Признаться честно, киновариант мне понравился больше. Но и в пьесе есть несколько любопытных моментов, не попавших в фильм Гайдая.
Пьеса ценна как доказательство того, что новомодный жанр "попадалова" в действительности весьма стар (и даже еще старше: чем Алиса не попаданка?).
Из значимого отметим, что у Булгакова фигурируют опричники, которых Гайдай заменил на сравнительно безобидных стрельцов. Они и правильно: кабы вместо удалых молодцов в красных кафтанах на экране появились суровые люди в черном, да еще с собачьими черепушками - тут бы все веселье и кончилось.
Н.М.Карамзин. "История государства Российского". Т. 8-9.
Вот с чего следовало бы начать! Поскольку именно Карамзин сформировал канон, который все последующие историки либо развивают, либо оспаривают (собственно, это относится не только к Грозному!).
Итак: "Рожденный с пылкою душою, редким умом, особенною силою воли, он имел бы все главные качества великого Монарха, если бы воспитание образовало или усовершенствовало в нем дары природы". С воспитанием не сложилось. Однако появилась Избранная рада и - "здесь начинается эпоха Иоанновой славы, новая, ревностная деятельность в правлении, ознаменованная счастливыми для Государства успехами и великими намерениями".
Но хорошее время кончилось - началось дурное. "Москва цепенела в страхе. Кровь лилася; в темницах, в монастырях стенали жертвы... Нет исправления для мучителя, всегда более и более подозрительного, более и более свирепого; кровопийство не утоляет, но усиливает жажду крови: оно делается лютейшею из страстей, неизъяснимою для ума, ибо есть безумие, казнь народов и самого тирана".
Словом, дав убийственную характеристику первому русскому царю, Карамзин заключает: "Но отдадим справедливость и тирану: Иоанн в самых крайностях зла является как бы призраком Великого Монарха".
В целом Скрынников воссоздает вполне традиционный образ Ивана IV как человека одаренного, но обуреваемого страстями и не способного себя контролировать. При этом государь выглядит чудовищно зависимым: молодого Ваню историк вообще лишает малейшей самостоятельности (даже с Андреем Шуйским расправился не он!), да и далее то и дело проскальзывают замечания, дескать, царь без чужого совета не мог ничего решить, даже невесту выбрать.
Любопытна трактовка опричнины: по Скрынникову, она была направлена не против аристократии в целом, а имела антикняжескую направленность. Т.е. главной целью ее было путем передела земли подорвать экономическую мощь (а, следовательно, и политическое влияние) ряда княжеских домов, прежде всего Суздальского. Кроме того, историк выделяет "первую" и "вторую" опричнины: в 1565 году было казнено всего пять человек, стоило бы ради одного этого весь огород городить! А вот позже, когда недовольство опричниной достигло критического уровня, она и превратилась в чисто репрессивную машину. (Кстати, четкий раздел на два периода прослеживается и у Эйзенштейна).
О ужас! Скрынников посягает на святое, на опричную символику, вполне логично замечая, что "опричники не могли иметь при себе отрубленные головы собак, потому что летом им пришлось бы в силу естественных причин менять эти головы ежедневно... В любом селе или городе собаки встречали опричников громким лаем и кусали... опричники безжалостно убивали собак, нередко заодно с хозяевами". У него же находим уже попадавшееся мне раньше мнение (хотя не знаю, кто его высказал первым), что так называемый "слободской орден" или опричный монастырь возник не вместе с самой опричниной, а гораздо позже. Скрынников дает довольно любопытное объяснение этому феномену. Также интересна оценка Синодика как "конспекта утраченного опричного архива".
Вообще из всех прочитанных мной на данный момент книг именно эта представляется наиболее серьезной и аргументированной.
Краткое содержание: нехороший человек этот Курбский.
Д.Н.Альшиц. "Начало самодержавия в России".
А вот здесь, наоборот - все против канона, что ни глава - новая мысль на грани сенсации: про неизвестный автограф Ивана Грозного, про опричника-самозванца Штадена, а самое главное, вот про что: "логика развития монархии в сторону установления единодержавия естественно и неизбежно вела к такому порядку, который по своей сути не мог быть ничем иным, кроме порядка опричного". Не следует думать худого, автор не одобряет террор. Однако он фактически приравнивает самодержавный способ управления к опричному. А отсюда логически вытекает вывод: Иван Грозный так и не отменил опричнину, а всего лишь сменил одиозное название на нейтральное "Двор".
А что, и Пикуль про Грозного писал? Еще как! Вернее, писал он, как обычно, о моряках - об английском мореплавателе Ричарде Ченслере, посетившем Московию в те времена, когда "Иван Грозный еще не был... грозным!".
Очень любопытная миниатюра, читается с удовольствием.
Характеры, по сути, те же, что и в "Князе Серебряном", разве что Годунов стал еще циничнее. Показательный кусочек: Иоанн надумал покаяться в грехах.
Ш у й с к и й
Помилуй, государь! Тебе ль у нас
Прощения просить?
И о а н н
Молчи,холоп!
Я каяться и унижаться властен
Пред кем хочу!
Всю пьесу ждала, когда же Иоанн с душевным сокрушением вспомнит тех, кого погубил в первой серии. Не дождалась! Были озвучены две знакомые фамилии, но, судя по контексту, скорее всего имелся в виду исторический Петр Серебряный и еще кто-то из Синодика, а не персонажи романа. И ни Вяземского, ни даже Басманова!
Зато снова появился беспорочный, без страха и упрека, белый-белый и пушистый "без пятнышка, как снежная равнина" витязь Никита Романович - правда, на этот раз не Серебряный, а Захарьин.
И еще пара баллад этого же автора - они короткие, поэтому буквально по нескольку слов.
Герой-то Репнин конечно герой, но это ж надо было выбрать момент - к пьяному царю с нравоучениями лезть! Он и по трезвой-то их не слишком охотно слушает.
Иоанн - тиран, Шибанов - герой, Курбский - СВОЛОЧЬ!
Еще одна баллада, точнее, дума.
К.Ф.Рылеев. "Курбский".
А вот поэт-декабрист к князю-изменнику гораздо снисходительнее: "позор и слава русских стран"... ах, бедный, бедный! "Я все стенаю, и грущу, и на пирах сижу угрюмый... сколь жалок, рок кому сулил искать в стране чужой покрова".
Следующие книги не совсем в тему, но упомянуть стоит.
Н.С.Борисов. "Церковные деятели средневековой Руси XIII-XVIIвв"
Как можно догадаться из названия, царь здесь постольку-поскольку, основное внимание уделено тому, как дрались между собой церковники - а это нечто! Хотя автор и заявляет, что "мы слишком обеднили бы историю русской церкви, а вместе с ней и историю страны, стремясь объяснить поступки ее деятелей одними лишь корыстными соображениями и холодным политическим расчетом", основная тенденция именно такова. Впрочем, митрополит Филипп изображен с большой симпатией, а Иван IV лаконично охарактеризован как "неуравновешенный, склонный к покаянию".
А главный вывод рассматриваемой главы таков: царь превратил монастыри в тюрьмы, чем сильно испортил церковные нравы.
Д.С.Лихачев. "Великое наследие".
Две главы посвящены сочинениям Ивана Грозного, в частности, доказывается подлинность его переписки с Курбским.
К.С.Бадигин. "Кораблекрушение у острова Надежды".
Продолжение романа "Корсары Ивана Грозного", о котором я не могу сказать ничего, поскольку пока не читала.
Собственно, роль Ивана Грозного в этом произведении исчерпывается тем, что он в нем умер. Но умер, как можно догадаться, не просто так... А вообще в книге живут параллельно, лишь изредка пересекаясь, два абсолютно несхожих мира: мир столицы с ее запутанными и довольно-таки скучными интригами и драками за власть - и мир Севера, полный суровой романтики. Лично мне второй понравился больше.
В.А.Бахревский. "Василий Иванович Шуйский, всея Руси самодержец".
Эта книга должна была быть рано или поздно написана.
Иван Грозный здесь присутствует, и весьма колоритный, но книга, собственно, о том, до чего он довел страну, и о тех, кому все это пришлось расхлебывать.
О Василии Шуйском в школьном учебнике сказано мимоходом и пренебрежительно: "между тем бояре поставили своего царя" (за точность цитаты не ручаюсь, но смысл таков). Смутный царь смутного времени? Нелепый коротышка с вечно воспаленными глазами, то и дело пугающийся едва не до обморока, начисто лишенный всякого внешнего обаяния, всякой харизмы - и он же мужественный человеком и патриот, отчаянно пытающийся удержать рассыпающуюся страну. Реальный Шуйский (как и книжный) совсем немного не дожил до Победы. Он умирает в плену, потеряв все, но не честь. И не случаен посмертный образ, в котором он в последний раз явится любимой женщине: "в оконном углублении, склонив голову на раскрытое крыло, лежал белый мертвый сокол".