Аннотация: Жил-был на свете автор-фикрайтер. И вот однажды напала на него хандра. А что делать в таких ситуациях, известно всем - надо обратить эмоции в творчество!
Жил-был на свете Автор. И даже не такой уж и Йуный, пожалуй, даже можно сказать, что и опытный... и вот однажды напала на автора хандра.
Даже, вернее, так: Хандра. (Итак, в нашей истории уже два персонажа).
Следуя правилу экономии выразительных средств, предписывающему воздерживаться от описания того, что читателю и без того известно, мы не станем ее описывать. Ибо кто же не знает хандру! А если, паче чаянья, кто-нибудь все-таки незнаком - пусть почитает об этом у Пушкина.
Впрочем, наверное, все вы помните, если еще не забыли, что Автор был автором неюным и опытным, в студенческие годы (когда сдавал философию) читал дедушку Фрейда, да и по собственному опыту уже прекрасно знал, как быть в таких случаях: если надоедливую особу из семейства Чувств не удается просто прогнать, ее надо засублимировать. А проще говоря, на кого-нибудь сбагрить.
И посему автор, не теряя времени даром, заварил себе кофе (во фрэнч-прессе, черный, без сахара), сел за ноутбук и решительно утвердил руки на клавиатуре.
- Ну-ну, поглядим-полюбуемся, - ехидно прокомментировала Хандра, усаживаясь верхом на зеленую настольную лампу, откуда открывался замечательный вид на дисплей. (Знаете, автор был настолько неюный, что даже иногда говорил "дисплей" вместо "монитор").
- Увидим, - отрезал Автор и, протянув руку, щелкнул выключателем. С тайной надеждой, что, когда лампа нагреется и начнет припекать ей афедрон, Хандра обидится и свалит куда-нибудь к чертовой бабушке.
Автор подумал, и бойко начал набирать:
"Однажды на Ивана Грозного напала хандра..."
- Что было естественным его состоянием, - ввернула Хандра, болтая ногами.
- В промежутках между истериками и смертоубийственным юмором, - кивнул Автор, не переставая стучать по клавишам. - Тем лучше! Не отвлекай.
"Александрова Слобода замерла, словно сжалась, пришипилась, даже белые слободские стены казались серее под черными крышами. Государя одолела хандра. Ничего не хотелось, ничто не радовало. Механически, черною худою марионеткою, он двигался мимо беленых стен, поднимался в церковь, спускался в пыточную, входил в трапезную. Машинально ел; машинально слушал. Но даже песни кравчего ничего не задевали у него ни в душе... ни в теле."
- Стой-стой-стой, - Хандра с интересом свесилась с лампы, вглядываясь в строчки на мониторе. - Ты это слэш пишешь?
- Ясен пень. Я именно его, как правило, и пишу, - не слишком любезно откликнулся Автор.
- Ну и как же ты планируешь дальше развивать этот слэш, если Федькины песни в государе ничего не задевают - ни в душе, ни в теле?
- Отстань! Теоретик мне выискался... Белинский и Шкловский в одном флаконе! Это песни не задевают, а что-нибудь другое заденет. Пляски какие-нибудь... - Автор слегка призадумался. Вообще-то логика здесь присутствовала. - Может... - неуверенно предположил он,- может, пускай Феденька исполнит ему танец семи покрывал?
- И пяти подушек. Диванных! - фыркнула Хандра. - Нет уж, если у государя такая драматическая хандра, что аж стены посерели - то он не станет и смотреть никаких танцев, а выставит Федьку за дверь вместе со всем его покрывальным комплектом. И хорошо еще, если не пинком под...эммм... средоточие слэша. А если не такая - то нечего и огород городить. В смысле, фанфик писать.
- Ты ничего не понимаешь в литературе! - взвился Автор, точно ужаленный в... эммм... словом, вы догадались, куда. И совсем было собрался продолжить писать назло вредной Хандре, но... но немедленно оказалось, что писать у него не получается. Прямо совсем. Ибо Автор все-таки не был йуным, и чтил логику и обоснуй. А Хандра, может быть, и вправду не слишком-то разбиралась в литературе, но в хандре она разбиралась гораздо лучше Автора. По определению.
- Ладно, - Автор вздохнул и закрыл файл. И открыл новый. - Один, что ли, на свете фандом!
Хандра поудобнее развалилась на лампе, которая почему-то до сих пор еще не нагрелась.
- Значит, так... - сказал сам себе Автор.
"Китайский магазинчик буквально ходил ходуном. Стены стонали, стекла яростно визжали под тряпками, звери фыркали и чихали от пыли, но граф был неумолим.
- Я... не позволю... устраивать в моем магазине не-по-фен-шуйный бардак! - отдуваясь на каждом шагу и чуть-чуть побледнев, упрямо повторял Ди, яростно орудуя метелкой. - Ибо это достойный и уважаемый магазин графа Ди, а не квартира Леона Оркотта!
Наверное, в мире и в самом деле существует магия имен. А может, она возникает только у ками. И только в случаях особенного раздражения.
Едва внутри дома было произнесено имя "Оркотт", как снаружи детектив Оркотт, ступив на крыльцо, протянул руку к дверному звонку.
Китайский колокольчик разливался звонами ужасно долго, и Леон уже весь извелся ждать, когда наконец этот чертов китаец соизволит отворить... однако дверь отворил Тотецу. Морда у барана была малость чумазая, а рыжая челка накрепко увязана белою тряпкой, подозрительно напоминающей хатимаки.
- У графа хандра, - сообщил Тотецу, в кои-то веки даже не примеряясь кусаться. -А когда у него хандра, он всегда принимается за уборку. С пяти часов утра... так что кондитерская за углом, килограмма три, не меньше, и обязательно с шоколадной крошкой. А это давай сюда, - баран когтистой лапой подцепил перевязанную золотистой ленточкою коробку. - Кондитерская работает до шести, если поторопишься, то успеваешь. И желательно с фруктовой начинкой и миндальными лепестками. Да, а мне - колбасы. Большую каталку. Чтобы я не проболтался графу, какой маленький тортик ты ему хотел притащить, - Тотецу плотоядно облизнулся. - Твердокопченую, с дымком и с маленькими жирочками. И чтобы никаких ароматизаторов и красителей!"
- Знаешь что, - задумчиво склонив голову набок, проговорила Хандра, - по-моему, тебе стоит пойти поесть.
- Жрать на ночь вредно! - возмутилась блондинка. (Ибо в действительности автор был блондинкой. Ой... как-то это плохо звучит. Лучше блондином... была. Ох... еще хуже. Что же, похоже, придется и впредь обходиться без заместительных синонимов).
- Тогда написать кулинарную книгу, - внесла предложение Хандра.
- О! А это идея! - загорелся Автор. - Точно! Я напишу кулинарную книгу графа Ди!
- Вообще-то ты пишешь фанфик про хандру, - сообщила Хандра и пушистой лапкой почесала то место, на котором сидела.
- И пишу! И напишу! - упрямо подтвердил Автор. И закрыл и этот файл. Про Ди и колбасу как-то разом перестало писаться тоже.
Найду другой фандом. Вот найду и напишу. По любому другому. Да хоть по Толкиену! Вот!
"Кто ведает, хандра - порождена ли она искажением, или, быть может, в той Песне, коей сотворенный были эльфы, для них уже был приготовлен этот тяжелый дар?
Маэдрос хандрил..."
- Ему Фингон не дал, - немедленно съехидничала Хандра.
- Да я тебе!..
- Покататься на пони. По Валинору. Подойдет основание для хандры?
Хандра болтала на лампе ножками, хихикала, ерзала и возилась, но сваливать тем не менее совершенно не собиралась.
- Нет! - буркнул Автор. И deletом стер слово "Маэдрос".
Итак,
"Трандуил хандрил..."
- Вследствие чего послал за вином. И напился до хоббитячьего визга, - внесла Хандра конструктивное предложение.
Автор чертыхнулся сквозь зубы и снова нажал на delete.
- Ладно, не Трандуил - тогда... тогда пускай хандрит... Элронд, вот.
- Ему некогда, у него трое детей.
- Тогда Феанор.
- Было. Вся шестая, седьмая, восьмая, а также половина девятой главы "Сильмы" посвящены именно этому.
- Гил-Галад.
- Ха! Не верю (с)
- Фродо!
- Не ново. Причем у тебя же и было.
- Гном Гимли!
- Вот это уже интереснее, - Хандра все-таки сползла с абажура зеленой лампы и переместилась на выгнутую ножку, и оттуда заинтересованно заглянула в пустой пока еще монитор. То есть не совсем пустой... то есть не монитор - а пустой вордовский документ на мониторе. - Только ты не боишься нарушить 15-ФЗ от 23.02.2013? Ежели гном основательно захандрит.
Автор тоже хандрил, и весьма основательно, поэтому ему было лень набирать в строке поиска номер закона и проверять, что он там может нарушить. Вместо этого он стал перебирать в уме некурящих персонажей Профессора. Но увы... эльфам, наверное, по причине малой их искаженности, что-то никак не хандрилось. Разве что так хило, что об этом не стоило и писать. Гномы могли бы хандрить хорошо, впечатляюще и со вкусом, но см. выше. А прочие расы Арды, честно признаться, были Автору глубоко до галадриэлевого фиала. А в переводе с синдарина на русский - попросту до фонаря.
Однако сдаваться он решительно не собирался. И поэтому сходил на кухню, заварил себе еще кофе (хотя и каждый день говорил себе, что надо пить кофе как можно меньше, но каждый день находил причины, почему сегодня можно сделать исключение), и, пока руки его осуществляли привычные манипуляции с ароматным коричневым порошком и свистящим чайником, голова вдали от Хандры активно работала, и выдала наконец такой результат: на фиг фанфики, надо писать ориджинал!
Когда автор вернулся в комнату, у него уже была готова идея. И, не тратя времени на препирательства с Хандрой, он начал писать:
"Жил человек по имени Хёгни. Это был знаменитый викинг и скальд, и много сохранилось о нем рассказов.
Как рассказывают, однажды на Хегни напала хандра. Да такая, что впору было утопиться. Или взять топор и разнести всё вокруг."
- Хм, хм... - подала свой голос почти совсем забытая было Хандра. - Любопытно. Насколько я знаю твоего викинга... а я его чуток знаю, поскольку к тебе как раз заглядывала, когда он родился... то если ему захочется утопиться, то он тотчас же пойдет и сиганет во фьорд со скалы. А если захочет что-нибудь разнести - не откладывая дела в долгий ящик, возьмет топор и разнесет к йотуновой матери. - Хандра пару раз пошмыгала носом, втягивая ароматный кофейный пар, так что Автор на всякий случай переставил чашку подальше. А то вдруг Хандра в нее свалится! - Что-то тут не складывается... о, поняла! Ты напишешь рассказ о том, как скальд так и не смог решить, чего ему больше хочется - утопиться или всё разнести... и назовешь его "Хегни и буриданов осел".
- Тьфу на тебя! - плюнул с досады Автор. Разумеется, фигурально, ибо, во-первых, он был автор культурный, а во-вторых, в состоянии хандры убираться не любил даже еще больше, чем в остальное время. Ориджинал тоже отпадал, по чрезвычайно веской причине: Хегни скальд жил в XI веке, а Буридан со своим ослом - аж в XIV. - Еще чего выдумала - сравнивать с ослами достойных викингов! И вообще, ему при Стамфорд-Бридже еще погибать.
Автор встал и прошелся по комнате, постоял у окна, глядя на ночные огни, отражающиеся в глянцевито блестящем обледенелом асфальте. Когда он вернулся к столу, обнаружилось, что Хандра наконец-таки слезла с лампы и разлеглась, точно на диване, на толстом томе "Домашнего быта русских царей", подложив под локоть вместо диванной подушечки Дика Фрэнсиса, покетбук, в мягкой обложке.
- Я понял, - сказал сам себе автор, вдохновленный не то огоньками, не то Диком Фрэнсисом. - Это всё не работает, потому что уже отработано. Надо взять что-нибудь вообще, совершенно новое!
Автор снова встал и снова прошелся по комнате, и еще минуты три постоял у окна, глядя на отражения ночных огней.
Допустим... допустим, так.
"Я сидела на подоконнике и смотрела на освещенные окна Хогвардса. Впрочем, отсюда видно было только одно Гриффиндорское крыло, но и этого было довольно. Там, за окнами, ходили и что-то делали люди... Кто-то другой, наверное, сейчас увидел бы только темный почти бесформенный массив, расцвеченный россыпью бледно-оранжевых огней. Но у меня не человеческое зрение, и потому мне прекрасно были видны не только каменные фигуры карниза, но и живые темные фигуры, движущиеся в оранжевых квадратиках окон. Они передвигались... останавливались группами... они говорили между собою. Беседовали. Общались. А я - сидела здесь на окне в полном одиночестве. Кто бы только знал, до чего же мне было тоскливо... Но есть вещи важнее одиночества и хандры. Я потянулась, вонзая в подоконник острые когти. У меня была своя миссия, и ради нее я и сидела здесь в этот час."
- Мери-Сью, - зевнула Хандра со своего "Домашнего быта...".
- А вот и фиг вам! - злорадно прищурился Автор и продолжил:
"- Кудряшка! - раздалось за моей спиной. - Кудряшка, ты готова?
Я услышала, как заскрипела, отворяясь, дубовая дверь совятника."
- А это была сова! А совы Мери-Сьями не бывают.
- Расскажи это своей бабушке, - ворчливо отозвалась Хандра.
Автор оживился:
- А это идея! Вот допишу - и бабушке и расскажу.
Идея была прекрасна. Всем, кроме одного пустяка. Автор представления не имел, кто такая эта сова Кудряшка, что за миссия ей поручена, и куда она вообще может полететь из Хогвартса... кроме как на фиг.
Некоторое время автор тоскливо смотрел на почти пустую (занятую едва ли на четверть) белую страницу на мониторе, но в конце концов закрыл и ее. С такою же безнадегой посмотрел на битком набитый коммандер с позорно крошечными размерами файлов, зачем-то щелкнул мышкой, сортируя файлы по дате, прокрутил колесико мышки, скользя взглядом сверху вниз... к первому документу за сегодня. Что-то такое крутилось у него в голове... что-то, только бы зацепить... автор почесал у себя в затылке, взъерошивая светлые волосы... и...
- Эврика! - Автор даже подскочил на стуле. - Есть один такой персонаж - у которого были замечательные, впечатляющие, драматические хандры, к тому же очень похожие на мою.
Хандра подперла мохнатой лапкой щеку, задумчиво и долго глядя на Автора:
- Если это тот, о ком я думаю... то даже и не знаю, кому ты сейчас больше льстишь: себе или мне.
Автор только фыркнул, нажимая значок "Создать файл".
"Дни ползут однообразные, набитые какими-то событиями, делами, людьми, и все же пустые. Тянутся, черно-серые и бесконечные, как невыносимо скучный фильм, так худо снятый по свету, что просто хочется раскрасить его вручную,
как когда-то раскрашивал красный флаг в собственном.
Только вот для жизни, в отличие от целулоида, еще не придумали красок.
В английском языке есть такое слово "spleen".
По-французски - un spleen...
Раз уж взялся, припоминаю и все остальные языки.
По-немецки schwermut;
По-испанскиel bazo
ну а по-русски - попросту хандра.
Похоже, именно с ней мы нынче и свели знакомство..."
Автор, скосив глаза, глянул на что-то подозрительно помалкивающую Хандру. Та приподнялась на локте, неохотно пробормотала:
- Два "л". Целлулоид пишется с двумя "л".
Автор кивнул, продолжая писать.
"Хожу, говорю, пишу, преподаю. Что делать - необходимо. Ощущаю себя выпотрошенным броненосцем, вывернутым наизнанку. Нежнейшая кровавая мякоть,обрывки нервных волокон, бесстыдно выставленные наружу, реагируют болью на каждое малейшее движение воздуха, на всякую опустившуюся пылинку... впрочем, нервные волокна постепенно уже отмирают, отгнивают вместе с сосудами, которым уже неоткуда сочиться кровью, вместе с остатками мяса. А внутри, то, что при usual order of things должно быть снаружи, свернувшийся в шар панцирь окружает пустоту.
Внутри пустота,
там, где полагалось бы быть сердцу -
пустота, заключенная в броню.
Шар пустоты.
Микрокосм пустоты...
одиночества.
Одиночество - удел царей и поэтов. Этим можно даже утешаться, при желании. Consuelo... я услышал это слово в Мексике. Утешение. Девушка в шерстяном покрывале, с кувшином на голове, склоняющаяся к тащащемуся на коленях к храму на вершине пирамиды паломнику, чтобы смочить ему растрескавшиеся от жары пересохшие губы. Мне такого утешения не дано. Одиночество... беспросветное ощущение собственного одиночества и ненужности.
Никому в этом мире.
Ты не нужен ни одной живой душе в целом свете. Для одних ты - всего лишь досадливая помеха, от которой хочется отделаться поскорее... лучше бы попросту отмахнуться, но как ни крути, Эйзенштейн - мировая знаменитость, а от знаменитости не отмахнешься просто так, как от мухи, приходится отделываться. А для других - попросту безразличен..."
Часы в правом нижнем углу экрана показывали 03.27. Автор дописал седьмую страницу, все еще не перейдя от экспозиции к побуждающему происшествию (по классификации Роберта Макки), потянулся, расправляя затекшую спину, кинул взгляд на Хандру.
Хандра спала безмятежным и крепким сном.
Автор злорадно потер руки, собираясь взять Хандру и выставить за дверь. Но... хм. На улице все-таки была зима и холодно. А если вынести только за дверь в коридор - так завтра рабочий день, с утра народ ломанется толпой - так затопчут нафиг.
Автор вздохнул, накрыл спящую Хандру салфеткой, на которой раньше стоял кофе, пришедшейся как раз по размеру, и отправился на кухню - лопать арахис в сахаре.