Шабанов Лев Викторович : другие произведения.

Каменный Легион 7(17)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Самая раблезианская часть романа. Дело в том, что прототипы отца Аркадиуса были весьма образованными и очень несобранными людьми. Здесь приводится собрание (калейдоскоп) рассказов, которые я писал им к дням рождения, подводя итоги года."Морская песня" с альбома ЛСД, 1989 г., кусок "Леди" из "средневекового" альбома сtРУНЫ, 1992, кусок про утренних ангелов "Игры Воображения" 1994. Кроме того, прототипы дона Рыжкони получили в Ыыльзленде свой собственный детектив (ну, это дальше)
  "КАМЕННЫЙ ЛЕГИОН. КНИГА ВТОРАЯ:ГЛАВА 7 (17)"
  
  КНИГА ВТОРАЯ
  часть семнадцатая
  - У меня приёмная, заметьте, она же библиотека,
  Столовая, мой кабинет - три. Смотровая - четыре,
  операционная - пять; моя спальня - шесть,
  комната прислуги - семь. В общем, не хватает...
  Да, впрочем, это не важно. Могу я идти обедать?
  - Извиняюсь, вот именно по поводу
  столовой и смотровой мы и пришли поговорить.
  Общее собрание нашего дома просит вас добровольно,
  в порядке трудовой дисциплины,
  отказаться от столовой. Столовых нет ни у кого в Москве!
  - Даже у Айсидоры Дункан!
  - ...и от смотровой тоже!
  - Угу, а где же я должен принимать пищу?
  - В спальне!
  Профессор Преображенский,
  Председатель домкома Швондер,
  Товарищ(ь) Вяземская, заведующий(ая) культотделом дома
  "Собачье сердце"
  
  АРКАДИУС-ХОЛЛ.
  
  "Вот же народ! Ворьё! Жульё! Скабари! - думал святой отец, лежа в повозке, по дороге в свои апартаменты, - Ну, если негодяя поймают, судья получит от меня самые суровые рекомендации относительно судьбы зловредного зооморфа! Пусть палач греет щипчики на открытом огне! Хотя можно поступить и великодушно... Кошелька не жаль, обидно. Всё-таки нам с де Шабаном ещё надо на что-то жить. Ладно, придётся поторопиться с отъездом. Однако приказать драть вора еловыми розгами - однозначно! По пяткам... Сноровисто! Тридцатикратно! Знай наших! А после на горох... Обязательно, на горох!"
  Перед гостиным домом Аркадиуса снова вырвало, но слуги приняли его смиренно и отнесли в Аркадиус-холл на кушетку.
  "Сволочь! Антихрист! Как таких Земля ещё носит! Как таких Солнце ещё греет! Нет, он у меня будет языком своим дрянным и поганым ноги лизать коросты лишённые и травой объедаться разваренной, ожухлой, ломаной и звать архимандрита, но он не аукнет, когда оный низменный человек искается, лёжа... Ах..." - отец Аркадиус нагнулся над вазой - его мутило, в висках стучало, живот крутило так, что можно было в хозяйстве использовать.
  Тут в комнату вошла, нет, пожалуй, впорхнула леди Лилианна:
  - Ой, - всплеснула она руками, - Какой вы, право, смешной!
  После этих слов, она весело засмеялась.
  Отец Аркадиус мрачно помолчал, потом тихо приподнялся, взял кружевной платок и накрыл им свою болящую голову.
  - Тебе плохо? - спросила леди Лилианна, улыбка начала таять, но пока ещё оставалась на светлом лице.
  - Нет, лапушка! Что ты! Конечно же, нет! Я просто нравственно и духовно очищаюсь... болью!
  - О, Боже мой! - засуетилась Лилианна, - Тебе необходим врач! Я пошлю за врачом!
  - Какой врач? - встрепенулся Аркадиус, - О чём ты?
  - Архитерапевт Хой, - пояснила Лилианна.
  - Что? Ты хотела сказать, наверное, архишарлатан...
  - Но он ведь излечил от некоего всем известного в узких кругах секретного недуга Лайона де Шабана и Даймонда Рыжкони!
  - Что? - отец Аркадиус даже не вскочил - его подняло над кушеткой, - Откуда ты это знаешь? Это же секретная информация! Об этом никто ни-ни, кроме узкого круга, разумеется...
  Лилианна пожала плечами и сообщила:
  - Об этом писали все рекламные газеты, где давал объявления медикус Хой. Он даже ссылался на столь почётные и знатные рекомендации...
  - Что ты говоришь? Как! - Аркадиуса буквально забило в конвульсиях, - Ужас! Графская репутация под угрозой...
  - Что с ней может случиться, - развела руками леди Лилианна, - Просто граф и дон Рыжкони подписали ему несколько рекомендательных писем, в которых прямо указали, что медик сведущ в лечении различных известных заболеваний, а что?
  - Ни-Че-Во! - сообщил Аркадиус, - А как же я?!. Что будет после всего этого с моей репутацией! Ты что забыла вездесущую инквизицию?
  - Но мы ведь не в Телепикусе! - попыталась его упокоить Лилианна.
  Однако отец Аркадиус трагически замер, оперевшись левой рукой о поясницу, а правую поднеся ко лбу, он спокойно произнёс:
  - Слуга.
  Появился слуга. Отец Аркадиус снял с головы кружевной платок и распорядился.
  - Принеси мне рекламные листки с объявлениями шарлатана архиаптекаря Хоя.
  Слуга поклонился и вышел. Аркадиус проводил его тяжёлым взглядом, после чего приподнялся и, заложив руки за спину, принял позу, разбуженного нелепой выходкой неопытного охотника, пещерного медведя.
  - Каков мерзавец! - хлопнул себя по бокам святой отец и принялся расхаживать по зале взад и вперёд, словно павлин, оставшийся по причине весеннего авитаминоза без хвоста.
  Слуга не заставил себя долго ждать и довольно быстро принёс небольшую газетку "Ведомости: из рук в руки". Вместе с ним за собаками вернулся и Лайон де Шабан.
  - Так! - сказал святой отец, буквально выхватив из рук слуги газету, - Так, так, так... Нет, ты посмотри каков подлец, а?
  Аркадиус ткнул куда-то в газету и забубнил:
  Вчера - ты немощный больной,
  А завтра - станешь ты с женой,
  Живя счастливо много дней,
  Плодить достаток и детей!
  (Это на что это он намекает? А? Это, что за недуги он лечит! А? Ну, ничего, я выведу его на свежую водку... - снова желчный ком подкатил к горлу - Ох... Опять...) проблевавшись Аркадиус продолжил:
  Так говорит магистр Хой,
  Когда зовёт его больной! -
  Рекомендован без обмана
  От Д. Рыжкони - до Шабана!
  Дочитав это, Аркадиус сделал многозначительную рекламную паузу и воззрел на Лайона.
  - Ну, и что такого-то? - не понял де Шабан, - Магистр Чарлз Хой, мой давний друг, много раз выручавший меня по деньгам и так по случаю...
  - Я всё понимаю, В-тапках-на-подушку, он и есть - В тапках-на-подушку, - но вы то, - снова возопил Аркадиус, размахивая газетой.
  - Ну и что я то? - никак не мог понять де Шабан.
  - А то, что это реклама не аптеки, а какой-то кожно-венерической клиники! - гневно пояснил отец Аркадиус.
  
  - Ну, разве же так можно? Ну, ведь речь касается деликатнейших, я бы сказал, интимных вопросов! Между прочим! - потрясая газетой, продолжал выступать Аркадиус. Бледное лицо начало менять колер красноватыми оттенками, тяжёлая голова, в предвкушении новой филиппики стала ясной, живот унялся.
  Аркадиус бросил газету на пол и демонстративно вытер об неё ноги. После этого жеста новый аббат пригласил Лайона сесть и выслушать.
  Узнав о пропаже денег, де Шабан не расстроился и даже, напротив, заявил, что это "не проблема". После чего взял Аркадиуса и повёл его в какое-то заведение общественного питания.
  - Боже мой! - комментировал де Шабан, - Да после того, что вы устроили сегодня в Ратуше, отказа ни от кого и ни в чём не будет!
  
  Как только они попали внутрь таверны, де Шабан принялся делать заказы. Служанка сначала долго слушала его, но потом прервала и спросила:
  - А кто всё это оплатит?
  - Мы оплатим позже, - выдавил из себя улыбку отец Аркадиус и заискивающе посмотрел в глаза девушке.
  - Между прочим, - сказал, подбочениваясь, Лайон, - меня зовут граф де Шабан!
  - Ага, - кивнула служанка и ткнула пальцем в отца Аркадиуса, - А это, видимо, епископ Витош-Ровинский.
  Между прочим, - выкатил грудь святой отец, - Не совсем Ровинский, но именно епископ!
  Впрочем, какую женщину, находящуюся при исполнении, это бы интересовало?
  - Бесплатно кормить не будем! - заявила она и, прихватив меню, вышла из круга общения.
  - М-да! - сказал де Шабан, - Значит ничего не обрыбится...
  Давно накипавшие в отце Аркадиусе чувства взбурлили и выплеснулись наружу:
  - Всё! С меня хватит! - закричал он на весь обеденный зал, - Я и так потратил кучу времени и средств на то, чтобы вернуть этот край в Лоно Господне! Я страдал все эти дни за ваши грехи! Но всему есть предел! Высокочтимый граф, мы нынче же покидаем этот пыльный заштатный городок! Слышите? Нынче же!
  - Да, не ори ты, аббат! - прервал злопыхания Аркадиуса здоровый детина в дорогих одеждах, - Чего орёшь, смерть тебя не берёт? или удача от тебя отвернулась? или пропился в полную?
  Аркадиус замолчал.
  - Хочешь выпить на халяву - чти традицию! - продолжал здоровяк, - Потешь нас историей поучительной или басней, а мы заплатим за ваш паёк!
  Аркадиус, посмотрел на здоровяка, и как-то сразу решил не спорить, и всё рассказать. Здоровяк был на полторы головы выше аббата и на две с половиной превосходил Лайона, кроме того, он сидел за столом ещё с четырьмя такими же тяжеловесами.
  - Хорошо, - сказал святой отец, сел за стол и начал, - Было-жило три мужика. Один мужик был богатый; только жил он на белом свете, лет двести, всё никак не умирал; и старуха его была жива, и дети, и внуки, и правнуки все были живы - никто не умер; Да что там? Из скотины даже ни одна не издохла! А другой мужик слыл бессчастным, ни в чём не было ему удачи, потому что за всякое дело принимался без молитвы; ну и бродил себе то туда, то сюда, без толку. А третий-то мужик был горький-прегорький пьяница - всё дочиста с себя пропил и стал таскаться по миру.
  - Глубоко, копнул! - всхлипнул здоровяк и налил случайным собеседникам по полному бокалу от щедрот своих.
  Отец Аркадиус взял бокал, вдохнул запах свежего нефильтрованного пенного пива, в один залп отпил половину и, блаженно вздохнув, продолжил:
  - Вот однажды сошлись они вместе и отправились все трое к одному пустыннику. Старику хотелось выведать, скоро ли Смерть за ним придёт, а бессчастному да пьянице - долго ли им ещё горе мыкать? Пришли и рассказали всё, что с ними стало. Пустынник вывел их в лес, на то место, где сходились три дорожки, и велел старику идти по одной тропинке, бессчастному по другой, а пьянице по третьей: там, дескать, всяк своё и увидит.
  Вот пошёл старик по своей тропинке, шёл-шёл, шёл-шёл и увидал хоромы, да такие славные, а в хоромах два попа; только подступился к попам, они ему сразу: "Так и так, мол, ступай, сторожил, домой! Не волнуйся - как вернёшься, тут же умрёшь". Тот обрадовался, котомку на стол святым отцам поставил, угощениев всяких навыкладывал и вон пошёл! Ну, монахи, ясное дело, старику тоже почёт оказали - проводить вышли. Бессчастный же набрёл на домик, вошёл туда, а в кухне стоит стол, на столе и хлеба, и мяса, и сыры со сметаной. Проголодался бессчастный, обрадовался еде. Дай, думает, хотя б краюшку съем! Уже и руку протянул, да позабыл лоб-то перекрестить! Тут как тут, цыганята в квартиру вбежали. Сами, что черти грязные, галдят, за рубаху треплют - и вся еда вместе со столом тотчас исчезла! А пьяница шёл-шёл по своей дорожке и дошёл до колодца, а там два монаха сидят и ругаются - заглянул наш пьян-брат в колодец, а в нём гады, лягва и всякая срамота! "Это ж хто, - говорит пьяненькой, - Так колодец угадил?" А два попика вздыхают, да руками разводят - мол, ни поесть, ни попить с энтими пилигримами не выходит! Воротился бессчастный с пьяницей к пустыннику и рассказали ему, что видели. "Ну, - сказал пустынник бессчастному, - тебе ни в чём не будет удачи, пока не станешь ты за дело приниматься благословясь и с молитвою; а тебе, - молвил пьянице, - уготована на том свете мука вечная - за то, что упиваешься ты вином, не ведая ни постов, ни праздников!" А старик-то древний пошёл домой - и только в избу заглядывает, ан Смерть уже тут как тут. "Здравствуй, - говорит, - Вот, пришла!" Старинушка-то и начал было просить: "Позволь ещё пожить на белом свете, я бы роздал своё богатство нищим; дай сроку хоть на три года!" А Смерть ему, так по-интеллигентному, отвечает: "Нет, мол, дед, тебе сроку ни на три недели, ни на три часа, ни на три минуты, ни... ни! - Так ему Смерть сказала и добавила, - Чем же, ты, старый хрен, прежде думал - не раздавал?" Так и умер старик. Долго жил на земле, долго ждал Господь, а только как Смерть пришла, и вспомнил о нищих.
  - Ну, ты молодец! - похвалили Аркадиуса слушатели и зааплодировали. Де Шабан собрал провизию в корзины и усталые, но довольные аббат и граф вернулись в Аркадиус-холл.
  Там их ожидал Максимен и непременный дон Рыжкони.
  Сборы в дорогу заняли изрядную часть ночи, и в итоге, намеченный леди Лилианной и Анной-Валерией, поздний ужин превратился в очень ранний завтрак.
  
  А по утру... господа: граф де Шабан, рыцарь, сменивший девиз "Без Дыча" на девиз: "Bona hereditaria " (то есть "наследство"), дон Рыжкони, именующий себя рыцарем "В-тапках-на-подушку", отважный рыцарь Максимен, получивший прозвище "LМ" вместе с возлюбленной Анной-Валерией и сопровождающий их отец Аркадиус с леди Лиллианой двинулись в порт.
  
  - Честно говоря, судёнышко - не очень, - скривился де Шабан, глядя на большой двухмачтовый когг, который был готов перевести путешественников к Ыыльзленду.
  - Полноте, граф, - упокоил его отец Аркадиус, - Дарёному крабу клешни не крутят!
  - Я ни к тому, - пояснил де Шабан, - Для океанских прогулок - это самая настоящая дырявая посудина!
  - Ничего, - отмахнулся дон Рыжкони, - Риск - благородное дело!
  - Почему же тогда никто не радуется проигрышу, и нигде не распевают весёлых песен о радостных неудачниках? - спросил де Шабан, понимая, что выбора особого нет, и всё равно придётся грузиться именно на этот когг.
  
  В финале пребывания на твёрдой земле, в этом же самом порту друзей нагнал ещё один человек - тамбур-мажор Савиньон, он был одет в сиреневый морской костюм, поверх которого был контр-адмиральский плащ с чужого плеча и застёжка эскадр-майора Его Величества. Савиньон, в прямом смысле, бегом догнал всю процессию, и пожал руки мужчинам уже прямо на сходнях. Потом он поприветствовал дам, и, узнав чем заняты де Шабан со товарищи тут же спросил:
  - А кто из вас, господа, человек на море бывалый?
  - Я родился и вырос на острове Кабертрокс! - гордо заявил отец Аркадиус, - Море для меня, господа, это второе имя!
  - А мы? - спросил дон Рыжкони.
  - Ну, откуда же, я знаю ваше второе имя? - пожал плечами Аркадиус и пригласил всех взойти на палубу.
  Между тем, Савиньон продолжал:
  - Мне необходимо попасть на Энландию, и я интересуюсь, какое судно здесь вам кажется наиболее безопасным?
  - Легко ответить! - сказал отец Аркадиус и ткнул пальцем в уходящий в море пирс, - Вон то, которое сидит на мели и назначено на сломку.
  Савиньон даже позеленел от такого ответа.
  - Ну, ну! - подбодрил его кузен Ди, по прозванию "Мыши" - Поедемте с нами до Ыыльзленда, а оттуда рукой подать и до Семивала!
  - Так значит, мы поплывём на этом корабле? - переспросил, ставший совершенно напряжённым Савиньон, - Я просто...
  - Плавает дерьмо в прорубе! - оборвал его отец Аркадиус, - Настоящие моряки "ходят" по морю!
  
  МОРЕ
  
  "Для человека, впервые выходящего в море, есть свои преимущества перед любым бывалым моряком: ощущения от первого плавания всегда остры, полны необычных, порой даже причудливых ожиданий. Уподобившись первооткрывателям античности, смелым аргонавтам, мы сгрудились на корме двухмачтового когга и провожали взглядом узкую полоску тающей земли," - записал кузен Ди "Мыши" из Тиазура-и-Тусуара в своих путеводных заметках и поставил точку.
  
  Несмотря на то, что судно было довольно большим, когг "Вафел" шёл достаточно быстро и словно огромная океанская рыба разрезал беспокойные волны Срединного моря. Корабль слегка кренился под устойчивым ветром, хлопали паруса, скрипели снасти и обшивка, со всех сторон слышались голоса переговаривающихся матросов.
  Настроение путешественников было приподнятым и ничто не могло омрачить этот сказочный день; Дамы сразу же забились в свои каюты и, взяв в руки молитвенники, пообещали выйти из трюма только в гавани пункта назначения. Савиньон, перепив со страху сразу же после отплытия, пребывал без чувств и вряд ли вообще предполагал, что матросы ведут корабль в открытый океан, отец Аркадиус и его бледные сопровождающие расположились в каютах на корме, кузен Ди обещал появиться на палубе чуть позже, де Шабан сидел на корме корабля в деревянном кресле с высокой спинкой и в полудрёме наблюдал за двумя каботажными кораблями и галерой, которые шли параллельным с "Вафлом" курсом. Дон Рыжкони расположился рядом и потягивал ром из деревянной толстой кружки, на которой чья-то умелая рука вырезала толстопузого и вечносмеющегося алконавта и владыку всех ветров старину Роджера.
  - Скажите, граф, - обратился В-тапках-на-подушку к де Шабану, - А вы никогда не задумывались над карьерой наварха военно-морских сил южного направления? Смотрите, какое море, какие крепкие парни - Рыжкони перевёл взгляд на небо, - А небо какое! Lepota! Лично я готов хоть сейчас возглавить небольшую флотилию и отправиться на разграбление какого-нибудь вражеского побережья! Помните, однополчанин вашего отца о чём-то там намекал?
  - Боюсь, что здешние волны не для меня, - отмахнулся де Шабан, - Меня, знаете ли, укачивает и подташнивает; терпеть не могу высоких и частых волн.
  - Ну и что, что тошнит - возразил Рыжкони, - На самом деле: меня тоже тошнит... И волны здесь не при чём! Вот вы, например, думаете, что это "морская болезнь"? Ничего подобного! Скажите честно, вчера вечером перед отъездом, когда вы резко вскочили из-за стола и очень быстро покинули зал, как-то странно держа руку у рта...
  - Вы же сами знаете, что я перебрал... - не дал договорить ему де Шабан, чтобы успеть купировать, вызванный воспоминаниями, приступ дурноты.
  - Вот именно! - дон Рыжкони поставил кружку рядом с собой и торжественно произнёс, - Так что волны здесь ни при чём! Пить надо меньше, и всё в этой жизни будет проще.
  - Да? - удивился дедуктивной находке друга Лайон, - Вы практически бросаете якорь несчастному утопающему!
  - Ну, вот и славно, - улыбнулся Даймонд Рыжкони и налил де Шабану, - Уверен, что после этого, ваше недомогание как рукой снимет!
  Де Шабан взял в руки кружку и закончил начатую мысль:
  - Главное, чтобы, бросая утопающему якорь, вы не попали ему в голову!
  Выпили.
  Не помогло.
  
  В это же время кузен Ди продолжал свои литературные опыты, лавры великих Петрония Арбитра, Вергилия Публия, Лукреция Карра, Лонга и прочих витали над ним, но сегодня наиближайшим гением Ди был, конечно же... Нет не Геродот - отец истории и географии, младший брат Гомера и старший - Исседора, а его (Ди) далёкий тёзка - Ди Шнайдер! Всегда актуальный и неувядающий (впрочем, нельзя забывать и о том, что он же стал первым общаться с лукавыми политиками и диссидентами и соответственно многое по недоразумению или по злому умыслу просто приврал).
  Ди снова взялся за бумагу. "На море с нашей командой произошла удивительная вещь: они оказались перед горой круглой формы. Был час сумерек. они плыли весь вечер и думали, что сделали добрых пятьдесят лье, когда назавтра вновь очутились перед той же горой. И так происходило два или три раза" (1).
  
  1. ПРИМЕЧАНИЕ: Самым быстрым был путь по морю. При попутном ветре корабль мог делать до 300 км в сутки. Но опасности здесь были ещё большими, чем на земле. Достигнутая волей случая быстрота продвижения могла быть сведена на нет безнадежными штилями, встречными ветрами и течениями. (Ж. Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада.)
  
  Но эти задержки будут мелочью, если вспомнить о пиратах и бурях, недаром сам Жуанвиль рассказывал, что "купцы-авантюристы" должны обладать бешеной отвагой: "Я поразмыслил над тем, насколько безрассуден тот, кто осмеливается подвергать себя такой опасности, присваивая чужое добро или вводя самого себя в смертный грех, ибо он ложится спать, не зная, не очутится ли наутро на морском дне".
  "Мыши" отложил перо и откинулся назад, чтобы спиной почувствовать само тело когга.
  "Действительно, - продолжал раздумывать Ди, - Какая избитая и тем не менее всегда популярная тема - образ корабля, застигнутого бурей! Ни один эпизод не повторяется с такой регулярностью в житиях многочисленных святых, как плавание по морю, реальное или символическое, которое фигурирует на огромном числе миниатюр и витражей от Тангейта до Шабана. А ведь это же всё наша традиция, лежащая по обе стороны образа дороги. С одной стороны - лес, сумеречный и полный иллюзий, словно наше время; с другой стороны - море, огромное, словно наш земной мир с его глумливыми обманками и тонкими искушениями! А корабль - это лес, плывущий по морю! То есть моряк - это путник, которого везут иллюзии по нашему миру. И действительно, никакое чудо не было распространено более, нежели вмешательство святого, который успокаивает бурю или воскрешает моряка потерпевшего кораблекрушение !"
  
  Ди снова почувствовал, как входит в рабочее состояние, и всё писал, и писал, и писал.
  "Прошли (моряки не говорят "проплыли") мимо островов, сплошь населённых рыбаками и ныряльщицами. У здешних жителей много всевозможных поверий, так, например, считается, что можно купить ветер. Для этого капитаны ходят к местным ведьмам, которые, находясь вне пределов досягаемости всеблагой инквизиции и Папского всевидящего ока благости и справедливости, часты здесь, ибо размножились необычайно.
  Ведьмы вручают покупателям кожаную ленту с тремя завязанными последовательно узлами и тут же предупреждают, где какой ветер находится. Как правило, в первом узле они прячут попутный и тихий ветерок (очень удобно и располагает). В срединном узле всегда спрятан сильный попутный ветер, для деловых людей и военных. Последний же узел держит бурю (для того, чтобы можно было уйти от преследования пиратов). Нам жителям сугубо континентальным этого не понять, но каждый мало-мальски себя уважающий капитан всегда имеет при себе этот описанный выше пояс. Нашему капитану, я даже рассказал о судьбе корабля Одиссея, когда одному из юнг посчастливилось развязать третий узел! Капитан посмеялся, а потом стал непробиваемо серьёзным и, задавшись вопросом, а какой же из двух крайних узлов первый (?), ушёл к себе.
  Ещё островитяне любят рассказы о морских чудовищах, сокровищах затонувших кораблей и необычных происшествиях на море; так, например наш шкипер, если не врёт, однажды нашёл античный кувшин, в котором по его словам было обнаружено отличнейшее вино. Здешний корабельный священник отец Андроник авторитетно заявил, что вино (судя по выдержке) было изготовлено ещё во времена, предшествовавшие Потопу (!). Впрочем, куда более, здесь историй, ужасных и холодящих душу, и я перехожу к Бестиарию.
  Во-первых, каждый здешний житель знает и уважает так называемого "Хозяина Моря", согласно описаниям его в хрониках местных обителей - он имеет непомерную длину (порядка лье) и широкое, плоское туловище, следовательно - он не змей, а что-то иное, ибо у змея туловище округло и крутобоко. Тело "Хозяина Моря" плоско и состоит из жёстких пластинок наподобие рыбьей чешуи; хвост у него как у креветки, только огромный, а рот находится на брюхе. Когда он появляется из воды - голова его светится и извергает огонь. Кроме того, у него есть ласты похожие на китовьи.
  Подобными же жителями морских глубин является клан Мирамак. В кунсткамере магистра Венанция из Сант-Яго де Маринерос выставлен набальзамированный труп странного телосложения: огромная туша (около пяти человек ростом и полутора шириной), два передних плавника - очень похожи на человеческие руки с пятью пальцами и ногтями, задние конечности пальцев не имеют и больше похожи на плавники. Голова твари удлиненна и яйцеобразна, пасть имеет три больших клыка.
  Надо сказать, что все эти люди, живущие вдоль побережья и на островах трогательно суеверны! Я спросил у одного из наших матросов, зачем им на когге нужен уж. Змея же не крыса. Тот совершенно серьёзно ответил мне, что Мышь прогрызла даже Ноев ковчег, а Уж затыкает подобные дыры своей головой. Оттого по технике безопасности на кораблях Его Величества приняты на довольствия и ужи (интересно, болеют ли ужи морской болезнью?). Когда подвозили с одного из островов на другой какую-то бабку с сумками, то она мне поведала следующую байку: "В старину незапамятную рожь была не такая, как теперь: снизу солома, а на макушке колосок; В прежние времена - от корня до самого верху всё был колос. Раз показалось бабам континентальным тяжело жать, и давай они браниться на Божий хлеб. Одна говорит: "Чтоб ты пропала, окаянная рожь!" Другая: "Чтоб тебе ни всходу, ни умолоту!" Третья: "Чтоб тебя, проклятую, сдёрнули снизу доверху!" Господь, разгневанный их неразумным ропотом, забрал колосья и начал истреблять злаки один за другим. Бабы эти континентальные, стало быть, стоят да смотрят. Когда осталось Богу выдернуть последний колос - сухощавый и тщедушный, тогда собаки стали молить, чтобы Господь оставил на их долю сколько-нибудь колоса. Боженька сжалился над ними и оставил им колос, какой теперь мы и видим". Так, что получается то, что мы едим - на самом деле, собачья доля!
  Есть тут и особенный светящийся жук, вроде наших светлячков, керсница [Kersnica] пользуется у жителей Ыыльзленда особенною любовью за то, что летал по дому родителей Иоанна Предтечи и освещал колыбель святого младенца. Ещё наш корабельный священник рассказал, что когда архангел Гавриил возвестил Пресвятой Деве, что от неё родится божественный Искупитель, она сказала, что готова поверить истине его слов, если рыба, одна сторона которой была уже съедена, снова оживет. И в ту же минуту рыба ожила и была пущена в воду: это однобокая камбала. Однако в кулуарах отец Аркадиус заверил меня, будто камбала потому с одним глазом и наружностью своею походит на отрезанную половину рыбы, что царица Просачного моря Юрата отгрызла у ней, ещё живой рыбине, одну сторону, а остатки спустила в воду! Так же у моряков есть поверье, будто два чёрных пятна, видимых на жабрах трески, произошли оттого, что апостол Пётр взял её двумя пальцами, когда вынимал изо рта рыбы монету для уплаты подати".
  
  Ди поставил точку и вышел на палубу.
  - Красота-то какая! - обратился он к рулевому, - Только глянь, какие причудливые облака, какие пейзажи, какие невероятные формы! Жаль, что я не художник... Вон то похоже на каракатицу с миниатюры прошлого века! А вон то на обезьяну!.. А это на согбенного старца!.. И вон ещё, какая живописная тучка на горизонте... Смотрите, она, будто отяжелела, прогнулась... Что же она нам напоминает?...
  - С вашего позволения, сеньор, - обратился к "Мыши" рулевой, - Она напоминает нам о предстоящей весёлой ночке, распри мне брюхо и выпотроши...
  - Да? - удивился Ди, - Я заинтригован. И что же будет сегодня ночью, неужели праздник Нептуна?
  Рулевой облизал палец и поднял его вверх, потом цокнул языком и, недовольно покачав головой, сказал:
  - Пробейте мне днище, но, похоже, что кто-то развязал-таки третий узелок. Вот люди! Говорят им, предупреждают - нет, всё равно! Человеческое любопытство - когда-нибудь нас всех уничтожит. А может, кто и специально так делает - сами уже в порт пришли, вот и гадят остальным.
  Ди побелел.
  - Так это ж как же ж? Это что ж, буря, что ли?
  - Точно так, сеньор, тресни моя грот мачта, хорошо помотает!
  Ди "Мыши" собрал свои вещи, беспечно брошенные доном Рыжкони на палубе, и отправился в трюм; проходя мимо покоев отведенных под клир, он с удивлением услышал богатырский храп и даже позавидовал спокойствию и безмятежности братьев во Христе; затем, Ди сложил все вещи в сундук и прилёг, с волнением ожидая вечера. Над палубой грустно лилась старая матросская песня:
  Над морем туман, в море плещется кит
  Морская волна кипит о гранит
  И чайки кружат весёлой гурьбой
  Над чёрным пятном, над синей горой
  В небе ветер, а с берега - дым
  Солнце тонет за морем, а в море огня
  Утонул человек, может быть, это я
  
  В глазах только боль, а в лёгких - вода,
  Что стало со мною в объятиях льда?
  И тихий прибой преподносит меня
  Камням, у которых начнётся земля.
  А там, на земле, играя в крови,
  Невинность и пламя ищут любви,
  Там бури страстей в закатном дыму -
  Им всем наплевать, что я здесь плыву.
  
  Я был странным зверем для многих чужим,
  Но я ведь хотел быть собой - и вот я стал им...
  Вечерело. Когда отец Аркадиус открыл глаза, он понял, что всё то время, пока он спал, судно шло к далёкому Белому аббатству на самом краю Круга Земного. Будущий аббат встал и поднялся на палубу, ему навстречу прошли де Шабан и В-тапках-на-подушку, они о чём-то продолжали спорить:
  "...Представьте, мимо вас проходит симпатичная девушка, вы делаете ей комплимент, и в ответ она в пол оборота полупрезрительно бросает вам: "Дурак!" при этом её походка становится более уверенной, она начинает грациозно покачивать бёдрами, вскидывает головку... "Сама дура!" - отвечаете ей вы и не менее гордо покидаете её. Вот, это и есть наказание за гордыню. При этом вы не ударили её и ни коим образом не задели её достоинства".
  Дон Рыжкони несколько раздражённо помотал головой и резко возразил:
  - Нет! Вы - идеалист! А если она стерва?.. или чего доброго сама как загнёт в ответ такое, что мало не покажется? Лично я считаю, что женщина должна чувствовать мужскую силу... Как дал ей по уху... и пока она будет рыдать, вы задерёте ей юбку и проверите, так ли она невинна, как это пытается представить... а то все они девственницы, пока спят зубами к стенке!..
  Отец Аркадиус строго посмотрел во след удаляющейся паре, потом запахнул полы плаща и вышел на верхнюю, открытую всем ветрам палубу.
  На море было довольно прохладно, мощные и тяжёлые тучи уже не напоминавшие облака, которыми так недавно восхищался кузен Ди, нависали уже над самой палубой так низко, что порой казалось, стоит лишь поднять руку пареньку стоящему на бочке и он достанет пределов небесных. Отец Аркадиус зябко поёжился и ещё более тщательно закутался в тут же насквозь промокший плащ.
  Взору клирика представилась адская картина из жития Ионы пророка, он вспомнил, как "Господь воздвиг на море крепкий ветер, и сделалась на море великая буря, и корабль готов был разбиться. И устрашились корабельщики, и взывали каждый к своему богу, и стали бросать в море кладь с корабля, чтобы облегчить его от неё; Иона же спустился во внутренность корабля, лёг и крепко заснул. И пришёл к нему начальник корабля и сказал ему: что ты спишь? встань, воззови к Богу твоему; может быть, Бог вспомнит о нас, и мы не погибнем. И сказали друг другу: пойдём, бросим жребии, чтобы узнать, за кого постигает нас эта беда. И бросили жребии, и пал жребий на Иону. Тогда сказали ему: скажи нам, за кого постигла нас эта беда? какое твое занятие, и откуда идёшь ты? где твоя страна, и из какого ты народа? И устрашились люди страхом великим и сказали ему: для чего ты это сделал? Ибо узнали эти люди, что он бежит от лица Господня, как он сам объявил им".
  Однако повторять подвиг равноотшельнического сидения во чреве гигантского кита Аркадиусу очень не захотелось и он, снова поёжившись, быстро направился в кают-компанию, где всей честной компании был обещан приличный ужин.
  Десять ступеней спустя, промокший аббат ступил на скрипучий пол кают-компании. Савиньон, Ди и Дон Рыжкони играли партию в "Штос" - новомодную игру при дворе стареющей Великой княгини Жани дю Монтань. Отец Аркадиус укоризненно покачал головой и, припомнив известную фразу: "Мой Дом есть дом молитвы...", отправился трапезничать к столу, где в полном молчании сидел Лайон де Шабан, там же был вечно пьяный начальник корабельной охраны Дрюпкинс, бородатый шкипер, библиотекарь Тужуруа и два монаха-сопроводителя (согбенный "сапожник" Малахия и совершенно несчастный мансионарий Ведрополус). Аркадиус сел напротив младшего графа и, разложив салфетку на коленях, принялся тихо благодарить Господа за хлеб насущный.
  - Что будем кушать, святой отец? - раздался голос над головой аббата, который, сложив руки в молитвенном ожидании, нараспев произнёс:
  - Котлеты по рецепту мудрецов Таро, парочку расстегаев, салат из огурца со сметаной, заварные пирожные, мочёное яблочко и что-нибудь из некрепких столовых вин на ваш вкус...
  Стюард поклонился и ответил:
  - Есть уха из минтая, макароны по-флотски и тростниковый ром недельного перегона давности. Будете?
  - Что ж, Господь - свидетель, я не хотел этого искушения, но ты, змиево отродье, вводишь меня в него... - святой отец махнул рукой и посмотрел на постные лица остальных, - Э-эх, щепкой моря не перемеряешь. Давай!
  - Здесь очень острая кухня, - как бы вникуда сказал де Шабан и встал из-за стола.
  - Да бросьте, граф, - попытался удержать его отец Аркадиус, - Страшен кусок на блюде, а как съестся - так и слюбится!
  
  Когг сильно встряхнуло (похоже, на море всё-таки продолжал усиливаться шторм); брат Малахия, один из монахов-сопроводителей резко вскочил и, страшно выпучив и без того большие глаза, скорым шагом, а вернее почти бегом покинул помещение кают-компании. Выражение лиц остальных сотрапезников было так же крайне напряженным (только Дрюпкинс мучился головой, а капитан был строг и сосредоточен).
  - Bon appetit! Приятного аппетита, monsenior! , - раздалось слащавое пожелание, с которым стюард подал на стол обещанные Аркадиусу уху, макароны и ром.
  Тем временем де Шабан уже покинул пределы кают-компании и достиг собственных покоев; заботливый Максимен уже постелил постель, плотно задвинул штору и даже поставил объёмное ведро на полу как раз на уровне подушки, чтобы молодому графу не надо было вскакивать в случае нахлынувшей необходимости в гальюн, который, мало того, что находился в общем коридоре кают для господ, мог быть элементарно занят.
  Де Шабан скинул сапоги и, не раздеваясь, лёг на койку - усталость тут же взяла своё, и он забылся неспокойным сном маркграфа южных островных районов Ыыльзленда.
  
  - А я, господа, спокоен, - заявил отец Аркадиус оставшимся в кают-компании сотрапезникам, - Мы ведь вчера встретили большое судно, нагруженное святыми дарами, которые сопровождали монахи-эрениты, которые направлялись на Всешизильский полный съезд просвещенного монашества, который был собран с целью отстаивать истинное вероучение от новоявленных еретиков из Зелёного братства, которые утверждают близость нового Вселенского Потопа, который уже не за горами. При виде этой, безусловно, хорошей приметы (столько монахов, и все на одном судне), я очень обрадовался, ибо уверен в полном благополучии нашего путешествия на всю ближайшую, с позволения сказать, дорогу! Так что, я думаю - буря обернётся недолгим шквалом и всё успокоится.
  - И всё-таки, боязно, - пробормотал брат Ведрополус, один из сопроводителей нового аббата, - Я вообще боюсь кораблей, ибо знаю, что мой отец, дед и прадед погибли в море на корабле!
  - А твои предки, каким образом умерли? - спросил Аркадиус у другого сотрапезника - неопохмелённого, по случаю шторма, Дрюпкинса.
  - Преставились блаженною кончиною на своих постелях, разрази меня гром! - злобно хохотнув, ответил тот.
  - Так как же, друг мой, прикажешь нам теперь бояться еженощно ложиться в постель? - задал риторический вопрос святой отец.
  
  Однако море не слышало прогнозов Аркадиуса, оно начало вздуваться и окончательно разбушевалось. Крупные валы стали бить в борта судна; мистраль, сопровождаемый неистовым вихрем, страшными рывками, яростным смерчем и смертоносным шквалом, засвистал в реях. Небо гремело, грохотало, сверкало молниями; вслед за дождём, ударил град, воздух утратил свою и без того условную прозрачность, стал тёмен и непроницаем.
  Вернувшийся монах-сопроводитель Малахия, хорошо покормивший рыб содержимым своего желудка, рассказал об обстановке на палубе - шторм разыгрался, матросы убрали снасти, а наиболее ретивые из них уже готовы рубить мачту. Отец Аркадиус раскрыл, было, рот, чтобы призывать на помощь соответствующих святых обоего пола, но не успел - он почувствовал, как тошнотный ком подбирается к горлу. Понятно, что никак нельзя было осрамиться перед своими сопровождающими, поэтому Аркадиус сглотнул, извинился и вышел "посмотреть на чаек и буревестников".
  - Нам скоро придётся глотнуть порядком воды, - заявил брат Малахия и перекрестился, - О, если бы Господь Бог и Присноблаженная Святая Дева Мария соизволили, чтобы я теперь находился где-нибудь на твёрдой земле и наслаждался покоем!
  Отец Аркадиус, оказавшись в коротком коридорчике, быстро метнулся в сторону гальюна (1), однако его отшатнуло и бросило в кубрик де Шабана. Он завалился в незапертую дверь и попытался улыбнуться.
  
  1. жаргонизм: туалет
  
  - БЭ-з обиняков, граф! - сообщил он, смачно блевнув в угол, - БЭ-зделица... Сущая БЭ-зделеца!
  - Святой отец, - приподнял голову Лайон, - Вы БЕ-з зазрения соВЕ-сти, врываетесь к БЕ-дному паладину...
  - Извините, - ответил Аркадиус, - Я не преднаМЭ-ренно...
  Аркадиус звонко закрыл дверь и на следующей волне рухнул в другую дверь - это были покои кузена Ди. Тот лежал на своей лавке, отставив подальше сундук с книгами и записную книжку, на голове его было мокрое полотенце, в руках крест. Явление отца Аркадиуса, казалось, обрадовало кузена Ди, и он даже поднял навстречу святому отцу руку, но...
  - БЭ-здонное море, дражайший кузен, - опять не удержал себя в руках терпения и смирения Аркадиус, - БЭ-запалляционно испортило мой чудесный о-БЭ-д!
  Кузен Ди позеленел и, нет - не ответил, а практически выплюнул в ведро:
  - БЕ-кон! БУ-льон! БРУ-ДЕ-ршафт!
  Аркадиус приподнялся и всё-таки двинулся в гальюн.
  Кто-то из матросов кинулся наперерез святому отцу, дабы помочь ему преодолеть остатки пути без последствий, но отец Аркадиус тут же приказал матросу "немедленно связать его с господином начальником крыс, для приватных переговоров". Матрос козырнул и исчез из виду.
  Далее по курсу была комната донов Рыжкони и Савиньона. Естественно, предательская волна метнула отца Аркадиуса и туда.
  "Хоть бы дверь закрыли!" - подумал Аркадиус, понимая, что всё равно не сдержится, и окончательно расслабился:
  - Простите, господа, я к вам БЭ-з стука...
  - БЕ-зо-БРА-зие! - выдавил из себя Савиньон, - Это же БЕ-знравственно!
  - Извините, господа, - ответствовал Аркадиус, поднимаясь и отряхиваясь, - за эту БЭ-зобидную каз-зус... ша-РАДАааааа... Просто я хочу с-КА-ЗА-ть вам, что все акулы уже в курСЕ...
  - БЕ-знравстВЕ-нный вы человек! - крикнул во след уходящему священнику В-тапках-на-подушку, - БЕ-з разбора БЕ-зданно-БЕ-спошлинно вы устраиваете нам БЕ-дствие!
  Аркадиус перекрестил закрывшуюся дверь, чтобы господа из неё не вышли, и рухнул в большое помещение нижнего трюма, где в молитвенном уединении находились женщины.
  "Не хватало ещё осрамиться перед нашими дамами!" - подумал в ужасе Аркадиус, и снова почувствовал предательский ком, подкатывающий к горлу.
  - Аркадиус! Мы тонем? - воскликнула Лилианна.
  - Почему? - оторопел от такого предположения святой отец.
  - Ну, разве же вы не кричали только что про акул и не пришли нас исповедовать и причастить? - с ужасом в глазах спросила Анна-Валерия.
  Аркадиус выдавил улыбку и сквозь зубы сказал:
  - Фъто фы тетъи мои! К"к"ая Беъ - (он сдержался)- ссмылица!
  Потом святой отец двинулся в дальний угол, чтобы одновременно не потерять достоинства и в то же время, сделать своё грязное дело:
  - Простите, святой отец, что вы хотели этим сказать? - уточнила Анна-Валерия.
  - БЕ-бе! BЕs-same Mucho! - ответил отец Аркадиус минуту спустя, затем повернулся к женщинам и выдавил из себя улыбку.
  Наконец, пришла помощь. В лаз трюма просунулась голова брата Ведрополуса:
  - Здесь он! - крикнул Ведрополус и махнул рукой.
  По мановению этой руки появились брат Тужуруа и Максимен.
  - Ох, my God, new wave - эт" волна sнеsёt наs! - прокомментировал появление спасителей святого отца Максимен, - Наm надо vz"ять wаs on палубу, sv"ятой отец.
  - Зачем? - подозревая неладное, спросила Лилианна.
  - Пора начинать читать молитвы, останавливающие шквал, - пояснил брат Малахия, - Море проверяет, насколько новый аббат, может быть предстоятелем архипелага Ыыльзленд.
  Аркадиус весь вспотел от волнения.
  - Тысяча морских чертей с хвостами! Простите, святой отец! Паруса оборваны, снасти лопаются, верхние реи упали в воду, дьявол меня подери, - оптимистически сообщил капитан корабля и стал помогать Максимену и брату Тужуруа выволакивать упорствующего отца Аркадиуса.
  - Нос корабля поднят прямо к Чёрной Луне. Всё пропало, о Господи! Киль опрокинулся. Увы! Увы, нам всем! - продолжал вторить капитану брат Ведрополус.
  Аркадиус смирился, и его вынесли за пределы женского трюма.
  - Я слышу, как трещит корма. БЕ-схозяйственность! Не сломался ли руль? Это БЕ-зумство! Ради Бога, БЭрегите канаты! - говорил отец Аркадиус, окончательно сваливаясь в бред, - БЕ-зветрие! БЕ-зрыбье! БЕ-сы!
  - Оtкуdа веtер? - спросил Максимен, - Чес"tnoe благо"rodnoe слово, ме страшно! Ноги up-вверх, голова down-вниз.
  - Что же галс? - воскликнул капитан, - Три тысячи океанских чертей без хвостов! На штирборт! Ложись в дрейф, лопни моя селезёнка! Румпель долой!
  - А тем временем выпьем! - сообщил невозможно успокоенный и абсолютно невменяемый отец Аркадиус, - Всё равно всё вино отправится ко всем чертям! Сначала к морским без хвостов, а потом и к океанским, но с хвостами! Послушайте, господа, мне в голову пришёл карамбуль: у нас был праздник всех Святых, а теперь - праздник всех чертей...
  - Ох! - простонал брат Ведрополус, - Не иначе, как нас несёт то от Сциллы к Харибде, то от Харибды к Сцилле, Господи, грешен! Прости ми все прегрешения тяжкие и не очень - как и я прощаю обидчикам своим, чтоб им всем на том свете как нам на этом болтаться вековечно!
  - Что же, брат Ведрополус, - пожалуй, если вы меня бросите, то вполне успеете составить духовное завещание потомкам, - сказал Аркадиус, закрываясь мокрым плащом от очередной шквальной волны, - Теперь, мы с вами или спасёмся, или потонем - А третьего не дано!
  - Помолитесь святой отец, - закричал брат Малахия, - Чтобы какая-нибудь добрая волна вынесла бы нас на берег, как Одиссея! Пусть какая-нибудь царская дочь выйдет в тихую погоду погулять на набережную и найдёт нас.
  Отец Аркадиус ещё раз убедился, что крепкие и цепкие руки сопровождения держат его вполне надёжно, и проорал в темноту штормового неба:
  - С нами Бог и благословенная Дева Мария!
  В ответ на этот крик громыхнул гром, оглушающий моряков и пассажиров, и сверкнула, ужасная по величине и близости, молния.
  - Мужайтесь! - закричал капитан, всё это время удерживающий рулевое колесо, - Волнение стало слабеть, снеси мою голову. К румпелю! Разорви мои шпангоуты, сюда, сюда! Крепите бизань-мачту! Канат на кабестан! Поворачивай! Руку на руль! Румпель под ветер!
  Что было дальше, отец Аркадиус уже не знал, ибо лишился чувств и обвис в крепких руках мансионария и "сапожника", которые повлекли его за собой в трюм, чтобы не мешать матросам приводить всё в порядок, и при этом надеяться, что всё будет хорошо, и судно не сядет на мель!..
  
  ОСТРОВ О"КАРХУ (хроника первая)
  
  Остров О"Карху появился неожиданно из разверзшегося тумана, являя собой причудливую смесь красок и цветов в пелене прибрежного марева восходящего Солнца. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что остров был довольно большим лесным массивом, из которого ближе к берегу торчали невысокие шпили и крыши Белого аббатства, а ближе к горизонту на прибрежных чёрных скалах, милях в трёх северо-западнее нависал сам замок, который так необдуманно сгубил Гилберт О"Карху, и в котором по легенде жила та самая очарованная леди (1).
  
  1.ПРИМЕЧАНИЕ: Имеется в виду "Песня о том, как рыцарь Гилберт О"Карху навёл на себя хтоническое проклятие и уничтожил маленький мир" (2 книга, 2 часть, межглавье до домена Шишбургеров, которое мы сделали исключительно ради песни).
  
  Капитан отдал приказ, взять курс на пристань, у которой стояло несколько рыбацких лодок и торговая баржа; матросы засуетились, когг, оставшись без парусного вооружения, сбавил ход и, аккуратно лавируя, тихо подошёл к причалу.
  На причале путешественников встречали: брат келарь, временно исполняющий обязанности покойного аббата, наместник и персонал, в это же время в церкви ударили в колокол, возвещая округе о прибытии властей.
  - Добро пожаловать, ваша милость, - обратился к Лайону де Шабану наместник, низко кланяясь и пряча глаза.
  - Здравствуйте, Ваше преподобие, - продолжил он, целуя перстень нового аббата, - Сердечно рад видеть вас, господа, на вверенной мне территории.
  - Даю руку на отсечение, - громко сказал дон Рыжкони Савиньону, - Что тут что-то не чисто. Смотрите, как волнуется этот шельмец наместник, как ручки трясутся! О! Так ходуном и ходят, так и ходят. Мне кажется, здесь нам без ревизии не обойтись.
  Услышав это, наместник стал ещё более жалким, съёжился, посерел и так и побрёл, согбен под своею "тяжкой ношей" ответственности перед коллективом.
  В целом же утро было великолепным и путешественники, с радостью ощутив под ногами твёрдую землю, отправились на монастырский двор к конюшням. В церкви шла служба, и из здания слышалось: "ВЕРУЮ ВО ЕДИНОГО БОГА ОТЦА ВСЕДЕРЖИТЕЛЯ, ТВОРЦА НЕБУ И ЗЕМЛИ, ВИДИМЫМ ВСЕМ И НЕВИДИМЫМ".
  Вошедшие во двор трижды перекрестились и отвесили поклоны Отцу и Сыну и Святому Духу, после чего прошли на конный двор.
  - По ту сторону, господа, находится и странноприимный дом, - пояснил брат келарь, указывая рукой на двухэтажное деревянное здание, которое примыкало к огромной башне, служившей здесь и колокольней и маяком одновременно.
  Взяв лошадей, новоприбывшие отправились осматривать полученные владения, а отец Аркадиус пошёл на службу, после которой должна была состояться непосредственно сама инаугурация нового аббата (1).
  
  1.P.S.: Конечно же, всё это было началом не то чтобы героических событий, но без этой истории повесть о "Каменном легионе" осталась бы далеко не полной и уж точно односторонней.
  
  Во время конной прогулки, с целью осмотра владений, господин Савиньон принялся распространяться об особом счастье первобытных человеческих общин, которые жили мирно и безыскусственно, как велела сама Мать-природа, не ведая, правда, ни наших радостей, зато и не зная наших страданий. Дон Рыжкони, достаточно долго терпел эти излияния, затем не выдержал и прервал почётного члена географического общества Синего братства следующим эпилогом:
  - Господин Савиньон, ну вот представьте себе, идёте вы, ну скажем, по двору, видите, лежит в луже свинья, по уши в грязи, мухи вокруг, вонище. И вот она переворачивается на другой бок и смотрит на вас с таким презрением, как будто бы и говорит: "Дурак вы, сударь! Вы родились и умрёте, а эдакого наслаждения так никогда и не испытаете!"
  
  Тем временем из-за леса показался знаменитый замок О"Карху. Замок, над которым до сих пор висело страшное проклятие последних друидов, которые прокляли эти территории из-за убийства некоего хтонического чудовища, являвшегося по совместительству дочерью Хозяина морей (1).
  
  1.Путешественники ссылаются на бардовскую эпическую поэму "О том, как рыцарь Гилберт О"Карху навёл на себя хтоническое проклятие и уничтожил маленький мир" (2 книга, 2 часть, межглавье до домена Шишбургеров, которое мы сделали исключительно ради песни).
  
  Де Шабан дал знак привала, и всадники, сопровождающие его, остановились. Сам же Лайон пришпорил кобылицу Пуню и поехал через вересковое поле с целью рассмотреть эту достопримечательность поближе.
  Какого же было его удивление, когда на высокой стене он увидел изящную фигурку молодой девушки. Судя по всему, она гуляла. Де Шабан попытался подъехать ещё поближе, но странная невидимая стена не позволила этого сделать. Лошадь пятилась, вставала на дыбы, уходила в бок, но и шага вперёд сделать так и не удалось. Лайон снова посмотрел на девушку - она тоже заметила его. Поймав на себе её взгляд, он не выдержал и крикнул:
  - Из-за таких, как вы сходят с ума великие мира сего! Графы, герцоги и бароны в сумасбродстве и страсти погибают на поединках. Рыцари бросаются в бой под девизами "Смерть или Прекрасная дама"! Доведись мне спросить у старика Гомера, с кого он писал свою Елену Прекрасную - он бы ответил, что с Вас...
  - Ъъъ ьъ? Ь ььь ъъъъь ъьъьъъь? - почему-то вопросительным тоном ответила девушка на крепостной стене и развела руками.
  Спустя сосем немного времени, появилась свита "заколдованной" леди, и она спокойно дала себя увести.
  "Её уводят от меня!" - промелькнуло в голове графа Лайона, а потом он понял:
  - Она (!) - она настоящая!
  Подождав ещё немного, Лайон повернул лошадь назад к бивуаку.
  Всю дорогу де Шабан напрасно пытался отогнать от себя странные образы, возникающие в голове - они в мгновение ока погрузили воображение графа в разгульный вихрь фантазии:
  Он уже видел перед собой обнажённую принцессу в объятиях этого страшного и бесконечного одиночества с распущенными волосами, задыхающуюся, изнуренную муками так и недоспевшей сладости. Его кровь воспламенилась, чувства напряглись, и он совершенно ошеломлённый произнёс:
  - Так значит, не врёт легенда из далёкого трактира! Штурм! Нам необходимо взять замок приступом в самые кратчайшие сроки!
  
  Жаль, что остальные путники находились на довольно большом расстоянии.
  Де Шабан ещё раз взглянул на далёкую стену и помахал удаляющейся девушке рукой - та ответила тем же знаком.
  - Я спасу вас, моя зачарованная леди! - крикнул де Шабан.
  Придя в себя от этого дикого урагана чувств, де Шабан стал обдумывать, каким образом захватить замок... взять его... как бы это правильно высказать, врасплох, что ли. Это нужно было сделать и навсегда освободить это хрупкое создание от власти проклятия, висящего над замком.
  
  С высоты крепостной стены принцесса Беатрисса любила наблюдать за природой. За тем, как буйная растительность за годом год отвоёвывала некогда культивированные территории садов. Как вереск покрыл и полностью "съел" Монастырскую дорогу и ристалище. Как далёкий лес, постепенно приближаясь, скрыл где-то внутри своей чащи остатки предместья. И вот вдруг, совершенно неожиданно под стенами замка появился всадник.
  Он размахивал руками, и что-то говорил, но понять его текст было крайне сложно: "Ъь-ьъ ъъььъ ъъъ ьь ъьъьъь ь ъьъ..." и так далее.
  - Кто вы? И что вы здесь делаете? - спросила принцесса, стоя на крепостной стене и развела руками, давая понять рыцарю, что она его не понимает.
  Ей вдруг представилось неожиданное видение, грёза... Она увидела перед собой этого странно одетого рыцаря, (надеясь на то, что) как минимум графа, который стремится заключить её в свои объятия. Запылённого, потного, безрассудного. Он обнимал её... изнуренную муками своих фантазий, в которых, она - это совсем не она - а всего лишь плод его, как позже выяснится, больного воображения. Её кровь воспламенилась, она почувствовала волнение, и что-то совершенно недоброе.
  Советники и сопровождающие отстали и ввиду довольно большого расстояния не могли помочь советом бедной принцессе, и она просто помахала всаднику рукой - тот ответил ей тем же знаком.
  Наконец появилась свита, и она с удовольствием дала себя увести на вечерний приём в честь дня рождения мажордома.
  - Ъ ъъъъъ ььь, ъьъ ььъъьъьъььъьь ьььь! - крикнул что-то всадник и ускакал.
  
  Придя в себя от этого странного и давно уже не ожидаемого явления, она вдруг остро осознала и поняла, что совершенно не хочет, чтобы её спасали. Ей уже много лет не надо было ничего менять. И к этому постоянству в маленьком закрытом мирке вне времени, вне пространств она давно привыкла. Жизнь давно стала размеренной и безмятежной внутри огромной невидимой скорлупы, окутавшей замок и всех, кто в нём был, и тот уровень стабильности, который уже много лет сопровождал её правление не изменился ни на йоту. В этом мире никто не взрослел, зато никто и не старился. Никто не влюблялся, зато и никто не страдал от своих неразделённых чувств, никто не рождался, зато никто и не умирал... Нет, она не хотела ничего менять. Тем более, что и сам претендент в спасители ей (если уж совсем откровенно) не понравился, как и его странный глухо-немой язык... Необходимо было дать понять, что она здесь не заперта и совершенно не нужно освобождать её из заколдованного замка, но как?
  
  ОСТРОВ О"АРХУ
  (хроника вторая)
  
  - Любовь, любовь, друзья мои. Она сама триедина и каждый герой-любовник - триедин! - проговорил Савиньон и почему-то рылся чьим-то кинжалом в костре, поднимая этим самым снопы искр и клубы серого едкого дыма.
  - Ну, с первым - всё понятно, - быстро заключил кузен Ди "Мыши", - Это рыцарь без страха и упрёка, верный кавалер своей дамы сердца!
  - Вторым будет распутник и сердцеед, типа вашего северного дона "Уана, - поддержал разговор Лайон де Шабан.
  - А третьим назовём Нарцисса, он всё-таки сибарит! - добавил дон Рыжкони.
  - Можно смеяться над первыми, - продолжал тему Савиньон, - Можно ненавидеть вторых и бороться с ними всеми средствами, но вот, что касается третьих - их должно бояться! Они грешники много хуже вторых, хотя и выглядят праведниками почище первых!
  Де Шабан встал и пристально посмотрел куда-то вдаль - туда, где должна была быть главная башня заколдованного замка. Ему показалось, что он видит свечу в оконце - её знак - она передаёт ему что-то. Он уже неделю ездил под стены замка, но ничего не мог сделать... пока ничего.
  - О чём вы думаете, Лайон? - спросил Савиньон.
  - Мне скучно...
  - Ну, тогда нам необходимо развеселиться! Никто так не веселит сердце юноши, как Амур!
  - Мне такое веселье кажется излишним и бесполезным, - отмахнулся де Шабан, - во-первых, эта наука! Во-вторых, она пагубно сказывается на славе и чести рыцаря. В-третьих, все эти дела и делишки необходимо держать в секретах и тайнах, измышляя мистификации и тому подобные жульничества. А это, как вы сами понимаете, совершенно невозможно с точки зрения моего графского положения! Ну, сами подумайте, я двигаюсь к любовнице. Кругом тёмная ночь безлунная и тишина! Рядом со мной, согласно этикету, движется герольд, чтобы объявить не только прекрасной даме, но и её отцу, брату и вообще каждому встречному, о моём прибытии, рядом со мной штатный барабанщик, флейтист, трубачи, факелоносцы, а так же духовник и начальник службы безопасности...
  - Ну, да! - кивнул дон Рыжкони, получивший три дня назад титул начальника службы безопасности архипелага, - Безлунная ночь, неверный ландшафт, малознакомые окраины мира - в таковых делах любой может оказаться в смертельной опасности! Впрочем, вся свита может спокойно угощаться в холле, пока его сиятельство ухаживает за дамой...
  - Нет, здесь есть одна загвоздка. Не всякая женщина допустит столь явных отношений, да и с любовницами надо бы разобраться, - встрял в разговор кузен Ди, - благородную любовницу будешь опасаться опорочить, а от подлой сам опорочен будешь.
  - И всё-таки, Лайон, - перебил кузена Ди Савиньон, - Вы думаете о некоем амурном объекте. Признайтесь же, наконец, своим друзьям, что так занимает вас в последнее время?
  - Барьер, - ответил де Шабан, - Я днём и ночью думаю об этом невидимом барьере, который отгородил замок на скале от остального мира, и об этом проклятии, чёртов рыцарь О"Карху и его водная охота!
  - На самом деле, Лайон, - вклинился в беседу дон Рыжкони, - Если бы не Гилбер О"Сами-знаете-кто, вы бы вообще не встретились с этой зачарованной леди! Этой саге про рог хтонического нарвала лет триста-четыреста! А наша дама всё также свежа и молода в заколдованном царстве вечного лета!
  - Барьер... - продолжал говорить, точнее, мыслить вслух, де Шабан, - Такая незначительная магическая деталь, невидимая и ничтожная. Между нами по прямой - максимум две-три мили!
  - Послушай, Лайон! - не унимался В-тапках-на-подушку, - На самом деле то, что не отдают добром, всегда можно взять силой. Давай-ка, завтра, с утреца, подъёмом всех по тревоге - И начнём осаду замка! В конце концов, выступить на защиту дамы - долг любого настоящего мужчины, а нас тут, как никак, человек пятьдесят поднимется!
  
  Однако, справедливости ради, нужно честно признать, что жизнь кавалеров в это время никак не влияла на атмосферу бытия простого населения острова, да и архипелага Ыыльзленд в целом. Ситуацию в миру можно было бы охарактеризовать несколькими словами и одним определением: На острове наступило двоевластие, причем сам маркграф Лайон в этом двоевластии участия не принимал. Вся политическая борьба того времени развернулась между начавшейся деятельностью отца Аркадиуса, в качестве аббата и духовного управляющего и традиционной работой местного чернокнижника и раввина Шишмана, который мало того, что являлся негласным лидером на острове (особенно среди сердобольных домохозяек), но и ещё извращал идеи Просвещения, называя себя "архимедчиком" и изготавливая по выходным игрушечных големов (1). Трижды эти глиняные чудовища пугали мулла святого отца, и трижды святой отец вынужден был переносить своё бренное тело из седла на пыльную и каменистую дорогу.
  
  1.ПРИМЕЧАНИЕ (из старых памфлетов): Из фольклорных источников: "Был в старые годы великий чародей архимедчик Шишман. Много хитростей знал и делал он, додумался и до того, что хотел живого человека сотворить. Заперся он в отдельном доме, никого к себе не впускает. Никто не ведал, что он там делает, а он мастерил живого человека. Совсем сготовил - из цветов - тело женское, как есть. Оставалось только душу вложить, и это от его рук не отбилась бы, да на беду его - подсмотрела в щелочку жена Шишманова и, как увидала свою соперницу, вышибла двери, ворвалась в хоромину, ударила сделанную из цветов девушку - и та разрушилась".
  
  Как человек действия, отец Аркадиус прекрасно понимал, что не может испытывать ни этой боли, ни того позора (а также никаких угрызений совести по отношению к простым пожирателям пищи - кстати, и духовной тоже!); как человек Благости - аббат не раз посылал служку с гневными обращениями в адрес Шишмана. Но Изя Шишман, как и всякий отбившийся от рук иудей, обыкновенно отсылал служку с каким-нибудь подарочным изданием Талмуда, на котором пространно надписывал: "Создавая мир, Бог произносил Слова, а не посылал рассыльных с пустыми письмами". Расценивая этот шаг раввина как проявление каббалистического хамства, отче Аркадиус в самый ненастный из дней, надев на себя костюм визионера, прибыл в хижину Шишмана на диспут.
  
  Ставка Лайона де Шабана. Пьяная ночь... впрочем, как всегда, в эти дни трезвых ночей просто не было. Если первое время кавалеры с упоением занимались картографией и землеустроительством острова (правда, на тех же картах), то теперь, открыв всю местность, делать стало абсолютно нечего. Самое неожиданное во всей этой истории оказалась легенда о заколдованном замке - всё было как в старинной балладе (де Шабан трижды сравнивал список из Белого Аббатства со списком в записных книжках отца Аркадиуса) - невидимая охрана, заклятие ворот, девушка в белом! Но пока никаких идей, относительно проникновения в заколдованную твердыню не было.
  
  В который раз де Шабан оседлал лошадь и понесся, рассекая ночной воздух, пронизанный лунным светом, словно призрак.
  Замок О"Карху был почти недосягаем, однако это не мешало де Шабану смотреть как милая девочка ступала босыми ногами на искорёженный столетьями каменный пол вдоль острых зубцов крепостной стены.
  - Голубица моя в ущелье скалы под кровом утеса, - заговорил Лайон, - покажи мне лицо твоё, дай мне услышать голос твой, потому что голос твой сладок и лицо твоё приятно!
  Он был заворожен этим видом - она была близко и в то же время настолько недосягаема. Она сложила руки на груди и молила его о чём-то, но вот о чём? "Ь ъьъ ъъьъь, ььъъьъъь..." - Он не понимал. Он обращался к ней, но и она не понимала его - ветер приглаживал её волосы и ласкал это светлое в своей извечной обреченности лицо, и потом она уходила, куда-то дальше и дальше.
  
  За несколько дней Беатрисса привыкла к этому всаднику. Рыцарю, который с настырностью барана, объявившего войну новым воротам, являлся, если не днём, так поздним вечером дня и постоянно ей что-то говорил. Диалога у них никак не получалось, но для принцессы стало особенно важным дать понять рыцарю, чтобы он оставил все попытки освободить её.
  "Ъьъьььъь ъьь ъ..." - опять понеслось из-за стены.
  Беатрисса сложила руки на груди и вдохновенно заговорила:
  - Я вас прошу, уезжайте, нас не от кого спасать. Мы прекрасно жили и без вас. Проклятие подарило нам, то, чего не смогли дать нам никакие боги - оно обрекло нас на бессмертие.
  - Ь ъьъъь ъьъь! - сказал всадник и изобразил руками, как сердце из его груди плавно выходит и птицей летит к ней.
  Ветер поцеловал принцессу и немного взъерошил её волосы. Она вздохнула и пошла прочь.
  
  Итак, Лайон снова потерял её.
  Там, за скалой, кончалась короткая каменная тропа бастиона и леди исчезала в трижды проклятом чреве четырежды проклятого заколдованного замка.
  В лагерь де Шабан возвращался под утро, требовал вина, а потом брал лютню и пел...
  Ослепленная белой грозой
  Молодая красивая леди
  Поднимается по ступеням
  В коридоре из облачных стен
  В старом замке, где день или ночь
  И никто ей не сможет помочь
  В полумраке зеркал
  В полумраке огней
  Ослепленная юная леди
  
  Я стою и смотрю на нее
  Сквозь века, темноту и пространство
  Ослепленная леди идёт
  Мерно, будто она - постоянство
  Потом Лайон отбрасывал лютню и вновь требовал вина, а потом снова седлал коня и летел в закатное Солнце, снова надеясь развеять чары...
  - Вот, зима уже прошла; Дождь миновал, перестал; Цветы показались на земле, - кричал он в холодную пустоту, - Время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей; Смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцвели, распустилась виноградная лоза, раскрылись и расцвели гранатовые яблоки; Остановись, возлюбленная моя!
  
  Печальная леди из замка что-то говорила ему, но что? Де Шабан понял одно, бедная девушка молит его о спасении, и он должен совершить этот подвиг. И вновь кончалась ночь, и снова наступал пустой день, опять маркграф пел свою песню...
  
  Первым не выдержал идальго Рыжкони, он тайно сопроводил графа в его ночном походе и с утра вызвал его на прямой разговор, в котором потребовал немедля разрешить ситуацию силой ли, Божьим Словом ли, а то и магией (благо пока отец Аркадиус и раввин Шишман вели строго научный диспут, связи у кавалеров были практически везде).
  - Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от невозможности любви, - ответил ему печальный Лайон де Шабан и вновь взялся за лютню, - Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её. Холодный душ и тот её лишь пригасит на время. Если бы кто-то дал всё богатство царства своего за избавление от любви, то он был бы отвергнут с презреньем; ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя; и стрелы её больно ранят своими огненными наконечниками; она пламень гораздо более сильный, нежели пламя Ада.
  Де Шабан ударил по струнам и пропел:
  Ты знаешь, у ангелов тоже нет крыльев.
  Есть только любовь.
  Ты видишь росу по утрам -
  Это их кровь...
  После этого, де Шабан снова вскочил и быстро направился к своей стреноженной Пуне, быстро оседлал её, вскочил, пришпорил и исчез в облаке пыли.
  - Нет, вы посмотрите! Он же уже беситься начал! Я этого так не оставлю! - зло проговорил В-Тапках-На-Подушку и последовал примеру графа.
  
  Было заполдень, когда оба кавалера вернулись в лагерь.
  Де Шабан внял совету друзей и без особых уговоров ушёл спать, а кузен Ди собрал всех копытных и увёл их в Белое Аббатство.
  Кузена очень удивило отсутствие отче Аркадиуса - а ведь именно сейчас он был как никогда необходим и как советчик, и как само Слово Божие!
  Около часа понадобилось "Мыши", чтобы найти следы аббата - следы привели его в дом раввина.
  "Воистину неисповедимы пути Господни" - думал кузен Ди, уклоняясь от целой оравы полураздетой детворы, орущей: "Папа! Папа!"
  "Эти чего доброго и по миру пустят. - подумал он и заглянул в дом Шишмана - там были раввин и аббат, - Однако дело-то к лучшему! Теперь Слово Христово в союзе с Каббалой - так мы валим даже не двух, а всех четырех зайцев наповал! Наверняка два Слова (Иудейское и Христианское), смогут развеять одно - друидское."
  Шишман и Аркадиус, в момент, когда Ди всё-таки попал в помещение, увлеченно лепили из глины каких-то солдатиков. На полу огромного зала гостиной выстроились неимоверные армии; спины и лбы глиняных "солдат" были испещрены какими то завитушками, кругом валялись куски полувысохших глиняных частей тела (вероятно оторванных в рукопашной).
  - А я, - вскричал Аркадиус, - протестую!
  - И я тоже! - согласился с ним Шишман, - Я тоже, между прочим, -таки протестую, я, между прочим, со многим здесь не согласен, и, кстати, уже не первый год. -таки не согласен!
  Армии вновь кинулись в атаку - тут настал час кузена Ди, - в восхищении рыцарь выскочил вперед и чудом остался на ногах - правда, парадный мундир спасти не удалось... (и на кой чёрт, он его напялил посреди недели?).
  После получасового высвобождения, площадной ругани и бурного успокоения кошерным алкоголем - раввин и аббат, наконец, услышали удивительную историю трепетной и абсолютно незапланированной любви графа де Шабана к заколдованной леди.
  - Ой, как скверно... - процедил сквозь зубы, застрявший в задумчивости отец Аркадиус.
  - М-да! - поддержал его рэбе Шишман, - Нелогично... Оччнь не-логич-но.
  - Что "но"? - в надежде переспросил раввина кузен.
  
  Поздно ночью кузен Ди появился в лагере и во время пузатой вечери тайно передал де Шабану оружие возмездия (полный контент-анализ текста заклинания друида с математическим анализом дисперсионных кривых первого, второго и третьего уровня методом Вери-макс вращения)! После чего вечеря переросла в поистине адскую пьянку...
  
  ОСТРОВ О"КАРХУ.
  (хроника третья)
  
  - Чем шире наши морды, тем теснее наши ряды, - заключил кузен Ди и вылез из шатра, так сказать, наружу.
  Наруже уже смеркалось... Несколько одиноких водоплавающих ещё жаждали охоты, но воздух был уже полностью завоёван мощно жужжащими огромными жуками, которые, являя собой подобие огромных пивных бочек, бороздили воздух окрест лагеря де Шабана.
  Вслед за кузеном Ди снаружи, почти перегоняя друг друга, оказались сам Лайон де Шабан и начальник патрульно-караульной службы несгибаемый В-тапках-на-подушку...
  - Ну-сс, как самочувствие, граф? - обратился дон Рыжкони, лихорадочно елозя руками в поисках шнурка, развязывающего гульфик.
  Де Шабан хмыкнул и, уже развязав свой "гордиев узел", напряженно ответил:
  - Да, что говорить - носки рванные, морда красная, полотенца нет...
  - Я тут подумал, - не менее напряженно заговорил дон, - Это всё временные трудности; их можно списать как тяготы и лишения военной жизни!
  Журчание обрело ровный стабильный характер, подобно водопаду, который вот-вот станет рекой...
  - И всё-таки, если говорить о местном воздухе, - вмешался, стоящий неподалеку, кузен Ди, - это пожалуй самый чистый и лучший воздух на свете... теперь я наконец знаю, какой воздух делает человека свободным...
  - Знаете ли, дорогой братец, я боюсь, что скоро здесь будет вонять похуже любой отхожей ямы, - проорал снизу отец Аркадиус и, громко ругаясь, стал продираться по неверной тропке к группе беспорядочно разбросанных шатров, гордо именуемой в народе, лагерем графа де Шабана...
  
  - Скоро здесь запахнет вашими благородными экскрементами, - продолжал он свою гневную филиппику, сопровождая кавалеров в шатёр, - А огромные зелёные мухи будут облеплять ваши пролежни и залезать вам в рот!.. Потому, что от безрассудного пьянства вы начнете ходить под себя и дорога к замку - быльем порастёт... ой! черт возьми! Кажется, наступил!..
  - Какое здесь всё-таки сильное эхо! - благоговейно произнёс кузен Ди, сев у самого выхода (точнее, у откинутого полога) шатра, и не менее благоговейно подставил свои гладкоуложенные волосы уходящему Солнцу и бесшабашному ветру.
  - Вообще-то не "какое", а "какая", - поправил его Савиньон и поднял тост за вечно юную Эхо.
  Однако речь изобличителя пороков мирских, казавшаяся немного сбивчивой и скомканной вначале, перешла в стройную и пространную. (Вероятно, святой отец в философствованиях своих пытался "закосить" под Платона), в целом, аббат показал себя истинным знатоком большой и изящной словесности, епископом неологизмов и Великим Понтификом изящных оборотов. Правда, слова "экскременты" и "отхожая яма", упоминались изрядно и слушателям несколько поднадоели.
  - Ну, - после всего выслушанного сообщил Савиньон, - Выпьем за чистоту - залог здоровья!
  - Аркадиусу не наливать, - остановил кравчего В-тапках-на-подушку и вышел из шатра в лагерь.
  
  На вершине холма уже начинало царить буднично-вечернее бивуачное оживление - на берегу, под навесом собрались стрелки, многие из которых тут же принялись отмокать "после вчерашнего" в прибрежном мелководье. Идиллию нарушал только менторский тон Даймонда Рыжкони, который сказал несколько слов о колодце, в который не следует плевать, и о яме, которую не следует рыть другому (самим ходить некуда!).
  Тем временем на небо взошла Луна и пятнадцать человек снова расположились вокруг костра на традиционную "пузатую вечерю" (крепкие вина шли вперемешку с сосисками на вертеле, на который нанизывали ассорти из кружевного лука и местного ягодного растения, до селе не виданного на материке).
  Беседы шли в основном на кулинарные темы, и в основном по поводу уже всем надоевших сосисок! Господа жаждали видеть хорошего мясника, прекрасного повара, отличного соусье и тому подобное, впрочем, вопль пресыщенности небом услышан не был и никто из заданных фигур так и не материализовался...
  Когда ужин подошёл к концу, граф распорядился дать отбой, о чём довольно громко проорал В-тапках-на-подушку, наверняка перебудив всю округу... часовых по обыкновению решили не выставлять и довольные почти вольные стрелки опять гуськом пошли под навес, из-под которого две трети оных сквозанули в бега до ближайшей деревни, по бабам.
  У пригасшего костра остались дон Рыжкони, граф и сильно перебравший кузен Ди.
  - Смотрите, господа, какая нынче дивная Луна! - обратился "Мыши", едва сдерживая в организме отрыжку, - Кстати, а где мой кузен? Дорогой кузен!
  Ди внимательно всмотрелся в печальные очи Луны, аккуратно перевернулся на брюхо, попытался встать на четвереньки... сначала тщетно, однако вторая попытка оказалось более удачной...
  - Мне кажется, там, в море что-то есть, - ткнул пальцем в сияющую пустоту подлунного моря дон Рыжкони.
  Де Шабан всмотрелся, но ничего не увидел кроме несколько подозрительной игры лунных бликов на поверхности довольно спокойной ряби волн (на самом деле графу доставляло искреннее удовольствие наблюдать за телодвижениями господина "Мыши". Он самозабвенно, на всех четырёх конечностях, двигался к обрыву, которым заканчивалась северная часть холма. - Она как раз и выходила на море.
  - Дорогой, Ди! - крикнул во след уползающему В-тапках-на-подушку, - Если не секрет, куда вы так целенаправленно ползёте?
  - В шатёр! - лаконично ответил Ди голосом по тембру приближающемся к Аркадиусовскому (когда тот подражал Сократу).
  - Боюсь, друг мой, что шатёр находится в другой стороне, вы дезориентированы! - продолжал беседу Рыжкони.
  Однако ответом всему была демонстрация полной несгибаемости и стремление, во что бы то ни стало, достичь заветного обрыва. Даймонд и Лайон, опираясь о плечи, и этим одновременно поддерживая друг друга, всё-таки встали и двинулись на перехват. Увидев такие дела, окончательно сформировавшийся "Мыши-Сократ" Ди прибавил хода и в связи с этим показал довольно много прыти и изворотливости. Но всё же был отловлен и, насильно удерживаемый узами дружбы, этапирован в шатёр, где ему налили ещё немного креплёного напитка и, по-сократовски приняв "чашу", Ди тихо и добровольно отдался в руки трём паркам и Гипносу...
  Де Шабан, очевидно от безысходности, тоже последовал примеру "мученика" и, отхлебнув прямо из широкого горла кувшина, забылся подобно сэру Персивалю.
  Не спалось только дону Рыжкони (толи в кувшине оставалось ещё слишком много, толи просто хотелось найти себе приключение); короче, он двинулся к морю - твёрдый чеканный шаг, отменная выправка фронтовика... Словом, новоявленный Зигфрид медленно спускался на безлюдное песчаное побережье одной из немногочисленных лагун острова О"Карху.
  - Эй, рыцарь! - раздалось вдруг откуда- то из- за спины.
  "Ну, что ж! - забродило в хмельной голове дона, - Прощай, надменный враг!"
  - Жопе слово не давали! - громко ответил В-тапках-на-подушку, обнажил свой великолепный клинок и, наконец, обернулся на голос.
  Глазам изумленного идальго Рыжкони предстали несколько страшного вида латников, все как один были в истлевших одеждах и ржавых доспехах, латы зияли многочисленными пустотами... Луна, вышедшая из облаков осветила так же и их старый корабль, едва держащийся на воде, его сломанные мачты, истлевшие паруса...
  Огромная галера встала у отмели метрах в пятнадцати от берега, и с неё по стонущим якорным цепям неторопливо спускалось ещё с десяток призраков... Растрёпанные седые волосы развевались на ветру, принося в ноздри Даймонда тошнотворную вонь сгнившей пересолённой плоти.
  - Вот тебе и "В синем и солёном океане, где-то возле Огненной земли", - пробормотал Рыжкони, осенил себя крестным знамением и кинулся наутёк, но латники уже успели организованно перегородить ему путь; голос с воплем о помощи предательски сорвался и застрял в горле.
  - Живой! - обратился самый большой призрак, - Мы имеем честь атаковать Вас!
  После этих слов латники как по команде кинулись на дона Рыжкони.
  Только начав бой, Даймонд впервые смог по настоящему оценить те бесценные уроки, которые дала ему школа пьяного фехтования в кабаках и гулящих домах тыловых зон - клинок с неуправляемой и непредсказуемой траекторией наносил колющие и рубящие удары по наступающему неприятелю. Наконец, буквально расплёвывая слова молитвы, славный дон срезал таки пол черепа наиболее близко приблизившемуся латнику (этим же ударом: второму он снёс нижнюю челюсть, а третий остался без левой руки и, соответственно, без щита). Рыжкони перевёл дух, это была маленькая победа - он нанёс видимый ущерб врагу, прорубив, таким образом, себе дорогу в лагерь. Однако ноги рыцаря уже не слушались, да и адова армия всё-таки замкнула кольцо вокруг него.
  Рыжкони выставил клинок и, издав истошный вопль, снова контратаковал! Клинок легко вошёл в межреберное пространство дыры панциря, пройдя насквозь, и показался сверкающим остриём из-за спины. Скелет заклацал зубами в дюйме от уже протрезвевшего лица дона, после чего костлявая рука нанесла ответный удар в хоть и рыцарскую, но, увы, незащищенную грудь...
  В-тапках-на-подушку, красиво в своей неповторимой трагичности, застонал и рухнул на мокрый песок. (Где ты, Цезарь! Где рукоплещущий Рим! Вот он триумф гладиатора! Вот он перекрёсток жизни и смерти! Какой артист погибает сейчас! Обыватели! Снимите шляпы...). Подчиняясь закону инерции, подобно кольцу, нанизанному на шпагу, призрак последовал по траектории за доном, но, переломившись в районе тазобедренного сустава, распался надвое и отлетел оставшейся массой в наступающих с тыла... На противника такой поворот событий произвёл неизгладимое впечатление и латники, бросив своё гнилое оружие, кинулись на дона Рыжкони, сводя героическую дуэль до уровня банальной уличной драки...
  В-тапках-на-подушку принялся нелепо отбрыкиваться и размахивать "приросшим" к руке клинком - он едва ли отдавал себе отчёт в своих действиях, ощущая крушение на себя иссохших изъеденных ветрами и солью человеческих костей.
  Атака скелетов захлебнулась (ещё пятеро призрачных конквистадора обратились во прах) и, воспользовавшись этим дон Рыжкони поднялся на ноги. Теперь он абсолютно трезво огляделся - что ж, врагов осталось только семеро! Правда, потом - всё смешалось...
  Все семеро латников-скелетов кинулись на него. Дон Рыжкони не был уверен в эффективности борьбы, но мог точно определить момент попадания по кому-то из мертвецов. Уколами здесь ничего нельзя было добиться - поэтому Даймонд без устали рубил своим мечом направо и налево, пока не обессилил и не рухнул ниц.
  
  Холод первой росы заставил Рыжкони подняться и двинуться в поисках прибежища страждущим... Похмелья не было совсем. Грязный и окровавленный он побрёл вдоль по берегу с криками и мольбой, ежеминутно посыпая голову холодным песком, ибо на голове, судя по общим ощущениям, была приличная шишка...
  - Всё! - раздавалось над морем, - Допился! Больше не пью! Люди!.. Проклятое вино! Помогите!.. Люди! Я истекаю кровью... Всё! Умираю! Дьявол, я иду к тебе...
  Брат келарь, слыша приближающиеся вопли, отправил служку разбудить аббата, тот, суеверно крестясь, схватил огарок свечи и с поспешностью кинулся к башне.
  - А! Умираю!.. - неслось из под стен аббатства. Это одинокий в страдании своём дон Рыжкони уже достиг пределов монастыря.
  - Отец мой! Отец мой! Об исповеди молю! - кричал он, дубася кулаками о единственные запертые двери колокольни.
  Спустя минут пять весь монастырь был поднят на ноги; монахи внесли тело и попытались остановить кровь, идущую носом сиятельного дона (тот, по счастью, был ещё жив).
  - У него носом идёт кровь, - пояснил брат Малахия брату травнику Перегару.
  Тот осмотрел нос и с силой вставил туда два плотно свернутых листа подорожника.
  Кровь продолжала сочиться тонкой струйкой.
  - Да, - сказал брат смотритель сочувственно, - Может ему лучше приложить лопушок...
  Дождавшись пока брат травник отвернётся, он вытащил лопушок и заменил им подорожник.
  Кровь не остановилась.
  - Всё равно кровотечение продолжается, - сказал брат библиотекарь Тужуруа и в свою очередь предложил - Я тут читал, что в таких случаях хорошо помогает ослиная моча, а если же после этого пациент всё-таки умрёт, то его надо незамедлительно предать огню.
  - Нет! - заорал дон Рыжкони и забился в ужасных конвульсиях.
  - Чушь, брат библиотекарь, - ответил брат "кузнец", - Я сразу вижу, что у него просто перегрев, белая горячка и нервный кризис.
  - Нет, нет, - возразил ему брат ритор Невамдамья, - Вы, что не видите, это же исключено. Какой перегрев, если Солнце ещё не взошло?
  Меж тем на консилиуме появился брат лекарь, он благословил какую- то микстуру, нагнулся над больным и со словами: "Прими это в тело во спасение души своей" - влил всё содержимое в глотку страдающему идальго.
  - Надеюсь, это отторжение трахей легкими, - пояснил лекарь окружающим, - Это моё совершенно новое средство, призванное облегчить страдания больному этим недугом. Я неделю тому закончил эксперименты на лягушках и как раз ждал подходящего случая, чтобы опробовать новое лекарство на реальном пациенте.
  - Ой! - вторил брату лекарю В-тапках-на-подушку, одновременно пытаясь выплюнуть микстуру.
  - Чушь! - воскликнул брат ассистент, - Я прекрасно вижу здесь вашу несостоятельность - (он с силой надавил на щеки Рыжкони и сунул два пальца в безвольно раскрытый сиятельный рот) смотрите - этот рыцарь просто порвал горлоносовую субстанцию тела головы, о чём наглядно свидетельствует имеющееся пред нашими глазами кровотечение. Если бы вы, брат мой, удосужились прочитать мою статью, - говоря это, брат ассистент, не взирая на стоны больного, буквально вырвал из его ноздрей лопушок и вставил в них что- то железное и холодное.
  - В любом случае - медицина тут бессильна, коллега, - прервал речь брата ассистента брат лекарь и послал служку за братом исповедальником.
  Вот в эту самую трагическую минуту, когда в сердцах многих братьев уже звучала "ВЕЧНЫЯ ПАМЯТЬ" в кругу у одра показался сам отец Аркадиус.
  Увидев дона Рыжкони в столь бедственном положении и немало удивившись, он взял в руки полотенце и отёр им лицо потомственного нобиля, затем в свете первых лучей восходящего Солнца глазам консилиума предстала глубокая царапина, находящаяся между правым глазом и переносицей - она и была источником столь долгого "носо-горлового" кровотечения.
  - Вы знаете, братья, с моей точки зрения... - начал Аркадиус, вынимая всякие (теперь уже железные) приспособления из носа Рыжкони.
  - С точки зрения! - передразнил "умирающий" Рыжкони (в общем, молодец - держал себя не плохо), - Дорогой мой, нам ничто так не мешает, как наша точка зрения! Особенно в таких делах...
  - Спокойно, сын мой! - попытался успокоить болезного аббат.
  - Увы, мне! - воскликнул Рыжкони, - Я умираю?.. Скажите мне правду, отче...
  После этих слов В-тапках-на-подушку потерял сознание.
  Аркадиус его всё равно бы не дослушал. Положив на обнаруженную рану подорожник и окропив его святой водой, аббат Аркадиус трижды прочёл: "Лазарь, иди вон!" - после чего подал знак братии поспешить к заутренней молитве.
  На вопрос двух послушников, что делать и как ухаживать за потерпевшим, когда тот придёт в себя, Аркадиус, глубоко вздохнув, небрежно бросил:
  - Развяжите его, пусть проспится и идёт себе.
  
  ОСТРОВ О"КАРХУ.
  (хроника четвертая)
  
  Ночью де Шабану приснился более чем странный сон (нет, конечно, это не был какой-нибудь банальный кошмар в виде падения или полета, или, того хуже, нелепого бегства от врага в нелепой одежде сквозь какую-нибудь неорганизованную толпу с непригодным для поединка оружием) - нет. Де Шабану снился план какого-то оккультного лабиринта, в котором скрывалась чья-то банда и если он (де Шабан) не разоблачит её, то произойдёт массовое заражение Империи каким-то страшным венерическим заболеванием!
  Естественно, что рано под утро де Шабан очнулся и отдал приказ "Боевая Тревога"; каково же было его изумление, когда гарнизон оказался не укомплектован на две трети!
  Естественно, когда дон Рыжкони с совершенно помятым лицом, испачканный кровью и налипшими фрагментами от листьев лопуха и подорожника, подошёл к лагерю, то в лагере творился невообразимый по уровню претензий инспекторский нагоняй.
  - Это бе-зо-б-ра-зи-Е! - психовал маркграф (возможно со сна, к тому же, наверняка, встал не с той ноги), - Бе-зо-бра-зи-Е! Всех отсутствующих снять с довольствия!.. с пайковых!.. оставить без обеда!.. в яму, разъетит их налево! Запорю на хрен! Под трибунал!
  - Ну, зачем же на хрен, да ещё и под трибунал? - встрял Рыжкони сразу под горячую руку.
  - А! Явился, не запылился! Посмотрите на него! - обратился де Шабан к лежащим на земле двумя стройными рядами латникам, - Офицер Рыжкони, почётный сенешаль острова, бригадир лёгкой пехоты, комендант крепости Хрустальной Скалы и прочая и прочая... Какого чёрта, дорогой? Где вас носило? На носу штурм бастионов крепости О-чёртова-Карху - а мы как обычно! НЕ ГОТОВЫ!!!! Кстати, а почему вы в таком виде?
  Де Шабан осмотрел жалкие лохмотья дона и демонстративно отвернулся, его взгляду предстала другая картина - навстречу графу, из шатра медленно выползал кузен Ди.
  - Так! - тут же переключился де Шабан, - Вот он будущий классик рукопашного боя, неожиданно прозревший Гомер кавалерийской атаки, вернее, Сократ, не допивший цикуты...
  "Гомер" и впрямь прозрел, он дополз до одного из медных жбанов, после чего жадно прильнул губами к его краю, затем он оторвался и сообщил:
  - Дорогой граф, мы, великие философы, пьём не только цикуту - пиво иногда нам даже более полезно!
  - Какое пиво?!. - взревел де Шабан, выкатив глаза, - Всем сбор! Выдвигаемся через полчаса.
  
  Мощное южное Солнце взошло над лагерем и тени, исчезая, возвестили полдень. Де Шабан, Рыжкони и кузен Ди повели колонну неопохмелённых солдат по узкой и длинной тропе, которая седой змеёй уводила их по холмисто-гористой местности острова к заколдованному замку.
  - Идти по длинной тропе означает странствовать по дорогам, которые в частности, не ведут никуда, - сказал Ди и без всякого энтузиазма осмотрел окрестности - мысль была великолепна, но записная книжка - безнадёжно забыта в шатре лагеря.
  - Это значит - поиск перемен и их преемственность, - возразил успокоившийся де Шабан и, остановившись, нагнулся над голубым цветком, в общем, вполне бесцельно цветущим у дороги, - Вот, смотрите, господа - случайное дитя природы, пробуждающее светлые воспоминания о том романтическом и лирическом времени, юношеской поре, когда всё развивалось... Всё было в первый раз: первый взгляд, первое трепетное прикосновение губ... объятие, осторожное, первое... Будто в руках хрупкая гиацинтовая бабочка и, словно боясь дуновения неверного ветра, вы подносите её, сладко лежащую на ладони к губам...
  - На самом деле, - перебил де Шабана дон Рыжкони, - Цветок, это дружеский знак, он показывает место, где можно встретить друзей и братьев, где можно найти зерно и вино...
  - Особенно вино, - воодушевлено подхватил кузен Ди, - Давайте в этом месте сделаем привал.
  - ...Древнее Солярное Золото! - продолжал де Шабан, двинувшись дальше, чтобы увести колонну от цветка к дороге на замок, - Сапфировый голубой цветок гермафродита!.. Бесконечность...
  - ...Место, где тебя примут как своего, - не унимался Рыжкони, - дадут копчёный окорок и добрую порцию белого креплёного!
  - Сухого, - вставил своё слово Савиньон, - Такого сухого, чтобы на зубах скрипнуло!.. Что закислиться и потом отдыхать, будто на пажитях небесных!
  - Что важно, - поддержал Савиньона "Мыши", продолжая его мысли, - А потом после попойки все разойдутся по номерам и опустевшую залу зальёт прохладная тишина и покой...
  Колонна двигалась дальше. Идущий последним, стрелок тоже нагнулся над цветком, сорвал его и украсил им петлицу; усмехнувшись сам себе, он громко отпил из фляжки и побежал догонять колонну...
  
  ...Тем временем перед путниками уже открылся полупесчаный, заросший вереском, переход к замку. До развалин, некогда прилегавшего к замку, города оставалось не более мили - сам же замок как бы зависал над развалинами предместья, укрытого лесом, всей мощью своих бирюзовых башен, огромных стен первой линии и уходил в небо, сияющим матово-чёрным отливом, донжоном.
  Отряд остановился.
  - Господа, - нарушил общее молчание де Шабан, - Слушая вас, я невольно вспомнил посылку "о плате и вознаграждении"; в первом случае я говорю о жизни, вы же - о золоте. Всего лишь грубую материальность жёлтого металла - вот что вам удалось разглядеть в дивном цветке у дороги!
  - Но, дорогой мой, - воскликнул кузен Ди, - Вспомните, что Великую Софию нашли в борделе, а камень, отвергнутый строителями лёг- таки во главу угла...
  - Да, да, - тут же поддержал и согласился дон Рыжкони, - Никчемная парочка Вениамин и Грета - придумали винегрет; повар майора Нэза, опасаясь за своё здоровье, напрямую связанное с аппетитом его господина, за три дня изобрёл майонез; в конце концов граф Яко де Барьбье в честь своего коня обозвал известный во всём цивилизованном мире напиток! Великий Целос, жертвуя жизнью из-за бинарности точки - не преминул перед смертью ввести в кулинарию биточки; наконец, мы можем вспомнить понятие, обессмертившее царя Онана!
  - К чему вы это? - оборвал его де Шабан.
  - К тому, что ваше Солярное Золото, ставшее, в конце концов, деньгами, всего лишь облекается чеканкой и обретает цену - оставаясь при этом всё тем же Солярным Золотом...
  - Послушайте, господа, - бесцеремонно влез в дискуссию кузен Ди, - проще всего нам было бы прямо сейчас закончить эту беседу, покуда, великая трагедия бытия не вылилась в банальную "игру козлов" (1).
  Этим и был подведён конец их беседе.
  
  (1) Игра козлов, по-гречески звучит, как "комедия".
  
  Кое где дорога к замку ещё сохраняла былую мощённость, этим несказанно радуя путников. Пройдя середину пути, бригада наткнулась на огромную полулежащую на собственных же осколках стелу, надпись на которой гласила:
  "НАМ В ПОРУ ОБРАТИТЬСЯ БЫ К МАРКИОНУ ГНОСТИКУ И ПРОВОЗГЛАСИТЬ О НЕКОМПЕТЕНТНОСТИ ДЕМИУРГА.
  ...ЭТИЧЕСКИ, ГОРАЗДО УДОБНЕЕ ВОЗЛОЖИТЬ НА БОГА ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ТАКОЙ ПРИЮТ ДЛЯ СЛАБОУМНЫХ ДЕТЕЙ...
  КОРОНОВАНЫЙ ЗМИЙ, КУСАЮЩИЙ СЕБЯ ЗА ХВОСТ, ПОРОДИЛ БЕЗУМЦЕВ...
  ТОЛЬКО БОГИ МОГУТ ПРОЙТИ ПО РАДУГЕ,
  СМЕРТНЫЕ ЖЕ ДОЛЖНЫ ДЕРЖАТЬСЯ ЗЕМЛИ"
  - ИЭпкбфбсбфпт, , - прошипел кто-то из латников, - проклятие Бога.
  И все, суеверно крестясь, отпрянули от камня назад.
  Процессия двинулась далее - впереди были ворота замка...
  
  Когда двадцать человек налегли на тяжелые, обитые железом врата, те, страшно скрипя, начали отворяться - никто не ожидал, чтобы створки легко поддались и отверзлись внутрь вместе с косяками и петлями...
  
  ...После грома, сотрясшего поднебесные земли, поднялась пыль неимоверная и на некоторое время воцарилась Тьма Египетская...
  
  ...Когда пыль, которую не подняли бы и трижды стены Иерихонские, осела, а отряд прочихался и отряхнул с себя следы столетий, де Шабан, намотал на руку странный свёрток с амулетом, принесённый кузеном Ди от раввина, дал команду "к бою" и, обнажив меч, двинулся вперёд.
  Внешний двор замка был тих и безлюден (очевидно, что волшебники, ведьмы, великаны, кентавры, циклопы, личи, горгульи, вурдалаки и прочая нечисть, испугавшись столь эффектного появления грохочущей вратами горстки смельчаков, позорно бежали из этих мест).
  Растроганный писатель Ди Шнайдер, который опоздал к совершению этих событий всего лишь на два дня, позже, когда Лайон де Шабан расскажет ему об этом, успеет написать в своём бессмертном эссе "Дорога через Ыыльзленд: Колониальные войны":
  "...это было незабываемо. Мы осадили замок, защитник которого нам был неизвестен; впрочем, не было ни страха, ни какой-либо дезорганизации. После утренней молитвы душка сенешаль возглавил общее наступление.
  К полудню мы взломали сопротивление многочисленного противника и вошли внутрь. Я бросился на помощь своему капитану, но вероломный враг нанёс мне предательский удар копьём, мой конь рухнул; я, перелетев через него, вскочил с мечом в руке и мессир Андабль (да простит и помилует его душу Господь Вседержитель!) подал мне знак укрыться в одном из разрушенных домов. Внутри я встретил ещё нескольких наших: мой друг Фергус де Амбре, между прочим раненный в оба плеча, и бригадир особого полка личной гвардии маркграфа де Шабана, отражали атаку за атакой; их двуручные мечи покрылись многочисленными зазубринами, а доспехи были почти полностью разбиты. Спустя некоторое время, мы освободили небольшой пятачок, где и огородились, чтобы расстреливать противника из арбалетов. Я высунулся из бойницы, и мне представились горы трупов, сквозь которые, ощетинившись копьями, смотрела на нас вражеская пехота.
  Но наконец-то к нам прибыла и подмога! С новой силой вспыхнула и завязалась баталия, и вновь горы убитых и раненых (кстати, по особому распоряжению маркграфа, пленных мы не брали). Вперёд выехал славный дон Рыжкони и, размахивая своим мечом, крикнул: "Господа, мы славно дрались, город почти наш! Помолимся святому Иакову и сметём скверну с лица земли нашей!" Затем он увидел меня и весело шутил: "Господин Шнайдер, пусть эти канальи стонут, захлебываясь кровью своей, своих колченогих пажей и беспородных кобыл, но клянусь Господом, мы ещё будем вспоминать об этом дне, нежась в одном из будуаров и попивая какой-нибудь новомодный коктейль!" А маркграф де Шабан всё это время с нетерпением ждал известий (он вошёл в город с западной стороны и с боями пробивался к донжону замка!). Враг снова и снова пытался сбросить нас со стен внутреннего города (но имеет ли смысл сопротивление сейчас, когда мы уже внутри крепости?). Однако всё было не так прекрасно. Были и известия, которые огорчали нас - умер Великий Магистр, заживо сожженный жидким огнем, а у нас в тылу свирепствовала дизентерия и цинга...
  Наконец, о прекрасное мгновение! Вперёд дружин выехал сам маркграф и обратился к солдатам неприятеля: "Мы предлагаем вам почётную сдачу в плен, после чего каждый сможет выбрать себе свою судьбу!".
  Эта речь произвела на защитников сильное впечатление, и спустя мгновение замок был полностью в наших руках..."
  
  На самом деле армия де Шабана быстро прошла пустынный внутренний двор и принялась обшаривать здания казарм, конюшен и часовню (это были здания вокруг донжона), а рыцари Шабан и Рыжкони, взяв топоры, принялись высаживать двери самой большой башни крепости. Дабы подать сигнал в аббатство об окончании успешного штурма, наверх по выступам на стене был отправлен кузен Ди, который спустя минут десять и водрузил маркграфский штандарт на шпиле донжона.
  
  Наконец поддалась дверь. Рыцари тихо прошли вверх по лестнице на второй этаж, где их глазам предстали два древних старца, они усиленно орали прямо в (вероятно давно оглохшие) уши друг друга, сопровождая свои посылы пасами рук.
  - Мы можем сделать вывод, что синий расположенный вертикально - является олицетворением высоты - вверху синее небо, внизу синее море; а любое сокращение вертикали - превращает наш квадрат в прямоугольник, проводя тем самым инфляцию нашего сознания...
  Рыцари, внимательно глядя на спорящих, медленно, прячась за всевозможными предметами и стараясь не производить шума, двинулись дальше. Им во след неслось:
  - Золото - это королевский цвет - он олицетворяет Бога-Отца, тогда как красный, олицетворение жертвенной крови, является цветом Бога-Сына, зелёный - цвет озеленения и утешения души - отражает свойства Духа...
  
  Третий этаж был полон служанок и пажей, которым и посчастливилось первыми увидеть гостей - в ужасе и визге они кинулись кто куда, неся повсеместно жуткий хаос и переполох...
   Дата написания: целиком всё списалось только в 1999
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"