Аннотация: Властная и мстительная , она теряет все, что бы понять - самое главное не власть, а любовь и преданность.
Глава 1.
Тело царя со скрещенными руками как будто плывет над головами близких ему людей и верных подданных. Слуги несут саркофаг на поднятых руках. Ночь прохладная, безлунная. В черной бездне слабо мерцают звезды, миллионы и миллионы одиночеств. Свет факела выхватывает заплаканное враз постаревшее лицо Великой царской супруги Тиу; посыпая голову пеплом, она причитает: 'Ты живешь в веках, и ты вечно молод'.
Нефертити проснулась. В спальне царил сумрак, от раскрашенных яркими красками стен веяло тоской и смертью. Ее тело и простыни были мокрыми от пота. Царица провела рукой по лицу, тяжелый вздох вырвался из ее груди. Воспоминания, воспоминания... Она всхлипнула. Сев на край постели, долго разглядывала ноги: толстые, ухоженные, ее ступни никогда не знали грубой обуви, горячего песка, камней на дороге, их холили, любили, берегли. Самые красивые мужчины целовали ее ноги, но тогда они были стройными, молодыми, желанными. Царица хлопнула себя по колену. Опять день не задаться, будет унылым, скучным, без настроения. Устав от собственного молчания Нефертити позвала:
- Мерита!
Из смежной маленькой комнатки вышла старая служанка. Протирая на ходу глаза, она склонилась в почтительном поклоне.
- Новый день приветствует вас, Прекраснейшая!
Царица бросила на нее недовольный взгляд.
- Сколько раз тебе повторять, обращайся ко мне только Божественная!
Пропустив слова Нефертити мимо ушей, Мерита подошла к окну и сорвала льняное полотно. В царскую спальню ворвалась утренняя прохлада и свежесть. В то же мгновение яркие краски на стенах заиграли, заискрились, тоска и недавние мысли о смерти и прошлом растворились в солнечных лучах. На мозаичном полу, где зелень травы резала глаз, дрожала роса, на стенах колыхались маки и орхидеи, на мраморном потолке в голубой синеве летали птицы.
- Божественная, я слышала, как ночью вы стонали во сне, но не осмелилась нарушить ваш покой. Вам приснилось, что-то дурное?
Служанка аккуратно расставляла крема и краски на прикроватном столике, готовила кисточки. Теперь только она имела право заботиться о красоте царского лица и тела.
- Вы должны обязательно рассказать сон до того, как Атон будет в зените, тогда все плохое и темное не подступится к вам.
Нефертити слабо улыбнулась. Раньше вместо бога солнца Атона называли Ра, и первые годы жизни в Ахетатоне Мерита так и говорила. Но царица никогда не упрекала ее за это. Нефертити рано поняла, что даже цари должны заслужить истинную преданность слуг и уметь закрывать глаза на их маленькие слабости.
- Мне снилось погребение фараона Аменхотепа.
- О-о-о! - оставив краски, Мерита внимательно слушала Божественную.
- Снилась царица Тиу, она горько плакала и причитала. Я почти кожей ощущала ее боль. Будто это не она, а я потеряла самое важное и самое дорогое в своей жизни.
- Это плохой сон, госпожа, вы правильно сделали, что рассказали его. Сейчас! - Мерита сделала неопределенный жест рукой. - Нефета, ты уже приготовила ванну для госпожи?
В спальне тут же появилась молоденькая служанка.
- Божественная, ванна готова.
Нефертити кивнула.
- Хорошо.
Ее нисколько не удивила неожиданная перемена разговора, от царского сна к приготовлению ванны. Это было в духе Мериты. И в том ли она сейчас положении чтобы требовать к себе полного внимания? Все это осталось в прошлом, чем скорее она научиться жить, как все обычные люди, тем быстрее пройдет боль.
Мерита грозно посмотрела на девушку.
- Ты должна это делать без моего напоминания!
- Но уважаемая Мерита, я же только учусь! Я во дворце совсем недавно!
- Без напоминания! Ты поняла? Ступай!
Нефертити не вмешивалась в подобные перебранки, тем более что в последнее время они стали довольно частыми. Во дворце действительно не хватало опытных и знающих людей. Разбирательством со слугами, их подбором, обучением, всем этим занималась Мерита.
Склонившись в поклоне, старая и мудрая Мерита, как ни в чем не бывало, продолжила:
- Сейчас госпожа примет ванну, и плохой сон смоет вода.
Тяжело встав с кровати, Нефертити потянулась.
Старая служанка украдкой бросила взгляд на тело царицы. Само время восхищалось гордой красотой царского лица, не обезображивая его морщинами. Но вот тело...после шести родов оно потеряло женскую притягательность, стройность, упругость, подтянутость. Толстые ляжки, раздавшиеся бедра, свисающий живот, обвисшие груди. Такое тело требовало особой одежды, которая могла все это скрыть. Быть может из-за этого, Эхнатон, который в молодости упивался необычайно красивым телом Нефертити, со временем отказался от него и заинтересовался стройными юными телами своих дочерей?
Мерита отогнала от себя черные, грязные мысли. Не ее это дело, что да как там было, рассудила она.
Опустившись в воду, Нефертити недовольно поморщилась. Вода была недостаточно прохладной и освежающей.
- Где ты нашла эту девушку? - капризно спросила она.
- Госпожа, вы же знаете, что сейчас не приходится выбирать. Просто не из кого. Большая часть молодежи уже в Фивах, при дворе вашей дочери Анкесенатон. Дворец наполовину пуст. - Мерита горько вздохнула. - Разбегаются все...
- Да, ушли наши времена... безвозвратно...
Нефертити задумалась, горький ком подкатил к горлу. И без того тоскливое настроение окончательно испортилось. Так не хочется верить, что ее время прошло. Когда она жива, здорова и полна сил!
- Прикажи Хенесу подобрать мне платье. Сегодня Тутмос будет делать зарисовки для моей новой скульптуры. Чего ты молчишь?
- Дело в том... - замялась Мерита.
- В чем? Хенес болен?
- Нет, - наконец-то решилась служанка. - Просто вчера он со своей семьей ушел в Фивы, к Анкесенатон.
Резко встав, отчего вода расплескалась на пол, с трудом сдерживая гнев и раздражение, царица вытерла тело, бросив мокрую льняную простыню в лицо служанки.
- Да что ж они все по вечерам убегают! Можно и днем! Значит, я сама себе выберу платье!
Не дожидаясь помощи, Нефертити выбралась из ванны и направилась в свои покои, оставляя на мозаичном полу следы от мокрых ног. Да что ж за день сегодня такой!
Войдя в гардеробную, она зло крикнула:
- Принеси мне голубую корону, воротники и драгоценности!
В гневе перебирая платья, Нефертити мысленно твердила себе, что придворный гардероба Царицы Двух Земель Хенес, умевший не только делать ее прекрасной и обворожительной, но еще и любимый собеседник, к которому она искренне привязалась, попросту никогда не было в ее жизни. Злоба и отчаяние душили ее. Мерзавец! Крыса! Предатель! Да как он посмел! Жалкий придворный, ничтожный смертный пренебречь ею! Ею! Царицей Кемета!
Оперевшись на створки гардероба, Нефертити прикусила костяшки пальцев и тихонько завыла. Все, все предали, сбежали, бросили... Через какое-то время она успокоилась, подождала пока красные пятна от слез сойдут с лица.
Выбрав платье и сандалии, Нефертити направилась в утреннюю комнату. Там ее уже ждала Мерита. Голубая корона и шкатулки с драгоценностями стояли на невысоком мраморном столике, а на мозаичном полу, среди летающих бабочек и колышущихся на ветру маках, лежали царские воротники.
Внимательно посмотрев на служанку, она горестно сказала:
- А ты говоришь, вода смоет дурной сон! Нас она скоро смоет!
Мерита только плечами пожала.
Когда-то после принятия утренней ванны и умащивания тела благовониями, Нефертити садилась в удобное позолоченное кресло, а с десяток служанок порхали вокруг нее. Ей оставалось только капризничать или шутить, смотря какое было настроение. Теперь царица многое делала сама, а старую грузную Мериту тяжело было назвать порхающей.
Нефертити легла на кушетку, вокруг которой заблаговременно были расставлены коробочки с очищающими и молодящими кожу мазями. Старые пальцы служанки быстро и со знанием дела умащивали рыхлое тело царицы.
Царица прикрыла веки. Что-то ей подсказывало, что она услышала не все дурные вести. Неужели самое страшное еще впереди?
Закончив утренний туалет и легкий завтрак Нефертити одела прозрачное платье, кожаные сандалии с золотыми ремешками и застежками, выбрала воротник отделанный малахитом, лазуритом и бирюзой.
Помогая надеть корону, Мерита заметила:
- Платье простоватое.
- Что ж, - ответила царица после недолгого молчания, - теперь я хочу, чтобы в моей жизни все было просто. Хватит сложностей и премудростей.
- Не держи на меня обиду, верная и преданная Мерита. Ты, как никто знаешь, как тяжело мне и как порою трудно сдержать себя в руках.
- Божественная, в моем сердце нет и никогда не будет обиды на вас. Я же все понимаю...
Перед встречей с Тутмосом царица решила побывать в саду, привести свои чувства и мысли в порядок. Она медленно шла по длинным расписанным фресками дворцовым галереям погруженная в мрачные размышления. Странная тишина преследовала ее тень, дрожащую в свете масляных ламп. Нефертити замерла, ей показалась, что ее кто-то зовет. Но в огромных галереях она была совсем одна. 'Все как в жизни', - саркастически усмехнулась царица. Выйдя в сад, она направилась в свою любимую беседку. Пальмовые листья тихо шелестели над головой, царские тропинки, по которым когда-то расхаживали фазаны и диковинные птицы, зарастали травой. На огромный в тысячу царских локтей дворцовый сад остался только один садовник, конечно же он не мог со всем управиться. Нефертити это понимала, но все равно частенько ругала его. Она знала, что старый и больной, помнивший ее мужа мальчиком, он никуда от нее не сбежит. 'Это подло, - прошептал ей внутренний голос, - подло, подло...'. Царица резко встала. Да что ж за день сегодня такой!
Нефертити вошла в Зал приемов величественно и с гордо поднятой головой. Тутмос, главный царский скульптор и художник, уже поджидавший ее, почтительно склонился.
- Приветствую тебя, Повелительница Двух Земель, Нефернеферуатон - Нефертити, пусть жизнь твоя длится долгие годы, живи вечно!
Подняв голову, Тутмос бесстыдно впился в необыкновенно прекрасное лицо царицы. Вольность и непосредственность в поведении придворных взрастил Эхнатон, ненавидевший лицемерие и строгий этикет. После смерти царственного супруга Нефертити сохранила проявление свободы и искренности.
- Многие годы любуюсь и восхищаюсь твоей божественной красотой и все никак не могу насытиться ею!
Нефертити засмеялась, ее глаза подобрели, лицо смягчилось, настороженность сменилась мягкостью. Только в присутствии Тутмоса, главного и верного певца ее красоты, Нефертити могла не опасаться удара в спину.
- Ах, Тутмос, ты как всегда льстишь мне, - кокетливо произнесла она.
- О, нет, моя прекрасная царица! Я как всегда скромен.
Удобно устроившись в позолоченном кресле возле окна, Нефертити спросила:
- Верно ли я села, Тутмос? Как мне лучше повернуть голову?
- Все верно, Божественная, как художник, я обожаю ваш профиль, поэтому, как всегда, смотрите в окно.
- Как всегда... - тихо прошептала Нефертити.
Вновь грусть и тоска накатили на нее. Эти волшебные слова в ее сегодняшней жизни были пустым звуком. Теперь-то она по достоинству могла оценить постоянство и покой! В молодости она плохо понимала, что значит, когда вся жизнь определена и никакие превратности судьбы не способны омрачить ее. Она жила легко, весело, беззаботно, бездумно разбрасываясь счастьем, отмеренным ей на всю жизнь, она истратила за полжизни. Только все потеряв, пережив предательство мужа и детей, испытав и познав страх, от которого страдает большинство людей. Для них каждый новый день наполнен неизвестностью, а потому таит в себе угрозу, удары судьба наносит исподтишка и хладнокровно.
Взгляд Нефертити скользил по роскошным и вычурным домам знати, которые хорошо просматривались из окна. Они вызывали столько воспоминаний... Вон дом канцлера Нахти, его сосед царский знаменосец Сути. Они покинули ее вслед за царствующим фараоном Тутанхатоном и его женой Анкесенатон, переехавшими из Ахетатона в Фивы. В древнюю столицу Кемета, к старым святилищам Амона, которые когда-то царица пощадила. Нефертити молча проглотила предательство дочери и бывшего любимца - сводного брата Эхнатона, Тутанхатона. Приняв решение о переезде в Фивы под давлением жрецов Амона, которые после смерти ее царственного супруга вновь начали набирать былое влияние и могущество. Они даже не сочли нужным поставить ее в известность. Царица обо всем узнала случайно и что-либо изменить уже не могла. Точнее ей дали понять, что она уже ни на что не способна влиять. Вслед за ними потянулись и высокопоставленные придворные, армия и, что самое ужасное, родной и самый близкий человек, великий визирь Айя. Все приняли сторону юного, легкомысленного и неопытного Тутанхатона. Переворот, много лет готовившийся жрецами и сторонниками Амона, произошел быстро и бесшумно. Власть, словно вода, вытекала из ее рук. Предавали самые любимые и, как она наивно считала, самые надежные. Неужели столь коварное вероломство есть следствие враждебного и ужасного отношения к ней Эхнатона, разрушившего и погубившего в своем безумии не только царство, но и их семью? Сумевшего вызвать ненависть и презрение к Нефертити не только у придворных, но и у родных дочерей?
Царица с трудом подавила тяжелый вздох, ее руки сжались в кулаки, лицо напряглось. Вот она самая подлая и мерзкая крыса - безумный, трусливый Эхнатон. Ловко же он бросил ее на растерзание врагов. Какой-то древний мудрец сказал: своевременная смерть - важное и тонкое умение.
Царица отвела взгляд от пустых домов знати. Если бы было кому, она приказала бы снести их, стереть, обратить в пыль. Словно заноза в сердце они бередили ее кровоточащие раны. Тяжелые воспоминания о переезде придворных в Фивы вызвали в памяти царицы последний разговор с дочерью, который она больше всего на свете хотела бы забыть.
- Неужели ты не понимаешь, - говорила Нефертити Анкесенатон, - что этот город мы с отцом строили для тебя, для твоей будущей семьи? Неужели ты не понимаешь, что предаешь не только веру в которой я тебя вырастила, но и меня, свою мать?
Анкесенатон зло рассмеялась.
- Ты...мать?! Поздно же ты вспомнила об этом!
- Что? - царица потрясенно смотрела на тринадцатилетнюю девочку. - Я выкормила тебя своей грудью! Я оберегала тебя от болезней! Я...
- А что же ты не оберегала меня, когда в мою спальню на четвереньках вползал этот урод, которого я никогда не назову отцом! Где же ты была, когда он пыхтел и его слюни капали мне на лицо, а я кричала и звала тебя!
Нефертити закрыла лицо руками. Больше всего на свете она боялась этой страшной правды. Больше всего на свете она боялась того ужаса, который преследовал ее и дочерей. Ужаса, имя которому, Эхнатон. Больной и сошедший с ума Эхнатон.
- Я ненавижу Атона! Ненавижу этот проклятый город! Ненавижу все, что он любил! Ненавижу тебя! А еще я ненавижу ребенка, которого от него родила! - кричала, выплевывала из себя горькие, ядовитые слова худенькая девочка, когда-то больше всего на свете обожавшая отца и мать.
Нефертити тяжело произнесла:
- Ты не понимаешь...не понимаешь... Ты же для него кукла. Он наиграется тобой, а потом открутит ножки, ручки, голову, и выкинет как непотребство. Он всю жизнь ненавидит меня.
- Это неправда! Он хочет спасти Кемет от тебя! Он хочет спасти всех нас от тебя! Ты даже урода травила, чтобы он сошел с ума, чтобы самой царствовать!
Нефертити зашаталась, оперлась на спинку кресла стоявшего рядом. Когда же она упустила свою дочь? Когда ее потеряла? Да... да...в ту ночь, когда Эхнатон силой взял ее, маленькую, худенькую девочку...да, она звала ее...звала...
-Отчего же я не царствовала, - с трудом выдавила из себя царица, - у меня было столько возможностей? Не повторяй глупости. Твой отец болел, а потом сошел с ума.
- Нет, нет! Я не верю ни единому твоему слову! Не верю тебе, слышишь! - завизжала Анкесенатон. - Ты подлая! Гадкая! Ты умерла для меня!
Нефертити плохо помнила, что было потом. Впрочем... ничего уже и не было.
Царица резко встала с кресла, чтобы успокоиться и унять внутреннюю дрожь, прошлась по залу.
Тутмос, прекратив делать наброски, внимательно наблюдал за ней. Сегодня она была не в себе, еще более угнетенной чем обычно.
- Божественная, позвольте мне продолжить свою работу позже?
- Что? - Нефертити рассеянно посмотрела на него, потом три раза хлопнула в ладоши.
В зал вошел писарь Ани.
- Я весь внимания, царица.
- Я...Ани...Повелеваю...
Нефертити явно колебалась, каждое слово давалось ей с трудом.
- Божественная, я внимательно слушаю вас, - повторил Ани.
- Любой, кто хочет покинуть город Ахетатоне, благодать Атона и царицу Верхнего и Нижнего Кемета по своему желанию, дабы переехать ко двору фараона Тутанхатона и царицы Анкесенатон в Фивы, может сделать это в любое время, не опасаясь гонения и наказания. Вот так...
На какое-то мгновение в зале повисло молчание.
Ани невозмутимо смотрел на царицу.
- К вечеру, жители города будут оповещены о вашем распоряжении.
Поклонившись, главный писарь вышел.
- Ты тоже можешь идти Тутмос, - обратилась Божественная к скульптору. - Потом...я позову тебя потом.
Оставшись одна, Нефертити закрыла лицо руками, ее плечи затряслись от беззвучных рыданий. Сколько боли и раскаяния вмещает в себя ее сердце. Как оно еще не разорвалось. Выплакавшись, царица вернулась в свои покои. Вечер она решила провести с дочерьми: Нефернеферуатон, Сетепенатон и самой любимой из них, Бактатон.
Глава 2.
Над ней склоняется лицо Эхнатона, узкое, красивое с чувственными губами, любимое, родное. Он жарко шепчет:
- Я обожаю тебя моя царица! Ты сегодня подарила мне самую волшебную ночь!
Нефертити счастливо улыбается, бесконечная любовь переполняет ее сердце, ее тело. В этот миг она как никогда верит, так будет вечно.
- Я всегда, ты слышишь? Всегда буду делать только то, что хочешь ты, о, моя любовь!
Нефертити прижимается к нему всем телом. Его запах, его биение сердца...
- Любовь моя..., - тихо шепчет она.
Нефертити резко поднялась с подушек. Рядом с кроватью стояла испуганная Мерита.
- Госпожа, что с вами? Вы так страшно рыдали!
Царица поднесла руки к лицу, оно было мокрым, и горло болело, будто действительно она рыдала: страшно и безнадежно.
Нефертити бессильно откинулась на подушки, тихо прошептала:
- Я не знаю Мерита... Мне снился Эхнатон...наша любовь...то, что было...то чего никогда больше не будет...
Голос предательски дрогнул, на глаза набежали слезы, нестерпимая боль сдавила сердце. Нефертити боролась с нахлынувшими чувствами, понимая, что с каждым разом ей становится все сложнее это делать. В этом суть ее падения, крах жизни, пребывая на самом дне, суметь сохранить царское достоинство. Смочь перебороть постыдное чувство - чувство жалости к самой себе.
Наконец справившись с собой, Нефертити приказала:
- Открой окно, приготовь ванну, разбуди детей, и пусть подают завтрак, ...я ...пойду сегодня в Большой храм Атона.
Но зачем? Тут же спросила она себя. Зачем ворошить прошлое, когда будущее так ужасно? Даже ее корона больше не является символом царской власти и не прикосновенности. Любой может ее обидеть, любой может ее убить. От этих мыслей стало еще нестерпимей. Как противна и невыносима жизнь! Как все ненавистно! Но, в конце концов, она еще царица и пока жив великий визирь Айя, ее верный защитник, этот титул никто не посмеет у нее отобрать. Может быть, утешится этим?
- Жизнь во дворце должна идти своим ходом Мерита, - обратилась царица к служанке, но на самом деле она говорила это себе самой, в который раз убеждая себя в правильности своего поведения.- И никакие превратности судьбы не должны этот ход нарушить. Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Да, госпожа, - склонившись в поклоне, Мерита поцеловала руку,- живи вечно царица.
Ближе к полудню Нефертити вышла в сад. Ей было неловко идти в храм с пустыми руками. Бог жизни и солнца Атон любил цветы, жизнь в любом ее проявлении и обличии. Впрочем, какой бог этого не любит?
С цветами для жертвоприношения, Нефертити вошла под сумрачные своды Большого храма Атона. Когда-то здесь проходили пышные торжества, шумно и весело отмечались праздники, вино и пиво лилось рекой. Стоя рука об руку с Эхнатоном она, мелодичным и красивым голосом, пела хвалебные оды Атону. Сотни жрецов, в святилище храма, исполняли службу, тысячи людей славили возлюбленного сына бога - фараона Эхнатона в 'Доме ликования'.
Теперь храм приходил в упадок, несколько жрецов, сохранившие верность культу Атона мало что могли изменить. Фараон Тутанхатон, принимая вассальную дань, ничего на храм не выделял, хотя все свое детство провел в его стенах. Нефертити расценивала это как трусость. Мальчишка явно боялся и стыдился своего прошлого, которое было связано с поклонением Атону, а теперь всеми силами пытался убедить жрецов, что это он только внешне воздавал почести и пел гимны, на самом деле он всегда верил в старых и мудрых богов Кемета - Амона-Ра, Гора, Осириса, Изиду...
Пройдя аллею пилонов, Нефертити вошла в святилище. Справа и слева были расположены десятки маленьких алтарей. Между монументальными колоннами в виде связок папируса высились четыре громадные статуи фараона. Нефертити невольно замедлила шаг, ей стало не по себе, каменные глаза Эхнатона следили за ней. По ее проекту фараон установил эти статуи, и вот теперь, когда она желает избавиться от них, даже некому приказать.
Встав лицом к солнечному диску Атону, царица оказалась под его лучами-руками, под божьей благодатью. Одна из рук Атона протягивала ей анх - символ жизни. Под другим анхом всегда стоял Эхнатон. Божественная зажгла ладан. Вьющийся благоухающий дым создавал мистическую атмосферу и изгонял злых духов. Возложив цветы на жертвенный алтарь, Нефертити воздела руки. Сильный мелодичный голос нарушил гробовую тишину.
- О, прекраснейший!
Ты сияешь на небосклоне, о вечно живой Атон, даритель жизни!
Ты взошел на восточном склоне неба и всю землю наполнил своей красотой.
Ты прекрасен, велик, светозарен!
Ты высоко над всей землею! Лучи твои обнимают все страны, до пределов того, что сотворено тобою.
Ты Ра, ты достигаешь границы мира.
Ты подчиняешь дальние земли сыну, любимому тобою.
Нефертити запнулась.
- Любимому...
Ее взгляд встретился с каменным взглядом Эхнатона. Как талантливо и верно Тутмос изобразил его. Родные горячо любимые и самые ненавистные черты лица, родные плечи, руки. Когда его тело, изуродованное болезнью, превратилось в нечто бесформенное, уродливое и отталкивающее, Нефертити не смогла отказаться от плотской любви. Это значило бы предать его, когда он нуждался в помощи и поддержке. Эхнатон прогнал ее, чтобы привести во дворец другую женщину - Кэйе, чтобы ему никто не мешал делить постель с дочерьми - Меритатон и Анкесенатон. С позором выгнал из дворца, крича ей в спину, гордую и прямую, что особенно в тот момент выводило его из себя, дурные грязные проклятия. А потом она вернулась, он уже совсем не мог ходить и говорить, задыхался. Она тихо сидела возле его постели, а он держал ее руку в своей, и в тот момент она поняла, что ничего вечного нет - ни любви, ни ненависти.
Нефертити тяжело вздохнула. Что толку тосковать о прошлом? Когда в ее руках была власть и могущество Двух земель, все ждали от нее решительных действий: что она провозгласит себя царем царей и тем самым станет второй Хатшепсут. Все ждали, что она наконец-то положит конец войне с хеттами, что она восстановит гармонию Маат и порядок в ослабевшей стране, в которой царствовал произвол чиновников, взяточничество и раздоры. Хаос стал следствием бездарного и безвольного правления Эхнатона. Фараон предпочитал жить в фантазиях, всячески избегая реальности. Но она не смогла. Быть может, она не так сильно жаждала власти, как думала? Быть может, ее подвела простая человеческая порядочность? Что уж говорить о ее сегодняшнем положении! Теперь-то что она может изменить? Ее старшая дочь Меритатон, став царской супругой юного соправителя Эхнатона, Сменкхары, отобрав у матери, власть и славу, не погнушалась забрать и личный эскадрон. Теперь царица Кемета жила без личной охраны.
Выйдя из храма, Нефертити присела на ступеньки. В звенящей голубизне неба парил сокол, белоснежные облака образовывали причудливых животных. Царица думала о своем одиночестве, о том, что когда-то здесь толпились тысячи людей, у нее просили благодать и помощь, к ее ногам бросали цветы и славили, славили. А теперь пустота и тишина. Нехорошая тишина, тревожная. Одинокая слабая женщина среди монументальных храмов и скульптур, словно песчинка в мрачной бездне космоса. Что она может сделать? Кто ей сумеет помочь? Как жестоко расправились с ней боги Кемета, обидчивые и мстительные. И словно в ответ ее черным мыслям она четко и явственно услышала саркастический голос своего главного и злейшего врага верховного жреца Амона, Птахотепа: 'Что же твой Атон не помогает тебе? Тоже бросил? Сбежал в Фивы?'. Нефертити резко поднялась и испуганно оглянулась. Он никогда сюда не приедет, успокаивала она себя. Как бы люто он ненавидел ее, но глумиться над царицей, над женщиной, не стал бы. Еще раз взглянув на храм возносящийся к небу Нефертити направилась во дворец фараона. Он встретил ее гробовым молчанием, открытыми воротами, выломанными главными дверями. 'Опять грабители побывали здесь. И даже стражу не поставишь, мне ей совсем нечем платить', - сокрушенно думала царица. Ей бы сейчас хоть немного того золота, которое она когда-то так бездумно раздаривала и она бы здесь все привела в порядок.
С болью и удивлением Нефертити осматривалась вокруг. Как же все изменилось после смерти Эхнатона и Сменкхары. Словно с их кончиной ушла благодать царского рода, и торжество жизни уступило место гниению смерти. От былого великолепия и сказочной роскоши, вызывавшей зависть и кривотолки не осталось и следа. Только разгром и запустение. Слишком многим оно кололо глаза, раздражало, наводило на черные мысли. Ее любимые цветочные клумбы были вытоптаны, поющие фонтаны, созданные Тутмосом и его учениками - разбиты; пруды, где беззаботно и лениво плавали золотые рыбки, замусорены до безобразия; клетки, в которых когда-то жили редкие животные, специально доставленные из всех уголков мира, открыты и разломаны. А ведь все это сказочное великолепие создавалось с любовью, каждая деталь тщательно продумывалась, по задумке царской четы, дворец должен был пережить их и достаться в наследство детям.
Войдя во дворец, Нефертити замерла от ужаса и боли поразивших ее в самое сердце. Изображения животных и растений на стенах инкрустированные малахитом, ляпис-лазурью, бирюзой, сердоликом и другими драгоценными камнями были разбиты. Расписанный потолок осыпался, а большая часть пола, когда-то покрытого золотыми плитами, безжалостно вскрыта грабителями. Царице стало нехорошо. Дурнота, слезы, горечь подкатили к горлу. Думала ли она, что помимо своей разбитой жизни ей придется пережить еще и разорение собственного дома? В ушах зазвучал голос Эхнатона: 'Мир наполнен любовью'. Где же эта любовь, когда вокруг столько ненависти и зла?
Дворец делился на три части: личные покои фараона, ее покои и дома чиновников. Дома чиновников уже давно были ими оставлены. В свои личные покои Нефертити идти не хотела. Боялась, что воспоминания надолго выведут ее из хрупкого равновесия, которое она с большим трудом обрела и в котором сейчас пребывала. К тому же, стены ее комнат все еще хранили память о необыкновенной любви и сказочном счастье пережитом ею в молодости. Осторожно обходя места, где был вскрыт пол, Нефертити направилась в покои фараона.
Переходя из галереи в галерею, бродя по комнатам, с черной тоской и безысходной грустью царица рассматривала уцелевшие скульптуры и фрески, вслушивалась в непривычное молчание дворца, когда-то наполненного всевозможными запахами, суетой и счастливыми детскими голосами. Она совсем не боялась встретить здесь нежданного гостя. Собственная жизнь уже давно не представляла для нее особой ценности.
Охваченная сумрачными тяжелыми чувствами, Нефертити вошла в тронный зал и замерла. Ее взгляд наткнулся на пустое возвышение возле стены, когда-то там стояли два трона, изготовленные из чистого золота на львиных лапах и инкрустированные драгоценными камнями. Их красота и роскошь вызывали восторг и восхищение у любого заморского гостя и подданного. Теперь на ее троне восседала ее третья дочь Анкесенатон. Старшая, Меритатон, после смерти мужа, соправителя Эхнатона Сменкхары, переехала в Фивы. Нефертити не видела ее несколько лет, а та совсем не интересовалась судьбой матери. До царицы доходили слухи о том, что Меритатон процветает, постоянно устраивает шумные праздники, и уже сбилась со счета побывавших в ее спальне мужчин. Определенно, своей любвеобильностью она пошла в отца.
Нефертити подошла к возвышению и долго стояла возле него. На сердце была пустота и отчаяние. Именно в это мгновение она окончательно поняла, что все потеряла. Все. Безвозвратно. Навсегда. Царица сжала кулаки и заорала истошно, страшно, будто кто резал ее по-живому:
- Нет! Нет! Все мое, мое! Я царица! Я! Я!
Эхо пронеслось по комнатам, анфиладам, и затихло в мрачных галереях.
Нефертити всхлипнула, оглянулась, словно ища помощи или поддержки, закрыла лицо руками. Ее плечи опустились, казалось еще немного, и корона окончательно упадет с ее головы. Но прошло мгновение, и царица вновь взяла себя в руки. С какой-то отчаянной решимостью она направилась в торжественный зал приемов. Здесь ее ждало такое же разорение, как и во всем дворце. Грабители не пожалели даже стен, во многих местах мозаика была полностью соскоблена. Но что это? Обернувшись, Нефертити в изумлении смотрела на чудом сохранившуюся расписанную стену. На ней была изображена ее семья. По какой-то счастливой случайности грабители обошли ее стороной. Нефертити осторожно провела пальцами по счастливому лицу Эхнатона. Его руки были подняты к небу, он пел гимн Атону, который простирал над ним лучи-руки. Болезнь только начиналась, поэтому его тело все еще было хорошо собой, правда ноги были слегка полноваты, да и бедра немного походили на женские. Даже сейчас, несмотря на все то дурное, что было между ними, Нефертити не могла не согласиться с тем, что Эхнатон необыкновенный человек выдающегося ума. Мало кто мог понять царя, любящего правду больше жизни и вознесшего любовь к истине выше всех законов. Нарушая тысячелетние традиции, он провозгласил, что бесчисленное множество египетских богов, выдумка жрецов, химера. Истинный бог один, и он для всех, и имя ему - Атон, утешающий и согревающий всех своих детей. 'Это я виновата в его безумии, - вдруг подумала Нефертити, - слишком многое я взвалила на него, такого слабого и безвольного, и он не справился. Надо было действовать так, как учил Айя - решительно. Не делить с ним трон, а сидеть на нем одной. Используя его идеи и свое благоразумие, я смогла бы разрушить узел предопределенности нависший над нами, и все было бы иначе'.
А вот и она: радостная, смеющаяся. Как же часто она смеялась тогда! Она держит мужа за руку. Да, да так все и было. Они часто ходили за руки, будто боялись потерять друг друга. Рядом с ними возлюбленные дочери, они весело и шумно играют возле их ног. В то время они никогда не разлучались, всегда были вместе. Даже на официальные приемы царская чета брала с собой дочерей. Меритатон, Макетатон, Анкесенатон, Нефернеферуатон. Еще двоих дочерей Сетепенатон и Бактатон, Тутмос не изобразил, они тогда не родились.
Нефертити подошла к Макетатон, поцеловала ее, прижавшись к изображению всем телом, тихо прошептала:
- Как хорошо, что ты ничего не видишь и не знаешь. Поверь, там, где ты сейчас намного лучше, чем мне здесь. Подожди меня еще немного, мы скоро встретимся.
Смерть Макетатон стала первым ударом судьбы в жизни царской четы, она стала их первой общей потерей. Именно после ее смерти, дружная и сплоченная семья начала распадаться. А болезнь и безумие, охватившее Эхнатона, окончательно его одолели.
Нефертити вышла из дворца уставшей и разбитой. Солнце уже давно прошло свой зенит. Скоро ее город накроют сумерки и вновь горстка преданных божеству Атону окажутся во мгле. Царица долго колебалась: идти ли ей в дворцовый сад? 'Нет, надо', - все-таки решила она. Ведь это может быть последний раз.
Давно заброшенный сад представлял собою жуткое зрелище: выкорчеванные деревья, видимо, кто-то решил перевезти их в собственный сад, затоптанные кусты, вот и все, что осталось от когда-то пышной цветущей зелени, свезенной со всего мира. По дороге, собрав скромный букет из диких цветов, Нефертити повернула к святилищу Атона, который располагался в укромном уголке сада. За ним располагались погреба. В одном из них находилась могила ее маленькой внучки, первой дочери Анкесенатон. Рожденная в ненависти и боли, девочка не прожила и месяца. Используя остатки своего могущества и влияния, Нефертити настояла на том, чтобы девочку похоронили здесь. Великий визирь Айя помог ей в этом, он придумал для безумного Эхнатона какую-то историю о том, что сейчас в горах опасно делать гробницу. Нефертити получила то, что желала. Впервые в истории могущественных царей Кемета, особа царской крови была похоронена в земле, как все простые смертные. Так Нефертити спрятала плод преступной связи отца и дочери. Она, Великая царская супруга фараона 'живущего в истине', скрыла самую страшную правду о своей опозоренной и обесчещенной семье.
На этой преступной тайной могиле завязался еще один узелок ее судьбы. И уже никогда бы она не смогла его развязать.
На дверях кладовой висел замок, его повесили по приказу царицы. И на всеобщем фоне разграбления было странным видеть его целым. Эта беда случилась тогда, когда они жили отдельно: она с младшими дочерьми, Эхнатон со старшими; когда в ее спальню Эхнатон привел другую женщину - Кэйе.
Положив цветы на землю возле дверей, Нефертити присела, закрыв лицо руками. Как же в этот миг хотелось забыть всю свою жизнь. Как же страшно расплачиваются цари за свои ошибки и ослепление. Царица удивилась своей мысли. Она никогда не считала себя ответственной за то разорение, что постигло Кемет, за свое поражение и крах жизни. В этом виноваты были только Птахотеп, стоявший на стороне Амона и Эхнатон, частенько не слушавшийся ее. Это они толкали ее на глупые безумства, заставляли губить страну, давить народ нищетой и голодом.
- Это тебе от бабушки, - тихо прошептала царица, положив к дверям кулончик с изображением Анкесенатон. - А это мне от тебя, - взяв горсть земли, Нефертити положила ее в льняной платок, на котором золотой нитью было вышито 'Благодать Атона прибудет с тобой'.
Вечерело. Тихие сумерки окутывали самый прекрасный город - Ахетатон, бывшую столицу мира. Опустошенная и разбитая брела царица Двух Земель по безлюдным улицам, которые когда-то она с мужем придумывала, чертила. Большая часть домов были пусты, их хозяева уже давно перебрались в Фивы, остались только старики да самые ленивые, а может быть самые преданные? 'Трусы, трусы!', - хотелось крикнуть Нефертити, но приходилось сдерживаться, ей не хотелось, чтобы ее кто-кто узнал. Ноги сами привели ее к дому Тутмоса. Его дверь, как всегда, была открыта. Нефертити вошла. В комнате стоял сумрак и прохлада.
- Тутмос, - жалобно позвала Нефертити.
Она всхлипнула. Черная, невыносимая, болезненная мысль заползла в сердце, неужели и он ее бросил? Войдя во внутренний дворик, царица облегченно вздохнула, - в мастерской, расположенной тут же, - горел светильник. Она медленно пошла на свет.
Тутмос сидел за рабочим столом спиной к двери. Нефертити залюбовалась его обнаженными плечами, в глубине сердца заныла тоска о любви...
- Как ты прекрасен, - тихо прошептала она.
Тутмос обернулся, из рук выпало зубило, лицо расплылось в счастливой улыбке, он бросился к ней, подхватил на руки, закружил.
- Как же я тебя ждал! Как я ждал тебя!
В одно мгновение потолок и пол поменялись местами, границы между настоящим и прошлым стерлись, Нефертити отдалась искрометному счастью, которое способен был подарить только мужчина.
Тутмос крепко прижал ее к себе.
- Ты не должна приходить ко мне вечером одна. Прошу тебя, не делай больше этого. Теперь в городе опасно, а у тебя нет охраны. И вообще, почему ты не думаешь о себе?
- Я думаю, - тихо ответила Нефертити.
- А если с тобой, что-то случится? Я не смогу это пережить.
- С тобой все будет хорошо. Ведь о дочерях тогда никто кроме тебя не позаботится.
Тутмос тяжело вздохнул. У нее на все был ответ, и застать ее врасплох было сложно.
- Я хочу выдать их замуж, - неожиданно сказала она.
Вслед за нею поднялся и Тутмос.
- За кого?
- В том то и дело, что теперь их вряд ли кто возьмет.
Присев на краешек табуретки Нефертити задумалась.
- А это надо сделать, как можно быстрее. Я думаю, в этом мне сумеет помочь Айя. А ты...
Она внимательно посмотрела на Тутмоса.
- А ты... будешь рядом, чтобы оберегать их.
- Я не понимаю тебя? О чем ты? Что случилось?
-Пока ничего. Ты же знаешь мое положение... Просто... мне снятся дурные сны и плохое предчувствие мучает. Ты согласен быть рядом с ними? Но для этого тебе придется покинуть свою мастерскую?
Плохое предчувствие? Тутмос даже не знал, что сказать на это. Чем утешить? Да и как можно утешить женщину, которая с самой высокой вершины мира упала вниз?
-Согласен. Все необходимое, что нужно мне для работы я всегда смогу взять с собой. А ты говорила уже об этом с Айя?
- Нет. Завтра я пошлю ему записку...
Нефертити запнулась, на одной из полок прикрепленных к стене, где стояли ее бюсты, за ней следили холодные каменные глаза той, другой женщины - Кэйе.
Тутмос проследил за ее взглядом.
- Этот бюст уже давно там стоит, ты только сейчас его заметила. Пойми, я скульптор, художник, фараон приказал мне сделать...
- Для чего ты оправдываешься передо мной, - резко перебила она его, - разве ты сделал, что-то дурное? Покажи мне ее.
Тутмос осторожно поставил бюст Кэйе на стол. Мягкие нежные черты лица, слегка полноватые, чувственные губы и глаза - большие, миндалевидной формы, необыкновенной красоты.
- Она действительно прекрасна, - с какой-то затаенной грустью проговорила царица. Ненавистная женщина, причинившая ей так много горя и страдания мертва, она пережила ее и теперь в своих руках держит ее гипсовую голову. - Ты удивительный мастер, Тутмос. Я уверена, твоему таланту завидуют даже боги.
Тутмос обнял Нефертити за плечи, поцеловал в шею.
- Благодарю тебя, моя любимая. Но если бы не фараон, я бы так и остался жить в бедном квартале Фив.
Нефертити ласково улыбнулась.
- Сядь возле меня.
Тутмос опустился на пол.
Наклонившись к его лицу, она поцеловала его в губы. Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга.
- Да уж, Эхнатон умел замечать таланты и возносить их. Ты знаешь, он ведь считал, что все люди равны.
- А ты так не думаешь?
- Уже нет. Все мы рождаемся разными, и у каждого из нас своя судьба. Одним в этом мире, предназначено повелевать, другим подчиняться. Ну а третьим, как тебе, при любых обстоятельствах - быть свободным.
Тутмос положил голову на колени царицы.
- И все же, если бы не он, мы бы не встретились.
- Да, если бы не он, многое в моей жизни было бы по-другому.
- Ты сожалеешь о своем браке?
- Пока не знаю, - уклончиво ответила Нефертити. - Но из-за его поступков, я теперь боюсь за судьбу дочерей.
Порою ей хотелось рассказать любимому о тяжести, что лежала у нее на сердце, о своей боли, с которой она просыпалась и ложилась спать, о страхе смерти, который преследовал ее. Иногда ей хотелось расплакаться у него на груди, крепко обнять и рассказать всю свою жизнь, о которой он, на самом деле, мало что знал. Но все это было несбыточно.
Тяжелый вздох вырвался из груди царицы.
Тутмос удивленно поднял голову.
- Что с тобой, любимая? Ты так вздыхаешь, будто бы на твои плечи давят тысячи скал.
- Что ты, любимый. Тебе показалось. Я просто засмотрелась на эту бедную девушку. Даже страшно представить, сколько боли и страданий пришлось ей пережить.
Тутмос достаточно хорошо знал Нефертити, чтобы усомниться в искренности ее слов. Ей на самом деле было жаль соперницу.
- Я слышала, он заставлял надевать ее мужские царские одежды и изображать из себя фараона, правда ли это?
- Правда. Он относился к ней как к животному, в припадках безумия бил ее. А однажды...при мне и моем ученике Пафнутий, силой потащил в спальню.
Лицо Нефертити потемнело. С ней то, гордой и свободолюбивой, ему приходилось сдерживаться. Действительно бедная девочка.
- В ее взгляде много грусти. Хотя, что может сделать наложница, когда ее душа и тело принадлежат фараону?
Тутмос заколебался, он столько лет хранил эту страшную тайну, боялся за свою жизнь. А все равно все потерял: богатство, славу, учеников. Быть может это и есть расплата за его трусость? Ведь говорили же древние мудрецы, - спрятанная истина отравляет того, кто ее спрятал.
- Нефертити, а ты знаешь, что ее убили?
Царица внутренне напряглась, но виду не подала. Разговор принимал совершенно неожиданный поворот.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Только то, что ее убили. Она принимала ванну, к ней зашли двое, она не успела даже крикнуть.
- Ты-то откуда это знаешь?
Осведомленность Тутмоса поразила царицу. Она знала об убийстве.
- Мне проболталась ее служанка, но я думаю, она еще об этом кому-то рассказала, так как скоро ее нашли мертвой.
- А почему служанка решила довериться тебе?
Как хорошо, что у Тутмоса не длинный язык. Это и спасло ему жизнь. Представив, что любимого сейчас могло бы и не быть ей стало страшно.
- Но ведь я же не только царей изображаю! И простые люди стремятся попасть на барельефы и стены дворцов. Смертные тоже хотят увековечить себя.
- Ах, вот как!
- И не просто так главный советник Айя обманул фараона, он скрыл свое участие в этом преступлении. Как бы фараон ни был безумен, но он готовился к браку с Кэйе. Он хотел сделать ее царицей.
Нефертити встала с табуретки. Она совсем не представляла, что ей надо сейчас сказать и сделать. Ведь перед ней был не враг, а любимый мужчина. Выводы, к которым пришел Тутмос, говорили сами за себя. Как же поступить? Как его обмануть?
- Как хорошо, что я тогда ничего об этом не знала! - неплохо изображая удивление, произнесла царица. - А почему именно сейчас ты решил мне об этом рассказать?
- Ты говорила, что устала от лжи и хочешь только правды. А я устал молчать и тоже хочу только правды.
Тутмос поднялся, крепко обнял Нефертити.
- А почему ты так разволновалась? Ни для кого не тайна, что Айя все сделает для того, чтобы спасти тебя и твоих дочерей, а главное ваши права на трон.
Все отрицать бессмысленно. Рассказать правду? Нет, опасно не только для него, но и для нее. Ах, если бы не дети, она бы уже давно ушла, взяв с собой Тутмоса, к хеттам. И забыла бы свою жизнь в Кемете, словно дурной сон.
С царственным величием и спокойствием, как человек, которого не в чем обвинить, Нефертити посмотрела ему в глаза. Несмотря на отношения и чувства, которые их связывали и роднили друг с другом, она не могла себе позволить доверять ему полностью. Не в ее это было характере посвящать кого-либо в свои дела и сокровенные мысли. А в ее нынешнем положении это была непозволительная и непростительная роскошь.