Аннотация: Сначала была одна фраза из А.К.Толстого, запавшая в память. Затем - фраза из А.Н.Толстого, случайно попавшаяся на глаза. И подумалось: два разных героя двух разных писателей - две исторические личности, казалось бы, полная противоположность друг другу... а ведь между ними все же есть что-то общее. И, быть может, некая мистическая связь...
Они были примерно одного возраста. Один неподвижно стоял у края крыши, скрестив руки на груди. Ночной ветерок развевал его длинные, чуть волнистые русые волосы, и это казалось единственным, что в нем жило. Воротник батистовой, с изысканным кружевом, сорочки был как будто отрезан ножницами, грубо, кое-как, и позволял заметить, что шея все-таки коротковата - пожалуй, единственный его недостаток. Он был очень красив, но холодной, неживой красотой античной статуи.
Второй тоже был красив, но по-другому. Весь его облик являл странную смесь мальчишеского задора и женственной изнеженности. Темные, ниже плеч, шелковистые кудри были растрепаны, в черных глазах пряталась лукавинка. Он полулежал, свесив с края ногу в сафьяновом сапоге с загнутым носом и поигрывая кисточкой опояски. Верхнего платья на нем тоже не было, а богато вышитая рубаха разорвана была почти до пояса.
Наконец темноволосому наскучило лежать и молчать. Гибким кошачьим движением он поднялся и, оказавшись рядом с товарищем, подцепил светлую прядь.
- Отросли?
Тот был заметно шокирован подобной вольностью, но все же ответил:
- Сразу. А вот сорочка так и не восстановилась.
Помолчал. Спросил в свою очередь:
- А у тебя?
- На волосы рыжий пес, слава богу, не покушался.
Темноволосый окинул товарища внимательным взглядом, особо задержавшись на отрезанном вороте. Заметил:
- Однако, будь у нас тогда эта ваша штуковина, это изрядно бы облегчило нам работу.
- Какую еще работу?
- Головы рубить.
Русый принялся расхаживать взад-вперед.
- Замечательно! - выговорил он с раздражением. - Я сижу на крыше с прислужником гнусного тирана и принужден выслушивать его циничные разглагольствования. Рубить головы! Убивать честных граждан в угоду коронованному злодею!
- Искоренять измену во имя единовластия! - возразил второй, вспыхнув. - А вы, ради чего убивали вы? В угоду безмысленной черни?
- Во имя власти народа!
Темноволосый усмехнулся.
- Однако ваше народовластие все равно обернулось диктатурой.
- А ваша сильная монархия не обернулась ли всевластием черни, произволом самого худшего сброда?
Помолчали.
- Между прочим, - ядовито заметил русоволосый, - твой государь, ради которого ты забыл и добродетель, и честь, казнил тебя по пустому навету, не помня былых услуг.
- А тот самый народ, во имя которого ты губил свою душу, свистел и улюлюкал, когда тебя тащили на эшафот.
- Меня не тащили, сам поднялся.
И снова повисла тяжелая пауза.
Черноволосый сел на край и принялся болтать ногами. Помедлив, другой присел рядом. Брюнет повернулся всем корпусом.
- Думаешь, это так приятно? - проговорил он почти жалобно.
- Не думаю, - второй покачал головой, словно раздумывая, стоит ли сказать больше. - Я столько раз среди ночи просыпался с криком... и услышать было некому. Пустой дом... да какой там дом, съемная квартира. И ни единой живой души рядом. Пустота. Темнота. Тишина. Надо было хоть собаку завести... но я вечно был в разъездах, то в армию, то по городам - кому было ее оставить?
- Нет, у меня была жена. И даже дети... - он мечтательно улыбнулся. - Хотя не так и часто мне доводилось их видеть. А тебе приходилось убивать своей рукой?
- В бою?
- В бою это не то. А вот когда врываешься в усадьбу - и всех, кто на пути... Потом льешь, льешь духи, а через персидскую сирень все равно кровью пахнет.
Он нервно отер ладони о рубаху. Задумчиво проговорил:
- А ведь мы честно верили, что так надо.
- И мы...
- Знали бы мы тогда, чем все это кончится...
- Бонапартом...
- Смутой...
Француз снова принялся расхаживать по крыше. Остановился у края, взглянул на расстилающийся внизу ночной город. Покачал головой.
- Не могу поверить. А ведь он всегда говорил, что есть что-то такое. Какое-то высшее бытие.
- А мой никогда и не сомневался. Бывало, часами молился, лоб разбивал до крови. Ада страшился...
Русский вскочил. Тоже поглядел вниз, с головокружительной высоты. Спросил с внезапным волнением:
- Как ты думаешь, а где они? В самом деле в аду?
- Не знаю, что и думать. Но, раз Высшая Справедливость действительно существует, должно быть, им тоже назначено какое-то искупление.
Француз еще раз внимательно посмотрел вдаль.
- Кажется, наша работа. Полетели.
Две пары черных крыльев зашелестели, расправляясь. Басманов первым взмыл в ночное небо. Через миг и Сен-Жюст сделал шаг в пустоту.
Они летели туда, где, пока еще незримые человеческому глазу, метались багровые сполохи начинающегося пожара. Ибо тот, кто привык убивать, должен когда-нибудь научиться спасать.