Шайо Маргарита : другие произведения.

Мотылёк

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман-факт. История путешествия во времени от первого лица.

  
   Аннотация на книгу Маргариты Шайо
  
   "Мотылёк" или "Расскажи мне сказку, мама" - это исторический, остросюжетный роман, родившийся благодаря феномену регрессивной памяти о прошлых жизнях, открывшийся у автора в детстве. С молодых ногтей она многократно проживала в своём теле каждый поворот событий этой истории, что стало основой формирования эзотерического ума и восприимчивости сердца, суровыми уроками жизни и глубокой внутренней работой над собой. Пришедшие знания оплачены высокой ценой. Проживание и исследование истоков и причин возникновения эффекта регрессивной памяти привело автора к расширению сознания, определило отношение к духу, самому чуду жизни, которая цветёт вокруг и в каждом из нас. Чтобы решиться и откровенно написать книгу об этом и исполнить замысел автору потребовалось не малая смелость и более тридцати пяти лет жизни, поисков ответов на не простые вопросы.
   Открыв страницы книги, читатель окунётся с головой в реальную жизнь средневековой Англии и увидит страну глазами неизвестных официальной истории её героев, проживёт вместе с ними их настоящую жизнь, оставшуюся до сих пор неизвестной ни их современникам, ни их потомкам.
   Без пошлого - нет будущего, и, приоткрывая завесу над тайнами путешествия души во времени, автор искренне надеется, что в многослойно шифрованном повествовании смелый и внимательный читатель найдёт свои ответы на не простые вопросы: "Кто "я" и зачем живу?"
  
  
   Маргарита Шайо
  
   МОТЫЛЁК
   РАССКАЖИ МНЕ СКАЗКУ, МАМА
  
   Остросюжетный роман.
  
   В лабиринте тысячи зеркал,
   Дорогой в миллионы лет,
   Кто истинно есть "Я"
   Найти хочу ответ.
  
   На перекрёстке судеб
   Семи путей-дорог
   Нас избирает случай
   Любви, надежд, тревог.
  
   Введение
  
   Началась эта история в незапамятные времена с тех знаменитых походов рыцарей Тамплиеров, совершивших когда-то славный боевыми подвигами поход за гробом Господним в Египет, Святую Землю, который многократно описывали историки, писатели и поэты всех времён и народов. Как точку некоего отсчёта вашего внимания, Читатель, хочу отметить именно 1221 год, когда рыцари Тамплиеры уже возвращались домой в Англию и везли с собой награбленные несметные богатства, реликвии веры, символы могущества, золото и шелка. На обратном пути в Вест Готланд, они решили немного задержаться в Персии, чтобы залечить раны и набраться сил, достаточных для возвращения домой. Здесь Персии Тамплиеры подружились с орденом Цисторианцев и, так сложилось, что кроме известных несметных богатств, Тамплиеры привезли с собой в Англию подарок Персии, женщину-прорицательницу, владеющую искусством хирургии, травматологии, лечения травами и кристаллами, владеющую магией жизни, женщину, которая сама по себе была редчайшим сокровищем.
   Итак, прошло время, и внутренние раздоры рыцарей Тамплиеров привели к расколу и распаду великого ордена на несколько ветвей. Вскоре прекратились упоминания о персиянке-целительнице. И ещё через некоторое время, когда большая часть сокровищ востока и Египта была разграблена внутри ордена, ровно восемь чистых душой рыцарей на тайном совете решили спасти то истинно ценное, что напрямую связано с дарами жизни и смерти. Ими было принято решение: немедленно разъехаться в разные стороны света, дабы вывести, сберечь и спрятать то, что по их мнению заключало в себе истинную силу. Это решение было принято 21.12.1246 года. И вещей-реликвий было именно восемь. Именно эта цифра присутствует и в символах самого ордена по всей земле. Её я встречала и в Москве, и на древних развалинах храмов рыцарей Тамплиеров под Львовом, в Прибалтике и Белоруссии. Это же число зашифровано на храмах Тамплиеров во Франции, Англии, и т.д. Мы с вами хорошо знаем истории связанные со Святым Граалем, Копьём Христа, Ковчегом Завета и т.д.
   То есть я хочу сказать, что есть реликвии о существовании которых до сих пор не знаем мы, но догадываются и разыскивают историки. Но и не только. Есть древние ордена, зародившиеся ещё до рождества Христова, которые следят и продолжают по сей день свою много вековую тайную охоту за этими дарами силы. На пример Розенкрейцеры, и Орден Хранителей Смерти, зародившийся в ХII в.
   Мы в основном не знаем и не догадываемся об истории путешествий этих восьми вещей и об истории людей, ценой своей жизни и служением, сохранявших тайны, возможно навсегда для нас потерянные во времени. И сейчас я расскажу Вам не выдуманную историю о великих магистрах орденов, волшебниках и чудесных дарах, об и их необычайной силе, а рассказ будет о судьбах реально существовавших людей, которым довелось или посчастливилось быть хранителями одной из таких удивительных тайн.
   На рубеже быстрых и глобальных перемен, ожидающих всех нас в 2012-2013 годах эта история оказалась неким открытием того: кто я есть, и зачем живу. И прежде, чем начать рассказ скажу: это повествование представлено Вам, читатель, в сокращённом в несколько раз варианте. И только потому, что человек последние годы в большинстве своём особо ленив читать, думать, наблюдать и анализировать происходящее в его собственной жизни и всё время торопится по делам, поэтому, мой любопытный и ищущий читатель, чтобы сэкономить Ваше драгоценное время, представляю Вам только историческую часть повествования, без современного его возрождения, опасных приключений, открытий, и удивительных трансформаций происшедших с Вашей покорной слугой. Итак...
  

ГЛАВА 1

  
   Маленький городок на побережье старой Англии. Середина лета 1246 г.
   Некто в обветшалом шерстяном плаще с капюшоном из последних сил бежал по улицам незнакомого ему города, тяжело удерживая при каждом прыжке своё крепкое, но уже немолодое тело и почти не оглядывался.
   "Да,... я стал уже слишком стар для всего этого и совсем потерял былую осторожность. А я всё ещё не нашёл "её". Не выполнил главного. Девочка моя, где же ты! Предназначение... - отбивалось в его сердце и висках. - Сокровище. Клятва. Долг рыцаря. Что же делать? Куда бежать? Господь всемогущий, прошу: не оставляй меня сейчас. Пожалуйста, помоги!"
   Старый, измождённый бегством бродяга споткнулся о камень на мостовой и ударился о пыльную землю так, как это делают усталые в долгом осеннем перелёте птицы, падая с высоты, распростёрши крылья уже не думая о жизни. "О Господи! Ну, вот и всё! Я всё-таки не успел. Проклятье! Столько долгих лет поисков... Напрасно. Всё напрасно: и жизнь и пролитая кровь, - он обречённо выдохнул в пыль, казалось, последнюю свою надежду. - Что же теперь? Неужели всё кончено?! Здесь?! Сейчас?! И "ЭТО" попадёт в "ИХ" руки? Нет!!!"
   Следом по улице доносился знакомый горожанам гул погони, постепенно вырастающий из базарного шелеста человеческой болтовни. Люди на миг замерли, но дело-то привычное. В стране уже не первый год гуляла Святая инквизиция, ведя охоту на ведьм.
   Никто из горожан и не обратил внимания на упавшего старика. Никому ни до кого нет дела. У каждого своя, нелёгкая жизнь. Уцелеть бы во всей этой мясорубке! И сколько их таких ещё здесь ходит, бегает, падает.
   Мимо со скрипом и грохотом проехала телега с дровами. Кто-то безразлично переступил через нечто, лежащее в пыли. Кто-то нарочно пролил на него нечистоты или даже наступил на него, грязно выругавшись, упоминая дьявола.
   Погоня неумолимо приближалась, издавая монотонные, знакомые горожанам, металлические, лязгающие звуки, пахнущие смертью.
   - Мама! Так что я ещё должна купить? - спросила свою мать молоденькая девица в странном головном уборе. - Что? - переспросила она её, находящуюся в доме.
   Мать что-то ответила, но девушка не расслышала из-за нарастающего шума на улице. Она сделала несколько шагов спиной вперёд и, споткнувшись, упала на что-то не очень мягкое. Девушка, немного растерявшись, привстала на колени и увидела неподвижно лежащего человека в рубище бродяги, наклонилась, чтобы внимательнее рассмотреть того, кто совсем недвижимо лежал в пыли.
   Вдруг старик обернулся, открыл глаза, и их взгляды встретились.
   - Ой, простите! Я вас... - от орлиного, цепкого, но обречённого взгляда насмерть уставшего старого человека девушка слегка отпрянула назад, немного растерялась и широко раскрыла глаза. - Я не нарочно. Извините. Вам помочь? Поднять? - она снова присела, а потом наклонилась так низко, чтобы всё-таки рассмотреть незнакомца, чьи некогда, в молодости, правильные черты лица съели старые боевые шрамы, время и пыль долгих, не лёгких дорог.
   - Кто ты, дитя? Как зовут? - мягким низким доброжелательным голосом перебил её речь старик. Кажется, он будто знал её с детства, но почему-то вдруг позабыл имя.
   - Мама называет меня Шато, - негромко ответила молодая наивная особа.
   - Ты Шато?!
   Теперь старик на мгновенье крепко закрыл свои глаза, еле заметно улыбнулся краем сухих дрожащих губ, глубоко и свободно выдохнул, открыл влажные от нежданной слезы глаза и улыбнулся незнакомке нервно-радостной улыбкой. Он внезапно крепко схватил девушку за руку и, достав что-то из-за пазухи, вложил ей это прямо в ладони. В его глубоких морщинках у внешних уголков глаз заблестели и сразу растворились чистые слезинки радости от долгожданной, бесценной находки. Во влажных глазах старика мелькнуло счастье, и он чуть заметно кивнул девушке:
   - Спрячь и сбереги это, девочка! Это никто не должен... За ним придут... Нужно будет передать... Сохрани! Во что бы то ни стало, храни! Можешь?! - неожиданно открылся девчушке старик, глядя прямо в её по-детски наивные глаза.
   Она, сочувствующе, тоже чуть кивнула в ответ и продолжала внимательно разглядывать лицо старика, почему-то показавшееся ей давным-давно знакомым, как будто из детства. Но она видела его впервые в жизни. Это точно!
   Чужак задыхался от удушливой, липкой летней пыли, его лёгкие были уже не те, что когда-то в его славной боевыми походами рыцарской молодости. Он лежал, не в силах подняться, терял последнюю надежду на своё спасение и остатки сил, которые сейчас полностью растаяли от изнуряющего бегства и долгих, почти двадцатипятилетних скитаний. Да, он устал, но в эту минуту он расслабился и стал вдруг совершенно спокойным. Старик просто смотрел на невинную девичью красоту, в прозрачные, чистые глаза рыжеволосой девчушки в смешно сбившемся на бок чепце. Там, как в зеркале небес её чистых глаз, отразились все несбывшиеся мечты его суровой юности, прошедшей совсем иначе, чем ему бы хотелось, всей нелёгкой, одинокой, наполненной служением жизни; потерянной, но не забытой ни на миг, такой же чистой и доверчивой, как её глаза, любви. Теперь, в эти минуты, старик уже всё понимал и полностью был готов встретить свою судьбу. А Шато сочувствующе глядела на старика-незнакомца, и в её сердце что-то вдруг сжалось, задрожало, зажглось. Она ощутила, как внезапно почему-то быстрее застучало её сердце, стало жарко в груди. И Шато почувствовала, что ей жизненно необходимо этому старику что-то такое очень важное сказать, но она не знала, что именно и, главное, зачем. И она просто внимательно рассматривала его лицо, утоляя собственное любопытство, крепко держа его за руку и тоже не зная, зачем и почему она это делает.
   На худой щеке старого, худого, некогда сильного человека отметиной былых подвигов красовался глубокий, белый, неровный шрам. Это было похоже на паука, давно и неподвижно застывшего во льду. И на лбу был ещё ожоговый шрам - шальной молнией отмеченное, какое-то неизвестное, таинственное событие. Серая пыль дорог так глубоко въелась в сухие и мужественные морщины старика, что лишь выделяла и ещё больше подчеркивала его былую красоту и голубые, по-прежнему ясные, красивые, мудрые глаза. Старик отчётливо слышал, как к нему приблизилась и настигла погоня. Он ещё раз улыбнулся глазами незнакомке по имени Шато, разжал крепкое рукопожатие и прошептал:
   - Сбереги это, девочка. Ценой своей жизни сбереги... - и в последний момент спрятал от вооружённых преследователей свой взгляд.
   Рука Шато, как по чьему-то приказу, мгновенно спрятала "это" в складке широкой выцветшей коричневой шерстяной накидки. "Блаженный, нищий,... - подумала она, - такой странный какой-то. Наверное, не здешний".
   В то же мгновение незнакомец будто взлетел с места. В тренированных мускулистых руках настигших его преследователей-стражников, хорошо знающих своё дело, это тело неизвестно кого было легко как пёрышко.
   Городские стражники и пара вооружённых мечами рыцарей оттолкнули болтающуюся под их ногами худенькую маленькую девушку в сторону.
   "Налетели... Бедняга", - подумала Шато, с сожалением посмотрела совсем обмякшему старику вслед, быстро встала с колен, уступая дорогу стражникам, и отряхнулась.
   - Эх, бедняга... - за спиной произнёс наблюдавший всё это прохожий с корзиной овощей на плече. - Да,... им только попадись... Господи! Пронеси и помилуй!
   - Чего им надо было от старика? - спросила его Шато и, обернувшись, проводила сочувствующим взглядом обречённого на смертные пытки незнакомца. Стражники бесцеремонно волокли его обмякшее тело за собой.
   - А кто их знает? Купи капусту, дочка, - предложил ей свой товар зеленщик.
   - Да, мне как раз надо. Вы на рынок? Я с вами.
   Чем бы она ни занималась в этот день, она никак не могла забыть ясный взгляд того совсем седого старца. Ей он показался невероятно знакомым и очень доверчивым в своей последней минуте. Она вспоминала и вспоминала в подробностях всё, что случилось этим утром у её дома. Перед глазами Шато плыли и плыли всё те же утренние картинки и звуки: как тот усталый старик вдруг открыл свои глаза и они были у него ясные, ясные; как он крепко схватил её за руку и она не испугалась, а, наоборот, возникло чувство тепла и доверия и желание ему помочь; как она глядела на старика-незнакомца и у неё почему-то сильнее забилось сердце. Весь день, ощущая тяжесть свёртка у себя в кармане накидки, Шато не подавала ни малейшего вида кухонной прислуге, что хранит что-то такое тайное. Не проронила ни слова.
   Обычный день работы на дворцовой кухне казался ей сегодня нескончаемо длинным и напряжённым. А когда в её с матерью маленьком доме наконец всё стихло на ночь, лёжа у себя на лежанке, Шато аккуратно достала из накидки то, что отдал ей ранним утром старик. Просто долго держала на коленях, перекладывала из руки в руку, помня, что "это не должен никто..." и что "за этим придут".
   Этой ночью девушка долго не могла уснуть, лежала, глядела на серебро луны на полу и только крепче прижимала свёрток к груди. Потом решилась, тихонько встала и перешла к окну. Удобно устроившись, она глядела на лёгкую, невесомую, полупрозрачную ткань, струившуюся около полной луны. Звёзды были особенно велики в эту ночь, но в сиянии красно-оранжевой луны они лишь тускло поблёскивали. Шато прижимала к животу холодный свёрток, всё думая и думая о старике, проникновенный взгляд которого всё никак не отпускал её от себя.
   Проснулась мать. Прошла мимо, босая и сонная. Вернулась на шаг, взглянула на неподвижно сидящую у окна дочь, на то, куда она смотрит.
   - Дурная луна. Когда ты родилась, на небе была такая же огромная тыква, - сказала она, подошла к Шато и погладила её по заплетённым в тугие жгуты волосам. - Ты чего не спишь?
   И, не ожидая ответа, побрела дальше, к кадке с водой, напиться.
   "Почему дурная? Красивая", - подумала девушка, очарованная на редкость красивым оранжевым полнолунием.
   Солнечное прохладное утро нашло её спящей у окна и разбудило шумом разносчиков овощей, мычанием коров, гоготом гусей, которых привели и принесли на рынок для продажи.
   Далеко низко ухал колокол угрюмого мужского монастыря.
   Обычное утро обычного дня. Сегодня сквозь плотные облака редко пробивался луч солнца и незаметно скользил по просыпающимся городским улицам.
   Сегодня Шато чувствовала себя как-то иначе, приподнятой и полной сил. Она гладко и быстро причёсывала свои густые рыжие волосы, глядя в воду в кадке.
   Вышла из комнаты мать. Она глядела на дочь блестящими от накатившей вдруг слезы глазами. Горько выдохнула, вспоминая своего единственного мужа, и продолжила свои обычные утренние приготовления.
   - Хм... Видел бы тебя сейчас твой отец...
   - Что ты говоришь, мама? - переспросила Шато, надевая головной убор.
   - Да ничего, дочь. Говорю, волосы у тебя, как у твоего отца. Мир ему. Хороший был человек.
   - Я знаю, мамочка, ты говорила. Да я его ещё помню: большой, красивый, сильный... Ты тоже у меня ещё красавица! Дай я тебе зачешу волосы. Хочешь? - приветливо улыбалась дочь.
   - Нет, нет, Шато. Некогда. Нам пора уже собираться на господскую кухню. Ты же знаешь, задерживаться никак нельзя. Идём уже.
   Мать наскоро спрятала свои волосы под чепец и, не глядя на дочь, направилась к выходу.
   Эта женщина очень хорошо стряпала, и дочь ей во всём помогала.
   Надо сказать, читатель, что властелин этих мест очень любил вкусно поесть и это было единственное, что действительно могло смягчить его суровое, вспыльчивое сердце в припадке гнева. Хороших кухарок он ценил так же высоко, как доброе вино и охоту.
   Да!... У него была ещё одна, тайная, особенная страсть: он окружал себя странными людьми, то ли алхимиками, то ли, ещё хуже, колдунами. Они постоянно что-то нашёптывали ему и готовили снадобья для обретения какой-то силы. На кухне поговаривали, что все они принадлежат к какому-то тайному ордену. И все в городе боялись их больше, чем самого лорда. Шато как-то раз случайно увидела у одного из них знак на внутренней стороне руки, когда тот мыл руки, а она сливала ему воду. Это было что-то похожее на сплетение розы и кинжала в виде креста, и будто там, на рисунке, была ещё змея. Не разглядела девочка. Отвела глаза. Испугалась.
   Только по их слову или наущению могли казнить любого жителя Хэмуика. Если у этих шептунов что-то не получалось, лендлорд приходил в страшное бешенство, и успокоить его могла только горячая похлёбка из фазаньих ножек или хорошо прожаренная на огне оленина с луком в сладком красном вине. Пирог из требухи такого оленя всегда доставался кухонной прислуге как лакомство. А такие кушанья как раз и умела великолепно готовить мать Шато. Поэтому, да ещё и из-за того, что она была вдова с кротким сердцем, хозяин жаловал её, а на кухне её любили за добросердечный спокойный нрав и умелые в стряпне руки.
   - О-о... Наш граф успокаивается лишь только потому, что из твоих рук ест. А не приведи Господи, злюка какая-нибудь стряпала б ему? Страшно и подумать! Примечай, Шато, всё примечай. А ну как мать сляжет? - говорили повара и их помощники.
   Прошёл и этот день, как все остальные. На исходе его мысли о старике вновь вернулись к юной Шато, и она снова взяла в руки свёрток. "Кто же за ним должен придти? И как я его узнаю? И когда? А может, он уже приходил, но нас дома не было?"
   Она представляла себе молодого мужчину, рослого, красивого и сильного, как её отец или погибший два года назад брат. Она мечтала о нём так, как только может мечтать чистое девичье шестнадцатилетнее сердце. Но после скромного ужина с матерью усталость от тяжёлого дня взяла своё. Шато поддалась дремоте и, укутавшись в любимое отцовское одеяло, ровно задышала.
   "Он" вошёл в её глубокий сон в широко развевающейся накидке. Еле улыбнулся приветливыми голубыми глазами и протянул навстречу руку. В сновидении её спутник подробно рассказывал о разных непонятных вещах и обучал неизвестному ей ремеслу, но Шато было всё равно, что он говорит и чему учит. Ей было просто хорошо с ним, с этим ночным молодым гостем, так похожим на отца. Но уходя, зачем он подвёл её к двери?
   Такой была последняя ночь Шато под крышей родного дома. Утром, ещё до рассвета, её разбудил тихий, но настойчивый стук в дверь. Мать подошла и открыла. На пороге стоял зеленщик. Он без спросу бочком скользнул в дом:
   - Простите, ваша девочка дома? - с отдышкой тревожно произнёс он.
   - А что вам нужно от моей дочери? - недоверчиво взглянула мать на непрошеного гостя.
   - Где она? Это важно! - настаивал сутулый немолодой мужик.
   Шато вышла на голоса.
   - Кто-то пришёл? А, здравствуйте... - небрежно закручивая волосы в пучок, сонно произнесла она.
   - Тут вот какое дело... - опасливо начал человек. - Какие-то люди в лохмотьях, но в дорогих башмаках разыскивают кого-то, кто разговаривал или прикасался к тому старику, что тут у вас, на пороге. Вот! Расспрашивают. Я-то видел, что это ты, дочка! Слишком ты молода, чтобы им попадаться. Сердце у тебя доброе - я вчера сразу заметил. Не первый раз вижу тебя на рынке, деточка. Нехорошо за доброе сердце красавице так рано страшные муки принимать! Так что беги! Беги скорей! Боюсь только, припоздал я! Они уж близко! - тяжело дыша, говорил зеленщик, прислушиваясь к шуму на улице.
   - Мама!.. Так куда же мне теперь? - только мелькнуло у Шато в голове, - "Свёрток!!!"
   Мать что-то бормотала себе под нос, быстро собирая дочери поесть в дорогу, а Шато торопливо отперла отцовский сундук, свернула одежду, оставшуюся от погибшего старшего брата, отцовскую накидку с капюшоном и... Её глазам открылся отцовский нож, передаваемый в этой семье от старшего мужчины младшему. Большой нож в ножнах из оленьего рога, с костяной рукояткой, обвитой кожей, и ещё какими-то знаками на лезвии. Так уж вышло в этой семье, что мужчины, каждый в своё время, были призваны Богом, и теперь этот нож по праву её.
   Всё в узел: хлеб, одежду. Свёрток за пазуху, нож за спину, как носил отец.
   - Мама, скажи, если спросят - я за городскую стену ушла за травами.
   - Так куда же ты, дочка? - растерянно теребила фартук мать.
   - Не знаю. Как придётся. Увидимся, мамочка... - Шато обняла её изо всех своих сил за плечи, прижалась к груди...
   Брызнули слёзы у обеих.
   - И не плачьте, мама, а то они всё поймут, - девушка стерла рукой слезу и на мгновение застыла, глядя матери в серые, вдруг ставшие одинокими глаза.
   - Беги! Не успеешь ведь! Найдут! Догонят! - торопил Шато утренний гость.
   - Да, зорюшка моя, беги! Беги, не оглядывайся! - тревожно провожала её мать.
  
   С тех пор прошло много времени. Не суждено было слабой, беззащитной девочке вернуться в свой дом и жить среди людей. Где бы она ни остановилась на ночь в своих странствиях, ей всегда находилось дело по дому: то хозяйке на кухне помочь, то за больным ходить. Состряпает блюдо из ничего, да какое! Пальчики оближешь! А если за больным ходит, так тот быстро на поправку идёт.
   - Рука у тебя лёгкая, - говорили люди, - всё знаешь, всё умеешь. Откуда только? Такая молоденькая.
   Да вот пошёл слушок от чёрного языка да маленькой душонки, будто соблазняет она людей своим взглядом, стряпнёй и ещё словами какими-то. Ничего не оставалось Шато, как совсем от людей уходить. Поселилась она как можно дальше от них - в глухом, непроходимом лесу. Нашла подходящее место, вырыла себе жильё наподобие землянки в корнях могучего старого дуба. С трёх сторон то место было защищено рекой и болотом. И стало ей вспоминаться, как петлю на кролика, рябчика, куропатку поставить; какую травку как собрать; где корешок съедобный найти, хотя не делала она этого раньше никогда, да и не видела, как делают другие.
   И вот случилась вновь на небе красная луна в серебряных одеждах. Загрустила Шато, заплакала о своей судьбе, вспомнила мать и дом. Вспомнила седого старика и его свёрток.
   "Свёрток! Где же он? Я что-то совсем и забыла о нём". Шато нашла его в складке отцовской накидки: так она думала, что спрячет его как можно надёжнее. "Ну, вот! Мы с тобой теперь совсем одни. Что же в тебе такого, что мне этакие беды из-за тебя терпеть? Всю жизнь ты мою перевернул! Дома, матери лишил! Развернуть? - подумала она. - О! Нет, нет. Сказано - никто, значит, никто. Из-за тебя хороший человек на муки смертные пошёл. Нет, нет. Не стану я".
   И беглянка снова крепко прижала свёрток к животу. С щемящими мыслями о нормальной прошлой человеческой жизни, голодная и одинокая, Шато с трудом уснула у угасающего огня в своём земляном укрытии. Её гостем во сне стал тот самый человек, похожий на отца, когда-то обучавший её премудростям; теперь она понимала каким. Это был единственный человек, с которым она продолжала время от времени общаться, да и то только во сне.
   Немного погодя у Шато появились друзья иного рода.
   Как-то раз она ушла особенно далеко от своего места. Леса, в которых девушка нашла себе пристанище, изобиловали разного рода дичью. И часто она видела в лесу всадников, которые ранили и били животных ради забавы. Вот за такой добычей и шла Шато через лес.
   "На носу зима. Нужно что-то потеплей", - думала она о возможной удаче добыть столь желанное и нужное для выживания мясо и шкуру большого животного.
   Вооружённая своим единственным оружием - копьём, у которого вместо наконечника был временно закреплён отцовский обоюдоострый нож, она уже не один день подряд выходила на охоту всё дальше и дальше. Осторожно пробираясь между крепких старых деревьев, обходя колючий, цепкий шиповник и заросли сладкого, вкусного терновника, она набивала их плодами карманы и искала то, что даст ей возможность пережить надвигающуюся зиму. Как молодой и совсем неопытный охотник, девушка очень старалась не быть шумной в лесу, но всё равно неловко наступала на хрустящие под ногами веточки. Спугивая так вероятную для себя мелкую добычу, Шато очень огорчалась, теряла терпение, надежду, обижалась на себя и влекомая голодом вдруг снова бесшумно замирала, различая где-то там, далеко, среди звуков дремучего леса, тихий стон раненого зверя. Она быстро и хорошо училась читать следы разных животных и старалась не переходить хищнику, хозяину этих мест, дорогу. Но ожидаемый к зиме ещё больший голод и холод не давали ей возможности сдаться и вернуться в своё убежище ни с чем. Так она уходила в чащу всё дальше и дальше от своего пристанища, предусмотрительно делая заметки для обратного пути. И вот наконец столь долго желанная удача, подранок, пища.
   "Э! Да вот он! Ух, волчище! Какой огромный зверь! Мех красивый", - обрадовалась охотница и резво поспешила к нему.
   Раненое, умирающее животное из последних сил подняло голову и не моргая уставилось на приблизившуюся к нему охотницу. Шато решительно занесла над головой копьё и готова была не раздумывая вонзить его в столь желанную находку, но, встретившись с ним глазами, она вдруг отпрянула от смущения и неожиданности.
   - Господи! Да у него же голубые глаза?! Такие же точно, как у парня из сна! Какое чудо! Такие ясные и голубые глаза! - воскликнула она. - Нет, ты не еда и не шуба моя! Попробую-ка я тебя выходить. Может, подружимся? Нужен ведь мне какой-нибудь друг. Выбирать мне не приходится, так что... Ну-ка лохматый...
   Девушка аккуратно подошла поближе, сняла свою широкую накидку, наклонилась к волку, чтобы завернуть его.
   - Надо же как-то тебя перенести в тихое местечко, голубоглазый. Ох, какие же красивые у тебя глаза! Просто чудо!
   Неожиданно в это же мгновение две челюсти молодых белоснежных волчьих зубов лязгнули перед самым лицом Шато. Слюна брызнула из пасти волка и попала девушке прямо в глаза.
   - Ах, ты так!? Дурачок! Я вот сама тебя сейчас съем! Ну, хорошо, тогда я с тобой поступлю по-другому.
   Она решительно набросила сверху на морду волка накидку, придавила его всем своим телом и ловко связала ему челюсти так, чтобы он мог дышать, а заодно связала передние и задние лапы ремешками с одежды. Внимательно осмотрела одну рану в теле волка. Стрела всё ещё торчала в ней. "Нет, эта тебя бы не остановила. Ты крепкий", - подумала Шато. Осмотрела волка тщательней и заметила остатки ещё двух почти полностью разгрызенных им стрел.
   - Так ты их почти сгрыз! - говорила она с ним. - Тебе повезло, что ты их не вынул. Истёк бы кровью, и досталась бы мне тогда твоя шуба и мясо. Гляди-ка! И попали они очень удачно: крови почти нет, замёрзла. Силы ты, конечно, потерял, но тебе не выжить здесь без меня. Это точно. Я думаю, что и тебе и мне повезло, что я тебя всё-таки нашла. Ничего, заживёт. Постараемся. Какой ты всё-таки лобастенький! - заметила она, загадочно улыбаясь.
  
   Прошёл месяц. И ещё... Упал первый снег. Настала зима. Суровая. Холодная. Раны у Лобо благополучно зажили. За эту, как показалось Шато, нескончаемую зиму охотница и её дикий найдёныш учились потихоньку доверять друг другу, согреваясь в землянке у огня и охотясь вместе на мелкую дичь, причём вполне удачно. Так они вместе выживали и слава Богу дожили до желанной весны.
   "Весна, лето... как-то проживу, - твёрдо говорила себе девушка. - А там нужно что-то думать. Надо возвращаться к людям. Может, уже забыли обо мне? Вот и славно будет".
   Шато первый раз встречала весну в одиночестве в лесу. Молодой волк Лобо с каждым разом всё дольше задерживался на самостоятельной охоте, реже и реже возвращался к своей спасительнице, и вот однажды он исчез совсем. День, два, неделя, месяц! Шато совсем отчаялась и не знала теперь, как дальше жить. По ночам начали мучить душу чувства одиночества и беспокойства, неизвестные ей раньше. Запахи и звуки леса смешивались с непонятными тревогами в душе Шато, опьяняли кровь и заставляли трепетать её девичье сердце. Давили тоска по дому, жгучее желание хоть с кем-то поговорить, неизвестность и трудности выживания в диком, непроходимом лесу, но страх перед преследовавшими её и того старика людьми удерживал девушку в лесу.
   Так почти прошло и лето, украдкой уже напоминала о себе приближающаяся осень. Шато совсем потеряла надежду, что её Лобо хоть когда-нибудь вернётся, плакала, но постепенно смирилась с потерей четвероногого друга, это означало для неё ещё более суровое выживание в лесу зимой, возможно даже смерть.
   И вдруг ранним утром, как снег на голову, появился Лобо. Суетится, вертится, за подол хватает. У Шато от неожиданной встречи вспыхнуло счастьем сердце и тут же сменилось тревогой, которую принёс с собой её волк.
   - Что, что, серенький?! Иду, иду, уже! Куда? Веди!
   И побежали разом, не оглядываясь, прямо в чащу. На бегу длинная, неудобная юбка Шато рвалась о сучья деревьев и шипы лесных кустарников, но она не обращала на это внимания, лишь сердилась, что она сдерживает её и что она не успевает за своим волком. И вот, в самой глуши непроходимого, дремучего леса, у небольшой, усыпанной разноцветными листьями поляны с множеством грибов и ягод, под замшелым старым буреломом оказалась разрытая чёрная нора.
   - Логово? Оно твоё? - Шато очень устала и взмокла от такого долгого и рваного бега без остановки, запыхалась, присела, и сейчас раскрывала себе грудь для более свободного вдоха. "Фух!" - осмотрелась она. Из норы раздался то ли стон, то ли глубокий, тяжёлый вздох.
   - Ой, Господи! - кольнуло ей чьей-то болью сердце. И не успев перевести дух, Шато сразу же метнулась к логову.
   - Кто там?! Показывай, Лобушко! Я помогу, если смогу. Твои дети? И самка тоже? Горе-то какое!
   Девушка не сразу заметила кровь на жёлтых и пурпурных листьях, размётанные около норы клочья серой и рыжей шерсти, крупные кошачьи следы. Она быстро опустилась на колени перед лазом и аккуратно заглянула внутрь. Опережая Шато, молодой волк опустился на передние лапы перед логовом и, засунув в него свою морду, растерянно скулил, неподвижно опустив хвост.
   Из норы снова послышался стон и скулёж щенков. Лобо лёг и пополз на брюхе внутрь, в темноту. Шато завела руку в нору следом за волком и тут же получила удары зубами, но не очень больно. Одёрнула руку, но не раздумывая долго, снова завела руку в логово, теперь медленно и аккуратно. Она осторожно нащупала мокрый шерстяной комочек, и ещё, и ещё один. Бережно и аккуратно доставала щенков и укладывала рядом с собой.
   - Волчата изранены, плохо, но это потом, - вслух рассуждала она.
   - Выводи её, мальчик! Выводи, дружочек! - взволнованно приговаривала Шато.
   Она приготовилась к худшему и нетерпеливо ждала каких-то движений в логове, вглядывалась в темноту дыры в земле и была наготове.
   Наконец показалась голова и шея молодой рыжей волчицы. Всклокоченная, истощённая, в кровавых ранах, мать еле передвигала лапы. Её передняя лапа была кем-то перекушена и доставляла самке боль. Из-за неё волчица никак не могла и не хотела покидать своего укрытия. Лобо нервничал, часто моргал блестящими глазами и тщательно вылизывал ей кровь на морде и теле. Казалось, он будто бы подталкивает своим носом ослабленную самку в бок. Та поскуливала, глупо поглядывая из темноты на человека, и никак не решалась вылезать. Шато легла на землю прямо у входа в логово и аккуратно подхватила израненную волчицу под грудь обеими руками и немного потянула, та взвизгнула от боли, оскалилась и снова отчаянно вцепилась зубами в руку и плечо девушки.
   - Ну, что же ты, подружка?! Потерпи, - Шато сжала зубы от боли и продолжала аккуратно тащить волчицу наружу.
   - Сейчас! Сейчас! Ещё чуть-чуть. Ну, давай же! Ещё чуть-чуть!
   Наконец вытащила. И, когда освободилась от волчьих клыков, взглянула на свою руку.
   - Хм, мне, кажется, повезло. Ты только так меня прищемила, - с облегчением заметила она волчице и стала более внимательно осматривать измождённую от потери крови и сил самку и её детёнышей.
   - Да,... я думаю, твоему обидчику тоже несладко пришлось, - заметила она её молодые крепкие зубы.
   - Тут такое дело, Лобо... Их здесь оставлять нельзя. Понимаешь? Да? Тогда давай помогай, лохматый.
   Девушка аккуратно переложила раненых волчат и волчицу на свою накидку и бережно потащила их через лес, к себе в укрытие. К ночи они уже были на месте. Шато устала, но медлить было нельзя, она тут же принялась обрабатывать раны, используя знания из видения и снов накануне, и не отходила от пострадавших волков до тех пор, пока не довела своё дело до конца.
   - Мне очень жаль. Этот малыш не выживет, - извиняясь, сказала Шато уже перевязанной полосками нижнего платья волчице и положила обречённого щенка ей под живот.
   Та молча, глядя исподлобья, снова сморщила нос на девушку, тщательно вылизывая тихо поскуливающего затихающего детёныша и подталкивая его мордой к соскам.
   - А эти, кажется, ничего, - с надеждой в голосе произнесла Шато, - выживут! Лобо, ты рад? - она аккуратно и бережно заканчивала перевязку щенков, возвращая их матери.
   Так пришло утро.
   Волк, устало распластавшись, лежал у её ног и внимательно слушал каждое слово спасительницы. Он чутко реагировал на любой писк волчат, прядая своими острыми ушами. Он часто глупо моргал, переводя взгляд с Шато на волчат, с волчат на свою подругу, и так без конца.
   - Теперь их маме нужно хорошо кушать, - Шато поднялась с колен и взяла своё копьё. - Пойдём, найдём что-нибудь? - предложила она Лобо.
   Волк встал и, медленно оглядываясь, нехотя сделал пару шагов от семьи.
   - Не волнуйся, я за нами траву сыпала - след отобьёт. Пойдём, дружок!
   Так и не пришлось Шато выйти к людям в этот год. У неё появилась семья. Странная, но всё-таки семья. Теперь она была не одна в этой глуши, и она была по-своему счастлива. По утрам они понемногу охотились, как могли, все вместе. Днём Шато по-детски с удовольствием долго играла с волчатами и собирала ягоды и травы на болоте. А ночью с ней вместе одним клубком спали взрослеющие и крепчающие с каждым днём щенки, затем приходил Лобо, и последней укладывалась спать рыжая волчица. Шато была легка и проворна, быстро осваивала премудрости волчьей охоты и старалась подчиняться её законам. Стая делала выбор - она принимала. Делёж добычи почему-то был отдан в руки Шато. Никто и не спорил. Семья есть семья: пятеро волков и девушка. Хотя вожаком был, конечно же, он - Лобо. Очень умён! Очень хитёр! И первый лучший кусок Шато сразу всегда отдавала ему.
   Время от времени к Шато в сон приходил Учитель. Так она обучалась: летала над лесом и окрестностями и удивлялась потом, что увиденное во сне имеет место в жизни. Вот так, постепенно, развивались её ум, наблюдательность и росла сила. Девушка не забывала человеческого языка - у неё был Учитель. И она обучила языку свою волчью семью. Шато не утратила человеческого облика, потому что во сне, рядом с ней, был мужчина.
   Она выросла, окрепла и стала очень красивой. Через два года её четвероногая семья увеличилась за счёт семей, что создали взрослые сыновья Лобо. Иногда случалось так, что Шато уходила помечтать к небольшому озерцу невдалеке. Вода в нём почти всегда была спокойной. Тёмно-коричневая и прозрачная от многолетнего настоя на дубовых листьях, она была как зеркало. Шато глядела в неё, на неё и пребывала в некоем текучем состоянии ума, грезила и иногда плакала. Волки всегда сопровождали её к озеру. Когда она медленно расчёсывала свои рыжие волосы гребнем матери, сделанным из костей крупной заморской рыбы, и тихонько пела, Лобо с волчицей и взрослыми уже детьми лежали у её ног. Когда Шато купалась в тихом озере, семья ждала и охраняла девушку на берегу. Её белое, почти фарфоровое, красивое молодое тело, светящееся под безмолвными, стыдливыми лучами солнца, что украдкой пробивались сквозь густой шатёр крепких, старых деревьев, казалось диковинкой, живой жемчужиной, нимфой, вдруг появившейся в лесу из ниоткуда, чтобы удивить своим совершенством древнего повелителя леса. В суровые зимние ночи Шато и вся большая волчья стая укрывались в доме под дубом, изнутри надёжно защищённом от ветра. Возлегая на шкурах добытых животных вместе с четвероногой семьёй, нос к носу, спина к спине, Шато часто просто глядела на золотистый танцующий огонёк в маленьком глиняном очаге и грезила. Она глубоко и долго мечтала о чём-то своём, запутываясь пальцами в мягкой шерсти Лобо.
   Девушка научилась сохранять надолго мясо дичи, беречь огонь, приспособилась готовить кушанья в посуде из глины, сделанной своими руками, сохраняя умение хорошо стряпать в память о матери. Она научилась составлять травы (их дарили ей лес и болото), делать сухие, быстро залечивающие снадобья и мази на воске и мёде диких пчёл. Руки и ум Шато становились всё более и более искусными, но в них уже появлялось и что-то ещё.
  
   Так проходили дни и месяцы, годы. Как-то во время обычной охоты вожак с самкой в одно мгновение будто сошли с ума. Эту нервозность тут же почуяла и переняла вся стая. Самка издала короткий, пронзительный вой и бросилась в сторону. Лобо в паре с ней взял след, и они не оглядываясь метнулись в лес. Вся стая подхватила темп и стала быстро исчезать между деревьев.
   "Что это с ними?" - подумала охотница.
   Еле удерживаясь в хвосте погони, она приняла стремительность бега. Не глядя себе под ноги, Шато старалась держаться за ними почти вплотную. Защищаясь руками на бегу от хлеставших её веток, она всё же постепенно теряла стаю из вида. Девушка прислушивалась к звукам леса и, чувствуя такое же возбуждение, что и стая, следовала за ними, подчиняясь некоему необъяснимому чувству, которое связывало её сердце и душу с волками.
   Волки рвались к реке. Охотница разглядела между прибрежных деревьев несущихся в брызгах по воде вброд Лобо и его подругу Тэклу. Остальные волки держались следом. Только на илистом берегу Шато заметила среди знакомых ей отпечатков лап волков глубокие крупные кошачьи оттиски.
   "Неужели это она? - предположила нечто охотница. - Три года прошло! Не может быть!"
   Она вошла по волчьим следам в, казалось, спокойную, тихую воду, и неизвестная доселе девушке река Серн открыто продемонстрировала перед непрошеной гостьей своё коварство и силу течения в этом месте. Мокрая одежда Шато стаскивала её с брода в сторону, как парус под ветром, и охотнице приходилось каждый раз внимательно выбирать место для ноги между скользких донных камней, густо поросших водорослями, которые в прозрачной воде с первого взгляда было не разглядеть. Шаг за шагом, на ощупь, кое-как удерживая равновесие, Шато спешила, ориентируясь на доносящиеся с противоположного берега звуки начавшейся смертельной схватки. Девушка торопилась и волновалась за вожака и его подругу, оценивая начавшийся шум, рык и визги как знак неистовой и невероятно жестокой битвы. Шато допускала ошибки, соскальзывала с обросших круглых камней, удерживалась руками, падала, вновь ударялась и снова рвалась туда, к ним, желая помочь своим оружием в бою. Дыхание Шато становилось всё горячей, ноги и руки от холода всё непослушней. Река-хозяйка и нечестные уловки её старого друга - коварного, скользкого каменного брода - отбирали у девушки немалые силы, предательски сбивали её с ног и крали бесценное время.
   На другой стороне реки была полоса невысоких обрывистых холмов, скрытая от беглого взгляда невнимательного путника высокими деревьями и густым кустарником.
   Вдруг эхом по воде со всех сторон до Шато донёсся особенный, свирепый рык кошачьего зверя, и она на мгновенье застыла. Такой истошный рёв могло издать животное только перед последним броском или в свою самую страшную, последнюю минуту. На какое-то мгновение всё вокруг стихло. Шато поняла, что медлить больше нельзя, и её будто понесло. Прибавив ходу, насколько это только было возможно, и уже не глядя себе под ноги, она быстро оставила реку позади себя. Легко прочитала следы, оставленные Лобо и стаей на более твёрдом берегу, и... её нос чётко уловил запах неизвестного ей зверя и запах его свежей крови - сильный и едкий. Он прилипал к гортани Шато и густо, как мёд, стекал в лёгкие, возбуждая охотницу перед встречей с крупным, доселе незнакомым ей зверем, и тем заставлял её дрожать и бежать со всех ног к месту, где она сейчас нужна.
   Бойня возобновилась. Девушка стремительно взбиралась по мокрой, еле заметной в сумерках тропе, цепляясь за колючие ветки кустов. Вот, наконец, она влетела к месту побоища, но... к тому моменту было уже всё кончено.
   После рваного, дикого и безоглядного бега Шато вдруг остановилась, бесцельно стояла у края каменистой площадки и смотрела на то, что теперь предстало перед её взглядом. Тишина. Только блуждающее по площадке эхо частого горячего дыхания оставшихся в живых волков. Шато увидела рыжие куски шерсти повсюду и даже не смогла точно определить, что это было за животное и каких размеров. Она только поняла, что это была крупная кошка с двумя подросшими детёнышами.
   Шато устало ссутулилась, опершись рукой о большой ближний камень, опустила глаза, будто что-то потеряла или забыла. Её легкие раскрывались, как паруса под порывистым ветром, и казалось, что вот-вот лопнут. Голова закружилась, и Шато закашлялась оттого, что пересохло в горле, но исподволь всё же продолжала рассматривать каменную голую площадку, по которой, с окровавленными пастями, нервно поблёскивая глазами, ходили её волки, туда-сюда трепали, и растаскивали по углам дымящиеся свежей кровью чьи-то куски. Повсюду виднелись быстро исчезающие лужицы ещё красной парной крови, и чувствовался этот запах. Этот едкий, тошнотворный запах!
   Стая не оставила от нелёгкой добычи ничего. У единственного здесь дерева молча стоял Лобо, устало придерживая лапой обтрепанную тушу своего поверженного давнего врага. Его волчица была с ним и нежно зализывала другу рану на морде и подвесе.
   В том страшном бою пали двое волков: старший из потомков Лобо и беременная молоденькая самка. Дикое зрелище потрясло девушку до глубины души и заставило дрогнуть её не готовое к такому кровавому повороту судьбы, нежное сердце.
   Вот она заметила лежащего на камнях, трудно узнаваемого от увечий друга в неописуемо сложной позе. Сделав несколько неуверенных шагов в его сторону, Шато нерешительно подошла к израненному волку, которого когда-то спасла щенком и который все эти годы нежно согревал её своим теплом в холодные ночи. Она села над ним и, не зная, что делать, застонала от ощущения его боли и предчувствия скорой его смерти. Огладила взъерошенную морду серого волка, спину, нежно и с тоской обняла и поцеловала его в нос. Слезы Шато просто текли ручьём и жгли ей солью щёки. Верный друг неподвижно лежал с вырванной в плече лапой. В его глазах всё ещё была жизнь, но она быстро утекала в землю вместе с горячей кровью, безвозвратно покидая тело. В глазах волка тоже были слёзы и наивное непонимание. Он лежал смирно и, мелко подрагивая всем телом, засыпал навсегда. Шато крепко зажала его кровавую рану обеими руками, напряглась, вскинула свою голову к небу, закрыла глаза и в отчаянии закричала сердцем, спугнув где-то там с деревьев невидимых сонных птиц:
   - "А-а-а-а-а-а!!!.." - в голове у неё помутилось, она уткнулась лицом в мокрую шею умирающего четвероного верного друга, стиснула зубы и прижалась к нему всем телом, что было сил.
   - М-м! Надо было бежать быстрей!!! Я могла бы помочь! - нескончаемо лились у неё слезы. - Прости, Сид! Пожалуйста, прости меня, миленький! - она поднялась на локте и пристально всматривалась в жёлтые немигающие глаза волка, всё ещё обнимая его, и они отдали ей свой последний свет. Шато аккуратно закрыла его глаза дрожащими пальцами, взяла на руки, как ребёнка, обняла его всего крепко-крепко и, снова подняв по-волчьи голову к небу, хрипло закричала. - А-а-а-а-а-а!!!...
   Шато плакала. Первый раз в жизни так громко кричала и по-настоящему безутешно плакала. С трудом заставила себя остановиться и оставила мёртвое тело друга в покое. Теперь охотница огляделась и увидела ещё одну жертву этой кровавой схватки, резко смахнула слёзы и вытерла рукавом глаза. Встала и пошла. Она еле переставляла ноги от безысходного чувства невосполнимой потери. Силы, казалось сейчас, совсем оставили её. Теперь Шато подошла к мёртвой серой волчице. Та неподвижно лежала почти на краю каменистой площадки, у кустов. Сердце растерзанной самки тоже уже не билось, но внутри всё ещё теплилась жизнь нескольких щенков.
   - Нет, нет. Слишком малый срок, чтобы им выжить, дорогая, - шёпотом сожалела Шато. - Слишком малый срок.
   Она омывала морду волчицы своими слезами и обтирала рукавом быстро остывающую и становящуюся чёрной в сумерках кровь на её животе.
   - Мы их похороним. Не бросим так. Слышите все?! - произнесла она твёрдо, - Они оба наша семья, и я тоже уже часть её! Я тоже волчица!!! - воскликнула Шато и опустила глаза. "Я волчица!" - подхватило короткое эхо.
   Шато попыталась поднять и увести стаю с этого кровавого места, но поняла, что это у неё не получится. Тогда девушка, продолжая тихо ронять слёзы и стыдливо обтирать их рукавом, собралась с силами и быстро и уверенно занялась знакомым ей делом. Она обработала раны волков снадобьями, которые всегда носила при себе в кожаных мешочках, прикреплённых к поясу сзади. К удивлению Шато, у Лобо было меньше всего ран и все лёгкие - только царапины. Это было единственное, что сейчас её успокаивало.
   Время быстро шло к закату, когда она поняла, что обессиленная сытая стая не сдвинется с места. Тогда Шато решила очистить логово дикой крупной кошки, скрытое в горе, от того, что осталось после драки, разжечь внутри огонь и приготовить к ночи для всех. Лобо всё ещё никак не отпускал из лап свою добычу, поверженного заклятого врага, детоубийцу. И оба волка-вожака устало засыпали рядом друг с другом на открытой площадке. В глазах обоих ещё был злобный блеск, но он быстро таял.
   - Я не буду беспокоить вас. Я всё понимаю, Лобо. Это она погубила твоих щенков и ранила Тэклу. Тогда, давно.
   Шато опустила глаза и, оставив вожака с его подругой наедине, сама ушла к тёмной реке. Затем она вернулась, сбросила остатки волчьего пиршества с горы, наломала и наносила лапника в логово, огнивом разожгла огонь. Стая, как обычно, медленно начала собираться около Шато, теперь внутри чужого логова. Девушка бережно перетащила тела мёртвых волков к стене пещеры и укрыла их ветками.
   - Эту ночь вы ещё побудете с нами, - произнесла она вслух, - а завтра...
   Она сдержала слёзы, глубоко, горячо вздохнула, сжав маленькие кулачки, и оставила тела погибших в покое.
   Ночь была тяжёлая. Шато с трудом уснула в незнакомом ей холодном месте. Переходящие с места на место раненые волки, поскуливали, пробуждая её от беспокойного поверхностного сна. Сломленная усталостью, почти в забытьи, она видела во сне пожар, начавшийся от молнии, попавшей случайно в её дом под дубом, она спасала в огне своих волков и свёрток. Странным образом сон и пережитое днём смешались: у девушки начался жар. В пылу ночного кошмара Шато расслышала волчий вой и, возвращаясь из сна, как из небытия, увидела Лобо и Тэклу, стоящих под проливным дождём и поющих, казалось, погребальную молитву. Сверкнувшая совсем рядом молния ослепила её, прогромыхал раскатистый гром. Девушка закрыла глаза рукой. Она понимала, что в грозу опасно находиться в лесу или на возвышенности, но не посмела прервать прощание стаи.
  
   Утро наступило неожиданно быстро. После ночной грозы на верхушках деревьев застряла немая тишина. Зябкий густой туман, стекающий с холмов в русло тихой реки Серн, снова нашёптывал о скором приближении осени.
   "Пора, - подумала Шато, - пора проводить друзей. Сейчас самое для этого время". Она вышла на площадку и теперь только разглядела это удивительно красивое место. Река как на ладони. Верхушки деревьев будто почти под ногами. А простор! Встанешь на край площадки и только держись! Кра-со-та! Но сейчас ей было не до того. Шато бегло оглядела всё вокруг и осталась довольна тем, что её два друга-волка будут здесь, в таком замечательном месте, и тихо согласилась сама с собой. - Пора, - произнесла вслух и ...
   Когда всё задуманное Шато было тщательно и бережно завершено, Лобо поднялся и повёл стаю назад, через реку. Подходя к своему дубу, на той стороне реки, Шато увидела, что он действительно этой ночью горел. Дымящийся и расколотый молнией надвое, он напоминал ей сейчас только что похороненного друга-волка. Сгоревшая часть дерева была похожа на вырванную с плечом лапу Сида с уже запёкшейся чёрной дымящейся кровью. Охотница вдруг поняла, что просто чудом не погибла под его корнями этой ночью вместе с волками, отвернулась и в растерянности глухо зарыдала.
   - Мы здесь не останемся! Вот только... Свёрток! - вспомнила она. - Свёрток!!!
   Шато мгновенно нырнула под корни горелого дуба, где ещё недавно был её дом. "Всё погибло! Почти ничего не осталось". Испачкавшись в саже и тяжело дыша, Шато искала его и теряла терпение. "Ну, где же ты?! - горячилась растерянная девушка. - Фух! Нашла! Уже испугалась, что"... - выдохнула с облегчением она и, прихватив несколько неиспорченных, но мокрых шкур и жизненно необходимых вещей, выбралась из-под дерева наружу. - Всё! Здесь нам больше делать нечего, - не оборачиваясь, произнесла она. - Давайте вернёмся в логово, через реку. Там и места больше, и мёртвым будет не одиноко, - огладила она кого-то из волков.
   Мудрый Лобо всё понял и снова повёл стаю.
   - Вы у меня все такие любимые и понятливые! Дорогие мои. Не представляю, как бы я была без вас... Была бы ли я сейчас жива?
   Она неуверенно шла, немного пошатываясь, и невольно срывающиеся с глаз слёзы делали нечёткими очертания леса на её пути. Только в эти минуты девушка окончательно поняла, что она и волки уже неразделимы.
  
   Как-то в конце зимы, охотясь в привычных местах, Лобо вдруг замедлил шаг. Текла подняла морду, насторожённо внюхиваясь в даль.
   - Кого вы чуете? - подумала вслух Шато.
   Волки опасливо рыскали из стороны в сторону и ступали особенно бесшумно. Их непривычное поведение насторожило и уже опытную охотницу. Осторожно, крадучись, она всматривалась в снег в той стороне, куда был повёрнут нос обоих вожаков.
   - Что там? Почему вы дальше не идёте? - подчиняясь любопытству, девушка, опасливо крадучись, продолжала идти вперёд.
   Там явно кто-то был. Но запах, всегда означающий опасность для волка, остановил их. Охотница шаг за шагом продвигалась дальше. Она расслышала стоны, не принадлежащие животному. Её сердце вздрогнуло и застучало чаще.
   "Человек?! Не может быть! В этих местах редко встретишь следы, принадлежащие человеку. А тут он сам?"
   Шато осмотрелась и решила подойти ещё поближе. Лобо низко, глухо рычал, поглядывая на Шато своими блестящими небесными глазами.
   - Останьтесь здесь. Я сама, - негромко сказала она.
   Аккуратно сминая под собой снег и пробираясь между деревьев, она тихо подошла к раненому.
   "Стрела красная, как была у Лобо - в плече. И перья того же цвета", - заметила она. Шато бережно перевернула лежащего вниз лицом мужчину. Он застонал. Девушка снова вздрогнула. Подошедшие вслед за ней волки отпрянули. Лобо, низко опустив морду, рычал и скалился.
   - Назад! Это человек. Отойдите назад! - не оборачиваясь, произнесла Шато.
   Прошедшая насквозь стрела крепко сидела в теле раненого, надёжно скрепляя с обеих сторон одежду застывшей смесью из крови и снега.
   "Нужно посмотреть", - подумала Шато.
   Охотница предприняла попытку добраться до самой раны. Это немного привело человека в чувство, но он не подал вида из-за того, что был слишком слаб от потери крови и холода. Заглянув под его верхнюю одежду, охотница поняла, что рубашку придётся резать. Она ловко достала из-за спины свой необычный нож и поднесла его к груди раненого, чтобы распороть рубаху, но тут... Предполагая для себя худшее, раненый мужчина крепко схватил её за тонкое запястье, резко остановил занесённый над ним большой острый нож и взглянул, казалось, своей смерти в глаза.
   - Если я тебе сейчас не помогу, ты умрёшь прямо здесь. Тебе решать, - спокойно и решительно произнесла Шато, глядя молодому бледному мужчине в карие глаза.
   Тот согласился, вяло отпустил её руку, расслабился, закрыл глаза, и снова обессилел.
   - Кто ты? - шёпотом произнёс он в сторону.
   - Неважно. Молчи. Поговорим тогда, когда к тебе вернутся силы.
   Шато одним движением сломала наконечник стрелы, уверенно вынула её, зажала отверстие ладонью, закрыла глаза, что-то произнесла и остановила кровь. Затем достала свои снадобья и обработала ими рану незнакомца. Посидела, подумала немного и решила перетащить человека в дом под дубом, точнее, в то, что от него осталось. Развела там огонь. Как смогла, устроила место. Прикрыла ветками вход в пещерку и ушла за добычей и посудой. Прямо здесь нужно было готовить горячие отвары для раненого и всё остальное, что потребуется.
   Из рассказов незнакомца Шато узнала ужасную новость о местах, в которых родилась, и ещё много тревожных новостей о разгулявшейся в ближних городках охоте на ведьм, о постоянно полыхающих кострах в разных городах и селениях, о предсмертных нечеловеческих муках заживо сожжённых женщин всех возрастов, скорби их детей и мужей, и ещё о многих страшных вещах и кровавых зрелищах, что происходили сейчас по всей Англии. Он рассказывал, что у них в деревне летом и осенью пал скот, напала порча на посевы, мёртвыми рождались дети.
   - Платить совсем стало нечем. Голод. И в этих злыднях обвинили якобы ведьм и их шабаши в нашей округе. Как только я увидел проезжающую через наш посёлок карету инквизитора, по моему это был сам епископ, я мгновенно собрался и рванул с семьёй по дороге в лес, от греха подальше. А там всадники. Не повезло. Надеюсь только, что жена с малышкой всё-таки уцелели! Бросил я их за болотом в римских крепостных стенах. Верная тропка. Знаю с детства. Не найдут! Надеюсь не замёрзли мои девочки, а значит спаслись и от инквизитора в надёжном укрытии. А, чтоб гореть ему в аду! Каналья! Тысячу чертей и ежа ему в печёнку! - с запалом рассказывал Тагарт.
   Так звали этого молодого мужчину. Спасая жену и дочь, он уносил ноги от гвардии нынешнего графа, посланной наказать жителей деревни за несогласие с непомерно повышенным налогом.
   - И что дальше? - сопереживая, интересовалась Шато.
   - Да что ещё?! Говорят ещё, что король Людовик Французский отправился в Иерусалим за славой, и наш доблестный король тоже, говорят, собирает рыцарей! Война, опять будет кровь и война! - вспылил мужчина, нехотя допивая горячий горький целебный отвар.
   Шато побоялась и не стала рассказывать ему свою историю. Чутьё ей подсказывало, что лучше молчать. Она только назвала своё имя и подумала, что тем, что всё-таки осталась в лесу с волками, она, возможно, спасла себе жизнь и сохранила свёрток. А Тагарт полностью открылся ей и рассказал, кто он, какими путями-дорогами он оказался в этом глухом месте, как, спасая любимую жену и маленькую новорождённую дочь, он, раненый, уводил погоню за собой в чащу леса и теперь, когда они наверняка в безопасности, ему как можно быстрее нужно к ним возвращаться.
   Лишь только Тагарт окреп, Шато вывела его с завязанными глазами на то же место, где нашла.
   - Зачем это ты мне завязываешь глаза? - удивился он.
   - Меньше знаешь - безопасней жить. Поверь мне, так правильно.
   Улыбнулась она ему на прощанье, и, не оборачиваясь, они разошлись.
   "Да, недобрые вести. Ещё более неспокойные времена", - размышляла Шато на обратном пути.
   - Не будем больше переходить реку. Опасно. Здесь у нас тоже дичи много, - делилась охотница с вожаком, ступив на безопасный для себя и стаи берег.
   И дальше дни потекли, как раньше, но иногда сны говорили ей, что на том месте в лесу снова раненый человек. Поддаваясь любопытству и желая проверить явность сна, она незаметно для человека, будто из ниоткуда, приходила туда и врачевала больных, уводя их в дом в корнях под дубом, и снова возвращала окрепших на условленное место, но уже больше ни с кем из них не говорила.
   "Что-то раны другие. Да и просто больных больше. Но к людям я уже не вернусь! Поздно! И, значит, я им нужна, если они хранят тайну моего пребывания? Но всё равно,... надо оставаться осторожной. Сколько же мне уже лет? Первого Лобо я знала девять зим. Одна зима без него. Второго Лобо... Всего, значит, тридцать два". Пришёл бы Тагарт... - вслух размышляла она. - Как там его жена и дочь? Удалось ли тогда спастись? "Нет, нет, лучше не надо мне об этом думать!" - оборвала она возникшие щемящие мысли и чувства.
   Выхаживая больных, Шато всё реже и реже охотилась в лесу. Лобо просто приносил ей добычу: зайца или ещё какую-нибудь дичь. Женщина с каждым днём старалась больше собирать трав и готовить снадобий. После очень суровой зимы весной у самки вожака стаи снова появились щенки. Она их родила прямо в логове за рекой.
   Среди пятерых малышей снова был один со светлой шерстью, и, когда щенячьи глаза перецвели, у него оказались - небесно-голубые. Шато часто играла с ним и забирала его от семьи к себе на ночь, под живот. Волчица-мать вскоре приняла это, но всё же внимательно наблюдала за ним со стороны. Как и все щенки, рождённые раньше, "светлый" взрослел быстро. Он предпочитал чаще бывать с Шато, чем с остальной стаей, и с удовольствием сопровождал девушку на болоте и в лесу. Не теряя времени, он охотился здесь же, самостоятельно.
   Собрав всё необходимое для снадобий, травница часто подсматривала, как забавно белый пушистый волчонок играется с мышками и ёжиками, ставит ушки домиком, смешно припадает на передние лапы, удерживая в них свою добычу, при этом становится растяпой и упускает свою шутливую и колючую игрушку. Это вызывало смех у опытной охотницы и умиление в её одиноком женском сердце. Снова начиналась дружба, свободная, чистая, обоюдная.
   Прошли годы. Лобо мирно покинул этот мир на руках у Шато. Немногим позднее угасла его верная серая подруга. Девушка видела, как тоска по другу высосала у этой волчицы желание жить. Такая удивительная преданность и любовь надолго оставила глубокий отпечаток в её душе.
   В стае, следуя обычным лесным законам выбора наисильнейшего, сменился вожак, им снова стал голубоглазый, светлый волк, воспитанник Шато.
   - Теперь это твоё имя - Лобо. Ты занял место своего отца. И я рада, что ты так же силён и умён, - с гордостью говорила охотница, трепля серого, голубоглазого, теперь уже ловкого и сильного своего друга за плотную шерсть у горла.
   И снова вожак привёл самку со стороны. И она была рыжей, со светлыми подпалами на груди и у морды. Недоверчивая и дикая, она долго не приближалась к Шато и странно смотрела на остальных волков, свободно общающихся и спящих вместе с человеком в одном логове, на одной лежанке. Но время сделало своё дело и волчица сдалась.
   Сменялись в стае вожаки, но одно оставалось у него неизменным: голубые глаза, светлая шерсть, сила и острота ума, воспитанная в этом волке, Шато. Всё происходило естественным путём. Поколение сменялось поколением. И каждый раз самый сильный и хитрый волк носил имя Лобо, в память обо всех тех, кто был дорог этой хранительнице свёртка и отдал ей свою дружбу, привязанность и любовь. И так же не было у Шато более преданного друга, чем белый волк, и более верных защитников, чем его семья. И женщина по-прежнему с удовольствием нянчилась со всеми щенками и участвовала в охоте, сохраняя за собой право дележа добычи.
   Медленно текли годы в лесу, но женщина-охотница, как и раньше, была легка и неутомима. Благодаря частому врачеванию Шато приобрела особый опыт и мастерство. Она нашла смысл в своей одинокой жизни.
   Очередной сон подсказал ей: человек в лесу ожидает её помощи. К удивлению врачевательницы, в условленном месте она нашла Тагарта. Он был болен.
   - Как я рада, что это ты! То есть я рада тебя видеть, но встревожена тем, что ты болен, - поправилась она.
   - Как ты узнала меня, Шато? - криво улыбнулся постаревший мужчина с бледным лицом.
   - Глаза у тебя всё те же.... и подбородок, - улыбаясь, ответила она.
   От радости встречи со старым знакомым у Шато заблестели солёной влагой глаза. Она хотела было обнять его, но Тагарт остановил её жестом.
   - Нет, нет! Остановись! У нас в деревне многие умирают, так что я и сам не знаю, зачем пришёл. Мне видимо, конец, но моей дочери, возможно, ты ещё сможешь помочь. Может, успеешь... - тяжело дыша, с испариной на лбу, сказал больной.
   - Я готова! Опиши мне, как начинается болезнь и что дальше происходит. Я спрошу у Учителя, если не знаю сама.
   - Какого Учителя? - вяло переспросил Тагарт.
   - Извини. Я сказала лишнее. Забудь.
   - Хорошо. Я уже забыл, - кивнул гость.
   И Тагарт рассказал ей всё в подробностях, как знал, и показал тёмные нарывы у себя на шее.
   - Я раньше такого не видела. Так. Идём со мной. Я тебе доверяю, так что глаза завязывать на этот раз не буду.
   Придя на уже знакомое ему место, Тагарт настоял на том, чтобы она была осторожна. Оставив интуитивно приготовленный отвар, Шато решила вернуться на ночь за реку, домой. Уходя в сон, она просила Учителя о помощи:
   - Расскажи мне, что и как делать в этом случае и чем пользоваться. Это очень важно! Не для меня. Мне даже кажется, и не для Тагарта, а для его дочери. Я так чувствую! Прошу тебя! Я знаю, что сейчас не твоё время, но всё же, услышь меня, Учитель. Откликнись!
   И она получила полный ответ. Утром, вооружённая знаниями, женщина отправилась в неизвестные ей места, увиденные во сне. "Доверять, не доверять - рассуждать некогда"! В сопровождении стаи Шато побежала, ведя её за собой. У врачевательницы тоже уже начинался жар. Без труда она разыскала источник и взяла из него воду.
   "Хм, вонючая! - заметила Шато. - А вот и второй".
   Набрала и из этого. Далее в горе, в пещере, нашла оранжевые кристаллы и ещё глубже, рядом с висящими на потолке летучими мышами, тёмную, сладковато-приторно пахнущую смолу. Взяла и её.
   Часть стаи, ожидая Шато, увлеклась охотой и погнала оленя. Лобо и его подруга остались ожидать у входа. Увидев выходящую из пещеры Шато, оба волка нетерпеливо наскакивали на неё, покусывали за руки, тем самым показывая своё волнение из-за её затянувшегося отсутствия.
   - В путь, ребятушки. Скорей! Не будем ждать остальных. Некогда!
   Она выкрикнула вверх, прикладывая руки ко рту:
   - Шато-о-о-о-о-о-о!!!...
   И эхо разнесло её зов по окрестности. Сделав прыжок в сторону обратного пути, Лобо азартно принял роль ведущего на себя. Его подруга строго держалась позади женщины. Услышав призывный клич Шато, остальная стая настигла их и присоединилась дорогой. Как в сопровождении эскорта, врачевательница добралась до возродившегося из пепла горелого дуба за рекой.
   У Тагарта уже был сильный жар, и его трясло. Он стонал и бредил, но всё же слышал приближение её волков и крепко взялся на нож.
   - М-м... Мне никогда не привыкнуть к твоим волкам! - с трудом открыл он глаза. - Я из последних сил готов схватиться за оружие! - тяжело произнёс он.
   - Это лишнее. Просто не бойся. Они все очень умны. Ты же видишь, как они себя ведут, - успокоила его целительница.
   Она развела огонь в большом открытом специальном глиняном сосуде и твёрдо сказала, предупреждая Тагарта:
   - Тебе здорово придётся потерпеть.
   Он кивнул.
   - Потерпеть? Не впервой! Я готов. Лишь бы выжить мне и моей дочери, - наблюдал он за ней. - И будь осторожна сама. Без тебя - конец не только мне... - мужчина расположился удобней, из последних сил сняв рубашку и оголив шею.
   Шато тщательно прокаливала свой нож на огне и одновременно готовила и отвар, и густое снадобье по рецепту Учителя из сна, подготовила белый сухой мох с болот и особым образом приготовленные повязки из кишок дичи, в основном оленьих.
   - Так ты готов? - строго спросила она.
   - Да, - сжал он кулаки.
   - Подожди. Это выпей всё сразу, только мелкими глотками.
   Шато подала Тагарту горький травяной отвар, и часть другого настоя понемногу пила сама.
   - Теперь это зажми зубами и крепко свяжи себе руки за спиной.
   Она подала ему кусок свёрнутой ткани и верёвку.
   Соль, верёвки и другие необходимые предметы Шато приносили люди в оплату за своё исцеление. И, чтобы иметь хоть какую-то надежду на выздоровление, они строго хранили тайну её пребывания в лесу.
   - Пожалуй, теперь ты действительно готов.
   Тагарт отдал сосуд и сонно кивнул, закрыл глаза, сжал в зубах кусок ткани и отвернулся в сторону, подставляя Шато свою обнажённую шею и грудь.
   - Начали...
   Шато уверенно взяла в маленькие руки свой нож, раскалённый добела на огне, и сделала первый тонкий надрез. Тагарт громко застонал, выгнул спину и сжал зубы. На его груди раскрылась неглубокая рана. Потекла кровь, запахло горелой плотью, появилась вязкая слизь, следом едкий специфический запах. Шато чуть не стошнило, она задержала дыхание, насколько смогла, и снова собралась. Вычистила и тщательно прижгла рану другой стороной ножа. Кровь по краям запеклась.
   Задача действительно была не из лёгких. После скорого действия специального отвара крови Тагарт терял немного, но в какой-то момент он всё-таки не выдержал боли и потерял сознание. Врачевательницу ничего не смутило. Она знала: Тагарт крепко спит, и она продолжала и продолжала умело резать, удалять чёрную слизь, сгустки из нарывов, прижигала и прижигала их и обрабатывала тягучим красноватым снадобьем раны, решительно и аккуратно, пока не сделала всё, как надо, уверенно и неумолимо.
   Напряжённая ночь, тяжёлое утро, и ещё два дня ожидания. Тагарт не приходил в себя. Врачевательница заботливо меняла ему повязки из сушёного белого болотного мха с абсолютно неизвестной для себя по составу мазью, которую применяла впервые. Она настойчиво и аккуратно отпаивала Тагарта особым отваром, пила его сама и украдкой любовалась мужественными чертами лица и телом своего гостя. Ничуть не сомневаясь в своих действиях, она терпеливо ждала, когда жар у Тагарта спадёт и он очнётся. Ведь и её жар практически уже прошёл. Да так всё и получилось.
   - Доброе утро, спасительница! - улыбнулся он.
   - Доброе ли? - недоверчиво переспросила Шато.
   - Да, не сомневаюсь. Пока я спал, плыл в маленькой такой лодке по облакам и не мог понять, в какую же сторону мне направиться. Вокруг туман, сияние... И вот я услышал твой голос, как песню: Шато-о-о-о! - нараспев произнёс мужчина и улыбнулся, глядя ей в зелёно-карие глаза.
   - Не выдумывай! Я так звала семью в горах несколько дней назад, - сдерживая в сердце свои нечаянные волнующие чувства, Шато была просто довольна тем, что ему действительно лучше.
   - Несколько? Ты сказала "несколько дней"? - удивлённо переспросил Тагарт.
   - Три или четыре. Отдыхай. Я приготовлю еду, - внешне спокойно произнесла она, вышла из-под дуба и, справляясь с ритмом своего вдруг проснувшегося женского сердца, просто глядела вдаль, в густой, непроходимый, расцветающий всеми неповторимыми красками осени лес.
   - Да я выбрался из облаков только на твой голос! - молодой мужчина приподнялся на локтях и выкрикнул ей вдогонку.
   - У тебя был сильный жар, и ты бредил, - пояснила Шато, отдышалась, взяла по пути пару веточек и вернулась к огню. - Всё в прошлом.
   - Да хоть как! Я жив ещё только благодаря тебе! - настаивал он.
   - Нет. Не только мне, - успокаивала она его, занимаясь своими делами.
   - А кто тут ещё? - размышлял тот вслух. - Только твои волки и... всё!
   - Не думай об этом. Думай о жене и дочери. Ты нужен им. Помнишь?
   - И ты. Ты тоже нужна! - перевёл разговор Тагарт, провожая её нежным, благодарным и восхищённым взглядом.
   - Я? Нет. Я тебя научу, сможешь и ты. Только не рассказывай обо мне никому, кроме своей дочери, - подсела она к нему.
   - Почему?
   Шато так посмотрела на Тагарта, что тот не решился спорить.
   - Хорошо. Только дочери, - тут же быстро согласился он и крепко взял её за руку.
   По крови Шато, как по небу, вихрем вдруг пронеслась огненная комета, и её щёки вспыхнули алым.
   - Спи и набирайся сил, - отошла она-то него как ни в чём не бывало.
   Занялась отваром и ни за что больше не смотрела на Тагарта.
   - Время дорого, - сухо и спокойно произнесла она. - Пойдёшь завтра. Вечером я всё тебе дам с собой, расскажу и покажу, а сейчас спи. Пожалуйста, спи.
  
   Прошло ещё два одиноких долгих года.
   Ни раненых, ни больных, ни Тагарта.
   Желание выйти к людям нарастало. Шато призвала Учителя, и он провёл её во сне по местам, где она хотела побывать.
   "Ничего не узнать. Пустошь и везде запах смерти. Одинокие чёрные повозки в деревнях и на дорогах", - в сонном полёте рассматривала и осознавала она.
   Место и дом, где жила мать Шато, были безлюдными и холодными. Раскрытые настежь двери, слепые серые окна и везде следы погромов. Давно потухшие пожарища чернели на земле страшными незаживающими язвами. Да, прошло более тридцати лет с тех пор, как ей пришлось оставить родной дом. Изгнанница вдруг почувствовала себя абсолютно одинокой и очень маленькой девочкой. Во сне она свернулась калачиком, замёрзла, сжалась и, не просыпаясь, тихо заплакала. Лобо прилёг к ней поближе, положив ей лапу и морду на спину и так согревал своим телом до утра.
   Время текло. Зима неумолимо сменяла осень, но потом всё равно приходила весна.
   Шато чувствовала усталость от жизни. Она всё чаще и чаще брала в руки свёрток и думала о том, что он не должен быть потерян для людей. И вот долгожданный сон: ожидающий человек в условном месте. Рано утром того же дня она нашла там Тагарта. Шато, не сдерживая радости, бросилась ему на шею. Уже немолодой, седой и худой, он пошатнулся, и женщина едва удержала его от падения.
   - Я так ждала! Я думала, что уже никогда не увижу ни тебя, ни людей! Как ты?! Смогли ли тогда выжить твоя дочь, жена?!
   - Да, я успел тогда. Я сделал всё точно, как ты меня учила. Они, слава Богу, обе живы. Только я вот... - бледный и уставший Тагарт ответил слабой улыбкой, как мог.
   - Что? - слетела улыбка с губ Шато. - Что?!
   - Рана. Я получил её в бою. Не заживает, год наверное уже гнию. Потрепали рыцарей нашего короля Эдуарда в битвах, и мне вот досталось, - говорил он коротко, переводя дух после каждой фразы.
   - "У нас новый король?" - подумала Шато, - Давай я посмотрю рану. Только не здесь. Опасно. Вдруг кого-то ещё сюда занесёт. Пойдём ко мне!
   На этот раз она решила увести его за реку.
   - Он у тебя вечный, что ли? - удивился Тагарт, вновь заметив почти белого, голубоглазого волка, не отходившего от женщины.
   Молодой крупный волк-вожак всю дорогу за ним внимательно и пристально наблюдал. А у Тагарта от глубокого, невозмутимого, прямого волчьего взгляда постоянно гулял по спине неприятный холодок.
   - Ты это о ком? - не поняла сразу Шато.
   - М-м, - кивнул в его сторону Тагарт, - О нём,... твоём голубоглазом волке.
   - Да, похоже на то, - чуть улыбнулась Шато и взглянула на волка, испытывая истинно тёплые чувства к своему другу и помощнику. - Он всегда со мной, точнее, они.
   Она поддерживала Тагарта под плечо и помогала ему идти.
   - А их было много? Не один?
   - Да. Не один, но всегда со мной, - грустно улыбнулась Шато.
   - Странно. Они так похожи все. Как на одно лицо, то есть, я хотел сказать, на одну морду.
   Шато снова улыбнулась, но ничего не ответила.
   - И ты странная. Если бы я не знал тебя так долго, я бы сказал, что ты городская. Ты разговариваешь, как все. Только одета иначе, - посматривал он то на Шато, то на волка-вожака, то на остальных хищников, втягивающих носами его чужой для них запах.
   - А что тут странного? Я же человек.
   - Да. Но ты одна, в лесу, и столько лет, и не забыла языка, не одичала, и выглядишь крепко, ухоженно, как настоящая женщина.
   - Да,... женщина, - выдохнула Шато. - Может быть. Только пусто, - еле слышно произнесла она, - Такая судьба, - и грустно усмехнулась, - "Ни любви у меня, ни детей"...
   Она заметила, что Тагарт от потери сил ставил ноги всё тяжелей.
   - Уже недолго осталось идти, потерпи.
   За беседой путь показался недолгим.
   - Ты здесь живёшь? - спросил он, когда они все вместе вышли к реке.
   - Почти. На той стороне, - кивнула Шато.
   - Погоди! Я плавать не умею!
   - А и не надо. Здесь брод, Лобо по грудь.
   - Не люблю я воду! - насторожился он и твёрдо остановился у кромки воды.
   - Ничего. Пойдём.
   Шато покрепче подхватила Тагарта, подставив ему поудобней плечо, и повела за собой. Ему просто ничего не оставалось.
   - Ой! Они что-то подходят ко мне слишком близко! - с опасением произнёс мужчина, искоса поглядывая на волков.
   - Погоди. Ты что же, всё ещё не поймёшь? Это моя семья. Мой гость - их гость. Всё просто.
   - Просто? Да, конечно: "гость". А они об этом знают?! От страха меня дрожь пробирает чуть ли не до костей! Чёрт! Дьявол! - почувствовал Тагарт озноб, вновь прокатившийся по его спине.
   - Это не от страха, Тагарт. Просто вода в реке холодная. Осень! Вот и всё! - чуть улыбнувшись, пояснила Шато. - Держись крепче. Здесь камни очень скользкие.
   Добравшись наконец до места и дав мужчине отдохнуть и согреться у огня в уютной пещере, Шато внимательно осмотрела его рану.
   - И давно это у тебя?
   - С середины зимы.
   - Плохо. Рана глубокая. Нехорошая. Ладно, я попробую. Тебе снова придётся потерпеть. Смотрю, сам залечивать пытался?
   - Да. Пытался. Не вышло, - выдохнул гость. - Потерплю я. Не первый раз ведь. Давай! - согласился он. - Под твой нож, Шато, я лягу без сомнений. Режь!
   - Ну да, ну да. Конечно. Я сначала приготовлюсь, но только на этот раз я тебе помогу с условием, - сказав, вдруг задумалась Шато и подошла к огню подбросить веток.
   - С каким? Ты раньше врачевала без условий.
   - Послушай. Я хочу передать тебе все свои знания, которыми обладаю. И сделаю это, пока буду выхаживать тебя. Договорились? - размышляя и обдумывая на ходу, отвечала Шато.
   - Не-е-т! Ну что ты? Я не смогу! Выбери себе кого-нибудь ещё. Помоложе. Это дело не для меня!
   - Да? - испытующе взглянула на него Шато. - Ладно. Найду помоложе. Тогда ты можешь уходить прямо сейчас, - она остановила приготовление мазей, аккуратно отложила их в сторону и в упор посмотрела на Тагарта каменным взглядом.
   - Вот это да! Ну и взгляд! Ну и характер! Тебе бы, Шато, в доспехи и на коня! - поднял Тагарт на неё глаза и сразу же перевёл взгляд на пылко разгоревшийся огонь. - Хорошо. Ладно, я согласен, - сдался он, улыбнувшись бледными губами.
  
   День за днём, лишь с перерывом на еду, Шато обучала единственного в своей жизни человека, которому доверяла сейчас свой бесценный опыт, знания, тайны, выходя на охоту лишь в редких случаях.
   - Возьми меня с собой на охоту, - попросился он как-то раз, - Чего это я всё время только здесь сижу?
   - Ты слишком шумный и медленный, - улыбнулась Шато. - Не обижайся, хорошо? Лучше сделай что-нибудь полезное здесь.
   - Что, например?
   - Силовой отвар и заживляющую мазь. Свежую, как я учила. После охоты бывают раненые.
   - Раненые? - переспросил и оглянулся мужчина, но Шато со стаей уже бесшумно исчезла за деревьями.
   Ко времени заката она вернулась, вся перепачканная кровью, внесла в пещеру на своих плечах раненого молодого волка, который спокойно висел у неё на шее. В руках она держала свежее снятую целую оленью шкуру, в которой было завёрнуто ещё тёплое бедро с копытом, небольшое количество кишок, рога, желчь и ещё кое-что.
   Когда Шато неожиданно появилась на пороге, Тагарт замер в оцепенении, вжавшись в стену пещеры, и не произнёс ни слова. Она сейчас была растрепанная и вся в крови, как воин только что вернувшийся с горячего поля боя с добычей. Её вид был столь отталкивающим и пугающим, что гость видавший и более, содрогнулся.
   Она молча опустила волка на лапы - тот спокойно лёг. Ожидая от Шато помощи, он поскуливал, поджимал и вылизывал немого кровоточащее бедро.
   - Я сейчас, - охотница заметила беспокойное состояние своего гостя, чуть смутилась, затем как ни в чём не бывало взяла шкуру со всем содержимым и ушла к реке, как всегда, не одна, а с Лобо. Сделав всё необходимое у воды, она вернулась уже совсем другой.
   - Так лучше? - заметила она изменения во взгляде Тагарта.
   - О-о! Да! Да! Спрашиваешь?! И так всегда? - немного расслабился он.
   - Бывает по-разному. Я дичь не выбираю. Я только член семьи, а вожак - он, - Шато кивнула в сторону голубоглазого волка. - Он в этой семье мужчина.
   - Ясно, - выдохнул с облегчением Тагарт. - Он мужчина.
   - Иди сюда и смотри. Что волки, что люди - одинаково, равно нежно и аккуратно. Боль у всех одна.
   Шато особым образом, аккуратно села на волка сверху, зажала его морду между своих бёдер и промыла тёплой солёной водой его открытую рану. Затем положила на неё заживляющее снадобье, приложила собранный на болоте, измельчённый в порошок чёрный мох и перевязала свежими, тщательно промытыми оленьими кишками.
   - И эту, большую, рану обрабатывай так же, как я. Только повязку я покажу, как накладывать.
   - Что?! Кто?! Я?!! Сейчас?!! - с недоумением резко спросил Тагарт и вдруг вспотел от неожиданного предложения.
   - Да. У тебя другого случая научиться не будет. Моё время уходит, - ровно произнесла Шато и уступила Тагарту своё место.
   - Как это уходит?! Погоди! Ты это о чём?
   Мужчина следил за её плавными передвижениями по пещере.
   - Как уходит? Как вода в землю. По капле. По капле, - устало вздохнула Шато. - Не отвлекайся. Делай!
   - Он меня сейчас грызнет! Не сомневаясь, отхватит ползадницы! - не решался ученик.
   - Нет. Успокойся. Не сдавливай его всем своим весом под собой. Спокойно. Для них это дело привычное. Делай всё сердцем и любовью, а не страхом и умом. Просто делай. Прошу тебя, начинай.
   Сидя у тёплой, прогретой стены, Шато внимательно наблюдала за каждым его движением.
   Неумело, но старательно и аккуратно Тагарт обработал рану приготовленным белым и чёрным порошком, затем густой мазью. Под диктовку аккуратно наложил повязку.
   - Я, пожалуй, молодец! И ты - молодец, кареглазый! - оглянулся он, посмотрел на волка и, довольный собой, огладил его по здоровой лапе. Тот молча оскалился и блеснул глазами.
   - Всё, всё! Я тебя не трогаю! - медленно отодвинулся от него Тагарт. - "О Господи! Что я делаю?!" - подумал он про себя и про свою ещё целую задницу.
   Новоявленный лекарь обернулся к Шато, чтобы получить от неё одобрение, но она уже спала, сидя в том месте, где застала её усталость. Прислонившись спиной к стене пещеры и окутанная тёплыми волнами от костра, женщина грезила и видела сны. У Тагарта ещё не было сил перенести её на лежанку, и, не решившись её побеспокоить и оставаясь у огня, он заворожённо смотрел и смотрел на неё. Освещённая и обласканная языками костра, эта странная женщина выглядела не по годам молодой, крепкой и по-прежнему красивой. Вспоминая, сколько времени прошло со дня их первой встречи, Тагарт никак не мог определить её возраст.
   - "Будто из другого мира", - подумал, - Так сколько ж тебе лет, "вечная"? - прошептал он, рассуждая вслух.
   - Пятьдесят два, Тагарт. Всего пятьдесят два или уже пятьдесят два, как хочешь, - не открывая глаз, устало произнесла Шато.
   - Невероятно! Как время летит! Я думал, ты спишь, - вздрогнул он и вдруг вспотел.
   - Сплю. Да. И ты ложись. Уже слишком поздно. Время, оно для всех разное.
   На следующее утро они в сопровождении стаи прошлись по заповедным местам, где Шато показала источники с разной водой, красные кристаллы в горе и смолу. Она строго следила за тем, чтобы Тагарт слушал её и не отвлекался, вертя головой по сторонам, как любопытный мальчишка.
   Вернувшись к закату домой, она заметила поднявшуюся над лесом огромную оранжевую луну. Улыбнулась ей, будто та ей что-то сказала, и отвела глаза в сторону. Разожгла огонь побольше, призвала Лобо с семьёй и единственного ученика к себе.
   - Слушайте все. Пришло моё время, и вы должны узнать это сегодня,... сейчас.
   И Шато начала удивительный, завораживающий рассказ о свёртке и Учителе, первом волке Лобо, о своей матери и единственной памяти об отце и брате - ноже.
   - Тагарт! Этот свёрток никто не должен видеть, кроме того, кто сам придёт за ним, - подытожив, твёрдо сказала она, - Сохрани его! Теперь ты за него в ответе.
   И крепко вложила свёрток в его руки.
   - Погоди это! Почему я? Здорово живёшь! Что мне с ним прикажешь делать?
   - Просто храни и береги. Там со временем узнаешь, зачем и почему. И не спорь! Я сделала в этой жизни всё, что могла! А теперь - я устала... Понимаешь, устала...
   Она крепко сжала свёрток своими руками в руках Тагарта. Следом отдала ему свой нож в ножнах и пристально, глубоко посмотрела ему в глаза.
   - Не понимаю. А как же теперь ты? - смутился он и не соображал, что происходит.
   - Они твои, Тагарт. Они теперь твои... - продолжала она говорить уже тяжело и медленно, и то только после глубокого вдоха.
   Шато решилась, встала и медленно отошла от Тагарта, плавно опустилась на лежанку и укрылась шкурами по самую шею, будто насмерть замёрзла.
   - Лобо! Иди-ка сюда, ко мне, дружочек, - поманила она друга рукой, - Проводи меня, малыш, - чуть улыбнулась ему Шато. - Пора мне...
   Волк подошёл, посмотрел ей прямо в глаза, обнюхал и лизнул в губы. Почувствовал свою особую, ответственную роль в происходящем моменте, легко запрыгнул на лежанку и встал точно над уходящей хранительницей, твёрдо опираясь на все четыре лапы. Теперь волк стал сам слух, сама душа.
   - Лобо, проводи его потом отсюда, дружочек. И присмотри за той, что придёт после меня. Хорошо? - спокойно произнесла она, нежно обняв волка за пушистую крепкую шею.
   Затем Шато устало опустила руки себе на грудь, взглянула нежно и проницательно на Тагарта, будто извиняясь и умалчивая о том, что уже узнала из сна прошлой ночью и не имела права ему говорить.
   - Тагарт,... мне пора! - чуть улыбаясь, она ещё раз глубоко вздохнула и нежно, ничего уже не скрывая от него, произнесла:
   - Прощай, милый, и береги свою замечательную дочь. Ей ещё предстоит... - в последний раз обратилась к нему Шато.
   Теперь она перешла на шёпот и начала говорить что-то странное, медленно и совсем тихо, будто засыпая. Тагарт прислушивался, не понимал ни слова и не осознавал, что тут сейчас вообще происходит. Он просто покойно слушал и заворожённо смотрел на её в мелких шрамах, но всё ещё красивое лицо. Лишь когда стоящий над Шато Лобо поднял морду к небу и пронзительно завыл, Тагарт наконец понял, куда только что так тихо и осознанно ушла эта сильная, удивительная женщина.
   - Подожди, Шато!!! Подожди, подожди! Ты что это?! Куда?! Не может быть! - не поверил он своим глазам. - Ты же только что ходила и была здоровее меня! Ты что?! Этого не может быть!
   Поражённый такой смертью и не готовый принять сложившуюся ситуацию, он выскочил из пещеры, как обожжённый, и схватился за голову.
   - Нет! Нет! Так не бывает! Так не умирают! - взорвались у него лёгкие.
   Он пытался получить поддержку неизвестно от кого и жадно вдыхал стылый, обжигающий воздух поздней осени.
   - Где это такое видано?! Решила умереть... и умерла! Так не бывает!!! Ишь, что удумала?!
   Ссутулившись, Тагарт растерянно метался из стороны в сторону по освещённой оранжевой луной каменистой площадке. Он что-то пытался осознать, гневно не принимая ни такого её выбора, ни поступка, и громко выкрикивал, будто спорил:
   - Свёрток!... Нож!.. Знания!... Что за ерунда?!! - злился и негодовал он. - Я всякое видал! Ты слышишь, девчонка?! Как ты смеешь бросать меня?!!! Одного?!! Здесь?!! Да кто ты, думаешь, такая?!!! Не смей!!! Вернись!!!
   И широкими шагами влетел обратно в тёплую пещеру.
   - Если "это" тебе так дорого - так храни его сама!!! - выкрикнул он ей будто в лицо и решительно положил странный свёрток с ножом к рукам затихшей женщины.
   Увидев покойно спящую вечным сном Шато с умиротворенной улыбкой на губах, он смутился:
   - Может, ты всё-таки спишь? И я, дурак, просто ошибся?... Испугался я, что ты?... Шато?... - перешёл он почти на шепот и сел у самых её ног. - Шато?... Слышишь?... Я подожду! Не беспокойся, милая. Я побуду ещё с тобой... - тихо произнёс потрясённый Тагарт и сжал кулаки.
   Он присел на корточки около её лица и теперь, совершенно не стыдясь, рассматривал его и горько плакал.
   - Хорошо. Спи. Да, ты действительно очень устала, девочка. Очень устала. Я понимаю. Но тысяча чертей!!! Дьявол мне в печень!!! Ты же только что была жива!!! Шато!!! - несдержанно выкрикнул он в сторону, крепко сжал её руку, почувствовал тепло, затаил дыхание и закрыл глаза. Встал на колени и чуть коснулся её лба и волос.
   - Нет. Я не потревожу тебя, моя дорогая.
   Целовал он нежно её шершавые руки и ронял скупые слёзы.
   - Просто понимаешь, милая... - говорил он шёпотом, - Я старый дурак, Шато, и столько лет... Просто, понимаешь, я всё непонятно чего в жизни искал, ждал и не успел тебе сказать...
   Крепко сжал он свои кулаки, опустил глаза, полные слёз, и, пряча их от Шато, резко перевёл взгляд на волка.
   Лобо сейчас стоял у порога пещеры. Один. Гордо возвышаясь над серебристой рекой и лесом. Неподвижно. Весь в сиянии луны. Белый. Большой и сильный. Один. На каменной террасе. Это было почти как волшебство. Тагарт не сводил с него глаз, затаив дыхание. Затем вся волчья стая подтекла к вожаку, встала рядом, и волки прижалась плотно друг к другу. И голубоглазый, светлый вожак, в сопровождении остальных волков, оповестил мир об уходе хранительницы своей долгой, высокой песней.
   Всю ночь Тагарт глухо прорыдал у костра, глядя на женщину, которую только потеряв понял, что любил. Сутки спустя он аккуратно и бережно завернул тело Шато в шкуры добытых ею животных и похоронил на месте, где она уснула, аккуратно соорудив могилу из круглых серых камней, принесённых им с берега реки.
   Оставив таинственный свёрток под её руками, он взял с собой только нож, тот самый, с резной рукояткой из оленьего рога.
   - Я никогда не забуду тебя и твоего голубоглазого... - с камнем на душе произнёс Тагарт.
   Он ещё раз окинул взглядом это остывшее место, вдруг вспомнил самый первый взгляд её молоденьких, но тогда уже мудрых и строгих глаз.
   - Шато... - прошептал он, как подумал вслух.
   Крепко сжал в своих руках её нож. Решительно развернулся к выходу и не глядя, обращаясь к вожаку, сухо произнёс.
   - А теперь,... проводи меня, вожак.
   Это случилось в ночь осеннего равноденствия, в полнолуние осени 1282 года.
  

ГЛАВА 2

  
   Вернувшись в свой городок, Тагарт рассказал жене и дочери всю удивительную историю жизни и смерти лесной целительницы. С того времени он сам стал тайно врачевать людей и тщательно хранить дар, которым теперь обладал, а его юная дочь, Шарот, во всём ему помогала и училась. Спустя год Тагарта не стало. Просто остановилось во сне его усталое, любящее Шато, сердце. После тихих похорон жизнь его семьи снова вошла в обычное русло. Теперь дочь приняла и хранила тайну врачевания. Она продолжала готовить снадобья и лечить людей так, как научил её отец. Шарот быстро повзрослела, многому научилась и даже кое в чём преуспела больше, чем её учитель-отец, но девушка уже стала чувствовать, что ей не хватает ещё каких-то знаний, и тайный свёрток Шато стал настойчиво звать её.
   По ночам Шарот всё чаще задумывалась о судьбе таинственной врачевательницы из леса, о силе её духа и характера и о своём призвании. Не один раз она вспоминала яркие рассказы отца о Шато и её белых волках. Улыбалась и грустила. Вспоминала аккуратные шрамы от чумных нарывов на шее и груди отца и припоминала вкус и запах тех горьких отваров, запах мазей, что он тогда принёс. Шарот подолгу размышляла о том, как чудесно они спасли им всем жизнь.
   - Не дури! Никуда ты не пойдёшь! - кричала мать, когда Шарот начинала вспоминать о пещере где-то там, неизвестно где, в лесу, в горах и о какой-то там умершей целительнице, - Тебе замуж уже пора, а ты?! Не отпущу!
   - Нет, мама. Я так решила. Это моя судьба! Только это будет не сейчас, а позже...
   Спустя лишь ещё год, когда в конце лета 1285 года умерла в горячке мать, Шарот стала свободна в выборе своей судьбы и, ни в чём не сомневаясь, собралась и отправилась в долгий путь. Всё это время она бережно хранила нож Шато, трепетно переданный ей отцом на хранение, и теперь, с особо необходимыми для себя вещами, взяла его с собой в длинную и опасную дорогу.
   Ориентируясь в неизвестном ей лесу по опознавательным знакам, о которых в подробностях знала только со слов отца, она наконец дошла до расколотого надвое в верхушке, большого, горелого дуба. Он всё ещё выглядел сильным и могучим. Девушка хоть и с трудом, но нашла следы человеческого пребывания в его корнях. Поняла это и обрадовалась, что действительно на верном пути. Странно возникшие тревожные чувства в сердце и ощущение холодка, прокатившегося по спине, вдруг заставили её насторожиться. Шарот почувствовала, что за ней следят. Внимательно осмотрелась. Сначала не было никого видно, но потом... Похолодев от страха, Шарот заметила сразу нескольких крупных светлых волков, которые возникли как будто из-под земли и сейчас глядели на неё так пристально, что казалось, будто они смотрят ей через глаза прямо в душу. Шарот не на шутку испугалась.
   "О Великий и милосердный Господи, папочка! - мысленно перекрестилась она и медленно потянулась к рукоятке ножа. - Бежать нельзя! Нет, нет, нельзя. Всё равно ведь некуда! И, если я всё-таки здесь на верном пути, тогда, возможно, это её волки? Волки Шато? Боже, какие большие! Но, если это не они, тогда я пропала! Господи, Господи! Я пропала. Но..." - дрожала и быстро рассуждала она.
   Полагаясь на интуицию, девушка медленно достала нож с оленьей рукояткой и, держа его перед собой как щит, стала шёпотом говорить волкам:
   - "Шато... Мне нужна Шато..."
   Зыркая глазами, хищники ходили из стороны в сторону, принюхивались к человеку и медленно приближались, сокращая дистанцию между незваной гостьей и собой. От отчаянья и вспыхнувшего в сердце панического страха перед неминуемой гибелью у Шарот покатились непрошеные слезы. Она хорошо понимала, что жизнь её может оборваться здесь, теперь, всего лишь через несколько мгновений!
   - Шато! - стояла она на своём, - Шато!
   Не доставая оружие из ножен и не желая проявить свой страх, она произносила имя целительницы все твёрже, спокойней и отчетливей, но слёзы отчаяния всё же продолжали сами по себе катиться по щекам.
   - Шато! - сказала она и вдруг спокойно и уверено шагнула навстречу необычно крупным, для этих мест, волкам. Голубоглазый вожак остановился, как-то странно, с любопытством повернул свою морду набок и чуть вильнул хвостом. Стая нехотя уступила Шарот дорогу, и в итоге, удерживая её в живом коридоре, шаг за шагом вывела к той самой реке. Несколько волков со светлым вожаком во главе первыми пошли вперёд, через реку вброд. Девушка осторожно следовала за ними, продолжая негромко, но настойчиво повторять имя той, которую волки, казалось, помнили до сих пор. Замыкающие близко не подходили. Шарот старалась удерживать их всех в поле зрения, дрожала от страха, холода и видела, как некоторые, ощетинившись, всё же молча скалятся, готовые в любое мгновение сделать роковой бросок, от которого ей будет не увернуться и который запросто решит её судьбу.
   Наконец холодная, сумрачная река Серн была позади. Поднявшись на горку, девушка оказалась на площадке, как раз у самого входа в пещеру. Но его нельзя было ни разглядеть, ни заметить сразу из-за пышно разросшегося здесь за несколько лет кустарника. Шарот его просто показали. И она последовала за белым волком. Нагнулась и осторожно вошла внутрь логова. На какое-то время она совсем забыла о всё ещё присутствующей рядом опасности. Девушка лишь пристально всматривалась в паутинную темноту пещеры, пытаясь что-то там разглядеть. Первым делом она развела огонь в старом каменном очаге, и он осветил всю просторную каменную пещеру. Перед глазами девушки вдруг полностью открылось то место, куда звало её сердце.
   Молча, не сходя с места, Шарот внимательно осмотрела всё. Охваченная глубоким, трепетным волнением, она перестала обращать внимание на вошедших следом за ней волков. Да, Шарот действительно нашла именно то самое место, которое искала, которое столько раз виделось ей в снах: место, где мирно спала удивительная женщина-врачевательница, Шато.
   Теперь сердце призванной стучало ещё громче. Ком в горле столь сдавил ей дыхание, что казалось, будто оно вот-вот остановится и грудь взорвётся изнутри. Гостья сделала усилие над собой и сдвинулась с места. Аккуратно сняла несколько камней с могилы врачевательницы, нашла тот самый свёрток, бережно взяла его в замёршие руки и крепко прижала к себе. Почувствовала, что сейчас пришёл тот самый важный момент, и...
   - Мне девятнадцать, - тихо прошептала она.
   В сердце что-то кольнуло, вздрогнуло и забилось сильней. Шарот закрыла глаза сделала вдох и продолжала:
   - И я пришла сюда, Шато, как ты и звала меня с самого моего раннего детства. Я так чувствую... И я пришла к тебе, чтобы добровольно принять твой дар исцеления и хранить свёрток, эту великую тайну "Учителей"! Я буду хранить его всю мою жизнь, до последнего моего дня, до последнего вздоха, как ты. Прошу тебя, Шато...
   Ей почему-то очень было тяжело дышать.
   - Прошу тебя,... Шато... - глубже вдохнула Шарот. - Я готова! Теперь твоя тайна и твой дар будут в надёжных руках. Не беспокойся... Я уже здесь! И, клянусь всем своим сердцем,... я останусь здесь,... с тобой... Ведь идти мне всё равно некуда.
  
   И дни потекли за днями. Шарот постепенно привыкала к постоянному присутствию волков, внимательно наблюдала за проявлением их характеров, повадками и удивлялась их несколько необычной реакции на человеческую речь и пение. И тогда, чтобы лучше научиться общаться с волками, девушка начала разговаривать с ними, подражать их звукам и позам, замечая, что они и в самом деле отвечают и понимают её. Шарот нравилось это делать, и, на удивление, она сама к этому быстро привыкла. Стая действительно её приняла и это было удивительно!
   Чистое сердце Шарот было столь полностью открытым всему, что происходило здесь, в стае, что и душа её стала чувствовать себя наполненной. Выходя из укрытия в поисках лесных даров себе на пропитание, Шарот догадывалась, что этот голубоглазый вожак, возможно, и есть тот самый Лобо, о котором так много рассказывал отец, и он сейчас уводит её в места, которые, может быть, посещала и его бывшая хозяйка.
   Девушка каждый день делала свои маленькие открытия, училась читать и понимать лес, но иногда она наивно совершала непростительные ошибки, которые могли стоить ей жизни.
   - Шато и здесь была? Здесь что-то брала для себя? Белый, это тебя она называла Лобо? Похоже. Ты лобастенький, да. Хочешь, я тоже буду называть тебя так. Не возражаешь? Ух, какой же ты красивый! Такие глаза! Просто человеческие! Не обижайтесь, и вы тоже все очень красивые.
   Присела на корточки.
   - Ну, какой же у тебя всё-таки блестящий кожаный нос! - хихикнула она, кокетничая с волком-вожаком. - А язык... такой розовый и влажный, что просто хочется потрогать!
   Шарот теряла чувство реальной опасности, протягивая малоизвестному ей волку руку и чуть ли не заглядывая ему в пасть. Лобо какое-то время терпел, но всё же оскалился и сделал в сторону Шарот короткий предупредительный бросок, ударил её клыками по руке и низко зарычал почти ей прямо в лицо.
   - Ой!
   Шарот резко отдёрнула руку, упала на бедро, замерла, отвернулась, вспотев от испуга.
   Она посмела сдвинуться с места лишь тогда, когда поняла, что Лобо успокоился и отошёл от неё на несколько шагов. И далее, строго соблюдая дистанцию, Шарот больше не стала смотреть этому и другим волкам прямо в глаза.
   - Да... Это я, наверное, уже зря! Да, Лобо? Извини... те.
   И всё же она так часто спрашивала стаю о Шато, что поняла: будет лучше, если она станет называть себя её именем.
   Питаясь тем, что пошлёт ей лес, она никогда ещё не участвовала в волчьей охоте, но вот однажды осенью...
   Как обычно, в сопровождении стаи Шарот безмятежно собирала и ела на небольшом болотце спелые ягоды и травы. Неожиданно волки взяли свежий след и исчезли за деревьями. Девушка заметила, немного растерялась, и ей пришлось, не раздумывая, быстро бросить всё и следовать за стаей.
   - Я не успеваю! Слишком быстро! Ой-ой-ой, ребятки, подождите меня!
   Ветки хлестали её по чему попало.
   Но волки вошли в раж. Ловко уклоняясь от встречи с молодыми деревцами и тернистым ягодным кустарником, Шарот бежала следом за ними и спотыкалась. Как ни старалась, она всё равно растеряла всё собранное на болоте. Девушка неслась изо всех сил на звуки исчезающей в чаще леса стаи, чтобы только не потеряться здесь.
   Она чувствовала, как плотно наполняются воздухом лёгкие, как быстро устают ноги и огнём горит горло, но, несмотря на немалые усилия, она всё же отстала от стаи. И Шарот просто ничего не оставалось, как остановиться и, внимательно вслушиваясь в звуки чащи, распознать направление движения волков и попытаться их всё-таки найти. Главным было не потеряться в неизвестной ей части дремучего леса.
   Волчья стая тихо плела путаные петли вокруг избранной ими жертвы, и нельзя было предугадать, куда именно в следующее мгновение направится гонимое ими животное.
   Внезапно там, в лесу, шёпот волчьей охоты развернулся и начал приближаться к Шарот. Очень быстро. Вначале она слышала и видела только мелькающих между деревьев волков. Впереди себя они гнали какое-то крупное животное. Волки наносили ему удары - в шею и в ноги, в ноги и в шею - и гнали свою жертву, истощая её долгим рваным бегом. Крупный вепрь-подранок уже не каждый раз уворачивался от волчьих клыков. Он отбивался, громко визжал, часто менял направление и, спасая свою драгоценную жизнь и шкуру, просто сломя голову нёсся наутёк. Гонимое волками животное непредсказуемо приближалось. Не сообразив, что к чему, Шарот неожиданно оказалась как раз на его пути. Распахнув от любопытства рот и встав на цыпочки, чтобы всё получше разглядеть, она очень поздно сообразила, что происходит, и повернулась, чтобы спрятаться за дерево и пропустить погоню мимо себя. Девушка неловко отпрянула назад и упала на спину, споткнувшись о трухлявую ветку. Тут же быстро поднялась на колени и вдруг увидела всего в нескольких шагах от себя крупного, тёмно-серого, истекающего кровью зверя, его дикие, блестящие, красные глаза и смертельно большие жёлтые клыки. В тот же миг Шарот получила неожиданный сильный удар прямо в грудь, в живот, отлетела в сторону, обо что-то ударилась головой и мгновенно потеряла сознание.
   Вдыхая холодный осенний воздух, Шарот вскоре замёрзла, пришла в себя и открыла глаза. Немного огляделась и заметила, что с вепрем уже почти кончено. Стая растаскивала останки и сыто отдыхала. Шарот было решила подняться, вдохнула глубже и вдруг застонала.
   - А! М-м... Больно! Чёрт! Тысяча чертей!!!
   Она мгновенно крепко зажмурила глаза, схватилась за рёбра и замерла. Шарот затрясло глубокой внутренней дрожью, и она вся сжалась от боли. Ей очень надо было вдохнуть, но это было ужасно больно. Тогда Шарот стала делать короткие медленные вдохи, боль от которых ещё можно было терпеть. Едва шевелясь, девушка тщательно и аккуратно ощупала себя. К счастью, она обнаружила, что рана на голове уже перестала кровоточить. Кровь на руках, груди и животе не её. Затем Шарот прислушалась и почувствовала тяжесть и тепло в ногах. Это было хорошо, но это необъяснимое тепло пугало её. Девушке необходимо было понять: что это. Возможно, это её собственная кровь, и вепрь нанёс ей непоправимые, смертельные раны, и тогда она очнулась лишь для того, чтобы умереть!
   "Тогда дело дрянь! И со мной тоже почти уже кончено, как с этим вепрем! Господи, как быстро! Жаль! А я ведь ничего ещё не успела", - подумала она, и её губы задрожали.
   Шарот пристально посмотрела на небо сквозь верхушки высоких деревьев. Нашла, что оно пустое, серое и безжизненное, закусила край губы, крепко сжала кулачки и во что бы то ни стало решила посмотреть, что с её ногами, чтобы понять, сколько ей осталось, и успеть хотя бы прочитать молитву. Она повернула голову и...
   Да, Шарот воистину растерялась! Но к своему удивлению, страху и нежданной радости, она увидела, что ноги её целёхоньки и это Лобо с самкой плотно прижались к ней всем телом и согревают её собой. Тогда, ощутив эту трогательную заботу, она чуть не сорвалась и не заплакала. Неожиданный глубокий вдох, и снова резкая, нестерпимая боль в груди!
   - М-м...
   Шарот снова крепко закрыла глаза и сжала кулачки. Сейчас она очень старалась успокоиться и расслабиться, но слёзы боли, благодарности и счастья всё равно потекли.
   Какое-то время раненная ещё оставалась на месте, стараясь не дышать и совсем не шевелиться. Именно эта пауза и чувство защищённости дали ей возможность подумать трезвее и оценить обстановку.
   "Жива? Я что же, всё ещё жива?! И ноги, и руки мои целы?! Вот это да!"
   Она снова посмотрела вверх и теперь увидела кусочки голубого неба и края белых облаков в золотом солнечном контуре.
   - Ну, кто-то там, на небесах, точно меня хранит и не хочет моей смерти. Во всяком случае, Господи, БОЛЬШОЕ ТЕБЕ СПАСИБО! И если, как мне кажется, меня ещё не съели...
   Волки поднялись и отошли.
   Сейчас Шарот была рада и искренне благодарна Лобо за поддержку и тепло, но ничего ему не сказала, лишь одарила взглядом. После она всё же решилась сдвинуться с места, закусила покрепче губы и осторожно приподнялась на локтях. Закружилась голова. Сознание резко поплыло, и Шарот чуть не стошнило от резкого запаха мертвечины, прилипшего к её гортани. Этот запах растерзанной плоти! Он был здесь везде! Девушка затаила дыхание, затем снова собралась с силами и, опираясь на всё, что было рядом, медленно и аккуратно встала. Крепко держась за деревце, она обернулась, взглянула на останки вепря и вдруг увидела свой нож, то есть нож Шато, торчащий в горле вепря снизу вверх по самую рукоять.
   "Это что же, я его?! Но как?! Когда?! Я даже не помню, что доставала свой нож! И я не настолько сильна и ловка, чтобы... О Господи! Ты велик, и неисповедимы пути твои".
   Ножны она нашла немного поодаль, в стороне.
   - А вы все целы, мальчики, девочки? Хорошо. А я вот чего-то не очень...
   Шарот с трудом стояла на ногах.
   - Смеркается, пора домой, - произнесла она с усилием, забрала нож, обтёрла с него кровь и вложила в ножны.
   Лишь увидев это, Лобо поднял стаю и, часто оборачиваясь на стонущую, бледную Шарот, чтобы посмотреть, успевает ли она, повёл сытую стаю назад, к логову, коротким путём. Время от времени обессилено останавливаясь у камня или дерева или приседая от боли, чтобы хоть чуть-чуть отдышаться, Шарот вместе с волками подошла к реке. На этот раз она с трудом пересекла её. С каждым шагом становилось всё хуже и хуже. Всё плыло и двоилось перед глазами. Дыхание становилось всё более поверхностным и причиняло невыносимые мучения.
   Лишь к вечеру Шарот добрела до пещеры. Вошла, из последних сил медленно легла на спину у холодного очага, поджала ноги и скрестила руки на груди, чтобы согреться. Сквозная, постоянная боль в груди, спине и мокрые, озябшие ноги заставляли её дрожать. Девушка глухо и сдавленно стонала, закусывая бледные, озябшие губы в кровь. Она сжалась и собирала все свои силы, чтобы только не уснуть. Хотела спать, но было страшно заснуть навсегда.
   - Холодно. М-м... Господи, как больно! Не дожить до утра! Господи, господи! Мне очень нужна сейчас твоя помощь, Шато! - трясло её в ознобе боли. - Где же твой Учитель? Лобо, волчонок мой, пожалуйста, иди ко мне, серенький. М-м... Лобо! Пожалуйста, иди ко мне! Мне страшно! - первый раз в жизни Шарот призвала к себе вожака, как друга и спасителя.
   Волк спокойно подошёл и встал над Шарот. Она взглянула в его глаза, ощутила тёплое дыхание волка, и её мысли стали быстро путаться. Девушка вновь потеряла сознание.
   Самка Лобо и он сам откликнулись на призыв о помощи и легли вплотную к Шарот. Жар в её израненном теле сменялся ознобом. А ночью, в бреду чёрного кошмара, Шарот видела стремительно бегущего на неё вепря, огромную, свирепую морду кровавого чудовища и его жёлтые горящие огнём глаза. От него было не увернуться и не убежать. Он догонял Шарот, окровавленными клыками впивался и впивался в её грудь, визжал и терзал её без конца, втаптывая в болото. Шарот стонала, задыхалась, умирала и умирала там, во сне, мучительно и многократно. Бедная, она не выдержала этой пытки и со стоном неожиданно очнулась. Страх, жар и холод боролись с сознанием и усталостью, и Шарот больше не позволяла себе уснуть. Она всё время перемещала ладони по своему телу, накрывая ими самые жгучие места, и тихо всхлипывала. Наконец через долгое, как ей показалось, время боль чуть утихла, и, согретая волками, Шарот кое-как уснула, почувствовав себя в безопасности.
   - Я здесь, девочка. Я здесь. Не волнуйся, Шарот. Я ждала, когда ты меня позовёшь, - услышала она во сне долгожданный голос Шато.
   Шарот не могла разглядеть её лица, но рыжие, густые, волнистые волосы запомнились ей сразу. Освещённая ярким ласковым огнём врачевательница вышла к девушке из-за очага. Казалось, она плывёт, не касаясь земли.
   - Вот так держи ручками, вот так. А утром сделаешь ещё кое-что. Отвар от боли. Я подскажу. Теперь ты не останешься одна. Я присмотрю за тобой, пока не придёт Учитель.
   - Шато? Это ты? Правда? Теперь я больше не буду одна? А когда? Когда придёт Учитель? - бредила вслух Шарот.
   - Тогда, когда ты будешь к этому готова.
   - А что я должна сделать для этого?
   - Ты узнаешь сама, девочка. Скоро. Я рада, что ты наконец здесь. Всему своё время, и больше доверяй Лобо, - улыбнулась хранительница, - Он защитит тебя и обучит охотничьему промыслу. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо.
   Шато положила сверху на сломанные рёбра девушки свои руки и поцеловала её нежно, по-матерински, в лоб.
   Под утро, неловко пошевелив рукой, Шарот проснулась от резко вернувшейся боли в груди.
   "М-м... м-м... Такой сон, будто и в правду здесь была Шато, - размышляла она, - Отец говорил, что она тоже видела кого-то во сне и её так обучали. Так что ты там говорила?" - вспоминала её советы Шарот.
   Потихоньку передвигаясь по пещере, она нашла узелок с вещами из дома. От шерстяной, тканной матерью простыни она отрезала ножом длинную широкую полосу и наложила плотную повязку на рёбра, лёжа на спине. Именно так, как велела ей наставница. После этого боль в сломанных рёбрах и грудине действительно немного отпустила, и девушка почувствовала себя уверенней. Теперь она поспешила приготовить тот отвар, что советовала ей во сне наставница.
   А Лобо давно уже проснулся. Глядя на Шарот, он умиротворенно зевнул, потянулся, вышел наружу и взглядом пригласил девушку следовать за собой и стаей. Она поняла: это знак. Это то, о чём говорила ей во сне Шато. Волк и привёл девушку к известному ему источнику в горах.
   - И что? Я должна купаться в этой луже? Бр... Она же вонючая! - брезгливо сопротивлялась Шарот.
   Лобо равнодушно расположился на берегу, на ещё ярких жёлтых кленовых листьях. Казалось, он мило улыбается. А его самка подошла чуть ближе к источнику, издалека понюхала воду, подняла морду вверх, к солнцу, чихнула и быстро отошла в сторону. Остальные волки разошлись недалеко, кто куда.
   - Ну, ладно, ладно. Я поняла. Только, чур, не подсматривать. Ага? Повязку снимать я не буду, а то домой не дойду.
   Шарот разделась и сделала несколько первых осторожных шагов в источник.
   - М... Холодно! Так ты меня спасёшь, если я тонуть буду? Да, Лобо? Ты меня спасёшь?
   Да. Он присматривал за ней, не только когда она лежала в этой тёплой вонючей луже, волк стал вдруг приносить девушке мелкую дичь, как не раз делал это для Шато.
   - Боже мой! Обо мне так заботятся! Ах вы мои дорогие! Мне кажется, что я вас уже люблю, - нежно говорила с ними Шарот, - Лобо! Ты просто настоящий рыцарь. Мой рыцарь! Ты такой... такой... - она улыбалась и поддразнивала его, - Ты это знаешь? У тебя такой замечательный, красивый, мокрый, нос... Так бы обняла и поцеловала бы тебя!
   Не успели смениться две луны, как купания в тёплой грязи и травяные настои, подсказанные Шато, исцелили все недуги Шарот.
   - Ну и ну! Так быстро! Вот это да! Это не магия - это сама мать-природа. Я хочу об этом знать больше! И не только об этом. Я хочу знать всё! Всё! Всё! Всё!
   Шарот чувствовала себя уже выздоровевшей, но всё ещё носила шерстяную повязку на груди.
   - Какая сегодня луна сказочная! Волшебная просто! - заметила она как-то под вечер. - А ты их видел много? Да, Лобо? Идите-ка сюда!
   Жестом подозвала она к себе всех, но волки не пошли к ней, а, выйдя на освещённую лунным светом площадку, стали, как призраки, поочерёдно исчезать за ближними чёрными деревьями.
   - Нет, сегодня ночью я ещё никуда не пойду с вами, мальчики, но, может быть, уже смогу завтра, завтра...
   Она осталась на каменной, хорошо освещённой площадке, сидела и любовалась восходящей, полной, оранжевой, улыбчивой, но всё-таки грустной луной. Девушка плотнее укуталась в накидку отца, принесённую из дома, спрятала в неё свой замёрзший нос. Устроилась поудобней и смотрела, и смотрела, не отрывая глаз от высокого, ясного, синего неба, от ярких, мерцающих, таинственных звёзд, от серебряной реки, от невероятной, завораживающей, сказочной матери-земли, которая, казалось, готова была поделиться с ней своими сокровенными тайнами. Лёгкие, тонкие, серебряные облака набросили небесной смущённой красавице на голову свои изящные, невесомые кружева. Они струились и струились, бесшумно исчезая и растворяясь в вышине. А луна, немного грустная, глядела вниз на леса, отражалась в мерцающей серебром реке и ярко освещала горы. Дуновением лёгкого ветерка с реки потянуло холодом и сыростью. Шарот как-то вдруг озябла, встала и вернулась в тёплое логово.
   Расположившись поближе у пышно разведённого костра, она беззаботно засыпала на своей лежанке, глядя на причудливый танец золотого огня, с абсолютным покоем в теле и в душе. А Луна всё ещё смотрела с грустью на землю, сожалея о краткости ночи, о краткости жизни... Она беззвучно плыла по своей небесной, синей, шёлковой реке, примеряя то эту звёздочку, то другую, как серёжку в ушко.
   Как будто проснувшись, во сне Шарот открыла глаза и увидела, что у входа в пещеру сидит в странной позе молодой человек в белой одежде с наброшенным на голову капюшоном. Его силуэт излучал мягкий белый свет.
   "Как красиво, - подумала она сквозь сон, - Лунный свет... на белой одежде... Здравствуй, гость. Входи, здесь теплей", - пригласила она его к очагу.
   Незнакомец улыбнулся глазами, легко встал и вошёл. Он взял кувшин с водой, будто знал всегда, где он находится. Поднял его повыше и вылил из него тонкой струйкой воду. Та замедлилась в воздухе и остановилась. Гость отставил кувшин в сторону и подставил руки под струю воды. Та начала медленно стекать ему в ладони, и брызги, словно впитав блеск костра, сияя живыми огоньками, медленно капали с его рук на горячие камни грубого каменного очага, испарялись и исчезали.
   Шарот смотрела на гостя, на воду. На воду, на гостя.
   Поражённая увиденным, она всё же остановила своё внимание на застывшей в воздухе воде. Подошла поближе и тоже подставила ладони прохладной струйке. Этот человек именно этого от неё и ждал. Он доверительно молчал и искренне улыбался глазами, глядя на её по-детски изумлённое лицо. Незнакомец еле поддерживал её тёплые ладони своими, а Шарот хотелось, чтобы это диво не прекращалось. Увлёкшись красотой и необычностью действа, девушка чувствовала это обволакивающее тепло от костра на своём животе, ногах, ощутила влагу на руках, то, как она медленно просачивается между пальцев. Проснулась и снова ощутила тепло на животе и прохладу на руках. Смутилась. Через мгновение она уже знала, что руки влажные и прохладные из-за тщательных вылизываний самки Лобо. А сам он, взгромоздившись всем телом, лежал поперёк её живота, ухаживал за своей мохнатой рыжей подругой и дарил Шарот тепло этого сна. Но всё же это было очень странно. Слишком по-настоящему. И девушка стала просто думать и рассуждать вслух.
   - Вы это откуда? Вас же здесь не было... А гость в белом?
   Она осмотрелась. Заметила, что огонь в очаге давным-давно погас.
   - Когда он ушёл? Вы его видели? Лобо, человека в белом вы видели? Это сон? Точно, это был сон. Жаль, что такое в жизни невозможно. Учитель? - быстро соображала Шарот, - Возможно, это был Учитель! Лобо, ты как думаешь?
   Всё ещё оставаясь под впечатлением от необычного сна, она удивленно глядела на волков, улыбалась и игриво трепала их обоих за загривками.
   - Невероятно!
   Радостная, она, шутя, столкнула их обоих с себя, сбросила лишнюю одежду, вскочила с лежанки и, легко покусываемая членами волчьей стаи за руки и бёдра, побежала вприпрыжку к реке, чтобы искупаться. Она, как колокольчик, громко смеялась изумительно красивым девичьим смехом, плескалась и резвилась в осенней воде реки вместе с волками, лёгкая, открытая всему миру и невероятно счастливая. Иногда Шарот казалось, что взлетающие вверх брызги чуть-чуть задерживаются в утреннем солнечном воздухе и блестят в его лучах точно такими же маленькими искрами волшебного ночного костра.
   Да... Что-то поменялось в ней после посещения ночного гостя. Возможно, стал острее глаз, обострилось обоняние, стала твёрже рука? Наверняка, можно было сказать одно: в охоте с волками Шарот нашла своё место.
   Пережив благополучно зиму, молодая охотница встречала свою первую раннюю весну в лесу. Она была удивлена, что большая стая не распалась и не разбрелась. Пары создавали свои логова здесь же, где-то совсем недалеко. К некоторым Шарот могла даже подойти и не быть атакованной. Она деликатно наблюдала за удивительными по красоте ухаживаниями и любовными играми волчьих пар. Подмечала, как и когда щенятся самки, но время родов рыжей подруги Лобо, которая предпочла оставаться с человеком в одном логове, всё ещё не наступало.
   В конце апреля почти уже сошёл весь снег и незаметно исчез лёд на реке. Под горячим солнцем вовсю благоухали первые вестники входящей в свои права задержавшейся красавицы Весны. Голод и внутреннее напряжение кормящих самок гнали их и волков-отцов из тёплого логова в лес. Стая остро нуждалась в большой добыче для мам и их щенков. Так, однажды в поисках добычи волки выследили медведя-шатуна, которого неизвестно какими тропами занесло в эти места. Они настигли его в подлеске, у лысого каменного пригорка. Это был крупный, голодный, истощённый зимними мытарствами нездешний бродяга. Он урчал и раскапывал чью-то нору. Недолго раздумывая, Лобо первым набросился на него, предвкушая для большой, сильной и опытной стаи легкую, быструю добычу.
   Вооружённая ножом Шарот, как обычно в начале охоты, держалась поодаль, наготове, отрезая дичи путь к бегству. Оборона внешне слабого, но очень крупного медведя быстро перешла в наступление. Отбиваясь от всех подряд одновременно, озлобленный голодный чужак всё же остановил свой выбор на одной "лёгкой" жертве. Ею оказалась тяжёлая, не к месту увязавшаяся за своим самцом, неповоротливая, округлившаяся подруга Лобо. Охота приняла неожиданно серьёзный оборот, перерастая для беременной подруги вожака в смертельную схватку. И нужно было что-то срочно делать!
   Лобо наносил шатуну смелые, коварные, ощутимые удары. Серьёзно рискуя, он настойчиво отвлекал голодного рассвирепевшего медведя от попавшейся тому на глаза лёгкой добычи. Казалось, что Лобо очень хорошо понимает, что сейчас рискует жизнью его самка и намеренно держал внимание атаки медведя на себе.
   Шарот нервничала и металась у ближних молодых деревьев, внимательно наблюдая за тем, что сейчас происходит. Видела, что общих сил стаи явно не хватает. Она сжалась, как пружина, и ожидала своего момента вступления в бой, наблюдала и причитала, чрезвычайно переживая за всех и за свою рыжую неповоротливую беременную подругу.
   - Куда ты! Ох, Господи! Да уходи ж ты оттуда! Лобо, осторожней! Серый, рви его! Да за лапу! За лапу! За хвост! Держи! Фух, промахнулся! Мальчики, он же её сейчас достанет! Ой! Ой! Лобо! Сейчас он её достанет! Не-ет!!!
   Вдруг она поняла, что дальше промедление просто смерти подобно, и, выкрикнув:
   - Теперь мой черёд! - ринулась в бой, как прыгнула с разбега в обрыв.
   Она громко зарычала: "Рха-а-а-а!.." и, улучив нужный момент, в мгновение ока, как кошка, вспрыгнула медведю на спину. Привычной левой рукой с размаху, с лёту вонзила зверю в шею по самую рукоять своё единственное оружие - обоюдоострое, длинное, стальное жало, вцепилась в шкуру и трепала медведя-шатуна, пытаясь прокрутить нож в его ране.
   Ошалев от боли, медведь тут же забыл о голоде, отпустил волчицу и спустя мгновение сбросил с себя Шарот. Она пушинкой отлетела в сторону, упала на спину и поранила себе ногу и бедро. Эта боль только ещё больше обозлила её и придала сил. Шарот крепко сжала свои маленькие кулачки и, застыв на мгновение, быстро соображала, что делать дальше.
   Медведь встал на дыбы и, мотая головой, заревел. Он был страшен и неожиданно огромен! Кровь из глубокой раны окрасила его светлую грудь и капала на лоскут слишком долго задержавшегося снега. В это время, воспользовавшись короткой передышкой, Рыжая медленно отползала в сторону. Она поскуливала и волочила ногу. Разъярённый раненый медведь повернулся и, вспомнив о голоде, продолжил преследовать её - лёгкую, еле волочащую лапы добычу. Почуяв кровь, волки стали более дерзко нападать на шатуна. Они терзали и отвлекали теряющего силы медведя одновременно с разных сторон. Шарот ещё секунду отдышалась, увидела, что медведь опустился на все лапы и Рыжая снова в опасности, что ещё мгновение, один точный удар - и самка расстанется с жизнью! Охотница вскочила на ноги и, привлекая внимание медведя к себе, твёрдо и прямо вышла перед ним, размахивая руками.
   - Эй!!! Эй!!! Посмотри сюда!!! - отчаянно закричала она. - Эй!!! Я здесь!!! Ха-ха-ха!!! Оставь её!!! - рычала Шарот и с улыбкой дразнила свою смерть. - Ты слышишь меня?!! Эй! Она слишком мала для тебя! Слышишь, верзила?!! Дырявая ты туфка для иголок, старый рваный тюфяк! Я здесь, вот она я!!! Ха-ха-ха!!! Давай, чёрная гора!!! Иди сюда!!! Хромой, бродячий рассадник вшей, блох и моли! Думаешь, сможешь меня достать?!!! Худой ты мешок с гнилыми костями! Давай!!! Иди сюда! Я жду! Ха,...ха,...ха!!! Попробуй меня! Ну, что же ты?!! А?!!! Вот она я!!! Вот она!!!
   Шарот, вдруг совсем потеряв страх и благоразумие, остановилась почти рядом с медведем, выпрямилась и расставила руки в стороны, приглашая его к обеду на живца. Ему бы хватило всего два прыжка, чтобы достать эту безрассудную девчонку.
   - А?! Громила! Попробуй меня! Давай! У меня кровь тоже горячая и красная! ОСТАВЬ ЕЁ, ДЬЯВОЛ!!! - зло заорала Шарот и сжала кулаки, - Ты слышишь меня?! ОСТАВЬ ЕЁ!!!
   Снова зарычала она и стала вдруг ругаться, как, бывало, её отец.
   - А-а... сто чертей тебе в печень и глотку!!! Ну!!! Каналья!!!
   Теряя терпение, она ждала своего момента, но медведь, отбиваясь от рьяно наседающих волков, будто игнорировал её. У Шарот никак не получалось отвлечь медведя на себя. Казалось, ещё мгновение, и беременная подруга Лобо таки попадётся ему под тяжёлую лапу и в зубы. Шарот почти растерялась, но через мгновение собралась. Тут же чуть оглядевшись, она легко сломила первое попавшееся на глаза, стоящее рядом небольшое сухое деревцо, в секунды сделала из него рогатину и, продолжая залихватски смеяться и дразнить медведя, стала колоть его в спину острым концом палки. Теперь она уже продолжала бой вместе со стаей, нанося медведю не очень меткие, но, возможно, болезненные удары.
   Отмахиваясь от волков и упорно атакующего Лобо, грозно рычащий раненый зверь-одиночка развернулся, разинул кровавую чёрную пасть и, наконец, принял вызов Шарот.
   - А-а-ааа!... Наконец-то!!! Ну, давай,... иди, иди! Я жду тебя, любовничек!
   Она достаточно быстро и далеко отпрыгнула в сторону, крепко оперлась о землю и приготовилась к атаке.
   - Я готова и вся горю от нетерпения! Давай!!! Иди ко мне!!!
   Забыв о смерти, разгорячённая и перепачканная кровью и грязью с головы до ног, Шарот выглядела устрашающей и неистово решительной. Её лёгкие и сердце были переполнены огнём небывалой до этого дня схватки. Девушка устала, но сдаваться не собиралась. Медведь тоже. Он, как и все, терял силы, но и проливал кровь. Да,... но разобраться с наглой девчонкой-охотницей его бы ещё хватило! Он всё ещё свирепо атаковал и отбивался от многочисленного неприятеля своими огромными лапами с длинными, как ножи, когтями, показывал нападавшим свой окровавленный оскал, угрожающе мотал головой и ревел так громко, что Шарот казалось, будто ему на помощь со всех сторон несутся такие же огромные медведи. Но вдруг он замолчал.
   Одиночка снова стал на задние лапы. Тяжело дыша и грузно топая, он, как колосс, внезапно двинулся на Шарот. Глаза голодного, осатанелого от боли и предчувствия своей скорой гибели медведя блеснули смертным холодом всего в пяти небольших шагах от безрассудного сердца Шарот, отразились в синих глазах отчаянной защитницы и пронзили её страхом до самых костей. Не двигаясь с места, она стояла, дрожала всем телом и ждала. Перед её глазами побежали картины прошедшей жизни, ещё какой-то надежды, но...
   "Да! Теперь мой черёд!" - твёрдо приняла она решение. Охотница начала медленно отходить назад. Она дразнила медведя, уводила его от рыжей волчицы за собой и ни на мгновение не сводила с него внимательных глаз.
   Но вот фатальная оплошность! Неожиданный поворот! Судьба, которой, наивно кажется, мы управляем!
   Шарот споткнулась о сухую, полуистлевшую корягу, потеряла равновесие и случайно выронила своё единственное и непрочное оружие. Яркая и краткая, как молния, мысль: "Это уже когда-то было! Я знаю, что надо делать дальше! Мамочки! Вот и мой конец!", как вестник скорой неминуемой гибели, предсмертным холодом прокатилась по её спине, сковала ледяными тисками голову, скулы, и тут же горячей, спасительной волной возвращалась огнём и силой в её тело, ноги и руки. Но в этот единственный момент она была полностью беззащитна!
   Время остановилось! Шарот чудом удержалась от падения, инстинктивно схватилась за стоящую рядом, ранее кем-то сломанную пополам молодую берёзу и всем своим весом нагнула её вперёд. В это момент медведь и сделал один-единственный, мощный бросок на вдруг ставшую столь беззащитной свою новую мишень.
   Он ошибся. Замахнулся лапой, раскрыл грудь и нарвался на сухой заострённый обломок молодого дерева, который прошёл через его рёбра и грудь почти насквозь в самое сердце.
   Через несколько мгновений дикие, чёрные глаза медведя потухли, и он перестал дышать.
   Повиснув на живой рогатине над Шарот, зверь заливал её своей горячей кровью и слюной, уставившись на неё ещё внушающим дикий ужас, пустым, немигающим взглядом. Из его пасти пахнуло отвратительным, парализующим волю смрадом ада. Шарот на мгновение зажмурилась и приготовилась к худшему. Но, быстро сообразив, что к чему, выкатилась из-под вдруг расслабившегося, неподвижного висящего мёртвого медведя, и...
   Под такой тяжестью тонкое молодое деревцо действительно долго не выдержало и почти сразу вывернулось в корне. А волки всё ещё не оставляли в покое чёрного великана и продолжали трепать его бездыханную тушу. Невредимая Шарот лежала рядом и, тяжело переводя дух, смотрела на то, что в её понимании означало "игры богов". Она чувствовала, как сильно сейчас бьётся в её жилах столь желанная, бесценная жизнь, и всё ещё не спускала глаз с поверженного ею огромного медведя. Она смотрела на то, как из его груди струйкой вытекает бурая, густая, дымящаяся кровь, и не верила в то, что, с позволения всемогущего Бога-Отца, она сама всё ещё жива. Уже всё кончено, и она всё ещё жива и цела!
   Чуть позже, когда Шарот чуточку очнулась и смогла наконец успокоится и отдышаться, она внимательно осмотрела всех волков и в первую очередь свою рыжую беременную подругу. Лобо, как всегда, был рядом и волновался за обеих "своих женщин".
   - Господи! Обошлось! - вздохнула она с облегчением, - И мне повезло, и тебе повезло. Только царапины.
   Обняла рыжую волчицу за грудь, шею и на ушко, как с подружкой, поделилась своим маленьким секретом:
   - Ну и ну, Рыжая! Вот это да! Вот так схватка! Ты знаешь, толстушка, я уж думала, что всё, и тебе конец, и мне конец! Рада буду видеть тебя здоровенькой и сегодня, и завтра, и всегда!
   Шарот вдруг заметила и почувствовала на себе запах крови медведя, её губы задрожали, перекосились, девушка отбежала в сторону на несколько шагов и её вытошнило. Когда Шарот пришла в себя, она вернулась к волчице, вновь обняла её и почесав Рыжей тугое, круглое брюхо тихо заплакала. Приложила руку, ухо и прислушалась: там ворочались щенки. Охотница тихо, счастливо плакала и улыбалась.
   - Хорошо. Всё в порядке! Да, Рыженькая? Тебе уж пора рожать, я жду. Очень жду, мамочка моя.
   Оглядевшись, она заметила: волки отступили от добычи. Нож Шарот так и торчал в шее медведя.
   - А чего вы ждёте? - удивлённо спросила она у стаи, но те не приступали к трапезе.
   Лобо ненадолго оставил свою подругу в покое. Он гордо подошёл ближе к поверженному медведю и лёг рядом. Он явно чего-то хотел и ждал этого от Шарот. Вожак вопрошающе глядел на девушку, чуть показывая своим видом голодный интерес и нетерпение.
   - Что? Что ты хочешь? Я не понимаю, Лобо, - растерялась она, - Что? Я должна начать? Почему я?
   Волк устало дышал, будто мило улыбался. Чуть вывалив розовый язык, он ждал и не двигался с места. Не сводя с Шарот своего голубого, проникновенного взгляда, он просто терпеливо дожидался, уступая хранительнице первый кусок. Стая тоже немного нервничала. Шарот смущённо почесала в затылке, улыбнулась, завязала и отбросила назад свои рыжие косы и...
   - Ну ладно. Как скажешь. Ты мой замечательный голубоглазый рыцарь! Хм, если ты так настаиваешь... Как бы это? - размышляла она вслух, обходя вокруг тушу медведя.
   Она поглядывала на Лобо и советовалась с ним.
   - Взять бы шкуру! Да? Это правильно. И вычинить бы ещё! Что-то уж очень она большая! Тёплая, конечно, но только как мне её донести домой. Ох, тяжёлая! И медвежатину я ещё ни разу в жизни не ела... ? - устало выдохнула охотница.
   Она хитро улыбнулась и подмигнула внимательно наблюдающему за ней волку.
   - Ладно. Ладно. Хорошо. Я сейчас попробую.
   И, начав неуверенно, она быстро приноровилась. Аккуратно сняла толстую тяжёлую шкуру со всей спины поверженного медведя, тут же срезав несколько широких тёплых полосок мяса вдоль хребта, - Ещё бы с лап снять когти, но это уже после вас, - взглянув на ожидающих своего часа голодных волков. Шарот нежно улыбнулась и кивнула Лобо, отошла в сторону, поклонилась ему, как благородная леди, и жестом пригласила к трапезе стаю. Вожак начал первым. А рыжей самке Шарот сама подала кусок.
   Порядком объеденную стаей тушу Шарот смогла кое-как перевернуть. Теперь она ещё срезала жир, шкуру с живота и лап вместе с мощными когтями, взяла желудок, часть кишок, желчь и семенные мешочки. Пока ещё продолжалось волчье пиршество, девушка, не задумываясь, позаботилась об остальных раненых. Она пользовалась навыками, переданными ей отцом, и ей удавалось это достаточно легко. Волки позволяли.
   Напоследок, когда сытая стая оставила в покое останки медведя, она решила всё же снять с него клыки на память об этом дне и вырезала и сбила нижнюю челюсть большой палкой.
   Медленно, сыто и устало, охотники вернулись к себе в каменную пещеру. У Шарот всё было впрок. Ничего не пропадало. Даже такое большое количество мяса, принесённое за несколько раз, она смогла ловко обработать. Положив его на некоторое время в воду из второго источника (а она была невероятно солёной), одну часть мяса на рёбрах она вывесила вялиться, часть приготовила на огне сразу, для восстановления потерянных сил, часть облепила глиной и закопала в горячие угли в очаге. Шкуру и внутренности она тоже вымыла и вымочила в солёной воде, а после тщательно выскоблила медвежьей лопаткой и обработала горячей смесью из жира, жёлчи, мёда и воска. Через некоторое время, когда шкура полностью просохла, одна её часть стала пологом, надёжно защищающим от холода вход в пещеру, другие - постелью. А получившиеся мешочки из внутренностей, как раз сгодились для хранения снадобий и мазей.
   - Да... Здорово мы все сегодня потрудились! Но ты меня так больше никогда не пугай, Рыжая!
   Шарот отдыхала на лежанке у яркого огня. Ела сама и баловала волчицу кусочками жареного мяса, обнимала её, любовно трепала и почёсывала тёплое брюхо. Та ей отвечала взаимностью, нежно облизывала лицо и, чуть-чуть скалясь, неповоротливо подставляла тугой круглый живот и перевязанную лапу. Лобо, глядя на это, не знал, что и делать! Ведь такое баловство и полное доверие человеку он видел впервые.
   Всё же он немного беспокоился. То подходил, то отходил. То рычал, тихонько поскуливая, хватал Шарот зубами за бёдра и руки. А девушка не одёргивала их. Лишь немного освободив от зубов Лобо свои вкусно пахнущие руки, она угощала мясом и его. Лобо и не заметил, как сам оказался на лежанке и включился в приятную, нежную игру с человеком.
   Этот тяжёлый день, наконец, угас. Под утро уснул костёр, и усталая Шарот, не помня себя, пропала в объятиях волков. Она спала долго, глубоко и крепко. Без снов.
   Прошла неделя. Нога и бедро девушки зажили. Нога Рыжей, тоже.
   Запасы медвежьего мяса позволили стае немного прийти в себя и зализать раны. А на следующей охоте Шарот чувствовала себя уже гораздо сильней и уверенней.
  
   - И снова доброе утро.
   Проснулась Шарот. Улыбнулась, потянулась. Нежно огладила Лобо и Рыжую по загривкам.
   - Я вот, знаете что, всё время думаю... Когда мы вместе, мы ведь можем многое! - заметила она, находясь ещё под впечатлением прошлой большой охоты и увиденного накануне волшебного сна.
   - Ладно! Ну? Кто со мной пойдёт купаться?
   Она вдруг вся засветилась в улыбке и задоре, быстро и ловко разделась. Открыто дразня молодых волков снятой одеждой, она бесстрашно спровоцировала за собой настоящую погоню. Сломя голову, босая и нагая, Шарот лихо сбежала с горы по остаткам сохранившегося в тени холма снега и с брызгами влетела в холодную, бодрящую реку первой и,... неожиданно для себя, поплыла, совершая уверенные движения руками по-волчьи, грудью выдыхая пар.
   - А, я теперь ещё и плавать могу, братцы!!! Ха-ха-ха! Лобо! Дружочек! Поплыли в следующий раз на ту сторону?! А?! Голубоглазый! Давай! Что скажешь? - смеясь, кричала она из обжигающей холодом воды, - Только не откладывай надолго свою охоту! Ладно?!
   "Я могу!!! Следу-у... раз... Ладно-о?!... Ладо-о... а-о-о-о...", - разнесло по лесу её голос утреннее, задумчивое, туманное эхо.
   Лобо следом за Шарот вбежал в воду по грудь, остановился и взволнованно наблюдал за ней, готовый прийти на помощь в любую секунду. А девушка беззаботно плавала и плавала в спокойной, свободной ото льда реке, и королевским шлейфом струились за ней по воде её растрёпанные красивые рыжие волосы. Её стройное, сильное девичье тело в прозрачной спокойной воде белело изящной фарфоровой статуэткой. Она была похожа сейчас на настоящую русалку из старых сказок бабушки-соседки её детства. И всё сейчас было больше похоже на сказку, чем на настоящую жизнь. Больше на настоящую, волшебную сказку. Нежное утро, тишина, поют птицы, спокойная чистая река, в ней купается рыжеволосая удивительная девушка-красавица. На берегу стоят и охраняют её сильные, красивые, светлые волки. Лучи солнца играют и блестят в её рыжих волосах, отражаются в мудрых глазах волков. Лес, горы, небо, облака... Счастье!
   Насладившись новыми для себя удивительными ощущениями и задорно смеясь, нагая Шарот так же резво вышла из воды. Она щедро плескала из ладоней на тех волков, кто был к ней ближе. А они то уступали ей дорогу, отряхиваясь, то подходили сами, игриво скалясь и опуская морды, щёлкали зубами.
   - Не нравится? А-а-а?! - дразнила она, - Не нравится, мохнатые?! Ну ладно, не буду. А по-моему, здорово! Спасибо, Учитель! Спасибо, Шато! Спасибо всем!!!...
   Она широко открыла свои объятия небу, глядела в его нежную синеву счастливыми голубыми глазами, как заворожённая, будто видела его самый первый раз в своей жизни, и закружилась в ощущении любви ко всему миру, исполненная столь яркими и новыми для себя чувствами и ощущением наполненности сердца.
   - Я так вас всех люблю-ю-у-у! Господи! Какое счастье-е! - закричала она в небо.
   - Как же я вас всех люблю-у-у!.. - снова подхватило эхо. - Ка-ко-е сча-стье!!!...
   Да, сейчас она была бесконечно счастлива, по-настоящему счастлива и столь же чиста и открыта сердцем перед всем огромным миром.
   Шарот быстро отжала от воды волосы, встряхнула их, быстро вернулась в логово, оделась в чистую одежду и согреваясь у очага пила горячий настой из трав. Затем снова спустилась к реке и, мечтая о чём-то, заплетала в тугие жгуты свои длинные каштановые волосы. Она сидела у воды на коряге, смотрела и любовалась тихим течением у своих ног, мелкой серебряной рыбёшкой, плавающей между прибрежных камней. Её дыхание незаметно выровнялось, движения замедлились, как-то сама собой выпрямилась спина. Вода у ног будто совсем остановилась. Шарот нечаянно разжала пальцы и выронила гребень. Перед её глазами возникли странные картинки: как её смелые четвероногие охотники превратились в гонимую по лесу добычу, как какие-то всадники, развлекаясь, преследовали в лесу всю волчью стаю; как Лобо уводил этих охотников за собой, спасая её и их родовое место. Она увидела плывущих по реке волков и настигающие их, разящие насмерть стрелы. Лихие всадники ликовали, поднимая сильных красивых лошадей на дыбы. И ещё,... ещё она видела ярко-алую кровь на воде, та вдруг превратилась в развевающийся красный мужской плащ, он быстро потемнел до чёрного и исчез в тёмной глубине реки. В этих грёзах Шарот внезапно замёрзла, вздрогнула и моргнула.
   "Я, наверное, уснула? Привиделось". - Сильно встряхнув волосами, она полностью растрепала косы и, закрутив их наскоро в плотный пучок на затылке, встала и быстро ушла с этого места, а после постаралась забыть о страшном видении и отбросить тяжёлые предчувствия, прокравшиеся глубоко под сердце.
   Через несколько дней после медвежьей охоты Лобо повёл стаю за реку, в свои старые охотничьи места. Весенний лес был переполнен всевозможных звуков, запахов, которые сплетались и переливались в звучную какофонию. Вскоре вожак отчётливо услышал настойчивый любовный зов оленя-одиночки, долетевший сюда с ветром издалека. Этого тихого звука было достаточно, чтобы незамедлительно было принято решение, и, почуяв добычу, Лобо и стая взяли след. Как всегда, Шарот держалась позади и сбоку, готовая вступить в нужный момент. Но тут она услышала громкий сигнал, подаваемый охотничьим рогом. Шарот остановилась как вкопанная. Её сердце вздрогнуло, похолодело и сжалось. Перед глазами промелькнули живые картинки, увиденные несколько дней назад в воде.
   - Лобо! Назад! Рыжая! Господи! Зачем ты опять с нами увязалась?! - выдохнула она тревогу воспоминаний, - Оставьте его! - говорила она волкам об олене, - Назад! Мальчики, назад! - выкрикнула Шарот, тщетно пытаясь их остановить.
   Но волки вошли в раж охоты, предвкушая уже скорую добычу, и совсем не услышали свою человеческую подругу. Всадники тоже, заметив бегущего в чаще оленя, стали преследовать его, быстро приближаясь к стае и представляя для неё серьёзную опасность. Взвизгнувшая рядом с Шарот стрела дала понять, что уже близко, уже слишком близко смертельная опасность. Захлёбываясь от волнения, Шарот рискнула и выкрикнула вверх:
   - Шато-о-о-о-о!!!..
   Эхо разнесло этот её призыв с одновременно прозвучавшим ещё одним сигналом рога.
   Теперь Лобо заметил всадников, бросил оленя и свернул к реке.
   - Быстрей! Быстрей! За мной!
   Подгоняя их и себя, она бежала, высоко перепрыгивая павшие от старости деревья.
   Её сердце стучало всё громче, тревожней и чаще. На бегу Шарот достала нож, готовая, если придётся, сразу принять бой.
   "Быстрей! За реку! За реку! Только бы успеть...", - думала она.
   Лобо пропустил её вперёд и держался с остальными волками к ней вплотную.
   "Не зная брода, они за нами в воду не пойдут. Вот он!"
   Уверенная в том, что все волки следуют за ней, охотница, не оглядываясь, пробежала почти половину реки. Осознав, что слышит только свои всплески, она резко обернулась.
   Там Лобо уводил немного усталую стаю вдоль реки вверх по течению. За ними последней, переваливаясь, бежала кругленькая Рыжая. А следом их уже догоняли весёлые, лихие всадники.
   "ЛОБО! Что же ты наделал?! Теперь же..."
   Охотница быстро пересекла реку до конца и побежала вдоль противоположного, безопасного берега. "О! Мне нужно такое же оружие!" (Увидела она лучников). "Иначе мне их (моих волков) никак не защитить!"
   Она бежала и бежала сквозь кустарник, разросшийся вдоль берега, и соображала, и высматривала, насколько это было только возможно: "Где они? (Её волки). Не попали ли ещё под стрелы? Есть ли хоть какой-то шанс им спастись? Что она сама может сейчас сделать?" И думала: "Какого дьявола Лобо понесло неизвестно куда?! И где теперь, чёрт подери, этот "умник" - Лобо?!" - и крепко сжимала кулачки.
   Наконец Шарот их увидела. Лобо и Рыжая вышли к высокой воде, как раз за прибрежной отмелью. Рыжая немедля ступила в воду и, указывая путь стае, поплыла по самой крутой быстрине. Река подхватила её и сразу вынесла к противоположному берегу. Следом за ней в реку бросились все волки, кроме...
   "Все?! Один, два. Три. Четыре...", - считала их Шарот.
   Вдруг из-за ближних деревьев одна за другой на них посыпались стрелы - то мимо, то настигая плывущих. Кто-то из волков исчезал в кровавых волнах, а кто-то, пользуясь сильным и неровным в этом месте течением реки, преодолевая боль в ранах, продолжал плыть. Река сейчас была на их стороне, прибавляя каждому из волков шансов выжить. Мгновение, и лучники начали стрелять с берега по полностью открывшимся их взору живым мишеням.
   "Вот оно что?! Течение! Умница! Умница моя! Молодец, Лобо! Скорей, мои хорошие! Я здесь! Я здесь! Сюда!..." Шептала она.
   А на противоположном от Шарот берегу всадники стреляли и стреляли, ликовали, поднимая своих холёных лошадей на дыбы. Шарот очень хорошо слышала их счастливый надменный хохот, гиканье и все до последнего прозвучавшего слова "того", одного всадника в красном плаще с гербом из трёх львов под кроной, что, не жалея её волков, чаще остальных пускал одну за другой стрелы. Довольный собой, он зло смеялся и гарцевал на красивой гнедой лошади, покрытой шкурой рыжего животного. Светлые волосы этого парня выбились из-под шапки и в порывах несильного ветра чуть хлестали его по щеками и плечам.
   - Красный плащ?! - впилась в него глазами девушка, - Красный плащ! Вот ты кто?! Ну хорошо, дружок! Я разыщу тебя!
   Шарот на несколько мгновений закрыла глаза, чтобы лучше запомнить лихого всадника и его компанию.
   - Всему своё время! Уж подожди! - шёпотом твёрдо произнесла она, - Не прощу! Не прощу!
   В это время первые пловцы уже ступили на берег. Девушка наскоро ощупывала и осматривала каждого из прибывающих.
   - Ничего... Ничего... Заживёт... Поправлю... Зашьём... Рыжая, иди сюда, моя хорошая!
   Но Рыжая устало остановилась у берега, лишь её лапы коснулись илистого дна. Оказалось, что в её бедре торчала стрела, чудом прошедшая часть живота только под шкурой, навылет. А Лобо на реке почему-то всё ещё не было видно. Шарот снова окинула взглядом подплывающих волков. "Где же он?!" - не на шутку волнуясь, она вошла в реку, подхватила тяжёлую рыжую самку под грудь и аккуратно вынесла её на берег. Так же она поступала с теми, кто доплыл, но не мог идти.
   - Тише! Замрите все, - присела она, - Та-а-ак, дорогая, здесь мне тебе не помочь. Как же тебя? - раздумывала она, как перенести чудом уцелевшую самку в логово.
   Шарот решительно сбросила с себя рубаху, под ней всё ещё была повязка из шерсти.
   - Сейчас. Я сейчас.
   Сняв её, она быстро сделала приспособление, в котором можно было перенести раненую подругу домой. Переложив её повыше, на лежащий рядом камень, девушка подняла волчицу к себе на спину, а ещё одного ослабевшего подпёска, с ранением в шею и грудь, взяла на руки.
   Осознав тяжесть такой непомерной ноши, она шла медленно, вымеряя каждый свой маленький шаг, чтобы не оступиться. Стая устало ковыляла рядом.
   "Где же Лобо?! - волновалась охотница, - Где же он?! Мой сильный и умный Лобо! Где он?! Нет, нет. Всё обойдётся, - надеялась она, - Подождём его дома".
   Каждый раз, как было видно реку, она оборачивалась и искала глазами "его", вслушиваясь в тихий шум леса и человеческий говор, глухо растворявшийся где-то там, за деревьями и рекой.
   Вскоре пришла тревожная ночь. В безопасном логове стая, поскуливая, зализывала раны. Шарот уже оказала посильную помощь всем, кто в ней нуждался. Волки отдыхали, чутко вслушивались в тишину и поднимали морды, глядя на спасительницу, часто выходившую на террасу в беспокойном ожидании.
   "Ну, где же ты?! Ну, где же ты, мой хороший?! Приходи, хоть какой! Хоть на одной лапе! Я тебя излечу. Только приходи! Пожалуйста, миленький, приходи!" - девушка неосознанно, крепко, до боли сжимала кулачки, и вертела в руках, до хруста ниток, подол своей накидки, горячо, сдержанно дышала, и прислушивалась, и всматривалась туда, откуда мог появиться её сильный и разумный Лобо. Всю ночь ждала, не сомкнула глаз. Лишь под утро Шарот чуть расслышала доносившиеся с туманной реки тихие, неравномерные всплески. Бегом, в одно мгновение она слетела с горы, замерла и услышала подплывающего волка. Девушка всем сердцем рванулась к нему навстречу и, не раздумывая, стремительно поплыла. В утреннем густом молоке, стелившемся по воде, она заметила волка не сразу, а только когда он оказался совсем рядом.
   Она аккуратно поддерживала обессиленного друга в воде под брюхо и, лишь коснувшись ногами дна у берега, подхватила его плотней.
   - Живой!!! Господи! Чудо моё! Где же ты был?!
   Сквозь тихий нервный грудной смех радости Шарот лила слёзы. Счастливо улыбаясь, плакала, утиралась мокрым рукавом. Она разглядела раны Лобо лишь тогда, когда он сам остановился у камней на берегу, тяжело переводя дух.
   - Что же они сделали с тобой?! Ты, милый! Как ты жив то ещё? Господи! Ой, миленький! Мне не донести тебя так до дома! Подожди, подожди, я сейчас! Только подожди! Стой здесь, хорошо? Я сейчас! Я сейчас...
   Она подняла голову и увидела на берегу Рыжую, которая еле стояла на ногах, но всё же встречала своего друга. А, Лобо уже не мог стоять и ложился в воду тут же у берега, опуская морду и вывалив язык, он как-то странно глядел на Шарот.
   - Нет, нет, погоди, дружок. Я сейчас, сейчас... И тебя нести придётся?! Зачем ты? - растерянно плакала Шарот. - Рыжая! Я справлюсь сама. Ладно. Ну, будьте уж тогда оба здесь!
   И стремительно побежала за приспособлениями для переноски.
   Она внесла тяжёлого раненого волка в логово так же аккуратно, как внесла потом и Рыжую.
   Лобо был серьёзно изранен: две стрелы в бедре, рассеченный мечом подвес, много неглубоких резаных ран на спине и столько потерянной крови!
   - Как же ты плыл?! Как же ты плыл с таким бедром?! Как дошёл?!
   Его бедро, казалось, было раздробленным или сломанным в суставе. Шарот не могла этого определить. Задняя лапа просто висела, причиняя волку нестерпимую острую боль. Он даже уже не оскаливался на неё и скулил еле дыша.
   Тщательно обрабатывая глубокие раны на спине, врачевательница вдруг заметила, что Лобо как-то странно притих, язык его бледнеет, немного даже посинел и вывалился. Шарот в грудь ударила горячая волна, похолодели пальцы, и врачевательница вдруг остро почувствовала, что, возможно, её самый сильный, самый умный Лобо со всем этим просто не справится, не выдержит сердце. Она на секунду закрыла глаза, крепко закусила губы и сдержала чуть не сорвавшийся громкий стон. Шарот хорошо понимала, что волку, возможно, просто не хватит сил выжить. Слишком много было потеряно крови, сил, слишком много всего...
   - Господи! Я сделала всё, что знала, всё, что могла, - растерянно причитала Шарот, - но... этого сейчас недостаточно! Нужно ещё что-то!
   Она то ходила вокруг почти потухшего очага, то выходила наружу, встряхивая руками, как будто освобождаясь от чего-то, и нервно повторяла: "Нужно ещё что-то! Нужно ещё что-то! Что же делать?! Что же ещё можно сделать?! Нет, Лобо! Нет, нет, нет! Я не потеряю тебя! Нет! Не потеряю! Но мне нужно ещё что-то! Нужно ещё что-то!"
   Волк попытался встать, но вместо этого медленно и устало завалился на бок... и издал, казалось, последний вой на слабом выдохе. Вздрогнув, Шарот молнией метнулась внутрь пещеры, к нему. Снова в горячем отчаянии встряхнула руками. И из правой ладони, точнее, из её тонких кончиков пальцев будто скользнула искра, разбудившая почти потухший огонь в очаге.
   - Лобо-о!!!.. Не смей!!!.. Не покидай меня!!!.. Подожди!!!... - закричала в отчаянии Шарот.
   Она прижалась к мокрому, замерзающему волку всем телом, готовая отдать часть своей собственной жизни в обмен на его.
   - Нет! Нет! Лобо! Ты будешь жить!!! Что я без тебя?! Как?!
   И вдруг что-то горячее неожиданно ударило её в спину, обожгло и наполнило всю изнутри. Шарот выпрямилась, широко раскрыла льющие слёзы глаза и замерла. Ладони остались на ранах волка. В последней надежде и с твёрдым намерением спасти Лобо любой ценой хранительница таинственного свёртка глядела на своего умирающего друга, не понимая в действительности, что с ней сейчас происходит. А внутри себя она испытывала сильнейшую, возникшую из неоткуда боль в рёбрах, в бедре, шее, спине и смертный холод на коже и в крови, который, казалось, вот-вот выстудит вечным сном её дыхание. И тогда намеренно остановив своё дыхание, Шарот крепко закрыла глаза и увидела яркий, слепящий внутренний свет. Невольно вновь брызнули горючие девичьи слёзы, и Шарот почувствовала, как что-то тёплое и светлое течёт через её руки, проникая прямо в остывающее тело Лобо. Она чуть улыбнулась, вздохнула... и шёпотом произнесла:
   - Ты будешь жить! Ты будешь...
   Ещё несколько секунд, и сознание девушки полностью отключилось, тело расслабилось, и Шарот накрыла Лобо своим телом. Ладони охотницы так и остались на его измученном, остывающем, израненном теле.
  
   - Он с тобой? Как ни в чём не бывало? Спасибо, Шато, - произнесла она в своём странном сне.
   Шарот видела идущую по туману реки наставницу, и рядом с ней был её почти белый, сильный, голубоглазый вожак Лобо - здоровый и живой.
   - Как это у тебя вышло, Шато?! - счастливо удивилась она.
   - Это не у меня, Шарот. Ты сама силой своего сердца смогла принять этот дар Учителя. Это - сила, дарующая жизнь. Слушай своё сердечко, девочка, и будь внимательнее с руками.
  
   Шарот пришла в себя тогда, когда солнце было уже совсем высоко. Открыв глаза, она увидела глядящие на неё в упор прозрачные голубые глаза волка. Взгляд его был чист и спокоен.
   "Так это правда?!" - Шарот бросилась обнимать Лобо, он взвизгнул от боли, легко укусил её за плечо, извинился и лизнул в губы. Вожак был жив, но не здоров.
   - Ой, прости, прости! Ну, главное - ты жив. Ты со мной, а дальше, миленький, я смогу. Мы справимся вместе, мокрый ты нос, - счастливо заплакала она.
   Долгое время она носила Лобо на себе в ту "вонючую" лужу, надеясь, что и его кости так же хорошо срастутся, как и её рёбра. Шарот умело делала ему повязки, поддерживающие сломанную в бедренном суставе лапу, и обрабатывала раны снадобьями, подсказанными во сне её наставницей. Теперь она, как новая хранительница, уверенно приняла на себя роль вожака и водила за собой способную охотиться часть стаи.
   Как-то, поддавшись любопытству, она вышла с волками к месту расправы на том берегу. Охотница внимательно осматривала его и читала следы в надежде, что хоть что-то немного прольёт свет на то, кто были те горячие всадники и куда ушли, но после нескольких прошедших подряд проливных дождей ничего здесь найти не смогла. Шарот никак не могла и не желала сдаваться и продолжала поиск. Внимательно вглядываясь в сырой хаос рисунка пёстрого лесного ковра, лежащего под её ногами, она уже шла по еле заметному следу, оставленному лошадьми. И вот неожиданная находка! Лук с порванной тетивой.
   "Хм, дорогой работы. Не простой. Вот ты-то мне, голубчик, и сослужишь службу".
   Чуть поодаль она нашла ещё и подкову.
   "А это мне на счастье. Ты тоже укажешь мне "его"".
   Теперь Шарот, довольная своими находками, уже возвращалась домой, и лёгкая добыча, как подарок, ждала её со стаей впереди - молодой кабан-подранок.
   "Хороший день для меня сегодня", - заметила она.
   Отдав половину добытого кабана тем, кто был сейчас с ней, вторую она несла в логово, чтобы накормить заждавшихся её раненых друзей.
   Сразу у входа в логово Шарот с гордой улыбкой показала Лобо полтуши кабанчика.
   - Видишь? Я тоже уже кое-чего стою, мой герой. Ну, как ты тут без меня, мой рыцарь?
   Встретила его спокойный, глубокий, мудрый взгляд и замерла.
   - Господи, ты так красив! Никогда не привыкну к твоим почти человеческим глазам, - произнесла с любовью, улыбнулась, сдвинулась с места, обняла и поцеловала вожака в уже холодный, выздоравливающий нос.
   - Я так тебя люблю! Так люблю! Ты мой самый, самый... Самый красивый, самый сильный, настоящий рыцарь!
   Она гладила друга и подавала ему и его подруге лучшие куски свежего, ещё тёплого мяса.
   К утру следующего дня у Рыжей наконец-то начались роды.
   Шесть. На шесть крохотных, но сильных малышей в стае стало больше. Для Шарот это было особое событие и счастье! Она всю ночь нежно и заботливо принимала каждого из новорождённых, и было удивительно и волшебно то, что это таинство жизни стало для обоих, девушки и волчицы, абсолютно естественным действием.
   "Вот немного окрепнут, и пойду, - подумала Шарот о том, что пора уже найти "того" злодея в красном плаще. - Пока я им (малышам и раненым) нужна, я останусь здесь, но потом... Потом... обязательно".
  
   Прошёл месяц. Раненые волки постепенно выздоравливали. Рыжая самка присматривала за своими шумными, непоседливыми детьми, иногда сбегая от них на террасу. Лобо тоже мало-помалу окреп и мог уже самостоятельно пройти полпути к вонючей целебной луже, остальное расстояние Шарот аккуратно и бережно продолжала носить его на себе. Она по-прежнему водила стаю на охоту сама, не забывая о сборе лекарственных трав при каждом удобном случае.
   Время, день за днём, неуловимо шло. Наступило лето. Девушка выполняла свои обязанности хранительницы и вожака стаи, и желание наказать парня понемногу, само по себе, отступало. Потом почти совсем забылось.
   За следующий год стая выросла за счёт весеннего приплода. Забот прибавилось, и счастливых минут тоже. Выбрав одного из смышлёных волчат Рыжей, Шарот баловала его и обучала тому, что знали и умели охотничьи собаки в её деревне. В щенячьи игры постепенно и естественно включались и повзрослевшие недопёски, превращая их в шумные озорные свалки и погони. Поощряя и подманивая вяленым мясом особо сообразительных волчат, Шарот, как она надеялась, внесла необходимые навыки для более удачной охоты. Молодняк рос, мужал и креп. За этот особенно длинный год, что Шарот выполняла обязанности вожака, она сама повзрослела, набралась сил, опыта, научилась видеть лес, хитрить и планировать охоту. Используя свои "картинки на воде", научилась быстро реагировать на обстоятельства и исправлять ошибки на ходу. Оружие, что она неумело сделала из нижней челюсти медведя, было не очень удобно, но весьма эффективно. И это было хорошо, хоть и ненадёжно.
   Лишь спустя ещё полтора года парень в красном плаще неожиданно напоминает о себе.
   Часть стаи, создав свои семьи, давно отделилась и разошлась по разным лесам. Лобо с Рыжей из-за полученных ран и увечий не отходят далеко от каменного логова в горе, предпочитая знакомое им место, общество человека и друг друга. А подросший, сплочённый общими играми молодняк, воспитанный Шарот, продолжает охотиться с ней, воспринимая как забаву серьёзные игры на выживание. Обновлённая, сильная стая стала более изощрённой, стремительной в атаке и подчиняется теперь жестам и звуковым сигналам, подаваемым девушкой-вожаком.
   Помня о смерти своих четвероногих друзей, она воспитывает их детей так, чтобы риск можно было свести к минимуму.
   Сейчас цель - кабан, и волки, действуя очень слаженно, гонят его по той стороне реки как раз в развилку между болотом и рекой, как вдруг лес заполнился знакомым звуком охотничьего рога.
   "Опять он?! - обожгло Шарот горячее чувство. - Ну уж нет! На этот раз я тебе никого не отдам!"
   Щелчками, издаваемыми языком, она решительно остановила преследование дичи и жестом почти одновременно положила стаю волков на землю.
   - Замрите! - громким шёпотом прошелестела Шарот. Находившийся рядом с ней хитрец Серый - сын Рыжей - громко дышал и вилял хвостом, как бы продолжая играть. Девушка крепко сомкнула его челюсти рукой и прижала собой к земле. - Тише! Это уже не игра, малыш. Пришло время проверить мне, мальчики, на что вы способны! - она задержала дыхание и замерла.
   Всадники не заметили притаившейся в кустах и высокой траве стаи волков и, улюлюкая вслед уносящему ноги кабану, пролетели совсем рядом. Лошади получали от седоков частые болезненные удары шпор в бока, хрипели с пеной у рта и неслись галопом в самую чащу леса. Не успев как следует учуять стаю хищников, они чудом не выдали их присутствия.
   - Назад! Все назад! Домой!
   Лишь когда всадники оказываются на значительном от стаи расстоянии, Шарот отступила назад, сама подвела волков к броду и отправила всех через реку.
   Проследив с берега, как они все до единого перебрались на свою территорию и оказались в безопасности, охотница, не теряя времени, вернулась на то же место в лесу, чтобы разыскать ещё свежие следы не прошеных гостей.
   Охотники сделали круг и возвращались. Визг пущенных стрел снова прозвучал уже совсем близко. "Одна, вторая, третья... Они ещё здесь. Хорошо". - Шарот с осторожностью дикой кошки издали следила за резвящимися, немного пьяными от удачной охоты всадниками. Среди деревьев промелькнул красный плащ. "Ах, так это всё-таки ты, длинноволосый! Хорошо. Очень хорошо!"
   Лихие всадники кричали что-то друг другу, шумели, рассыпались в разные стороны, съезжались вместе и снова азартно двигались петлями по лесу.
   Ещё долго они так веселились и продолжали свои кровавые жестокие мужские игры с обречённым, визжащим подранком, и, едва он только затих, охотники успокоились и исчезли с добычей в чаще. Охотница решила: "Пора".
   Разыскав отпечатки копыт, она поняла, что на нужном пути. "О! Я найду тебя. На этот раз я найду тебя, и тебе от меня не уйти!" - с возмущением думала Шарот и осторожно отправилась по следу.
   Лишь когда спустились густые, зябкие сумерки, она осознала, что это будет уже не сегодня. Не отходя в сторону от следа, Шарот спокойно устроилась на ночь прямо здесь.
   Ночь и темнота не заставили себя ждать. Обнаружив нежданного зрителя и слушателя, они обе постарались на славу. Хозяйки ночного леса пришли в своих лучших, кошмарных, липких, чёрных плащах, ярко расшитых страхами, опасностями и неожиданностями.
   "Что-то мне это как-то немного... неожиданно, одной, в лесу, под открытым небом", - тихонько призналась себе Шарот.
   Охотница чуть озябла, внимательно осмотрелась и легла. Она намеренно легла именно здесь, у следов, чтобы точно не потерять их до утра. А вокруг только ночь, тишина и лёгкий шелест ветра в кронах сильных, высоких деревьев. Безлуние. Время от времени, охали и пугали своим жалким плачем ночные птицы, слишком низко пролетали в поисках добычи летучие мыши. И потом снова были мрак и тишина, где есть только стук собственного сердца, тепло сдержанного дыхания и страх.
   Шарот не спалось. Она сидела, обняв себя за колени и всматривалась в никуда. Поправила волосы, положила голову на бок, закрыла глаза. Вдруг в полной ночной тишине неожиданно низко над её головой прошелестела крыльями сова, перьями коснулась волос, лба и тут же бесследно исчезла. Девушка мгновенно упала на спину, поднялась, открыла глаза, насколько это возможно, и, всматривалась в сторону исчезающего шума крыльев птицы, пытаясь разглядеть там, во тьме, хоть что-нибудь. "Стены" этой чёрной, полной неизвестности и опасностей "комнаты" сразу стали как-то осязаемей, ближе и плотней. Сердце Шарот билось, как у загнанного зайца, и девушка взялась за нож.
   Где-то там, за спиной, во тьме, вдруг глухо подломилась влажная ветка, послышалось чьё-то прерывистое дыхание, и в ветвях громко прохохотала какая-то лесная птица, издеваясь над уже нешуточными страхами Шарот. Охотница резко обернулась и приготовилась к бою. Теперь услышала, как рядом, в другой стороне, скрипнули во взаимных объятиях старые деревья. И сон, и усталость у Шарот мгновенно полностью исчезли. Она лишь крепче стиснула пальцы на рукояти своего ножа.
   - Одной в лесу, наверное, безопасней, - уговаривала она себя шёпотом. - Глупости! Чего это я вдруг сама себя успокаиваю? - смущалась своего страха.
   Ночной лес "знобил" её обильной холодной росой, окружал кромешной тьмой безлунной, туманной ночи, настораживал таинственными, пугающими звуками, на которые Шарот раньше совсем не обращала никакого внимания. Всё это было слишком ново, слишком небезопасно и слишком переполняло душу.
   - Да уж, "одной безопасней"! Кому это ты говоришь? Кого ты сейчас обманываешь? А, Шарот? - шептала она себе. - Угораздило? Это да! И неизвестно ещё, станешь ли до утра добычей сама. Да... Нет, нет, лучше мне об этом совсем не думать.
   Она снова легла на траву и немного с издёвкой продолжала себя отчитывать:
   - Мне нужно просто успокоиться и хорошенько отдохнуть! Не спать, но отдохнуть! Да уж, Шарот. Хорошая, а главное, "умная, светлая", как я погляжу, у тебя была мысль заночевать прямо здесь, одной! Интересно, чтобы на это тебе сказал Лобо. А? Хочешь знать? Уже знаешь! Хотя бы уж на дереве... А то - нет! Надо тебе прямо здесь! Упрямо здесь!!! Господи, когда же уже будет утро?
   Она изо всех сил боролась со страхом, крепко сжимала в руке нож и чутко дремала, плотно свернувшись на земле калачиком. Лишь услышав подломившуюся уже совсем рядом с собой ещё одну веточку, она мгновенно вскочила на ноги с обнажённым ножом в руке, готовая к бою насмерть. Ещё мгновение, взмах ножом в кромешной темноте и...
   - Фух, братцы! Это вы? Серый! Слава Богу! Вы здесь? - выдохнула она, села, с облегчением расслабилась и опустила нож. - Ой, мальчики мои! Я же вас отослала!
   Да! Это был настоящий сюрприз. К общей радости, это была её пятёрка! Пятёрка неразлучных друзей-волков, её любимых, сообразительных воспитанников. И вместо ответа Шарот получила от них лишь нежные тычки, покусывания и дружелюбные оскаливания.
   - Господи! Я тоже так рада вас видеть! Очень, очень! Вы даже не понимаете, насколько я рада, что вы пришли! Но вам нельзя со мной! - уворачивалась она от наседающих с ласками волков. - Нельзя! Серый! Я серьёзно тебе говорю! Это не игра! Слышишь? Ах ты ж хитрый мальчишка?!
   Но Серый и ещё четверо братьев думали иначе: "Новая игра такая? Прятки? И мы с тобой!"
   - Ладно. Тише. Я вас так люблю! - почти без боя сдалась Шарот и обнимала всех их по очереди и всех одновременно. - Тише, мальчики. Тише. Ложитесь. Спать. Завтра будет трудный день. Господи! Какие ж вы всё-таки молодцы! Честно говоря, вы меня сейчас просто... спасли.
  
   Плотным кольцом, спина к спине, как обычно, все устроились на ночь. Только теперь, чувствуя себя среди волков в безопасности, Шарот расслабилась и быстро уснула. Она знала точно, что мимо чутких ушей и носов её когорты ничто и никто не пройдёт незамеченным и друзья успеют предупредить её и защитить от опасности.
   Сейчас Шарот снился Лобо. Он настойчиво преграждал ей дорогу, хватал за ноги, причиняя ощутимую боль. Далее, во сне, Шарот видела неизвестный ей город за высокими каменными стенами, тяжёлые, дубовые, окованные городские ворота, каменные коридоры каких-то тёмных помещений, освещённых лишь факелами, и людей на городском рынке, которых она тоже никогда раньше не видела и не знала. Запомнила оружейника-кузнеца. Такого толстого, мускулистого, рыжебородого мужика с хитрыми глазами и серьёзным, но добрым лицом. Запомнила мелодию и ритм его лёгкого молота. И почувствовала присутствие ещё кого-то, чьё лицо скрывали тени тёмных дворцовых ниш и закоулков, голос и запах кожи, человека, пахнущего молоком.
   Утро пришло слишком быстро. Шарот окончательно замёрзла и проснулась в густом утреннем тумане. Её одежда полностью отсырела. Серый поднялся с места следом за Шарот. Он зевнул, медленно потянулся задними лапами,... передними и сел перед девушкой, любопытно наблюдая за ней.
   - Хорошо бы согреться, да? Как думаешь, братишка?
   Она встала, немного размяла ноги и ещё больше озябла. Посмотрела на Серого.
   - Да... парень. Кажется, ты меня сейчас совсем не понимаешь.
   Серый снова лениво зевнул и внимательно продолжал наблюдать за Шарот.
   - Да-а. Не понимаешь! А как насчёт подкрепиться? Мясо. Охота.
   Серый среагировал и занятно повернул голову набок.
   - О! А это понимаешь! Молодец! Не мешало бы сейчас поесть, говорю. Но я-то с этого места не сойду! Не хватало после такой ночи ещё след потерять. Так что, Серый, давай сегодня сам, сами. А, мальчики? А я пока попробую развести огонь. След. Дичь, - указав рукой, коротко сказала она.
   Волки с удовольствием приняли игру, называемую "охота". И пятёрка тут же испарилась за деревьями.
   Под телами выспавшихся животных Шарот нашла сухие веточки и мох. Воспользовалась этим и сложила шалашик.
   "Как это у меня там получилось? - вспоминала она. - Ой! Хорошо бы, получилось и на этот раз. Так было бы кстати!" - встала над шалашиком, крепко растёрла ладони. Немного походила взад-вперёд, разминая пальцы. Снова подошла к шалашику и встряхнула ладонью в его направлении.
   Ничего не вышло. Попробовала ещё и ещё раз. И снова ничего не получилось.
   - Хм! Та-ак! Что-то я делаю не так. Надо вспомнить, - она пыталась ещё и ещё раз, но все попытки были безрезультатными, пока Шарот не начала нервничать и окончательно терять надежду согреться. "Ага. Вот оно! Такое же чувство внутри. Стоп, стоп, стоп! Теперь нужно постараться его удержать!" Она вспомнила умиравшего Лобо и то отчаяние, которое тогда жгло её кровь. Сердце вспомнило горячее желание отдать часть себя, чтобы спасти его жизнь... "Есть! Я поняла! Так! Ещё раз. Всё сначала". Она повторила ритуал и, решительно подойдя на два шага к шалашику, "всплеском с руки" направила все свои чувства в него. Возникшая где-то в спине искра, как тогда, пробежала по позвоночнику, поднялась в голову, усилилась между глаз, и горячая волна стремительно пролетела по крови через руку и... краткой вспышкой слетела с кончиков её пальцев. Вспыхнул крохотный огонёк, и, словно стесняясь, из шалашика поднялся тоненький лепесток дыма.
   - Ага!!! Вот так вот!!! Какая я умница! А-а, Серый?! - воскликнула, обернулась, но никто из волков пока ещё не вернулся.
   Счастливая, Шарот подскочила к дымку и стала бережно раздувать огонёк, чтобы ни в коем случае его не потерять. "Правда, Учитель? Здорово! Шато тоже так могла? Да? Какое чудо! Она говорила мне во снах: "Делай всё сердцем и любовью" Я только теперь по-настоящему поняла, что это значит!"
   К тому времени, как волки вернулись, Шарот успела разжечь настоящий костёр и полностью просушить влажную от ночного тумана одежду.
   - Птичка? Большая? Здорово! И заяц?! Молодцы! На вас можно положиться, мальчики. Умницы. Я вас даже не услышала. Просто молодцы! Так и надо. Сейчас, сейчас я кое-что быстренько приготовлю, - чуть интриговала она друзей.
   Она угостила их прожаренной на огне зайчатиной и половиной запечённой в глине дрофы, а вторую её половину взяла с собой в дорогу.
   - Птица эта тоже очень вкусная. Как же вы её поймали, хитрецы? Пробуйте. На. Ешь, Серый. И тебе на, Сломанное ухо. На и тебе, и тебе! Держите. О-о-очень вкусно! - она угощала их всех и нежно трепала за загривки, а они аккуратно ели с рук и наперебой облизывали её пальцы и губы, желая получить ещё кусочек прямо из рта.
   К концу небыстрого завтрака разошёлся весь туман. Встало из своей колыбели жаркое Солнце и утренним лёгким ветерком разогнало все сырые остатки смутной ночи. Шарот погасила костёр и заложила его сверху ещё влажным мхом.
   - Это на всякий случай. Не нужно оставлять за собой следов.
   Разбросав в разные стороны то несъедобное, что осталось от дичи, охотница снова пошла по следам всадников, постепенно ускоряя шаг и иногда срываясь c волками на бег. Солнце давно уже перешло точку зенита и непомерно удлиняло тени деревьев, когда Шарот подошла к краю густой тенистой рощи, от которой издалека видны были стены неизвестного ей раньше города.
   - Теперь вы должны здесь остаться. И не высовываться. Опасно! Ждать. Замрите, - произнесла Шарот нежно, но строго хорошо известные волкам слова.
   Она подтвердила приказ жестом и, выпрямившись, как ни в чём не бывало, твёрдым шагом пошла к дороге, ведущей к раскрытым тяжёлым городским воротам, обернувшись всего лишь раз.
  

ГЛАВА 3

  
   Старая Англия. Дорсетшир. 1288 год. Ранняя осень.
   Множество людей на улицах смутило её. Это было так давно. И по-другому. Среди них не было ни одного знакомого лица. В груди защемила тоска и смятение.
   "Я здесь по другой причине, мне некого искать, и мне никто не нужен, только длинноволосый", - успокаивала себя Шарот.
   Идя по людным улицам незнакомого, чужого города, она вышла на шумный рынок.
   "О! Уже узнаю кое-что, - заметила себе Шарот и расслышала равномерные металлические звуки кузнечного молота. - Ну, правильно. Значит, мне туда, - и свернула на них. - И точно, - чуть не воскликнула Шарот, - рыжий, как огонь! Он, видимо, не местный. Здесь таких больше не видно. Как он, таких нет".
   Она нерешительно подошла к кузнецу.
   - Тебе чего, девушка? Посмотреть или купить? А может, заказать? - хитро улыбнулся ей мастер. - Это у тебя чего такое?
   Из-под накидки девушки было видно не очень хорошо обработанную медвежью челюсть.
   - Продаёшь или меняешь? - нараспев заигрывал приветливый оружейник.
   - Ни то и ни другое, - коротко ответила Шарот, с любопытством поглядывая на прохожих.
   - А что тогда?
   - Сделать поудобней.
   - Чего поудобней? - удивлённо переспросил мастер.
   - Моё оружие, - негромко, но горделиво произнесла Шарот.
   - Хм, ты что, смеёшься? Какое такое оружие? - пошутил мастер, не отвлекаясь от своих дел.
   - Вот это! - Шарот достала его.
   - Это же чья-то челюсть! Не смеши меня, девочка, - буркнул бородач.
   - Не чья-то, а медвежья, - слегка обиделась Шарот.
   - Да-а? Ну-ка, ну-ка, покажи. Нашла? В лесу? - с любопытством пропел кузнец. - И не страшно тебе по лесам одной бегать, шататься? Ты травница? - мастер отложил свой инструмент и блеснул на девушку лисьим любопытным взглядом.
   - Нет, не нашла. Я сама добыла, - твёрдо, но тихо поправила его охотница.
   - Да ну?! Сама? Правда? - недоверчиво глянул на неё мастер.
   - Ну-у, не сама. С семьёй, - с нежной улыбкой в глазах пояснила она.
   - А я уж подумал - сама, - насмешливо улыбнулся ей бородач.
   Насмешка этого внешне доброго человека чуть зацепила и немного обидела Шарот, и она...
   - Ну, так ты возьмёшься или мне другого мастера искать?! - вызывающе дерзко спросила его.
   - Ну, не обижайся, не обижайся, - ретировался кузнец-оружейник. - Давай, показывай. Чего ты там хочешь? - мастер протянул ей свою крепкую мускулистую руку, наскоро обтерев её о край рубахи под фартуком.
   - Хочу, чтоб в руку удобней ложилась и не соскальзывала, - чуть успокоилась Шарот и с охотой поясняла.
   - В руку удобней? М-да, задача. А ты не шутишь, барышня? - чувствуя какой-то подвох, бородач испытующе посмотрел из-под густых рыжих бровей на странную незнакомку, и та молниеносно отреагировала коротким броском руки.
   Она опасно подпёрла шею оружейника жёлтыми клыками медведя к самой каменной стене, да так, что он не смог сделать и вдох.
   - Шучу? Я - шучу?! - и она по-волчьи, открыто и бесстрашно, посмотрела мужчине не слабого десятка прямо в глаза, в упор, будто бросая вызов.
   - П-пожалуй, н-нет, - замер он от неожиданности и затаил дыхание. По его спине прокатился неприятный холодок, и комом встало под ложечкой. - Хорошо, девушка. Я всё понял. Только не сердись, - мастер пошёл на попятную и медленно отвел её руку от своей шеи. Заметил, что незнакомка на самом деле не сердится, и расслабился. - Дай-ка мне на эту штуку ещё разок взглянуть,... - уже серьёзно произнёс он. - Присаживайся пока к огню, грейся. Откуда ты? Рассказывай. Ты же не здешняя? - не спуская с неё глаз, бородач вертел в руках её так называемое оружие.
   - Нет, я не из этих мест, издалека, - запросто отвечала Шарот и присела, где ей указал оружейник.
   - А зовут тебя как, красавица?
   - Шато. То есть Шарот, - смутилась и растерялась она.
   - Так Шато или Шарот? - по-отечески мягко улыбнулся мастер.
   - Всё равно как. Оба имени мои.
   - Оружие из зубов медведя, крупного. У самой два имени. Так кто же ты, красавица? - допытывался кузнец. Девушка явно понравилась ему и характером и статью, и ему действительно захотелось ей угодить.
   Но Шарот не отвечала, отвернулась, отвлеклась и любопытно глазела на всех прохожих по рынку.
   - Слышал я об одной Шато... - продолжал рыжий сам с собой разговаривать, - только говорят, что это было очень давно. Так вот. Слышишь, девушка? Говорят, она жила в дальних лесах у болот с волчьей стаей. Как-то даже моего старшего брата выходила от ран, вылечила. Низкий ей поклон и сердечная благодарность. Он, брат мой, давно уж умер своею смертью. Телегой задавило. А ещё про неё говорят, про Шато, что не его одного она вылечила, выходила. И доверенные люди в благодарность хранят её тайну. А девушка та, врачевательница, - это случайно не ты? - и, размышляя вслух и поглядывая на маленькую незнакомку, сам себе ответил. - Хм... да нет, конечно, нет. Что это я? Ты слишком молода, девочка, чтобы быть ею.
   - Нет. Я - не она, - стараясь не сказать лишнего, сухо отвечала ему Шарот.
   - Честно говоря, даже не знаю, как это и сделать... - пожал плечами оружейник и задумчиво сжал себе пальцами нижнюю челюсть, продолжая творчески размышлять. - Ну-ка,... покажи ещё разок... Как ты это держишь? - рыжий бородач вернул девушке медвежью челюсть.
   Только сейчас он обратил внимание, что она - левша, и отметил про себя: "Брат говорил, Шато тоже была левша", - и задумался.
   - А рану залечить сможешь? - с тайным умыслом спросил её любопытный мастер. Но ответа не последовало. И толстяк продолжил раздумывать над медвежьей челюстью, то крепко потирая себе мочку левого уха, то почёсывая затылок.
   - А что за длинноволосый парень у вас тут в городе живёт? В красной одежде и с гербом из трёх львов под короной? Не встречали? - оглядываясь по сторонам, любопытствовала Шарот.
   - О-о-о!... Красавица, зачем он тебе?
   - Надо, - отвернулась от мастера Шарот.
   - Не того ты себе парня выбрала, верно говорю. Это Айгориан, сын нашего графа. Просто исчадие ада какое-то! Очень жесток. Ему отец у торговца с востока диковинного зверя купил две зимы назад. Пока тот был маленький, Айгориан стравливал его с собаками. А потом и на людей натравливать начал, говорят, тоже. Время от времени в городе кто-то домой не возвращается. Люди болтают, что кормит он эту свою заморскую тварь человеческим мясом. Бродяг в городе много! Мой тебе совет: держись от него подальше. Не известно ещё, чем для тебя эта встреча кончится. Он и с девушками, знаешь, как?.. Тоже бесследно пропадают! Как камень в болоте. Бесследно! Раз - и нет человечка! Да-а... - выдохнул тяжело бородач. - Тебе лучше не знать подробностей, красавица.
   - Что ты мне "красавица" да "красавица"? - вдруг отрезала Шарот. "Я никого не боюсь! - подумала она про себя. - И нечего меня запугивать! Глупый старик! Всё равно его найду!"
   - А что? Красавица и есть. Не злись, - добродушно продолжал рыжий мастер.
   Разговор прервала прибежавшая златокудрая девочка:
   - Папа! Ей ещё хуже: жар, кричит и бредит!
   Бросив своё занятие и залив водой огонь в горниле, рыжий бородач тут же, неожиданно резво для своего телосложения, побежал за дочерью. Прихватив челюсть медведя, Шарот последовала за ними. Дорогой она заметила тех самых всадников с их длинноволосым хозяином. Они лихо гарцевали, ради шутки сбив лошадьми нескольких прохожих и нищих. Шарот молча отметила для себя и это, и в какую сторону они все проскакали.
   "О-о-о, дорогой, Я уже здесь, - у Шарот мгновенно вскипело сердце, и она сжала под плащом свои маленькие кулачки, чуть замешкалась у стен домов, плотно прижалась к ним и уступила дорогу всадникам. - Встреча близка! Ночью! Жди меня ночью!" - прошипела им вдогонку Шарот, проводила того самого длинноволосого всадника взглядом и побежала следом за исчезнувшим за поворотом оружейным мастером и его дочуркой.
   Тут же, в переулке, следуя за оружейником, она вошла в небольшое тёмное помещение, где во внутренней комнате лежала молодая женщина и громко стонала в ознобе, держась за живот.
   - Дорогая! Дорогая! Сарочка! Лекарь сказал, что эта мазь поможет! Ты всё сделала, как надо? - строго обратился отец к дочери.
   - Да, папочка! Только вот - никак! Она умрёт? - девчушка роняла слёзы и испуганно смотрела на отца. - Да? Умрёт?
   Он не отвечал ей, только гладил страдающую жену по голове.
   - Пап! Она умрёт? - из глаз девочки градом покатились крупные, горькие, блестящие слёзы.
   - Замолчи! - в отчаянии прикрикнул на дочь бородач. Девочка вздрогнула.
   Отец не находил места своим рукам и беспомощно метался по комнате, не зная, что делать и куда бежать за помощью.
   Стоя в дверях, глядя на всё это и искренне переживая чужую сильную, возможно, смертельную боль, как свою, Шарот не сдержалась и сделала первый шаг. Подошла к девочке, обняла за плечи и тихо сказала, склонившись над её головой.
   - Иди, пока поиграй, детка. И ничего не бойся. Всё будет хорошо. А ты запри дверь и никого сюда не пускай, - уверенно и спокойно велела она хозяину.
   Шарот сбросила свою накидку на лавку, присела на кровать рядом с больной, тщательно осмотрела, ощупала и обнюхала мечущуюся в жару и боли женщину. Затем быстро приготовила густой отвар из трав, которые так же, как Шато, всегда носила с собой, и дала горькое питьё страдающей женщине.
   Через некоторое время та глубоко и спокойно уснула.
   - Как это у тебя вышло?! - удивлённо обрадовался бородач.
   - Не болтай зря. Ты мне поможешь. Сон её не спасёт. Мало времени. Давай!
   - А что делать?! Что делать?! - зачастил хозяин дома.
   - Огонь. Много огня. Чтобы было светло. Горячая вода. Соль. Нитки. Чистые тряпки. Таз. Быстро!
   - Сейчас! - не понимая, зачем всё это, он приготовил всё действительно быстро.
   Тем временем Шарот растирала и тщательно готовила в ступке для специй состав из сладковатой смолы из пещеры.
   - Ещё мне нужна хорошая острая игла, - добавила врачевательница. - У тебя есть?
   - Хм, у нас такой роскоши нет, но есть... вот это!... - вышел и вернулся в комнату хозяин. - Подойдёт?
   - Что? - Шарот обернулась.
   - Вот! Плоская полукруглая игла. Племянник мой использует её для работы с тонкой кожей. Вот забыл как-то, - пояснял оружейник.
   - То, что нужно! - довольно подтвердила девушка. - Прокали её на огне. И лезвие. Только хорошенько. - она ткнула ему в руки свой большой нож с рукояткой из оленьего рога.
   Взяв его в руки, бородач заметил на лезвии знакомый ему рисунок - клеймо.
   - Откуда у тебя этот нож? - машинально спросил он.
   - Не говори слишком много, неси всё. Времени нет, - настаивала Шарот.
   Хозяин так и сделал.
   Когда было всё готово, Шарот не мешкая сделала первый неглубокий надрез раскалённым добела лезвием ножа. Брызнула алая кровь. Врачевательница тут же умело прижгла её другой стороной ножа и ловко остановила кровотечение.
   Глядя на то, что только что сделала Шарот, бородач остолбенел:
   - Ты убьёшь её!!! - и тут же рванул к ней, чтобы отобрать страшное оружие из рук незнакомки.
   - Убьёшь её ты, если помешаешь мне сейчас сделать мою работу. Тебе выбирать! - не оборачиваясь, твёрдо произнесла Шарот, продолжая делать следующий, более глубокий надрез на животе спящей. Она одновременно ловко резала и легонько прижигала раскалённым ножом ещё и ещё один надрезанный сосуд.
   Услышав и увидев всё это, кузнец не сдержался и воскликнул:
   - Ты - Шато!!! Я так и знал! Это ты!!! Ты та самая врачевательница из леса! - он почти выкрикнул свою нечаянную догадку и тут же прикрыл себе рот кулаком, прикусив его.
   - Не надо так громко, услышат. Прошу тебя, не надо так громко. Ты разбудишь её раньше времени. Ещё огня. Быстрей!
   - Хорошо. Хорошо, - сдался оружейник, глядя на мастерскую работу её маленьких тонких и ловких пальчиков. - Огня... Огня... Сейчас... Сейчас... - торопился с делами хозяин и через минуту подставил Шарот поближе под нож пылающие в горшке угли, свежую горячую воду и держал над ней наскоро сделанный факел.
   Успокоившись немного, в полной тишине он продолжал внимательно наблюдать за тем, что делала эта маленькая незнакомка.
   - Господи! Так ловко! И знаешь, что делать! Это ты,...ты? Да, девочка? Правда?
   В комнате сильно и отвратительно пахло горелым человеческим мясом. Оружейник заглянул в рану жены, прикрыл себе нос и рот рукавом и хотел было отойти подальше, отдышаться.
   - Нет, - не отвлекаясь, отвечала Шарот. - Это не совсем так. Иди-ка, подержи здесь. Мне нужно больше света, - призвала и приказала ему девушка. - Я уже заканчиваю. Ещё чуть-чуть. Свети сюда.
   Потом она что-то вынула, отрезала, отложила в сторону. Затем тщательно сделала там несколько аккуратных стежков, зашивая совсем небольшую, но глубокую рану плоской иглой, заправив в неё тонкую прядь своих длинных, крепких, промытых в кипятке и соли волос. Тщательно зашила остальное, положила сверху вонючую красно-коричневую мазь и ловко сделала повязку из сухого болотного мха. Сверху закрепила широкой полоской ткани, что дал ей оружейник. Бородач чётко делал своё дело, держал факел, молча стоял у ног жены и мелко дрожал от напряжения и удивления. Его тошнило. Шарот закончила всё и начала спокойно рассказывать ему, что будет с женщиной дальше и что нужно при этом делать. А её муж стоял, будто проглотил язык. Он стоял и растерянно смотрел на незнакомку, ещё не веря в то, что она сейчас, быть может, спасла жизнь его любимой жены и матери его единственного, позднего ребёнка. Он ничего подобного никогда не видел и не слышал, чтобы ещё кто-нибудь так делал. Кузнец собрался с силами, сделал вдох и решился спросить девушку ещё раз.
   - Ответь мне, старику, девочка! - перебил он её слова. - Шато - это ты? - вдруг растрогался и заплакал здоровяк. - Утоли моё гложущее любопытство, девочка.
   Шарот спокойно встала, снова тщательно вымыла руки от крови в остывшей воде и собрала всё лишнее.
   - Сожги это и убери все следы того, что я тут делала. Так... На всякий случай. Твоя жена скоро проснётся, - Шарот отдала тряпки, испачканные кровью женщины, её мужу в руки. - И ей будет очень, очень больно. Скоро. Ты должен быть к этому готов. Главное, держи себя в руках. Ей нужен будет особый отвар. Я приготовлю и тебя научу. А пока я сделала всё, что могла, остальное в руках Божьих.
   - Шато... ты? - настаивал поражённый всем происшедшим хозяин. Он глядел на спокойно спящую, бледную жену, небольшого росточка тоненькую девочку-незнакомку и плакал, зная, что у его жены теперь есть шанс выжить.
   - Не совсем так, - наконец произнесла Шарот. - Спокойно, мастер. Я это делаю уже не первый раз, но первый раз на человеке. Разницы особой здесь нет. Нет, я не Шато. Её уже давно нет. Умерла. Очень сильная женщина была. Её хорошо знал мой отец. Теперь я приняла из её рук дар, которым она владела, - нехотя выдохнула Шарот. "Теперь он сможет со мной сделать всё, что захочет. Привести на костёр..., - подумала она. - Моя жизнь висит на волоске. Дура! Дура! Зачем я вмешалась? Кто меня просил? Надо бежать отсюда! Скорей!"
   - А нож? Откуда у тебя этот нож, дочка? - продолжал разгорячённый бородач. - Расскажи...
   - Нож? Он тоже её был. Теперь он мой. Отдай! - быстро собиралась уходить Шарот.
   - Хм, ясно. А что ты ещё знаешь о нём? - вслух раздумывал оружейник и, поглядывая на мирно спящую жену, продолжил разговор с немного нервничающей Шарот.
   - Ничего не знаю. Он просто был её и всё, - уходила она от ответа.
   - О-о-о! Так я тебе сейчас расскажу, дочка. Садись ближе к огню, вот так, - усадил незнакомку у огня и сам присел к ней поближе у камина. - Когда-то, очень давно, не в эти места, а туда,... за море на Восток, где живут люди с белыми волосами, ближе к северу, приехали из благословенных святых пустынных мест два брата...
   Шарот почему-то вдруг успокоилась и стала внимательно слушать каждое слово рыжего кузнеца. Знать о Шато всё ей было необходимо, как воздух, и она слушала, слушала, почти раскрыв рот. А оружейник продолжал и продолжал.
   - ...Вскоре погиб и второй брат, - заканчивал эту историю рассказчик. - Случайно погиб. Утонул, я слышал. У этих братьев, у них обоих, были ножи-близнецы, сделанные одним великим мастером из рогов одного удивительного оленя. Как мне рассказывали, он отдал свою жизнь и мясо за жизнь целой семьи и двух приёмных новорождённых красавиц близняшек. Именно поэтому и были сделаны два одинаковых чудо-ножа. Позже именно они и были подарены братьям в благодарность за спасение жизни этих малышек, семьи и пожитков от злодеев на дороге в горах. Так сказать, олень ещё раз спас.
   - И что? - не видя связи, спросила Шарот.
   - А то, девочка, что именно этим тройным вензелем клеймил своё оружие мой дед. Вот! И делал он это тройное клеймо только в редких случаях, исключительно для близких друзей. Говорил, что такой нож особую силу имеет, - тыкал пальцем в клейма оружейник. - Вот так-то! Моего деда, мою будущую мать, а значит, и меня тогда спасли они, те братья! Одна из тех близняшек мать моя, понимаешь?
   - Ну и что? Не понимаю. Причём тут Шато или я?
   - Что, что? А то и получается! Шато, получается, была дочерью одного из тех братьев, что когда-то спасли мою семью, моего деда! Вот что! И если этот нож теперь у тебя, значит, ты тоже друг моей семьи, - вернул ей нож с уважением кузнец.
   - Ой, не преувеличивай, мастер! - смутилась неожиданного поворота Шарот. - По-моему, ты что-то тут уж очень намудрил!
   - Намудрил, скажешь?! - в запале живо жестикулировал бородач. - Подумай-ка, детка. Так - не так, какая сейчас разница?! Нож-то этот был сейчас в твоих руках? И особое дело вы с ним вдвоём сделали! И теперь вот после этого, - кивнул он в сторону кровати, на которой тихо лежала жена, - точно, ты друг моей семьи навечно! Пока жив буду, буду благодарен я и мои дети! Проси, чего хочешь.
   Шарот смутилась и густо покраснела.
   - Так зачем ты пришла сюда, дочка? Что ищешь? Чего хочешь? Можешь говорить. Я твой друг. Говори, ничего не скрывай, - кивнул и улыбнулся мастер, сжав ладонь Шарот и заглянув ей в глаза.
   И Шарот, не таясь, открылась, рассказала ему всё, как есть.
   - Хм, я, конечно, сделаю тебе оружие, как ты просишь, - крепко задумался над её словами оружейник. - И нож я тебе прилажу, чтоб в руке прочнее лежал, но прошу... - строго взглянул он девушке в глаза, - ...только... оставь ты эту затею! Брось! Тебе не выбраться из дворца живой. А ты, с этими умениями, нужна нам. Всем! Сколько жизней ты сможешь спасти! Это же чудо, Шарот! То, что ты делаешь, это!... Не надо, девочка, одумайся! Прости ему, этому Айгориану, всё!
   - Да?! А сколько он ещё напрасно отберёт жизней ради забавы?! "Прости", говоришь? Как, мастер, как я могу простить?! Сердце у меня горит! Не могу больше ни о чём думать! Близких я потеряла! Те волки - моя единственная семья, дети, братья, родители! Как можно их безвинную кровь и смерть простить, скажи? Ты, сам бы простил?! Нет. Его нужно остановить! - настаивала на своём Шарот и чувствовала, как начинают в гневе гореть её щёки.
   - В этом грязном, жестоком, скотском мире ничего не изменить. Убьёшь его - придёт другой. Всегда так было. Чуть лучше, чуть хуже - все они звери! - вздохнул мастер, что-то своё вспоминая.
   - Хм, не-ет! Звери живут в лесу. И они добрей и преданней любого человека. А этот Айгориан ваш! Это он и такие, как он, нелюди! И пришла пора хотя бы одному из них заплатить ЕГО цену за причинённые страдания и пролитую невинную кровь!
   - Погоди, - понимая боль её потерь, хозяин глубоко, сочувствующе вздохнул. - Не кипятись, Шарот, обдумай ещё раз. Посмотри, что на одной чаше весов, что - на другой, - поднялся он с места, шумнул стулом. - Ты понимаешь, что ты сейчас здесь, в этом доме, сделала?
   Шарот упрямо молчала и лишь смотрела в угасающий камин.
   - Ты вернула мне надежду на жизнь моей дорогой и любимой жены, а дочери вернула мать. Нам всем вернула надежду на счастливую жизнь! Ведь теперь с ней будет всё хорошо, так? С женой моей теперь будет всё в порядке?
   Тихо застонала Сара.
   - Я позову дочку, - как-то сразу потух бородач. - На улице становится опасно. Темно, - произнёс он тихо и направился к двери. - А ты пока располагайся прямо здесь. Считай, ты дома, дочка, - кивнул ей хозяин.
   - Папочка! Можно, я постелю гостье, - в тот же момент, как разговор был окончен, дочь сама вернулась домой и вошла. - Мамочка что же, уже спит? - девочка подошла к матери - та ровно дышала, и это быстро успокоило златокудрую малышку. - Хорошо, - гладила она её по влажным от пота волосам. - Спи, мамочка, спи. Спокойной ночи, родненькая! - она поцеловала мать в лоб. - Папа! Жар спадает... - заметила она и обрадовалась.
   - Я знаю, доченька, знаю. Теперь всё будет хорошо. Ложись, детка, спать. Теперь всё будет хорошо, - крепко прижав дочь к себе, он трижды поцеловал её в темя, улыбнулся дочурке и отослал в другую комнату.
   - Папочка, а это что за девочка? - спросила отца малышка.
   - Спать, детка, уже поздно, - сказал он дочери, проводил её в другую комнату и вернулся. Подбросил поленьев в огонь, подошёл, проверил, как там жена, успокоился, лёг на лежанку, вздохнул устало и погасил свечу. - Кстати, девушка, меня зовут Михаил, - в темноте произнёс хозяин.
   - Угу, - тихо ответила ему Шарот со своей постели, - я запомню. Спокойной ночи, Михаил, но эта ночь у нас с тобой спокойной не будет.
   - Я понял. Сара?
   - Да.
  
   "Человеческая постель. Странно, - думала Шарот, глядя в пустой тёмный потолок. - Какая всё-таки странная судьба! Я попала, как оказалось, в нужный дом, и вовремя, и к друзьям. Волки первый раз за всё это время без меня. Пусть с ними ничего не случится! Пусть не случится. А я сделаю всё, как надо, и вернусь. Обязательно вернусь. Как можно быстрей". В раздумьях она успокоилась, быстро согрелась, свернулась калачиком и, наконец, крепко, но чутко уснула до первого же стона Сары.
   Тихо стонущая всю ночь больная хозяйка утром пришла в себя, повернулась и от сильной боли в низу живота громко застонала, разбудила и перепугала этим стоном мужа. Обнаружив рану на животе, Сара недоумевала, откуда она. Шарот сразу же подошла к ней, осмотрела, аккуратно ощупала живот и осталась всем довольна. Долго не распространяясь о том, что было сделано ночью, Михаил, как мог, успокаивал жену и в течение всего осмотра крепко держал её за руку. А дочь внимательно наблюдала за тем, что да как делает маленькая странная и симпатичная ночная гостья, а затем нежно и усердно стала ухаживать за матерью, делая всё в точности так, как первый раз сделала, показала и рассказала ей Шарот. Обезболивающие и жаропонижающие отвары, заживляющие травяные настои, перевязки из измельчённого белого мха, который всасывал и останавливал лишнюю кровь. И Шарот старательно и терпеливо обучала девочку уходу за больной матерью.
   Поздним утром, коротко попрощавшись с хозяйкой, маленькая врачевательница-охотница и оружейных дел мастер покинули дом. В знак благодарности кузнец сразу же занялся заказом Шарот, а та продолжила свои поиски. За день блужданий по городу она не единожды обошла четырёх башенный серый замок, разузнала всё, что хотела и к вечеру вернулась в дом оружейника Михаила.
   - Смотри-ка, что мы сделали для тебя с моим племянником. Ну, каково?! - хозяин достал из тряпицы уже готовое оружие для её левой руки. - Примерь-ка! Хорошо? - кузнец приладил его на руку Шарот и застегнул ремешки. - Делал с таким удовольствием! Руки так и горели! - рассказывал он.
   - Здорово! Ты действительно мастер! Как удобно?! И в руке! И на руке. Чудесно! - обрадовалась она.
   Теперь клыки были аккуратно закованы в металл, появилась подложка от ладони до середины локтя, чтобы укрепить сустав и сделать твёрже и точнее удар. Металлические наконечники на клыках имели сейчас мелкие, но частые зазубрины. Теперь их удары будут смертельными. Вся верхняя часть была выполнена из прочной суровой кожи с мягкими ремешками-шнуровками для крепления. И всё как раз впору по её руке.
   У Шарот довольно заблестели глаза, но она вдруг снова смутилась.
   - И кое-что для ножа... - продолжал восторженно мастер. - ...Смотри-ка! Ремешок рассчитан так, чтобы ты не выронила нож из руки. Будет нужно, ты его отпустишь - и, смотри, он не будет потерян, а останется при тебе. Я ещё тут и тут, на ноже, добавил своё клеймо. Нужна будет помощь - любой оружейник будет знать, что ты мой друг.
   - Ой! Спасибо! Не знаю, как и благодарить тебя и чем заплатить за такое сокровище, - растрогалась Шарот.
   - Заплатить? Да ты уже это сделала! И ещё заплатишь мне сполна, если останешься в живых, девочка! Не передумала? - с надеждой в голосе спросил Михаил.
   - Нет, - сухо отрезала Шарот. - Я тебе благодарна, но... это... - нет.
   - Как знаешь, - пожал плечом кузнец. - Опробуешь?
   - А можно?! - снова вспыхнули глаза Шарот.
   - Хм, спрашиваешь!? Утоли моё любопытство, покажи, как ты это делаешь. Вот, я принёс полпоросёнка.
   Шарот встала, недолго раздумывая, замахнулась и нанесла короткий резкий удар туше в горло, легко вырвав кусок мяса.
   - Ого! Вот это да! А так и не скажешь, глядя на тебя, - изумился оружейник ловкости и силе девушки.
   - Этому удару меня научили волки и Шато, - скромно пояснила она.
   - Да, да, я понял. Здорово! Хм, да-а, просто здорово!
  
   Когда все в доме уснули, Шарот тихонько и незаметно выбралась на улицу. Она точно знала, куда идти и что делать. Проходя тёмными улочками, она услышала раздавшийся издалека призывный вой своей стаи. Залаяли собаки. Переждав немного в тени, охотница продолжила путь. Она пробралась в замок незамеченной и теперь, проходя по коридорам, освещённым факелами, ориентировалась по картинкам из сна и доносящимся звукам пиршества стражников. Вот она, заветная дверь, за которой...
   И тут... мягким, но крепким движением ей закрыли рот и рывком, но осторожно и быстро перенесли в небольшую, тёмную, каменную нишу.
   - Не надо... - нежно сказал ей на ушко тихий и приятный мужской голос. - Не надо. Сейчас не лучшее время для этого.
   Шарот попыталась высвободиться - и её сразу же отпустили.
   - Ты кто?! - в сердцах прошептала она и блеснула испытующим взглядом, сжав в руке рукоять ножа.
   - Мою работу ты носишь на обеих руках. Я - единственный племянник мастера Михаила. Он знал, что ты не откажешься от своей затеи, и послал меня, - тихо пояснил парень в темноте.
   - Я тебя не слышала, - с удивлением и уважением заметила Шарот.
   - А я и не шёл следом. Зачем? Я просто ждал тебя здесь, - пояснил он шутя.
   - Зачем? - чуть разозлилась она.
   - Чтобы остановить, - ровно и мягко произнёс парень в полумраке.
   - Меня ничто не остановит!!! - громко прошептала Шарот. Она хотела было ворваться в дверь, но тут по коридору с шумом и лязгом прошли вооружённые стражники. Парень плотно прикрыл девушку собой и прижал её к стене.
   - У тебя чистое сладкое дыхание, - вдруг сказал он. - И красивые губы, - добавил, рассмотрев её поближе.
   - Что ты несёшь?! Хм, у тебя, кстати, тоже... - быстро сменила гнев на милость девушка, почуяв от него запах тёплого молока.
   - Спасибо. Я рад, что ты заметила, - заинтригованный яркими, эмоциональными рассказами своего дядьки о ней, парень очарованно заглянул ей прямо в глаза.
   - Пусти меня! - вспыхнула и смутилась Шарот.- Я и не держу. Зачем? Только вот дверь у Айгориана всегда заперта, - соврал он. Начнёшь ломиться - налетит охрана. И тю-тю... - прищурился он, мягко иронизируя.
   - Что "тю-тю"?! - нахмурилась и держалась строго Шарот.
   - Падёшь смертью героев, даже со своим замечательным оружием. И со мной, - беззлобно шутил парень, глядя ей в глаза.
   - Да-а?! А ты-то тут при чём?! - бурчала в сердцах Шарот.
   - Хм,... дык,... не при чём, а при ком! - осмотрел он её быстрым, чуть наглым, хитрым взглядом. - Будь уверена, пропадём оба ни за пенни, как барашки на заклании. Кто раньше, кто позже...
   - Я - не барашек! - почти крича шёпотом, отрезала Шарот.
   - Я тоже так думаю... - иронично согласился парень.
   И снова стража прошла мимо. Парень опять плотно прикрыл её собой, намеренно разглядывая черты её лица.
   - Давай это обсудим на свежем воздухе? - вкрадчиво, шёпотом сказал он ей снова на ушко.
   - Я не думала о том, чтобы выбираться отсюда на свежий воздух! - так же резко шёпотом ответила она ему.
   - И некому жалеть и плакать о тебе? - лукаво произнёс парень, плутовски наклонив голову набок, снова заглядывая ей под ресницы.
   Шарот подумала, согласилась и тихо ответила:
   - Хм, есть, - и кивнула.
   - Тогда пошли, - взяв её за локоть, молодой человек крадучись шагнул по коридору. - Шевелись! - шёпотом скомандовал он.
   - Сам шевелись!... - буркнула Шарот и нехотя последовала за ним.
   Когда они благополучно выбрались на открытое пространство за дворцовыми стенами, парень продолжил:
   - Тебе что, жить надоело, девчонка?!
   - Какая тебе разница? - очаровательно злилась и огрызалась Шарот.
   - Разница есть, - с улыбкой невозмутимо произнёс племянник Михаила.
   - В чём?
   - В том, что здесь "он" - хозяин.
   - Ну и что?!
   - А то, что отсюда тебе живой не уйти. Понимаешь? Нет?
   - Продолжай, - заинтересованно сказала Шарот.
   - Ты можешь делать всё, что хочешь. Но ты должна жить ради нас всех, понимаешь?
   - А ты понимаешь, что он должен заплатить?! И мне придётся его остановить! Потому что, как я смотрю, сделать это здесь больше некому! - открыто дерзила Шарот.
   - В этом ты не права. Мы можем помочь друг другу. Пойдём ко мне, я всё тебе расскажу, - и, не решаясь прикоснуться к ней, он придворным жестом пригласил её следовать за собой.
   За чашей горячего яблочного сидра он доверительно продолжил:
   - Ты можешь одолеть его в лесу, где тебе всё знакомо. Устроить западню, загнать в глухое место. Да что угодно!... Придумай сама! Ты там, как мне сказали, не одна... Я часто бываю с ним на охоте. Когда он будет не так защищён, я подам сигнал: два подряд звучащих рога. Это будет ещё этой осенью, когда его отец со свитой отправится ему за невестой. А это уже скоро, по первому снегу, - парень подошёл к очагу и подбросил ещё поленьев.
   - Когда? Ты уверен, что так будет? - внимательно слушала Шарот и доверчиво глядела на него широко открытыми сине-зелёными глазами.
   - Положись на меня. С дядюшкой мы позаботимся о том, чтобы охраны у него было значительно меньше, - многозначительно улыбнулся парень открытой сияющей улыбкой.
   - А ты знаешь, у тебя такие же хитрые глаза, как у твоего дядьки. Как тебя зовут?
   - Свенельд, - не много стесняясь своего имени, произнёс молодой мастер. - Только, чур, не смеяться.
   - Как, как? - будто прислушиваясь, переспросила его девушка.
   - Свенельд, - повторил парень, пожимая плечами, и они оба рассмеялись.
   - А моего отца звали Тагарт, а меня - Шарот, - сразу же открылась она.
   - Мой дядюшка говорил - Шато?
   - Это тоже моё имя, - и доверительно пояснила: - Так знают меня волки.
   - Он говорил, что ты,... но мне не верится...
   - Что не верится?
   - Да то, что ты одна,... в лесу,... с волками... и жива-живёхонька. Разве можно выжить человеку в лесу одному, тем более такой хрупкой, беззащитной девушке?
   - Хрупкой?! - она оскорблённо зыркнула глазами, сбросила накидку и одним прыжком, как кошка, бросилась на крепкого парня. Мгновенно положив его на лопатки, стала коленом на грудь и застыла над ним, занеся руку для удара. - И беззащитной, да?!
   - Всё, всё, сдаюсь! - рассмеялся он над своим неожиданным положением и по-детски наивной, мальчишеской реакцией девушки.
   Она отпустила его, и он тут же проделал тот же приём с ней. Шарот оказалась под Свенельдом лежащей на лопатках.
   - Ловко, ловко!... Быстро учишься... - сказала, рассмеявшись, Шарот. - Мне пора... - неожиданно для Свенельда произнесла она, вдруг смутившись его прямого, открытого взгляда.
   - Погоди ещё немножко... Я рассмотрю тебя поближе, - произнёс он шёпотом. Влекомый её пряным запахом, парень медленно наклонился к ней, чуть прикасаясь, поцеловал уголок её полуоткрытых губ и ямочку на щеке.
   - Что это было? - изумлённая новыми для себя ощущениями, спросила Шарот и отбросила прядь рыжих волос со лба.
   - Поцелуй. Просто поцелуй. Ты не знаешь? - удивился парень.
   - Не знаю, - взволнованно ответила она. Сердце подкатило прямо к горлу и сделало горячим её дыхание. - Повтори это ещё раз, - прошептала Шарот, - пожалуйста.
   И парень, еле сдерживаясь, поцеловал её в губы. Она не знала, как ответить, и просто обняла его.
   - Так странно,... будто это у тебя действительно впервые, - заметил Свенельд, когда их губы разомкнулись.
   - Впервые, - подтвердила она.
   - Не может быть... Ты такая!... - не находя слов, парень сам смутился, замолчал и отпустил её.
   - Какая? - она быстро поднялась, подошла к очагу, подбросила ещё одно полено и чуть кокетливо оглянулась.
   - Да, ты красавица, которая может покорить любого! Девушка, за которую можно не задумываясь отдать жизнь в бою, перед которой можно пасть на колени и безнадёжно умолять о любви! - неожиданно для себя выпалил Свенельд.
   - Что ты говоришь? - отвернулась от него Шарот, покраснела. - Я дикарка, живу в лесу... Моё место там, и я вернусь туда ещё этой ночью, - взглянула на него строго и решительно направилась к выходу.
   - Нет, нет, погоди, не уходи так скоро! Твоё дыхание так пьянит. Я что-то совсем потерялся, - слегка оробел Свенельд и отвёл глаза в сторону, не осмелившись прикоснуться к ней, чтобы остановить.
   - Наверное, не стоит уходить, но... пора прощаться, - сказала Шарот, всё ещё чувствуя волнующие поцелуи парня на губах и щеках. - Здесь мне делать больше нечего.
   - Погоди! Нет, не надо прощаться. Надо говорить "до свидания". Это значит есть надежда, что мы ещё когда-нибудь увидимся, - парень поднялся и нерешительно подошёл к ней достаточно близко.
   - Наверное... - неуверенно сказала девушка.
   - Будем надеяться, хорошо? - перевёл Свенельд и подал ей руку.
   - Хорошо. Не провожай меня. Только вот знаешь... - подняла она на него смущённые глаза.
   - Что? - отозвался Свенельд, ожидая неизвестно чего.
   - Можешь дать мне хлеба или лепёшек? - стесняясь своей просьбы, сказала она. - Мои волки его никогда не пробовали, а я так люблю их побаловать, - и тише с нежностью добавила: - Они ждут меня... уже долго.
  
   Расставшись со Свенельдом, Шарот тенью заскользила по тёмным улочкам. Когда перебралась через городскую стену, вздохнула легко:
   "Домой!.." И, окрылённая неизвестными чувствами, вихрем понеслась к "своим". Встреча была горячей. Шарот была счастлива: теперь у неё есть друзья среди людей. И, быть может, она действительно им нужна.
   Она бежала и бежала, не чуя усталости, вслед за ведущими её ночной тропой волками. Над их головами поднялся тонкий молодой серп.
   "Домой!" С короткими передышками на ходу Шарот добралась до реки незадолго до рассвета. Лишь ступив в воду, она почувствовала, что ноги её горят. Перейдя брод, она освежила свои силы и, радостная, вошла в логово в сопровождении своих пятерых спутников.
   Лобо даже не встал приветствовать её, отсутствовавшую так долго.
   - Ну, что ты? Я помню: ты останавливал меня. Но ведь ничего не случилось? Всё в порядке. Не обижайся! - Шарот обняла волка и целовала его холодный кожаный нос. - Я сильная. И ты меня всему обучил.
   Чувствуя в ней какие-то перемены, волк отошёл от неё, совсем не желая общаться.
   - Правда, всё в порядке! - она перешла к Рыжей, но та тоже уклонялась от её прикосновений. - Ну, что с вами? Все живы. Все здоровы. Что ещё? А я вам вот что принесла... - с надеждой на примирение говорила Шарот. - Ну-ка, попробуйте... - Шарот достала и надломила лепёшки.
   К ней подошли молодые волки и кое-кто из старших. Лобо и Рыжая остались на месте. Раздав почти весь хлеб, она подошла, чтобы угостить оставшимся вожака с самкой.
   - Ну, пожалуйста, Лобо! Всё, что я делаю, - это только ради всех вас! Вы понимаете? - она расплакалась.
   Сердце Лобо смягчилось, и он принял подарок, облизал Шарот всё лицо и положил голову на плечо. Самка тоже взяла хлеб и в знак прощения подставила свой мягкий тёплый живот.
   - Знаете... дороже вас у меня в жизни никого нет! И поэтому я не позволю никому причинить вам боль! Вы всегда так защищали меня и заботились... - она продолжала утирать слёзы. - А теперь я выросла. И сама смогу позаботиться о вас и защитить. Вот и всё! Смотри, какие они теперь - дети твои, Лобо!.. - Шарот жестом подозвала молодых волков и продолжая чуть-чуть плакать и ронять слёзы, устроила дружескую свалку. Она шмыгала носом и смеялась, пока в конце концов, в обнимку со всеми, не успокоилась и не заснула на своей большой лежанке.
   Лёгкий приятный сон посетил её. В нём Свенельд целовал и целовал её в губы, улыбаясь своими хитрыми каре-зелёными глазами. Его густые волосы цвета зрелой скошенной ржи касались лица Шарот. Она снова и снова прощалась с ним, легко прикасаясь пальцами к его мягкой ладони.
   Проснувшись к закату, она заметила:
   - А-а-а, так это вы меня целуете?! Серый, и ты,... и ты, Ломаное ухо! - она обнимала всё ещё находящихся рядом с ней друзей. - А я-то думала... Ах вы! - улыбалась счастливо она.
   Лишь после ужина Шарот заметила сломанный, одиноко лежащий в углу лук, найденный ею в лесу.
   "Ах, да!... Притаился? Иди-ка сюда, - взяла в руки и рассмотрела его - оружие, разящее на расстоянии. - Очень интересно. Ну-ка, ну-ка. В правую руку... вложить стрелу"... - девушка взяла одну из стрел, извлечённых из ран её четвероногих братьев. "Помнится, видела такое. Только в детстве. А дальше? Что это тут за верёвочка висит? Та-ак... эта штучка должна лететь. Как, интересно? Неудобно и непонятно!" Ещё немного повертев лук в руках, она подумала: "Рыжий добряк наверняка такое делал. Узнать бы об этом... Хм, да. Но к нему не ближний путь. Ладно, - и отложила лук в сторону. - Ещё кое-что нужно сделать сегодня..."
   Шарот решила ещё раз рассмотреть своё новое оружие. Она примерила штуковину с медвежьими клыками. "Золотые руки! Настоящий мастер! Спасибо, Учитель, что показал его мне. Ах! Какая работа!" - она сделала несколько движений, будто атакует зверя, и подумала, что с этим оружием у неё и у стаи больше шансов на победу в схватке.
   Затем охотница взялась за нож.
   "Как он показывал с ремешками? - она повертела несколько раз, пробуя по-разному. - Ага! Вот! Из руки не выпадает, и так просто не вырвешь". Она сбросила нож с руки. Под собственным весом тот качнулся от ладони и снова вернулся в неё. Инстинктивно она сжала пальцы. Очень, очень интересно! Охотница попробовала ещё и ещё, пока не поймала нужные движения. "Хитрец, рыжая борода. Ой, хитрец! Нужно будет сделать ему какой-нибудь подарок. Мама говорила, нужно всегда благодарить людей за добрые дела. Так... - оглянулась она. - Ничего нет, но нужно будет что-то поискать". Задумалась. "О! - пришедшая мысль воодушевила Шарот. - Свенельд научит меня обращаться с этой штукой... (посмотрела на лук), он же участвовал с "длинноволосым" в охотах? Значит, умеет. А дядюшке... Я отдам медвежьи лапы с когтями". Шарот встала, взяла их, осмотрела, повертела... "А может, всё-таки что-то другое?"
   Девушка продолжила поиски, но ни на чём так и не остановилась.
   - Ладно, время покажет... Устала я, - наконец сказала она себе. - Спать, спать, спать... Кто со мной?
   Тут же Серый с братьями наперегонки заняли место рядом с ней, положив ей на спину морды и лапы. Все прижались плотно друг к другу. Очень быстро ночь взяла их усталость на себя, подарив глубокий безмятежный сон.
   А наутро всё было по-прежнему: охота, заботы, травы, снадобья, уход за ранеными. Лишь к ночи ей снова что-то вспомнилось о парне в красном плаще. Она представляла, как можно дать ему понять перед смертью, что он наделал, что нельзя так ни с животным, ни с людьми. Но у уставшей Шарот мысли путались. Заканчивая дела этого дня, она почти засыпала на ходу. "Я подумаю о тебе завтра,... завтра..."
   Лишь только добралась она до лежанки, как сразу живое шерстяное одеяло снова укрыло её, даря тепло, защиту и покой.
   Когда солнце уже улыбнулось во весь горизонт, Лобо и Серый разбудили её, нервно дыша.
   - Что такое? Охотиться? Не сейчас... чуть позже, - отворачивалась она от них.
   Серый вскочил на спину всё ещё дремлющей Шарот и начал топтаться по ней и причинял этим неудобство и некоторую боль.
   - Ну, что, что случилось? - недовольно произнесла Шарот и встала.
   Она вышла наружу. Потянулась, зевнула от души, глядя на реку, и от увиденного тут же проснулась окончательно, неожиданно для себя присев на корточки. Серый и Лобо оказались под её руками. Замерев, каждый со своими ощущениями, они смотрели на одно и то же - на насторожённо расхаживающее краем реки рыжее, очень большое животное.
   "Ух ты! Перейдёт или уйдёт? Ой-ой-ой! Скорей, скорей, скорей! В любом случае".
   Не выдавая своего присутствия, на корточках охотница отползла в пещеру и начала быстрые приготовления к бою.
   "Огромная, рыжая, полосатая кошка! Господи, как большая! Каким ветром только её сюда занесло? Мех так и играет на солнце! Хорошая добыча! - подумала она. - Хм, если только сами не станем для неё обедом. Слишком уж она большая!"
   Вооружённая приспособлением из медвежьих клыков и ножом Шато, Шарот снова вышла на террасу, чтобы определиться в стратегии. "Так!... Это мы сделаем так".
   И она дала распоряжение когорте молодых, обученных ею волков. Сама заняла место у реки, а Лобо, помня встречу с подобной кошкой, принял своё собственное решение на этот счёт и исчез за деревьями.
   "Откуда ты здесь? - задавала себе вопрос девушка, глядя на ступившего в брод зверя. - Такой необычный! Каким запахом тебя привело?"
   Приближаясь с каждым осторожным шагом всё ближе и ближе к середине реки, животное то останавливалось, глядя пристально в воду, то продолжало идти. Крадучись, время от времени оно брезгливо стряхивало воду с огромных тяжёлых лап, замирая и внимательно принюхиваясь.
   "Вот это киса! Ай да лапы! Каждая не хуже моего оружия, - восхитилась охотница. - А у меня оно только одно. И нож. Да, и нож!..."
   И вот, посланные ею, волки оказалась на той стороне. Переплыв гораздо выше по течению, они отрезали зверю путь назад. С этой стороны его встречала Шарот и ещё несколько волков. А Лобо? Его ещё не было видно.
   Наконец зверь почуял и увидел волков, но его это ничуть не смутило. Серые хозяева этих мест начали медленно и осторожно продвигаться по броду. Зверь-чужак развернулся и, демонстрируя свои белоснежные клыки, глухо зарычал на приближающихся врагов. Сразу после этого ступила в воду и Шарот со своими бойцами, начав привлекать внимание хищника криками. Но это было ни к чему, тигра сюда привёл именно запах человека.
   Зверь замер, будто оценив своё положение, увидел свою цель, но решил отступить, ведь в этих местах он был чужой. Он знал, что он гораздо сильнее осаждавших его волков, но всё же он был один, а впереди незнакомая река. Но именно острый голод толкнул чужака сделать первый шаг. И всё-таки он был осторожен. Ретируясь, рыжий огромный хищник проплыл по течению и тут же вернулся на мель. Преграждая этот путь, там возник, как из ниоткуда, Лобо с остальной частью стаи.
   - Ой, уйдёт красная полосатая кошка! Ой, уйдёт! - причитала Шарот, но, увидев там своего мудрого Лобо, отрезавшего красному тигру отход назад, аж подпрыгнула от восхищения: - Ай да Лобо! Мне ещё учиться и учиться у тебя!
   Вся большая волчья стая зажала зверя в тиски, и ему ничего не оставалось, как уходить по единственному оставшемуся ещё открытым пути. Прыжок!... И он быстро поплыл вверх против течения, загребая огромными мощными лапами. Несколько волков сделали то же, загоняя его на крутую быстрину.
   - Ну-ка, попробуй одолеть реку! Попробуй, попробуй!... - притворно ласково говорила Шарот, а потом добавила: - Нечего соваться в чужие места! - и продолжала терпеливо ждать подходящей минуты.
   Река забирала силы волков и относила их назад, к броду, не щадя ни их сил, ни сил врага. Почуяв добычу, другие волки снова гнали слабеющего зверя против течения, не давая ему свернуть к берегу.
   Наконец полосатая кошка выдохлась и, развернувшись, поплыла к ожидающим её на мели серым охотникам.
   - Отлично! Братцы, теперь я попробую! - возбуждённо произнесла Шарот. В нескольких шагах от брода она нырнула в реку с головой, открыла в воде глаза и поплыла. Течение мощно сносило её в сторону. Зацепившись одной рукой за скользкий донный камень, самоуверенная охотница была готова нанести смертельный удар жертве снизу. Это требовало как точности, так и удачи, ведь он мог проплыть с той или иной стороны от неё. Кроме того, ей нужно было чем-то дышать.
   "Вот он", - отметила про себя под водой Шарот, когда широко раскрытые лапы зверя показались примерно в пяти шагах от неё. Она тут же привстала на ноги, всё ещё держась за камень, и вот резко сделала бросок, целясь медвежьими клыками зверю прямо в горло, и... вдруг всё смешалось. Течение быстро вынесло неравных соперников на каменистую мель, как щепки.
   Коварный удар Шарот оказался неточным и не смертельным. Она попала хищнику в шею и плечо. Тигр взревел и от резкой, неожиданной боли дёрнулся в сторону, отбиваясь от чего-то в воде. Для Шарот это была слепая, легкомысленная игра со смертью. Дальше происходило всё очень быстро! Почувствовав дно, тигр увидел под собой человека. Сбитый с толку раненый хищник коротко замахнулся лапой, открыл грудь, блеснули его белые клыки. Шарот молниеносно взмахнула над водой свободной рукой, длинный, острый нож охотницы лёг точно ей в ладонь, и она успела нанести мохнатому рыжему громиле упреждающий мощный удар по самую рукоять в грудь, в самое сердце, вонзив и провернув там жало. Издав последний рык, тигр всё-таки успел ещё несколько раз сильно ударить Шарот, резанув её острыми когтями по плечу и груди, промахнулся с укусом, рухнул навзничь и придавил маленькую безрассудную охотницу всем телом ко дну, лишая её малейшей возможности выбраться из его крепких, смертельных объятий.
   Всё! Шарот оказалась в ловушке. Продолжающие нападать волки и течение лишь чуть-чуть сдвигали тушу с места. Высвободившись с трудом из ремешков на ноже, девушка подняла руку к спасительному воздуху.
   Всего пол-локтя! Всего пол-локтя глубины отделяло её от жизни и так жизненно необходимого вдоха. Её "тюремщик" и после смерти продолжал схватку с ней теперь уже за её жизнь и тянул её за собой в зыбкий мир теней.
   Истекая кровью и захлёбываясь водой, Шарот выкрикнула:
   - Лобо-о-о!!!.. - и тут же наткнулась рукой на сильную крутую грудь волка. Вцепившись в его мокрую шерсть изо всех сил, девушка пыталась выбраться из западни. Волку было больно. Схватив зубами видневшуюся на поверхности рубаху Шарот, он тоже прилагал все усилия своих лап, зубов, всего своего тела, спасая подруге жизнь. Мёртвая кошка мутила реку своей кровью, делала девушку слепой в воде и приводила её этим в отчаяние. Ещё одна пара молодых волчьих клыков схватила Шарот за одежду у плеча. Рывками, неслаженно волки упорно тащили и тащили её наверх. Секунды длились, как часы.
   И-и-и... наконец... Вдох!!! Лёгкие Шарот мгновенно раскрылись, и обречённая на скорую гибель смогла сделать столь желанный первый вдох. Но вода всё ещё попадала ей в рот. Шарот закашлялась и, опираясь на бездыханное тело полосатого хищника, сумела сесть и немного отдышаться. Обессиленная, она откашливалась, отрыгивала и сплёвывала воду, кровь и шерсть жертвы. Затем поняла, что одна рука, ноги и длинные волосы до сих пор придавлены зверем.
   - О-о-о... не-ет!!! Ночевать я здесь не буду! - дрожа от холода, сказала она. - Ещё бы чуть-чуть! Ах ты самоуверенная девчонка!!! - ругала она себя, будто это делали её мать и отец, при этом она толчками продолжала освобождаться от тигриного плена и плена реки: - Жизни... дурочка... лишиться... захотела!!!...
   Остальные волки в недоумении ходили вокруг не отстающей друг от друга "парочки", не понимая, в чём всё-таки дело.
   - Ах ты,... безмозглая... горе-охотница! - высвобождалась она и пыталась развернуть тело мёртвого хищника. - "Дай, я!..", да?! - передразнивала она сама себя. - Шарот, много хочешь - много и-и... получишь!.. Если только выберешься отсюда!!! - Шарот не бросала попыток освободиться, но её силы быстро убывали от холода и потери крови. - Та-а-ак!!! Это что же такое получается, а?! Я убила его,... а он лишает жизни меня! - пролетела быстрая чёрная мысль о смерти. - Подождите, подождите... Мне нельзя!!! Ещё много незаконченных дел! Ой, что это я говорю? Каких дел? Серый, тащи его за хвост!!! Тащи! Держи! Давай! - она собрала все силы, что ещё остались, воедино. Подхватившие её команду молодые волки начали разворачивать тушу, а река благосклонно доделала за них остальное.
   Упираясь рукой в бездыханное тело мёртвой кошки, Шарот наконец высвободила ноги. Отдавленные, сейчас они с трудом слушались. Шарот замёрзла и её сильно трясло.
   Продолжая толкать мёртвое животное, река попыталась забрать его себе.
   - Ой! Ой! Ой! Держи, держи, держи!!!... Мальчики, держите его!... А то рука моя в нём застряла! Унесёт он меня вместе с собой. Пойду рыбе на корм. Та-а-ак!... - дрожала от холода и потери сил Шарот. - Стоя-я-ять!... Держа-а-ать!... Вечно, что ли?! Ой, попала я... Лобо, Серый, мысли есть? Думай, Шарот, думай... - быстро говорила она дрожащим голосом. Упираясь всем своим маленьким весом в дно, девушка наперевес удерживала застрявшего на зазубринах медвежьих клыков тяжёлого, мокрого, полосатого хищника. - Вот встряла-то! Вот встряла! Хоть криком кричи! - и глухо зарычала, запрокинув голову: "Рха-а-а!.."
   Шарот старалась встать удобней на скользких камнях, но накатившая волна пошатнула её и, нарушив равновесие, смыла и Шарот, и труп хищника с мели. Они оба оказались за каменным порогом, в воде, но неглубоко. От удара о воду руку выбило из ловушки, и охотница была наконец свободна. Теперь плавающее в реке мёртвое животное оказалось легче сдвинуть с места, и, пользуясь тихим течением в заводи, девушка отогнала добычу к берегу, где её уже встречали волки.
   Чуть придя в себя на берегу и не чувствуя сейчас никакой боли, только усталость, Шарот с добычи сняла всё, как обычно: шкуру, мясо, желчь, семенные мешочки. Но на этот раз охотница ещё отсекла добыче голову и сняла шкуру с лап вместе подушечками и когтями.
   - А теперь ваш черёд, - еле шевелясь, она взглядом указала волкам на тушу. - Домой... Дойти бы домой... И донести бы... Ой, Шарот,... ой... - она замерзала, тяжело шла, покачиваясь и теряя равновесие, удерживалась за стволы деревьев на своём пути и снова шла, всё ещё не замечая того, как истекает кровью.
   Перед глазами всё плыло. Подкашивались колени. Теряя драгоценные силы вместе с кровью, девушка всю дорогу продолжала отхаркивать речную воду и проглоченную вместе с ней кровь и шерсть тигра. Её постоянно мутило и выворачивало.
   У порога в пещеру девушка оставила всю свою нелёгкую поклажу. Успела только на ходу бросить свежее мясо в холодную воду в большом глиняном горшке, разжала пальцы и поняла, что тело её сегодня слушаться уже не будет. Она уронила его на лежанку и пропала в лабиринтах кровавого сна. Её мучил кошмар, трудно было дышать, и она всё судорожно откашливала воду с тошнотворной смесью речной воды, песка, крови и шерсти рыжего хищника.
   Жуткая ночь ещё не закончилась, когда боль в теле заставила Шарот очнуться. Лобо лежал рядом, настойчиво зализывал ей раны и слизывал кровь с шеи и плеча. Со стонами поднявшись с места, измождённая охотница ощутила мертвенный холод внутри себя. Её трясло крупной дрожью, и зуб не попадал на зуб. Серый скулил и глупо хлопал глазами, сидя за лежанкой. Лобо не хотя отпустил её, чуть скалился, пристально вглядываясь Шарот в глаза.
   "Хорошо, хорошо. Я сейчас... разведу огонь... и согреюсь..." - подумала она. Сделав это с невероятными для себя усилиями, она увидела, что большей части стаи в логове всё ещё нет, остались только Серый и ещё несколько, да и те поодаль.
   Странной всёпоглощающей болью ныло всё её тело, всё до последней косточки. Одежда казалась сейчас неудобной из-за засохшей на ней крови. Кровотечения к счастью остановились. Кое-как согревшись у очага, Шарот решила снять одежду и осмотреть себя. Лобо наблюдал.
   "Так надо!"
   Она тронула ткань на ранах -из глубоких снова хлынула кровь.
   "Живого места нет!.. Синяки... царапины... О, есть глубокие". Истекая кровью, она аккуратно омывала себя тёплой водой из согревшегося около огня кувшина и с каждой минутой теряла остатки сил. Шарот сламывал сон.
   Рваные, все ещё кровоточащие раны на плече и груди Шарот, нанесённые когтями тигра, были особенно глубоки, и даже видавшую виды охотницу они не на шутку испугали. Обтирая кровь на плече, она пригляделась и вдруг увидела, разглядела свою собственную кость - ключицу.
   "Фух... Что-то это... Жарко мне! -закрыла глаза и перевела дух Шарот. - Хорошо, что кость не сломана". Она открыла глаза и аккуратно ощупала её пальцем. Края раны аж вывернулись, и было видно, что вот ещё бы чуть-чуть и тигр мог тогда перервать ей когтями главные шейные сосуды. А тогда..."Чёрт!!!... Надо бы это всё как-то зашить,... а нечем. Ни сил, ни иглы, - заметила она себе. - Тогда сухую моховую стягивающую повязку, срочно! Иначе всё это завтра же загноится!... А, нет!... Мне бы на всё тело повязку и ещё пару крепких рук!" - взвыла Шарот. У неё закружилась голова.
   Серый явно нервничал, но, встретившись взглядом с отцом, с места сдвинуться не решился.
   Выбившись от боли из сил, Шарот сдерживалась, как могла, почти плакала от слабости в теле и кусала себе в кровь губы.
   "Нельзя спать. Только не спать! Только не спать! И снадобий столько, сколько мне нужно, сейчас нет!... И мазь готовить нет сил!... Доигралась! Дурочка! Задрала нос!" Шарот нашла сейчас единственный для себя выход: подбросила несколько поленьев в очаг, накипятила воду в кувшине и добела раскалила на открытом огне свой нож. Собравшись с последними силами, она крепко привязала свою израненную руку к телу покрепче, зажала зубами край одежды и на вдохе прижала раскалённый нож к самой глубокой ране.
   - ЧЁ-ЁРТ!!!... А-А-А-АА!!! - закричала и застонала она на всю округу, мгновенно упала и потеряла сознание от боли.
   Она приходила в себя, и снова прокаливала добела нож, и снова прижигала раны. "На вот, получи, заносчивая глупая девчонка, и не только по носу!... Господи!!! Не могу больше! Когда же всё это кончится?! Не могу!... Я не вынесу больше этой боли... Лучше добейте меня кто-нибудь! Господи-и!!!... Не могу... нет, нет! Нет больше сил! Чёрт! Чёрт!!!.." Она делала пару глубоких коротких вдохов, закусывала край ворота рубахи, и... Шарот снова и снова прикладывала дрожащий раскалённый нож к следующей ране так, чтобы спекались верхние её края.
   - А-А-А-А-А!!! ЧЁ-Ё-ЁРТ!!!... - раскатами вырывалось нестерпимое эхо боли, застревало в верхушках деревьев и, стекая с дрожащих листьев, капало смесью из крови и слёз Шарот прямо вниз, бесследно пропадая где-то там, в равнодушной осенней реке. Шарот теряла сознание, приходила в себя, плакала, кусала в кровь губы и всё же продолжала свою необходимую пытку. Она знала, что это дело во что бы то ни стало надо довести до конца. Сил с каждым разом оставалось всё меньше и меньше, но она продолжала и продолжала прижигать раны, сначала на плече, потом наугад на спине, затем на бёдрах, руках и ногах. "Я всё могу!" Конечно, "я могу!" Я могу совершать глупости!... Вот это я хорошо могу! А-А-А!!!! Мама!"
   Лишь к раннему утру она наконец закончила собственную беспощадную пытку.
  
   На секундочку отвлекаясь в сторону от повествования, я вот что хочу у Вас спросить, читатель. Я не знаю, откуда порой берутся в человеке такие невероятные силы к выживанию, отвага и выносливость. И каковы вообще человеческие пределы и возможности? Удивительно! И у меня просто нет таких слов, чтобы в действительности донести до Вас, какие адские муки тогда перенесла моя Шарот, надеясь только на себя и собственные знания о медицине.
  
   После она отдышалась, лёжа на единственно целом боку, убедилась, что кровотечений больше нет, и медленно и осторожно надела чистую сухую льняную одежду.
   - М-м-м... Эта рыжая тварь отобрала все мои силы! И всю искалечила! И чуть не лишила жизни! - громко стонала она. - М-м-м!... Шато-о-о!... Учи-и-и-тель!... Я такая дура, что не знаю, чем и как оправдаться! Впредь постараюсь быть умней, может быть... Если только я...
   Шарот приготовила себе много сильнодействующего обезболивающего отвара. Медленно выпила часть, согреваясь, и, укрывшись медвежьей шкурой, еле нашла терпимую позу и мгновенно уснула. Лобо аккуратно и незаметно для неё взобрался на лежанку и, не шелохнувшись, всю ночь проспал у её ног. Серый чутко слушал её дыхание, лёжа вдоль её спины.
  
   Наутро тело Шарот было неузнаваемо опухшим, невыносимо болезненным и выглядело невероятно уродливо. Проснувшись почти к полудню, она осмотрела себя, с ужасом оценила увечья и со стонами продолжала себя отчитывать. Обратив внимание на яркий солнечный свет на входе в логово, охотница заметила, что там уже собралась вся стая и вожак приглашает её в путь.
   - Я не могу пошевелиться, не то что идти,... Лобо,... Серый, пощадите! Я не могу. Не сейчас. Я слишком слаба... - вздыхала и охала она.
   Лобо молча оскалился на эти слова и чуть странновато повернул морду набок. Шарот поняла: это снова приказ. Ей ничего не оставалось, как стиснуть зубы, взять пустые мешочки для снадобий и с трудом выбраться наружу. Яркий свет раздражал сейчас ей глаза и даже причинял боль, и Шарот, прикрываясь ладонью, морщилась, стонала от боли во всем опухшем теле и плелась за стаей, еле волоча отёкшие ноги.
   Вожак привёл её ко второму источнику в горах.
   - Лобо, я не хочу купаться... Мне не до этого... Мне холодно!.. - трясло её в ознобе нарастающего жара.
   Вожак сделал короткий угрожающий выпад в её сторону, снова показывая свирепый оскал.
   - Опять приказ?! - слабым голосом произнесла она и чуть не заплакала. - Ты мне кто,... папа... или мама?! Давай обсудим!... Рыжая! - искала она сочувствия у подруги. Но самка приняла сторону вожака и тоже начала скалиться на Шарот. - Ну, ладно... Добейте меня... совсем... - обессилено плакала Шарот. - Хоть не так будет обидно - от своих пропаду, сгину в этой луже!...
   Она, с трудом сохраняя равновесие, медленно и аккуратно разделась и, опираясь на ближний камень, ступила ножкой в воду, сделала шаг. Источник оказался тёплым и солёным, и при соприкосновении с открытыми ранами Шарот причинил ей страшные мучения, сделав резкую боль тотальной и совершенно нестерпимой. Несчастная неожиданно взорвалась криком, при этом её лицо приняло странное выражение. Она сделала пируэт и упала на спину, потеряв сознание. Взметнулись хрустальные брызги, и её тело мягко обняла и подхватила целебная вода.
   Лобо с самкой, нервничая, топтались на берегу, а Серый и ещё несколько молодых волков склонили головы набок, будто размышляя, что бы это значило. И подошли поближе к источнику, принюхиваясь и утоляя своё любопытство. Серый попробовал источник на язык, закашлялся от этого едкого вкуса, отошёл в сторону и стал отряхивать задние лапы от вонючей чёрно-коричневой грязи.
   Тело Шарот медленно относило к центру этого озерца, где бил чуть тёплый, тихо булькающий солёный ключ. Лаская, он омывал все раны Шарот, снимал отёки и воспаления. Девушка в беспамятстве держалась на воде и, согретая солнцем и заботой источника, спокойно отдыхала, в то время как мать-природа врачевала её.
   Там, где блуждало сейчас её сознание, в каких-то туманных закоулках, мимо неё проходили разные люди, и среди них она узнала рыжеволосую женщину. Шарот окликнула её, но женщина продолжала идти своей дорогой. Тогда она догнала её и окликнула снова:
   - Шато?
   Та обернулась:
   - Да... Я Шато.
   - А я Шарот, помнишь меня? - улыбалась смущённо девушка.
   - Помню? Нет, не знаю, - равнодушно ответила та.
   - Да что ты?! У меня твой свёрток и нож... Вот! - заволновалась Шарот. - Я их храню.
   Женщина, не понимая, смотрела на девушку.
   - А Лобо? Белый волк. Его ты помнишь?
   - Лобо? Да, его я знаю, а тебя... нет, не помню.
   - Но как же?! - переживала Шарот.
   - Ты, наверное, делаешь что-то не так или сделала так, чтобы я тебя забыла.
   - Я ничего не нарушала, я помню всё, - оправдывалась она во сне.
   - Твоя сила,... - продолжила Шато, - дана для защиты и врачевания. Я не могу тебе больше помогать, когда ты в сердце носишь месть и зло, неважно к кому. Твой дар - сохранять жизнь, а не отбирать. Не тебе вершить правосудие и не мне, - она равнодушно отвернулась и пошла прочь.
   - Прости меня, Шато! - крикнула ей вдогонку Шарот и заплакала. - Я всё поняла! Не уходи. Пожалуйста... - сквозь сон пробивались слова: - Не уходи!... Шато... Останься...
   - Я подумаю... - ответила ей шёпотом врачевательница и исчезла так же, как и возникла.
   Этот тихий шёпот "наставницы" проник в самое сердце девушки, и она вздрогнула от отчаяния.
   - А Учитель? - в надежде всхлипнула во сне Шарот.
   Но ответа не последовало.
   Раненая очнулась, когда солнце уже склонилось к закату. Обнажённую ещё ласкал, врачевал и лелеял источник, который от остатков крови своей гостьи стал чуть заметно розовым. Девушка осторожно выбралась из него, почувствовала, что хоть и опухла большей частью, но в теле уже больше тишины, спал жар и что к ней возвращаются силы.
   На обратном пути к логову Шарот шла медленно. Она собирала необходимые лесные и болотные травы (составные части для быстро заживляющего снадобья), и набрала целую горсть больших слизней и влажных улиток, чтобы заживить и стянуть их слизью раны и шрамы от ожогов, которые грубыми рубцами начали выворачивать и уродовать ей кожу и мышцы. После долгого применения этой слизи, как и рассчитывала Шарот, края рубцов, действительно, стянулись, стали мягче и со временем почти перестали беспокоить её.
   Шарот очень постаралась и приготовила всё быстро, как надо. Потом первым же делом обмазала свежим бальзамом глубокие раны, обработала чистой слизью мелкие, перевязала себя, как смогла. Боль и жар снова неумолимо возвращались. Шарот уже еле шевелилась. Достала, с трудом отрезала и разжевала кусок вяленого медвежьего мяса. Она очень хотела есть, но сейчас у неё и на это уже не было сил. Она кое-как доплелась до лежанки и дальше уже ничего не помнила.
   Агония! Бред! Страх, озноб и жар, вот куда она провалилась, как в чёрную бездонную яму, на несколько дней. Там она продолжала вести страшный, бесконечный бой с тигром и рекой, не на жизнь, а на смерть. И это на самом деле было и во сне и наяву. Этот сон прокручивался и прокручивался, не выпуская девушку из цепких железных лап. Иногда, очнувшись на несколько мгновений, она стонала и звала его: "Лобо...Пить... Пить..." - горели её пересохшие от жажды и жара губы. "Держи меня, дружок! Держи! Пожалуйста, держи!". И они всё время были рядом: Лобо, Серый и Рыжая - и не покидали Шарот ни днём ни ночью. Но что они могли? Помните: они лишь волки. Чуть жалобно поскуливая, они облизывали прохладными, влажными языками её горячие руки, шею и лицо, проявляя свою глубокую любовь и беспокойство.
  
   Прошло бесконечно долгих четыре дня и четыре ночи.
   Наконец Шарот очнулась и, не понимая, где находится, долго лежала с закрытыми глазами абсолютно неподвижно. Серый первым почуял, что она уже здесь, и, аккуратно, но нетерпеливо вспрыгнув на лежанку, тщательно всю её облизал, нежно и доброжелательно покусывая уже не такие горячие губы.
   - Пить... Хм, здравствуй, милый, - узнала его Шарот. Медленно просыпаясь, она открыла глаза. - Вот и я. Какой у тебя нос холодный и мокрый! - девушка приподняла руку, коснулась морды серого волка и погладила его по крутому лбу. - Всё, мой хороший. Всё будет хорошо. Я жива, кажется. Всё, всё, Серый... Полегче. Я тоже тебя очень люблю. Я сейчас... Вот только отдохну... ещё немного. Сейчас, дружок, - переводила она своё тяжёлое дыхание. - Пить! Боже, как я хочу пить!
   Лобо и Рыжая, почувствовав возвращение Шарот, уже тоже нетерпеливо проявляли свою привязанность, тычась в девушку холодными носами.
   - Ребята,... мальчики... Как я вас люблю!... - тихо выдохнула она, открыла глаза и нежно глядела на своих волков. Затем не сдержала чувств, крепко зажмурилась, и из-под век скатились искренние слёзы счастья, любви и благодарности. - Мальчики мои... Мальчики... Лобо... Рыжая... Спасибо!
   У Шарот были полностью истощены силы, не хватало дыхания, и её никак не оставляли в покое изнуряющие боль, жажда и жар. Собравшись с силами, она отпаивала себя горячими травяными отварами с мёдом и сделала полную перевязку. К счастью оказалось, раны не загноились.
  
   Прошло ещё несколько долгих, тяжёлых дней.
   Шарот медленно возвращалась к оставленным ею делам и строго решила для себя именно завтра идти на болото за столь нужными ей сейчас особыми заживляющими травами и белым мхом, запас которых уже истощился. Луна уже входила в свою полную фазу. Умело, но медленно обрабатывая оставленную для неё стаей добычу, она вспоминала сон на солёном источнике и рассуждала о своих поступках и ошибках. Снова шла к горному солёному источнику и восстанавливала силы едой на ходу.
   "Как же так вышло, Учитель? Я начала чувствовать себя исключительной? С особыми правами решать чужие судьбы? Шато, когда я допустила ошибку? Парень в красном с компанией шутя лишил жизни четверых моих друзей. Из-за любви к ним я хочу наказать его. Что тут несправедливого?" "Не тебе судить..." Девушка вспомнила слова, сказанные во сне наставницей. "А кому? Кто может? Кто скажет, что делать со скорбью в сердце от потерь? И нужно ли вообще что-то делать, глядя на то, как теряешь близких? Или ничего не надо делать?! Как защитить друзей перед лицом более сильного врага, защищённого титулом? А люди в городе, которые просто исчезают? Чьё правосудие остановит таких, как этот парень в красном?"
   Продолжая рассуждать, она пришла к другому пониманию:
   "У меня есть дар исцеления. Живой огонь. И вода разговаривает со мной. Лобо, Шато, Учитель... - всё это потому, что у меня есть свёрток. Хранительница и жила большую часть жизни одна в лесу для того, чтобы эти дары хранить и беречь, а не использовать для себя как исключения. Не судить, а врачевать всех подряд. Мой дар - жизнь! Для правосудия, вероятно, есть кто-то другой, со своим даром... Ага! Вот!! Вот в чём ошибка! У каждого своя задача. И своё предназначение. Господь выбрал для каждого из нас свою судьбу, и с этим ничего не поделаешь. Ох, и занесло же меня! Пестуя в своём сердце месть и зло, я чуть сама не погибла от более сильного зла. Шато учила отца и меня: "Только сердцем и любовью". Так как же я упустила это?!! Как я об этом забыла?! Меня смутило новое оружие? - Шарот вошла и легла по грудь в источник. Сейчас он её почти не обжигал солью. - Нет. Оно сделано добрыми руками и не для зла. Просто я сама с ним стала самоуверенной дурой. И из-за этого чуть не погибла. Любую силу и оружие можно использовать как угодно, но только от меня зависит, как именно".
   Лёжа в источнике Шарот чуть успокоилась и чуть не уснула, затем очнулась, встала, оделась и, решила вернуться к реке. Она ходила взад-вперёд, взад-вперёд - без конца. Ей долго ещё пришлось прокручивать в голове все происшедшие события до мельчайших подробностей, прежде чем к ней пришло истинное понимание, без сомнений.
   "Нужно идти в город, - вдруг приняла она решение. - Нужно объяснить Свенельду, что я не буду участвовать в расправе над парнем в красном. Не моя это задача. Он должен понять. И дядюшка меня тоже отговаривал. Лук отнесу - может быть, научит пользоваться им. Зимой как раз пригодится. Заодно и подарок отдам. Пусть красуется эта тварь на стене у дядюшки в доме, - подумала Шарот про голову тигра. - Или, если хочет, пусть сам решает, что с ней делать. Отдам кошачьи лапы и медвежьи. Может, ему пригодятся? Он же мастер - придумает. А Свенельду?... Свенельду - сухой состав для силового отвара по рецепту Шато, - решила она. - Он найдёт ему правильное применение. Я уверена! Завтра - на болото и в лес за травами. А как окрепну, так и пойду. Пойду?... Нет. Это долго. Подожду, пока полностью не восстановлюсь. Слабой мне там, городе, делать нечего".
   - Да, Лобушко? Теперь ты меня отпустишь?
   Подошедший к ней волк не проявлял сейчас особых эмоций.
   - И тебе нужно время обдумать? Ладно, пойдём. Солнце уже слишком низко.
   Ещё долго Шарот не выходила со стаей на промысел. Она восстанавливала физические силы на двух целебных источниках и прилагала силы другой природы для обретения покоя, равновесия и любви в сердце. Несколько долгих месяцев прошло, прежде чем девушка была готова к путешествию. И всё это время она не только занималась сбором трав и приготовлением снадобий, но и укрепляла свой дух, практикуя с "живым огнём" и "зеркальной водой". Любопытным глазом подсматривала за матерью-природой и училась у неё разным тонкостям, премудростям, выдержке и, можно сказать, волшебству.
   К тому времени, как Шарот отправилась в путь, осень уже щедро расплескала на леса и горы все свои самые яркие краски, чем привела душу и трепетное сердце охотницы в восторг. Она была в дороге не одна. Как всегда, со своей доверенной компанией - пятёркой особо воспитанных ею волков. Эти молодые волки всю дорогу до города увлекались задорной погоней за зайцами, играли с ёжиками. А иногда все вместе, поддаваясь на дразнилки стрекотливых, игривых белок в верхушках деревьев, поднимали на них свои хитрые и умные глаза, щёлкая белоснежными зубами. Шарот бежала, шла быстро и уверенно, лишь иногда останавливаясь на минутку, давая возможность друзьям поозорничать, а себе отдышаться.
   Выйдя из логова чуть засветло, к глубокому вечеру она уже подошла под стены Дорсетшира. Оставив своих пятерых спутников в густой ближней роще, она точно знала, что сейчас они остаются со своим вечным союзником - тёмно-серым духом теней надвигающихся холодных, осенних сумерек леса.
  

ГЛАВА 4

  
   Старая Англия. Дорсетшир. 1290 г.
   - Тук-тук , - в тихом проулке ночного города Шарот постучала в знакомую ей дверь.
   - Кто там? - спросил прозвучавший колокольчиком голос девочки, и его тут же перебил мужской:
   - Я сам... Кого там нелёгкая носит по улицам в такую темень?! - прогромыхал басом Михаил.
   Из-за двери тихо ответили:
   - Меня, Шарот.
   Засов тоже подал свой жалобный, скрипучий голос, и дверь отперлась. Появившаяся из-за двери мускулистая рука хозяина вцепилась в одежду Шарот и втащила девушку внутрь.
   - Ну, ты поди, а-а-а?!.. Жена, смотри, кого нам Господь послал! Есть хочешь? Может, дело ко мне какое? - засуетился Михаил. - Ой, что это я, как юноша, разволновался? Сарочка! Детка! Ты только подумай! В городе такое творится, а она...
   Хозяйка узнала неожиданную ночную гостью и глядела на неё с любовью и благодарностью за свою спасённую жизнь. Глаза у Сары стали влажными от переполнявших её нежных чувств, и она улыбнулась.
   - Папочка, это Шато? - спросила дочурка.
   - А некоторым пора спать... - шлёпнув дочь легонько по попе, сказал бородач. - Я тебе только сказку рассказывал,... а это, сама видишь, живая девушка. Если бы она была Шато, ей было бы СТО лет! А ей сто лет? - хитрил отец.
   Девочка смутилась и смотрела на отца и гостью хитрым "семейным, взглядом":
   - Нет... - рассматривала её девчушка. - Это моя подружка Шарот. Пап, а сказки разве не могут жить так долго?
   - Сказки?... Хм, могут, - отвечал он. - А люди нет. А быть, быть, быть в постель... - шутя, проводил её рукой в другую комнату.
   - А потом расскажешь? - не успокаивалось дитя и тут же вернулось.
   - Что, детка?
   - Сказку!
   - Потом, лисичка, утром.
   - Папа! Утром же неинтересно, - продолжала настаивать девочка.
   - Ну что ты будешь делать? Сара! - позвал он жену, желая, чтобы она успокоила вдруг расходившуюся дочь.
   - Подожди, - остановила его с улыбкой Шарот.
   Такое дитя мало кому бы не понравилось, и она предложила:
   - Можно, я расскажу? Отец, бывало, мне рассказывал сказки, когда я была такой же маленькой. Кое-что я ещё хорошо помню.
   - Ты что, была маленькой?! - переспросило златокудрое создание и широко открыло глаза.
   - Была, - ответила Шарот, улыбнулась и взяла девочку на колени. - Какую сказку ты хочешь?
   - Про Шато! - загорелись глаза у малышки.
   - Про Шато? Хм,... задача, - призадумалась Шарот и глядела девчушке прямо в её любопытные глаза.
   - Да, да, да, и про её белых как снег волшебных волков! - устраивалась на её коленях девочка.
   Шарот улыбнулась и начала длинный увлекательный рассказ.
  
   Как оказалось, она была хорошей рассказчицей, и, пока хозяйское дитя сладко засыпало на руках у ночной гостьи, родители беззвучно сидели, слушали и глядели на живую легенду в свете угасающего домашнего очага.
  
   Шарот закончила свой рассказ и подала знак Саре, что, мол, дочь её крепко уснула.
   - Я её возьму, - кивнула мать, перенесла уснувшую дочь к себе на кровать и сразу вернулась.
   - Подбрось поленьев, Сарочка. В доме темно и холодно. И прошу тебя, дай нам, пожалуйста, горячего вина или эля. Нам с Шарот нужно поговорить, - попросил жену хозяин.
   Женщина благосклонно кивнула и вышла.
   - Что-то случилось? Ты как-то изменилась, - серьёзно начал хозяин, подсаживаясь поближе к огню и гостье.
   - Нет. Хотя, можно сказать, и да, - ответила девушка.
   Заинтересованно вглядываясь ей в глаза, хозяин продолжил:
   - Так что? Да... или нет? Не томи моё любопытство, девочка.
   - Хорошо, - сразу согласилась Шарот. - Я к тебе с подарками и просьбой, - ответила она и начала доставать из заплечного мешка приготовленные ею "подарки".
   Увидев огромную мохнатую голову тигра, хозяин дома мгновенно отскочил в сторону, как ошпаренный. Сбил скамейку, на которой сидел, тем самым наделав в доме много шума. Вошла жена, хотела было что-то сказать мужу о шуме, сне и дочери. Увидела то, что принесла в их дом Шарот, тут же обо всём позабыла и выронила всё, что было в её руках. В дребезги разбились кружки и круглый глиняный кувшин. По полу разлилось молодое красное вино и потекло ручьями. Со стороны казалось, что голова тигра и сейчас всё ещё истекает кровью. Это было страшно!
   Вжавшись в стену спиной, Сара стояла не шелохнувшись, ни жива, ни мертва. Крепко прикрыв рукой рот, она затаила дыхание, чтобы только не вскрикнуть.
   - Вам не нравится? - смущённо произнесла Шарот. Она увидела и почувствовала, что Михаил и Сара совсем не рады её подарку, растерялась и, действительно, расстроилась.
   - Эта тварь мертва?! - спросил ошарашенный хозяин, сглотнул плотный ком в горле, будто чувствуя, что его лёгкие сейчас разорвутся, и, глупо хлопая карими глазами, стал внимательно рассматривать тигриную башку.
   - Ну, да. Это же только его голова. Не видишь? Мертва, мертвёхонька. Я опять сделала что-то не так, да? - раздосадовано спросила Шарот. Краешки её маленьких пухлых губ опустились вниз, задрожали, и Шарот была готова вот-вот расплакаться.
   - Подожди! Как не так?! Всё так! - быстро соображал Михаил и чесал свой вздыбленный затылок. - Только немного неожиданно! Где ты эту тварь нашла?
   - Нашла? Мастер, ты забыл совсем - я же охотник, помнишь? Эта тварь, как ты говоришь, зашла на чужую территорию. И вот результат. Нечего соваться, куда тебя не звали! Правда, она,... чуть мою жизнь не унесла с собой. М-м-м,... обошлось, - от неловкого движения у Шарот резко заболел позвоночник и раны на правом плече, она прикусила губу и сдержалась.
   - Так ты её сама, это? - оружейник сделал движение рукой, будто провёл ножом по горлу.
   - Нет, что ты, не сама. Я же говорила раньше, когда показывала клыки медвежьи, что охочусь с семьёй. Нас уже много.
   - Ой, подожди, девочка... Мне что-то жарко стало! - присел на скамью Михаил. - Сарочка, золотко, принеси же уже чего-нибудь... - распахнул он ворот шерстяной рубахи.
   Но "золотко" так и стояло, вжавшись в стену, почти не дыша.
   - Да, да... Я сейчас... - сдавленным голосом ответила жена и, собрав дрожащими руками всё, что оказалось на полу, вышла.
   - Шарот! Ну и ну! Ты! Ты!... Как ты это смогла сделать и... выжить?! - задыхаясь от волнения, продолжил мастер.
   - Так нравится? Угодила я с подарком-то? - наивно спрашивала Шарот.
   - Что? Угодила?!... А? Да! Угодила! Ещё как угодила!!! Спаси и сохрани, Господи! - от души перекрестился Михаил.
   - Тогда,... принимай и остальное, - выложила она всё из мешка на пол - Лапы его и медвежьи. Может, что сделаешь с ними? Когти, смотри, какие крепкие и красивые. Делай с ними, что хочешь. Ты же мастер, так что воля твоя...
   - Воля моя... - вслед за ней глухо повторил Михаил, словно в оцепенении, тупо глядел на всё это, и, тут же очнувшись, снова завёлся. - Неволя это моя! Вот что это! Ты знаешь, что ты принесла в дом, Шарот?! Смерть, погибель всем нам!
   - Да что ж такое, дядюшка?! Что вы меня всё время так пугаете? Расскажите толком, что я наделала? - села на полу на корточки Шарот и снизу вверх внимательно вглядывалась в бледные лица Сары и Михаила.
   - Что наделала?... Людские жизни спасла, дочка, вот что!
   - Я уже ничего не понимаю! Вы говорите то одно, то другое... - Шарот встала и перешла к очагу, где ей стало значительно легче. Опёршись плечом о прогретую огнём стену, она сдерживала напрашивавшиеся слёзы.
   Хозяин подошёл и обнял её за плечи. Вошла Сара и сделала то же самое. Развернувшись к ним лицом, девушка по-детски вдруг заплакала:
   - Хм, хм, я последнее время то и делаю, что совершаю ошибки.
   - Нет, нет девочка, ты всё правильно сделала и делаешь, - любя успокаивали её супруги. - И боги хранят тебя в твоих нелёгких делах. Просто, понимаешь... Красный тигр этот - любимец Айгориана, людожор, исчадие ада!
   - А будь проклято всё их дьявольское семя!!! - в сторону дверей тихо с гневом произнесла Сара.
   - По слухам, он сбежал незадолго до того, как ты пришла первый раз, - продолжал Михаил. - Наш лорд решил повеселиться, позабавиться,... да сам этому зверю чуть на зуб не попался. В городе объявили не сразу: за поимку - награда, за убийство - смерть. Вот и прячутся все по домам какой уж месяц. Так что, если найдут "это", всем нам страшная смерть, безвременно.
   - А так - людям легче будет, вздохнут свободнее, - Сара с любовью гладила Шарот по волосам.
   - Да? Я хотела тебе подарок,... а получилось... - Шарот так плакала, как маленькая девочка на плече у матери, наивно и чистым сердцем.
   - Твой подарок не в том, что ты принесла, а в том, что сделала, дочка. И не для меня одного, а для всех нас, понимаешь? А эту штуку, - пнул он ногой в сторону тигриную башку, - нужно будет просто хорошенько спрятать, да? - успокаивал её хозяин, не зная, как и унять растерянную Шарот, которая не осознавала того, что действительно совершила большой подвиг для всего города.
   - Утри слёзы, дочка! Ты у нас красавица... - поддерживала хозяйка и по-матерински прижимала Шарот к себе. - Ты у нас во-о-от какая, умница и красавица, - она подняла девушке носик пальцем, как делают детям, и подала ей винный напиток. - Пей, деточка. Только осторожно, горячий. Всё будет хорошо. Пей.
   Лишь когда все успокоились и спрятали подальше с глаз долой напоминание о людожоре, хозяин, расслабленный от эля, продолжил разговор с ночной гостьей.
   - Шарот, ты говорила, что-то случилось?
   - Нет, - чуть успокоившись, отвечала Шарот. - То есть да.
   - Ты опять говоришь загадками, да? - вопрошающе, с улыбкой произнёс бородач и подсел к ней поближе. - Хм, никак не привыкну к тому, как ты забавно это делаешь.
   Шарот чуть смутилась, но собралась и произнесла главное.
   - Нет никаких загадок. Я просто хотела сказать, что не буду на парня в красном охотиться. Я передумала.
   - Да ты что?! Точно?! Ну и слава Богу, - шутя выдохнул хозяин дома. - Вот это ты действительно молодец! - повеселел он.
   - Свенельда бы надо предупредить... - скромно намекнула Шарот.
   - Да, да, конечно. Он тебя тогда, во дворце, от беды отвёл! - серьёзно сдвинув брови, сказал хозяин.
   - Угу, теперь-то я понимаю,... но тогда... У меня, к стати, и для него подарок есть, - сквозь остатки слёз Шарот вдруг расцвела щедрой улыбкой.
   - Что ещё?! - невольно напрягся бородач и приготовился ещё к чему-нибудь такому, вроде тигриной головы.
   - Нет, нет, ничего такого, просто сбор трав, - успокаивала она Михаила.
   - Ну, ты... Фух, сплошная неожиданность! - свободнее вздохнул Михаил. - Для чего ему твои травы? Он же здоров, как бык!
   - Ну да-а? Пригодится. Это силовой сбор. Так делал мой отец, а его научила сама Шато. Горячий настой и усталость, если надо, снимет, и силы восстановит. Вот какой замечательный!
   - А он у меня парень хороший? - хитрил глазками бородач.
   - Свенельд? Да, хороший. И ещё такой... - девушка на мгновение задумалась.
   Михаил наклонил голову, будто прислушиваясь к её мыслям, и прищурил лукавый глаз.
   - Понравился он тебе?
   - Понравился, - опустила глаза Шарот. - Но я не поэтому! У меня к нему дело.
   - Дело, говоришь? И можно полюбопытствовать, какое дело? - по-отцовски интересовался Михаил.
   - Да вот,... нашла в лесу. Видела, как используют, да сноровки у меня нет, чтобы его исправить. Как это делается? - и достала из-за спины спрятанный под накидкой лук с оборванной тетивой. - Он говорил, что охотиться ходил вместе с этим... - она вспоминала, приложив руку ко лбу, и одновременно поправляла чуть растрепавшиеся волосы.
   - С Айгорианом, что ль? - подсказал оружейник.
   - Ну, да. Исправил бы он его, да научил бы он меня стрелять. Зимой пригодится. На снегу легче выследить добычу, да тяжелей догнать. - и отдала лук мастеру.
   - Шарот! - вдохнул всеми лёгкими Михаил. - С тобой час от часу не легче! - чуть не застонал он.
   Из другой комнаты донёсся шёпот:
   - Тише. Не разбуди нашу дочь, дорогой.
   - Хорошо, хорошо, - заговорщическим шёпотом продолжил Михаил. - Это же "его" лук... - кивнул он на оружие.
   - Кого? - соображала охотница.
   - Айгориана! Я слышал, он потерял его на охоте, давно.
   - Играючи убил четверых моих братьев, - с металлом в голосе, сухо добавила Шарот. - После этого я и нашла его в лесу. - Чувствуя, как возвращается жажда мести в её сердце, она села, выпрямила спину, развернула к себе ладони и задышала глубоко и медленно.
   - Что это ты такое делаешь? - удивился Михаил.
   - Успокаиваюсь, - уже ровно ответила девушка. - Месть - не для меня.
   - Да? Ну и хорошо, - сказал мастер и продолжил: - Моей работы этот лук, а кожу и жилы выделывал Свенельд. Он кожевенный мастер, когда только Айгориан ради забавы не таскает этого красавца за собой. В фаворе парень! - недовольно буркнул дядька. - Да... таким луком дичи не набьёшь, у него тетива порвана. Сначала надо исправить, а уж потом учиться стрелять. А стрелы у тебя есть?
   - Есть, четыре.
   - Те самые?
   - Не совсем. Те рекой унесло вместе с телами. А эти, "моих" только ранили. Я лишь перья сняла, чтобы удобно из ран доставать было.
   - Я понял, - кивнул Михаил. - Они с тобой?
   - Вот, - и она передала их мастеру.
   - Так, хорошо. С этим разобрались. Всё?
   - Да.
   - А давай я тебе другой лук сделаю? - неожиданно предложил ей хозяин. - Нехорошая это примета - найти в лесу лук с порванной тетивой. И руки его хозяина много чего натворили, и велик он для тебя, и тяжёл. В твои ручки нужен другой.
   - Мне опять нечем будет тебе заплатить, - немного смутилась Шарот.
   - О Боже! Ей опять нечем будет мне заплатить?! - заохал Михаил, артистически широко жестикулируя. - Ты это снова уже сделала! Это я хочу тебя отблагодарить! Ну, всё! - резко прекратил разговор Михаил. - На эту ночь хватит разговоров и тайн, пора спать.
   На следующее же утро оружейник занялся луком для дорогой гостьи. Улучив минутку, он известил Свенельда о её приходе. И, как только парень освободился, он, не теряя ни минуты, мгновенно появился в дверях дома своего дядюшки. Влетел на всех парах, полностью перекрыл своим большим сильным телом вход в помещение, застыл, как мраморное греческое изваяние, держась за пристенок, вдохнул поглубже и с трудом заставил себя выдохнуть.
   - Шарот! - сдерживая волнение, окликнул он девушку, которая сидела на полу и увлечённо играла в куклы с его двоюродной сестрёнкой.
   Девушка, чуть смутившись, не спеша встала ему навстречу.
   - Здравствуй, - спокойно откликнулась она.
   - Я вот, как смог!... - чувствуя удары своего сердца, невнятно произнёс он.
   - Я просто хотела поговорить, если ты не против, - продолжила Шарот.
   - Не против. Я ждал! - и наконец сдвинулся с места и подсел к ней и к племяннице, не отвлекавшейся от игры.
   - А Шарот мне рассказывает сказки про Шато, и мы играем, - доложила счастливая малышка.
   Свенельд дёрнул её легонько за косичку, подтянул к себе и поцеловал златокудрую девочку в лоб.
   - Поиграешь сама? - с надеждой спросил он.
   - М-м-м... - сморщила носик рыжая игрунья.
   - Пожалуйста! - настаивал Свенельд.
   - Она моя гостья! - надула щёки упрямица.
   Парень укоризненно посмотрел на девочку.
   - Ну, ладно, ладно, секретничайте, - нехотя согласилась она. - Папа... секретничает! Мама... секретничает!!! Ты... секретничаешь!!! У одной меня только всё в порядке. Никаких секретов нет! - продолжила девчушка обиженным голосом, встала, взяла на руки старую шитую тряпочную куклу в одежде из меховых лоскутков и ушла, выпятив губки.
   - Шарот! - снова обратился к девушке Свенельд и крепко взял её за руку.
   Неожиданно для себя гостья покраснела.
   - Дядька мой сказал, что ты Айгориановой твари голову оторвала, - заговорщически произнёс он.
   - Ну, как ты так говоришь? Будто бы и правильно, а не то. Не оторвала я... - пояснила девушка. - Просто он слишком близко подошёл к нашему логову, вот и пришлось... А его голову и лапы с когтями я подарила Михаилу. Только подарок оказался неудачным, - пожала она плечами.
   - На следующий день, когда я узнал, что Айгорианов тигр сбежал, я так беспокоился... Места себе не находил! Но как тебя предупредить, где искать?! Я думал, что никогда уже больше не увижу тебя, Шарот! - и крепко сжал её руку.
   - Что ты так вцепился в меня? Спокойно. Я тогда действительно чуть не погибла. Тигр был явно голоден. Мы охотились на него всей семьёй, прямо на реке, около моего дома. Спаслась, не знаю, каким чудом. Порвал он меня очень. Если бы не мой мудрый Лобо!... И теперь я буду осмотрительней. - попыталась освободиться она от крепкого рукопожатия Свенельда.
   - Шарот! - он отпустил её руку и крепко обнял девушку за плечи, вдыхая её запах, словно бродяга, который учуял аромат горячего, только что испечённого хлеба. - Шарот!
   - Я Шарот. Я жива и уже здорова. Почти, - ответила она спокойно и тоже ощутила запах его тела, пахнущего молоком, который немного вскружил ей голову воспоминанием о поцелуе. - Полегче, бык, раздавишь! - постаралась строго произнести Шарот.
   - Бык? - немного обиженно повторил Свенельд.
   - Ну да. Твой дядюшка вчера сказал, что ты здоров, как бык. Силищи ж немерено! Вздохнуть не даёшь, - освободившись от объятий, она криво от напомнившей о себе боли в спине и плече, сдержанно улыбнулась.
   - Больно? Ты ранена? Ранена?!
   - Была. Всё уже в прошлом. Ничего. Пройдёт.
   - Ой, прости, прости. Я действительно неуклюж, как бык, - стушевался парень, отпустил её и продолжил: - Я думаю, тигр по твоим свежим следам к логову и вышел. У Айгориана ох какое чёрное сердце! Я сам этого не видел, слава Богу, не довелось, но во дворце говорили, что он людьми кормил эту свою заморскую красную кошку.
   - Да, наверное, - выдохнула Шарот. - Уж очень он был большой и сильный. Я таких зверей в лесу никогда не видела. Но в любом случае по-другому не могло и быть: либо мы, либо он. Ничего, всё обошлось. Не беспокойся. Не стоит об этом больше говорить. Я пришла, потому что хотела сказать тебе совсем другое.
   - Хорошо, давай, я готов выслушать, - немного успокоившись, сказал парень и, заметив, что Шарот озябла, жестом пригласил её сесть ближе к огню.
   - Я хотела сказать,... то есть предупредить, что не буду покушаться на Айгориана, - грела она руки у огня.
   - Нет?! Не будешь?! - не веря тому, что слышит, изумился Свенельд.
   - Нет. Я не должна убивать ни его, ни кого-либо другого. У меня другой дар, понимаешь?
   - А тигр?
   - Это закон леса.
   - А твои братья-волки?
   - Да, мои братья погибли от его рук. А может, и от твоих!
   - Нет-нет, я не стреляю в животных и людей. Только по мишеням. Я помощник оружейника, я кожевенник, а не живодёр! - отпирался Свенельд.
   - Не важно, не надо оправдываться, я верю тебе. Дело совсем не в этом.
   - А в чём тогда?
   - Мстить, карать, вершить правосудие - не мне.
   - А кому? Ты же сама рвалась к этому, не думая больше ни о чём!
   - И ошибалась, - выдохнула в огонь Шарот. - Твой дядюшка был прав. Я нужна людям, чтобы врачевать. Мой дар - жизнь. Тот, чей дар - править суд, пусть это и делает.
   - Погоди, погоди... И ты простишь его?
   - Я просто буду делать своё дело.
   Свенельд задумался и отбросил свои торчащие, непослушные, длинные, по плечи, соломенные волосы назад одним движением руки.
   - Я очень надеюсь, что ты меня поймёшь. Мне это важно, - добавила Шарот, глядя ему в глаза.
   Собеседник положил ей руку на плечо, легко потрепав его.
   - Да-а, сердца у тебя больше, чем у самого сильного воина, Шарот. Я принимаю это. И мне самому придётся об этом ещё подумать. Ты снова положила меня на лопатки, - и он, размышляя об услышанном, умолк, опустив глаза.
   Чтобы немного его развеселить, Шарот с улыбкой обратилась к нему:
   - А я тебе подарок принесла... - начала она интригующе.
   - Хм, боюсь даже предположить, - очнулся парень от своих мыслей.
   - Вот, смотри! - она достала из-за пояса кожаные мешочки с измельчёнными в порошок лечебными травами и радостно вложила ему в руки.
   - Что это?
   - Снадобья! Заживляющее, - указывала травница, - силовое, а это то, что дарит крепкий сон.
   - Зачем они мне?! - отказывался их взять Свенельд. - Да я здоров, как... как... - Он выпрямил спину, немного надулся, чтобы казаться значительнее и сильнее, - и не смог подобрать нужного слова, только рыскал глазами по сторонам в поисках подсказки.
   - Как бык? - тихо подсказала ему Шарот. Игриво наклонив голову набок, она нежно рассмеялась колокольчиком. Она глядела на растерявшего мысли парня, который выглядел сейчас больше как ребёнок, чем как взрослый, сильный мужчина. И она искренне улыбалась ему, и тому, как немного глуповато он сейчас выглядел.
   - Хм, - надулся Свенельд. Взглянул в искрящиеся любовью зелёные глаза Шарот, расслабился, вдруг увидев себя её глазами, тоже искренне улыбнулся и басом подтвердил:- Да. Как бык.
   - Ты это делаешь, как ребёнок, - рассмеялась девушка.
   - Ты сама девчонка! Зачем они мне, твои снадобья, если я пользоваться ими не умею? - резвился Свенельд.
   - А я научу. Будешь прилежным - всё быстро поймёшь. Таков мой подарок. Я хочу быть уверена, что ты сможешь себе помочь, если придётся.
   - Ты беспокоишься, обо мне? - парень прищурил и без того хитрый глаз.
   - Не только. Сможешь себе помочь - сможешь и кому-то ещё при необходимости, - отвечала ему Шарот с искренней улыбкой.
   - У меня не получится, - уверенно произнёс он.
   - Да ну! Шато моего отца научила, а я смогу тебя. Ты молод и не глуп, как мне кажется. Значит, сможешь.
   - Я лучше всё записывать буду.
   - Как записывать? - удивилась Шарот.
   - Как-как? Просто. Берёшь перо, чернила и пишешь, - поддразнивал её Свенельд.
   - Покажи! Покажешь, научишь?! - с любопытством просила Шарот.
   - А я думал, ты и так уже всё умеешь... - нараспев продолжал парень.
   - Не всё, но я быстро учусь, - оправдывалась Шарот.
   - Посмотрим, посмотрим, кто из нас сообразительней, ученица! - щедро улыбнулся Свенельд от уха до уха.
   - Так ты меня научишь? - улыбкой на улыбку ответила Шарот, блеснув озорными глазками.
   - Ну-у, не знаю, не знаю... - заигрывая с ней, задумчиво произнёс парень, деловито отвернулся в сторону и замолчал.
   Пауза затянулась.
   Свенельд не выдержал тяжести собственной паузы, обернулся и увидел, что немного перегнул палку. Нижняя губка Шарот немного оттопырилась, и её лицо стало по-детски обиженным.
   - Ты это делаешь, как ребёнок... - лукаво вернул ей фразу Свенельд и наклонил голову набок, как только что делала она.
   - Ах, так ты дразнишься?! - стремительно и легко она тут же вспрыгнула ему на спину, нанося шутливые удары, пощипывая и покусывая.
   - Ой-ой-ой!!! Ха-ха-ха! - раскатисто рассмеялся парень. - Только оставь меня в живых, победительница тигров и медведей, а то я не успею тебе сказать! - и без сопротивления упал на пол, демонстрируя её абсолютную победу над собой.
   - Сказать? Что сказать? - прижав крепко его руки к полу над головой, переспросила она.
   Её волосы тяжело соскользнули с плеч, создавая над лицом Свенельда таинственный шёлковый шатер.
   - Да, Шарот, я хочу сказать,... - вдохнул поглубже парень.
   Шарот что-то почувствовала, покраснела и отпустила его. Свенельд приподнялся, опершись на свои локти, и продолжил. - Я хотел сказать, - поправил он её волосы набок, чтобы видеть глаза, - что ты заставляешь сильнее биться моё сердце, что ты странно смущаешь меня,... а от запаха твоих волос... - вдохнул он поглубже, - у меня так кружится голова, будто я дьявольски пьян, что рядом с тобой я действительно чувствую себя ребёнком. Не знаю, почему так! - ему не хватало дыхания и казалось, что он несёт чушь и ерунду, но он уже не мог остановиться и, сидя близко рядом с Шарот, продолжил: - Понимаешь? - сглотнул он густую слюну. - Двадцать восемь лет назад мои мать с отцом подарили мне жизнь. И до сих пор я не видел никакого смысла в ней. День, ночь, тот год, этот - всё едино. Нечего вспомнить!... Только охота, охота, охота! Пьянки, застолья, дьявольские развлечения Айгориана... Таскает он меня за собой, как шута!
   Речи, которые произносил Свенельд, проникали Шарот в душу и заставляли испытывать нечто совсем незнакомое. Её дыхание тоже становилось горячим, глубоким и частым, кровь ударяла в лицо, расцветая на щеках. Девушка отпустила его руки, отбросила волной со лба свои тяжёлые каштановые волосы и выпрямилась.
   - Но ты... - он замолчал, глядя в широко открытые глаза Шарот и судорожно подыскивая нужные слова... - Я просто знаю, зачем она мне теперь. Сейчас я твёрдо это знаю! - он глядел в почти детские глаза Шарот и наполнялся чувствами, которые мягкой горячей волной растекались по его телу и замирали где-то у сердца. - Я хочу... - парень поднялся, сел к ней ещё ближе и снова взял её за руки. - Я хочу, - вдохнул, как сумел, Свенельд, - чтобы ты рассчитывала на меня так, будто моя жизнь - это твоя собственность. Я хочу помогать тебе во всём, что тебе будет необходимо. И знаешь, - вдруг смутился он и покраснел, - я тоже приготовил тебе подарок, только с собой у меня его нет, - извиняясь, улыбнулся он. - Я так торопился к тебе, что забыл его дома, - улыбнулся он краем губ и опустил глаза.
   Они оба сидели, не шелохнувшись, не зная, что теперь дальше делать. Украдкой глядели друг на друга и так же украдкой прятали смущённый взгляд. Долго. Пока с шумом не ввалился в дом запыхавшийся Михаил. С одного взгляда он понял, что здесь происходит, и, проходя мимо живых статуй, с деланой озабоченностью произнёс:
   - Эй! Свенельд! А-а,... вот ты где, бродяга! А я тебя по всему городу ищу, бегаю!
   Осипшим от длительной паузы голосом парень откликнулся:
   - Я здесь, дядюшка! - и откашлялся.
   Тот взглянул на племянника и увидев на его лице совершенно отсутствующее, глупое выражение, ничего не сказал и продолжил:
   - А дело вместо тебя кто заканчивать будет?
   - Что? Какое дело? - с тем же выражением на лице переспросил парень.
   - Какое?! - в смешной гримасе передразнил его Михаил. - Ах ты, лодырь! Гуляка! - дядюшка налетел на него, как, наверное, делал в детстве, и хлестал попавшейся под руку метёлкой, приговаривая: - А жилу?! А крепление?! А колчан?! Принёс?! - тут же успокоился и подмигнул по-детски искренне смеющейся Шарот.
   Поддерживая шутку, Свенельд только успел погрозить пальцем своему серьёзно настроенному родственнику, и, не сходя с места, уворачивался и защищался руками от Михаила и его следующей серии шутливых тычков метлой в бок.
   - Дядюшка! Пощади! Я всё сделаю! Правда! Сегодня! А не перестанете руку на единственного и любимого племянника поднимать, так я всё папе расскажу!
   В эту минуту в дом вошла уставшая хозяйка с дочерью и заработанными продуктами.
   - Какому папе? И что ты собрался рассказывать? - не понимая, о чём речь, Сара с порога взглянула на Свенельда, перевела взгляд на мужа и строго переспросила его, закрывая за собой и дочерью дверь. - Так что рассказывать и о ком?
   - Да вот, этот лодырь просит защиты у своего покойного папаши! - продолжал свою игру Михаил.
   - Тьфу, что за глупости! - не осмыслив шутки, взмахнула рукой хозяйка.
   И, лишь расслышав общий смех, поняла, что попалась, и тут же ответила щедрым шутливым подзатыльником любимому племяннику, а заодно и любимому мужу.
   - Вы что все, маленькие? Я-то ни на кого не жалуюсь! - важно поддержала мать златокудрая очаровашка и, не останавливаясь, понесла свою маленькую корзину с продуктами к печи.
   - Ох, ох, ох! - танцуя за ними следом, передразнил их обеих Михаил.
   И все разом от души рассмеялись.
   - Сегодня будет ужин в честь нашей гостьи, - с улыбкой объявила Сара. - У меня есть кусок свинины.
   - Я помогу вам, если позволите, - ухватилась за её слова Шарот.
   - Позволю, конечно. Пойдём, - согласилась хозяйка и вручила девушке меньшую корзину с продуктами. - А как ты готовишь-то у себя там, в лесу? Посуда есть? Котёл? Соль?
   Шарот просто счастливо кивнула.
   - Мама! И я с вами! - следом за ними поспешила малышка, радостно вцепившись в край одежды Шарот.
   Женщины исчезли за стеной. Свенельд перевёл взгляд на Михаила и стал оправдываться.
   - Дядя,... я забыл, не успел! - произнёс он, виновато хлопая глазами.
   - Я бы тоже забыл! - Михаил выразительно посмотрел в сторону только что ушедшей Шарот. - Всё в порядке, просто я хочу успеть сделать для неё лук. Неизвестно, насколько времени она здесь ещё останется. Она же как ветер... Исчезнет, когда захочет. Ты бы обучил её, как луком пользоваться, до ухода, - и крепко сжал племяннику плечо.
   - Она задержится чуть-чуть. За пару-тройку ночей успею сделать. Я её к себе хочу пригласить.
   - О-о-о!... Побереги её. Она тебе не какая-нибудь там штучка под городскими стенами.
   - Ну, ты что подумал?! Как это у тебя в голове?! - оправдывался парень. Сбросил руку Михаила со своего плеча и неожиданно для себя покраснел. - Шарот хочет мне рассказать, как пользоваться снадобьями, и попросила научить её писать.
   - Да?! Ой, прости меня, старика. Сам не знаю, что говорю. Только она - это чудо. Наша надежда. И её нужно оберегать, понимаешь?
   - Я знаю. Но она сама может за себя постоять. Вон она как с людоедом! Но я понимаю, о чём ты, дядя. Я отдам жизнь за неё, если потребуется. Молча и без сомнений.
   - Я понял, понял, сынок, - снова по-мужски обнимая племянника, сказал бородач и продолжил. - Ты её любишь? Да, Свенельд?
   - Не знаю. Честно, не знаю. Просто она такая, что не хватает слов, и трудно дышать, когда она рядом. Моя жизнь...
   В комнату вошла Шарот, мужчины неловко закашлялись и деловито перешли к обсуждению лука для неё.
   После ужина Свенельд пригласил Шарот к себе. Пройдя по тёмным улочкам, освещённым кое-где факелами, обсуждая общие дела, они дошли до дома.
   - Знаешь, - обратилась она к юноше, - я отлучусь ненадолго. Меня ждут мои,... и я уже соскучилась.
   - Они? Волки?
   - Да. Я скоро. Не успеешь оглянуться, как я вернусь.
   - Надо - иди, - спокойно произнёс парень, не зная, как её остановить.
   Развернувшись в обратном направлении, девушка через мгновение исчезла в густой тени каменных домов. Свенельд вдруг как-то сильно расстроился и загрустил. Его плечи сразу беспомощно повисли, и он остался стоять на месте, чтобы хоть издалека проводить Шарот взглядом. Но он не смог уследить за её быстрыми и бесшумными передвижениями и сразу же потерял её из вида, но вдруг...
   Вдруг неожиданно ему тихонько на ухо, из-за спины, прошептали:
   - А со мной хочешь? Пойдёшь, не испугаешься?
   Отпрыгнув от неожиданности в сторону, как ошпаренный, Свенельд принял боевую оборонительную стойку. Но, увидев светящуюся улыбкой Шарот, выдохнул и расслабился. Его губы и подбородок немного задрожали от радости, что она всё-таки вернулась и не ушла без него.
   - По-моему, я только что умер со страху! - переводя дух, с улыбкой произнёс он. - Как ты это делаешь? Перелетаешь по воздуху, да?
   - Ну, что ты, - тоже счастливо улыбалась ему Шарот. - Просто пользуюсь тенью. А бесшумно, потому что на охоте по-другому нельзя - станешь добычей сама.
   - Хм, ясно. Так быстро?! - искренне удивлялся парень.
   - Ну, так хочешь со мной, пойдёшь? - переспросила Шарот, испытующе глядя Свенельду в глаза.
   - Конечно, хочу! Спрашиваешь?! - вспыхнул счастьем парень. - Только в гости без гостинца... Я сейчас, - и он быстро вбежал в свой дом, прихватив оттуда что-то с собой.
   - Что ты придумал? - хитрила девушка, спрашивая Свенельда, чутко уловив в его кармане запах свежего хлеба.
   - Увидишь... - загадочно ответил Свенельд, лукаво приподняв брови.
   И, крепко взявшись за руки, они отправились в путь. После недолгого путешествия за городской стеной, по освещённым луной лесным окрестностям, они добежали до рощи, где должны были ожидать Шарот волки. Она остановила парня, сдержав его за рукав:
   - А теперь замри. Лучше сядь и не шевелись, пока я не скажу.
   Он подчинился. Девушка отошла на несколько шагов и издала громкие щелчки языком. Через мгновение, отделившись от ночной черноты рощи, по серебряному полю поплыли несколько бесформенных теней и стали бесшумно течь к Шарот, поблёскивая в темноте наводящими на Свенельда ужас, зелёными огоньками.
   - Шарот! - в страхе окликнул её Свенельд.
   - Замри и не двигайся, - строго сказала она, не оборачиваясь.
   И по высокой сухой траве, медленно но уверенно, в свете полной белой луны, она будто поплыла к ним навстречу. Чуть слышно что-то напевала себе под нос и руками расправляла на ходу свои длинные густые волосы. Это было как волшебство.
   Парень с трудом сдерживал своё жаркое, взволнованное дыхание. От нарастающего страха его сердце настойчиво хотело выскочить из груди. Он до боли в скулах сжал зубы и оставался на месте, вжимаясь ногами в землю и крепко держась за траву.
   На небе не было ни облачка. Лишь высокий шёлковый звёздный шатёр и яркая белая луна. В свете белого полнолуния, освещавшего сейчас всё на свете, всё вокруг было так волшебно, столь удивительно, непонятно и невероятно тревожно, что время как-то странно потекло: и быстро, и медленно.
   Когда чёрно-белые, страшные светящиеся тени пяти крупных лесных хищников слились с силуэтом Шарот, она присела к ним, и в полной тишине Свенельд слышал только отдельные, доносившиеся до его слуха ласковые слова, обращённые к волкам. Они оживились, поскуливали, повизгивали, и видно было, как наскакивали на неё, несдержанно и открыто проявляя свои нежные, пылкие чувства. Затем девушка встала, развернулась в сторону парня, и сразу же в роще поднялся небольшой ветер. Порывом он отбросил распущенные волосы Шарот со лба назад и на мгновение положил перед нею ниц всю осеннюю, пожухлую траву луга. Казалось, взгляду и желанию этой девушки сейчас уступает и повинуется стихия, что она и есть сама стихия живой природы, уравновешенная и спокойная. Мерцая в лунном свете серебром, волки медленно и послушно следовали за Шарот в сторону Свенельда.
   Ближний лес и Свенельд, казалось, в одно и то же мгновение сделали напряжённый выдох всей грудью. Парень заметил это и задержал своё следующее дыхание. А очередное пронизывающее дыхание ночного осеннего леса заставило Свенельда содрогнуться всем телом и крепко сжать кулаки.
   Парень, как только мог внимательно, наблюдал широко раскрытыми глазами за всем происходящим и чувствовал, как предсмертный холодок гуляет по его влажной от напряжения спине. Шаг за шагом текучая, странная, страшная компания приблизилась к нему вплотную. Шарот сразу заметила скованность и страх на лице Свенельда, улыбнулась и, подбадривая, сказала:
   - Ничего, всё в порядке. Теперь ты можешь раздать своё угощение, только не смотри им в глаза и опусти голову. Покажи им, что ты их гость.
   Свенельд так и сделал. Принимая его угощение, свежий пахучий хлеб, волки вели себя, к удивлению парня, очень спокойно, лишь продолжали ходить впритык за девушкой, касаясь её влажными носами и издавая щелчки, подобные тем, что издавала Шарот языком.
   - Говори с ними. Они понимают, - Шарот улыбалась и выглядела сейчас очень счастливой и колдовской.
   Для Свенельда это было выше его понимания! Он молчал и с не проходящим страхом скармливал огромным белым волкам хлеб с открытой ладони. А они с опаской, аккуратно брали необычное для них ароматное угощение, чуть касались его ладони носами, задевали большими, острыми, белоснежными зубами и тут же быстро отходили в сторону. Парень холодел от страха и каждое мгновение проклинал себя за то, что его дёрнуло извечное мужское стремление казаться перед женщиной очень смелым и достойным. Он просто полностью не представлял себе, что такое дикие волки (пятеро) в непосредственной близости от невооружённого человека. Просто одно его неловкое движение, прямой взгляд - и ответный бросок волков. И всё будет кончено в считанные секунды!
   "Ещё и такие невероятно крупные!... Дурак, о-ой, я дура-ак!... Откусит он сейчас мне полруки, и ага".
   - Ой! - тихо вслух произнёс Свенельд, когда Серый нечаянно зацепил его зубом. "Господи... Господи... Пронеси и помилуй мя", - быстро шептал про себя парень, не поднимая испуганных глаз. - Ибо согрешил я пред тобой... и, возможно, не один раз! И теперь, Господи, каюсь как могу!"
   - А это - мой Серый! Такой умница! Да, малыш? Иди ко мне, - выделила Шарот волка, которого трепала по загривку чаще остальных и позволяла ему кусать свои руки.
   - А, по-моему, они все серые! - глухо произнес Свенельд, осторожно подняв на Шарот и волка глаза.
   У него по всему телу бегали мурашки, и от сильного долгого напряжения сжало все мышцы в теле.
   Девушка улыбалась, искренне радуясь встрече с частью своей семьи. Она трепала их по загривкам, крепко, всем телом обнимала за упругие шеи, гладила по спинам.
   - Да, я тебя понимаю. Но в лунном свете они всегда такие, - чуть приподняв брови, с любовью пояснила она. - Утром, днём ты бы их видел... Это просто волшебство! Я их так всех люблю!
   - А погладить можно? - старался казаться смелым парень.
   - Лучше не надо. Они только знакомятся с тобой. Сначала нужно заслужить их доверие. Это задача не одного дня, но, пока я с ними, тебе бояться нечего, - Шарот украдкой роняла счастливую слезу и целовала кого-то из волков в мокрый кожаный нос.
   Только спустя долгое время, когда волки успокоились и Шарот утолила своё волнение и тоску по друзьям, она велела им затаиться и подтвердила свою просьбу жестом. Нехотя, очень медленно хищники послушно поплыли к роще и, наконец, исчезли, сливаясь с плоскими чёрными тенями ближних деревьев. Лишь тогда Свенельд вздохнул полной грудью, а улыбающаяся, довольная охотница медленно повела своего спутника назад в город.
   В городе они шли осторожно, быстро и молча. И только когда в доме у кожевенника хорошенько разгорелся очаг, осветил и согрел комнату, он произнес, ещё весь под впечатлением от пережитого:
   - Страшная сказка для взрослых мальчиков, - грудным, нервным голосом выговорил Свенельд и подсел поближе к огню. - Всё ещё не могу поверить в то, что я только что видел, делал, и в то, что я всё ещё жив!
   Шарот ничего ему не ответила, лишь согревала ладони у огня и чему-то таинственно улыбалась.
   - Они слушаются тебя, как овечки! - ещё раз нарушил её раздумья Свенельд.
   Шарот не оборачивалась, мило улыбалась огню и размышляла: "Как там сейчас без неё Лобо и Рыжая?", - и продолжила свою мысль вслух.
   - Ты свою мать слушал? - обернулась она. - А отца слушал?... - полностью повернулась лицом к Свенельду. - И дядьку слушаешь, и тётку, да? - Шарот ловко подвернула правую ногу под себя и плавно присела тут же, около огня. - Вот и они мне так же. Серый как сын или младший брат. А Лобо с Рыжей для меня и вовсе как настоящие мать с отцом. Если бы не они!... Уже сколько раз... И помочь помогут, и научат, - охотница подняла с пола щепочку и аккуратно гнула и ломала её в руках. - А уж если приказ, то без обсуждений. Это всегда строго!
   - Погоди. Ты это о ком сейчас говоришь?! - Свенельду показалось, что он что-то перепутал в услышанном, что он сбился с мысли, и, немного смущаясь, переспросил: - Какой приказ?! От кого приказ?!
   - От него, от него... Моего голубоглазого, почти белого, мудрого Лобо, - опустив глаза, она говорила о них, так загадочно улыбаясь, будто видела их прямо сейчас. - И от моей Рыжей толстушки тоже. Они, знаешь, какая пара? - с искренней любовью и уважением произнесла она и взглянула на Свенельда проникновенным, открытым, любящим взглядом.
   - Какая? - немного смутился парень её прямого взгляда.
   Он никак ещё пока не мог понять, как так чувственно человек может говорить о животных, бездушных, диких хищниках, лесных тварях как о самых достойных людях, способных на искреннюю любовь и привязанность. Но, вспомнив только что увиденное и пережитое им самим у рощи, Свенельд попытался представить, как это вообще может быть. Вдруг вспомнил слова Шарот, что, если бы не Лобо, она погибла бы ещё тогда, при встрече с тигром на реке. Свенельд опустил глаза и понял, что, действительно, если бы не эта её дружба с волками, не увидеть ему Шарот больше никогда. И узнать бы он никогда не узнал, почему она исчезла, что с ней случилось и жива ли она вообще. У него многое сейчас менялось и в понимании, и в сердце. И это было удивительно и прекрасно!
   - Раз и на всю жизнь, - улыбнулась Шарот. - Представляешь, она даже беременная, только что тяжёло раненная стрелой в бок и лапу, после того как я её перевязала, еле-еле стояла на лапах, а всё же спустилась к реке, чтобы встретить его, своего Лобо. Своего единственного и прекрасного Лобо! Не знаю, каким чудом он сам тогда вернулся. Столько ран, столько потерянной крови - и плыл! Представляешь, Свенельд?! Господи! - Шарот вспомнила, как это было, закусила нижнюю губу, сдержала слезу и тяжело выдохнула.
   - Когда это было? - сочувствующе произнёс Свенельд.
   - Хм, - криво улыбнулась Шарот, - именно тогда, я уже рассказывала. Когда Айгориан, в лесу, у реки... Просто ради забавы расстреливал мою семью. Так что мы ещё живы только потому, что все вместе. А эти, которых ты сегодня видел, они родились у меня на глазах. Маленькие такие, слепые, тёплые комочки. И мы делим и кров, и пищу, и боль, и радость. Когда я с ними, я ничего не боюсь! - Шарот исподволь сжала свои кулачки.
   - Я понял, - кивнул парень и вспомнил тот самый случай очередной пьяной охоты Айгориана.
   Но он не видел и уж никак не мог предположить, что в действительности тогда происходило на той стороне реки! И уж тем паче не мог догадаться, что тот крупный, белый, "неубиенный", "бешеный" волк, за которым они все с Айгорианом гнались в лесу, был на самом деле Лобо, тот самый вожак стаи Шарот. Тогда в лесу он уводил их далеко в сторону от логова, был практически изрублен, убит, а потом просто исчез. Волк рисковал жизнью и берёг этим и свою семью, и тайну пребывания Шарот. "Вот как оно всё обернулось! И вот кого тот волк ценой своей жизни берёг! Сокровище!" - подумал он о Шарот.
   - А как было с тигром и с медведем? Шарот, ты мне расскажешь?
   - Да, конечно.
   - Но сначала, пожалуйста, расскажи про Лобо. Какой он? - искренне проникся Свенельд её чувствами.
   - Хорошо, про Лобо, - улыбнулась Шарот и пригласила парня подсесть к ней и к огню поближе. - Лобо... Он такой... настоящий, - с восхищением произнесла она и взглянула вверх, как в синее небо.
   И, сидя у очага, она спокойно рассказывала Свенельду свои потрясающие истории, а он слушал, очарованный умелой рассказчицей, и, лёжа у её коленей, согревался жаром то ли огня, то ли своего сердца, то ли теплом и нежностью её рук и глаз.
  
   Поутру их разбудил настойчивый стук в дверь. Это был посыльный из дворца, он требовал, чтобы Свенельд немедленно предстал перед своим молодым хозяином. Парень с трудом очнулся от крепкого сна и, придя в себя, торопливо оделся и ушёл.
   Утро быстро переросло в одинокий день. Не дождавшись Свенельда, Шарот отправилась прогуляться по незнакомому ей городу. Она прошлась по рынку, рассматривая разные товары. Прошла мимо старьёвщиков и предсказательниц, отвечая беззаботной улыбкой на их один и тот же вопрос: "Хочешь ли ты, красавица, узнать свою судьбу?" и вышла на городскую площадь, влекомая доносившимся оттуда странным шумом.
   В центре площади стояли какие-то деревянные приспособления неизвестного Шарот назначения. Праздно любопытствуя, толпился народ, издавая непрерывный гул, из которого резко доносились отдельные слова какого-то мужчины: "Приказом... приго ... вором ... рда... через... и... колесование.... тор...говца ... и Ведьму... сжечь".
   Шарот бочком пробиралась ближе к тому месту, на котором стоял этот человек в отличной от всех одежде, он держал в руках свиток и громко оглашал что-то толпе. Затем двое охранников привели мужчину средних лет, всего израненного, в рваной одежде, и сильно хромающую на обе ноги, истекающую кровью, избитую, изуродованную молодую женщину с взлохмаченными тёмными длинными волосами и табличкой на груди. Мужчина в красном колпаке, полностью скрывающем его лицо, привычно делал какие-то приготовления.
   А дальше... То, что Шарот увидела дальше, совершенно парализовало её тело и взорвало дух.
   Костёр. Горящая заживо когда-то красивая молодая женщина на глазах у мужа или отца. Её истошные предсмертные крики, взрывающие адской болью и мучениями живую человеческую плоть, душу и сердце, и её мольбы, и её проклятья. Никем не услышанные, напрасные мольбы женщины, обращённые к небу, к Богу. И её глаза! Какие у неё были глаза?!
   Чёрный, удушливый дым клубами. Тошнотворный запах горелой плоти, волос,... и радостные возгласы в толпе: "Ведьму сжечь! Ведьму сжечь! Гори, стерва!"
   И когда Шарот почувствовала, что мужчина тоже не сойдёт живым с помоста, она изо всех сил рванулась вперёд, чтобы пробиться к нему через озлобленную, бездушную толпу и спасти! Но!...
   Тут за руку её схватила и изо всех сил прижала к себе Сара. Она плотно закрыла Шарот глаза рукой и с трудом вывела её с места казни.
   Поверьте, Саре это было сделать очень нелегко. Бурлящую яростью Шарот вряд ли кто ещё смог бы в эту минуту сдержать, только материнское сердце Сары. Шарот хоть и не большого роста девушка и тоненькая, но невероятно сильная и крепкая.
  
   Дом. Горящий камин. Сара, как может, суетится. Не знает, что теперь с такой Шарот и делать. "Девушка в оцепенении и сдержанном гневе". Но Сара чётко понимает, что оставить её сейчас ни на минуту нельзя, и она без умолку что-то бормочет и ухаживает за Шарот, которая, кажется, её вообще не замечает и не слышит.
   - Ай, ай, ай, девочка. Хорошо, что дочка сейчас отцу обед понесла. И я решила просто пройтись на площадь, как повёл кто-то! Почти бежала я! Что же ты пошла одна в город, милая? А где Свенельд? Выпей-ка вина, дочка. Ты не замёрзла? Я вот сейчас поленьев в огонь подброшу, на плечи тебе платок кину, тепло будет. Милая, тепло будет. Скажи, хоть словечко, Шарот. Зачем, зачем ты только на площадь пошла? Господи! А я-то как чувствовала! Думаю, дай пройдусь до площади. Не ровён час, ты увидишь, как тут у нас с теми, кто умеет так лечить людей.
   Дома Сара так хлопотала около Шарот, как только могла. Приложила все свои усилия и хитрость и таки прилично напоила девушку горячим вином, тщетно пытаясь её ещё накормить и, между прочим, добиться от неё хоть какого рассказа. Но Шарот, потрясённая увиденным, была холодна как лёд и не проронила ни слова. Её лицо не выражало ничего, только горячее стремление призвать высшую справедливость. И она, не моргая, глядела в огонь, монотонно раскачивалась, сидя на лавке, вперёд-назад и бесконечно повторяя только одно:
   - Учитель... правосудия... Учитель... правосудия... - И так до вечера.
   Когда кузнец-оружейник вернулся вечером домой, Шарот всё ещё сидела в той же позе, раскачивалась и шептала.
   - Учитель,... правосудия... Учитель,... правосудия...
   Михаил услышал тихий шёпот. Взглянул на неё с порога, всё понял и мгновенно помрачнел, как грозовая туча, а Сара, практически не отпускавшая Шарот из объятий, не знала, что ему и сказать и как всё объяснить.
   Девушка заметила пришедшего хозяина, мгновенно остановила своё раскачивание, спокойно встала с места и обратилась к мастеру:
   - Михаил, скажи: ты сделал мне лук? Он готов?
   - Не-ет, ещё... - ответил мастер, косо посматривая на жену.
   - Мне он нужен. И как можно быстрей, - металлическим голосом продолжала Шарот. - Пожалуйста. Мне немедленно нужно уходить. Мне здесь нельзя. Сделай мне его быстрей. И тот, который я принесла, тоже. Пусть Свенельд научит меня стрелять, и я уйду, - она отвернулась в сторону от Михаила, пряча от него пустые глаза и свои мысли. Чуть удивлённо заглянула в очаг, наклонила немного голову набок и, сделав два шага, медленно приблизилась к открытому огню. Пламя, словно почувствовав её состояние, тоже будто бы потянулось к ней языками, выпуская навстречу острые, красные и синие лепестки дикого живого цветка.
   - Осторожно, доченька, обожжёшься! - окликнула её хозяйка, но девушка не слышала её. Изваянием стояла вплотную к открытому очагу, подставив маленькие открытые ладони нежно ласкающему её пламени. Шарот не моргая вглядывалась в волшебно ожившее золотое пламя, словно постигая его глубинную суть, тайну и ища в нём покоя. Она ещё глубже потянулась к огню рукой, и оно не обожгло её. Шарот глубоко вдохнула его жар, как дитя улыбнулась и... закрыла глаза.
   На полке вдруг мелко задрожала вся посуда, глиняный кувшин слетел и звонко разбился точно надвое. Супруги вздрогнули и застыли, не решаясь пошевелиться, чтобы не побеспокоить сейчас Шарот.
  

ГЛАВА 5

  
   Дорсетшир. 1290 г.
   На полке вдруг задрожал кувшин, слетел и разбился надвое. Супруги вздрогнули и застыли, не решаясь побеспокоить Шарот.
   Вскоре, будто бы проснувшись, она заговорила, как ни в чём не бывало:
   - Свенельд ещё не пришёл?
   Не произнося ни слова, бородач отрицательно покачал головой.
   - Хорошо, подождём. Сара, тебе чем-нибудь помочь? Получается, что я сейчас ничем не занята.
   Та тоже отрицательно покачала головой.
   - Жаль. Тогда сегодня я сама вас угощу, - спокойно сказала девушка и лёгким, как всегда, шагом направилась к кастрюлям.
   Оставшись одни в комнате, супруги обменялись страшными новостями, но больше всего их сейчас беспокоила сама Шарот.
   - Как же так получилось, а, Сарочка? Ведь я же просил Свенельда... Эх, мальчишка!
   - Ты знаешь,... я её сдержала в самый последний момент. И как только я оказалась там, рядом?! - шептала мужу Сара. - Как толкнул кто-то!
   Оба были взволнованны и возбуждённо высказывали свои опасения:
   - Что же теперь будет? Она сорвётся, и... - качал головой бородач.
   - Ей самой срочно нужен её отвар!
   - Где Свенельд? - спросил Михаил. - Где он бродит, чёрт его побери?!
   - Если была казнь, значит, он во дворце у старого лорда, - тихо пояснила жена.
   - Послать бы за ним... Но сейчас нельзя! Господи... Где ты, парень?!
   - Неизвестно ещё, сколько он там пробудет. Остаётся только ждать, - вздохнула Сара.
   - Значит, будем ждать. Эх, Свенельд, Свенельд! Нельзя было оставлять её одну! Ой, нельзя! - сокрушался Михаил и тёр себе кулаком занывший болью широкий лоб.
   - А где наша дочь?
   - Оставил её у соседей. Слава Богу, сама захотела поиграть с подружкой.
   - Хорошо. Сейчас ей не нужно быть здесь. Не надо. Может что увидеть и сболтнуть лишнего, и тогда... И мы, и Шарот, и Свенельд...
   - Да, да, ты права.
   За ужином хозяева прилагали все усилия, чтобы отвлечь Шарот от её мыслей. С натянутыми улыбками они говорили о пустяках, о Свенельде, вспоминая его детство и шалости. Девушка медленно ела и будто бы слушала их внимательно, на самом деле блуждая в своих размышлениях где-то совсем-совсем далеко. Лишь Свенельд появился в дверях, он в одно мгновение вернул её к реальности:
   - Я не нашёл тебя дома! Я...
   - Я просто прогулялась по городу, и всё, - спокойно ответила девушка. - Ты мне покажешь, как стрелять из лука? - как ни в чём не бывало, спросила она.
   Сидящие за столом напряжённо переглянулись.
   - Да. Сейчас? - удивлённо произнёс парень.
   - Если можешь, то сейчас.
   - Хорошо, я свободен.
   - Ха, Свенельд! - деловито перебил их диалог дядька и шумно встал из-за стола. - У меня возникли некоторые сложности с луком для левой руки. Нам нужно с тобой поработать вместе и сделать ещё одну примерку на руку Шарот. Дети, не спешите уходить. Пойдём-ка поговорим, сынок! - и Михаил увлёк парня за собой, крепкой рукой удерживая его за плечо.
   Они вышли. Мастер тихо, в подробностях рассказал племяннику, что произошло днём, и поделился своими опасениями.
   - М-м... - сокрушался парень. - Я знал! Я просто чувствовал, что она придёт туда, куда не надо! Но я не мог остаться!!! Это всё из-за меня! Всё! Теперь я с Шарот глаз не спущу, - заговорщически шептал Свенельд.
   - Вот уж да-а! И глаз с неё не спускай, понял?! Девочке сейчас нужно хорошенько развеяться и ни в коем случае не оставаться одной. Она не знала, что здесь вообще творится, и столкнулась с казнью, как видно, в первый раз в жизни. Её явно берегли. Девочка не от мира сего! Она хочет как можно быстрей покинуть наш город, и, я думаю, это очень разумно с её стороны. Свенельд, слышишь? Обучи её пока на своём луке стрелять. А я как можно быстрее закончу нашу с тобой работу. Ты принёс? - так же шёпотом говорил хозяин.
   - Жилу, тетиву? Да, всё готово. Из-за этого немного задержался. Гляди.
   - Отлично. Хорошая работа! Видно, что постарался. Давай сюда! Я думаю, что до заката я закончу всё полностью. Отвечаешь за Шарот головой, понял?! - оружейник сжал свой кулак для большей убедительности и показал племяннику.
   - Согласен. Пусть идёт, как идёт. Просто буду предельно внимателен. Глаз с неё не спущу! А придёт время - выведу её за город... сам. В лесу она у себя дома, в безопасности! Господи, что я говорю?!... В лесу... С волками... И в безопасности...
   - Да-а... Куда катится наш мир?...
  
   Весь следующий день Свенельд провёл с Шарот, обучая её стрельбе и письму под крышей своего жилища, а она, отвлекая себя от тяжёлых воспоминаний и переживаний прошлого дня, подробно посвящала своего друга в тонкости приготовления и действия снадобий.
   По завершении всех необходимых дел маленькая дикарка-врачевательница была готова покинуть город. Ждали только Михаила с готовым луком. Разговор не клеился. Короткие фразы, казалось, звучали не к месту. В воздухе висело напряжённое ожидание.
   - Это вот так... - ещё и ещё раз показывал парень девушке, как держать перо, чувствуя своё смятение.
   - Да, хорошо, я поняла.
   - Здесь петелька и чёрточка... - продолжал он, не зная ни как завершить разговор, ни как продолжить.
   - Да, ясно, - с тем же чувством отвечала она.
   Наконец двери скрипнули, и вошёл дядька Михаил, со строгим, несвойственным ему выражением лица. Шарот показалось, что он сейчас как-то пошутит, но она ошиблась. Он очень спокойно, без лишних движений сразу с порога приступил к делу:
   - Иди сюда, девочка, - произнёс он.
   Шарот так же спокойно откликнулась на его просьбу.
   - Это сюда, это сюда. Застегни ремешок. Удобно?
   - Удобно.
   - Пробуй! - мастер был деловит и сдержан.
   - Что? Стрелять?
   - Нет. За спину - и достать. Стрелу в колчан и обратно.
   - Хорошо, - она ловила нужные движения, пока не освоила их, затем глухо произнесла себе под нос: - Пора мне.
   - Куда? - спросил мастер и переглянулся со Свенельдом.
   - Домой, - коротко ответила быстрая ученица, - скоро ночь.
   - Да, действительно пора домой, - подхватил бородач, придавая словам Шарот совсем другой смысл: - Сарочка уж давно, наверное, приготовила ужин и заждалась нас. Похлёбка из каплуна у неё, ой, знатная, с потрошками и лепёшками. Ах, какая горячая и ароматная юшка! Давайте, детушки, скоренько. Выстынет юшка, Сарочка переживать будет... - пытаясь разрядить обстановку, он вернулся к своему обычному полушутливому тону.
   Его тут же поддержал племянник:
   - А лепёшки будут?! - и вдохнул так, будто перед ним стояло целое блюдо с этими горячими лепёшками.
   - Чечевичные, парные, с грибами! М-на! - рыжий бородач сложил пальцы щепотью, приложил к губам и причмокнул - Хозяюшки мои как раз выпекать начали, когда я решил заглянуть и узнать, не пришли ли вы уже.
   - Ну, ты как самое главное - так напоследок! - шутя укорял его Свенельд. - Ну, как можно было молчать?!... И про лепёшки, и про всё остальное, - и демонстративно сглотнул слюну. - Это же святое! Заморите вы племянника голодом... - укоризненно покачал он головой, - ...такого молодого... - и добавил с дурашливой жалостливостью в голосе - ...и такого красивого... А мне надо ещё о-го-го! - сделав паузу, он продолжил: - Мама мне всегда говорила: "Кушай, Свенельдик, всегда много и хорошо!" Эх, дядюшка, дядюшка! Пожаловаться на тебя некому. Чего мы здесь сидим, ждём?! - расширил глаза Свенельд и шагнул к выходу, будто готов был уходить отсюда немедленно.
   - Дела важные заканчиваем, - подыгрывал ему рыжий бородач.
   - Какие ж могут быть дела важнее этого?! - продолжал шутливо пыхтеть парень. Поглядывая на Шарот, он пытался привлечь её внимание.
   Но она так же холодно, как и прежде, повторила:
   - Домой. Мне нужно домой.
   - Так! Взяли вещички, и пошли, - не обращая внимания на лёд в голосе Шарот, Михаил деловито засуетился. - Не будем заставлять моих женщин ждать. И огорчать их тоже не будем! Правда, девочка? - и при этом хитро посмотрел на Свенельда, подмигнул ему и кивнул в сторону Шарот.
   - Конечно, дядюшка! Какой человек в здравом уме... - Свенельд подошёл к Шарот и, подхватив её под колени, бесцеремонно перекинул её себе через плечо, - ...откажется от этакой вкусноты! Ну, я не знаю такого, - и хлопнул девушку по голени. - А ты, Шарот? Знаешь кого-нибудь?
   Девушка, не сопротивляясь, просто повисла на парне и, подставив обречённо ладони себе под обе щёки, подтвердила, смирившись:
   - Да, я тоже не знаю!
   - А вот и славненько! - нараспев произнёс Михаил, улыбаясь от уха до уха во все - не все свои зубы. - А теперь тихо, - продолжил он уже серьёзно.
   "Да-а,... они, конечно, смогут тихо,... если захотят... - бурчала себе под нос Шарот, обсуждая этих здоровяков не слабого десятка. - Ведь и действительно нехорошо получится, если уйти сейчас, не попрощавшись...", - подумала она, смягчившись от шуток мужчин и близости Свенельда.
   Сумерки уже совсем скрыли очертания домов, когда наконец все трое выбрались наружу.
   - Сама пойдёшь? - спросил вкрадчивым шёпотом "носильщик" девушек.
   - Нет уж! Неси сам, раз взялся, - подперчённым голоском отвечала "ноша".
   - Думаешь, не смогу? - поддевал её парень.
   - Думаю, болтаешь много. А донесёшь ли - посмотрим.
   Свенельд деловито подбросил девушку на плече. Шарот от неожиданности вцепилась в его бока.
   - Ха-ха-ха!.. - хихикнул Свенельд. И, сбросив с себя руки Шарот, признался ей тихо на ухо: - Я щекотки боюсь! С детства.
   - Ну и ну! У тебя ж мышцы во какие! А ты как маленький!
   - Тише вы, сороки! - чуть обернулся рыжебородый. - За целый день не настрекотались?
   - Мы только что начали, дядюшка, - оправдывался племянник, поддерживая шутливый тон.
   - А целый день где были? Что делали?
   - Учились,... учились... Ты что, думал, просто так шлындались?
   - Проверю болтуна, ой, проверю!... - недоверчиво покачал головой мастер.
   - Тогда не меня одного, пусть она тоже отчитается, - хмыкнул Свенельд и тут же получил от Шарот тычок пальцами в рёбра.
   - Ой! - вскрикнул он.
   - Что "ой"? - обернулся Михаил.
   - Оступился я, - соврал Свенельд.
   - Леди!... - укоризненно буркнул бородач.
   Лишь распахнули они дверь в дом рыжего мастера, как их носы ощутили заманчивый аромат, будоражащий здоровый аппетит.
   - Отпусти меня немедленно, - приказала девушка.
   Но не успела она произнести фразу до конца, как её жёстко уже поставили на пол.
   - Тётушка! Я Вас так люблю,... то есть вашу похлёбку! А вот они,... они!... - резвясь, по-детски пожаловался Свенельд и широко шагнул мимо тетушки прямо к горшкам с едой, "забыв" о девушке.
   - Нет, это они, мне не рассказывали до последнего о лепёшках и обо всём остальном!.. - неожиданно включилась в игру Шарот и показывала пальцем на мужчин.
   - Сарочка! И ты им веришь? Я их не мог никак оторвать друг от друга, и о твоём ужине они вообще слушать ничего не хотели! Силой привёл! - доказывал свою невиновность Михаил.
   Слушая эти странные разговоры, младшая хозяйка обратилась к матери, глядя снизу вверх, и, подёргивая её за фартук, спросила с серьёзным видом:
   - Мам, я не пойму, во что они играют?
   - Во взрослых, детка, и иногда у них получается. А сейчас вот, видишь, - и Шарот заразилась. К столу! - уже твёрже произнесла гостеприимная хозяйка.
   Сытный ужин быстро завершился. Шарот не оставляла мысль покинуть город ещё сегодня. Все присутствующие осознавали это, но никто не хотел её торопить. Наконец девушка приняла решение и начала собираться. Сара отлучилась приготовить ей в дорогу гостинец.
   - Нет, нет, мне ничего не надо, - мягко произнесла Шарот, обернувшись ей вдогонку. - Вот только... если лепёшек.... Можно?
   И хозяйка быстро этим занялась. Михаил переминался с ноги на ногу и чесал себе густой затылок, стоял рядом с Шарот и молчал. Девушка успела стать близкой всем в этой семье, и теперь от мысли, что она сейчас уйдёт и, возможно, навсегда, у всех щемило сердце. Скрывая волнение, бородач отошёл, подсел поближе к огню, опёршись на локти, и глядел на неё издалека.
   Свенельд тоже мялся, не знал, как и куда приткнуться и когда же всё-таки вручить ей свой подарок. Наконец на коротком вдохе он подошёл к Шарот:
   - Погоди, не надевай на себя накидку, примерь вот это, - и протянул ей жилет из мягкой тонкой коричневой кожи с жёсткими металлическими вставками на груди, животе и спине; со шнуровками, чтобы удобно было подогнать по размеру.
   Металлические пластины, вшитые в плечи, совсем не стесняли движений её рук. Шарот была приятно удивлена искусно сшитой Свенельдом обновкой:
   - Я думала, ты просто болтун, а ты - мастер! Когда же ты успел? - улыбнулась она глазами.
   - Пока ждал тебя.
   - А размер?
   - Я запомнил. Только вот после истории с тигром, я успел ещё кое-что ещё в него добавить, - смутился он и приложил к ней лёгкий доспех, защищающий от когтей диких животных.
   Потупив глаза, он стал подгонять вещь по её фигуре. Очень ловко шнуруя, Свенельд объяснял девушке, как это делать самой. А она только изредка посматривала, что он и как делает. Глядя на смущавшегося парня почти в упор, опьянённая его дыханием и не очень ловкими прикосновениями к её стану, Шарот потянулась к нему. Встав на цыпочки, поправила его длинные, до плеч, ровные, непослушные соломенные волосы, взяла его голову в маленькие кучки, наклонила к себе и поцеловала в лоб длинным нежным поцелуем. Затем поцеловала в уголки губ. Затем в губы. Свенельд остолбенел и вспыхнул. Его сердце обухом стучало в глотке, ладони сами собой разжались и задрожали. Он затаил дыхание и стоял не шелохнувшись.
   Михаил обернулся на паузу в разговоре, тоже затаил дыхание, но с его губ случайно сорвалось:
   - Что это было, Сара?
   Но Сара вместо ответа толкнула мужа в плечо. Ему ответила Шарот:
   - Поцелуй... Просто поцелуй.
   - Повтори это ещё раз, - попросил шёпотом Свенельд и подхватил её, как пушинку, на руки.
   Она тут же повторила поцелуй, закрыв глаза, и зазвучавшая в ушах соединённых судьбой музыка закружила их в безмолвии комнаты, и это кружение сопровождалось потрескиванием поленьев в очаге. Пролетели пьянящие минуты. Пылающие любовью губы нехотя разомкнулись. Свенельд прижал её к себе ещё крепче, потом отпустил и аккуратно поставил на ноги.
   - Тебе пора, Шарот, - произнёс Свенельд ей на ушко в глубоком опьянении поцелуя, совершенно не желая этого и одновременно боясь того, что она может остаться.
   - Да, ты прав. С каждой минутой мне будет всё труднее это сделать, - согласилась она и отвела глаза в сторону.
   Она собралась с духом, забрала свои вещи, вскользь глянула каждому в глаза и, сразу же вышла, мгновенно растворившись в темноте холодных каменных улиц.
   Свенельд не сдвинулся с места, сжал в руках край своей одежды, напрягая до предела все мышцы тела, чтобы только не оглянуться, не окликнуть её и не побежать следом. Сознавая, что это единственно правильное решение для них обоих, он стоял и смотрел в пустоту пола, потом перевёл взгляд в нервно подрагивавший огонь затухавшего очага. Затем он вышел на тёмную улицу, сжал челюсти, остановил дыхание, поднял глаза к звёздам и представил, что Шарот тоже, возможно, именно сейчас смотрит на них, прощаясь с ним навсегда. Лицо у него задрожало, зубы сжались ещё сильней и, успокаивая своё взволнованное, любящее сердце, он медленно пошёл восвояси, с опаской и надеждой иногда оборачиваясь на одинокие, дрожащие тени тусклых, пугливых уличных фонарей.
   А Шарот отдала весь пыл сердечных чувств дороге. Она неслась изо всех сил, борясь с собой, чтобы не вернуться.
   Да, они приняли решение вдвоём, и теперь этого никто не мог изменить.
   Девушка, не останавливаясь, пробежала через рощу. Волки, ожидавшие её, присоединились к ней и проявляли свою нежность и нетерпение на ходу.
   "Только не останавливайся, Шарот! - звучало у неё в голове, - только не останавливайся!!!" Она летела домой, почти не касаясь земли.
   Тёмный лес. Яркий, белый, почти полный месяц. Быстро мелькающие меж деревьев таинственные тени и тусклый свет. Шорохи и всплески перепуганных ночных птиц. Кусты. Чёрные стволы сильных деревьев и их потревоженные спящие кроны. Серебряная полоска света на ряби знакомой, спокойной сейчас, чёрной реки.
   Добравшись до брода под утро, Шарот щедро ополоснула лицо студёной водой, отбросила волосы назад, подняла голову к небу.
   "Звёзды. Ещё столько звёзд! Столько тайн! И кто я во всём этом?" - вдруг задумалась и замечталась она.
   Пришла в себя, и уже вскоре вслед за друзьями она оказалась у себя в остывшем логове. В таком состоянии Шарот с первой попытки всплеском руки разожгла огонь в очаге и, наспех пообщавшись с Лобо и стаей, забралась под медвежью шкуру и замолчала. Укрывшись с головой и сдерживая горячие чувства, клокотавшие в её девичьей груди, Шарот медленно и тревожно засыпала. Согреваемая, как всегда, своими друзьями, она снова ощущала прикосновения мягких, тёплых губ парня, его объятия. От ярких картин воспоминания у неё кружилась голова, жгло истомой всё тело, стонало и рвалось к любимому сердце, и она мысленно крепко сковывала себя невидимыми железными обручами, чтобы только удержаться, удержать себя волей и не вернуться в город.
   Прошёл далеко не один день и не один месяц, прежде чем она смогла думать ещё о чём-то, кроме Свенельда. Сделанный им кожаный жилет-доспех, который Шарот почти не снимала, создавал иллюзию его присутствия и чуть-чуть успокаивал её.
  

ГЛАВА 6

  
   Старая Англия 1292 г.
   Сменилось две луны. На реке стал непрочный лёд. Девушка не ходила за реку, предпочитая охотиться на этой стороне. Деревья уже полностью сбросили листья на зиму и казались Шарот грустными, одинокими и брошенными. Лишь вечнозелёные сосны и ели напоминали ей о постоянном присутствии здесь Шато и Учителя. Иногда она разговаривала с ними, делясь чувствами и сомнениями, живущими в её мятущемся любящем сердце.
   Подолгу глядя на реку, лес или огонь, Шарот всё чаще начинала задавать себе вопросы, рассуждать и глубже понимать суть обычных вещей.
   "Не всё так просто, как мне бывает кажется,... - говорила она, глядя на лес в снегу. - Жизнь как будто замерла, но всё же она продолжается. Я это точно знаю. И разве она умерла? - думала она о реке. - И луна, каждый раз сменяя солнце, разве не возрождается вновь? Нет, река по-прежнему течёт под льдом, хотя мне сейчас это и не видно, и её ничто не остановит. И луна многократно повторяя свой бесконечный круг, меняет своё лицо и меняет меня. И это я уже знаю. Но, почему так? Кто и как всё это создал столь волшебно и восхитительно? Кто я? Зачем я? Что вообще такое жизнь? Как она появляется? И что значит умереть, замереть навеки? Нет, нет, что-то все-таки есть за всем этим! Там... Я такая же сильная, как эта река и луна! И меня тоже ничто не остановит. Я буду, как луна, менять лицо, но буду жить. Буду", - рассуждала Шарот, укрепляя свой дух.
   Тем временем Свенельд с друзьями тайно строили планы в отношении своего молодого хозяина. Отец его, старый граф, собирался в долгий путь по слегка подмёрзшим дорогам поздней осени. Отправляясь сейчас, он рассчитывал к весне привезти сыну достойную невесту - жену и мать своих будущих внуков. Старый граф не торопился с этим выбором, так как считал это дело особо ответственным. Три достоинства будущей невестки, он считал, должны быть обязательными: обширные богатые земли в приданое, плодовитость и здоровье её рода и красота. "Не быть же моим внукам уродами!" - говорил он. Поэтому, доверяя только себе, он взял этот вопрос в свои старые, больные, но всё ещё цепкие руки.
   Оружейник Михаил со своими друзьями-кузнецами готовили ему лошадей в дорогу, ладили упряжь. И кое-что делали с подковами лошадей свиты молодого рыцаря Айгориана. Заговорщики понимали, что это единственное предоставленное им судьбой время, чтобы истребить злое семя под самый корень.
   Из охотничьих рассказов Шарот Свенельд узнал о глухом месте, где болото смыкается с рекой, оставляя между ними лишь узкую перемычку - кабанью тропу, и о том, что весной пробуждённая река заливает все эти места, испытывая на прочность всё на своём пути. Он побывал здесь несколько раз, совершая короткие разведывательные прогулки, и решил, что лучшее для задуманного время - период, когда болото будет покрыто тонким льдом, который скроет не только границы опасной топи, но и само её присутствие.
   Обсуждая это в лесу с друзьями, он часто бросал взгляд на колючую изморозь на траве и кустарнике в надежде заметить следы волков и Шарот, но лес не выдавал какого-либо их присутствия. Это огорчало Свенельда и успокаивало одновременно.
   И вот настал этот день. Айгориан с небольшой свитой, в которой были и Свенельд со своим другом из ловчих, вышли на кабанью тропу. Гончие псы лихо взяли след и погнали тяжёлого зверя.
   "И, о удача!" - дичь уносила ноги в нужную заговорщикам сторону. Но сегодня единомышленников в этой компании оказалось только двое. Они оба знали, что их лошади более уверенно стоят на льду на специально сделанных Михаилом хитрых подковах. Друзья переглянулись, и ловчий взял на себя роль ведущего, будто бы вызывая всех остальных на состязание, а Свенельд держался, как всегда, позади, сейчас ожидая удобного момента для нападения.
   Гончие псы быстро настигали молодого клыкастого жирного вепря и легко пролетели за ним по узкому прочному перешейку, след в след. Точно держась следов животных, за ними несся ловчий. Сталкивая соперников с дороги на тонкий болотный лёд, он как бы невзначай создал неразбериху. Лошади, теряя равновесие, скользили и слетали вместе с всадниками в густую, вязкую подмороженную грязь болота. Ещё не разобравшись, что к чему, всадники резвились и один за другим совершали одну и ту же ошибку, направляя лошадей от реки в сторону скользкой болотной топи. Не избежал её и Айгориан. Его лошадь тоже поскользнулась, повредила ногу и сбросила своего седока в топь, придавив его ноги собой. Началась сумятица. Это был тот идеальный момент, который мгновенно использовал Свенельд. Он тут же нанёс свой первый решительный удар в спины стражников, выпустив одну за другой разящие стрелы. Сообразившая что к чему охрана вступила в бой, защищая себя и своего хозяина.
   Бой был тяжёлым, неравным, пятеро против двух. Свенельд, зная своё позиционное преимущество, сдерживал охрану на перешейке у болота, а его друг - чуть поодаль на твёрдой земле. Под ногами взмыленных лошадей суетились вернувшиеся собаки, мешая обеим противоборствующим сторонам. Смельчаки быстро теряли свой единственный козырь и сами втягивались в вязкую хлябь болота. В поединке на мечах Свенельд получил удар, выбивший его из седла. При падении он ударился о пенёк мёртвого болотного дерева и, свалившись с него, погрузился в ледяную жижу по грудь. Противники, ещё державшиеся в седле, не последовали за ним, чтобы добить, а развернулись и теперь представляли смертельную опасность для другого заговорщика - ловчего. Исход сражения, казалось, был предрешён. Казалось, все погибло, кончено! И тогда Свенельд решился: достал из-за спины свой охотничий рог и поднёс его к губам.
  
   В это время Шарот вместе со всей большой стаей спокойно и терпеливо выслеживала осторожную дичь в своих обычных охотничьих угодьях за рекой. Вдруг до неё донёсся взбудораживший её сердце не громкий звук охотничьего рога.
   "Один... Два! Три!!!.. - считала она, отвлёкшись от монотонной гонки. - Что-то случилось! Он зовёт меня! Любимый, я уже иду!!!" - она точно знала откуда пришёл звук и ни мгновения не колеблясь, Шарот полетела, как на крыльях, и мягкий невысокий снег отдалённого молодого подлеска ничуть не замедлял её. Голодные волки, бросив дичь на открытом холме, снова нырнули в лес и держались следом за девушкой-вожаком.
   Вскоре перебравшись через реку по не окрепшему кое-где льду, обходя ещё открытые полыньи, они подобрались поближе к месту беспорядочной возни у болота.
   Шарот сразу же смекнула, что происходит, и сходу пустила стрелы в нападавших на одного. Разгорячённые голодные волки сделали свой ход и бросились на двух уставших лошадей с поломанными ногами. Крепкие, холёные, но уже помеченные смертью животные, выкатив перепуганные блестящие чёрные глаза, хрипели с пеной у рта, представляя собой лёгкую добычу для зубов голодных хищников, и уже щедро заливали своей горячей кровью свежий лёгкий снег, окрашивая его кроваво-красными брызгами. Гончие псы тоже вели неравную драку с волками, ставкой в которой была их собственная жизнь, и далее спасались бегством.
   Рык, крик, ругань, битва не на жизнь, а на смерть, кровь, ещё кровь... Смешалось чёрное, белое и красное. Сила, долг, месть, отчаянная смелость и предчувствие скорой гибели, трусость, бессилие и обречённость. Всё воедино: и земля, и люди, и кони, и собаки, и волки.
   Неожиданное появление воительницы и стаи небывало крупных волков отрезвило всадников и заставило их подумать о себе, а не о рыцарском долге. Бросив своего хозяина в трясине, они пытались спастись уже каждый сам по себе. Молодые волки держали терявших силы всадников в плотном кольце у кромки реки, не пуская их в глубь леса. Тех, кто пытался самостоятельно выбраться из болота, перепуганные, топчущиеся по трясине лошади скорее обрекали на гибель, чем давали шанс выжить. Среди них был и Свенельд.
   Сбросив с себя на ходу всё лишнее (накидку, лук, колчан), Шарот лихо взобралась на стоящую вблизи от Свенельда гибкую берёзу. Она наклонила её своим весом как раз к его рукам и, спустившись по стволу вниз, передала ему силу дерева и подарила любящий тревожный взгляд.
   Какой-то всадник, придавленный своей лошадью, был гораздо ближе к твёрдой земле, чем Свенельд. Не раздумывая, Шарот пришла на помощь и ему. Сбив небольшое деревцо несколькими ударами медвежьих клыков с зазубринами, она подала его тонувшему в болоте человеку вместе с надеждой на спасение. Не выпуская из вида Свенельда, охотница вытянула перепачканного в грязи беднягу на твёрдую почву. Как только он оказался в безопасности, снова метнулась к Свенельду. Повиснув всем телом на том же дереве, за которое держался её любимый, она протянула ему руку.
   Крепко схватив Шарот за запястье, парень смотрел на неё в полном недоумении.
   - Зачем ты его? Это же он!.. Айгориан! Ты его не узнала?! - негодовал Свенельд.
   - Что?! Кто-о?!.. - имя ненавистного для Шарот человека громом прозвучало в голове, но она тут же собралась и крепче сжала запястье Свенельда. - Держись!.. Держись крепче! - прорычала она, впившись в его руку и обнимая спасительное дерево.
   Руки девушки напряглись донельзя и захрустели в суставах. На её кожаном жилете сбоку лопнул шнуровочный ремешок, и Свенельд почувствовал, что Шарот долго не выдержит его веса и может сама сорваться и оказаться рядом с ним в болоте.
   Да, он был гораздо крупнее и тяжелей её, но Шарот не собиралась сдаваться. Чем трудней ей было, чем громче скрипела кожа на жилете, тем сильнее она сжимала его руку и свои зубы.
   - Погоди! Ты сейчас вырвешь себе плечо! Не надо! Брось меня, Шарот!.. Брось! Ты не сможешь! Не надо! Не стоит! - выкрикнул он и ослабил захват.
   Вдруг по телу Шарот прокатилась горячая, мощная волна сопротивления и злости на Свенельда за то, что он сейчас был готов прекратить борьбу за себя и сдаться. Ей в одно мгновение стало жарко и показалось, что она только что вдохнула глоток белого огня, который выжег сейчас из её сердца всю нежность и придал телу силу десяти воинов и упрямство стада ослов. Набравшая грязи и влаги меховая накидка Свенельда всё ещё плотно держала его в болоте.
   - Держись!!! - сквозь зубы процедила Шарот, сделала ещё один вдох и на выдохе - мощный рывок всем своим маленьким крепким телом на себя.
   Под натиском единого усилия Шарот и Свенельда застёжки на его меховой накидке наконец порвались и дали парню возможность схватиться второй рукой за ствол дерева, сделать вдох полной грудью и затем, к счастью обоих, выбраться из топи.
   - Теперь я сам. Всё, всё, Шарот... Я сам! - тяжело дыша, замерзающей улыбкой скривился парень и рьяно продолжил выбираться из болота.
   Шарот чуть ослабила мышцы, но всё ещё не отпускала его. Лежащий в грязи, в пяти-семи шагах от них, Айгориан беспомощно скулил, покрываясь коркой ледяной грязи и взывал о помощи. Замерзая, он застывал, и вместе с ним застывал его голос.
   Укрыв Свенельда своим меховым плащом и лишь немного отдышавшись, Шарот будто что-то вспомнила, встала. Её глаза вдруг как-то изменились и стали стеклянными, черты лица неподвижными и скованными. Она наклонила голову вперёд и, глядя исподлобья, как волчица перед броском, устремила в сторону Айгориана медвежьи клыки. Шатаясь, медленно и неумолимо пошла к нему, готовая нанести окончательно решающий всё дело, смертельный удар. Рядом, со стороны леса, просвистела стрела, следом вторая. Появившись, как из ниоткуда, Лобо грудью сбил Шарот с ног и, прикрывая её собой, принял следующую стрелу прямо в сердце. Он прижал девушку к земле всем весом и сразу расслабился. Стрела навылет пробила грудь матёрого волка и, если бы не твёрдый кожаный жилет Шарот, серьёзно ранила бы и её.
   Алая кровь тонкой атласной лентой опутала Шарот и Лобо, связывая их души воедино. Она сразу всё поняла, закрыла глаза, крепко обняла друга, стиснула донельзя зубы и, сдерживая отчаяние, горячо выдохнула.
   "Зачем ты, Лобо?!.. Господи, зачем?!.. Что ты наделал?!.." - и глядела в его небесные, почти человеческие, мудрые глаза, ища ответа или прощения.
   Ещё несколько мгновений он был с ней. Верный друг уходил быстро, казалось, осознанно, ни о чём не сожалея. Шарот чудилось, что, закрывая свои разумные голубые глаза, Лобо улыбается.
   Она аккуратно и бережно сломила стрелу в его груди, свалила Лобо с себя. Положив рядом, не сводила с него глаз и не выпускала из своих крепких объятий.
   Через мгновение, так же из ниоткуда, перед Шарот вдруг возникла Рыжая и ещё несколько матёрых волков. Закрывая собой тело Лобо и Шарот, самка стояла твёрдо, как щит, широко расставив крепкие лапы. Наклонив низко морду и крепко опершись о землю всеми четырьмя лапами, она глухо рычала, зорко глядя в сторону находившейся поодаль поляны. Оттуда ещё доносился шум драки собак и молодой когорты волков. Там, почти рядом с ними, был ещё один человек, который, пользуясь короткой передышкой, стоял за деревом и натягивал упругую тетиву. Она немного похрустывала на морозе. Стрела, готовая сорваться в любую секунду, была почти уже в пути. Но рыжая волчица была начеку, она стояла не шелохнувшись, закрывая своим телом цель для стрелка.
   Остальные волки ходили кругами, начиная трепать замерзающего в грязи Айгориана.
   Шарот поднялась на локти, села и сняла с руки медвежьи клыки. Свенельд у своей спасительной берёзы был в окружении тех волков, которых он когда-то угощал лепёшками. Они щёлкали зубами, но не трогали его. Наблюдая за всем происходящим немного со стороны, оружейник увидел то, что не видел больше никто, кроме него и волчицы, что стояла перед Шарот. Спешившийся всадник натягивал свой лук и целился в спину дикой охотницы. Свенельд крикнул в то же мгновение, предупредив Шарот об опасности.
   - "Ша-а-ро-о-от!.." - его крик мгновенно подхватило эхо.
   Стрела взвизгнула. Но Рыжая волчица опередила её и, коротко подпрыгнув, приняла смерть Шарот на себя, прямо в горло, поймав, как глупую птичку. Волчица споткнулась, пошатнулась, потеряла равновесие и упала навзничь, почти на руки Шарот.
   Шарот приняла и её тело, опустила на снег рядом с Лобо, в одно мгновение вскочила на левое колено, схватила свой лук и на коротком вдохе пустила ответную стрелу в сторону мелькнувшей за деревьями тени. Следом ещё и ещё одну. Услышала короткий вскрик и с ярым гневом отбросила оружие в сторону. Это был тот самый, злополучный Айгорианов лук.
   Мгновение, и вокруг всё стихло, только прерывистое тяжёлое дыхание и бешеное биение сердца Шарот заполняло нависавшую над этим местом мёртвую тишину.
   Через несколько минут, захлёбнувшись собственной кровью, и Рыжая перестала дышать. Обнимая её, Шарот затаила дыхание и приняла последний взгляд и вдох волчицы. В эту минуту у Шарот что-то оборвалось в груди, ударило в затылок, помутилось сознание. Сердце и лёгкие будто сковало тяжёлыми, неподъёмными железными обручами. Она не могла сделать вдох, не могла разжать зубы и ещё не могла принять и осознать всего случившегося. Шарот опустила глаза, беспомощно упала на колени и нежно и аккуратно накрыла собой тела обоих своих волков, широко, как крылья, распахнув им свои любящие объятия. Они оба были бездыханные - её невероятный, мудрый Лобо и Рыжая.
   Шарот согревала собой их быстро остывавшие тела.
   Ещё утром она спорила с ними, обнимала за шеи и слышала стук их сердец. А теперь... Тишина! Всё было кончено! В каких-то несколько минут было ВСЁ КОНЧЕНО! Ничего исправить нельзя!
   Обожжённая невообразимо огромным для себя горем, Шарот зачерпнула ладонями мёрзлую грязь с кровью погибших волков, сжала в кулаках, поднялась на колени, запрокинула голову к небу и закричала всем своим сердцем, каждой своей клеточкой, нещадно разрывая себе лёгкие, гортань, душу в кровь. Этот истошный то ли вопль, то ли рёв, то ли последнюю песнь дикой матёрой волчицы подхватило отзывчивое эхо и разнесло страшную весть по немым оледенелым лесным окрестностям. Отражаясь в горах, надрывное, скорбное эхо покатилось тяжёлым угловатым камнем по реке, унося за собой имена и души тех, кто был Шарот дороже её собственной жизни.
   - ЛОБ-О-О-О!!! РЫЖАЯ!!! ЗА-АЧЕМ?!!!... А-А-А-ААА!!!...
   В крике, казалось, что сердце Шарот вот-вот взорвётся, замрёт и остынет вместе с телами и душами погибших волков навеки. Стая быстро собралась и окружила девушку плотным живым кольцом. Дружно, как один, волки подхватили последнюю, прощальную песню девушки-вожака, потревожив лёгкий снег, лежавший непрочно на верхушках ближних деревьев.
   С ветки взметнулась чёрная птица, исчезла в верхушках деревьев и издалека прокричала что-то зловещее.
   Сознавая муки, переживаемые сейчас Шарот, Свенельд очень чётко вспомнил её слова: "Они знаешь, какая пара? Раз - и на всю жизнь! Она даже беременная, ещё не оправившись после тяжёлого ранения, встречала его, своего Лобо. Знаешь, я их так люблю! Не знаю, как бы я вообще без них! Они мне всё равно как мать и отец. И приказать могут, и научить, и защитить". И Свенельд продолжил вслух:
   - Даже ценой своей собственной жизни...
   Шарот прекратила крик только тогда, когда её связки больше не могли издать ни единого звука. Она замерла над волками на какое-то время, не в силах принять столь невосполнимую для себя утрату, спрятала лицо в их ещё тёплой шерсти и не желала открывать глаза навстречу тому, что уже никому никогда не поправить. Затем молча приподнялась, кое-как взяла обоих волков на руки и, раскачиваясь, будто убаюкивая детей, обнимала и заливала слезами морды своей неразлучной пары. Её сознание вдруг стало покидать тело. Оно плавно покатилось туда, куда эхо только что унесло длинную, прощальную песню стаи. Шарот застыла, глядя куда-то вдаль своими широко открытыми глазами, снова увидела всё, что произошло, будто в остановившейся воде, и поняла причину их гибели. Постепенно возвращаясь к сознанию, она молча плакала, постигая свою роковую ошибку, стоившую её первым и самым верным друзьям жизни.
   "Я... Я принимаю ваш дар, - молча говорила она. - Я не стану больше, даже мысленно, нарушать договор, Шато... Я не убью ни Айгориана,... ни кого-либо ещё. Я принимаю этот подарок... от вас... обоих, Лобо, Рыжая. Родные мои! Как же я теперь, без вас? Как?! Только скажи мне, прошу тебя, Учитель, ответь: не слишком ли дорога цена за мою ошибку, ведь это была ещё только мысль?! И почему они, а не я сама?! Почему? Кто я?!!! Господи: кто я?!!!"
   Шарот, не дождавшись ответа, уверенно поднялась на ноги. Коротким знаком руки отвела волков от мёртвых людей. Жестами показала Свенельду, что делать дальше. Он не хотел верить в то, что сейчас видел и понимал, но ничего оспаривать не решился. Шарот бережно переложила тела погибших волков на свою широкую накидку, крепко взялась и сама потащила поклажу вниз, к реке. Свенельд перебросил через плечо тело Айгориана, в котором ещё теплилась жизнь, и поплёлся, еле держась на ногах, следом. Болотная грязь застывала на его одежде, как панцирь, трещала, скалывалась и падала, а парень не замечал ничего, лишь внимательно следил за каждым шагом глухо стонавшей Шарот. Он был готов в любое мгновение сбросить с себя, к чёртовой матери, Айгориана и прийти к ней на помощь, нести волков, если надо будет, на своих руках весь путь. Но Шарот... Она сейчас была как несокрушимая сила всех любящих и скорбящих сердец, готовых защищать то малое, что ещё осталось. Была как воин, что, осознавая своё предназначение и ответственность за него, через все преграды идёт вперёд; как дитя, которое в одночасье, потеряв обоих родителей, осознало себя одинокой сиротой. Да, она тщательно выбирала дорогу по непрочному льду реки, ступала тяжело, но не останавливалась. Ориентируясь на особое поведение на льду Серого, сына Лобо, осторожно двигавшуюся рядом с ней стаю и приобретённый за эти годы немалый опыт, она шла и тащила свою тяжёлую ношу по льду одна.
   Бросив у подножья горы почти совсем замёрзшего Айгориана, Свенельд помог Шарот аккуратно внести её бездыханных друзей в логово и только после этого вернулся за ненавистным ему хозяином.
   К тому времени Шарот уже аккуратно устроила навеки затихшую пару неразлучных волков около очага. Она сложила странный шалаш для костра и вложила в него какие-то травы и смолу. На земле вокруг костра своим ножом сделала небольшие рисунки с понятным только ей значением. Молча подала Свенельду знак, чтобы тот плотно заправил полог перед входом в логово и привалил его камнями. Дала ему и Айгориану чистую шерстяную одежду, сохранившуюся ещё со времён Шато. Затем решительно, с одного движения, "всплеском" руки разожгла костёр. Свенельд почувствовал, что его тело наливается огнём изнутри. Он удивительно быстро согревался, и молодой длинноволосый граф тоже.
   А с Шарот что-то странное происходило. Сейчас она была совсем другая, не та, что ещё утром этого дня. Не та, какой её знал и помнил Свенельд. В её теле бушевали, соревнуясь между собой в силе, и огонь, и вода, и ветер, и отчаяние. Земля жгла ей ноги, одежда мешала двигаться, будто за спиной у неё сейчас вот-вот вырастут огромные крылья. В голове у Шарот надрывно пульсировало сознание собственной вины, страшная, неутолимая боль потери и неготовность принять того, что ей не под силу изменить. Она не знала, что с этим делать, куда себя сейчас деть. Сознание, мысль, душа желали покинуть тело, уйти отсюда, сбежать от себя, и одновременно они хотели прожить всё это, миг за мигом, осознанно, чётко, чтобы запомнить всё и навсегда.
   Не в силах сопротивляться странным сильным чувствам и ощущениям в теле и в душе, Шарот просто позволила этому быть. Её тело, подчиняясь какому-то глубокому внутреннему зову, начало плавно двигаться, изгибаться, подражая стихиям то по отдельности, то всем вместе. Она постепенно сбрасывала с себя грязную одежду, ускоряясь и подчиняясь в танце только одному существующему сейчас в мире внутреннему голосу всеединства душ. Глаза её были закрыты, но она не сбила ногой ни одного кувшина и ни разу не прикоснулась случайно ни к живым, ни к мёртвым. Стая тихо заняла все дальние закоулки пещеры и лежанку Шарот, оставив её невообразимому дикому танцу всё место вокруг костра. Свенельд был ни жив ни мёртв. Он, смотрел на колдовской танец Шарот и, казалось, не дышал и не решался хоть чуть-чуть шевельнуться. А в глазах отогревавшегося в углу Айгориана при вид обнажённой Шарот зажигался неуместный огонь мужского желания и похоти.
   Шарот танцевала всё быстрей и быстрей. Её молодое гибкое тело то всплесками текло, как морская пенная волна по песчаному берегу, то замирало на одной ноге, вторя танцу живого огня в очаге, то, подставляя небу руки, прогибалось и раскрывалось к солнцу грудью, как это делают первые весенние цветы с нежными белыми и розовыми лепестками. Её искалеченное шрамами тело то неистово изгибалось, принимая безумные позы, то кружилось разрушительным осенним вихрем, сметающим на своём пути всё живое. И вдруг... Шарот неожиданно остановилась, открыла глаза, взяла нож Шато и, подняв его длинным лезвием строго вверх над своей головой, еле слышным шёпотом произнесла:
   - Прими их, Шато, прими их обоих.
   Тотчас её будто ударила невидимая молния. Нож отскочил в сторону, будто кто-то выбил его из рук. Шарот вздрогнула всем телом и мгновенно упала рядом с телами Лобо и Рыжей без признаков жизни.
   Свенельд не на шутку испугался. Тут же подхватился с места и, заметив рядом с лежанкой аккуратно сложенную тигриную шкуру, схватил её и завернул в неё обнажённую колдовскую танцовщицу. Согревая Шарот теплом своего тела и дыхания, он качал её на руках, сидя тут же у костра, плакал и потерянно шептал ей на ушко:
   - Я виноват!... Я виноват,... милая. Я виноват, простите меня, Лобо, Рыжая,... я виноват! Лучше бы я сам погиб... Девочка моя... Господи!... Что я наделал?! - заливая слезами её волосы и прижимая к себе свою единственную, он думал только о том, чтобы она это пережила. Постепенно рядом с ними вплотную прилегли волки, согревая её, как всегда.
   Только сейчас парень понял, насколько душа Шарот была неразделима с волками. Лобо и Рыжая погибли. И она, его Шарот, сейчас уходила вместе с ними. Но он знал: отдав сейчас за неё свои жизни, Лобо и Рыжая будут жить в ней, пока бьётся её странное, большое и сильное сердце. Прошло несколько часов, но Шарот так и не приходила себя и неумолимо постепенно остывала.
   Свенельд сходил с ума! Его волнение и отчаяние возрастало с каждой минутой. Он старался держать себя в руках, но это получалось всё хуже и хуже. Он шарил глазами по пещере в надежде найти хоть что-то, что сможет ей помочь.
   "Не-ет... Это могли бы сделать только они... - думал парень, глядя на погибших волков. - А я?! Что могу сделать я?! Ни царапины, ни капельки пролитой крови, а уходит... Моя Шарот уходит от меня! - он крепко обнимал её и беспомощно качал и качал на руках, как когда-то свою маленькую златокудрую двоюродную сестрёнку. - А что бы сделала она? - отчаянно соображал Свенельд. - Что бы она сделала, если бы я был на её месте?! Что-о?! - ломал себе голову парень. - Думай, Свенельд! Думай, здоровяк! Соображай! Ты же здоров, как бык! - вспомнил он её слова, улыбку и голосок. - О Господи, Шарот! - обнял он её крепче. - Пожалуйста, подскажи мне, любимая! - шептал он ей на ушко, сдерживая слёзы. - Только намекни, подскажи! Я всё сделаю!"
   Взгляд Свенельда просто остановился на одежде Шарот, беспорядочно разбросанной вокруг почти догоревшего костра.
   - Дрова бы подбросить. Мешочки, - тихо вслух произнёс Свенельд. - Хм.... - вздохнул и опустил глаза. Он криво улыбнулся, вспоминая, как строго обучала его Шарот пользоваться ими. - Такие же точно, что она давала мне, - заметил он и будто очнулся. - Подожди, девочка, я сейчас! - Свенельд аккуратно перенёс девушку, находившуюся в забытьи, на лежанку, согретую волками. - Назад! - твёрдо, как она, произнёс парень. Удивительно, но волки послушались Свенельда и отступили. Устроив Шарот удобней, он начал перебирать и нюхать травы в мешочках в надежде найти знакомые снадобья. - Вот они, один, второй... Ага! Силовой - этот! - уверенно произнёс он.
   Не обращая внимания на хищников, Свенельд вышел наружу с ёмкостью для снега и сразу же вернулся. Ловко раздул огонь и занялся приготовлением отвара; не упуская мелочей, он озабоченно вслух приговаривал:
   - Я помню, малышка. Я всё сделаю правильно. Теперь уж нет! Не волнуйся, детка, я не отпущу тебя просто так. Ещё поборюсь за тебя. Да, Серый? Ты мне тоже поможешь? Ей нужна свежая пища, понял? Ты теперь в семье главный! Давай! Иди! Принеси что-нибудь!
   Свенельд копировал движения Шарот, и волки подчинились. Нехотя, не сразу, но подчинились.
   - Хорошо. Шарот, как ты там? - разговаривал он с ней, будто она его слышала. - Отдыхай, родная. Я сейчас. Я вот-вот уже... всё будет готово. Не волнуйся, я всё помню.
   Глядя на суетливые передвижения своего оружейника по каменной пещере и его странные действия, Айгориан с трудом складывал в голове всё увиденное в одну более-менее понятную ему картину, которая стремительно превращалась в бесформенное нагромождение угрожающих ему предчувствий. Загнанный обстоятельствами и волками в угол, он думал, что ещё может распоряжаться волей Свенельда:
   - Дай мне горячего поесть! - слабым голосом, но настойчиво вдруг произнёс он. - Что ты возишься с ней, с этой? Иди ко мне! Я слаб. Ты нужен мне! Дай мне это, Свенельд! Дай! И объясни, что, чёрт возьми, здесь происходит? И как я сюда попал? Свенельд, отгони от меня этих тварей! - шипел он.
   - Для вас же лучше будет, милорд, если вы посидите спокойно. Это дикие животные. Решат вами пообедать - и пообедают... - не поворачиваясь к своему хозяину, без каких-либо эмоций ответил тот. - Уж будьте уверены!
   - Как пообедать?! - переспросил, сомневаясь в правильности услышанного, длинноволосый.
   - С удовольствием, - так же ровно ответил Свенельд. - Не до вас мне сейчас, Айгориан. И помните: вы здесь - незваный гость. Впрочем, как и я.
   И больше парень не обращал на него никакого внимания. Наконец отвар был готов и остужён. Свенельд неловко приподнял Шарот за плечи и усадил её спиной к себе. Он никак не мог приладиться, чтобы наконец дать ей снадобье, и решил напоить её, как птенчика, изо рта в рот. Так и сделал. Положил Шарот на спину, повернул её голову чуть набок, и глоток за глотком он вливал ей в рот жидкость, которая, быть может, как он надеялся, вернёт ей сознание. Медленно, но настойчиво он следил, чтобы девушке досталась необходимая порция.
   В логово вошла пятёрка знакомых Свенельду волков. Двое поочерёдно, то отдавая, то забирая друг у друга, волокли крупную тушку глухаря.
   - Ого! - шевельнулся в углу Айгориан и тут же пожалел об этом. Матёрые волки будто сами очнулись от сна. Пристально глядя в глаза чужаку, они стали глухо скалиться и короткими бросками нападать на него, щёлкая зубами так, что тот ощущал запах из их пастей. Айгориан побледнел и тут же умолк, дрожа от страха и холода.
   Серый с братом, Сломанным Ухом, подошли и положили птицу у ног Шарот.
   - Ой, какие же вы молодцы, братцы! Серый, я тоже её очень люблю, и вместе у нас всё получится. Не уходите далеко, мальчики. Побудьте с ней, пожалуйста, а я займусь дичью. Это я умею! - чуть улыбнулся Свенельд. Он делал это быстро и умело, но потом вдруг на мгновение остановился, поднял глаза на тела Рыжей, Лобо и замер. - Хм, так вот какие вы, значит, родители? Семья... - тяжело выдохнул он. - Простите меня... Простите, ради всего святого, если только сможете. Я не знал, не понимал я, что вы и она... Прошу... Верните её мне. Верните. Жизнь за неё отдам! Просто за вдох, взгляд... - встал перед ними на колени, медленно сделал себе на запястье ножом неглубокий надрез, щедро проливая кровь в огонь и крепко сжал скулы, сдерживая горькие слёзы покаяния.
   Молодая когорта волков давно уже заняла места около тела Шарот и наблюдала из первого ряда за искренними мольбами парня. А, к тому времени, как он, сидя на корточках, уже заканчивал стряпню и раздразнил волков запахом варёного мяса, послышался хриплый, еле слышный голосок Шарот:
   - Хм, ты ещё и это умеешь?
   От неожиданности Свенельд потерял равновесие, покачнулся и упал на бок, чуть не расплескав ужин, приготовленный с таким старанием. Утёр наскоро рукавом слёзы и закрыл на мгновение глаза, будто благодаря кого-то за услышанную молитву.
   - Шарот! Господи... Я, того и гляди, и сам потеряю сознание от такой... - парень повернулся, взглянул на неё и улыбнулся, - ...радости, - выдохнул он с улыбкой и вновь обретённой надеждой. - Смотри,... - воодушевлённо продолжил он, - у нас с тобой уже всё есть: дом, дети, ужин...
   Шарот улыбнулась ему краешком губ.
   - Знаешь... - начала она, с трудом выговаривая каждое слово, -... их приняли обоих, - и замолчала.
   - Куда? - мягко поинтересовался Свенельд.
   - В то место, откуда приходят мой Учитель и Шато... - и после короткой паузы тихо продолжила: - Я сама проводила их туда. Теперь они в безопасности, как и я. Спасибо, милый, что помог мне вернуться.
   - Пожалуйста, - ответил парень, будто полностью понимая, о чём она. - Всегда пожалуйста. Какие пустяки.
   - А ты молодец, справился... - продолжала она спокойно шёпотом. - Я наблюдала за тобой. Ты очень нежный и заботливый... - немного помолчала, подумала и добавила: - И моим нравишься.
   - Наблюдала? Когда наблюдала? - осознав то, что услышал, удивлённо произнёс Свенельд.
   - Всё время.
   - Ты же была за гранью, - сомневался он.
   - Правильно сказал. Я была и здесь,... - указала она глазами на свод пещеры, - и там,... - показала на небо, - и там,... - кивнула на огонь. - Я была везде, - умиротворённо произнесла Шарот. - Теперь я знаю ещё больше. Это прекрасно, и мне больше не о чем беспокоиться.
   - А этот? - не оборачиваясь, парень показал большим пальцем руки в сторону сидевшего в углу Айгориана.
   - Дай ему поесть, и пусть идёт, куда хочет.
   - Что? Как идёт?! Шарот! Сейчас либо он, либо я... - вспыхнул Свенельд.
   - Я понимаю. Ничего. Не беспокойся. Там, наверху, уже всё решено. Просто отпусти его.
   - Шарот! Любимая! Ему нельзя жить! - всё больше горячился парень. - Жизнь и кровь Лобо и...!
   - Я знаю. Но судьи не ты и не я, - еле слышно говорила Шарот.
   Свенельд поднялся и подал ей горячее кушанье, оставил немного себе и волкам, и нехотя отдал порцию бледному, как мел, Айгориану.
   - Не ты? Я уже знаю, - подошёл он к Шарот поближе. - Но почему я не могу быть судьёй?
   - Хочешь быть таким, как он? Испачкать руки человеческой кровью?
   - При чём тут это? - не понимал парень.
   - У тебя руки и сердце для другого дела предназначены. И не позволь ему... - указала она глазами на забившегося в угол Айгориана, уминавшего за обе щёки горячую похлёбку, - сейчас сломать твою судьбу и предназначение.
   - А в чём оно, ты знаешь? - глубоким, проникновенным взглядом одарил её Свенельд.
   - Да, теперь знаю. Доверься мне. Отпусти его. Я знаю, что дальше будет, - нежно попросила его Шарот.
   Свенельд вздохнул и согласился. Чуть кивнув Шарот головой, он подошёл к Айгориану.
   - Проводите его до реки, - шёпотом обратилась девушка к волкам. - Его судьба в его руках.
   Парень подошёл к младшему графу и твёрдо попросил его встать.
   - Вы свободны, можете уходить.
   - Что? Куда уходить? - глупо переспросил Айгориан, жадно заглатывая большой горячий кусок варёного мяса.
   - Куда хотите, - холодно произнёс Свенельд и отвернулся в сторону.
   - Да?! А я никуда не пойду один. Ты пойдёшь со мной! Ты мой! Чего ты слушаешь её? Она не может приказывать тебе! Выведи меня отсюда! Я, тебе приказываю!
   - Хм, приказывай,... не приказывай.... Кричи,... не кричи... Вы здесь у неё в гостях. Уважительней, прошу вас, сэр. Эта девушка уже дважды спасла вашу никчёмную жизнь и подарила вам тепло, одежду и еду.
   - Свенельд, ты что?! Перестань! Что ты говоришь? Посмотри на неё! Она же сумасшедшая, дикарка, ведьма! Волки её слушаются, и она!!!... - в гневе и страхе Айгориан отбросил в сторону волков свой горячий, недоеденный кусок мяса и пытался снова овладеть волей Свенельда. - Её надо отвести в город, судить и сжечь! Ты меня слышишь?! Я тебе приказываю! Отведи меня домой, и я прощу тебя и озолочу, подарю богатые земли, лошадей! Станешь сам себе хозяином, хочешь?! - пытался заглянуть ему в глаза молодой лорд.
   - А я уже... себе хозяин, - равнодушно произнёс Свенельд.
   Шарот прекратила бессмысленный разговор, сказала что-то Серому на ухо и подала знак рукой остальным. Пятеро волков послушно поднялись и двинулись в сторону Айгориана. И тот, пятясь и оглядываясь, шаг за шагом вышел из логова и оказался под открытым небом.
   Падал лёгкий снег. Не было ни ветерка. Четверть бледной прозрачной луны сегодня раньше обычного появилась на небе. Не дождавшись, пока солнце окончательно покинет свои владения, она украдкой взошла, и тайком наблюдала, как уходит на покой её старший брат. Быстро опускались густые сумерки. Молодой граф неохотно отходил от тёплого логова под суровым волчьим конвоем. Свенельд вышел вслед за ним на террасу и наблюдал на расстоянии, как его бывшего хозяина подвели к кромке речного льда. Тот опасливо оборачивался и громко взывал к нему с берега реки:
   - Свене-е-ельд!.. Свене-е-ельд!.. Сколько хочешь, возьмёшь золота, лошадей!.. Свене-е-ельд! Выведи меня отсюда! У тебя же всегда было доброе сердце!... Свенельд! Любую, какую захочешь, красавицу отдам тебе в жёны без права первой ночи, хочешь?! Да будь ты проклята, ведьма! - сжал зубы и взорвался проклятиями Айгориан. - Из-за тебя всё, сука, дьяволица! Да чтоб тебя!... Дьявольское отродье! Стерва! Ведьма!!! Я ещё вернусь!... Гореть тебе в огне, ты слышишь меня, тварь! Гореть вам обоим в огне!...
   Спотыкаясь и замерзая, он шёл по тонкому льду, часто оборачиваясь, невнимательно глядя себе под ноги. Волки не преследовали его, лишь наблюдали на расстоянии, оставаясь на своём месте.
   Сопровождая себя громкими проклятиями в сторону Шарот, Айгориан почти уже перешёл реку, как вдруг под ним подломился лёд. Цепляясь за острые края, молодой граф только ранил себе руки в кровь. В борьбе с течением и холодом у него не было никаких шансов. Обречённый, он продолжал кричать, теперь ещё более отчаянно, взывая к Свенельду о спасении, но река каждое мгновение забирала у него силу, жизнь, и его голос таял, запутываясь в прибрежных прошлогодних сухих камышах. А Свенельд спокойно стоял на том же месте и отрешённо смотрел на небо, первую зажёгшуюся звёздочку, на несвоевременный месяц, на бледный закат, угасавший в тёмных плоских линиях поросшего лесом горизонта. И лишь когда наступила полная тишина, он вошёл внутрь пещеры и плотно задёрнул за собой полог.
   - Свершилось, - прошептал он себе под нос и выдохнул.
   Всё, что сейчас произошло на реке, Шарот видела с закрытыми глазами, тихо сидя в логове у огня. Когда всё завершилось, она открыла глаза и прошептала:
   - Да... "И красный плащ исчез в глубине реки". Сбылось видение, - и выдохнула.
   Постепенно она приходила в себя, оделась и подбросила поленьев в очаг. Когда вернулся Свенельд, она сидела на корточках около Лобо и Рыжей и аккуратно вынимала стрелы из их почти остывших тел. Она больше не плакала и не кричала. Шарот будто готовила их к дальнему путешествию. Тщательно, с большой любовью и заботой обрабатывала мёдом и воском их лапы, зубы, уши, глаза, все раны. Разрезав тигриную шкуру надвое, она аккуратно обернула ею Лобо и Рыжую. Свенельд присоединился и помогал ей во всём, что она делала, так же нежно ухаживая за ними. А Шарот всё время негромко напевала своим сорванным голосом песню, которую она когда-то слышала на погребениях своих родителей.
   Девушка и парень всю ночь провели вместе, отпевая волчью пару с почти человеческими душами, прощаясь с ней, как с людьми. А утром они вдвоём определили последний приют для неразлучных волков. Это было тихое место у могучего камня, под скудной тенью большой дикой яблони, среди ранее погибших или умерших своей смертью членов этой странной волчьей семьи.
   - Как-то пусто, вот тут, - тихо произнесла Шарот после предания их земле. Она съежилась и озябла от ощущения холода в груди. По её спине гулял озноб и проникал глубже, в кости. Шарот сутулилась, глядя отрешённо на свежие аккуратные могилы волков.
   - Ну, я-то с тобой? - мягко сказал Свенельд, прикрывая собой её спину от небольшого поднявшегося ветра.
   - Сейчас - да. Но тебе уже пора возвращаться домой.
   - Как возвращаться? Нет! Я останусь с тобой. Я никуда теперь от тебя не уйду! - с каждым словом всё твёрже возражал он.
   - Здесь не место для мужчины, - извиняясь, поясняла Шарот. - Есть определённые правила, и поэтому я должна оставаться одна.
   - Разве теперь мы не можем быть вдвоём? Никто же не мешает!
   - Погоди, я объясню, - она поцеловала свои ладони и положила их на свежие могилы волков, затем встала с колен и, взяв за руку растерянного парня, ввела его в пещеру.
   - Что такого, если я останусь с тобой?! - взывал к ответу Свенельд.
   - У тебя есть семья.
   - Ты - моя семья! - воскликнул он и тут же спокойнее добавил: - Да, есть.
   - И они будут волноваться.
   - Будут...
   - Они же не знают, что случилось и жив ли ты. Кроме того, ты теперь очень нужен в городе, чтобы довести до конца то, что начал.
   Свенельд опустил глаза, понимая, что она победила.
   - Я и так буду с тобой, - успокаивала его Шарот.
   - Как? Ты бросишь свою семью, волков? Пойдёшь со мной в город?
   - Ну, вот видишь... У каждого из нас своё место в этом мире, но я всё равно буду с тобой.
   - Как?! - парень совсем уронил плечи. Сомневаясь в её словах, он ходил из стороны в сторону и, наконец, решительно присел рядом с Шарот. - Как будешь со мной? Объясни.
   - Очень просто. Мы связаны с тобой теперь. Тебе стоит только позвать меня или просто подумать, и я услышу тебя. А захочешь - приду во сне, если позовёшь, засыпая.
   - Какую ерунду ты говоришь, Шарот! Как позвать, как?! - не понимал и горячился Свенельд.
   - Так же легко, как сейчас. Просто позови меня по имени. Так приходят ко мне Шато и Учитель. Это немного необычно для тебя, но это так.
   - Необычно? Хм, что вообще можно назвать обычным в отношении тебя?
   - Тебе трудно со мной? - Шарот очень внимательно наблюдала за ним и ждала ответа.
   - Нет, что ты! Просто какая-то тяжесть, тревога гложет изнутри. Не хочу уходить! Ноги не пойдут! Нет, не пойду никуда! Ты ещё очень слаба! - оправдывался Свенельд.
   - Иди-ка сюда. Тебе помогут ещё кое-какие знания о снадобьях, послушай. Сделай сейчас тот, который тебя успокоит, а затем долей тот, что готовил для меня. И тогда получится... - не закончила она.
   - Шарот! Не надо! - перебил её Свенельд. - Прошу тебя, только не сегодня! Ты такая разумная и рассудительная, но дай мне отсрочку хотя бы до завтра! - и крепко взял её за руки. - Дядюшка с семьёй и друзьями потерпят ещё один день. Ты ещё очень слаба. Не могу я идти сейчас, не могу тебя оставить одну, - произнёс он нежно, а затем с упрямством, достойным стада ослов, почти выкрикнул: - Сегодня - никуда не пойду! - и обнял Шарот за колени, уткнув в них нос.
   - Хм, хорошо, - улыбнулась она краем губ и обняла Свенельда за плечи. - Тогда у нас есть ещё целый день... и целая ночь, - с улыбкой на лице и сиянием в глазах прошелестела Шарот сорванным голосом.
   - Тогда что мне сейчас для тебя сделать?! - с готовностью вскочил на ноги Свенельд, не зная, за какую работу схватиться.
   - Возьми меня на руки и покачай, как ты это делал, - еле слышно прошептала она. - Мне так тепло с тобой. И так я чувствую себя в полной безопасности. А когда поднимется солнце повыше, осмотрим вчерашнее место, и ты расскажешь в подробностях всё, что у вас там произошло. Нужно знать все сильные и слабые стороны случившегося, - расслабленно выдохнула Шарот.
   Парень ещё раз смог оценить прозорливый ум своей избранницы.
   Целый день влюблённые провели вместе, не расставаясь ни на минуту, и волки так же, как и всегда, сопровождали Шарот, принимая присутствие её друга как данность.
   На месте вчерашнего боя Свенельд, к радости, не обнаружил тело своего друга и предположил, что ему удалось спастись. Шарот нашла свой лук, переделанный рыжим оружейником из сломанного Айгориановского, и со словами: "Больше он никого не убьёт!" - забросила на ближнюю сосну на вечное хранение.
   Тела мёртвых стражников были полностью погребены в болоте.
   - Весной их заберёт река, - сухо произнесла Шарот. - А хозяйка-зима спрячет, укроет снегом кровь. Ничего.
   А замерзшие останки лошадей ещё раз насытили волчью стаю.
   Закончив подробный рассказ о приключившемся, Свенельд предложил пока не окрепшей Шарот вернуться в логово. Он сам позаботился и о тепле в пещере, и о сытной горячей еде из конины, так необходимой им сейчас для восстановления сил. Шарот щедро угощала Свенельда и своих четвероногих братьев давно заготовленным на всякий случай вяленым мясом, хранившемся в специальной глубокой глиняной яме. А парень приготовил мороженое мясо лошадей, отварив его с ароматными травами в большом котле целым куском, и напоил успокаивающим сонным отваром Шарот. После ужина, согревшись за разговором у огня, Шарот как-то незаметно притихла и крепко уснула в невинных объятиях Свенельда. Сломленные пережитым и бессонной ночью, сейчас они были как одно целое: одно дыхание на двоих, одно сердце, один сон. Парень вдыхал пряный запах её тела и волос, а она, крепко обняв его, спала у него на плече безмятежно и глубоко.
   Месяц ещё только всходил на свой трон, волоча за собой лёгкую пуховую мантию, как Шарот, вздрогнув во сне, разбудила чутко спящего Свенельда.
   - Что, волчонок мой? Что испугало тебя? - тихонько спросил он.
   - Ничего. Просто ты уходил, и мне не хотелось отпускать тебя.
   - О-о! Нет! Я не уйду отсюда до утра! Пусть хоть что будет! Отдыхай, спи... Всё хорошо. Я буду с тобой, - парень прижал её к себе покрепче, исподволь вдохнул её свежий запах, и по его телу пробежала горячая волна и мелкая дрожь.
   - Ты чего-то боишься? - так же беспокойно спросила она.
   - Хм, нет, - улыбнулся Свенельд. - Разве я могу чего-то бояться, когда ты рядом? Помоги мне забыть о том, что скоро придёт рассвет. Возьми меня, Шарот. Я буду мягок и податлив, - с надеждой в голосе тихо произнёс он.
   - Да, Свенельд, да!..
   Это было нежно и трогательно, страстно и удивительно прекрасно пред лицом танцующего в очаге огня. Ветер, монотонно поющий в ветвях холодных и голых деревьев свою тоскливую песню одинокого бродяги, заглянул сюда на огонёк погреться и обомлел. Застыл под сводом пещеры и, очарованный увиденным чудом любви, замолчал. Безмолвные, но чувствующие нечто очень важное четвероногие наблюдатели истомно валялись и поскуливали, подставляя друг другу тёплые животы, замирали на своих крепких спинах, пошире раскинув лапы. В неге, которую волки чувствовали сейчас, им хотелось ласкаться, но они лишь мерцали зелёными огоньками всё понимающих, разумных глаз.
   Тела и души Свенельда и Шарот перепуганными дикими птицами взлетали к трону небесного странника и, сделав там полный вдох абсолютной чистоты, тут же стремительно падали горящими искрами к подножию хранителя костра. Их сердца, опьянённые счастьем, подчиняясь единому внутреннему ритму любви, разбивались друг о друга, щедро расплёскивая искры и брызги от неистовых столкновений, заполняющих жизнью весь подлунный мир. Сплетались пальцы, прогибались донельзя спины, напрягались до предела жилы, кипела кровь, сливались в одно целое судьбы, губы, молодые, сильные, красивые человеческие тела. Они дышали в такт одним густым, ошеломляющим воздухом единства тел, душ, сердец. Ничто, никто и никогда не смогло бы их разъединить! Не было ничего в мире, что могло бы быть сейчас сильнее их, счастливее их и живей. Свенельд обласкал поцелуями каждый шрам, каждый изгиб её тонкого, отмеченного испытаниями, но всё равно изумительно красивого тела, заливая его солёной страстью, скапывающей с любящих глаз. А она,... она была как огонь, как ветер, как дикая волчица, нежна и податлива как воск и страстна и неистова как в половодье река. Каждое прикосновение к его сильному телу отзывалось в груди Шарот глубокой, всё поглощающей истомой, и она не могла и не сдерживала восхищения своего сердца. Она отдавала всё... и брала всё. Полностью. Без остатка. И любовь, и боль, и жизнь.
   Искры, брызги, всполохи огня, громкие вздохи обоих и крики безумной страсти. Всё, как настоящий, животворный, бурный горный родник, не кончалось и не кончалось, а они пили и пили из него. До одури, до безумия, почти до смерти.
   Рассвет тайком пробирался под полог пещеры, не торопясь сообщать утомлённым любовью о своём неизбежном приходе.
   Они стали другими. Внутренняя наполненность сделала Шарот и Свенельда спокойными, цельными, сильными. После короткого прощания Свенельд ушёл уверенно и быстро, зная теперь, где он сможет найти её, если будет нужно. А Шарот не провожала его, зная, что теперь с ним ничего не случится.
   В этот день она никуда не ходила. Лишь только побывала у могил "родителей"и постепенно возвращалась к своим обычным делам.
  

ГЛАВА 7

  
   Старая Англия. Дорчестэр. 1292 г.
   Свенельд вернулся от Шарот в город глубокой ночью. Соблюдая осторожность, крадучись, он в два счёта перебрался через высокую городскую стену и, замирая в переулках, добрался к дому дядюшки и постучал.
   - Кого ещё чёрт принёс?! Кто бы ты ни был - убирайся прочь! - прогромыхал голос разбуженного Михаила.
   Из-за двери не ответили и снова тихонько постучали.
   - Да кто ж это сейчас получит с плеча?! - гудел недовольно бородач, разбудив всех домашних.
   - Папа! Папа! Это, наверное, Шарот! Это она так кратко стучит.
   - Спокойней, медведь! - урезонивала мужа Сара. - Погоди... Чего так шуметь?
   - Будешь тут спокойным, если такое вокруг творится! - продолжал он недовольно ворчать.
   Потом подошёл и, заглянув в щёлочку, открыл дверь.
   - О Господи, Сара! - только-то и сказал он, отступив в сторону.
   В дверном проёме был Свенельд. Закрыв плотно за собой дверь, он сразу подсел к угасавшему огню. Ловко подбросил поленьев и, отчитавшись в двух словах о произошедшем с ним в последние три дня, попросил у Сары горячего вина.
   - Я сам! - отстранив жену, Михаил уже через мгновение вошёл с напитком более жгучим.
   Бородач задавал и задавал племяннику вопросы, пока не измучил его вконец.
   - Она так издалека к нам сюда приходила?! На болота всей стаей что ль пришла?! И Айгориана спасла?! Не может быть! Зачем?! Вожак погиб?! Собой пожертвовали?! Невероятно! О, Господи, девочка моя! Теперь ты мужчина?! И она отослала тебя после всего?! М-да, ну и характер. Ой, молодец, дочка! Она была права, ты действительно очень нужен здесь.
   - Всё, дядя! Ни слова больше. Хочу спать. Устал я. Давай остальное обсудим завтра, - сказал опьяневший, сытый и расслабившийся Свенельд, закрыл глаза и откинулся на лавке к стене.
   - Да уж, ложись. До утра ты точно можешь отдыхать. Но завтра... завтра ты всё равно увидишь, что ты изменил в своей судьбе и в нашем городе.
  
   Теперь, уважаемый читатель, наступил тот момент, когда рассказчик должен остановиться, чтобы сделать некоторые признания.
   Всё, о чём вы узнали до этого момента, есть не что иное, как воспоминания тех женщин, о которых вёлся рассказ (Шато и Шарот) и чья память живёт в моей голове, мышцах и крови. Вследствие некоторых причин они желают завершения дел, которые не успели в своё время закончить. Поэтому, излагая события, я фактически записываю под их диктовку то, что было пережито ими. И именно поэтому я не знаю, что происходило в городе после возвращения Свенельда домой. Не желая вводить вас в заблуждение своими домыслами, я, как человек правдивый, не стану ничего выдумывать и подстраивать одно событие под другое. Я лишь продолжу изливать на бумагу то, что бесконечно тревожит меня, не давая покоя ни днём, ни ночью: души, чувства, память этих женщин-целительниц. Назовите их, как хотите.
  
   Эта зима показалась Шарот очень длинной.
   "Если ты мне не снишься, значит, у тебя всё в порядке", - думала она о Свенельде.
   По традиции Серый стал носить имя Лобо, и у него вскоре появилась подруга. Используя тайные знаки, полученные из рук Учителя, когда Шарот была в забытьи и провожала Лобо и Рыжую в тонком плане, она получила возможность общаться со своей предшественницей Шато и Учителем, выходя из тела по своему желанию. Там же были Лобо и Рыжая. Поэтому она почти не грустила, зная, где сможет с ними встретиться.
   Практикуя, как мы бы сейчас это назвали, динамические медитации с применением тайных знаков и снадобий, она отшлифовывала применение силы человеческой мысли и воли. Просто училась в университете под названием "Живая природа во всех её проявлениях". Сильное, здоровое тело, дух, свободная воля, чистое любящее сердце и хороший учитель - вот залог, что вы достигнете того, чего хотите. В любом деле.
   Эта зима выдалась на редкость снежной, что очень усложняло охоту. Лук, подаренный Михаилом, значительно облегчил Шарот и волчьей стае промысел и выживание в этом году. Это стоило признать.
   Старая, седая снежная королева совершенно не собиралась уступать свои права, а ветреница Весна не торопилась с приходом. Лишь к началу апреля легкомысленная зеленоглазая красавица опомнилась и начала сбрасывать порядком надоевшие зимние уборы с соскучившихся по ней лесов, рек и лугов. Сосны отряхивали тяжёлые шапки, подставляя свои усталые "лапы" нежным солнечным лучам, становившимся с каждым днём всё горячей и нетерпимей к снегу. Первоцветы бросали вызов белому наскучившему однообразию, расцветая на клочках первых весенних проталин. Или, вовсе никого не ожидая, выглядывали из-под таявшего зернистого снега, глядели на режущие яркие солнечные лучи своими влажными глазками с примёрзшими к их "ресничкам" ледяными бисеринками и улыбались.
   Река Серн благодарно принимала в себя все шепчущиеся ручейки, подаренные ей весной. Будто вплетала в свою косу новые блестящие цветные ленты. Становясь день ото дня всё сильней, она трещала и ломала лёд изо всех сил, пока наконец не вырвалась из заточения и не вздохнула полной грудью. Она быстро и шумно разлилась, безудержно неслась между деревьев, недовольно ворочая камни, смывая накопившийся за год мусор в своих законных владениях, чем, впрочем, причиняла много неудобств, беспокойства и тревог людям, жившим в низовьях и по её берегам.
   Сколь быстро река набирала силу, столь же быстро она её и теряла, успокаиваясь на лугах и "забываясь" в болотах.
   Обильное половодье 1293 года немного изменило привычное русло, натворив тем самым много бед. Шарот часто выходила на террасу послушать долгий шумный и неукротимый рокот-монолог реки-хозяйки и наблюдала за её необузданной разрушительной силой. Подолгу слушала, застывая и испытывая тревогу и особое восхищение. Лишь когда река успокоилась и задышала ровно, девушка увидела, что брод стал более заметным. Принесённые половодьем на пороги камни и отяжелевшие от воды многолетние топляки, застрявшие на мели, создали переправу, которая облегчила переход на ту сторону, но и сделала более доступным подход к логову в горе. День ото дня всё более горячее солнце пробуждало к жизни всё живое и подсушивало размытые и раскисшие тропы обитателей леса.
   На землю пришло великое обновление.
   Расточая щедро любовный аромат, весна пела свою чарующую песню голосами проснувшихся пчёл, серебряными трелями вернувшихся с зимовок птиц, искавших подруг и боровшихся за любовь благородных оленей, кабанов, рыжих больших кошек... Люди, животные, деревья, птицы - никто не мог устоять! Бесцеремонно проникая всем в кровь, весна превращала её в бурлящий животворный призыв к любви, жизни, счастью.
   И Шарот это не обошло. Придумав для себя уважительную причину, она в середине первого летнего месяца всё же отправилась в город, как всегда, не одна. Она шла, иногда совсем не торопясь, вдыхая терпкий нежный запах трав, от которого просто кругом шла голова. Девушка беспечно и любопытно разглядывала всё на своём пути, удивляясь лесу, восхищаясь небом, как в самый первый раз в своей жизни.
   Выйдя из дому едва на рассвете, к глубокой ночи она добежала до Дорсетшира и сейчас была уже на пороге дома Свенельда. Пробежавшая в душе неожиданная холодная щемящая тревога заставила её собраться и быть внимательней. В окне не было света, и всё было какое-то слишком пустое. Потихоньку она отперла дверь и вошла. Окликнула парня, но ответа не последовало. В темноте, на ощупь, Шарот нашла, на что сесть, села и расслабилась, чтобы "посмотреть", что здесь произошло. Мелькали смутные тени, рисуя беспокойную картину происшедшего, но "видящая" хотела убедиться в том, что правильно всё поняла, и поэтому, не мешкая, направилась в дом оружейника Михаила.
   Их дом тоже был тёмен и мрачен, но девушка чувствовала в нём тепло знакомых ей людей. Она еле слышно постучала в окошко. Вскоре показалась заспанная Сара и, узнав обеспокоенную гостью, подала ей знак рукой и тихо отперла дверь. Шарот вошла, и уныние в доме подтвердило все её опасения.
   - Я разожгу огонь, - сказала хозяйка, начиная хлопотать для дорогой гостьи.
   - Я сама, - ответила ей Шарот.
   Не желая прибавлять хозяевам хлопот своим неожиданным визитом, она привычным для себя способом ("всплеском руки") воскресила почти угасший огонь в очаге и подбросила полено.
   Присоединившемуся к женщинам Михаилу было совсем не до удивления "магическими" действиями Шарот. Супруги подробно рассказали девушке о нынешнем положении в городе и о том, что вот уже две недели, как Свенельд куда-то пропал. Шарот дополнила рассказ хозяев своими картинами, "увиденными" в доме их племянника.
   - Он жив и где-то в заточении, но я ещё посмотрю где. Отложим это до утра, - спокойно сказала она.
   Согласившись с этим, все трое решили, что утро вечера мудренее, и легли спать. Лёжа в постели со скрещенными на груди руками, Шарот тихо шептала слова, которые помогали ей "выйти из тела". Так она пропутешествовала по всем известным ей местам города. Не почувствовав нигде своего любимого, она вернулась в тело и успокоилась до рассвета.
   Утром 18 июня Сара дала девушке городскую одежду, чтобы Шарот не выделялась в толпе, и, готовая к поискам, охотница отправилась на улицы. Ноги сами привели её к высокой каменной дворцовой стене. Она прикасалась к ней, желая почувствовать подсказку о местонахождении Свенельда, но - ничего. Нарастающее волнение усиливало стук её сердца, и, вторя ему, откуда-то доносился стук деревянных строительных работ.
   Город давно проснулся и зашумел в своей обычной беспорядочной суете. Влившись в хаос снующих туда-сюда людей, озабоченных работой и бездельников, Шарот забрела в какую-то харчевню, вошла туда, желая выпить воды или вина. Мужчины громко разговаривали, что-то горячо обсуждая, и иногда праздно поглядывали по сторонам. Женщины просто суетились, занимаясь привычными делами. Шарот подошла к хозяину. Заметила его старый, глубокий, уродливый шрам на подбородке, опустила глаза и попросила воды. Тот нехотя подал девушке глиняную кружку и стал наливать в неё из кувшина. Тотчас всё застыло. Вода словно остановилась и начала медленно стекать в сосуд. Перед глазами Шарот возникли картинки будущего. Видение ещё не исчезло в её голове, как уже начало принимать физическое воплощение. В харчевню вошли трое мужчин в одежде стражников и направились прямо к стойке. Теперь Шарот всё знала заранее, что и как ей делать. Не оборачиваясь, она отошла с кружкой воды в сторону и наблюдала. Троица, расспросив о чём-то хозяина и не получив внятного ответа, приняла его приглашение откушать утку с кашей и молодым элем. Девушка незаметно выскользнула на улицу и, выбрав укромное место, застыла в ожидании.
   Вскоре, покончив с жареной уткой, вышли и сытые стражники. Стараясь не выдавать своего интереса окружающим, Шарот последовала за ними. Стражники привели её всё к тому же дворцу и вошли внутрь. Чтобы не привлекать к себе внимания, девушка пристроилась к "кухонным", которые суетились у повозки с продуктами, и, будто бы выполняя их распоряжение, прошла внутрь с корзиной каких-то овощей.
   В дворцовом переходе за углом мелькнули знакомые плащи стражников. Девушка оставила корзинку у стены, быстро и тихо, как кошка, метнулась следом. Те разделились. Шарот остановилась, притаилась. Войдя в густую тень глубокой каменной ниши в коридоре, она села на корточки и, укрывшись накидкой с головой, закрыла глаза. Проведя короткий дыхательный ритуал, вышла из тела. Она невидимо проплыла мимо стражников, прислушиваясь к их разговорам. Один из них сказал, что уже очень голоден и надо бы справиться на кухне об обеде. Другой похвалил утку, только что съеденную в харчевне, и разгоревшийся у остальных аппетит отправил младшего на кухню всё разузнать. Шарот последовала за ним. На кухне полным ходом кипела работа, но скудная похлёбка из отрубей для тюремных заключённых уже давно была готова.
   Пришедший стражник спросил о еде для охраны, затем распорядился убогой пищей для заключённых, и худенький бледный болезненный кухонный мальчик понёс её в нижние помещения. Дух девушки последовал за ним. Коридоры, факелы, металлические решётки. Двери из толстого дерева, стражник, ещё какие-то коридоры и лестницы, висящие на стенах кольца, цепи, оковы, клетки. Мальчик остановился возле большого, как гора, стражника. Тот взял, что хотел, из еды и открыл тяжёлую дверь в большое тёмное помещение с единственным окошком под самым потолком. Стражник гаркнул в темноту. Мальчик поставил свою ношу на пороге, а сам ушёл. Шарот вплыла в сырой подвал. Слабое освещение не позволяло ей рассмотреть всё, но Свенельда она почувствовала сразу. Он лежал на полусгнившем от сырости, вонючем сене. От смрада человеческих испражнений и пота просто резало глаза. В разных, более-менее освещённых углах этого каменного мешка были ещё люди. Ей показалось, их было трое или четверо. На пренебрежительный окрик стражника люди зашевелились и направились к посудине с едой. Свенельд не двигался. Истощённый пытками и побоями, он не мог сдвинуться с места.
   Шарот опустилась рядом с ним, погладила по плечу и голове. Парень, не открывая глаз, произнёс: "Шарот... Милая... Тебе нельзя здесь. Уходи!..." И дух девушки мгновенно вернулся в тело. От такого неожиданного для себя возвращения она вздрогнула и чуть не выдала вскриком своего присутствия в нише коридора.
   Дождавшись, пока большая часть дворцовой охраны устроится на ночь, Шарот выскользнула из своего укрытия на городские улицы и вернулась в дом к оружейному мастеру, где её уже с нетерпением и тревогой ждали.
   - Ну, что?! Тебе удалось что-то узнать?! - нетерпеливо обратился к ней Михаил.
   - Да! - сухо ответила она. - Хочу пить и спать.
   - Погоди, как спать?! Рассказывай! Он жив? - допытывался дядька.
   - Да, он жив. Только очень слаб. Его пытали, мне кажется. Ну и вонь же там! - буркнула себе под нос Шарот.
   - Что?! Как пытали?! За что? - перебивала Сара. - Мы же ничего не знаем...
   - Я не знаю. Потом... - отвечала устало Шарот, поднося кружку с молоком к губам. - Руки целы, ноги целы, но он очень слаб. Я смогла только увидеть его, но не говорить. Нужен план. Его срочно нужно вытаскивать оттуда.
   - Так где же он?! - настаивали на ответе супруги.
   - В нижних помещениях дворца. Подвал. Один стражник... - произносила уже сквозь сон Шарот, устало опустивши голову на руки, сидя за столом.
   Наконец оружейник понял, что больше ни слова от неё не услышит. Девушка крепко заснула, сидя за столом, не выпуская из рук пустой кружки.
   - Хм, я никогда не видела её такой уставшей раньше, - тревожась, сказала Сара, взглянув на мужа. - Пусть отдыхает, пока сама не проснётся, да?
   - Да, да. Пусть она отдыхает, Сарочка, - подтвердил хозяин и, бережно подхватив девушку на руки, как дочь, перенёс её на свою кровать.
   Сара раздела её и укрыла, поцеловав крепко уснувшую девушку по-матерински, в темя.
   - Спи, дочка. Что же тебя так измотало, а, милая?
   - Завтра нужно будет оповестить наших друзей и собраться, чтобы обдумать, как теперь быть, - тихонько сказал Саре Михаил, наблюдая за глубоко спящей Шарот.
   А она спала, плыла в лабиринтах времён и видела события грядущих трёх дней.
   Лишь к полудню следующего дня Шарот открыла глаза уже зная, что на чаше весов или она или Свенельд и его ещё не зачатая дочь. Из соседней комнаты доносился тихий разговор нескольких мужчин. Шарот встала и выглянула из-за дверного косяка.
   - А это наша... - громко, с широкой любящей улыбкой представлял её бородач.
   Но девушка подала знак, чтобы он не называл её имя.
   - Это-о... наша невестка! - неожиданно для себя сказал хозяин и, удивлённый сам собой, выпучил на Шарот и без того большие глаза.
   Шарот мгновенно покраснела и, извинившись перед гостями, предложила Михаилу выйти к ней за штору.
   - Это... Как его?... Ты что,... не присоединишься к нам? Мы обсуждаем, как спасти Свенельда, - Михаил пытался смягчить неловкость, возникшую от его необдуманных слов, но напрасно.
   - Чем меньше обо мне знают, тем больше у него шансов, - в смятении произнесла Шарот. - Я буду говорить только с тобой и Сарой. А ты не посвящай своих друзей полностью в то, что мы придумаем. Пусть каждый из них знает только то, что должен будет сделать он сам, вот и всё, - Шарот подняла глаза на Михаила и снова покраснела. - Пусть тот, кто хочет, вернётся сюда к закату, я к этому времени уже уйду, - произнесла она и отвела глаза в сторону.
   - Куда? Куда ты пойдёшь? Одна?! - растерялся Михаил.
   - Не беспокойся. Всё будет хорошо. Я помогу ему окрепнуть перед побегом.
   - Господи! Не рискуй собой, Шарот! Не делай ничего такого, слышишь?
   - Хм... Да... - горько вздохнула она и посмотрела на Михаила глазами, в которые украдкой прокралась слеза. - Слышу. Знаешь, дядюшка,... он у меня остался единственный, ради кого я могу и хочу рискнуть. Проводи сейчас гостей. Нам многое нужно обсудить. Времени нет.
   "Она точно что-то знает", - заметил он себе по её встревоженному голосу и вернулся к друзьям.
   Шарот тщательно всё обдумывала и готовилась. Надев старую, рваную городскую одежду поверх охотничьих доспехов и перепачкав лицо сажей, чтобы выглядеть безликой бродяжкой, она взяла с собой приготовленные снадобья, сонное зелье, еду для Свенельда, эль для охраны и незаметно для всех ночью покинула дом.
   По знакомой ей дороге - во дворец. Через кухню - вниз, в подвал. Беспрепятственно и бесшумно скользила Шарот, сливаясь с холодными стылыми тенями унылых коридоров. Только блики стенных факелов отблёскивали в её решительных глазах. И вот она, эта дверь!
   "Подожду, пока уснёт", - подумала девушка, глядя на стражника из тёмной глубокой ниши в стене.
   Но тот вовсе и не собирался спать! Он, смачно чавкал среди ночи, облизывал пальцы и доедал принесённый с собой на пост шикарный ужин: хлеб, жареную курицу с ароматной корочкой, овощи, лук. Доел, обтёр об себя огромные, жирныё, тяжёлые ладони. Громко, отвратительно отрыгнул, довольный собой. Затем этот обжора, опустошив целый жбан молока, заёрзал на своём камне, заменяющем ему стул. Он широко зевнул, потянулся как следует, захотел выйти на воздух освежиться, неловко повесил ключ на крюк в стене и, тяжело охая, подался по коридору наверх, топая неповоротливыми засидевшимися ножищами. Шарот мгновенно воспользовалась этим подарком. Она пропустила охранника через себя, замерев в нише, незаметно скользнула по коридору вниз, взяла ключ, бесшумно открыла дверь в каземат, повесила ключи на место, а сама живо вошла внутрь и плотно закрыла за собой тяжёлую дверь. Никто не заметил и не услышал её.
   В темноте Шарот разыскала Свенельда, осторожно прилегла к нему за спину, развернула к себе и так же, как он когда-то, порциями, изо рта в рот, начала поить его лекарственными напитками. Принимая от Шарот лечебные поцелуи, ослабевший парень медленно открыл глаза и, проверяя, не бредовое ли это видение, осторожно прикоснулся к лицу своей спасительницы и легонько притянул её к себе.
   - Боже!.. Какой сон!.. Или я уже умер, любимая? - шептал он ей на ушко.
   - Тише, тише, любовь моя. У тебя есть время до утра, чтобы окрепнуть. Я с тобой, - тихо плакала она от радости встречи. - Теперь я с тобой, и всё будет хорошо. Дождёмся утра. Дождёмся утра, - тихо шептала она.
   - А что будет утром?
   - Утром? Мы уйдём отсюда, - немного криво улыбалась Шарот, нежно глядя в его глаза.
   - Уйдём? - пока ещё как во сне повторил Свенельд. - А как ты здесь оказалась? Снова твоё волшебство?
   - Нет, - тихо смеялась сквозь слёзы Шарот. - Я просто вошла.
   - Просто вошла?... Как? Извини, Шарот. Уже слишком поздно меня спасать! У меня нет сил руку поднять, не то что выйти отсюда, - безнадёжно прошептал парень. - Ты напрасно пришла. Со мной уже всё кончено. Утром казнь. Беги, Шарот. Спасай себя! Спасай себя... Прошу, живи!
   - Глупышка, птенчик, Свенельд! - жарко поцеловала его в губы Шарот. - Глупышка птенчик. Ничего, милый. До утра у нас ещё есть время. К утру твои силы прибудут. И нам помогут, - шептала она.
   - Кто? Когда?
   - Поверь мне. Терпение, любовь моя. Кушай и пей. Дождёмся рассвета. Всё будет хорошо. Просто поверь, - сказала она и тайком вложила ему сзади за пояс свой нож. Шарот нежно и трепетно обнимала и согревала Свенельда, прикрывая ему собой спину и, сдерживая своё горячее дыхание, прощалась с любимым.
   Чуть погодя они оба чутко и счастливо уснули в объятиях друг друга.
  
   Шарот ещё прошлой ночью, во сне полностью узнала всё, что должно случиться позже, и всё же оставалась собранной и спокойной. Она знала, что дочери Свенельда ещё предстоит...
   "Предупреждён - значит, вооружён. Главное - вытащить отсюда Свенельда. С остальным я разберусь, и со старым графом тоже", - хладнокровно рассуждала она.
   Её поверхностный сон прервал тихий металлический звук вынимаемой из окна решётки и шуршание сброшенной верёвки. Шарот подняла голову к окну, там уже о себе заявил рассвет. Охотница заметила в окне Михаила и поцелуем разбудила Свенельда. Вдвоём, крадучись, они подошли к стене со спасительным окном и верёвкой.
   - Ты первый, - шепнула Шарот.
   Не рассуждая, парень стал подниматься, Шарот подставила ему колено, плечо, спину.
   Тишину каземата нарушили громкий шорох башмаков Свенельда о стену и его хриплое ослабленное дыхание. Остальные узники проснулись и тоже желали спастись. Вдруг один заорал:
   - Стража!.. Стража!.. Это она!!! Вот она, та девка с болот! Это она та самая ведьма, что была в лесу с волками и погубила нашего молодого хозяина!..
   Влетевший на крик обжора-стражник набросился на орущего узника и нанёс ему с ходу ненамеренный смертельный удар в грудь кулаком, не заметив рядом прижавшуюся к стене девушку. Исхудавший от голода узник как пушинка отлетел к стене, упал и ударился затылком. Желая любой ценой спасти свою никчёмную жизнь, он из последних сил указал пальцем на Шарот, стоящую в темноте и, хрипя, произнёс роковую фразу:
   - Держите! Это она! Она... со своими оборотнями погубила... нашего молодого... хозяина, - выдохнул он и умер на месте.
   (Это был единственный уцелевший из охраны и сопровождения Айгориана).
   Шарот была охотница, а не воин, но в завязавшейся неравной схватке она пока не уступала. Ускользала от лап охранника, как скользкая речная рыба. Свенельд, к счастью Шарот, был уже наверху. Да, к счастью Шарот, он был уже наверху, и руки дядьки Михаила крепко держали его, не давая возможности прийти на помощь своей возлюбленной! Свенельд оглянулся и хотел было вернуться и принять вместе с Шарот и свой тоже последний бой, но она лишь успела выкрикнуть Михаилу вверх:
   - Уводите его! Я сама!
   На шум и крики в каземат ещё влетела разбуженная охрана и без разбору скрутила всех, кто там был. Позже, разобравшись, что к чему, начальник стражи решил срочно доложить обо всём старому графу.
   Тот вскипел, пришёл в ярость и приказал немедленно привести задержанную девушку к нему.
   Лишь только Шарот появилась в его спальне, он уже был готов разорвать её плоть собственными костлявыми руками.
   - Зачем ты убила моего сына?! - налетел он на неё с порога, кашляя и задыхаясь. - Ведь это ты?! Отвечай!.. Отвечай!!!..
   Но она не отвечала и держалась ровно, покойно и с достоинством королевы.
   Наконец выдохшийся от крика больной старик начал говорить с девушкой более ровно, вспомнив о своём высоком достоинстве:
   - Ну,... давай, расскажи, как ты это сделала? И за что? За что ты убила моего мальчика? - надрывно, мокро кашляя, тихо приговаривал он.
   Ссутулившись от недостатка воздуха и боли в груди, он еле стоял на ногах и опирался о тяжёлые резные буковые кресла. Шатаясь, он пятился и отходил к своему ложу, покрытому шёлковыми одеялами и шкурами редких по красоте животных.
   - Что он тебе такого сделал? О-о,... мой бедный Айгориан! Моё единственное дитя! - сухо всхлипывая, произнёс старик, поднял на ходу руку, будто жалуясь небесам, и, шаркая, вернулся в постель.
   - Я не убивала его, - наконец смягчившись горем отца, ответила Шарот. - Я вытащила его из болота, дала кров, одежду и пищу. Твой сын ушёл от меня своими ногами, а погиб по своей неосмотрительности. Утонул в реке. Никто не виноват. Не держи никого в подземелье. Отпусти всех узников.
   - Что?! Как отпусти?! Девчонка! А кто мне ответит за его смерть? Кто-то же должен быть виноват! Может,... ты?!
   - Он выбрал свою судьбу сам, - продолжала спокойно объяснять пленница. - Никто не виноват в том, что случилось. Он просто провалился под лёд.
   - Да?!... Под лёд?... Не-ет!... Кто-то всё-таки сделал судьбу моего мальчика своими руками! - сдержал свой гнев старик, блеснув властным взглядом.
   Тут вмешался старый опытный стражник-подхалим:
   - Тот, что издох,... ну-у... бывший охранник Вашего сына, он,... я слышал, перед смертью сказал, что она,... эта девка, была с волками в лесу. И Свенельд ночью бежал... - заговорчески перешёл на шёпот тот, что из подвала Шарот привёл сюда. - Ещё вчера он к миске со жратвой не мог подползти, а сегодня... вскарабкался по стене, как крыса! Не иначе как колдовством попахивает, ваше... - заискивал он.
   - Колдовством, говоришь? - перебил его старик, прищурил на пленницу пристальный взгляд палача, предчувствуя для себя новую жертву-игрушку, и посмотрел в упор.
   Шарот приняла этот прямой взгляд, и по её спине пробежал неприятный смертный холодок.
   - И Свенельд бежал?! А-а-а!!!.... Так он твой сообщник?!... - тихо взорвался старый граф. - Обыщите её! - сплюнул он сукровицей на персидский ковёр.
   Стражник, ничуть не церемонясь, обшарил одежду и тело Шарот и нашёл странное оружие с клыками медведя, мешочки со снадобьями и флакончик вина с сонным зельем.
   - Ага!... Сейчас посмотрим, гореть ли тебе, ведьма, в аду... или быть повешенной на городской площади! Ну-ка, ну-ка, - и протянул стражнику костлявую бледную руку, чтобы взять и разглядеть найденные вещи поближе.
   Старик принялся внимательно осматривать отобранное у девушки.
   - Странное приспособление, не иначе как ведьмачье... Ну? И как же ты им пользовалась, красавица? Признавайся, - рассуждал он вслух и не мог до конца понять назначение того, что держал в руках. - Хм, красивая, прочная. Вещь мастерской роботы. Кто тебе его дал? Кто сделал? Отвечай, ведьма! Дьявольское приспособление?! Дьявольское?!...
   - Нет. Оно не здешнее, и мастера тебе не найти. Но... я могу показать, для чего оно.
   - Но, но, но, красавица! - немного отшатнулся от неё старик. - Дать тебе зубы, чтобы ты укусила?! Кошка! Держи её крепче! - буркнул он стражнику. - А это что? - теперь старик заинтересованно рассматривал кожаные мешочки, щепотью доставал сухие смеси трав и, внюхиваясь в их аромат, вдруг тут же страшно закашлялся.
   Держась за горло, он покраснел, и его лицо будто вздулось.
   - Лекаря!.. - харкая слюной и сукровицей, прошипел лорд. - Ле-ка-ря!..
   Кто-то, незаметно стоя всё это время в углу, рванулся с места, исполняя срочный приказ.
   Шарот стояла спокойно. Теперь она поняла, какой болезнью страдает старик и сколько ему ещё осталось жить.
   Прибежал странного вида лекарь в грязном чёрном балахоне. От него отвратительно пахло гнилью, серой и сыростью. Суетясь, он прикладывал компрессы к горлу и ко лбу графа, давал напитки неизвестного для Шарот происхождения и действия. Ничто не облегчало мучений старика. Девушка попыталась сделать шаг в сторону больного, но стражник ещё сильнее стиснул ей руки, заломленные за спину.
   - Я, могу помочь тебе, - громко сказала она, сдерживая свою боль, - ...если договоримся.
   Наклонив голову вперёд, Шарот закусила край губы, пряча от старика свою боль, и всё же продолжала спокойно глядеть на него.
   - Ты хочешь теперь и меня убить? - всё ещё кашляя, слабо произнёс граф.
   - Нет, я не убиваю людей. Верни мне мешочки, и я смогу облегчить твои страдания и помочь тебе.
   - В обмен на что?
   - В обмен на свободу невинных, что у тебя в подвалах, и мою тоже.
   - Ты что,... совсем спятила?! По тебе виселица плачет, а ты за чью-то жизнь хлопочешь?
   - Не за чью-то,... а за человеческую, - спокойно отвечала Шарот.
   - Да что она есть,... эта жизнь... человеческая?.. Тьфу! - сплюнул он кровью на ковёр.
   Шарот чуть от этого не стошнило.
   - И твоя тоже "тьфу"?
   - Лечи меня, иначе висеть тебе на солнышке! - угрожающе съязвил старик.
   - В обмен на свободу и жизнь, иначе кормить тебе червей в могиле ещё до следующей луны, - не уступала ему пленница.
   Несмотря на грязь на лице, она была столь хороша собой и спокойна, что взбесила этим дышавшего на ладан старика.
   - Вон! Уберите её отсюда! Вон! - вскипел он, и у него продолжился приступ кровавого кашля.
   Её быстро вывели за двери, ещё больше заламывая ей руки за спину.
   - К утру... Кг...Кг... повесить... девчонку,... если не передумает!.. - донеслось до ушей Шарот его злобное шипение, но её уже спешно уводили вниз, по крутым лестницам холодного серого каменного дворца.
   - Жить захочешь - сам одумаешься! - прошелестела в ответ пленница.
  
   Она оказалась в той же каменном тёмном подвале, где она нашла Свенельда. Спустя некоторое время, когда всё стихло, к ней подсел молодой мужчина и представился его другом.
   - Я узнал тебя по тому, как ты необычно плавно двигаешься, и по голосу. Нам тогда со Свенельдом не выйти было из болот, если бы не ты с волками. Зрелище, я бы сказал, не для слабых, конечно... Я и сам еле ноги унёс тогда. Полголени оттяпали твои лохматые дружки. Но ничего,... зато жизнь при мне. Против пятерых охранников мы бы со Свенельдом не выстояли! Это было сразу ясно. Но, мы рискнули. А вы знали друг друга раньше, раз ты на его зов пришла, да? - утвердительно спрашивал мужчина.
   - Да, - холодно ответила Шарот.
   - Он про тебя мне ничего не рассказывал, как я его ни пытал.
   - Хм, про тебя тоже, - не желая общаться, сухо добавила она.
   - Нас обоих по весне загребли сюда. На берегу реки, как большая вода сошла,... дети в камышах останки человеческие нашли. Среди них, ниже по течению, и то, что осталось от Айгориана. По золотой цепи с медальоном на шее узнали. Эх, надо было тебе её у него забрать, прежде чем ты его того... Двух других по плащам узнали. И в трупах ещё наши местные наконечники стрел нашли... Как граф приехал с молодой невестой для сына, мы со Свенельдом говорили, что Айгориан случайно утонул в болоте вместе с остальными охранниками, и вроде - сошло, а тут наши стрелы в останках и Айгориан в чужой одежде. Схватили. Пытали. Свенельд сказал: "Забудь про девушку на болоте и волков!" А я думаю, почему бы и не забыть? Я человек благодарный. Ты нас тогда спасла - это точно!
   - Хм, спасибо.
   - Только теперь мы крепко попались... А этот - просто дурак! - кивнул он на труп в стороне. - Я думаю, если бы он промолчал,... ты бы и меня, как Свенельда, вытащила бы отсюда, да?
   - Да, - уже мягче ответила Шарот.
   - Тебе за спасение, конечно, спасибо, только что теперь делать?! Теперь нам конец. Это точно, - вздохнул пленник,
   - Ещё рано так думать. Сначала надо согреться, - уже решительно поднимаясь с места, сказала узница.
   Она сделала шалашик из обломков каких-то деревянных полок и соломы и взмахом кисти разожгла огонь. Её собеседник напрягся и в страхе чуть отполз в сторону.
   - Это что, колдовство?! - немного заикаясь, прошептал он.
   - Нет, здесь нет никакого колдовства. Это просто сила любви и сердца. Это легко, но потом. Сначала нужно научиться задавать себе правильные вопросы и уметь контролировать свои чувства. А для этого учиться... Занимает много времени и требует усилий, понятно? Так... - подсела она к огню. - Подумаем... - глубоко вздохнула, выпрямила спину и закрыла глаза.
   Ловчий только почесал в затылке. Он ничего не понял из того, что сказала Шарот, только отодвинулся подальше и наблюдал. Спустя некоторое время он не выдержал, приблизился к ней и тихонько обратился.
   - Эй! Э-эй!...
   Но девушка не отвечала. Сидя неподвижно с прямой спиной, она открыла ладони огню и слушала, слушала, слушала, пока он совсем не угас. Затем так же просто открыла глаза и обратилась к внимательно наблюдавшему за ней ловчему:
   - Быстро переодевайся в его одежду, - и показала на покойника.
   - Ты что, не в своём уме?!
   - Жить хочешь?
   - Я?! В это?! Да ни за что! - с расширенными донельзя маленькими глазами отказался ловчий.
   - Жить хочешь?! - настаивала Шарот.
   Мужчина растерянно молчал и с содроганием смотрел в спокойные и уверенные глаза Шарот. У неё на лбу лишь образовалась маленькая серьёзная морщинка-складочка.
   - Тогда быстро. За ним сейчас придут.
   - Откуда ты знаешь? Он может валяться здесь неделю и благополучно кормить собою ненасытных крыс старого графа! О-о... ты это ещё увидишь сама! - со знанием дела кивнул ловчий.
   - Мне некогда спорить с тобой. Слушай и делай, что тебе говорят. Пожалуйста. Это единственное, что сейчас поможет и тебе, и всем нам, - твёрдо произнесла Шарот.
   Она говорила так спокойно и убедительно, что мужчина послушался и стал быстро снимать с покойника одежду. Пока он переодевался, охотница настоятельно просила ловчего не подпускать Свенельда к площади, а лучше всего...
   - Выведи его за город как можно дальше... Слышишь меня? Скажи ему, что я буду ждать его в ему известном месте. Он поймёт. Пойми: если он вернётся в город сегодня или ты - мы все вместе погибнем. Поговори, пожалуйста, с дядюшкой. Пусть он будет завтра утром на площади. Скажи, что мне нужно видеть его.
   - Что? Каким дядюшкой? - не понимал ловчий.
   - Рыжим бородатым оружейником, - объясняла Шарот, - Михаилом.
   Скрипнул тяжёлый засов.
   - Ты всё понял? - громко шепнула ему Шарот.
   - Да! Да! Я всё понял! - также шёпотом ответил ловчий. Он быстро лёг, прикрыл себе лицо куском грязной тряпки и замер в позе покойника, а девушка отвернулась от него и сделал вид, что разговаривает с живым человеком, обращаясь к сидячему, переодетому трупу.
   Стражники вынесли мнимого покойника за городскую стену и, как обычно не церемонясь, сбросили его в глубокий мокрый ров, в грязь. Тот, оказавшись в безопасности, тут же мгновенно "ожил" и, не откладывая на потом просьбу своей спасительницы, отмахиваясь от голодных городских бродячих собак, питающихся мертвечиной и отряхиваясь на ходу, побежал в лавку оружейника.
  
   - Ой, что-то не нравится мне всё это! - качал головой Михаил. - Ой, не нравится!... - Она явно что-то больше знает о завтрашнем дне. Она должна жить любой ценой, а мы должны её спасти! - озабоченно рассуждал оружейник, нервно расхаживая по комнате широкими шагами. Михаил в одно мгновение собрался с мыслями и решительно подсел ближе к перепачканному, еле узнаваемому ловчему. - Она, знаешь, кто? - обратился он к вестнику шёпотом.
   - У-у, нет, но, пожалуй, догадываюсь, - вдруг вспотел ловчий. - Я уже такое видел, что и мне впору на костёр.
   - Что-о-о?! - почти выкрикнул Михаил, догадавшись о том, что ожидает завтра Шарот на городской площади. - Ребятушки, дрова должны быть мокрыми! - обратился он к сидевшим здесь же друзьям-заговорщикам. - А вытаскивать её нужно сегодня же! - и добавил уже значительно тише:- Ночью! Свенельда ты должен увести! Он сейчас в хибаре, в роще, за городом, - Михаил хотел было тряхнуть друга своего племянника за плечо, заметил, что он действительно весь в грязи, тут же передумал, убрал руку и просто кивнул вестнику: - Любой ценой, парень, сделай то, что она просила! Иди обмойся... и не спускай с моего племянника глаз, понял? - крепко свернул кулак Михаил. - А мы... кое-что ещё успеем сделать сегодня, - хитро подмигнул он друзьям.
  
   Сидя в тюрьме, почти в полной темноте, Шарот размышляла, как изменить известный ей ход событий, и ожидала стражника. И вот к вечеру он, громыхнув тяжёлой дверью, окликнул её:
   - Эй ты, ведьма!.. Выходи по-хорошему! И без всяких там своих шуточек, ну! Не то переломаю тебе все ребра! Видали мы таких! Здорово горят!
   Шарот молча вышла из каземата, прошла в сопровождении стражника знакомой мрачной лестницей коридора наверх в башню, спокойно вошла в покои старого графа и остановилась.
   Почти лысый, худой лицом, больной старик сидел на своей огромной тяжёлой кровати. Бархатный и шёлковый пурпурный изящный балдахин свисал волнами с её резных дубовых опор. Окна были зашторены, и в зале стоял густой, кислый запах застарелой, запущенной болезни. Кровать графа стояла посередине большого круглого помещения, расположенного на самом верху центральной башни. Старик восседал на ней, как царствующая особа, как человек, обладающий неограниченной властью и временем. Он расположился на бесчисленных, искусно вышитых подушках, одеялах, покрывалах и оттуда, издалека, задал пленнице свой первый вопрос.
   - Ты говорила, что можешь вылечить меня? - будто бы невзначай обратился он к ней.
   - Нет. Но могу облегчить и продлить твои дни, - просто отвечала ему Шарот.
   - Подойди ко мне, дитя, - поманил он её костлявой рукой, на которой надменно красовались перстни с драгоценными камнями.
   Девушка подошла к лежащему больному старику и спокойно села около него. Граф так был изумлён бесхитростностью её поведения, что просто, как заворожённый, не сводил с неё глаз. Шарот тут же осмотрела его, ощупала и хладнокровно начала первой:
   - Слишком долго ты болеешь. Твой кашель почти съел тебя изнутри. Я нужна тебе, чтобы жить. Тебе очень нужны мои травы и горячие отвары.
   - А-а... - ожидая от неё большей таинственности и загадочности, старик уже разочарованно махнул на неё рукой. - Ты просто нарочно меня запугиваешь, да? - он чуть помолчал и устало, коротко вздохнул. - Впрочем, я и сам чувствую, что дни мои сочтены, - граф снова поднял на неё впавшие усталые глаза и мягким вкрадчивым тоном начал: - Мой лекарь вчера напомнил мне одну нашу старую местную легенду. Он слышал ещё от своей бабки. Про врачевательницу, живущую в лесу с волками... Про её волшебную силу исцеления... - доброжелательно и лукаво продолжал граф. - К людям никогда не выходит, имени своего не называет, все о ней знают, только никто не знает, как и где её можно найти. Жилища её никто никогда не видел и не находил следов... Говорят ещё, что она обладает чудесной волшебной силой. Всегда молодая и красивая... Большая удача, если к кому-то она прикасалась. Ещё говорят, что её руки как настоящий эликсир жизни. Ну, и что ты на это скажешь, красавица?
   От глубокого прямого взгляда этого почти уже дожившего свои дни, страшного мыслями человека Шарот вдруг замёрзла, в груди сжался комок и она чуть опустила глаза.
   - Той легенде больше ста лет... - заглядывая хитро и вкрадчиво в большие красивые зелёные глаза молодой девушки, граф продолжал. - Скажи, милая, как тебе удаётся оставаться всегда такой молодой? - он неожиданно крепко схватил Шарот ледяной костяшкой за руку и, чувствуя внезапный горячий прилив мужского, забытого возбуждения, задрожал. - Открой мне тайну вечной молодости! - трясло его желание жить и обладать ею. - Открой тайну! Дай мне свой волшебный эликсир, и я поделюсь с тобой властью! Дай! Дай мне его!!! - глазки его живо забегали, и он искренне думал, что может силой своей власти повелеть девушке любить себя. - Я хочу жить, и мне нужны наследники. Я озолочу тебя! Дай мне... Будь моей! Подари наследника! Одного!... Двух!!... Я боюсь смерти! Ты знаешь, что такое смерть?!... - трясло его.
   Шарот отвела глаза в сторону и спокойно, ничуть не смутившись откровений старика, ответила.
   - Да. Я?... Я знаю, что такое смерть! - она подняла на старика глаза и, не отдергивая руки, в ответ сильно, до боли сжала его пальцы своей левой рукой. - И семьи тех, кого ради забавы погубил твой сын, тоже это хорошо знают.
   - Брось!... Сейчас речь не о нём и не о них! - хитрил граф. - У тебя есть всё: силы, молодость, красота, знания!... Ты же можешь справиться с моей хворью, да?! Я знаю,... ты можешь! - закипал старик. - Ты просто торгуешься?! Стерва!!! - он изо всех сил толкнул Шарот ногой и сбросил её с края своей постели на пол. - Назови свою цену, девка!
   - Хорошо. Я скажу то, что ты хочешь слышать, и дам тебе свой эликсир, - Шарот спокойно подняла на него глаза и постаралась не моргнуть. - Не преследуй невинных. Отпусти их и меня, - она встала и снова спокойно присела на край его огромной дубовой кровати.
   - Не-ет, девка!!... Ты всё-таки дура! Ты что,... не понимаешь, чего вообще просишь?! Ты просишь невозможного! Я никогда этого не сделаю! Нет!!! - выдохнул, как срыгнул, он. Как-то мгновенно успокоился, приподнялся на локтях, тяжело дыша, и освободил шею от плотно прилегающей к ней рубахи. - Ты взялась меня дурачить? Эх-х... Не тебе со мной тягаться, девчонка... Ты думаешь, я отпущу тебя, а ты быстренько выскользнешь из моих рук?! Тут же исчезнешь в своих лесах, оставив меня в дураках?! Умирать мученической смертью?!... Одного?! Ну, уж, не-ет! - скользя распутным взглядом по округлым формам тела девушки, граф снова начинал по-мужски возбуждаться. От приятного запаха её волос и молодой кожи у него начинала кружиться голова и бить пульс на висок.
   Её сильная, крепкая, стройная стать пробуждала извращённую фантазию старика, и он сейчас очень сильно пожалел о том, что в молодые годы ему ни разу не повезло обладать таким сокровищем, как она. Шарот сидела напротив него, околдовывая старика своими густыми, тяжёлыми, почти рыжими волосами, разметанными по белым плечам, и от её спокойного, открытого, зелёного взгляда у графа захватило дух и разожглось неуёмное желание. Он вожделел её и злился на себя, становясь нетерпеливым и уязвимым перед её внешним спокойствием и женскими чарами. Он злился, зная, что у него ни на что не хватит сил, что он слишком стар и что его мужское время давно уже высохло и иссякло. Его худое серое лицо начало краснеть в преддверии очередного приступа удушья и ярости.
   - Послушай меня, старик. Поверь мне. Я не умею лгать. Прямо сейчас отпусти меня, - доверительно говорила Шарот. - Мне просто нужно время, чтобы собрать для тебя травы и сделать нужный отвар, - настаивала она. - А у тебя его почти нет. Времени у тебя нет, понимаешь?
   - Хм-м... А лягушки, змеи, пауки, летучие мыши тебе не подойдут? У моего лекаря их превеликое множество! Велю, тебе дадут всё! Только сделай мне свой дьявольский напиток! Озолочу!
   - Я не шарлатанка, - выдохнула Шарот. - Я не могу вернуть тебе молодость, старик. Никто не может! У каждого из нас есть всего одна жизнь. Я лишь могу помочь тебе продлить твои дни, если только ты будешь слушаться меня. И я не собираюсь ни обманывать тебя, ни травить летучими мышами.
   - А-а!... Ты просто морочишь мне голову и улизнёшь при первой же возможности!!! - всё же вскипел старик, схватившись за поясницу. - М-м! Уведите её! - громко сказал больной, омерзительно брызнув слюной. Обращаясь к Шарот, он продолжил: - У тебя есть время подумать до утра, "врачевательница"! Слышишь стук этих молотков? Подумай хорошенько! Помост, что сейчас делают на площади, готовили для беглецов, для твоего Свенельда и его друга, глупая ты девка! Но он сойдёт и для тебя! Запросто! Если ты мне не уступишь... Хм-м... - ехидно улыбнулся старик. - Попалась мышка в мышеловку... Сама пришла!... Дура! - ещё раз взглянул на неё и начал снова тихо харкать кровью в искусно вышитый белый платок.
   Спускаясь по лестнице в каземат, Шарот рассуждала:
   "Пока он слаб, у меня есть шанс на спасение, а если я сейчас облегчу ему страдания, он займётся всеми нами и кто-то поплатится жизнью за мои снадобья. Нет!... Только жизнь за жизнь, иначе нельзя, - твёрдо была убеждена она. - Ещё не всё кончено, нет, нет. У меня ещё есть шанс".
   Возвращаясь в место своего заключения, девушка заметила, что стражников стало больше и в коридорах, и у входа в тюремные помещения.
  
   Когда Шарот разговаривала с графом, дядюшка Михаил с друзьями рискнули проникнуть во дворец, чтобы нахрапом освободить её. Попытка провалилась, едва начавшись, (слава Богу, что все всё-таки сами успели сбежать), а начальник стражи, хорошо знающий своё дело служака, усилил охрану на внутренних и внешних постах. И вот результат.
  
   "Да... плохо, - подумала Шарот. - Но до утра ещё есть время. Если старику за ночь станет хуже, может он, передумает ещё до рассвета. Нужно ждать. Надежда ещё есть".
   Ночь на 21 июня Шарот совсем не спала, чутко прислушиваясь к голосам, доносившимся из длинного каменного коридора, и изредка поглядывала в тёмное, заколоченное досками окно, через которое была видна только одна бледная звёздочка.
   Тихий рассвет, возобновившийся вместе с ним строительный шум на площади перед дворцом и глухие удары молотков заставили девушку не на шутку встревожиться.
   "Нет, нет, старик! Не так-то легко тебе будет меня запугать! А если придётся - унесу твою жизнь с собой! Пусть уж тогда меня простят там, наверху".
   Утро осветило окрестности и овладело городом. Пришедшие за Шарот стражники дали понять девушке, что её время уже полностью истекло. Наспех, кое-как связав ей руки, они вывели приговорённую узницу на площадь и подвели к кашляющему, бледному графу. Бросили перед ним на колени. Старик еле сидел в своём красном бархатном кресле на широкой ступени у подножия главной башни. В окружении своей свиты и свиты молодой несостоявшейся невесты сына, оставшейся не у дел, он выглядел как-то нелепо, кичясь своей "голубой", больной, никому не нужной кровью и высоким происхождением. Перед ещё не давшей согласия на брак молодой, такой же бледной и очень высокой, худой невестой он был похож на сухой, прошлогодний, чудом уцелевший гриб поганку. Шарот заметила это удивительное сходство и улыбнулась.
   - Ну, что скажешь, ведьма? - злорадно улыбался он, предвкушая свою победу.
   - У тебя ещё есть немного времени принять правильное решение, - спокойно ответила Шарот.
   - Ну-ну. Упрямиться тебе уже недолго! - угрожающе посмеивался граф. - Может, передумаешь?... Подумаешь о себе?... - булькая гнилыми лёгкими, усмехался он. - Ты слишком молода и красива, чтобы умирать так рано. Твой розовый бутон только-только раскрылся и ещё может осчастливить усталого от однообразной, скучной жизни старого человека.
   - Глупость - не добродетель для стариков, - дерзко и спокойно произнесла Шарот. - Я могу помочь тебе. Твоя жизнь в твоих руках и в моих знаниях. У тебя ещё есть шанс... Подумай об этом!
   - А твоя жизнь только в моих! Дура! Девка! Ведьму сжечь!!! - почти лысый граф был взбешён и, в гневе выкрикнув палачу так сильно, как мог, зашёлся в удушливом, кровавом кашле.
   Внизу собравшаяся поглазеть на казнь толпа с удовольствием подхватила: "Ведьму сжечь!.. Ведьму сжечь!.."
   Под поднявшийся шум и гвалт запуганных, жаждавших зрелищ горожан связанную Шарот подвели к сложенному у эшафота костру и привязали к столбу. Наскоро огласивший приговор судья спросил девушку о последнем слове. Толпа утихла по команде, поданной глашатаем.
   - Люди! - открыто обратилась к ним Шарот. - Я здесь для того, чтобы пожелать вам смелости стать свободными! Вам нужно сделать всего лишь шаг, одно усилие. Один... настоящий... шаг к свободе. Она совсем близко! Посмотрите вокруг! Откройте глаза! Загляните в своё сердце и не теряйте своё драгоценное время, свою жизнь! Потому что завтра её может не быть!
   - Хва-атит! - заорал из своего кресла граф.
   И палач тут же начал разжигать под приговорённой узницей хворост, но он ни в какую не загорался.
   (Это Михаил с друзьями подпортили его бычьей мочой, зная, что может быть помилование, если казнь не получилась с первой попытки).
   Друзья Михаила сразу же начали кричать из толпы:
   - Милость!.. Милость!
   Шарот увидела их, улыбнулась. Но старый граф подал знак продолжать, сменив одну казнь на другую.
   Тогда девушку подвели к эшафоту, чтобы усечь ей голову. Но и топор оказался негодным. (Ночью его древко Михаил аккуратно расколол вдоль надвое). Палач растерялся и мялся на месте со страху, не зная, что делать, и боясь, как бы самому не попасть за такие дела на плаху. Он суетился, разводил руками, что-то бестолково пытаясь исправить.
   Шарот была спокойна, ожидая до последнего, что страдающий неизлечимой болезнью старик всё-таки обратится к мудрости и подумает о себе. Она спокойно и внимательно смотрела на него издалека.
   О-о!... Она не предусмотрела только одного! Каким может быть глупым, упрямым и жестоким выживший из ума старый человек перед лицом парализующего страха скорой смерти и съедающей его тело боли! Не осознала она, не продумала того, что человек, находящийся на пороге смерти, но обладающий безграничной властью, может вопреки здравому смыслу отказаться от единственного шанса на своё спасение. И может, вопреки благоразумию, лишить жизни полную сил и здоровья молодую женщину, от которой на самом деле зависит его собственное здоровье и жизнь.
   В толпе громче пошло брожение. Уже многие кричали: "Милость!.. Милость!.. Милость!.." Народ жаждал зрелища, но и небывалого здесь раньше милосердия тоже.
   Мнения разделились.
   А, где-то вдалеке быстро зарождалась гроза. Её глухие раскаты неумолимо надвигались на город.
   Взбешённый старый граф, задыхаясь и харкая кровью и пеной, всем вопреки еле прошипел:
   - Волею моею, повесить!.. Кг... Кг-г... Немедленно! Кг... Кг... Повесить!..
   Шарот прочитала по губам его окончательный приговор и лишь тогда решилась на крайнюю меру. Девушка освободила свои наспех, непрочно связанные стражником руки, но пока не показывала этого. Закрыв глаза, она что-то тихонько шептала и с нарастающим гневом и огнём в крови глубоко дышала. Её подвели к виселице.
   - Чёрт! Этого я не предусмотрел! - растерянно воскликнул Михаил, находящийся здесь рядом, в толпе зевак.
   Он хотел было рвануться на помощь своей любимице, но она, почувствовав его намерение, не открывая глаз, отрицательно покачала головой и продолжила подготовку к ритуалу. Тогда Михаил крепко сжал кулаки, не сводил с Шарот глаз, пытаясь уловить на её лице малейший призыв о помощи, и страстно молился всем святым, каких только знал.
   Шарот поставили на скамейку, она всё ещё не открывала глаза. Набросили петлю... Затянули... Всё! Шарот была готова! Она открыла глаза и, коротко взметнув свободной от верёвок рукой в сторону старого графа, с чётким намерением выпустила всю силу своего гнева прямо ему в лицо. Старик тут же вспыхнул, как прошлогодняя солома, и разразился свинячьим визгом на всю площадь. На придворных, окружавших его, тоже вдруг занялась одежда. Они кричали и спасались бегством, как могли.
   Шарот медленно перевела взгляд на каменную башню. На секунду снова закрыла глаза и...
   Вторым резким всплеском руки, как порывом сильного, шального весеннего ветра, опрокинула светильники в высоких покоях графа и заставила загореться, как факел, всю его башню.
   Повергнутые в ужас всем увиденным, люди вдруг заметались кто куда... Началась паника.
   Смертельно напуганный, но не растерявшийся начальник стражи подал команду палачу. Тот, не медля, выбил скамейку из-под ног, потерявшей все силы Шарот. А Михаил отчаянно рванулся с друзьями к своей любимице на помощь. Он ревел, как раненый дикий зверь, и пробивался к ней, сталкивая железными кулаками со своего пути равнодушных зевак, но тренированная стража умело теснила заговорщиков и не дала им даже приблизиться к виселице, окружив её плотным живым кольцом.
   Крепкая верёвка туго сдавила шею Шарот. На последнем выдохе, запрокинув голову к солнцу, она из последних сил выкрикнула, как выдохнула, в небо:
   - Ша-а-ато-о-о!!!..
   Нарастающий грозовой ветер подхватил последний выдох охотницы и донес её сдавленный голос до ожидавших её за городской стеной волков, и они ответили ей, как один, принимая её голос как призыв. Этот волчий вой, донёсшийся эхом до места казни, в одно мгновение остудил все горячие желания горожан посмотреть, что же будет дальше. Все бросились кто куда.
   А неистовый холодный ливень с мелким колючим градом тут же накрыл шатром весь город. Разбушевавшаяся дикая стихия быстро потушила пожар, разметала по площади флаги и брошенные вещи зевак. Одна молния ударила прямо в топор на эшафоте перед Шарот и расплавила его. Гроза частыми яркими молниями и раскатами страшного грома разогнала всех перепуганных горожан по домам. Остались лишь на смерть перепуганные стражники, строго несшие до конца свою службу, виселица и затихшая Шарот. Михаил остановился почти у её ног и, как мальчишка, не сдерживаясь рыдал навзрыд, закрывая своей могучей широкой ладонью маленькой плачущей дочери глаза, прижимая своё единственное дитя к себе. А его жена в оцепенении упала в грязную, холодную лужу на колени и, бесцельно поднимая ослабевшие от горя и утраты озябшие руки, тянулась к эшафоту, вверх, к Шарот.
   Она безутешно глядела сквозь горькие слёзы на спокойное, румяное лицо Шарот и, будто крепко обнимая её, монотонно раскачивалась вперёд-назад и била себя в ладонью грудь. Она продолжала и продолжала, будто в забытьи, в такт ударам своего сердца обращаться к Всевышнему, просить и повторять: "Милость!... Милость!..."
   Не по-летнему жёстокий холодный ливень с градом хлестал по щекам всех без разбору горожан. И нежно омывал тело Шарот перед её последним путешествием. Дождинки, смешиваясь с каплями её пота слегка парили, скатывались по её горячим щекам и, разбиваясь, падали на эшафот, отсчитывая последние удары её удивительного, бесстрашного сердца.
   Её дух медленно и плавно отделился от тела и, нежно любя, прощался с теми, кто остался её проводить. При виде знакомого, открывающегося яркого тоннеля белого света в сознании Шарот совсем тихо прозвучало: "Прости меня, Шато... Прости, Лобо... Прости, Учитель... Прощай,... Свенельд..."
   Внезапная страшная гроза так же быстро угасла, как и пришла. К ночи, когда улицы города просохли, небо полностью очистилось от облаков и густо покрылось яркими большими звёздами. Взошла полная луна. Она сегодня была необычайно огромная и оранжевая, как зрелая тыква. Шарот смотрела на землю с небесной высоты глазами одинокой печальной луны, сердцем мудрой матери волчицы, грустя о краткости жизни,... о несправедливости смерти,... горячо желая воплощения и не примиряясь с тем, что её история окончена.
   Это случилось 21 июня 1293 г.
  

ГЛАВА 8

  
   Старая Англия Дорсетшир.1293 г. 20 июня.
   По лесным тропкам весеннего леса Свенельд бежал из города. Сейчас он шёл со своим другом, ловчим, к волчьему логову в горе за рекой. Поддавшись на лживые рассказы друга, он надеялся, что Шарот уже, быть может, там. Быстрая и сильная, она наверняка обогнала их и уже ждёт дорогих гостей. Ловчий, выполняя просьбу девушки, применил всё своё красноречие, чтобы только увести Свенельда как можно дальше из города, от смертельной для них обоих опасности.
   Волки почти спокойно приняли знакомого им Свенельда, но ловчему приходилось всё время держаться близко к Свенельду и быть на чеку.
   - Хм, очаг остыл... Уже давно, - огорчился Свенельд.
   - Возможно, её что-то задержало в пути, - объяснял ему друг.
   - Нужно согреть пещеру к приходу Шарот. Принеси хворост.
   - Да, надо согреть. Только без тебя я никуда не пойду!
   - А-а, страшно? - понимающе взглянул на него Свенельд и устало улыбнулся. Он собрался с мыслями и сам принялся за дело, как хозяин этого "дома".
   - Не так чтобы очень... - замялся молодой мужчина.
   - Да ладно. Страшно, страшно... Мне тоже, знаешь, как было страшно в первый раз с ними знакомиться. Волосы дыбом становились на всю длину! - живо показывал на себе Свенельд, втягивая свою шею в плечи. - Ты даже не представляешь, чего я тогда натерпелся! Страх смертный! У-у! Значит, так. Слушай, как нужно себя здесь вести. Двигайся плавно, без резких движений. Говори с ними спокойно и не смотри в глаза. А лучше ещё будет, если ты их угостишь тем, что мы принесли с собой. Только не с рук. Оттяпают тебе мальчики руку по самую шею. Подавай медленно, с ножа, понял? У тебя есть нож?
   Ловчий молча показал: "Да, есть".
   - Серого и компании нет, а я знаю точно, что они всегда с Шарот. Значит, с ней всё будет в порядке. В обиду не дадут. Подождём.
   - Подождём... - поддержал второй парень.
   За заботами наступил вечер.
   - Задерживается! - тревожился Свенельд.
   - Дай ей ещё немного времени. Горячее будет встреча.
   Свенельд оглянулся на эти слова и прищурил глаз. - Откуда ты это знаешь?
   - Ой, посмотрите на меня! Я что, вчера родился, Свенельд? Я тоже любил... одну кухарочку, - легко взгрустнул собеседник. - А ты эту дикарку уж и подавно. За мной ни одна из моих девчонок к старому чёрту в пасть не полезла бы.
   - Ты что-то мне не договариваешь? - что-то заподозрил, почувствовал Свенельд.
   - С чего ты взял? - неловко отвернулся, ушёл от ответа ловчий.
   "Показалось", - пристально поглядел на него парень.
   - Она мне сказала, что нам с тобой надо её здесь, за рекой, ждать и что ты знаешь, где это. Вот и всё, - оправдывался друг.
   - Ладно, тогда всё, как надо, - успокаивал себя Свенельд.
   Наступила ночь. Друзья устраивались на ночлег, как могли. Свенельду не спалось. Он долго вертелся на лежанке, потом не выдержал и вышел на террасу. Вслушиваясь в звуки спящего леса, он замер и затаил дыхание. Внизу в лунном свете блестела почти безмолвная, серебристая лента реки. В верхушках деревьев играли текучие тени. Свенельд поднял голову и увидел огромную, оранжевую, висящую в небе тыкву.
   - У луны есть лицо, - заметил парень другу, который его всё равно уже не слышал, спал. - Грустная какая-то... И такая огромная. "Где же ты, Шарот? - негромко произнёс он. - Я так соскучился по тебе за это время!... Пусть твои маленькие быстрые ножки будут легки и приведут тебя поскорей домой".
   Как-то странно защемило в груди. Свенельда передёрнуло от холодного дуновения с реки, и он вернулся в прогретое логово.
   Мирно отдыхающие у огня волки почему-то тоже начали беспокоиться и, не находя себе места, поодиночке собрались на террасе, будто кого-то встречая. А в опустевшей пещере утомлённые тяжёлым днём мужчины незаметно для себя быстро уснули. Тихо и спокойно.
   Перевалило за полночь, когда в беспокойный сон Свенельда странным образом вошла Шарот. Она поддержала угасающий в очаге огонь и подсела к любимому человеку на лежанку.
   - Свенельд,... проснись, любимый. Я пришла, чтобы попросить тебя кое о чём и попрощаться, - разбудила она его нежным поцелуем в лоб.
   - Шарот, ты? Извини, я не дождался тебя и случайно заснул. Не заметил, когда ты вернулась. Погоди... Попрощаться? Ты что же, снова уже куда-то уходишь? Сейчас?
   - Нет, нет, пока, нет. Я буду с тобой, но теперь только в снах. Там, - указала она взглядом в угол пещеры, - в изголовье могилы Шато, под сухим мхом, есть свёрток. Теперь он твой. Возьми его, пожалуйста, и крепко храни от чужих глаз. И отдай только той, кого он сам позовёт.
   - Что? Как позовёт? Как я об этом узнаю? Погоди, погоди... Ты же сама можешь его отдать. Я ничего не понимаю из того, что ты говоришь. Зачем? Кому я должен его отдать? И зачем его вообще отдавать, если он твой?
   - Узнаешь, милый. Это происходит само собой. Свёрток сам выбирает себе хранительницу. Только не рассказывай о нём никому. Его никто не должен видеть. В нём сила Учителя, Шато, моя - всех нас. И ей же отдай нож, что у тебя за спиной, хорошо?
   - Шарот... Ты можешь толком объяснить, что происходит? - тревожился во сне Свенельд.
   - Ты уже достаточно знаешь. Люби меня, мой единственный, но выбери себе другую жену.
   - Ты что?!.. Нет!.. Нет! Шарот! Нет! - кричал он во сне.
   - Живи, любимый, и прощай. Всё только ради тебя и...
   Свенельд попытался схватить её за плечо, но она, поцеловав его нежно в лоб ещё раз, растворялась и медленно отплывала туда, где рассвет подпирает собой небо, даря ему свою красоту и опору.
   - Нет, Шарот, нет!.. Вернись... Пожалуйста, вернись! - продолжал он звать её, разбудив криком себя и своего друга.
   - Чего ты орёшь?! - громко спросил перепуганный ловчий.
   - Она ушла!.. Приходила только попрощаться! - в отчаянии продолжал надрываться парень. - М-м-м... - напрягшись донельзя, он стиснул зубы и кулаки.
   Выскочив на террасу, Свенельд схватился за волосы, взглянул на небо и увидел, что полная луна почти полностью скрыла своё лицо чёрной тенью. Парень дрожал и часто дышал, не зная, что в действительности случилось, но зная точно, что его Шарот уже нет в живых. Он стоял, не в силах сойти с места. Мелькали сумбурные мысли, не давая ему ни ответа, ни надежды, ни покоя.
   - "Я здесь... - вспомнил он, как говорила Шарот, - ...и там... и там... Я везде... Тебе только стоит позвать меня по имени - и я найду тебя, мой единственный".
   - Ша-а-аро-о-от!!! - закричал он во всё горло вслед исчезающей луне. - Где ты, мой волчонок? - прошептал и снова до хруста крепко сжал свои кулаки.
   "Ша-аро-от!!!... Ша-аро-от!...Ша-аро-от!!" - долгое эхо разнесло имя хранительницы по верхушкам деревьев и оставило его там.
   На крик лишь вышел его друг, с опаской оборачиваясь на встревоженных волков на террасе. Они стояли в абсолютной темноте и провожали взглядами остатки печальной луны.
   - Ты знал?! - не поворачиваясь, глухо прорычал Свенельд.
   - Что знал?
   - Что она погибла! Только не лги мне, слышишь?! - не оборачиваясь, прошипел он.
   - Нет, я ничего не знал. Она только просила увести тебя как можно дальше и в город не пускать.
   - О Господи!!!... Что вы все наделали! Я возвращаюсь! - решительно развернулся к логову Свенельд и хотел было уже войти.
   - А с чего ты взял, что она погибла? - остановил его рукой за плечо растерявшийся ловчий.
   - Я? Хм, я знаю! Только сделаю то, что она попросила, - Свенельд уверенно пошарил у себя за спиной и нашёл её нож. - Вот, видишь? Она мне его отдала. Скорее всего тогда, в замке, когда я вообще еле что ощущал. Ума не приложу, как я до сего момента сам его не почувствовал?! Как она это сделала?! Я точно знаю, что Шарот с этим ножом никогда не расставалась! Это я точно знаю! У неё он был как продолжение руки, как амулет! Значит, - задыхался в догадках-размышлениях Свенельд, - когда она ко мне пришла в тюрьму, она с самого начала знала, что погибнет, незаметно отдала мне свой нож и пожертвовала собой!!! О Господи, зачем?! Зачем она это сделала?!! - Свенельд не находил себе места, в растерянности ходил по каменистой площадке и держался за ломившуюся от горя потери голову. Крепко вцепившись в свои непослушные, густые, соломенные волосы, он глухо стонал, как раненый зверь. - М-м... Шарот... Что ты наделала?!... Господи!... Что ты, девчонка, наделала?!...Что я теперь без тебя?! Зачем я без тебя?! Шарот!!!
   - Что за бред ты несёшь, Свенельд! Одумайся! - возбуждённо тряс своего друга за плечи ловчий. - Ты же ничего наверняка не знаешь!... Говоришь и думаешь ерунду! Выглядишь, как сумасшедший!...
   - Я сумасшедший?!... Да!!! Я сумасшедший! Оставь меня в покое, слышишь?! Отойди в сторону! Мне нужно приготовить кое-что! - рывком парень отодвинул друга в сторону и решительно вошёл в логово сам. - Её волков нет, видишь? Нет её волков!...
   - А эти чьи? - с опаской следом вошёл ловчий.
   - Эти тоже её. Я имею в виду тех самых матёрых и обученных ею, пятерых! Не мешай! - снова отмахнулся от него Свенельд. - Сядь лучше.
   - Что ты ищешь? Скажи, чем мне тебе помочь?
   - Разожги огонь! Нам нужны силы, особенно мне.
   Свенельд быстро готовил силовой отвар, а его друг впервые в своей жизни видел этого знакомого ему с детства, всегда улыбчивого парня столь убедительным и собранным. Без лишних движений Свенельд сделал всё ловко, с чётким пониманием дела. Затем продолжил поиски свёртка под камнями на могиле Шато.
   Нашёл старый пергаментный свёрток, спрятанный под сухим мхом в какой-то груде камней под стеной, и вложил аккуратно за пазуху своей одежды, под сердце.
   Ловчий сразу осознал его ценность по тому, как тщательно он был скрыт от посторонних глаз и как бережно с ним обращался его друг.
   "Это, наверное, источник всех этих тайн и чудесных сил", - подумал парень и, встретившись со Свенельдом глазами, смутился и отвёл взгляд в сторону, чтобы скрыть свою догадку и нечистые мысли.
   Свенельд щедро поделился силовым отваром с другом и ещё взял с собой те травы и снадобья, действие которых хорошо знал.
   - Пойдём в город быстро, - предупредил он его.
   - Хорошо. Как скажешь, - легко согласился ловчий.
   - Вы нас проводите? Хотя бы до реки... - с надеждой в голосе Свенельд кивнул, обращаясь к волкам.
   Некоторые просто подняли морды и смотрели на яркий, возвращающийся лик ночного светила, некоторые встали и, проводив людей до реки, дальше не пошли.
   - И на этом спасибо, братцы. Я ещё вернусь, - попрощался он с ними, кратко махнув рукой и не осознал, что дорога снова хорошо освещена.
   - Ты что-то как-то странно ведёшь себя, Свенельд. Ты что же, думаешь, что они тебя понимают?
   - О-о, будь уверен! Они понятливей иного человека, - горько выдохнул Свенельд и решительно шагнул по реке вброд.
   - Действительно так думаешь?!
   - Нет,... я знаю!
  
   А в городе в то время, когда Свенельд с другом были в далёкой пещере в безопасности, с наступлением ночи промокшие до нитки стражники всё же замёрзли и покинули свой пост. Оставив наконец повешенную гордячку на площади одну, они ушли греться по домам. Этого как раз и ожидали затаившиеся в темноте оружейник с женой и ещё двое кузнецов. У площади, в тени тёмного проулка, оружейник Михаил выдал друзьям по паре медвежьих и тигриных лап, чтобы запутать следы, и, подойдя с ними к эшафоту, бережно снял бездыханное тело Шарот с виселицы.
   Так же тихо и незаметно, укрываясь по дороге в тёмных уголках пустых улиц, они внесли её в дом к бородачу. Луна ярко освещала им путь, но тогда это было им не на благо.
   Дома Сара плакала и собирала Шарот в последний путь. Омывая её тело и аккуратно укладывая её мокрые густые волосы, она тихо пела ей колыбельную. В доме царило гробовое безмолвие. Лишь златокудрое маленькое создание непонимающе глядело на родителей. Девочка держала Шарот за руку и приговаривала:
   - Мамочка, она же просто спит, да? Смотрите, её ручка тёплая и губы розовые. Что вы, мама, делаете?! Не надо! Разбудите её, просто разбудите, - ресницы блестящих влажных глаз девочки дрожали, глаза были широко и наивно открыты. Слёзы уже были готовы сорваться с них лавиной. Опущенные уголки губ отца подтверждали ей то, что она никак не могла принять, по-детски надеясь, что всё ещё можно исправить, как будто пришить оторвавшуюся руку её единственной любимой куклы.
   Обернув аккуратно тело Шарот белым шерстяным домотканым ковром, приготовленным дочери в приданое, Михаил с Сарой и помощниками вышли за город. Не освещая себе дорогу зажжёнными факелами, друзья просто молча несли тело Шарот, желая вернуть её лесу. Не заметно свет луны исчез, люди оказались в полной темноте, не на шутку испугались и решили остановиться, отдохнуть и переждать. На голоса и тихие всхлипывания Сары из темноты рощи к ним вышли небывало крупные для этих мест, белые волки и преградили путь. Опустив низко головы и скалясь, они не давали людям сделать и шаг. Из леса повеяло сыростью. Надрывно плача, над головами людей прокричала невидимая ночная птица, сорвалась из своего укрытия и, громко хлопая крыльями, улетела прочь. Время будто замерло, сердца людей оцепенели.
   - Это, вероятно, её волки, - предположила в страхе Сара и, сдерживая слёзы и крик, зажала себе кулаком рот.
   - Господи! - медленно перекрестился Михаил. - В сим передаю тебе, Отец Небесный, живот мой. Да будет воля твоя на земле, милосердный Создатель мой...
   - ...И яко человеколюбец... прости нам грехи наши, Господи, и пощади живот, - вслух молились другие.
   - Если их пятеро, то, вероятно, да, это волки нашей Шарот, - застыв на месте, уточнил жене Михаил.
   - Да, пятеро!.. Шарот... - на сдержанном вдохе произнесла она.
   Впереди стоящий волк как-то странно приподнял и любопытно повернул набок голову.
   - Да, это они! Господи, это они! - выдохнула напряжённую улыбку Сара. - Они понимают её имя, - обрадовалась она и тихо заплакала.
   - Говори, говори с ними, Сара. Только называй её Шато, - чуть подбадривал жену Михаил.
   - Шато... - продолжала женщина, сдерживая новую волну горючих слёз. Она глядела на этих удивительно красивых, голубоглазых волков как на дикую и непознанную часть леса и души девушки, что стала такой близкой и родной её сердцу и плакала. - Шато... Да, милые, это она здесь с нами, Шато... Шарот...
   Луна улыбнулась с небес снова подарив людям отражённый свет. Взяв почти в кольцо людей, несших Шарот, волки терпеливо вывели их к расколотому, обгоревшему дубу Шато.
   Мужчины вдруг догадались и всё поняли.
   - Брат мне как-то рассказывал про этот дуб, - поражённый внезапным открытием-догадкой, тихо объявил друзьям Михаил. - Он был здесь, когда Шато врачевала его разбитую телегой ногу. Пришёл от неё домой на своих двоих. Ну и ну! Точно, это он, горелый, могучий дуб, в корнях нора, как он и говорил.
   - Может быть, и она здесь похоронена? Эта врачевательница, Шато? - негромко делились мыслями друзья. - Как думаешь, а, Михаил?
   Волки не отходили далеко и внимательно наблюдали со стороны за заботливым погребением своей то ли подруги в человеческом обличии,... то ли матери,... то ли сестры.
  
   С тех пор и по сей день, навечно, удивительное и свободное сердце Шарот осталась там, под тем дубом. К большому, горелому, надломленному дубу Шарот знающие люди часто приходили за исцелением. Может, и до сих пор ходят, кто знает? Сколько уж лет прошло?! Семьсот, восемьсот?.. Обнимут его в надежде на выздоровление, а он дарит им свою силу, любовь и покой.
  
   Вернувшись в город, люди, хоронившие Шарот, медленно и молча растеклись по своим домам. Уже сослужившие службу тигриные и медвежьи лапы были тщательно спрятаны, и в доме Михаила наступила звенящая, печальная тишина.
   У догоравшего, потрескивавшего скорбью очага находилась вся семья. Супруги почти до полудня сидели в глухом безмолвии, пили что-то очень крепкое, потупив глаза, и роняли слёзы то в кружки, то на пол.
   Они недолго были одни. В дверь с грохотом ввалился взбудораженный Свенельд.
   - Где она?!.. - налетел он на дядьку и крепко вцепился в его плечи.
   А тот, повиснув тяжёлым мешком на руках племянника, дрожащим голосом тихо ответил, не глядя ему в глаза:
   - Ушла она. Больше не вернётся. Просила, чтобы ты не ждал её больше, сынок.
   - Ты врёшь!.. Вы врёте!.. Я знаю, что она погибла!.. Говорите, как? - трясло его отчаяние, и, тяжело рухнув на стул, он снова обратился к родственникам: - Прошу вас, пожалуйста, скажите, как? Как она погибла? - и горько разрыдался.
  
   Наступило утро, когда супруги, опуская ужасные подробности казни Шарот, закончили рассказывать ему о том, что произошло.
   - Дядя, почему ты её не спас?!... Почему ты её не спас?!... - рвал на себе волосы Свенельд.
   - Она запретила мне, сынок! По-моему, она чего-то там добивалась от нашего графа. Там такое было!... Такое началось!... Одно, другое... Потом всё вспыхнуло! Гроза!... Всё бурей разметало! Я хотел помочь ей, рвался к ней изо всех сил! Вроде всё с друзьями продумал, да не учёл одного... Наш граф... Эх, старый я дурак! - потупив взгляд красных, опухших от слёз глаз, Михаил, как маленький мальчишка, наклонился к своим ногам, спрятал в них свою поседевшую за ночь голову и продолжал говорить. - А Шарот как-то почувствовала, что я, здесь, рядом, и готов с друзьями ради неё снести всех и вся, и в последний момент запретила мне, остановила, - скупо рыдая, оправдывался Михаил.
   - А-а-а!!!... Чёрт, дьявол!!! Я убью его! - сквозь зубы произнёс Свенельд и, рванув с места к выходу, швырнул, опрокинул и сломал дубовый стул.
   - Нет,... уже не сможешь, - тихо подал голос сидевший всё это время в углу друг Свенельда.
   - Да?!!! А кто мне сможет сейчас помешать?! - зло зыркнул на него парень.
   - Он сам.
   - Что-о?!...
   - Он сам... умер, слышишь?... - тихо произнёс ловчий и указал в приоткрытую дверь.
   С улицы доносился низкий, равномерный голос церковного колокола и глухие возгласы глашатая, оповещавшего город о смерти старого графа.
   Стеной начался ровный сильный ливень. Свенельда всё же вынесло на порог, под дождь. Он отрешённо слушал хриплый голос глашатая, низкий голос колокола и голос холодного дождя, сливающиеся воедино. Ливень промочил насквозь его одежду, волосы, но ни капли не остудил его бунтующего, разбитого, любящего сердца.
   - Дядюшка, покажите мне, где она, - вернулся в дом Свенельд.
   Взмолился перед Михаилом и бухнулся перед ним на колени.
   - Пожалуйста, скажите, где она?
   - Надо ли, сынок? Помни её живой. И уходите вы из города оба, сегодня же. Не думаю, что поиски беглецов прекратятся. Им Шарот уже не достанется, а переполох в городе ещё будет. Ой, будет!.. Теперь я смогу о ней рассказать...
   - Сказку? - перебила, проснувшись на руках матери, заплаканная дочурка мастера.
   - Да, детка, сказку, - подтвердил Михаил, подошёл и крепко прижал голову дочери к своему сердцу.
   - Я возьму её лук с собой. И дай мне хлеба, если есть, - сухо обратился племянник к Саре.
   - Да, да. Я сейчас, сынок. Я сейчас...
   После быстрых сборов мужчины в опале попрощались и ушли. Свенельд решил снова вернуться за реку в дом Шарот и там уже обдумать, как быть дальше.
   Они оба шли, не торопясь, по утреннему, полному своей жизни, мокрому лесу. До слуха оружейника донеслась знакомая ему прощальная волчья песня, и он зашагал быстрей, срываясь на нетерпеливый бег.
   Перед ними обоими вдруг предстал дуб, старый, огромный, несокрушимый. Под ним сидела "пятёрка" волков Шарот, всё ещё провожая её. Свенельд подошёл поближе, но не заметил могилы.
   "Да, дядюшка, так правильно. Никто не найдёт её, а мы просто будем знать, где она, моя Шарот", - подумал он.
   Он сел, как она. Поднял к небу голову. Закрыл глаза, как делала она. Раскрыл ладони, как делала она, и долго молча, плакал, перелистывая в памяти все их счастливые совместные минутки. Спустя какое-то время парень немного успокоился и, умытый слезами плакавшего после дождя дуба - хранителя могилы Шарот, обращаясь к волкам, твёрдо сказал:
   - Пора домой, Серый, - и, не дожидаясь их, встал и, чуть шатаясь, побрёл к броду в реке.
   Находившийся на безопасном от волков расстоянии ловчий обошёл дуб стороной и быстро догнал Свенельда.
   - И что теперь будем делать? - обратился он к идущему впереди парню.
   - Я никуда не уйду! Я останусь здесь,... с ними и с Шарот. Во всяком случае, пока.
   - Пока что?
   Свенельд не отвечал.
   - А я? - терялся в мыслях ловчий. - А я?! - и, не получив никакого ответа, поплёлся молча за ним следом, ни на шаг не отставая.
   Уже перебравшись по камням на ту сторону реки, они услышали всплески переправлявшихся следом за ними волков. На своей территории Серый проявлял больше приязни к кожевеннику, и растроганный парень скормил волкам весь хлеб, принесённый с собой.
   - Зачем ты весь отдаёшь?! Оставь нам немного, - беспокоился проголодавшийся ловчий.
   - На, - Свенельд отломил кусок хлеба и, не оборачиваясь, отдал ему.
   - А ты?
   - Я не хочу, а им он, видишь, как нравится. М-м-м... - глухо стонал Свенельд. - Как же так вышло, братцы? - говорил он, обращаясь к волкам. - Нас с вами так много, и мы такие здоровяки, а её больше нет... Шарот больше нет! - и сжал зубы. - Нам теперь вместе держаться надо. Не-ет, вы-то, конечно, не пропадёте,... а мне вы сейчас вот как нужны! - и ударил себя легонько ладонью в грудь.
   - Я пить хочу, - обратился к нему ловчий.
   - Бери кувшин, иди к реке, - по-прежнему не оборачиваясь, произнёс Свенельд.
   - Сам?!
   И получил утвердительный ответ.
   К ночи Свенельд занял место на лежанке, положив рядом с собой нож и свёрток, а ловчий всё ещё сидел у огня, поглядывая на друга, на нож и, украдкой, на свёрток.
   Любимец Шарот Серый с братьями, по обыкновению, расположились на лежанке, чем привели сердце Свенельда в трепет. Молодой голубоглазый вожак легонько коснулся щеки парня мокрым носом, и тот обнял его, представляя на своём месте Шарот. Волк лежал с гордо поднятой головой над полностью доверявшим ему парнем и, засыпая в тёплых человеческих объятиях, жмурился и глядел на затихавший в очаге огонь.
   Ловчему пришлось устраиваться самому по себе. Ему было холодно и страшно от близости волков. Он долго крутился на камнях у очага, ожидая сна, и всё думал и думал о свёртке, о волшебной силе Шарот владеть огнём и о власти, которой можно с помощью этого обладать. К утру он точно знал, чего хочет.
   За ночь волки перешли на другие удобные им места и спали там. Свенельд остался на лежанке один.
   Забыв о страхе, ловчий незаметно выкрал у него свёрток, выбрался из логова и, часто оглядываясь, бесшумно направился к реке. Не пересекая её и ускоряя шаг, он шёл вдоль берега.
   Почуяв неладное, Серый проснулся и вышел на террасу. Следом остальные четверо. Серый вожак огляделся, потянулся, поднял нос к небу, почуял верхний след второго гостя и озабоченно последовал за ним мелкой рысью. По Свенельду прошлись ещё чьи-то тяжёлые волчьи лапы. Он тоже резко проснулся и, естественно следуя за волками, вышел на террасу. Жмурясь от яркого утреннего солнца, он расправил плечи, потянулся и зевнул. Затем увидел волков, которые рысцой двигались вдоль берега, и, влекомый любопытством, последовал за ними. Те постепенно перешли на бег. Свенельд тоже. Вскоре волки настигли ловчего. Удерживая его в постоянном внимании, они просто не отходили от него ни на шаг.
   - Отстаньте от меня!.. Пошли вон! - шипел, кричал тот. - Пошли вон! Уходите!
   Для Свенельда такое поведение близкого, единственного друга было совсем непонятно.
   - Эй, Эмброз, ты куда? - удивлённо спросил он. - Стой, погоди. Расскажи, что тебе такого приснилось? С чего ты это вдруг такой взъерошенный, как кот перед собаками? Тебя что, они тронули? Обидели? Может, я обидел? Ну, тогда прости, друг!
   Ловчий, почти не оглядываясь, уносил ноги.
   - Ну, что произошло?! Постой, давай поговорим... - настаивал Свенельд.
   - Нет, Свенельд! Не хочу! Всё! Не уговаривай меня. Ухожу я!.. Я не смогу жить здесь, среди этих вонючих тварей! Ты - это ты!.. Я - это я! Всё, разошлись! - красноречиво размахивая руками, друг искренне пытался донести до Свенельда свои чувства, но скрыть истинные причины своего побега. - Пошли вон! - опасаясь за свою жизнь, он отгонял от себя взволнованную криками стаю. - Ты, можешь оставаться здесь, с ними, сколько хочешь! Но это не моя жизнь! Не моя! Я ухожу! Просто ухожу отсюда подальше, и всё! Найду себе тёплое местечко, девку-пышечку, начну с ней новую жизнь! А ты... Ты просто сумасшедший, понимаешь? Сумасшедший! Я не такой, как ты, и таким не буду, не жди! Теперь каждый из нас сам по себе! Всё! - спотыкался тот, опасливо оглядываясь на взъерошенных волков. - Отзови их, Свенельд! Что им надо от меня-я-а-а-а-а!!!..
   Вдруг под ногами ловчего раздался тихий хруст подломившихся гнилых веток, и парень мгновенно исчез из поля зрения Свенельда. Волки, сделав ещё несколько осторожных шагов, остановились и ходили кругами, опустив свои морды к земле.
   - О господи! Ты где?! Что такое? Ты куда исчез? Эмброз, ну всё, не шути! - обеспокоился не на шутку Свенельд, рванув к месту, где неожиданно пропал его друг.
   Он подошёл ближе и увидел зиявшую в земле полуосыпавшуюся глубокую дыру. Из неё торчали прогнившие от времени колья. Это была старая, кем-то забытая, брошенная ловчая яма на медведя. И в неё попался его друг. Получив смертельные ранения, ловчий всё ещё дышал. Поражённый неожиданным для себя поворотом судьбы, он поднял изумлённый взгляд на Свенельда, хотел было что-то сказать, но его слово смешалось с кровью, гнилыми листьями и грязью, и он ничего так и не произнёс. Смертельно раненный в грудь и живот мужчина обмяк и, устало повиснув на кольях, испустил дух. Тотчас из-за его пазухи тяжело выпал пергаментный свёрток Шарот.
   На небе в сторону отплыло облако, и на свёрток упал прямой, как стрела, неяркий луч солнца.
   Свенельд увидел всё это, застыл, стиснув зубы, затаил дыхание и весь сжался. В страшном для себя открытии и потрясении предательством своего единственного, казалось, самого надёжного друга он вдруг ослабел и упал перед ямой на колени.
   - Эх, парень... - выдохнул он с сожалением и опустил голову. - Господи, неисповедимы пути твои... - перекрестился, закрыл глаза и мысленно согласился и принял случившееся, как серьёзный урок себе на будущее. Затем открыл глаза и, осторожно спустившись в яму, вернул себе таинственный свёрток и положил под сердце. "Да, этого действительно не должен видеть никто. Господи!... Вот почему Шарот его так тщательно хранила и прятала даже от меня. Ничего, - рассуждал он, возвращаясь в логово, - ничего! Я о нём позабочусь. Уж точно его больше никто его увидит. Я сохраню его, Шарот. Даю тебе слово! Ценой своей жизни! Сохраню.
  
   Весь день, тяжело размышляя о страшном происшествии и предательстве друга, Свенельд не заметил, как логово опустело и большая часть волчьей стаи растворилась в лесу.
   "Охотятся...", - подумал он.
   К вечеру вернулось только двое волков: молодая самочка с вывихнутой лапой и матёрый с рваной поверхностной раной на боку.
   - Не сложилась сегодня охота, да? - взволнованно встречал их обоих парень. - А где остальные? Идут следом? Всё ещё охотятся? Не скажете, нет? Ладно, подождём.
   Приняв роль лекаря на себя, Свенельд внимательно и бережно ухаживал за ранеными волками.
   - Спокойно, мальчики-девочки! Я смогу, только мы должны друг другу доверять, - взялся он за обработку ран так, как, видел, это уверенно и здорово делала Шарот. - Ну да, ну да,... конечно,... скалишься, мохнатый. Думаешь, только у одного тебя зубы есть, серый блохастик, да? У меня тоже есть зубы, будь здоров! Показать? Нет? Но вот снадобья есть только у меня, и помочь тебе, кроме меня, больше некому. Так что, матёрый, нервы в сторону. Будь умницей, а то я сам тебя сейчас укушу... за нос... - грустно пошутил парень.
   Волк лёг, почуяв знакомый запах снадобий, и успокоился под ровный, доброжелательный голос Свенельда.
   - Все мы живые создания, и всем бывает больно... - заговаривал он зубы волку. - Будем друг другу помогать?!... Вот умница, - заканчивал он обрабатывать сверху умело им зашитую рану. - До свадьбы заживёт. Что я говорю? Да ты же уже будто женат?! И не первый год. Да, я знаю. И где же твоя леди? Скоро вернётся?... "Хм, обещала, обещала, - думал парень о своём. - И говорила, что со мной будет всегда, только позови..." А вы что, девушка "хитренькие глазки"? Что у вас болит? - отвлекаясь от тяжёлых воспоминаний, Свенельд подошёл к волчице. Та сразу улеглась на бок, подставив парню лапу, розовое брюхо, и прядала ушами, отводя в сторону глаза, будто скромница. - О-о-о!... И с вами всё ясно, девушка. Походка подвела! А не надо по сторонам головой вертеть и мальчикам глазки строить. Хотя, - подумал он вслух, - надо и то, и другое... Здесь проблема попроще, - говорил он, как заправский врачеватель. - Это мы сейчас... Раз, два, и всё в порядке. Ты-то меня не укусишь? - волчица щёлкнула языком в сторону Свенельда. - А-а-а, какая ласковая! И погладить тебя можно? Вот спасибо! - улыбнулся парень пациентке. - Ну, где же все, а?! Как можно так долго есть, ещё и на ночь? Домой, братцы, домой! - не на шутку волновался Свенельд.
   Выйдя на террасу, он прислушивался и присматривался к растягивавшимся густым теням закатного леса.
   "Позвать, что ли? - беспокоился он. - Ну да,... они делом заняты, а я в безделии мыкаюсь. Дело, нужно дело". Свенельд вошёл в пещеру с собранным хворостом, занялся ужином. "В конце концов, они же и к утру придти могут. Тогда всё в порядке. Мне надо просто успокоиться".
   Пришла ночь. Она была столь тревожной, одинокой и тоскливой, что Свенельд позвал Шарот перед сном, и она пришла к нему, как и обещала.
   - Не грусти, - выплыла она из-за огня костра. - Живи дальше. Ты же знаешь, милый, что у тебя получится... Ты сильный, я знаю. Возьми, что хочешь, и уходи сейчас, - она вывела его во сне на террасу и указала направление вниз по течению.
   - Да, ты права... Я всё смогу, но только с тобой, ради тебя! - угощал он её горячим напитком. - Я почти готов идти, Шарот, но не сейчас...
   - Послушай меня, любимый, не медли. Побереги себя. Каждый день несёт с собой что-то неведомое. К раннему утру собирайся в путь... Возьми, что считаешь нужным, и уходи не оборачиваясь!
   - Что так скоро-то? У меня раненые есть, видишь? Им нужен уход...
   - Доверься мне, упрямец.
   - Ещё пару дней, хорошо? И тогда...тогда...
   - Как знаешь? Тебе решать.
   - Шарот, пожалуйста, побудь со мной ещё немного, до утра...
   И Шарот сидела в изголовье, будто держала голову любимого человека у себя на коленях, и приглаживала ему волосы.
   А с утра Свенельд ушёл за реку к дубу Шарот. Он бродил вокруг её могилы, мысленно смиряясь с тем, о чём она просила, и вспоминал дни, проведённые вместе. Свенельд будто ещё чего-то ждал, какого-то чуда или видения. Но его не было. Волки тоже всё ещё не появлялись, а он так надеялся с ними попрощаться. Тогда парень решился, взял пригоршню земли из-под дуба и несколько крупных желудей, так просто, и, подождав ещё немного, наконец решил уйти восвояси. Вдруг издалека донеслось ржание испуганных лошадей, крики и приказы всадников, шум надломленных веток и визг летевших стрел. Потом шум схватки стал удаляться дальше в лес и наконец исчез. Внезапно Свенельда что-то обожгло и толкнуло в спину. Он быстро встал и, как по наитию, пошёл, а потом и побежал к тому месту, откуда только что раздавались крики и ругань.
   "Кровь... снова кровь... - опытным, тревожным взглядом он рассматривал следы на земле, траве и кустах. - ... Всадники... Волки! Их следы! Погибших нет. Всё, иду за ними", - уже не раздумывал он.
   Свенельда сдавило в груди, и, влекомый страшными, смутными догадками, он незаметно для себя снова прибавил шаг, затем надрывно сорвался на бег. Он, как опытный следопыт-ловчий, следовал за еле слышным в лесу шумом исчезавших вдали всадников. Парень пробежал по кровавым следам всю дорогу до города, но больше ничего не видел и не слышал.
   Беспокойство росло.
   "В город мне нельзя, - здраво рассуждал он, - значит..." И Свенельд затаился в роще у дороги, чтобы узнать у путников городские новости.
   Прошёл примерно час.
   "Что-то никого нет, - думал он, - ни наших, ни всадников... Чёрт! Всё-таки придётся сунуть голову в петлю". Сознавая риск своего появления в городе, парень решился и вышел на дорогу.
   Шагов через сто он заметил лежавший на обочине пыльный, рваный мешок. И тут его осенило. Перепачкав грязью лицо и руки, он накинул находку себе на голову, наскоро сделав из неё подобие капюшона.
   "Так-то значительно лучше..." - подумал парень и, сделавшись в одночасье хромым, кривым и слепым, вошёл, опираясь на палку, в приоткрытые ворота Дорсетшира.
   Улицы как улицы. Люди как люди. Только что-то недоброе висело в воздухе. До слуха Свенельда иногда доносились обрывки фраз: "...обезумевшие твари... на площади... так это же неспроста..." И он уже знал, куда идти - прямиком на площадь. Не теряя ни минуты и забыв об осторожности, он вышел прямо к ней.
   В каменном котле площади бурлили противоречивые человеческие страсти, щедро сдобренные сладковатым запахом крови и мертвечины. Свенельд собрался с силами и, еле сохраняя благоразумие, направился в самую гущу бушевавшей эмоциями взбудораженной толпы. Парень шёл прямо к эшафоту. Люди в толпе горячо обсуждали действия солдат:
   - Так-то зачем?... Божьи ж твари... обезумели...
   - Нет, нет, это знамение!... Быть засухе! Быть голоду! Вот как-то раз,...помню я, - убеждала в своей правоте грудастая толстуха.
   - Да... да... Ясно ж и так... Не к добру это! - вторила ей другая такая же женщина.
   - Не зря они от города не отходят. Ждали, пока всадники сами выедут! Умные твари! - тряс корявым пальцем согбенный сухой старик.
   - А ещё говорят, эти волки той девушки, что исчезла после повешения.
   - А я слышал, за ней дикие звери сами из леса приходили и унесли её туда! - болтали другие.
   - Прямо по воздуху... Во-он... туда! Я сам видел!
   - Видел?! А как же ещё-то через городские стены перемахнуть?! Дурень! - толкнула баба пальцем в лоб юношу-переростка. - Скажешь тоже... по воздуху...
   - Нет, нет, она вообще не умерла... - говорил ещё незнакомый женский голос.
   - Как не умерла? Погоди!... Мы сами всё видели...
   - Эй, бабы! Что вы видели? Э-эх! С перепугу-то! Ха-ха-ха!
   - А самого-то,... как тебя домой под юбку твоей бабы сдуло-то, а? - закрыли старику рот женщины.
   - А я слышала, на улицах говорят другое... - шептала женщина постарше.
   - Что говорят, а? Что говорят-то? Ты соврёшь - недорого возьмёшь! - отмахивались от неё рядом стоявшие горожанки.
   - Я?! Я никогда не вру! Разве что сборщику податей. Да и как его обдуришь, если он, гад, за податью ко мне под юбку лезет?
   - Я тоже на улицах слышал... - убеждал горожан крупного телосложения мужчина, кузнец, один из друзей-заговорщиков Михаила. - Говорят, это была та самая врачевательница... и живёт она в лесу вечно...
   - Да, да! Она ещё моего брата от чумы вылечила! - грозил всем сухим костлявым пальцем согбённый старик-сухарь. - Я сам её не раз в лесу видел! У-у... Красавица была!... А говорила как?... Я её даже купавшейся в реке видел... Грудь такая... Яблочки!
   - Да что ж ты врёшь-то, а?!... - несдержанно взорвалась чувствами средних лет очень тучная грудастая розовощекая молочница. - Срамник ты эдакий! Ей-Богу, люди добрые, старый дьявол врёт! Как она могла твоего отца вылечить? Как?! Ты что?!... Пень ты трухлявый!... Она ж, повешенная эта, совсем молоденькая девчушка была!.. Щас вот как врежу тебе, старый ты плешивый чёрт! - свернула она крепкий кулак, который оказался размером как раз с голову старика-вруна.
   - И не вру я!... А что б мне окаменеть навеки!... Люди добрые!!!... Эликсир у неё был, волшебный! Точно знаю! Сам видел! - всё не унимался сухой телом старик, уворачиваясь от руки молочницы. Ещё чуть-чуть, и она действительно смогла бы с лёгкостью сшибить сплечь его плешивую башку. - Ага, ага!... Выпьет раз в сто лет свой эликсир, и снова молодая и красивая...
   - Да! Точно! А с виселицы она просто улетела на облаке, исчезла! Я сам, собственными глазами видел, как она... - подтверждали другие взволнованные "очевидцы".
   - Исчезла?!...
   - В облаках?!...
   - Это чудо!
   - Знамение!
   - Знамение! - причитали другие "очевидцы".
   - Засуха будет! Помяните моё слово... быть засухе! - усиливалось брожение в толпе.
   - Раз гроза на повешение была, значит, быть засухе! - вторили друг другу люди.
   - Ерунда! Во что вы верите? - вступали в разговор другие.
   - Как во что? Она-то пропала? Так? И граф наш, как солома вспыхнул! А молнии то тогда ещё никакой не было! И секира расплавилась на плахе! - вступали в разговор другие.
   - Не бывало такого раньше! И вокруг виселицы были только медвежьи да тигриные следы... - поддакивали дальними репликами зеваки.
   - Да, да... Мы видели. Только звериные. Вон они ещё видны! У самого эшафота...
   - Значит, она верхом на ком-то из них и уехала...
   - Может, и уехала. Этой врачевательнице самое место в лесу. Скольких она, и наших отцов и дедов вылечила, а? Низкий ей поклон!
   - Да ведьма это была! Ведьма!.. Поделом ей и её дьявольским отродиям! Я бы и не то с ними, с этими тварями, сделал! - брызгал слюной ещё какой-то сытый, лоснившийся от всегда доброй еды мужик с круглым животом. - На людей нападают, зверьё! - никак не успокаивался он.
   - Да что вы его слушаете?! - вдруг услышал Свенельд знакомый голос своей тётки Сары. - Она была такой замечательной и очень,... очень доброй, - горячо доказывала она. - Такой, что животные её не боялись!.. Она пришла к нам сюда для того, чтобы помочь всем нам!... Она могла сбежать, понимаете?... Но хотела, чтобы наш граф отпустил всех невинных из тюрьмы!.. Ваших же мужей, сыновей! - переводила горячее дыхание Сара. - Ваших же мужей и дочерей спасала!... А нападают её волки только на вооружённых всадников! Вы же сами знаете,... видели. Они просто мстят за неё, не жалея своей жизни!.. А мы,... мы не смогли уберечь её! Не смогли!.. Бедная девочка!.. - разрыдалась рассказчица. - Она мне самой год назад своим врачеванием жизнь спасла! Бедная моя девочка!.. А мы?... Не смогли! Это её друзья были, волки, не дьявольские слуги! Это её друзья были! - всхлипывала Сара. - Всё не так, как вам говорят! Всё совсем не так! У неё золотое сердце было, золотое сердце... - плакала она. - Графа унесла с собой, и теперь мы можем ничего не бояться и быть свободными! Она говорила это, слышали? Слышите? Свободными!
   Людям нечего было сказать и нечем ответить на искренние страдания души и сердца знавшего правду человека. И они лишь отворачивались от Сары, как от чужачки, говорившей на непонятном им языке, и судачили о своём.
   Свенельд краем глаз взглянул на родную, горько плачущую тётку Сару, ещё больше сгорбился и резко отвернулся от неё, чтобы остаться не узнанным и не замеченным ею. Сдерживая негодование и пожар гнева, он решительно направился к эшафоту. Парень подошёл вплотную и, обожжённый ужасом там происходившего, застыл на вдохе. То, что он сейчас увидел, потрясло его душу и до тошноты помутило разум. Трупы волков с содранными шкурами, сброшенные в беспорядочную кучу. Тучи мух, вившиеся над замученными насмерть животными, и слепней, пожиравших ещё тёплые кровоточившие тела. Головы волков с синими вывалившимися языками торчали на копьях. Их шкуры, залитые кровью, беспорядочно валялись здесь же, вокруг эшафота. И пьяные стражники, жестоко глумившиеся над ещё живым матёрым волком из старой обученной когорты Шарот.
   Парень узнал его, как и головы тех остальных волков, с которыми безмятежно спал в обнимку ещё эту прошлую ночь.
   Подвешенный за задние лапы волк что есть сил огрызался и тщетно пытался достать своих мучителей зубами. А они, растянув его передние лапы вперед и в стороны, готовились снять и с него шкуру живьём. Свенельд стоял не шелохнувшись, как вкопанный, и смотрел на всё это не моргнув ни разу. Раздавленный ужасом происходившего здесь, сейчас, на эшафоте, и потрясённый зверством, на которое оказался способен человек, парень стоял, почти не дыша. Он стиснул донельзя свои зубы, до хруста сжал кулаки и чувствовал, как в его жилах закипала кровь. Свенельд готов был в любое мгновение сорваться и прийти на помощь волку, но его тело оказалось сейчас таким тяжёлым, что он не смог сдвинуться с места ни на йоту. Свенельд твёрдо помнил о свёртке и слове, данном Шарот. Такого непримиримого противоречия в душе и сердце он в своей жизни ещё никогда не чувствовал! Он крепко закрыл глаза и только на одно мгновение представил мучения своей Шарот, здесь, перед смертью. Его глаза наполнились солёной отравой боли и жгучего желания немедленно отомстить за свою любовь и за каждую каплю её и волчьей пролитой крови. Закрытые веки Свенельда не удержали такой тяжести смертельного яда, мелко задрожали и столкнули едкие слёзы на землю. Сознание парня совсем поплыло, затуманилось, и он вдруг почти оглох и ослеп.
   Еле держась на ногах, с оцепеневшим взглядом, парень не справился с мукой и, как только занесли нож над бедным животным, резко отвернулся и с усилием сделал несколько тяжёлых шагов прочь, чтобы попытаться просто уйти, сбежать от всего этого, не видеть жестокости такой бесчеловечной смерти, не слышать предсмертного крика, не чувствовать боли этого последнего волка и не думать о страданиях Шарот!
   - Ты? - вдруг наткнулась на него Сара.
   Свенельд просто на мгновение остановился, глядя будто в мутную пустоту.
   - Ты?! - переспросила тётка, вся в слезах. - Да что же это такое происходит? Све... - хотела она назвать племянника по имени и обнять, но парень закрыл ей рот холодной, как лёд, рукой и остановил на полуслове.
   Визг испытывавшего страшные мучения животного и неистовый хохот пьяных солдат, отразившись от стен ближайших построек, раскатились по всей площади, пронзив огненной стрелой мозг Свенельда. Его глаза плотно закрылись, он крупно задрожал, крепко сжал в руке рукоять ножа Шарот, и вновь широко открыл налитые кровью и слезами глаза. Невольно обернулся и ясно увидел и вдохнул то, от чего убегал: боль полыхавшего в огне, ошкуренного живьём волка на растяжках. Рыцари и латники упивались своей жестокостью и безнаказанностью, поливая животное спиртным и снова и снова поджигая его.
   - Н-нет! Это уже не я... - сцепив челюсти, процедил парень и посмотрел на Сару глазами, в которых не было жизни, только боль и безликая смерть.
   Та, испугавшись его такого, оступилась и отступила в сторону.
   Выпрямив спину и абсолютно забыв об опасности, парень уже никого не видел. Он уходил из этого города навсегда. Сара поняла это и благословила племянника всеми святыми.
   "Иди, мальчик мой, - зажала она свой глухой стон рукой. - Иди, сынок... - роняла она слёзы, оплакивая разбитые сердца Шарот и Свенельда. - Не знаю, что и пожелать тебе в дорогу, дорогой,... только... храни тебя Бог, храни тебя Бог..." - и, тайком перекрестив ещё раз, пошла за ним на расстоянии, чтобы проводить до ворот.
   Ноги его были тяжелы, а сердце каменными ударами медленно стучало в груди. Пытаясь пробиться сквозь крепкую, мускулистую грудь Свенельда на свободу, оно почти уже прорвалось наружу. А отголоски кровавой расправы на площади настигали и настигали Свенельда и не щадили ни его слух, ни его душу. Они смешивались со вспыхивавшими картинами, что сейчас ярко вырисовывала его раненная болью память, безжалостно прокручивая и прокручивая только что увиденное у эшафота и пытая парня доносившимся эхом разбитого стекла пьяной бесчеловечности, разя острыми осколками его в мозг и в самое сердце.
   Он невольно остановился, опершись рукой о холодную шершавую стену одного из домов. Но стены, казалось, вдруг ожили и отторгали прикосновения парня. Его голова вдруг совсем отяжелела, упала на грудь, и неожиданно подломившиеся колени тяжело уронили Свенельда на землю. Он молча сполз по стене, теряя сознание, способность и желание жить. Его глаза плотно закрылись сами собой, столкнув с ресниц последнюю жидкую, едкую соль.
   Сара мгновенно подбежала к племяннику и, забросив его руку себе на плечо, подхватила его и с огромным усилием помогла подняться. Ноги его заплетались, и, находя свободной рукой хоть какую-нибудь опору, ослабевший, он с трудом добрёл с тёткой до её дома и полностью отключился тут же, на пороге.
   - Сара! Кого ты ещё вдруг приволокла в дом в такие времена? Что это за бродяга?!... - возбуждённо встретил жену оружейник, увидев грязного нищего в рубище.
   - Ух!... Михаил... - запыхавшись, выдохнула Сара. - Это Свенельд.... Принимай! Сама сейчас вместе с ним умру!
   - Кто-о-о-о?! Что-о?!... - вскрикнул опешивший бородач и, подскочив к жене, подхватил обмякшее тело беспамятного племянника на руки. Вдвоём с Сарой он перенёс Свенельда поближе к огню и бегло осматривал его руки и ноги. - Целые. Это что ещё такое, а?! Он же ушёл уже!
   - Да, ушёл. Да вот вернулся... Сама еле дышу! Сердце сейчас просто выскочит, Господи.
   - Погоди! Как это "вернулся"?!
   - Ногами, милый, ногами!
   - Зачем?!
   - Кто ж его знает зачем, Михаил! Откуда я знаю? Зачем-то!
   - И где ты его нашла? Где ты нашла его, чёрт побери! - суетился около племянника Михаил.
   - Уф-ф... - тяжко дыша отвечала жена. - Он на площадь пришёл... в неподходящий момент... Как раз во время расправы над волками Шарот, - Сара отступила назад, тяжело уронила своё тело на лавку и, запутавшись в мокрых от пота рукавах, неловко снимала свою испачканную накидку.
   - Ну и?.. Говори, не тяни! Слышишь, жена?!
   - Да-а... Слышу, - горячо дышала она и теперь уже пыталась раздеть беспамятного парня. - Он видел всё! - дрожащим голосом отвечала Сара. - Ой, Господи! Святые мученики! В чём это он? Так воняет! Его обязательно нужно обмыть и переодеть, - беспокоилась хозяйка, не соображая, что же надо всё же сделать в первую очередь.
   - Да погоди ты! Обмыть,... переодеть...Что, всё видел? Говори по порядку! - не сдерживаясь, Михаил призывал Сару к ответу.
   - Ой, дорогой! - вздохнула горько очевидица, села, расслабилась и, вдруг расплакавшись навзрыд, закрыла себе рот. - Всё - это значит всё! То, что ему не надо было! - продолжала она. - Его душа может не выдержать. Видишь, что теперь с ним происходит? Видишь, что он с собой сделал?! - женщина, роняя тяжёлые слёзы, встала и продолжила переодевать племянника.
   - Чёрт! Чёрт!! Чёрт!!! - ходил кругами растерянный дядька, не зная, где ему сесть и что именно сейчас нужно делать. - Чего он назад припёрся?!.. Ушёл же насовсем!... - серьезно нервничал он.
   - Чего... чего? Сердце привело!... Не понимаешь?... Принеси уксус. Там, на полке, в чулане. Нужно обтереть ему лицо. Ой, займись, пожалуйста, этим ты, а я сварю горячей похлёбки, - растерянно суетилась хозяйка. - Ему нужны силы, чтобы это пережить. Лепёшки ещё остались? Где дочка? - обратилась она к мужу.
   - Я до последнего её здесь сдерживал, а потом отпустил с подружками поиграть в куклы, к соседям.
   - Ты уверен, что она не на площади? - беспокойно спросила мать.
   - Да! Всё в порядке, я проследил, - успокоил он её.
   - Закончишь со Свенельдом - пожалуйста, приведи её домой. Господи, сначала же надо его переодеть...
   - Хорошо, хорошо. Сейчас... Да, да.
   Сейчас супругов от отчаяния спасали только их необходимые привычные хлопоты по дому.
   - Я уже кушать хочу, - неожиданно появилась в дверях их дочь. - До завтра! - махнула ещё какой-то девочке рукой.
   С порога рыжая девчушка в чепце бросилась к своему любимому двоюродному брату.
   - Эй, соня! Слишком рано ещё спать! Ой, чего это он такой вонючий, мам? - аккуратно трепала она его за нос и щёки.
   - Ты что? Оставь его, слышишь? - сделала замечание дочери мать. - Он болен. Поаккуратней, детка.
   - Чем болен? - сразу притихла девочка.
   - Слабеет он, дочка, слабеет... - вздыхала обеспокоенно хозяйка и хлопотала с горячим у огня.
   - Ну, так дайте ему отвар Шарот! - просто заметил родителям ребёнок. - Мам! Тебе он помогал и ему поможет.
   - Что... дать? - переспросил, как проснулся, отец.
   - Отвар Шарот, - спокойно ответило юное создание, наивно глядя на папу широко открытыми глазками, и перевела взгляд на мать.
   - Я не знаю, как его готовить... - растерялась Сара и пожала плечами.
   - А я знаю! Я уже делала! - радостно доложила девочка. - Сейчас принесу мешочки! - важно произнесла она и почти вприпрыжку направилась в другую комнату.
   - Давай, детка, давай! - подхватил дочку за плечи бородач и отнес её туда.
   Спустя некоторое время после приёма отвара из трав Шарот Свенельд пришёл в себя и открыл глаза.
   - Хвала небесам! - воскликнул Михаил. - Шарот ещё раз спасла твою жизнь! - обрадовался он.
   - Шарот?! - не осознавая, где он, переспросил парень.
   - Ну да! Её отвар! Я приготовила! Сама! - довольная собой, похвалилась девчушка.
   - Спасла? - переспросил Свенельд. Воспоминания о кровавой расправе на площади вновь накатили на него, и он потерянно произнес: - Зачем?
   - Что зачем?! - переспросил недоумённо Михаил.
   - Спасла... зачем? - снова впадал в отчаяние парень.
   - Ну, ты спросил! - негодовал бородач таким словам племянника. - Ты что?!! Как зачем?!! Чтобы жить!!!
   - Без неё?.. Зачем жить?.. - Свенельд устало отвернулся к стене, прикрыл лицо локтем, и колючая капля соскользнула с его глаз за воротник.
   - Не без неё,... а во имя её памяти! Ты обязан! Эй, слышишь?!
   Широко открыв мокрые глаза, Свенельд повернулся, чтобы возразить дядьке.
   - И не спорь со мной, сынок, понял?! - Михаил не дал ему сказать ни слова.
   Он встал с места и резко, эмоционально жестикулируя, хлестал племянника словами:
   - У неё характер о-го-го какой был! Десятерых мужчин стоил!.. Одного только тигра завалить, чтобы выжить... И какого завалила?!.. Вот и представь, что перед тобой теперь такой вот стоит!.. Или ты... или тебя!.. Давай, очнись, приди в себя! Ты же сам о-го-го! На другого она бы и не посмотрела!.. Дайте ему ещё отвару! - скомандовал он жене. - Пусть... чёрт... чёрт... меня побери, он очнётся! Фух! - выдохнул Михаил и поискал что-то глазами. - И мне тоже чего-нибудь дайте попить - горит в горле, - он продолжал ходить из угла в угол, заложив одну руку за спину, другой потирая шею, и громко бубнил себе под нос: - Она ему, слышь, такой подарок!.. Бери, говорит,... живи, Свенельд! А он "зачем...", - раздувал щёки разгорячённый бородач. - Щас вот как вломлю тебе по башке!.. От души... Так, чтобы понял зачем! Промеж глаз, как быку... - скрутил он перед парнем кулак. И, взглянув ему прямо в глаза, сдвинул брови и шутливо продолжил: - Пока лежишь, смогу,... а то как встанешь, так я и не достану, - сразу смягчившись, подал племяннику крепкую руку, чтобы помочь ему подняться.
   Свенельд протянул навстречу свою руку, понимая, что дядька прав. Мать с дочерью, молча наблюдавшие за суровым мужским разговором, переглянулись и тоже вздохнули свободнее, когда парень встал с постели.
   - Так давать ему ещё отвар, пап? - нерешительно переспросила девочка.
   - Нет, не надо. Я уже встаю! - ответил вместо него Свенельд.
   - Вот и ладненько! - вмешалась хозяйка. - Похлебка уже готова. Пора к столу.
   - К горяченькому - "горяченькую"! - лукаво улыбнулся Михаил. - Сейчас принесу! - многообещающе сказал он и, пританцовывая, отправился за крепким старым элем. А парень подошёл к очагу, застыл, опершись о стену, и отрешённо смотрел прямо в огонь.
   - Как бы там ни было, мне уходить отсюда с рассветом, - будто проснувшись, сказал Свенельд.
   - Похоже, он действительно начал приходить в себя, - заметила Сара мужу и чуть улыбнулась.
   - Это правильно, Свенельд. Уходи-ка ты отсюда, да побыстрей! Утром, до рассвета, будет в самый раз! - вернувшийся хозяин крепко хлопнул племянника рукой по спине и сжал ему плечо. - Тебе что-нибудь в дорогу нужно? Проси всё, что хочешь... Всё твоё, сынок! Пожалуйста, проси у меня всё, что хочешь, и уходи, - прошептал вслух Михаил, улыбнулся кривой улыбкой, сдерживая слёзы и, сочувствуя племяннику всем сердцем, пристально взглянул Свенельду в глаза.
   Свенельд повернулся к нему и на мягкий взгляд родственника ответил долгим проникновенным взглядом:
   - Только мои инструменты из дома, и... всё, - выдохнул в сторону парень.
   - Хорошо, я сам тебе их принесу, если не возражаешь. Нечего тебе такому по городу шастать! - вдруг снова очень строго сказал дядька.
   Сара, поддерживая мужа, молча кивнула.
   - После ужина сделаю всё, как надо. А ты соберись, слышишь? Ты теперь за вас за двоих жить должен. И за себя и за неё, понял?! - сурово насупил брови Михаил, отвернулся, чтобы спрятать от парня слезу, ткнул кулаком его в плечо и вполголоса позвал семью за стол.
  
   Ранним утром, засветло, Свенельд допил оставшийся силовой отвар Шарот и покинул стены Дорсетшира без малейшего сожаления.
   "А пятёрки Шарот им, видимо, не одолеть! - качал головой парень. Довольный этой мыслью, он сжал зубы и криво улыбнулся. - Вероятнее всего, эти её смышлёные мальчишки снова хорошо сделали своё дело и уже дома. Я бы тоже так хотел... Надо поспешить...", - в надежде раздумывал парень на ходу и прибавил шаг.
   Всю дорогу лес подбадривал и ласкал Свенельда, успокаивая его своими прикосновениями, свежим дыханием встречавших новый день цветов и трав, трелями птиц, поющих любовь, и бодрил срывавшимися с окрепших зелёненьких листиков каплями утренней росы. Пространство вокруг было густо заполнено жизнью и музыкой, ожидавшей своего внимательного слушателя. Усталый, измученный путник шёл, принимая в себя всё то, чем одаривал его зелёный волшебник. Вскоре парень подошёл к дубу Шарот, и тот приветствовал его лёгким шелестом молодой листвы, игравшей с ветерком высоко в ветвях. Свенельд поднял голову и увидел застрявшие в ветвях солнечные невесомые нити, которые пробивались через рассеивавшуюся взвесь утренней свежести. Парень немного пошатнулся, потеряв равновесие, и, очарованный этой красотой, обошёл вокруг воскресшего горелого исполина, широко раскинув руки. Свенельд чуть улыбался, не спуская глаз с привлёкшего его внимание колдовского зрелища живого дыхания леса. Наполнившись силой, покоем и трепетом жизни, оружейник опустился на колени у места, где лежала его Шарот. Парень старался не вспоминать об участи, постигшей её волков. Он прощался с этим местом навсегда, безмятежно опершись плечом и головой о ствол хранителя могилы, и тихо плакал.
   Шелест и треск веточек за спиной отрезвил Свенельда, заставив его мгновенно собраться с мыслями. Обернувшись, он к глубокой своей радости увидел Серого с четвёркой, живых-живёхоньких.
   - Братцы!.. - воскликнул он сердцем. - Миленькие!.. - и раскрыл руки для приветствия.
   Волки, узнав человека, наклонили головы с желанием пообщаться и приблизились к парню, выражая свою благосклонность.
   - А я-то как рад! - пробежала щемящая волна в груди Свенельда. - Я-то как рад!.. Я уже столько пережил,... столько передумал! Где ж вас носило, миленькие?!.. - трогательно трепал он волков за загривки и искренне плакал, как ребёнок.
   Серый, молодой, последний волк-вожак, наскакивал на парня, щёлкая языком, норовя лизнуть его в лицо, и, наконец, повалил Свенельда на землю. Остальные волки тоже присоединились к ласкам.
   Всю дорогу домой Свенельд разговаривал вслух со своими друзьями, разделяя с ними чувства взаимной любви и боли потери близких. А вечером у очага, готовя себе последний в этих стенах ужин, парень принимал тяжёлое для себя решение. Эти места он никак не мог покинуть, но оставаться тоже уже не мог. Смятение чувств не позволяло Свенельду ни уснуть всю ночь, ни забыть то, чего уже ни стереть из памяти, ни изменить нельзя. Многое держало его здесь, и он боролся с собой до утра. Сны были беспокойными, и он то и дело вздрагивал, что-то невнятно бормотал, срываясь на крик, и покрывался густой испариной ночного кошмара, навеянного пережитым. Волки, разделявшие с ним лежанку, к утру снова оставили парня одного и исчезли в неизвестном направлении.
   Очнувшись от ночного забытья с тяжёлой головной болью, Свенельд собрал всю свою волю в кулак и быстро стал собираться в путь. Проведав последний приют Лобо и Рыжей, он взял по щедрой горсти земли с их могил, в логове - пепел из очага и ссыпал всё вместе, смешав с принесённой из-под дуба землёй и парой желудей. Волшебный свёрток Шарот и узелок с землёй он перевязал одним куском крепкой ткани и положил в котомку с самыми необходимыми в дороге вещами и инструментами. Достал из хранилища Шарот снадобья и заготовленное ещё её умелыми ручками мясо. Оставив немного себе про запас, Свенельд, сдержанно прощаясь, угостил тех двоих раненых волков, что сейчас оставались в логове, и только теперь заметил, что "серебряной пятёрки Шарот" снова нет.
   "Вот и хорошо, что ушли охотиться", - взгрустнув, подумал он.
   - Если я сейчас не уйду, то уже не уйду никогда! - чувствуя горький ком в горле, потерянно произнёс Свенельд. - Теперь главное - успеть уйти до их возвращения... А-то прощания... расставания..., не смогу я! - и заторопился со сборами.
   Матёрый, чем-то встревоженный раненый волк, находившийся в логове, вдруг вышел на террасу. Молоденькая самочка "с плохой походкой" осталась на своём месте. Она лёжа глядела на Свенельда снизу вверх и трогательно прядала ушами на его мягкий голос.
   - И не надо на меня так смотреть, "хитренькие глазки"! Не надо, говорю!.. Сердце у меня не каменное... - не договорил он и вышел к растревоженному волку на террасу.
   Там, на той стороне реки, почти у самого берега, Свенельд увидел знакомых ему конных рыцарей, которые теснили "серебряную пятёрку" к воде. Обученные Шарот волки, были сильны, хитры и изворотливы и так просто не давались. Один исподтишка наносил короткие удары клыками лошадям в ноги и горло. Лошади после такой кровавой подсечки сбрасывали своих седоков на землю, и те оставались один на один с крепкими молодыми зубами других братьев-волков. Всадники, которым удавалось удержаться в седле, пытались, стоя в стременах, стрелять в волков из луков и сеч их мечами. Некоторые лошади в страхе перед хищниками вставали на дыбы, мешая всадникам стрелять и рубить. Ещё несколько лошадей, защищаясь, метили в волков задними ногами, попадая копытами по "своим". А волки ловко уворачивались. Они действовали столь слаженно и хитро, как один. Казалось, что здесь сейчас борется не пять волков, а целая стая. Но численный перевес был не на их стороне, и они падали, глухо ударяясь телом о землю и снова вставали.
   Простреленные сразу несколькими стрелами в упор, волки каким-то чудом поднимались и продолжали свой последний смертельный бой. Казалось, их вообще невозможно победить или остановить. И тогда воины-всадники останавливали их только одним возможным для себя способом: наотмашь рубили их почти надвое.
   Свенельд взглянул и остолбенел. Он понимал, что это действительно КОНЕЦ. И он никак не сможет им помочь. Стрела, выпущенная из маленького лука Шарот, не поразит неприятеля с такого расстояния, она даже не достанет до противоположного берега реки. Выйдя к броду, Свенельд обнаружит себя и станет лёгкой мишенью для лучников. А вот этого он позволить себе никак не мог! Он был накрепко связан последней просьбой Шарот "сохранить свёрток". И сейчас, как ни тяжело было ему себе признаться, он ничем не мог помочь уходящим в легенду за Шарот волкам, так преданным своей то ли подруге, то ли матери в её человеческом обличии.
   - Серый, зачем вы... - обращался шёпотом парень к гибнущим волкам. - Господи, мальчики!.. - стонал он и сглатывал горючие мужские слёзы. - У меня нет столько сердца,... чтобы видеть всё это!.. Видеть и ничего не сделать! Молча стерпеть и пережить!!! А в них столько преданности и души... Господи!... В них столько любви и души!... Сохрани, прошу тебя, Милосердный Господи!... Хоть кого-нибудь из них сохрани, сохрани кому-нибудь из них жизнь. Господи, прошу тебя!.. Заклинаю! - молился Свенельд, как мог, глядя широко раскрытыми глазами на происходящее и не в силах что-либо изменить. Он стоял на коленях, плакал, молился всем сердцем и дрожал, удерживая себя на месте, как только мог.
   В эту минуту Серый, прижатый к воде лошадьми, сделал несколько прыжков вдоль берега, выходя напрямую к броду. Свенельд, видевший всё с другой стороны, затаил дыхание в хрупкой надежде. Волк, уставший, но ещё при силах, не оборачиваясь, рванул напрямик через брод к логову. Свенельд видел всё! Он крепко сжал кулаки, и в надежде на спасение Серого шёпотом ему кричал:
   - Давай, миленький!... Давай, сынок! Давай!
   Всадники топтали павших волков лошадьми, а лучники сразу заметили уносившего ноги последнего волка и тут же натянули луки, пуская вдогонку одну за другой фатальные стрелы.
   Одна... вторая... Серый приближался уже к середине реки.
   - Оставьте же его в покое!... М-мм! - стонал Свенельд. - О Господи! Прошу тебя!... Помоги ему!... Ради всего святого!... Ему, единственному, последнему... Помоги!... Спаси!...
   Третья стрела просвистела... Пятая...
   Волк коротко огрызнулся на попавшую в спину стрелу. Следом его настигли ещё две - в грудь. Серый молодой вожак потянулся, будто к солнцу, и, зацепившись за торчащие из воды коряги, на мгновение застыл. Лучники пустили ещё две стрелы, одна из которых ещё раз настигла цель, но река будто решила - "хватит"! И поднявшаяся прозрачная волна смыла расстрелянное тело Серого, навсегда скрыв его от преследователей.
   Свенельд закрыл глаза, выдохнул, как в последний раз, и уронил плечи.
   - Шарот... Всё кончено, - и, находясь в забытьи, не мог сдвинуться с места.
   Одержав столь нелёгкую победу, несколько всадников почти сразу спешились. Желая забрать всю эту добычу, они ещё что-то изредка выкрикивали, спорили и решали, а эхо злобно и радостно вторило им, ударяя тяжёлым обухом в грудь всё на свете потерявшего парня.
   Свенельд собрал все силы, тяжело встал с колен, отвернулся от реки, закрыл одной рукой глаза от солнца, второй схватился за сердце. Земля, казалось, уходила у него из-под ног. Голова кружилась, раскалывалась и гудела, будто наполнившись шумом разрушительной недавней грозы. Парню казалось, что он снова одновременно и оглох и ослеп. Шатаясь и спотыкаясь о совсем маленькие камешки, он вошёл в остывшее пустое логово, зацепил рукой на ощупь котомку, взял уже приготовленные вещи и, не оборачиваясь, медленно побрёл по берегу навстречу своей новой судьбе.
  
   А сейчас, дорогой мой читатель,... рассказывая Вам эту старую историю из моих снов, я снова хочу сделать паузу, чтобы перевести дух, немного успокоиться и сделать признание.
   Относительно недавно я получила некое известие, которое буквально сбило меня с толку. И теперь я даже не знаю, что с этим делать.
   В 2007 году, 17 декабря, спустя шесть лет, как в общей тетради была записана эта история о Шарот, мой девятилетний сын Константин смотрел по телевизору программу, речь в которой шла о десяти самых мистических надписях, известных сейчас исследователям паранормальных явлений, и... Вечером того же дня он рассказал мне историю, которая просто потрясла меня!
   Сейчас на территории некогда Старой Англии, в маленьком местечке, носящем имя Sharott, время от времени происходит нечто загадочное и мистическое. Около засохшего высокого пня очень большого, старого и могучего дуба появляется привидение молодой девушки в белом, с длинными рыжими волосами. Чаще всего она появляется в полнолуние. Ничего угрожающего в её поведении нет, просто она очень печальная и одинокая. Ходит там одна и кого-то ищет. Иногда там же, около дуба, происходят исцеления, и что самое удивительное... На том дубе есть сохранившаяся по сей день давняя надпись старым английским шрифтом: Sharott.
   А теперь, ещё немного отступая от рассказа в сторону, я хочу Вам сказать, дорогой мой читатель... Испытывая искреннюю любовь и сострадание к этой удивительнейшей девушке, Шарот, которая и рассказала мне в снах, как я теперь понимаю, историю своей жизни, мне до слёз,... до ломоты под сердцем больно за неё. Теперь я точно знаю и имею доказательства того, что она действительно жила и была необыкновенно сильной личностью. Ей и сейчас хватает сил, чтобы заявить о себе. Это невероятно!
   Признаюсь, эта книга написана и ради неё тоже.
   В 2002 году мой муж Костя купил мне ноутбук, для того чтобы я могла записывать свою историю быстрей. Тогда же он создавал наш первый компьютерный адрес в интернете и спросил:
   - Какой ты хочешь написать себе логин?
   Я решила назваться Шарот, потому, что именно её история глубоко тронула моё сердце. Костя записал это слово с маленькой буквы.
   Я сказала:
   - Это неправильно. Пиши английскими и поставь в конце две буквы "t".
   - Что за выпендрёжь, Наташка? Зачем усложнять? - интересовался Костя.
   Я лишь ответила:
   - Это не выпендрёжь. Все названия мест действия и имена, что приходят ко мне во сне, английские. Просто две буквы в конце этого имени - это будет правильно.
   Но... мой муж немного поторопился, и теперь мой логин с маленькой буквы, но с двумя "t".
   В 2007 году мой сын, увидев в известной вам программе надпись Sharott с двумя буквами в конце, сказал, что видел на пне написанное так же, как у меня в логине. Именно с двумя буквами. Именно так!
   А, в общем, наверное, правильно получилось, что у меня с маленькой. До большой буквы в её имени мне ещё работать и работать над собой.
   Теперь передо мной неожиданно встала ещё одна задача, дорогой мой читатель. Я должна помочь Шарот. Понимаете? Надо её отпустить... Сделать свободной... Дать ей возможность успокоиться, но... я много ещё должна для этого узнать и многому научиться. Придёт время, и я буду готова, и сделаю всё с глубокой любовью и заботой, там, у дуба, где до сих пор ходит неприкаянная, не примирившаяся со своей преждевременной смертью и всё ещё любящая Шарот.
   Не зря же я теперь знаю всю её историю в подробностях?!... Может быть, потому, что она просит о помощи? У меня... Вполне возможно, потому, что мы с ней в чём-то родственные души, и теперь я не забуду её. Это точно! Я за неё в ответе, как за члена своей собственной семьи.
   И ещё одно... Мне очень интересно узнать, кто и когда на том старом дубе сделал ножом аккуратную надпись - Sharott. Может, это Свенельд? Может быть, это был Михаил? А может быть, это сделала его повзрослевшая рыжеволосая дочурка? Не знаю, не знаю. Сейчас могу только догадываться. Но это будет уже совсем другая история, которую, если Вы захотите, прочитаете в следующих моих искренних повествованиях. А пока я продолжу эту.
  

ГЛАВА 9

  
   Старая Англия. 1293 г. 24 июня.
   Шаги его были тяжелы, и сердце при каждом ударе, казалось, хотело вырваться из тесной клетки, сдерживающей его внутри крепкого, молодого, сильного, но не желавшего жить человека. Ещё не прогретый воздух этого летнего, позднего утра казался Свенельду тяжёлым и горячим. Он обжигал ему лицо, грудь, рвал лёгкие. Каждый вдох давался с трудом, будто приходилось разжимать крепкие металлические обручи, сковавшие сейчас грудь. Виски сжимало тяжестью, болью и безысходностью. Голова Свенельда была переполнена звуками как будто все ещё летевших стрел, всё ещё продолжавшейся бойни у реки, шумом расправы над волками на городской площади, бьющимся стеклом и хохотом пьяных солдат. Мозг Свенельда продолжал рисовать картинки недавнего прошлого, смешивая ужас увиденного и пережитого, с химерами счастливых надежд и чувств, делавших его когда-то сильным и безмерно счастливым. Парень будто дышал и жил за них за всех - за Шарот, за Лобо и его Рыжую волчицу, за Серого и всех остальных погибших волков этой белой стаи. И его сердце не выдерживало, отбивая тяжёлым молотом каждый удар.
   Слыша лёгкий треск веток где-то там, поодаль, он вглядывался в незнакомый ему лес со слабой надеждой обречённого на возможное милосердие. В болезненном желании увидеть свою единственную и неповторимую дикарку Шарот или кого-то из её волков он рисовал тенями деревьев образы той любви, что одна могла вернуть ему желание жить. Те немногие вещи, что он взял с собой, сейчас были для него неподъёмным грузом. Котомки давили и резали плечи, мешали идти. Свенельд останавливался, спускался к реке, замирал в леденящем одиночестве негодовавшего сердца, снова вставал и шел,... шёл. Шёл в ту сторону, что указала ему в прощальном сне Шарот. Он будто всё ещё слышал её слова: "Живи, любимый, и выбери себе другую жену... Ты же знаешь, что у тебя всё получится. Ты сильный. Ты, это знаешь, и я это знаю", - звучал её мягкий голос в памяти Свенельда.
   Слегка накрапывавший дождь прилипал к заросшим щетиной щекам изгнанника судьбы и напоминал нежные шлепки и облизывания её "пятерки". Дождинки смешивались с горькими слезами Свенельда и скатывались, застревая в его негустой светлой бороде. Он их стряхивал на ходу и небрежно отбрасывал ладонью прочь.
   Свенельд очень старался собраться с силами и не упасть, а дойти туда,... куда-то, чтобы жить, жить, жить. Ради неё, и снова ради неё, и ради всех тех, кто отдал свои жизни за его одну... "Но зачем?". Он боролся с собой, боролся со смертью, возможно, преследовавшей его, боролся со старым лесом, ничуть не облегчавшим ему путь, боролся с огромным желанием просто остановиться, сдаться и умереть.
   Наконец, к вечеру силы совсем покинули его. В сумерках Свенельд кое-как выбрал место для ночлега. Оглядев его отёкшими от слёз глазами, он кое-как развёл огонь и, уронив своё уставшее тело у костра, услышал лёгкий треск подломившихся веток, преследовавший его всю дорогу. Из последних сил парень достал маленький лук Шарот, натянул тетиву и пустил стрелу в сторону тихого, невидимого преследователя.
   "Хищник,... наверняка, - подумал он, - лёгкая,... лёгкая я сейчас для него добыча... Но я ещё поборюсь!" - и с этими словами он вооружился необычным ножом своей любимой женщины, который теперь всегда был у него за спиной.
   Свенельд, покачиваясь от усталости и непреодолимого желания заснуть, стоял на одном колене, готовый воздать должное любому дикому зверю, который посягнул бы сейчас на его жизнь.
   - Не спать! Стоять! Стоять! - рычал он вслух, твёрдо приказывая себе.
   Но веки его были тяжелы, а он был просто человек, а не Господь Бог, чтобы быть всё время в здравии и силе, и поэтому почти сразу же навзничь тяжело рухнул, забывшись в глубоком сне, крепко сжимая в руке нож.
   Ему повезло. Он спал без снов. Спокойная, тёплая ночь сослужила ему добрую службу, как лекарство.
   Наутро Свенельд проснулся от большой капли росы, соскользнувшей с молодого листа. Она плюхнулась ему точно за шею, и её неожиданный, влажный, прохладный поцелуй заставил парня мгновенно очнуться и вскочить на ноги. В руках он по-прежнему крепко держал нож и готов был защищаться. Ему потребовалось несколько долгих минут, чтобы наконец прийти в себя от беспамятного, глубокого сна, вспомнить, где он находится, и реально оценить обстановку. Только немного погодя он чуть расслабился и выдохнул. Накатившие вновь воспоминания погрузили его в ту чёрную бездонную яму, из которой он не видел уже абсолютно никакого выхода, но тело, слава Богу, требовало своего. Свенельд услышал, как его живот от голода громко заурчал. Парень потянулся к сумке-мешку и достал лепёшки Сары и ещё приготовленное ручками Шарот вяленое оленье и тигриное мясо. Не решившись поесть, он бесцельно мял в руках еду, которая была последней связующей нитью с прошлой счастливой жизнью, и не решался её пригубить.
   Снова невдалеке, за соснами, послышался лёгкий треск и чье-то лёгкое прерывистое дыхание. Свенельд резко обернулся, но того, кто был за его спиной, уже и след простыл. Парень решил не искушать судьбу, быстро собрался и отправился в путь, перекусывая на ходу.
   Лес, дорога и одиночество - это то, что на самом деле нужно было сейчас Свенельду. Он потихоньку отвлекался от пережитого. На ветру его голова прояснялась, а свет ласкового летнего солнца вселял слабую надежду на будущее.
   Треск, преследовавший его всё это время, уже не страшил. Свенельд спокойно ждал, что он как-то снова проявится.
   "Будь ты кто, животное или дух человеческий, к ужину и костру ты снова попробуешь приблизиться. Я подожду", - и он продолжал идти вперёд.
   К вечеру следующего дня всё повторилось. И к следующей ночи тоже.
   - Да кто же это со мной играет? Шарот, это ты?! - уже не зная, что и думать, громко вслух спросил Свенельд.
   На его голос и на имя Шарот из-за деревьев вышел волк, точнее, молоденькая светлая волчица.
   - А-а-а... - сразу узнал её Свенельд. - Никакая ты не Шарот. Не морочь мне голову, девочка. Иди сюда... - подозвал он знакомую молоденькую волчицу лукавым мягким голосом. - Я тебя знаю, "хитренькие глазки", - чуть погрозил он ей пальцем. - Ты чаще остальных твоих братьев брала у меня угощение. Иди, иди-ка сюда. Любишь покушать вкусненького? Любишь? Так что, за мной увязалась, да? Умница. К обеду, ужину и подходила ближе?! Ах ты, лакомка! Как сейчас твоя походка? Нормально? Хорошо. А у меня есть для тебя кое-что, - подманивал парень волчицу кусочком вяленого мяса. - Иди, иди сюда, детка. Как я тебе рад!!! Ты даже себе не представляешь, девочка!
   Молодая волчица, немного опустив голову и чуть дрожа хвостом, спокойно подошла.
   - А чего тогда... от меня пряталась? - ласково разговаривал с ней Свенельд и уже гладил по мягкому загривку. - Ты же меня знаешь, не боишься. Чего пряталась? Играла, хитрунья? Ладно, ты моё тёплое брюшко, вдвоём оно всегда веселей. Ты же теперь тоже, как и я,... сирота, - еле произнёс Свенельд, выдохнул, сдерживая щемящие чувства в груди, зажмурил вдруг покрасневшие от напрашивавшихся слёз глаза и прикрыл их рукой.
   Волчица приняла угощение, поднялась и легла ближе у огня, неподалеку от Свенельда.
   - Ну, раз ты хочешь быть со мной, - обтёр он лицо локтем, - тогда я тоже тебе кое в чём признаюсь, малышка! - глубоко вздохнул парень. - Ты... единственная, кто у меня остался, понимаешь, дурёха? - не выдержал он и горько заплакал. - Иди, иди ко мне. Иди поближе. Не уходи от меня, ладно? Только, пожалуйста, никуда не уходи! И, знаешь,... я думаю, что тебе нужно будет придумать какое-нибудь хорошее имя. Такое, чтобы всегда помнить наших любимых и то, что с нами со всеми случилось. Надо будет серьёзно об этом подумать. Да, надо подумать. Займёмся этим завтра, хорошо? - шмыгнул носом Свенельд, потом резко вытер глаза от слёз и предложил: - А сейчас нам с тобой надо хорошенько отдохнуть. Устал я. Спокойной ночи, "хитренькие глазки", "плохая походка".
   Устраиваясь на ночлег, Свенельд глухо плакал и молился.
   - Благодарю тебя, Господи. Отец мой небесный, благодарю тебя... за спутницу, за сохранённую тобой жизнь последнего волка из стаи моей Шарот. Благодарю за мою жизнь, за любовь, за боль и страдания, что ты посылаешь мне. А теперь, прошу тебя, милосердный мой Господи, укажи мне дорогу и научи, как дальше жить. Как мне дальше жить, без Шарот?!...
   И эти две одинокие души наутро проснулись рядом друг с другом, спина к спине, а после быстро и легко сдружились. Отвлекаясь ненадолго на совместную охоту, Свенельд и волчица каждый раз возвращались к реке Серн, продолжая свой путь в неизвестность, по течению. Так они преодолели около ста шести десяти километров.
   Бог их хранил отводя от опасности и не нужных встреч, и прошло два коротких летних месяца прежде, чем путешественники заметили на своём пути свежие следы пребывания человека.
  
   Как-то сентябрьским днём Свенельд заметил толи цыганскую, толи кельтскую стоянку у реки. Горел костёр, люди готовили еду. Слышался низкий, терпкий голос молодой женщины. Она пела негромко, но чувственно. Бархатный голос манил к себе, и парень решил взглянуть, насколько красота голоса соответствует облику этой женщины.
   - О, теперь нужно быть поосторожней, особенно тебе, Стилка. Ты теперь собака и будешь носить вот это, - ласково говорил парень, надевая на пушистую, светлую шерстью волчицу плетёную матерчатую петлю. - Тебе эта штука спасёт жизнь и меня не оставит без подружки. Ты моя подружка? - трепал он её за загривок. - Да, Стилка? Вот устроимся, и я буду заботиться о тебе, баловать, кормить всякими вкусностями, - мечтал он.
   На всякий случай он продел свой пояс через тканевую петлю (ошейник Стилки), чтобы придерживать её около себя, и направился к повозкам.
   Почуяв чужака и волчицу, обозные собаки подняли гвалт и выскочили непрошеным гостям навстречу. Свенельд пошёл медленнее, а Стилка сделала короткий рывок в сторону, но ремень её сдержал. Тогда она прижалась к ногам парня, приняв его защиту.
   Мужики издали осмотрели человека, отозвали собак, а женщины почти не обратили на него внимания, занимаясь своим делом.
   - Откуда ты, странник? - обратился к Свенельду бородатый цыган.
   - Издалека. Скажите, это всё ещё река Серн? - неловко улыбнулся ему Свенельд. - Уже очень давно я не слышал человеческой речи.
   - И не ел человеческой пищи?.. - спросила его певшая низким бархатным голосом молодая женщина. И, переведя мягкий взгляд на волчицу, жестом пригласила путника к огню. - Да, парень, это река Северн.
   Мужчины переглянулись и, согласившись с её предложением, пропустили парня и тоже присели у костра.
   - Что за волчица? Продаёшь? - любопытствовала цыганка.
   - Друзей продают? - спросил Свенельд.
   - Человек дружит с волком? Что-то новенькое... - отозвался кто-то из мужчин.
   - С собакой, - солгал ему в глаза Свенельд.
   - Ай, молодец... Мы так часто живём в лесу под открытым небом, что можем отличить собаку от волчицы. Не надо обманывать цыган. Нам сам Бог на ухо шепчет, - и цыганка небрежно подбросила сухой валежник в костёр, села ближе к огню и пристальным глубоким взглядом заглянула парню почти в душу.
   От её проникновенных, карих, больших и красивых глаз у Свенельда по спине пролетела холодная волна, и он вздрогнул.
   - Что ты, говоришь, он шепчет? - недоверчиво спросил парень, съёжившись и огладив свою волчицу.
   - А то и шепчет, дорогой, - цыганка отвела от него глаза, медленно и аккуратно набила табаком и закурила длинную, большую, старую трубку.
   Старшие мужчины стана сидели чуть поодаль, хитро смотрели на свою вещунью-пророчицу и слушали обоих. Цыганка взяла почти сгоревшую веточку, поднесла к своей трубке, втянула огонёк, вдохнула и выпустила небольшой густой клуб ароматного дыма. Дыханием ветра его отнесло к Свенельду, он вдохнул его помимо своей воли и закашлялся.
   Цыганка, не глядя на гостя, улыбнулась краем красивых пухлых алых губ и снова вдохнула из трубки дым.
   - Он говорит мне,...что ты женщину потерял. Совсем потерял, - цыганка продолжала говорить с мягким акцентом и чуть шершавым приятным голосом и снова подняла на путника глаза, только вскользь. - Она - благословенное дитя. Да-а... Дважды тебя на руках от смерти вынесла, да сама погибла. Сама решение такое приняла, - покачала она горько головой. - Сильное сердце! Смелое!
   У Свенельда расширились глаза и неожиданно вспотела и похолодела спина.
   - А ещё скажу тебе, дорогой... - цыганка посмотрела на Свенельда в упор, задумалась, достала какие-то таблички и аккуратно разложила у себя на юбке. - Скажу, что женщина эта непростой судьбы. Она от самого Бога - Отца нашего, нашего Создателя - дар исцеления приняла. Сердцем приняла. Много она для людей сделать могла, да только бросила всё к твоим ногам! Так что... крепко береги то, что она тебе отдала на хранение, парень. Ой, крепко береги! - снова посмотрела на таблички и покачала головой.
   Свенельд, казалось, перестал дышать. От услышанного и возникшего напряжения в ногах и спине он сильно вздрогнул и чуть не свалился с места, где сидел.
   - Ай-яй-яй! Она у тебя всё-ё... заранее знала. Видеть впереди идущие дни могла! Могла жить долго-долго, но, видать, в другом она свою судьбу разглядела, увидела. Всё, всё она видеть могла! И свою смерть видела,... и твою смерть видела... Всё заранее знала! И ради твоей новой судьбы приняла нелёгкое решение. Ой, нелёгкое! На хрупкие девичьи плечи разве можно такое брать?... Ай-яй-яй! - раскачиваясь, вдохнула цыганка следующую порцию вкусно пахнущего дыма. - Да только сердце у неё было сильное, любящее. А эту силу некому победить, нет! Нет такой силы! Нет такого человека! - задумчиво курила цыганка, глядя в огонь, и пускала густые, как белые облака, клубы дыма.
   Свенельду нечего было стыдиться, и он, не сдерживаясь, глухо зарыдал в кулак, теребя другой рукой мягкий загривок Стилки, держась за единственное настоящее, кроме памяти, что у него осталось от прошлого.
   - Скажи,... прошу, добрая женщина, что ты видишь в будущем? Прошу тебя,... что-нибудь скажи! - моргал парень мокрыми глазами, глядя на цыганку, говорившую такие болезненные для него слова.
   - Что вижу?... - вскользь взглянула она на Свенельда. Чтобы не смущать его, выдохнула и снова вдохнула дым из трубки. - ...Вижу, дорогой, что это её волчица, и будут у неё пять щенков, прежде чем жёлтый лист коснётся земли. Ещё до того, как мать-земля туманами прольёт на реки своё целебное молоко. Но выживут только трое.
   - О-о!... Это ты врёшь! Не может быть! Она же совсем молоденькая, - возразил ей Свенельд.
   - Как хочешь,... могу не говорить, - подобрала под себя ноги молодая цыганка и укрыла плечи шерстяным платком.
   - Нет, нет, прости. Продолжай,... прошу...
   Цыганка кивнула и продолжала.
   Мужчины стана оживились, обсуждая что-то между собой, заметив, как их соплеменница зацепила своими словами прохожего. Такое они видели уже не один раз и с интересом наблюдали и слушали, как она это делает и что говорит.
   - Твоя судьба уже ждёт тебя, парень. Она не из этих мест,... как и ты. И её душа одна-одинёшенька,... как и ты. Уже всё-ё... записано на небесах, - подняла она руку с трубкой к небу, пристально глядя собеседнику в глаза.
   - Как она выглядит?! Как я её узнаю? - у Свенельда глаза вспыхнули надеждой, и он немного подался вперёд, чтобы лучше расслышать заветные слова.
   - А никак не надо, милый, - приподняла брови цыганка. - Твоя голубоглазая волчица сама найдёт её тебе. Всё, больше ничего не скажу. Дальше нельзя мне говорить. Что просили сказать - я сказала. Ешь, парень, и уходи сразу. Нам тоже уже здесь больше делать нечего. Агов! - чуть выкрикнула цыганка слушавшим её соплеменникам, подала им знак рукой, и все люди стана сразу начали собирать и складывать пожитки на телеги.
   - Куда,... куда мне нужно идти? Скажи! - растерялся вдруг Свенельд.
   - Куда шёл - туда и иди, дорогой. Твоя дорога у тебя под ногами.
   Цыганка встала и медленно пошла к повозке.
   - Что мне дать тебе за твои слова, Видящая? - спросил Свенельд, хотя ему совершенно нечем было заплатить за пророчество.
   - Меня попросили сказать... - я сказала. Ничего не надо от тебя, уходи! Уже всё оплачено, - и молодая красивая цыганка что-то затараторила на своём языке, ловко залезая внутрь крытой холстиной повозки.
   Мужчины подошли к парню и вложили в его руки горячие лепёшки, кусок горячего жареного оленьего мяса и мех воды. Поклонились и жестами попросили его быстро уйти.
   - Ничего не понимаю! - ломал себе голову Свенельд. - И про Шарот знала, и про её дар исцеления, и про свёрток... Она будто специально ждала меня здесь... - передёрнуло его. - Странно... - растёр он себе лоб кулаком. - Странно! Пойдём, Стилка. Пойдём, девочка. Нам нужно идти. Хочешь поесть лепёшек? - отломил он ей кусочек.
   Та с благодарностью, почти не жуя, проглотила ароматный кусок простого хлеба.
   У Свенельда пухла голова от огромного количества вопросов и мыслей. Он шёл и, глядя только себе под ноги, ел на ходу, немного делясь мясом и хлебом со своей верной голодной спутницей. В лесу у широкой реки Свенельд отпустил волчицу с ремешка, и, как только они отошли подальше от цыганской стоянки, Стилка почуяла добычу, взяла след и исчезла за деревьями.
   И эту ночь они тоже провели под открытым небом в лесу, не отходя от реки. Утром оказалось, что лес наконец кончился и они вышли в широкие живописные луга. Сытая вечерней птичьей добычей, Стилка с удовольствием моталась среди трав и цветов, гоняя зайцев, а Свенельд, к удаче молодого охотника, умудрился подстрелить одного из поднятых ею маленьким луком Шарот.
   - Отличный будет обед, ах ты охотница, лакомка моя.
   И вот через несколько дней... что-то впереди насторожило волчицу! Она приблизилась к парню, встав почти вплотную к его ногам, и, опустив голову, внимательно внюхивалась в даль.
   - Что там, девочка? Ну-ка, давай... - привязал он к её ошейнику ремешок.
   Пройдя ещё какое-то время в этом направлении, они оба поднялись на холм, и парень издалека увидел то, что вынюхала Стилка.
   - Город!!! Люди!!!
   Высокие, крепкие, каменные стены города, достаточно большого по сравнению с его родным Дорсетширом. Подойдя ближе, Свенельд увидел, что река раздваивается и естественно отворачивает в сторону от хорошо укреплённых городских стен и, обтекая их с внешней стороны, становится большому городу серьёзной дополнительной защитой от незваных гостей. У берегов очень широкой реки стояло несколько больших лодок со свёрнутыми парусами. Суетились и сновали туда-сюда люди. Что-то вносили-выносили огромными тюками, много. Паслись пышные стада, немалые.
   - Коровы у нас другие и овцы. Дорога добротная, деревянная, - заметил Свенельд, приближаясь с каждым шагом к городу.
   Вокруг города стояло много небольших домиков. Рядом стояла обработанная земля с выросшим на ней добрым урожаем.
   - Да!... - сказал Свенельд своей спутнице. - Эти места побогаче наших. Какие луга заливные!
   Проходя мощёной дорогой к городу, он расслышал непонятную ему речь.
   - Вот это да! И куда же это я пришёл? Мы... пришли, а, Стилка? Вот это да!
   Он входил в городские ворота, постоянно оборачиваясь и прижимая к ноге свою спутницу. Люди не особо обращали на него внимание, но постоянно шарахались в сторону от волчицы.
   "И что же я буду делать, если я почти ничего не понимаю из того, что они говорят?" - размышлял он в полной растерянности.
   Так много людей у себя на родине он видел только на рынке, а тут они были везде. Парень так и шёл, куда глаза глядят, разинув рот.
   В этой шумной городской суете для Свенельда вдруг всё слилось, и он шёл просто наугад. Неожиданно Стилка рванула Свенельда в сторону и потащила его за собой. Вскоре оба они оказались перед молодой смуглой девушкой, сидевшей на земле на корточках. Защищаясь от брани, она закрывала лицо локтями и ладонями, а двое мужчин, жестикулируя, громко кричали на неё, но не трогали. Затем они бросили перед растерянной девушкой какой-то мешочек и кусок ткани - возможно, одежду.
   Не отдавая себе отчёта в поступке, Свенельд сразу подошёл к ней, бережно поднял с колен за локти и подал в руки брошенные ей под ноги вещи.
   - Не плачь. Ну,... всякое в жизни бывает! - сказал он и чуть наклонился к ней, чтобы посмотреть на её странного цвета лицо.
   Отбросив назад со лба рукой тяжёлые тёмные вьющиеся волосы, смуглая незнакомка подняла на него широко открытые, заплаканные зелёные глаза.
   Удивлённый таким до боли в сердце знакомым ему движением, Свенельд отшатнулся от неё, сбив с ног пробегавшего мимо мальчишку.
   Смуглянка что-то быстро говорила на незнакомом Свенельду языке и, словно оправдываясь, показывала ему свои пустые ладони в замысловатых татуировках.
   "Святые небеса! И глаза!... И губы!... И волосы!... Шарот, это ты?!!!" - в голове остолбеневшего парня мгновенно вспомнились и промелькнули все события последнего года и снова прозвучали слова Шарот: "Живи, любимый" и голос цыганки: "Она уже ждёт тебя...".
  

ГЛАВА 10

  
   Старая Англия. Вустершир. 1293 г. Конец сентября.
   В голове остолбеневшего парня мгновенно промелькнули все события последнего года и снова прозвучали слова Шарот: "Живи, любимый" и голос цыганки: "Она уже ждёт тебя". Свенельд обтёр лицо вдруг повлажневшими ладонями и сглотнул сгустившуюся от жажды слюну. "Та-ак, кажется, я схожу с ума. Ущипните меня хоть кто-нибудь!" Волчица, глядя ему в глаза, чуть оскалилась.
   -- Только спокойно, Стилка, - так же криво улыбнулся ей Свенельд. - Держи себя в руках, девочка, то есть... в лапах! Ты кто, дитя? - спросил он девушку, немного придя в себя.
   Она только качала головой и всё показывала пустые розовые ладони с нарисованными на них непонятными знаками. Стилка игриво смотрела на смуглую незнакомку, чуть виляла хвостом, щёлкала на неё языком и подёргивала зубами край её одежды. В конце концов девушка тоже обратила внимание на волчицу, наклонилась и, доброжелательно улыбнувшись ей очаровательной белоснежной улыбкой не совсем ровных девичьих зубов, погладила за ушами.
   - Эй, Стилка, ты что? Это она, да? Ты думаешь, это она? Ну что ж, посмотрим, посмотрим, куда эта дорожка нас приведёт... Ну и ну, ну и случай, честное слово! Только ты не подумай ничего такого, Стилка. Я вижу, она тебе нравится. Мне тоже. "Такая..." - подумал он, сдерживая своё удивление. - И не надо так открыто вилять ей хвостом. Ты не можешь этого делать! Эй, слышишь, полегче, - приревновав свою серую спутницу к незнакомке, Свенельд покраснел.
   Он протянул девушке раскрытую ладонь, как она, и, глядя в необыкновенно прозрачные зелёно-голубые глаза, вежливым жестом пригласил её уйти с этого места.
   - Очень интересно! - произнёс он для Стилки и подмигнул ей, - Замечательно! Теперь придётся заботиться о вас двоих. Нужна работа, значит, нужно сначала найти рынок, - мудро решил парень.
   После недолгих поисков эти трое вышли на широкую, мощённую камнем улицу, вдоль которой были лавки с богатым товаром на любой вкус. Она плавно привела их к рынку с душистыми, незнакомыми Свенельду плодами и фруктами, яркими тканями и предметами редкой красоты и нездешней работы.
   От изобилия запахов его желудок вдруг вспомнил о еде, а от увиденного великолепного оружия кожевенный и оружейный мастер совсем растерялся.
   "О-о, работу здесь найти не так-то легко будет. Такого оружия я и не видел и не делал никогда! Не лёгкий хлеб будет в этом городе", - выдохнул он.
   Обходя рынок, Свенельд заметил, что люди здесь говорят на разных языках, и различил среди них более-менее знакомый. Он догнал человека, речь которого была ему понятна.
   - Простите! Не подскажете, нужен ли какому-нибудь оружейнику помощник или подмастерье?
   - Нет, - коротко ответил прохожий, машинально оглянулся и остановился, заинтересовавшись странной троицей. - Её продаёшь? - кивнул он на Стилку. - Так тебе не сюда.
   - Нет, нет, не продаю. Я ищу работу! Я был раньше кожевенником и оружейником.
   - И тем и другим сразу? - недоверчиво приподнял густые брови прохожий, взглянул на явно нездешнего парня и перевёл любопытный взгляд на девушку.
   Она как будто чего-то испугалась, опустила глаза и спряталась за плечом Свенельда. Он это заметил, но не подал вида.
   - Да, и тем и другим сразу, - уверенно кивнул прохожему Свенельд.
   - Да ну? Значит, ни того, ни другого толком не умеешь, - покачал головой прохожий.
   - Почему? Могу показать свою работу! Мы всей семьёй оружие делали. И я, и отец, и дядька мой, и дед...
   - Ну, всё, всё, я понял. Показывай, что у тебя есть.
   - Вот! - достал Свенельд из-за спины маленький лук Шарот.
   - Да кому ж такой нужен? - от души рассмеялся прохожий.
   - Как кому? Смотри!
   Свенельд решительно взял маленькие ручки девушки и вложил лук в её левую руку. Затем вставил стрелу и, став за её спину, что-то шепнул, будто она могла понять его. И девушка на удивление быстро поняла, что от неё хотят. Освободившись от рук Свенельда, она с улыбкой и озорством сняла шапку с собеседника, подбросила её высоко вверх, тут же, натянув тетиву, выстрелила и пробила стрелой головной убор насквозь. Горожанин был поражён сбалансированностью и точностью лука, а Свенельд - тем, что девушка вообще может стрелять, да ещё так метко. Она подала горожанину шапку, поклонилась и что-то затараторила, бурно жестикулируя и ладонями указывая на лук. Затем смуглянка с интересом повертела его в руках и одобрительно, горячо прикоснулась головой к рукам Свенельда.
   - Что, женский лук?
   - Не только. Подростку можно.
   - Зачем? - не понимал горожанин.
   - А если город защищать? Готовить защитников надо сызмала и учить на хорошем оружии.
   - А меч маленький у тебя тоже есть? - недоверчиво улыбнулся мужчина.
   - Нет, меча нет, но есть кое-что другое, - честно признался Свенельд. Он тут же вспомнил о великолепном ноже Шарот. - Ну-ка, погляди! - он достал его и показал фокус с ремешками.
   - Да, хитро, - подтвердил горожанин. - Ну что ж, приятель, тогда пошли побеседуем. Как тебя, говоришь, зовут?
   - Свенельд.
   - Ты откуда?
   - С реки. Вверх по течению месяца три пешком. Дорсетшир.
   - Не слыхал о таком прежде. Пешком пришёл, один? - удивлённо переспросил горожанин. - А она твоя?
   - Кто?
   - Девица.
   - Не совсем. Как я понял, ей деваться некуда, да и мне тоже, - отвечал ему на ходу Свенельд.
   - Как зовут?
   - Её? - уточнил Свенельд.
   - Да.
   - Не спрашивал ещё.
   - Так ты её только что нашёл?
   - Да, только не я, а моя Стилка.
   - Волк? Волчица?
   - Ну, как тебе сказать, - ушёл от ответа Свенельд.
   - Хорошо, - доброжелательно кивнул незнакомец. - Говори всем, что собака. Она смирная, смотрю, и людей не боится, странно даже.
   - Да, мне самому странно. Хотя она со щенка человеком была воспитана. Женщиной, - уточнил Свенельд. - Но я её не продаю! - напрягся он.
   - Да никто и не просит, парень! - щедро улыбнулся незнакомец.
   Так вся компания вышла на узкие каменные улочки, на которых не было ни одного деревца. С каждым шагом Свенельд слышал всё нараставшие знакомые ритмичные удары кузнечных молотов. Незнакомый человек дошёл со странным образом собравшейся троицей почти до конца улицы и подвёл Свенельда к седому пожилому мастеру, вероятно, своему другу. Тот выслушал рассказ друга и заинтересовался маленьким луком, но больше колчаном и креплениями. Затем осмотрел не совсем обычный нож и, обнаружив на нём знакомое ему клеймо, заулыбался от уха до уха, растягивая щёки, почти полностью прикрытые седой пышной бородой. Он одобрительно кивнул другу, обтёр мускулистые кулаки о тряпицу, висевшую на поясе сзади, зыркнул на Свенельда хитрым взглядом и подал ему для пожатия обе руки.
   - Погоди, сейчас кое-что принесу, - пробасил он на более-менее понятном Свенельду языке. Потом зашёл в дом, продолжая говорить со своим другом. Через минуту мастер вернулся, теперь уже с длинным предметом, завёрнутым в тряпицу, кивнул гостям и пригласил всех войти в дом. И там, сидя у большого простого стола, бережно положил свёрток себе на колени, раскрыл, и все увидели необычно лёгкие ножны и старый тяжёлый двуручный рыцарский меч с розовым лезвием, волнистым, как язык костра, и с таким же клеймом, как на ноже, что показал ему Свенельд.
   - Смотри-ка, парень, у меня тоже есть работа этого мастера, - прокартавил сурового вида седобородый оружейник. - Удобное оружие в руке, сбалансированное. Очень хорошая работа! Не хочу с ним расставаться, храню для себя, как драгоценность. Вот, смотри! Нашёл случайно здесь, на рынке. Увидел и не устоял, выкупил у глупца-стрьёвщика ржавую железку. Он мне: "Ножны... Ножны..." Дурак! Отчистил я его, заточил. Лезвие смотри какое, - удивлялся ему в очередной раз мастер. - Видел я подобные мечи и раньше и сейчас, но не такой! Я сам неплохой мастер, но в этом мече, чувствую я, есть какой-то секрет! Вот уж сколько времени верчу-думаю, никак не могу понять какой, - и с надеждой продолжил: - у тебя обоюдоострый нож того же мастера. Может, в нём тоже секрет есть, и ты поможешь мне разгадать этот?
   Свенельд посмотрел и с гордостью сказал:
   - Да, точно, моей семьи работа! Вернее сказать, моего деда, - хитрой семейной улыбкой улыбнулся всем присутствовавшим Свенельд. - Любил он, хитрец, всякие такие штучки выдумывать и делать. Можно, я попробую? - он протянул руки к мечу и, засучив рукава, задорно шмыгнул носом.
   Мастер бережно передал ему оружие. Парень крутил, крутил его, думал, соображал, а затем твёрдо встал на ноги, крепко взял меч двумя руками да так взмахнул им поверх голов присутствовавших, что тот ровно и мелодично запел, рассекая воздух. Свенельд гордо улыбнулся зрителям и, вытаращив шутливо глаза, чуть подмигнул смуглянке, потом, как настоящий воин, громко, угрожающе "гаркнул" и ударил рукоятью меча о каменную стену у себя за спиной. Сработал потайной механизм, раздался щелчок, и тут же лезвие меча раскрылось надвое, обнажив зазубрины в середине лезвия. Все так и ахнули.
   - Вот так вот! - с гордостью за умение и талант своего деда воскликнул Свенельд.
   - На-ко-нец-то!!! - задрожавшим голосом подпел ему седой мастер.
   Владелец благоговейно взял свою вещь и, очень обрадованный, сразу предложил отметить это событие за чашей тёмного местного эля.
   Мужчины согласились. Девушка, смущаясь, прикрыла рот ладошкой и покачала головой, отказываясь от запрещённого её верой напитка.
   В продолжительном разговоре через переводчика мужчины договорились о совместной работе и о ночлеге на первое время для всех троих.
   - Только кормитесь сами. Со следующего заказа будешь в доле. Как вас зовут?
   - Меня Свенельд. А как её - не знаю. И как спросить, не знаю.
   Мастер внимательно посмотрел на девушку и обратился к ней на каком-то языке. Она молчала, отрицательно качая головой. Спросил на другом языке. Она тоже не понимала. Тогда Свенельд, развернувшись к ней, ткнул себя пальцем в грудь и произнёс:
   - Свенельд, - указал на волчицу пальцем: - Стилка, - вопрошающе, посмотрел на мастера и тот сказал:
   - Дар.
   Тогда девушка поняла, что от неё хотят, и произнесла:
   - Дэлфиар. Фила Дэлфиар.
   - Ого! - удивлённый красотой совершенно незнакомого имени, Свенельд переспросил: - Дэлфиар?
   Девушка кивнула, и Свенельд повторил ещё раз на распев.
   - Фи-ла... Дэл-фи-а-р!...
   Девушка кротко и смущённо посмотрела на присутствовавших. Седобородый старый мастер тут же встал, выпрямил спину и снова произнёс своё имя, только теперь более весомо и значимо:
   - Дартуар! - указал он на себя и коротко поклонился, легонько ткнув себя кулаком в сердце.
   Девушка снова повторила, уже немного свободней:
   - Фила Дэлфиар, - и наивно улыбнулась небесно-голубыми глазами.
   Переводчик поступил так же:
   - Франциск, - представился он. - Франц для друзей.
   Свенельд поднял на руки волчицу и представил её ещё раз:
   - Стилка!
   Все переглянулись и рассмеялись. Стилка глупо поводила глазами, часто моргала и щёлкала языком, пытаясь достать лицо Свенельда, чем сразу расположила присутствовавших к себе.
   Весело и непринуждённо они ещё немного просидели в доме, поближе знакомясь друг с другом. Однако дела и заботы о хлебе насущном заставили мастера Дара выпроводить гостей.
   - Ты знаешь, твоя девушка отлично стреляет! Вы можете устроить на площади небольшое представление и так заработать пару монет. Ещё не поздно сегодня. Попробуй..., - посоветовал Франциск.
   - А как я ей объясню? - сомневался Свенельд.
   - Да так же, как и перед этим. У тебя это хорошо получается, парень, - и крепко хлопнул его по плечу. - Рынок запомнил где?
   - Да вроде.
   - Вернуться сюда сможешь?
   Свенельд кивнул, подтверждая.
   - Давай! - подзадоривал его Франциск. - Прояви характер!
   Парень взял девушку за руку, и они возвратились на рынок. На рынке Дэлфиар напряглась и уже шла медленней. Свенельд почувствовал это по её руке и остановился. Присел перед ней на корточки и начал спокойно объяснять. Он прижал к себе волчицу, улыбнулся и сказал:
   - Моя подружка! Не продаю, - и покачал отрицательно головой. Встал, взял руку Дэлфиар, подтянул к себе и, положив себе на грудь, повторил: - Моя подружка! Тоже не продаю. Поняла?
   Глядя на Свенельда трогательно блестевшими зелёными глазами, девушка недоверчиво нараспев повторила звуки:
   - М-о-я... под-ру-ж-ка?...
   - Да! Вот и хорошо. Надо что-то заработать на еду, понимаешь? - показывал он ей жестами, но девушка совсем не понимала.
   Когда они проходили по фруктовым рядам, она придержала руку Свенельда, показывая, что хочет это съесть.
   - А я тебе как раз об этом и говорил. Эх ты, горе-красавица, - он вывернул свои карманы и показал пустые руки, как она это делала сама. - Надо заработать пару монет, понимаешь? Не понимаешь. Эх, что говорить! Надо что-нибудь придумать, - почесал он в затылке. - Думай, Свенельд, думай, соображай! Куда тут вообще можно сунуться и кому предложить свою дюжую силу? Та-ак... Представь только, что тебя тут ждали с распростёртыми объятиями. И куда, спрашивается, думать? В какую тут сторону можно думать? Да хоть во все одновременно! Чёрт! - он огляделся по всем сторонам, действительно не зная, куда направиться.
   Вот тут у Дэлфиар вспыхнули догадкой глаза. Она что-то живо залопотала на своём странном языке, сообразила, что её друг совсем ничегошеньки не знает в этом городе, тихонько взяла его за руку и, красноречиво жестикулируя, уверенно повела за собой к каменному помосту на большой базарной площади, где когда-то, а иногда и сейчас, в установленные дни, был рынок рабов, да и всякой живности, что везли со всего известного мира. Она взяла у стоявшего рядом торговца небольшой пустой деревянный бочонок для вина, перевернула его и отдала Свенельду. Ударила несколько раз краем ладони по дну, показывая, что она от него хочет и какой ритм. Толстый хозяин винной бочки хотел было возмутиться, но девушка кокетливо улыбнулась ему и поцеловала дядьку в лоб, и тот тут же растаял.
   Этот дядька догадался о намерениях смуглой бойкой девушки гораздо раньше, чем её растерявшийся спутник. Наблюдая за ней, мужчина практически уже понял, что сейчас будет, и сразу на незнакомом Свенельду диалекте стал подсказывать парню, что делать. Сам же, подзадоривая улыбкой стройную красавицу-смуглянку, стал громко ударять сильными грязными натруженными ладонями о дно другой, большой, дубовой бочки. Слушая монотонный ритм, Дэлфиар, двигаясь в такт, взошла на помост, торжественно сбросила зелёную, шитую золотом шёлковую накидку с плеч, напряглась, как струна, гордо подняла подбородок и встала на цыпочки. Её густые тёмно каштановые волосы также соскользнули с плеч и тяжёлыми прядями закрыли от зрителей всю спину танцовщицы до ягодиц. Она начала медленно, грациозно и волнующе откликаться бёдрами на ровный ритм "барабанов". Парень увидел её смуглые, открытые почти до плеч руки, которые вдруг ожили сказочными змеями. Обнажённый кругленький животик с замысловатой татуировкой вокруг пупка мелко завибрировал. Этот рисунок то двигался в такт прерывистым резким движениям её тела и рук, то жил, казалось, совершенно самостоятельно. Девушка медленно плыла по помосту, изгибаясь и кружась. Она то резко приседала и широко раскрывала бёдра, то неподвижно замирала в быстром повороте и невероятно гибком прогибе упругой спины, то, будто цветная древняя роспись с заморских греческих чёрных кувшинов, начинала говорить изысканным языком поз тела и рук. Её бёдра плели какой-то первобытный магический рисунок, будораживший у мужчин воображение и вызывавший желание, от которого собравшаяся поглазеть толпа начала гудеть. И в такт звукам барабанов-бочек зрители стали хлопать и топать, беспрекословно подчиняясь этому неодолимому зову предков. Подзадоривая незнакомца и его спутницу широкой улыбкой с полусъеденными за долгую прожитую жизнь коричневыми зубами, дядька вошёл в раж и такое выдавал на своём "инструменте", что Свенельд просто-напросто скоро сдался и опустил руки, а колдовской танцовщице было всё нипочём. Она, то как дикая кошка, то как богиня, то как жрица любви и огня, цепко держала внимание всех глазевших на неё зевак и властвовала ими безраздельно, как хотела.
   У Свенельда перед глазами всё поплыло. Танцовщица, заметив это, довольно блеснула глазками, взбросила тяжёлые густые волосы вверх, улыбнулась и танцевала уже только для него одного, сама возбуждённая горячим взглядом, искренне подаренным ей её новым знакомым. Ритм барабанов всё ускорялся и ускорялся. А девушка всё быстрее вращалась и донельзя прогибалась, поочерёдно выбрасывая к небу свои сильные и стройные смуглые ножки. На лодыжках у неё, оказывается, тоже были затейливые татуировки и ещё широкие зелёные браслеты с колокольчиками. Только сейчас их с интересом и удивлением заметил Свенельд. Не отрывая от Дэлфиар взгляд ни на секунду, он пил сердцем её колдовской, волнующий танец. Её тело звенело, дрожало и изгибалось, всплесками излучая искреннюю страсть и открытый призыв к жизни. И всё же барабанщик устал первым и остановился. В то же мгновение замерла и Дэлфиар в позе, по своей гибкости недоступной обычной женщине. Её вспотевшее, блестевшее на солнце тело дрожало, грудь продолжала чувствовать ритм и глубоко дышала жаром, который тут же взорвал всю толпу страстными возгласами.
   Смуглянка Дэлфиар посмотрела на всех с помоста открытым, огненным и в то же время небесно-чистым, провоцирующим взглядом, а площадь в ответ взорвалась возбуждёнными эмоциями, и к ногам девушки щедро посыпались монеты, фрукты, лепёшки, сладости.
   Свенельд был поражён, ошарашен, шокирован, потрясён и стоял, как деревянный идол, безмолвно, будто проглотил язык. А толпа горожан, собравшихся поглядеть на танцовщицу, просто стонала и выла, как голодный дикий зверь. Девушка с достоинством встала с колен, поклонилась, гордо подняла свою зелёную накидку и, подставив её под монеты, обошла весь круг, скромно, с признательностью и коротким поклоном принимая и поднимая дары и щедро улыбаясь каждому благодарному зрителю. Подойдя к Свенельду, она поклонилась и попыталась отдать ему всё заработанное, радостно, как птичка, что-то ему щебеча.
   - О Господи, Дэли! - еле выдохнул Свенельд и неловко причесал пальцами свои длинные волосы, отбросив их назад. - Это твой заработок! "Чёрт! Что это со мной?" - приходил он в себя. - Ты знаешь, я тебе не хозяин, и ты эти штучки со мной брось, поняла? Сама решай, что с этими деньжищами делать. "Жарко!" - снова подумал он, случайно взглянул на влажную шею Дэли, глубоко вздыхавшую грудь и открытые губы. - "Господи, помилуй меня, скажи, что я сплю! У неё же такие же плечи и губы, как... Только без шрамов. Что ж жарко-то так?" - прикусил он себе губу и усилием воли отвёл от неё глаза.
   Запыхавшаяся девушка смутилась его отказом принять деньги и снова попробовала вложить их в руки Свенельда.
   - Нет, нет! - решительно отказался парень. - Не хватало ещё брать деньги, заработанные почти ребёнком! - и снова вернул ей ткань с деньгами, что-то невнятное бормоча себе под нос.
   Девушка удивилась такому повороту, но искренне обрадовалась. Она поклонилась расходившимся зрителям ещё раз и что-то благодарно говорила им на своём языке, затем повернулась к солнцу и снова поклонилась, скрестив руки у себя на груди и преклонив одно колено. Потом, радостно улыбаясь, Дэли уверенно взяла Свенельда за руку, показала раскрытые ладони с деньгами, что-то весело прощебетала и, счастливая, вприпрыжку потащила его за собой в торговые ряды. Там она выбирала продукты с большим знанием дела, все, какие только хотела. Вертела их в руках, нюхала, делала покупки, угощая заработанными сладостями Свенельда, пока они вместе не съели всё, что было. Она всё время счастливо хохотала колокольчиком, чувствуя, что искренне нравится этому улыбчивому и так удивительно умевшему смущаться и краснеть светловолосому чужеземцу. Закончив с покупками, Дэлфиар что-то оживленно рассказывала и показывала Свенельду руками, а он, растерянный и смущённый, чувствовал себя не в своей тарелке весь остаток дня. Дэли была сыта и счастлива, поэтому решила показать парню город, который знала, и повела его по разным улочкам.
   Солнце уже отправлялось за горизонт, меняя очертания улиц, когда на одной из них Свенельд почувствовал знакомый запах мятой, необработанной кожи. Он заинтересовался, и пара вместе с волчицей свернула в ремесленные ряды. Там парень деловито рассматривал кожи и делал вид, что хочет их купить. Он пытался выяснить: много ли у мастеров работы и сколько стоят их изделия. Он, как мастер, заметил, что здесь кожи были не такой выделки, как он видел у Шарот, и у него появилась мысль, которую он решил серьёзно обдумать.
  
   К дому оружейного мастера Дара, Свенельд вышел совершенно неожиданно для себя, заблудившись в собственных мыслях и мечтах. А его спутница всё время весело щебетала, на ходу подкармливая Стилку всякими вкусностями и, глядя на задумчивого парня, счастливо ему улыбалась.
   Вечером в этом дом был приготовлен замечательный ужин на троих, простите, на четверых. Дэлфиар старательно воссоздала кушанья, лакомства и напитки, очень похожие на те, что готовили на её родине, в Египте. Мужчины расхваливали её угощения, каждый на своём языке. Стилка скромно попрошайничала у всех понемножку, но позволяла себя трогать только парню и девушке. А хозяйка этого шикарного ужина выглядела по-детски счастливой, ведь ей и было то всего шестнадцать лет, и она, счастливая, что-то радостно рассказывала добрым, незнакомым мужчинам.
   Эта странная компания веселилась, находя истинное удовольствие от общения друг с другом. Удовлетворённые итогом прошедшего дня, люди праздновали каждый своё. Каждый живо и беззаботно рассказывал остальным что-то явно весёлое, оживлённо жестикулируя и страстно выражая свои эмоции возгласами, при этом говоря только на понятном ему языке. Со стороны можно было сказать, что в этом обществе все друг друга очень давно и хорошо знают и понимают. И если они вдруг смеялись над чем-то, то смеялись искренне и все вместе.
  
   День растаял и погас. Вступила в права звёздная хозяйка-ночь, и наконец пришло время всем располагаться на отдых. Мастер Дартуар указал Свенельду и Дэлфиар комнату с одной лежанкой на двоих, вышел и оставил их наедине.
   В маленькой чистой комнатке наступило неловкое стыдливое молчание, которое никак никем не прерывалось. Свенельд покраснел, выдохнул и вышел, оставив девушку одну. Через минуту вернулся с вещами и доходчиво дал понять Дэлфиар, что место на постели только её. Сам же, как сильный мужчина, расположился на полу, используя в качестве лежанки столь богатую для него воспоминаниями медвежью шкуру Шарот, с которой он с тех пор так никогда и не расставался, даже во время охоты.
   Девушка растерянно постояла-постояла, посмотрела на всё это, что-то живо забормотала, показывая на своё лицо, руки. Затем решительно подняла с пола здоровяка Свенельда и, невзирая на его упрямство, уложила парня на постель, а сама сразу заняла его место на полу. Он было попытался встать и решить по-своему, ведь он не собирался никому уступать столь дорогое ему место на шкуре, но Фила Дэлфиар сделала в его сторону короткий резкий выброс руки, будто рассерженная дикая кошка лапой. Насупилась и угрожающе зашипела, глядя на растерявшегося парня. Свенельд подумал, что делать нечего, и принял её решение. А девушка, заметив это, сморщила задорно носик, улыбнулась и что-то довольно пролопотала, внюхиваясь в понравившуюся ей шкуру.
   - Ну, как хочешь, - смирился Свенельд, отвернулся и, измотанный долгим, насыщенным событиями днём, мгновенно уснул, первый раз за время путешествия оказавшись под крышей настоящего дома.
   Стилка сама выбрала себе место, свернулась клубком и, прижимаясь к спине и ногам Свенельда, согревала его собой.
   К утру волчица перебралась на знакомую ей медвежью шкуру к девушке, к которой явно проявляла симпатию.
   - Вот это да! - удивлённо произнёс проснувшийся Свенельд, увидев, как Стилка подставляет розовый живот своей новой подруге, а та ласкает её тёплое округлившееся брюхо. Обе выглядели вполне счастливыми.
   - А я? - почти ревниво произнёс парень. - А я?!
   Стилка лёжа повернула морду к Свенельду и защёлкала языком, давая парню понять, что его она тоже любит.
  
   Прошла примерно неделя, прежде чем Свенельд получил свой первый небольшой заказ. Его тяготило такое положение - без дома, без работы, и тяготила еда, которую зарабатывает женщина. Всю эту неделю он посвятил настойчивым поискам жилья, что было трудно, потому что он не знал местного диалекта, хотя и быстро учился. И вот ему несказанно повезло.
   На улице кожевенников, в длинном ряду примыкавших одна к одной построек, он нашёл совсем небольшой дом. Его почему-то никто не хотел покупать. Бывший хозяин, возможно, перебрался с семьёй в квартал побогаче, а этот маленький дом с дырявой крышей просто бросил.
   К вечеру, когда все снова собрались в доме мастера Дара, Свенельд решил сделать девушке сюрприз. После ужина он завязал ей глаза и привёл к их новому жилищу. Она волновалась, но за несколько дней Свенельд уже успел завоевать её доверие, поэтому она спокойно приняла его игру, сделав подготовку сюрприза ещё торжественней.
   К сожалению, эта постройка произвела на Дэли удручающее впечатление, но она не подала вида, чтобы не обидеть парня, который заботился о ней, как мог. Не теряя времени, усталые новые хозяева легли спать. Но утро! Утро встретило их ярким солнечным светом, проникавшим из двух окон с цветными стёклами.
   Девушка увидела белые чистые стены и аккуратно разложенные по местам пожитки Свенельда. Оказалось, что наверху есть ещё одна комнатка, в которую вела узкая каменная винтовая лестница. Эти впечатления столь отличались от мрачных вечерних, что от радости Дэли прыгнула Свенельду на шею и тут же застыла, поражённая и смущённая неожиданностью своего поступка. У парня внезапно застучало сердце, он покраснел, обнял её якобы по-дружески, отставил в сторону и, как ни в чём не бывало, перевёл разговор на другую тему:
   - Смотри, здесь есть большая печь. Ты в ней сможешь готовить всё, что захочешь. Зимой нам тут точно не будет холодно. И есть ещё чуланчик для дров, видишь? - немного суетился Свенельд. - Только нужно будет заготовить их, пока есть время.
   Он был искренне рад, что ей действительно понравилось, и это вселяло надежды на будущее.
   Проходило время. И, действительно, ещё до того, как на землю упал осенний жёлтый лист, в новом доме пятью крепкими щенками разродилась Стилка.
   Случайно соединённые судьбы постепенно переплетались всё теснее, как сросшиеся у корня два совсем разных дерева, семена которых по воле ветра оказались в одном удачном для жизни и роста месте. Свенельд с первого оружейного заказа получил хорошие деньги и теперь мог осуществить свои замыслы. Нужные для работы с кожами ёмкости, мёд, воск, шкуру он закупил на рынке, а желчь и семенные мешочки молодого быка - у пригородных крестьян и, вспоминая, как обрабатывала шкуры Шарот, решил добиться такого же, как у неё, результата, чтобы шкура получилась тонкая и мягкая и в то же время плотная и прочная.
   Дэлфиар совсем не нравилось то, что задумал и делает Свенельд, особенно запахи, от которых не избавиться, но, желая помочь парню в его начинаниях, она принимала в этом деле живое участие. Осваивая трудоёмкий и непростой способ обработки сырых кож и постигая язык, на котором говорил человек, становившийся для неё с каждым днём всё ближе и ближе, она сама делалась для него незаменимой опорой, вселяя уверенность в завтрашнем дне.
   У Свенельда с первой попытки получилась кожа нового качества, такого, как надо. Это была удача! И он точно записал этот рецепт.
   В мастерской оружейного мастера Дара Свенельд сделал из этой кожи ножны для меча, украсив изделие металлическими вставками и плетением. Старый оружейник подивился его ловкости, мастерству, вкусу и находчивости, и предложил ему пойти вместе с ним к заказчику, чтобы представить Свенельда человеку, занимавшему особо высокое положение в этом городе.
   Дартуар, не показывая готовое изделие заказчику, рассказывал ему об изменениях в конструкции. Мастер вовсю расписывал достоинства принципиально нового крепления для меча и лёгких ножен, на что зрелый мужчина приятной, но строгой наружности начал недовольно повышать голос. Но, зная Дартуара многие годы и смягчившись от его увещеваний, он всё же разрешил ему показать изменённую, отличную от первоначальной задумки, готовую вещь. Меч и кожаные ножны произвели яркое впечатление на того, кто обладал действительно высоким вкусом и знал толк в оружии и его качестве. Тогда мастер Дар успокоился и, продолжая ему что-то рассказывать, указал на Свенельда, который стоял далеко, в тени высокой залы. Богато и изысканно одетый человек, сидевший в обитом бархатом курульном складном кресле, подозвал его и что-то спросил. Свенельд подошёл на пару шагов и остановился. Парень вслушивался в неизвестный язык и только хлопал глазами. Тогда граф призвал толмача, и всё сразу встало на свои места.
   - Как тебя зовут, чужеземец? - спросил переводчик.
   - Свенельд. Свенельд! - откашлявшись, громче произнёс парень, чтобы его было хорошо слышно на другом конце длинного зала.
   Толмач снова обратился к нему и поманил рукой.
   - Твоя работа?
   - Ну да, только не вся, - подошёл он ближе.
   - Хм-м... Мастер Дартуар сказал, что ты и маленькое оружие так же здорово сделать сможешь, - произнёс граф.
   - Да, в общем, смогу. А что ты хочешь? - во власти хороших предчувствий уверенно ответил парень, поравнявшись с мастером Дартуаром.
   - Моему сыну сделай и меч, и лук. Сможешь, молодой мастер?
   - Покажи мальчика, - попросил Свенельд.
   Через минуту стройный крепкий подросток вошёл и гордо встал рядом с отцом.
   - О-о, этому маленькому настоящему рыцарю? С удовольствием! Рад буду услужить... - дворцовым жестом низко поклонился ему Свенельд. Этим поклоном он сразу заработал благосклонность хозяина дома и внимание его среднего сына.
   Этот первый заказ был исполнен исключительно с мыслями о Шарот и её волках. В рукоять маленького меча Свенельдом была вставлена белая, кованая волчья голова с бирюзовыми глазами, а перекладина лука была вперемежку оплетена мягкой кожей и металлическим, тонким, как стебелёк лютика, витым прутиком из серебра. Подложкой для стрелы служил бутон зелёно-голубого лютика, выполненный из особого цветного сплава, рецепт которого знали только мужчины семьи Свенельда.
   Начиная с этой работы неповторимо изысканного стиля, не похожей ни на какие местные и привозимые сюда со всего мира изделия, жизнь Свенельда, Дэлфиар и Стилки стала значительно лучше.
   Свенельд и Дэли, перезнакомившись с кожевенниками ремесленного квартала, постепенно обретали друзей и вживались в ритм крупного, шумного города Вустершира, который стоял на перекрёстке больших торговых путей. Время, жизнь и обстоятельства связали их всех вместе доверием, заботой и любовью.
   Как и предсказывала цыганка, Стилка принесла именно пятерых щенков из, которых выжило трое. Когда щенячьи глаза перецвели, у одного из них они, к радости Свенельда, оказались ясно-голубые. Дэлфиар случайно с именем волчонка попала в десятку! Именно ему, без совета, самостоятельно, Дэли и дала имя Шауро, что означало "душа с глазами небес". Это имя, точнее, звучание прозвища волчонка, волновало сердце Свенельда, напоминая ему о невосполнимой, горькой утрате.
   Лишь только ловил он на себе взгляд этого голубоглазого, серьёзного не по возрасту щенка, как боль и утраченная навеки любовь Шарот вновь вспыхивали в нём, болезненно отзываясь в душе. В глазах щенка он всегда видел строгий, не доверчивый взгляд Лобо и Серого. И вот в одну из ночей это неожиданно прорвалось.
   В бредовом сне полнолуния Свенельд метался, кричал и звал Шарот.
   - Милая! Как я устал без тебя! Всё, что я делаю и как живу, - всё только с мыслью о тебе. Но сейчас мне нужно сделать выбор между тобой и другой женщиной! Помоги мне и прости! Прости меня, мой дикий, нежный волчонок. Прости! Прости!
   "Никакого выбора нет, - тихо отвечала Шарот, гладя его по отросшим до плеч, непослушным волосам. - Ну, что ты? Рядом с тобой девушка преданная, сильная. Следуй своему сердцу, милый! Всё случилось так, как и должно было быть. Не зови меня больше, не надо. Люби и будь счастлив".
   Шарот, такая, как он её запомнил, с тёмно-рыжими волосами, заплетёнными в тугие жгуты, в его руками сделанном кожаном жилете, нежно поцеловала Свенельда в лоб и, растворяясь в свете угасавшего в доме очага, грустно улыбалась ему детской улыбкой.
   - Спасибо, Шарот, Шарот, Шарот! - повторял парень. - Погоди! Не уходи так скоро... - просил и настаивал он. - Прошу... Я несказанно соскучился по тебе...
   Его бесцеремонно разбудила Дэлфиар.
   - Какую женщину ты зовёшь во сне?! - с неподдельной ревностью строго спросила она.
   - Да ну, что ты? - смутился Свенельд.
   - Да, да, да! Я сама слышала, только что! Ты её любишь? Она твоя женщина?! - набросилась она на парня.
   - Дэли! Мне что, помечтать нельзя о другой женщине? - застигнутый врасплох, Свенельд пытался перевести разговор в шутку, уворачиваясь от болезненных щипков цепких коготков ревнивицы.
   - А я? Как же я?! Слишком смуглая кожа, да?
   - Нет, что ты! Мне такая очень нравится.
   - Слишком маленькие ножки? - наступала на него Дэли.
   - У тебя чудные ножки. Ну что ты, Дэли?!
   - Тогда слишком маленькие эти? - нахмурив брови, она показала пальчиком на грудь, изогнув причудливо руку и кисть.
   - Ой! С этим тоже всё замечательно, - смутившись, покраснел Свенельд и отвёл глаза.
   - Тогда что?! - закричала она, срываясь на плач, и у неё смешно и трогательно оттопырилась губка.
   Девушка раздосадовано, почти в прыжке отлетела от него к тёмному окну и застыла.
   - Дэли! Ну, что такое, что случилось? Мало ли что во сне может привидится? - Свенельд подошёл к ней и опасливо взял за крепкие маленькие плечи.
   Она оттолкнула его, продолжая ревновать:
   - Да?! Сны - это зеркало нашей души! Мечтаешь о своей Шарот, а сам не ищешь её! Что ты тогда за мужчина! - сердилась она.
   Свенельд как-то вдруг сник, отпустил плечи Дэли и медленно отошёл в очагу, чтобы подбросить поленьев.
   - Шарот... - вздохнул он сдержанно. - Она далеко отсюда сейчас. Не найти! Ушла навсегда, понимаешь? - произнёс Свенельд, трогательно улыбаясь вдруг повлажневшими глазами. - После неё у меня остались лишь её имя, Стилка, нож и моё сердце, - выдохнул он в очаг.
   - Она у Амона Ра? Её Гор забрал? - вдруг в догадке смягчилась Дэлфиар и повернулась к парню лицом.
   - Где? - уже чуть твёрже переспросил парень и повернулся к Дэли.
   - Амон Ра, - пояснила она, подняв руки к небу. - Бог Солнца!
   - Да, да, что-то вроде того, - выдохнул Свенельд, соглашаясь с Дэли, и, ещё подбросив поленьев в очаг, присел тут же у огня.
   - М-м-м... Тогда я не соперница ей, - совсем расстроилась Дэли и снова отошла от Свенельда, потом опять подошла к очагу, села на корточки, крепко обняла колени и совсем расстроено положила на них голову.
   - А почему ты должна быть соперницей? - подсел к ней поближе парень. - Она - это она, ты - это ты.
   - Не-ет! Это значит, что сердце у тебя несвободное навсегда. А Фила Дэлфиар, - она вдруг резко встала и выпрямилась, - не умеет просить о любви! - гордо подняв остренький подбородок, заявила она.
   - Что, Дэли? - хитро посмотрел на неё парень снизу вверх, начиная по-доброму поддевать её. - Чего не умеет?
   - Ни-че-го! - отрезала она и выдернула из-под Свенельда свою накидку.
   Тот дурашливо упал на спину и рассмеялся, вспомнив вдруг, как это у него раньше получалось с Шарот.
   - Кошка, да? - уже совсем открыто дразнил он.
   Девушка в дверях повернулась к нему лицом, состроив гримасу, похожую на разъярённую кошачью морду. Блеснули белые, не совсем ровные зубы. И, скрючив пальчики, будто выпуская коготки, атакующим жестом Дэли ударила рукой по воздуху в его сторону.
   - Х-х-х! - прошипела она, сморщив носик, и, гордо приподняв голову, произнесла: - Дэлфиар "свободна" и может уходить?
   - Да, иди, конечно, - невозмутимо согласился Свенельд, стараясь оставаться серьёзным.
   Девушка вспыхнула.
   - Могу, да-а? Могу уходить?! - её глаза расширились, губки задрожали, и она сжала в руках свою накидку.
   - Конечно! Можешь идти, - окончательно сразил её Свенельд и уже серьёзно добавил: - Погуляй немного и возвращайся домой, милая Дэли, только не очень долго, пожалуйста. А то замёрзнешь.
   Девушка фыркнула и, накинув на плечо тёплую одежду, гордо вышла за порог, громко закрыв за собой дверь.
   - Ух, огонь! Дотла сгореть можно! - произнёс Свенельд. - Пока говоришь с ней, надо в бочке с холодной водой по горло сидеть, а то, ей-ей, сгорю, голову потеряю. Да, Стилка? Ох, у неё и характер! Огонь!
   А волчица мирно спала, согревая трёх своих маленьких щенков, и лишь изредка открывала глаза, откликаясь на знакомые голоса.
   - Наверное, и мне о щенках, тьфу, о детишках подумать пора. Прежде чем сделать ей предложение, подожду пару дней, пока успокоится, и потом подарю что-нибудь. А пока притворюсь, что уже сплю. Не торчать же ей до утра в холоде на улице. И мало ли ещё кто вдруг решится прогуляться мимо нас к реке, - и, вернувшись на своё место, он отвернулся к стене и громко захрапел.
   А Дэли одиноко стояла на пороге дома, дрожала, кутаясь в накидку, коченела, злилась, ревновала, но никуда ей уже было не уйти от себя.
   "Ну, что, Фила Дэлфиар? - строго спрашивала она себя. - Твоей симпатичной мордашки недостаточно для этого парня? Так придумай что-нибудь! Чему тебя учили жрецы в храме? Сделай любовный эликсир! Забыла? Действуй! Покажи, чего ты стоишь! Сведи его с ума!" - выпрямила она гордо спину, но тут же, грустно вздохнув и опустив плечи, сама себе ответила: - Нет, не буду. Сердце Дэли хочет, чтобы Свенельд сам выбрал её. Хочу для него сделать что-то своими руками. Что-то интересное. В храме жрица-мать говорила мне: "Сердце - к сердцу, ложь - ко лжи. Проси помощи у Амона Ра, если сердце твоё чистое".
   Она приложила ухо к двери и прислушалась. Свенельд нарочито громко храпел, стараясь при этом изо всех сил. Как только скрипнула дверь и Дэли вошла, он успокоился, расслабился и, действительно, уснул. А девушка тихонько, на цыпочках пробралась к своему месту, легла на свою лежанку и, свернувшись калачиком, долго грезила без сна, мечтая о своём "самом замечательном", единственном, таком сильном и заботливом, светловолосом избраннике. Она смотрела на огонь, понемногу согревалась и всё равно продолжала ревновать.
  
   Утром Свенельд ушёл на рынок за сырыми кожами, а Дэли решила навести порядок в доме и разобраться с вещами.
   "И если успею, раскрашу дом, чтобы было повеселей", - решила она.
   Разбирая старые вещи Свенельда, она нашла несколько странных мешочков и засунула туда свой маленький любопытный носик.
   - О-о-о, я этот запах знаю, но не помню откуда. И этот тоже. А этот похож на наши курения для ламп из храма, - вслух рассуждала она. - Нужно будет спросить, зачем они, для чего Свенельд это хранит и не пользуется и почему мне до сих пор их не показывал?
   Затем Дэли нашла нож в кожаных ножнах, который давно уже не видела, и раскрыла его.
   - Очень, очень удобный. Ловко придумано, - она закрепила ремешки на запястье и, играя, взмахивала ножом, рассекая воздух и будто вонзая во что-то. Вдоволь наигралась, успокоилась и снова положила его на место.
   - А это что? - взяла она в руки странный свёрток и аккуратно развернула.
   В пергаментную кожу, почти совсем стёртую от времени, был завёрнут обыкновенный, на её взгляд, гладкий, белый речной камень идеально правильной формы. На нём, будто продавленные внутрь, были изображены два каких-то странных знака, один точно напротив другого. Дэли нежно погладила их пальчиками, провела камнем по щеке, ощущая приятную гладкость поверхности, понюхала, лизнула, удивлённо пожала плечами и отложила камень в сторону. Далее Дэли стала рассматривать старый пергамент, на котором тёмно-синим и пурпурным цветами с удивительным изяществом и тонкостью были выписаны кистью какие-то знаки. Она заметила их сходство с теми, что были вытатуированы у неё на ладонях и на правой руке с внутренней стороны, почти под самым плечом. Она сличала и сличала картинки, удивляясь им и не находя этому никакого объяснения. Особенно один был очень похож на тот, что у неё на теле, в форме змейки, в тройной спирали и с перекладинкой, будто эта змейка висит на веточке. И ещё один, похожий на птицу с женским лицом и летящую бабочку одновременно.
   Дэли так увлеклась рассматриванием рисунков на своём теле и пергаменте, что не заметила, как в дом вошёл Свенельд.
   - Что ты делаешь?! - он вспыхнул и остолбенел от неожиданной ситуации. Вдруг заподозрив что-то страшное, парень на секунду застыл на месте и тут же метнулся к свёртку Шарот.
   - Ничего, - естественно и спокойно ответила девушка. - Я просто сравниваю рисунки, - Дэли ни капельки не смутилась. - Вот, смотри! У меня есть точно такие же на бёдрах. Ой! Но мне кажется, что тебе нельзя их видеть. Отвернись сейчас же!
   - Да, нельзя? А тебе можно брать мои вещи? - строго спросил Свенельд. - Без спроса, тайком?! И глядеть на всё это?!
   - На это? - переспросила Дэли, указывая на пергамент и камень.
   - Да!
   - Мне? Можно, да. А тебе - НЕТ! - отрезала она.
   - С чего это ты так решила?
   - Я не решила! Так и есть с самого моего рождения. Я точно знаю! Я тоже, как этот пергамент, ношу на себе эти знаки и тайны. Это письмо, и я письмо. Только, смотри, они как-то между собой спутаны, - вслух рассуждала Дэли. - Я думаю, это какая-то тайна, послание. Но я не знаю какая, - раздосадовано пожала она плечами. - И я не умею этим пользоваться и, как правильно прочитать, тоже не знаю. Совсем. Это как головоломка. Ты, хранитель этого?... - вдруг опомнилась и испугалась Дэли.
   Она с детства была строго воспитана жрицей-матерью в ответственном отношении к её татуировкам, что "это самая большая тайна жизни! И она обязана её строго хранить! И, если будет угроза того, что её нательное письмо может попасть в чужие руки и будет прочитано человеком знающим, но непосвящённым, Дэли немедленно должна, обязана будет уничтожить себя, своё тело и свою тайну любым способом! Иначе тайна, дарующая жизнь, станет смертельным, страшным оружием в чужих руках".
   - Ты хранитель? Кто тебе это дал? Когда? Откуда это у тебя? Ты жрец храма?! Ты это разворачивал? Знаешь, что это? Да? Нет? Хранитель?! - засыпала его вопросами Дэли.
   Она серьёзно испугалась за тайну и за свою жизнь, быстро и аккуратно свернула пергамент, как было, чтобы Свенельд не успел ничего увидеть. Затем вдруг встала и надела поверх своей одежды ещё накидку, чтобы полностью скрыть от Свенельда свои рисунки даже на ладонях.
   - Да, - заметил серьёзность её волнения Свенельд. - Так получается, что я теперь хранитель этой тайны. И никакой я не жрец! - успокаивал он её. - Выдумала тоже. Я тоже не знаю, что это. И не смотрел я. Просто до меня была хранителем свёртка Шарот. Это имя ты уже слышала от меня. Она могла возвращать жизнь, да и не только... Теперь я вместо неё храню его! Она так мне сказала, просила. Я обещал своей жизнью, беречь. А её нет. Погибла! - опустил глаза Свенельд. - Теперь я храню, ясно? Просто храню. Отдай! - он решительно шагнул к Дэли и протянул руку.
   - Хм, пожалуйста, - надула она губки. - Ты свой секрет взял и спрятал. А мой не снимешь и не спрячешь так запросто в карман! - немного обидевшись, оправдывалась она. - Я просто хотела сделать тебе подарок. Извини.
   Свенельд смягчился, почувствовав необъяснимую близость к ней из-за почти общей тайны. После недолгого молчания он наконец спросил о её татуировках.
   - Откуда это у тебя?
   - Не помню. Меня по первенству рождения родители отдали в храм. Так сказала жрица-мать, - Дэли стала особенно таинственной, подсела к огню и с достоинством начала рассказ о возложенном на неё судьбой служении. - Давно-давно на берегу Нила звёзды сказали верховному жрецу храма Амона Ра, что сам храм будет скоро разрушен, забыт, а древние знания потеряны. И ещё показали, какая из новорождённых избранных девочек уцелеет. Так и повелось с тех пор. Это давно было, очень, с тех пор, как по земле ходила впереди всех достойных женщин принцесса Маат-Ка-Ра. Она там, в своём храме Дейр эль Бахри. Оставшимися хранителями древних знаний один раз в одиннадцать лет в тайны посвящались одиннадцать новорождённых детей, которых указывали жрецам звёзды, Ра и Гор. Это были девочки, которым, как и многим избранным до меня, предстояло носить на себе, спасать и сохранять многовековую тайну жизни и смерти. Мы, как письма, как части какого-то одного великого целого, разосланы, разбросаны по всему свету, понимаешь? Некоторые из нас носят эти рисунки не только на теле, но и на лице. Мы живые письма, созданные для единственной посланницы или посланца, что от рождения уже будет обладать знаниями и ещё в отрочестве сможет найти кого-то из нас, прочитать и возродить древние знания богов о тайне жизни и смерти. Наша жизнь не в счёт! Никто из нас не знал и не знает, когда и где это будет. Никто не знает, кто ОНА и откуда придёт. Но это огромная тайна, понимаешь? Надо хранить под страхом смерти! Тогда, ещё в младенчестве, как только меня отняли от груди матери, жрецы и сделали мне эти рисунки на теле, а выслали из страны позже, в десять лет. Мы путешествовали и обучались. Многому обучили нас за то время, что мы прожили под сводами храма в Луксоре и в Таре. Я знаю и умею много, но этих знаков я не понимаю и не видела, как читают. Тайна!
   - Когда тебе их сделали, говоришь? - уточнил Свенельд.
   - Я не знаю точно. Мне кажется, что они были всегда. Они не совсем такие, как в твоём пергаменте, но обсуждать их с тобой я всё равно не буду! Этой силой может обладать только женщина.
   - И ты тоже? - чуть обиделся Свенельд.
   - Я - нет. Я вроде послания. Для посторонних это просто красиво, не больше. Без ключа не прочитать. Это может только избранная, девочка, имеющая знания от рождения, Дитя Богов! Или избранная судьбой хранительница. Когда она меня найдёт - я должна буду отдать ей всё, что знаю, даже жизнь, а она...
   "О-о, теперь мне становится кое-что более ясным", - Свенельд подсел к девушке поближе, вслушиваясь в её сказочный рассказ. - А как ты здесь, в этом городе, оказалась?
   - Морем. Очень большой лодкой с белыми, как у птицы, крыльями. Морем, - махнула рукой Дэли. - Очень долго и много холодной и чёрной воды. Страшно. Три луны прошло. Сначала один большой город был, Лон... Лонди... Не помню. Потом долго из повозки не выходила, болела. Потом ещё одна лодка была. А потом этот город. Пол луны я тогда после лодки болела.
   - Как морем?! - удивился Свенельд. - Каким морем? "Откуда, здесь, в Вустершире море?! От Дорсетшира море в двух днях пути. А, отсюда..."
   - Море? - задумалась Дэли. - Это когда много-много воды и звёзд. Нет ни земли,... ни берегов... Просто ты, Бог и вода. Потом Ра поднял свой белый шёлковый платок, и появилась земля. Это в двух неделях пути на восток, если на быстрой повозке. Там крепкая большая лодка. Город, много лодок и разных по цвету лиц людей. Много злых. Много рыцарей в доспехах и на лошадях. Турниры, война, шумно и страшно. Ваши рыцари на моей родине много крови пролили, разрушили всё. - Дэли на минуту замолчала, вспоминая, как ей срочно, среди ночи пришлось покинуть свой дом и отправиться не известно куда, а потом выдохнула и продолжила. - Ещё видела в Лонди... (Лондон) много некрасивых распутных женщин. Видела большой серый замок, и по дороге сюда ещё один. Уо... (Уорикский замок) Не помню. Много высоких башен. Стоит у самой реки. Река красивая. Не такая, как Нил, но всё же. Говорили что, там тогда был ваш король, - задумалась, - Ваши короли все страшные, невежественные, в крови. Наши - великие Боги на земле, красивые, умные, солнечные.
   А Свенельд слушал её рассказ и удивлялся тому, сколько она всего интересного и загадочного знает.
   - Ой!.. - она вдруг вспомнила, хлопнула в ладоши и засмеялась. - Я даже видела одного человечка с жёлтым лицом. Маленький такой, смешной, с узенькой чёрной бородкой. Чёрная косичка, длинная-длинная... Длиннее даже, чем у меня. Гладенький такой. За ним другой ходил с такой штукой, чтобы Ра его не видел. Смешной! Ра видит всё! А глазки у человека с жёлтым лицом такие у-у-узенькие, - смеясь и прищуриваясь, показывала на себе Дэли. - Мне мой прежний хозяин говорил, что это у него оттого, что в его стране никогда не заходит солнце и там все люди полубоги, что живут они там в золотых и огненных дворцах в поднебесье. А я думаю, что старый дурак просто сам толком ничего никогда не знал. Как же они тогда оттуда, с облаков, к нам на рынки спускались? Какая должна быть длинная лестница, а? Сколько на неё нужно бамбука или камня? Выше облаков только Ра-а! И там, где стоят храмы Амона Ра, нет таких маленьких жёлтых людей.
   - Да? Ра, говоришь, выше облаков? А в лодку ты как попала?
   - Время пришло. Жрица-мать сказала: "Пора", - вывезла меня куда-то ночью и продала меня этому сказочнику-прорицателю. Он тут же посадил меня в лодку, накрыл ковром и нас унёс ветер.
   - Какому сказочнику? Как продала?!
   - Да так. Просто как рабыню. Так и надо было. Это единственный был способ. Я не обижаюсь. Она мне жизнь этим спасла и тайну сохранила. Так кости сказали.
   - Какие кости? - совсем околдованный рассказом, удивлённо спрашивал Свенельд.
   - Хочешь? Я покажу, - Дэли встала, побежала наверх, в комнату, достала со дна своего ящика слегка потрёпанный маленький мешочек, выполненный из какой-то диковинной ткани, быстро спустившись, села на прежнее место, гладко расстелила край своей накидки и спросила парня:
   - Что хочешь знать? Спрашивай.
   - Как, сразу вот так вот?! - отчего-то заволновался Свенельд. - Подожди, я не готов. Дай-ка хоть соберусь с мыслями. Даже не знаю, что спросить. Давай сначала ты сама, а я посмотрю.
   - Нет-нет, ты! Не торопись, - продолжала спокойно ожидать Дэли. - Спроси у сердца, что хочешь знать, - она поглядела в упор в зелёно-карие глаза Свенельда.
   - Ладно, хорошо, - решился парень. - Спроси их, будет ли мне женой та, о которой я думаю.
   Дэлфиар напряглась, но, сохраняя спокойствие, перемешала кости, что-то сказала над ними, подняла к небу, затем на мгновение поднесла их к сердцу, ко лбу и бросила на подстилку. Рассмотрела, погрустнела и ответила:
   - "Ра" ответил "да", - её взгляд потускнел. - Твоя избранница подарит тебе два плода: персик и виноград.
   - Правда? Это хорошо, - согласился и выдохнул Свенельд. - А что за персик и виноград? Объясни, - заинтересовался он.
   - Персик и виноград - это девочку и мальчика, сына и дочь, - сглатывая нечаянные слёзы, тихо произнесла Дэли. Её пальчики чуть-чуть задрожали. - Ничего больше не спрашивай! Я не хочу знать! - она опустила глаза и готова была расплакаться.
   Дэли быстро собирала кости обратно в мешочек. Её обычно такие цепкие и проворные пальчики то и дело роняли вещицы, и тогда Свенельд остановил её за руку, заглянул под грустную, густую тень её ресниц, воткнул в её густые каштановые волосы белый гребень резной слоновой кости очень тонкой работы и произнёс:
   - Хорошо, я согласен. Только скажи, когда ты это сделаешь.
   - Что... сделаю? - надутыми губками переспросила Дэли.
   - Когда ты подаришь мне персик и виноград? - вроде бы шутя, но на самом деле серьёзно спросил парень.
   Воцарилась неоднозначная пауза. Дэли долго хлопала мокрыми ресницами и соображала. Когда она осознала адресованный ей вопрос, то, счастливо разрыдавшись, уткнулась парню носом в сильное мускулистое плечо.
   - Я-я-а?... Весной, - тихо ответила она, улыбаясь сквозь счастливые слёзы.
   - Не рановато ли будет для персика и винограда, а, Дэли? - уточнил Свенельд, ведь на дворе была золотая осень.
   - Нет-нет. Весной мы соединимся как мужчина и женщина. В день, когда Ра будет входить в силу.
   - Так ты говоришь "да"? - улыбнулся Свенельд, убирая ей густые волосы со лба и утирая трогательную прозрачную слёзку со щеки.
   - Угу, - шмыгая носом, кивнула Дэли, - да.
   - И такая моя красавица плачет? - крепко прижал он её к себе. - Ты же у меня во-он какая тигрица! А плачешь, как маленькая девочка! Ай-яй-яй...
   - Нет, нет, тебе показалось, - счастливо улыбалась она, глядя ему в глаза. Затем Дэли взяла руки Свенельда и положила их себе на голову. - Я так счастлива! Спасибо, Ра! - закрыла она глаза. - Спасибо, Гор! - открыла глаза и глянула в окно.
   На самой верхушке дерева, стоявшего напротив дома, она сразу заметила сокола, улыбнулась ему. Через мгновение тот вспорхнул и улетел. И ещё Дэли обратила внимание на то, что именно сейчас из-за тяжёлых осенних облаков вдруг вышло солнышко, и она, поняв, что всё хорошо, прижалась к Свенельду сильней.
  
   Время до весны летело быстро. У Свенельда всегда было много постоянной тяжёлой, но интересной работы. Дэли всегда была рядом. Она освоила местный язык и тот, на котором говорил Свенельд, но редко выходила на улицы Вустершира гадать на костях, опасным трудом зарабатывая нелёгкую монету. Несколько (надёжных) женщин из ремесленного квартала уже не раз бывали у доброжелательной, отзывчивой на чужое горе Дэлфиар, чтобы узнать свою судьбу, и она как-то особенно сдружилась с одной из них. Эту молодую, крепкую, старше неё женщину звали Марфа, Марфа Тайлер. У неё было уже трое деток - все сыновья. Последнего сына, Ксандра, предсказала ей Дэли. Сейчас ему уже был почти год, и девушка часто бегала к подруге в дом, стоявший почти напротив, чтобы помогать ей с маленьким ребёнком. А старшие сыновья Марфы то и дело приходили к Дэли поиграть с озорными волчатами и в конце концов взяли к себе двоих. Отец мальчиков был не очень доволен этим, но волчата проявляли чудеса сообразительности и привязанности к своим маленьким опекунам. Щенки дружно и быстро подросли, отец мальчиков подумал и стал использовать прирождённых охотников-волчат по назначению, для разрешённой охоты в лесах. Он остался ими вполне доволен.
   К марту Дэлфиар готовилась очень серьёзно, подробно вспоминая всё то, чему её в детстве учила в храме жрица-мать. И у Марфы набиралась бесценного опыта, который вскоре, как она предполагала, понадобится ей самой. Нужный, долгожданный день посвящённая в многие храмовые тайны, повзрослевшая египтяночка Фила Дэлфиар вычислила по Матери-луне, по положению Отца-солнца в зените и по звезде, которую сейчас мы называем Сириус.
   В день весеннего равноденствия, лишь только Свенельд появился на пороге дома, Дэли начала тщательно заученный с детства ритуал. Накормила Свенельда специальными кушаньями, затем заботливо выкупала его в травах, в сделанном по сохранённому ещё со времён Шарот рецепту силовом отваре. И всё время, счастливо улыбаясь, что-то мурлыкала без слов. Затем, умастив сильное и красивое тело Свенельда маслами и благовониями, она нежно размяла с мёдом его ступни, руки, плечи, затылок. Свенельд с готовностью, интересом и нетерпением принимал всё, что она делала, возбуждаясь её прикосновениями. Его мужское желание уже несло его, как дикого жеребца по степи, но он сдерживался, как мог, интуитивно понимая, что ещё не время. Затем изысканно одетая и украшенная изящными безделушками, что сбереглись со старых храмовых времён, Дэли с поклоном отдала Свенельду в руки маленький кожаный бубен с костяной двойной палочкой, который сделала сама. На этот раз парень точно знал, что делать. И он потихоньку стал ударять в бубен: "там-там, та-там, там, та-там, там, там". А Дэли закрыла глаза и начала свой любовный магический танец, медленно раскачиваясь телом, как молодая, гибкая, податливая ветру ива у берега реки. Не глядя Свенельду в глаза, Дэли вторила бубну бёдрами и вдруг тихонько запела на своём родном языке. Это было совсем иное зрелище, нежели представление для толпы тогда, год назад, на городской площади. Ударами специальных палочек возбуждённый донельзя Свенельд задавал ритм и уже пылал сердцем и желанием, как вулкан. А Дэли? Она чарующе танцевала, всем телом и сердцем принимая заданный Свенельдом и маленьким бубном горячий ритм и возвращая его чувственными толчками из бёдер, из своей души в открытое для любви сердце Свенельда, в его мозг, в его распалённое желанием мужское естество.
   Парня, как и её, жгло острое желание любви, но это чудесное и трогательное действие всё продолжалось и продолжалось почти до исступления, предавая бешеному огню кровь влюблённых, их тела и стремление душ слиться воедино.
   Свенельд уже давно хотел остановить этот неописуемый по красоте огненный танец, но никак не мог этого сделать, как и Дэли. Очередным мощным, несдержанным ударом палочек Свенельд просто порвал барабанчик и не глядя с силой швырнул его куда-то в угол.
   В этот же момент в безумии своего колдовского танца любви Дэли сделала последний короткий прыжок вверх, прогнувшись в спине донельзя. Она мягко упала к коленям своего избранника, чуть проскользила по медвежьей шкуре и широко развела перед ним блестящие смуглые бёдра подогнутых под себя ног. В глубоком прогибе спины разбросав в стороны изящные руки и волосы, она застыла, будто раскрытая для поцелуя пчелы орхидея. Призывно открылись для любви её крепкие влажные женские тайны, мягкий и упругий живот.
   Дэлфиар глубоко дышала пьянящим воздухом желания любви и была сейчас похожа на только что распустившийся нежный и влажный бутон со свежими утренними капельками росы. Замысловатые и таинственные татуировки её бёдер вдруг будто ожили и задрожали, и Свенельд уже больше не мог этому сопротивляться. Он мгновенно сорвался с места, поднял Дэли с колен, крепко обнял её, но вдруг остановился, глубоко вдохнув её пьянящий, неповторимый девичий аромат, вскруживший ему голову. Дели чуть дрожала, открыв глаза и затаив дыхание. Её сердце, наполненное желанием, продолжало призывать к любви. Свенельд расслабился, поверженно пал перед Дэли на колени, обнял её бёдра и поцеловал.
   Да, это был маленький, волшебный, неистовый взрыв во всекосмическом пространстве, соединение любящих сердец, всего двух, живых, горячих капелек крови в необъятном холодном океане мироздания, итогом которого утром 20 декабря 1296 года стал крик женщины и матери, возвестивший о рождении новой жизни, зачатой в чистой любви и глубокой искренней страсти, - девочки. Девочки, которой предстояло многое.

ГЛАВА 11

  
   Старая Англия. Вустершир. 1303 г.
   Как и все дети в этом и любом другом квартале, смуглое голубоглазое и рыжеволосое создание, дочь Дэли и Свенельда, росло и развивалось на радость родителям. Эта девочка поступала чаще как мальчишка и наотрез отказывалась надевать платья, пряча под ними штаны. О-о, это была очень серьёзная проблема! Одиночка Флавиар часто бегала в ближние рощи и терялась там со своим волком Шауро. А младший сын Марфы, Ксандр, всегда следовал за ней, прячась за стволами старых могучих деревьев и тайком наблюдая за подружкой.
   Девочка об этом знала, чувствовала, но никогда не давала ему этого понять. Если мальчик не успевал за этой рыжей семилетней дикаркой, она чуть притормаживала свой бег, делая короткую передышку или у каменного моста через реку, или у серебристого ручья, там, где в сырой глубине дремучего леса стояли сказочными великанами поросшие мхом гранитные камни. Флавиар сидела на них, свесив маленькие ножки, глядела на поблёскивавшую серебряными спинами рыбку в прозрачном ручье и вдруг начинала грезить сказками и картинками ниоткуда. На неё, такую рыжую жемчуженку оборачивались даже мимо проезжающие рыцари. Она им улыбалась. Рыцари лишь выпрямляли свою спину, гордо проезжая мимо неё.
   Прошло время, девочка подросла, но глубоко в душе по-прежнему оставалась самостоятельной одиночкой-сорванцом. Иногда она резвилась и со старшими братьями Ксандра, чем ещё больше сблизила обе семьи. Её с трудом находили и отлавливали в роще Ботиан и Гледиас и в охапке возвращали домой разволновавшейся Дэли. Она была для них маленькой желанной сестрёнкой.
   В семье Тайлеров снова ждали прибавления, это должен был быть уже четвёртый ребёнок - долгожданная девочка. И она благополучно родилась к началу лета.
   Одинокой и независимой подрастала маленькая рыжая крепкая дикарка Флави, когда четырьмя годами позже её появления на свет Дэли родила крепкого здорового ребёнка. Да, сейчас у Дэли тоже уже подрастала вторая капля их большой со Свенельдом любви - смышлёный трёхлетний сын Георг. Свенельд был безмерно счастлив, как Бог, и носил обоих детей на руках. И сын в его жизни был ещё одной улыбкой с небес.
   Маленькие дети, похожие заботы крепко сдружили две семьи. И на одном из весенних праздников Драгор, муж Марфы, попросил отдать маленькую рыжую Флавиору, дочь Свенельда и Дэлфиар, за их младшего сына, Ксандра.
   - Да ты что, Драгор! Они ж ещё молоко кружками пьют. Куда им? Они ж ещё под стол пешком ходят! - не решался сразу дать ответ Свенельд.
   - А и пусть ходят. Я что, против? Да, мать? - толкнул он плечом свою жену. - Я вообще! Вот подрастут, созреют, нальются соком, а там, глядишь, и побратаемся, породнимся по-настоящему! - говорил в полу шутку Драгор Тайлер.
   - Ну да, конечно, пусть только сначала подрастут, там посмотрим. Но, в общем, я тоже готов породниться, если только дети не будут против, - соглашался Свенельд.
   - А чего их спрашивать? Поженим, и всё! - настаивал Драгор.
   - И мы не будем против, если эти сорванцы сойдутся вместе, благослови их Боже, - подтверждали женщины-подружки, довольно поддакивая и улыбаясь друг другу.
   - Тогда по рукам? - предложил Драгор.
   - Не рановато ли? Подождём...
   - Да какая разница? Я своего непоседу всё равно неволить не буду.
   - И я свою стрекозу тоже. Да и вряд ли смогу. Огонь в руках не удержишь! - Свенельд кивнул другу и хитро, любяще подмигнул дочери. Она довольно улыбнулась, сразу же взобралась отцу на руки, обняла за шею, прижалась и нежно поцеловала его в щёку.
   - Мой папочка! Любимый папочка!
   Маленький Георг рос на редкость мягким, сердечным и послушным мальчиком. Он сызмала интересовался тем, что да как делает отец, и уже к семи годам проявлял сообразительность, находчивость и вкус к металлу, камням и коже. Свенельд был счастлив. Он по-прежнему души не чаял в Дэли и обоих своих детях и, как и все любящие отцы, щедро баловал их.
   - Сорванец, а не девчонка у тебя, Свенельд! - разводил руками Драгор. - Разносят они всё в пух и перья! Хотя мои головорезы и орут громче всех, но ОНА заводила всей этой нашей боевой компании, я-то вижу! - причмокнул он и покачал головой. - Играют вместе с девчонкой на палках в воинов-викингов и крестоносцев, висят на липе вниз головой! Такого я не помню, чтоб была где-нибудь такая сорвиголова, как твоя Флави! Ой, свернёт себе шею девка! Ой, свернёт! А с ней ещё кто-нибудь из моих. Ей-ей, свернёт! Попридержи-ка ты её, Свенельд, а? Они ж перед ней как глухари на токовище, перья распушат и... - советовал Свенельду Драгор.
   - Да ну, как попридержать? Запереть дома, что ль? Невозможно! - щедрой улыбкой улыбался ему Свенельд. - У неё такой сильный, упрямый характер! В окошко выскочит! Сам порой не знаю, что с ней делать! Единственная надежда: подрастёт, волчонок, сама успокоится, - с любовью и гордостью за дочь отвечал отец.
   Однажды он подсмотрел за детишками, игравшими за городской стеной. Его малышка Флавиар крепко держала игрушечный меч в левой руке, твёрдо опираясь ножками о землю, и стреляла из лука, сделанного из липовой ветки, тоже с левой руки. Все вместе, тесной, большой компанией со своими волками и соседскими сыновьями, они представляли шумную, весёлую и беззаботную ватагу, которая носилась по огромному заливному лугу, в центре которого было при огромнейшее старое дерево - липа. А почти у реки подрастали и крепли молодые дубки, высаженные Свенельдом и Дэлфиар в первую же их совместную весну. Жёлуди, сохранённые в узелке вместе с землёй из-под дуба Шарот и пеплом из её очага, благополучно в ту же весну проросли, и счастливая молодая семейная пара дала им возможность жить на новом месте в память о тех, кто был им дорог когда-то.
   Как-то Флавиар снова сбежала к тем дубкам у излучины реки, а вечно следовавший за ней Ксандр решился и больше не стал прятаться от неё по кустам. Она давно его заметила, как и её мудрый волк Шауро, и оба, искоса поглядывая на мальчика зелёно-голубыми глазами, терпеливо ждали у берега, когда Ксандр осмелится подойти и заговорить.
   - Что делаешь? - как бы невзначай обратился к ней мальчик, ковыряя палкой землю.
   - Да так, ничего. Реку слушаю. Просто здесь мне особенно хорошо мечтается, - как ни в чём не бывало ответила она ему.
   - О чём мечтаешь, скажешь?
   - Скажу, отчего бы не сказать. А ты скажешь? - хитро взглянула на него Флави.
   - Что?
   Девочка отбросила свои рыжие, как огонь, густые волосы со лба и глянула на голубоглазого обаяшку Ксандра открытым проникновенным взглядом.
   Мальчик смутился, не выдержав пристального взгляда, отвернулся, выбросил свою палку, и быстро собрался.
   - Ну, так о чём сказать? - он сел рядом с ней, взял первую попавшуюся веточку и вертел её в руках.
   - Скажи, ты меня боишься?
   - Что-о?!... - вдруг надул щёки Ксандр. - Что ещё удумала? Чего тебя бояться? Ты ж девчонка!
   - Да? А чего тогда тихий, как кролик, за мной по лесу не первый год мотаешься?
   - Я-а?! Да мне и дела до тебя никакого нет! - раздулся до красноты парень. - Вот ещё! Мне просто тут вот, здесь, у реки, да и там, на мосту, НРАВИТСЯ!!! - прорычал он, сломал веточку, выбросил её и быстро встал, чтобы уйти.
   - Подожди, пожалуйста. Куда бежишь? - нежно обратилась к нему Флави.
   Мальчик, не оборачиваясь, остановился.
   - Ну? Чего тебе ещё?! - буркнул он в сторону.
   - Ничего, - тихо выдохнула Флави и, наблюдая за потешным, с её точки зрения, поведением Ксандра, немного наклонила голову набок. - Просто ты хотел узнать, что я здесь всегда делаю, а не узнал.
   - Ну, и что?! - сердито пыхтел Ксандр.
   - Тебя жду, - сказала Флави.
   Она глядела на Ксандра и улыбалась той очаровательной улыбкой, что бывает, когда у детей поменялись ещё не все зубы.
   Ксандр обернулся и как стоял, так и сел на землю, покраснев.
   - Ну, вот он я. Что дальше?
   - Дальше? Пойдём погуляем на остров. Вдвоём веселей, так? - нежно чуть кивнула девочка.
   И с тех пор они никогда не расставались. Два человечка и два волка (брат и сестра, Шауро и Паки), и только лес, деревья, мечты, сказки, маленькие тайны.
   - А хочешь, я сейчас с моста прыгну? - как-то вдруг спросил Ксандр и неожиданно остановился на мосту.
   - Зачем? - холодно отозвалась на порыв души мальчика Флави и пошла дальше по дорожке в лес.
   - Не зачем, а просто так, ради тебя, хочешь? - гордо топал за ней Ксандр.
   - Хочешь - прыгни, - остановившись, обернулась и так же холодно, но с любопытством согласилась девочка.
   И они вернулись на мост.
   Нетёплое, но ещё яркое солнце середины осени вдруг спряталось за тёмные дождевые облака, и неожиданный порыв ветра ударил обоих ребят по лицу.
   Как ни в чем не бывало мальчик смело взобрался на ограждения широкого каменного моста через глубокую, уже остывшую, серую реку Северн. Флавиар спокойно наблюдала, стоя в шаге от него. А Ксандр стоял наверху, замерзал от неожиданно поднявшегося холодного ветра и, честно говоря, уже жалел о том, что ради хвастовства перед этой странной, отличавшейся от всех остальных девчонкой брякнул глупость. Он стоял и не мог уже от этого отказаться. Нельзя. Понятно, гордость! Он глянул в бездонную холодную пропасть реки широко открытыми глазами, затаил дыхание и вдруг позабыл обо всём.
   - Ничего не бойся. Я буду с тобой, - вдруг произнесла с улыбкой Флави. Ловко залезла на ограждения и встала с ним рядом. Глянула в глаза Ксандра, крепко взяла его за руку и была готова ко всему.
   - А-а... я и не боюсь, - фыркнул он.
   - Нет, боишься, Ксандр. Но не в этом дело. Я тоже боюсь. Очень. Просто, когда я буду крепко держать тебя за руку, - продолжала она, глядя мальчику в глаза, - мне ничего не будет страшно, и я всё смогу преодолеть. С тобой вместе, понимаешь?
   Ксандр улыбнулся, кивнул, и, не закрывая глаз, они оба, крепко-накрепко держась за руки, сделали шаг вперёд, в холодную бездну.
  
   Дела Свенельда и Дэли понемногу шли в гору. Воины и сражения, слава Богу обходили их жизнь стороной и наши герои не хотели для себя другого дома. Всё было дружно и хорошо именно здесь. Марфа часто купала своих сорванцов и сына Дэли, Георга, у себя дома, а Дэли двух девочек, свою смугляшку и крошку-дочурку Марфы, - в кадке у себя дома. Особо ухаживая за их волосами, она приговаривала с детства знакомую ей истину: "Вся сила и красота женщины - в её волосах, глазах и коже" и плела им обеим косы.
   Девять лет исполнилось Флавиар, когда она первый раз задала матери вопрос о значении рисунков на её теле, подсмотрев как-то раз, как она моется.
   - Это? Просто рисунки. Красиво, - мягко ушла от ответа мать, закрепляя на затылке свои по-прежнему красивые, густые каштановые волосы.
   - Да, мама, рисунки - это красиво, но мне кажется, что это письмо. Мне кажется, я понимаю эти рисунки, но без ключа правильно и полностью его не прочитать, - спокойно поделилась своими мыслями Флави.
   Дэли вздрогнула, подала дочери мочалку и попросила потереть спину, отвлекая Флави от дальнейших рассуждений. Она была очень удивлена и встревожена мыслями дочери о татуировках и уже вечером этого же дня подробно всё рассказала мужу.
   - Ой, она большая выдумщица. Давай не будем пока на это обращать внимание, время ещё есть, - успокоил он её, а про себя отметил: "А Флавиар-то тоже левша, как была и моя Шарот. И голубоглазый Шауро выбрал её сам, и спит он только около неё, и ходит по пятам, понимая каждое её слово. Неужели? - и тут же отмахнулся: - Нет, показалось".
   Через пару дней Дэли на кухне у печи сильно поранила себе руку скребком. Почувствовав боль матери, девочка вернулась с игрищ бегом, с порога убедилась в правильности своих ощущений и, крепко взявшись обеими руками за кровоточащую рану матери, сжала её в ладонях. Потом что-то произнесла шёпотом у пореза и снова накрыла его своей маленькой ладонью. Мать почувствовала острую, нестерпимую боль, сильное жжение и хотела было отдёрнуть руку, но Флави держала её очень крепко. Боль стала ещё более резкой и нестерпимой. Дэли ещё раз попыталась отдёрнуть руку, но девочка снова силой удержала её и неумолимо продолжала своё дело. Кровь очень быстро остановилась, постепенно и боль стала слабеть, а через некоторое время утихла совсем.
   Дэли очень внимательно наблюдала за своей дочерью и плакала от боли, счастья и гордости, понимая, что происходит на её глазах. Глубокая рана затянулась всего за два дня, а после, когда корочка отошла, от неё не осталось никакого шрама, только воспоминания. Это было удивительно!
   Вечером после случившегося Дэли подробно рассказала обо всём Свенельду. Он догадался, что происходит (сбывается пророчество, пришла новая хранительница), но побоялся это признать. Он не готов был принять то, что это именно его дочь! Он всё ещё помнил страшную судьбу Шарот и её волков.
   - Отдай ей свёрток, Свенельд! Ты же понимаешь, что это она посланница, ради которой ты и я... Именно она сможет всё прочитать и пользоваться этими знаниями, принося людям облегчение.
   - Нет, нельзя! - Свенельд закрыл двери плотнее и стал говорить тише. - Сожгут её, как ведьму. Ты что, не понимаешь? Только заподозрят, и всё! Нет, нет! Она ещё слишком маленькая! Попозже. Пусть подрастёт, окрепнет. Пусть всё свершится позже, не сейчас. Ты знаешь, что это у неё за силы, и я знаю! А остальные люди не знают. Испугаются, обвинят и тебя и меня, тогда всем нам конец!
   - Не опоздать бы, любимый, слышишь? Жрица-мать в храме говорила: "Родившийся ребёнок сразу должен дышать", понимаешь? Не тебе решать её судьбу, Свенельд, и не мне! Мы, считай, своё дело сделали - дали ей жизнь.
   - Я-то это понимаю, - перешёл на тревожный шёпот Свенельд. - Ты даже не знаешь, насколько я хорошо это понимаю!... Но я хорошо знаю и то, что, если она этот дар получит, ей не будет места среди людей. Ей придётся уйти навсегда из города, скитаться по лесам, подвергать себя каждый день опасности. Нет! Не сейчас! Не спокойные времена! И куда ей идти? Пусть ей хотя бы исполнится шестнадцать. Я слишком люблю её, Дэли! Слишком люблю! И сейчас я не готов ни потерять её, ни отпустить!
   - ...Ни позволить ей выбирать свою судьбу самой? - мать выпрямилась и, став неузнаваемо строгой, продолжила: - Фила Дэлфиар - письмо, и оно будет доставлено. Я покажу Флави все мои рисунки. Все! Ра и Гор сами решат, когда девочке проснуться. Иначе нельзя!
   - Тише. Говори, пожалуйста, тише, Дэли. Не то дочь сейчас проснётся и услышит тебя. Ты поступай, как знаешь, а я с этим подожду. Не могу я! Слишком это тяжело для меня! Почему с Георгом такого не происходит? Ведь он тоже наше дитя.
   - Он мальчик, а этот дар женский. Передумай, пожалуйста, милый. Боги не прощают непослушания, - умоляла и тревожилась Дэли.
   - Нет, не уговаривай меня. Нет, не сейчас... Я очень её люблю, нашу дочь. Она ж сорванец! Совсем не такая, как... Все мысли только о старых сказках, друидах, волках да лесе. Пусть ещё немного подрастёт, - отнекивался Свенельд. - У неё ж ветер в голове! Пусть воюет пока с Ксандром. Эти двое друг друга стоят! А там уж время подскажет, что делать и как быть, дальше будет видно. Замуж вот отдадим...
   - Ой, милый! - качала головой Дэли. - Против воли богов идти?
  
   Прошёл год, второй, третий...
   Дэли исполнила то, что считала нужным: рассказала дочери всё, что знала о знаках и татуировках на своём теле, сообщила и о том, как их получила. Ещё больше сблизившись с Флави благодаря этой тайне, она уже серьёзно приобщала дочь к семейной работе с кожами. Они вместе начали мастерить для женщин корсеты из плотной шелковистой кожи, шляпки из разных ненужных лоскутков и обрезков, взятых у соседей, и ещё много всяких мелочей, которые имели спрос среди городских модниц. Этим поделкам не было равных по изысканности и необычности сочетания материалов (металл, кожа, перья, шёлк, цветные шлифованные камни).
   Свенельд, не чая души в своих детях и жене, решил преподнести им дорогие подарки. Ещё с весны он заприметил молодого быка редкого пепельно-белого цвета и столковался с его хозяином насчёт его шкуры.
   - Отлично! Такая красота получится. Сделаю её как можно тоньше, и Дэли с Флави будут щеголять на зимнем празднике, - представлял он на своих женщинах изысканную одежду из этой тонкой бархатной кожи. - А Георгу и мне - пояса пошире, поплотней. Рукодельницы мои, мастерицы! Есть чем и кем гордиться!
   "Спасибо тебе, Господи, за всё, что у меня в жизни есть, за семью и детей! - часто говорил он про себя. - Спасибо и тебе за это, Шарот!"
   Теперь, когда необычного цвета бык подрос и, по мнению Свенельда, был готов отдать свою драгоценную шкуру на благое дело, мастер-кожевенник хотел сам присмотреть за тем, как его заколют, и потом самостоятельно, как надо, снять с него бархатистую драгоценность.
   Тем временем его женщины бойко распродавали на рынке свой товар. Перед грядущими зимними праздниками он был в цене. День был удачный, и торговля кипела - лучше не представить. Неожиданно Флави, которой в эту зиму уже исполнилось двенадцать лет, почувствовала острую боль. Она схватилась за живот и грудь, выронив дорогой корсет из рук в снег, пошатнулась, не удержала равновесие и упала.
   - Оступилась? - спокойно спросила мать.
   - Нет, мам, - произнесла девчушка со сбившимся от боли дыханием. - Отец!
   И, бросив всё, Флави со всех ног, вихрем полетела домой.
   Он был пуст и странно остыл. Флави тут же метнулась в мастерскую к дяде Дару, где отец работал, к соседям - там было всё, как обычно. Девочка остановилась просто на улице. Её сердце стучало в груди, как тяжёлый отцовский молот по наковальне. Флави закрыла глаза, задержала дыхание и сразу будто "увидела" картину того, что произошло и где. Сломя голову она уже неслась в знакомое ей место за городской стеной, и морозный воздух обжигал ей горло и грудь.
   Пятнадцатилетний Ксандр каким-то внутренним чутьём тоже почувствовал: что-то неладное произошло с Флавиар. Он бросил своё дело у отца в мастерской и, встревоженный неизвестно чем, выскочил на улицу, в чём был, остановился посередине, глядя бесцельно по сторонам и не понимая, что это с ним происходит.
   (Минутами раньше именно здесь как ветер пронеслась Флавиар.)
   Полуодетый Ксандр стоял посередине дороги, пышел жаром и почему-то думал только о Флави. Он точно знал, чувствовал, что ей сейчас плохо, больно, и не мог этого себе объяснить. Он как заворожённый замер посередине почти пустой улицы и соображал, почудилось ли ему это или нет, была ли здесь Флави или нет, а потом просто рванул по улице вниз, наугад.
   Разгорячённая и взволнованная, Флавиар нашла отца в маленьком сарае крестьянина, к которому он иногда приходил за сырыми кожами.
   "Измятый снег. Необычно сильно", - заметила сразу она.
   Забрызганный, обильно залитый кровью крестьянский двор. Толпа людей. Кто-то причитал, а кто-то молча любопытствовал. Флави с силой протиснулась через них и увидела отца лежащим на сене. Живот и грудь его были окровавлены так, что нельзя было различить, где одежда, а где тело. Она подбежала к нему и, обернувшись на зевак, не по-детски решительно крикнула:
   - Вон! Уйдите все вон!
   Те молча подчинились и отступили.
   Её дорогой и столь любимый отец лежал на руках знакомого ей с детства человека и дрожал. Ему она ничего не сказала, лишь опустила глаза и прикусила язык, чтобы выглядеть сильной и не плакать.
   Только вдруг что-то ударило её в стопы, обожгло изнутри, и она неожиданно упала перед отцом на колени, как подкошенная. Её руки сами потянулись вперёд и накрыли отцовские раны. Глаза Флави закрылись, и она, раскачиваясь, стала вдруг что-то бормотать себе под нос, ощущая огонь и мелкую дрожь во всём своём маленьком теле.
   Минуту спустя отец очнулся и с трудом открыл глаза. Краем глаз он улыбнулся и закашлялся.
   - М-м... Мой мотылёк... Надо было мне тебе отдать его, дочка, этот свёрток, - вдруг прозрев, произнёс он. - А я не успел... Что же теперь? - теряя быстро уходившие силы, он потянулся к Флави, погладил по рыжим густым волосам, испачкав их кровью, замолчал на мгновение, переводя дух. - Я так тебя люблю,... любил... - изо рта Свенельда потекла густая бурая кровь. - Прости меня, Флави, хорошо? - шептал он, уходя.
   - Папа! Папочка! Мне не хватает сил! Миленький, не уходи! Не бросай меня! Пожалуйста! - безутешно рыдала дочь. - Мне нужно ещё что-то, папочка! Мне нужно ещё что-то! Господи-и! Па, я тебя удержу, спасу, только скажи как! Па-а! Па-а!... - в отчаянии она вертела головой по сторонам в поисках неизвестно чего и горько плакала.
   - Ничего уже... Поздно, дорогая моя... Оставь меня... Ты бы смогла... Я знаю... Ты у меня сильная... - он дышал всё тяжелее. - Если бы я только не испугался и сделал всё вовремя, - Свенельд взял её за руку, снова испачкав своей кровью, и сильно, как смог, сжал ей пальцы.
   - Матери скажи... - он не закончил фразу; в предсмертной агонии кашлянул кровью и сглотнул её, потом прошептал, глядя прямо в глаза рыжеволосой красавице: - Шарот, это ты? Я ничего не боюсь, когда ты рядом. Шарот! Я не успел ей отдать! Прости! Я просто боялся за неё, за нашу с тобой дочь. Она точно такая, как ты, - он коротко вздохнул, захлёбываясь кровью, потянулся взглядом куда-то... - Подожди! Я иду к тебе... - глянул чуть в сторону, будто увидел там ещё кого-то: - Лобо? Серый?... - легко вздохнул, счастливо улыбнулся глазами и замолчал.
   - Па-а-а-п-а-аа!!!.... Не уходи, любименький! Пожалуйста, не уходи!... Па-па-а!!!...
   Девочка не хотела принимать то, что произошло, но вдруг поняла: его больше нет.
   Минуту спустя она уже не плакала. Стиснув крепко зубы и продолжая дрожать от клокотавшего в венах огня, она медленно вышла во двор, чувствуя, как её сердце рвётся из груди и готово взорваться тысячами и тысячами звёзд.
   Только теперь, глядя на буро-красную бесформенную проталину здесь, на заднем дворе, Флавиар заметила тушу необычно забитого быка, его окровавленные рога, морду и всё поняла. Она зашла дальше, за угол дома, пряча своё отчаяние. Горячо дыша и безнадежно борясь с обжигавшими ударами сердца в висках и груди, девочка скрутила подол своей накидки, да так сильно, что хрустнули её маленькие, но крепкие пальцы. Флави сжала свои кулаки и челюсти настолько, насколько смогла, чтобы только не закричать от боли на весь мир: "Папа... Папочка... Мой любименький папочка"... и холодно изучала неестественно красную кровь на свежем примятом снегу.
   Стоя за сараем в холодном одиночестве, Флавиар металась в мыслях и чувствах, не представляя себе, как... Как она теперь будет без него жить? Как все они: мать, Георг и она - будут теперь без его любящих глаз и сердца, без ласковых отцовских рук, которые всегда согревали их всех безмерной любовью и заботой, дарили опору и защиту?
   - Нет, нет, этого не может быть! Так не должно было быть! Не должно было случиться! Ты должен был быть всегда со мной! Я могла бы спасти тебя, па, миленький! Могла! Господи! Я знаю, что должна была тебя спасти! Знаю! Мне нужно было искать ключ к силе, а я? - Флави присела на корточки, сжалась в комок и вспоминала всё, что говорил ей перед смертью отец. "Шарот. Лобо. Серый". Вдруг всплыли из памяти будто бы знакомые ей имена, но она тут же выбросила их из головы и вернулась к ещё тёплому телу отца.
   - Мама?! - окликнула она Дэли.
   Мать безутешно рыдала и крепко обнимала бездыханное тело своего единственного, любимого Свенельда и больше ничего вокруг не видела и не слышала, только боль, кровь, смерть и впереди беспросветную темноту. А Ксандр давно уже нашёл Флави здесь, в сарае. И видел, как тяжело уходил её отец, и запоминал всё до последнего вдоха, взгляда. Оставаясь поодаль, в тени, он впился глазами в Флави и её отца и, напрягаясь каждой жилочкой, молча стоял и не мешал ей с матерью и братом прощаться с отцом. Он сопереживал подруге, сжимал крепко сильные кулаки, плакал, как большой сильный мужчина, и готов был в любую минуту откликнуться на её взгляд, призыв. Но сейчас он знал: трогать её нельзя. Нельзя! И просто ждал, прикрывая их всех собой от любопытных глаз праздных зевак и соседей.
   - Я, теперь буду защищать тебя! Никто тебя не обидит, Флав! Никто! Никому не позволю! Буду твоей тенью, твоей опорой... Умру ради тебя!!!
  
   Скромные похороны состоялись на следующий же день. Свенельд упокоился навечно под окрепшими дубками у реки. Провожавших было много, но никто не плакал.
   - Теперь ты старший мужчина в семье, - сказала Дэли сыну, прижимая восьмилетнего Георга к себе.
   - Нет, я! - оборвала её дочь. - Я буду вам защитой, мама, - твёрдым голосом спокойно сказала она.
   - И я, - тихо, почти неслышно добавил Ксандр, стоя у Флавиар за спиной.
   И они вместе с семьёй их друзей вернулись в дом. Сочувствовавшие соседи сидели в холодном безмолвии и что-то горячительное пили до вечера, а после начали расходиться по домам. Ксандр отпросился у родителей, не желая быть сейчас где-то ещё, а не здесь, с Флави.
   Проводив последних гостей до порога, Флавиар опомнилась немного и стала разжигать огонь в очаге. Парень молча ей помогал. А мать сквозь горькие слёзы утраты представляла будущее дочери, глядя на них обоих, согревая себе разбитое сердце хоть чем-нибудь хорошим.
   Эту ночь Ксандр провёл под крышей этого нечужого ему дома.
   Все молчали, храня свинцовую тишину, только глухо потрескивали в очаге поленья, и иногда Георг задавал вопросы. Но, не получив ни от кого ни одного ответа, он наконец уснул. Дэли тоже спала, заставив себя это сделать. А Флавиар и Ксандр просидели всю ночь до утренней зари у открытого огня почти неподвижно. Девочка смотрела на всполохи огня и снова и снова грезила наяву картинками ниоткуда, а парень просто был рядом, всем сердцем рядом с ней.
   С тех пор они вообще всегда были вместе, неразлучные, как пальцы на руке, как правая и левая рука, как берега одной реки. Они были как брат и сестра, как две стороны одной монеты. Со временем за это родственники прозвали их "дабл-степ". Где один, там и другой. Всегда!
   Желая как-то смягчить боль от потери кормильца, хозяин быка, убившего Свенельда, отдал Дэли немного испорченную шкуру, и вдова решила выделать её сама, сшить из неё одежду для детей, надеясь, что обновки смогут и защитить их, и быть долгим напоминанием об отце.
   Примерно через неделю после похорон отца Флави прямо с утра исчезла. К вечеру мать уже сильно волновалась, а Ксандр успокаивал её:
   - Тётя Дэли, я найду Флави, не волнуйтесь. Моя Паки (Ледышка) найдёт её Шауро (Глаза Небес). А где он, там и ваша дочь. Ей просто надо побыть одной. Я так чувствую, поэтому и отпустил её одну.
   Дэли кивала ему и знала точно, что это так и есть.
   Волчица Ксандра, Паки, действительно быстро разыскала их обоих. Девчушка со своим белым волком была на берегу реки, у могилы отца. Ещё издалека паренёк увидел костёр, а подойдя ближе, разглядел странно танцующую Флави. Он не стал беспокоить её. Отвернувшись от действа, он следил лишь за тем, чтобы никто ей не помешал, понимая сердцем, что лишь сейчас она решилась расстаться с отцом и провожает его навсегда.
   Она прощалась по-своему. Самозабвенно танцуя вокруг костра чудной танец, она чувствовала, что такое уже когда-то было в её жизни, и, завершая странное действо, подсознательно подняла руки к небу и решительно произнесла:
   - Прими его, Шарот! Прими его, Лобо!
   - Вот это да... Хорошо, что тебя сейчас никто не видел. А кто такая эта Шарот? - спросил парень подошедшую к нему после ритуала подругу.
   - Не знаю, кто это. Понимаешь?.. Мне всё время кажется, Ксандр, что я сплю и никак не могу проснуться. А у тебя такое бывает - спать наяву? - она села и крепко обняла его за плечо. - У меня будто всё время кто-то стоит за спиной, а оборачиваюсь - никого!
   - Как это - проснуться наяву? - старался её понять подросток.
   - Даже не знаю, как объяснить... - задумалась она, глядя на ажурную проталину у берега реки. - Мне кажется, что голубоглазый волк всегда был со мной, -поделилась она.
   - Ну да! Он всегда был с тобой, - подтвердил Ксандр, - сколько тебя знаю, с самого рождения. Сначала Стилка, потом этот. Старый уже. Эх ты, лохматый!
   Шауро спокойно подошёл и ткнулся мокрым носом парню прямо в губы. Ксандр ласково огладил его и потрепал по загривку.
   - И никакой он не старый. Стилка вот до сих пор за мамой на рынок по пятам ходит. И я не об этом сейчас, Ксандр, понимаешь? Я будто сплю во сне. Будто это уже когда-то было, я уже это когда-то делала!
   - Что? - непонимающе, но участливо говорил Ксандр. - Объясни.
   - Я именно так уже провожала кого-то у костра, и руки накладывала на раны, как отцу. А ещё я жила в лесу, у реки.
   - Ты и сейчас живёшь так, только в городе, - ломал в руках палочку подросток.
   - Ну, как ты не понимаешь? - резко поднялась на ноги Флави. - Я об этом обо всём помню, будто это уже было когда-то! - взволнованно говорила она, ходила из стороны в сторону и жестикулировала. - Я помню, что знаю травы; помню страшный, громкий голос реки; точно помню, что умею метко стрелять из лука - настоящего! Всегда умела! Иногда снится громадный медведь или тигр, будто они оба убивают меня, снится виселица, страшная гроза, отец, только моложе. Луна мне всегда улыбается! Страшно мне, Ксандр, - Флави побледнела, замёрзла, съёжившись, села и закрыла глаза. - И ещё я помню, что у меня был нож! - она сжала свой кулак, будто нож и сейчас был в её руке. - С ремешком у рукояти! Удобный такой, хотя и довольно большой. И что-то ещё, какое-то оружие для левой руки. Нет, не помню, - и растирала себе лоб. - Нет, не помню я.... - Флави открыла глаза, и Ксандр заметил, что у неё стало какое-то странное, взрослое лицо. Девочка продолжала: - А ещё мне снятся горы. С гладкими прямыми ступенчатыми стенами, высокие... Поднимаются острыми вершинами к самому небу. Там, где они стоят, всегда солнце! Большое жаркое солнце! Во-от такое! - будто охватывала его руками Флави. - А на верху самой большой гладкой горы всегда вижу маленькое солнце, будто сделанное из золота! И ещё... ещё там есть большое, сказочное существо - женщина с золотой птичьей головой! Красивая, в белой, прозрачной, как вода, одежде. Укрывает меня мягкими крыльями... Тепло-о... И что-то такое держит в руках. Жезл какой-то или два. Смотрит она на меня не моргая и отдаёт мне их прямо в руки, - ярко переживала девочка. - А вокруг больше ничего уже нет. Ни одного дерева, ни одного кустика. Только лежит у её ног какое-то огромноё, странное каменное животное с лицом человека, как страж, а над ним, широко расправив крылья, парит в горячем воздухе птица с золотыми крыльями и чёрными, как угли, глазами... Просто насквозь взглядом пронизывает, а там, в глубине её чёрных глаз все звёзды...
   - Да-а, красиво! Сказка! - внимательно и взволнованно слушал её Ксандр.
   - Красиво? Нет! Иногда так страшно! Боюсь, не выдержу силы её глаз!
   - Ну не волнуйся ты так. Бывает, и мне снятся яркие, чудные сны, но редко. Будто я воин, и на голове у меня шапка с красными перьями, как у рыцарей. А то будто я бродячий лицедей, и около меня так много заморских красавиц... А то я будто бы взрослый, знатный, молодой красавец, и везут меня в чёрной, тяжёлой повозке на казнь... Тьфу! Флави! Иной раз так страшно бывает! Будто там я влюбился в красивую знатную даму, и она меня обокрала и предала.
   Флави толкнула его легонько локтем в бок, и Ксандр сразу сменил тему.
   - А иногда ещё такое приснится, - продолжал он, - что это даже трудно объяснить. Я совсем взрослый... Во-от такой... С чёрными усами, как у жука, на необычно красивой, сильной, тёмной лошади... Никогда не видел таких в жизни... Скачу так по снежному полю в длинном, тёмном меховом плаще, шапке с красивым пером... Меч такой странный, лёгкий совсем, держу над головой. Держу его просто двумя пальцами. Ну вот, скачу это я, значит, по белому снежному полю... Куда-а?... Зачем?... Чёрт его знает... - пожал плечами мальчик. - А то вот ещё снится, будто я викинг. Страшный, свирепый такой, в доспехах, шкурах таких длинных. И меч у меня такой!.. - показывал на себе Ксандр, напрягая щёки. - И ищу всё время тебя, чтобы спасти. Будто ты заблудилась в лесу, или тебя схватили враги... Пойдём уже домой, холодно, - предложил неожиданно мальчик. - Твоя мать давно волнуется, места себе не находит, - в животе громко заурчало. - Кстати, а что такое жезл? Есть его можно? Вкусный?
   - Жезл? Не знаю я, - встала и последовала за Ксандром Флави. - Погоди, погоди... Как это, как это ты сейчас сказал? Я в лесу заблудилась? Я? Да ты что, Ксандр! Что это ты такое говоришь? Глупости! Лес мой дом родной! А какие они ещё, твои сны? Цветные? Ты в них летаешь, как птица? - любопытствовала Флави.
   - Ага! Цветные. И летаю тоже, да, - широко улыбнулся Ксандр. - А как приснятся мамины колбаски и лепёшки, м-м-м...
   Отрок обернулся, подозвал свистом обоих волков и, вновь приблизившись к Флави, кивнул: пойдём. Девочка согласилась, и они все вместе медленно пошли домой, продолжая интересный разговор.
  
   - Что-нибудь съешь? - дома спросила Дэли свою дочь.
   - Не хочется. Хочется спать, но я боюсь, - Флави присела ближе к огню, но её продолжало немного трясти.
   - Боишься спать? - переспросила Дэли.
   - Да, мам, - неуверенно ответила дочь.
   - Ей кажется всякая всячина, - объяснил Ксандр. - Будто она жила когда-то в лесу у реки и что она умеет стрелять из лука, - мальчик перехватил неодобрительный взгляд Флавиар, но по инерции продолжил: - и что у неё есть большой нож с ремешками, - и замолчал.
   - Нож?! - взволнованно переспросила мать.
   - Да, мама. Такой большой, с ножнами из оленьего рога и с ремешком для запястья, у рукояти. Мама, мне страшно! Я не знаю, что со мной происходит. Я будто сплю и не могу проснуться. Вот и сейчас тоже, когда я говорю с тобой, мне до отчаяния хочется проснуться! Но я не могу, - она подошла и прижалась к матери, дрожа, будто в ознобе.
   Мать подала знак парню, чтобы он ушёл. Он кивком попросился остаться, но Дэлфиар настояла. Лишь только закрылась дверь, она отправила следом за Ксандром и Георга:
   - Лучше и ты пойди погуляй, сынок. Побудь немного в гостях или просто пойди куда-нибудь, хорошо? - мальчик послушно оделся и вышел.
   - Послушай меня, Флави, - решилась мать, нежно взяла лицо дочери в свои ладони и, наклонившись, поцеловала в оба глаза. - Ты уже девочка большая, двенадцать лет. Подожди меня, я сейчас, - погладив её по рыжим волнистым волосам, Дэли поднялась наверх.
   Флави успокаивалась, но что-то всё равно волновало её. Она подняла глаза, встречая возвращавшуюся мать.
   - Иди сюда, - мать снова позвала её к огню, - садись, - и показала рукой куда.
   Дочь повиновалась. Дэли постепенно, не торопясь, испытывая благоговение перед дорогими для её покойного мужа вещами, осторожно достала первым лук. Девочка широко раскрыла глаза. Её сердце судорожно застучало в груди, и рука сама потянулась навстречу ему.
   - Святые небеса! Мама, это он! Я видела его раньше! - Флави ловко и уверенно взяла маленькое оружие в левую руку, натянула тетиву и сразу же отпустила.
   Взглянула на мать и обратилась к ней как к хранительнице, с почтением.
   - Там ещё был колчан с креплениями на талии.
   Мать, кивнув, достала и его.
   - Мама, что это, что происходит? - девочка дрожавшими руками, но уверенно и быстро застегнула на себе все эти крепления. Она словно всегда знала, как это делается и будто они сейчас навсегда спасут её от воспоминаний или унесут туда, где она всегда мечтала быть. А мать смотрела на неё сочувствующе, роняя слезу за слезой.
   - Это твоё, доченька. И, возможно, было твоим когда-то. И это тоже, - подала она дочери нож. - Узнаёшь?
   Флавиар кивнула головой, подтверждая, и заплакала сама.
   - И ещё что-то такое было... - потирала она лоб, ощущая накатившую пронизывающую боль. - Только совсем не помню что. Не могу объяснить, только чувствую, - и, глядя на свою левую ладонь, сжимала и разжимала напряжённые пальцы.
   - Это? - достала мать свёрток и отдала дочери.
   - Да! И это тоже! Но как я об этом узнала? Как я об этом помню? - совсем растерялась Флавиар.
   У неё разболелась голова, и казалось, что она сейчас просто не выдержит. Её маленькие ручки потянулись к свёртку, пальчики дрожали, и она крепко прижала его к животу, к груди, и сердцу.
   - Не задумывайся, не надо, детка. Главное, ты просто знаешь - и всё. Этого достаточно. Не ломай себе голову, доченька. Пусть всё идёт, как идёт. Знаешь, что это? - мать показала глазами на сверток.
   - Не совсем. У меня голова болит, не могу об этом больше. Я... - не закончив фразу, она резко встала, сделав неловкий пируэт, упала на лежанку, потеряв сознание, и тут же глубоко уснула, не выпуская из рук таинственный пергаментный свёрток.
   Дэли аккуратно освободила дочь от доспехов, снова спрятала их в сундук, но свёрток решила не отнимать, лишь укрыла дочь потеплей. Теперь мать легла рядом и нежно целовала "избранной" волосы, плечи и руки. Крепко обнимала и согревала, будто защищая её перед неизвестным будущим, произнося про себя, как покаяние:
   - Девочка моя. Моя маленькая девочка, Флавиар-Мотылёк! Если бы я подумала получше, прежде чем дать тебе это имя. Видимо, так хотели Боги... Да сбудется твоя судьба, Флавиар, бабочка, летящая во времени, помнящая всё душа, ключи знаний держащая, - и тихо напевала ей колыбельную:
   I cross my fingers for double steps
   You never don't forget your road, Flaviar
   Cross-a-roads in your heart hard
   Find a way, my child
   Falling down or flying high
   My little butterfly, never turn around
   Never forget your destiny, my child
   Step by step, life doubles-steps
   I take my heart as open as sunlight's
   Just remember your way, my butterfly
   And come to cross all roads in your heart
   Time is cross road.
   Time is your blood.
   Time is your destiny.
   And, time is your next chance for relief
   This is my spell for your my child
   I cross my fingers for doubl-tsteps...
   Flay my butterfly. Flay.
  
   А Флави видела во сне события из ниоткуда, будто глазами другого человека. Девушка с коротко обрезанными волосами, в испачканном чужой кровью кожаном жилете отчаянно сражалась наравне с мужчинами не на жизнь, а на смерть, бок о бок со своими друзьями детства, на открытой каменной площадке башни мокрого серого замка. В пылу неравного боя она заметила, как вооружённый крепкий воин метит в спину одного из них.
   - Ботиан!!! - выкрикнула девушка всем сердцем имя брата Ксандра и рванулась к наёмнику, чтобы помешать ему нанести сокрушающий удар другу.
   А силач и богатырь Ботиан самозабвенно громил всех и вся тяжёлым "пламенеющим" мечом, добытым в бою. Он дробил врагам черепа кулаком кузнеца и таранил своим мощным торсом обученного противника, тесня его к высокой отвесной стене, прикрывая тем самым коротко стриженую девушку с левого фланга.
   - Берегись!!! Ботиан!!! - орала незнакомка во сне во всё горло и рвалась к нему. Но он был и слишком далеко и слишком близко от неё.
   Время и расстояние растянулись, как в современных замедленных съёмках. Это было так нестерпимо и мучительно долго! Расстояние только около пяти метров, а ничего не успеть!
   Парень оглянулся на её голос, и летевшее копьё вонзилось в обнажённую левую мышцу. Он хэкнул, чуть смущаясь, улыбнулся, глядя ей в глаза, сломал могучими руками древко копья, покривившись, закрыл глаза, снова открыл, улыбнулся, мол, всё в порядке, и, сплюнув кровавую слюну на камни, упал ничком. Враги осатанело добивали смертельно раненного Ботиана, нанося ему мечами удары в спину.
   - Н-е-е-т!!! Ботиан!!! Держись! Я иду, - девушка с двумя изогнутым мечами в руках отчаянно пробивалась к нему, но было уже поздно.
   Её крик услышали ещё двое братьев, Гледиас и Ксандр. Гледиас, как атлант, сдерживал в это время напиравших из-за треснувших тяжёлых ворот свежих, полных сил наёмников, подпирая створки собой вместе с друзьями-соседями - кожевенниками и кузнецами, но их была капля, а наёмников - нескончаемый поток, а внизу блестела река. На мгновение он отвлёкся на крик Флавиар, чуть расслабился, и ворота со скрежетом поддались тарану и большей силе. Началась новая волна кровавой резни и борьба горстки отчаянных и обречённых людей за свою жизнь.
   - Брат, я иду!!! - взревел старший, но его тут же придавило к стене дубовыми окованными воротами.
   Он оказался в ловушке под телами погибших солдат, изо всех сил стараясь выбраться, но тщетно. Совсем взрослый Ксандр сдерживал врага тоже двумя мечами там, где стоял, и лишь в это мгновение увидел, как двое его братьев пали, а всегда разумно действующая Флавиар безрассудно подставляет спину под смертельные удары и ничего не видит из-за овладевших ею сейчас эмоций.
   Незнакомка всё ещё рвалась к Ботиану на помощь, чуть потерявшись в ситуации, неосмотрительно подставляясь под мощные боковые удары мечей противника. Крепкие воины отжимали группку повстанцев к открытому краю смотровой дворцовой площадки, к отвесной стене.
   - Назад!!! - кричал ей Ксандр, держась со своей подругой и наречённой невестой, как обычно в тренировках с братьями, спина к спине. Сейчас он отчаянно сражался, как лев, как дикий матёрый зверь, загнанный в западню, дрался коварно и непредсказуемо, не щадя никого, так, как они с Флавиар с детства научились друг у друга, равно обеими руками, двумя лёгкими мечами. - Назад! Тара! Даблстэп! Держи спину, девчонка! Назад!!! ОН УЖЕ МЁРТВ!!!..
   - МЁРТВ!!... МЁРТВ!... - вторило ему холодное эхо дворцовых стен.
   Тара-Флавиар, получив ранение в бедро, стала более уязвима и сейчас сражалась за себя одна.
   - Я иду!!! - остервенело рычал Ксандр. - Тара, держись!!! - и по головам и трупам поверженных солдат и рыцарей неистово рвался к ней, срезая на своём пути противников, как соломенные снопы.
   Девушка, не чувствуя боли от полученных ран, вела неравный бой, находясь на краю отвесной стены. Теперь она полагалась лишь на свою ловкость и немалую выносливость. Но она теряла кровь, теряла силы и манёвренность. Ещё пропустила колющий удар в плечо, в бедро!!! На мгновение закрыла глаза, получила тупой удар в грудь и...
   - Т-А-Р-А-А!!! Я иду!... - пронзительно закричал Ксандр и рванулся к ней. Но это было слишком сложно и медленно. Развевавшиеся тёмные, мокрые, волнистые волосы то прилипали к лицу парня, то тяжёлыми плетьми отлетали в сторону, снова открывая ему глаза. Отбросив в сторону один меч, Ксандр встретился с ней взглядом, протянул руку и далее... Полёт!...
  
   Уже вернулись Георг с Ксандром, а Флави всё ещё крепко спала, залипнув в своём сумбурном сновидении. Закончился ужин следующего дня, и лишь чуть после него девчушка, наконец, подала голос:
   - Мама, мамочка, есть у нас что-нибудь попить? Голова болит и спина.
   - Молока? - предложила мать, вдруг сразу прекратив беспокоиться о здоровье дочери.
   - Можно. Ксандр, Гео, хотите? - доброжелательно предложила им Флави.
   - А ну, давай завалим девчонку? Работа стоит, а она спит вторые сутки! - желая развлечь сестру, неуместно предложил Георг.
   - Гляди-ка! Да она сама сейчас нас завалит! - уверенно сказал Ксандр.
   - Посмотрим, это мы ещё посмотрим! - настаивал Георг и, не чувствуя момента, наступал на сестру.
   - Мальчики, не сейчас, - останавливала их Флави; она выразила резким жестом своё нежелание с ними играть, но было уже поздно. - А-а, двое на одного? - Флави мгновенно собралась, коротким броском откинула брата к стене, в прыжке завалила на лопатки Ксандра и, поставив ему на грудь колено, прижала друга к полу. Её волосы соскользнули с плеч и упали на лицо ошарашенного парня.
   - Ух, ты! Я и не знал, что ты и так ещё можешь! - сдавшись, восхищённо произнёс Ксандр и покраснел.
   - Мама! Опять! - жалобно простонала Флавиар.
   Слезла с друга, подала ему руку, чтобы помочь встать, и быстро отошла от него, прильнув всем телом к груди матери.
   - Спокойно, девочка. Просто позволяй этому происходить. Тебе так будет легче. Не бойся и не сопротивляйся. Ничего плохого с тобой не произойдёт, - успокаивала её мать и целовала в темя.
   - О чём это вы, тётя Дэли? - поинтересовался Ксандр, поправляя пальцами, словно расчёской, свои густые каштаново-русые волосы.
   - Ничего... Так, женские штучки. Секретики! Идите-ка с братьями за город, поиграйте и берите с собой Флави.
   - Мама, а можно мне взять мой лук? - чуть успокоившись, спросила девочка.
   - Нет, не сейчас. Попозже, хорошо?
   - Можно попозже, - легко согласилась дочь.
   - Гуляйте не дотемна, дети. И не замерзайте.
   - Хо-ро-шо-о! - дружно ответила компания, исчезая в дверях.
  
  

ГЛАВА 12

  
   Старая Англия. Вустершир. Зима. 1310 г.
   - Мне трудно будет ей помогать, Свенельд. Но больше некому. Ах, милый мой, сильный Свенельд! Ра на рогах своего белого быка унёс тебя от меня. Не простил непослушания, - молилась Дэли на могиле своего мужа. - Я вижу, что наш "Мотылёк" - это твоя Шарот. Она пришла к тебе, но опоздала, бедняжка. Ей будет очень тяжело без тебя. И мне будет тяжело без тебя, любимый. Пусть судит меня Ра, но я исполню свой долг и помогу ей принять силу. Ещё бСльшую силу! - подняла она ладони кверху и поклонилась, обращаясь к своему богу. - Но что мне делать с памятью твоей Шарот в нашей дочери - я не знаю. Помоги мне, любовь моя. Помоги, - переживала Дэлфиар за обеих женщин в одном теле.
  
   Пролетело ещё два быстрых года. Жизнь шла своим чередом, изменяя окрестности с каждым приходом весны. Драгор, муж Марфы, друг и сосед Дэли, зимой у горячей печи вырезал мечи из дубового топляка, что нашёл у берега реки. Вырезал для всех своих мальчишек-подростков и для Флави тоже. Получились как настоящие, крепкие. А весной, в тёплые деньки, когда ребятам выпадало не быть занятыми работой, они вместе с молодыми полу волчатами, родившимися прошлой осенью, выбегали шумною подросшей ватагой под свою огромную липу и стояли в своих играх и сражениях все, как один, на стороне добра и справедливости. Местные охотники и пастухи видя сноровку и характер этих сообразительных полу волчат потом разобрали их себе в помощники.
   У Флави в играх с мечом не очень получалось, ведь она была, как и Шарот, левша. Ксандр подшучивал над ней, не позволяя этого остальным:
   - В правую, в правую бери! Что ты мучаешься? Неумёха! - настаивал он.
   - Мне так неудобно! - жаловалась Флави, прикрикивая на друга.
   - Будто так удобно? - передразнивал он её. - Как ты делаешь? Ну, как ты это делаешь? Не так. Держи крепче! Пальцы сожми! Кистью вращай! Свободней! Нет, не так! Тогда уже лучше двумя руками держи... А-а, ты опять за своё!
   - Мне так удобно. Просто у тебя не так, как у меня, получается, - поясняла Флави.
   - А вот так я тебя! А вот так! Удобно? Удобно? Защищайся! - нападал на неё Ксандр. - Держись крепче! Уворачивайся! Наклон! Быстрей! Теперь держи спину! Выпад на меня! Шире! А-а, думаешь, ты уже умнее меня? Уворачивайся! Назад! Ниже! Теперь в сторону, Флав! Бросок! Молодец. А если я вот так? - парень сделал неожиданно резкий и сильный бросок на девочку, прямо в лоб. Дерзко! Она никак не ожидала такого удара и не смогла приноровиться к тому, что яростно требовал от неё сейчас Ксандр.
   Просто он очень хотел, чтобы она была сильнее всех и при случае могла вздуть кого угодно. Поэтому, не щадя своих сил, он терзал и терзал её, не поддаваясь на колкие усмешки и ухмылки тех парней, кто считал, что возиться с девчонкой и обучить её владеть мечом - всё равно что научить свинью лепить горшки, тем более наставлять и тренировать девчонку-левшу - дело совсем неблагодарное. Над ним смеялись и подшучивали все, но Ксандр был на редкость самостоятельно думающим подростком, рассудительным и абсолютно независимым. Слабинкой в его серьёзном, жёстком характере было только его сердце, что вспыхивало и откликалось нежностью на любую улыбку и взгляд такой же независимой и сильной, не похожей ни на одну городскую девчонку одиночки Флавиар.
   А у него самого, надо признаться, была такая улыбка, глаза, осанка, что в свои неполных шестнадцать лет он уже возбуждал желание и любовь девушек постарше. Он совершенно не стеснялся их приставаний, и не обращал внимания, а они вздыхали и нетерпеливо ждали: когда же он ещё подрастёт, уступит ухаживаниям и станет с кем-то из них мужчиной.
   В свои годы и с такой-то внешностью он давно уже был королём в глазах влюблённых в него девчонок и, уж конечно же, давно мог стать мужчиной. А его взгляд? Его открытый, решительный взгляд небесно-голубых, а перед дождём серых больших глаз зрелого мужчины в теле ещё мальчика. Своим неприступным и сильным нравом Ксандр давал всем подросткам и одногодкам ещё какую фору! Они и любили его, а некоторые одновременно и ненавидели.
   Флавиар же - наоборот. Девочка с самого маленького возраста знала свою женскую силу и привлекательность, поэтому сознательно прятала её в старой одежде и в странных головных уборах. Оставались только глаза и особая, гордая, нездешняя осанка. Редко кому, кроме Ксандра, Георга и матери, удавалось надолго заглянуть в её сине-зелёные, знавшие всё глаза. Там была и кротость, как у лесной лани, и осторожность, как у лесной певчей птички, и хрустальная чистота, как у горного источника. Но ещё была сила, мудрость и прямой взгляд, как у матёрой волчицы.
   Рыжая, тоненькая, смуглая полукровка хоть и была легка и ловка в мальчишеских играх, но всё же поскользнулась на молодой зелёной и сочной траве. Она, не думая, в падении перебросила своё деревянное оружие в удобную ей левую руку и, защищаясь, решительно направила закруглённое остриё морёного дубового меча на мчавшегося на неё Ксандра. Мгновение - и он напоролся на деревяшку, попавшую ему как раз под левое ребро. Парень глухо, коротко вскрикнул, схватился рукой за место ранения, упал без сознания и, кубарем скатившись с бугорка далеко в сторону, застыл, лёжа вниз лицом.
   Старшие братья тут же бросили насмешки, мигом подбежали и столпились вокруг младшего. Не давая Ксандру свободно вздохнуть, они старались как-то ему помочь, но только делали хуже. Ботиан встревоженно и сильно тормошил Ксандра за плечи. Но тот не дышал и быстро бледнел. Его алые губы на глазах теряли цвет и становились синими.
   - Ксандр, миленький, что с тобой? Что с тобой? - сбросив с головы испачканный чепец, Флави подскочила к другу одним прыжком, аккуратно положила его голову к себе на колени. - Скажи хоть словечко, Ксандр! - огненно-рыжие, тяжёлые волосы насмерть перепуганной девчонки соскользнули с плеч. Флавиар прикладывала свои ладони к его груди, голове, щекам, страстно желая помочь и исправить последствия опасного, как оказалось, манёвра. Но парень в одно мгновение оказался мёртв, и это видели и понимали уже все.
   Случайность. Ужасная роковая случайность, и всё в одно мгновение было кончено: дружба, любовь, будущее, жизнь. Всё безвозвратно потеряно!
   Братья и зеваки как-то разом молча отступили от обоих.
   - М-м... - закружилась у Флави голова. - Нет! Только не это... Только не ещё раз... Нет, нет. Ксандр! Этого не может быть! Ты слышишь меня? Подожди! Не уходи! Посмотри на меня! Слышишь? Ты меня слышишь? Открой глаза! Пожалуйста, миленький, открой глаза! Ты меня слышишь, Ксандр? - взвыла она.
   Братья тихо отступили в сторону, разогнав посторонних глазевших ребят, и как-то искоса поглядывали на рыжую красавицу Флавиар, которая только что стала причиной смерти их горячо любимого брата.
   - А он ещё маленьким не сводил с этой рыжей волчицы глаз. Тётка Дэли принесёт, бывало, её малую на руках, а этот дурак сидит на полу, пускает слюни и просто дар речи теряет, - вздыхали они и дивились красоте её огненно-рыжих волос, которые во всём блеске видели впервые.
   - Ага, ага... Вот и до терялся, - не стесняясь, вслух переговаривались братья.
   Эти слова обожгли Флави сердце. Она резко обернулась, увидела у себя за спиной стоявшего на страже голубоглазого Шауро, кивнула ему, блеснув глазами на здоровых бугаёв Ботиана, Глэдиаса и остальных праздно глазевших ребят, закрыла от них собой тело и лицо своего друга, не на шутку разозлившись.
   Братья наконец сообразили, что сейчас говорят неуместное, и тут же замолчали.
   - Нет, нет, миленький! Не верь им, - заплакала сквозь зубы девочка. - Дураки! Здоровые дураки! Что с них возьмёшь? - и укачивала его на руках. - Тебя-то я не отпущу, понимаешь? Не могу! Нет, миленький мой, двоих я не потеряю! Ты остался у меня один... Один-единственный! Мой единственный! - Флави странно улыбалась сквозь слёзы и говорила с Ксандром, будто он её слышал. - Помнишь, как мы с тобой с моста тогда в реку прыгали? - обнимала она его крепко. - В детстве, помнишь? Как мы тогда крепко держались за руки? И как страшно было тогда? Помнишь, вода была такая холодная, мёртвая... А ты взял меня за руку и... Хорошо. А теперь снова возьмись за меня, крепко-крепко! - собралась она с силами, грубо вытерла рукавом слёзы с лица и вдруг сделалась очень серьёзной и спокойной. - И ничего не бойся! Я иду за тобой, Ксандр, я без тебя не буду, слышишь? Я только с тобой! Я без тебя вообще не буду! Только ты со мной, а я с тобой. Держись, пожалуйста, держись! Я иду, - уже тихо шептала Флавиар. Она крепко закрыла глаза, так, чтобы вспомнить и представить тот случай на мосту, изо всех сил сжала руку Ксандра и почувствовала, как её сердце вдруг стало остывать и останавливаться. А потом оно вдруг сделалось особенно горячим, и девочка, будто ныряя в бездонную темноту и холод, осветила Ксандру своим сердцем пустоту.
   И "это" произошло снова: Флавиар ощутила огненный удар в стопы, сильный жар внутри, в сердце, в руках! Она прижала к его груди ладони плотней и выпрямила спину. Минута... и быстро ослабевшая девочка накрыла друга всем телом и волосами, как шатром. Ещё не успели братья обсудить, что это она такое делает, как девочка ощутила ещё один удар в спину и в сердце. Этими ударами Флавиар резко отбросило от парня назад. Она упала на спину, с усилием открыла глаза, будто вынырнула из небытия, и, не отпуская руки Ксандра, продолжала говорить с ним, пытаясь дорассказать ему какую-то чудную интересную сказку без начала и конца.
   - И тогда они крепко-накрепко взялись за руки и смогли выйти из тёмного непроходимого леса на свет Божий. Вместе. Вместе перейти узкий мост и счастливо вернуться домой, - она поднялась и, обнимая, гладила Ксандра по волосам, - Теперь, ты меня слышишь, Ксандр? Открой глаза, миленький. Я точно знаю, что ты уже здесь и слышишь меня. Хватит, очнись! Не пугай меня! Всё, просыпайся! На этот раз наша сказка будет только со счастливым концом.
   Через несколько минут Ксандр порозовел и действительно открыл глаза.
   - Ну и ну, Флави... Больно же! - как ни в чём не бывало глубоко вздохнул он. - Так же нельзя! Кстати, нужно будет повторить то, что ты проделала, только поаккуратнее. Какой хитрый удар у тебя получился! - заметил сильно ослабевший паренёк.
   Братья так и ахнули, подскочив к брату. Они просто не знали, что сказать, испуганно переглядывались и наперебой расспрашивали его:
   - Ксандр? Как себя чувствуешь? Что болит?
   И дёргали кто за что, проявляя бурное беспокойство за его здоровье и счастье спасения, но молчали о чудесном исцелении, или, можно даже сказать, "возвращении из..."
   - Да ничего у меня не болит! Что со мной сделается? Упал и упал! Первый раз, что ли? Ой! - поднимаясь с земли, Ксандр вскрикнул от резкой боли, пронизавшей грудь. - Что-то... это... - и остался полулёжа сидеть на траве.
   А Флавиар закусила губу, незаметно отодвинувшись от Ксандра, виновато взглянула на его братьев, чуть кивнула, встала и, опустив глаза, отходила в сторону со своим старым белым волком.
   - Братцы! А я вас всех вон оттуда видел, - Ксандр поднял голову к кроне липы, под которой оказался, и указывал вверх рукой. - Во-он там! Так чуднС! А у Флави огонь шёл из рук и из сердца... прямо мне в грудь. Флави, ты вся как-то светилась изнутри, - взглянул он и, заметив, что она уходит, удивился. - Эй, Флав! Ты это куда? Подожди меня, я с тобой!
   Девочка остановилась и оглянулась. Её глаза блестели слезами, но она не плакала.
   - Бредятина! Ксандр! - шумели Ботиан и Гледиас. - Какой огонь? Что ты такое говоришь? Мы ничего такого не видели! На кого ты хочешь произвести впечатление, на неё? - кивнули в сторону одиноко стоявшей девчушки. - Так это уже давно случилось! - громко, наперебой говорили старшие братья и были на самом деле счастливы, что всё благополучно обошлось. И уже по-другому смотрели на него и стоявшую в стороне растрёпанную рыжую спасительницу.
   - Я... никуда. Что ты? Я здесь, я с тобой, - смущённо ответила Флави, и её глаза счастливо заискрились.
   - А то, ещё бы! - и старшие братья, умалчивая истинную причину своего былого беспокойства, взялись за прежнее. - О, ну вот опять! Жених и невеста! Жених и невеста! - завели старую песню подростки.
   - Вот как сейчас кто-то получит! - защищаясь от нападок, громко произнесла Флави и сделала рывок в сторону приставал.
   Затем она неожиданно успокоилась, остановилась и подсела ближе к Ксандру.
   Старшие братья решили, что лучше всего сейчас будет уйти отсюда подобру-поздорову. По дразнились ещё немного и медленно направились восвояси, поднимаясь по небольшому холму к родному городу.
   - Ой-ёй-ёй! Не ссорьтесь, братья мои и сёстры, перед лицом умирающего путника! - очаровательно дурачился ещё немного бледный Ксандр.
   Он состроил наивно хитрую болезненную гримасу страдающего человека, привлекая к себе столь желанное ему внимание Флавиар, и потянулся к ней рукой.
   После только что случившегося девушка обессилела и была совсем не в настроении шутить. Но, не желая быть в центре будущих сплетен, она тут же спихнула парня с колен и из последних сил таки бросилась на обидчиков, которые показывали на них издалека пальцами. Ксандр пытался удержать её за ногу, но получил нечаянный удар грязной обувью, заляпавшей ему лицо.
   - Хм! Хорошо, хоть не убила! - отпустил он девушку. Смахивая вязкую жижу со своих волос и щеки, Ксандр равнодушно продолжал сидеть в весенней луже.
   - Ой! - обернулась Флави и увидела, что сделала. - Я не хотела. - она тут же бросила погоню за насмешниками и вернулась к Ксандру. - Извини!
   - Не хотела убить или не хотела заляпать? - продолжал хитрить и заигрывать юноша, обтираясь и отряхиваясь.
   - Миленький, прости! - помогала она ему своим рукавом. - Не обижайся только, хорошо?
   - "Миленький"? Это что-то новенькое. - Ксандр притих, опустил руки и наивными голубыми глазами на перепачканной хитрой мордашке трогательно смотрел на неё в упор.
   - Жених и невеста! Жених и невеста! - издали опять дразнились братья.
   - Дураки! - вспыхнула вновь Флави и, не оборачиваясь, осталась на месте.
   - Дураки! - поддержал её Ксандр, влюблённо улыбаясь всеми тысячами чертенят в своих глазах, глядя на её огненные волосы, смущённую улыбку и нежные губы. - Ни-че-го не понимают. А, не обращай на них внимания. Дети! - снисходительно посмотрел он в сторону уходивших родственников. - Слушай! - вдруг вспомнил он. - А давай ещё раз попробуем, как это у тебя получилось, но только помедленней, - предложил он повторить трюк с перебросом меча в левую руку.
   - Да ты что?! Сейчас?! После... Ну, я... я сама не поняла, как это вышло. Я не могу, - оправдывалась Флави и, вдруг вспомнив о своих растрёпанных волосах, уже закручивала их в пучок, и прятала под чепец.
   - Давай начнём всё сначала и разберёмся. Очень интересно! Ведь неожиданный, опасный удар получается! А потом ты меня научишь меч в левой руке держать... Научишь ведь?
   - Ты это серьёзно, Ксандр, правда? - счастливо улыбнулась Флави.

- Серьёзней не бывает, - улыбался ей парень, флиртуя и поглядывая исподлобья настойчивым синим взглядом. - Кстати, ты знаешь, что у тебя такой же мягки взгляд,

   как был у твоего отца?
   - Знаю, - смущённо улыбнулась Флавиар и отвела глаза.
   - Флав, ну давай ещё разок, только помедленней, - Ксандр исподволь коснулся нывших рёбер и грудь, но не хотел из-за боли терять хороший шанс освоить неожиданно дерзкий и эффективный приём Флавиар. - Давай повторим...
   - Как повторим? - неуверенно произнесла Флавиар. - Я сама не совсем поняла, как это получилось, так всё быстро произошло. Тебе же всё ещё больно.
   - Да ладно, до свадьбы заживёт. Ну, пока не забыли, давай?
   - Как?
   - Ты стояла та-ак, - поставил её парень в позицию, как ему запомнилось, - я - так. Защищайся! - неожиданно произнёс Ксандр.
   - Погоди... Я не хочу! Я не в настроении! - уклонялась Флави.
   - Защищайся, говорю! Давай, Флави! Давай!
   - Я не буду, не хочу! - Флави отбросила меч. - Я опять тебе сделаю больно, а я этого не хочу, понимаешь? Что ж ты такой упрямый!
   - А ты думаешь, что тебе ещё раз удастся со мной эту штуку проделать, да?
   - Нет, я не думала об этом. Я просто сказала, что не хочу сейчас с тобой сражаться!
   - Ха! Девчонка упёртая, как стадо баранов, даже интересно! - нарочно злил её парень.
   - Я упёртая? - чуть наклонила голову набок Флавиар.
   - Да, ты упёртая! И ещё плаксивая. "Ксандр, что с тобой? Ксандр, что с тобой?" - ёрничал и передразнивал он, разжигая в подруге желание вздуть его, как следует.
   - Ну, я тебе сейчас покажу... - буркнула она тихо, себе под нос.
   Его по-мужски колючие, но очаровательные насмешки сделали своё дело и зацепили Флавиар за живое. Она, внешне оставаясь равнодушной к его нападкам, медленно вернулась к своему мечу. Ксандр всё хорошо понимал, видел и, конечно же, не дал ей его поднять, ударил своим по её оружию, отбросив его в сторону, продолжая язвительно провоцировать подругу на решительные действия.
   - Ну-ну, попробуй, конечно, если сможешь. Меня ни одна девчонка на лопатки положить не сможет! - бравировал Ксандр, и в его глазах прыгали задорные чертенята. - Никогда!
   - Да? Ты так считаешь? Ой, напрасно ты это сделал, Ксандр! Говорю тебе, напрасно... - не на шутку завелась Флави и хищными резкими выпадами пыталась схватить свой маленький деревянный меч, который зорко охранял Ксандр.
   - Угу! Угу!... Ни ты, ни какая другая... - подзадоривал он её. - Ты ж слабачка, плакса! У тебя просто духу не хватит ударить меня ещё раз! - улыбался он до ушей, глядя на свою подругу исподлобья, немного флиртуя и чуть-чуть вызывающе. Парень короткими выпадами стал отгонять её, безоружную, к реке.
   - Вот это ты зря сейчас делаешь! - фыркала девушка. - Ты думаешь, я слабая? Лови!
   Флавиар чуть прищурилась и, бросившись со всех ног в сторону от него, побежала вдоль реки к "их" липе, огромной и старой, как баобаб. Ксандр вприпрыжку, задорно смеясь, мгновенно последовал за ней, держась за больной бок.
   - Догоню! Ох, догоню! - хохоча, резвился он.
   - Жених и невеста! Жених и невеста! Ксандр! Когда свадьбу играть будем? - издалека послышались насмешки его старших братьев.
   - Да ну вас! - обернулся он. - Лучше крепче держите штаны, пупки щас развяжутся! - отшучивался парень.
   Флави мгновенно среагировала на то, что противник отвлёкся и не видит её, резко поменяла направление бега и припустила изо всех сил к месту, где лежало её оружие.
   - Чёрт, лихо! - заметил её манёвр Ксандр, но было уже поздно.
   Он упустил из виду прыткую девушку всего на пару своих вдохов, и этого было достаточно. Парень тут же рванул следом за ней, поскользнулся, чуть не упал, коснувшись рукой земли, но удержался, продолжая погоню. Девчонку было уже не догнать. Ещё два прыжка, и она, лёгкая, как молодая олениха, приплясывала перед ним с оружием в руках, готовая нападать и отражать все его атаки. Разгорячённая и взлохмаченная из-за потерянного на бегу чепца, она ждала его первого удара. Её волосы горели огнём в свете, вышедшего из-за облака, солнца.
   - Ух, ты! Ты так? - завёлся и сиял в улыбке Ксандр.
   Его рубаха чуть выбилась из штанов, съехала с плеча и оголила крепкую мужскую грудь, которая также горячо дышала желанием поединка.
   - Да, так! - прерывисто дышала раскрасневшаяся девушка задорно морщила носик.
   - Ну, нападай!
   - Сам попробуй! - начала флиртовать и Флави.
   - И что будет? - отвечал на вызов парень.
   - Увидишь! - взмахом головы Флави отбросила тяжёлые косы назад.
   - Ты думаешь, я теперь тебя боюсь?
   - Возможно! - угрожала девушка, глядя на него немного исподлобья, как волчица.
   - Опять много на себя берёшь, девчонка!
   - Разве только чуть-чуть...
   Они насторожённо и провокационно ходили друг перед другом, делая навстречу короткие выпады, уступали, ожидая первого боевого удара, и оба медлили.
   - Сейчас зазнаешься и проиграешь, рыжая!
   - На твоём месте я была бы всё-таки поосторожней, хвастун!
   - Почему? Я ж тебя знаю как облупленную, и к тому же у тебя духу не хватит врезать мне ещё раз!
   - Да?
   - Да!
   - Недооцени врага, и проиграешь сам! У меня обе руки достать тебя могут. Что ж ты медлишь тогда, если такой смелый?
   - Да ты что?! - подколол её Ксандр.
   Остановился, надменно опустив меч, обернулся, поклонился братьям - заинтригованным зрителям смешного поединка, и сразу получил хлёсткий, молниеносный удар мечом плашмя по ягодицам. Флавиар это сделала нарочито обидно, как шлепок, как наказание мальчишке-задире, и Ксандр мгновенно рассвирепел, зарычал и с разворота бросился на обидчицу.
   Братья смеялись, надрывая хохотом животы, а задетый за живое парень отчаянно кинулся на Флави, нанося ей один за другим хлёсткие ответные удары деревяшкой. Она сильно, не по девичьи, отражала все его атаки. Благо дело, он сам её этому обучил, и теперь она была равным для него противником. Девушка держала удары, но всё же нехотя отступала к обрывчику у реки. А Ксандра несло! Он вошёл в раж, действительно был зол и желал немедленно как следует вздуть заносчивую девчонку. Но гнев, пусть даже и шуточный, - не лучший помощник в бою, даже несерьёзном, на деревянных мечах.
   Братья наблюдали за поединком и язвительными репликами подливали масла в огонь.
   - О-о, Ксандр! Смотри-ка, как бы тебе самому не остаться без штанов, братишка!
   - Эй, младшенький! Слишком прыткой козочкой оказалась твоя Флавиар, да?
   - Не посрами свою и нашу честь, брат!
   - Вздуй её как следует! Ха-ха-ха!!
   - Лови её, лови! Ха-ха-ха!...
   - А может, тебе помочь, Ксандр?
   - Что, помочь? Видать, одному тебе с ней не управиться! Эй, Ксандр!
   Почти у самой реки, у обрывчика, Флавиар поскользнулась на влажной траве, не думая, перебросила меч в левую руку, упала на колено, опершись о правую руку, выставила вперёд своё оружие и в замедленном видении почувствовала, что сейчас Ксандр получит действительно смертельный удар в грудь. Он поскользнулся на этом же месте и летел на меч Флавиар грудью, не в состоянии как-то от него увернуться. Расширил глаза, вдохнул...
   - Не-ет!... - выдохнула Флави и, подломив опорную руку, отбросила меч в сторону и быстро откатилась на бок, уступив Ксандру место для падения, а он, споткнувшись и скользя по мокрой траве, в приземлении влетел лицом и грудью в грязевую лужу и замер, закрыв глаза и рот.
   - Тьфу! Чёрт! Тьфу! - выплюнув грязь, он тут же успокоился и забыл о сражении.
   Оба лежали в грязи, молча разгорячённо и тяжело дышали, глядя друг на друга, а братья, хохоча в новом приступе и решив, что смотреть больше нечего, махнули рукой, развернулись и, обсуждая "ссору" "даблстэп", направились прочь.
   - Ну, что, доигрался, ловкач? Сказала же, что не хочу, и всё! Сказала, лучше не заводи меня? - Флавиар перевернулась на спину, раскинула уставшие руки и, успокаиваясь, глядела в облачное небо. - Ты-то хоть цел? Слово скажи...
   - Цел, - брезгливо отплёвывался от грязи Ксандр. - Ужинать, видать, уже не буду, всё! - поднимался он из жижи.
   - Что? - шутя, переспросила девушка.
   - Наелся уже, сыт я! - бурчал он себе под нос.
   Флавиар повернулась к нему, села, смеясь над его смешной грязевой бородкой, поднялась и подошла, чтобы помочь очиститься от бурой грязищи на одежде и груди.
   - Наелся, конечно. Сказала же сразу, не трогай меня. Что ж ты такой упрямый? - нежно ухаживала она за ним.
   - А-аа... - отмахнулся от неё Ксандр. - Я упрямый? - смягчился он от её ухаживаний, но держал марку.
   - Да, ещё какой упрямый, - утирала она его своим рукавом.
   - А ты нет?...
   - И я...
   - Оба, значит, упрямые?
   - Оба! Да, - бархатным смехом рассмеялась Флави и запрокинула голову к небу. - Слышал, что люди про нас с тобой говорят - "даблстэп"?
   Ксандр улыбался, искоса глядя на красивую девочку-подростка, которая почти уже стала девушкой.
   - Да, слышал я. Ну и что? Давай ещё раз это вот повторим, - предложил он ей руку, чтобы встать.
   - Да ты что вообще?! Смерти ищешь? - девушка не подала руку и встала сама.
   - Нет, зачем? Ну-у, от тебя разве что, - искрил счастливыми глазами парень.
   - Дурак! - смутившись, отвернулась Флави.
   - Да ладно. Ну, давай ещё раз повторим, только на этот раз, чур, медленно.
   - Да я же тебя сейчас ещё раз чуть не убила насмерть! Если бы не успела увернуться...
   - Я понял, не дурак. Видел, помню, но ведь не убила же! А врагу точно от такого удара не увернуться. Ох, какой замечательный и коварный получается! Никому не выжить! - пытался парень самостоятельно воспроизвести приём.
   - Сумасшедший! Это точно, ты сумасшедший! - выдохнула Флави и одёрнула одежду.
   - Поэтому его и надо хорошенько изучить и ребятам показать, - серьёзно настаивал парень и, почти не слушая её, размахивал деревянным мечом.
   - Оставь ты это дело в покое! Что ты так к этому привязался? Это же случайности.
   - Нет-нет. Случайности - это когда один раз получается. А это, такой удар в падении, который может спасти нам жизни в трудную минуту.
   - Ты что, действительно так думаешь?
   - Ещё бы! Слушай, Флав! А научи меня левой рукой мечом владеть? В бою может пригодится! - бросил своё дело Ксандр и повернулся к Флави, хитро улыбнулся и зажмурился на один глаз от выглянувшего из-за облаков холодного, но яркого белого солнца.
   Флавиар немного смутилась, заметив, как хороша его улыбка, и опустила глаза.
   - Ты серьёзно? - помахала рукой, обернувшимся на них вдалеке, братьям Ксандра.
   - Серьёзней не бывает. А вдруг что ещё в будущем...
   С тех пор это было так здорово и интересно! С задором, шуткой и азартом выдумывая и отрабатывая всякие приёмы в свободное от домашних дел время, эти двое с братьями привлекли к таким детским играм и других смышлёных крепких ребят с ближних улиц. День ото дня дело приобретало всё более интересный, широкий игровой оборот.
   Это поколение детей-подростков ещё за четыре следующих года потихоньку повзрослело, становясь девушками и юношами. Дэли с дочерью по-прежнему много шили и продавали на рынке изделия из кожи, в основном предметы женского туалета. У семнадцатилетней Флавиар был исключительно тонкий вкус ко всякого такого рода выдумкам и умелые к шитью руки.
   - Мам, расскажи мне об отце, - обратилась она к Дэли одним из их вечеров. - Где вы встретились? Как ты поняла, что это он, твой единственный?
   - Ох!... - вздохнула мать. - Это было так давно, - она немного помолчала. - Но я помню всё очень хорошо. Я уже год жила в этом городе со своим хозяином.
   - У тебя был хозяин? -удивилась дочь. - Ты была рабыня?
   - Ну, да.
   - Мам, я вот всегда удивлялась, как так в мире устроено, что один человек может, как вещь, принадлежать другому. Когда это началось? Как случилось? Почему? Разве не у всех одинаково красная кровь? Разве может человек вообще кому-нибудь принадлежать? Он же только божий и свой собственный!
   - Значит, может... Может, не везде так, как у нас, но, как и здесь, в этой стране, есть рабы. Так устроен весь мир. Всегда кто-то кому-то принадлежит.
   - Почему так, мама?
   - Всегда так было, - спокойно отвечала мать.
   - И что он, твой хозяин?..
   - Ну-у, он заставлял меня танцевать в разных местах и городах, на площадях, рынках, и ещё я предсказывала будущее по костям, а он переводил людям то, что я говорила.
   - Почему?
   - Почему танцевала?
   - Да.
   - Он так зарабатывал деньги. А переводил, потому что, кроме него, больше никто не понимал меня, моего языка. Ты не думай, Мотылёк, он хороший был человек, добрый, только любил много и вкусно покушать.
   - И что дальше?
   - Как-то однажды он объелся жареной рыбой в одной местной харчевне, и кость застряла у него прямо в горле. Очень быстро умер. Плохо умер: закашлялся и захлебнулся собственной рвотой.
   - А папа? Где был папа тогда? - с интересом слушала дочь и шила.
   - Не знаю. Много дней я просила себе еду там, где раньше танцевала, но никто не хотел мне помочь. Из дома, где мой хозяин платил за кров, меня быстро выгнали. Я попыталась гадать людям, но они не понимали, что я говорю, и гнали меня отовсюду прочь. Может, даже из-за того, что у меня не такая, как у всех здесь, смуглая кожа. И вот я совсем отчаялась. Уж очень долго я уже не ела. А ночи становились всё холодней и холодней. Как-то думала, что замёрзну совсем. Я уже знала, какая здесь бывает зима. Страшная, белая, как смерть. Не зная, как жить дальше, я бросила кости, чтобы узнать у богов, что мне делать, куда идти.
   - И?... Мамочка, что они сказали? - Флави впитывала в себя каждое слово матери.
   - Они просто указали, в какую сторону идти и когда и где быть. Так я оказалась у посудной лавчонки. Солнце как раз подходило к зениту, - и Дэлфиар отвлеклась от разговора работой. Встала и отошла к новым заготовкам.
   - А дальше? Мама, рассказывай дальше! - Флави нетерпеливо возвращала её к рассказу.
   - Ну, я и пошла... Думала, там что-то получится заработать или удастся получить какую-то работу...
   - Нашла работу?
   - Нет. Меня и оттуда выгнали.
   - Так когда же папа появился? Я не пойму. И почему тогда кости ошиблись?
   - Они не ошиблись. Они никогда не ошибаются, - улыбнулась мать, - И сначала не папа. Сначала Стилка наша ткнулась мне в лицо мокрым носом. Помнишь, какая она была ласковая?
   - Наша Стилка? Просто подошла и ткнулась? - немного удивилась дочь.
   - Ну да. А за ней и твой папа подошёл. Поднял меня с колен, улыбнулся, покраснел так... Как сейчас помню! И увёл меня с того места, - чуть грустно, но светло вспоминала Дэли.
   - И вы сразу полюбили друг друга, да, мам?!
   - Я не знаю, Флави, но мне кажется, что да. Я будто узнала его. Будто видела когда-то во сне.
   - Я так и думала! - радостно и утвердительно вскрикнула дочь и вскочила на ноги. - Я так и думала! Ха-ха-ха! Да! Он такой! Самый, самый!
   - Что "так и думала"? Какой "такой"?
   - Ну-у, "такой", мам, такой! - восхищалась воспоминаниями об отце Флавиар. - А кто были Шарот и Лобо? Ты их знаешь?
   - А ты, откуда о них знаешь? - Дэли удивилась этим знаниям дочери.
   - Отец, когда умирал и прощался со мной, упоминал о них. Я запомнила.
   - Думаю, это были его друзья, - с грустью в дрогнувшем голосе пояснила мать, - Да... И Стилка: с ним пришла, с ним ушла...
   - А я думаю, что Лобо - это был большой белый волк, такой, как был мой Шауро.
   И, отвечая на немой вопрос матери, добавила:
   - Он мне снится иногда, и Шарот тоже... Красивая такая и сильная. Будто стоят они оба на горе, все в белых облаках... Я тоже буду такой сильной!
   - Давай закончим об этом, ладно? - встревожилась откровениями дочери мать и отложила работу.
   - Хорошо. Тогда погадай мне на костях, если можешь... Покажи, научи, как ты это делаешь.
   Скрипнула входная дверь.
   - О, и нам тоже, тетя Дэли, погадайте! - ввалились братья в полном сборе, толкаясь и шутя друг с другом.
   - А работу мою кто делать будет? Шить кожу кто будет? - так же в тон произнесла хозяйка.
   - Мы поможем, - шутя, нараспев басили здоровяки парни.
   - О-о, только не это! - отрезала Флави, вставая с места. - Сейчас прислонятся к стеночке и провалят её легонечко! - огрызнулась она. - Какая там иголка? Они только кожи валять могут. Силища ж...
   - А я хочу! - басом настаивал Ксандр. - Всегда хотел попробовать и узнать, как это у вас такое получается. А, тётя Дэли? Дело тонкое, острый, точный глаз нужен, - перешёл он на нормальный для себя голос.
   - О-о, Ксандр, не шути... Хм... Я представляю, - посмеивалась Дэли. - Парень делает женскую одежду! Не-ет, куда вам, парни, до этого? А впрочем, Ксандр, как-нибудь можешь попробовать, если не передумаешь. У тебя точно может получиться. Одежду носишь, как барон! С достоинством.
   - Ха-ха-ха!... Барон! - подняли его на смех братья.
   - Ха! - пресёк их Ксандр. - Носить не шить! Работа тонкая и сложная. Сами бы попробовали! Без мужской силы тяжело. Такими-то пальчиками. Это вам не молотом махать или кожи раскручивать. А ну-ка, такие тонкости! Какой глаз надо иметь, а?! А руку?! То-то и оно!
   Братья-здоровяки притихли, приняв правильность рассуждений младшего.
   - Так вы погадаете нам? - возобновили вопрос юноши.
   - Мам, я же первая попросила! - напомнила Флави матери.
   - Нехорошо так к гостям. Сделай нам что-нибудь горяченького попить, - попросила её мать.
   - Какие же они гости? - надула щёки девушка. - Они же осы!... Насмешники! Женились бы уже, что ли?...
   - Ж-ж-ж!... - широко улыбался здорово возмужавший Гледиас.
   - Ж-ж-ж!... - поддержал его не менее крепкий средний брат, Ботиан.
   - Мама-а! - ища защиты, говорила девушка обиженным тоном.
   - Я не пойму, то ты жить без них не можешь, то щёки надуваешь, нос морщишь, - подшучивала Дэли.
   - Девчонка! - вякнул кто-то из братьев.
   - Щас кто-то!... - толкнул брата в плечо Ксандр.
   - Ой-ёй-ёй! - продолжал дерзить Ботиан и от тычка брата, будто тяжёлый мешок с углём, завалился на бок и захихикал басом, съёживаясь от щекотки.
   - Ну, все готовы? Кто первый? - спросила гадалка у ребят.
   - Я! - отозвался Гледиас, старший брат. - Я хочу!
   - Так,... хорошо,... посмотрим!... - совершив короткий ритуал руками, Дэли улыбнулась присутствовавшим и первый раз бросила на край своей одежды старые египетские гадальные кости.
   - Глэдиастор!... - начала она радостно и торжественно, но, читая по костям откровения, тут же потухла. - Ты потеряешь голову из-за женщины и погибнешь в бою... - сдавленно, с комом в горле произнесла она.
   - Что? - переспросил всё ещё резвившийся здоровяк и придвинулся к хозяйке, чтобы лучше её слышать.
   - Ну, это игра такая... - ретировалась Дэли. - Влюбишься в какую-нибудь красавицу принцессу до одури. Есть же у тебя уже такая на примете? И, как настоящий мужчина, проживешь её ярко. Жизнь, - пояснила она. - Влюбишься,... женишься...
   - А-а, хорошо... А то я не сразу понял, - согласился парень.
   - Кто следующий? - решила быстро поменять тему всё ещё красивая смуглянка Дэлфиар.
   Братья толкались и задевали друг друга, веселясь и наполняя комнаты голосами беззаботного юношеского жизнелюбия и озорства.
   - Я, хорошо? - подал голос широкоплечий, стройный Ксандр. Он протиснулся между двух гор-братьев и сел рядом с тётей Дэли.
   - Давай! - улыбаясь, согласилась она. Отвлекаясь и оборачиваясь на шалости уже не мальчиков, но ещё не мужей, Дэлфиар устроилась удобней у очага. Опираясь локтем на колено, она бросила кости. - О-о! Тебя ждёт вечная и чистая любовь. Ты совершишь ради неё то, что не смог бы никто и никогда. И, что бы ни случилось, она снова найдёт тебя, - произнесла торжественно предсказательница.
   - Так нам придётся расстаться? - прислушивался и просил уточнения Ксандр. Улыбаясь, он поглядывал на Флави откровенно ею любуясь.
   - Расстаться? Не знаю, Ксандр. Я только читаю то, что говорят через кости Боги, - доброжелательно прикоснулась к его плечу хозяйка.
   - Кто ещё хочет узнать своё будущее? - громче спросила Дэли, доброжелательно поглядывая на Ботиана.
   - Это всё, что ль? - неудовлетворённо произнёс Ксандр.
   - А тебе мало? - вопросом на вопрос ответила Дэли, снова улыбнулась и потрепала парня по его густым длинным русым волосам.
   - Ну, я не знаю... - сомневался парень.
   - Брат, уступи место, - перебил его средний, Ботиан, и нечаянно толкнул своим тяжёлым, мускулистым торсом брата в спину.
   - Эй, полегче! - переходя на другое место, ответил Ксандр.
   - Так, Ботиан, посмотрим, что тебя ждёт в будущем, - Дэли бросила кости для третьего брата и вдруг совсем растерялась. - Да что ж такое?! - в напряжении нахмурилась она.
   - Что вы видите, тетя Дэли? - заинтересованно произнёс парень, уверенный в своей хорошей судьбе, и с улыбкой наивно вглядывался в глаза гадалки.
   - Лишь только ты обернёшься на окрик... - Дэли замолчала, плотно сжала губы, взволнованная тем, что показали кости, сомневаясь в правильности своего видения.
   - Обернусь? - переспросил парень. - И что?
   - Всё, всё! Что за глупости?! Давайте, дети, займёмся чем-то другим, - не успела она спрятать своего беспокойства. - Я, наверное, уже давно этого не делала и что-то путаю...
   - Мама, ты что-то не договариваешь, да? - всё это время Флави внимательно наблюдала за тем, как мать общается с костями и как их читает. Она заметила её волнение и тоже что-то почувствовала. - Мама, говори всё сейчас! Если мы будем знать нашу судьбу, может быть, успеем приготовиться и изменить её! Говори! - настаивала дочь, став вдруг серьёзной.
   - Хм... Хорошо, - набрала воздуха в лёгкие ворожея. - Как только ты, Ботиан, обернёшься с мечом в руке на окрик, - Дэли виновато опустила глаза на кости, - твоё сердце будет пробито копьём! - нехотя, тихо закончила она и отвела глаза, пряча свой взгляд и беспокойство в огне домашнего очага.
   Парень криво улыбнулся и ничего на это не сказал растерявшейся прорицательнице, только, паясничая, показал братьям, как это здорово будет выглядеть со стороны. Состроил гримасу, как это делали бродячие комедианты в пьесах на городской площади, хмыкнул, держась за сердце, воздел руки к небу, закрыл глаза, открыл их и снова улыбнулся, уступая другому брату место: мол, с меня хватит глупых гаданий.
   Несмотря на чудачества парней, Флавиар осталась серьёзной и начала рассуждать вслух.
   - Исходя из этого, как мне кажется, снова будет война или предстоят серьёзные сражения. В общем нас всех заденет. Правильно, так? - в упор смотрела она на мать. - Нужно готовиться, да? Мама, пожалуйста, скажи теперь обо мне, - девушка подсела к ней ближе и выглядела очень собранной. Её брови сдвинулись, образовав складочку на переносице. Флави внимательно смотрела матери-гадалке под руки.
   - Хорошо, да, я постараюсь, - согласилась Дэли, предчувствуя, что дочь её, быть может, права и не отпустит её просто так, без полностью проговорённых объяснений.
   - Ты... - бросила она кости для неё, и накрыла их рукой, - ты поведёшь за собой людей во имя... спра-вед-ли-во-ости... - замедленно, будто засыпая, произнесла мать. Брови Дэли удивленно приподнялись, глаза расширились. Она не моргая смотрела в глаза дочери, держала её за руку, крепко сжав ей пальцы. - Вижу грязь! Кровь! Темноту! У тебя будет другое имя, дочь, - продолжала она грезить и толковать, делая и для себя неожиданные открытия, - всего на один день. И ты станешь безвинной причиной большого кровопролития и свидетельницей вероломства, но тоже не по своей вине... Я вижу падение с высоты! - мать поперхнулась словом, её сердце вдруг сжалось, будто его окатили ледяной водой. Она закрыла глаза, бросила руку дочери, бросила кости, зажала себе рот, чтобы не вылетела страшная тайна, о которой теперь она знала. Её веки задрожали, и с густых ресниц слетела неожиданная горючая слеза.
   - С дерева, что ль? - легкомысленно перебил её Ботиан.
   Флавиар так глянула на него, что он сразу умолк, смутившись, и сел рядом.
   - Нет... - качала головой Дэли.
   Её лихорадило. Мокрые, блестящие глаза матери расширились. Она впала в какое-то странное состояние, снова накрыла ладонями гадальные кости и не моргая глядела на огонь в очаге.
   - Я вижу сражение,... кровь! Много крови, - раскачиваясь вперёд-назад, произнесла Фила Дэлфиар. - Вижу высокий замок, башню, стену!... Мост поднимается! Нет выхода! Вижу костры! Цезарь, Цезарь, Цезарь... - мать быстро и нервно заговорила о чём-то на незнакомом для ребят языке, грезя наяву и срываясь на крик, затем взмолилась: - О боги! Ра! Гор! Спасите мою девочку! Спаси их всех! - оторвала руки от костей и воздела их к небу. - Спасите их всех! Прошу тебя, Ра! - зарыдала она, окинула взглядом притихших ребят и, устало поднимаясь с колен, решила уйти. Гадальные кости чуть сдвинулись.
   - Соберись, мама! Пожалуйста, продолжай. Это мой конец, да? Это мой конец? - остановила её дочь, с силой удержав за плечо.
   - И да и нет, Флави! И да и нет! - тараторила мать, проливая слёзы знающей, но беспомощной перед судьбой женщины. У Дэли раскалывалась голова. Она приложила вдруг озябшие руки к вискам и осталась на месте, подчиняясь воле дочери.
   - Что значит: Цезарь, мама?! - горячо настаивала Флавиар.
   Мука и отчаяние матери, знающей испытания своих детей, передались дочери и уже бушевали у неё в крови и груди, но она сдерживалась.
   Остальных ребят тоже коснулась тревога, и они совсем умолкли. Дэли снова взглянула на гадальные кости и, находясь во власти чувств, продолжила говорить, глотая слёзы, читая появившиеся изменения.
   - Цезарь - это тьма, дочь. И ты... - сдерживаясь, всхлипывала она, - будешь возвращаться в этот мир, чтобы исполнить святой долг крови.
   - Какой долг? Когда?! - требовала немедленных ответов дочь.
   - Не "когда", а "сколько раз", Флави! - уточняла Дэли, глядя на дочь заплаканными глазами. Она всё-таки старалась говорить спокойно и взвешенно.
   - Ну, и..? - Флавиар глядела на мать широко раскрытыми синими глазами. Её друзья-братья хранили тишину, затаив дыхание, и смотрели на разгорячённых странным разговором женщин.
   - До тех пор, пока не найдёшь его... - в подтверждение собственных догадок о предназначении дочери Дэли вдруг заметила, как на лбу Флавиар проявился особый, известный ей ещё с детства в храме Амона Ра знак. Это был символ перерождения - чётко сложившийся из складочек и напрягшихся на лбу мышц мотылёк, белая бабочка. И она поняла, что уже ничего в предначертанном судьбой не изменить.
   - Кого, мама? - не поняла ход мысли матери Флавиар.
   - ЕГО! - проткнула гадалка длинным тонким пальцем застывший, напряжённый воздух, следуя кости, указывавшей в сторону Ксандра.
   Мать закрыла глаза, и веки столкнули обречённые горькие слезинки на гадальные кости. В теле так рано поседевшей Дэли гулял неконтролируемый огонь, заставляя её краснеть, а пальцы и голос нервно дрожать.
   - Он тоже будет возвращаться сюда? - Флави проникновенно взглянула другу в глаза. Они встретились взглядами, и Ксандр пожал плечом. Толком не понимая, в чём смысл прозвучавших только что слов, он думал, что, возможно, мать Флавиар просто сейчас не в себе, ведь никаких башен, кроме церковных, и подъёмных мостов и тем более никаких римлян и Цезарей в их городе нет.
   - Да, будет. Как и все мы, дочь, - продолжала Дэли. - Ты это уже сама знаешь. Только он тебя забудет совсем. Очень сильно постарается забыть и забудет! Не вспомнит, нет. И ты найдёшь его только затем, чтобы успокоить и уйти навсегда.
   - Какая путаница! И как в этом разобраться, мам? - девушка пыталась разложить всё услышанное в голове по полочкам, но ничего не получалось.
   - Ты сама себе и поможешь. Поможешь вспомнить себе, поможешь другим.
   - Совсем ничего не понятно из того, что ты сейчас наговорила, но я подумаю... - задумалась Флави. - Завтра! Я подумаю об этом завтра, хорошо? Но почему мне кажется, что я обо всём этом уже знаю? - она встала, растирая кулаком нывший, горячий лоб, подошла к очагу, подбросила полено и осталась стоять, глядя на пламя. - Нужно время и нужно подумать. "Чёрт!" - прошептала в огонь Флави. - Какая-то головоломка. Хм, просто надо пока это всё точно запомнить.
   - Мама, а я? Ты обо мне ничего не сказала, - подал голос Георг.
   - Мне тяжело продолжать, сына. Голова болит, - уклонялась Дэли.
   - Ну, хотя бы одно словечко! - клянчил её ласковый четырнадцатилетний Гео, прилипая нежным объятием к её спине. - Ну, мам... Только одно слово, пожалуйста.
   - Ну, хорошо, только одно слово, - мягко согласилась мать, прижавшись на мгновение к нему щекой.
   Дэли бросила кости и вдруг, нервно сорвавшись окончательно, закричала и набросилась на любимого сына, крепко вцепившись в его плечо.
   - Никогда!!! Ты слышишь?!!... Никогда не бери в руки меч!!! Ты понял меня?! Обещай мне, сын!!! Поклянись сейчас!!!
   - Хорошо. Но я не играю с ними! - сдавленно оправдывался Георг, вдруг потеряв равновесие и отшатнувшись от матери. Растерянно краем глаза он взглянул на остальных, рассчитывая на их поддержку.
   По комнате покатился нервный шёпот.
   - Дай мне слово, Георг! Сейчас же! - настаивала мать и, крепко прижав сына к себе, продолжала. - В тот самый момент, когда ты возьмешь в руки меч... - она несдержанно отстранилась от сына, отбросила рукой гадальные кости с куска плотной ткани, поднялась на ноги и, пошатываясь, неловко взошла по лестнице наверх, чтобы больше ничего не говорить и не знать.
   - Ты... погибнешь... - монотонно и невероятно спокойно и осознанно закончила её мысль Флавиар.
   Выдохнув в огонь откровение и не оборачиваясь на брата, она закрыла глаза.
   - Понял? Так чтоб ни-ни! - тихо прошептала она. - А то я сама тебя тогда! - обернулась и пригрозила ему Флави. Она взглянула на брата из-за плеча серьёзно и пронзительно. - Лучше присматривай за матерью, договорились, Гео? - как-то не по-девичьи произнесла она.
   - Очень уж нужны мне ваши дурацкие игры! Мне больше с кожами возиться нравится. Буду, как отец, ножны и колчаны делать, только ещё лучше! - парировал Георг, став на мгновенье таким же, как отец, крепким и взрослым, встал и ушёл за матерью наверх.
   Ещё долго ребята сидели в тишине и обдумывали грядущие события, ещё много было выпито травяных, горячих настоев и сказано несдержанных слов и предположений при обсуждении тайны, нежданно приоткрывшейся им этой лунной ночью. И лишь к утру компания разошлась по домам, подытожив:
   "Нужны серьёзные тренировки, а не глупые детские игры в викингов на мечах. Всё, выросли, мальчики! И лучше начинать готовиться прямо завтра".
   - И, кроме того, если предупреждены, значит, успеем подстелить соломку... - вывел, как всегда, лёгкий, но серьёзный Ксандр, улыбаясь своей открытой улыбкой. Он пытался хоть немного разрядить обстановку.
  
   Они, эти ребята, не знали тогда, на чьём чёрном крыле прилетит к ним эта беда, на каком лихом коне примчится горе и когда. Всё чаще слышалось в городских сплетнях имя лорда Ланкастера Ги де Бошана и короля Эдуарда третьего. Впереди была только неизвестность. Лишь лёгким воздушным поцелуем на крыльях поэзии до Вустершира и сердец ребят изредка долетали отрывки из поэм Петрарки. Шёл 1313г.
  
   Беда всё ещё обходила Вустершир. Со временем ничем не подтвердившиеся тревоги от предсказаний Дэлфиар притупились, и ребята стали спокойней относиться к жизни. Остыл жар нервного беспокойства, но регулярные тренировки и "бои" сплотили ребят ещё больше и укрепили их тела и характеры.
   Флавиар и Ксандр вместе создавали "схемы" поединков, но только она точно знала, что и как нужно делать, и сама старалась освоить те знания, что приходили к ней, казалось бы, из ниоткуда.
   Прошло два года и зимой 1315-1316 года вымерз почти весь скот, лето принесло не урожай. Англией быстро овладел голод. В военных и политических путешествиях по стране иногда и самому королю Эдуарду трудно было найти для себя хлеб.
  

ГЛАВА 13

  
   Англия 1317 год.
   В 1315 году умер старый граф замка Уорик. Что расположен в 45 км от Вустершира. У него остался двух годовалый наследник Томас де Бошан, который родился 14 февраля 1313 года. При нём регентом сразу же стал Роджер Мортимер у которого к 1317 году уже было четверо сыновей и одиннадцать дочерей. Он столь страстно жаждал политической власти, что держать под контролем один из величественных и стратегически расположенных замков, хорошо вписывалось в его планы. И фаворит королевы Изабеллы немедленно воспользовался предоставленным судьбой шансом. С помощью подраставших детей он расширял свои владения и зону влияния и контроля.
   Ещё через год в этих местах случилась страшная, небывало снежная и холодная зима. На склонах не высоких гор там, где когда-то давно возник хрустальный горный источник, родилась река Северн. Этой весной она и её притоки жадно вдохнули в себя все первые бурные талые воды гор и равнин, подаренные слишком жарким для этого времени года солнцем. Река набирала скорость и азарт в своём весеннем, лёгком, быстром и неутомимом беге. В лесах, она наткнулась на бобровые запруды, ломала их несколько часов, тяжело ухала, шепталась, ворчала, ругалась, потом разозлилась и прорвала ещё и ещё одну естественную, образовавшуюся за прошлый год большую плотину из мелких веток, листьев, обломков больших деревьев и донных камней. И уже мутный неуправляемый грязный поток быстро набирал силу, ворочал и катил всё разом, цепляя и волоча за собой тяжёлые огромные донные топляки и валуны, потревожив их замшелый илистый сон в кручёных глубоких быстринах.
   Как весенний первый гром, её глухой рокот нарастал из далека, приближая неминуемое стихийное бедствие. Взбешённая река в считанные часы налетела и снесла в широких пригородных заливных долинах все луговые постройки крестьян Вустершира и прибрежных поселений: их дома, хлева, сараи, остатки сенных стожков, всё. Всего за несколько часов неистовый мутный грязный поток набросился и поглотил все луга без остатка, как дикая, проголодавшаяся за полгода спячки, гигантская доисторическая рептилия, питон, анаконда.
   Это ужасное половодье марта 1317 года навсегда унесло отчаянные надежды обездоленных крестьян на будущее, и безжалостно поглотило в неуправляемом потоке дома, уцелевший в зимних морозах скот, птицу и как безоговорочную дань приняло человеческие жизни. Рано проснувшаяся, переполненная мусором и талой водой с гор и холмов, обычно мирная и тихая река, застала многих из них врасплох, коварно, ночью.
   Невиданным ранее половодьем река Северн затопила все низины, смела дома и оставила без крова крестьян. Те, кто сам уцелел от страшного паводка, теряли последние силы в несчастьях и болезнях, ютясь и умирая от голода уже где придётся. Иные, кому повезло больше, перебрались с остатками пожитков в город, находя приют в домах у тех, кто их из сострадания принял. Кому повезло меньше, встречали свою злую судьбу просто под открытым небом. К концу весны усилился голод, отчаяние и мор. Те малые крохи, которые ещё удалось спасти с полей, очень быстро закончились. То, что удавалось заработать, горожане нехотя, но делили с обездоленными крестьянами и уокерами. То, что можно было ещё продать, приезжие купцы "из сострадания" скупали за кусок хлеба или за горсть крупы. Крестьяне покидали насиженные места и искали лучшей доли в других местах. Некто находясь на пределе возможного, даже продавал своих ослабленных детей проезжавшим через город скупщикам тряпья, бродячим театрам и циркам просто за миску муки, за синего обозного каплуна; и с выцветшими от голода и горя глазами прощались со своими чадами навсегда. А граф Вустершира никак не хотел терять свой комфорт, стол и уют, и поднял общий городской налог, налог с торговли и налог за пользование весами. Голодные сборщики налогов подливали масло в огонь, настойчиво требуя своего.
   Среди крестьян, ремесленников и "уокеров" возникало глухое недовольство и брожение умов, порождая опасные мысли и намерения. Терпение у людей быстро кончалось и над этими землями уже витал дух чёрного голода, смерти, отчаяния, недовольства поборами фаворитов короля и желанием каких-то действий и перемен. Пошли негромкие разговоры, усиливался шёпот по углам, народ роптал.
   - Может, он, граф наш, не знает, что мы разорены? Может, его приближённые не говорят ему правды о том, что с народом творится, что мы пухнем и мрём от голода?.. Может, нужно к нему просто пойти и всё рассказать? Он же может позаботиться о нас и выдать деньги в долг на год, чтобы купить скотину и семена, пока ещё не совсем поздно сеять. А осенью, дай Бог будем живы, частями рассчитаемся... - рассуждали люди.
   - Отец-то его был к нам всегда добр...
   - Да что, он сам что ли ничего не видит?!
   - Лошадей да собак своих лучше кормит, небось.
   - Нам бы сеять сейчас... Пережили бы уж как-то до урожая...
   Очень многие, объединённые этими мыслями, решили в конце концов пойти к дворцу и там поговорить с правителем о своих бедах и попросить помощи. Среди них была и возбуждённая отчаянием молодёжь ремесленных кварталов, включая тех ребят, о ком раньше вёлся рассказ.
   - Ты с Ксандром поможешь мне сегодня на рынке? - обратилась Дэли к дочери, предчувствуя своим материнским сердцем что-то неладное.
   - Какой рынок, мам, ты что? Мы ж все вместе идём говорить с графом и просить у него денег. Сейчас на площади все собираются, и оттуда пойдём. Мамичка, оставь дела, давай с нами!
   - Нет. Не сегодня. Вы там решайте, Флави, что нужно, а я дома останусь. Да и слабость у меня какая-то вдруг в ногах и груди. Я лучше полежу. А может, ты всё-таки передумаешь и останешься со мной? Поговорим о свёртке, о замужестве, пока никого не будет. Ты же хочешь замуж за Ксандра? Побудь со мной, давай поговорим о приданом, о будущем, - предложила Дэли. - Уже давно пора и замуж и рожать... Надо как-то дальше жить. Я в твои годы...
   - Мам, ну ты что? Столько народа собирается! Все наши идут! А я о замужестве? Да и не тороплюсь я сейчас. И Ксандр об этом пока не говорит. Да и вообще, вон сколько девиц на него пялится. Может, он уже другую за себя позовёт. Мам, ну успеется мне ещё... И какая свадьба, когда гостей нечем угощать, да и надеть нечего. Нам же тоже нужно на площади быть, чтобы как-то выжить! Если будут выдавать деньги, а нас не будет, то кого потом винить, спрашивается? Надо, мамочка, надо идти. И, кроме того... - девушка обернулась на голоса толпившихся на улице взволнованных людей и, расслышав возбуждённый, и шутливый, и серьёзный говор Ксандра с братьями, улыбнулась ему в предчувствии значительного грядущими событиями дня.
   - Флави! Не надо, остановись! Пусть Георг вместо тебя получит деньги. Посиди со мной, мне что-то нехорошо. Руки дрожат, и в груди щемит. Видно, сердце. И в силу тебе входить пора, не опоздать бы. Тебе почти уже двадцать один. Обучаться время, а не в толпе тереться, - настойчиво уговаривала её Дэли. - Давай поговорим о твоём замужестве. Самое для этого время, пересидела даже!
   - Ну, мам, - отпрашивалась дочь, нетерпеливо поглядывая на ребят за окном. - Давай потом! Что вдруг за спешка?
   - Видишь, слабею я. Тебе помочь со свёртком больше некому будет. А вот как завтра совсем слягу и умру и ты не сможешь в силу войти? Ведь все мои рисунки тогда... Откладываешь всё и так с этим тянешь, будто оно тебе вовсе не нужно...
   - Мамочка! Ну что ты? - прильнула к ней Флави. - Ну о чём ты говоришь? Ты меня отговариваешь, да? - догадывалась дочь. - Так я туда и обратно, только узнаю, дают ли ссуду, - и назад. Я на минуточку, а потом будем заниматься столько, сколько скажешь, хорошо? Ты у меня такая молодая, красивая и сильная. Не умирают так просто молодыми, - Флави нежно взяла лицо матери в ладони и целовала её, находясь в приподнятом настроении.
   - А отец? - напомнила ей Дэли.
   Флави опустила глаза, замолчав на некоторое время, и, пока обдумывала слова матери, решила приготовить для неё горячий травяной настой.
   - Но один день ничего же не решит? - наконец произнесла она.
   - Один день, дочь, - это целая вечность. Ну что тебя туда так тянет? - настаивала на своем Дэли.
   - Ничего. Просто мы с ребятами... - оживилась девушка.
   - Ах, мы с ребятами... - мать вздохнула, прибавляя вес своим словам. - Ну что ж, поступай, как знаешь, Фила Дэл Свен Флавиора! - мать назвала её первый раз полным именем, что ножом резануло слух дочери.
   Она обернулась.
   - Так серьёзно? - внимательно вглядывалась она в глаза матери.
   - Да! Пожалуйста, останься сегодня со мной дома, - настаивала та.
   - Хорошо, я только Ксандра предупрежу...
   - И сразу же возвращайся, доченька. Я тебя жду, а времени у нас с тобой, кажется, уже совсем нет.
   - Как нет, мам? До этого дня было, а сейчас нет? Не пугай меня, не надо, - удивилась словам матери Флави.
   - Ты ж под липой всё пропадала, да и время бежало быстро, а сейчас уже действительно пора.
   - Ма, - мягко произнесла Флавиар, - мы уже договорились. Я сейчас вернусь! - и выбежала навстречу друзьям.
   Обласканная горячим весенним солнцем, она предвкушала счастливые и интересные события этого дня, которые, возможно, пройдут без неё, о чём заранее ужасно сожалела.
   Через некоторое время она вернулась домой, готовая к серьёзным делам.
   Прошло несколько часов, прежде чем шум и неожиданные тревожные крики на улице отвлекли обеих женщин от их занятий связанных с магией жизни.
   - Быстрее, прячьтесь! Спасайтесь! - доносилось оттуда. - Бегите! - голоса людей смешались с шумом, издаваемым преследователями.
   - Где мой сын?
   - Тео!
   - Том?!
   - Джон!
   - Герхард!
   - Томас?!
   - Людорф!
   - Иллора, где ты?!
   - Филипп!... Сынок...
   Разноголосьем кричали женщины из бросавшейся в разные стороны, перепуганной толпы, которая неслась в панике по узким мокрым улочкам весеннего Вустершира.
   - Артуар, где мой Тео?! Тео, где ты, сынок?!
   - А вы не видели, моего сына? Томас! Он совсем маленький такой! Ну как же?! Не видели, нет?! - на бегу кричала в панике тоненькая худая женщина и, на мгновение обернувшись, остановилась, будто бы заметив мелькнувший зелёный колпак своего сынишки.
   В ту же секунду её, как пушинку, смела новая волна потрясённых и перепуганных до смерти горожан, убегавших в панике от конных преследователей. Молоденькая женщина упала в ещё не растаявшую кучу грязного снега, не смогла сразу подняться, увязнув в ней, а следом прямо на неё неслись всадники, нанося бежавшим и упавшим удары мечами и копьями. И женщина больше не шевелилась, её кровь, смешавшись с грязью давно не чищенных улиц, окрасила снег красно-бурым цветом.
   - Марфа! Марфа!! - басом вопил из проулка Драгор Тайллер, уклоняясь от мечей скакавших и поскальзывавшихся всадников. Заметив свою жену, он выдернул её крепкой рукой из бешеного потока человеческого безумия и прижал своей спиной к стене. - Дети?! Где дети? - отец старался разглядеть среди обезумевших людей своих сыновей и готов был вырвать и их из общего бурлившего потока, но никого из них в толпе не было.
   Флавиар услышала его надрывные крики, подскочила к двери и рванула её на себя. Увидев, что ей навстречу летит всадник с окровавленным мечом, она так же быстро захлопнула дверь и уклонилась от неё в сторону. Оружие, скользнув по внешней стене, попало в окно, пробив его насквозь. Посыпались осколки стекла. Девушка снова резко открыла дверь, готовая стремглав вылететь наружу. В дом ворвался холодный резкий ветер и взметнул волосы обеим женщинам.
   - Нет, Флави! Назад! - в панике закричала мать, рванувшись следом к выходу, чтобы удержать её.
   Девушка на мгновение обернулась в дверях и тут же исчезла, смешавшись с толпой на улице.
   "Ксандр! Ребята! Георг!" - Флавиар, ловко нырнув в первый же проулок, неслась по более безопасным полупустым переулкам, нетерпеливо пробираясь к каменной площади с башней. Она то замирала на месте и плотно прижималась к стене, задерживая дыхание, пропуская мимо вооружённых всадников, то, не оборачиваясь на вопли и стоны сбитых и раненых, бежала туда, где, она знала, сейчас был Ксандр с братьями и Георгом.
   А дорога... месиво из грязи и снега, крови и лохмотьев одежды ослабленных голодом людей, мирно пришедших на площадь. Крошево из изуродованных тел, снесённых убогих лотков и каких-то жалких товаров. Раненые кричали и стонали, разрывая сердце Флавиар своей болью. Люди обречённо голосили у тел погибших родственников, а между ними ходила пешая, вооружённая до зубов стража и добивала всех, кто ещё хоть как-то стоял на ногах и дышал. Один из раненых мужчин, прикрывая окровавленное лицо и грудь рукой, молил о пощаде опьянённого видом крови и жаждой убийства, легко переступавшего через трупы крепкого молодого латника. У Флави что-то щёлкнуло в голове. Горячей волной ударило в лицо и в грудь.
   - Папа?! - ринулась она к мужчине.
   Но голова и рука с частью тела безымянного уже нелепо шмякнулась из-под безжалостного острого меча в дымившуюся лужу чьей-то ещё тёплой крови. У Флавиар вспыхнуло сердце! На бегу она выдернула что-то торчавшее из другого мёртвого тела и, с диким рычанием в одно мгновение долетев до палача, на выдохе воткнула в него острый обломок, пронзив верхнюю часть груди у горла насквозь. И тут же остановилась, окаменев. Латник сделал ещё несколько шагов, уронил свой вдруг ставший тяжёлым меч и, не веря в происшедшее, с удивлением на лице упал сначала на колени, потом на руки и, наконец, повис, опершись на этот обломок. А Флавиар не шелохнувшись стояла рядом, отрешённо глядя на стонавшую площадь и вверх, на ту серую стену дворца, где сейчас спокойно стоял нынешний сытый граф. Она смотрела на него так же спокойно, как и он, чуть застыв в оцепенении от случившегося. Сейчас сердце и воля Флавиар были плотно сжаты в тугой кулак и девушка была готова совершить абсолютно всё, что угодно, но вдруг её тело внезапно подлетело в чьих-то могучих руках. Это Гледиас перебросил подругу через плечо и уже мчался по закоулкам, унося Флавиар подальше отсюда, а следом бежал Ксандр, оборачиваясь и тем самым оберегал и направлял друзей.
   - Быстрей сворачивай! Всё, стой, замрите! - руководил он, внимательно наблюдая за ситуацией.
   - Чего тебя понесло туда?! - задыхаясь, кричал он на Флавиар, в оцепенении висевшую на плече старшего брата.
   - Мне показалось, там был мой отец... - тихо произнесла Флави.
   - Что?! Какой отец?! Ты что, ополоумела?! - глубоко дыша, произнёс Ксандр. - Сидела дома, вот и оставалась бы там! - продолжал он в запале, аккуратно выглядывая из-за угла.
   - Ну, всё, всё! Теперь доберемся до дома, и всё будет хорошо, - успокаивал их силач Гледиас.
   - Что хорошо?! - продолжал кипеть Ксандр. - Хорошо что? Ты этим скажи "хорошо"! - бушевал парень, резко взмахивая руками в сторону бесновавшихся солдат. - Я прямо сейчас готов вступить в бой! Но, к сожалению, это ничего не решит...
   - Где Георг? - наконец спросила, приходя в себя, Флави. - Отпустите меня.
   - Он-то дома! Сами за двери только что впихнули. А тётя Дэли сказала, что ты... А где Ботиан - не знаю. Потерялся, наверное, сейчас не найти. Но он за себя постоит, не сомневайся!
   - Отец с матерью вас ищут, - как ни в чём не бывало сказала Флави. Казалось, она была немного не в себе. - А малая сестрёнка ваша дома?
   - Да, с матерью, - теперь уже свободней вздохнул Ксандр, переводя дух. - Да, наша сестра дома.
   - Переждём немного здесь и вернемся, - вслух подумал невозмутимый Гледиас.
   - Куда? - растерянно развёл руками его брат. - Сейчас надо бы...
   - Сначала на площадь, а потом домой, - уточнила Флавиар.
   - Ну вот, она опять снова-здорово! Домой, и только домой! - настаивал Ксандр. - Там нужно будет собраться с мыслями и обдумать: как быть дальше.
   - Ты мне что, отец? - в упор посмотрела на него Флави. - Меня бы и отец сейчас не удержал! Нужно помочь раненым сейчас! Их боль не ждёт! - блеснули сталью её глаза. - А нет, так идите тогда домой, под крылышко папы с мамой, одни! Я должна! Сама!
   Зацепила она самолюбие юношей. И двинулась с места, успев сделать только один шаг.
   - Не сейчас... - низким шёпотом насторожённо произнёс Глэдиас и закрыл обоих ребят собой, плотно прижав их своим телом к холодной стене дома.
   Все затихли, затаив дыхание. Громко гикая, мимо с топотом проскакали всадники. Шум копыт их лошадей коротким звонким эхом заполнил узкие улочки и сразу погас. Невдалеке всадники спешились, врываясь в пустые дома с непрочными дверями и забирая себе всё, что им казалось хоть немного интересным. Они искали для себя лёгкой поживы с полной уверенностью в своей правоте и силе, бросив лошадей на улице без присмотра.
   - Пусти меня, Гледиас! - рванулась к тому дому Флави.
   - Куда?! - остановил её силач.
   - Пусти меня, слышишь! Им нельзя этого позволять! - негодовала Флавиар, глядя на бесчинства солдатни.
   - Да ты сама хоть понимаешь, чего хочешь? То на площадь кого-то спасать, то этих наказать... - сурово одёргивал её Ксандр.
   - А я бы им тоже вломил! - сказал Глэдиас, сжав свои большие кулаки и медленно провожая мародёров глазами, потом добавил. - Только нас двое, а их четверо.
   - Нас трое, - уточнила Флави. - Ну и что? Их просто надо разделить, - соображала она вслух.
   - Как? На основное блюдо и на десерт? - ёрничал Ксандр и уже обдумывал дерзкий план.
   - Ага, острый и горячий десерт для нашего графа, - поддержал Гледиас брата, стукнув плотно сжатым кулаком по своей широкой ладони.
   - Именно! - согласилась Флави.
   - Понял! Даже уже знаю как! - хитро подмигнул Ксандр. - За мной!
   - Давай! - кивнули Флавиар и Глэдиастор.
   Слово сказано - дело сделано.
   Действуя ловко, дерзко и решительно, они справились с намеченной задачей с первого раза. Ребята сражались спокойно и слаженно, как один, поэтому кровавая и, казалось, неравная схватка окончилась быстро. Тройка потратила на это совсем немного усилий, и, оставшись довольными собой, они тут же стали горячо обсуждать происшедшее.
   - Ух, ты! Как ты их! Треснули, как орехи. Да-а! - возбуждённо говорил Ксандр о разбитых головах врагов, обращаясь к брату и похлопывая его по широкой мускулистой спине. - А ты? Так ловко! Не понял, как ты это сделала: кувырок, прыжок - и в горло с левой руки, снизу вверх, как бычка! Мы не делали такого. Точно! - вспоминал он незнакомый ему молниеносный приём Флавиар.
   - Не знаю. Я просто сделала, и всё. А ты, Ксандр! Просто как волк! Здорово! В подкате под ноги и одним ударом в горло... Здорово и тихо! Ладно, пора отсюда уходить, - отдышавшись, произнесла она.
   - А я, дождусь твоей похвалы? - пробасил довольный собой Гледиас.
   Девушка молча улыбнулась, кивнула и хлопнула его по плечу в знак одобрения.
   - Вперёд! - сказала она.
   - Домой? - уточнил Ксандр, отдавая ей привилегию выбора.
   - На площадь! - спокойно ответила Флави.
   - Домой! - настойчиво повторил Ксандр, желая увести всех в безопасное место.
   - На дворцовую площадь! - произнесли вместе Глэдиас и Флави.
   - И оттуда сразу домой! - быстро произнёс юноша. - Двое против одного, это вы молодцы, конечно!... - покачал он головой, совестя ребят. - Тогда я впереди, - хищно раззадорился Ксандр ожиданием новых приключений.
   - Давай! - повернулась к выходу девушка и пропустила друга вперёд.
  
   - Очень много крови, страданий и нуждающихся в помощи, слышите? Всем им, как и нам, нужна защита от произвола завтрашнего дня, - говорила на бегу Флави, глядя на весь этот кошмар, и её сердце кипело негодованием.
   - Хоть эти-то разошлись, - мотнул головой Глэдиас в сторону дворца, имея в виду стражников. - Поможем разнести по домам раненых и остальных, - он не решился сказать "мёртвых", - и всё-таки пойдём домой. Наши-то в неведении, что с нами. Сидят дома, ждут, беспокоятся, - добавил он.
   - Да, я согласна, - кивнула девушка. - И вы мне потом подробно расскажете всё начиная с того момента, как пошли ко дворцу! - настойчиво попросила она.
   Оба брата переглянулись и согласились.
   Было уже совсем темно, когда они переступили порог своих домов.
   - Жива?! Слава Амону Ра! - вскрикнула Дэли, лишь дочь вошла в дом, и бросилась навстречу, наскоро ощупывая её тело.
   Георг лежал на кровати с перевязанным плечом и ссадинами на лице. Он трогательно и виновато смотрел на бледную сестру.
   - Всё хорошо, ма. Мы помогали переносить раненых и тех, кто не мог идти сам, - успокаивала Флави мать, осторожно обнимая брата и осматривая его раны. Затем она подошла к матери и крепко прильнула к ней.
   - А стражники, конные? - продолжала волноваться мать.
   - Ничего, обошлось. Мы были осторожны, очень, - утешающе говорила Флави.
   - Переждали, пока они оставят всех в покое, а тогда уже... - вторили ребята.
   - Ну, мы по позже зайдём, - подмигнул девушке Ксандр. - Мы к отцу, - и они исчезли в дверях.
   - Да, вас уже давно ждут, - вскользь согласилась Дэли. - У тебя штаны порваны... - заметила она дочери, - и в крови.
   - Мамочка, кровь чужая. Сама-то я цела. А дыры зашьём, - мягко улыбнулась Флави. - Есть что попить? - и шагнула к очагу, чтобы согреться.
   - Настоя или воды? - спросила Дэли.
   - Просто воды, мама. Горло пересохло, - сказала и выпила залпом целую кружку.
   - Так что там случилось? - возбуждённо интересовалась Дэли.
   - Ребята завтра расскажут. Я не всё знаю, ма, - размякая от усталости и тепла, вяло произнесла Флави.
   - Хоть все целы?
   - Наши? Да. Повезло, ни одной царапины. Только не знаю, Ботиан нашёлся или нет, - засыпая на ходу, сказала девушка. Глаза её слипались и закрывались сами собой.
   - Схожу узнаю, - пообещала Дэли, - только чуть попозже. С вами разберусь и схожу. - Господи! Неужели началось! - тихо всхлипнула мать и зажала себе рот, чтобы не разбудить чутко спавших детей.
   Позже, со слов Драгора и Марфы Тайлеров и их взрослых, сильных, в один день возмужавших сыновей, Дэли узнала о том, как безоружных, обездоленных и разорившихся горожан правитель щедро одарил россыпью насмерть разивших стрел, как смели слабых, беззащитных детей и стариков холёными откормленными лошадьми и, как сорвавшиеся с цепи всадники и латники громили остатки лотков, как топтали взмыленными лошадьми еле державшихся на ногах голодных бедняг и их детей. Братья, тайком переглядываясь, рассказывали всё что видели, не посвящая своих родных в некоторые подробности из пережитого и совершённого ими этим днём.
  

ГЛАВА 14

  
   Этой ночью Флавиар не находила себе места в постели, с трудом уснула и видела странный сон. Глубокой ночью она стояла одна под большим деревянным навесом какого-то богатого каменного трёх этажного дома, одетая в старое, коричневое платье с латками и серый передник. На плечах был тёплый вязаный вручную, большой шерстяной платок, на голове чепец. Флави видела себя девочкой, лет около десяти-двенадцати, она стояла, замерзала под дождём и ждала. Со скрипом открылась тяжёлая дверь и её впустили на порог. В доме чем-то вкусно пахло, возможно кофе. Строгая полная женщина-служанка обратилась к ней на не известном ей языке.
   - Что нужно? Кто прислал? (Цо хцеш?...)
   Девочка, молча, протянула записку и, переминаясь с ноги на ногу, чувствовала, что дождь и холод просто пронзили её тело насквозь, и, что своей спины, рук и ног она уже совсем не чувствует.
   Служанка взяла записку и, покачивая пышными бёдрами, ушла с ней в верхние комнаты. Через время вышла молодая красивая дама в атласном светло коричневом, золотистом платье с кружевами, следом на расстоянии держалась прислуга. Строгая темноволосая красавица, шурша подолом, спустилась по лестнице, подошла поближе и так же, на неизвестном Флавиар языке спросила девочку.
   - Кто тебя прислал? - не дожидаясь ответа, она бегло прочитала записку и с надменным видом резко вернула и висевший на её шее золотой кулон размером с детскую ладошку. - Скажи своему пану, что ответа не будет! Он просто так от меня не отделается! Я вытрясу из него всю его душу. - С холодом в голосе строго и сдержанно произнесла красивая пани.
   - Его только, что увезла тюремная карета, госпожа-пани, - тихо произнесла девочка. - Пристав грозил пану Кжендрашу виселицей или эшафотом. Прошу вас, госпожа-пани Наталя, мой молодой пан очень просил дождаться ответа. Прошу вас, милая госпожа-пани... смилуйтесь, - как могла умоляла Флавиар, подняла на неё свои глаза, и эта красивая женщина показалась ей очень знакомой.
   Красивая пани выпрямилась, отвела в сторону от девочки глаза и лишь слушала её мольбы. Флавиар сосредоточилась и будто вспоминала и запоминала её. Одновременно девочка тёрла от головной боли, замёрзший лоб. Ударил гром, и девочка, перекрестившись, вздрогнула.
   - Нет. Ответа не будет. И больше не приходи сюда! - строго повторила госпожа-пани и медленно с достоинством поднималась к себе наверх. - Стефания, запри дверь! Дует. - Не оборачиваясь, приказала она. - И никаких писем от пана Кженраша больше не принимать! Ты слышала меня?! Не то пожалеешь. И принеси мне, наконец, в гостиную кофе.
   - Иди, девочка, - казала служанка и с сожалением выпроводила промокшее дитя за двери. - Иди домой. Ответа не будет.
   Флави шла по лужам булыжной мостовой, безлюдного чужого красивого города и ничего не узнавала. По узкой улочке мимо проехала чёрная карета с четырьмя зажженным на ней фонарями и обрызгала девочку холодной грязью.
   - Мой милосердный пан просил дождаться ответа, - шептала она и не решалась идти домой. - Он очень любит вас, моя госпожа-пани, иначе не послал бы меня в такую погоду. Ведь его могут казнить. Спасите его, милая госпожа-пани, прошу вас... - замерзала девочка, - Прошу вас...
   Дождь перешёл в первый мокрый снег. Девчушка зашла в какой-то проулок, спряталась под его навесом, решила немного переждать непогоду, вернуться и снова попросить у красивой, но строгой пани милости и ответ на записку. Опёрлась о тяжёлую полукруглую двустворчатую дверь и молилась: "Матка Боска...". Она совсем продрогла, и желая хоть как-то согреться, сползла и села на корточки, обняв себя за худые, ледяные коленки. Девочка прижимала к груди промокшее письмо, и крепко до боли в мёрзлых ручках, сжимала овальный золотой кулон и бормотала.
   - Мой ясновельможный пан рассердится на меня. Ну, как же я ему это послание верну, без ответа? В тюрьму? Как? - она замерзала и засыпала навсегда.
   Её маленькое сердечко билось всё медленнее и медленнее. Совсем рядом снова молния осветила тёмные небеса, следом прокатился гром и девочке уже снился удивительный сон, о том, как она купается в тёплом, почти идеально круглом озере, в дремучем сказочном лесу. Где-то там, над её головой весело пели птицы. Лучи тёплого, летнего солнца, пробивались сквозь густую зелень высоких, могучих, старых деревьев, струились мягкими полупрозрачными лентами вниз, создавая над её головой шёлковый шатёр. Они играли с растрёпанными каштановыми косами девочки на спокойной глади тёмной спокойной воды. На берегу озера, ожидая маленькую красавицу, спокойно лежала стая белых волков. А по другую сторону, среди старых деревьев, вдруг с грохотом и скрежетом проехала тёмная тюремная карета с зажженными фонарями, в которой был её красивый и молодой ясновельможный пан Кжендраш. Он глядел голубыми глазами на незнакомую, беззаботно купающуюся в озере тоненькую как тростинка девочку, взглядом человека, жизнь которого, как и смерть, уже не в его власти.
  
   Среди ночи не ожиданно вздрогнув, Флави проснулась, будто от вечного холодного сна. Она лежала на животе, свернувшись калачиком, подобрав под себя окоченелые ноги и дрожала, сжимая до боли в руках свой деревянный нательный крест. Дождя не было и ветра тоже. К тому времени почти полная печальная луна уже ушла за горизонт. Флавиар лежала и никак не могла понять, что означает этот столь явный ощущениями странный сон, в котором были не известная страна, город, дома, другие платья, лица, имена...
   - Господи! Это что ещё такое? Ксандр будет в опасности, забудет меня?! Забудет? Когда? Как это возможно? Нет, нет. Я люблю его больше жизни и буду с ним всегда! И другая женщина?! Нет! Этого не может быть!
   Флавиар лежала на своей лежанке и замерзала, будто и сейчас всё ещё находилась под тем снегом с дождём, не известно где, не известно когда. Она призвала своего молодого полу волка Тароша, сына Шауро и тот согрев её, подарил возможность ещё раз крепко уснуть.
   В этом сне Флавиар снова оказалась в не известном ей месте. Трое: девушка со светлыми косичками, в синих штанах, и двое молодых людей бежали по коридору какого-то огромного серого замка с высокими башнями. Флавиар видела, как вот-вот их настигнет и схватит вооружённая охрана. Она почему-то хорошо знала расположение всех коридоров и тайных ходов в этом замке, переживала и хотела помочь этой троице выбраться, но... как оказалось пребывая практически рядом с ними, они почему-то не видели и не слышали Флавиар. В какой-то критический момент она заметила, что эта "с косичками" смотрит сейчас прямо на неё. Она улыбнулась незнакомке и с удовольствием показала ей тайный ход в башню, находящийся в комнате за ковром, который точно в нужный момент и помог "троице" скрыться от преследователей. А, дальше Флавиар испугалась, потому, что поняла, что эта тройка незнакомых ей людей вовсе не спасена, как она рассчитывала, а находится в западне в которой нет другого выхода, кроме тёмного и опасного пути по страшной паутинной лестнице башни с подземельем, в верх, в пустоту, в страх, в свет, который сможет увидеть и пройти только одна эта зелёноглазая девушка со светлыми косичками. Девушка зажгла один факел, который ярко вспыхнув, сжёг паутину над головой и осветил троим ход лестницы в башне. Потом незнакомка что-то произнесла друзьям, ей ответило глухое эхо: "здесь мы все..", ещё был слышен долгий звон падающих монет и от этого странного звенящего в голове Флавиар эха, она проснулась, чувствуя в душе некую вину и вкус крови на губах.
   "Мне кажется, что мы ещё с тобой встретимся. Хорошие глаза".
  

ГЛАВА 15

   1317 год.
   С начала бедствия прошло почти два с лишним года. День ото дня люди теряли силы, надежду и уже роптали от голода. Кривой улыбкой усмехнулась людям и эта весна. Вчера на улицах Вустершира пролилась их не винная кровь, а сегодня ночью, на тайном собрании было принято общее решение старейшин, о том, что возможно теперь следует обратиться за помощью в соседнее графство, к графу де Бошану, который по их мнению имел бОльшую власть и деньги. И главное: его замок находится относительно рядом, всего пол дня пешего пути. Сегодня на карту поставлены судьбы простых крестьян, ремесленников, пухнущих с голоду сервов, уокеров, и некогда богатых торговцев, которые примкнули к отчаявшимся горожанам, не получившим милости и справедливости от своего графа. На собрании составлены просьбы, размеры ссуд, обязательства на год и выбраны пять договорщиков, которым выпала честь донести общее прошение о помощи до графа Уорикского замка. Среди них были известные вам Драгор Тайлер и дядя Франциск. Итак, пятёрка договорщиков и сопровождающая их группа числом двадцать четыре человека, в том числе трое братьев Тайлер и Флавиар, отправились в путь. К вечеру этого дня они пришли в Уорикшир.
   Договорщики прошли через главные ворота замка, едва надеясь на аудиенцию у самого графа де Бошана. Остальные сопровождающие, расположившись кто где под стенами башен, у подъёмных мостов или под открытым небом хозяйственных построек замка, остались наблюдать и ожидать хороших вестей. Группа в которой были Глэдиас, Ботиан, Ксандр и Флави расположилась за стеной на холме Касл Маун. Оттуда было видно всё. Весь замок был как на ладони.
   Прошло два дня. За стеной люди говорили, что сам лорд Лонкастор будто бы гостит здесь и обоим лордам сейчас не до мелочных проблем крестьян. Что в свете последних политических событий, они сами ожидают письма от короля Эдуарда. И больше из дворца не было никаких новостей, никаких сплетен. Время будто остановилось.
   Родной Вустершир ещё вчера до полудня нетерпением ожидал любых вестей из Уорикского замка, но никаких известий не было, лишь росло напряжение.
   А в Уорикшире поздним вечером второго дня те наблюдатели, кто расположился у главных ворот и подъёмного моста видели, как прискакал всадник с гербом графа Вустершира. Флави и братья с холма видели, как его сразу пропустили, приняли и провели во дворец и далее снова тишина.
   Почти прошла и эта ночь. Стылый, зябкий туман с реки Эйвон, на берегу которой стоит Уорикский замок, за ночь перелез через его высокую стену, просочился через деревянные кованые решётки подъёмных ворот, расположился на вспотевших холодных камнях сторожевых башен, таинственно осел на парковых деревьях, плотно расстелился по траве. Он знобил своей сыростью всех тех, кто сейчас не имел крыши над головой. Весь величественный замковый двор утопал в эфемерных иллюзиях безмолвных туманных снов. Зарождалось утро 20 мая 1317 года.
   А в Вустершире, едва первое незаметное дыхание рассвета коснулось края неба, Дэли не выдержав неизвестности и терзания материнского сердца, покинула город и оставив Георга одного дома, заспешила к дочери, в Уорикский замок. В тот момент, как хлопнула дверь родного дома, Флавиар вздрогнула и проснулась в холодных до дрожи предчувствиях и беспокойствах. Неожиданное стремительное падение в страшном сне с высоты птичьего полёта, сквозь толщу легчайших перистых облаков заставило её вздрогнуть в объятиях крепко спящего Ксандра. Повергнутая в отчаяние и ужас сна, Флави исподволь схватила безмятежно, но чутко спящего парня, за запястье и тряхнула его так, что он в одно мгновение побледнел и покрылся испариной от неожиданно резкого пробуждения.
   - Ксандр?! Ты?!.. Ты?!... Господи! Что это было?! - Флавиар ощупывала и осматривала его запястья, осматривала, целовала руки и плакала, и слава Богу не нашла той кровоточащей раны, что только что нанёс себе Ксандр в её страшном и очень странном сновидении.
   Там он был в совсем не знакомом ей месте, в странной обстановке, на пороге странной маленькой комнаты. Дух одиночества, опустошения и отчаяния сердца, потери любви и предательства застыл в его обессиленной позе на полу; был отражён в безразличии выражения бледнеющего лица, никуда не смотрящих, некогда горящих отчаянной любовью к жизни синих глаз. Ксандр уже ничего не хотел, только забытья.
   Там,... во сне Флавиар, он был один, совершенно раздавлен, боролся с жизнью, совершив отчаянный поступок вскрыв вены, и вот теперь, сейчас, истекал кровью, добровольно отпуская свою жизнь из себя по капле. Смотрел в сторону и отпускал. А Флави видела всё это и кричала во всё горло: "Ксандр! Очнись! Очнись миленький! Открой глаза! Я здесь! Я никуда не ушла! Где ты, там всегда буду я! Помнишь?! Слышишь, вернись, очнись! - а он не слышал и в отчаянии слабеющего сердца засыпал. Кровь в две тоненькие алые, почти атласные струйки вытекала из жил и уносила его именно туда, куда он хотел. - Посмотри на меня! - кричала Флави, - Посмотри на меня! Я тебя ни за что не потеряю! Ты меня слышишь?! Ксандр?! Ты меня слышишь?! - и фактически не могла к нему прикоснуться. Беспокойство, отчаяние, истерика сердца и полная собственная беспомощность сводили Флавиар с ума. - Не-е-ет!!! - кричала она во сне и чувствовала, как у неё раскалывается голова, - Не-е-ет!!!... Пожалуйста, не-ет!!! Да помогите же ему хоть кто-нибудь!!!
   И, где-то на другом конце времени, через шестьсот лет от этого дня на её отчаянный призыв откликнулось только одно создание. Крик Флавиар услышала светловолосая женщина-девушка так же странно одетая, со светлыми волосами, заплетёнными так же, как у Флавиар волосами, в жгуты. Её возраст точно нельзя было определить, но её глаза светились той же отражённой человеческой болью, что и у Флавиар, волнением и состраданием к человеку, нуждающемуся в срочной помощи. Женщины будто узнали друг друга во сне, но сейчас это было вообще не важно, совсем не важно.
   Светловолосая с косичками девушка в нашем времени, как-то вдруг резко почувствовала, что устала, легла, укрылась по шею одеялом, согрелась и быстро и не заметно для себя уснула на верхней полке поезда вёзшего её сейчас в город Львов. Её радужно начавшийся сон, с путешествиями по не известным красивым южным городам и их скверам, с прохладными свежими фонтанчиками, перенёсся в какую-то не большую светлую современную квартиру. Девушка с любопытством прошлась по комнатам.
   - Никого? - осмотрелась она, - Никого. А ощущение такое, будто буря с громом и молнией пронеслась. И, вещи, кажется не все на месте. Потолки высокие. Компьютерный столик. Удобный, - Наталья села на стул и с удовольствием покачалась, - И цвет стен... Мне такой оливковый нравится. И полочки - класс, и мебель, как я бы сама выбрала, - коснулась рукой того, другого и пошла на кухню, - Вполне уютная. А где ж хозяин или хозяйка? Ау? Хозяева? Есть кто живой?
   На кухонном столе и подоконнике Наталья заметила две переполненные пепельницы, одну будто бы малахитовую зелёную, а другую стеклянную. Пустая полу смятая пачка красных сигарет "Мальборо" валялась на полу, вторая на столе, и почти допитая бутылка дорогого не знакомого Наталье спиртного напитка тоже стояла на краю стола.
   - Что-то здесь как-то тяжко дышится, - она огляделась ещё раз и пошла дальше, - Ванная, как ванная. Можно было бы конечно здесь зеркальный потолок сделать. Хотя, кому, как нравится, - подумала она вслух во сне.
   Вдруг ощущения резко изменились. Внезапная режущая боль в запястьях и холодный озноб в затылке Наталью испугали, и она вскрикнула от неожиданного парализующего её страха и оперлась о стену, чтобы только не упасть. Она почувствовала чью-то, не выносимую боль в сердце от человеческого предательства, собственных каких-то ошибок, и душевное опустошение не совместимое с жизнью. Наталья сделала шаг к зеркалам, в них возник резкий яркий свет, отвернулась от него, оглянулась в одиночестве этого дома, и очнулась в размытых радужных облаках, где ничего кроме самого света не было.
   - Где я? Господи! Где я? - Наталья запаниковала, желая немедленно уйти из этого пространства ощущений, и проснуться, - Что происходит?! - она ощущала, как что-то тёплое стекает по её ладоням и капает с пальцев в пустоту этого света, - Что это?! Ша-а-то-о! - выкрикнула она имя наставницы из своих снов, с просьбой об экстренной помощи здесь и сейчас.
   Истекая кровью, Наталья стала медленно оседать по стене чужой квартиры, теряя сознание на пороге чужой ванной, - Саша! Саша?! Ксандр?! - её сознание металось в капкане вневременной петли, и в беспамятстве повторялось одно и то же: ощущение страшных раскатов грома в квартире, одиночество, предательство, боль, кровь, знакомое Наталье чувство смерти, когда она хитро притаившись, просто поджидает тебя где-то там внутри, - Ша-то-о! Шарот! Девочки! Флави?! Помогите! Я хочу проснуться! Я хочу проснуться! Я что, умираю во сне? Да? Почему? Мне пора? Господи, да что же это такое происходит? Выпустите меня отсюда! Саша? Ксандр?! - Наталье было хорошо знакомо и это чувство, и это имя: она снова находилась в теле человека не раз уже спасённого ею в автокатастрофах этой его жизни, - Держись, миленький! Держитесь, Саша! Да помогите же ему, хоть кто-нибудь!!! - кричала она в истерике и беспомощности, - Подожди...те, Ксандр! Я так давно тебя ищу, что просто так, ни за что не отпущу тебя! Слышишь? Я тебя не отпущу! Ты мне нужен! Пожалуйста! Сейчас, сейчас. Девочки, давайте, тащите сюда хоть кого-нибудь! Кого угодно, только быстрей! Флави, он, твой друг? Давай помогай! Шевелись! Лети, Мотылёк! Меня надолго не хватит.
   Наталья почему-то не могла пошевелиться и перевязать себе раны и, просто крепко сжав кулачки и зубы, сидела и реально ощущая приближение своей смерти, истекала не своей кровью. Пришло какое-то тягучее, безысходное, горячее и одновременно холодное, противное и вязкое ощущение течения времени без времени и слабой надежды.
   - Помогите же ему хоть кто-нибудь! Помогите же ему хоть кто-нибудь! Да помогите же ему хоть кто-нибудь!!! - эта фраза эхом увязла в Натальином подсознании и она призывала кого-то, кто может хоть случайно её услышать и прийти на помощь.
   Вдруг прозвенел входной звонок, и Наталья почувствовала, подоспевшую вовремя помощь. Пару минут была тишина. Затем она услышала, как открывается ключом входная дверь и входит мужчина. Наталья ощутила в нём родственную Саше кровь.
   - Владимир? - "Гостья" наконец выдохнула, расслабила кулачки и тихо, как маленькая девочка, радостно расплакалась.
   Отлетая отсюда, она знала наверняка, что теперь с Сашей всё будет в порядке. Помощь подоспела как раз вовремя. Продолжая спать в летящем поезде, Наталья тяжело, нервно дышала и всхлипывала в холодной испарине, крепко сминая в руках казённую подушку.
   Сон странно перетёк в другую фазу. Путешественница ничего не видела - лишь слабый свет; ничего не ощущала - только покой, но сердце по инерции продолжало судорожно, не ровно биться, будто за двоих.
   Тревожно спящая, плыла и плыла куда-то, лёгкая, как позолочённые утренним солнцем невесомые перистые облака. Там, где-то наверху, над своей головой, она изо всех сил протянула руку к мягкому золотистому свету утра, желая к нему прикоснуться, чтобы утолить своё давнее детское любопытство и узнать: какой он этот удивительный свет на ощупь. Прикоснулась и, мгновенно сорвалась, и стремительно полетела вверх, но, фактически, оказалось, падала вниз. Наталья не на шутку испугалась. Она вздрогнула, как от удара током в сердце, в напряжении выгнула спину, на лету затаила дыхание и до боли сжала кулаки. Земля очень быстро приближалась, проявляясь сквозь искрящиеся пушистые белые облака, и Наталья тут же очутилась "там", будто на знакомой с детства базарной площади Вустершира. Оставалось ещё несколько часов до рассвета. Свернувшись в клубок, она тревожно спала на коленях Саши-Ксандра, и как от удара о землю, резко проснулась в чьём-то сне.
   - Somebody, help him! - простонала она и опомнилась.
   - Ты Жив?! - радостно воскликнула Флавиар.
   - Ты, жив! - повторила Наталья.
   Находясь в одном теле, девушки судорожно осматривали запястья Ксандра, и не найдя раны, крепко обняли его за плечи.
   Наталья смотрела на Ксандра глазами Флавиар и не понимала, где на этот раз она находится и что с ней происходит. Это было совсем не знакомое ей место и это почему-то пугало. Возникающий из плотного тумана мокрый, серый, огромный, освещенный кое-где факелами, замок во мгле не внушал Наталье ничего доброго и всё, что далее происходило ей довелось увидеть "собственными" глазами, прочувствовать "собственным" телом и душой.
   - Жив, конечно, - приоткрыв глаза, спокойно произнёс парень, - А, что со мной сделается? Эй, девушка-леди, что это с тобой? Сны всякие в голову лезут? Опять? А мне сейчас такое снится... Я вот сам только под утро кое-как уснул.
   А, Флавиар настойчиво осматривала и ощупывала его, - Ксандр! Я же только что видела собственными глазами, как ты... Господи! - выдохнула она в сторону и крепко сжимала ладонью его запястье.
   - За это спасибо, конечно, - парень нехотя проснулся, приоткрыл один глаз, игриво от щекотки ухмыльнулся, и подмигнул Флави, - но я ещё пока не Господи. Спи. Ещё слишком рано, - он пытался уложить подругу к себе на колени, чтобы согреть, - Нам сегодня понадобятся все силы. Слышишь? Неугомонная моя. Всё хорошо, хоть и зябко. Отдыхай, скоро рассвет.
   Флавиар, села, растёрла свой горячий лоб и плотно прижала холодные пальцы к вискам. У неё разболелась и чуть кружилась голова. Ещё находясь под влиянием своего безумного странного сна, она тревожно прошептала:
   - Да я видела тебя там! Слышишь, Алекс? Понимаешь? "Там", - горячо выдохнула Флави, и на секунду отвернулась в сторону, крепко закрыла глаза, чтобы сдержать чувства, от которых, казалось, сейчас разорвётся её сердце.
   - Где, "там"? - произнёс парень, желая ещё отдохнуть.
   - Не знаю. Там, где-то. Будто на другом конце времени! Я не могу найти слов, чтобы объяснить!
   - А и не надо, не объясняй. Всё равно я ничего в твоих снах не понимаю. Не бери дурного в голову. Забудь и поспи ещё. Сейчас нам очень важно хорошо отдохнуть и набраться сил, - Ксандр накрыл её влажным от росы краем своей накидки и пытался устроится поудобней.
   - НЕТ! - горела она в чувствах, откинула накидку и снова поднялась на локти, - Подожди, подожди! Я же точно видела, тебя, только старше! Странная одежда, странное жилище... Ты был в опасности, один! - доказывала Флави, - И истекал кровью почему-то. Но, почему?! Почему ты это тогда сделал?!
   - Один? - переспросил Ксандр, всё ещё в полусне, - Погоди, погоди. Ты сказала: один? Как один?! А, где ты? - парень вдруг совсем проснулся и взглянул на Флави удивлёнными глазами.
   - Я? Я не знаю, где я, и как я? Я просто видела, как вот от сюда у тебя хлещет кровь, - она взялась за его запястье, взволнованно провела большим пальцем руки по несуществующей ране и прильнула к ней горячими дрожащими губами, - А, я? Я где-то. Всегда знаю, что с тобой, но ни найти, ни защитить тебя не могу! Будто у меня совсем нет тела, только чувство. Безумие какое-то и отчаяние! Правда? Страшно! Это так страшно, Ксандр, когда нет тела, и есть только чувство?!
   - Да, наверно. Что это ты такое делаешь? - покраснел парень от ощущений её поцелуев на своих запястьях. - И это, кто сейчас у меня на коленях? - высвободил он свои руки, - Ты, или дух бестелесный? Флав!
   Флави подняла на него искрящиеся слезой глаза. Горячая волна ещё раз прокатилась по телу Ксандра, но он сдержался и опустил глаза, прячась от самого себя, да и от неё тоже.
   - Нет, сейчас я не дух, а тогда вроде, да. И я тебя ищу, всё время ищу!
   - Ищешь? Зачем?
   - Не знаю. Я просто ищу тебя, всегда! Я в пути и в смятении. Как ты думаешь: мы с тобой никогда не расстанемся? Скажи: мы никогда с тобой не расстанемся?! - у Флавиар вдруг стали влажными глаза, она крепко схватила Ксандра за плечо и глядела в его голубые очи как-то странно и тревожно.
   - Нет, что ты. Как так расстанемся? Ты от меня никуда не денешься. Что-то ты, как-то странно сейчас говоришь и пугаешь меня. Не пойму, зачем ты это делаешь. У нас с тобой вся жизнь впереди. Помнишь, мы давно уже с тобой поклялись, намосту у реки: "Где ты, там всегда буду и я. Всегда". Спи, Флави, пожалуйста, спи, - он прижал подругу к себе покрепче и у него тоже почему-то стали влажными глаза. - Вот получим сегодня ссуду и я сразу пойду к твоей матери, просить руки.
   - Да, да. Получим. Сегодня у нас будет тяжёлый день, - тихо выдохнула Флави и чуть успокоилась, - Это утро принесёт нам странный день. Я так чувствую. Ксандр, скажи: а ты заметил, сегодня ночью на небе было необычно белоснежное полнолуние. Не моё! - чуть обиженно выдохнула девушка, - Холодное и безликое, как сама смерть, - тяжело успокаиваясь, и крепко сжимая руку Ксандра в надежде на доброе утро, Флавиар заставляла себя заснуть на его надёжном крепком тёплом плече.
   Но она всё ещё прибывала под впечатлением ярких картинок и переживаний кошмарного сна, там, где Ксандр тихо умирал, умирал на руках у двоих женщин. Флави закрыла глаза и в следующем быстром сне снова видела, как он, шаг за шагом входил в реку безмолвия. Его лицо становилось серым, черты неподвижными и безразличными ко всему. Казалось, что сильные женщины: она и блондинка с косичками, даже вдвоём бессильны как-либо ему помочь, и в одну и ту же секунду, будто одним сердцем, одним чувством, одним криком отчаяния кричали, каждая в своё время, на своём языке: "Somebody help him! Да помогите же ему хоть кто-нибудь!" Там, незнакомка блондинка и полукровка египтянка закрыли глаза и в бешеном стремительном бестелесном полёте сна, обе полетели над городом, разыскивая ещё кого-то. Этот "кто-то", слава Богу, принял интуитивный призыв о помощи и вскоре заспешил туда, где он был нужен. Он открыл двери в дом, где лежал и умирал его брат, Ксандр-Александр.
   - Саша?... Ты дома? - окликнул он его другим именем.
   И обе женщины в недоумении подняли друг на друга глаза, и почему-то знали, что теперь надежда на спасение Ксандра-Саши есть. Тело Ксандра, выглядевшее сейчас в глазах Флави значительно старше, потеряло равновесие и окончательно стекало на бок. И две женщины вновь закричали в один голос: "Help him! Help! Please! Пожалуйста, пожалуйста, помоги ему!" и заплакали. Флавиар очень хорошо запомнила это ощущение двуединства, доверия и полёта. Когда лишь почувствовав прибывшую помощь, вдруг оторвалась от своего совсем, совсем уже взрослого Ксандра и с невероятной скоростью взлетела вверх, за багровые ночные и легчайшие белые облака приходящего рассвета, к солнцу, в бешенном вихре увлекая за собой светловолосую незнакомку с сине-зелёными глазами. Ещё стремительный полёт-падение обоих вниз, и она вдруг мгновенно очнулась, будто ударилась спиной обо что-то смертельно острое. Эта боль, как копьё в спину, пробила сердце Флави до короткого вскрика. А, в следующее мгновение, не обращая на адскую боль в спине, она уже снова трясла Ксандра, осматривала его запястья и до конца не понимала, что всё это только что было: "Знамение? Вещий сон? С ней говорили предки, Боги? И, что,... что всё это значит?!" Ясно было одно: "Этот ещё раз повторившийся сон не предвещал ничего хорошего". И Флавиар трясло в ознобе.
   - Ну, что ты, Флави?! - парень снова очнулся из почти безмятежного глубокого сна, каким одаривает природа здоровых, крепких, молодых и полных сил юношей, - Что ты? Всё хорошо. Спи волчонок. - Ксандр взглянул на неё и вдруг сам побледнел и озяб, глядя сейчас в не на шутку встревоженные, почти мертвецки обесцвеченные, прежде наполненные жизнью глаза своей единственной и неповторимой Флавиар. Он никогда раньше не видел её такой, такой растерянной, бледной и совершенно сбитой с толку. Её губы и руки были настолько холодны, что Ксандр машинально отдёрнул свои.
   - Спи?! Господи! Ты снова только что умирал у меня на руках! Кровь хлестала вот отсюда, как из родника! - Флави снова схватила Ксандра за руки и уже не отпускала. А парень тоже уже был всерьёз напуган. Он впервые после смерти её отца видел Флавиар плачущей.
   - Ну, что ты? Ты же видишь, всё в порядке. И я здоров как бык! Брось. Забудь. Это дурной сон.
   - Хм... Вижу. - шепнула, - Но это было всё так по настоящему, а я... я не смогла... Я!... - содрогнулась она на вдохе.
   - Иди ко мне, я тебя согрею. Ещё слишком рано. Сегодня будет длинный день. Я надеюсь, что мой отец, дядя Франциск и все остальные уже скоро вернуться. Уже не долго осталось ждать.
   - Да-а... Вернуться... Что-то уж слишком долго никаких вестей нет. Рассвет, - вдруг осознала Флави и вскользь осмотрела весь внутренний двор замка.
   Найдя Ксандра в добром здравии, она могла бы сейчас позволить себе счастливо и спокойно уснуть, но тень дважды повторившегося кровавого сна дрожала в её жилах, тревожила сердце. Она лежала у Ксандра, на теплых коленях, согревалась под его накидкой и теперь уже более внимательно рассматривала едва заметные, осторожно передвигающиеся силуэты дворцовой охраны. Зорким взглядом наблюдала за тем, что крайне тихо и незаметно стало происходить.
   Где-то из глубины башни Цезаря сорвался еле слышный глухой стон, короткий оборванный крик и вылетел сквозь узкие щели окон. У Флавиар ёкнуло сердце, тупо сдавило виски и резко вернулась, угасшая, сквозная боль в спине.
   - Что-то не так... - подумала она и произнесла вслух, - Ксандр! - шепнула ему на ухо, - Что-то не так!
   С холма, где Флавиар находилась и внимательно наблюдала, хорошо было видно, как во двор каменного, широкого двора-колодца, под покровами ещё не ушедшей ночи, слуги выводили осёдланных лошадей, вооруженные до зубов рыцари, накинув на себя плащи с капюшонами, тихо и медленно выезжали на них за ворота прочь. Беззвучно, по мокрой траве, в тумане, они будто призраки плыли по воздуху, и это больше пугало, чем восхищало и вводило в недоумение. Затем остававшиеся внутри двора воины тушили факела, чтобы продлить мрак ночи. За рыцарями опустились тяжёлые решётки ворот, и теперь стали медленно подниматься оба моста.
   Флавиар поднялась на локтях и уже отчетливо видела, как более оживленно зашевелились охранники, которых вдруг стало значительно больше, чем ещё вот только что.
   - Ксандр! Хватит спать! Что-то не так! Что-то происходит! Буди всех наших! Буди братьев. Быстро, только тихо.
   С каждой секундой Флави становилась все собранней и твёрже.
   - Пусть будут готовы ко всему. Смотри! - тащила она его за ворот. - Мост подняли! Лошадей вывели! Слышишь, видишь, Ксандр?! В замке явно растёт шум, я слышала будто бы лязг мечей. И ещё, я только что слышала, клянусь всеми святыми, что в той угловой башне кто-то только что кричал, или хотел крикнуть! - Флавиар вдруг вздрогнула крупной, короткой дрожью, её развернуло в сторону бокового входа в замок и она застыла, как камень. - Слышишь?! Вот, ещё раз! Теперь, здесь!
   Но, Ксандр ничего не слышал. Он взглянул в ту сторону, куда смотрела Флавиар, затем перевел взгляд на неё. Столь тёмного и открытого взгляда он у неё никогда не видел. Это была бездна!
   - Буди всех немедленно! Иначе нас всех перережут, как овец! - тихо и решительно скомандовала Флави, - Слушайте меня! - и сошла на шепот. - Приготовьтесь к сражению. Первыми не атакуйте. Нужно будет прорваться вон в ту башню, и во дворец, чтобы найти и освободить наших, если только они ещё живы. Передайте это всем нашим.
   Кто был рядом, кивнули и так и сделали.
   - Со мной пойдут братья, - они крепко взялись за руки, - Мальчики, я чувствую беду. Нас опередили и очевидно предали. Прольётся кровь, или уже пролилась. Нужно спешить. Боюсь, не поздно ли только.
   Затем Флавиар поспешно и решительно стала отрезать свои косы ножом, чтобы не мешали в бою. Ксандр увидел это, так и ахнул. Её замечательные рыжие волосы, всегда так вкусно пахнущие полынью, падали им обоим на колени.
   - Ты, что?! Зачем?! - сдержал он её руку.
   Старый отцовский нож, с рукоятью из оленьего рога, неумолимо делал своё дело.
   - Сейчас главное - жизнь, а косы?... Отрастут косы...
   - Господи! Да, что с тобой, Флав? Все тихо. Люди спят... - ещё не осознал всей серьёзности положения Ксандр.
   - Со мной? Ничего... - шепотом выдохнула Флави, - Посмотри наверх, на стены... - дорезая вторую косу, кивнула она. - Лучники. Видишь? Чего им не спиться? Лошадей всех вывели. Мосты подняли. Пожалуйста, будите всех остальных, тихо. Хорошо, Ксандр, если я ошиблась. И хорошо, что о нас, которые здесь на холме, ещё не вспомнили.
   Ксандр увидел всё, что она сказала, обернулся и через старших братьев передал всем, кому ещё смог: "Быть готовыми к бою".
   В группе, что сопровождала своих вожаков и ночевала под дворцовыми стенами просто под открытым небом, их было всего двадцать четыре. Двадцать четыре измученных голодом крестьянина и ремесленника, никогда не державших в руках оружия, кроме своих рабочих инструментов, и лишь четверо из них давно готовились к этому дню - братья Тайлеры: Ксандр, Ботиан, Глэдиастор и одиночка-волчонок Флавиар, которой было почти двадцать один год. Это был тот самый день, который предсказывала им несколько лет назад Фила Дэлфиар - египтянка, танцовщица, гадалка и предсказательница, хранительница древних тайн, мать Флавиар. Да, она тоже это чувствовала и поэтому раним утром этого дня была в пути, торопилась как могла, но опаздывала.
   И всё началось сейчас, именно сейчас, за полчаса до рассвета.
  
   Не выдавая теперь уже реального беспокойства, группа крестьян и ремесленников ожидающая своих вожаков, была оповещена об опасности и проснулась. Они собрались и совещались на холме, быстро принимали общие решения, оставаясь незамеченными для выставленной усиленной охраны. Люди понимали, что их договорщики находятся в западне и значит, нужно было делать сразу несколько дел:
   Первое. Найти, спасти и вывести из дворца пятерых вожаков, или хотя бы тех, кто, возможно, ещё жив. Братья надеялись, что их отец, совсем седой но ещё о-го-го какой крепкий Драгор Тайлер, сумеет постоять за себя и уж конечно же защитить совсем уже старенького дядю Франциска, который ещё при жизни отца Флавиар, Свенельда, не раз проявлял к ней нежные чувства, заботу и баловал, как собственную внучку.
   Второе. Обязательно предупредить об опасности людей Вустершира, что им не стоит ожидать больше милости лордов и, они не получат деньги, новый надел, зерно и орудия труда. Что им придётся надеяться только на себя, возможно, взяв в руки оружие. Нужно было срочно послать гонца домой. Им стал мальчик тринадцати лет, подросток, который уже держал путь через нижний город Уорикшира и в родной Вустершир. Он бежал, как можно быстро по мало известной туманной дороге прочь.
   Третье. Вместе со своими, возможно ещё живыми, вожаками нужно пробиться через охрану замка и попытаться всем вместе бежать и спастись.
   Все всё решали сообща. Разделились на несколько групп. Одна группа должна взять в свои руки и открыть в нужный момент дворцовые ворота, опустить мост, а до того оставаться в тени, незамеченными, а вторая достать лошадей для побега.
   - Хитрость на хитрость! - блестели глаза у Флавиар, - Снимите накидки и сделайте так, что бы охрана видела вас спящими на ваших местах. Измажьте грязью лица и всех вас перестанут видеть. Снимите с себя и выложите всё, что может производить шум. У кого есть оружие, прячьте его от солнечных лучей, у кого нет, используйте все, что у вас окажется под рукой. И ещё!... Помните: как с нами обошёлся наш граф! Похоже, он ещё раз предал нас, и значит лорды тоже ни перед чем не остановиться! Поэтому: каждого, кто не ремесленник и не крестьянин, вы должны встретить так, как загнанный в глухой угол вепрь, или медведь! Боритесь за свою жизнь, ведь для графов она не стоит ни пенни. Бейтесь за своих родных, детей, голодных и погибших,...потому, что по воле Бога, именно на наши с вами плечи сегодня легло тяжкое бремя: первыми узнать правду. То, что мы с вами все вместе, как один, должны сейчас сделать, может многое решить, спасти город ещё от одной резни и кровопролитья.
   - Девчонка права, - соглашались одни.
   - Да. Да! Именно так! - решительно были настроены другие.
   Кто-то просто промолчал, крепко сжимая кулаки.
   Группы быстро растворились в тенях навесов и холодных стен дворца. Братья Тайлеры, Флавиар и ещё один крепкий парень, перебравшись через стену, крысиными тропами вдоль стен отправились к замку.
   Охрана у внутренних замковых ворот только что потушила последний факел.
   Зябкая прохлада и тишина. Кое-где было слышно пение первых проснувшихся птиц и умолкавших к утру соловьёв. Напряжение и беспокойство, как перед бурей, укрепляла ребятам спины, делало зорче глаз, придавало решительности. Рассвет уверенно входил в свои права, торжественно прокладывая Златовенценосному королю-солнцу, дорогу по верхушкам деревьев.
   - Погоди солнышко! Не торопись! - взмолилась за углом у стены Флави, - Подари нам ещё немного времени, - прошептала, - Пожалуйста! Ещё чуть-чуть...
   А, в эту минуту Ботиан подкрался к первому охраннику у правой лестницы арочного входа замка и оглушил его. Парень тихо опустил обмякшее тело стражника и все двинулись дальше. Пять теней осторожно и быстро пробрались внутрь замка. Они бесшумно крались по длинным тёмным коридорам, совсем не понимая и не ориентируясь, где находятся и куда идти. Останавливаясь, они пропускали что-то бурно обсуждавших вооружённых рыцарей и шли дальше по наитию, разыскивая свою цель: покои графа де Бошана, чтобы с ним поговорить, или те комнаты, в которых могли бы быть договорщики.
   - Да, это не наши мечи, - отметили ребята.
   Вдруг Флави будто бы проглотила вязкий, ещё тёплый глоток чужой крови. Она зарыла глаза и прикоснулась рукой к стене из розового камня. Ощутила, что в чём то испачкалась, осторожно выставила руку на свет факелов коридора и: "О, ужас!" Это была свежая кровь. Тут же на полу она увидела кожаную пуговицу с куртки дяди Франциска, которую делала и пришивала собственными руками. Сжала губы, медленно наклонилась, чтобы её подобрать. Братья заметили кровь на полу. Флавиар крепко зажала пуговицу в руке и ничего не сказала. А чуть дальше по коридору Глэдиас нашёл окровавленный клочок от ворота рубахи отца.
   Всё! Ребята в одно мгновение стали другими. Они всё поняли и сейчас были, как пятёрка хитрых, обученных, безжалостных хищников - волков, преследующих тех, кто разорил и сгубил их семьи. Теперь они не особо прятались и не скрывались в тенях, а нападали на неприятеля разом, как один, открыто, в лоб, отчаянно, ничего не страшась. Первому же охраннику Гледиас свернул шею. Хрустнул позвоночник. Ботиан тихо опустил мёртвое тело у стены и подал братьям знак идти вперед, но тут же их остановил. Ещё два охранника. Парень решительно шагнул на них из-за угла и разом разбил им головы. Братья только то и успели их подхватить и забрать оружие.
   - За тебя отец! - кололи и рубили братья.
   - За вас, за всех, дядюшка, - вторила Флави.
   - И за тебя, отец, - колол мечом пятый, неизвестный.
   Все шли вперёд, плотно, спина к спине, плечо к плечу, блукая по коридорам и поднимаясь по каменным лестницам всё выше и выше, разыскивая теперь главную свою цель - покои графа де Бошана или графа Лонкастора, которых никогда в жизни ещё не видели.
   Не знали тогда ребята, что нынешнему носителю титула граф де Бошан Томасу, сейчас всего четыре года, а истинные виновники кровопролитья фаворит, любовник королевы Изабеллы лорд Роджер Мортимер и его друг граф Лонкастор, находятся сейчас в другом крыле замка и независимо от происшедшего этой ночью, вынуждены выехать из замка за светло и отправиться в Лондон.
   И в других коридорах замка, выводящих на стены башни Цезарь тоже уже шёл бой не на жизнь, а насмерть.
   Братья особо берегли Флави, которая рвалась в бой не слабее, чем волчица, жаждущая отмщения смерти своих детёнышей, павших от клыков ещё более свирепого хищника.
   Коридор. Коридор. Каменные лестницы раздваивались, опускались вниз винтом, под высоким потолком поднимались наверх и выводили в залы и другие коридоры и переходы. Флави всё время подсказывала: "Мальчики! Наверх. Налево. Вперед!" Под напором "отчаянной пятерки" охрана валилась ниц, как подкошенная и больше не сдвигалась с места. Казалось ещё чуть-чуть и ребята достигнут цели, казалось, что Флави чует носом, где главный путь, где покои графов и, они бежали вперёд, оставляя за собой на розовых каменных стенах коридоров и терракотовых двух цветных клетчатых полах богатых залов кровавый след.
   И вот увидели, особые окованные железом двери с гербом! Глэдиас и Ботиан не раздумывая стали ломились в них, напрягая все жилы. Дверь поддалась, но не сразу. Небрежно закрытый затвор с пятого раза чуть согнулся и слетел с петель.
   В просторных освещенных огнём богатых покоях было тепло и уютно. У стены горел высокий, большой камин. Посредине комнаты в кресле спокойно и надменно сидел очень крепкий на вид рослый рыцарь с отросшими до плеч волосами с проседью. Перед ним на столе стояли два прибора и то, что ещё осталось от его вчерашнего шикарного ужина, горели свечи и лежала раскрытая книга. На кровати лежал белый плащ, обшитый лентами из красной шерсти и двуручный боевой меч. На одежде рыцаря не было гербов и знаков отличия лишь лёгкий рыцарский доспех, а в руках совсем иное прекрасное оружие - "пламенеющий" меч.
   Рассматривая это удивительное оружие не известного ему происхождения, и допивая горячий напиток у камина, рыцарь услышал стук в дверь и скрежет ломавшегося дверного затвора. Он поставил стакан, сел в кресло посередине комнаты, и просто ждал своих непрошенных "гостей". Пятёрка ребят разом ворвалась в покои и остановилась. Голод приковал первое внимание ребят к яствам на столе и они на мгновение растерялись и замерли.
   Рыцарь явно не спал этой ночью, и столь странный утренний визит для него не оказался неожиданным. С превосходством глядя на грязное исхудалое отребье, он зло с не прикрытой издёвкой в глазах улыбнулся.
   - Заблудились, или смерти ищете? - оценил с ног до головы ребят и фыркнул, - А ну, брысь отсюда!
   - Кажется, это не хозяин замка и... даже не... - раздосадовано выдохнула Флави.
   - Э! А где же лорды?! - спросил из-за спины Глэдиаса пятый, неизвестный и втянул носом приятный запах жаренного мяса.
   - Ах, вот оно что?! Смерти, значит, ищете, чернь! - только теперь рыцарь увидел в их руках мечи обагренные кровью. - Ну что ж, заходите, я вам сейчас всё покажу! - он встал, отбросил кресло в сторону, чтобы освободить место для боя, лязгнули доспехи. Воин решил испробовать новый страшный меч в бою, обнажил его и приготовился. Ребята поняли, что перед ними настоящий смертельный соперник. Воин был настроен крайне серьёзно и решительно, даже рад такому случаю.
   - Ого! - оценил его меч, рост и мощь Ботиан.
   Рыцарь явно был выше его и шире в плечах.
   - А! Крашенный петух! - буркнул Глэдиас. Также вызывающе с издевкой осмотрел рыцаря снизу вверх и сказал: - Братцы! Этот мой! Хочу отобрать у этого разряженного переростка его игрушку и ужин!
   - Ты с детства любил это делать, - приободрил брата Ксандр.
   - Ага! Ага! Такой вот меч как раз по мне! Уступите братцы! - не спуская глаз с противника, попросил Глэдиас.
   - Ну, что ж... Тогда ты и будешь первым, червь! - от такого тона и издевательской манеры говорить рыцарь пришёл в бешенство и уже был готов нанести первый и последний удар этому наглому мальчишке, нанизав его на меч по самый эфес.
   Ребята тут же отступили. Расслышав шум в коридорах, они сразу сообразили и воспользовались тяжёлой дубовой мебелью комнаты, быстро подтягивая и блокируя вход в покои всем, чем можно было: коваными сундуками, светильниками, столом, и так сдерживали свежую подоспевшую охрану у дверного проёма. Воспользовавшись остатками еды рыцарей, они заглатывали её не жуя и пили на ходу. Увидев это, рыцарь брезгливо ухмыльнулся, коротко размялся, улыбнулся, предвкушая свою быструю и лёгкую победу над голодными, глубоко вдохнул и сделал первый мощный выпад.
   Смертельный бой начался.
   Этот человек явно отличался недюжинной силой и особой выучкой, боевым опытом. Он нападал и наносил Глэдиасу удары с чувством собственного превосходства и неуязвимости перед неясно кем, одетым не известно во что, и сражавшимся обычным мечём, принадлежавшим рядовой охране, но... но он был слишком самоуверен, слишком неповоротлив от долгого сытного ужина и сражался хоть и мастерски, но... А, Глэдиас был налегке, импровизировал, играл, шутил, паясничал и дразнил своего противника, ускользал от его ударов как мокрый уж, был текуч и зыбуч, как вода и песок, чем ещё больше разозлил рыцаря и заставил его совершать ошибки одна за другой. В руках опытного воина был тяжёлый, двуручный, овеянный легендами и завоевавший славу в кровавых походах, особый "пламенеющий меч" данов или викингов. Его волнистое обоюдоострое лезвие было похоже на язык пламени застывший в желто-оранжевом металле, эфес был редчайшей не здешней работы и страшной красоты, украшен разъярённо открытой пастью льва и дракона, из которых и вырывался язык меча. Одним своим видом и странным блеском он заставлял противника трепетать. В руках воина он одним ударом расшибал утварь и тяжелую дубовую мебель в щепки, громил всё и вся, что оказывалось на его пути. Рыцарь пытался в ближнем бою захватить и вырвать меч у своего противника клыками льва и дракона. Только Глэдиас был крайне внимателен так, как Флавиар на тренировках всегда заставляла ребят быть на чеку своими непредсказуемыми ходами, выпадами и уколами. Поэтому парень быстро сообразил на чём хочет поймать его соперник и ускользал от него. Этот рыцарский тяжёлый меч, он явно не раз здорово согревался и становился горячим, напившись человеческой крови в бою, но Глэдиаса ему было недостать. Парень уворачивался и колол так, чтобы воин истекал кровью и слабел. Колол, издевался над врагом и уворачивался. С текущей в жилах недюжинной силой, отвагой и выносливостью викингов, доставшейся ему в наследство по линии матери, он был хорошим соперником именитому рыцарю. Переводя на наш современный язык можно было сказать, что боевого рыцаря, имеющего за плечами много побед, достойных восхищения, этот наглец, оборвыш, конкретно достал.
   Голод и бедствие последних месяцев сделали силача Глэдиаса легким и подвижным, как кошка, а злость за пролитую кровь отца на острие его меча превратилась в молниеносные смертельные удары кобры, впрыскивающей своей жертве яд частями. Парень, как и его братья, всю свою сознательную жизнь вместе с отцом выделывал и тянул бычьи кожи, не раз видел как мастера закалывают быков и режут скот. Они все знали, как обездвижить скотину, как пустить ей кровь, и как убить быстро. И опыт есть, и мышцы - сталь, и выдержка - камень, и характер - взрослый, шаловливый ребёнок.
   - Гр-р!.. - рычал рыцарь, и в долгом замахе своим мечом обнажал под удар печень, - Гр-р!... - и получал не глубокие удары снизу и сбоку от безродного грязнухи в лохмотьях.
   - Ой! Вы опять промахнулись! Ой! Нет, нет, ваша милость, я уже здесь, - и в глубоком, шутовском поклоне Глэдиас подрезал противнику колено.
   - Стой, крыса! - басил зрелого возраста рыцарь, - Ты куда?! Чернь! Червяк! Иди сюда, я тебя раздавлю!!!
   - Да вот он я! Простите, ваша милость, мне встать на колени? Наклониться? Снять штанишки? - с интонацией покорного раба, но с жестким сарказмом в глазах и действиях, и уравновешенной ненавистью в сердце, мягко произносил Глэдиас.
   - А-а!... Так ты всё-таки дразнишь свою смерть?! - снова сверху замахнулся рыцарь.
   Глэдиас увернулся и на этот раз, коротко уколол соперника как раз под рёбра справа и вновь резво отскочил.
   Меч рыцаря лишь скользнул по лохмотьям парня и рассёк их от лопаток до самого низа. Флавиар заметила на каком близком расстоянии от смерти сейчас прошёл Глэдиас и сделала шаг назад, чтобы наблюдать ситуацию, держать её под контролем и вовремя придти другу на помощь. Но это было уже ненужно. От последних двух ударов рыцарь не то, что стал более неповоротлив, но стал более уязвим. С тем кровотечением, что хлынуло из последней небольшой раны под ребром, он умер бы прежде, чем солнце поднялось в зенит. Он сильно хромал. Кровь текла из-под колена и из надрезанной печени. В его правой руке, в плече, оказались перерезаны некоторые сухожилия и вена, из которой кровь просто била маленьким ключом. И Флавиар все это видела и оставалась абсолютно спокойной.
   Братья и Флавиар почти полностью видели эту смертельную игру. Ботиан не выдержал и выкрикнул брату, удерживая с остальными осажденную дверь, которая под натиском прибывающих вооруженных наёмных рыцарей уже трещала и рассыпалась.
   - Прикончи его! Прикончи его, наконец! Как быка!
   Глэдиас согласился. Глядя в глаза врагу уже спокойно и ровно, он быстро развернулся и нанёс ему ещё один удар под второе колено, разрезавший сухожилие. Рыцарь в коротких доспехах глухо пал на колени, потупил взгляд и, опираясь на меч из последних сил, отважно держал своё тело, вдруг ставшее тяжёлым и непослушным. Он поднял глаза.
   - Как ты смеешь со мной так, мальчишка?! - прошептал рыцарь и посмотрел в юные глаза своей собственной смерти.
   Они были спокойными, и в них не было ненависти, лишь только сожаление. Глэдиас зашёл за его спину и одним точным ударом меча с двух рук, с верху в низ, нанизал на него всё тело рыцаря по самую рукоять, закрыл глаза и сделал шаг назад. Рыцарь просто коротко и громко выдохнул, казалось, он ничего не успел почувствовать. Удар Глэдиаса был сильным, метким, прямо в сердце. Глэдиас открыл глаза и равнодушно отвел их в сторону от рыцаря.
   - Вот так вот, ваша милость! - почти шёпотом сказал он.
   Отпустив рукоять своего меча, вторым движением он взялся за эфес "пламенеющего" и, выдернул его из рук рыцаря, не сдавшегося до последнего мига и умершего неизвестно за что, с открытыми глазами. Тот, мгновенно рухнул, ударившись головой о нечто деревянное, скрытое за большим дорогим, красным, персидским ковром, висевшем на стене. Флавиар заметила это, как и то, что на руке рыцаря был перстень со змеёй, трехлистной лилией и крестом. И этот знак заставил Флави "проснуться".
   - А вы говорили:... мальчишка, червяк. Эх,... ваша милость... Недооцени врага и считай... - сожалением выдохнул Глэдиас и перекрестился.
   Дубовые двери под натиском вооруженной охраны треснули. Пятёрка отважных и отчаянных ребят абсолютно чётко понимала, что они находятся в западне, и никого выхода у них отсюда нет. Но они ещё постоят за себя, ещё прольют голубую рыцарскую кровь.
   - Жизни ещё осталось несколько ярких мгновений, ещё чуть-чуть. Ещё один глоток, - успокаивала их как могла Флавиар.
   Братья переглянулись, мысленно попрощавшись друг с другом, крепко обнялись и сделали несколько шагов назад от поддающейся вражескому напору раскалывающейся двери. Флавиар посмотрела на каждого из них, крепко закрыла глаза, что-то сообразила и выкрикнула:
   - Нет! Ещё не сейчас! - бросилась к ковру на стене, отдернула край и увидела небольшую потайную дверь, - Сюда! Глэдиас, помоги мне!!!
   Парень в два шага оказался рядом, сорвал ковёр, открыл дверь ключом, легонько толкнул плечом, она бесшумно поддалась, и он увидел за ней путь к их спасению. Остальные братья забаррикадировали входную дверь, чем ещё только нашли.
   - Молодец Флав! - восхищённо воскликнул Глэдиас, улыбнулся во все зубы своей очаровательной улыбкой и крепко хлопнул девушку по плечу. - Ты знаешь,... я вот всю жизнь хотел у тебя спросить: как ты это делаешь?! А?! - ещё раз улыбнулся, забрал факел со стены и азартно нырнул в невысокий проём, открывшегося тёмного узкого коридора уходящего вдоль основной стены замка вниз, в подземелье.
   - Мальчики! - выкрикнула и блеснула глазами Флавиар, - Сюда! Быстрей!
   Ребята оглянулись.
   - Я их задержу. Ничего, - кивнул безымянный пятый, и скромно, почти стесняясь прямого, синего взгляда Флавиар, сказал: Я Томас. Томас Гюнт, - и улыбнулся детской, немного обиженной улыбкой.
   Ему, этому герою, было всего двадцать четыре года. Всего двадцать четыре года и безымянное место в истории, в маленьком эпизоде начавшихся недовольств на территории центральной Англии.
   Теперь их осталось четверо.
   Флавиар сразу было направилась по коридору вслед за Глэдиасом, но Ксандр сурово и сдержано улыбнулся и решительно остановил её за плечо, взял ещё один факел на стене и шагнул в маленькую дверь. Ботиан так же не уступил ей и Ксандру дорогу, отодвинул их обоих в сторону, шагнул вперед и с улыбкой сказал:
   - Да ты просто волшебница, Тара - спасительница! Эх! Ели бы не Ксандр, женился бы я на тебе давным-давно и настрогал бы пятерых ребятишек! - хитро сморщил нос и подмигнул обоим.
   Ксандр хмыкнул.
   - Именно, именно! - продолжал Ботиан, - Лучше держитесь за мной, оба! Голубки!
   А за их спиной уже начался последний славный отчаянный, но короткий бой Томаса Гюнта.
   Ребята быстро и долго бежали по тёмному, узкому бесконечному коридору вдоль стен которого мелькали ниши с боевыми доспехами разных стран мира, народов и эпох, вазы, кубки, сундуки с трофеями привезёнными с походов на восток. На стенах висели персидские ковры и гобелены, деревянные металлические кожаные щиты, луки и стрелы викингов, готов, всевозможное лёгкое оружие, в сундуках покоились изысканные шелка, вытканные и расписанные восточными рукодельницами. Наконец коридор закончился, и крутая узенькая каменная винтовая лестница увлекла ребят вверх. По счастью на ней вообще никого из охраны не оказалось. Впереди была темнота, и только через узкие простенки окон едва пробивался свет восходящего солнца. И снова были ступени и ниши с пыльными, до блеска начищенными тяжелыми металлическими доспехами Тамплиеров и их лошадей, воинов востока, Китая и Персии, которые замерли, как немые злобные привидения. А по середине будто ещё недостроенной башни была пустота, лишь громкое, недружелюбное эхо, отражаясь от стен, угрожающе ухало на все голоса. Ребята торопились по лестнице наверх и вооружались полегче, чем могли. И чем выше взбирались ребята, тем раскатистей и звонче становилось эхо.
   - Ого! - коротко воскликнув, заметил Ботиан.
   "Ого! Ого! Ого!" - вторило эхо.
   - Я высоты боюсь! - признался Ботиан.
   "Ты боюсь?! Ты боюсь"... - торило эхо.
   Глэдиас уже успел пробежать вдоль стены по лестнице четыре пролета и остановился у ещё одной окованной металлом тяжелой двери.
   - Сюда! Быстрей! Выход есть! Ух! - пытался он открыть её силой.
   "Юда-а!... Эй! Вы уже здесь? У-у -у!"
   - Бот! Просто смотри себе под ноги и держись вдоль стены, - подсказывала другу Флави, - А кто такая Тара, ты говорил? - отвлекала она друга от страха высоты.
   - Мама нам как-то в детстве сказки рассказывала, говорила, что есть такая у Викингов богиня воды и всех рек - Тара, Матерь жизни. Могла видеть всё и всех. Её боялись и уважали. Нет воды - нет жизни. А, она могла дать её, а могла и забрать, - Ботиан споткнулся о ступень на этих словах, но удержал равновесие и продолжал, - О, чёрт! А ей ещё её мать, а ей её бабка рассказывала о...
   "Богиня воды... и рек... Тара - защитница!... О-о... Матерь жизни - ба...ка!..." - исказило эхо.
   "Мать жизни: Ба, Ка?" - успела отследить ответ эха Флави, - Ба-Ка... Это же!"... А, мне мама рассказывала, что Тара - это непокорённая крепость, на её родине в Египте, - вспоминала она рассказ матери о секрете жизни и смерти, о котором та узнала в детстве из рассказа жрицы-наставницы.
   "Тара - это имя тоже, как Шато и Шарот, означает крепость? Флави - крепость?... И... Ба-Ка? Это же и есть сами священные жезлы бога Гора! Жезлы жизни и смерти" - повторила и осознала за ней светловолосая незнакомка с косичками, продолжая видеть всё происходящее сейчас в своем тревожном сне.
   - Поторопись брат! - прикрывал тылы Ксандр. Он шёл последним, - По-моему мы здесь в башне уже не одни! - и подумал о погибшем Томасе Гюнте: "Спасибо тебе, парень. Я - следующий".
   Ещё минута, и взломав дверь, все четверо оказались на верхней площадке замка между двух башен. Всё! Теперь действительно отступать было некуда! Внизу пропасть, камни и река. И значит пути к спасению, действительно нет. Ведь здесь уже шёл бой тех повстанцев, что оставались прежде внизу, у ворот. Сюда они попали по внешней деревянной строительной лестнице. Отходя вдоль внутренней стены дворца от превосходящей численностью охраны, им пришлось спасаться бегством по единственно доступному пути, приведшим их на голую, открытую площадку, пределом которой были две башни и высокая отвесная стена.
   Теперь единомышленников связанных одной судьбой, здесь, на этом месте стало тринадцать. Объединившись, они приняли круговую оборону. Для многих из них начался последний, решительный бой.
   Глэдиас и ещё пара крепких ремесленников, сдерживали ломящуюся охрану, пришедшую вслед за ними через тайную лестницу в башне. Они сдерживали и подпирали своими телами тяжёлую, кованную дубовую дверь. Глэдиас, как Колос, как младший брат бога войны крушил латников своим страшным на вид "пламенеющим" мечом, косил их налево, направо, колол, рубил, улыбался, рычал и шёл на пролом, оттесняя всех подряд от Флавиар и Ксандра. Мощью крепкого тела он сбрасывал солдат вниз, с отвесной стены. Они падали, разбивались на смерть, некоторые откатывались по крутому склону холма к реке.
   Флавиар и Ксандр, прикрывали Глэдиаса и Ботиана своими лёгкими изогнутыми персидскими и мавританскими мечами, и в паре, с двух рук кололи и рубили, подсекали и сбивали с ног опытных солдат, которые в борьбе с такой четырех рукой машиной смерти, ничего не могли сделать.
   Ксандр, как лев, отчаянно набрасывался на каждого, кто хоть на шаг двигался в сторону Флавиар и Глэдиастора.
   Флавиар, во всей этой страшной бойне, удавалось чётко видеть всю картину происходящего. Она не пропускала никого, также как и Ксандр, также как и Ботиан, также как и Глэдиастор, стояла незыблемо и колола, рубила за дядюшку Франциска, за дядю Драгора, за предательство графов, за убийство безвинных на рыночной площади, дома в Вустершире.
   Каким-то чудом ещё держались все тринадцать, и теснили к отвесной стене всё прибывающих и прибывающих, как из ниоткуда, настоящих рыцарей и латников в лёгких доспехах.
   На краю этой площадки, в пылу неравного боя, Флавиар вдруг заметила, как лорды в сопровождении усиленной охраны поспешно покидают замок, как одновременно с ним из нижних ворот выехали ещё несколько вооруженных до зубов рыцарей, на поднятых пиках которых, торчали отрубленные головы всех тех пятерых парламентёров - договорщиков, что были вчера ночью любезно приглашены к мирному разговору за круглым столом. Все сражавшиеся на стене были ошеломлены тем, что увидели.
   - Эй!!! Гига!!! МЫ ЖЕ ЗА ПОМОЩЬЮ К ВАМ ПРИШЛИ! - заорала всем сердцем Флавиар. - ЗА ХЛЕБОМ!...
   Эхо разнесло её надрывный крик и на площадке вдруг приостановился бой.
   Услышав её, оба родовитых всадника обернулись и подняли головы.
   - А, теперь смотрите на меня и слушайте! Будете прокляты, вы, все! Весь ваш род иссохнет пусть от ныне и во веки веков!!! За кровь каждого из нас,... за предательство,... вы будете прокляты в больном семени вашем, в детях и вашей крови!!! Да падут ваши дома под силой гнева моего и проклятий всех тех, чья кровь на ваших руках!!! Гига-а, вы слышите меня?!! Кровью за кровь расплатитесь сполна! Ещё до того, как осень вступит в права вы оба станете на короткий путь в Ад! Да падёт в прах всё ваше величие,... да познайте на себе всю жестокость вашу,... и отдаю я сейчас жизни ваши в Божьи руки, а кровь - в руки нашего справедливого короля! Да будет так, как я сказала! Да будет так, как я сказала! Именем Бога всевидящего и сотворившего всё живое, да будет так, как я сказала и ничто вас от гнева моего не спасёт! Ибо вы сами не знаете, чью ярость на себя вызвали! И потому не найти вам обоим покоя и после смерти! Я - Тара, я так сказала и да будет так, во веки веков! - проклинала Флави, глядя им прямо в глаза.
   И пауза так же неожиданно закончилась, вспыхнувший с новой силой бой, продолжился. Один из родовитых всадников очнулся и отдал начальнику своей охраны приказ:
   - Немедленно заткнуть девке глотку, поймать живьём и сжечь рыжую ведьму, вместе со всеми остальными, живыми или мёртвыми! А ты, потом поедешь в Вустершир с охраной, покажешь головы их вожаков и скажешь, что все смерти договорщиков на руках этой стервы, скажешь: она, пролила первую кровь, сорвала переговоры! И, выясни: кто она? Всё! Все следы кровопролитья убрать до нашего возвращения.
   Воин получил приказ, тут же развернул чёрного коня и вернулся в замок.
   Бой горстки повстанцев продолжился с новой силой. Из истошного крика и проклятий Флавиар они будто глотнули чистой родниковой воды, странным образом восстановившей им силы. Кто сражался тут же у стены, увидели то, что первая заметила Флавиар и всем сердцем присоединились к её искренним проклятиям, хотя кроме её самой больше никто не знал, что означает на языке её матери-египтянки слово "Гига". В их умах и чувствах, значение этого громкого слова означало: мусор, гниль, разлагающуюся зловонную падаль, страшную чёрную болезнь, которая быстро и коварно уносит жизни многих. И они были с ней полностью согласны.
   Ботиан, заметив пробившегося к центру рыцаря с похожим, как у Глэдиаса мечом, заорал брату.
   - О!!! Ещё один! Этот будет мой! Глэд, глянь! Вот и моя игрушка пришла! Дай я,... брат! - и оставив свой пост у двери из башни, ринулся в бой.
   Глэдиас послушался и чуть отошёл назад, к кованным дверям, удерживая тыл. Этот путь, для врага был всё ещё закрыт.
   Тот рыцарь взмахнул мечом, лихо рассёк им над собой воздух и с азартом принял вызов Ботиана. Средний брат Тайлер совершенно не церемонился с рыцарем, как Глэдиас. Он просто обманным путём заставил своего противника сделать дальний выпад, увернулся в намеренном падении, пропустил несущегося на него с тяжёлым мечом рыцаря за себя и, не оборачиваясь, вогнал ему в спину уже порядком затупившийся, обагрённый чужой кровью меч викинга. Воин замертво рухнул.
   - О-о-о!... Чёрт!!! - до нельзя расширились и без того большие, красивые глаза Ботиана.
   Флавиар мгновенно среагировала на крик друга и метнула свой маленький короткий меч, как раз в шею тому, кто ещё через мгновение мог убить безоружного сейчас Ботиана. Ксандр сразу же подстраховал Флави своими двумя мечами, и девушка смогла достать свой до этого мгновения не тронутый, отцовский обоюдоострый нож с рукояткой из оленьего рога. Ботиан горячо выдохнул, почувствовав холодок пролетевшего мимо него дыхания смерти. Через мгновение он очнулся и с улыбкой и азартом забрал у поверженного им рыцаря, такой желанный, "пламенеющий" меч с рукоятью в виде расширенного креста.
   - А-а-а!!!... Наконец-то! - счастливо улыбался он, - Ну-ка?! Кто хочет?! Мою игрушку по самый эфес?! А? - и он ринулся в бой одновременно с четверыми.
   Его злой юмор подливал масла в огонь. Время от времени свободная от двуручного меча рука просто кулаком как молот, трощила черепа неприятеля: сверху, по башке, в челюсть, в морду. Кровь. Брызги. Слюна. Крепкое слово. Он издевался над солдатами, хохотал им в лицо, игрался, как кошка с мышками и казалось, что он непобедим, как Ахиллес, кровожаден и хитер, как Атилла. Он намеренно открывал свою тугую мускулистую грудь, заманивая врага, как на живца, а потом скашивал их одновременно по двое, трое, и приговаривал:
   - Ай да игрушка! Ай да я!!! Что, черти, ещё не наелись?! Так у меня хватит на всех, на вас! Дьявол всех вас побери! Ану-ка, навались разом! - и около него просто вырастал холм из мёртвых тел, - Ах! Что за чудный день сегодня?! Да, Флави?! В такой-то и умереть не грех! - улыбался он в азарте.
   Кровь лилась ручьями и уже стекала по ложбинкам между камней площадки, струилась по отвесной стене в низ, стремясь исчезнуть в земле. Она медленно стекала по ступеням, застывала в лужицах, разбрызгивалась по угрюмым, холодным, ничего не чувствующим стенам, скапывала по уже порядком разогревшимся, и утолившим свой первобытный кровавый голод, мечам.
   Некто из солдат, получивший лёгкое ранение в бедро, собрался с силами, поднял рядом лежащее сломанное легкое копьё и, тщательно выбирая момент, прицеливался в грудь Ботиану. Флавиар это увидела, а дальше... в её сознании будто остановилось время. Обезвредить охранника она никак не могла: он был слишком далеко, и был защищен мелькавшими около него туда-сюда другими воинами, и тогда она закричала, как могла:
   - Осторожно! Ботиан, осторожно, копьё! - бросила свою связку-защиту с Ксандром и метнулась всем телом к Ботиану, на перерез летящей ему в спину смерти. А он уже обернулся на её окрик, взглянул на вдруг совсем побледневшую и так неуклюже выглядевшую сейчас, взъерошенную, отчаянную рыжую девчонку, улыбнулся ей и на вдохе принял копьё прямо в сердце.
   - Н-е-е-т!!!... Ботиан! Держись, я иду! - рванула она к нему.
   Ксандр в это время уже отомстил за брата. Просто, как капусту срубил голову того самого латника, и уже рвался к Флавиар.
   - Флавиар! Держи спину! Держи спину, Даблстэп! - кричал и настаивал он.
   Ботиан взглянул на копьё в своей груди, закрыл глаза, одним движением крепких рук сломал древко, снова поднял на Флави глаза, виновато улыбнулся и губами сказал:
   - Ничего, - из его рта чуть хлынула кровь. Он уронил свой желанный меч, держась за обломанный конец копья, скривился, сглотнул свою горячую солоноватую кровь, как подкошенный упал на колени, снова поднял на Флавиар глаза и так замертво упал навзничь.
   - Не-е-ет!!!... Ботиан, живи! Не смей!!! - и тут Флави пропустила первый удар мечом, ранивший её в правое бедро.
   - Флавиар, назад! - орал Ксандр, и уже шёл по головам неприятеля, круша его налево, направо.
   Глэдиас тоже всё полностью видел, и его так же, как Флавиар сорвало с места.
   - Брат, держись! Я иду! - произнёс он, сделал всего лишь шаг, и в этот момент было уже всё предрешено.
   С тыла, через чудом столь долго державшие осаду двери прорвалась охрана и латники. Эти маленькие ворота рухнули под их натиском, и Глэдиас оказался зажатым под ними на куче поверженных им же врагов. Он обездвижено наблюдал за тем, что происходило дальше, видел, рычал и плакал не в силах как-либо сдвинуться с места, и придти Ксандру и Флавиар на помощь, в столь нужную минуту.
   Сейчас, почти сразу погибли ещё шестеро единомышленников, братьев по оружию. Ксандр уже вокруг ничего не видел, только то, как остервенелые солдаты разрывали в клочья бездыханное тело его старшего брата, как, став невнимательной, и поддавшись эмоциям, Флавиар пропустила один, а затем ещё один скользящий удар. Она теряла мобильность, теряла кровь, силы и, отбиваясь от троих одновременно. Она таки уступала и её оттесняли к отвесной стене.
   - Флав, держись! Я иду! - ревел Ксандр и, если ещё за минуту до всего этого кто-то со стороны мог бы сказать, что он абсолютно непобедим, как воин викинг, так в это мгновение теперь ему было имя: Ярость!!! Ярость и бесстрашие, вот кем он стал! Ярость льва, бесстрашие летящего с горной высоты орла, сложившего свои крылья и несущегося точно на свою жертву. Вот чем стало его сердце! Его мечи жалили и жалили насмерть всех подряд. Он спешил к ней, уворачивался от нападавших латников и рыцарей, как хитрый, отчаянный мангуст и, ревел, как раненный медведь.
   - Флави! Держи спину! Назад! Отступай ко мне! Фла-в-и-о-р-а-а!!!... - но было слишком непреодолимо всего каких-то пять метров, не хватило всего лишь нескольких мгновений, чтобы успеть схватить её за руку и удержать, или как в детстве, крепко держась за руки, вместе прыгнуть с моста в холодную реку. Они лишь встретились любящими глазами. Далее долгий - короткий прощальный взгляд и...
   - Лети, мотылёк! Лети! - шепнул Ксандр и отвернулся, чтобы дальше ничего не видеть, и теперь просто по головам пробирался к Глэдиасу.
   И до сих пор никто не знает, каким чудом только им двоим удалось живыми выбраться из этой бойни на стене за пределы замка.
  
   А, светловолосая девушка с косичками, каким-то невообразимым способом находящаяся на прямой связи с Флавиар, находящаяся ещё в не известно в каком времени, в не известно какой стране, спала, видела всё это во сне собственными глазами, билась в агонии предсмертных мук тех, кого видела, силилась им помочь кричала, плакала и теряла свою кровь в опасно открывшемся маточном кровотечении, едва не погубившем её саму. Этот сон был столь глубоким, что даже льющиеся потоком слезы и кровь не разбудили её. Разбудили мужа, но ни как не её. Но это было ещё не всё, читатель. То, что случилось потом, ей рассказала, донесла сама мать Флавиар, Дэли. Её судьба не пощадила. Матери пришлось увидеть всё до конца, и при этом остаться в живых.
  
   В предыдущий день горожане Вустершира, узнали от тайного "доверенного посланца" графа в город, о том, что их пять договорщиков благополучно нашли общий язык с графом Уорикского замка, который согласился на выделение ссуды и зерна на год всем бедствующим гражданам. Ранним утром они отправились на предложенные графом поля и заливные луга, что располагались между двух рукавов реки Северн, местечко Криплгейт, чтобы там получить обещанное зерно, орудия труда, ссуду и не теряя драгоценного времени, сразу начать пахать и сеять на благодатной земле. Люди собрались там и с надеждой и нетерпением ждали своего. Ждали и весь следующий день до вечера и волновались. Но вдруг через мост на поля выехали всадники, и из-за невысокого берега, из-за кустов и деревьев, стали появляться не землемеры и сборщики податей, чтобы выдать деньги, а вооруженные всадники лучники и пешие солдаты латники, прибывшие наёмные рыцари. Впереди всех, на крепких откормленных лошадях скакали те, на копьях которых, застыли в искаженных гримасах головы переговорщиков, которых горожане столь благословляли в своих светлых, искренних молитвах. Это был шок! Никто из присутствующих здесь на полях простых людей не мог поверить в то, что видели их глаза, не мог осознать того, что эти рыцари орут во всё горло и лишь тогда, когда всё наёмное войско натянуло луки и обнажило мечи...
   Ловушка захлопнулась, и далее... НИЧТО! Паника, кошмар и ужас! Кровь, отчаяние и боль! Крики, слезы, тщетные попытки спастись, или попытаться сопротивляться и выжить! Круг смыкался всё быстрей и быстрей и, ещё за долго до темноты поля и луга были густо засеяны человеческими телами. Земля до тошноты, до рвоты, была полита кровью женщин, стариков, детей и тех, на кого в их семьях смотрели, как на последнюю надежду на будущее.
   Вы спросите: Почему это произошло? За что? И где мальчик? Где тот, совсем юный тринадцати летний мальчик, который должен был предупредить его город об опасности и предательстве графов?
   Я не знаю, что Вам на это ответить, читатель. Не знаю. Просто мне чужды нравы знати тех времён. Я сотни раз задавала себе вопрос: почему так сложилось, но ответа для себя так и не получила. Может потому, что граф Вустершира в ту весну сам был в растерянности, был напуган второй год ропщущей голодной толпой и так защищался; был оскорблён их "наглостью" обратиться с жалобами к более сильному землевладельцу? И это унизило его? И чтобы подтвердить свою силу им был послан гонец, который оболгал договорщиков превратив в заговорщиков, и они даже не произнеся ни слова были убиты? Иногда мы сами себе не можем ответить на вопрос: "Ради чего все интриги и кровь?" "Потому! И всё". Власть, статус и политика - на мой взгляд таков ответ. Знаю ещё, что с этого короткого, кровавого эпизода многое в центральной Англии началось.
   А мальчик? Он добежал. Добежал почти вовремя, превозмогая себя как спартанец, преодолев 45 километров пути, и рассказал всё, что знал о вероломстве, но ему в родном городе просто никто не поверил, а "доверенные люди", которые случайно услышали его рассказ, ему тут же в подворотне перерезали горло. Просто волею судьбы мальчик попал не в те руки. Да... Нет пророка в своём... И кто в таких делах поверит ребёнку? Вы бы сами, поверили?
  
   А в Уорикшире солдаты получили свой чёткий приказ от Роджера Мортимера - регента маленького графа Томаса де Бошана, истинного наследника, хозяина Уорикского замка:
   - Обойти все закоулки замка, тщательно осмотреть всё вокруг стен и найти рыжеволосую, коротко стриженную мулатку в мужской одежде. Переверните весь город, но найдите её! - отдавал приказ тот, кто получил его от графов.
   Для тех горожан, кто всё это как-то видел и что-то слышал, объявили: "Тот, кто выдаст место нахождения заговорщицы, предательницы, еретички и ведьмы, покусившейся на жизнь мирных договорщиков, жизнь молодого графа Томаса де Бошана, графа Роджера Мортимера и герцога Лонкастора, получит немалые деньги: пятьдесят золотых монет! А тот, кто выдаст и бежавших её сообщников, которые коварно погубили парламентариев из дружественного графства, тот освобождается от всех городских налогов сроком на год"!
   Конный глашатай быстро разнёс эту весть по всему городу.
   Подобное известие о предателях получил и Вустершир. Поползли грязные слухи, пошло брожение умов даже среди тех, кто с кровавых полей чудом ускользнул домой. Никто ничего не понимал. Не у кого было узнать правду.
   А "виновница", которую так все искали в Уорикшире, она изувеченная, в беспамятстве лежала на берегу реки Эйвон у тёплых трупов латников и охранников, поверженных ею, и её единомышленниками в неравном бою. В момент удара о землю, мёртвые тела и торчащее оружие, Флавиар сломала обе ноги, позвоночник в пояснице, и ещё вдобавок у неё оказалась раздробленной тазовая кость. В бесчувствии она скатилась с крутого склона под башней Цезарь в тени прибрежных деревьев. В тот момент, когда её таки нашли и вытащили из-под трупов, она очнулась и застонала от адской боли.
   - М-м! - и открыла глаза.
   - А-а?!! Стерва жива! - радостно и громко воскликнул кто-то.
   Сквозь всепоглощающую боль Флавиар слышала короткий разговор нескольких солдат.
   - Вот она, рыжая ведьма!
   - Тащите её сюда!
   - Магистр сказал, что хочет лично допросить её перед смертью.
   Бесцеремонно подхватив под локти израненную Флавиар, солдаты волокли её по земле, пинали на ходу ногами, а она, сжав зубы, молчала. Флавиар была сама удивлена тому, что адская, сквозная боль в теле и ногах как-то вдруг сама собой мгновенно исчезла. Она почему-то не чувствовала никакой боли и не чувствовала ног будто их вовсе не было. Боль сейчас была только от того, что ей выворачивали руки. Да, ей хотелось кричать, но она сцепив зубы молчала.
   Её волокли, а она рассматривала поверженные тела, пытаясь понять: удалось ли кому-то из братьев спастись, и удалось ли остальным людям, ожидавшим милости лордов, спастись от их вероломного предательства. Почти всех, кого помнила нашла здесь под стенами и в отчаянии опустила глаза.
   Почти у самых дворцовых ворот, тихий, знакомый голос Глэдиастора шёпотом окликнул её:
   - Флав?!...
   Она открыла глаза. Глэдиас стоял в позе попрошайки, в лохмотьях и чуть ей подмигнул. Она не успела подать ему знак, что ничего не надо, поздно, как Глэдиас неожиданно напал на охрану, надеясь, что Флавиар, если молчит, то с ней более-менее всё в порядке. Но он ошибся, предпринял смелую и отчаянную попытку спасти её во что бы то ни стало, рискнул своей жизнью и потерял в неравной схватке с настоящими наемниками, голову. Она слетела с его плеч и осталась смотреть на Флавиар открытыми глазами.
   - Не-ет! Глэдиас! Нет! - глухо взвыла она и заплакала, - Сбылось мамино предсказание, - выдохнула, через мгновение закусила себе губу до крови и снова замолчала. - Ни единого звука, ни единого слова,... не скажу! - решила, - "Держись, мотылёк. Лети, мотылёк!" - вспомнила последние слова Ксандра и надеялась, что хотя бы он быть может жив.
   А Ксандр ждал, ждал единственного, кто уцелел из его семьи - Глэдиаса, который перевязал его раны и переодетый как бродяга, отправился под стену найти хотя бы тело Флавиар и привезти его домой. Ксандр был ранен, но кое-как держался. Рассеченная правая ключица отняла у него руку, но парень ещё мог, если придётся, сражаться левой. Он откопал предусмотрительно спрятанный свой простой меч, выкрал лошадей и ждал Глэдиаса с телом Флави в условленном месте. Парень не видел и не знал, как погиб этот брат, и не знал, что Флавиар всё ещё жива.
   Тем временем одни солдаты наскоро готовили иксообразные кресты, сбивали их из чего попало, носили к ним дрова и хворост, другие подтаскивали окровавленные тела тех смельчаков, которые осмелились оказать яростное сопротивление на стенах замка.
   А, Флавиар волокли внутрь двора туда, где она видела как сбывается её последний вещий сон. Она всё понимала и сердце рвалось на части, зная, что уже ничего нельзя изменить.
   - Мальчики,... мальчики,... простите меня... Я не смогла... Что же теперь?...
   Обманутые, верящие своему доброму графу горожане плевали в неё, дотягивались и били по спине кто чем: палками, руками, первым что попало им под руки. Только кое-как спасал жилет маминой работы, из кожи того самого белого быка, который убил её отца. От крови, ударов и издевательств толпы он порвался и стал коричнево красным.
   - Сука!
   - Исчадье ада!
   - Дрянь!
   - Да будь ты сама проклята! Стерва! - ревела обманутая голодная толпа.
   - Гореть тебе в огне!
   А Флавиар молчала, лишь крепче сжимала зубы и кулачки.
   Суд магистра был краток. Он вдруг будто узнал её по глазам, цвету волос, кожи и губам, и его затрясло в страхе и злобе.
   - Снова ты?! Покайся, стерва! Покайся!!! Из-за тебя этот голод?! - тряслись его пальцы и подбородок, - Облегчи душу, спаси своё тело! Назови имя, кто ты? Кто тебе сейчас помогает?! В чём твой секрет вечной жизни? Чего хочешь за него, дьяволица?! Я ведь ещё могу тебя спасти! - солгал он.
   - Я - Тэа, Тара, крепость, - вдруг откуда-то вспомнила и сухо произнесла Флавиар. Взглянув на белокожего, розовощёкого магистра тайного ордена и его дрожащие в гневе белые руки, Флавиар увидела на оголённом от одежды запястье знакомый знак: сплетение трёх листника, змеи и кинжала. И она тоже будто узнала этого человека, - Тап даидан темдеоклей абдель шакра аминорфус? (Это всё на что ты способен, священник?) - спросила она на египетском и продолжила, - Тебе от меня ничего не узнать, шакал! На кехайоу! (Сгинет теперь и всё твоё!) - и больше он от неё не добился ни слова, ни звука. Магистр взбешенно вершил скорый суд, утвердил и объявил.
   - Виновна! Ведьму сжечь!
   - Ведьму сжечь! Ведьму сжечь!... - голосила и выла бурлящая, голодная, легко обманутая толпа, лишенная способности сейчас, что либо понимать.
   "Всё это уже когда-то со мной было", - почувствовала Флави.
   Её ещё более бесцеремонно поволокли за дворцовую стену. Её ноги превращались в сплошное, кровавое месиво.
   А, там, за стеной, на скоро изготовленных крестах, Флави увидела почти всех своих друзей привязанными и подвешенными вниз головой. Под некоторыми уже во всю полыхал огонь.
   Стриженную, перепачканную в чужой и своей крови, изуродованную и искалеченную, под неизвестным никому именем древней богини Тэа, Тары, Флавиар никто не знал, и это было хорошо. Любой, кто выказал бы сочувствие именно ей, мог сейчас мгновенно поплатиться собственной жизнью.
   Девушку швырнули около креста предназначенного для неё. Она ударилась лбом обо что-то и несколько красных струек украсили ей бледное лицо. Затем Флавиар толкнули ногой и развернули лицом наверх и уложили на крест.
   Она увидела небо, чистое, безоблачное и высокое, такое голубое и глубокое, как любимые глаза Ксандра, Ботиана, Глэдиаса, и вдруг: "О, ужас!" среди облаков она увидела тень своего невинного брата, Георга, который стоял на коленях в луже крови. Он опирался на развороченную, сломанную телегу, а в его руке... В его руке она узнала маленький меч папиной работы, тот самый, с мордой белого волка на эфесе. Его нельзя было ни с чем спутать. Это было удивительно, как знамение.
   - Папа, - прошептала Флавиар, закрыла глаза и тихо, незаметно для солдат заплакала, - Глупышка, птенчик, Гео... Глупышка, птенчик... Я скоро... Я уже скоро! Папа, мальчики, подождите меня... Сад дап Птолимей. Сат дап птолимэум... - Флавиар будто вспомнила из ниоткуда и начала шептать какое-то заклинание, - Тэа... ин тэрра гомескуэ... Тэа ин рэрра гомэ вита...
   Её палачи привязывали руки и ноги к кресту. Глядя в высоту неба Флавиар молча продолжала произносить восьми строчное заклинание, не просила пощады, ни на что не жаловалась.
   Один из солдат готовился вбить ей огромный полу ржавый гвоздь в ладони, но она так крепко их сжимала, что не справившись с силой и характером девчонки, солдат ударил её по пальцам молотком. Они хрустнули, но Флавиар не разжала ладонь, только дрожа от дикой боли, выгнула спину, закрыла глаза и стиснула зубы. Тогда палач размахнулся и вбил первый гвоздь под её запястья. Флавиар глухо, стонала, крепче сжимала челюсти и намеренно прикусывала себе язык. Красная капелька показалась в уголках её побледневших от долгой потери крови, губ. С глаз слетели соленые капли и исчезли под слипшимися от крови волосами. Затем второй палач, почти и с улыбкой наслаждения причинения боли беззащитной жертве, медленно вбил второй гвоздь. Он внимательно смотрел на Флавиар. Красивое, напряжённое тело молодой женщины и чувство её боли пьянило солдата, забавляло, даже возбуждало. Он вожделенно смотрел, как напрягаются её упругие груди, изгибается шея, запрокидывается голова, напряжённо выгибается спина.
   Как вбили гвозди в ноги, Флавиар не чувствовала, лишь слышала треск, хруст и больше ничего.
   Крест подняли и закрепили вертикально. Флави чётко осознавала всё, что происходит, хотя в её состоянии от потери крови она была уже вот-вот на грани потери сознания. В тот момент у неё закончились все силы, она почти была готова заплакать, закричать и сдаться. Перед её глазами, как во сне, пролетали образы счастливого и столь умеющего от души любить отца, последняя перекошенная улыбка Ботиана, глаза Глэдиастора, слипшиеся от крови волосы Георга, держащего в руке маленький, легкий меч отцовской работы, лицо Ксандра, наполненное страхом и отчаянием в момент её падения со стены...
   - Лети, мотылек... лети... - еле шевельнула она губами и из её глаз потекли прозрачные слезы.
   Но вдруг, как волшебство, как спасение в её последние минуты, Флавиар услышала тихую колыбельную песню своей матери. Она жадно искала её глазами, а мать стояла в стороне в своём старом шерстяном плаще с капюшоном, надвинутым на глаза и, заикаясь, напевала:
   - Для двух сердец, для Даблстэп
   Создаст пусть время перекресток.
   В крутом полете вверх иль вниз
   За радужный небесный мост
   Лети, мой мотылек.
  
   Лети, мой мотылек
   И помни всё.
  
   Для двух сердец, для Даблстэп
   Скрещу я пальцы рук.
   Пусть сбудутся все предсказания для двух,
   Да осветит вам время путь
   Лети, мой мотылёк
   И помни всё...
  
   Лети, и помни всё, дитя...
  
   Перекрёсток времён в твоей крови,
   Лети, Флавиар, мой мотылёк, лети...
  
   И Флавиар, повторяла за матерью знакомые с детства слова колыбельной, и пела свою последнюю песню. Мать почувствовала, услышала её, скинула с головы капюшон и Флавиар увидела, полностью поседевшую за один день, мать. Её глаза... В них была сила, поддержка и невероятно огромная любовь.
   Флавиар еле заметно качнула ей головой.
   "Нет, мама. Не надо. Поздно. Спасай себя".
   Фила Дэлфиар остановилась, как то сразу выпрямила спину и, не сводя с израненной умирающей дочери глаза, дышала вместе с ней одним дыханием, разделяя её страдания как могла.
   От креста к кресту быстро проходили двое солдат и поджигали хворост под погибшими друзьями Флавиар. Красное пламя быстро окутывало их мёртвые тела, и едкий чёрный дым клубами поднимался в небо, смущая негодующее солнце. Солдаты приблизились к кресту Флавиар и тут же, не задумываясь, разожгли огонь под ней. Девушка лишь громче запела колыбельную своей матери, только теперь на смеси персидского и египетского языков. Она, из последних сил старалась сжать поломанными пальчиками свои кулачки и всё реже открывала глаза. Вот-вот ещё чуть-чуть и пламя коснётся тела Флавиар, которое ещё может ощущать боль. Мучители зря ожидают от неё столь сладкого для них крика агонии. Флави лишь громче поёт и в паузах молча приговаривает:
   - Я - Тара! Я богиня рек и вод, и мне ваш огонь не страшен. Я - Тэа... Я богиня...
   - Горишь, ведьма?! Горишь! - ругается кто-то, хохочет и с наслаждением вдыхает запах горелой плоти.
   - Дьяволица! - кто-то плюнул в разгорающийся под ней костёр.
   - А будь ты проклята, стерва! - и этот опорожнился в костёр.
   Флавиар осознанно принимала свои последние, мучительные минуты. Из последних сил она глубоко вздохнула и неожиданно почувствовала, что со спины её, что-то обожгло и больно укусило в самое сердце. Она опустила к месту боли глаза и... с нежностью улыбнулась. Она увидела острие меча Ксандра, на котором когда-то давно, сама случайно поставила зазубрину. И этот прямой удар, его невозможно было не узнать.
   - Ксандр?! Жив!... Удивительно, как он оказался с тобой? Где ты его прятал, умник? - полушепотом произнесла она, улыбнулась, чуть повернула голову.
   Ксандр также резко выдернул меч из её сердца и со слезами на глазах процедил сквозь сжатые скулы:
   - Прости, Флав. Люблю тебя. Вечно!
   Удивительно, но его ни кто узнал и не заметил кроме матери Флавиар. Воспользовавшись неким замешательством, рядом блуждавших латников, он уже спасал свою жизнь бегством. А, на последнем своем вдохе, Флавиар улыбнулась и произнесла для Ксандра:
   - Благодарю... И я, буду с тобой. Вечно!
   За минуту до того как Флавиар была полностью охвачена огнём, её дух вышел из тела и уже был неподвластен никому. Флави видела, как в перепачканном, длинном балахоне с капюшоном, Ксандру удивительным образом удалось покинуть это место, и этот город. Как верхом на вороном коне он мчался в Вустершир, а после без оглядки и без отдыха мчался лесами и полями как можно дальше от этих мест, и летел, летел навстречу своей судьбе.
  

ГЛАВА 16

  
   - Мне здесь больше делать нечего, - оглядела свой пустой и холодный дом Фила Дэлфиар. - Всё кончено! Великий Ра, всезнающий и всемогущий Гор! Здесь всё для меня кончено! - тяжело выдохнула она, взяла свои малые пожитки: старую медвежью шкуру, чудом уцелевших во всей этой кровавой бойне двух своих исхудалых полу волков, горстку пепла дочери, кожаный пояс сына, и свёрток, хранимый втайне от всех столькими чистыми смелыми сердцами. Дэли совсем не по возрасту поседела и сгорбилась за последнюю неделю. На её худенькие плечи легла неподъёмная, неутолимая боль потери полностью всей семьи. Эта некогда самобытно красивая стройная женщина, казалось, вот-вот подломится под всем этим грузом и войдёт под его тяжестью в землю по самое горло. Всегда жизнерадостные и светящиеся счастьем глаза Дэли вобрали сейчас не только своё горе, они пожелтели, стали тусклыми, безжизненными, и будто бы упали в глубокую серо-коричневую яму глазниц. В них уже ничто не может ни отразиться, ни вдохнуть радость жизни. Чуть пухленькие, нежно розовые губы, ещё совсем не старой Дэли, многократно искусаны в кровь, и похожи на сухие рытвины давно вспаханного и забытого до осени поля. Нет, их больше ничто не вдохновит на счастливую улыбку. Солнечный свет погас для Дэли навсегда. Точно зная, что больше никого из её семьи не осталось в живых и похоронив сына рядом с отцом и первым в их семье волком-хранителем, Стилкой, маленькая, тоненькая, совершенно исхудавшая женщина торопливо собрала вещи и на веки вечные покидала Вустершир, залитый кровью её детей, и тех, кто был ей здесь знаком и дорог.
   - Флави! Флавиар, как же так вышло? Девочка моя, моё горячее сердечко! Георг, сынок? Совсем ещё ребёнок. Свенельд, Ксандр, где вы сейчас?! Всё кончено, будто и не было никогда, - она уже без слёз оплакивала всех их вместе и каждого в отдельности, прощалась с домом и со всем тем, чего уже никогда не будет.
   Сжав в маленький крепкий кулак своё израненное и истерзанное материнское сердце, она приняла решение идти туда, куда указали ей этой ночью гадальные кости, и искать там того человека, который теперь будет надёжным хранителем древних, всё ещё не раскрытых тайн жизни и смерти.
   Тайком, с первыми лучами не ласкового для неё солнца, Дэлфиар оставляла за спиной мертвецки холодный, каменный, необычно пустой свой дом, и наполненный тихими стонами город. Поля, которые раньше приносили богатство, славу городу и пропитание горожанам, сейчас были щедро сдобрены кровью, слезами, и засеяны телами тех, кто проливал здесь свой трудовой не лёгкий пот. Здесь всё сейчас пропахло смертью, лишь как-то отдельно от всего этого стояла огромная липа, и остались не тронутыми их со Свенельдом дубки. Луга, на которых носились в весёлых беззаботных играх не только их дети, были похожи на капища.
   Слов уже не было, лишь чувства, съедающие болью всё ещё живое сердце матери. Дэли старалась ничего вокруг себя не видеть и время от времени крепко закрывала глаза. Шаг за шагом она проходила мимо изуродованных и пахнущих смертью тел и старалась не беспокоить тех, кто пал здесь, в этой предательской бойне с вооружёнными до зубов наёмниками.
   Тут её окликнули. Дэли обернулась и увидела благочестивого епископа Вустершира Вульф-стена, который ходил по полям, возможно весь прошлый день и всю ночь, и оплакивал и читал молитвы за усопших. Он отвлёкся, и призвал её. Дэли нехотя, но подошла.
   - Какое горе... Бессмысленное кровопролитье, - вздыхал и молился священник. - Как же так вышло, а дитя? - искал он у неё ответа, - Ты знаешь, понимаешь, что всё это значит? Я только вчера приехал, и вот...
   - Я не знаю, святой отец. - опустила глаза Дэли, - Не знаю. Знаю только, что вся кровь, что пролита - не вина, и дочь моя, что была сожжена заживо - тоже не вина, отец Вульф-стен. Помолитесь за всех и за её душу тоже, прошу Вас, ибо не лёгкие муки девочка приняла.
   - Да, да,... хорошо. А, как её имя? Как мне её поминать?
   - Любящее сердце, Бабочка, летящая сквозь время, не вовремя родившаяся душа...
   Епископ выдохнул:
   - Я понял тебя, - и благословил Дэли в дорогу.
   "Всё кончено!" Стиснув зубы и не оборачиваясь, Фила Дэлфиар, урождённая египтянка, быстро шла на юго-восток, далеко вглубь чужой ей страны. Она точно знала куда, и знала зачем. Гонимая отсюда снедающей болью потери, ответственностью и предназначением, она делала то, что считала своим последним долгом. Те знания, которые должны были соединиться и зацвести в чистом сердце её единственной дочери, отчаянной и упрямой разумницы Флави, теперь должны были быть переданы тому, кого позовёт этот свёрток после неё. "Передать его в надёжные руки", вот теперь какая была задача. И Дэли с твёрдым намерением была в пути. Она пересекла реку и, ориентируясь по солнцу, быстро удалялась от того места, где был убит её ни в чём не повинный, совсем юный ласковый сын и заживо сожжена рыжая красавица, Флавиар. Сердце матери рвалось от горя на части, но уже ничего нельзя было изменить и поправить, и каждым шагом тридцатидевятилетняя женщина становилась сильней и собранней, шаг твёрже, взгляд острей, мысль чётче. Мать уносила с собой память о любимых детях и муже, продолжала будто бы с ними говорить и поэтому не чувствовала себя одинокой. Она просто спасала то малое, что ещё осталось - своё сердце, в котором они продолжали жить.
   Лес. Снова лес. Открытые равнины. Поля. Реки. Гряда не высоких гор. Снова лес и так бесконечно петлял её небезопасный путь. Лишь к концу первого месяца лета, с опаской обходя стороной большие города, путешествуя по стране в компании с двумя полу волками, ночуя, где придётся, Дэли в итоге оказалась в странном месте. Сломленная усталостью, она приклонила голову на тёплый, разогретый солнцем камень. Ей снился некто, большой и сильный в бело-голубой мантии. Он спокойно стоял у края глубокой страшной пропасти, стоял и глядел в синее, как глаза её дочери, море-океан. Смотрел вдаль, поверх стоящих кр`угом, застывших в камне собратьев-воинов, и только ветер гулял в его седых волосах.
   "Проснись! Пора!" Окликнул он её низким раскатистым громом. "Тебе предстоит многое, Дэли! Дэлфиар, проснись! Теперь всё зависит только от тебя, дитя моё".
   "Кто ты? Разве я тебя знаю?" Удивлённо спросила она.
   "Не важно, дитя. Я друг, просто друг. Я всё, что сейчас у тебя есть. И тебе нужна моя помощь".
   "Твоя помощь?" Тревожилась Дэли во сне.
   "Да. И я к твоим услугам".
   Этот некто медленно повернулся к ней, и она увидела красивого седовласого старика, или мужчину, или молодого человека. Не возможно было определить. Она присмотрелась и удивилась тому, что вдруг поняла. Это был не человек, это была огромная скала, камень-исполин, и сейчас он говорил с ней.
   "Но, ты же, и они......" Хотела возразить женщина.
   "Да, я единственный на кого ты сейчас можешь положиться".
   "Как я должна это понять, скажи?"
   "Отдай мне все свои знания, женщина. Я, сохраню их".
   "Но как же? Ты же камень". Смутилась Дэли.
   "Да. Я здесь вечно, и буду вечно. Я страж, как и мои братья. Я воин, а теперь буду и хранителем твоих тайн, и тоже, вечно. Моё время не то, что твоё, женщина. Я многое и многих видел, поверь мне..."
   "Но я не могу, я должна их передать кому-то!"
   "Мне! Теперь ты должна доверить их мне. Так определено, и да будет так!" Громом прогремел он и вложил в руки Дэли маленькие песочные часы.
   Дэли взяла их и поняла, жизни у неё ровно столько сколько песка в этих странных часах, время в которых шло вспять. Она вздрогнула и проснулась от раскатов грома, которые перенеслись из её странного сна и стали явью. Накрапывал тёплый дождь. Приближалась тихая гроза.
   Дэлфиар разжала ладони, в которых крепко сжимала узелок с пеплом своей дочери и пергаментный свёрток, и с удивлением заметила, что на руках, линии означающие жизнь, любовь и предназначение, изменились. Они полностью перестроились и сложились в чёткий рисунок, напоминавший подаренные камнем песочные часы и только теперь Дэли поняла, что ей нужно делать и как быть. Она встала, очнулась, осмотрелась и, оказалось: что её тревожные сны, странные подсказки гадальных костей и её собственные ноги привели её именно в то самое назначенное место. Конечный приют и надёжное убежище для всех троих, нашёл молодой трёх годовалый друг Флави, белый полу волк, Тарош (Глыба-тень или ещё второе значение имени: мираж). Это были не высокие базальтовые пещеры прямо в скальных выходах из земли близ священного круга жизни недалеко от современного Стоун Хенджа. Не в горе, не в земле вырытое кем-то когда-то пристанище, а каменные пещеры на уровне земли, пустые и ни кем никогда ранее не использованные, созданные, самой природой и хранимые густым лесом и высокими травами, казалось, именно для этого часа.
   Да, это было оно, то самое предназначенное место и Дэли знала, что ей теперь предстоит. Недолго думая, она поселилась прямо здесь. Устроила место, как могла уютно, чтобы возможно было жить здесь, весь остаток её времени, и немедленно приступила к работе. Изо дня в день, из года в год, она точно срисовывала знаки со всего своего тела и переносила их на плоские поверхности стен и сводов этой пещеры, тщательно выбивала древние знания металлическими инструментами мужа, предназначенными для отделки кожи, и доверяла их камню-хранителю. Точно в той последовательности, как они располагались на её теле и на пергаменте обветшалого свёртка. Это был адский, непосильный труд, иногда окрапленый кровью нежных маленьких ручек совсем исхудавшей женщины. Приняв участь хранительницы и источника, она выживала в лесу, как могла и пара крупных, исхудавших, не имеющих особого опыта в охоте полу собак полу волков, была ей единственной опорой и защитой. У Дэли не было тех знаний, что позволили бы ей уверенно выживать в далёком от людей, щедром лесу, она понимала, что времени у неё осталось очень мало, и поэтому торопилась. Время таяло, здоровье тоже.
   Соблюдая все правила, что ей вспоминались из обучения в детстве у хранителей традиций и знаний храма Амона Ра, Дэли наблюдала лунный и солнечный циклы, делала заметки ножом на куске дерева и проводила какие-то расчёты на земле, отмечала месяцы, сложенными горкой камнями. Она проводила в особые дни специальный магический ритуал, который бы позволил душе, её ненаглядной Флавиар воплощаться и жить многократно не теряя памяти о прошлом и тайных знаниях. Это был единственный магический ритуал, который она в детстве многократно подсматривала, но тогда совершенно ещё не знала: зачем подсматривает, зачем запоминает его в подробностях и зачем Жрица-мать позволяет ей это делать. Дэли изо всех своих материнских сил не могла смириться с тем, что действительно, для её дочери, избранной посланницы, всё уже кончено, и поэтому помимо долга о знаниях и свёртке, каждое полнолуние она проводила и проводила тайные, волшебные, герметические ритуалы жрецов храма Амона Ра и жриц храма в Дейр эль Бахри царевны Хатшепсут, имеющей прозвище Маат-Ка-Ра, что означает: достойная женщина идущая впереди всех. И так было год, два? Восемь!!! Пока не устало, остановилось и спокойно не уснуло её любящее, помнящее всё, разбитое сердце матери.
   Там, в тех каменных пещерах, она так и осталась по сей день. Спит в обнимку с постаревшим не покинувшим её до конца, единственным напоминанием о счастье и семье, полу волком Тарошем, тихо шепча ему на ушко, как ребёнку, молитву, странную песенку, что она когда-то в детстве пела своей дочери.
  
   I cross my fingers for double steps
   Never don't forget your road, Flaviar
   Crossroads in your kind-heartedness
   Find a way, my child.
  
   Я скрещиваю пальцы за неразлучных друзей
   Никогда не забывай своего пути, Флавиар
   Перекрёсток дорог в твоём добром сердце
   Найди свой путь, дитя.
   Falling down, or flying high
   My little butterfly, never turn around
   Never forget your destiny, my child.
  
   Падаешь ли в бездну, взмываешь ли ввысь
   Мой мотылёк, не оборачивайся никогда
   И никогда не забывай своей судьбы, моё дитя.
  
   Step by step, life doubles steps
   I take my heart as open as sunlight's
   Just remember your way, my butterfly
   And come to cross all roads in your heart
  
   Шаг за шагом, жизнь удваивает шаги
   Держу своё сердце открытым, как солнечный свет
   Только помни свой путь, мой мотылёк
   Иди к перекрёстку всех дорог в сердце твоём
  
   Time is crossroads
   Time is in your blood
   Time is your destiny
   And, time is your next chance for relief
  
   Время, это перекрёсток
   Время в твоей крови,
   Время - это твоя судьба
   И время, твой следующий шанс к возрождению.
   This is my spell for you, my child.
  
   Таково моё заклинание, дитя моё
   I cross my fingers for double steps
   I cross my fingers for double steps ...
   I cross my fingers for double steps ...
   Я скрещиваю пальцы за неразлучных друзей
   Я скрещиваю пальцы за неразлучных друзей...
   Я скрещиваю пальцы за неразлучных друзей...
  
   - Спи, Тарош, спи, мой дружок. - всё тише говорила она, - Если бы я только знала, что я напророчила тебе, моя девочка, своими глупыми нескладными колыбельными... Про летящую сквозь время бабочку, мой Мотылёк Флавиар, про перекрёсток времён, про золотую нить жизни, про дружбу, любовь и предназначение. И про твоё сердце, которое будет помнить всё, вечно. Прости, не уберегла я тебя. Дети? - последний раз вздохнула Дэлфиар и увидела их будто бы во сне, - Георг, Свенельд, Стилка, подождите меня. Я тоже уже иду, - и чуть улыбнувшись им, замерзая в сочельник, тихо умерла.
  
  
  
   ЭПИЛОГ
  
   Вскоре после гибели парламентёров, Флави и её друзей двадцатого мая тысяча триста семнадцатого года, в город Вустершир и его окрестности пришла чёрная смерть, чума, которая распространилась на всю центральную Англию. В 1348 - 1349 годах она повторилась толи, как наказание, толи, как расплата за безвинно пролитую кровь. Только, вскоре после сожжения повстанцев под стенами Уорикского замка, живые позавидовали мёртвым. Начался страшный голод, который продолжался три года.
   В самом начале исторического пути не согласных лордов против фаворитов короля Эдуарда, в небольшом малоизвестном сражении того же года близ Вустершира, хозяин Уорикского замка, граф Роджер Мортимер и его друг, граф Лонкастор, приказом которых были казнены договорщики и сожжены повстанцы, ими был сделан первый предначертанный губительный шаг. И история происшедшая в Вустершире и Уорикшире весной 1317 года, странным образом начала повторяться, только на другом уровне. Скажу только, что 16 марта 1322 года в битве при Боругбридже, "не согласные" против короля, войска того самого герцога Лонкастора, были разбиты. Сам герцог был захвачен в плен, и юный король Эдуард 22 марта 1322 года казнил его через обезглавливание.
   Странное совпадение, не правда ли?
   Теперь о Роджере Мортимере. Будучи фаворитом и любовником королевы Изабеллы, он достиг в жизни очень многого. К середине 1330 года он практически полностью захватил все земли и власть в стране. И какие бы не завязывались интриги около Роджера Мортимера и трона, королева Изабелла всегда поддерживала его и была ему надёжной защитой. Известно также, что она родила от Роджера двух детей о которых при дворе никто никогда не упоминал под страхом смерти. Но... В 1330 году наследному королю Эдуарду III исполнилось уже восемнадцать и в этом юном возрасте самодержцу хватило сил расставить всю власть по местам.
   По приказу молодого короля 19 октября этого же года в замке Нортгемптон лорд Роджер Мортимер был захвачен и затем переправлен в Лондонский Тауэр. После суда и страшных пыток, 29 октября он был перевезен на Тибурнский холм, причём его протащили за лошадью всю дорогу, а после избитого и окровавленного, повесили.
   Так для этого человека исполнились пожелания Флави.
   Что же касается, истинного наследника Уорикского замка графа Томаса де Бошана, которому в день казни Флавиар было всего четыре года. После смерти его отца графа де Бошана в 1317 году его опекуном был уже Роджер Мортимер и соответственно, он распоряжался всем. Мощный, непреступный замок Уорик, имел тогда стратегически важное расположение в центре английского королевства, и был таким же лакомым куском, для Роджера, как и плодородные земли принадлежащие старому графу де Бошан, который при жизни был его другом. Так вот, опекун не моргнув глазом женил пятнадцатилетнего Томаса де Бошан на одной из своих одиннадцати дочерей, Кэтрин Мартимер, которая была старше своего жениха на несколько лет. Не равным браком Роджер, казалось, навсегда закрепил своё влияние на этих территориях, но со временем сложилось не так, как он рассчитывал.
   Рассказывая о графе Томасе де Бошане, могу с уверенностью сказать, читатель, что он прожил яркую, славную боевыми походами достойную жизнь и родил много детей, но проклятие Флавиар настигло и его. 13 октября 1356 года он был предательски отравлен и в возрасте пятидесяти шести лет умер. Насколько мне известно, похоронен граф в Уорикшире, в местной церкви святой Марии. На его надгробии он изображён в доспехах. Томас нежно держит свою жену за руку. Но говорят, что его заблудшая душа до сих пор не может найти себе покой, так и бродит в стенах своего замка, пугая и наводя ужас на людей.
   Весь большой дом графов де Бошан, действительно, полностью иссяк через сто лет и закончился на бесплодной графине Анне де Бошан. Да и сам замок Уорик стал принадлежать, восстановившему свою силу и власть, королю. И последнее...
   Местные жители говорят, что на одной из стен Уорикского замка, башне Цезарь, и в её подземелье, в полнолуние иногда появляется привидение молодой девушки...
  
   Теперь, когда я дописываю книгу, я думаю: что такое эти сны, через которые пришла ко мне в юности эта история? Что такое: сны? Обыкновенная биологическая потребность нашего организма в отдыхе? Или некая тайная комната, в которой мы можем оказаться где угодно и кем угодно? Или это некий портал, тайная дверь в светлом потоке всепроникающего, вечно существующего разума, в котором запечатлены весь опыт и память, живших когда-то, людей? Что это такое, наши вещие сны? Кто с нами говорит через них? И как понять, что хотят нам сказать души тех, кто выбрал нас для завершения их самых сильных мечт и неоконченных дел? И кто те, кого мы без разбора клеймили и до сих пор клеймим: "Ведьма"? Честно? Я не знаю. Я лишь знаю то, что вся эта история мало похожа на сказку или вымысел.
   В десять лет началось моё "посвящение" в эту историю. В шестнадцать, я стала учиться задавать себе "правильные" вопросы и слушать. А начиная с двадцати лет, мой ум и сердце на долгие годы наотрез отказывались всё это слушать и воспринимать, а руки отказывались записывать. Не выдерживала я всего этого, много раз бросала, и отказывалась во всё это верить. Но куда денешься от собственных много раз повторяющихся назойливых снов и путешествий во времени? Пришлось согласиться на такую пытку, и проверять всё что удавалось запомнить и записать сразу после возвращения: были ли когда-то города с такими названиями, были ли люди с такими именами и фамилиями. В результате я поняла, что не схожу с ума, всё реально и следы тех событий можно отыскать и сегодня. Фила Дэлфиар, своими древними знаниями магии и безмерной любовью к дочери создала эту прочную "золотую" нить, благодаря которой нам четверым удаётся слышать и видеть друг друга. В результате многократных путешествий в ту историческую эпоху, я глубоко прониклась историей всех этих целительниц, приняла решение и дала слово Шато и Шарот помочь Флавиар разыскать воплощённого в нашем времени Ксандра. На то, чтобы сделать это у меня ушло тридцать лет жизни. Я сделала всё, что было в моих силах, но поздно поняла, что заплатила за дар "слышать", "видеть", "знать" и "путешествовать во времени", непомерную цену, своей кровью, жизнью сына и не только. Я нашла человека, душа которого когда-то принадлежала Ксандру, пыталась поговорить с Ксандром - Сашей в этой жизни, но как я и ожидала, это ни к чему не привело. Скажем так, что люди с тех давних пор очень изменились. Тогда я записала эту историю, чтобы он, прочитав её, сам, возможно, мог вспомнить хоть что-нибудь, разыскала и трижды пыталась её передать Ксандру-Саше. В 2006 году специально приехала в Россию, чтобы отдать рукопись лично ему в руки, но я снова чем-то испугала его и книга была им выброшена в мусорник. К слову, я сама боялась его, как огня, когда отдавала книгу. Виданное ли дело встреча через шестьсот лет?! И страх был вероятно обоюдный, видимо потому, что встретившись лицом к лицу, мы реально что-то очень болезненное и страшное напоминали друг другу. Возможно он чувствовал дух Флавиар во мне, и поэтому из всех находящихся рядом с ним женщин, он как-то выделял "меня" и почти сразу ушёл прочь и ни под каким предлогом не хотел просто поговорить. Оказалось поговорить НЕ просто о не простом.
   При последний встрече Саша пытался сбить меня своёй чёрной БМВ, нервно ударив по газам. А, я не успев сказать ему и двух главных слов и предупредить об опасности, о которой знала Флави, улыбалась Ксандру-Саше, задыхалась, краснела, чувствуя огонь и боль в груди, и, стоя на пути его машины в свои сорок пять лет, чувствовала себя девчонкой-подростком, у которой от волнения вот-вот остановится сердце. Я не сошла с его пути, ему пришлось остановиться. Меня в последний момент отвел в сторону какой-то человек, а Саша так и уехал не услышав главного.
   Теперь о самом тяжёлом: через год от той нашей встречи в Москве, двадцатого мая 2006 года, сын Ксандра-Саши, Дмитрий, получив пятого июня 2007 года смертельные ранения на автобусной остановке под колёсами другого чёрного внедорожника, в известный мне от Флавиар день, скончался в больнице. Никак не могу простить себе этого. Эта боль навсегда.
   А Ксандр-Саша снова, как и тогда, шестьсот лет назад, сбежал из ситуации столь болезненно напоминающей ему то, что так тщательно и глубоко спрятано в ДНК памяти его души. Именно поэтому он не был на похоронах сына, лишь одиноко попрощался с ним в морге и улетел на гастроли. Близкие ему люди слишком громко думали, обсуждая этот его поступок. Мне хорошо были слышны все их мысли. Но для себя я нашла объяснение и мне всё понятно, но при этом очень тяжело "видеть", как Ксандр всю жизнь продолжает бежать от себя. Да, к моему глубокому сожалению и я, как и Флавиар, ничего не смогла сделать. Ксандра - спасала, а сына его - не смогла. Мой дом не в России. Для меня сейчас всё это в прошлом, хотя, я надеюсь, что Саша все же когда-нибудь узнает об этой истории ещё в этой жизни, и всё с ним будет хорошо. Всё может быть. Я верю. Главное, я сдержала слово, данное Флавиар: нашла Ксандра, записала эту историю, а дальше всё в руках Божьих. Вся эта история, как Вы поняли - это почти и вся моя жизнь.
   Теперь расскажу Вам, читатель, что случилось с Ксандром после казни Флавиар шестьсот лет назад.
   Вскоре после её гибели, он осознал, понял и принял твёрдое решение, что больше не хочет никакого этого своего будущего потому, что не может и не хочет простить себя, за то, что не сберёг единственную, что была каждым его желанным дыханием, его жизнью, за то, что не спас, а подвёл, "убил" Флави.
   Будучи рожденным 12 июля 1293 года, мы сейчас можем сказать, что он Рак по гороскопу - это говорит о том, что он был человеком глубоко и тонко чувствующим, романтичным, где-то даже с мистическим мышлением. Но перенеся столь огромную трагедию, он загнал всю боль и скорбь в бездну своего душевного внутреннего океана так, что ни одна женщина за всю последующую жизнь так и не смогла понять, что с этим красивым парнем, мужчиной, стариком происходит. А, он отчаянно пытался забыть всё, что напоминало ему о Флавиар, он боялся собственной памяти, боялся себя! Сознание собственной вины не давало ему покоя ни днём, ни ночью, оно холодило кровь, сжигало и отравляло душу. И Ксандр искал отмщения и всюду искал свою смерть! Искал её в отчаянных боях за справедливость на стороне короля Эдуарда против герцога Лонкастора, Роджера Мортимера и Томаса де Бошана, и ещё где только придётся, прокладывал себе путь "огнём и мечом", проявлял недюжинную силу и не человеческую отвагу. Но...
   Но, он не знал,... не понял за своей сокрушающей болью потери любимой, что в действительности, он силой своего сердца, любви и отваги, спас Флави от её последних самых страшных минут. Спас её сознание от проживания мучительной смерти и освободил от агонии и страданий тело. И, конечно же, он не услышал последнее, обращённое к нему нежное слово Флавиар: "Благодарю. Буду любить вечно".
   С того самого дня Ксандр всегда был в пути, бежал от себя, но всё же в его жизни было много женщин, горячо желавших его, в объятиях которых он искал, но так и не нашёл покоя. Они рожали от него детей, но он об этом не знал и не хотел ничего знать. Ксандр опустошил много винных бутылок и погребов, ища забвения на дне, но по странному стечению обстоятельств, он всё ещё был жив, и готов был сражаться ещё и ещё. Кто его знал, мог с уверенностью сказать одно: его бережёт очень сильный Ангел. Ведь не может человек столь не щадящий себя и дёргающий смерть за усы, пережить три года голода, дважды эпидемию чумы, и оставаться в здравии и продолжать воевать почти до старости!
   Так вот, только в битве при Голбане, межу Лонкастерцами и Йорками, кроля Генриха VI и Эдуарда, Ксандр Тайлер, наконец, нашёл то, чего так отчаянно хотел и искал.
   В этот день двадцать восьмого октября, 1351 года Господь послал на землю сильный холодный ветер со снегом, который бил старика Ксандра прямо в лицо и слепил в бою. Он принял смерть от меча под сердце. Последними его словами были: "Прости меня, Мотылёк".
   Ну, вот и всё, пожалуй, читатель. Я, кажется, дописала эту историю, но мне есть, что Вам ещё сказать, точнее, повторить последние, адресованные мне, слова Флавиар - Мотылька, столь удивительной для меня девушки, сильного человека с большим, чистым, отчаянным и любящим сердцем.
   - Я лишь хотела Ксандру сказать...Понимаешь... он ведь спас меня тогда. Спас от мучительно долгой смерти. Я так люблю его... Так люблю! Мне не за что его прощать, а ему не в чем себя винить. Я счастлива, счастлива тем, что он был у меня такой! Никто и никогда не смог бы сделать большего для своей любимой, чем он! Понимаешь?!
   Я кивала и плакала.
   - Да, девочка, я понимаю. Я тоже так привязалась и полюбила тебя за все эти годы. И ты теперь, когда мне всё известно, уйдёшь?
   - Да, как обещала. Мне больше нечего здесь делать. Ты свободна от обещания, а я рассказала тебе всё, что помню, но Ксандр, рождённый в твоё время уже совсем не тот, каким я его знала. Совсем не тот. Мало что осталось от той души, которую я люблю. Мне жаль, что его истерзанная душа и сегодня по прежнему страдает, проходя через трудности жизни, которые лишь призваны пробудить его душу ото сна, а не сделать жизнь нестерпимой. У него на сердце слишком много всего связалось в неразрывный узел, который я тщетно пытаюсь ему помочь развязать во всех своих жизнях. Ксандр приложил все усилия чтобы забыть всё и, действительно, забыл всё. Себя забыл! Если бы он только мог услышать меня так, как ты. Я, похоже, ещё раз опоздала ему сказать главное, не спасла его сына и мне с этим не смириться вовек. Спасибо тебе, девушка - женщина с косичками, за помощь. Хорошо, что ты теперь знаешь всё и, пожалуй мне больше ничего не надо.
   - Да, девочка! Если бы я только могла разделить всю твою боль! - плакала я.
   - Ты это сделала.
   У меня было столь много чувств, что, если бы я только могла, обняла и прижала бы эту девчонку к своему сердцу, что есть сил и не отпустила бы от себя, как единственную дочь.
   - Я просто хотела сказать Ксандру-Саше, что ему не за что себя винить, не за чем мучить себя, притягивая тяжёлые переживания в его нынешнее время. Каждый раз, как я, почти найдя его в разные времена, хотела сказать ему то самое, главное,... я опаздывала, опять опаздывала и не находила нужных слов, будто у меня в груди горячий камень, тяжёлая ноша, которую усилием всего тела, всей души, ни поднять, ни передвинуть, - тяжело вздохнула она на последок, и переведя дыхание продолжила, - Пусть его прошлое больше не держит во тьме его сердце и душу, не томит в страшных пытках забвения и не прощения себя самого. Уже столько лет всё это длится! Пусть он будет свободен, счастлив и пусть Бог пошлёт ему настоящую взаимную любовь. Все женщины, которых Ксандр когда либо избирал, лишь искажённое, размытое его слезами моё отражение. Я же вижу это, и от этого не легче. На протяжении сотен лет я столько раз пыталась исправить эту не справедливость. А сейчас это особенно важно! И не только для нас двоих. Это важно для общего равновесия добра и зла, света и тени, во имя любви и справедливости, особенно на острие времён, в которых живёшь сейчас ты. Тебе самой ещё предстоит, мотылёк. Знаешь, я Ксандра столько раз находила в разные времена, так старалась быть с ним рядом, но он не меня видел. Разница в возрасте, в сословии, другой язык общения, воины, просто нет времени и ша-са... Всегда находилось что-то, что разъединяло и мешало. Такая судьба! И так иногда хочется остановиться в этом поиске, сдаться, принять всё как есть. Но, нельзя! Сейчас мне достаточно того, что хотя бы один человек знает о том, что случилось и о нас всю правду до конца! И у меня есть ещё силы и немного времени, чтобы попытаться ещё раз, последний, возможно, раз. Тебе самой в скором времени понадобятся все силы. Думаю, что не открою особый секрет, но и тебе тоже в этой жизни предстоит многое, и ещё нести груз обладания знаниями о которых говорить нельзя. А, теперь прощай, бабочка!
  
   Вот, я и осталась одна, поставила точку в этом деле, сделала, закончила всё, что было в моих маленьких человечески силах и считаю, что вполне заслужила, вздохнуть свободно. Сейчас мне пятьдесят. И прослеживая даты и события, как я делала все эти годы, мне случилось сделать небольшое, но яркое для себя открытие. Я тоже, как и Флавиар, была зачата в день весеннего равноденствия, точно так же, как и она родилась именно двадцатого декабря, но не 1296, а 1961 года, (год-перевёртыш) именно в воскресенье, в полнолуние, в канун одного из четырёх магических праздников года. И когда мне исполнится пятьдесят один (51 магическое число богини Прозерпины), это совпадёт с ещё одной потрясающей датой для нашей маленькой голубой планеты: 20.12. 2012 года. Красивые цифры у дня Апокалипсиса. Тоже "зеркальные". Но, что это означает для меня? И что Флавиар имела в виду, когда говорила: "Что у меня есть ещё силы и немного времени, и предстоит многое"? Поживём - увидим. Ладно. Устала я от этой истории и имею ещё время на небольшой отдых. Далее моего внимания снова ждёт Англия, моя работа, мои студенты и, иные знания и сказочные истории, которые произошли со мной в марте-апреле 2010 года в составе международной экспедиции "Тибет" к горе Кайлас, к святому озеру Маносаровар и Ракшас. Флавиар была права, это были потрясающе красивые и удивительные приключения в которых мне пришлось постоянно пользоваться этикой, знаниями и навыками, привитыми и полученными от теперь известных вам героинь. О! Вы не поверите в то, что произошло со мной в Тибете! Возможно я расскажу Вам и эту, и другие истории, возродившиеся из глубины третьего тысячелетия. Может быть, если успею.
   Но эта, пожалуй, окончена. Окончена, но всё же я приоткрою Вам ещё один небольшой секрет: Флавиар, как и все мои остальные внутренние женщины, сдержали слово и ушли. Ушли спокойно и легко. И мне искренне жаль, что прекратилось наше общение. Сейчас к этим женщинам - девушкам я отношусь уже иначе. Как к выросшим дочерям. А, сначала: как к наставницам, потом подругам, теперь, как к дочерям. Для них ведь время всегда одно и тоже, моё же -течёт.
   Знаете, всю жизнь полностью доверяя и идя в слепую по невидимой дорожке, по которой с юности вела меня душа Флавиар долгих и мучительных тридцать пять лет, меня сам в этой жизни нашёл Лобо. И это было огромное счастье встречи и жизни с надёжным старым четвероногим мокро носым другом, спина к спине, которое я никогда не забуду. Как не забуду и буду помнить вечно его добровольную невосполнимую жертву во имя жизни моего единственного сына. Вместе Шарот мы нашли в этой жизни и Свенельда, и мастера Михаила. С Флавиар мы нашли Георга, наткнулись шесть лет назад на того самого магистра ордена. Сейчас он в сане архиепископа. Ох была и встреча! И даже, как Вы поняли, мы с Флави нашли в этой жизни Ксандра. Представляете, он живёт в Москве!
   Наш совместный с Флавиар поиск был удивительным сложным и болезненным приключением, которое не раз ставило меня саму перед выбором: жить или не жить, стоящим мне моей собственной крови, потери сына и близких людей. Это было истинным открытием о понимании существования вечно живущей души, которое подарила мне Флавиар, Шато и Шарот. И я благодарю их всех за весь бесценный опыт, знания, за всё, что мне пришлось пережить вместе с ними рука об руку, сердце к сердцу. Ведь они сами, и их мудрые советы не раз спасали мне, моему второму сыну и моим пациентам жизнь.
   У меня под ногами твёрдая дорога и в жизни есть всё, чего я так хотела: настоящая любовь, бескорыстные друзья и женское счастье. Рядом потрясающий верный мужчина, с чистым, понимающим и любящим сердцем. Да, как вы можете догадываться, он тоже имеет прямое отношение к этой рассказанной истории. Так получилось, что мы тоже узнали друг друга. Не буду раскрывать эту тайну. Это совсем уже другая потрясающе красивая история. Главное у меня есть! И я знаю всему этому истинную цену. Шато, Шарот и Флавиар здорово меня обучили понимать, что есть главное! А то, что было и есть сейчас в жизни Ксандра - Александра, мне никогда не было нужно. Никогда! Ни известности, ни широкой славы, ни медных труб забвения, но я всё же почему-то и жду, и одновременно безумно боюсь возможной встречи с Ксандром. Пока мы оба живы - пожалуй, ещё не всё кончено! Хотя, мною и Флавиар, уже всё сказано. Не исповедимы пути...
   Оставаясь, по предназначению, в тени, я выполняю обязанности "рыцаря куда позовут", и делаю именно то, что должна, по призванию и по зову души. Я продолжаю учиться и получая знания у моего мастера-наставника по курсу метаистории и астрологии, обучаясь мыслить и воспринимать расширенным сознанием я, вдруг, поняла, что такая смерть Флавиар была нужна и оправдана. Как говориться: "хоть чучелом, хоть тушкой, но ехать надо" и надо выполнять своё предназначение. Исследуя историческую ситуацию Англии 1317-1351 годов я обнаружила, что после смерти явно не простой души в теле Флавиар, после запущенного ею импульса негодования и призыва к справедливости, вскоре были физически устранены узурпаторы власти, как и были устранены искажения понимания законности и права наследования по крови, что привело к восстановлению баланса, силе и власти великой короны Англии.
  
   P.S.
   И как бы мы не считали себя не зависимыми перед нашей прошлой историей, она все равно настигает нас в самые неожиданные минуты, чтобы показать нам наши ошибки, слабости и заблуждения. И если не знать и не помнить историю, не прислушиваться к внутреннему голосу нашей души и не решиться поступать правильно, а легко, мы, рано или поздно, рискуем навлечь на себя слишком пристальное внимание нашего Создателя.
   И, как оказалось, время не исцеляет память, повторяя и повторяя не сданные нами уроки. Мы никогда в точности не знаем кто или что сейчас находится под слепым прицелом нашего гнева. Но, это сердце, точно чьё-то любящее сердце, может даже наше собственное. И где искать это равновесие любви и ненависти, добра и зла? В сердце, дорогой мой читатель. В нашем с Вами живом, горячем сердце.
   Но, всё в нашей жизни в конечном счёте ради и во имя любви, во имя Великой Любви к Жизни и Жизни в Любви.
   Я научена моими наставницами ходить по земле не сминая травы. Каждый из нас выбирает себе дорогу сам, выстраивает свою жизнь сам, так как понимает или хочет и, если в ней, что-то не складывается, рушится, уходит в небытие - не на кого злиться и искать виноватого. Может просто оглянуться и посмотреть на себя, как Ученик на Учителя. Там, в зеркале юных глаз есть все ответы. Хорошо бы в глазах старика не было бы сожаления.
   С уважением к Вам, мастер Шайо.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"