Севбо Андрей Сергеевич : другие произведения.

Планета по имени Рай

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книжка снов.
  Андрей Севбо
  ПЛАНЕТА ПО ИМЕНИ "РАЙ"
  ЧАСТЬ I
  
  ПОСЛАННИК
  
   Луч рассветного солнца рассёк пустую комнату надвое и в средокрестье его прицела
  оказалось моё сомкнутое веко.
   Последние райские видения были залиты нежно алым, не предполагающим компромисса со стороны второго глаза, погруженного в глубокую фиолетовую тень, отброшенную носом.
   Мелодия дверного звонка, точно вор, проникла в карнавальную пустоту сновидения и власть тьмы, как и любая другая власть, была свергнута в одночасье.
   Рассыльный, что вручил мне телеграмму, никак не напоминал члена сборной команды по баскетболу. Я обнаружил его в нескольких сантиметрах от кафельного пола парадной, среди мчащихся титров моего прерванного сна. Он путался в полах оранжевого дождевика. Лужа, натекшая со складок, никак не объясняла яркого солнца в окне, и почему и кем перепутаны эти кадры.
   Разносчик телеграмм*, являющийся, на самом деле, посланником самой Мойры, богини судьбы, может принимать сколь угодно странный облик - это его право.
  Этот же был замечателен не столько малым ростом, сколько сходством с ящерицей, или с хорьком.
   Телеграмма, как правило, не предвещает ничего хорошего. Даже когда скупой на подарки родственник извещает тебя телеграммой о дне твоего же рождения, он свидетельствует, тем самым, что дни твои кем-то сосчитаны, сочтены то бишь.
  Что тут хорошего!
   Если любопытно, вот текст, криво вклеенный в серый бланк:
  = ПРИГЛАШАЕТЕСЬ ПОСТАНОВКУ ПЛАНЕТУ PARADISE-11
  = ВЫЛЕТ 24.03.2299 =РЕЙС 306 - 1603 SK =
   = ДИРЕКТОР РАЙСКИЙ=
   Я расписался в корешке бланка одолженным лилипутом химическим карандашом. След карандаша был слабо различим на казенной бумаге.
   Рассыльный, откинув капюшон, послюнил огрызок карандаша.
  Сам рассыльный мог бы поместиться в картонном посылочном ящике. И он исчез без видимых усилий, оставив мне зеленоватый конверт и фиолетовое пятно от химического карандаша на среднем пальце моей правой руки.
  Странностей было уже предостаточно, чтобы я не дал себе труда догадаться, как такой гном без посторонней помощи мог дотянулся до кнопки дверного звонка.
   В конверт был вложен билет на полет в челноке на ледующую пятницу, с вклеенной голограммой, на которой радужно переливалась улыбкой то ли девушка,
  то ли ящерка.
   Космический челнок вытянулся наизготовку. Его керамическая облицовка повидала всякое: перепады от точки замерзания жидкого азота до температуры кипения звездной плазмы, и потому выглядела как загаженный кафель в мужском туалете. Трапы были поданы.
   Согласно билету, я направлялся в провинцию Трилистника - галактическую Тмутаракань. Челноки летали туда от случая к случаю, регулярных рейсов не было. Борт 306-1603 SK был зафрахтован космолинией "Гончий Пес" и в общем расписании не значился.
  
  ________________________________________________
  Телеграмма - старинный, давно забытый способ коммуникаций, породивший понятие телеграфного стиля в литературе и бесследно исчезнувший в конце XX столетия.
  
   Об этом я узнал из радиосообщения, разворачивая обертку успокоительной коньячной карамельки, развалясь как бывалый, в засаленном кресле космического челнока.
  Две орбитальных петли вокруг Земли - не признак ли это технической неполадки?
  Тем более из иллюминатора с просроченным штампом контроля на термостекле, было видно, как с короткого крыла идет срыв перламутрового пара и сносится в сторону атмосферной дымки Земли.
   Однако всё обошлось. Прозрачные крышки персональных капсул накрыли немногочисленных пассажиров челнока. Оказавшись внутри такой капсулы - их иначе называют рыбьими пузырями - можно делать все, что заблагорассудится. Сосать винные конфетки, например. Листать журналы с рекламой туроператоров разных галактических компаний. Можно и спать. А если не получается, то на стеклянной крышке напечатана буква "S". Первая буква слова sleep древнеанглийского языка. Хотя предпочитаю dream.
   Слегка прикоснувшись к ней пальцем, можно оказать себе любезность и добрую часть полета скоротать в сладостном забытьи, пока несколько миллионов световых лет не сотрут металлокерамическую облицовку корабля до толщины истлевшего кленового листа. И все это за время не большее, чем перелет на старинном самолете из Москвы до Камчатки или путешествие в карете из Парижа в Тулузу.
   Но не в это дело. Космические перелеты давно вышли из моды и стали анахронизмом ещё 100 лет назад. Гораздо проще стало посылать себя по @-факсу. Даже если связь не очень надежна и при пересылке возможно повреждение персонального кода, твой @-двойник получит необходимое количество органов и опций, принятых по умолчанию в перципиентном регионе. И удивляться тут нечему, даже если на планете X ты будешь разгуливать в виде лысеющего шестирукого бодхисатвы с хвостом игуаны и рожками виноградной улитки.
  А необходимость удивлять и удивляться в этом мире все же осталась. Этот рудимент человеческой психики, что и составляет основную трудность профессии театрального режиссера. Театр, как ни парадоксально, не умер, как кино, музыка или литература.
  Театр стал неотъемлемой часть жизни людей в нашем ХХХ столетии. Он, пожалуй, единственное, что хоть как-то отвечает человеческим культурным запросам. Вопрос, на самом деле, в другом: зачем планете P-SE-11 понадобился театральный режиссер - то есть я, покорный вам слуга.
  Ведь там, куда я летел своей собственной персоной, посасывая одиннадцатую или сто одиннадцатую коньячную тянучку, народу-то было всего ничего, не больше чем в двух-трех псковских деревнях после дачного сезона.
  
  
  В корабельный буфет я заглянул от зверской неудовлетворенности в животе от коньячных конфеток, вскоре после того как капсулы открылись, и обнаружил, что на планету P-SE-11 лечу не я один.
  В пустом буфете в черном иллюминаторе отражалась Une бледная рожа еще одного любителя персональных перелетов. В самом деле, есть такие чудаки, которые не доверяют @-факсу. Их можно понять. Твой @-фантом теоретически может взбунтоваться и заявить своё право носителя персонального кода. Тогда хлопот с ним не оберешься.
  
  Я сел за соседний столик и тоже отдернул шторку.
  Моя физиономия бледной медузой нависла над незнакомыми созвездиями.
  Солнечную систему с крошечной звездой посередине я искать не стал.
  Зачем? Весь основной звездный атлас в виде светящегося цветного миража был отпечатан на столике. Под левым локтем оказалась Кассиопея. Заказанную рюмку коньяка, стюарт поставил на Плеяд.
  - Мы здесь, - пояснил он и тут же передвинул рюмку на сантиметр. - А теперь - здесь.
  Сорок астрономических узлов в секунду.
  
  Я отпил глоток и поставил рюмку на место. По столику-планетарию тихо ползла красная лазерная букашка - очевидно, это и был наш "Гончий Пес Флаерс-306".
  
  Стюарт принес заказанную тарелку дымящихся самонаматывающихся мок`коронов и шлепнул сверху саморазогревающуюся котлету. Через минуту котлета зашипела, набухла и из пор её коричневой корочки золотистыми струйками потекло в макароны растопленное масло. Вакхическая картина! С учетом того, что рюмка была автопополняемой, я решил, что путешествие в целом удалось.
  
   Второй посетитель заведения казался таким же, как я командировочным.
  Он жевал морских клоунов, запивая их слегка опресненной морской водой.
  В тоске неземной и в космическом одиночестве.
  - Летите? - кивнул он мне. О чем еще может спросить одна дикая утка поравнявшись с другой в косяке, направляющемся из Сибири в Африку.
  - Лечу, - мой ответ был полон искренности, как и моя рюмка-самоналивайка полна коньяка, - на P-SE-11. Вы не бывали в тех краях, случаем? - я накрыл рюмкой красную букашку, которая тут же из-под нее выскочила.
  - Скоро буду.
  - Коньяку не желаете?
  - Давай! - Он пересел за мой столик - планетарий и подставил стакан, из которого предварительно выплеснул морскую воду в вазочку к одинокой бледной орхидее. Возможно - пластиковой.
   Я отлил из своей самонаполняемой рюмки половину. Выждали, пока уровень жидкости в ней восстановится
  - Саша, - представился он.
  - Фемистокл, - мы чокнулись.
  Челнок вздрогнул.
  - Скоро все мы там будем.
  - Пардон?
  - Все мы будем на P-SE, - промолвил Саша. И вдруг заржал каким-то ненастоящим, театральным смехом, который можно включить одной кнопкой сразу на всю мощь.
  Я отметил, что он слегка напоминает мне одного актера, знакомого по русским фильмам 2-й половины XX века, а именно Олега Басилашвили. Именно его бледное чело теперь маячило в черном иллюминаторе среди тихо плывущих созвездий.
  - Ты зачем туда летишь?
  Вместо ответа я выловил из кармана куртки мятую бумажку - телеграмму Райского.
  Едва взглянув, Саша, ухмыльнувшись, достал из кармана точно такую же, и там криво значилось:
  
  = ГОСПОДИНУ АБАЛАКОВУ А.А. =
  ПРИГЛАШАЕТЕСЬ ПОСТАНОВКУ ПЛАНЕТУ PARADISE-11
  = ВЫЛЕТ 24.03.2299 =РЕЙС 306 - 1603 SK =
   = ДИРЕКТОР РАЙСКИЙ=
  
  - Актер? - спросил я Сашу. (Какой фильм я прежде видел с участием Басилашвили?)
  - Сценарист. Драматург. Специалист по спецэффектам.
  - Я - режиссер. Кино, телевидение, театр.
  - А-а, - протянул драматург, он же поспецэффектам, - представитель реликтовых профессий!
  - Вроде того.
  - Что, есть работа? - поинтересовался А.А.Абалаков, лавко плеснув коньяк из моей самоналивайки в свой стакан.
  - Да, как сказать ... , - я машинально уставился на свою рюмку, в которой медленно стал подниматься уровень жидкости.
  - Так и сказать: ни хрена. Иначе, с какого, брат, ПОНТАЛЫКУ ты бы ТУДА полетел.
  - Ни хрена, - сознался я, покоренный могучей лексикой Саши Абалакова.
  - Скажи мне, друг Фемистокл, вот скажи искренне, ты любишь театр?
  - Нет, - ответил я как можно искреннее, - в данную минуту - нет.
  - И я - нет.
  - А это надо?
  - Что надо?
  - Чтобы делать своё дело, нужно его любить?
  - Думаю, что нужно, а то стошнит. Во всяком случае, поначалу, когда выбираешь, чем бы заняться. Потом, наверное, не очень-то и важно. Главное, чтоб потом, всю жизнь, не сильно тошнило.
  - Хорошо сказано! - Саша со своим стаканом важно откинулся на спинку диванчика. - Это как с женщиной. Если выбирать себе женщину - никогда не выберешь. У одной характер, у другой - нос, у третьей - прикус не нравится или вся фигура ... . А вот полюбишь, и ... . Будем! -протянул он свой стакан.
  - Давай.
  Выпивая, он отставлял мизинец в сторону крючком, что выдавало его желание нравиться.
  
  Стюарт попросил нас занять свои капсулы.
  Я прихватил с собой самоналивайку. Знаю, что обман, но не стал себя удерживать.
  
  Тормозил челнок жестко. Похоже, даже пару раз промазал мимо P-SE. Но потом как ни в чем не бывало, нахально завывая плазменной турбиной, поставленной на реверс, прокатился по обожженной посадочной полосе и встал против бронированного терминала.
  
  Нас с Сашей снял с борта транспортер и затащил, вместе с чемоданами, на крытую пассажирскую платформу. Кто сейчас возит с собой чемодан с носками и рубашками? - Чудак был этот драматург. Через решетчатый пол сквозил холод, вокзальная бесприютность.
  
   Встречал нас директор самолично и сразу отвез в театр. Судя по всему, это было здание местного клуба и драмтеатра по-совместительству.
  Райский даже не пытался нас очаровать.
  Ни по-протоколу, ни - без.
  
   Райский был похож на старого пупса, которым он стал уже в 2 года, и пребудет таким без всяких изменений еще лет двести. Его кабинет представлялся свалкой разнокалиберной оргтехники. Её объединяло то, что она безнадежно устарела еще 100 лет назад, но поражала тем, что аппараты все еще работали. Например, антикварный факс аппарат, включился и выжег на термобумаге жирной кириллицей "СЛАВА ГЕРОЯМ - ПОКОРИТЕЛЯМ КОСМОСА!". В конце - подпись с расшифровкой: "Н.С. Хрущев".
  На всем лежал ровный слой белесой пыли.
  
   Райский достал граненые стаканы толстого стекла и чайник.
  - Пейте чай. Ешьте бисквит
  Осторожно попробовал. Это действительно был чай. Чуть тепловатый. Припудренный вековой пылью ноздреватый ломоть на фаянсовом блюдце символизировал хлебосольство Райского с неизменным качеством уже не один десяток лет.
  Саша Абалаков молча пожевал губами. На многих такая уловка производит сильное впечатление.
  Только не на директора театра на планете P-SE.
  
   По дороге в гостиницу, Райский произвел краткий обзор дел на планете. Заострил внимание на том, что население, оторванное от метрополии испытывает сильнейший культурный голод, и наша задача (то есть Саши и моя) утолить этот голод рядом выдающихся мероприятий, как-то: театральными постановками, организацией и проведением празднеств и международных фестивалей, а так же образованием местного населения в плане достижений мировой культуры, и он надеется, что мы сможем из отсталой в культурном смысле провинции превратить планету P-SE-11 в столицу межпланетной культурной инициативы.
  Такой дикой абракадабры я не слышал давно.
  
   У дверей невзрачного одноэтажного строения - на вид - сарая, Райский неожиданно попрощался.
  - Ваш отель. Располагайтесь, - он вынул Сашины чемоданы из багажника и, сев за руль, быстро умчался по дороге, ведущей в центр. Надо думать, по неотложным делам.
  
  Дверь в "отель" оказалась незапертой.
  А сам он - заброшенной школой с комнатами - классами.
  Кое-где остались даже грифельные доски. Не было только парт. У стены горкой сложены комплекты белья и полотенец. Обстановку довершала пара лежанок.
  - Да, блин, - молвил Саша свою первую фразу на этой планете, где никто, похоже, особо за порядком не следил.
  
  Рюмка-самоналивайка, украденная из челнока, исправно проработала весь вечер.
  В конце-концов сработал лимит, установленный то ли на время действия, то ли на количество напитка. Последняя порция уже не была такой душистой и крепкой. Брошка автозаполнения почернела и стала похожа на оторванную пуговицу.
  Спустившаяся на окна чернота принесла зверский холод.
  Саша опрокинулся на лежанку, оказавшейся скрипучей алюминиевой раскладушкой, затянутую цветастым тентом.
  
  - За-завтра, прямо с утра иду к этому з-засранцу, этому ссукину к-коту, потребую аванс и ... сматываюсь к такой-то матери! Что это за жи-жизнь? Где он нас пос-селил! Мы ему кто?!!
  - С-с-аша, вместе сва-сваливаем. Существовать в таком ду-дубаке и я не-не ммогу.
  - А это что, пе-печка?
  - Пе-печка, ка-кажется.
  - Ну, б-блин, пещера. - Саша вынул и чемодана кое-какое шмотьё и завернулся в него с головой.
  У меня не было чемодана.
  Я вышел из-под нашего гостеприимного крова на улицу и, спотыкаясь о разбросанные всюду сухие коряги, прошелся вдоль лачуг.
  Некоторые дома не имели даже дверей.
  Насквозь продувались и просматривались до самой последней комнаты, где в отблесках огня коченели фигурки местных жителей.
  Я собрал немного коряг покрупнее и вернулся в "отель".
  Огонь разгорелся быстро. Железная печь за пару минут дочиста обглодала те несколько веток, что я принес. Меня удивило, что массивный дрын, крытый корой, едва тронь, рассыпался в прах, в труху, оставался лишь тоненький сучок.
  Тепла он давал немного. И я сходил на улицу еще несколько раз.
  Драматург, он же по спецэффектам, храпел на своей раскладушке.
  Я тоже прилег. На полу, крытая пылью, валялась глянцевая обложка.
  
  ДОБРО ПОЖПЛОВАТЬ
  НА ПЛАНЕТУ ПО ИМЕНИ "РАЙ"
  Спросите бывалого космического волка
  или простого пилота межзвездного челнока
  где самое лучшее место во вселенной?
  Он ответит - в "РАЮ"!
  И вот вы здесь!
  В нашем раю хватит места для всех!
  Именно в "РАЮ"
  вы найдете свой рай!
  
  Рай - сарай.
  Посветив фонариком, я увидел множество подобных брошюр, цветных, глянцевых, под слоем серебристой пыли. В голубом луче густо искрились пылинки, образуя завихрения и воронки в нескольких сантиметрах от пола.
  Чуть повыше воздух был чище. А в полуметре и вовсе стерилен. Я вдохнул его. Холодный, сухой, бедный на запахи - воздух планеты по имени "Рай".
  
   "РАЙ" НА "ЗЕМЛЕ"
  
  "Да, блин" - услышали мы утром следующего дня. На пороге стоял местный житель и вовсю улыбался.
  - Да, блин, - повторил он, как можно радушнее, непрерывно кланяясь. Ростом он был
  чуть не с крупного зайца, ставшего на задние лапы. Подвижное, улыбчивое личико его было похоже на сушеный мандарин. В руках абориген держал поднос с чем-то, напоминающем бритвенные принадлежности.
  
  Райкий тоже встретил нас во всеоружии улыбок, на которые он оказался неожиданно щедр.
  Готовые вырваться из гортани, слететь с языка слова праведного гнева стали как-то неуместны, как засохшие коряги посреди густолиственного сада.
  - Как отдохнули? - похоже, что его вопрос и не предполагал ответа, - прекрасно, друзья, перейдем к делу.
  Райский с удовольствием вдохнул разреженный воздух планеты P-SE, и выдохнул следующее:
  Двести лет планета исправно приносила прибыль. Это был золотой век P-SE. Но потом поссорились Иван Иваныч с Иван Никифоровичем. Главный доход планеты составлял туристический бизнес. Здесь было модно отдыхать. В одиночку, корпоративно, даже с семьями. Для этого планета была поделена по типу того, как делится салон для курящих и некурящих.
  Вся поверхность планеты была покрыта садами и морями. Морями - вот тут мы подходим к главному. Моря, как всем известно, состоят, в основном из воды. А, вода, как мы все помним из учебника химии, состоит из двух атомов водорода и одного атома кислорода. Всего этого здесь водилось в избытке. До поры до времени.
  Главный гидролог планеты, некто господин Шайнц, что-то не поделил с главным управляющим планеты, неким господином Роллером.
  Понятно, что делили они не кур и не сусликов. А воду. И доходы от неё. Шайнц был самолюбив и, к сожалению, гениален. Ему удалось поссорить водород с кислородом, да так, что воды на планете буквально закипели. Через неделю цветущий Эдем превратился в Сахару. Избыток водорода быстро улетучился из атмосферы, и кислород, как более тяжелый газ, превратил все сущее на планете в его странный окисел.
  Деревья окислились, люди, бактерии. И бухгалтерия.
  То, что мы с вами сейчас имеем честь вдыхать, это, так сказать, атмосфера резерва.
  Как резервное колесо автомобиля. Худое и ненадежное. Только бы добраться до сервиса.
  А сервис, господа, это мы с вами. Фигурально, конечно, говоря.
  
  Райский самодовольно улыбался.
  Вопросы, конечно же, ожидались от аудитории.
  Саша молчал. Жевал губами.
  - И какого черта? - вымолвил он наконец.
  - Да, - включился я в оживленную дискуссию, - Причем здесь мы? Мы не химики и не финансисты. И вообще, мы еще не обсуждали вопрос ... гонорара!
  Райский вскочил и с довольным видом оглядел аудиторию.
  
  - Все беды в прошлом! - произнес он с пафосом.
   Порывшись в кармане непонятного цвета штанов, он вытащил крошечный предмет, похожий на орех.
  - Вот это восстановит водный баланс планеты! - выкликнул он, выкинув руку вперед - ну просто, хайль Гитлер в фильмах про фашистов ХХ века. - Это вернет любовь водорода к кислороду. И вернет любовь народа к этой самой P-SE.
  Все моря, безусловно, восстановить не удастся, но это и к лучшему.
  Эти моря - от них столько хлопот! Достаточно будет и нескольких крупных озер.
  А главное - сады!
  
  Только сейчас я заметил крошечного человечка, который сидел в кресле под факс-аппаратом поджав ножки . Это был он! Почтальон! Гном, с химическим карандашом.
  Саша бросил взгляд в сторону человечка, но остался неколебим в своём гневе.
  Райский проследил направление моего застывшего взгляда.
  - Ах, вот, извольте познакомиться, сам садовник, господин Зиновкен. Кстати, это не я, это он выбирал вас.
  Так что, коллеги, полагаю, вы уже знакомы.
  
  - Я ничего не понимаю в рассаде, - сообщил Саша хмуро. - Я драматург. Могу расставлять слова в том или ином порядке. И не иначе, как за деньги! - Саша швырнул на стол Райскому измятую телеграмму. - Оплатите мне командировочные расходы и ... можете не провожать!
  
  - Вы меня не дослушали, - остановил Райский Сашу уже в дверях. - Как раз вы и будете создавать этот рай вместе с господином Фемистоклюсом. Я - только автор идеи. Да что там я, - директор скорчил умильное лицо пупсика, - есть автор посолидней. Не угодно ли, господа, взяться за дело!
  
  Райский встал.
  Гном встал.
  Я встал.
  Саша уже давно занес ногу через порог.
  
   "РАЙ" ИСПОЛКОМ
  
  Сказать, что работа закипела, было бы натяжкой.
  Целыми днями мы сидели, точнее, пропадали, на вознесшейся над местностью террасе.
  Под нами клубился туман. По черному горизонту черепахой ползла красная с точечками луна. Или, как её там, похожая на шляпку мухомора. Терраса косилась набок, и под столик драматурга приходилось постоянно подкладывать пачку бумаги, чтобы он стоял ровнее.
  Безводный климат планеты.
  Наши изверившиеся души.
  "Что такое рай?" - Саша добавил к вопросу фригидную паузу такой длины, что из неё можно было бы связать теплый свитер.
  Опрокинутое во времени зарево его вопроса освещало лишь кучку обгоревшего пепла.
  Этот пепел и был ответом. Среди черных крошек трубочного табака.
  Саша Абалаков был большой оригинал. Большой оригинальный мужчина. Он курил трубку.
  И не упускал случая пожаловаться на жизнь, как будто именно для этого родился и жил.
  И это было то, то, что он действительно любил и делал талантливо.
  "Попадись мне, кто все это придумал - я бы сам его здесь придушил", - пел он приятным низким голосом.
  Или с пафосом: "Ну почему я должен решать за всех?"
  Иногда, чтобы создать видимость беседы, я отвечал ему:
  "Саша, у тебя русское имя. Похожее на спящую тучу. Я читал, что русские берегли свое счастье в яйце. Вот ты и спроси ... свою славянскую душу!"
  Завершая свои десять страниц - свой ежедневный урок - он смычно хрустел суставами и декламировал: "Последний день моих трудов. Сольётся семь с меня потов".
  "Молодец!" - подавал голос садовник Зиновкен, пролистывая очередную заляпанную чернилами рукопись. Он раздобыл себе панаму и кресло-качалку и стал немного похож на подмосковного дачника. Только очень маленького.
   "А ты, урод, молчи! Молчи, ты, урод !!! Я, буквально, путаю сраные буквы. Бля -конопля"
  
  Шли дни.
  Все было задумано просто и конкретно.
  Для каждого отдельного человека должно придумать его отдельный рай.
  И сделать так, чтобы его рай вливался в общий райский котел наслаждений и все это должно происходить на отдельно взятой одноименной планете.
  На которую Райский закачает необходимое количество во всех отношениях приятного климата. Местное население возьмет на себя обслуживание туристов. Способности аборигенов мы оценили в первый же день, когда ... ну да об этом не сейчас.
  Во всяком случае, им известны древние, ныне забытые рецепты утешения души и плоти.
  Вопрос хорошо это или нет - не нам решать, как заявил директор планеты. Хорошо то, что хорошо оплачено.
  
  А если кому-нибудь захочется чего-либо экзотического, то пожалуйста, к его услугам парки "аттракционов" в любом вкусе. N-технологии обеспечивают стопроцентное воплощение любых фантазмов клиента, обожравшегося фастфудом развлечений.
  И вообще, уставшего от жизни.
  
  Я листал N-циклопедию. Виды животных и птиц, существовавшие уже только на её страницах, немного смущали меня. Кошку от собаки я, конечно, отличу, но орлана белохвостого от подорлика, гнездящегося в районах лесостепи уже не так, что б уж.
  
  И вообще, мои предложения по ландшафту были незатейливы. Там - тундра. Тут раскидать немного джунглей и рассечь условно-непроходимую тайгу умеренно непреодолимой горной грядой, теряющейся в подчеркнуто безбрежных водах синих морей, в которых смачно дымились бы вулканические острова и торжественно белели бы, подобно сахарным головам, два-три айсберга.
  И всюду водились бы быки, орлы и носороги, с характером ручных белок.
  В водоемах киты перекидываются словечком с другими водоплавающими хордовыми и беспозвоночными и серебристые ихтиандрихи плещутся тут и там, помахивая русалочьими хвостами.
  
  - Это то, что надо! Что и требуется доказать, ребята! - старый пупс Райский сильно не вникал в подробности нашего суперкрасочного проекта. Он смотрел только последнюю страницу сметы. - Не жмитесь. Давайте больше. Чтоб все ... крутилось, вертелось, свистело, хрюкало ... ! Недостачу взыщу! - директора теперь сопровождала повсюду зелененькая аборигенка. Юркая ящерка с ножками немыслимой стройности, с пористым, упругим, свивающимся в колечки хвостом.
  ....................................................
  Днем Саша с мрачностью поглядывал на аборигенок. Называл их лягушками. Но, не исключено, что время от времени он не пренебрегал их искусством целительства тела и души. Первый раз мы оценили их способности в то самое утро, когда мы проснулись продрогшие на своих раскладушках.
  На пороге нашего бунгало возник старый ящер с бритвенными приборами на подносе - фантом дурного сна. Из-за его плеча вынырнули две полу-змейки полу-ящерки.
  У промерзшего до костного мозга мужчины земного происхождения они не пробуждали теплых чувств. Известно - рептилии хладнокровные. Шкурка колючая. Хвостищи, опять же, волосищи ... .
  Однако ящерки знали своё дело. В печи затрещал огонь - старик игуан подбросил к тлеющим уголькам несколько коряжек. Открыл канистру с солярой и щедро влил в жерло буржуйки целый литр. Через мгновенье жар растекся по всей конуре. Ящерки тем временем растерли нас мокрыми, горячими полотенцами. Их профессиональные навыки чувствовались в тех молниеносных манипуляциях с пуговицами, молниями, застежками ремней брюк ...
  Мы подверглись горячему обтиранию, бритью щетин, массажу ... Спросонья нам показалось, что половые органы ящерок располагались ... где попало, даже на ладонях. Ну не совсем, чтобы такой вот орган, но что-то похожее и, главное, всегда под рукой.
  Сделав своё дело они ушли.
  Распаренные, мы сидели друг напротив друга. Оба в одинаковых хрустящих голубых сорочках и в мягких пижамных штанах.
  - Выпить чего-нибудь осталось? - Саша вращал глазами, красными, будто от слез.
  - Посмотрю в холодильнике, - я встал. Чувство как после урока физкультуры: все мышцы мелко вибрируют, ноги подкашиваются. Ну откуда здесь холодильник? Я потыкался по углам и снова сел на раскладушку.
  Саша, внимательно разглядывал свои штаны.
  - Фемистокл, глянь, у меня стоит! - тут он встал во весь рост, раскладушка рухнула, подчеркнув тем самым важность момента.
  - Саша, ты о чем? Стоит, сидит, скачет ... никаких у тебя нет этих ... чувств.
  - А ты что, влюбился?
  - Ты, драматург, ... я не дам тебе повод для насмешек. И, будь добр, застегни ширинку.
  
  Саша без предупреждения ласково-пренебрежительно схватил меня за горло и, как-то вяло, но при этом очень больно - за грудную клетку, и проткнул меня серым взглядом, как вилкой.
  Внезапная вспышка озарила блекнущее сознание: сейчас, здесь, смерть от удушья.
  Уроки физкультуры всплыли как в тумане. Коленом, вяло и расслабленно, как мне показалось в четверть силы, я ударил его в правильное место.
  
  Абалаков сидел на полу. Я сидел рядом.
  - Я подумал, что ты, сука, с ним заодно.
  - Заодно - с кем, кретин?
  - Заодно с этим... Райским. Ты - подозрительный тип. Я сразу тебя раскусил!
  - Ну ты - козел. Ведь ты меня чуть не задушил.
  - Извини, но ты - первый.
   - Я - защищался.
  - Козел.
  - За козла - ответишь.
  - Извини.
  - Интеллигент сраный.
  - За интеллигента - ответишь.
  ........................
  КИДАЛОВО
  
  "Под звуки цимбал вакханки в неистовом танце кружились" - прочитал я из-за плеча драматурга и побрел прочь с палубы тонущего Титаника (такое не банальное впечатление рождала покосившаяся терраса) репетировать в местном клубе сцену пленения амазонками героев Эллады.
  Саша работал как одержимый. По заданию Райского, он переписывая известные сюжеты сказок и мифов, приделывая всем историям счастливые концы, перекладывал их для исполнения силами местной самодеятельности.
  Количеством всего триста штук.
  Заезд первой группы ожидался в конце месяца. Это будут, как водится, эксперты по авторским правам, журналисты и парочка инвесторов, соблазненных Райским на растряску своих тугих мошон.
  ............................................
  Сидя в комнате у Абалакова, я мирно листал книжки мифов и легенд древней Греции, за которыми он спрятался как маленький зуав за баррикаду. Меня больше интересовали картинки. И я все приставал к драматургу с расспросами.
  На что Саша неизменно бурчал: "Грамотный - сам прочти. А не грамотный пропадай во тьме!"
  - Александр. Я думал, ты первым начинаешь драку. А оказывается главный драчун - Райский. Он вчера на меня напал! Чуть не избил, скотина.
  - За что?
  - Да ни за что. Он был со своей дамой ....
  - лягушкой ...
  - ну да, с этой ... местной, в заведении. Я тоже туда заглянул съесть парочку мокриц ...
  - ... и пропустить рюмочку
  - Александр, мокриц невозможно рассматривать как самостоятельное блюдо, только как закусь.
  - и к чему?
  - Райский делает вид, что меня не видит. Ладно, думаю, так даже лучше.
  А сам вытащил фотоаппарат и просматриваю прошлый кастинг. И так, между делом, щелкнул сладкую парочку. Только вспышку забыл отключить.
  Райский, представляешь, вскочил, схватил меня за микитки, трясет как буря ясень, и давай орать на весь кабак, что я шпионю за ним, что он давно меня вычислил, что я за всеми тут шпионю и докладываю куда надо.
  Я говорю, извини, случайно вспыхнуло. Давай сотрем. Нет, собирается меня прямо тут же прикончить.
  
   Саша смотрит на меня воспаленными глазками.
  - Стер?
  - не стер.
   - Покажи!
  Я нашел картинку. Изображение Райского двоилось и немного как будто дымилось.
  - Вот! - торжественно произнес Абалаков. - Я подозревал, что он не человек!
  - А кто же?
  - Кидалово!
  - Что-то не догоняю. Это просто смазанный снимок.
  - Да нет. Лягушка-то получилась, и все остальное - в резкости. Ты понял? Райский - проекция.
  - Какая там проекция, на что?
  - На воздух! На наши с тобой мозги!
  - Ты что, Саша, друг, что ты говоришь! Я же видел, как он ел и пил. Проекция не может есть твердую пищу. И потом, он ведь вцепился в меня железной хваткой. Вот, синяк остался. Кстати, ты сам его неоднократно ... того, дрался с ним. Кого ты бил, воздух?
  - Ты, грамотей, я бил что-то, что только кажется Райским. А на самом деле ...ну ка покажи фотку.
  
  Мы пристально изучили снимок. Слили в компьютер, меняли гистограмму, спектр, и увидели: похоже, что Райский действительно не совсем человек.
  - Он кролёк! - сделал недвусмысленный вывод Саша. - Кролёк с Альфы Титона.
  - Не знаю такой планеты.
  - А я знаю. Планеты действительно уже нет. Она погибла. Несколько миллионов лет назад её разорвало в дерьмо, на мелкие брызги дерьма. А население заранее перебралось на другие планеты. Они как кукушки. Своего дома нет, плодятся в чужих гнездах. За многие миллионы лет они чудовищно размножились и научились приспосабливаться к любым условиям. Вот так.
  - И что из этого следует?
  - Из этого следует то, что все затеи Райского не более, чем способ захватить планету PS-E- 11 для своих соплеменников.
  - А чего её захватывать - приезжай, да живи.
  - Не знаю. Пока не знаю.
  ...................................................
  Концепция понемногу вырисовывалась. Проект из бумажного с бешеной быстротой воплощался "в натуре".
  N-технологии позволяли сказку сделать былью за считанные часы. Со сносным качеством.
  Никаких семизвездочных отелей не предусматривалось проектом. Старый космопорт оставался единственной капитальной постройкой, но и он был тщательно замаскирован под плантацию карликовых баобабов, которые садовник Зиновкен вырастил в наногоршках из ростков полузасохшего денежного дерева, спасенного им с подоконника местной забегаловки.
  Зиновкен, строго говоря, был из местных. С детства он работал на PE-Sе почтовым служащим. Пока однажды по незнанию или детскому любопытству, не отправил себя по @-факсовой связи в центр растениеводства на планете Хуспери, где к нему отнеслись как растению неизвестного вида и довольно долго подбирали соответствующее удобрение.
  Зиновкен вспоминать об этом не любит. Он выжил благодаря лаборантке из центра, которая взяла его к себе домой в качестве комнатного растения и, когда он заговорил с ней на языке хусперианцев, прониклась к нему большим уважением и через некоторое время они поженились.
  
  Свою жену хусперианку Зиновкен, по непонятной для всех причине, очень любил. Возможно из благодарности за то, что она первая разглядела в нем мыслящее существо, а затем помогла устроиться в центр внештатным удобрителем.
  То ли потому, что он знал процесс изнутри, так как сам долгое время числился растением, то ли просто потому, что PE-S-цы вообще были способны к наукам, но Зиновкен добился в краткий срок невероятного успеха и был признан одним из крупных растениеведов и имел очень высокую научную степень.
  Его благоверная хусперианка никак не казалась подходящей ему парой. Она была долговяза, бесцветна и, что действительно привлекало в ней больше всего, была практически невидимой.
  
  ПОЛНЕБА
  
  Ланшафт понемногу складывался. Во всяком случае, горы были возведены в кратчайшие сроки и теперь гордо топорщились среди карликовых баобабов алюминиевыми складками. Вода по морям разлита. Остро встал вопрос: солить - не солить.
  Соль была выписана с Земли из солончаковых степей, но в полотняных мешках вместо соли оказался порошок абсолютно не растворяемый ни в воде, ни в какой-либо из известных жидкостей. Не имеющий цвета, вкуса, запаха и на химическом детекторе не проявившего себя элементом таблицы Менделеева. Им решено было посыпать дорожки аквапарка.
  Он издавал такой невообразимый хруст при ходьбе, что даже в протопленную местным солнцем погоду - просто мороз по коже.
  Райский радовался, что из-за этого аквапарк не будет активно посещаться, так как построен лишь наполовину. Ту, в которую, за неимением иного жилья, все мы и заселились, как в одну большую коммунальную квартиру.
  
  Борис Райский занял, на правах директора, самые комфортабельные апартаменты, с выходом на ту самую террасу, где денно-нощно трудился Саша Абалаков.
  У него обнаружилась аллергия на местный здоровый климат. Которые был на самом деле был не совсем местным и, вероятнее всего, не слишком здоровым. От него мгновенно плесневели одноразовые майки, а закат становился цвета горохового супа. Райский купил его где-то по дешевке выдал за высокогорный альпийский с примесью морских просторов.
  А у Саши от него сохли глаза. То есть - наоборот, всегда слезились. И стали красными, как у крола.
  
  Не все благополучно было и с продуктами питания. Обычные N-холодильники здесь не работали. Давно закончились запасы наноконцентратов. За продуктами приходилось ходить в местные лавки. А аборигены ели в основном коктейли из насекомых, которых они выращивали на местных насекомоводческих фермах. Не все виды местной фауны казались пригодными в пищу. Особенное подозрение вызывали карликовые лангусты. Их употребляли только живыми, так как умерщвлённый лангуст протухал раньше, чем его можно успеть донести до рта.
  А в основном местная природа была щедра на червяков бубликообразной формы, таких безвкусных и твердых, что они действительно напоминали обыкновенную черствую сушку, пролежавшую несколько лет в щели между кухонным столом и старым веником; да еще в изобилии встречались многолапые граммофончики - что-то вроде грибов. Но на самом деле это оказались небольшие зверюшки с удивительным характером, напоминающим повадки наших комнатных собачек. Если купить их пачку и высыпать на тарелку, через пару минут они уже расползаются по комнате, бегают по пятам и звонко тявкают. Есть грамофончиков ни у кого рука не поднималась. Даже Райский, уж на что бессердечный старый пупс, и то спокойно не мог смотреть, как его пышнокудрая ящерка-аборигенка уплетает за обе щеки этих незлобивых и страшно занятных граммофончиков.
  
  Рассчитывать приходилось либо на редкие нано-посылки, или ждать, что приготовит Зиновкен. Он немного поднаторел в кулинарии, ещё когда был аспирантом на планете Хуспери. А поскольку жил вместе с нами в недостроенном аквапарке, то иногда баловал нас жареной картошкой из огорода. Собственно, это была не картошка, а земляные крабы, но по вкусу они ничем от картошки не отличались. Разумеется, если не приглядываться и не рассматривать близко этих жутковатых брюхоголовых.
  
  Да и с погодой наблюдались неполадки. Атмосферу сносило то на одну сторону, то на другую, что для рая не характерно.
  Лохматые черные тучи то сбивались в одну большую кучу-малу на юге и тогда весь юг сотрясался от гроз. Стихийные бедствия обрушивались на южан и оттуда на север и запад вытекали потоки мучнистой жижи. В которой, как большие переспелые огурцы, ныряли стволы карликовых баобабов, смытых с южных плантаций Зинковена.
  
  На другой день небо обнаруживалось в другом месте.
  Планета с одной стороны блистала серебристым воздушным пузырем, в то время как с другой стороны зиял черный провал и редкая птица, погнавшись за легкой добычей, сдуру вылетев из атмоферного мешка, тот час же падала на землю, лишенная опоры для крыльев.
  
  Борис Райский был невозмутим. Он объяснял все эти атмосферные явления неправильным вращением планеты вокруг своей оси. Он брал земляного краба (картошку) и толчком заставлял вращаться по столу, показывая как планета кувыркается в безвоздушном пространстве. То есть, беда была в том, что единой оси-то как раз и не было. Планета PS-E 11 крутилась как теннисный мячик, пущенный с лихой закруткой.
  - Вот так она у меня завертится, - Райский брал длинную шпильку из прически своей подруги протыкал краба насквозь. Подруга неизменно отвечала на этот жест звонким смехом. Её кудри изумрудной волной рассыпались по чешуйчатым плечам.
  В то время как нанизанный на шпильку земляной краб, горестно вытаращив все глаза, вращался на шпильке с видом Джордано Бруно.
  - Вот как она у меня будет вертеться! Вот как! - и Райский с хрустом откусывал изрядный кусок головоногого, - придет время и бури утихнут. И будет все, как положено... в раю!
  - Интересно, - отзывался Саша, моргая воспаленными от аллергии глазами на этот хитрый гастрономический фокус. - Только когда?
  - Подождите, придет время - увидите.
  - И вообще! - драматург навел на Райского свой измазанный чернилами указательный палец с мозолью на фаланге, - я не обязан торчать тут ... до Ноева потопа. Так? До Великого переселения народов на эту P-SE! Ясно? Значит, за всю это трахомудрию отвечать будете вы лично, Райский!
  - Отвечу. Вам лично и всем остальным.
  - Нет уж! Без меня. Я подписался на триста сюжетов. Сейчас я пишу уже ..., - Саша тяжело вздохнул и убрал палец, - семьдесят вторую. Так что уже скоро.
  
  - И очень скоро! Еще до того, как первый турист ступит на землю обетованную!
  И сделаю я это с вашей драгоценной помощью!
  - Вот скажите вы, Райский. Что есть рай лично для вас? Не по-книжному, а лично? Ответьте мне.
   Редкий разговор, в котором ребром ставился этот сакраментальный вопрос, заканчивался мирно. В далеком прошло выпускник цирковой школы, Саша Абалаков физически был еще очень силен и мог невзначай ткнуть так, что человек несколько суток кряхтел и охал.
  
  Климат не ладился. Планета крутилась без всякого понимания. Средства, добытые Райским на благоустройство планеты, подходили к концу. Близился час расплаты - прибытие первых клиентов. Иначе говоря, все предчувствовали банкротство райской конторы.
  
  Когда в очередной раз все небо над планетой съехало в один бок, при этом закрутив такие вихри и смерчи, что половина баобабов повалилась, а вторая была просто унесена диким по силе ветром в неизвестном направлении, Райский объявил, что завтра он будет выравнивать ось.
  
  Саша в этот момент, едва удерживая рукопись двумя локтями, переписывал историю о бароне Мюнхгаузене. Веселую историю, в которой знаменитому барону удаётся безнаказанно врать напропалую о своих невероятных подвигах. В Сашином варианте, все враки барона были преувеличенно гуманны. И когда он рассказывал о них, всем окружающим становилось стыдно до слёз, что это не они совершили столь человеколюбивые деяния, после чего они сразу же исправлялись и тоже принимались совершать (или только врать?) только хорошие дела и добрые поступки.
  Короче, Саша назвал Райского Мюнхгаузеном хреновым.
  Райский, старый жучара, прожженный старый пупс, от этого невинного прозвища внезапно остановился как громом пораженный с открытым ртом. И простоял так не меньше получаса.
   Потом внезапно просиял, надел начальческую форменною фуражку, в припрыжку умчался на местный телецентр.
  
  ПЛАН БОРИСА
  На следующее утро население всей планеты по его призыву собралось на центральную площадь перед телецентром.
  А кто не поместился на центральной, собрались кучками в других общественных местах.
  Райский обратился к планетянам с короткой речью. Его выступление транслировалось по всем теле и радиосетям планеты.
  
  Он кратко оценил климатическую обстановку на планете PS-E-11 и призвал всех до единого принять участие в акции по исправлению вращения планеты.
  Все как один жители должны были в положенный час, и минуту и секунду ... подпрыгнуть в одну и ту же сторону. У кого есть автомобиль или другое транспортное средство, должен был резко дать газ в ту же самую сторону.
  
  День настал. Несколько раз по городской трансляции объявлялась сверка часов.
  Те, у кого их не имелось, должны были ориентироваться на звуковой сигнал, который будет подан в нужное время по всей планете.
  
  В этот день жители оделись торжественно. Все вышли на улицы. Их лица раззеленелись счастливым румянцем. Все поверили в эту очередную глупость своего правителя.
  Чтобы прыжок получился удачным, многие спозаранку тренировались.
  Автомобилисты жгли сцепление и резину, отрабатывая приемы резкого старта.
  
  Сам Райский выехал на площадь на своем полувоенном джипе и присоединился к тренировкам. На машине Райского, украшенной цветными флажками и воздушными шарами, были установлены видеокамеры, микрофоны и хронометр.
  
  Саша Абалаков, с кривой ухмылкой наблюдавший за этими приготовлениями, отозвал меня в сторону от моей новенькой малолитражки, сильно просевшей под тяжестью камней, которыми по собственной инициативе, я завалил по её самую крышу.
  
  По моему примеру, многие жители грузили на свои видавшие виды в автосредства мешки с песком и тяжелые камни, чтобы толчок был посолиднее.
  
  - Ты что, веришь в эту чепуху?
  - Нет, - ответил я честно. - Не капли верю.
  - Слушай. Я не совсем идиот, или за кого он там держит местное население. К тому же я посчитал на калькуляторе примерный вес всего населения и всех их авто и сравнил с теоретической массой планеты.
  - Показывал Райскому?
  - Да. - кривая ухмылка Саши Абалакова подсказала мне, откуда мог взяться густо загримированный фингал на младенческом личике Райского. - Чтобы дать ускорение PS-E хотя бы на один миллиметр в секунду, требуется четыре триллиона КГС. Килограмм-сил, ты въезжаешь? А все мы все вместе взятые весим 10 миллионов кг. Вместе с автотранспортом - 100. Ты-то хоть понимаешь разницу?
  Я потер лицо, но быстро отдернул руку - синяк у Райского располагался точно в этом месте, и быстро сообщил:
  - Прекрасно понимаю, Саша, прекрасно!
  - Чего машину гробишь булыжниками? Угодить хочешь хозяину?
  
  Это вторая тема разговора - про хозяина и кто на него крячится больше, которая запросто может привести к потасовке.
  
  Не отвечая, я сел за руль и завел двигатель.
  Дизель этого поколения обычно работает бесшумно. Но вчера, добиваясь увеличения мощности, я снял с машины глушитель.
  Я добавил газу и отпустил сцепление. Японец мощно рванул назад. - задняя передача у него более-менее.
  
   Когда пыль немного улеглась, в боковое зеркальце я увидел, как Саша Абалаков, зажав руками уши, поднимается к своей террасе.
  
  - Действительно, - подумал я, - зачем?
  
  Замысел Райского во всей полноте раскрылся только в 15.00 местного времени, после торжественного старта.
  Его расчет, конечно же, строился не на одном - единственном толчке.
  Сверхчувствительный сейсмометр, который он выписал перед этим с Цереры, показал период колебания планеты, вызванный этим ничтожно-слабым толчком.
  И стало возможным высчитать периодичность, с какой нужно было раскачивать планету, чтобы она вошла в резонанс и раскрутилась бы как положено.
  Резонанс! И всё!
  И все прыгали. Скакали как сумасшедшие. Звучал обратный отчет, сигнал, и по сигналу все прыгали. А потом снова. И снова. Примерно раз в полторы минуты.
  До самой глубокой ночи.
  
  Стемнело.
  
  Горела резина покрышек. Лица планетян были сосредоточены.
  Небо просыпалось звездными россыпями.
  Не включая света, чтобы издалека видеть трансляцию на огромных экранах, передающую по всей планете потную, торжественную физиономию Райского, прыгающие при свете звезд аборигены казались не свихнувшимися ящерицами, а служителями какого-то таинственного вселенского религиозного культа.
  
  А их верховный жрец Райский с подбитым глазом и хронометром в руке командовал: "Внимание, приготовились, мотор!" И резким движением выбрасывал вперед флажок, на котором было всего три буквы кириллицы "Р", "А" и "Й".
  
  
  Саша Абалаков за ужином, который состоялся под самое утро, хмуро принес извинение Райскому за фингал.
  Он выглядел взъерошенным, в мокрой насквозь рубашке.
  Вышел к столу он только после того, как я трижды сходил за ним.
  И, судя по разгрому, произведенному в его комнате, он тоже прыгал по команде Райского. Только запершись в своей комнате. В полной темноте. Гордый.
  
  Планета PS-E-11 теперь обрела нужную для установления райского климата скорость вращения, равную примерно 33 трем часам в сутки.
  Таким образом, PS-E-шные сутки (или "псешные шутки", как мы стали называть их между собой) длились теперь 33 часа и 33 минуты. Но скоро все об этом забыли, так как по заказу Райского часовой завод на Церере изготовил часы, один час которых равнялся 82,5 минуты, но делился на те же 60 PS-E-кских минут. Каждый планетянин получил по этому поводу именные часы.
  А позже, когда на PS-E-11 стали прибывать гости, их ожидал своеобразный ритуал посвящения: стоя у трапа космического челнока, зеленоволосые аборигенки просили гостей снять наручные часы. После чего часы отбирались под предлогом проверки на точность. Но вместо этого все часы надевались на ветки вечноцветущей магнолии - хроноямы. Впоследствии хронояма превратилась в культовое дерево, возле которого совершались главные обряды на планете. А тиканье бесчисленного количества часиков слились в шорох, слышимый издалека. Один ученый из числа гостей подсчитал, что один раз в несколько миллионов лет все часики на магнолии-хронояме должны тикнуть разом. Потом наступит миг тишины, после чего время во всей Вселенной потечет в вспять, то есть обратно к сотворению мира.
  Многие стали приходить к магнолии и часами, а то и сутками напролет просиживали у священного дерева, прислушиваясь к шепоту времени, чтобы не пропустить это великий миг. Вздох Вечности.
  
  Небо растеклось по всей планете, и распределилась по сторонам света равномерно.
  Как и положено в раю.
  
  В тот знаменательный вечер, которое было на самом деле утром, между Райским и Абалаковым было заключено что-то вроде негласного соглашения о ненападении.
  
  Планета стала выказывать удивительные свойства. Она стала непредсказуемой, несмотря на внешнюю устойчивость и милый вид.
  
  КАРНАВАЛ
  Первыми на "землю" Рая ступила нога эксперта по делам космического туризма ("химического пердизма" - переименовка Абалакова).
  Господин Одаевский, бывший балетный критик, писал отчеты и очерки положительные или разгромные в зависимости от качества приема лично его.
  Райский был об этом предупрежден.
  Одаевского сопровождали два неопределенного пола господинчика, Паша и Шура, в прошлом, очевидно, балетные танцовщики.
  Карнавал был устроен в их честь. Темой была древнегреческая мифология. Одаевский слыл крупным специалистом в этой области, и мы подготовились соответственно.
  Золоченые колесницы, запряженные ослами и тиграми, небольшой табун кентавров, боги и полубоги, герои с развитой мускулатурой, с развевающимися султанами конских хвостов на сверкающих шлемах.
  
  Был выписан большой оркестр с Земли.
  Планету разогрели до климата древней Эллады. Подлили в моря немного синьки. Двенадцать крупных галер неплохо дополняли пейзаж, основной доминантой которого стала украшенная всевозможными цветами гора Олимп. Внутри алюминиевой горы ходили скоростные лифты. Вознесение на самую вершину полукилометровой горы занимало ровно тридцать секунд.
  По сути, это был спектакль a plain air.
  Зрителей предполагалось переносить на индивидуальных паланкинах от одного места действия к другому. Когда действие происходило на море, зрителей-пассажиров с паланкинов пересаживали на галеры и они становились зрителями и немного участниками водной баталии.
  ...............................................................
  Карнавал закончился уже глубокой ночью при свете факелов и масляных светильников, источающих благовонную копоть.
  Для Одаевского, Паши и Шуры Райский отвел тот самый жилой комплекс аквапарка, с выходом на большую каменную террасу (её удалось почти идеально выровнять домкратами. Под скошенную сторону мы подоткнули несколько бревен и замаскироали искусственным плющем). Сами мы ютились в плавучих хижинах. Мне досталась железная баржа, переделанная в двухместный полулюкс.
  
  Завтрак на террасе выглядел умопомрачительно.
  Розовый туман прикрывал кое-какие технические огрехи пейзажа. Тумана мы не жалели.
  В целом картинка нравилась даже нам самим.
  - Здесь шикарно, - промямлил Паша, размазавшись по шезлонгу. Ящерка держала над ним зонтик, точно оперное опохало, и поднос с напитками.
  Шура подтвердил его мнение покачиванием волосатой ноги в шлепанце.
  Одаевский щурился. Он щурился с большой буквы, как и все что он делал. Он весь был с большой буквы. На его паланкин пришлось отрядить дюжину мускулистых носильщиков, выписанных по S-каналу с Земли.
  Тогда как на среднего человека вполне хватало четырех.
  - Удостойте честью, господа, поведайте же нам, кто тут у вас на ком женат? - Одаевский весь светился в контражурах медлительного местного светила - сам воплощенный мировой светоч.
  Абалаков поперхнулся кофе, закашлялся, из красных глазок его брызнули слёзы.
  Я решил его выручить - что есть силы вломил между лопаток - храня на лице переменчивую тень светской улыбки.
  - У нас - полигамия, - отозвался Райский, - и полная гетеросексуальность.
  - Вы меня не так поняли, - Одаевский подбил ногой шлепанец Шуры, - греческая мифология - баба коварная! Ох, как непросто в ней разобраться.
  Шлепанец сделал в воздухе бочку и спланировал Райскому на колени.
  - Все эти Гебы, Ганимеды, Гермесы, Дианы, Нереиды ... - Одаевский милостиво улыбнулся
  Райский залился хохотом со шлепанцем в руках. Паша и Шура смеялись с подвизгиванием. Шура подкинул второй шлепанец и сам же его поймал.
  - Но вот вопрос, - Одаевский милостиво подставил свою светящуюся на солнце чашечку за новой порцией кофе и сливок, - Арес, Аид, он же Гадес? Где они, силы темного царства? Нельзя оставлять Свет без Тьмы, это как две стороны одной медали, не так ли?
  Саша наконец прокашлялся.
  - Битва богов и титантов, такой проект имеется.
  - Любопытно будет взглянуть.
  - В следующем сезоне у нас будут отображены и темные силы. Но сейчас, - Райский сморщил личико, - у нас исключительно рай. А в раю нет место злу.
  - А как же Змей?
  - Змей?
  - Змий!
  - Ах, ну да! Ха-ха, у нас, изволите ли видеть, кое-какие свои змейки водятся, - Райский взял за руку свою подругу - зеленоволосую ящерку и поцеловал её в ладонь, где как известно, у ящерок располагается третий половой орган. Дева - ящерка вздрогнула, вся изогнулась и тихо засвистела.
  
  Одаевский дал нашему туробъекту самую высокую категорию "F".
  Он был искренне доволен и выглядел именинником. Он хлопал меня по плечу.
  - Все уже забыли, дружочек, что мир должен выглядеть КРАСИВО. Что он вообще должен ВЫГЛЯДЕТЬ.
  
   Он был прав, в какой-то мере. Благодаря N-технологиям, все что угодно могло выглядеть как угодно. В своё время этому даже нашлось слэнговое название: "обказаться". Стало важно не быть, а выглядеть, даже, скорее, казаться.
  Все бросились играть в "обказалки". Мир взорвался формами и красками, он перекраивался, перешивался, перекрашивался до полной неузнаваемости. Профессия нано-дизайнера стала самой важной. Воплощались, перевоплощались. Старухи стали молоденькими девочками, мужики-пожиляки превратились в атлетов. Идентифицировать личность стало возможно только по набору признаков, куда входил тест на ДНК и прочие хитрости. Это оформилось в понятие: "персональный код".
  Персональный код присваивался не только людям, но и всему сущему. Животные имели свой персональный код, растения и даже предметы.
  Но через сотню лет и эта игра зашла в тупик. И видимость тоже потерпела фиаско.
  Потеряло смысл радоваться чему-то новому, так как в большинстве случаев, это была только видимость. И мир застрял где-то на полпути между полной гармонией и таким же абсолютным хаосом. На внешнюю сторону плюнули и забыли. Некоторое время это даже было стильно. В моде была запущенность и полное пренебрежение ко всему .
  Но потом и от этого устали. То что происходило в настоящий момент определить было уже невозможно, так как появилась проблема настоящего момента. С появлением S-факса исчезло понятие пространства. Далеко, близко - не имело значения. Так же как восприятие времени утратило свою линейность, устремленность от начала к концу.
  
  Гости улетели тем же рейсом, на котором прибыли и первые плановые туристы.
  Челнок мы больше не сажали на PS-E, чтобы не загрязнять атмосферу. Он оставался на близкой орбите, где у нас висел гостевой пересадочный пункт. С поверхностью планеты его связывали лифты, летающие вверх и вниз по невидимым шелковым канатам.
  
  
  ЛОВУШКА
  Наше бунгало в аквапарке с выходом на террасу заняли гости.
  Опустевшее здание местной школы вновь стало местом наших ночлегов.
  Организация досуга гостей отнимала все время и остатки сил. Лишь укладываясь на скрипучие раскладушки, мы могли перекинуться парой слов.
  Однако делали это редко. Мысли были параллельны, и каждый мог без труда докончить фразу, начатую другим.
  - Ты заметил? - как-то раз спросил Шура облупившийся потолок над собой.
  - Да, уже давно, - ответил я некрупной курице, которую поджаривал в буржуйке на самодельном вертеле.
  - Мы в жопе, - оценил Саша рисунок трещин над собой.
  - Эта жопа раем зовется, - не отрывал я взгляда от волдыря, растущего на шипящим от жара и жира курином бедре.
  Пузырь лопнул.
  - А ведь они все живые! Въезжаешь? Настоящие!
  - А как же иначе. Кто же пошлет получать удовольствие свой S-фантом? Это не логично.
  - Да, они точно - люди. Я проверял. - Саша повернулся на бок и оценил мои манипуляции с курицей через очки, которые недавно завел себе по причине сильной рези в глазах. - Но отсюда нет обратной дороги.
  - Не слепой, заметил.
  - Лифты работают только на спуск. Вверх они поднимаются порожняком.
  Устройство центробежных лифтов на шелковых нитях было нехитрым, как объяснил нам Райский. Как если бы мы привязали веревкой утюг и раскручивали его над головой.
  Но почему-то это недорогое устройство не могло поднять сверхлёгкую пассажирскую кабину с грузом обратно на орбиту.
  Как-то жена одного из именитых гостей решила прокатиться наверх. Забралась в пустую, только что прибывшую с группой гостей кабинку и нажала кнопку со стрелочкой вверх.
   Моторчик включился и стал наматывать на серебристый барабан сверхпрочный шелковый канат, однако сама кабинка не двинулась с места. Через полчаса лифт втянул почти половину длины троса и рядом на "землю" с воем рухнула погрузочная площадка, к которой канат был привязан. Никто не пострадал.
  Однако, с тех пор её опыт больше никто не повторял.
  Связь с внешним миром оказалась односторонней.
  - Ради экономии?
  - Это ловушка. - Саша сел на раскладушке, и она сложилась под его весом. - Западня! Саша сел со мной рядом на корточки и прошептал огню в печи: - Одного я не пойму - зачем?!!
  Вместо ответа я перевернул курицу.
  Это была черная пятница. Черная птица пятница.
  И курица подгорела.
  ...................................................
  В самом деле, отдыхать народ прилетал в одиночку, парами и семьями.
  Автоматическая орбитальная станция, оснащенная посадочным причалом для космических челноков, принимала до трех кораблей в день.
  Там же был установлены передатчики системы связи. Круглосуточно они посылали в галактический эфир рекламные ролики с координатами планеты P-SE, с ценами на "райский отдых" от самых умеренных до запредельных.
  Но мода отдыхать в "раю" мгновенно захватила всех как эпидемия.
  Ролики мы сочиняли втроем. Райский был неистощим на выдумки. Эти маленькие, на 12-20 секунд истории о том, как весело живется в нашем самодельном "Эдеме" были бесхитростны и трогательны. Главным в них было то, что в них не было ни слова правды ... .
  
  ЧАСТЬ II
  
  БУНТ В РАЮ
  
  Население планеты увеличивалось ежедневно, ежечасно.
  Космические лифты работали бесперебойно, бесшумно доставляя на P-se-11 все новых "блякурортников" - как называл их Саша.
  Планете по имени Рай грозило перенаселение. Это было очевидно для Саши и для меня, но никак не беспокоило директора планеты Бориса Райского.
  Как-то раз, ранним утром Райский с таинственным видом повез нас на окраину наших искусственных рощ ("райских кущ", как называл их Саша)
  Он вылез из электрокара и торжественно подвел к огромному стальному шкафу, доставленному на днях грузовым лифтом.
  На наши вопросительные взгляды он ответил паузой.
  Через пару минут многозначительного молчания со стороны дороги раздался шум мотора. Это прикатил крузовичок-мусоровоз. Водитель из местных, не сходя с места, подал сигнал брелком, и в серой стене образовалась квадратное отверстие. Грузовичок бодро подрулил к дыре и втиснулся в нее кузовом, доверху заваленным всяческим мусором. Раздался вой вытяжного насоса. И через секунду грузовичок покатил обратно порожняком.
  - Ну и ...! - в голосе Абалакова прозвучала ирония пополам с угрозой. - И что?
  - Да ничего! Это преобразователь. Энергия сжигаемого мусора возвращается в экосистему в виде ... но не виде тепла, а в ... форме блаженства.
  - Бля ... жен ... ства, - профессионально проструктурировал Саша и повернулся к Райскому за разъяснениями.
  - Это что, секс-машина? - я пригляделся к наклейке на стальной крышке лючка, где была изображена белозубо-голотелая блондинка.
  - В некотором роде, - Райский захихикал, потирая руки. Потирая ручки. Потирая ручонки. Все потирая и потирая свои пухлые ладошки. До тех пор, пока и мы не усмотрели в этом особый знак и не насторожились.
  - Этот шкаф выделяет наркотик? - Абалаков потянулся к Райскому с тем, чтобы в следующую секунду придушить его, как питон кролика.
  - Наркотик, это грубая, косная подделка счастья, - Борис отпрянул на пол-шага к кустам, и быстро затараторил: - наркотик воздействует на химию тела с тем, чтобы в мозгу произошла реакция и выделилось некоторое количество ... э-э-э ... эйфории, иными словами провоцирует кратковременный отрыв от реальности. Этот сжигатель, а точнее преобразователь мусора вырабатывает чистое блаженство. Ну, скажем то, что получает человек вкушая пищу, а так же в момент близости с ... с представителем противоположного пола. А так же в любой миг исполнения желания тоже ... что характерен ... э-э .... Короче, это эксклюзивная разработка, спецзаказ. На Церере был создан единственный экземпляр. Опытный, если можно так выразиться, образец.
  
  Саша закрыл глаза и потянул ноздрями запах озона, едва улавливаемый в утреннем воздухе нашей развеселой планетки. Я прочистил нос и тоже принюхался.
  Похоже, Райского это забеспокоило. Он подошел поближе к аппарату и заглянул в торчащий сбоку прибор со стрелкой.
  - Все в порядке, - бодро объявил он. - Никакой утечки. Все под контролем. Блаженство - есть конечный продукт. Ради блаженства, собственно все и затевалось, - Райский повернул рычажок. Из едва заметной щели вылез простой бумажный пакетик. Райский распечатал его и высыпал на ладонь несколько мелких белых шариков. - Концентрат, -пояснил он, и вынул из кармана пузырек, на треть наполненный такими же шариками, отвинтил пробку и аккуратно пересыпал шарики с ладони в бутылочку.
  - Значит, в наших услугах вы больше не нуждаетесь? Мусора на этой планете хватает.
  - Ну что вы, что вы! Клиенты очень довольны. Вы помогаете им чувствовать себя окруженными, так сказать, креативным вниманием. А это, - Райский встряхнул пилюли, - пищевая добавка, - он захихикал. - Вы нужны им, мальчики!
  - с пальчики! - Абалаков протянул руку и вырвал пузырек. Высыпал на ладонь один шарик.
  - Вы что! Что вы делаете! Это же концентрат! Одной пилюли в пять миллиграмм хватит на то, чтобы ...
  - ну, и что со мной будет?
  - это нужно развести примерно один к ста тысячам.
  - В воде?
  - Да нет же.
  - На спирту?
  - Ну что вы!
  - И как же это попадает сюда? - Саша Абалаков постучал себя по голове.
  - Через катарсис.
  - Это что, по-вашему, орган такой что ли?
  - А, что, орган! Катарсис - это высшее, самое чистое наслаждение. То, что вы у меня умыкнули - концентрат. Катарсис мы испытываем источая слезы, блаженно вдыхая воздух, в котором только что бушевала трагедия, кипели страсти. Мы испытываем освобождение от всего того, что так терзало и мучило нас. Так устроена человеческая природа. Короче, эта пилюля растворяется в слезах пережитой трагедии.
  - Слушай, пошел ты! Со своими мерзкими луковыми пилюльками.
  - Я выразился фигурально, - Райский улыбался ласково и умильно, как будто Саша был ребенком, выговорившим своё первое понятное уху слово. - Фи-гу-ра ре-чи! О реальных слезах нет и ре-чи!
  - Слушай, что ты нас паришь! Ну купил мусоросжигатель, ну и жги на здоровье своё говно.
  - Райский, вы должны ответить нам на ряд вопросов.
  - С удовольствием. С превеликим преудовольствием. Но только не в эту минуту.
  - А в какую?
  - В специальную минуту и даже час, отведенный на вопросы и ответы. Я отвечу на все ваши и даже не только ваши вопросы. Я теперь буду доступен, так сказать, всенародно. Это будет пресс-конференция и состоится она ровно через три дня в аквапарке.
  
  Райский осторожно забрал у Абалакова его пилюлю и пузырек, прыгнул в свой электромобильчик и был таков.
  
  АКВАПАРК. МНИМАЯ ЖИЗНЬ.
  Она была одной из тех, кто прилетел среди первых "поселенцев".
  Одна, без спутника, что, впрочем, не редкость. Мы познакомились на берегу недавно обустроенной речки, которая была в то время больше похожа на канаву, потому что её только что выкопали, и в ландшафт она ещё не утрамбовалась.
  В белой кофточке и голубых брючках она сидела на зеленой травке и казалась прелестным видением.
  В тот день Саша, буйствовал. Гневными словами, как фугасами, он громил все вокруг не оставляя камня на камне. Больше всего доставалось, как всегда, Райскому. Впрочем, мы шли из заведения, где подавалась местная водка, прозываемая аборигенами "секретная роса", в крошечных графинчиках.
  Сколько мы пропустили этих графинчиков - не счесть. Они были совсем крошечными, местные обычаи не позволяли к алкоголю относится как к напитку. Из графинчика брызгали на насекомых, которых они употребляли в пищу, чтобы те, захмелев, не выделяли яд.
  Два подвыпивших гуляки, мы приставали к зеленохвостым аборигенкам. Но они, со смехом разбегались, прячась в изумрудной траве. Мы были в некотором роде знаменитостями среди местного населения. Два больших белых человека, которые прилетели на их планету первыми. Их отношение к нам было уважительно-ироничным. Вот и сейчас, не позволяя приблизиться к себе, девушки-ящерки бросали в нас цветки, которыми они украшали свои пышные зеленые кудри и сразу же отбегали на приличное расстояние.
  
  Устав гоняться за ящерками, мы повалились на траву. Изучая медленное истечение воды в реке, я вдруг заметил белую кофточку в сотне шагов от нас. И указал на неё Саше. Он поднял голову. В глазах его сон бродил стадами. К щеке пристала травинка.
  - Позови её сюда, - молвил он и, поймав в фокус девушку-кофточку, чмокнул губами,
  - у ты, моя сладкая, - после чего сразу же уснул. И я к нему присоединился.
  Солнце село. Сразу стало сыро. Борясь с легким ознобом, я привстал. И вновь увидел её - девушку в белой кофточке. В той же позе она сидела на берегу и была похожа на сестрицу Аленушку, у которой братец Иванушка чего-то испил, чего не попадя, и стал похож на животное.
  - Саша, глянь, какая картина. Кажется, она вся дрожит.
  Абалаков вынул себя из сна.
  - Кажется, и я задубел.
  И мы вынули по маленькому графинчику, и мы согрелись. И стали добрее. И стали любить ближнего как самого себя. И чтобы ближнее стало ещё ближе, мы поднялись с места и побрели к девушке. Белая кофточка не убежала, не исчезла в траве, не стала даже бросать в нас цветками. Она мелко сотрясалась. Она выглядела несчастной, потерявшей веру в спасение. И мы, два больших белых человека, были её спасением.
  Она этого не знала, и когда мы по-отечески спросили её о её несчастье, она затряслась еще сильнее.
  - Я выхожу замуж, - прошептала она едва слышно. - Мне страшно!
  - И за кого же? - спросил Саша, нахмурясь.
  - За ... еще не знаю ..., - задрожала она так, что мы обняли её за плечи и предложили испить из наших графинчиков. Мы были так добры, что подняли её и повели к себе в бунгало, чтобы обогреть и приласкать.
  Но по дороге зашли в заведение и взяли еще немного графинчиков.
  Потом мы её потеряли. Уже сидя на своих раскладушках в "бунгале", мы обнаружили пропажу.
  И заспорили промеж себя: а была ли девушка?
  
  А спустя месяц, я обнаружил её в кабинете Райского, куда зашел по какому-то делу. Райский представил меня ей:
  - Раиса, - сказал он, - знакомься, это Фемистокл. Это Раиса. Моя жена.
  - Мы знакомы, - прошептала Раиса. И задрожала. На ней была та же белая кофточка и те же голубые брючки.
  - Я отлучусь на пару минут, Раечка, поддержи разговор с нашим э... специалистом, - Райский вышел.
  Мы остались с Раисой наедине.
  И я увидел, кого мы тогда потеряли. Голубые глаза её были такой огромности и кротости, что казалось, разговор с ней возможен только при помощи облаков проплывающих в бездне неба и параллельно - тенью, в её глазах-озерах.
  
  - Ты что, - спросил я наконец, - значит ты - за Райского?
  - Да, я замуж вышла.
  - Замужество! Поразительно. Я тогда думал - шутишь. Впрочем, замужество - отличная вещь. И слово какое, веселенькое. Поздравляю.
  - Да, поздравлять уж не надо, поздно.
  - Значит, теперь тебе знакома эта ПРЕКРАСНАЯ страна, вся в долинах и холмах?
  - Я не совсем поняла, про какие холмы идет речь ... но, видимо, тебе знакома, раз ты говоришь об этом в таком ключе.
  - Эта же цитата из романа! Холмы зеленые. там еще про долины ... .И вообще, Голубые Глаза, замужество ко многому обязывает. Например, фамилия. Вот ты Раиса, Рая. Значит, ты теперь стала Рая Райская из Рая. Каждому индейцу ясно, что это значит.
  - Я романы не читаю. Думаю, будет правильно сказать, что я вообще не читаю.
  - Я тоже. Так, припомнилось. Ну а это ... как?
  - Что ты хочешь спросить?
  - Знаешь, когда я женился в первый раз в 20 лет, больше всего меня угнетало исполнение
  супружеского долга.
  - А, ты про это ...
  - Хотя, вроде, ради этого все и затевалось ... я выстраивал себе такую
  цепочку: вот когда это наконец закончится, я закурю сигарету opal, сделаю
  кофе и поставлю любимую пластинку, и станет мне хорошо. Так удавалось обмануть организм на какое-то время, а за неделю до свадьбы мне ужасно расхотелось жениться, но я взял себя в руки и подумал: женюсь, стану несчастным и у меня будут получаться
  хорошие стихи.
  - Не беспокойся за меня. - Голубые Глаза улыбалась. В её глазах плыли овечки-облака. И мне показалось, что мы знакомы уже так много лет, что говорить об этом неприлично.
  ..................................................................................
  На пресс-конференции Райский восседал в кресле, похожим на парикмахерское.
  В холле аквапарка, где вольно разгуливали сквозняки. Среди весело шелестящих березок в кадках. Райский ответил на все вопросы. Всех, кто собрался в зале по этому случаю.
  И с беспечным видом удалился. На этот раз его сопровождали Голубые Глаза.
  Все сидели тихо. Под легким наркозом. Было странно. Райский был разоблачен. Он был страшной фигурой, монстром. Он был откровенен и циничен. Зловещ.
  Он не скрыл ничего.
  Только все, кто сидел в зале не вскочили, не разорвали его на куски, не истолкли останки и не развеяли их по ветру. Все сидели тихо и так же тихо плакали. И сотрясались их плечи. И по лицам их текли слезы. И светились глаза их необъяснимым счастьем. И были глаза их бездонны и свет их глаз был чист, и свет этот был КАТАРСИС, и все поняли, что они гибнут, что все как один они погибнут неминуемо - так устроена планета по имени Рай, так устроил ее начальник, начальник планеты по имени рай. И от этого страх сковал людей, и страх этот сменился тихим блаженством, ровно так, как утренняя заря сменяет ночь, с её кошмаром.
  Неизъяснимо-блаженный покой разлился в холле аквапарка.
  И все разошлись, славя друг друга, себя, Райского и весь этот рай.
  По территории сновали грузовички- мусоровозы.
  
  
  
  Мусор - это пустая кожура удовольствия.
  Мир превращается в мусор.
  Мир - это мусор наоборот.
  Что же было вначале?
  Удовольствие?
  
  Чары понемногу отходили. Абалаков сидел в одних трусах в своей любимой позе на раскладушке - колени на высоте плеч.
  Лицо его освещалось огоньком из печи.
  В печке горели рукописи - он не признавал никакой электроники, писал сценарии от руки на бумаге. Стопки исписанных листов формата А-4 понемногу исчезали в огне.
  Эта мирная картина напомнила мне наш первый с ним вечер в этой школе, наспех переделанной в гостиницу.
  Рукописи прекрасно горят и дают достаточно тепла, чтобы избавиться от лишней одежды.
  И от лишних слов.
  
  У меня все-таки оставалось ощущение легкой эйфории - мы угнали у Райского жену, и теперь мы вместе с Голубыми Глазами стояли на пороге хижины и глядели в черноту райской ночи. Слабо светились паутинки космических лифтов, по которым ползли серебристые пузырьки кабинок. Некоторые вверх - порожняком, некоторые вниз - с пассажирами. Саша шевелил палкой огонь у нас за спиной.
  
  Голубые Глаза явились сами. Продрогшая, в белой кофточке, в тот самый момент, когда я и Саша сидели на одной раскладушке и рыдали друг у друга на плече счастливыми слезами идиотов, а огонь дожирал первые 10 Сашиных сюжетов.
  Она вошла и тихо села с нами. Мы говорили обо всем, смеялись и шутили. Так легко нам было втроем. Мы знали истину, и она нас не пугала. Наоборот. Неотвратимость истины делала нас дружней, мудрей и легкомысленней. Псевдо рай через совсем небольшое время станет настоящим адом. И кабинки, снующие по серебряным нитям вниз и вверх в ночном небе - верное тому подтверждение.
  - Их надо перерезать, - Саша щурился от дыма, - эти тросы. Райского скрутить и живьем засунуть в его гавеную райскую машину.
  - Мальчики, - мы почему-то вздрогнули от её тихого голоса. - Мальчики, я его убила.
  - Что? - отозвался Саша первым. - Кого ты убила?
  - Мужа.
  - Райского?!!
  - Бориса. Я дала ему три шарика вот этого, - Голубые Глаза показала пузырек с пилюлями.
  - Как?!!
  - Как дают лекарство собакам: закатывают в фарш.
  - Ты дала ему фарш?
  - Нет, - лицо Голубых Глаз было серьезным, - я слепила шоколадку. Он их очень любит. Какао, масло, истолкла печенье, немного молока, все перемешать. Я часто делаю сама шоколад.
  - И он проглотил ... пилюлю?
  - Он съел весь шоколад. И в нем три зернышка.
  - Ты шутишь?
  - Потом я вышла из дома. Я не знала куда мне идти. Долго ходила вокруг дома. Кругом счастливые люди. Праздник как будто. Потом я пришла к вам. Я знала, что вы меня не прогоните.
  - Откуда ты узнала про пилюли?
  - Боря сам мне рассказал, что одного зернышка хватит, чтобы сто тысяч человек стали счастливыми. Но одного человека оно убъет.
  - И ты перестраховалась, дала ему тройную дозу?
  - Нет, я положила по зернышку в каждую шоколадную конфету. А он съел все три.
  - А что Райский? Отбросил коньки?
  - Что ты говоришь, я не поняла?
  - Дуба врезал?
  - Умер? Да, кажется, он умер.
  - Кажется? То есть, он выжил? Корчится там от счастья?
  - Нет, он просто заснул. Наверное, он умер.
  - Слушай, дурочка. Он просто заснул и все. Пилюли не действуют, пока человек не заплачет, ты что, не поняла ничего? А Райский не заплачет, хоть ты тут ... что делай. Он такой, сука, оптимист. Иди домой. Уже поздно. Иди. Мы тут еще подумаем.
  
  Саша вытолкал её за плечи и запер дверь. Ушли Голубые Глаза. Мне стало невыразимо тошно. До слез. Я сказал:
  - Чепуха это все с пилюлями. От счастья еще никто не подыхал.
  - Да, счастья много не бывает, - высказался сказал сквозь зубы Абалаков, и беззвучно заплакал, - а я не верю никому. Ни единой душе на этой планете. Ни ей, ни тебе. Ни, даже, ему. Одно я знаю: я выберусь отсюда, чего бы это мне не стоило. Мне никто не сможет помешать. Даже эти пилюли счастья.
  - Выбирайся ради Бога. Только как? И куда? Если разобраться, везде одно и то же.
  - Нет, не одно и то же. Я хочу быть самим собой. Здесь я - полный кретин. Здесь я - супергавно. Что я тут делаю?
  - Я все равно не могу понять - зачем он это делает.
  - Зачем? Ты что, до сих пор не понял? - глаза Саши Абалакова налились слезами.
  - Нет.
  - Так слушай же. Райский создал Рай. Такой Рай, каким он, по его сраному мнению, должен быть. Сюда собираются все те, кто когда-то от кого-то слышал, что есть рай. Или прочитал. Или еще как.
  -Христиане?
  - Да нет, при чем тут христиане. Рай есть во всех вероучениях. Только по-разному называется. Ты понял теперь?
  - И теперь не понял.
  - Ну, мотылек летит на огонь. На свет он летит. В рай он летит. В свой мотыльковый, светлый, развеселый такой. И счастлив он безмерно, что летит на свет, к счастью. Плачет, ему больно, горячо, а он летит и плачет и он имеет это свое счастье - злосчастье. Рай. И зажаривается в огненном раю.
  - Ну?
  - Что ну? Про мотыльков ты тоже не понял?
  - Да понял я про мотыльков. Не ори.
  - Что же тебе тогда не ясно, дружище Фемистоклюс? Не надо лететь туда. Не рай - ад там!
  - Да это ежику понятно, Саша. Все равно ты не понимаешь ...
  - Все я знаю, вся я понял! Я все знаю. Всё!!!
  - Тогда скажи, зачем это надо Борису.
  Саша задохнулся. Лоб его покрылся испариной. Он сел на раскладушку. Из глаз его вытекла слеза.
  - Зачем это нужно Борису? Зачем? Затем что любит он нас так. Любит странною любовью.
  И ты меня люби, брат Фемистокл. И я тебя люблю. И этих всех, - он кивнул на черное, без занавесок, окно - я тоже люблю. Но я все равно отсюда выберусь.
  Саша плакал и повторял: "я все равно, все равно выберусь".
  Звонко лопнула струна, и о поверхность планеты с хлопком разбился серебристый шарик.
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ III
  "УМНИК ГОРА НЕ ИДЕТ"
  
   О чем переговаривались два земляных краба, встретившись на дорожке ведущей в преисподнюю?
   О чем молчали мы с Сашей, вцепившись в баранки своих изрядно потрепанных автомобилей? Да о чем угодно, только не о том, что в действительности нам предстояло.
  
   Желтый легковой универсал неизвестной марки и тихоходный грузовичок на полторы тонны мы приобрели (или взяли во временное пользование?) в местном гараже по сходной цене - 150 тысяч "денег".
   На самом деле в раю, как известно, денег быть не может, но местные жители для своих взаиморасчетов пользовались листочками серебристой фольги. Вероятнее всего они подбирали обертки от шоколадок. Подрезали и выдавливали знаки достоинства в форме новорожденной луны. Сто лун - значит на листике фольги был выдавлен узор из сотни полумесяцев. Мы "копили деньги" целый месяц. Рылись по помойкам. Подстерегали грузовичок-мусоровоз непосредственно перед мусоросжигателем. Надеюсь, что наши фальшивки не нанесли удар экономике планеты. В конце концов, это был даже вклад в дело деньгопечатанья. Потому что мы оставили им в дар саму печатную машинку - Сашину гордость. Он сочинил ее из остатков офисной техники, которую Райский выбросил на помойку.
  После приобретения транспортных средств, у нас еще оставалась целая обувная коробка денег из фольги. И они в последствии нам очень пригодилось.
  
  Все началось, помню, с помойки у театра. Как-то вечером бродя без особой цели, я обнаружил весь арсенал оргтехники Райского, небрежно сваленный в углу хоздвора. Припоминая, что некоторые образцы этого антиквариата были еще вполне дееспособны, я заставил себя внимателнее преглядеться к куче мусора. И разглядел треснувший корпус @-факсового аппарата. Такие в старину использовались для посылки дорогих сердцу небольших предметов, к примеру букетика незабудок для любимой, находящейся за несколько миллионов световых лет.
   Угнав из оранжереи садовую тележку Зиновкена, я погрузил на неё этого монстра, а заодно и портативную галатрансферную станцию образца позапрошлого века, созданную, возможно главным электриком и по-совместительству изобретателем радио профессором Поповым.
  
   Распахнув ногой дверь, я вкатил тележку в наше бунгало. И обнаружил на раскладушке храпящего молодожена. От грохота Саша проснулся. Он пробормотал несколько проклятий в мой адрес. Молодоженом он стал совсем недавно, а теперь почему-то ушел от своей местной жены, с которой прожил меньше недели. И вот его чемодан вместе с владельцем вернулись в наше холостяцкое бунгало. Кстати, я так и не добился вразумительного ответа на вопрос, почему же он расстался со своей Марусей (так он называл свою молодую жену - ящерку).
   На мой взгляд, они отлично подходили друг к другу. Я хорошо запомнил, как на вечере, посвященном годовщине "климатической реформы", (объявленного теперь общепланетным праздником), он танцевал с Машуткой, или Марусей на центральной площади, превращенной по этому случаю в огромный банкетный зал под открытым небом.
  Ящерка положила свою изящную головку Саше на плечо и они медленно вальсировали среди тявкающих граммафончиков, старательно обходя их своими подошвами.
  С Сашей что-то происходило, но что именно, я понять не мог. Над ними кружили птицы, названья которых я не знал. А что я вообще знаю?
   В тот вечер он сказал: "Она - ангел". И тут я не сразу догадался, о ком идет речь, пока не посмотрел на Ящерку, которая плотно прижалась к Сашиной спине, обвив его руками. Они была с ним практически одного с ним роста. Она перебросила свои легкие, пышные, с изумрудным отливом кудри Саше на голову. И он стоял, в парике из её волос, улыбаясь незнакомой мне улыбкой.
  
   И вскоре они поженились. По местным обычаям это значило, что он пришел к ее папе - нашему старому знакомому игуану с пучком вьющихся растений. "Папа" - игуан связал Сашины запястья лозой, смочил в горшке с водой остальные прутья и огрел ими "жениха" по спине этими розгами. После чего все родственники, сначала со стороны невесты, затем и со стороны жениха, должны подойти и повторить процедуру. Делалось это совершенно беззлобно. Сам ритуал носил название "посвящение в дети". Саша кряхтел после каждого удара и, согласно обычаю, кланялся, как бы благодаря за урок.
   Со стороны жениха был только я один. По этой причине я позволил себе целых три ритуальных удара. На что Саша тихо выругался, но все же отвесил три поклона и добавил сверх протокола что-то в роде: "ты ещё попляшешь, карась!" И все подхватили : "Как разь! Как разь!", воспринимая изобретенное Сашей ругательство как заверение в любви и дружбе.
  
   Однажды Саша пришел ко мне в гости с Марусей. Она уже знала порядочно слов и могла поддержать беседу не только помахиванием хвоста, но и разнообразными, вполне членораздельными высказываниями, которым научил ее муж.
  С порога она радостно приветствовала меня: "Привет, алкаш!" - и часто потом, иногда весьма к месту, вставляла в разговор замечания вроде: "вот придурки безголовые", или "полный бардак, сливай бодягу", или "квакнем, и в тину!". Голосок у неё был звонкий, чистый, а произношение в точности повторяло Сашину интонацию.
  Это было очень смешно. Саша с удовольствием ржал, всякий раз повторяя: "эх, Маруся, нам ли быть в печали!". Но тут же мрачнел. С ним вообще творилось что-то непонятное. Маруся гладила его по голове и прибавляла: "не тереби свой скепсис". Временами она давала ему что-то съедобное из пакетика, приговаривая при этом: "на, жри, козел бородатый".
   Саша в самом деле отпустил бороду, усы и готовился пройти обряд инициации. По местным обычаям, мужем по-настоящему он станет лишь после прохождения этого таинственного обряда.
  
  План побега оформился сам собой. Хотя назвать это планом было известной натяжкой.
  Да и вряд ли можно сравнить с побегом. Выхода с этой планеты не было. Только вход.
  Старик игуан по семейному поведал Саше о некой мифической горе, на которой неизвестные зодчие возвели железную башню.
  Люди с неба были этими неизвестными строителями. Эту легенду Саша сначала пропустил мимо ушей. Но однажды он сказал мне:
  - Фемистоклюс, а ты знаешь, Башня из железа - это не что иное, как космический корабль инопланетян.
  Я посмотрел на облагороженную бородой физиономию Абалакова и заметил ему:
  - А ты-то кто? Посмотри на себя. Типичный инопланетянин!
  Игнорируя мое тонкое, ироническое замечание, Саша продолжил:
  - Это у них страшная тайна. Старик рассказал мне про башню на горе только потому, что ему поручено подготовить меня к инициации как будущего члена их племени. Подробности этой легенды я должен узнать сам во время обряда.
  - ???
  - Мне дадут выпить или съесть что-то галлюциногенное - я так понимаю смысл обряда - и мне откроется их тайное знание.
  - И ты согласился?
  - Разумеется.
  - Саша, ради того, чтобы увидеть парочку бредовых видений, ты согласен рискнуть жизнью? Нажраться какой-то дрянью? ВДРУГ ОНА ПАЛЕНАЯ!
   Саша нервно шагал из угла в угол, от печки до двери и обратно, наступая на развязавшийся шнурок. Я валялся на раскладушке и пытался прочитать инструкцию к старинному @-факсу, которую обнаружил приклеенной скотчем к донышку аппарата.
  - Фемистокл, - Саша склонился надо мной как атлант над мышкой и, дотронувшись пальцем до моего лба, добился, чтобы я сфокусировал зрение на его напряженно бегающих зрачках, после чего он удовлетворенно разогнулся и снова заметался по комнате. - Надо понимать, какова в этом случае цена вопроса. Жизнь в данной ситуации, как ты понимаешь, не великое счастье. "И живые будут завидовать мертвым", - процитировал Саша.
  - Птицы перестанут петь, а звезды исчезнут с небосвода, - продолжил я по-памяти.
  Возникла Великая Пауза.
  В эту пустоту стали просачиваться кое-какие звуки. Среди них можно было различить резкие крики птиц неизвестной породы, населявших "райские кущи".
  С очень большой натяжкой их можно отождествить с птичьим пением.
  - Допустим, - ответил Саша на свою невысказанную, но вполне очевидную мысль, - допустим, что это может быть просто гора с выходом никелевой руды, или даже золота. Но для нас это один шанс из ста тысяч выбраться отсюда. И я намерен им воспользоваться.
  - Серьезно? Ты в самом деле считаешь, что можно улететь на списанном, древнем звездолете, построенном неизвестно когда, неизвестно кем? Может у тебя есть к нему инструкция?
  - Скоро будет. Я на это надеюсь. Они говорят, что мне откроется что-то очень для меня важное. А мне важно знать, где находится эта гора и как она устроена.
  
   Так и началась подготовка к побегу. Началась как раз с приобретения грузовичка, а потом и легковушки. Чтобы не вызывать подозрений, мы держали свой автопарк в местном гараже, где силами механика, молчаливого метиса, готовили его к дальней дороге.
  
  
   День инициации Саши Абалакова определился. Накануне старик игуан пришел в наше бунгало со своей дочерью - ящеркой. Выяснилось, что ящерка Маруся должна была до этого торжественного дня проживать в отчем доме и вязать для будущего мужа одеяние из листьев довольно редкого дикорастущего растения. Именно это оказалось причиной Сашиного возвращения в наше холостяцкое жилище.
  Зеленоволосая выложила перед Сашей свое произведение. Он хотел примерить его, но Маруся запротестовала. "Завтра", - произнесла она довольно внятно. Обняла его и поцеловала. Старик игуан произнес речь на местном я зыке. И ящерка перевела. Завтра в полдень Саша должен быть готов к обряду.
  И они повели его в поселок.
  Я увязался следом.
  В центре селения мы увидели шалаш из прутьев, покрытый теми же загадочными, остро пахнущими, листьями. По очереди заглянули внутрь шалаша и увидели посередине циновку, сплетенную из листьев того же растения и чашу ...
  
  Вечером я изложил Саше свой план. Он возник еще тогда, когда я наткнулся на свалку оргтехники.
  План был блестящим. Я был уверен в нем и с оттенком плохо скрываемого превосходства в голосе, как учитель двоечнику, раскрыл его суть. Перед бородатым человеком, которого в глубине сердца давно признал своим другом. Но внешне это проявлялось без душевных изъявлений и слезливых признаний.
  - Таким образом, - заканчивал я научно-популярную лекцию, - один из нас, кто именно - пусть решит жеребьёвка - отправит своего S-двойника на Землю и попросит помощи.
  
  Саша молчал. Я тоже снисходительно замолк, давая возможность переварить информацию человеку с умственными способностями, отличными от моих.
  - Ты что, - он наконец заговорил, - хочешь, чтобы этому уроду кто-то на Земле поверил? Что ты собираешься отсылать? Какую именно часть?
  - Лучшую, уверяю, тебя.
  Саша ухмыльнулся. Это значило, что он не уверен, что лучшая моя часть это именно голова.
  Но я продумал и этот момент.
  S-факс действительно маловат, для того, чтобы отправить человека целиком. Это дремучий несовершенный экземпляр, предназначенный для того, чтобы переправить с одного края вселенной на другой всего лишь небольшую посылку. В камеру можно было запихнуть батон хлеба, или, допустим, небольшую зверюшку. Белочку, кошку, попугая ...
  Мой изворотливый ум нашел ответ и на этот вопрос.
  Действительно, в камеру, после того, как я немного расширил ее, удалив кое-какие ненужные, на мой взгляд, мелочи, легко можно засунуть голову и даже ладонь, прижав её к щеке. Это я и продемонстрировал под бурное ржание Абалакова.
  Пересылка части человека на Землю будет воспринята современным принимающим аппаратом как поврежденная, но сохранившая персональный код, трансляция. Автоматически будет произведена подмена отсутствующих фрагментов на стандартные.
  То есть, посылаем только голову и, допустим, руку, а на Земле появится та же голова, но с абстрактным, стандартным телом. Естественно, что такое существо сразу же попадает в поле зрения контролирующих органов. Голова сделает официальное заявление, изложит проблему и попросит помощи. Одной головы для этого вполне достаточно.
  Для уверенности, можно добавить и руку. Лучше правую.
   Саша задумчиво изучал свое лицо при помощи карманного зеркальца.
  Я прочитал в этом добрый знак. Саша, - обрадовался я, - уже видит себя, точнее свою голову, на трибуне Конгресса Наций. И готовит соответствующее случаю выражение лица.
  Чтобы не испортить достигнутого впечатления, я понизил голос и проникновенно добавил к сказанному:
  - Тебе нет нужды пить эту, как бы сказать, дрянь. Наше правительство снарядит экспедицию и наведет тут порядок в два счета. И вызволит нас отсюда.
  - Глубоко копнул! - Саша взялся за бритву. Он укрепил зеркало на подоконнике и стал мазать бороду мылом, превращаясь в пенного Деда мороза. - Туши свет, сливай соляру! - добавил он, выскребая из пены половину своего несколько уже подзабытого портрета.
  
  Уже месяц как мы жили без электричества. Сначала отсутствие тока в розетках раздражало, но впоследствии все притерпелись к этому новому обстоятедьству и даже перестали машинально щелкать выключателем, когда выходили из туалета.
  
  Согласен, в моем дерзком проекте был один несущественный изъян. S-аппарат этой конструкции работал исключительно от розетки. А в розетке не имелось в данный момент электричества.
  И теперь вряд ли когда-либо появится.
  
  - Вот блин! Дай-ка водки! - Саша стер пену с физиономии. По щеке, из крошечной ранки сочилась кровь. Смочив в водке кончик полотенца, он приложил его к щеке, останавливая кровь. - Вот что. Мы возьмем его с собой, этот S-аппарат. А пока надо сделать так, чтобы он работал от генератора. Есть же в машине генератор?
  - Ну да. 12 вольт выдает.
  - На войне все средства хороши. - Саша посмотрел на пузырек с водкой, понюхал. Закрыл крышкой. - Завтра, а скорее всего послезавтра, я узнаю что это за Железная гора и с чем её едят. И тогда ...
  
  Что будет "и тогда" я, вероятнее всего, долго еще не узнаю. Ибо Александр умолк, как Шихразада, погрузившись в сосредоточенное молчание на своей раскладушке, перешедшее вскоре в увереннный храп.
  
   Грузовичок переделывался в небольшой танкер. Собственно, он и нужен был для того, чтобы вести запас горючего для обеих машин.
   Проводив Сашу в поселок на обряд инициации, я заглянул в гараж. От нечего делать.
  И еще потому, что немного волновался за него - моего бесстрашного товарища. Его, как жертвенного агнца, отделили от толпы провожающих и сочувствующих - от меня в данном случае - и повели в шалаш. Я остался снаружи и сел на циновку, брошенную на ... "землю".
  Маруся, зная несколько слов и с успехом на них изъясняющаяся, составила мне компанию.
  - Что с ним сейчас делают? - спросил я её. Жестами Маруся показала, что сейчас на Сашу одевают рубище из листьев цауапы (название травы я нашел в N-циклопедии, там же я почерпнул, что растение обладает свойством вызывать сильнейшие галлюцинации, которые способствуют в некоторых племенах религиозному экстазу). Из шалаша вышли несколько ящериц, и они стали ритмично раскачиваться и издавать щелкающие звуки, напоминающие стук кастаньет. При этом они хихикали и переглядывались друг с другом.
  - Что сейчас происходит там, в шалаше? - спустя какое-то время снова задал я вопрос Марусе. Она показала, что Саша ест свежие листья цауапы. Показала на свой живот и произвела звук, очень похожий на громкое бурчание.
  Я засмеялся. Маруся тоже захихикала. И стала показывать, что у нее заболел живот, потом голова, потом горло, потом согнулась в три погибели и изобразила, что её рвет.
  Тут я понял, зачем рядом с циновкой в шалаше стояла пустая чаша. Рвотный тазик. Вот так.
  - Он не умрет? - встревожено спросил я девушку-ящерку. Она сделала жест, который можно истолковать двояко: "поздно хватился!" или же так: "на все воля Аллаха!"
  
  Через минуту я действительно услышал характерные звуки, доносящиеся из шалаша. Поднялся и отправился на край поселка, где располагался гараж. Осматривать наши транспортные средства.
  Желтый универсал приобретал новые свойства. Механик-метис переставлял его на другое шасси, большего размера, предназначенное для бездорожья.
  Я попросил ключи от грузовичка, завел его и покатил. Куда? А так, никуда. Подальше.
  
  Грузовичок был довольно тихоходным, но вполне достойно справлялся с подъёмами и спусками, а также был довольно устойчив при сильном боковом крене.
  Вскоре я пересек несколько густо поросших высокой травой косогоров и, оставляя позади себя просеку, выехал на дорогу, ведущую к поселкам "дачников".
  
  Здесь жили люди. Виллы тесно лепились друг к другу. Фасады сверкали стеклом. Но боковые и задние стены могли быть из чего угодно. Прутья, обмазанные глиной, кое-где фрагменты кирпичной кладки. Некоторые дома выглядели как маленькие дворцы, окруженные золоченой решеткой. Однако людей почти не было видно. Оно и понятно. Не затем стремятся в "рай", чтобы ютиться в этих, вполне заурядных домишках.
  Проехав немного дальше, я нашел поляну среди рощ. Поляна была густо обитаема. Каждый квадратный метр. Похоже на какой-то суперпикник. И в то же время на театр под открытым небом. Или на митинг. На возвышении посреди поляны стоял человек. Он выкрикивал что-то, что тут же подхватывала толпа. И повторяла, как заклинание. Затем на возвышение поднялся другой человек. Отсюда я смог разглядеть, что это была довольно полная женщина. Она тоже стала что-то выкрикивать. И толпа вторила ей.
  У края поляны сбилась группка людей, скорее всего вновь прибывших. Они молча, без улыбки, наблюдали за действиями толпы. В их позах явственно проступала растерянность.
  Навстречу бегом, с плаксивой улыбкой на сморщенном личике пупса, пробирался Борис Райский. Приобняв за плечи того, кто был одного с ним роста, Райский повел их к центру поляны. Вскоре они уже были на возвышении. Райский размахивал руками, кланялся. Он представлял толпе новых членов братства. Окончания истории я не стал дожидаться. По широкой дуге обогнув поляну, я поехал вдоль небольшой речушки, то и дело рискуя опрокинуться в воду.
  
   В этот вечер Саша не вернулся в бунгало. Не пришел он и на следующий день.
  Я отправился в поселок. Хижина-шалаш была пуста. Постояв минут сорок в одиночестве, я отправился на поиски пропавшего товарища. Следы множества ног и хвостов привели меня к заросшему чем-то в роде гигантского камыша озерца. Посередине лежало бездыханное, как мне показалось, тело моего товарища. Рубище из растений цауапы плавало рядом. Голову Саши поддерживала связка пустых пластиковых бутылок из-под воды. Все племя собралось по топкому берегу озерца плотным кольцом и продолжало ритмично щелкать. Оттолкнув тех, кто был ближе ко мне, я бросился в воду. Глаза Саши были открыты. И это напугало меня сильнее всего.
  - Саша, друг, не умирай, - что-то в этом роде я кричал, вытаскивая обездвиженное тело Абалакова на берег. Члены племени расступились и дали мне вынести его на берег.
  Сами при этом не делая никаких движений. Они продолжали щелкать, и я понял, что скорее всего, они пребывают в глубоком трансе, не следя, собственно за реальностью.
  Я стал давить, бить грудную клетку, - не помню, но кажется, влепил, как положено, пару звонких пощечин. Голова Абалакова безвольно перекатывалась на исхудавшей шее.
  - Сашка! Очнись! Не умирай, слышишь. Сейчас же оживи! - И я стал осыпать его страшными словами. Самыми грозными, какие знал. И то и дело бросался сокрушать его грудную клетку, словно стремясь переломать к свиньям собачим все ребра, достать сердце, оживить его своими руками, и снова вложить в посинелое тело ...
  Саша сел.
  - Я не умер, - произнес он глухо, - я притворялся. - И он закашлялся.
  - Ну, ты гад, - только и мог выдавить я, задыхаясь и оттирая пот, заливавший глаза.
  - Ну - гад. Дай же что-нибудь согреться.
  На секунду у меня мелькнула мысль, что он требует выпивку, но я тут же понял нелепость этого предположения. Его трясло. Я скинул рубашку и набросил ему на плечи.
  Идти самостоятельно Саша не мог. Я тащил его на себе к поселку. Потом затащил в кабину грузовика и отвез в бунгало.
  Сутки Саша проспал. Он не храпел, как прежде.
  Ночью я по нескольку раз подходил к нему, чтобы удостовериться, точно ли он жив. Дыханье его было тихо и неровно.
  Днем я разудил его и дал испить куриного бульона. Настоящего, между прочим, куриного. Куриц мы стали разводить еще раньше, выписав с Земли контрабандой несушку и петушка.
  
  Рассказ Саши был краток и при том весьма мало вразумителен.
  Да его, собственно, трудно назвать рассказом.
  Маруся приходила каждый день. Она с интересом наблюдала за моими попытками поставить больного на ноги. Однажды она принесла пучок сушеной травы и жестами показала, что её надо бросить в бульон.
  - Ну, уж, нет! Хватит экспериментов, - наорал я на неё. Но, будто и не слыша моего гневного окрика, Маруся снова показала, как траву следует растереть и бросить в кипящий куриный бульон.
  Саша приподнял главу и мутно оглядел нас.
  Издав радостное восклицание, она бросилась к мужу. Саша слабой рукой провел по ее волосам. И пробормотал, адресуясь ко мне:
  - Сделай, как она говорит.
  - Ни за что! Хочешь окончательно сдохнуть?
  - Не сдохну. Раз до сих пор жив. Сыпь!
  Делать нечего. Я попробовал разжевать травинку. Горчило. И напомнило какую-то пряность.
  Я поломал несколько веточек и кинул в суп.
  Однако Маруся запротестовала и на этот раз. Пришлось раскрошить и всыпать весь пучок.
  - Испортил такой бульончик. На, жри!
  Саша съел насколько ложек - кормила его Маруся как малого ребенка. Потом он сел. Взял миску и в несколько взмахов ложки опустошил её. Потребовал добавки.
  Маруся радостно верещала. Саша встал. Прошелся по бунгало.
  - Как машины,- был требовательный вопрос, - готовы?
  - Дня через два будут готовы.
  Саша запротестовал.
  - Завтра! Мы отправляемся к Железной горе завтра. На третий день. А на одиннадцатый день мы будем у цели. Это решено.
  Я не стал возражать и отправился в гараж.
  ............................................................
  - Может, расскажешь, что ты ТАМ увидел.
  - Да ничего. Нет ТАМ ничего особенного. Я просто побывал в своем будущем. Ровно на одиннадцать дней вперед. Но, главное, я был в прошлом. Я, оказывается, помню все. Можешь себе представить? Даже то, что я считал окончательно забытым, то есть ... - он стал подбирать слова, - то есть то, что мне не хочется вспоминать ..., даже не так: то, что было грешно, даже не зло, а ... ошибка, даже не ошибка, а несовершение чего-то, что надо было совершить, - Саша посмотрел на меня, - ну ты понимаешь?
  - Нет, если честно.
  - Ну да. Короче говоря, я видел себя вот с таких лет ... и даже еще раньше ... . Я думал, что я хороший, иногда просто замечательный человек... Ну хотя бы просто не злой. Понимаешь? Вот теперь слушай: это не так! Это мне так хочется, хочется себе казаться, что я хороший, честный парень, а на самом деле, это только мне так кажется, что я кажусь себе хорошим, ты понял? Монтаж моих сохраненных воспоминаний склеивается в такую ленту, где я - хороший, где вся моя жизнь - это моя биография, в которой я, как мне казалось, прекрасно разобрался и что я все про себя знаю. А на самом деле, это только склеено так. А можно и по другому. И получится другой фильм. Другой будет человек с таким же именем и фамилией. А как много не вошло в эту ленту! Как много в корзине! А мы думаем, корзина пуста. Так нет же. Там такая же лента, только совсем про другого тебя. И даже более того. Это та же самая лента. И ничего оттуда не выброшено. Просто
  эти куски проскакивают с такой скоростью, что ничего не успеваешь заметить. А смотришь то, что тебе нравится.
  Саша устало посмотрел в окно.
  - Я знаю теперь, как туда ехать. И только. Будто я уже побывал там. Но тайна мне не открылась. И ОНИ это знают. Может, теперь ты попробуешь? - Абалаков криво ухмыльнулся, и тут же прибавил, - шутка! - И совсем уже другим тоном: - Трос надо взять. Машины будут застревать.
  ......................................................
   На завтра мы тронулись в путь. Это произошло на рассвете. Маленький караван, состоящий из грузовичка, наполненного баками с горючим, и желтой легковушки, одетой на непомерно большие колеса и от того похожей на месячного щенка.
  Саша с Ящеркой сели в легковушку. Я пристроился за баранку (сушку, бублик) грузовичка. И первое время, пока дорога была относительно ровной, я с трудом поспевал за более резвым желтым автомобильчиком.
  Так мы миновали поселки, объехали кругом столицу планеты с аквапарком вместо кремля, и углубились в восточные области. Повсюду были заметны следы нашей ландшафтной деятельности. Мы наблюдали с изнанки то, что издали казалось лесом или горами. Вблизи это больше напоминало декорации для фильма. Чтобы не быть случайно обнаруженными, мы старались проскочить эти места поскорей. Грузовичок рычал и подвывал на подъёмах. Я боялся упустить из виду своего поводыря.
  Саша уверенно направлял машину в сторону непроходимой с виду чащи. Но, приблизившись вплотную, открывалась не приметная до той поры просека или пролом в скале, в который с трудом протискивался наш маленький караван.
  Так, обдирая борта сучьями и острыми выступами камней, к вечеру мы добрались до подножия скалистого плато.
  
  Не было сил выбирать место для ночлега.
  Сзади чернел лес. Мы его не видели. Мы чувствовали его непроницаемость, как ломоту в спине. Спереди была вода - то ли речка с болотистыми берегами, то ли болотце, похожее на речку. Ничего общего с земным пейзажем, ничего общего с теми уютными мыслями, которые подобный пейзаж на Земле рождал бы в головах и сердцах двух немолодых мужчин и одной юной красавицы неземного происхождения. Мысли путались. Головы гудели, словно в них еще продолжали работать поршни моторов наших машин.
  Насобирали коряг, разожгли костер. Теперь между нами и этой, так и не присвоенной нами планетой, взметнулся огонь, лёгкими искрами возносясь к звездам.
  Наши припасы были скудны. Но, воображая пир, мы радовались парочке запеченных в углях земляных крабов. День пути к свободе заканчивался в целом благополучно. Никто нас не преследовал. Путь, который мы проделали одним махом, утверждал в мысли, что
  он верен и приведет к задуманной цели. Даже если цель была эфемерной и не имела четких очертаний, разве что в Сашиной голове в виде наркотического бреда, навеянного жгучим соком цауапы.
  
   Дважды мы натыкались на селения "курортников". Это были неблагополучные, запущенные поселения. Население ютилось в полуразвалившихся лачугах. Без продовольствия и каких-либо признаков обслуживания. Единственно чем, по всей видимости, их снабжали регулярно, были шарики "счастья".
  Одичавшие "дачники" бросались на наши машины, прыгали на капот, и только чудо спасло нас и их от беды.
  И оказалось, что и это чудо было предусмотрено Сашей. Он запасся баллончиком слезоточивого газа. Где он его взял?
  Еще прежде, перед выездом, Саша проследил, чтобы все щели в кабинах обеих машин были плотно заделаны. Вентиляционные ходы были заткнуты тряпьем, смоченном в машинном масле. Свои действия он объяснил лаконично: от комаров. А их, между прочим, на P-Se не было отродясь.
  "Дачники" окружили нас плотной толпой. Выбраться не представлялось возможным. Не давить же их, в самом деле! Саша, высунувшись из верхнего люка, крикнул мне, чтобы я закрыл окно кабины. И я увидел в его руке баллончик. Я стал о чем-то догадываться.
  Он нырнул вглубь машины, выставив сверху руку с баллончиком. Маруся обернула его руку шерстяным свитером и прикрыла люк так, чтобы щель была только для руки, подоткнув свитером щель.
  Саша пустил струю в воздух. Подождал и пустил вторую струю в противоположную сторону и тут же быстро захлопнул люк.
  Прошла минута. "Дачники" бродили по улицам поселка, натыкаясь друг на друга, на стены лачуг, на наши машины. От нестерпимой рези в глазах многие катались по земле.
  Эффект "катарсиса" без промедления вступил в силу.
  Толпу "потащило". Плача и хохоча одновременно, они разбрелись по поселку. Еще через пять минут путь был свободен. Осторожно объехав тех, кто лежал на земле, размазывая грязь и слезы по счастливым лицам (как актеры грим после триумфального спектакля), мы покинули поселок.
  Второй такой поселок был в нескольких минутах езды от первого.
  Имея опыт, мы заранее задраили окна и, не прекращая движения, повторили фокус со слезоточивым газом.
  
  Сидя у костра, мы старались не вспоминать события минувшего дня, но они, как кадры из фильма ужасов, стояли у каждого перед глазами. Где -то по краям зрения, в запекшихся чернотой сгустках зарослей, в искрах от лопающейся головешки, в сполохах красного жара в тлеющих угольях.
  
  - Знаешь, откуда этот баллончик с газом? - спросил Саша, палочкой выкатывая из костра запеченного земляного краба, осторожно разломил пополам и, протянув мне одну половинку, сам себе ответил:
  - у Райки конфисковал. Она же собралась Райского им потравить. Представляешь? - Саша подул на свою половинку. - Может зря отнял? - он откусил кусочек и, с полным ртом, добавил: - Вот я и подумал: ну убьет она его. Что изменится? - кинул в рот (вдогонку) щепотку соли, причмокнул и заключил: - Колесико крутится, и ничем его уже не остановишь!
  - Не исключено, что он бессмертен, - вставил я своё замечание. Краб так напоминал по вкусу печеную в золе картошку, что зловещие видения понемногу отступили, дав место некоторому легкомыслию.
  - В самом деле, - усмехнулся Саша. И спросил у ящерки: - ты тоже так думаешь, а, Маруся? - Саша выкатил из углей еще одного краба, разломил, посыпал солью.
  - Вы придурки и алкаши, а он - царь. Царя нельзя убивать. Он не умирает, - раздался звонкий Марусин голосок.
  - С поправкой на лексику, ответ в целом принят, - произнес Саша и положил в ротик своей красавице - ящерке половинку печеного краба.
  Как верная боевая подруга, Маруся постелила нам всем циновки и набросала сверху одеял.
  
   Звезды кололи глаза даже сквозь закрытые веки и мешали уснуть. Или мешали мысли? Мысли жалили мозг изнутри. Под утро, окоченев, я перебрался в кабину грузовика. И тут, вдыхая аромат нежных испарений машиного масла, только тут я и смог заснуть. И сразу же, как показалось без всякой паузы, луч рассветного солнца со снайперской точностью влепился в моё сомкнутое веко, окрасив нежно алым "райскую" пустоту сновидения.
  
   Весь следующий день мы штурмовали плато. И когда нам это удалось с помощью шелкового космического троса, мы увидели в центре плато гору. Вершина её отливала в закатных лучах тусклым металлом. Это была она, "Железная" гора, или неведомый звездолет, по фантазии Саши Абалакова. С тем мы и расположились на второй ночлег между двух, уже изрядно потрепанных авто.
  
   На следующее утро выяснилось, что легковушка дальше не пойдет. Едва приметное масляное пятно, темнеющее на грунте, показало причину, из-за которой она вышла из строя: у нее был прибит маслопровод.
   Перебросив вещи в кузов грузовичка, откуда предварительно были выброшены пустые баки из-под горючего, втроем мы втиснулись в кабину и медленно тронулись.
   Гора, как казалось, не приближалась, а только отдалялась от нас.
  Прошел не один час. Преодолев сотню километров, мы будто топтались на месте.
  Покинутый нами край плато давно стал линией горизонта и этот оптический фокус со стоящей на месте горой был произведен, вероятнее всего разреженным, лишенным паров воды, воздухом.
   Саша напряженно всматривался в одномерный, черно-белый, плоский, как будто подгоревший и вслед за тем подвергшийся глубокой заморозке пейзаж, который зло хрустел под колесами грузовика.
  Может, он боялся преследований? Может он чего-то знал, о чем не хотел или не мог сказать? Может, он внезапно потерял дар речи?
  Колеса шуршали по камешкам. Абалаков молчал. Хоть бы ругался. Хоть бы ...
  
   Ящерка внезапно пошевелилась и сказала: "Умник гора не пойдет".
  Я даже бросил педаль от неожиданности. Все-таки, удивительно способный народ!
  Вчера Саша случайно обронил эту фразу, когда мы штурмовали крутой подъем на плато, втягивая лебедкой желтый универсал. И Маруся запомнила.
  Саша заржал, будто кто-то включил его кнопкой. Ящерка Маруся тоже засмеялась.
  И продолжила: "Гора не ходит Магомет. Магомет ходит гора".
  Тут уж и я не выдержал.
   Маруся сидела, стиснутая нами с боков. Временами мы даже забывали о ней. Вспоминали только, когда ветер раздувал её волосы по кабине. Заметив это, Маруся подвязала пышные кудри шнурком. Их племя, практически, не знало одежды. Когда было холодно, они ходили, завернувшись в одеяло. Но Маруся была модницей. На тело, отливающее изумрудом, она натягивала Сашины вещи в самом нелепом сочетании.
  И всегда получалось нечто очень смелое. Иногда Саша ворчал, заметив свою рубашку в красный горошек и с дыркой для хвоста на Марусиных бедрах в качестве юбки макси.
  
   Каменистое плато, лишенное растительности, не представляло серьезного препятствия для нашего грузовичка. Поэтому дорогу, почти ничем не примечательную среди прочего пейзажа, я заметил и оценил не сразу. Просто стало легче двигаться именно по этой траектории, пусть не всегда прямолинейной.
  - Саша, а ведь мы попали на шоссе, - заметил я. Маруся немедленно отозвалась: "Шла Саша по шоссе и сосала сушку" В ее исполнении это звучало примерно как: "сла шаша по соше и шосала шушку".
  
  Шоссе, не шоссе, но кто-то здесь то ли ходит строем, то ли ездит на носорогах. Кто они?
  Маруся сказала: "вон там!" и показала рукой. Впереди, согласно ее указанию, выросло приземистое строение, смахивающее издали на большой валун. Мы приблизились к группе валунов, которая довольно неожиданно стала поселком. Ведь мы давно наблюдали ничем не примечательную россыпь больших камней на плато. За первым валуном потянулись другие дома-валуны, и вот мы уже катили по улице странного селения.
  
   Центр поселка занимал самый большой валун. Как позже выяснилось, это был магазин. Он же клуб, поселковый совет, изба-читальня, изба-курильня, клуб, паб.
  Мы сделали остановку. Как водится на этой планете, вход был открыт - игуаны не знали дверей. Предприняв все меры предосторожности - то есть запустив Марусю первой - мы заглянули в "дом". Казалось, что внутренние помещения были высверлены, выскоблены внутри серо-зеленого камня.
   Наша ящерка что-то мяукнула неподвижно сидящими на циновках мужчинами-игуанами. Они не ответили, но Марусю это не смутило. Она оглянулась на Сашу, и Саша понял ее. Он подошел к старшему игуану и протянул ему свою честную руку.
  Старейшина пожал протянутую ему руку. Саша обошел по очереди всех и каждый, оживая на краткий миг, пожимал Сашину руку и снова каменел. Затем наступила моя очередь.
  Конечности мужчин-игуан были холодными и сухими на ощупь.
   Разместившись на циновках чуть поодаль, мы решили перекусить.
  Маруся, взяв хрустящих "денег" из обувной коробки, скрылась в соседнем помещении.
  
  Саша посмотрел ей вослед, затем повернулся ко мне.
  - Знаешь, как странно все время жить с чувством де жа вю? Ведь я уже побывал здесь! -
  Затем он хмыкнул. - Ладно, забудем о грустном. Давай о бабах. Тебе нравится Маруся?
  Я пожал плечами.
  - Не смотри на меня так. Это значит, что ты думаешь, вот старый хрен решил жениться на молоденькой.
  - С тобой скучно, Александр, - печально заметил я, - ты читаешь мысли и все-то знаешь наперёд.
  - А вот и нет! Я совершенно не в курсе, что мы сейчас возьмем у этих аксакалов пузырь водки и нажремся с тобой в хлам.
  - Квакнем - и в тину.
  - А хоть бы и так. А закуску Маруся сейчас сочинит мировую. У этих горных ящеров есть традиция охотиться на диких уток. И в съестной лавке у них полно дичи.
  - Скажи Кассандра, как же далеко простираются твои познания будущего?
  - На одиннадцать дней. Но я не хочу об этом говорить за не накрытым столом.
  Я изобразил задумчивость. Саша хмыкнул.
  - Давай подумаем вместе. Выходит, что половина из этих одиннадцати дней уже произошла. Так?
  - Сегодня шестой день, как ты очухался.
  - Вот я и говорю, половина. Эти ребята, - Саша указал на неподвижно сидящих игуанов, - наш следующий этап. Они охраняют гору. Не знаю как, но они нас не пропустят, если мы с ними не договоримся.
  - Скажи, Кассандра, на кой ляд мы сюда приволоклись! У меня было предложение объехать деревню стороной. К вечеру, уверяю тебя, мы были бы у цели.
  Саша откинулся на циновку, свернутую валиком.
  - Наша цель, друг Фемистокл, не известна даже нам с тобой.
  - Как же звездолет, или как его там? Отменяется?
  - Нет, - ответил Саша дружелюбно, - не отменяется. Но сегодня ...
  Маруся вернулась. У неё в руках был поднос с дымящимися кусочками дичи и кувшином вина. Саша помог ей: снял с подноса кувшин, открыл крышку и понюхал.
  - А сегодня нам предстоит пьянка вот с этими мужиками, - Саша едва приметно кивнул в сторону игуанов. - Посмотрим, что принесет нам этот день, и эта ночь. И ты должна нам в этом помочь, - обратился он к Марусе с самодельной рифмой.
   Ящерка кивнула, будто слышала всю речь своего мужа от начала и до конца.
  Саша встал, подошел к аксакалам и пантомимой, понятной любому и на любой планете, пригласил их за наш "стол".
  
  
   Ключ от горы. Вот, как выяснилось, в чем была причина нашей задержки.
  Не совсем понятно, как ключом можно открыть гору, но в этом вопросе можно довериться специалистам-провидцам. Кроме того, мы услышали от аксакалов более-менее связную легенду о происхождении Железной горы.
  
   Некогда планету населяли рептилии многих видов. Все они были травоядными. Пищи на планете было в изобилии. Все жили в мире и никакое живое существо не посягало ради пропитания на жизнь другого. Так продолжалось долго, так было бы и по сей день.
  Но однажды с неба прилетели другие существа. Они ходили на двух ногах. Они стали охотится на рептилий и поедали их. Они были разумны, а ящерицы были не разумны. Разумное поедало неразумное. Пришельцы стали распространяться по планете. Ящериц становилось все меньше И скоро их стало совсем мало. Все рептилии, что остались, собрались на совет. На совет был приглашен один из двуногих, который сочувствовал рептилиям.
  Было понятно, что на планете выживет сильнейший. Сила двуногих была в их разуме. К тому же они были теплокровными и быстро размножались. Ящерицы были обречены. Но тут слово взял двуногий. Разум, сказал он, это не преимущество, разум двуногих - это их наказание.
  Разум гонит их с планеты на планету и всюду, куда бы не ступила их нога, воцаряется смерть и разрушение. Он, двуногий, против этого. И он очень хочет с помощью рептилий остановить победоносное и разрушительное шествие разума. Поэтому он предлагает союз.
  Он готов украсть разум у двуногих передать его рептилиям. Но, чтобы ящерицы сами не заразились и не стали подобны разумным двуногим, разум следует надежно спрятать, и строго охранять. Самым надежным местом был звездный дом двуногих, на котором они сюда прилетели.
   Совет рептилий одобрил план двуногого. Было решено денно и нощно охранять звездный дом, когда он спрячет в нем отнятый у остальных двуногих разум.
  Двуногий отнял разум у своих собратьев. А сам, вместе с отнятым разумом спрятался в звездном доме. Который плотной стеной окружили рептилии и близко не подпускали ни одно живое существо. Двуногие без разума стали слабы и беспомощны. А ящерицы, что стерегли отнятый разум, постепенно сами становились разумными.
  Некоторые из двуногих стали поедать друг друга. Некоторые стали травоядными. Однако в любом случае, они перестали представлять угрозу для жизни рептилий. И они вернулись к мирной жизни. Но за это время многое изменилось. Главным образом - сами рептилии. Они приспособились ходить на двух ногах. И они научились пользоваться разумом. Но в "разумных" пределах. Например, для охоты на диких уток. А разум двуногих существ по-прежнему заперт в самом надежном месте - в Звездном доме на Железной горе. Ключ от него они охраняют как зеницу ока.
  
  - Ящик Пандоры, - вымолвил задумчиво Саша. - Эта гора охраняется и по сей день. И там сидит разум белого человека. Тебе интересно на него взглянуть? - спросил Саша меня.
  - Мне своего хватает, - буркнул я.
  - Правильно, ты можешь случайно выпустить его на свободу и - пиши пропало.
  Саша разлил вино.
  - Давай, за то, чтобы разум навсегда покинул эту планету. Вместе с нами! Нам-то он не страшен, мы и сами, как верно заметил мой коллега, с усами.
  Мы выпили. Вино не веселило, оно ... лишало разума.
  - Во всяком случае, нас они не считают опасными для себя. И это уже внушает надежду.
  Мы - умеренно разумные существа.
  - И умерено пьющие.
  - Алкаши, - подала голос Маруся.
  Саша осмотрел её так, будто видит впервые. - Маруся, - произнес он со значением, но заплетающимся языком, - Маша! Машутка ты моя!
  Он снова налил. Выпьем за мою Машу!
  - Мне уже хватит. И тебе тоже.
  - Нет, ты не так меня понял. Мы пьем, мы гуляем, выпиваем, до тех пор, пока не лишимся этого самого ... разума ... совсем! Понял?
  - А на фига?
  - А так надо! Иначе ключ не дадут.
  - Ты-то откуда знаешь? Тогда приснилось, что ли?
  - А хоть бы и приснилось! Тебе, например, чего снится? По ночам?
  - Мне снится ... снится: такой зеленый сад на горе, а в этом саду мы с тобой сидим, свесив ножки вниз. Сидим, улыбаемся, как два, я извиняюсь, придурка, и болтаем ножками.
  - Вот видишь! А ты говорил!
  - Что я говорил? Позволь, ничего ТАКОГО я не говорил.
  - А кто обзывал меня Косой Сандрой?
  - Александр ... прости. Но мне будущее не снится, как некоторым ... наркоманам.
  - Не снится? А знаешь ли ты, умник, трезвенник, что это и есть наше будущее. Давай, за наше будущее!
  - За будущее не пью.
  - Тогда выпьем за ... настоящее. За все настоящее! Ты - настоящий?
  - В этом нет и доли сомнения!
  - А я?
  - Ты - не просто настоящий. Ты действительный .... Тайный Советник.
  - Согласен. А она - настоящая?
  - Маруся?
  - Маруся.
  - Только чуть-чуть зеленая. А в целом и в частности - настоящая.
  - За нас!
  
  Переговоры с игуанами затянулись. Мы уговаривали отдать нам ключ, что бы мы могли войти в звездолет и улететь на нем. Таким образом, опасность выпустить "разум" на волю навсегда исчезла бы с их планеты.
  Аксакалы кивали головами, но тайну ключа не выдавали.
  Пытаясь банально споить их, Саша все подливал и подливал в их кубки местного вина.
  Произносил здравницы, просил Марусю переводить, чокался с каждым. Наконец старейшина поднялся со своего места и, пошатываясь, поманил нас за собой.
  Мы потянулись вслед, думая, что вот, наконец, получим набор ключей от семи печатей.
  
   Холодный воздух горного плато слегка освежил голову. Игуан пошатываясь плелся вдоль домов-валунов, пока мы не достигли последнего валуна. Старый игуан заполз в дом и втянул хвост.
  Не дожидаясь приглашения, мы последовали за ним.
  Неожиданно нам открылась довольно обширная пещера - видимо часть валуна ушла под землю.
  Приглядевшись, я увидел в углу смутно черневший силуэт еще одного игуана.
  Он сидел неподвижно и вначале я принял его за статую. К нему подошел наш знакомый старейшина и стал что-то шептать на их щелкающем языке.
  Статуя пошевелилась. Я протер глаза. И увидел, что сидящий на циновке был даже не старым игуаном, как старейшина, он был ДРЕВНЕЙ РЕПТИЛИЕЙ, ящером -петикантропом, если так можно сказать о пресмыкающемся.
  
  Клювообразный костяной нос свисал над ороговевшей нижней губой, придавая "лицу" ящера брезгливо-непроницаемое выражение.
  
  Выслушав старейшину, древнейший качнул клювом и защелкал ответное слово.
  Маруся прошептала чуть слышно: "Я ничего не понимаю".
  
  Старейшина обернулся к нам и доложил. В переводе Маруси это звучало примерно так:
  "Древнейший житель планеты приветствует вас в своем жилище и считает вас своими гостями"
  - Передай, что мы очень рады. Что мы желаем ему железного здоровья и сто лет жизни.
  Маруся стала было переводить, но запнулась: "сто лет, - тихо прошептала она, - это для него как один большой день. Я скажу - сто дней".
  - Валяй, родная. Нам для него ничего не жалко!
  
  Так непринужденно текла беседа, с легкостью преодолевая процедуру двойного перевода.
  Древнейший оказался словоохотлив. Да и кувшин с вином, который я не забыл в трактире, сослужил свою службу.
  
  - Спроси теперь, где древнейший держит ключи от железной горы. И что мы не смеем его дольше задерживать.
  
  Древнейший надолго задумался. Голова его склонилась под тяжестью массивного черепашьего клюва. Мы даже забеспокоились, не умер ли он. Саша подошел и слегка тронул его за плечо. Древнейший приоткрыл глаза и защелкал:
  "Я знал, что придут другие двуногие и что они захотят попасть в звездный дом. Я знал, что один из них прошел инициацию и что он взял в жены девушку из племени, поклоняющемуся растению цауапа". Древнейший снова замер. Саша снова деликатно подтолкнул его. И даже поднес кубок с остатками вина. Древнейший от вина не отказался.
  Через несколько минут он продолжил:
  - Я стар, - вымолвил он. - Возможно, скоро умру. Нам нужен новый вождь. Ключ может получить только вождь. Тот, кто прошел инициацию - знает истину. Кто знает истину - достоин стать вождем.
  - Вот так неожиданный поворот, - озадаченно произнес Саша. - Как я понял - если я не прав, ты поправь меня, Фемистоклюс - то есть, поступило предложение по моему трудоустройству.
  - Да, мой друг. Вместе с ключом тебе предлагается почетная должность вождя всея планеты. Такое и тебе не снилось!
  - Представь, снилось. Но совсем, правда, не то. Вот что. Пожалуй ... - Саша вздохнул, - я согласен. Переводи. Я согласен. Но прежде я хочу осмотреть гору. Имеется в виду Железную гору. Осмотреть замки, проверить ключ. То, сё.
  Тут я вздохнул с облегчением.
  
  Древнейший защелкал ответ в темпе скорострельного пулемета - очень обрадовался старик, засиделся, видать, в вождях, захотелось на заслуженный отдых, внуков понянчить.
  
  Маруся перевела:
  " Не вопрос!"
  
  На следующий день была назначена экспедиция к Железной горе.
  
  На улицу были выгружены лишние баки с горючим.
  На их место были водружены носилки с "древнейшим".
  Остальные игуаны разместились в кузове нашего видавшего виды грузовика.
  Мы продолжили путь к Горе, стараясь объезжать ухабы, чтобы не растрясти "древнейшего" и прочих старейшин.
  Немного ломило виски то ли от высоты и разреженного воздуха, то ли от вчерашнего.
  Саша сидел за рулем. Маруся, растерянная и, как казалось, подавленная, по-прежнему занимала место между нами.
  Как ни странно, заколдованная гора приближалась. И довольно скоро мы уже были у её подножья.
  
  Вблизи контуры горы выглядели не столь отчетливо, как это виделось на расстоянии.
  Причина этого раскрылась, когда наша пешая экспедиция (грузовик пришлось бросить, он не брал такой угол подъёма) подошла к горе вплотную. Это было гигантское искусственное сооружение правильной конической формы. В высь уходили переплетения металлических ферм.
  При нашем приближении туча из миллиона, или миллиарда птиц вдруг сорвались с места и взметнулись в небо. Плотной волной птицы кружили вокруг башни, то по спирали завинчиваясь в небо, то, внезапно рассыпались, и как черный снег, обрушивались вниз.
  Шум из крыльев совершенно заглушил наши голоса. Конец света я представлял себе приблизительно так.
  Скалистое основание башни было плотно завалено птичьим пометом и сплошь усеяно трупами этих странных птиц.
  
   Мы вошли в основание башни. Опоры отстояли одна от другой не меньше, как на сто метров. Посередине, на уже знакомом нам, почти невидимом тросе, раскачивалась кабинка лифта.
   Мы с Сашей переглянулись. Пользоваться лифтом, мы, кажется, умели.
  
  В кабину поместились три игуана, включая древнейшего и старейшего, и нас трое.
  Две клавиши. Одна со стрелкой вверх, другая со стрелкой вниз.
  Прозрачные стенки кабины. Преображенный высотой пейзаж планеты.
  И вот мы на самом верху, где на круглой решетчатой площадке стоял на космический корабль неизвестных нам двуногих.
   А в нем, как гласит предание, томится в заточении их мятежный "разум"
  Древнейший снял с шеи предмет, который мы считали амулетом. С виду он напоминал наконечник бронзового копья на серебряной цепочке. Древнейший осторожно сошел с носилок. Ветер чуть не сбил его с ног, но мы разом бросились его поддержать.
  Древнейший отстранил нас и, опершись на старейшего, сделал несколько шагов к загаженному птицами космическому аппарату.
  На такой высоте башня заметно раскачивалась под порывам ветра.
  Перекрикивая шум птиц, древнейший стал что-то выщелкивать клювом. Мы подошли ближе.
  Маруся перевела. Древний ящер сказал, что он не видит причины откладывать передачу ключа и просил Сашу подтвердить свое желание стать верховным правителем планеты.
  
  Саша кивнул.
  Древнейший надел ему на шею амулет. Поклонился ему. За ним по очереди подошли двое остальных и тоже поклонились. И отошли в сторону. Маруся подошла и тоже поклонилась ему.
  Я не был гражданином этой планеты. Я подошел и ... ударил Верховного дружески по плечу. Он меня.
  Древнейший со старейшим пошли к звездолету. Мы потянулись за ними. Космический аппарат стоял на прочных, слегка искривленных опорах над круглым отверстием в центре площадки.
  Древнейший подошел к краю и мы не успели глазом моргнуть, как он уже летел вниз серо-зеленым комочком ...
  
  Двое игуан и ящерка-Маруся стояли на коленях у самого края, провожая своего правителя в последний путь.
  
  Вот так, без торжественных речей и стенаний.
  
  Саша бросился к Марусе и оттащил её подальше от дыры.
  Он оглядел стенки аппарата в поисках отверстия, в которое вошел бы ключ. Отверстие было прямо над головой.
  Саша снял с шеи ключ-амулет, вставил в отверстие.
  Оглянувшись, мы увидели, как два игуана пятятся к лифту. Они махали руками, как бы предупреждая нас, чтобы мы этого ни в коем случае не делали.
  Саша подождал, когда они скроются в лифте, и повернул ключ.
  
  Часть стены космического аппарата стала прозрачной.
  
  Внутри зажегся свет, и мы увидели ... Райского собственной персоной.
  Держась за поручень, второй рукой он радостно приветствовал нас.
  Из-под днища аппарата выдвинулась металлическая ступенька. Машинально мы стали на нее и медленно вознеслись внутрь корабля.
  
  - Приветствую вас, мои дорогие. Как разумные люди, вы должны были здесь оказаться, в этом я не сомневался. Разрешите теперь предложить вам маленькую экскурсию.
  
  Ошеломленные всем происшедшим и в особенности этой встречей, мы молча ходили за директором.
  Он показал нам устройство корабля. Собственно, оно было не сложным. Кнопка вверх, кнопка вниз и карта вселенной. В любую точку можно ткнуть пальцем, подержать немножко, пока корабль сам вычислит курс и нажать на стрелочку.
  - А вот с этим, - Райский указал на контейнер из серебристого металла с массивными застежками, - будет посложнее.
  - Вы что, хотите сказать, что все это правда? Насчет ящика Пандоры?
  В ответ Райский захихикал: - Чистейшая правда, господа! Ах, как вы метафорически! Ценю. Что значит образованность, начитанность! И по этой самой причине, как вы понимаете, я не могу оставить вас здесь. И сам должен покинуть это уютное гнездышко - память, так сказать, предков. Да, позвольте вас поздравить, Александр! Теперь верховный жрец этой планеты - вы! В каком-то смысле мы теперь на равных. И это, признаться, большая честь для меня.
  Пожалуйте сюда, друзья. Это отделяемая капсула. За считанные минуты она доставит нас домой. Здесь скамеечки, располагайтесь. Только вот ключик вам придется с шеи-то снять. С этим шутить нельзя. Давайте-ка его мне. Так-то оно будет вернее и мне спокойнее. Не ровен час - удерете!
  
  Саша медленно снял с шеи ключ и протянул его Райскому. Райский подскочил к нему и уже выхватил было ключ, но Саша молниеносным движением поднял ключ над головой. Райский машинально потянулся за ним и уже открыл рот, чтобы издать какое-то восклицание. Например: "Вот хулиган!", или: "ну и шутник вы, батенька!" или какое-то другое. Мы теперь никогда этого не узнаем.
  Потому что Саша другой рукой навел на его глаза баллончик со слезоточивым газом и коротко прыснул.
  
  Из глаз Бориса Райского ручьём потекли слезы.
  
  Короткое мгновенье он еще держался на ногах. Но потом осел, заплаканные глаза его закатились. Шарики, растворенные в его крови, кажется, сработали.
  
  - Спасибо, Рая, - глухо, сквозь зубы, процедил Абалаков. - Помоги мне, Фемистокл.
  Мы вытащили тело Райкого из корабля, подтащили к краю площадки и столкнули вниз.
  - Пусть земля ему будет пухом, - бросил Саша вслед. И добавил, - или не земля, а как её там: планета, по имени рай. Номер одиннадцать.
  
  Мы посмотрели друг на друга. Оглянулись по сторонам. С этой высоты было видно, что планета хмурилась. Жить на ней не хотелось. По разным причинам.
  - Ну что, Маруся, полетели? - окликнул Саша свою подругу. - Ты что, Марунька?
  Девушка-ящерка отрицательно покачала головой.
  - Там, - она показала на небо, - твоя другая женщина. Она похожа на тебя. Ты меня бросишь.
  - Саша, не хочет лететь, путь остаётся.
  - Ты что, ты соображаешь, что говоришь? Как я её тут оставлю? Её из-за меня растерзают: жена изменника планеты. И потом ...
  - Ну что ещё? Ну что потом?
  - Потом, вот какое дело ... Дело в том, что ... что я её люблю.
  - Ящерицу?
  - Марусю.
  - Слушай, поговорим об этом по дороге.
  Я схватил Марусю и, как она не упиралась, затащил внутрь аппарата.
  Саша шел за нами.
  - Ну, дружок мне попался! Вот как он чужих жен тискает.
  Я затолкал Марусю в корабль и, пригрозив ей кулаком, снова вышел на площадку.
  Мы обошли космический корабль кругом на предмет его исправности.
  В одном месте заметили веревку, привязанную к одной из опор.
  Отвязали.
  Оглядели еще раз панораму.
  - Пошли, чего ждать, - сказал Саша.
  - Поехали.
  
  Карта Вселенной мало чем отличалась от той, что все изучают в школе.
  И чем-то она ещё напоминала столик- планетарий в буфете челнока.
  Я ткнул в знакомое созвездие и задержал палец. Экран на мгновение погас и снова засветился.
  Маршрут был выбран. Я потянулся к кнопке со стрелкой.
  - Стой! - заорал Абалаков, - а жрать-то мы что будем?
  - Тут недалеко, потерпим.
  - Ладно, уговорил. Жми!
  
  Я нажал.
  
  
  
  17 мая 2008 г.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"