Прогулка по Москве

Серое небо безразлично глядело на антрацитовые дома и улицы, даже лица людей, казалось, не смели противиться сложившемуся укладу. Катя вышла из подъезда, сегодня она решила снимать на ручную камеру обычную жизнь города, его повседневные события, моменты. Ей казалось, что каждый из дней имеет множество маленьких сюжетных линий, которые в итоге сходятся в общий грандиозный сценарий, весь его прочесть вряд ли удастся - слишком уж велик, но ведь у каждого дня свой особый ритм, настроение - их то она и надеялась уловить, запечатлеть.

10 утра. Катя заходит в вагон метро, осматривается, включает камеру. (В объективе)  На полу сидит парень, возле него на газетке аккуратно разложены огурцы, помидоры, колбаса. Он отрезает себе кусочек колбаски, кладет его на хлеб, медленно жует. Окружающие не обращают на него никакого внимания, с завистью смотрят лишь те, кто не успел позавтракать. Неподалеку от него стоит рыцарь. Обычный такой средневековый рыцарь, все как положено: латы, шлем, кольчуга и огромный меч в руках. У Кати только один вопрос: "Как он спускался по эскалатору?" После того как рассмотрела воина, девушка окинула взором сидящих людей, и про себя констатировала: "Кто-то акафист читает, кто-то в тетрадке строчит, вот мужичок засыпает, и на вагон весь храпит..."

Машинист объявляет очередную станцию. В вагон заходят двое: ухоженная дама, лет за сорок и ее дочь. На даме очень дорогая норковая шуба, которая то и дело распахивается, обнажая большую увядшую грудь в глубоком декольте. В молодости она, несомненно, была ослепительна, ее стареющее лицо все еще хранит печать былого великолепия. Точеный профиль, темно-каштановые волосы аккуратно собраны в пучок, она похожа на балерину. Дочь похожа на мать. Ей лет двенадцать, или что-то около того. Обе одеты блестяще. Женщины осматривают вагон, и заполняющих его людей, складывается впечатление, что в метро они на экскурсии: дочь задает вопросы, мать отшучивается.

Голос диктора объявляет: "Университет". Младшая озирается, стены станции облицованы старой желтой плиткой.

- Мам, мы, что приехали в туалет? - интересуется чадо.

(мать смеется)

"Осторожно, двери закрываются следующая станция "Воробьевы горы"...

На "Парке Культуры", Катя перешла на Кольцевую ветку, перед университетом ей нужно было заехать к хозяйке квартиры, в которой она жила - отдать деньги.

"Кольцо". Вагон битком набит, но в самом начале есть место, только на него никто не садится, потому что рядом спит бомж и от него естественно густо смердит.  Кате очень сложно снимать, но она старается.

Вагон полон, место свободно, бомж спит, все в порядке. В поезд вваливается очередная партия селедок, одна из них отделяется от общей массы, устремляясь к свободному месту: протискивается, проталкивается, словно ребенок, стремящийся поскорее выбраться из материнской утробы, секундное замешательство, мозг сканирует видимое... мысль... в глазах разочарование. Место свободно. Бомж спит. Все как прежде.

Нет, он не страшный и вдрибаган пьяный, он просто хочет спать, а что может быть удобней, чем Кольцевая ветка? Тепло, светло, и долго нет конечной! Катя с интересом продолжает его разглядывать. (В кадре) Совсем молоденький парень, русые кудри выбиваются из-под старенькой синей шапки, светло-серое совдеповское пальто с налепленными на него не то собачьими, не то кошачьими волосами, рваные кеды... и вдруг Кате захотелось разбудить его, позвать с собой, напоить чаем, уложить в свободной комнате, потому что очень плохо, когда человеку негде спать, она даже не могла выразить, как это плохо, но девушка ничего не сделала, просто вышла на своей станции и все.

Переход. В объектив то и дело попадают жалостные седые старушки, безногие, безрукие солдаты-инвалиды, таблички-таблички-таблички:

Дипломы.

Умирает сын.

Ребенок умирает.

Помогите Христа ради!

Ради Христа. Нужна операция!

Бывает, идешь в большом скоплении народа и случайно улавливаешь обрывочки чужих разговоров, но Кате почему-то казалось, что никакие это вовсе не обрывочки, а один глобальный общемосковский разговор.

  (В кадре две молоденькие девчонки)

  - Сто?

  - Да нет, двести.

  - Аааа, а я думала сто.

  - Не, уже двести...

     (женщины)

  - Ну, около тысячи примерно.

  - А я видела за две.

  - Не две, это дорого - максимум тысяча.

   (парень и девушка)

  -Штука баксов?

  -Нихера себе...

   (два мужчины)

  - Ну, чё у тебя с зарплатой то?

  - Хреново все...  

Камера разворачивается на 180 градусов, в объектив попадает еще одна обыденная парочка.

  Клиент. Интересует квартира на ВДНХ, 5 мин пешком.

  Агент. Не, это на сайте ошиблись, там 5 мин на маршрутке!

  Клиент. А цена 27 т.р, как указано?

  Агент. Не-е-ет, 30.

  Клиент. Скажите, а что по поводу агентских? У вас написано 13500.

  Агент. М-м-м-э-э-э, на самом деле 15 тысяч.

  Клиент. Девушка, а зачем вы все это пишете??? (раздраженно)

  Агент. Почему, да почему, скажите спасибо, что я вам сейчас реальные цены говорю, а не на месте!!!  

Скрипач во фраке исполняет Caprices in A-minor Ор.1?24 Никколо Паганини. Напротив, в обнимочку сидят два, умиленных его игрой столичных клошара. Бомжиха собирается закурить.  

(бомж бомжихе, отбирая сигарету)

- Тебе никто не говорил, что девушкам курить вредно?

Женщина безропотно отдает сигарету своему избраннику, кладет голову ему на плечо - полная идиллия.

Катя плелась к остановке нехотя, медленно-медленно. В окошечке то появлялись, то снова исчезали незнакомые люди. Камера судорожно выхватывала куски действительности, будто все время за ней не поспевая.

(В объективе мать и двое детей)

Мать. Миша, ты что с ума сошел бить папу по голове?

Сын. Ма-а-м, ну я же нечаянно!

Дочь. Мам, я есть хочу!

Мать. Э-э-э-м-м-м, ну, давай сейчас купим аскорбинку и поедим?

Дочь. (немой укор)

По тротуарам немилосердно начал хлестать холодный весенний дождь. Прикрыв голову капюшоном, а камеру краем куртки Катя добежала до остановки. Общественного транспорта здесь ждали, по всей вероятности, уже очень давно, не выдержав испытания, плюгавенький мужичок в клетчатой кепчонке начал злобно шипеть.

В кадре появляется мужчина, затем женщина, камера внимательно следит за их разговором: справа налево - слева направо.

- Сталина на вас нет! Вот когда Сталин был, трамваи всегда вовремя ходили. А если нет - расстрел. Расстрелять парочку водителей и все, сразу порядок будет!

Женщина, стоящая рядом. Да и тогда тоже не все ладно было.

Мужик. Чего это не ладно? Хлеб копейки стоил, молоко... Все были равны, одинаково все жили. Не было ни бедных, ни богатых... А сейчас??!!!

Женщина. Зато сколько судеб то загублено.

Мужик, не унимается. Все сыты были!

Женщина. А голод  тридцать второго - тридцать третьего забыли? Сейчас кто работает, тоже все сыты.

Мужик. А кто не работает? Кто бездельничает? Не проверяют! Раньше всех проверяли.

(пауза)

Сталин все мог! Сталин войну выиграл! Он во-о-он, какого Гитлера победил (всем своим видом изображает значительность Гитлера, а заодно и Сталина).

Женщина.  Чьей кровью то победил? Какой ценой?

Мужик (упрямо). Не зря ему генералиссимуса после войны дали!

Женщина. Он сам себе дал. Не приведи Господь второго такого.

Мужик (уже кричит). Дура, ты, глупая! Овца тупая! Ничего не смыслишь!

После некоторого ожидания трамвай все-таки замаячил на горизонте. Ропщущая остановка всей гурьбой бросилась ему на встречу. Мужчина все еще продолжал что-то кому-то доказывать, люди его сторонились... Катя быстро добралась до Аллы Алексеевны, передала ей деньги, и отправилась в университет.

Лекция по русской литературе. Преподаватель, как это водится, не удержался от патетической речи о судьбах русской интеллигенции, ласково намекая на то, что присутствующие студенты имеют к ней прямое отношение (могут стать, должны быть наследниками и продолжателями тех славных традиций). В это время симпатичный мальчик, развернув на задней парте свой беленький Macintosh, увлеченно смотрел мультфильм про розовую пантеру.

(та же лекция)

- Тургенев говорил, что вся его религия в письме Белинского к Гоголю. Надеюсь, вы его читали?

(все молчат)

- Или вы считаете, что чужие письма читать неприлично?

Выходя из здания на Моховой, Катя не без испуга заметила, что по Тверской, громыхая и скрежеща, едут танки, десятки единиц бронетехники, кругом солдаты и толпы ликующих. Признаться, девушка не сразу сообразила, что это репетиция Парада Победы. Среди сопереживающих стояла семья: мама, папа и маленький пятилетний мальчик, сидящий на отцовских плечах.

Камера снимает танки, слышится начало разговора, затем в кадре появляются беседующие.

Отец. Ну что сынок, будешь в армии служить?

Сын. Неа.

Отец. Почему это?

Сын. Я не хочу погибнуть.

Мать смеется

Отец. Так не все же, кто в армии служат, погибают. Я служил - не погиб. Дедушка служил - тоже не погиб.

Сын. А прадедушка???? (с недоверием)

Отец. А прадедушка всю войну прошел, защищал бабушку, прабабушку, всех защищал...

Сын. И вас с мамой тоже?

Отец. Конечно, нас тоже!

Мальчик смотрит на танки, печально вздыхает

- Ну и жуткие времена у вас были.

Немного прогулявшись по Тверской, поглазев на действо, Катя решила ехать домой, ближайшей станцией оказалась "Пушкинская". В вагоне к ней подсел весьма импозантный тип. Обычно, она с внутренним трепетом и свечением соглашалась на случайные знакомства и ухаживания городских сумасшедших, однако в этот раз подходящее настроение обошло ее стороной. Даже не смотря, на приличный вид кандидата в кавалеры - серая широкополая шляпа, и длинное синее пальто действительно очень шли мужчине, он как-то сразу ей не приглянулся. Вообще, нужно не более секунды, чтобы определить - нравится человек или нет. Все остальное время занимает анализ-синтез-анализ и, наконец, долгожданный ответ на простой вопрос: почему? Однозначно ответить, конечно, сложно - может быть, выражение его обремененного интеллектом лица  показалось ей слишком надменным. Когда человек, считает себя лучше и выше других, это как-то слишком сильно бросается в глаза, тут Катя чуть не ослепла. К тому же, незнакомец был явно подшофе, видимо ему просто не с кем было разделить радость этого промозглого дождливого московского вечера. Придвинувшись почти вплотную, кавалер осведомился о книге, которую читала девушка. Не зная чего ожидать от столь наглого вторжения, Катя молча повернула короткий толстый корешок под таким углом, чтобы ему стало видно. Это был сборник интервью с зарубежными рок-музыкантами. Чуть поморщившись, мужчина принялся рассказывать о том что, по его мнению, непременно должно было заинтересовать любительницу подобного чтива: сначала c видом знатока он говорил о применении light, а впоследствии и strong drugs в странах дальнего зарубежья, в чем обнаружил некоторые познания, затем, после серии односложных ответов, ухмылок и ужимистых кивков случайной спутницы, рассказчик решил сменить тактику и перешел к тяжелой артиллерии. Продекламировав пару программных стихотворений Бродского, но, так и не дождавшись отклика в ее сонно-васильковых глазах он надменно решил, что автор видимо слишком изысканно-сложен для его нерадивой попутчицы, так и не состоявшейся знакомки. Тогда мужчина поинтересовался, не из деревни ли девушка? На что, не желая вдаваться в обременительные споры и разъяснения, Катя ответила утвердительным кивком. Ее чуть не смыло волной презрения, однако old man предпринял последнюю ожесточенную попытку завладеть чужим вниманием и стал декламировать Новый Завет, глаза девушки расширились, предчувствуя неудачу,  он холодно кинул напоследок: "Не мечите бисера передъ свиньями, да не попрутъ его ногами" после чего горделиво выпрямившись, вышел в заботливо открытую машинистом дверь московского метрополитена. 

В этот момент на станции перед лестницей, ведущей к платформе, в нерешительности застыл совсем не трезвый человек. Его красное воспаленное лицо выражало все признаки мучительной внутренней борьбы. Он смутно предчувствовал, что лестница - не покорится. Впереди бушевал людской океан. Несчастный должен был что-то предпринять, собрать всю свою волю и сделать первый шаг. Медленно и очень значительно он заключил в кулак сначала одну, а затем вторую свою штанину, и как только мог, стал растягивать их в разные стороны, достигнув известного предела -  глубоко вдохнул и приготовился. Вдруг, воздушный поток от пролетающего мимо поезда подхватил его - подгоняемый ветром самодельный парусник стал маневрировать среди ступеней, успешно минуя каждую из них: "играют волны - ветер свищет, и мачта гнется и скрепит... Увы! он счастия не ищет и не от счастия бежит!"  

Эпилог.

Поздний вечер. Работающая камера стоит на тумбочке.

(В кадре) Мать и дочь сидят за столом. На тарелках жареная картошка. Вдруг, тарелка дочери начинает медленно двигаться по столу, описывая окружность. Мать удивленно следит за ней. Дочь спокойно ставит посуду на место, но тарелка, игнорируя ее волю, снова едет полукругом.

   Мать. Зачем ты это делаешь? (со злостью)

  Дочь молча подтягивает тарелку к себе.

  Дочь. Что делаю?

  Мать. Ты ее маслом намазала, да? Или стол? Ну, сознавайся...

  Дочь. Зачем? (удивленно)

  Мать. Я не знаю зачем... Это ты мне скажи, зачем?!

  Дочь. Ничего я не делала, она сама, разве ты не видишь? (пауза) Почему я у тебя всегда во всем виновата? А если сейчас землетрясение начнется, это тоже будет из-за меня, да?

  Тарелка снова отъезжает. Мать очень внимательно следит за ней.

  Дочь. Блин, даже не поесть нормально... (встает, выходит из-за стола)

Катина комната напоминала скорее мастерскую безумного художника, чем место пригодное для жилья: везде были разбросаны холсты, кисточки, краски, журналы, книги. Катя расстелила кровать, легла. Перед сном, она решила быстренько просмотреть отснятый материал: "Тарелка поехала,  подумаешь, любой школьник знает - это от того, что она горячая... а стол, наверное, был мокрый - элементарная физика, я то тут причем?" (перематывает, останавливается на том месте, где снимала парня в метро) "Не села рядом, не позвала с собой, бесконечные не... не... не, потому что я такая же, как и все в этом городе равнодушная, это вообще очень страшное слово, оказывается - равнодушие, а еще "бойтесь людей равнодушных". Что же тогда получается, я такая? Еще и трусиха, ко всему прочему: "Ой, что же скажет мама, что же она сделает - скандал!" Промолчала, просто вышла, так минутный порыв, с каждым бывает, проходит безболезненно. Интересно, все-таки, что ему снилось, иногда сны бывают намного занимательнее реальности, жаль, их нельзя снять, а если попробовать, то получаются не чудеса и фантасмагории, а какой-то шестичасовой Энди Уорхол" - подумала Катя, выключила камеру, и тут же заснула. Город, как и прежде, продолжал проигрывать свой бесконечный сценарий, движение не останавливалось ни на миг.