Шагина Ольга Сергеевна : другие произведения.

Диктат

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Диктат.
   Комната пропитана солнцем. Золотая пыль висит в воздухе. Золото. Тепло. Мед. Воздух сладкий. И такой же вязкий. Любое движение длится и длится, увязая в этом воздухе и свете. Так что двигаться совсем не хочется. Нет смысла.
   Подоконник теплый и тоже золотистый - этим "медом" намазанный. Я будто приклеилась к нему - не могу встать. Как муха. Лениво болтаю ногой, свесив ее за окно. Играю в одну и ту же игру, которая никогда, наверное, мне не надоест - медленно свешиваюсь за окно, держась за подоконник двумя пальцами левой руки, и так же медленно ко мне приближается земля. Этот фокус не перестает меня забавлять. Мы сидим в квартире на 16-м этаже. Если смотреть в окно, стоя в двух шагах от подоконника, то все за окном выглядит именно так, как должен выглядеть пейзаж с высоты 16-го этажа. Подходишь ближе - высота уменьшается, садишься на подоконник - и будто до газона под окном всего 5-7 метров. А если высунуться из окна по пояс до земли остается от силы полметра. Вывалиться из окна 16-го этажа этого дома то же, что спрыгнуть со скамейки в парке, даже ног не отобьешь. Проверяла. Думаю, каждый хоть раз да проверил. Очень удобно. Очень безопасно. Мы бы до такого никогда не додумались.
   Государство заботится о своей собственности, коей являются все жители входящих в него территорий, не только граждане.
   Думать тяжело, мысли вязнут в этом янтарном желе, по ошибке называемым солнечным светом. А думать надо. Надо решить. Надо рассчитать.
   - Ну, успеем или нет? - Джин спрашивает раз уже, наверное, в сотый. Ему просто лень думать самому, он ждет, что это сделаю я. Как ему все это представляется, как мед или по другому. Может, как смола, а мысли это насекомые в янтаре, не муравьи, а так, что-нибудь бесполезное и даже вредное, комары, например. А может, желе, клубничное, малиновое, банановое, колышущееся, подтаивающее или вообще студень с желтыми кружками жира, заливное с аккуратными островками морковки, в каждой порции по три кружочка ... А может вовсе ему ничего не кажется, он и говорит-то уже с трудом - лень слова до конца произносить, и начало тоже лень иногда... Так о чем он там?
   - Мггг, - отвечаю ему, даже не смотря в его сторону. Джин - это прозвище, как этого парня зовут на самом деле, я не помню, да и не знала никогда. Зачем? Ви (первая буква ее имени, кажется, лень запоминать имя целиком) рисует на стене веселые мордашки. Ну, ей они кажутся веселыми, а по мне так туповаты. Вполне может быть, что рисует она нас троих.
  -- Денег снять по любому успеем. И в маркет смотаться, если превысим скорость. А вот до дома никак, - сообщает Джин.
   Верно. Все так. Отпущенных двух часов "свободного передвижения по городу" никак не хватает. Денег при себе у нас нет. Есть молодежное пособие на пластиковой карте. И у меня, и у Джина, и у Ви. Но снять деньги с молодежной карты можно только в одном банкомате. А он на другом конце города. Отсюда ехать на моей машине полчаса, если я за рулем, а если Джин, то дольше, но кто ж ему разрешит за руль садиться, и так..... Стоп, отвлекаюсь. Снять деньги, а потом можно в маркет, брать пиво, еды побольше, так еще мелочи разной, чтоб дольше и веселее. До маркета от банкомата еще 50-60 минут с превышением дозволенной скорости... А потом надо будет вернуться домой. И с третьим сигналом уже сидеть в квартире. Никак не успеваем. Никак.
   - У родителей, - глухо отзывается Ви, не оборачиваясь. Джин недоуменно приподнимает бровь. Ви этого, конечно, не видит и ничего не поясняет. Джин догадывается сам.
   - Точно, есть банкомат в двух кварталах от дома моих предков. Можно одолжить денег у них. Снимут со своей карты. Мы возьмем и до маркета там ближе. А я им со своей кину в другой раз.
   - Ты сколько раз уже деньги снимал?
   - Не помню. Раз 7 за месяц.
   - Плохо. Слишком часто. Больше нельзя. Надо подождать месяца два...
   - Так я и не буду. Предки снимут свои.
   - Все равно не успеем добраться до дома, - Я чувствую, что сегодня лучше никуда не выходить. Никак не могу объяснить почему, просто такое чувство.
   Сейчас светло, солнечно. Очень тихо. Сейчас все сидят по домам, таким же как наш. Сидят и ждут. Ждут вечера, когда на целых два часа можно будет покинуть жилища и погулять. Хотя, конечно, просто так никто не гуляет. В основном все идут снимать деньги, а потом в маркет. Денег у всех хватает. Главное, соблюдать осторожность и не снимать слишком много за раз или слишком часто. Иначе станет невыгодно тебя содержать. И за тобой придут. Ведь реально пользы от нас мало. Только как от потребителей бесконечных товаров. Поэтому и повторяться в выборе не рекомендуется.
   В маркете нет корзин и брать со стеллажей ничего нельзя. Ходишь, смотришь, выбираешь. Потом подходишь к "кассиру" и, четко и быстро, без запинки называешь перечень того, что желаешь взять. Даешь деньги. "Кассир" решает, насколько тебе все это действительно необходимо и правит список. Выбивает чек и список товаров, получить их можно у специального окна в другом конце здания. Если ты постоянно требуешь то, что тебе на самом деле не нужно или больше, чем нужно, то вскоре денег на счету не будет. Ты лишаешься пособия. Потому что не соизмеряешь потребности с возможностями, и тратишь средства как свои. А они даны государством. Транжирить деньги государства не рекомендуется. И все. Кормить тебя никто не будет. Можно, конечно, но никто так не поступает. Это почти то же самое, как тратить впустую. Это подозрительно. Мои списки всего два раза правили.
   Так что на маркет тоже требуется потратить сколько-то времени. Не успеваем.
   А мы втроем пока аккуратны. Вообще-то у Ви и Джина есть свои квартиры, но они часто остаются у меня. Тогда не надо будет тратить драгоценное время на дорогу друг к другу. Через несколько дней мы переместимся в квартиру Ви, потом к Джину, потом вернемся ко мне. Никто не хочет оставаться один. Это подозрительно. Ведь установлено, что человеку необходимо общество себе подобных. Каждый предпочитает находить себе подобных. А мы подобны друг другу в какой-то степени. По меньшей мере, мы друг другу не мешаем.
   Джин устал ждать моего ответа. От нечего делать он сшиб пустую бутылку с баяна. Та гулко звеня покатилась в дальний угол. Есть где бутылкам покататься. Места много. Комната только одна, зато большая. Или так кажется, потому что в ней почти нет мебели.
   Посреди комнаты стоит баян - старинный музыкальный инструмент. Я не умею на нем играть. Да и пожалуй никто из тех, кого я знаю. Музыка - это не для таких, как мы. Она для богов или для наших "хозяев". Поэтому баян используется как стол или тумбочка, вот сейчас на него облокачивается Джин. У дальней стены - стеллаж закрытый роль-дверью, обтянутой бумагой. Там лежат футоны. Очень удобно. Еще там лежат пара джинс, рубашка и мокасины - на смену, у Ви и Джина тоже есть, в рюкзаках. Комплект на полгода. Действительно удобно. Ушла в небытие вторая женская проблема "носить нечего". И даже выбирать не надо. На дом приносят.
   Если мы не используем свои два часа как положено, вечером и весь следующий день нечем будет заняться - еды нет, и пить тоже нечего. А Ви, наверное, надо еще и лекарство, а то у нее уже и так руки дрожать начали без дозы. Придется ей показывать свою синюю пластиковую карту, без нее таблеток не дадут. А дома мы их слегка "поплавим" над зажигалкой и они приобретут совершенно магические свойства... Надо ехать.
  
   .......Успеваем. Почти успеваем. Я втапливаю педаль газа в пол машины. Джин и Ви на заднем сиденье вцепились друг в друга - да, я еду очень быстро. А что вы хотели? Иначе никак не успеть. Осталось пять минут из отведенных нам двух часов. Два часа - это очень долго, если сидеть на подоконнике и ждать.
   Это так мало. Я внимательно смотрю на дорогу. Пока автострада пуста (все уже разобрались с делами и сидят по домам) ехать легко и кажется, что я контролирую ситуацию. Я могу справиться с машиной на такой скорости на мокрой после помывки дороге. Это только так кажется. Вот впереди мелькнуло пятнышко фары. Я моргнула - секунда и это пятнышко - полицейский на мотоцикле.
   Поворот и машина слетает с дороги, переворачиваясь в воздухе, магнитные панели вдоль дороги бережно подхватывают ее своим полем и медленно, нежно опускают на землю. Как спящего ребенка. Никто не пострадает в такой аварии. Даже если захочет. Полицейский знает это и даже не притормозит посмотреть на нарушителей. Хотя должен бы. Значит, у него есть другие дела, которые он не может отложить в связи с внештатным нарушением. Предполагается, что нарушители сами дождутся следующего патрульного. Потому что к вечерней поверке мы все равно не успеваем. Не успели.
   Зато мне удалось сохранить наши жизни - мы не столкнулись с полицейским, он не пострадал. Ви и Джин выбираются из машины, тряся головами и пугливо озираясь. Они так смешно выглядят, когда испуганы. Страх вообще делает людей смешными, нелепыми, для тех кто наблюдает. Это, конечно, не моя мысль, я услышала изречение от учителя на Майском Благодарении. Еще он сказал, что наблюдающему (или созерцающему, не помню) открыто многое.
   А я именно наблюдаю. Меня в машине нет. При повороте и от резкого торможения меня выкинуло через лобовое стекло - вот что значит пренебречь ремнем безопасности. Я лежу на полотне дороги, чувствуя щекой теплое влажное покрытие. Магнитное поле меня зацепило чуть-чуть, достаточно, чтобы не разбить голову о дорогу. Но вот все остальное. Прихожу в себя. Боль. Боль! Бол-л-ль!!!!!
   Джин вкалывает мне что-то из аптечки. И вот уже снова получается дышать и видеть. Еще минута и боль прошла. Чудесно. С трудом поднимаюсь. Ноги дрожат и отказываются держать тело без другой опоры. Все вроде цело. Кроме правой руки. Правая рука сломана.
   Боли нет совсем, но понять, что рука сломана можно, потому что кость предплечья торчит наружу и кровь все еще идет. Что мы натворили!
   Джин и Ви смотрят на меня с ужасом. Ужас, в отличие от страха, совсем не забавен и не смешон. Особенно, если ты его разделяешь. И я в ужасе. С таким переломом самостоятельно не справиться. Придется ехать в госпиталь. И ехать сейчас. А это очень-очень плохо.
   Раз - мы находились вне дома в неположенное время, два - превысили скорость... хорошо, я превысила скорость, очень превысила...., три - моему телу нанесен ущерб. А мое тело мне не принадлежит. Я все время об этом забываю. А если я останусь калекой?
   Ноги совсем отказались меня держать. Пришлось присесть на обочину. Джин и Ви подняли меня и подтащили к машине. Правильно. Если мы приедем в госпиталь, то это плохо. А если они привезут меня в госпиталь.... это тоже плохо. Но только для меня. Я их прекрасно понимаю. Вечер не удался, можно сказать.
  -- Делаем так, чтоб всем было хорошо, - говорю я, а внутри все сжимается от ужаса. - Я пойду к дверям госпиталя, а вы вдвоем пойдете вон к тому патрульному. Сообщите ему о преступлении - "порча государственного биологического имущества как следствие преступной халатности" вроде по статье подойдет. Скажете, что пытались отговорить меня и остановить, но у вас ничего не вышло. Сели со мной в машину, чтобы проследить, что я не причиню себе вреда, но не смогли справиться с ситуацией. В общем, валите все на меня, но в разумных пределах. И еще, говорить начнете, когда я уже буду открывать дверь. За мной он туда не пойдет, ему не положено, раз у него форма синяя, а увидеть увидит. Поняли?
   Джин вяло кивнул и потащил Ви к патрульному. Хорошо идут, не торопясь, но лица уже сводит судорогой почтения и желания во всем признаться. Теперь действую я.
   Шансов выкрутиться совсем немного. Прямо скажем меньше, чем один, но все же.
   Первое - это не регистрироваться. Время позднее, может, у стойки регистрации никого не будет, и я незаметно проскользну на лестницу. Если зарегистрируют, то все.... Может и лечить даже не станут, если поймут, что рука не восстановится до конца. Я не представляю особой ценности - у меня нет полезных талантов или умений, так что технологии и лекарства на меня тратить не станут. Бешеных псов пристреливают, а я даже не бешенная, а так, мелкая нарушительница. И не пес вовсе. И уже два раза была замечена. Только задержать не успели, потому что... Ш-ш-ш, все внимание сосредоточить на проблеме, никаких лишних мыслей.
   Стеклянная дверь подпихнула меня под зад, скользкий пол, осторожно. Не смотреть, не смотреть по сторонам, только себе под ноги. Народу много, все суетятся и шумят, где-то что-то случилось, привезли раненых патрульных. Замечательно! Даже дыхание перехватило от такой удачи! Очень хорошо, до меня никому дела нет и не будет. Мышью, покорной тенью мимо и за угол, а там выход на лестницу.
   Второе - в этом госпитале есть врач, из местных, отмечен за особые заслуги перед Государством, но ничего так мужик, свой. Говорят, он может помочь, никуда не сообщая. Только бы найти его. Должно быть, хороший врач, раз его здесь держат. Ну да, мы ведь иногда и болеем...
   Лестница длинная, странная. Долго по ней подниматься, расположена под углом в 30 градусов, ну или около того, поэтому чтобы подняться высоко, пришлось сделать пролеты очень длинными, 100, 102, 108 ступенек...Уф! Действие обезболивающего уже заканчивается. Приходится держать руку, чтобы кость не ходила туда-сюда. Смотреть на свою руку я боюсь, дурно делается. В моей аптечке даже бинтов не было.... Пришлось отдать тем, кто в них нуждался. А новых в маркете не достанешь, нельзя, ведь не поступало заявления о ранении или чем-то подобном. Аптечка пополняется раз в полгода с разрешения медпатруля. Чтобы получить разрешение, необходимо своевременно отчитаться как, куда и в связи с чем были израсходованы медикаменты и перевязочный материал. Отчет у меня составить не получилось, очень уж подозрительно выходило. Смахивало на сказку.
   Голоса.... надо мной зазвучали голоса. Кровь (та, что во мне еще осталась) прилила к лицу. Быстрей, свернуть в коридор. Что это за этаж? Пропустила табличку. Ничего, надо дойти до конца коридора, свернуть направо и там будет еще один выход на лестницу.
   В полутемном коридоре дети. Не маленькие, а подростки. Кажутся одинаковыми в своих серых больничных робах..., т.е., пижамах. На щеках у них номера. По ним с помощью специального прибора считывают историю болезни или что-то в этом роде. Дети смотрят на меня безо всякого интереса, кто сидит на корточках, кто полулежит на полу, привалившись к стене. Вялые разговоры, тусклые голоса. Тороплюсь мимо, наступаю на руки-ноги, извиняюсь, они даже не отдергивают отдавленные конечности. Болеют, наверное. Ну, да, мы же в госпитале. А в коридоре они, потому что палат не хватает. Или просто они так гуляют. Эти дети наши, местные. Мне нет до них дела. Зря в госпиталь не сдадут. Сюда попадают хилые, неосторожные, недисциплинированные, опасные, и совсем никчемные...вроде меня. Почти калеки...
   Эти дети может и больные, но совсем не глупые. Кто-то из них все-таки поднялся с пола и нажал кнопку экстренного вызова на стене. Кнопка используется, если кому-то срочно нужна помощь. А еще чаще она используется, если замечен кто-то чужой. Кто-то, кому здесь не положено находится. Кто-то вроде меня.
   Молодцы. Среагировали.
   Только что мне теперь делать?
   Иду так быстро, как это возможно. Боль тонкими ложноножками захлестывает руку, плечо, шею, добирается до затылка - каждое такое "щупальце" раз за разом заходит все дальше, проверяя: "Больно ли те, девица, больно ли те, красная?"
   Больно. Очень.
   Бежать нельзя. Под потолком есть датчики, реагирующие на движение. По бегущим стреляют парализующим лучом. Да и не могу я бежать.
   Нет никаких сирен, не мигают лампы под потолком и на стенах, никакой суеты. Я слышу лишь собственное прерывающееся дыхание. Да, что уж там, пыхтение...
   Если бы только знать, где кабинет того доктора.
   Но я не знаю. И скоро мне станет все равно. Минут через пять, когда действие обезболивающего сойдет на нет. И я начну скулить, нянча увечную руку, тем самым, причиняя еще больше вреда, а потом буду выть, потом кричать. А потом меня найдут санитары. Если раньше куда-нибудь не...
   Обтирая угол, вываливаюсь за поворот - никого. Дверь. Всем телом наваливаюсь на нее, почти падаю внутрь - нет.... Лестницы нет. Это зал отдыха.
   Мягкий пол, кресла, валяются журналы. Валяются именно в том порядке, как их разложил дизайнер. Читать или просто трогать эти журналы нельзя. Здесь почти ничего трогать нельзя. Разве что в креслах разрешается сидеть. Персоналу. Но уж никак не мне.
   Легкий звук - жужжание. Задираю голову вверх, слезящиеся от боли глаза различают пятнышко камеры...
   Обжигает чувство стыда. Что я делаю здесь?! Я, ничтожество, скотина грязная, в этой святой стерильной комнате для отдыха высших существ.... И, подтверждая мои слова, на мягкий белый ковер с моего рваного страшного рукава срываются несколько капель крови. Уродливых, бурых, грязных капель.
   Снова пошла кровь. Не фонтаном, не ручьем, а так, мелкими струйками. Обломок кости прорвал кожу еще в одном месте и успел изрядно почернеть.
   - !
   Слышу приказ. Оборачиваюсь медленно. За моей спиной у двери стоят три охранницы. Это выше, чем патрульные. Какая честь... Только теперь мне ясно - из этой передряги я не выкручусь.
   Милые девочки в форме одной из высших школ охранного мастерства. Возможно, они дочери влиятельных особ, проходящие "полевую практику" без которой им нельзя делать карьеру дальше. Красивые, юные и беспощадные. У них внутри повернули выключатель на максимум, отметя все умеренное и обыденное, полный контроль. Им можно позволить многое за один только их ангельский вид. Бессмертные.
   У меня когда-то была кукла, похожая на них.
   Смотрят ласково. Любому понятно, что мне некуда деться. Они хотят поиграть.
   Мне как всегда не везет. Игры - это долго и тяжело. Но я не буду просить. Теперь я кукла.
   Словно моя Катенька, так звали куклу, выросла и растроилась, а теперь предлагает мне сыграть в те же игры, которым я подвергала ее. И просить прощения - дурной тон.
   На стенах комнаты - экраны. Показывают мультфильмы. На одном экране носатый волк в майке и трико пакостит зайцу, но у него не получается. На другом мышонок с гитарой стоит на пеньке и поет что-то, дальше муравей рассматривает с березы весь свой огромной местный мир, заходит солнце. Все они что-то говорят, поют, смеются, шепчут....только не моем языке. И это не правильно. Раньше было по-другому. И даже помню, как было раньше. Ничто не выбило, не высосало из меня эту память. Не заплыло жиром от дармовой жратвы, не снесло крышу (ну, разве что немного) от их зелья. Все-таки правила довольно строгие... Я помню, что мы жили и без них. Жили по своему. Не могу сказать, что легко.
   И они это знают. Они понимающе улыбаются мне.
   Нет, они не боги. Просто они стоят по другую сторону. Не могу сказать, что им легче. Это тупой увечной скотине, вроде меня не надо работать, а можно жить на те средства, что дает их Режим. Главное, не совершать ошибок, как делаю я. Или мне следует говорить о себе в прошлом? Следует. Я давно уже в прошлом. Как все мы, обитатели этого континента. Наши гости тоже в прошлом. Теперь они хозяева. И им надо трудиться не покладая рук, чтобы справиться с таким стадом. И еще усерднее им надо трудиться, чтобы не слиться с этим стадом.
   Нет, они не боги. Они обжигают горшки. Потому что мы это делать разучились.
   Две замыкающих, улыбаясь, вытянули из ножен мечи.
   Легко не будет. И быстро тоже. А я гляжу на волка, на зеленого крокодила с гармошкой и на непонятного ушастого зверя, с которым он дружен. Где-то здесь должно быть окно.
   Оно загорожено экраном. Вспомнить бы как эта стена выглядит снаружи...
   Глупо даже пытаться. Ничего я вспомнить не могу. Нечем.... Здесь надо бы рассмеяться. Но впору загрустить, потому что так и есть на самом деле.
   Замыкающие начинают вращать мечами, будто у них стальные вееры в руках. Но главный удар нанесут не они. Смотрю на первую, по цвету рукавов можно определить в ней выпускницу высшей школы - она главная. Ей и голову рубить. А эти две помладше просто искромсают тело, рассекут на мелкие ленточки, живьем в три приема снимут кожу, как кожуру с апельсина, но умереть не дадут. Это, должно быть, весело....
   Пожалуй, испорчу им веселье. У меня всегда был скверный характер. И я привыкла, что с куклами играю я, а не наоборот. Можно бы было бояться, если бы они не были такими игрушечно милыми, сошедшими с экранов. А ведь они так не выглядят на самом деле, это просто маски для нас, чтоб нам было легче принять их. Почему же мы так боимся?
   Не отводя глаз от троицы, делаю несколько шагов назад, пачкая кровью ковер. Отпускаю бесполезную руку, пусть себе болтается, может, сойдет за крыло.
   Крайняя справа, кажется, разгадала мои намерения. Сузив глаза, она быстро сократила расстояние между нами. И именно в этот момент я изо всех сил откинулась назад, затылком разбивая экран, надеясь, что за ним нет стены.
   Стены не было. Я почувствовала, что падаю, падаю вниз, за спиной ничего нет. И мне стало страшно. Триумфа не получилось. Скривилась в судороге, здоровая рука начала хватать воздух. Схватила. Пояс той самой, подбежавшей ко мне.
   Мы упали вместе. Падать было высоко. И стало понятно.
   Они не боги. Ее глаза стали круглыми и блестящими как латунные пуговицы. Рот изломался криком, лицо повело гримасой. Она завизжала! Страх. Это смешно. Я успела улыбнуться в ее круглые глаза, она умерла еще до того, как ударилась о землю. Некрасиво.
   Но я теперь знаю, они не боги, как нам говорили. Они даже не бессмертны. И они боятся.
   А это смешно. Почему мы не смеемся?
  
  

Кристалл, хранящий сознание данной личности, можно взять для проведения лабораторной работы в кабинете Тактики Отношений Эпохи Смирения. Вынос кристалла с территории Высшей школы, а так же его использование в не учебных целях строго не рекомендуется.

  
  
  
  
  
  
   6
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"