Аннотация: Пронзительно-милый рассказ о том, чего хотелось достигнуть, что гнетет и от чего приходится отказываться...
Пыль
Альбина Михайловна... Как давно это имя и отчество ему пришлось заучивать, чтобы, переходя в новую школу, не выделяться среди других незнанием того, как зовут их классную. Говорили, что она действительно была классная, причем во всех отношениях. Во-первых, она была намного моложе других учителей в школе, что заочно увеличивало ее шансы понравиться. Во-вторых, одевалась модно и со вкусом, не то, что пожилые классные дамы с пучками и неизменным строгим и сухим видом.
Говорят, она обладала прекрасным чувством юмора, которое позволяло ей справляться с дисциплиной гораздо эффективнее старых дедовских методов вроде поднятия крика или нервного постукивания чем-нибудь по столу.
Одним словом, Альбина Михайловна представлялась ему, семнадцатилетнему парню, идеалом учителя. Такой она и оказалась, хотя сказать так, значило, по крайней мере, немного солгать. Альбина Михайловна оказалась просто неподражаемой.
Всегда веселая, ровная со всеми, никогда не переходящая на повышенные тона, дружелюбная и понимающая, - она была их помощником и другом в течение всей школьной жизни. На переменах они бегали к ней спросить совета или просто поболтать, как болтают с человеком, с которым приятно и легко общаться...
Давно, очень давно это было. Лет десять назад. Да, все верно - десять. Ему, преуспевающему предпринимателю, скоро будет двадцать восемь, а сколько же ей? Лет тридцать, наверное? Кажется, она говорила, что пошла в школу с шести лет, а после окончания в тот же год поступила в педагогический, хотя с таким личиком и милым характером работать ей где-нибудь секретарем, а не в сложной и трудной сфере образования, да еще с такими непростыми детьми как сейчас.
Альбина Михайловна... Он допил крепкий кофе с молоком и поставил чашку на столик. С чего он вдруг вспомнил о школе, о ней? Неспроста все это.
Лесницкий встал из-за стола в кафе, расплатился и вышел на улицу, где уже во всю цвела весна со всеми ароматами и тонкими запахами, присущими только ей. Он закрыл на мгновение глаза, пытаясь забыть о хорошеньком личике с мягкими, пухлыми губками, за которыми он любил смотреть во время уроков, когда Альбина Михайловна что-то увлеченно говорила.
Боже, какие это все глупости! Лесницкий усмехнулся, расстегивая верхние пуговицы рубашки. Бывает же такое - что-то вспомнится и никак не отпускает. "Надо начать думать о чем-то другом" - решил он, сворачивая за угол здания и продолжая свой путь до места работы. У него был обеденный перерыв, и он заглянул в кафе, где обычно проводил эту часть дня.
Итак, надо думать о чем-то другом. Или о ком-то. Да! Сегодня вечером обещала заехать Катя, его преданная и скромная девушка с огромными глазами, в которых светится преданность и отчаянное желание понравиться и угодить. Приятно, конечно, но все же не то, что всегда хотелось.
Лесницкий печально вздохнул и посмотрел по сторонам: прохожие в привычной суете сновали кто куда, машины блестели в полуденном солнце, сигналя друг другу и не желая уступать. Все как всегда в таком огромном и холодном городе, как Москва.
И еще была пыль. Очень много пыли. Так много, что от нее часто хотелось чихать. Наверное, ее никогда не убирают, или убирают медленнее, чем она появляется.
Лесницкий миновал очередной поворот, продолжая думать сразу обо всем: о школе, о Кате, о пыли, об Альбине Михайловне. Мысли его так тесно переплелись, что он уже не контролировал их и позволил им течь свободно и непринужденно.
Он внезапно поднял голову, словно что-то вдруг толкнуло его в спину и заставило вырваться из круга собственных размышлений. Подозрительно знакомая фигура, лицо, мягкие пухлые губы... Неужели она? Странно, ему, человеку, не верящему в материализацию мыслей, на себе пришлось испытать это явление. Это действительно была его классная.
Она прошла мимо, не узнав его, и только в последнее мгновение ее темные брови удивленно приподнялись. Лесницкий обернулся, как обожженный.
- Альбина Михайловна... - непроизвольно вырвалось у него.
Она улыбалась той улыбкой, которую все любили - притягательной и располагающей. За десять лет она не только не утратила своего обаяния, но и приобрела нечто такое, что приковывало взгляд и не позволяло оторваться.
- Альбина Михайловна, - как заезженная пластинка повторил Лесницкий, сам не понимая, почему он стоит посреди улицы с раскрытым от удивления ртом и смотрит во все глаза на эту красивую женщину.
- Дима? - она улыбнулась снова. - Как неожиданно... Ты откуда?
- Да я работаю неподалеку, шел из кафе и вот... увидел вас. Как вы, Альбина Михайловна? Все еще учите таких же балбесов, какими были мы?
Она усмехнулась и покачала головой, взмахнув темными кудрями, заискрившимися на солнце.
- Нет, я уже не в школе. Вышла замуж и перевелась на другое место работы - к супругу на фирму.
Лесницкому почему-то стало грустно. Густая пыль у кромки асфальтовой дорожки завертелась клубочком и легла ровным слоем на новенькие туфельки Альбины Михайловны. Она по-детски вскрикнула и надула губки.
- Досадно, - только и проговорила она.
- Вы не торопитесь, Альбина Михайловна? - он обращался к ней так же, как и десять лет назад, хотя разница в четыре года в этом возрасте была уже не столь существенна.
- Да нет, - она легонько склонила голову к плечу, ни чуть не кокетничая, а по старой привычке. Это снова всколыхнуло воспоминания, которые настойчиво бились в сердце Лесницкого.
- Давайте посидим где-нибудь? - предложил он.
- А вы разве не шли на работу?
Он махнул рукой. Они отправились в то кафе, откуда он вышел с мыслями о школе, сели за столик и стали просто болтать как когда-то, когда он с одноклассниками прибегал к ней в кабинет на перемене, желая поделиться впечатлениями или спросить совета. Она слушала его внимательно и вдумчиво, по-женски вкрадчиво, и не была ни капли похожа на преданную и услужливую Катю, что ждала его вечером.
Не дождалась...
Альбина Михайловна привела Лесницкого к себе домой, познакомила с мужем, что несколько удивило обоих мужчин. Они пили чай на недавно отремонтированной и сияющей чистотой кухне и беседовали с таким дружелюбием и свободой, словно были знакомы давным-давно, и наконец-то увиделись.
Лесницкий ушел подавленный и разбитый, чувствуя огромную тяжесть в душе и какую-то горечь смутных желаний, которые не нашли своей реализации.
* * *
- Я всю ночь не спала, Дима, - всхлипнула она на другом конце провода.
- Катя... - Лесницкий провел рукой по волосам, думая, что ей ответить. - Прости меня, Катюш...
- За что? Я не понимаю тебя.
- Прости меня, что не могу оправдать твоих надежд и скажу сейчас то, от чего тебе будет больно, - он сделал паузу, мучаясь от ее всхлипываний, грозивших перейти в рыдания. - Нам пора разойтись. Правда пора.
Она умолкла, очевидно, зажав рот рукой, и минуту не отвечала на его слова. Потом Лесницкий услышал ее дрожащий, полный горечи голос:
- Зачем ты так?
Он не знал, что сказать.
- Так надо, Катюш. По-другому не получится. Мы не увидимся больше.
- Пыль... - прошептала она вдруг.
- Что? - не понял он.
- Пыль, - повторила она. - Слишком много было между нами пыли, Дима.
- Быть может.
Она сказала что-то еще, но он не слышал, вспомнив о том, как вчера пыль клубочком легка на туфли Альбины. Как забавно это получилось, как забавно она при этом надула губки, обидевшись.
Катя больше не звонила и не появлялась, хотя от нее это можно было ожидать. Лесницкий постепенно забыл о ней, о ее преданно раскрытых глазах и вечном желании угодить, о том, что она в течение пяти лет была в его жизни.
Он приходил к Альбине Михайловне и ее супругу два-три раза в неделю, пил чай на кухне, беседовал, смеялся и шутил, но каждый раз уходил с тяжелым сердцем и в дурном расположении духа. Возвращаясь домой, он ложился в холодную постель, выпив изрядное количество спиртного, закрывал глаза и вспоминал, как когда-то в школе следил за ее хорошеньким личиком и мягкими пухлыми губками.
От своих знакомых Лесницкий узнал, что Катя уехала во Францию, где стала работать в одной из крупных косметических фирм. Она до конца жизни жила одна, на старости лет обзаведясь большим черным лабрадором.
В свои семьдесят три года Лесницкий много добился в сфере предпринимательства, у него было все, что нужно для спокойной и размеренной жизни. Хотя сказать так, значило, по крайней мере, немного солгать. У него не было ее - Альбины Михайловны, его классной.
Ее супруг скончался, когда ей было пятьдесят. Лесницкого это событие, несмотря на всю его трагичность, обрадовало, но его желания, мучившие своей нереализованностью, так и остались в этом состоянии, причиняя постоянную боль.