Аннотация: Совсем маленькая попытка взглянуть на ценность жизни
- Давай выпьем.
- Давай.
Они чокнулись. Звон быстро поплыл по кухне и также молниеносно исчез. А там, снаружи, завывал ветер, раскачивая тополя. Уже пятый час утра и еще темно. За окном виднеются кое-где светящиеся желтые прямоугольники девятиэтажки напротив. А здесь нет света, так что на стол поставлена свеча. Пустая бутылка из-под пива и полупустая с домашним кислым вином. Весь дом спит, только эти двое сидят и смотрят на пожелтевшие обои. Выпили до дна и с печалью уставились оба на оставшийся алкоголь.
- Ты отчет написал?
- Нет.
- И я нет. А когда писать будешь? Завтра же уже нести его, можно сказать, даже сегодня.
- Без света писать не буду. Только глаза портить.... И тебе не советую.
- Да я и не собираюсь. Всё равно нам ничего за это не будет. Закатит глазки, вздохнет и ручкой на нас махнет....
После короткого молчания сидящий слева спросил:
- А остальные как? Отдали свои уже?
- Кажется, да.
Замолчали снова. Сидящий справа отчаянно пытался придумать, что бы такое сказать или спросить, но попытка не увенчалась успехом. Молчание длилось минуту-другую, пока, наконец, не выпили снова. Тут второй вдруг подумал, что противное вино наводит его на мысль о незрелых яблоках и сливах, а они, в свою очередь, вызывают горький образ начальства.
- Слушай, а если не сойдет с рук? Нас же могут турнуть оттуда, - сидящий справа начинал беспокоиться.
- Да ладно. Кому это надо. Будут держать до последнего.
Пауза. Тишина ощутимо напряженная. Надо, надо что-то сказать, но в голове спиртовая дымка. Сидящий слева уткнулся в телефон, улыбался, отправляя кому-то сообщение. "Сколько ж у него в асе баб, интересно? Человек пятьдесят?" - мысль неплохая, но второго больше тревожил несделанный отчет. Он состоял из множества пунктов, требующих обязательного заполнения. Здесь не было альтернативы. Шаг в сторону или подъем головы вверх карались. Точно так же, как и взгляд вниз. Было с радостью и воодушевлением объявлено, что отчет должен быть готов и представлен к рассмотрению двадцатого числа.
- Ну вот зачем, скажи мне, мы вообще его делаем? Смысл? Ведь будет где-нибудь в закромах валяться триста лет, пока в пыль не обратится. Кому он нужен? - сказал второй в сердцах, изгнав застоявшуюся тишину, взмахнув в негодовании рукой.
- А? - первый продолжал насиловать кнопки своего мобильника, не поднял глаза и не отвлекся.
- Я говорю, толку от этого барахла, что мы его пишем?
- Ну, мы его как бы и не пишем....
- Я вообще говорю. В прошлые годы писали, в следующем опять писать.
- Ну, понимаешь, у них там план. План по заполнению полок бумагой.... За год он должен быть выполнен. Перевыполняешь - премию дают. Пока план не выполнен на свободные места ставят вазы и книги всякие.... Чтобы при проверках была видимость наполненности. Премия, кстати, в виде чистой бумаги для принтера. У нас там ей радуются некоторые больше чем зарплате.
- Очень смешно. Я с тобой серьезно, а тебе всё бы поржать.
- Да. Вышестоящее начальство следит за ходом дела. Если к концу года исписанной бумаги нет везде на полках и в коробках под столом, то приходят и забирают из принтера бумагу. И нам, страдальцам, приходится дома от руки писать. А если всё в порядке, то макулатуру забирают, делают из нее самолетики и пускают своим ходом в министерство.
- М-да....
- А в министерстве потом возмущаются, что им туалетная бумага мятая приходит. И вообще они предпочли бы, чтоб она была свежая и чистая. Но тогда наши господа не смогут тешить себя, что, дескать, они нас наставляют, и что путем написания многих знаков на листе мы типа развиваемся и вносим недюжинный вклад в науку.
- Вот я о чём и говорю. Смысла же нет, не было и не будет.
- Потому, что контролирующие силы не любят оригами из чистых листов складывать. Оно тогда на гражданскую авиацию похоже становится, а им нравится, чтоб самолетики были как военные самолеты, в камуфляже.
- А такие хоть бывают? - у него слегка поднялось настроение.
- Да черт его знает... тебе привет от Настюхи. Гуляет где-то, - на протяжении разговора сидящий слева не отрывался от телефона.
Сидящий справа вновь сник. Очередной привет уходит в глубокую темную нишу памяти. В оконное стекло что-то ударило, должно быть, летевший жук. Свеча догорала. Второй кусал ноготь большого пальца, первый сделал недовольное лицо - в мобильнике наконец-то сел аккумулятор.
- Как ты думаешь, если мы совсем писать откажемся, что тогда? - сказал робко сидящий справа.
- Ну, тогда нас выдворят.
- Я вот думаю... у нас же всё будущее наперекосяк пойдет.
- Определенно.
- То есть, получается, что весь наш успех, вся жизнь зависят от... писанины?
- Ну, не только, - произнес первый лениво. - Еще временами нужно бегать, прыгать и колесом ходить.
- Но это же ужасно....
- Конечно. Только что тут поделаешь? Это, дружище, жизнь наша. Выхода тут нет.
Молчание наступило и стало совсем тягостным. Второй глубоко задумался. Писать, писать, еще раз писать для того, чтобы писать. Перед глазами буквы складываются в слова и плывут справа налево. Подушечки пальцев обретают тепло затертых за день клавиш. И еще раз - писать!
- Мама расстроится....
- В смысле? Ты о чём? - спросил сидящий слева, глядевший до этого в темное окно.
- Выхода же нет. Я понял.... Я не хочу превращать эту поганую жизнь в отчет.
- Ну, так не превращай....
- И что? Ничего не изменится. Я в любом случае сгнию. Слушай... это непросто, но пойми. Я так жить не хочу....
- Ну, так не живи! Твое право.
- То есть... ты тоже так думаешь? - второй изумленно уставился на собеседника. - Я думал, ты сейчас станешь переубеждать меня.
- Да ну, с чего вдруг. Ты ж мою позицию знаешь - жизнь твоя, распоряжайся по усмотрению.
Опять пауза. Первый спокоен, его лицо несет умиротворенное выражение, взгляд мил. Второй сидел, приоткрыв рот и потирая лоб. С подсвечника тонкой струйкой стекал на стол парафин.
- И если я здесь, сейчас... сделаю... ты не станешь останавливать меня?
- Не стану. Еще раз повторяю - твое право.
- А... как, по-твоему, будет удобней?
- Ну, это уж я не знаю, - ответил сидящий слева с улыбкой. - Вешаться не на чем, снотворного тоже нет. Попробуй вскрыть вены, но только в ванной, пожалуйста.
- Я хочу попросить тебя... побудь со мной, пока я буду, ну... там.
- Ладно. Я тебе посвечу.
Встали и прошли в ванную. Ржавчина на эмали, старая плитка, зеркало с трещиной и разноцветные зубные щетки. В углу висят толстые полотенца с бахромой.
- Залезай.
Сидевший справа неуклюже забрался в ванну. В ней было немного воды, она очень неприятно холодила ступни и зад.
- Рукава-то закатывай, что сидишь?
- А чем я буду....
- Подожди минутку, у меня был где-то нож для резьбы по дереву.
Сидевший слева ушел вместе со свечей. Второй остался во тьме. Как странно, непривычно. Он дрожал, обхватив колени руками. Он слышал, как первый выдвигает ящики. Через минут пять тот вернулся.
- Вот, держи. Он очень острый, как раз то, что надо.
Сидевший справа принял нож трясущейся рукой, чуть было не выронил. Лезвие блестело, деревянная рукоятка хранила тепло. Второй приблизил нож к левому запястью, не решаясь действовать. Хотел спросить, что нужно делать, но тут первый сказал:
- Слушай, мне в толчок надо, я быстро. Ты пока начинай, я приду скоро.
И ушел. Само собой, свечу забрал. В кромешной темноте второй на ощупь установил острие лезвия на левом запястье. Мысли хаотично проносились в голове. Крепко зажмурившись, сидевший справа медленно погружал лезвие в плоть, пока что совсем неглубоко. Одновременно с этим из его глаз выкатились первые слезы. Сжав челюсти, резко сделал поперечный разрез.
- Аааааай!!!
Он плакал и скулил, но резал дальше. Теперь и на правой руке.
- Аааааа! - в правом запястье что-то тихо хрустнуло. - Аааааа!.. Твою мать....
Из туалета донесся звук спускаемой воды. Первый вернулся, стряхивая капли с ладони.
- Ну, как дела? Что ты делаешь? - спросил он удивленно.
- Ну кто ж так делает!? Вдоль, вдоль надо, а не поперек! Так только позеры делают!
- Откуда я знаю, как надо-о-о!..
Сидевший слева вздохнул и отобрал нож.
- Смотри, - он приложил лезвие близко к локтевому сгибу, туда, где виднелась вена, - начинаешь здесь. Режешь вдоль вены до запястья. Сколько есть вен, столько разрезов. Давай, и не хнычь, а то нам уже в стену стучат соседи.
Второй, продолжая выть и обливаться слезами, стал вести нож вдоль зеленоватой вены.
- Ай! Аааай!.., - рука дернулась, и разрез пошел криво, - ааааааа!!! Я не могу!.. помоги мне-е-е!
- Не, я за тебя резать не стану, это будет уже убийство. Давай сам.
Через несколько минут стонов и всхлипов руки оказались искромсаны вдоль и поперек. И одежда, и ванна в крови. Второй полулежал, весь в соплях и слезах.
- Так, теперь мне, наверно, следует оставить тебя одного, - сидевший слева уже развернулся, чтобы уйти.
- Неееет!.. Пожалуйста, я не хочу... в одиночестве....
- Но, кто его знает, сколько времени это займет. Не буду же я с тобой несколько часов сидеть.
- Мне плохо очень!.. Сделай так, чтобы я умер быстро.... Умоляю!
Первый задумался. Может, добить? Нет, всё-таки не стоит. Вдруг его осенило.
- Тупим мы с тобой! Мы ж на восьмом этаже находимся. Пошли на балкон!
- Я не могу.... Сил нет....
- Вот блин, придется тебя тащить, - ответил первый, улыбнувшись, - я так и думал, что без крови на полу не обойдется.
Осторожно вытащил второго из ванны. Поддерживая его, не спеша отвел к балкону. По пути их обоих шатало, одного из-за обескровливания, другого от усталости, всё-таки выпитое и время давали о себе знать. Позади оставался закапанный паркет. Дотащились, первый открыл балконную дверь. В лицо ударил сильный ветер, взору открылись качающиеся тополя.
Сидевший слева опустил второго на маленький стульчик, а сам осмотрелся. Горизонт светлел. Прохладно, но не мерзко. Второй сидел покачиваясь, весь в поту.
- Ну вот, момент истины настал. Чуть не забыл сказать напоследок - мне было приятно общаться с тобой. Надеюсь, твоя смерть будет легкой. После всех этих мук. Что же, прыгай.
Второй приоткрыл глаза. Простонал что-то еле слышно.
- А, не можешь встать? - первый поднял его и прислонил к перилам, - вот, теперь можешь перелезать.
Сидевший справа висел подобно мешку на балконном ограждении.
- Я... я высоты боюсь....
- Вот это как раз должно тебя волновать меньше всего! - ответил первый со смехом.
- Мне плохо..., - опустился, почти упал на пол, его вырвало.
- Еще и балкон мне загадил. Послушай, я не могу тебя скинуть. Я не убийца. Ты должен сам! - последнюю фразу он произнес отчетливо, с расстановкой.
Второй был снова поднят и прислонен к перилам. Он уже почти ничего не видел.
- Рассвет наступает.... Будет занятно, если ты умрешь прямо с восходом солнца. Давай же, не упусти такую возможность!
Эти слова словно вдохнули в полумертвого новую энергию. С выражением сильнейшего мучения на лице он выпрямился, собрал силы в кулак. Начал с трудом перелезать через перила. Первый наблюдал за ним, как он с усилием пытается перебросить правую ногу. В этот момент острый край ограждения задел за один из шрамов.
- Ааааааа!!! Твою мать!!! - слезы вновь заструились из глаз, теплые, горькие, - ааааа!.. Черт! Твою мааа-а-а-а-а....
Последний звук раздался уже где-то внизу. Между домами прокатилось неслабое эхо. Сидевший слева наблюдал за падением, видел, как тело приземлилось почти под ноги случайного прохожего, который в ужасе отскочил. Край солнца показался над горизонтом.
- Успел. Интересно, не умер ли он еще в полете? Мог быть разрыв сердца....
Было слышно, что звонят в дверь.
- Я так и знал. В покое не оставят.
Кто-то уже не звонил, а что есть силы барабанил, так что с потолка сыпалось. Первый призадумался, мечтательно глядя в небо.
- И Машке я так и не позвонил.... Хотя пошла она в задницу. Небось, дрыхнет пьяная.
Он неторопливо перебрался через перила и, уже падая, успел вспомнить, что свеча осталась гореть на подоконнике, а там же шторы....