Золотце опять где-то отстал. Хотя его можно понять - восемь дней
прочесывания леса и разглядывания деревьев надоели уже всем. И если
Сучок за время поисков сделался каким-то злым и взвинченным, а
Старший - еще более вялым и апатичным, то Золотце уже даже не делает
вида, что ищет.
Вначале все показалось простым... Крадущаяся
сказала, что ей требуются две прямых лесины. Одну назвала "мачта",
а вторую - "гик". И выдала веревки, на которых узлами
отмечены обхват и длина требуемых стволов. Палку поменьше, которая
"гик", нашли на третий день. В узкой и глубокой расщелине
скалы деревце тянулось вверх, к свету и идеально подошло под размеры
на веревке. А вот "мачты" не нашлось ни там, ни
поблизости... Раньше мне никогда не доводилось задумываться, как
редко в лесу встречается хоть что-то прямое. А особенно - большого
размера. Накануне Сучок предложил подняться ближе к вершине, в зону
скал и разнотравья. И сейчас я пролезал сквозь заросли на порядочно
заросшем склоне, когда он тронул меня за плечо:
- Смотри вон там...
Я обернулся. Внизу, на краю провала, дерево уцепилось за маленький
клочок земли в окружении сплошных каменных осыпей. Одинокое и прямое,
в сумраке скальной тени. Что ж, поглядим. Мы начали осторожно
спускаться.
У земли ствол изгибался, выбираясь из расщелины, а выше тянулся
ровно и прямо. Наконец-то.
- Подойдет оно нам?
- Давайте сначала повалим, а потом разберемся, - это Старший.
Мне вдруг стало жаль губить столь упрямое существо. Для Крадущейся
- еще пусть, но не просто так. Слишком старательно оно цеплялось за
маленькие кусочки почвы, которые каждый день грозили унести с собой
осыпи.
Взяв мерную веревку в зубы, я полез наверх. Ветер крутился
волчком, взвывая со стороны скал. Страшновато и неуютно.
- Если верить веревке, это она и есть, - я сполз вниз, привязав
трос в верхней части ствола.
- Кто "она"? - это Золотце, появился в самый удачный
момент, чтоб не отправили по деревьям лазить.
- "Мачта", умница ты наш. Мы ее нашли.
Найти это упрямое бревно - полдела. Сперва мы
долго вытаскивали его из скального провала, стараясь сами не
загреметь вниз, а потом волокли до берега еще пять дней, прежде чем
смогли положить к ногам шаманки. Крадущаяся смерила длину "мачты"
шагами, кивнула, подтверждая правильность выбора, и попросила
очистить дерево от коры и повесить сушиться над обрывом, привязав
лесину за тонкий конец. Вешали уже без меня, пол-луны блужданий по
лесу сложились только в одну мечту: о легонько покачивающемся гамаке.
Кажется, Гремучка на меня надулась, но я ничем не мог помочь...
потому что спал.
Проснулся уже даже не утром - ясным днем.
Обнаружил у очага готовую еду и совершенно пустой поселок. Куда все
делись-то? После сытной еды выбираюсь за ограду поселка. А-а, вот они
где! На небольшой полянке девушки и младшие ребята ваяют какую-то
штуку из пучков стеблей тростника: укладывают их слой за слоем,
выгибают, мажут какой-то густой желтой вонючей жидкостью из большого
котелка. Гремучка моя здесь же.
- Что делаете, девочки?
- "По-пла-вок"...
что такое - не знаю, не спрашивай. Крадущаяся объяснила, что и как
делать, но не сказала, для чего. Вон рисунок еще нарисовала.
Смотрю на рисунок, что-то вроде каноэ с двумя
задранными кверху носами. Да без места для седока.
Цельное такое. Ага, вот зачем тростник загибать... чтобы концы
вязанок вверх смотрели, ясно.
- А что вы палочками тростник придерживаете? Неудобно и долго...
- Как шаманка показала, так и делаем. Но долго, да. До вечера бы
управиться.
- Нет, девочки, это проще по-мужски
делать...
Я ухватил руками стебли тростника, выгнул их вдоль уже уложенных,
перехватив веревкой.
- Давай, Гремучка, мажь! Мы сейчас живо управимся.
Управились и правда быстро, но руки оказались у
меня по локоть в этой желтой жиже. Пахнет хоть и сногсшибательно,
однако приятно - листьями. По привычке вытер руки о волосы на животе
пониже пупка. На охоте, когда при разделке добычи измажусь, тоже
всегда так делаю. Вроде: "Имел я всех зверей вокруг!" Потом
вымоюсь, конечно. Ну вот, и эта штука липкая как кровь, я ее так же и
вытер. Тут и сообразил, что не то делаю. Ладно, попрошу у Гремучки
золы с мыльным корнем, да отмою. Только кажется, я не выспался еще
после похода за "мачтой", клонит ко сну. Вздремну чуток,
отмоюсь потом...
Я почувствовал, как по губам и подбородку
стекает горькая, горячая жидкость. Кажется, в меня вливают какой-то
напиток. Причем меня спросить забыли. Кто? какого змея?!
Глаза не хотят открываться. Ну уж нет! Сколько можно спать? С
усилием разлепляю веки...
- О! Очнулся, - голос Гремучки, встревоженный почему-то. А где она
сама?
- Очнулся, дурак!..
но дурак живучий.
А это Крадущаяся. Почему она ругается?..
- ... Я же
ничего не делал.
- Разговаривает!
- Угу, не делал. А кто ядовитый состав руками хватал? Да еще и
вывозился в нем весь...
- Ядовитый? Так вот почему я сплю.
- Спит он, как же... Попробуй встань, раз уж
"проснулся".
- И встану, чего тут пробовать.
Однако все оказалось не так просто. Руки, которыми я хотел
ухватиться за край гамака, покрывала крепкая твердая корка. Крепкая?
Для меня?! Я изо всей силы сжал кулаки... и чуть не взвыл от боли.
Корка лопнула и слетела с кожи скорлупками, содрав вместе с собой и
все волосы, которые покрывали руки. Даже слезы на глазах выступили,
но я сдержался.
- Божежмой, какой сказочный идио-от! Подарочек, беги за мазью. А
ты не шевелись и смотри, где у тебя корка крепко сидит, прежде чем
дергаться.
- Где-где... где руки вытер, - и показываю пониже пупка и между
ног.
- Н-да, влип ты, и к гамаку еще задницей приклеился.
Пробую пошевелиться. Похоже, Крадущаяся права, шевелюсь вместе с
гамаком.
- И что делать?
- Что делать?..
Ацетона здесь нет, придется резать.
- Э-э... Я не знаю, кто такой Ацетон, но резать меня не надо!
- Да не тебя, а мех твой... - Крадущаяся подцепила ногтем край
жесткой корки на моих яйцах и слегка потянула. Я поежился. -
Гремучка, неси сюда самый острый нож, какой есть.
- Эй, эй, девочки, вы чего?!
- Замолчи! Ага, вот и
ножик. Сам, говоришь, полировал? Ну и отлично. Смотри внимательно,
Гремучка. Нам повезло, что этот грязнуля был достаточно потный и
пластмасса у корней волос не прилипла. Поэтому вот так осторожно
оттягиваем край и по одной шерстинке пе-ре-ре-заем... Ты поняла меня?
- Да, Крадущаяся. А
вы, - это она остальным, которые окружили гамак плотными кольцом, -
идите отсюда, не толкайтесь!..
Я успокоенно откинулся в гамаке и закрыл глаза. Хорошо, что
срезать корку с меня будет Гремучка. Уж она-то постарается, чтобы моя
мужская гордость осталась целой.
Она трудилась, высунув язык от усердия, освобождая мою переднюю
сторону, почти полдня. А потом вырезала снизу кусок из гамака и,
перевернув меня на живот, возилась еще почти столько же. И все это
время непрерывно ругалась. Я и не знал, что моя лапочка знает столько
сильных выражений, и иногда вспоминал "божежмоя" и Ацетона,
представляя, кем они могли быть.
- Ну вот, вроде бы все. Вставай. Повернись. -
И, наконец, безжалостно:
- Ты сейчас похож на плешивую больную обезьяну: лысый, красный, в
пятнах. Чтобы к моему возвращению на остров успел обрасти взад! Ты
понял? Я хочу вернуться к нормальному, мохнатому мужу, а не к чему-то
непонятно лысому!
Она хочет вернуться! Она и правда хочет вернуться! А я-то думал,
что Гремучка просто нашла предлог сбежать в более сильное племя и к
взрослому опытному охотнику.