Рок Сергей : другие произведения.

Наш

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  Говорили вообще о жизни, о людях - очень часто, когда говорят о людях, используют такие акценты, как удвоение согласной в начале слова, и звучит это так:
  "С-слышь"
  "Л-ллюди"
  Во втором случае, аж утроение - еще бы, упоминание людей - штука энергетическая. Многие понятия в жизни поменялось. Интернет усилил знание вещей, прежние концепты оставались уделом устаревающего сорта народонаселения. Ларьки умирали почти мгновенно. Был крупняк. Количество ментов прибавилось. "Витя Макар" сдулся. Боря "Крыша" иммигрировал. Братья-Болты сами собой растворились в ячеистой пустоте крымского воздуха. А кто еще? А назовите любое имя - кто не сумел вовремя переобуться, ходил теперь без обуви.
  Виталик и Сеня сидели на ялтинской набережной, солнечное излучение добиралось вроде бы до костей, разжижая старый алкоголь. Кажется, еще немного ты так погреешься, то и человеком станешь. Говорили о бабках. О соточках. Хотя на кармане ничего не было, Сеня утверждал, что делает соточку (да так, соточка, чо). Виталик попытался, было, сказать, что - две соточки, но чего-то остановился, потому что денег в действительности не было. Он хотел сказать "слышь, надо взять "у рр-родного", но "рр-родной ушел". Это такая форма передачи данных, когда говорят о девушке - это если ты пацан, то к подруге (жене) обращаешься как "родной".
  Море стояло ровное. Бездействие, молчание, чайки. Ни катеров, ни пароходов за последние тридцать минут.
  - Я, братан, думаю о мясе, - проговорил Сеня.
  - Н-ну.
  - Даня возил на Запорожье. Там же как. Там у толстого какие цены? А*
  - Н-ну.
  - Это просто надо пробить, все ли там на месте. И сколько на лапу теперь давать на вьезде.
  - Н-ну.
  - Я так, чисто слышь, прикинул - чисто хрен к носу. Ну, может там пробить, кто на входняке? На выход вышел, чо, не татарин, вышел спокойно. Я думаю, може и на вход заходит?
  - Н-ну.
  - Чо ну? Гну!
  - Ты, да не рамси. Я ж слышу.
  - Так ездили на тройке. Эх, ха-ха-ха-ха-хаю. Во тачило! Еще сравнивали, какая мяхче! Шоха чи тройка? А, брателло. Натуральная, слышь, трёха. Еще та. По грибы ездили с Колей. Колёк.
  - Н-ну.
  - Ну Колёк! Ну ты понял. За психбольницу ездили по грибы. Впятером сели, упаковались, еще на коленки клали.
  - Слышь, - Сеня спросил озабоченно, - а чо вас столько залезло? А куда грибы клали?
  - Ну Зубенко был за рулем, а мы ж взяли с собой, посидели там.
  - А грибы?
  - Да хватило, слышь. За мясом год собирались ехать. Ну что-то все время мешает. Я еще начал штукатурить. Еще хотел поехать Данила, а он заливал. Ну некогда все время. Все время заливает. Я говорю - ты залил. Кончай, слышь, пора ехать за мясом. Он кричит - да щас, слышь, я залью, тогда поедем!
  - Чо заливает? - спросил Сеня, прикуривая бычок.
  - Ну, по натуре, опалубку. А залил опалубку, у свата надо было заливать. А Ручкин снова звонит и маякует - мяса много, цена низкая, чо ты там, чо делаешь? Ничо не делаешь? Спишь? Мы поехали и взяли. Но снова впятером поехали, только тогда я понял, что мазы нет. На пятерых поделил, остался сука хер. Я стал думать. А тут поступил рамс от Натахи - хочу иномарку. Я говорю, я не хочу иномарку, Джон свою отдает. Ну первая. Зато она 74-го. Она не латаная. Это тачка тестя. А он загнулся недавно. Он на ней почти не ездил. Если кто узнает, что такую копейку продают, то с руками оторвут. Слышь, ну такая, еще для ремней - ушки такие. Видел такие? Не? Первая копейка. Итальянка. И омыватель такой - рукой такой цмык, цмык, понял? Их почти не осталось. Я говорю - как раз. А Натаха дорамсилась, что я ей леща выписал. Ну а она собралась - думаю, да хрен, перебесишься, вернешься. А хуй! Смотрю, через два дня ходит с Михал Сергеичем. Ну его знаешь. Вася Горбачов. Я его выщимил. Говорю, слы, Михал Сергееич, давай общаться. А он мне кричит - ты, да я при чем? Что ты прицепился? Баба сама приходит, а я что? Давай, мол, не тупи. Мы пузырь раздавили за кирпичами, слышь, и всё. И я подумал - да жизнь, чо, идет. Но все равно, оно ж за живое берет, и ты спишь и ощущаешь, что где-то там ее имеет какой-то шланг, и я себе сказал - все пройдет. И чо, прошло. Я взял эту копейку, слышь, я съездил за мясом до Ручкина. Набил багажник и салон, и даже на переднее сиденье положил. Сало я сдал Артуру. И по пацанам развез. С ливером я на больничке был. Там свиснул, работники вышли, разобрали ливер. А по мясу стоял на Москольце Никола, к нему отвез, он сразу капусту отдает. Ну не то, чтобы сразу маза была, но была. И слышь, и тут - крымнаш! Я собрался к Ручкину, а там кардон, стоят пархатые. Я забухал, и слышь....
  - Н-ну.
  - Я узнал, что можно до Бека за мясом ездить. А Широкой кричит, что на России всех свиней забрали, чтобы возить кенгурятину с продскладов. Ну, там в 50-х годах заморозили кенгуру. Пора склады очищать. Кенгуру, слышь, как мой отец. По возрасту, слышь. Может, старше. И везут, слышь. А свиней всех забрали. А кенгуру, слышь. Ну напрямую так может и не продают. А в колбасу - сколько хочешь.
  - Н-ну.
  - Так это. Это. А курить у нас есть?
  - Одна осталась.
  - Ты, ну покурим. Но не сейчас. Ты только напомни, когда прикуривать будешь, лады? Ну это.... Это...
  Тема мяса, важная и трудная, заставляла нервную систему оставаться в тонусе - потому что нормальный пацан завсегда был готов заняться и поднять лавэ, и, если надо было пробивать, то сначала пробить, а потом уже делать. Подчеркивалось, что раньше не то, что пробивалось легко - иногда и вообще не надо было пробивать, а теперь "понаехло лосей". Тут был замечен типелло. Чертило шел по дорожке, все ближе к скамейке, на которой сидели Сеня и Виталик, и его забулдыжно-встревоженный вид выглядел так, словно бы типелло играл какую-то роль в театре тротуара. Его просто невозможно было не заметить.
  - Слышь, чо с тобой, мужик? - спросил Виталик.
  - Тс-с, - ответил мужик.
  - Надо ему налить, - произнес Сеня, - слышь, братан, вмажь!
  Мужик вздрогнул. Но тут уж был и стакан. Это ведь мы еще не говорили о том, что у ребят при себе была гладкая, лощеная бутылка катанки с этикеткой "Пшеничная", по большей части уже употребленная - но около дна все еще что-то болталось.
  - Давай. Давай. Полегчает.
  А мужик не то что выпил, он вылакал. Ух! Было видно - профессионал, вот только оставалось теперь чисто на раз.
  - Ты не ссы, - сказал Виталик, - мы брали у Скотины. Он делает из хлеба. У него со двора дырка на хлебзавод. Он из дырки высовывается, булок набирает и квасит ее на водку. Давай. Говна, слышь, не жалко.
  Мужик ожил. Водка была кнопкой. Его неожиданное возвращение к жизни выглядело совершенно удивительно. Быть может, ошиблись тут он даже и не был забулдыгой вовсе .
  - Слышь, мужики, а вы точно ничего не знаете, - сказал он, - какая беспечность! Сидите тут, жопу греете.
  - Ты про жопу аккуратней, - посоветовал Виталик.
  Мужик закурил и говорит:
  - Короче, ребятки, хоть ты верьте, хоть ты не верь, а я из Севастополя. Мы крышу там крыли барину. А барин был прокаченный, надутый, Ночной Волк, мотоциклист, из Москвы. Старый хозяин свалил, хату прихватизировали. Платить собирался нормально, но правда аванс только дал, за бухлом не следил - типа,Ю сами там решайте, если есть Решало. Но Решалы у нас нет. Был еще Грак. Знаете Грака? А вы местные?
  - Мы купаться приехали, - ответил Сеня с иронией, - так, скупнуться, занырнуть. Мы спортсмены, слышь.
  - По зиме?
  - Да, а чо? Чо тебе?
  - Да нет. Так это, слушайте чо. Кроем крышу, да что-то заебались. А там - митинг идет. Ну что-то кричат. В матюгальник кричат, я говорю - пойдем пива возьмем, там точка есть, и можно пожрать что-нибудь, да глянем на митинг. А Грак говорит - да там много мусоров. Я говорю - да со стороны обойдем. Не заметят. Прорвемся. И был и Сепа Корень еще, а Колян остался. И Жека спал, значит. Вова, Кургузов, это родственник Цекалова, но пошел же. Он не пил, а тут по мелочи глотнул, и немного его сломало. Не стали будить. Ну мы идем, а там кричат, кричат, и тут диктор стал по типу скандировать. И кричит:
  - Наш?
  И все хором в ответ орут:
  - Наш!
  И он снова:
  - Наш?
  И в ответ:
  - Наш!
  И снова:
  - Наш?
  И в ответ:
  - Наш!
  И тут такая, пацаны, хуйня происходит. Все разлетается. И земля, и люди, и даже ларьки, из земли вырывается что-то неведомое, очень большое. Великан, поняли? Здоровый сука. Выше домов. Поднимается и как закричит:
  - На-а-а-а-а-а-ш!
  И соседний дом на бок упал от крика. Поняли? Так сильно он кричал.
  -Ты, да пиздишь, - сказал Сеня.
  - Ха, - мужик усмехнулся, - скоро узнаете. Прохлаждаетесь тут. Он, значит, наклоняется. Рожа - как район. Понял? И берет Грака. И громко кричит: ты кто? А тот отвечает: Грак. И как заорет он: Гра-а-а-а-а-а-а-а-к!
  А Грак по ходу кони двинул от крика. Понял? И тут он из земли вышел и говорит:
  - Наш я! Наш! Наш я! Моё имя - Наш! Наш я!
  И стал он землю жрать. Да так жрет быстро, что раз - и нету ничего. Так, пацаны, когда мы оттуда съебывали, Севастополя уже не было. Одна выемка, заполненная морем. Нет ничего. И он двинулся как раз по трассе - все жрет быстро, ничего не оставляет. А куда все девается, кто его знает?
  - Ну и, - произнес Сеня.
  - Ну и. Не ну и. Ты чо, дурак, ну и. У меня кум ну и любил говорить, котлетой подавился. Ну не помер, но по спине стучали. Да я вам говорю, мужики. Я сам бы не поверил, если бы не увидел. Он землю жрет и идет вдоль трассы. А идет он очень быстро, жрет так, что мама не горюй. Может, он и остановится. А если не остановится, скоро будет в Ялте, и тут все сожрет. И он идет и все время кричит - Наш! Наш! И в грудь себя бьет, поняли?
  - Наш? - спросил Виталик.
  - Наш.
  - А чо это он наш?
  - Да я откуда знаю.
  - Ну ладно. Слышь, как тебя зовут?
  - Леша.
  - Леша. А фамилия как?
  - Сердцев.
  - Леша Сердцев значит. Давай, по пятьдесят, а там подумаем. Ты знаешь Горянскую? Нет, наверное. А ее все знают. Приходишь значит к Горянской, а там у нее такое дело. Вроде бы клуб по интересам. Чисто, понял, чисто на дому. Ну, она сама гадает - она сама, понял, снималась раньше, но пошла на пенсию. Ну ей лет сорок, такая она вся, Горянская - раньше на набережной стояла, потом в Симфе у Миши Шерстяного работала. А сейчас у нее на дому клуб "Аэробика". И тёлочки там. Сейчас накатим, и пойдем к Горянской. Она мне торчит. Попросим девочек, попросим саунку. Саунка у нее на дому есть. Если что, сами натопим. Слышь, Лёша Сердцев. А ты не местный, по ходу.
  - А чо?
  - Да хрен с ним. Давай.
  Свежая зимняя погода, ветер, немного острый, заточенный, хорошие планы. Все в городе шло путем обычного движения. Казалось бы, запустили маховик, а он и не собирается останавливаться. Спортсмены бегут по набережной, а мастера литробола все больше не в цене. Годы невозвратного наоборот давно позади, цифровая цивилизация неизбежна в своей поступи порядка. Проходят сотрудники, идут парочками, как влюбленые - и пусть идут себе дальше, к высотам прогресса. Это только какой-нибудь совсем устаревший человек может взять и крикнуть: "шухер, мусора!"
  Нежданчики - прочь. Выйди из зоны комфорта, прокачай реальность.
  Так вот, и не дошли они до Горянской, ибо тут и говорит Лёша Сердцев.
  - Тс-с!
  - А? - не понял Виталик.
  - Слушайте.
  А вроде бы нечего было слушать сначала, а потом, как будто где-то вдалеке ухнуло что-то - гулко, в некотором роде - по-железнодорожному.
  Но была в этом звуке какая-та смысловая примесь, что мурашки побежали по телу. И тут - совершенно явственно дрогнула земля, и еще хуже - из аллейки выскочила толпа и понеслась, и бежали что зайцы. Ребята-то под газом были, не удивились. Газ - дело в некотором роде замедляющее. И тут был вопль:
  - Он сожрал Артек!
  Толпа прошелестела далее - шшшш + булькатящие фрагменты голосов, а потому, повторный, еще более истошный, крик был уже далеко впереди:
  - Он сожрал Артек!
  Состояние "непотятки". Ребята остановились, курят. Здесь, вблизи моря, иной раз можно было и штраф схватить за курение в неположенных местах, но кого б волновала такая заморочка? В порывы ветра внедрялись голоса. Если взять и вылить на человека ушат холодной воды, реагировать он будет по ситуации. Если ты куришь, то еще смотря что ты куришь. Грибы - нет, это все из области "Союзмультфильма".
  Толпа же проскочила, словно бы из некой трубы выдавило струю, и вот - вышла вся струя, и всё тут. Виталик почесал голову. У Сени был кулёк. Так говорят средь пацанов - кулёк, не пакет. И взял он кулёк, и вынул оттуда пузырь, но только было там на дне. И допил он то, что было на дне. В тот момент, словно бы в комментарий к его попытке выпить, что-то прогромыхало, и земля покачнулась.
  - Ого, - сказал Сеня.
  И еще раз. И тут - совсем уж сильно - стекла повсеместно загудели, вибрируя.
  - Землетрясение, - прокомментировал Виталик, - идем, чо. Надо, слышь, по логике. По логике чо было хуже всего? Не знаю. Все худшее уже слышь было. Ну может хохлы высадились? Да хрен. Турки может? Ну тоже хрен? Землетрясение, ты! Да Горянская в одноэтажном доме живет. Нас не накроет. Слышь, Лёша Сердцев, ты смотри - вот сейчас накроет все землетрясение, а ты на бабе лежишь. Ну как лежал, так и дальше лежишь, и ждешь себе МЧС. А то ты будешь кипешевать, будет тебе хрен с ушами. Лёша, зачем тебе хрен с ушами?
  Виталик своей мыслью был освещен, словно фонарем. А тут снова земля задвигалась, но меленько, последовательными параллельными толчками, и вдруг совершенно невдалеке прозвучало:
  - Наш!
  Очень грозно, очень запредельно. Голос был могуч, но ядовит, благодаря чему он струны души не трогал, а тут же окислял, и человек был не в силах сопротивляться. Умереть от ужаса было нельзя. Надо было приходить с согласие со смыслом.
  А первым стартовал Лёша Сердцев, а ребята - за ним. И вот - бегут как зайцы. остановиться не могут, вскоре стал виден весь кошмар происходящего -автомобили, будто живые, мостились друг к другу, жались - будь они резиновыми или пластилиновыми, то все бы у них получилось.
  Но вот он! Сеня остолбенел. Виталик икнул. Лёша Сердцев махал руками, как птица. Была эта штука очень, очень большая - совсем аморальная в своей невозможности. Синий свитерок. Штанцы. Такими штанцами можно было пол города накрыть. Лицо же... Чем-то он напоминал Женю Лоскутова, Лоскутка, жмота, что работал в магазине лампочек. Как пива попить, так он первый, как денег занять, так тут же у него нет. Но во сколько раз надо было увеличить Женю, чтобы получился великан таких размеров? Так вот, шло это жуткое чудовище, заставляя землю дрожать. Припадало к земле. Нюхало. Жрало. Да-да, прямо тут же и отоваривало свое чрево всем, что было на пути. Глотнуло оно пару домов, встало и как заорёт:
  - Наш! Наш!
  Голос ударился о горы, отскочил, рванул в море и там вызвал небольшой шторм. Лёша Сердце принялся ребят расталкивать, дабы вывести их из состояния ступора:
  - Давайте. Давайте. Чего встали. Валить порва.
  Сеня был обезоружен, он словно окостенел. Виталик посмотрел на трассу.
  - Там слышь воще, - проговорил он.
  И правда, есть же такое выражение - кто не успел, тот опоздал, и все уже было решено. Из города выехать никак было нельзя, да и самой трассы уже почти никакой и не было - зато имел место замечательно отъеденный край, который постоянно двигался, так как Наш продолжал есть землю. А до каких пор он съедал, не было видно. Может быть, и до уровня моря. Рот его был - как тысяча экскаваторов. А что куда уходило - кто ж знает. Хотя вроде бы и не могло быть такого, чтобы Наш не насытился, но кто об этом сказал?
  Из самого города народ вроде бы собирался бежать, но тут уж была огромная пробка, и мало кому повезло.
  Тут Сеня нашелся:
  - Пацаны, моцик!
  И правда, ехал тут мужик на ижаке, и тут же его остановили, скинули с мотоцикла, сели втроем и поехали - точно так же в лучшие годы, во времена СССР гоняли - по трое, да иногда и по четверо на одном моцике, да еще и с бутылкой вермута "Золотая осень" в правой руке.
  Ехали ребята - а говорили - во черти поехали - ехали и ничего не боялись, хотя на трассу и тогда надо было выскакивать аккуратней - втроем на одиночке далеко не убежишь, если инспекция погонится. Где-нибудь в Денисовке, в 70-е. А? 68-й бензин, гонки по полям, мопед "Верховина". Виталик же владел таким аппаратом чисто в 90-м году, он и запомнил - ни с того, ни с чего, завезли на заправку 68-й бензин, и тут же выстроилась очередь. Народ запасался, так как это было единственный раз в жизни, когда давали 68-й. Брали на много лет вперед. Многие и не понимали, зачем брали.
  Непонятно почему, в густоте всей этой мешанины, в этой страшной аларме, приходили в голову Виталика именно такие мысли - но тянул "ижак" троих, мучился, крепился, но уходил вверх, оставляя позади всю эту катастрофическую катавасию. Так до Массандры и дотянулись. Виталик остановил мотоцикл, чтобы отдышаться.
  - По ходу, хана Ялте, - проговорил Леша Сердцев.
  - Хана? Хана, да, - пробормотал Сеня, - слышь, так что это?
  - Я ж уже все рассказал, - ответил Леша.
  - Ну, еще раз расскажи. А то так помрешь, и не будешь знать, от чего.
  Леша, конечно, собрался рассказывать. Но ужасал тот факт, что колонна машин прошла, а новых уже не было - никто не ехал со стороны Ялты. Никто. Впрочем, еще хуже было от того, что периодически кто-то ехал на Ялту. Что тут можно было сказать? Люди верят в жизнь. Они хотят жить. Не запретишь, как ни старайся - точно так же и мухи летают вблизи от сидящего в паутине пауке, не подозревая о своей роли в пищевой цепочке.
  - Смотри, - произнес Сеня, закуривая.
  Да, на Ялту шел рейсовый автобус. Надо бы было его остановить, но никто не успел сообразить, и он пошел дальше - куда-то в никуда, навсегда. В утробу великана. Должно быть, дальше суждено ему было нырнуть в озеро желудочного сока и там еще некоторое время плавать под крики еще живых пассажиров.
  - Я ж говорю, - произнес Лёша Сердцев, - я на работу приехал. Сейчас работы нет, меня кент пригласил. Ну и доприглашался. Да хотя он и не виноват, кто ж знал. Я ж говорю, мы кушали, и с водочкой. Ну и это. Это... Ну они там эта... Один стоит с матюгальником и кричит:
  - Крым наш?
  И все должны хором кричать в ответ, что наш. Ну, нам-то какое дело? Я ж говорю, так и было всё, вы ж сами видели. Кричит - наш? И толпа - наш. А он еще высматривает, если кто не кричит и в рупор кричит и пальцем тычит - а кто там не кричит "наш"? И заставляет кричать. Ну все рады вроде. И, видать, козёл этот в земле сидел, и вылез. Он же слышит - наш, наш. Решил, что его зовут. Да кто ж знал.
  - Н-да, - проговорил Сеня, - чо ж делать-то мужики?
  - Валить, - предложил Виталик, - на мост надо гнать.
  - Мы на этой хреноте не доедем.
  - Ну надо хотя б до Алушты доехать, может, там кого найдем.
  - Ну давай. Погнали.
  
  
  Так вот, а Алуште и состоялась пересадка - был остановлен пенсионер, который также, как и многие другие жители, эвакуировался. Отголоски кипиша уже долетели и сюда, но большинство готовящихся к бегству людей понятия не имели, от чего бежать, от кого бежать, почему? Тем не менее, в сторону Ялты уже никто не ехал, все неслись обратно. Ребятам повезло - пенсионер по имени Давид как раз заглох, пытаясь присоединится к общему отвалу на своей старой "Шохе". А ведь остановить кого-то другого могло оказаться делом совершенно утопическим - никто бы попросту не остановился.
  - Люди говорят, - Давид покачал указательным пальцем, когда тронулись, - но у меня чутье, ребята. Как будто за неделю до того появилась тревога, а я все говорю себе - да это тебе кажется. А оно вон что. И тревогу никакую не объявляли. Правда, вот, пришла СМС - срочная эвакуация. А я, было, чуть в сторону Ялты не поехал, ребята. А тут вы. А что, правда, кирдык, братцы?
  - Ну да, - сказал Сеня, - на зов из земли, слышь, зём, вылезла неведомая хрень. Прикинь, бать, а? Ну прикинь, я б хоть щас. Хоть чисто в дурку. На дурку, а? Мне не жалко, я не боюсь - врачей там, таблеток. Я, Вась, если что и по таблеткам загуляю, лишь бы оно было пучком, короч. Надо водки взять? Слышь.... Да это, если люди не убежали, то магазины будут работать. А не будут, так - так возьмем. А? Рыбачье будет, слышь. У меня там такая, слышь, телка была. Та я даже молчу. Я говорю. Я так. Оно трубы если сохнут, оно конечно хрен, но вот слушай, Давид, бать, хоть сквозь землю провалиться. Мне вот Сердцев говорит, я понимаю, что не врет, а не могу ж сказать. Какой дурак поверит. И тут - мама блядь же моя! Еле-еле с Ялты соскочили! И он быстро идет. Жрет землю. Горы жрет, слышь, спокойно. Была гора, нет горы. А ел бы горы только - та и ешь, пуй с тобой. Он же сука идет по трассе, отрезает. Прямо б сука шел, ну и иди. Куда б он пришел? Да увяз бы. А нет, он по трассе, падла.
  - Гигант, значит, - сказал Давид.
  - Да.
  - Ну и что вы думаете?
  - Я думаю, это как в кино про войну миров, - сказал Лёша Сердцев, - там они сидели внутри, пока их какая-та чепуха не разбудила. Но там-то ладно, кто-то прилетел и разбудил. А тут же сами кричали, звали. Не знаю. Я думаю, оно куда-то должно деться.
  - А, вон магаз, - сказал Сеня.Ближайшие пять минут пошли не по сценарию - магазин был открыт, и продавщица за прилавком вела себя так, будто бы ничего не происходило. Ни о каком великане она не слышала.
  
  
  - Так слышь, - сказал Сеня, - вам скоро тут кирдык. Если конечно он сюда доберется.
  - Русским людям кирдык никогда не придет, - ответила девушка, - войну пережили, и это переживем.
  - Так ты чего?
  - Работать надо! Нет денег, иди, грузи, улицы подметай. Давай.
  Сеня, конечно, приуныл, потому что все прочие магазины были закрыты. Следующий же казался таковым лишь издалека - Сеня открыл дверь, а за ней была вторая, с приколотой жизнеутверждающей надписью на листке формата А4:
  
  Эрдогану вход воспрещен.
  
  Трасса была теперь была почти пустой, и все происходящее напоминало галлюцинацию - странную, бодрую, здравую, запаянную с двух сторон, без выхода. Ехали в сторону крымского моста, машин было мало, что говорило в пользу того, что большинство авакуантов уже успело сделать ноги. Был найден, наконец, мини-маркет без продавца, без людей, с перевернутыми полками - там и был пополнен боезапас, куда вошли беленькая, пиво, сигареты и разнообразные чипсы.
  - Я уже человек старый, - сказал Давид, как тронулись дальше, - у меня только товарищ есть, в Ростове. Далековато, но кроме того, я даже не знаю, жив он или нет. Скайпом я недавно научился пользоваться, но про него ничего не знаю. Нет ни номера телефона, есть только адрес. Электронные письма я тоже писать умею. А он уж точно - нет. Но может и умеет. Могли же дети его научить. Недавно мысль была - оно же может быть как угодно. Ты все в мыслях это перебираешь, а человек уже давно не на земле, а в земле, а ты все его считаешь живым. Я ведь думаю, до Ростова оно не дойдет? А? Как вы думаете, братцы?
  - Если надо, то и дойдет, - проговорил Леша Сердцев.
  - Да нет, - возразил Виталик, - на, водки засади. Как он дойдет? Тут же полуостров. Как бы почти остров. Он поэтому землю и ест, сволочь. Легко там есть. Если представить, то бля, почему нет? А? Почему и не сожрать? Ну ему может сладко, хули! А там до Ростова уже земля. Там сколько жрать-то? Ладно, полуостров можно отожрать. Ну еще остров Змеиный.
  - А правда, - сказал Сеня, - чо он на остров Змеиный не напал?
  - По натуре.
  - Ну он далеко.
  - Ну он тут спал, сука. Наверное, это татарский великан.
  - Вот, точно.
  - То-то они и перья поднимали, пырхали, а? Татарский сука великан. Спал в земле.
  - Имя-то наше, - проговорил Леша Сердцев.
  Ехали со средней скоростью. "Шоха" - машина советская. Хотя еще недавно считалась она русской гоночной машиной, машиной пацанской, блатной. Но все меняется. Теперь такое - удел пенсионеров. Погода стояла мягкая, устойчивая, отличная.
  Зима.
  Что в Крыму за зима?
  Вроде бы, и кусок был отъеден, но на понимание любой вещи нужны факты.
  Что-то непонятное творилось в Судаке - хотя на въезде, соответствуя обстановке хаоса, лежал на боку грузовик, в самом поселке были замечены подозрительные толпы. Стабилизируя свое хождение у автобусной остановки, они начинали чего-то кричать, махать руками, виднелись плакаты - какие-то портреты, включая Трампа, Хиллари Клинтон, включая также и ярко красную надпись "Наш", что, учитывая апокалиптичность событий, выглядело жутковато.
  - Бежать надо, а они выступают, - произнес Леша Сердцев.
  - Так вот, - сказал Давид задумчиво, - это знаете почему все так? Потому что мало творчества. Люди действуют по шаблону. На самом деле, это ни тепло, ни холодно, от того, что кто-то выступает. Это только можно сказать, что так или эдак - а надо посчитать КПД. Выступай хоть за что. Это еще говорил один культурный поэт, вы его, наверное, не знаете в силу своего социального статуса. Это поэт - раньше он был крымский, а сейчас жив ли? Никто не знает. Может быть, можно проверить в Интернете - но я не проверял. Его зовут Виталий Воробьиди. Где есть творчество, там оно само по себе уже лучше. И сын его - музыкант, они хотели организовать ансамбль - помните, как Меркури своими движениями всех раззадоривал. Они организовали ансамбль "Квин" (Ленино), но потом подумали - один вроде уже есть "Квин", назвали "Квинч". Так и было - "Квинч" (Ленино). Я рассказываю это, потому что думаю - может и правда, жизнь к концу подходит? Много всего было, и мало. Я, когда был молодой, думал, что очень медленно жизнь идет, и вот - чтобы дожить до такого-то срока, надо очень много постараться. А оказывается, почти ничего не нужно. Оно само приходит. И ты только спрашиваешь себя - а почему ты раньше не думал о том, что все вот так - накатит, а повернуть никуда нельзя? А? Ты думаешь, что кто-то лучше тебя. А все одинаковы. Ну, дело воспитания.
  - В Феодосии надо будет спросить у людей, - сказал Лёша Сердцев, - что-то уж странно спокойно тут. Может, мы просто с ума сошли?
  - Не могли все вместе, за один раз, сойти, - сказал Давид, - да хотя всякое может быть. Мы же не знаем, что было в прошлые века. Откуда-то же он выбрался? Может быть, он и раньше появлялся? Наверное. Нельзя же так просто сидеть и всё - а зачем сидеть? Сидит он, кукует.
  - Спит наверное, - проговорил Виталик.
  - Спит. Конечно. А почему он на "Наш" отозвался. Если он спит тысячу лет, то он попросту может не знать русского языка.
  - А может и знает, - сказал Лёша Сердцев.
  - Почему вы так думаете? - спросил Давид.
  -Ну говорят же, что египетские пирамиды построили русские. Почему бы и нет. Если это так, то.... А может он пирамиды и строил. Или другие Наши были? Прикиньте, да? А мы думаем и гадаем. А пирамиды построили Наши. Оно ему как дважды два. Берет да строит, и поэтому он и русский знает. Это значит правда, что русские построили пирамиды.
  - А если все наши вылезут? - спросил Сеня.
  - Тогда нам точно каюк.
  - Да и одного хватит, слышите, - произнес Виталик, - по натуре.
  Некоторое время было не до разговоров. За Феодосией была встречена перевернутая продуктовая фура.
  - О, пивко, - сказал Виталик.
  Вообще, часть продуктов уже растащили, и все это было проделано руками наиболее беспечных граждан, тех, которые не рубили фишку относительно эвакуации и продолжали толпиться. Фура ж была - словно тело животного. Некий будто бы дорожный змей лежал, утомившись от жизни, упав, и уж прекратив конвульсии.
  Давид остановил машину, Виталик и Сеня пробились к фуре через толпу, вынули для себя упаковку баночного пива и коробку желтого полосатика, и дальше ехать было веселее.
  - Люблю желтый полосатик, - сказал Сеня.
  - А я не люблю, - сказал Лёша Сердцев.
  - Не, ну всё равно.
  - Леща бы.
  - А я привык. А даже с водкой, чо. Затрепал, да и нормально. Есть полосочки. Да слышь, полосочки уже не те. Я имею в виду, кальмар. Это китайский. Они слышь с бомаги делают. Это у нас был майор Крыцын. Почти Крыса, но не Крысин, а Крыцын, фамилия связанная с бухлом, потому что было вино "Крыница". Но он и бухал. Как бухнет, добрый. Как сухой, злой как собака. Орёт. И он и говорил - бомага. Не бумага. Да бля так многие говорили - бомага, не бумага. Шакалье. Я про эти самые. Про кальмары. Я видел в Интернете, слышь, Мазков выложил видео. Не знаешь Мазкова. Да Серега Мазков. Он сам с Сак, но ошивался как раз в Севастополе, помидоры продавал. А сейчас помидоров нет. Есть только тоже, китайские, везут на фурах. А как с Китаем поругаемся, воще не будет помидор. Ладно. Давай. Давид, слышь. Слышь...
  -А...
  -Да я так. Ты не обижайся.
  - Да на что.
  - Да что мы бухаем, да и всё.
  - Да что еще остается?
  - Да то, ж слышь.
  Автомобильные скопления начинались ближе к мосту, и вскоре ребята попали в пробку, скорость перемещения которой была совсем минимальной. Разговоры, пивко. Алкоголь - совсем не универсальная штука, и тут - кому как. И разговоры. Лёша Сердцев заснул. Уж очень много он пережил, больше чем другие. Народ в очереди был понурый, настроения дурного. Ехали все туда. В обратную - вроде бы никого, хотя нет, кое кто и проезжал. Поначалу даже и никаких военных не было, и дурной сон продолжался. Так человек устроен - вся визуальная картинка сначала сжимается до миниатюры в хрусталике глаза, попадает в мозг и там смешивается - это как в двигателе. Бензин, воздух. А тут - образ, слух, обоняние, водка. Ну, может, немного мыслью это приправлено, хотя - когда как. А вот, наконец, и военные были.
  - Войска! - крикнул им Сеня.
  Ехало два "Тигра" и БТР.
  - Э, - крикнул с брони пацанчик, - чо там?
  - Там пиздец, слышь, - ответил Сеня очень бодро.
  - Что, совсем?
  - По любасу. Лучше не едьте.
  - А чо ты предлагаешь?
  - Да я так, братишка. У тебя приказ?
  - А?
  - Приказ?
  - А, да.
  - Смотрите сами, пацаны. Плохого не посоветую. Я сам служил. Лучше под дурака закосите, если приказ получили.
  Но уже и не было слышно ответа, и дальше двинулись военные - удаляясь, машины уменьшались в перспективе, словно бы сама жизнь становилось все меньше и меньше.
   Очередь же двигалась медленно, и алкоголь давал о себе знать. Лёша Сердцев видел смутный сон о том, как возвращается он на стройку, а там - там хорошо. И кажется, уже никогда не будет плохо. И приезжает шеф, и денежку привозит. И денежку он раздает, люди радуются, и он планирует
   Куплю я...
  Начнем с еды...
  В душе - хорошее умеренное русское лето, а потом - мясо, потому что в мяске много и белка, и статуса, а далее - колбаска, и ты уже навсегда не лох, потому что колбаса эта не простая, а дорогая, можно сказать - боярская. Богатые покупают дорогую колбасу. Бедные покупают дешевую.
  Но, впрочем, зачем кормить разум слишком уж жирными образами - пусть колбаска будет умеренно средней, с наличием и свиной шкурки, и куриного мяса, муки пшеничной и длинного ряда регуляторов под литерой Е. А вот пальмового масла совсем не надо.
  Ага, дальше - идеи. Дальше - ребрышки копченые. Потом, сало копченое.
  Сало простое тоже хорошо, но сейчас это признак того, что ты не живешь цивильно. А если ты купил копченое сало, то это говорит о твоих способностях в этой жизни.
  Цитрусовые тут не в счет - и без того много, а вот и сырок. Конечно, если ты покупаешь сырный продукт из пальмового масла и горохового жира, это не делает тебе чести, а потому, нужен сыр с плесенью - тогда уж точно ты будешь смотреть на соседа сверху вниз.
  Но это все грезы были, потому что соседом мог быть кто угодно, и, скорее всего, парень на верхнем ярусе кровати в строительном вагончике. В грезах же шелестела денежка. Пора, пора на курорт, в Саратов. Самое главное - дать себе разогнаться, разогреть себя в наслаждениях до основания, а потом уж можно и о семье подумать. Проснулся Лёша Сердцев.
  Очередь теперь придвинулась к самому мосту, весело тарахтел радиоприемник, выпуская на волю голос Ваенги:
  
  Я огня не боюсь, не боюсь ни ножа и ни муки
  Всё достойно приму, никого не кляня
  Лишь бы рядом легли наши тёплые нежные руки
  Я боюсь, он не любит меня
  
  - Хорошо, - сказал Сеня, - прикиньте, пацаны, еду и все трезвею. А, отец? Ни капли, а? Куда оно уходит.
  - Да не знаю, - Давид вздохнул, - вот снова колит вот тут. Оно знаете как. Оно так бывало и раньше, но вряд ли это с чем-то было связано. Такая уж у меня натура, и сколько говорил я себе, что нужно быть более толстокожим, а разве душу переделаешь? Вот вы, Сеня, водку пьете, и вам все ни по чем, а у меня от водки тревога становится только сильнее. И надо же, как совпало. Но как придем, там уже будем думать, был ли это знак, или же - просто.
  Как вы думаете, какие будут версии? Ведь людям как-то надо будет объяснить, куда делась часть Крыма? Нельзя же просто так взять и вывалить, что под землей спал великан, и, скорее всего - русский великан? Вы, ребята, не обращайте внимания, что я сам с собой говорю - это так, бывает, как поговоришь собой, так вроде бы и действительно с кем-то поговорил.
  - Курить уже не могу, - произнес Виталик.
  - Табак лезет? - спросил Сеня.
  - Лезет.
  - Ну он из рук лезет. Руки желтеют, и сочится из пальцев никотин.
  - И не сдохнешь.
  - Да хрен там, никогда. Если столько курить, никогда не умрешь.
  - Будешь как мумия фараона, - проговорил Давид, - почему никто не предположил, что фараоны мумифицировались сами, от курения? А ведь если задуматься, он уже тогда был, Наш, и строил он им пирамиды. Хорошая ведь версия. А они ему пальцем указывают - слышь, Наш, положи вот тот камень вон туда. А этот вот сюда. А вот сюда, наш, поставь сфинкса. Пусть себе стоит.
  - Этот самый, - сказал Виталик, - Хеопс!
  - Хеопс?
  - Ну да.
  - В общем, есть одна бабёнка, - сказал Давид, - она живет в Анапе. Я думал, думал - а, потом. Все времени не хватало. Я не то, что хотел к ней пристроиться. Нет, я хотел, да откладывал, а теперь старый стал.
  - А она вашего возраста небось? - спросил Сеня.
  - Нет. Молодая. Сорок лет.
  - Сорок, пойдет, - заключил Виталик.
  - И вот когда откладываешь, оно, понимаете, как будто еще есть время. А вдруг его нет? А? А ты все планируешь. Вот Серкин. Это мой брат двоюродный. Ему семьдесят пять лет, а он решил новую жизнь начинать. И не скажи. Уверен, что жизнь только начинается. Это же все в сознании, ребята, как ты сам себя настроишь, так все и будет. Один день - как ты его проживешь, так и ....
  Тут случилось что-то жуткое, быстрое, откровенное и злое. Нет, это обязательно должно было случиться. А вылез он, сволочь, из воды, неподалеку от моста. Ведь большой он был, красновытый, массивный, очень высокий. Метров сто, не меньше. Хуже еще всего, что одет он был в полосатую тельняшку, а штанишки - синенькие. А правильно было бы сказать - штанища, мегаштаны. В свете вечереющего солнца лицо его испаряло флюиды исполинского здоровья. Кожа розовая, щечки большие, покатые, сортовые. Человечище. Великанище.
  Как замахнулся он, да как дал по мосту, так и перебил его одним ударом - машины летели во всем стороны, словно семечки. Надо думать, очень сильно не повезло тем, кто стоял в очереди на самом мосту, потому что великан принялся махать своей рукой, круша постройку. Страшно на все это было смотреть: сгреб он автомобили в кучу, открыл рот и закинул их туда. Жует. Глаза деловитые, каким-то собственным смыслом озаренные.
  Тут повернулся он к берегу, в грудь себя ударил и как закричит:
  - Наш! Наш!
  Ветер от того крика поднялся - жуть, а самые ближние к мосту машины, те так и вовсе подняло в воздух от этого крика. Взлетели они, закружились в дурном танце, а дальше - с треском осыпались на землю. Давид же старую свою Шоху завел и дал по газам.
  И ехали они, и ехали.
  И ехали, и ехали.
  И ехали, надо полагать, до Симферополя. А когда доехали, то увидели, что часть людей сбежала, но другая часть чему-то рада, и стоят они толпой, раздают им блины, стало быть, на лопате. А выглядит это так - такая вроде бы загородочка, а за ней - постамент. И, с одной стороны, там стоит мужик и блины толпе выдает, а с другой - проводочик, колоночки, микрофончик - звук, что вырабатывается на плоскостях динамиков посредством резонирования, призван - да, слова полны неожиданного для такого времени оптимизма. Слова сочные, даже какие-то вкусные, что, видимо, подчеркивает качество блинов.
  А вот по поводу сути праздника можно было вот что сказать - после всего, это напоминало пробуждение после дурного сна. Ты вроде бы хочешь руководствоваться привычными понятиями о формировании реальности, а тут тебе на - и все наоборот, и ты уже не веришь в то, что видел. Ах, блины. Импровизированная сковорода все еще парит, запах неплохой. Наверное, если постараться, то можно и сметанкой разжиться.
  Давид машину остановил. Сил уж не было никаких - преимущественно, нервных, самостоятельно-духовных. А пиво еще было, так как довольно много его взяли из перевернутой фуры, и водка была. Желтый полосатик был. Имелись сигареты.
  По другую сторону от раздачи блинов была как бы сцена, там были как бы люди, как бы народные песни пели, да и как бы родину славили. Хорошо пели, светло, с задором, и все это было необыкновенно - слова вплетались в сущности вечернего воздуха, рождая новые строи позитивных флюид.
  - Пойти блина что ли взять? - спросил Сеня. - А?
  Виталик пожал плечами. Леша Сердцев тоже.
  - Ну бери на всех, - проговорил Давид.
  - Да если дадут.
  Да уж, пришлось Сене народ расталкивать, распихивать - иначе не получил бы он блин с лопаты. А уж пытался он выяснить - почему в столь трудный час все ликуют? Вроде б Наш наступает, и скоро всем кирдык. А тут прояснили ему - не далее, как полчаса назад Наш нырнул в море, и больше его покуда не видели. Данная версия ходила про меж людей, потому как со стороны организаторов праздника не поступало каких тревожных сигналов, и можно было подумать, что вообще ничего не происходит.
  - Дураки, что ли, - сказал Сеня, - как нырнул - так и вынырнет.
  - Сказали, что не вынырнет, - ответила ему тетечка.
  - А был ли? - был вопрос.
  - Слышь, ты откуда?
  - От верблюда, - ответил Сеня.
  И больше уж ничего нельзя было узнать. Гулял народ, радовался, и тут уж танцы пошли. Что касается алкоголя, то праздник был безалкогольный, спортивный. Кроме того, за сто рублей можно было купить значок ГТО 3-й разряд, прицепить и носить его. Тут же был богатый набор флажков, фотографий звезд эстрады, ночных волков, георгиевские ленточки, много прочей символики. Чаёк к блинам раздавали за деньги. Тут же были пепсиколка, а также горячая каша из передвижных кухонь. Местные спортсмены соревновались с гиревом спорте. Стоят такие, на раз два.
  - Ух!
  Присел - жим
  Потом еще раз:
  - У-ух.
  Толчок.
  А потом - рывок. А потом - жонглирование. А гирьки-то двухпудовые, трудные, черный металл.
  Вернувшись с блинами, Сеня загрустил. Но водка была. И пиво было.
  - Вот как теперь быть, - проговорил он, - весь ЮБК оно отъело. Ну пусть и не весь, но часть. До Ялты уж точно он сожрало весь берег. А что теперь? Смотри, хоть бы хрен им. А? Как так? А, мужики? А вы уверены, что нас на дурку не отвезут теперь? Скажут, что ничего не было.
  - А ты забей, - сказал Виталик, - не занимай мозги сексом с собой. Просто живи. Вот блины. Ты жив? Жив. Остальное срастется. Да же? Как вы думаете?
  - Ну, если Наш больше не появится, то остальное - это уже маневры, - заключил Давид. Хотя все же интересно, почему люди так рады? Разве есть повод? Плакать же надо.
  - Голодали, наверное, - произнес Сеня, - а тут - блины.
  - Сакральное, видимо, что-то.
  - По ходу.
  - Ладно, надо тоже пойти блина взять, - сказал Лёша Сердцев, - а то закончатся. И каши. Нет, давайте водки накатим. А? Нашего нет. Наш Крым? А?
  - Наш, - ответил Сеня.
  - Наш, - сказал Виталик.
  Была ж зима, и близился Новый год. И ёлки ставили. И песни пели. А что до остального - да какая разница, главное - когда-то ты во что-то веришь, что кого-то слушаешь, и что есть кого слушать, и конечно, когда дают блины с лопаты - это же просто страсть, энергия, всплеск, взрыв. Это вкусно, это народно.
  Леша Сердцев спрашивал народ повсеместно, но никому до него не было дела. Тут вышли местные рэпперы. Стали славить, славить, славить... И славили они славно. И не было алкоголя. Все происходило насухую.
  - Суходрочка, - сказал про это Сеня, когда Лёша Сердцев вернулся.
  Алкоголь - друг и соратник человека. Поехали к Мозговому. Сережа был с фамилией такой - умной, ну и еще - связанной с зеленым горошком, так как бывает зеленый горошек мозговой. Особенно ценилось это во времена СССР, когда горошек был в дефиците. Хотя про спиртосодержащие жидкости сказано так много, что можно уже ничего больше не говорить, пользуясь лишь старыми наработками, в плане поэтики тут всегда может быть что-то новое. Простой человек, если его судьба заспиртована лишь местами, навряд ли поймет патетику водки. А все ж из-за фамилии - более заспиртованный человек лучше воспринимает звучание особенных фамилий. Только и всего.
  А уж ближе к вечеру шухер был необыкновенный, и шум, и гул, и грохот, и все виды мощностей в акустическом диапазоне, а к ним - и толчки, и лежал Сеня пьяный и икал, хотя и слышал - и думал он - а правда это или нет. И словно бы он разговаривал с Лешей Сердцевым. А может то и не Леша был. Они там, на кухне бухали, с Мозговым. Дело ж какое - он, Сережа с фамилией Мозговой, жил на новостройке - на частной хате, и жил он еще и на Бела Куна, но там была квартира. А тут он за домом следил, а потому, никто ему не мешал, включая и жену. Веселье ж закатили на всю катушку, хотя и пива из той перевернутой фуры почти не оставалось. Водка выжила, водка еще жила, продолжая свой расход. Шуршал мертворожденный желтый полосатик.
  Давид, конечно, выпил немного, философствовал, но потом отправился на боковую. Дом был на стадии отделки, но диванов и раскладушек тут хватало - видимо, Сережа с фамилией Мозговой любил водить кентов. Работал старый миниатюрный телевизор "Хуавэй".
  И вот, слышит Сеня:
  - Эй. Эй.
  - И чо? - спрашивает он словно бы во сне.
  - Эй. Эй.
  - Ну эй. Налей.
  - Давай.
  - А что у тебя?
  - А у тебя?
  И вот, словно бы сидит он, а рядом - гигантский Наш, и у него - бутылка, вся такая кристальная, горящая звездой. И вот, берет он эту бутылку и говорит:
  - Потянешь?
  - Потяну, - отвечает Сеня.
  - А не умрешь?
  - Да хуй его знает.
  - Ну смотри. Будешь?
  - Да.
  - Смотри, сгоришь?
  - Да. Может.
   И понятно, что вот нифига себе пузырь, вот нифига себе водка - и словно бы выпил Сеня. Хотя и сон это был, и не сон, и некий вопрос прорвался из реального мира:
  - Нормально, братан?
  - Нормально.
  - Ты там смотри.
  Сеня открыл глаза. На что можно смотреть ночью? Конечно, на ночную мглу, смоченную возможными фонарями, или обычной луной, или еще чем-нибудь. Но был сушняк, и была синева, непонятная, словно искусственная.
  - Что? - спросил Сережа Мозговой откуда-то
  Откуда ж он спрашивал?
  Сеня нашел полторашку минералки, засадил основательно, и вода вызвала громкое бульканье в животе. Проследовал Сеня, курил, наблюдал синеву.
  А что за синева?
  А просто так. Синева, и все тут. И была ночь длинная, без конца, без края. Иногда ж бывают ночи длиннее, чем жизнь - так кажется, во всяком случае.
  Утром же вышел Сеня из дома и увидел край земли, и - море. Не поверил он своим глазам. Подошел к краю и посмотрел вниз, а потом - на ровную полосу оторванной, вернее, отъеденной земли.
  - Это чо, пока мы спали, он съел Симферополь? - осведомился он.
  - Да, - ответил Леша Сердцев.
  - И куда он теперь пошел?
  - А хрен его знает. Есть курыть?
  - Да. По децалу. А ты ж вроде не курил?
  - Да курил я. Просто ты не заметил.
  Так и стояли они, глядя на новые очертания земли, на новые берега Крыма, и думать тут было не о чем. Вышел Давид и покачал головой.
  - За малым, слышите, да, прокатило, а? - прикрикнул Виталик. - Надо б пожрать где найти? А? Слышьте, пацаны. Сто метров вперед куснул бы он, и хана нам. В рубашке родились, пацаны. Выпить надо. Жизни рассвет, а, пацаны, а-ха-ха-ха-ха!
  День был ясный. Облака - словно бы такая особенная ткань, легче легкого, настоящая ощутимая эфемерность, некий атлас. Солнце проснулось и мигнуло с высоты, и море ему отозвалось - и горело море солнечным светом. И Сережа Мозговой нашел в подвале несколько консерв и маринованный перец. А вот хлеба не было - хотя неподалеку был магазин. Можно было сходить и спросить вчерашнего. И поспешать бы надо было, уж точно.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"