- Капитан! Капита, проснитесь! Там, там штурман, эта...того...
- Старпом, не гоношись. Четко доложи.
Старпом стоял сильно шатаясь, подобно пьяному. Но он никогда не пил. Ни капли. Сухие, потрескавшиеся губы, осунувшее лицо. И повторяет, как заведенный:
- Штурман, капитан... там штурман.
Кряхтя, капитан встал с койки. Шатало его не меньше, чем старпома. Весь вид его мало отличался от старпома. Только руки не дрожали.
Выйдя из каюты, он увидел перед собой всю команду шхуны. Все на одно лицо. Шатающиеся, еле стоящие на ногах, с полубезумными глазами.
- Где штурман?
Тишина.
- Где штурман, акульи дети?
- Брамсель, капитан. Взгляните на брамсель, - просипел боцман.
Капитан поднял взгляд на брамсель.
Слегка покачиваясь в такт кораблю, с синим лицом и вывалившимся фиолетовым языком, на рее висел штурман.
- Сам?
-Сам, капитан. Ей, богу сам.
На странно-белых, загорелых лицах виделся испуг. Капитан был дружен со стариком с молодости, и при любом подозрении, что кто-то причастен к его смерти, не задумываясь отправил бы следом нок-рей. Хотя может так было бы и лучше. По крайней мере быстрей.
- Верю. За борт его.
Капитан знал, что никто из команды не причастен. Старика любили и уважали все без исключения.
Капитан знал кого винить.
Штиль.
Третью неделю, чертов штиль.
Самое ужасное, что только может выпасть моряку.
Паруса, висящие тряпками, душащая жара. И тишина. Мертвая тишина, в которой, как в трясине, тонут все звуки. Где плеск волн, ударяющихся об обшивку "Марии"? Где скрип оснастки? Где ругань матросни? Ничего этого нет. Все сожрал штиль.
Продукты еще есть, их брали с запасом.
Стухла почти вся вода. Осталось полбочонка.
Полбочки на двадцать восемь человек.
Стакан воды на человека в день. Полстакана для приготовления еды.
Так можно протянуть около недели. Еще пару дней можно прожить и без воды. В здешнем климате вряд ли кто протянет больше.
Громкий всплеск известил мир о том, что штурман отправился в последнее плавание.
- Разойдись по кубрикам. Берегите силы.
Подволакивая ноги, капитан ушел в свою каюту.
Посреди ночи раздался выстрел. Капитан натянул превязь с саблей. За прошедшие пять дней было уже три попытки напасть на него. Бочонок стоял у него в каюте.
Взведя курок пистолета, он вышел на палубу.
- Кто стрелял?
- Я, капитан.
Кок. В темноте не видно, но капитан узнал голос.
- Он закричал, что я отродье Сатаны и бросился на меня с ножом.
Силуэт затрясся в рыданиях. Слез не было. Для них в организме не хватало воды.
Для кока это была первая кровь. И чья? Своего же товарища, сошедшего с ума.
- За борт тело. Разойдись.
- Капитан?
- Что еще?
- Мы положили его в чан.
- Зачем? - капитан прекрасно знал ответ.
- Кровь, капитан. Ему уже ни к чему.
Капитан лежал на юте. Вниз он старался не смотреть.
Вся палуба была заблевана кровью.
Первый раз блевали все.
Потом была кровь боцмана. У него не выдержало сердце.
Затем старпом.
Кок.
Три матроса, чьи имени он не мог уже вспомнить.
Их осталось шесть. По крайней мере слышно дыхание шести.
На палубе посреди засохшей корки крови лежало пятнадцать тел. Сладковато воняло трупниной.
Капитан закрыл глаза, мечтая повторить шаг штурмана. Но не было сил встать.
По щеке прошлась холодная ладонь. Капитан открыл глаза. Никого.
Хлопок.
Сердце дало перебой. Слишком хорошо капитан знал этот звук.
Звук паруса, поймавшего ветер.
Ветер уносил за собой малеький кораблик. Кораблик с двадцать одним трупом на борту.