Кашляет... Слишком долго вчера на реке просидела, много разных трав сожгла, - теперь кашляет. Жгла черные ветви, из которых последнюю лодку плетут, и синие цветы, которые вместо глаз мертвым кладут. Дым от черных веток вонючий, жабьим мясом пахнет, мертвой рыбой, тяжело им дышать.
Снова кашляет, перхает, за грудь хватается. Трудно ей, старая. Может, ее тень на наш берег раньше придет? Доедят Кан сырость и сумерки лесные, не успеет моей тени дозваться...
Ножом по рыбьей голове - ррраз, по брюху - два, потроха выдернуть - три, рыбу в одно корыто, потроха в другое, хорошо работаю, ловко. Смотри-смотри, все равно не собьешь. Голову - ррраз, по брюху... ах, донница, скользкая рыба, жирная, так и вьется, выпрыгнула из рук, как живая.
- И ничего-то ты не умеешь... Всему учить надо, - говорит Кан. Отбирает нож, кряхтит, донницу с полу поднимает, по брюху - ррраз... Руки слабые, птичьи, давно уже рыбу чистить не могут.
- Хорошо, мама, хорошо, - говорю. Рукам холодно, щекам горячо. Все-таки сбила, все-таки показала, кто здесь главный. Да и ловкости во мне мало осталось, ведь Кан мою тень давно уже зовет. Та, наверное, к самому берегу подобралась, полощется над зеленой водой, в тине путается...
Скорей бы уж Кобард с реки пришел, новой рыбы принес. От Кан меня не защитит, и не сможет, и не захочет, а все равно - при нем как-то полегче... Иногда думаю - поправить бы родительский дом, гниль выкурить, крышу переложить - будет, куда уйти. И одна проживу как-нибудь. Да только не смогу я без Кобарда.... Вроде и муж он мне - а как отец, и научит, и расскажет, и поможет. Большой он и сильный, хоть и старый, за ним ото всех спрятаться можно - только от Кан не спрячешься...
Кобард
Сеть надо так поставить, чтобы в нее с того берега ничего не прибило, а то беды не оберешься. Кто знает, что выйдет, если у теней рыбу отнять?
Через реку стараюсь не смотреть - страшно. Да и кому не страшно? Тихо там, ни птиц, ни зверя, стрекоза и та не пролетит. Деревья огромные, вроде как и наши, а все во мху - стволы во мху, с ветвей лишаи свисают, как стариковы бороды, и отсюда видно, какой все склизкое, мокрое. И всегда там туман вьется, то дальше от реки, то ближе, щупальца тянет. А в тумане - они... тени. Смотрят, ждут свое время. Глянешь иногда - а от тумана клочок оторвался, застрял в корнях над самой водой. Сердце удар пропускает - чья тень к нам на берег просится? Моя? Мамина? Соседа?
Эх, да лучше не думать, сеть поставил - и пошел, нечего человеку на реке болтаться, на дальний берег смотреть. Только за рыбой и хожу. Одному тяжело. Когда дышит кто-нибудь рядом, водой плещет, словами сыпет, тишину глухую разгоняет - на туман и не смотришь. Было время - Личи помогала мне сети ставить, рыбу выбирать, да однажды взглянула на тот берег - и в плаче зашлась. Показалось, что ее тень воду пробует... Я успокаивать - рано еще ее тени к нам, молодая у меня Личи, здоровая, жизни полная грудь, не то что мы с мамой... А Личи все плачет. Твоя мать, говорит, мою тень зовет. Уже близко, говорит, уже жизнь из меня уходит, скоро мне на тот берег идти, а тени - на этот.
Глупая какая. Где ж это видано, чтобы человек стал тень зазывать? Да зачем моей маме смерти Личиной желать? Она же ее любит, в дом взяла, когда другие носы воротили. Личи моя в ветреный день родилась, опасный, соленый, в такие дни чужими местами, никем не виданными, в лесу пахнет. Ветер ей в голову попал, да так и застрял. Вроде смотришь - девушка как девушка, а как глазами сверкнет, так и видно - не наша она, не лесная, душа ее к простору привыкла.
Да что говорить... на это и попался. На волосы ее черные, волнующиеся, - как будто ветер из головы выбирается и кудрями играет. На глаза, вдаль смотрящие. На смех громкий, в лесу не тающий. На силу игривую, ловкую, как будто кругом - не буреломы с болотами, а травы, по которым бежать да бежать...
Попался. Привел в дом. Мать на коленях умолял, чтоб приняла. И зажили мы славно. Личи, правда, все в свой дом звала, чтобы нам вдвоем жить, без мамы. Ну да я ей сразу сказал: не бывать этому, это ветер в голове глупости шепчет. Никуда я от мамы не пойду, не брошу ее, а ты, женщина, если хочешь - так уходи одна. Я тебя люблю, ты меня любишь, да все равно - сильнее мамы меня никто любить не будет...
Славная девушка Личи - согласилась и больше о том, чтобы уйти, не заговаривала. Думал, притерпятся друг другу, Личи плакать перестанет, мама - придираться. К тому и шло, и на тебе! Мама, видите ли, тень Личину на наш берег зовет...
А за рекой туман все гуще... Надо будет лекарю сказать, пусть травы готовит - тени подальше от воды отгонять, чтобы мора не случилось. Костер на берегу разведет, подует, побормочет - вот и обошлось. Мама теперь тоже часто на реку ходит, по вечерам травы жжет. И не страшно ей. Говорит - чтобы лучше нам жилось, и мне, и ей, и Личи.
Мама знает, что делает. Личи и правда слабеть начала в последнее время, руки прозрачные стали, лицо как рыбье брюхо. Хотел к лекарю сводить, - не пошла. Глазами из-под спутанных волос сверкает - от любви к тебе, говорит, сил не осталось, сердце на части рвется. Смеется... Да кто их разберет, правильно мама говорит - кто поймет женщину, поймет и тень... Может, и правда любовь из нее силы сосет.
Кан
Вот он идет, сынок мой, об корни спотыкается, умаялся на реке, бедный. Одному тяжело, а от жены помощи не дождешься. Неумеха у тебя жена, ленивая, да и не любит тебя - только говорить ласково умеет да смотреть умильно. Любила бы - так помогла б с сетями, дома не отсиживалась...
Осторожно, сынок, ну что же ты - мох на корнях гнилой, скользкий, упадешь ведь! Вот, выправился, плечи развернул, зашагал размашисто... До чего на отца похож! Аж сердце заходится и в глазах туман...
Недолго мы с твоим папой вместе пробыли, не налюбилась я. Только в дом его пришла, не успела оглядеться - а живот уже тяжелый. Как подошло время - собрал муж капканы, стрел новых нарезал, свежих, острых. Чтобы все как у людей - жена разродилась, а ей сразу и сладкого мяса - сил набраться, и теплую шкуру - дитя завернуть. Собрался и пошел; только за дальним домом скрылся - а тень его уже на нашем берегу, воет, голодная. Что там с ним в лесу случилось - неизвестно, не вернулся он. Зверь задрал или болото проглотило, а может, духи заиграли... А тень мужнина недолго неприкаянной ходила, как я разродилась Кобардом - так она сразу в него и впрыгнула. Оттого он смеяться рано начал и головой вертеть, все по сторонам смотрел, выглядывал, отцовской тени наш мир показывал.
И так хорошо нам было вместе, и не нужно никого, - я, да сынок, да душа его - тень мужа моего любимого. Много, много лет - мох на крыше столько раз перекладывали, что и пальцев сосчитать не хватит... Уж думала - так и будем вместе всегда, и здесь вместе, и на тот берег в одной лодке поплывем. Что еще женщине нужно - только бы одной на тот берег не идти, а вместе с любимым...
Но тут Личи подросла, ветер в голове разыгрался. Красивая и веселая, руки ловкие, глаза быстрые. Ее бы любой взял, а она в Кобарда вцепилась. Заворожила сынка моего, травяное отродье... Веселый стал, руки силой заиграли, будто и не собирался никуда с мамой. Чуть в дом к ней не ушел, да я постаралась - пусть лучше на глазах вертятся, может, и придумаю чего...
Ишь, из дому выскочила, на шее виснет... Целуй, целуй, недолго тебе тут осталось. Не может приблудная девка маму с сыном разлучить.
Держит Личи сына на этом берегу, крепко держит, а моя тень все ближе... Да только не зря я сердце рвала, чужую в доме терпела. Придумала - зазову тень Личину на наш берег, пусть поторопится. А там не долго ждать - или ядовитым шипом девка поцарапается, или на зверя наткнется, ягоду собирая - уж не мое дело. Тень зазову, и ладно. Человеку на одном берегу со своей тенью никак жить нельзя, придется ей на тот берег в последней лодке плыть...
Целуй-целуй... Лицо вон белое, руки рыбу не держат - близко твоя тень к воде подобралась, идет на зов, торопится... Зря, что ли, вечерами на реку хожу, от страха ноги подкашиваются, а хожу. Выживет тебя тень - и будем мы с сыном снова вдвоем, не нужен нам никто больше. И на другой берег - в одной лодке...
Да что же ты - горшок уронила, руки твои кривые, ноги неходячие! Ну чего скорчилась! Всему тебя учи... Посмотри, сынок, какую нескладуху в дом привел! Ну ладно, ладно, знаю, что по любви, это я так, ворчу... старая я, сынок... и ты старый, куда нам за молодой девкой угнаться...
Личи
Как Кобард отдохнуть лег - Кан собираться начала, трав в мешок натолкала, теплый платок повязывает, а сама на меня смотрит. Смотрит, душу тянет, сердце проедает. Слезы в груди кипят, а наружу не выпустить. Спросят - о чем плачешь, глупая женщина? А я и ответить не смогу, не поверит никто, что Кан мою тень уже к самой реке притянула.
Страх мне все нутро выел, ум проглотил. Хотела уж бежать в те места, откуда ветер налетает, где леса нет, а люди странные. Страшно, конечно, да только страх тот - добрый, от него жить хочется. Сыро здесь, темно, люди все мхом поросли, и души наши, и ум, и в волосах мох, вместо жизни - мох да гниль лесная. Лучше о Кобарде всю жизнь на ветру плакать, чем скользкий страх на спине носить, болотным туманом дышать. Но не дойти мне до чужих мест, - тень меня догонит, сгину в гнилом лесу, в болотном тумане задохнусь.
А Кан все смотрит, беззубым ртом улыбается, к реке не торопится.
- Скоро, - говорит, - твоя тень на наш берег придет. Надоела ты нам - и мне, и Кобарду. Неумеха ты, и лицо невеселое, только тоску наводишь на моего сынка. Пора тебе на тот берег плыть.
Еще один теплый платок на плечи накинула и на реку ушла. А я думаю - если правду старуха говорит, то зачем мне на этом берегу оставаться? Самой жизни нет, и из Кобарда милого жизнь тяну, нет ему со мной радости, зачем только в дом брал?
Вышла на порог - Кан к реке ковыляет, мешок с синими цветами тащит. В дом заглянула - Кобард у печи спит, лицо усталое, грустное, сам как тень. Тошно мне стало, так тошно, что даже страх ушел...
Лодочник
Прибегает нынче Кобардова жена, та, у которой в голове ветер. Глаза горят, волосы шевелятся. Сделай, говорит, мне последнюю лодку. Чем хочешь заплачу - только сделай, вот прямо сейчас иди черные ветки режь.
Да что ж ты, говорю, совсем сдурела, на тот берег собралась? Тень твоя нескоро придет, успеем тебе лодку сделать, вон какая ты молодая, ладная ... А она мне - хочу, мол, лодку красивую, чтобы мне по нраву пришлась. Когда тень за мной придет - не до того уже будет, не уследишь...
Я ей - да что ты, Личи, сделаю тебе красивую лодку, уж не беспокойся. Только не сейчас, а когда тень придет. Сама подумай - тебе на тот берег не скоро, сколько раз осенние туманы лодку оближут, сгниет ведь!
Нет, уперлась, сама хочет на лодку посмотреть, маслом, говорит, намажу, в сухой комнате повешу, буду коренья в ней хранить и листья, чтоб вкусно пахла. Не хочу, говорит, в обычной лодке на тот берег плыть, уж больно от черных ветвей дух тяжелый, а я девушка красивая, мне и оправа красивая нужна...
А сама все смеется, зубами сверкает, глазами сердце щекочет. Чем хочешь заплачу, шепчет, у меня волосы мягкие, бедра горячие, а за что ты мне лодку раньше времени сделал - моему мужу знать не надо. Заглянул ей в глаза - а там тоска пополам с огнем плещется. Зажмурился я от страха, ум комочком в животе свернулся, телу говорит - что хочешь делай, а меня здесь нет...
Вот хожу теперь по берегу, черные ветки режу, от людей прячусь - спросят, зачем, как отвечу? Никто в селе не помер, никого на тот берег отправлять не надо, скажут, с ума сошел лодочник, тени раньше времени зовет. Чую - не к добру это все, да закрутила меня девка, обещала, как лодку сделаю, снова прийти, - кто ж откажется?
Кобард
Спустился к реке сети проверить - и что же? Личи моя дальней тропой идет, черную лодку на спине тащит, шатается, как веточка под дождем. Тропа к берегу чуть ниже выходит, по ней ходят редко - только когда провожают кого. Там последним лодкам отчаливать удобно - теченье подхватит, покрутит, да к тому берегу и прибьет. И зачем Личи по этой тропе ходить, да еще с лодкой? Совсем ветер в голове разгулялся!
Я по бережку, да по воде, ноги промочил, в тине измазался, спешу к жене, кричу - что ж ты делаешь! А Личи в ответ только волосами встряхнула, как всегда, когда спорить собирается. Я кричу, ругаюсь, а она лодку на воду спускает...
Добежал - а Личи уже в лодке стоит. Присмотрелся - лодка последняя, по всем правилам сделана. У меня от страха язык отнялся. На том берегу туман над самой рекой, да такой густой, что за ним деревьев не видно - только корни в воде полощутся. И щупальца туман тянет, клочки от него отрываются, в тень складываются. Я руками лицо закрыл - нельзя человеку смотреть, как тень через реку плывет, не положено людям такое видеть... Личи говорю - отвернись, глупая женщина, вылези из лодки, может и обойдется!
А она смеется! Открой глаза, говорит, открой глаза, посмотри на меня последний раз, любимый. Помоги мне в последний раз. Оттолкни лодку - пусть меня на тот берег несет. Так твоя мама захотела, ты же сын добрый, послушный, оттолкни лодку!
Посмотрел я на Личи - как она стоит в лодке, смеется, и волосы вьются, будто на ветру - а ветра-то и нет. Посмотрел на реку - а по воде тень Личина плывет, вроде и туман, а вроде как и Личи. Вздохнул глубоко - и в грудь холодный воздух ворвался, соленый, нездешний.
А Личи глазами сверкает, ну же, говорит, толкай! Я в борт уперся, все силы напряг - пошла лодка, подхватило ее течением. А я тут же на берегу упал. Хочу от ветра укрыться - а не могу, сил нет на ноги встать. Хочу глаза закрыть - а не могу, смотрят глаза, меня не спрашивают. Смотрят, как Личи на середину реки выплывает. Смотрят, как руки к тени тянет, а тень - к Личи. Смотрят - обнимает Личи тень, как будто сестру встретила... А чужими местами все слаще пахнет, ветер все сильнее, закрутил лодку, подхватил и вниз по реке погнал, не дал течению к тому берегу прибить. Так и уплыла лодка черная, последняя, а в ней Личи нет - только тень ее, и тени нет - только Личи, живая, настоящая. Уплыла в чужие места, где лес не растет, небо не закрывает, где не болотом пахнет, а сухими травами...
Посмотрел я на тот берег, на туман между деревьями, на скользкие корни. Лицо в ладони сунул и заплакал. От рук жабьим мясом несет, мертвой рыбой.
Лодочник
Совсем разум растеряли в этой семье. Только Личи лодку сделал, прибегает муж ее. Ну, думаю, близка моя тень, - узнал. Девки третий день не видать, сейчас и меня вслед отправят. Подхватил полено покрепче, дверь открыл. А Кобард веселый, глаза блестят - как будто от жены ветра набрался.
И что бы вы думали? Лодку он хотел! Точь-в-точь как жена его - сделай мне лодку да сделай, хочу, мол, маслом пахучим намазать, чтобы вонь черных веток отбить.
Самой лучшей рыбой заплатить обещал, все торопил. Куда, спрашиваю, спешишь, на тот берег захотелось? Не живется тебе? А он - в слезы. Ну, думаю, крепко ему досталось. Налил браги, за стол усадил - и ему успокоиться, и мне с живым человеком поговорить. Первый-то ковш Кобард проплакал, на втором - задумчивый стал, а на третьем - взял да и рассказал все - и как Личи с тенью обнялась, и как лодку вниз по реке утащило. И что задумал - тоже рассказал.
Я вам скажу - это, конечно, ветер ему из жениной головы надул. Никогда такого не было, чтобы люди вниз по реке плавали - места там чужие, страшные. Да только Кобарду что ни говори - а он уже решился. Хороший человек, хоть и без ума, да и рыбы хочется, - сделаю ему лодку.
Кан
Девка сгинула, а счастья нет. Сынок из дому без сетей ушел, вернулся - руки пусты, ноги заплетаются, песни поет. К лодочнику в гости ходил, говорит, а сам смеется да носом воздух тянет, вроде как принюхивается. Я как услышала - так и села: где ж это видано, чтоб человек к лодочнику в гости ходил, брагу пил с ним да еще веселым вернулся? Да зачем это Кобарду понадобилось? Выспрашивала, хитростью выманивала, и грозила, и плакала - не говорит. Так и уложила спать, ничего не вызнав.
А сама к реке пошла - посмотреть, что и как. Страха уже нет, привыкла. Тянет меня к воде, тишину с того берега послушать, на туман полюбоваться. Цветов синих набрала, да свернула с тропы за черными ветками. Слышу - в кустах кто-то ворочается. Ветви развела - а там лодочник, ножом машет, старается.
Ну, говорю, попался. Ты зачем прутья режешь? Хочешь тени раньше времени в село зазвать? Нехорошее задумал? Давай говори, о чем с сыном моим болтал, зачем брагой поил, а то позову мужиков - мигом на тот берег отправят! Тоже придумал - лодки заранее строить!
Рассказал лодочник, куда ж ему деваться. Узнают соседи, что тени зовет - за реку, может, и не отправят, а вот тень к воде подтянут, это точно. Рассказал, зачем Кобарду лодка. И что с Личи случилось - тоже рассказал. У меня сердце чуть не порвалось. Надо же, что сынок придумал - маму бросить, за девкой в чужие места сбежать!
Расплакалась я, на лодочника смотрю, что делать - не знаю, в голове одна тоска. Тут с реки водой пахнуло, цветы в руке сок пустили, зашевелились, будто подсказывают. Я лодочнику и говорю: ты лодку, так и быть, сделай, только хорошую, без вывертов. Чтоб на тот берег как по струнке плыла. Нам этого не надо - чтобы со своей тенью да в чужие места. Девка дурная придумала, сынок мой неразумный повторить норовит. Ничего не поделаешь - уж больно любил он ее. Ну да мамочку Кобард больше любит. Поспит сейчас, отдохнет и пойдет за рыбой. Ты, лодочник, не волнуйся - мы тебе хорошо заплатим. И веток побольше режь - лодку двойную будешь делать, чтоб мы с сынком поместились.
