Аннотация: Повесть о работе украинцев в Германии, о сложностях жизни сезонных работников на чужбине.
Это сладкое слово "Работа"
Они ехали почти не останавливаясь: сроки поджимали. Двое суток лежали ровными нитями дорог позади. Досадная задержка на границе с Польшей заставляла упорно жать педаль газа. Старенький "Опель" выручал. В машине сидело пятеро, разговор шел об удаче. Первая красавица Тернополя выходила замуж за немца, родня ехала погулять на свадьбе, и опоздать к такому событию не хотелось никому. Все ревниво наблюдали, как две черные стрелки часов на шкале автомобиля диктуют водителю количество километров в час. И только Василь равнодушно молчал. Его взяли с собой в качестве небесплатного приложения, вернее, за частичную оплату бензина, что было выгодно пассажирам до и после поездки, но во время ее доставляло массу неудобств: Василь был парнем крупного сложения и занимал порядочно места.
Василь планировал заработать денег на стороне по надежной рекомендации соседа по коммуналке. Сосед, выпивши, хвастался многочисленными проектами в России и связями с зарубежьем. У Василя кружилась голова от звучных раскатистых названий. По своей доброте, после долгих упрашиваний, сосед указал место, где гребли деньги его верные сотоварищи и коллеги. Василю посоветовался с Ганкой, та заняла денег у тетки. Тетка, хоть и запричитала по Василю в голос, но деньги дала: Ганку любила навроде дочери, а зятя уважала за самостоятельность. Знала, что Василь не пьянствует, работает сварщиком на заводе, зарплату, хоть и малую, но домой носит. Под ручку молодые ходили, да ходили себе по очередям и кабинетам. А ходить Ганке и женский врач посоветовала: ребенок крепче будет. Выходили визу, договорились насчет поездки...
Вот, наконец, сидит Василь королем позади водителя и взаправду разглядывает страну чаяний,стремлений и радужных надежд. Дорожные знаки успешно оповещают его о пролетающих мимо селениях и городах. Успешно, так как читать по-немецки Василь научился еще в школе, а последние пол-года, ясно-понятно, посещал платные языковые курсы.
Великолепные иномарки с неподражаемым шиком пролетали мимо, подставляя восхищенным взорам блестящие бока. Василь, человек практичный, сразу понял: чего сравнивать-то тут? Расхлябанные шоссе Украины с местными автобанами? Так они не сравнимы. Ну кто, примерно, собаку с паяльником сравнивать будет? Это ж из другой оперы... И поток машин не сравнивал Василь: к чему? Опять же другая песня. Но одну, любую, из пролетающих мимо красавиц решил заиметь неприменно. Для себя лично. Для Ганки. Для будущего сына...
1
К вечеру вроде приехали. В сумерках Василь едва разглядел заброшенные постройки среди огромных, качающихся от ветра, деревьев.
-Должно быть где-то здесь, - с сомнением пробурчал водитель, разглядывая карту.
Долго ждать не могли. Василий быстро вышел, достал из багажника синюю дорожную сумку и махнул рукой. Отьезжая, водитель посигналил. На звук из темноты появился долговязый сутулый мужик, протянул ему влажную вялую руку.
-А, приехал... Старшому звонили насчет тебя,- сказал он без выражения.- Ну, заходи в дом.
Мужик открыл маленькую дверцу в железный вагончик типа "Бунгало". От спертого воздуха смешанного с запахами пота, алкоголя и курева Василий споткнулся у порога. Но напрягся и двинулся вперед. В темноте Василий разглядел еще двух мужиков, что лежали на матратцах, с храпом выдыхая пивые пары в плотный воздух каморки. Оказалось, что сутулого звали Мямлей.
-Располагайся, земляк,- уже живее приветствовал Мямля гостя.
Василь так рад был разогнуть спину после долгой поездки, скинуть напряжение тела и сознания, что, тут же растянулся в глухой щели между сопевшим толстячком и железной стенкой отпускного вагончика. Напоследок он успел отметить странно прозрачный, не замутненный сном, взгляд Мямли. Сон был тяжелым и покинул Василя только с наступлением неизбежного утра.
На рассвете Василя растряс Старшой:
-Вставай, приезжий, кончай валяться! Разнежился, как с жинкой на кровати...- Мужики на минуту заржали жеребцами, увидившими стройную лошадку.- Условия у нас не барские, да и мы не баре.Так что простыню тебе крахмалить некому, привыкай, паря. День, ночь - сутки прочь! За сутки, твоя квартплата - пять ойро. Не нравится, - он усмехнулся,- можешь идти в гостиницу. Адрес мы дадим, мы не жадные, и дорогу покажем. Вот так, паря...
Василь вытаращился на круглого веселого человечка. Спросонок он не сразу понял, что обращаются именно к нему.Наконец, в мозгу просветлело. Василь оторопел:
-Ребята, да вы что? Откуда же у меня деньги? Я же только приехал, еще и гривны не заработал. Да я же к вам из Тернополя, земляк ваш. Мне сказали, что тут у своих пожить можно.
-Ладно, не напрягайся, паря. Нашелся свой, кого не потеряли. Нам деньги тоже ни одна собака в зубах не приносит. Раз сюда прикатил, баксы за визу нашел, значит, и за крышу найдешь. Давай бабки или катись отсюдава!.
Василь завозился с курткой, вытащил банктоту в двадцать долларов. Старшой, перемигнувшись с напарником, спрятал деньги в потертый кошелек..
Мямля принес из ручья воды, мужики умылись, хлюпаясь и приседая у тазика. Наскоро поели круглую колбасу с черным хлебом и луком. Чай заварили на двухкомфорке , к ней красным боком прижимался газовый баллон. Намазали бутерброды маргарином, уложили их в пакет. Все делалось слаженно и быстро, ну, просто мультики. При бледном свете едва распускающегося утра Василь разглядел третьего. Это был ладный, кудрявый брюнет лет под тридцать. Василь отметил вызывающую красоту лица и гибкость движений. Отборная похабщина являлась, видимо, основным средством общения его с окружающими. Откуда-то из под кровати электрической музыкой зазвучал мобильник. Красавец пошарил руками под кроватью, вспомнил несколько раз мать и вытянул телефон.
-Guten Morgen Herr Schwarz,- легко закричал он в телефон.- Keine Sorge, das schaffen wir schon!
Довольный, умастил мобильник в задний карман рабочих джинсов и широким жестом откинул кудри со лба. Все четверо,толкаясь и теснясь в узком проходе, вышли на воздух. Старшой навесил замок на железную дверь вагончика.
-Вечером, после восьми, приходи,- прошепелявил Мямля.
У серой стены напротив вагончика стояло три велосипеда. Троица ткнула педали и пропала в весенней зеленоватой дымке.
...Василь зябнул. Хотя солнце уже протянуло свои тонкие лучи сквозь резные листья каштанов, а здесь, в углу сада, устоялся ночной сумрак. Василь сидел под дверью на деревянной приступочке, которая служила постояльцам своеобразным крыльцом. Других удобств не было.
Вагончик располагался на небольшой бетонной платформе, рядом, будто накиданные великаном, валялись старые машины. Ржавые остатки вызывали в сердце смешанное чувство печали и досады, как непогребенные тела. За канавой тянулась крапива, резные листочки ее были трогательно юными и беззащитными. Лопухи и желтые одуванчики веселили апрель. Посередине громоздился большой дом, сложенный из желто-коричневых камней, рядом - сараи и пристройки из таких же камней.. В низине за густым кустарником тихо журчал ручей. Архитектура строений вызывала полустертые воспоминания иллюстраций к сказкам Андерсена и братьев Гримм. Все было запущено и покрыто тенью столетних каштанов, сторожащих камни и чьи-то воспоминания. Сразу за дорогой наливались соками пшеница и ячмень, подружками перекликались рощицы. В веселом щебете пернатых слышались нотки скорых свадеб; слух отдыхал на приволье.
Василь обошел все уголки старой усадьбы. Заглянул в высокие проемы окон: внутри дома и сараев росла худая крапива. По косогору спусился вниз, где маленький ручей, как друг, дал напиться прозрачной воды. Василь отошел на несколько метров по течению, чтоб не портить питьевого места, разделся до пояса, умылся и крепко растерся майкой. Прискакала белка, поцокала на гостя, понаблюдала за водными и физкультпроцедурами. Василь шугнул нахалку, белка ускакала искать других приключений.
Соседние участки понравились Василю своей ухоженностью: это были дачи с деревянными домиками, плодовыми деревьями и множеством цветов. Тощая земля была местами вскопана, что-то насажено, но из людей не видно никого. Розовые кусты протягивали ему колючие ветки. Почти все розы сидели в бутонах, и только некоторые из них отваживались выпустить в весеннюю прохладу свои прелестные венчики.
Когда солнце выкатилось на середину неба, Василю захотелось есть. Сумку с вещами и едой он необдуманно оставил в вагончике, а вот кошелек с деньгами находился при нем. Еще при нем были доллары, зашитые Ганкой после долгих колебаний в левое плечо пиджака. Эти деньги предусматривались на непредвиденный и самый крайний случай. Василь несколько раз пересчитал те, что в кошельке. Он чувствовал надежность зеленых хрустящих бумажек, но бешенный голод от этого не утихал. Надо было идти в город. А где он - город? Как разменять там доллары на местную валюту - новое ейро? И, самое главное, как не заблудиться, вернуться сюда, на знакомую приступочку?...
До вечера было еще, ой-ей, как далеко, и наш путешественник вышел на дорогу. Налево за дачами - лес и ручей, направо за поворотом - кладбище и железная дорога. Василий пошел направо. Кладбище очаровало Василя цветущим кустарником, жужжащими пчелами, аккуратными липовыми аллеями. Он разглядывал надписи на однообразных низких памятниках, подсчитывал череду лет, прожитых местными обывателями и внутренне ахал: очень уж много получалось. "Как хорошо лежать-то здесь,- думал он, тихонько присвистывая.- Мамонька дорогая, мне бы такое..." В центре кладбища стояла высокая, почти вся стеклянная капелла с массивной дверью. "Успею еще", подумал Василь, не решаясь зайти.
За железнодорожным переездом начинались городские кварталы. Дома. окруженные свежей зеленью стриженных газонов, стояли плотно, вдоль них катился автомобильный поток. "Авто-мото-шоу!- пошутил про себя Василь. Пешеходы сновали туда-сюда, и напоминали людей с Родины. Василь долго смотрел в сторону города, в груди сладко ныла и замирала душа. В вагончик он вернулся с твердым решением: завтра влиться в эту жизнь! Он знал, что где-то здесь ожидает его долгожданная работа.
Мужики вернулись около девяти вечера. Бросили яйца и колбасу на сковороду, выставили водку на маленький пластиковый стол. Василь достал домашнего соления сало, и бутылку перцовки.
-Красивая облицовочка, -кивнул Старшой, разглядывая коричневую с золотом этикетку. -"Украiнська з перцем. Гiрка настойка, Тернопiльскийспиртзавод",- одобрил он, поднеся бутылку к толстому телу свечи.
Четыре пары голодных глаз отражали отсветы огня. Забулькала жидкость. Выпили по первой. Закусывали черным хлебом и репчатым луком, осторожно брали руками душистое сало. Все ели и пили крепко, постепенно отходя от усталости. Вытирая сальный подбородок, Старшой стал подначивать Мямлю:
-Вот скоро кончится твоя работа, накроется твоя лавочка. Будешь кверху пузом валяться вместе со Студентом, пока мы с Ярославом вкалываем,- повернулся он в сторону Василя.
-Я не студент,- встрепенулся тот.- Я квалифицированный сварщик. Я много чего умею: стенку поставить, печь сложить...
-Заткни говорильник, пока старшие не спрашивают, -оборвал его Ярослав. -Сварщик! Вот и варил бы кашу дома, че притащился-то? Своим работы не хватает,- он сочувственно ткнул Мямлю в бок.
-Что ж мне делать тогда? Пропаду я, просто пропаду...- уставился на Старшого своими прозрачными глазами Мямля.
-Че, че, хрен через плечо... Искать будешь. Поедешь по полям, по лугам, седня здесь, завтра там. Я ведь тебе не мамка, а ты не сосунок, с титьки сосать.Сам видел, работы немного осталось. Поедешь по хуторам, что-то и сыщется. Накатаешься! Знай крути педали, чтоб работу дали! -Старшой засмеялся собственному каламбуру.
Снова выпили. Со дна перцовки в кружку Василю скользнули два горьких перчика.
-Куда ж я без языка? - заныл Мямля.
-А твой что ж, отсох? Не лекции едешь читать - ты руки бауерам показывай.
Ярослав попытался встать из-за столика, бутылки покачнулись.
-При такой жизни не только язык отсохнет,- он сдобрил речь для лучшего скольжения цветистой фразой.- Студент, как я наблюдаю, веселый сидит. Целый день тут на травке кувыркался. Поди уже попробовал какую-никакую немку?
Василь с ненавистью почувствовал, что заливается краской стыда.
Старшой разлил водки. Разговор завертелся вокруг курящих немецких женщин. Перепрыгнул на ремонт велосипедов, промок под серым германским дождем, и, наконец, заклинил на родной Украине. Перебивая друг друга, яростно спорили о политике, о правительстве, будь оно неладно, горевали о семьях и детях, что ждут своих, разбредшихся по всему белому свету, кормильцев, делились опытом переделки и подделки виз и паспортов, и снова о дорогах и дорогах... Рассказывали о теплицах и скотобойнях Голландии, о стройках в Канаде и Англии, о жаре в Португалии, виноградных и апельсиновых плантациях Испании. И везде они, украинцы, хозяева солнечной, черноземной страны, как рабы, таскают горячие каштаны из огня для других народов. Специалисты различного профиля, врачи и учителя, офицеры и судьи, научные работники и библиотекари: все одно - копай глубже, бросай дальше. Осваивают новые профессии, учат языки и наречия разных народов и континентов, нелегально, а иногда легально выполняют тяжелую, плохо оплачиваемую работу. Слухи о тех или этих, хорошо или плохо заработавших земляках, передаются из дома к дому, как по глухому телефону, во все концы мира.
Речь катилась речкой.
Старшой, кругленький человечек с хитрыми блестящими глазками и багровыми шариками щек, смеялся много и охотно, а когда сердился, стучал кулаком по пластмассе стола. Ярослав потряхивал темными кольцами чуба и пересыпал истории своих международных приключений ядреными фразеологизмами. Мямля, избегая пауз, высокопарно и невнятно, помогая себе жестами и мимикой, философски обобщал факты.
По крови Василя жарко растекалась радость: вот ведь как здорово получается! Земляки приняли его в свой круг, да и как могло быть иначе! Ведь родные, тернопольские! А что электричества нет и теснота - так это мелочи, можно и потерпеть ради главного, ради дела. Густой воздух уже не сжимал легкие, не вызывал тошноты. Перспектива приблизилась, работа дышала в лицо. Все, о чем с сомнениями, страхом и надеждой переживалось на Украине, рядом - вот оно! Эх, Ганка, Ганка, где ты? Обнять бы тебя сейчас покрепче!..
Старшой, с бутылкой в руке, стараясь удержать равновесие, пытался налить в стакан водки. Покачиваясь на тостых коротких ногах, он упорно тряс пустую бутылку и сладко повторял:
-Выпьем за здоровье, дорогие мои! И ты, паря, обвыкай, пей, да береги здоровье с молоду. Будет здоровье - будет и работа, а уж работу, ее мы завсегда сробим! А, чего там.!.. Молодняк!.. Что б вы понимали в таком тонком деле, как здоровье... У вас ничего не болит, счастливые вы люди... Так выпьем же за здоровье, ребятишки! - при этом он так стукнул кулаком о стол, что четыре опорожненные бутылки, окурки, закуска и залитая воском свеча раскатились по всем углам домика.
Мямля вытаращил свои прозрачные глаза на Старшого. Ярослав прекратил демонстрацию знаний польского и немецкого и сжал, ставшие горячими, кулаки:
-Ты что, бля, пожар тут устроить хочешь? Эта консервная банка в минуту сгорит и мы вместе с нею!
Глаза Старшого превратились в щелочки:
-Ты с кем разговариваешь, щенок? -он крепче уцепил пустую бутылку за горлышко.
Возникла многообещающая пауза. Но Василя ничего не могло отвлечь от подсчитывания пока не заработанных денег. Поджимая ноги и уворачиваясь от двух накрепко сцепленных в потасовке тел, Василь, в который уже раз, распределял ейро по своему невеликому хозяйству. Он самодовольно вспоминал, сколько банок консервировала Ганка на зиму, как, хозяйничая, она домовито и быстро двигалась по дому, как легко носила свой ставший упругим и круглым живот. А сало, посоленное Ганкиными ловкими руками, так и тает само во рту, ну просто медовое! Все хвалят!.. Василь задумчиво поднял потухшую на мокром полу свечу, снова зажег ее живой огонек. По стенам и потолку разлетелись оранжевые блики, стало уютно. Василь чувствовал, как маленький домик защищает его, "очарованного странника", среди бушующего моря жизни.
Старшой и Ярослав устали тузить друг друга кулаками в бока. Крепкий толстячок рухнул на матрац рядом с мирно посапыващим Мямлей и уснул, не успев прикоснуться головой к подушке. Ярослав умащивался рядом, приговаривая сквозь зубы:
-Так-то... Ты хоть и Старшой, а со мной поостерегись! Себе б дороже не вышло... Я тебе покажу, кто тут настоящий хозяин...
Он расшнуровал ботинки, снял носки, закинул их под кровать и вытянулся рядом со спящими, тут же приняв одинаковое с ними выражение оторженности от всего суетного. Василь обратил внимание, что интереснейшую историю первой встречи с Ганкой оценить некому, но не обиделся, хоть и прекратил с трудом дающийся рассказ. Он поднялся с лавки, поскальзываясь, однако удерживаясь за подвернувшиеся под руки предметы, добрался до маленький двери и выпал из ограниченного пространства.
Стояла чудесная весенняя ночь. Звезды были не крупными, как дома, но чистыми и почти говорящими. Каштаны темнели в высоком небе мощными кронами. Глубокая тишина обволакивала помутненное сознание Василя. И он, не сопротивляясь томной силе ночи, аккуратно, как ему показалось, лег на бетон.
3
Едва забрезжило, когда работники быстро собрались, закрыли вагончик, крутанули педали и были таковы.
Василь с трудом поднял голову. Гудело и звенело. Снаружи или внутри?
До полудня Василь сидел на приступочке, изредка поливая голову водой из тазика. Есть не хотелось, думать тем более. Вторая половина дня прошла в дреме. Вечером все повторилось, как говорится, "по накатанному сценарию". Ужин, выпивка, беседа, потасовка, на этот раз с изменением состава участвующих: Ярослав поучил вежливому разговору Мямлю. Ночью Василь спал плохо - днем выспался. Ворочаться было невозможно: тесно, один бок немел, другой мерз. Ночью пошел дождь и промозглая сырость коробила конечности, холодила сердце.
Утром Василь вскочил вместе с работниками, так же наскоро поел, намазал ровные куски хлеба маргарином, сложил в пакет и уложил его на сиденье одной из ржавых машин. Когда три велосипедиста развернулись в сторону города и скрылись из виду, Василь уже стоял на дороге. Миновав кладбище и железнодорожные пути, Василь вышел на знакомый перекресток.
Недалеко виднелся автомобильный магазин. На небольшой площадке возле магазина были выставлены на продажу ряды машин. Василь двинулся по пешеходному переходу к пестрой приманке. Медленно ходил Василий среди глазастых гладких корпусов, оценивал силу мотора, пробег, дизайн и временами ощущал, как дрожат руки, стремясь обхватить круг руля.
С одной стороны к магазину примыкала ремонтная мастерская. Большие железные ворота были раскрыты настежь, и Василь мог свободно наблюдать за работой трех немцев в одинаковых фирменных комбинезонах. Один здоровяк стоял недалеко от входа и копался в моторе серебристого "Кадетта". Машина побывала в небольшой аварии: одна фара была разбита, на капоте виднелись царапины. "Опелек" имел автоматическое управление, сложное переплетение проводов были хорошо видны Василю. Сначала немец только улыбался ему, потом сказал что-то и засмеялся. Василь решил отойти.
Идти можно было на все четыре стороны. Страна осущественной демократии! Одно слово - свобода!.. Идти, собственно, было некуда.
Василий пошел прямо. В любой ситуации иди напрямую, не прогадаешь, - не без оснований думал он. Он разлядывал все, что попадалось ему на пути. Заходил в магазины, приценивался к товарам, научился быстро переводить с гривней на ейро. Он вслушивался в чужую речь, впитывал черты лиц и жесты, искал ключ к пониманию незнакомой жизни.
Солнце едва карабкалось по серым облакам серого же неба. Пасмурный полдень застал Василя сидящим на железном стульчике возле католического костела. На соседнем стульчике сидела опрятная старушка. Она сидела без движения уже с полчаса, и Василь стал сомневаться, жива ли она. Может, просто застыла в спокойной позе? Но хорошо приглядевшись, он заметил, что старушка изредка мигает. Успокоенный, он стал обдумывать следующую проблему: где бы найти туалет. Раз здесь центр города, да еще у такой предусмотрительной ко всем мелочам нации, то это заведение обязательно должно быть обнаружено недалеко. Однако же найти не смог и позорно спрятался за группу деревьев в парке.
Теперь думалось уже только о пакете с бутербродами, оставленными внутри ржавой машины. Василь в который раз прошелся по площади рядом с костелом, повернул на широкую улицу, прошелся вдоль нее, пока не нашел среди многочисленных вывесок нужную: "Deutsche Bank". Стеклянная дверь раскрылась сама, и он оказался в просторном чистом зале. Служащие ждали у стоек, внимательно улыбались клиентам. Василий получил положенную ему порцию улыбки и протянул приготовленные доллары.
-"Ейро" - сказал он громко.
В ответ получил новую порцию улыбки и желанные деньги. С новыми силами и такой же улыбкой, как у кассира, он пересчитал деньги и вложил их в нагрудный карман пиджака. Василь вспомнил, что недавно проходил мимо магазина со странным названием "ALDI", там было людно, а в подземную стоянку постоянно въезжали новые машины. Голод помог Василю сразу найти знакомую вывеску. Из кучи сыров он выбрал пакетик с десятью отдельными пластиками, из кучи колбас - круглую, какую ели земляки на ужин. Еще взял красивую коробку с соком, хлеба, пару банок огурцов, соленой рыбы и водки. Кассирша подала ему красный пластиковый пакет, что было очень кстати. Выйдя из магазина с покупками, Василь почувствовал себя почти что коренным немцем. Теперь - назад, к старушке, узнать, как ее здоровье? И точно, старушка сидела на прежнем месте совершенно в другой позе, опираясь на спинку железного стульчика, устпемив глаза в пространство перед собой.
Василь наелся колбасы с хлебом. Сок не стал открывать зубами, постеснялся старушки: пакет вощеной бумаги был плотным. Затем легкой походкой направился к столикам возле маленького кафе, выбрал крайний и раскрыл меню. Он собрался покутить по-немецки: купить чашку кофе. Полосатый зонтик над столиками предназначались, видимо, не столько для защиты посетителей от солнца, сколько от дождя. Мелкие сыпучие капельки застучали в натянутое полотно. Цены оказались столь сногшибательными, что лучше бы Василь обошелся без иностанного кутежа. Он собрался встать и уйти, но перед ним уже стояла молодая официантка. Полные ноги ее были ослепительно белыми, а лица он не запомнил. В горле встал комок, Василь мотнул головой быстро зашагал прочь.
Вторую половину дня Василь безуспешно искал магазин велосипедов и в домик вернулся, когда мужики уже садились вечерять. На столе стояла залитая воском свеча и кастрюля с вареной картошкой. Мямля ушел за водой к ручью.
-Здорово, отпускник! -Ярослав дружески стукнул Василя на плечу. -Ты, я гляжу, хорошо прижился.
Василь с напускным равнодушием поделился:
-Бабки поменял.
-Ого, да ты мужик с головой. Я в первый же день заметил, что ты не промах. Молодец! А сколько поменял?
У Старшого одобрительно заблестели глазки.
-Пора и за еду платить, паря. Сидишь на нашей шее уже три дня. Такого бугая прокормить - легче сразу задушить, - добродушно пошутил он.
Василь достал деньги, отсчитал названную сумму. Потом разложил продукты, поставил водку. Старшой внимательно оглядел снедь и повернулся к Ярославу.
-Поставишь его на молоток, - решение пристукнул кулаком по столу.
Ярослав понимающе кивнул.
-Завтра поедешь с нами, возьмешь Мямлин велосипед.
Василь вышел на улицу закурить. Пальцы слегка дрожали. Прохладный ветерок смешивал сигаретный дым с запахами поля и леса. Из-под косогора, наклонившись впред, возвращался с водой Мямля.
-Приехал, а мы уж гадали, куда ты делся, - издалека закричал он.
Василий отвернулся, чтоб не всретить взгляд земляка.
-Куда ж мне деться? - ответил он, равнодушно затягиваясь сигаретой с Родины.
Ели молча. Когда главная усталость спала и водка разогнала тяжелую кровь, работники принялись травить анекдоты. За дурость, за политику, за национальность, за секс и просто так. Василь рассказал самый безобидный:
-Вызывает хозяйка мастера: "Вот у шкафа дверцы дрожат, когда трамвай мимо проходит. Нельзя ли укрепить?" "Можно, почему нельзя," - отвечает мастер. Залез в шкаф, чтоб проверить, каков зазор меджду дверцами. Как раз муж заходит. Дверь у шкафа открывает: "Ты кто такой, что тут делаешь?!" "Гадом буду, не поверишь - трамвай жду." Мужики дружно захохотали. Старшой от удовольствия махал руками и взвизгивал.
- Старье, - насмеявшись, констатировал Ярослав. И загнул такой крутой анекдот, что слушатели сползли с лавки на закиданный окурками пол. У Василя от смеха заболели мышцы живота. Он смеялся звонко, уверено: работа, вот она - блестит влагой в глазах Старшого, сквозит с одобрительном взглядах Ярослава.
Допили четвертую бутылку. Саршой уснул мгновенно, по обыкновению рухнув всей тяжестью усталого тела на матрац. Ярослав перед сном дал исчерпывающую информацию о завтрашней работе:
-Мне чтоб!.. Тут тебе не Тернопольская деревня,а середина Европы... Понимай ответственность. Работа не сложная, не дрейфь, знай, жми на молоток, он тебе сам все отстукает.
Работа... Василь не мог спать обутым, он вышел, налил в тазик воды и освежил вспотевшие в ботинках ноги. В ночных сумерках было не ясно, где начинается небо, все смешалось в вязкой массе то ли сырости, то ли дождя.
Работа... Василь ворочался, не давая заснуть остальным. Все четверо спали впритык, и малейшее изменение положения тела одного человека, вызывало необходимость поворота других. При этом круглое туловище Старшого лежало колодой, вызывая тяжелые мысли о бренности земного существования и мешая сделать малейшее движение. Работа... По стенке прямо перед носом Василя проползла разбуженная им мокрица. Василь содрогнулся от отвращения. Работа... Слово сладкое, как мед, острое, как нож. Слово это царит над другими словами, оно - смысл пребывания их здесь, в чужой далекой стороне, с другими обычаями и резкой речью. Какой ты будешь, первая работа на неметчине? Как управляться с тобой, какие деньги сулишь? Будешь поддатливой, как грудастая девка, или капризной и неблагодарной как тощая красавица?
Є
4
Утром собрались быстро, без шуму. Мямлю не будили. Перед тем, как оседлать велосипеды, Ярослав протянул Василю руку:
-Давай баксы.
-Какие баксы? Я ж вчера отдал, -удивился Василь.
-Такие, какие! За предоставляемую работу. А ты что, рабочее место бесплатно получить хочешь?
Василь скрипнул зубами:
-Сколько?
-По тарифу двести баксов. Чего, испугался? Работать будешь по двенадцать часов в сутки, за четыре дня, считай, вернешь свое. Мы тебе дело говорим, не грабители какие-нибудь, земляку всегда помочь рады. Потом еще благодарить будешь.
-Двести ейро?- уточнил Василий.
-Не перерекайся со старшими, -улыбнулся Ярослав. -Ойро оставь себе, они тебе здесь пригодятся, а баксы отдай нам.
Ярослав взял скрученный пиджак с багажника бывшего мямлиного велосипеда и бросил его в руки Василя. Тому ничего не оставалось, как на глазах товарищей отсчитать двести баксов . Остальные деньги он нелепо сунул в карман.
-Не потеряй, -озабоченно посоветовал Старшой.
-Угу, -Василь засунул деньги поглубже.
Все трое одновременно крутанули педали и ветер засвистел в ушах ездоков.
Минут через сорок были на месте. На звонок вышла хозяйка. Переговорила о чем-то с Ярославом, пропустила работников в дом, новенького оставила стоять на крыльце. Вскоре она вышла к Василю, провела его к пристрою."Не деревенская," - отметил он, шагая за круглыми розовыми пяточками. Растянутый полувер и широкие короткие брюки скрывали фигуру, домашние шлепки завершали несуразный наряд хозяйки. На полу в пристрое лежал отбойный молоток, различные инсрументы кучами размещались на полках. Трудно было не догадаться, что именно нужно делать: развороченная часть садовой дорожки и горки старого асфальта по краям говорили сами за себя.
-Danke, ich arbeite, - выдавил из себя Василий.
Хозяйка посмотрела, как Василь включил молоток и стал отбивать первые куски асфальта, и ушла в дом. А Василь, немного помучившись в поисках лучшего положения молотка - все-таки в первый раз взял такой в руки - стал упорно, метр за метром, уничтожать дорожку, пока к полудню не придвинулся к просторной площадке у дома. "Тра-та-та" - само отбивалось у него в ушах, руках, ногах и во всем теле, когда земляки вышли пообедать. Расположились под навесом, недалеко от конюшни. Василь посчитал лошадей: их было восемь, каждая в своем довольно просторном стойле. Ярослав расстелил газету на крепко сколоченном столе, распаковал снедь. Дрожащими руками Василь брал кусочки колбасы и бутерброды с маргарином и, ему казалось, челюсти его соблюдают заданный ритм: "Тра-та-та".
-Ну, что, пошло дело? Вот сколько наворотил! Это не матрасы пролеживать, тут поднапрячься надо, работа не для судентов, -шутили земляки, запивая еду водой из пластиковых бутылок.
К вечеру прошел холодный дождь. Вода с неба смешивалась с горячим потом молотобойца и щекотала тело, отвлекая и веселя. Откуда-то приехал на автомобиле хозяин, вежливо поздоровался и перестал замечать работника, сам работая в доме и гараже. Хозяйка выходила еще раза два, указывала, где нужно отстучать асфальт. Несмотря на непогоду, она была одета в те же короткие штаны и просторный полувер, что и утром, только шлепки на нагах стали мокрыми.
После восьми выехали из хутора. Назад ехали почти час, дорога казалась нескончаемой.
Василь с утрянки дорогу не заприметил, потому боялся отстать, но быстрее ехать не мог - болела и тряслась каждая жилочка утомленного тела. Наконец-то, показался знакомый лесок! Василь тяжело сошел с велосипеда, прислонил его к бетонной стене. Сдерживая голодные спазмы, все трое поспешили к вагончику. Толкаясь и вспоминая всех святых, зашли и уставились на пустой стол. Мямля приподнялся с матратца и радостно сообщил:
-А я ничего не сварил. Я вам не слуга. Сами работаете, вот сами и варите. А то привыкли: Мямля за водой, Мямля за продуктами, Мямля стирай носки. А теперь все!.. Как вы мне - так и я вам!
Василь лег рядом с Мямлей на мягкий пружитистый матрац и полетел в дремучий сон, сопровождаемый мерным постукиванием отбойного молотка. Назавтра он не мог вспомнить, как ругались земляки, как поужинали, как уснули.
Утром казалось, что не отдыхал. Дорога туда и назад была уже только передышкой в работе.
На четвертый день, вроде стало легче, мышцы привычно ныли, но голова не болела. Василь выбил уже почти весь асфальт на дорожках и площадке возле дома. Под навесом, уложенные ровными четырехугольниками рядами высились плитки, приготовленные для укладки на выровненные Василем участки. На вид эти плитки казались тяжелыми, но Василь радовался предстоящей перемене: долбежка опротивела ему до невозможности. Оставался небольшой кусочек асфальта за яблонями. "Сегодня добью" - удовлетворенно подумал трудяга.
Вечер уже густел в весенних кронах деревьев, когда неожиданно Василь почувствовал острую боль в пояснице. Надо было разогнуться, а разогнуться он не мог. Тогда осторожно выпустил молоток из рук и потер больное место. Снова, словно по расписанию, зачастил мелкий дождик. Рубашка, липко прилегающая к телу, сразу же высыхала на плечах и спине. Тишина странно давила на уши. Василь уставился на дорожку перед собой, боясь шевельнуться. Тут он увидел, как с газона выполз черный жук с явным намерением пересечь препятствие. У небольшой лужи жук остановился, потом быстро-быстро заработал лапками. Ничего не добившись, двинулся в обход. Постепенно красные круги в глазах Василя проходили, и он уже ясно видел: жук уверенно выползает на противоположную сторону газона.
В неровной поверхности лужи отразилось собственное лицо украинца. Глаза смотрели в упор, скулы заострились - он себя не сразу и признал. Рядом с отражением появились знакомые мокрые шлепки. Василий исподлобья посмотрел на хозяйку. Она сердито указывала Василю на отбойный молоток. "И когда только черт приволок!"- расстроенно подумал Василь и с трудом разогнулся. Поднял пудовую дуру и продолжил долбежку. К восьми вечера все же закончил последний участок. Убранные широкой лопатой куски асфальта, лежали аккуратными горками по сторонам.
Подошли Старшой с Ярославом. Несмотря на абсолютную разность, они призводили впечатление близнецов-братьев: усталость одинаково отпечаталась на их облике. Транспорт бедняков и спортсменов принял натруженные тела и благополучно доставил груз к месту назначения. Вечером Старшой разбил губу Мямле: тот был несносен, приставал отдать назад работу или найти что-нибудь новое, потом стал грозиться выдать полиции всех и заодно хозяев, рискующих принимать нелегальных работников. Мямля шмыгал носом и бубнил, словно запрограмированный. Пришлось Старшому вмешаться и прекратить это безобразие результативным способом.
На следующий день, набирая обороты, Василь поглядывал вокруг с чувством странной тревоги, как бывает, когда предчувствуешь что-то недоброе. Спина, к удивлению, не болела, тело было послушным и незаметным, как у очень здоровых людей. Череда дорог и поворотов была узнаваема, серая лента будто сама катилась под тонкие колеса спортивного велосипеда. Возле хозяйских ворот трое молодцов спешились, повесили шлемы на рули стальных коней и прошли к крыльцу дома.
Вся площадка и пространство сада чернела грязными разворочеными кучами асфальта и земли. "Моя работа", -удовлетворенно подумал Василь.
Хозяйка рассчитала нового работника тут же у двери, подав ему листочек и деньги. На листке твердым почерком было выведено: пять ейро в час умножить на двенадцать часов в день равно шестидесяти ейро. За четыре дня уплачено двести сорок ейро. Пол часа в день на обед в счет хозяев. Василь прочитал листок, немного потоптался у перил - понял, что пора уходить. Он тоскливо обвел взглядом дом, сад и штабеля наготовленной плитки. Медленно повернулся к работе спиной, сел на ставший неуклюжим велосипед и двинулся назад, в противоположную от нее сторону.
" Что ж это за женщина такая? Ничего не объяснила... Неужто за вчерашнюю передышку рассчитала? Не может быть, я ведь ей чуть ли всю усадьбу не расконопатил. Или не так посмотрел вчера? Кто же будет там робить?" - рассредоточенно думал Василь.
Возле раскидистого старого дуба он остановился, достал бутерброд и стал неизвестно зачем жевать, ощущая лишь горечь во рту. Вокруг вовсю кипела деятельность: птицы перекликались, шмели жужжали, травка трудолюбиво тянулась к бледному ласковому солнышку, муравьи создавали и строили. Каждое создание было значительным и, как в симфонии, имело свое отведенное ему время для выражения собственной натуры, для осуществления той необходимости, ради которой, собственно, и обитало оно на земле. А человек, наивысшая субстанция творения, образец и совершенство созданной великим Творцом природы, не осуществлял этой очевидной необходимости, не имел возможности выразить себя в соответствующей характерной ему деятельности, а стоял, тупо уставившись в пространство, и слезы, горькие слезы, неосознаваемые им самим, катились по загрубелой коже щек.
Мимо на малой скорости проехал подъемник. Белобрысый водитель улыбнулся и кивнул Василю, как знакомому. Вскоре Василь увидел: подъемник въехал в усадьбу и, ловко манипулируя, стал укладывать плитку за плиткой на землю. Выравнивать плитки помогал сам хозяин, а хозяйка стояла на крыльце, и подавала комментарии, которые в таких ситуациях, как известно, усиливают рабочий азарт.
"Автоматика вытесняет ручной труд," - лозунгом констатировал непреложный факт Василь. Без проволочек добрался он до дому, где сиротливо бродил среди кочек и крапивы Мямля, лег на матрац и проспал до вечера.
5
Работники вернулись, как всегда, злые и голодные. Остатки консервов доели вчера, водка кончилась. Оставалось два яйца и присохшая полбуханка. Магазины закрывались рано, а на бензоколонку в город ехать не высказал желание никто. Накипятили чаю и, упражняясь в непечатных выражениях, поужинали. Легли прижавшись друг к другу, роднее родных. Весенние вечера долгие, в приоткрытое окно крыши вливались сумеречный свет и прохлада.
-Курорт, ну просто курорт, - мечтательно вздохнул Ярослав.
-Ты почему, падла, деньги брал? Знал ведь, что работы мало! - выдал накипевший вопрос Василий.
-Тю-ю, - присвистнул поворачивась Ярослав.-Глядите, и этот начал права качать! - Карие глаза его лукаво заблестели. - А за науку платить кто станет? За поглядку оплатил, а сердится. Деньги свои, считай, почти все назад взял. А опыт для жизни всегда пригодится, - назидательно посоветовал он.
-Учись, паря, жизни... Правильно Ярослав говорит. -Поддержал Старшой. - Всему учиться надо и за всякую науку платить. Оплата, конечно, разная. Вот ребенок учится ходить - шишками да царапинами за свой опыт платит. На меня посмотри, мне ничего бесплатно не давалось, за все платил работой, деньгами, здоровьем. Почему же ты хочешь, чтоб тебе все легко доставалось? На чужих спинах собрался в рай въезжать? Не выйдет! Тут для тебя слуг нету, запомни раз - навсегда.
Дисскусия исчерпала себя, и мужики захрапели. Василь тихо лежал в темноте и перебирал события своей удавшейся, как ему раньше казалось, счастливой, жизни.
Отец работал на заводе механиком, с мальства приставлял сынишку к моторам. Мать на том же заводе сидела в кабинете бухгалтерии. Две сестренки помогали по хозяйству. Выходные семья проводила у родителей матери в деревне, недалеко от города. С ранней весны ухаживали за саженцами, укрывали самодельные теплицы, поливали, копали, садили. Потом снимали урожай: мариновали, солили, укладывали по погребам. Дети подрастали, родители старились, а цикл работ оставался неизменным. Работа составляла основу самого существования, главной составляющей частью целостности семьи, ее нравственности и жизнеспособности. В школе Василь учился основательно, хоть первым и не был, но и в отстающих не ходил. Увлекался футболом, был членом школьной сборной. Где-то после пятого класса начал читать все, что попадалось под руку, читал обычно по ночам - днем не хватало времени. Потом привык заходить в библитеку, стал разбираться в литературе. Идти в училище на сварщика посоветовал отец. В группе были одни парни, но девчат у Василя было полно, сами липли, как осы на сладкое. После училища полагалось три года отработать по специальности. Устроили его разъездным сварщиком при филиале завода. В бригаду брали, в основном, неженатый народ - приходилось много ездить по деревням. За несколько лет набрался опыта, возмужал.
Однажды неделю варили трубы в поселке Озоряны. Вот тут-то Василь и увидел свою Ганку в первый раз. Крепкая, ладная... радость несказанная, счастье неразменное! Василь, хоть и был не из трусливых, но Ганке пришлось самой его на дискотеку приглашать. Ну, а там он уж инициативу на себя, конечно, взял: спросил разрешения до дому довести. Вот и допроважался!.. Ганка тоже была хваткой в работе: отец спился и рано умер, мать поднимала детей одна. Свадьбу сыграли скромную, зато подарок получили почти царский: отдельную комнату в коммунальной квартире - осталась от одинокой Ганкиной тетки. Родне они помогали на две стороны, и с двух же сторон шла им ответная помощь. То, что они повстречались они с Ганкой, обоим казалось чудом, к которому ни он, ни она, видимо, не смогут привыкнуть никогда, как никогда нельзя привыкнуть к солнцу или ветру. Повстречаться - вот что важно было, а уж потерять друг друга после такого события им было невозможно. Василь перешел к отцу на завод, Ганка устроилась продавщицей в супер-маркет. Маркет-то был, а вот супера не много. Зарплата низкая, не стоит тех нервов. На что уж молодые жили скромно, но денег все равно не хватало.
Когда Ганка забеременела, Василь совсем себе место потерял: как обеспечить нормальный уровень жизни для ребенка? Заводские разбегались по разным сторонам, по закордонным фирмам, кому как повезет. Зарплату то давали, то не давали, а водку люди хотели пить регулярно. На водку всегда находились деньги и у состоятельной, и у беднейшей части населения. Начались повальные кражи, обманы. Народ нищал, железной границы с капитализмом не стало. С запада катилась волна новых потребностей при отсутствии на месте новых возможностей. "Демократическое" правительство перекрывало дыхательные пути послеперестроечной экономике. Василь мальчишкой рос еще при Союзе, помнил, что и тогда жили не богато, зато теперь на его глазах страна вовсе разваливалась и разворовывалась по кускам. Оставаться на Родине и продолжать зарабатывать себе хлеб без масла на Родине стало не перспективно и не престижно. Попытки левых сил практически ни к чему не приводили. Василь не принадлежал к бывшим членам партии, не состоял в организованной коррумпированой верхушкие власть имущих, не был криминальным элементом разветвленной системы мафии - поэтому рассчитывать на какие-либо доходы, кроме заводской зарплаты, не приходилось. А сосед по коммуналке хвалился заграницей...
Василь вновь проживал события и решения, раздумывал. Он искал - когда и где совершил ошибку, почему сейчас не лежит с любимой, не Ганка закидывает на него свою полную ногу, а вонючий чужой коротыжка; почему он не копает огород своим бабушке с дедушкой, ведь они стали совсем старыми, в город переезжать не хотят, да и некуда, а с хозяйством справиться уже не могут; почему не встречает каждое утро у ворот завода отца; тот улыбается, здоровается и, Василь чувствует всем сердцем, как отец гордится взрослым сыном; почему, почему... Почему он стеснялся говорить Ганке, как он любит ее? Теперь ему хотелось долго-долго смотреть в ее ласковые глаза и описывать ей, как горячо и сложно его чувство , как он дорожит каждым мгновением с ней, обещать, что никогда не обидит ее ни словом, ни делом, целовать ее свежие губы. Ему двадцать пять, ей двадцать четыре, а впереди у них счастливая долгая жизнь. У них и у их детей...
6
Весь следующий день Василь пытался наняться батрачить у бауэров. Подальше от густонаселенных поселков, среди полей и рошиц он присматривал хутор, заезжал прямо во двор, искал хозяев, если не находил - звонил в двери, протягивал крупные тяжелые ладони и твердил одно: " Arbeit!".
Собаки в хозяйствах служили не для охраны нажитого добра, а, видимо, для создания сельского колорита, гавкали не агрессивно и нападать не собирались; кое-где по лужайкам гагакали гуси - традиционное блюдо к Рождеству; лошади в стойлах обмахивали мощные крупы чесаными хвостами. Кто выполняет тут разнообразное множество работ? Одной семье не под силу содержать в образцовом порядке большое хозяйство!
И все-таки отказывали все. Сначала внимательно выслушивали то немногое, что мог Василь ответить на вопросы хозяев, но когда , понимали, что приехал он в страну в качестве гостя, и разрешения на работу у него нет, то отрицательно качали головами.
"Schwarz Arbeit - nein, - доходчиво объясняли они. -Strafe".
Однако работники были, были и украинцы. Однажды он даже поговорил со своими земляками. В полуподвальном помещении слышался ритмичный стук и разговор, из открытых дверей клубами валил запах вареной свинины. Василь вошел в пристрой и остановился у входа. В огромном нержавеющем чане крутилась густая ароматная масса. Один рабочий половником ловко вливал содержимое в металлические банки, другой подхватывал, ставил на станок, и крутящийся диск замуровывал банки крышками. Дальше банки сами слетали с небольшого конвейера в ящики. Среди шума станка Василий безошибочно уловил украинскую речь. Он обрадованно поздоворался. Земляки жили и работали у бауера по хозяйству уже два месяца, были довольны, но помочь Василю не могли, да и говорить особо за жизнь не получалось: варево перемешивалось и банки готового свинного паштета катились непрерывно.
Василь поехал дальше: необходимость и надежда слились вместе и заставляли его упорно крутить педали, переносить недовольство, презрение или сочувствие немцев, искать и искать свою работу. Вторая неделя вагонной жизни заканчивалась, округа была объезжена, желанных итогов не было.
Мучило, что до сих пор не дозвонился до дому. Телефонную карточку в киоске Василь купил, но линия на Украину была занята, и он никак не мог услышать родной голос. А что и рассказывать-то? Ганка ждет не жалобы неудачника, а того положительного результата, который дает сплав трудолюбия, умения и желания работать. Василь часами обдумывал в седле велосипеда, его верного спутника путешествий, что и как он сообщит Ганке, а потом он уже ничего не хотел говорить - только услышать ее беспокойство, тревогу, ее дыхание. Днем ей некогда: супер-маркет, домашние дела, подруги - ночью лежит одна и думает о нем. А он думает о ней непрестанно, целыми сутками, часто забывая, что ее нет рядом.
Обстановка в вагончике накалялась. Мямля ныл, требовал и угрожал, сам же целыми днями пролеживал на матратцах, ездить с Василем не хотел, не веря в удачу, так что покупать еще один велосипед не было необходимости. С велосипедами, вообще, дела обстояли хорошо: несколько полуразобранных валялось рядом с домиком среди остовов машин, из них можно было собрать один целый, и можно было купить в спецмагазине с поломкой за десять ейро. Ведь руки не две левые, кое-какой инсрумент был, так что проблемы с транспортом решались легко. Поэтому все три действующих велосипеда были качественными, красивыми, спортивными. .
Прошло несколько дней. Работы не было.
7
Однажды, собираясь в очередную поездку по хуторам Василий почувствовал головокружение, есть не хотелось, какое-то томление разливалось по всему телу. Он смотрел в непрозрачное молочное небо и общая сырость в природе укрепляла его желание лечь на матрац, отвернуться и не видеть, не слышать, не знать ничего. Один матрац был занят Мямлей, а другой дружественно подтавлял свое кое-где распоротое нутро под грузное от бездеятельности тело Василя. И Василь лег. Так лежали они молча несколько часов. Мямля временами зевал и всхрапывал, ворочался, но належенного места не покидал. Медленно и плавно протекало время. Каждая отдельная минута длилась долго, нужно было перемочь ее, растянутую, но когда Василь, наконец, встал, чтоб заглушить голод уже в четыре часа дня, то никак не мог вспомнить, на что же ушли прожитые часы, казалось - не было их. Поел хлеба с водой и вышел на воздух.
Пасмурный день так и не распогодился, вид канав и крапивы был уныл и до тошноты привычен. И только где-то между сарайками и чужими странными линиями заброшенного каменного дома как-будто мелькало широкое платье Ганки. Василь отмахнулся от светлого видения и оглянулся по сторонам.
На соседней даче вскапывал грядку плешивый немец. Василю было хорошо видно, как поворачиваются темные пласты под лопатой. Весь участок был уже засажен фасолью, капустой и клубникой, часть земли занимал постриженный бобиком лужок, а возле малины и смородины еще оставались невскопанными две продолговатые грядки. Василь с трудом преодолел грань смущения к незнакомцу, застойной матрацной лени и традиционных предубеждений - хрипло крикнул: "Guten Tag!" и помахал рукой. Немец приветливо закивал. Видя, что Василий не двигается, он прокричал что-то и указал на лопату. Василь засмеялся шутке... Минутку, какой шутке-то?!.. Тотчас выскочил на дорогу, впрыгнул в цвеущие розами ворота и подхватил лопату из рук обрадованного немца.
Пока Василий вскапывал грядки, плешивый вытирал лоб платком, разминал длинные пальцы и заодно жаловался, что жена вспахивает и убирает дачный участок руками мужа, аппелируя к пользе его здоровья. Василий же со скоростью обдумывал выученные фразы о возможности заработать, " Могу ли я Вам завтра снова помочь?", "Не нуждается ли Ваша квартира в ремонте? Сделаю качественно и недорого", "Нужны ли вашим знакомым или родственникам рабочий, совсем дешево выполняющий массу хозяйственных работ?", "Не отказываюсь от любых предложений быстро и квалифицированно отремонтировать, построить, раскопать, закопать, залудить, собрать, разобрать и так далее...". Фразы путались, слова никак не вставали в определенный ряд.
Грядку он разборонил почти невесомыми граблями. Немец похвалил, протянул красную десятку и крепко пожал Василю руку. Василий мысленно плюнул на совершенно перепутавшиеся слова, сказал с нажимом главное: "Аrbeit! Arbeit!" . Немец задумался и покачал головой. Объяснил что-то вроде: жена ругаться будет, если узнает, что не занимаюсь физическим трудом на даче, много приходится сидеть в кабинете, за столом, мол, что полезно иногда на свежем воздухе работать. Глядя на искреннее разочарование Василя, почесал затылок, как настоящий украинец, и огорчился сам. Умный, понимающий взгляд немца с симпатией и жалостью скользил по широким трудовым рукам Василя, крепкой фигуре, пока не засветился пришедшей идеей. Он спросил с сомнением, может ли Василь его библиотеку отремонтировать. Или перестроить?.. Или разложить? Как разложить?.. Или рассортировать? Как, по темам что-ли? Это без знания языка? Может, по цвету тогда? Ах, ладно... Главное, что-то там надо сделать ! И это "что-то" выполнит именно Василь, в чем, горячо жестикулируя, и заверил наш герой хозяина. Утром немец обещал заехать за ним на машине, договорились всретиться на дороге в восемь. Расстались почти друзьями. Стало скучно от мысли, что надо вернуться и лечь рядом с Мямлей на матрац. Кстати, о Мямле... Вот ведь целыми днями неприкаянно шляется по крапиве, а сосед не позвал его помочь, почему? Понравился ему Василь сразу или решило дело собственная инициатива украинца? Размышляя так, Василь отправился в город за продуктами.
На ужин Василь накрыл стол почти как в ресторане. Нарезал салат, потушил курицу, к гарниру слегка отварил брокколи. А на десерт приготовил никогда прежде не виданный шоколадный пудинг на молоке. Рецепт вычитал с упаковки, а остужать, за неимением холодильника, вынес на улицу. Мямля, под предлогом попробовать соли и сахару, пытался съесть половину наготовленных блюд, что было пресечено решительной рукой Василя. Отполировав до беска поверхность столика, Василь расставил имеюшиеся приборы, но чего-то явно не хватало для общей атмосферы торжества. Василь достал с полки новую свечу. Уже лучше.
-Ты еще цветов у соседа нарви и баб по телефону закажи,-посоветовал Мямля.
Василь обмотал тряпкой руку и нарвал высокие стебли крапивы, поставил их в зеленую бутылку и этим последним штрихом создал-таки законченную картину изысканного праздничного ужина.
До приезда земляков Василь немного полежал в счастливом ожидании. Ему хотелось не пропустить выражения удивления заблестевших глаз, оценивающие одобрительные возгласы Старшого и Ярослава - людей, разделяющих с ним кров, ставших ему близкими на том участке пути, который преодолевает сейчас он.
Василь вышел, сел на приступочку и закурил. В безмолвных легких сумерках летала мечта на своих безгрешных крыльях, запутываясь в ветре с полей, играя резными листьями старых каштанов...
Подъехали усталые работники. Василь шагнул обнять их и споткнулся в неловкости, почесал глаза, стер, незаметные даже для себя, вдруг набежавшие слезы.
Мужики зашли в вагончик и обомлели! Какое пиршество! Василь наслаждался похлопыванием по плечам и громкими похвалами, переплетенными с лестью. Но особый восторг вызвал пудинг. Чашки вымакали хлебом, чтоб ничего не осталось по краям. Потом вспомнили, что не пили спиртного.
-Вот так да! Основного продукта и не было! -удивленно констатировал Ярослав.
-Сегодня мы просто паиньки, -с чувством проговорил Старшой, откидываясь на лавку. -Ты, паря, нас совсем забалуешь. Домой приедем, свои не узнают. Начнем ресторанные блюда требовать: а подать нам шоколаду горячего в постелю, а несите нам креветок под майонезом и запеченой грудинки! Ха-ха...- хитрые блестящие глазки сладко прижмурились.
-А твоя-то Оксана сразу и расшибется тебе все подавать! -ехидно засмеялся Ярослав, откидывая кудри со лба. -Смотри как бы они с любовником тебя из дома не вышибли. Я когда уезжал, зашел попрощаться, она как раз оладьи пекла для твоего лучшего дружка.
И без того красное лицо Старшого стало бурячного цвета.
Ярослав сбавил тон.
-Прости, дурака, Вань.Не хотел рассказывать, само с языка сорвалось.
Прошла тяжелая минута. Старшой не заматерился, не полез в драку и даже не возразил обидчику.
-Четверть века вместе, надоели уже друг другу, видно, -медленно подбирая слова заговорил Старшой, пытаясь улыбнуться.
Он поерзал на лавке. Мямля уставился на него, открыв рот.
-Ну, что ж, пусть живут. Я и так, можно сказать, даже знал...-продолжал Старшой примирительно. -Мы с Богданкой с мальства росли, в одном классе учились. Ему всю жизнь счастья не было, его баба все по врачам и больницам, пока вовсе не загнулась. Ни дома не нажили, ни детей. Одно и было у него, что за моей Оксаной стрелял. Пока я рядом был, меня любила, на сторону не бегала. Знаю точно. А вот теперь, значит, дострелялся Богдан. Его очередь подошла... А я что? Я старый уже, мне ведь, ребята пятьдесят скоро. Я и так обойдусь. Мне главное дочек, близняшек моих, выучить. -Напряженное лицо его опять разгладилось, мышцы распустились. -А баба, она и есть баба. Как кошка, учуяла мясо, стянула и ест его.-Старшой засмеялся.
-А что дочки еще в школе учатся? -осторожно сросил Василь
-Да нет, они уже большие у меня.- с понятной гордостью ответил отец.-Умницы обе. В институт пошли, а учеба платная там. Старательные обе, учатся отлично: знают, как папке деньги для них достаются. - Он вздохнул. -Жизнь моя в них, пусть растут счастливыми. А что до оладышек...-Он оторвал взгляд от золотистого пламени свечи,- так Оксана меня ими всегда накормит. Ничего, что женке с полюбовником подвинуться придется. Дом ведь мой: своими руками стены ставил, крышу крыл, штукатурил, белил, окна подгонял, мебель привозил. Так что и оладышкам меня накормят,- заключил он уже веселее. -А уж близняшки меня на старости одного не покинут, на чужой земле помереть не дадут. Девочки мои ласковые! -совсем рассиропился Старшой.
-Что да, то да! Близняшки у тебя смачные, что персики в июле. Их только облизывать, сладких...-Ярослав добавил непечатного.
Тут Старшой вскочил, как разъяренный зверь. Громадные кулаки уже были готовы стереть кривую улыбку похабника. Ярослав принял стойку бойца.
-Нет, мужики, сегодня мой день, не дам ругаться, -вскричал Василий и тут же встал между друзьями-противниками. -Водки не было, не пили, чего ругаться-то? А вы из одного места что-ли, откуда друг друга знаете? -перевел он на другое.
-Да, он дядька мой двоюродный, по матери родня, -пояснил Ярослав усаживаясь на место.
-А что, и Мямля вашего роду? -продолжил Василий успешную тактику.
-Нет, такого добра и в десятом колене нет, -уже насмешливо переглянулись родственники. -Этот заблудший с соседней улицы.
-Не кисни, Мямля, -тряхнул его Старшой, и для тебя когда-нибудь работа найдется! Не всегда же тебе матратцы задом протирать.
И разговор снова потек о доме, об оставленных друзьях и заботах, о вождях, что не могут создать нормальных условий для жизни собственных граждан страны, о богатстве одних и бедности других, о забастовках и попытках изменить ситуацию, о дурных законах дурного правительства.
Перед сном все четверо вышли во двор, вернее в то подобие, что заменяло им родные украинские дворы, поочереди вымыли ноги в холодной воде, плескаясь в единственном тазике. Как-то по новому довольные, все четверо улеглись спать в надежде на лучшее время и лучшую долю.
8
Василь проснулся раньше всех, но лежал не шевелясь, чтоб не будить товарищей. Он прислушивался к току крови, что равномерно и сильно бухала в его сердце. Сегодня он начнет работу у немца в библиотеке. Он сделает ему все, даже если надо будет эту библиотеку срыть вместе с фундаментом. Василь нашарил под подушкой словарь. В утреннем полусвете выучил несколько глаголов, которые, как он считал, могут стать несущей конструкцией его будущих фраз в разговоре с немцем.
...Серебряный "Мерседес" подкатил ровно в восемь. Василь с пластиковым пакетом со старой одеждой и бутербродами быстро сел на первое сиденье рядом с водителем. По дороге немец приветливо расспрашивал его о доме, о прежней специальности. Потом попросил показать паспорт и визу. Остановились минут через десять. Немец внимательно осмотрел документы, остался доволен: виза была открыта на три месяца, а прожил Василь в Германии пока не полные три недели
Дом располагался в черте города, был довольно новым, интересно спланированным. Зеленый газон, несколько кустов роз и клумбы были окружены ровно постриженным кустаником. На табличке у двери Василий прочел, что здесь находится бюро профессора юридических наук Штайнхагена, пониже, мелким - время приема клиентов.
Библиотека показалась Василю темной от заставленных стеллажей и набросанных на столах книг. Задача Василя состояла в том, чтобы расширить помещение за счет прилегающей комнаты, обклеить все новыми обоями и на пол вместо линолиума уложить плитку. Время выполнения не ограничивалось, оплата почасовая, по договоренности. Сам профессор у себя в бюро в любое время готов к консультации по возникающим вопросам. Пока таковых не было.
Василь переоделся в рабочую майку и трико в туалетной комнате с зеркальными стенами. Краны казались подозрительно желтого цвета. Василь внимательно осмотрел их: позолочены, не веря глазам, догадался он. Весь день таскал и складывал книги в нижнем этаже дома. На обед немец пригласил работника в столовую. Но Василь наотрез отказался, смущаясь веселых глаз молодой супруги профессора. Объяснил, что у него есть свои бутерброды, и он не будет заходить в столовую хозяев. На это профессор сам принес ему бокал кофе, а во второй половине дня - большой кусок пирога, присыпаного сладкими натирушками и черный чай. В углу библиотеки он поставил ящик с минеральной водой специально для .Василя, подробно объяснив, почему человеку полезно употреблять много жидкости. Василий был рад поддержать беседу заученными вчера фразами. Немец горячо откликнулся на желание Василя изъяснятся кривыми от напряжения словами чужого языка; похвалил, стал поправлять произношение и даже подарил ДУДЕН - словарь с картинками, объясняющий значения слов. Подарок весил несколько килограмм и подавлял своей основательностью.
Василь складывал и таскал книжки, спускался с ними по лестнице вниз несчетное количество раз. В семь вечера, несмотря на протесы Василя, профессор увез его на машине домой, предварительно заплатив пятьдесят ойро за десять часов работы.
Так пошли дни за днями. Теперь Василий ездил с работы и на работу сам, привычно крутя педали. Трудился старательно, хотя никто его не подгонял. В обед приходил неизменно приветливый профессор, давал советы, обычно никчемные, так как Василий и сам видел необходимость следующего этапа, без спешки беседовал с симпатичным ему работником. Иногда приносил сладкие со сливами или яблоками пироги. Уважительно поправлял акцент и грамматику. Душа украинца радовалась в покое, но немного беспокоило одно обстоятельство: жена профессора целыми днями бездельничая, по вечерам приходила, якобы осмотреть проделанную работу, сама же осматривала его самого, замкнутого и сурового.
По дороге назад Василь заезжал в магазин, покупал что-либо по мелочам. Магазины здесь работали до восьми вечера, и Василий успевал прочитывать названия на банках и упаковках. Купил хорошую шампунь, присмотрел крем для Ганки и детские вещи для подарков на будущее, закупал продукты. До прихода работников успевал отварить макароны или картошку в мундире.
Мямля пожелтел, стал совсем вялым, сутулая спина его раздражала всех тощими крыльями лопаток. Несколько раз уже Ярослав выкидывал его на улицу, Старшой грозился за свой счет купить билет на автобус и отправить неумеху на Украину. Денег за жилье и питание Мямля не платил, а только пялился своими водянистыми глазами на земляков и ныл, чтобы нашли ему работу.
-Кому ты придурок такой нужен? -вопрошал Старшой наевшись и откидываясь назад на спинку лавки. -Ну, на что ты годишься? Какую работу ты можешь быстро и правильно сработать? Какая баба тебя любить станет?
Василь, зная наперед печальный исход подобных душещипательных наставлений, выходил на приступочку курить. Дни стояли самые долгие в году, при вечерних сумерках вполне можно было разобрать мелкий текст ДУДЕНа, и Василий удивлялся про себя, как быстро и прочно входят новые слова в его обиход.
В выходные дни наезжали гости: два знакомых украинца с далекого хутора. Привозили пива и водки, хозяева вагончика доставали из-под кровати заранее припасенные бутылки, и пир шел горой. Вспыхивающие ссоры, а иногда даже драки, заканчивались миром и очередным тостом, на которые Старшой был большой мастер. Звали и Василя, но от упорно отказывался, уходил в старый дом, садился на широкий подоконник и часами сосредоточенно учил немецкие слова и обороты речи.
-Я же говорил, что это Студент, а вы мне не верили. Вот теперь полюбуйтесь - зубрит, как к экзаменам, -насмешничал Ярослав, обращаясь к развеселым землякам.
В очередной их приезд Василь попросил одного гостя показать, как укладывать кафельную плитку: в прилегающем к библиотеке туалете нужно было обновить цветной кафель. Лицо и руки гостя были коричневыми от загара, а глаза черные с задорной искрой. "Чернявый", - подумал Василь. Гость тут же с охотой все объяснил, орудуя на приступочке двумя камешками для наглядности.
В этот день Василий из вежливости сел вместе со всеми, пил осторожно, стараясь не захмелеть. Приезжие мужики завидовали Старшому: тот застолбил бесплатное надежное место, любопытствовали, как это ему удалось так здорово устроиться да еще прихватить с собой родных и знакомых, сетовали на дороговизну своего жилья.
-У меня планида такая. Планида эта всю жизнь со мной. Куда ни пойду - удача! -похвалился Старшой, внимательно глядя каждому слушателю в глаза, приготовливаясь к долгому повествованию.
И Старшой поведал, как два года назад, гонимый необходимостью, без адреса, почти не владея языком, вышел из автобуса на Hauptbanhofe большого не известного ему города. Оглянулся по сторонам, да и пошел искать своего рабочего счастья, надеясь на планиду и Бога. Долго бродил по незнакомым улицам, любовался широкой рекой. Погулял по дорожкам на берегу, поглядел на многочисленные рестораны и кафе. Был выходной день, разноцветная толпа валила по центральным пешеходным улочкам и площадям. Беззаботные, веселые лица людей по-особенному поразили Старшого. Что ж, у них никто не умер? Никто не развелся, не разругался? Все здоровые и даже никакая мозоль не болит? Народ культурно уступал дорогу, когда он шел вразвалочку с потертым рюкзаком за плечами, а часть дружелюбных улыбок, так просто и открыто существовавших в атмосфере чужестранного города, предназначалась именно ему. Через несколько дней скитаний по пригородам и ночевок на странном кладбище, на котором не было отдельных оградок, а только вокруг одна общая, Старшой, будучи тогда просто Иваном, наткнулся на эту заброшенную усадьбу. Приглядел вагончик, отбил замок с двери и заночевал в первый раз на полу. Постепенно прижился, нашел работу - конюхом при лошадях. Хозяйка оказалась добрая: дала постель, подушку. Сам натаскал вещей со шперы - вечерних свалок старой мебели, шикарных, по украинским меркам. Обставил домик: матратцы, плитку, тумбочки, стол и лавку, навесные полки - все устроил постепенно и капитально, планируя жить несколько лет, пока близняшки не окончат медицинский институт.
Потом познакомился с соседкой-дачницей, поинтересовался, куда исчез настоящий хозяин заброшенной усадьбы. Пожилая немка, стараясь выговаривать слова четко, объяснила, что хозяин очень богатый человек: вся территория вокруг вместе с полями, лесами и арендованными дачами принадлежит ему, но, к сожалению, слаб головой и псих ненормальный, по этой причине он находится в станционарной клинике, и когда вернется - и вернется ли вообще - никому не известно. Старшой помогал соседке в садовых работах на участке, причем денег не брал: дорожил хорошими отношениями, немка могла в любое время сдать самозванца, пользующегося чужим имуществом, в полицию. Постепенно установил хорошие отношения с другими соседями, но на глаза никому лишний раз старался не попадаться - с огнем не шутят: виза была просрочена, Старшой стал нелегалом. И все равно попался - нашел друзей-украинцев, работающих на одном из хуторов, пригласил в гости. Как-то в очередную пьянку их всех трех забрали полицаи, случайно забредшие на машине для общего контроля в тихий дачный уголок и поразившиеся свободе и красочности русского мата. Подержали немного в тюрьме, да и выслали назад на Украину без права возвращения в страну на пять лет. Дома Старшой срочно сделал новые документы, уплатив смехотворную сумму, и уже через месяц снова был в "своем" вагончике. Благодарение богу, работу конюха не потерял. Деньги он более-менее регулярно передавал семье при оказиях. Знакомых земляков становилось все больше, веселые встречи не прекратились, а немецкий обиходный быстро совершенствовался.
Сейчас, вспоминая, как нелегко ему пришлось укореняться на новом месте, Старшой всплакнул. Круглые слезы катились по румяным щекам толстячка, он шмыгал носом и ловил их в кулак. Мужики из сочувствия притащили кругляк туалетной бумаги:
-Вытирайся, Вань, -переживая вместе с ним душераздирающую историю, подвинул круг Ярослав. -Мягкая бумажка, сам купил. - И добавил внушительно: -Чтобы жить, как люди!
Чернявый и его товарищ в ответ стали рассказывать не менее захватывающие приключения, где смешное и срашное спутывалось в один плотный комок, бывший и прошлым и настоящим одновременно.
В компании курили, беспрестанно выскакивали на воздух, в тесноте все что-то падало, ломалось, и все это: мельтешащие тени на стенах и потолке железного домика-коробки, рассказы бывалых, битых жизнью мужиков, тоска по нормальной жизни, по женщинам - все это заливалось огромным количеством пшеничной водки.
Заснули к утру, кто где умастился, на лавке и под столом. Василь, взяв одеяло, ушел в запретную зону - в каменный хозяйский дом. Лег там на пол и стал ждать, когда утомленный переживаниями дух впадет в беспамятство. Но сон не шел. Твердые камни давили бока, а одеяло не спасало от сырости июньской ночи Где-то в лесу ухал филин. В узкие проемы окон заглядывали искристые звезды. Из темных углов широкого зала то смутно, по явно, как взаправдашняя, смотрела на Василя Штайнхагенша, ласково подмигивая ему и облизывая розовые губы. Едва засыпая, бедняга вскакивал от неприятного ощущения, что пропустит момент, не успеет увернуться от хозяйки, и та полной грудью навалится и придушит его. В дреме колени сами собой подтягивались к животу, и он мучительно стонал. Чтобы вконец прекратить такую катавасию, Василь встряхнул несколько раз головой и вышел во двор. Из открытого вагончика раздавались раскаты молодецкого храпа. Лес густел не шелохнувшись, темная ночь стыла.
Василь закурил, легкий дымок грел и успокаивал. Спустился к ручью, напился пахнущей тиной воды. Проходя назад мимо сарая, отметил аккуратность уложенных в нем поленьев. Ровные ряды дров занимали все пространство деревянной постройки. "Когда-то топили печку этими дровами", -мелькнула мысль, и дыхание жизни незнакомых людей, поколениями росших на этом самом месте, щемяще коснулось души пришельца.
-Ну, что ж... Теперь дровишки мои, -вслух подвел итог Василь выродившемуся роду бауэров.
Он выбрал несколько полешек, надрал коры, сложил возле входа в дом пирамидку и разжег костерок. Веселое пламя спалило мрачные мысли и унесло их искорками в ставшее близким небо. Василь просидел у костра до восхода солнца, временами подбрасывая сухие крепкие полешки. Он немного боялся полиции: вариант с тюрьмой не вдохновлял будущего перспективного нелегала, но справедливая уверенность в то, что по грунтовой дороге в укромный уголок доверчивым немецким служителям порядка ехать не охота, и радость от живого друга-костра, оставляли его на месте. Ведь костер - не только средство к существованию, но развлечение еще пещерных жителей планеты, и современный Homo Sapiens приобщался к таинству возникнования тепла и энергии. Конечно, огонь можно было увидеть с дежурного вертолета, но об эом уже совсем не хотелось думать...
Под утро приснились сестренки,огород и родители в нем, почему-то собирающие смородину. А его не было с ними, и мать звала его из дому, махала рукой, приглашая присоединиться к работе, сердилась его медлительности. Он хотел побежать к ним, обнять мать, прижаться к ее грубым, изработанным рукам, но какая-то сетка путалась в ногах и не давала шагнуть и шагу.
В чистом прозрачном воздухе зазвенели церковные колокола, Василь очнулся. Костер погас, мягкие лучи по-утреннему лимонного солнца гладили старую кладку стен. Итак, надо жить дальше, ничего еще не окончено, и вся прожитая жизнь, явившаяся ночью - только прошлое, а в прошлом уже ничего не будет таким, каким покинул его Василь. Да и сам он не может вернуться ни в детство, ни в юность: туда нет дороги живущим на земле, а можно только помнить, помнить и иногда посещать во сне.
9
В воскресенье вечером гости уехали восвояси, увозя похмельные головы и хорошее настроение. Оба мечтали заработать на чужбине денег. Купить маленькие автобусики и уже никогда не покидать своих семей, добывая деньги транспортными перевозками. Старшой не вышел их проводить. Он пролежал весь день на матрасе, почесывая левую сторону и жалуясь на духоту. Сначала вдруг вздумал бузить: стал жалобно стонать и требовать врача. На что все четверо дружно отвечали:
-Ты больной, но не на голову. Должен соображать!.. Какого тебе врача? Где твоя виза? Где медицинская страховка? Хочешь, чтоб тебя полиция к украинским врачам выслала? Стыдись, ты ж нас всех подставлешь! А может, ты по тюрьме соскучился? Там кормят, одевают, лечат. Опыт у тебя есть, посетишь прежние места, может знакомых тюремщиков встретишь.
Ярослав, дурачась, протяжно запел: "По пыльной дороге, закованный в цепи, закованный в цепи, преступник шагал..." Старшой прислушался к словам старой народной песни и перестал стонать. Потом он согласился принять стопку для поддержания упавшего зоровья. Но сидеть за столом долго не мог - томился и посиневшими губами отпускал шуточки:
-Похоже, Мямля, замена тебе есть. Давай, складывай монатки, езжай домой, я буду теперь матрасы давить. Два бездельника они не выдюжат.
Уснули рано, утомившись от выходного дня сильнее, чем от рабочего.
Назавтра профессор не появился. Василь штукатурил стены и поглядывал на часы. Обеденное время давно прошло, а во всем доме стояла странная тишина. Утром библиотеку Василь открывал сам: у него был входной ключ со стороны сада. Но где же хозяева? Работать одному было скучно, и украинец пожалел, что не попросил радио у профессора. Вдруг он услышал шум мотора: "Мерсодес" остановился у крыльца, хлопнула дверца. Уже через минуту белобрысая хозяйка стояла в проеме двери. Без проволочек она бросила ключи на пол, быстро подошла к Василю и прижалась всем своим упругим телом к грязному, забрызганному штукатуркой, комбинезону. Сильные, полные руки обвили тело обмершего Василя, а губы впились в него, казалось, доставая нутро. От такого напора Василь не удержал равновесия и влип спиной в раствор штукатурки, за минуту до этого намазанную на стену.
-Jttzt bist du mein Schaz, - задыхаясь, властно шептала профессорша. -Mein Mann - Weg. Weg!.. -Она помахала на дорогу рукой. -Nach BrЭssel, Justizstminar ! -односложно, чтобы быть понятой, объясняла она.