И правда, есть же такое выражение - кто не успел, тот опоздал, и все уже было решено. Из города выехать никак было нельзя, да и самой трассы уже почти никакой и не было - зато имел место замечательно отъеденный край, который постоянно двигался, так как Наш продолжал есть землю. А до каких пор он съедал, не было видно. Может быть, и до уровня моря. Рот его был - как тысяча экскаваторов. А что куда уходило - кто ж знает. Хотя вроде бы и не могло быть такого, чтобы Наш не насытился, но кто об этом сказал?
Из самого города народ вроде бы собирался бежать, но тут уж была огромная пробка, и мало кому повезло.
Тут Сеня нашелся:
- Пацаны, моцик!
И правда, ехал тут мужик на ижаке, и тут же его остановили, скинули с мотоцикла, сели втроем и поехали - точно так же в лучшие годы, во времена СССР гоняли - по трое, да иногда и по четверо на одном моцике, да еще и с бутылкой вермута "Золотая осень" в правой руке.
Ехали ребята - а говорили - во черти поехали - ехали и ничего не боялись, хотя на трассу и тогда надо было выскакивать аккуратней - втроем на одиночке далеко не убежишь, если инспекция погонится. Где-нибудь в Денисовке, в 70-е. А? 68-й бензин, гонки по полям, мопед "Верховина". Виталик же владел таким аппаратом чисто в 90-м году, он и запомнил - ни с того, ни с чего, завезли на заправку 68-й бензин, и тут же выстроилась очередь. Народ запасался, так как это было единственный раз в жизни, когда давали 68-й. Брали на много лет вперед. Многие и не понимали, зачем брали.
Непонятно почему, в густоте всей этой мешанины, в этой страшной аларме, приходили в голову Виталика именно такие мысли - но тянул "ижак" троих, мучился, крепился, но уходил вверх, оставляя позади всю эту катастрофическую катавасию. Так до Массандры и дотянулись. Виталик остановил мотоцикл, чтобы отдышаться.
- По ходу, хана Ялте, - проговорил Леша Сердцев.
- Хана? Хана, да, - пробормотал Сеня, - слышь, так что это?
- Я ж уже все рассказал, - ответил Леша.
- Ну, еще раз расскажи. А то так помрешь, и не будешь знать, от чего.
Леша, конечно, собрался рассказывать. Но ужасал тот факт, что колонна машин прошла, а новых уже не было - никто не ехал со стороны Ялты. Никто. Впрочем, еще хуже было от того, что периодически кто-то ехал на Ялту. Что тут можно было сказать? Люди верят в жизнь. Они хотят жить. Не запретишь, как ни старайся - точно так же и мухи летают вблизи от сидящего в паутине пауке, не подозревая о своей роли в пищевой цепочке.
- Смотри, - произнес Сеня, закуривая.
Да, на Ялту шел рейсовый автобус. Надо бы было его остановить, но никто не успел сообразить, и он пошел дальше - куда-то в никуда, навсегда. В утробу великана. Должно быть, дальше суждено ему было нырнуть в озеро желудочного сока и там еще некоторое время плавать под крики еще живых пассажиров.
- Я ж говорю, - произнес Лёша Сердцев, - я на работу приехал. Сейчас работы нет, меня кент пригласил. Ну и доприглашался. Да хотя он и не виноват, кто ж знал. Я ж говорю, мы кушали, и с водочкой. Ну и это. Это... Ну они там эта... Один стоит с матюгальником и кричит:
- Крым наш?
И все должны хором кричать в ответ, что наш. Ну, нам-то какое дело? Я ж говорю, так и было всё, вы ж сами видели. Кричит - наш? И толпа - наш. А он еще высматривает, если кто не кричит и в рупор кричит и пальцем тычит - а кто там не кричит "наш"? И заставляет кричать. Ну все рады вроде. И, видать, козёл этот в земле сидел, и вылез. Он же слышит - наш, наш. Решил, что его зовут. Да кто ж знал.
- Н-да, - проговорил Сеня, - чо ж делать-то мужики?
- Валить, - предложил Виталик, - на мост надо гнать.
- Мы на этой хреноте не доедем.
- Ну надо хотя б до Алушты доехать, может, там кого найдем.
- Ну давай. Погнали.
Так вот, а Алуште и состоялась пересадка - был остановлен пенсионер, который также, как и многие другие жители, эвакуировался. Отголоски кипиша уже долетели и сюда, но большинство готовящихся к бегству людей понятия не имели, от чего бежать, от кого бежать, почему? Тем не менее, в сторону Ялты уже никто не ехал, все неслись обратно. Ребятам повезло - пенсионер по имени Давид как раз заглох, пытаясь присоединится к общему отвалу на своей старой "Шохе". А ведь остановить кого-то другого могло оказаться делом совершенно утопическим - никто бы попросту не остановился.
- Люди говорят, - Давид покачал указательным пальцем, когда тронулись, - но у меня чутье, ребята. Как будто за неделю до того появилась тревога, а я все говорю себе - да это тебе кажется. А оно вон что. И тревогу никакую не объявляли. Правда, вот, пришла СМС - срочная эвакуация. А я, было, чуть в сторону Ялты не поехал, ребята. А тут вы. А что, правда, кирдык, братцы?
- Ну да, - сказал Сеня, - на зов из земли, слышь, зём, вылезла неведомая хрень. Прикинь, бать, а? Ну прикинь, я б хоть щас. Хоть чисто в дурку. На дурку, а? Мне не жалко, я не боюсь - врачей там, таблеток. Я, Вась, если что и по таблеткам загуляю, лишь бы оно было пучком, короч. Надо водки взять? Слышь.... Да это, если люди не убежали, то магазины будут работать. А не будут, так - так возьмем. А? Рыбачье будет, слышь. У меня там такая, слышь, телка была. Та я даже молчу. Я говорю. Я так. Оно трубы если сохнут, оно конечно хрен, но вот слушай, Давид, бать, хоть сквозь землю провалиться. Мне вот Сердцев говорит, я понимаю, что не врет, а не могу ж сказать. Какой дурак поверит. И тут - мама блядь же моя! Еле-еле с Ялты соскочили! И он быстро идет. Жрет землю. Горы жрет, слышь, спокойно. Была гора, нет горы. А ел бы горы только - та и ешь, пуй с тобой. Он же сука идет по трассе, отрезает. Прямо б сука шел, ну и иди. Куда б он пришел? Да увяз бы. А нет, он по трассе, падла.
- Гигант, значит, - сказал Давид.
- Да.
- Ну и что вы думаете?
- Я думаю, это как в кино про войну миров, - сказал Лёша Сердцев, - там они сидели внутри, пока их какая-та чепуха не разбудила. Но там-то ладно, кто-то прилетел и разбудил. А тут же сами кричали, звали. Не знаю. Я думаю, оно куда-то должно деться.
- А, вон магаз, - сказал Сеня.Ближайшие пять минут пошли не по сценарию - магазин был открыт, и продавщица за прилавком вела себя так, будто бы ничего не происходило. Ни о каком великане она не слышала.
- Так слышь, - сказал Сеня, - вам скоро тут кирдык. Если конечно он сюда доберется.
- Русским людям кирдык никогда не придет, - ответила девушка, - войну пережили, и это переживем.
- Так ты чего?
- Работать надо! Нет денег, иди, грузи, улицы подметай. Давай.
Сеня, конечно, приуныл, потому что все прочие магазины были закрыты. Следующий же казался таковым лишь издалека - Сеня открыл дверь, а за ней была вторая, с приколотой жизнеутверждающей надписью на листке формата А4:
Эрдогану вход воспрещен.
Трасса была теперь была почти пустой, и все происходящее напоминало галлюцинацию - странную, бодрую, здравую, запаянную с двух сторон, без выхода. Ехали в сторону крымского моста, машин было мало, что говорило в пользу того, что большинство авакуантов уже успело сделать ноги. Был найден, наконец, мини-маркет без продавца, без людей, с перевернутыми полками - там и был пополнен боезапас, куда вошли беленькая, пиво, сигареты и разнообразные чипсы.
- Я уже человек старый, - сказал Давид, как тронулись дальше, - у меня только товарищ есть, в Ростове. Далековато, но кроме того, я даже не знаю, жив он или нет. Скайпом я недавно научился пользоваться, но про него ничего не знаю. Нет ни номера телефона, есть только адрес. Электронные письма я тоже писать умею. А он уж точно - нет. Но может и умеет. Могли же дети его научить. Недавно мысль была - оно же может быть как угодно. Ты все в мыслях это перебираешь, а человек уже давно не на земле, а в земле, а ты все его считаешь живым. Я ведь думаю, до Ростова оно не дойдет? А? Как вы думаете, братцы?
- Если надо, то и дойдет, - проговорил Леша Сердцев.
- Да нет, - возразил Виталик, - на, водки засади. Как он дойдет? Тут же полуостров. Как бы почти остров. Он поэтому землю и ест, сволочь. Легко там есть. Если представить, то бля, почему нет? А? Почему и не сожрать? Ну ему может сладко, хули! А там до Ростова уже земля. Там сколько жрать-то? Ладно, полуостров можно отожрать. Ну еще остров Змеиный.
- А правда, - сказал Сеня, - чо он на остров Змеиный не напал?
- По натуре.
- Ну он далеко.
- Ну он тут спал, сука. Наверное, это татарский великан.
- Вот, точно.
- То-то они и перья поднимали, пырхали, а? Татарский сука великан. Спал в земле.
- Имя-то наше, - проговорил Леша Сердцев.
Ехали со средней скоростью. "Шоха" - машина советская. Хотя еще недавно считалась она русской гоночной машиной, машиной пацанской, блатной. Но все меняется. Теперь такое - удел пенсионеров. Погода стояла мягкая, устойчивая, отличная.
Зима.
Что в Крыму за зима?
Вроде бы, и кусок был отъеден, но на понимание любой вещи нужны факты.
Что-то непонятное творилось в Судаке - хотя на въезде, соответствуя обстановке хаоса, лежал на боку грузовик, в самом поселке были замечены подозрительные толпы. Стабилизируя свое хождение у автобусной остановки, они начинали чего-то кричать, махать руками, виднелись плакаты - какие-то портреты, включая Трампа, Хиллари Клинтон, включая также и ярко красную надпись "Наш", что, учитывая апокалиптичность событий, выглядело жутковато.
- Бежать надо, а они выступают, - произнес Леша Сердцев.
- Так вот, - сказал Давид задумчиво, - это знаете почему все так? Потому что мало творчества. Люди действуют по шаблону. На самом деле, это ни тепло, ни холодно, от того, что кто-то выступает. Это только можно сказать, что так или эдак - а надо посчитать КПД. Выступай хоть за что. Это еще говорил один культурный поэт, вы его, наверное, не знаете в силу своего социального статуса. Это поэт - раньше он был крымский, а сейчас жив ли? Никто не знает. Может быть, можно проверить в Интернете - но я не проверял. Его зовут Виталий Воробьиди. Где есть творчество, там оно само по себе уже лучше. И сын его - музыкант, они хотели организовать ансамбль - помните, как Меркури своими движениями всех раззадоривал. Они организовали ансамбль "Квин" (Ленино), но потом подумали - один вроде уже есть "Квин", назвали "Квинч". Так и было - "Квинч" (Ленино). Я рассказываю это, потому что думаю - может и правда, жизнь к концу подходит? Много всего было, и мало. Я, когда был молодой, думал, что очень медленно жизнь идет, и вот - чтобы дожить до такого-то срока, надо очень много постараться. А оказывается, почти ничего не нужно. Оно само приходит. И ты только спрашиваешь себя - а почему ты раньше не думал о том, что все вот так - накатит, а повернуть никуда нельзя? А? Ты думаешь, что кто-то лучше тебя. А все одинаковы. Ну, дело воспитания.
- В Феодосии надо будет спросить у людей, - сказал Лёша Сердцев, - что-то уж странно спокойно тут. Может, мы просто с ума сошли?
- Не могли все вместе, за один раз, сойти, - сказал Давид, - да хотя всякое может быть. Мы же не знаем, что было в прошлые века. Откуда-то же он выбрался? Может быть, он и раньше появлялся? Наверное. Нельзя же так просто сидеть и всё - а зачем сидеть? Сидит он, кукует.
- Спит наверное, - проговорил Виталик.
- Спит. Конечно. А почему он на "Наш" отозвался. Если он спит тысячу лет, то он попросту может не знать русского языка.
- А может и знает, - сказал Лёша Сердцев.
- Почему вы так думаете? - спросил Давид.
-Ну говорят же, что египетские пирамиды построили русские. Почему бы и нет. Если это так, то.... А может он пирамиды и строил. Или другие Наши были? Прикиньте, да? А мы думаем и гадаем. А пирамиды построили Наши. Оно ему как дважды два. Берет да строит, и поэтому он и русский знает. Это значит правда, что русские построили пирамиды.
- А если все наши вылезут? - спросил Сеня.
- Тогда нам точно каюк.
- Да и одного хватит, слышите, - произнес Виталик, - по натуре.
Некоторое время было не до разговоров. За Феодосией была встречена перевернутая продуктовая фура.
- О, пивко, - сказал Виталик.
Вообще, часть продуктов уже растащили, и все это было проделано руками наиболее беспечных граждан, тех, которые не рубили фишку относительно эвакуации и продолжали толпиться. Фура ж была - словно тело животного. Некий будто бы дорожный змей лежал, утомившись от жизни, упав, и уж прекратив конвульсии.
Давид остановил машину, Виталик и Сеня пробились к фуре через толпу, вынули для себя упаковку баночного пива и коробку желтого полосатика, и дальше ехать было веселее.
- Люблю желтый полосатик, - сказал Сеня.
- А я не люблю, - сказал Лёша Сердцев.
- Не, ну всё равно.
- Леща бы.
- А я привык. А даже с водкой, чо. Затрепал, да и нормально. Есть полосочки. Да слышь, полосочки уже не те. Я имею в виду, кальмар. Это китайский. Они слышь с бомаги делают. Это у нас был майор Крыцын. Почти Крыса, но не Крысин, а Крыцын, фамилия связанная с бухлом, потому что было вино "Крыница". Но он и бухал. Как бухнет, добрый. Как сухой, злой как собака. Орёт. И он и говорил - бомага. Не бумага. Да бля так многие говорили - бомага, не бумага. Шакалье. Я про эти самые. Про кальмары. Я видел в Интернете, слышь, Мазков выложил видео. Не знаешь Мазкова. Да Серега Мазков. Он сам с Сак, но ошивался как раз в Севастополе, помидоры продавал. А сейчас помидоров нет. Есть только тоже, китайские, везут на фурах. А как с Китаем поругаемся, воще не будет помидор. Ладно. Давай. Давид, слышь. Слышь...
-А...
-Да я так. Ты не обижайся.
- Да на что.
- Да что мы бухаем, да и всё.
- Да что еще остается?
- Да то, ж слышь.
Автомобильные скопления начинались ближе к мосту, и вскоре ребята попали в пробку, скорость перемещения которой была совсем минимальной. Разговоры, пивко. Алкоголь - совсем не универсальная штука, и тут - кому как. И разговоры. Лёша Сердцев заснул. Уж очень много он пережил, больше чем другие. Народ в очереди был понурый, настроения дурного. Ехали все туда. В обратную - вроде бы никого, хотя нет, кое кто и проезжал. Поначалу даже и никаких военных не было, и дурной сон продолжался. Так человек устроен - вся визуальная картинка сначала сжимается до миниатюры в хрусталике глаза, попадает в мозг и там смешивается - это как в двигателе. Бензин, воздух. А тут - образ, слух, обоняние, водка. Ну, может, немного мыслью это приправлено, хотя - когда как. А вот, наконец, и военные были.
- Войска! - крикнул им Сеня.
Ехало два "Тигра" и БТР.
- Э, - крикнул с брони пацанчик, - чо там?
- Там пиздец, слышь, - ответил Сеня очень бодро.
- Что, совсем?
- По любасу. Лучше не едьте.
- А чо ты предлагаешь?
- Да я так, братишка. У тебя приказ?
- А?
- Приказ?
- А, да.
- Смотрите сами, пацаны. Плохого не посоветую. Я сам служил. Лучше под дурака закосите, если приказ получили.
Но уже и не было слышно ответа, и дальше двинулись военные - удаляясь, машины уменьшались в перспективе, словно бы сама жизнь становилось все меньше и меньше.
Очередь же двигалась медленно, и алкоголь давал о себе знать. Лёша Сердцев видел смутный сон о том, как возвращается он на стройку, а там - там хорошо. И кажется, уже никогда не будет плохо. И приезжает шеф, и денежку привозит. И денежку он раздает, люди радуются, и он планирует
Куплю я...
Начнем с еды...
В душе - хорошее умеренное русское лето, а потом - мясо, потому что в мяске много и белка, и статуса, а далее - колбаска, и ты уже навсегда не лох, потому что колбаса эта не простая, а дорогая, можно сказать - боярская. Богатые покупают дорогую колбасу. Бедные покупают дешевую.
Но, впрочем, зачем кормить разум слишком уж жирными образами - пусть колбаска будет умеренно средней, с наличием и свиной шкурки, и куриного мяса, муки пшеничной и длинного ряда регуляторов под литерой Е. А вот пальмового масла совсем не надо.
Ага, дальше - идеи. Дальше - ребрышки копченые. Потом, сало копченое.
Сало простое тоже хорошо, но сейчас это признак того, что ты не живешь цивильно. А если ты купил копченое сало, то это говорит о твоих способностях в этой жизни.
Цитрусовые тут не в счет - и без того много, а вот и сырок. Конечно, если ты покупаешь сырный продукт из пальмового масла и горохового жира, это не делает тебе чести, а потому, нужен сыр с плесенью - тогда уж точно ты будешь смотреть на соседа сверху вниз.
Но это все грезы были, потому что соседом мог быть кто угодно, и, скорее всего, парень на верхнем ярусе кровати в строительном вагончике. В грезах же шелестела денежка. Пора, пора на курорт, в Саратов. Самое главное - дать себе разогнаться, разогреть себя в наслаждениях до основания, а потом уж можно и о семье подумать. Проснулся Лёша Сердцев.
Очередь теперь придвинулась к самому мосту, весело тарахтел радиоприемник, выпуская на волю голос Ваенги:
Я огня не боюсь, не боюсь ни ножа и ни муки
Всё достойно приму, никого не кляня
Лишь бы рядом легли наши тёплые нежные руки
Я боюсь, он не любит меня
- Хорошо, - сказал Сеня, - прикиньте, пацаны, еду и все трезвею. А, отец? Ни капли, а? Куда оно уходит.
- Да не знаю, - Давид вздохнул, - вот снова колит вот тут. Оно знаете как. Оно так бывало и раньше, но вряд ли это с чем-то было связано. Такая уж у меня натура, и сколько говорил я себе, что нужно быть более толстокожим, а разве душу переделаешь? Вот вы, Сеня, водку пьете, и вам все ни по чем, а у меня от водки тревога становится только сильнее. И надо же, как совпало. Но как придем, там уже будем думать, был ли это знак, или же - просто.
Как вы думаете, какие будут версии? Ведь людям как-то надо будет объяснить, куда делась часть Крыма? Нельзя же просто так взять и вывалить, что под землей спал великан, и, скорее всего - русский великан? Вы, ребята, не обращайте внимания, что я сам с собой говорю - это так, бывает, как поговоришь собой, так вроде бы и действительно с кем-то поговорил.
- Курить уже не могу, - произнес Виталик.
- Табак лезет? - спросил Сеня.
- Лезет.
- Ну он из рук лезет. Руки желтеют, и сочится из пальцев никотин.
- И не сдохнешь.
- Да хрен там, никогда. Если столько курить, никогда не умрешь.
- Будешь как мумия фараона, - проговорил Давид, - почему никто не предположил, что фараоны мумифицировались сами, от курения? А ведь если задуматься, он уже тогда был, Наш, и строил он им пирамиды. Хорошая ведь версия. А они ему пальцем указывают - слышь, Наш, положи вот тот камень вон туда. А этот вот сюда. А вот сюда, наш, поставь сфинкса. Пусть себе стоит.
- Этот самый, - сказал Виталик, - Хеопс!
- Хеопс?
- Ну да.
- В общем, есть одна бабёнка, - сказал Давид, - она живет в Анапе. Я думал, думал - а, потом. Все времени не хватало. Я не то, что хотел к ней пристроиться. Нет, я хотел, да откладывал, а теперь старый стал.
- А она вашего возраста небось? - спросил Сеня.
- Нет. Молодая. Сорок лет.
- Сорок, пойдет, - заключил Виталик.
- И вот когда откладываешь, оно, понимаете, как будто еще есть время. А вдруг его нет? А? А ты все планируешь. Вот Серкин. Это мой брат двоюродный. Ему семьдесят пять лет, а он решил новую жизнь начинать. И не скажи. Уверен, что жизнь только начинается. Это же все в сознании, ребята, как ты сам себя настроишь, так все и будет. Один день - как ты его проживешь, так и ....
Тут случилось что-то жуткое, быстрое, откровенное и злое. Нет, это обязательно должно было случиться. А вылез он, сволочь, из воды, неподалеку от моста. Ведь большой он был, красновытый, массивный, очень высокий. Метров сто, не меньше. Хуже еще всего, что одет он был в полосатую тельняшку, а штанишки - синенькие. А правильно было бы сказать - штанища, мегаштаны. В свете вечереющего солнца лицо его испаряло флюиды исполинского здоровья. Кожа розовая, щечки большие, покатые, сортовые. Человечище. Великанище.
Как замахнулся он, да как дал по мосту, так и перебил его одним ударом - машины летели во всем стороны, словно семечки. Надо думать, очень сильно не повезло тем, кто стоял в очереди на самом мосту, потому что великан принялся махать своей рукой, круша постройку. Страшно на все это было смотреть: сгреб он автомобили в кучу, открыл рот и закинул их туда. Жует. Глаза деловитые, каким-то собственным смыслом озаренные.
Тут повернулся он к берегу, в грудь себя ударил и как закричит:
- Наш! Наш!
Ветер от того крика поднялся - жуть, а самые ближние к мосту машины, те так и вовсе подняло в воздух от этого крика. Взлетели они, закружились в дурном танце, а дальше - с треском осыпались на землю. Давид же старую свою Шоху завел и дал по газам.
И ехали они, и ехали.
И ехали, и ехали.
И ехали, надо полагать, до Симферополя. А когда доехали, то увидели, что часть людей сбежала, но другая часть чему-то рада, и стоят они толпой, раздают им блины, стало быть, на лопате. А выглядит это так - такая вроде бы загородочка, а за ней - постамент. И, с одной стороны, там стоит мужик и блины толпе выдает, а с другой - проводочик, колоночки, микрофончик - звук, что вырабатывается на плоскостях динамиков посредством резонирования, призван - да, слова полны неожиданного для такого времени оптимизма. Слова сочные, даже какие-то вкусные, что, видимо, подчеркивает качество блинов.
А вот по поводу сути праздника можно было вот что сказать - после всего, это напоминало пробуждение после дурного сна. Ты вроде бы хочешь руководствоваться привычными понятиями о формировании реальности, а тут тебе на - и все наоборот, и ты уже не веришь в то, что видел. Ах, блины. Импровизированная сковорода все еще парит, запах неплохой. Наверное, если постараться, то можно и сметанкой разжиться.
Давид машину остановил. Сил уж не было никаких - преимущественно, нервных, самостоятельно-духовных. А пиво еще было, так как довольно много его взяли из перевернутой фуры, и водка была. Желтый полосатик был. Имелись сигареты.
По другую сторону от раздачи блинов была как бы сцена, там были как бы люди, как бы народные песни пели, да и как бы родину славили. Хорошо пели, светло, с задором, и все это было необыкновенно - слова вплетались в сущности вечернего воздуха, рождая новые строи позитивных флюид.