Шапиро Анатолий Давидович : другие произведения.

Миры Кастанеды и Сенеки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Успех заменяет любые рекомендации и притягивает, как магнит. Эти два человека успешны, ибо им удалась игра на струнах вечных проблем человечества. Парадоксальность Кастанеды оказывается логичной, а логика Сенеки странным образом сосуществует с жизненными реалиями богатейшего и умнейшего человека нероновского Рима.

  
  

Евангелия от Кастанеды и Сенеки

  

Составитель и редактор А. Шапиро

Содержание

   Предисловие
      1. Биографический очерк К.Кастанеды
      2. Откровения дона Хуана
   (тысячелетняя история индейской цивилизации)
   Беседа 1. Стирание личной истории. Беседа 2. Смерть - это советчик. Беседа 3. Принятие ответственности. Беседа 4. Превращение в охотника. Беседа 5. Трудный ребенок. Беседа 6. Быть недоступным. Беседа 7. Разрушение распорядка жизни. Беседа 8. Настроение воина. Беседа 9. Человек знания
      3. Биографический очерк Сенеки
      4. Сенека приветствует Луцилия!
   Письмо1. О ценности времени. Письмо 2. Чтение многих писателей. Письма 3-4. Об откровенности. Письмо 5. Об умеренности. Письмо 6. Любое благо не в радость, если мы обладаем им в одиночку. Письмо 7. Избегай толпы. Письмо 8. Обращение к потомкам. Письмо 9. Мудрецу никто, кроме него самого, не нужен. Письма 10-11. Моли бога о ясности разума и здоровье душевном, а потом только - телесном. Письмо 12. Прожить каждый день как последний. Письмо 13. Если бояться всего, что может случиться, незачем и жить. Письма 14-15. Мудрец во всем смотрит на замысел, а не на исход. Письма 16-17. Природа желает малого, людское мнение - бесконечно многого. Письма 18-19. Малая ссуда делает человека твоим должником, большая - врагом. Письма 20,22,23. Что есть мудрость: всегда хотеть и отвергать одно и то же. Письма 31-34. Ты - мое создание!
  
  
  

Предисловие

   К моменту открытия Колумбом Америки индейская цивилизация в лице таких своих представителей, как инки, ацтеки и майя достигла определенного, довольно высокого уровня общественно-политического развития. Однако она оказалась бессильной при столкновении с гораздо более развитой как в военном, так и в культурном отношении европейской цивилизацией и потерпела полное крушение. Конечно, действовал ряд причин. Так, степень централизации власти у инков была даже выше, чем в Римской империи. Некоторые исследователи полагают, что это было одной из важных причин столь быстрого падения Империи инков. Когда Верховный Инка оказался в плену у Ф.Писарро, испанского конкистадора, власть в империи была парализована. Другой конкистадор, Ф.Кортес, умело использовал противоречия между двумя крупнейшими племенами - ацтеками и тольтеками. Повсеместное распространение христианской культуры привело, конечно же, к изменению мировосприятия индейцев. Однако сложившиеся веками представления, жизненные нормы продолжали действовать и передавались из поколения в поколение. Определенное отражение они получили в книгах К.Кастанеды, известного современного писателя.
   Что касается римской традиции, то она трансформировалась в христианскую в большей степени по законам преемственности. Видение мира древними римлянами, изложенное таким автором, как Сенека, который был одним из крупнейших римских философов, а также государственным деятелем, довольно близко и, во всяком случае, достаточно понятно и для современного читателя. Можно также поразмыслить, стоит ли самостоятельно переоткрывать истины, известные тысячелетиями, не лучше ли использовать уже накопленный опыт. Индейский маг дон Хуан и римский философ Сенека передают - первый в беседах, второй в письмах - обширные знания и опыт своим подопечным: американцу Карлосу Кастанеде и римлянину Луцилию соответственно. Оба ученика достигли впоследствии серьезных успехов: Луцилий стал губернатором одной из римских провинций, Кастанеда, как мы знаем, популярным писателем.
   Поразительно также, как положения, развившиеся на разных континентах, причем абсолютно независимо, - обе цивилизации даже не знали о существовании друг друга, - содержат, тем не менее, немало общего. Некоторые мысли совпадают почти дословно! Вечно актуальные темы жизни и смерти, добра и зла, самоусовершенствования и укрепления духа находят весьма схожие решения. Жизненные установки, философия индейцев, изложенные К.Кастанедой, звучат иногда несколько иррационально. У Сенеки, напротив, все подчеркнуто рационально. Читатель может ознакомиться с наиболее интересными идеями этих авторов без того, чтобы читать их произведения в полном объеме. В конце концов, анализ "толстых" книг - удел специалистов, которые посвящают этой цели значительное время. На то они и специалисты. Читатель, без сомнения, почувствует экспрессию, присущую произведениям К.Кастанеды, а также насладится великолепным стилем Сенеки. Данная брошюра претендует лишь на удовлетворение общего, первичного интереса читателя. С этой целью приведены также биографические очерки К.Кастанеды и Сенеки.
  
  
  

1. Биографический очерк К.Кастанеды

  
   Карлос Цезарь Сальвадор Арена Кастанеда родился 25 декабря 1925 года в Перу, в древнем городе инков Кахамарке. Проучившись три года в местной школе, переехал вместе с родителями в Лиму. Закончил Национальный коледж в Лиме, затем в 1948 г. поступил в Национальную школу изящных искусств, изучал живопись и скульптуру. В 1951 г. эмигрировал в США, впоследствии получил американское гражданство. Учился в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе на факультете антропологии, где позднее получил докторскую степень. Умер 18 июня 1998 г. в Вествуде, Калифорния.
   Кастанеда написал ряд книг, в которых он описывает свои встречи и беседы с Хуаном Матусом, индейцем из племени яки. В них излагается видение мира, разработанное, по-видимому, еще в доколумбову эпоху и тщательно передаваемое из поколения в поколение. Сущность этой философии состоит в признании того факта, что наше восприятие мира есть не что иное, как клише, накладываемое воспитанием и образованием с раннего детства. Все это как бы "делает" наш мир для нас. Но возможны и другие клише, или описания мира, что хорошо известно шаманам, магам и пр., использующим различные техники для достижения нужного эффекта или цели, т.е., в конечном счете, для манипулирования людьми. Книги Кастанеды стали мировыми бестселлерами, а сам он превратился в культовую фигуру.
   Кастанеда прошел в течение десяти лет полную школу у своего наставника, или "бенефактора" дона Хуана Матуса. Этот, так сказать, курс обучения, предусматривал последовательное превращение в охотника, воина и мага, или человека знания. Потенциал духовного и физического самоусовершенствования человека непредставимо велик - такова квинтэссенция обучения. В существенных чертах это совпадает, например, с буддизмом, а также со старосветскими религиями - в части морального самосовершенствования.
   Отпечаток парадоксальности несут на себе такие рекомендации, как стирание личной истории, разрушение распорядка жизни и т.п. Однако мыслящий читатель поймет, что предельный характер рекомендаций является лишь формой, или оболочкой для весьма рационального содержания. Вспомним, к примеру, максимы Иисуса Христа: "Если тебя ударили по левой щеке, подставь правую", или "Люби ближнего, как самого себя" и др. Или еще пример: на Наполеона Бонапарта было совершено свыше двух десятков покушений, и все они были неудачными, что, возможно, связано с непредсказуемостью его поведения.
   Ниже приведены избранные диалоги дона Хуана Матуса и Карлоса Кастанеды. Вопросы, задаваемые Кастанедой (К.) дону Хуану Матусу (Х.) и ответы последнего даны по книге:
   Кастанеда Карлос. Учения дона Хуана. "ЭКСМО - ПРЕСС". М., 2001.
  
  
  

2. Откровения дона Хуана

(тысячелетняя мудрость индейской цивилизации)

   Беседа 1. Стирание личной истории
   К. Как ты называл своего отца?
   Х. Я называл его папа.
   К. А как ты называл свою мать?
   Х. Я называл ее мама.
   К. А какие другие слова ты использовал, чтобы называть своих отца и мать? Как ты их звал?
   Х. Ага. Тут ты меня поймал. Дай-ка мне подумать. Ну, как я еще звал их? Я звал их "эй-эй папа!" или "эй-эй мама!".
   К. Тогда скажи: как звали твоих отца и мать?
   Х. Не трать свое время на эту чепуху. У меня нет никакой личной истории. Однажды я обнаружил, что не нуждаюсь больше в личной истории, и, как пьянство, отбросил ее.
   К. Но как можно отбросить свою личную историю?
   Х. Сначала нужно иметь такое желание. А затем следует действовать гармонично, чтобы мало-помалу отсечь ее.
   К. Но почему вдруг может возникнуть такое желание? Что вообще ты имеешь в виду под словами "отбросить личную историю"?
   Х. Разделаться с ней, вот что я имею в виду.
   К. Ну, возьмем тебя, например. Ты - индеец из племени яки, ты не можешь изменить этого.
   Х. Разве я - яки? Откуда ты знаешь это?
   К. Я не могу знать наверняка, во всяком случае, сейчас, но ты знаешь, и в этом все дело.
   Х. Тот факт, что я знаю, яки я или нет, не делает этого личной историей. И уверяю тебя, что никто никогда не узнает этого наверняка. Твой отец знает о тебе все. Поэтому ты у него полностью просчитан. Он знает, кто ты и что ты делаешь. И нет никакой силы на земле, которая бы заставила бы его изменить свое мнение о тебе. Разве ты не видишь? Ты должен обновлять свою личную историю, говоря своим родителям, своим родственникам и своим друзьям обо всем, что ты делаешь. С другой стороны, если у тебя нет личной истории, то никаких объяснений не требуется, никто не сердится, никто не разочаровывается в твоих поступках. И, более того, никто не пришпиливает тебя своими мыслями.
   К. Я не знаю, почему мы вдруг заговорили об этом, я просто хотел узнать несколько имен для моих бланков.
   Х. Это очень просто. Мы заговорили об этом потому, что я сказал, что задавать вопросы о прошлом человека - это явная ерунда.
   К. Является ли идея об отсутствии личной истории тем, что делают яки?
   Х. Это то, что делаю я.
   К. Где ты научился этому?
   Х. Я научился этому в течение своей жизни.
   К. Это твой отец научил тебя этому?
   Х. Нет, скажем так, я научился этому сам, а теперь собираюсь передать этот секрет тебе, чтобы ты не ушел сегодня с пустыми руками. Самое лучшее - стереть всю личную историю. Потому что это делает нас свободными от обременительных мыслей других людей. Возьмем тебя, например. Сейчас ты не можешь понять, что к чему, и это происходит потому, что я стер свою личную историю. Мало-помалу я создал туман вокруг себя и своей жизни. И сейчас никто не знает наверняка, кто я и что я делаю.
   К. Но ты сам знаешь, кто ты, разве не так?
   Х. Ну, разумеется,...я не знаю! Это маленький секрет, который я открою тебе сегодня. Никто не знает моей личной истории. Никто не знает, кто я и что я делаю. Даже я не знаю. Как я могу знать, кто я, когда я - все вот это вокруг нас.
   Мало-помалу, ты должен создать туман вокруг себя. Ты должен стирать все вокруг тебя до тех пор, пока ничего нельзя будет считать само собой разумеющимся, пока не останется ничего гарантированного или реального. Твоя проблема в том, что ты слишком реален. Твои усилия слишком реальны. Не считай вещи настолько настоящими. Ты должен начать стирать себя.
   К. Как?
   Х. Начни с простых вещей. Не говори никому, что ты в действительности делаешь. Затем ты должен оставить всех, кто тебя хорошо знает. Таким образом ты создаешь туман вокруг себя.
   К. Но ведь это абсурд! Почему люди не должны меня знать? Что в этом плохого?
   Х. Плохо здесь то, что если тебя однажды узнали, ты становишься чем-то само собой
   разумеющимся и начиная с этого момента уже не можешь разрушить оковы их мыслей. Лично я люблю полную свободу - быть неизвестным. Никто не знает меня с застывшей уверенностью - так, как люди знают, например, тебя.
   К. Но это было бы ложью.
   Х. Я не интересуюсь ложью. Ложь является ложью, если ты имеешь личную историю. Когда не имеешь личной истории, ничто из твоих слов не может быть принято за ложь. Твоя беда в том, что тебе приходится неизменно объяснять все любому и в то же время ты хочешь удержать свежесть и новизну того, что ты делаешь. А поскольку ты не можешь сохранить свою увлеченность после того, как ты объяснил все, что ты делаешь, ты лжешь для того, чтобы идти дальше.
   С этого момента ты должен просто показывать людям то, что найдешь нужным им показать, но при этом никогда не говори точно, как ты это сделал.
   К. Я не могу держать секреты! То, что ты говоришь, бесполезно для меня.
   Х. Тогда изменись! Видишь ли, у нас есть только два выбора. Мы или считаем все реальным или действительным, или не делаем этого. Не знать, за каким кустом прячется заяц, куда увлекательней, чем вести себя так, как если бы мы знали все.
  
   Беседа 2. Смерть - это советчик
   Х. Смерть - наш вечный компаньон. Она наблюдает за тобой, и она всегда будет наблюдать, до того дня, когда она тебя коснется. Как можно чувствовать себя таким важным, когда мы знаем, что смерть преследует нас? Когда ты неспокоен, следует спросить совета у своей смерти. Невероятное количество мелочей свалится с тебя, если твоя смерть сделает тебе жест, или если у тебя появится чувство, что твой компаньон здесь и ждет тебя. Вопрос о нашей смерти никогда не разбирают достаточно глубоко.
   К. Для меня бессмысленно думать о смерти, потому что такие мысли приносят только неудобство и страх.
   Х. Ты полон всякой чуши! Смерть единственный мудрый советчик, которого мы имеем. Когда бы ты ни чувствовал, как ты это чувствуешь обычно, что все идет не так, как надо, и что ты вот-вот пропадешь, повернись к своей смерти и спроси ее, так ли это? Твоя смерть скажет тебе, что ты ошибаешься, что в действительности ничто, кроме ее прикосновения не имеет значения. Твоя смерть скажет тебе: "Я еще не коснулась тебя". Да, один из нас должен измениться, и быстро. Один из нас должен спросить совета у смерти и отбросить проклятую мелочность, которая свойственна людям, проводящим свою жизнь так, как будто смерть никогда не коснется их. Поэтому не растрачивай своих добрых пожеланий. Точно так же нет нужды видеть свою смерть. Достаточно, что ты чувствуешь ее присутствие вокруг себя.
  
   Беседа 3. Принятие ответственности
   Х. Что было неправильно в тебе, и что неправильно в тебе сейчас, так это то, что ты не любишь принимать ответственность за то, что делаешь. Когда человек решает что-либо делать, он должен идти до конца. Но он должен принимать ответственность за свои действия. Вне зависимости от того, что именно он делает, он прежде всего должен знать, почему он это делает. И затем он должен действовать, не имея никаких сомнений или сожалений по поводу своих поступков.
   К. Но это невозможно! На практике нет никакого способа избежать сомнений и сожалений.
   Х. Конечно же, есть способ. Посмотри на меня. Все, что я делаю, является моим решением и моей ответственностью. Простейшая вещь, которую я делаю, например, взять тебя на прогулку в пустыню, очень просто может означать мою смерть. Смерть преследует меня. Поэтому у меня нет места для сомнений или сожалений. Если мне придется умереть в пустыне в результате того, что я возьму тебя на прогулку, значит, я должен умереть. Ты, с другой стороны, чувствуешь, что бессмертен. А решения бессмертного человека могут быть изменены, о них можно сожалеть или подвергнуть их сомнению. В мире, где охотится смерть, мой друг, нет времени для сомнений и сожалений. Время имеется только для того, чтобы принимать решения.
   К. По моему мнению, твой мир не реален, поскольку он произвольным образом основан на определенной форме поведения, которая объявляется рецептом.
   Вот, например, мой отец. Он обычно читал мне бесконечные лекции о чудесах здорового ума в здоровом теле и о том, как молодые люди должны закалять себя трудностями и атлетическими соревнованиями. Он был молодым человеком - когда мне было восемь лет, ему было всего лишь двадцать семь. Летом он, как правило, возвращался из города, где преподавал в школе, чтобы провести со мной хотя бы месяц. Для меня это было адское время. Почти сразу после приезда на ферму отец настаивал на том, чтобы я шел с ним на длинную прогулку, где мы обо всем могли бы лучше переговорить. Во время нашего разговора он составлял планы, как мы будем ходить купаться каждое утро в шесть часов утра. Вечером он ставил будильник на половину шестого, чтобы иметь достаточно времени, потому что ровно в шесть мы уже должны были быть в воде. А когда звонок начинал звенеть утром, он вскакивал с постели, надевал очки и подходил к окну, чтобы выглянуть наружу. Я даже запомнил следующий монолог: " М-м...Немножко облачно сегодня. Послушай, я сейчас прилягу минут на пять, хорошо? Не больше чем на пять минут! Я просто собираюсь распрямить свои мышцы и полностью проснуться." И он всегда без исключения спал после этого до десяти, а иногда и до полудня. Меня раздражало его нежелание отказаться от явно фальшивых решений. Он повторял этот ритуал каждое утро, пока я, наконец, не оскорбил его чувства, отказавшись заводить будильник.
   Х. Это не были надуманные решения. Он просто не знал, как встать с постели, вот и все.
   К. Во всяком случае, я всегда с сомнением отношусь к нереальным решениям.
   Х. Какое же решение тогда будет реальным?
   К. Если бы отец сказал себе, что не может пойти плавать в шесть утра, а сумеет, может быть, в три часа дня.
   Х. Твои решения наносят ущерб духу. Он не хотел плавать в три часа дня. Разве это непонятно?
   К. Мой отец был слаб и таким же был его мир идеальных поступков, которые он никогда не совершал.
   Х. Ты думаешь, что был сильнее, не так ли?
   К. Да. Но отец вызывал во мне эмоциональную сумятицу.
   Х. Он был зол с тобой?
   К. Нет.
   Х. Он был мелочен с тобой?
   К. Нет.
   Х. Делал ли он для тебя все, что мог?
   К. Да.
   Х. Тогда что же в нем неправильно?
   К. Это не твое дело и у тебя нет ни малейшего повода судить о моем поведении.
   Х. Когда ты сердишься, ты всегда чувствуешь себя правым, верно? Если ты думаешь, что был настолько сильнее, почему ты не ходил плавать в шесть утра вместо него?
   К. Я не мог поверить в то, что он серьезно просит меня об этом. Я всегда считал, что плавание в шесть утра - это дело моего отца, а не мое дело.
   Х. Это было также и твоим делом с того момента, как ты принял его идею.
   К. Я никогда не принимал ее, я всегда знал, что отец неискренен сам с собой.
   Х. Почему ты не высказал своего мнения сразу же?
   К. Отцу не говорят таких вещей.
   Х. Почему же нет?
   К. В моем доме так не делалось, вот и все.
   Х. Ты наверняка делал в своем доме еще худшие вещи. Единственное, чего ты никогда не делал - это почтить свой дух. Ты жалуешься. Ты всегда жаловался на жизнь, потому что ты не принимаешь ответственности за свои решения. Если бы ты принял ответственность за идею своего отца о том, чтобы плавать в шесть утра, ты бы плавал сам, если нужно. Или же ты послал бы его к черту в первый раз после того, как узнал его уловки. Но ты не сказал ничего, поэтому ты был так же слаб, как твой отец. Принимать ответственность за свои решения означает, что человек готов умереть за них.
   К. Ты все переворачиваешь. Я просто взял своего отца в качестве примера
   нереалистичного поведения и никто в здравом уме не захочет умирать за такую идиотскую вещь.
   Х. Не имеет никакого значения, что это за решение. Ничто не может быть более или менее серьезным. Разве это не ясно? В этом мире, где охотится смерть, нет малых и больших решений. Есть только те решения, которые мы делаем перед лицом нашей неминуемой смерти.
   К. Почему ты говоришь мне все это, дон Хуан?
   Х. Ты пришел ко мне. Нет, это было не так, ты был приведен ко мне. И я делаю жест по твоему поводу. Ты мог сделать жест по поводу своего отца, плавая вместо него, но ты этого не сделал, может быть, потому, что был слишком молод. Я жил дольше тебя. На мне ничего не висит. В моей жизни нет спешки, и поэтому я могу должным образом сделать жест по твоему поводу. Когда-нибудь ты сам сделаешь подобный жест для других. Можно сказать, что сейчас моя очередь.
  
   Беседа 4. Превращение в охотника
   К. Ты охотишься для того, чтобы заработать на жизнь?
   Х. Я охочусь для того, чтобы жить. Я могу жить повсюду. Быть охотником означает, что ты очень много знаешь. Это означает, что ты можешь видеть мир по-разному. Для того, чтобы быть охотником, нужно находиться в совершенном равновесии со всем остальным. Иначе охота превратится в бессмысленное повседневное занятие. Например, сегодня мы поймали змейку. Я вынужден был извиниться перед ней за то, что прервал ее жизнь так внезапно и окончательно. Так что в целом мы и змеи на одной ступени. Одна из них накормила нас сегодня. Однажды я обнаружил, что если я хочу быть охотником, достойным самоуважения, я должен изменить свой образ жизни. Обычно я очень много хлюпал носом и жаловался. У меня были веские причины чувствовать себя обделенным. Я индеец, а с индейцами обращаются как с собаками. Я ничего не мог сделать, чтобы исправить такое положение. Но затем моя удача освободила меня и некто научил меня охотиться. И я понял, что то, как я жил, не стоило того, чтобы жить. В одной из точек своей жизни я должен был измениться. Поэтому я изменился. Охотники должны быть исключительно собранными индивидуумами. Охотник очень мало оставляет случаю. Тебе не нужно заботиться о том, чтобы охотиться или любить охоту. У тебя есть естественная склонность. Я полагаю, что самые лучшие охотники не любят охотиться. Они делают это хорошо, вот и все.
   К. Но я доволен своей жизнью, дон Хуан. Зачем я должен менять ее?
   Х. Ты паразитируешь на других, сражаешься не в своих собственных битвах, а в битвах каких-то неизвестных людей. Мой мир точных поступков, чувств и решений бесконечно более эффективен, чем тот разболтанный идиотизм, который ты называешь "своей жизнью".
  
   Беседа 5. Трудный ребенок
   Х. Мир, который ты считаешь настоящим, является лишь описанием мира, которое вбивалось в тебя с момента рождения. Любой, кто входит в контакт с ребенком, является учителем, который непрерывно описывает ему мир до тех пор, пока ребенок не начинает воспринимать мир так, как он описан. Мы не сохраняем в памяти этого поворотного момента просто потому, что никто из нас не имеет никакой точки соотнесения для того, чтобы сравнить его с чем-либо еще. Но с этого момента ребенок знает описание мира, он приобретает способность делать все должные интерпретации восприятия, которые, подтверждая это описание, делают его достоверным. Наша реальность является просто одним из возможных описаний.
   К. Процесс воспитания ребенка иногда оказывается далеко не однозначным. Вот, скажем, мой друг имеет проблему со своим девятилетним сыном. Ребенок, который жил с матерью в течение последних нескольких лет, теперь живет с ним, а проблема состоит в том, что с ним делать. Мой друг утверждает, что ребенок непригоден для школы. У него не хватает концентрации, он ничем не интересуется, всему оказывает сопротивление, восстает против любого контакта, нередко убегал из дому. Его выходки просто ужасны.
   Х. У твоего друга действительно проблема. Нет нужды говорить об этом бедном маленьком мальчике, рассматривать так или иначе его поступки в наших мыслях. Можно сказать, что у него другая идея мира.
   К. Что может сделать мой друг?
   Х. Наихудшая вещь, которую он может сделать, это заставить ребенка согласиться с ним.
   К. Что ты имеешь в виду?
   Х. Я имею в виду, что отец ребенка не должен его шлепать или пугать в тех случаях, когда он ведет себя не так, как хотелось бы отцу.
   К. Но как он может научить его чему-нибудь, если он не будет с ним тверд?
   Х. Твой друг должен найти кого-нибудь другого, кто шлепал бы ребенка.
   К. Но он не может позволить кому-нибудь другому шлепать его мальчика.
   Х. Твой друг не воин! Если бы он был воином, он бы знал, что наихудшая вещь, которую можно сделать, это противопоставить себя человеку прямо. Воин же действует стратегически.
   К. Именно?
   Х. Он может использовать различные средства для того, чтобы помочь своему сыну изменить идею мира. Я бы начал с того, что нанял бы кого-либо, кто шлепал бы мальчика. Я пошел бы в трущобы и нанял бы наиболее ужасно выглядящего человека, какого бы смог найти.
   К. Чтобы испугать маленького мальчика?
   Х. Не просто для того, чтобы испугать мальчика. Этот парнишка должен быть остановлен. Но этого не произойдет, если его будет бить собственный отец. Если кто-нибудь хочет остановить других людей, он всегда должен быть в стороне от круга, который нажимает на них. При этом он всегда сможет направлять давление.
   К. Весьма необычная идея! Что еще нужно сделать?
   Х. Пусть твой друг пойдет в городские трущобы и очень тщательно выберет мерзко выглядящего подонка - молодого, такого, в котором еще осталась какая-то сила. Нанятый человек должен следовать за ним или ждать в том месте, куда он придет со своим сыном. В ответ на условный сигнал, который будет дан после какого-либо предосудительного поступка со стороны мальчика, он должен выскочить из засады, схватить ребенка и отшлепать его так, чтобы он света не взвидел. После этого твой друг должен помочь мальчику восстановить уверенность в себе любым способом, каким может. После повторения этой процедуры несколько раз ребенок будет иметь другие чувства по отношению ко всему. Он изменит свою идею мира.
   К. А что если испуг искалечит его?
   Х. Конечно, нужно позаботиться, чтобы этого не произошло. Но что действительно калечит дух, это когда у тебя на спине все время сидит кто-то, кто колотит тебя и говорит, что следует делать, а чего не следует. Когда мальчик станет более сдержанным, пусть отец сделает еще одну, последнюю вещь. Он должен каким-либо способом получить доступ к мертвому ребенку, может быть, в больнице. Он должен привести туда своего сына и показать ему мертвого ребенка. Он должен дать ему дотронуться до трупа левой рукой в любом месте, кроме живота. После того, как мальчик сделает это, он будет обновлен. Мир никогда не будет для него тем же самым.
  
   Беседа 6. Быть недоступным
   Х. Ты должен становиться доступным или недоступным. Сейчас ты безрассудно доступен во всякое время. Быть недоступным не означает прятаться или быть скрытным, а означает быть недостижимым. Нет никакой разницы, прячешься ты или нет, если каждый знает, что ты прячешься. Твои нынешние проблемы исходят из этого. Когда ты прячешься, всякий знает, что ты прячешься, а когда ты не прячешься, ты доступен кому угодно и любой может ткнуть в тебя. Когда-то я точно так же делал себя доступным вновь и вновь, пока от меня не осталось ничего, кроме плача. И все это я делал точно так же, как ты. Правда, я был моложе. Но однажды с меня оказалось довольно, и я переменился. Скажем, что, когда я становился охотником, я однажды узнал секрет того, как быть доступным и недоступным. Ты должен уйти с середины шоссе, по которому идут машины. Ты весь там, поэтому ты будешь только воображать, что спрятался.
   К. Ты говоришь загадками.
   Х. Скажи, что сталось c твоей подружкой, блондинкой? С той девушкой, которая нравилась тебе по-настоящему? Ты много рассказывал мне о ней.
   К. Ну и что?
   Х. Не упрямься. Сейчас ты должен отсечь свое чувство важности. У тебя когда-то была женщина, очень дорогая для тебя женщина, и однажды ты ее потерял. Почему она не с тобой?
   К. Она ушла...
   Х. Почему?
   К. Было много причин.
   Х. Было не так уж много причин. Была только одна причина. Ты сделал себя слишком доступным. Все знали о вас двоих.
   К. Это было неправильно?
   Х. Это было смертельно неправильно. Она была прекрасным человеком.
   К. Она вовсе не была таким уж прекрасным человеком, она скорее была слабой.
   Х. Как и ты. Но это неважно. Важно, что ты ее повсюду искал. Она была особым человеком в твоем мире, а об особых людях мы должны говорить только хорошо.
   К. Зачем ты хочешь опечалить меня?
   Х. Теперь ты потакаешь себе, ударяясь в сентиментальность. Ты потерял ее потому, что был достижим. Ты всегда был достижим для нее и твоя жизнь была рутиной. Искусство охотника состоит в том, чтобы быть недостижимым. В случае с блондинкой это означает, что ты должен был стать охотником и встречать ее осторожно, не так, как ты это делал. Ты оставался с ней день за днем, пока единственным оставшимся чувством не стала скука. Верно?
   К. Пожалуй, ты прав.
   Х. Быть недостижимым означает, что ты касаешься мира вокруг тебя с осторожностью. Ты не съедаешь пять куропаток, ты съедаешь одну. Ты не калечишь растения только для того, чтобы сделать жаровню. Ты не используешь людей и не давишь на них до тех пор, пока они не сплющатся в ничто, особенно те люди, которых ты любишь.
   К. Я никогда этого не использовал.
   Х. Ты делал это, и теперь тупо утверждаешь, что устал от людей, и что они тебе надоели. Быть недоступным означает, что ты сознательно избегаешь того, чтобы утомлять себя и других. Это означает, что ты не голоден и не в отчаянии, как тот несчастный выродок, который опасается, что больше никогда не будет есть, и поэтому пожирает всю пищу, которую только может, все пять куропаток. Охотник знает, что он заманит дичь в свои ловушки еще и еще, поэтому он не тревожится. Тревожиться означает быть достижимым, безрассудно достижимым. Когда ты тревожишься, ты в отчаянии цепляешься за что-нибудь. А как только ты за что-нибудь уцепишься, ты уже на пути к тому, чтобы истощить себя и того или то, за что ты цепляешься.
   К. В моей повседневной жизни совершенно невозможно быть недостижимым. Чтобы заниматься делами, я должен находиться в пределах досягаемости любого, у кого есть ко мне дело.
   Х. Я уже говорил тебе, что быть недостижимым не означает прятаться или быть скрытным. Точно так же это не означает, что ты не можешь иметь дела с людьми. Охотник пользуется своим миром бережно и с нежностью, будь это мир вещей, растений, животных или людей. Охотник интимно обращается со своим миром, и все же он недостижим для этого самого мира. Он не выжимает свой мир до бесформенности. Он касается его слегка, берет столько, сколько ему нужно, и затем быстро уходит, не оставляя следов.
  
   Беседа 7. Разрушение распорядка жизни
   К. Как жаль, что я фактически не имею распорядка. И вообще моя жизнь сплошная каша как раз из-за отсутствия здорового распорядка.
   Х. Я готов лезть на стену из-за тяжести твоего предсказуемого поведения. Все, что ты делаешь, это распорядок.
   К. Но разве не все мы такие же?
   Х. Не все. Я ничего не делаю из-за распорядка. Ты же беспокоишься о еде каждый день примерно около полудня, около шести вечера и около восьми утра. В это время ты беспокоишься о еде, даже если ты не голоден. И вообще твой дух выдрессирован работать по сигналу. Ты говоришь в определенное время, ешь в определенное время и засыпаешь в определенное время.
   К. Что ты! Моя жизнь гораздо менее упорядочена, чем у большинства моих друзей и знакомых.
   Х. Хороший охотник превыше всего знает одну вещь - он знает распорядок своей жертвы. Именно это делает его хорошим охотником. Быть охотником не означает просто ловить дичь. Охотник, который стоит своей соли, ловит дичь не потому, что ставит ловушки или знает распорядок своей жертвы, а потому, что сам не имеет распорядка. В этом его преимущество. Он совсем не таков, как те животные, за которыми он охотится, закабаленные прочным распорядком и предсказуемыми поворотами. Он свободен, текуч, непредсказуем.
   К. Я не могу представить себе жизнь без распорядка. Это невозможно достичь ни мне, ни кому-либо другому.
   Х. Мне нет дела до того, что ты чувствуешь. Для того, чтобы стать охотником, ты должен разрушить распорядок своей жизни. Ты добьешься хороших успехов в охоте. Ты учился быстро и теперь можешь видеть, что ты, как и твоя жертва, легко предсказуем.
   К. Не можешь ли ты быть точнее, скажем, привести конкретные примеры.
   Х. Я говорю об охоте. Поэтому я говорю о том, что делают животные, о том, где они едят; о месте, манере и времени их сна; о том, где они гнездятся и как они ходят. Именно этот распорядок я указываю тебе, чтобы ты осознал его в себе самом. Ты наблюдал повадки животных в пустыне. Хороший охотник может предвидеть или восстановить практически все, что они делают. Как я уже говорил тебе, ты ведешь себя так же, как твоя добыча. Однажды в моей жизни некто объяснил мне то же самое, поэтому ты не одинок. Все мы ведем себя так же, как та дичь, за которой мы гоняемся. Это, разумеется, делает нас добычей чего-то или кого-то еще. Поэтому цель охотника, который знает все это, состоит в том, чтобы самому перестать быть дичью. Понимаешь, что я имею в виду?
   К. Думаю, что это неосуществимо.
   Х. Это требует времени. Ты можешь начать с того, чтобы не обедать каждый день в двенадцать часов.
  
   Беседа 8. Настроение воина.
   Х. Самая трудная вещь в мире - это принять настроение воина. Нет пользы печалиться, жаловаться и чувствовать себя оправданным, считая, что кто-то всегда с нами что-то делает. Жалость к самому себе не уживается с силой. Настроение воина призывает к контролю над самим собой, и в то же время к отрешенности.
   К. Как это? Как можно контролировать самого себя и в то же время быть отрешенным?
   Х. Это трудная техника.
   К. Не представляю, как можно приложить твое учение к повседневной жизни.
   Х. Настроение воина нужно для каждого отдельного поступка. Иначе становишься рассеянным и неуклюжим. В жизни, в которой отсутствует это настроение, нет силы. Посмотри на себя. Тебя все обижает и огорчает. Ты хнычешь и жалуешься, чувствуя, что каждый заставляет тебя плясать под свою дудку. Ты лист, отданный на волю ветра. В твоей жизни нет силы. Что за отвратительное чувство, должно быть! Хорошее самочувствие является достижением, к которому стремятся сознательно. Единственное же, что ты умеешь искать - чувства дезориентации, плохого самочувствия и замешательства. Чтобы сделать себя жалким, ты вынужден был работать самым интенсивным образом. Абсурдно не понимать возможности работать точно так же, чтобы сделать себя цельным и сильным. Все дело в том, на чем человек делает ударение. Мы или делаем себя жалкими, или делаем себя сильными. Количество работы одно и то же. Воин, с другой стороны, является охотником. Он рассчитывает все. Это контроль. Но когда его расчеты окончены, он действует. Он отступается. Это отрешенность. Воин не лист, отданный на волю ветра. Никто не может его толкнуть. Никто не может заставить его поступать против самого себя или против того, что он считает лучшим. Воин настроен на выживание. И он выживает наилучшим образом из всех возможных.
   К. Мне нравятся твои мысли, но я думаю, что они нереалистичны для того сложного мира, в котором я живу.
   Х. Знаю, знаю. Достичь настроения воина - непростое дело. Это революция. Рассматривать растения, животных, окружающих нас людей как равных является великолепным актом духа воина. Для этого нужна сила. Забавно, до чего ты напоминаешь мне иногда меня самого. Я тоже не хотел выбирать тропу воина. Я считал, что вся эта работа ни к чему, и, поскольку мы все так или иначе умрем, какая разница - быть или не быть им. Я ошибался. Но я должен был найти это сам. Как только ты поймешь, что ошибаешься, и что тут есть целый мир разницы, тогда ты сможешь сказать, что ты убежден. И тогда ты сможешь идти дальше сам. И самостоятельно ты даже сможешь стать человеком знания.
  
   Беседа 9. Человек знания
   К. Что ты имеешь в виду под словами "человек знания"?
   Х. Человек знания - это тот, кто честно преодолел все трудности учения. Человек, который без спешки и медлительности прошел в раскрытии секретов личной силы настолько далеко, насколько смог.
   К. Всякий ли может стать человеком знания?
   Х. Нет, не всякий.
   К. Что для этого нужно?
   Х. Человек должен вызвать на бой и победить четырех своих природных врагов.
   К. Обязательно всех четырех?
   Х. Да. Но враги, с которыми человек сталкивается на пути учения, поистине ужасны. Большинство людей уступает им, и предсказать заранее исход невозможно.
   К. Что же это за враги?
   Х. Когда человек начинает учиться, он никогда не знает ясно своих целей. Его замысел ошибочен, а намерение смутно. Он надеется на вознаграждения, которых никогда не получит, потому что ничего не знает о тяготах учения. Он медленно начинает учиться - сначала понемногу, шаг за шагом, а потом большими скачками. И скоро у него ум зайдет за разум. То, что он узнает, всегда оказывается не тем, что он себе рисовал или воображал, и поэтому он начинает пугаться. Учение никогда не даст того, чего от него ожидают. Каждый шаг - это новая задача, и страх, испытываемый человеком, накапливается безжалостно и неуклонно. Замысел оказывается полем битвы.
   И таким образом он натыкается на первого из своих природных врагов. Страх! Ужасный враг, вероломный и трудноодолимый. Он таится на каждом повороте пути, маскируется, выжидает. И если человек, испугавшись непосредственной близости страха, побежит прочь, враг положит конец его поискам.
   К. Что случится с человеком, если он в страхе убежит?
   Х. Ничего с ним не случится, кроме того, правда, что он никогда не научится. Никогда не станет человеком знания. Он, вероятно, станет упрямцем, не желающим ничего видеть, или безвредным испуганным человеком, - во всяком случае, он будет побежденным. Его первый природный враг положит конец всем его притязаниям.
   К. И что же делать, чтобы одолеть страх?
   Х. Ответ очень прост. Он не должен убегать. Он должен победить свой страх и, вопреки ему, сделать следующий шаг в учении, еще шаг и еще. Будучи всецело во власти страха, он все же не должен останавливаться. Таково правило! И придет миг, когда его первый враг отступит. Человек начнет чувствовать уверенность в себе. Его намерение крепнет. Учение - уже не пугающая задача. В этот радостный миг человек может сказать себе без колебаний, что он победил своего первого природного врага.
   К. Это произойдет сразу или мало-помалу?
   Х. Это произойдет мало-помалу, но страх исчезнет внезапно и быстро.
   К. А не испугается ли человек снова, если с ним случится что-то еще?
   Х. Нет, однажды уничтожив страх, он свободен от него до конца своей жизни, потому что вместо страха он приобрел ясность - ясность ума, которая рассеивает страх. К этому времени человек знает свои желания, знает, как их удовлетворить. Он умеет предвидеть новые шаги в учении, и острая ясность сознавания сопутствует всему, что он делает. Человек понимает, что нет ничего скрытого. И вот так он встречает своего второго врага. Ясность! Эта ясность сознания, которую так трудно достичь, рассеивает страх, но вместе с тем и ослепляет. Она заставляет человека никогда не сомневаться в себе. Она дает ему уверенность, что можно делать все, что ему нравится, - потому что он видит все ясно, насквозь. И он храбр, он ни перед чем не остановится - ибо ясно видит. Но все это ошибка, в этом есть что-то незавершенное. Если человек поддается этому мнимому могуществу, значит, он побежден своим вторым врагом и будет топтаться на месте, когда надо быть стремительным. И он будет мямлей в учении, пока не выдохнется, неспособный научиться чему бы то ни было.
   К. Что случится с человеком, который побежден таким образом?
   Х. Второй враг просто остановил его на месте и охладил его попытки стать человеком знания. Вместо этого он обратится в бодрого воина или клоуна. Но ясность ума, за которую он так дорого заплатил, никогда уже не сменится тьмой и страхом. Он будет ясен до конца своих дней, но никогда не будет учиться чему-нибудь или томиться по чему-то.
   К. Но что же он должен делать, чтобы избежать поражения?
   Х. Он должен делать то же самое, что делал со страхом. Он должен победить свою ясность мысли, и использовать ее лишь для того, чтобы видеть, терпеливо ждать, тщательно все измерять и взвешивать, прежде чем сделать новый шаг. И главное, он должен думать, что его ясность ума - почти ошибка. И придет мгновение, когда он поймет, что его ясность была лишь точкой перед глазами. Так он одолеет своего второго природного врага и займет позицию, где ничто уже не сможет ему повредить. Это не будет ошибкой. Это не будет точкой перед глазами. Это будет истинной силой.
   Вот тут-то он узнает, что сила, за которой он так долго гонялся, наконец, принадлежит ему. Он сможет делать с ней все, что захочет. Его желание - закон. Он видит все, что есть вокруг. Но он наткнулся вместе с тем на своего третьего врага. Силу!
   Сила - самый могущественный из всех врагов. И естественно, самое легкое, что можно сделать - это уступить ей. В конце концов, человек действительно неуязвим. Он командует, он начинает с того, что идет на рассчитанный риск, а кончает тем, что устанавливает законы, потому что он - мастер.
   Человек на этой стадии вряд ли замечает третьего врага, что надвигается на него. И внезапно, сам того не замечая, проигрывает битву. Враг превратит его в жестокого и капризного воина.
   К. Потеряет ли он свою силу?
   Х. Нет. Он никогда не лишится ни ясности ума, ни силы.
   К. Чем же тогда он будет отличаться от человека знания?
   Х. Человек, побежденный силой, так и умрет, не узнав на самом деле, как с этой силой обращаться. Сила - лишь бремя в его судьбе. Такой человек не имеет власти над самим собой и не умеет сказать, когда и как надо использовать силу.
   К. Как можно победить своего третьего врага?
   Х. Его нужно победить пониманием. Человек должен прийти к пониманию того, что сила, которую он, казалось бы, покорил, в действительности никогда ему не принадлежала. Он все время должен придерживаться своей линии, обращаясь осторожно и добросовестно со всем, что узнал. Если он сумеет увидеть, что ясность и сила без контроля над самим собой еще хуже, чем ошибки, то достигнет такой точки, где все схвачено. Тут он будет знать, когда и как использовать свою силу. И таким образом, он победит своего третьего врага.
   К тому времени человек будет завершать свой путь и почти без предупреждения столкнется со своим последним врагом. Старость! Этот враг самый жестокий из всех. Враг, которого никогда не победить полностью, можно лишь заставить его отступить.
   К этому времени у человека нет больше страхов, он обладает терпеливой ясностью ума, вся его сила при нем, но тогда же возникает неотступное желание отдохнуть. Если он целиком поддается своему желанию лечь и забыться, если он потакает себе в своей усталости - он проиграет свою последнюю битву, и враг обратит его в старое слабое существо. Желание уступить пересилит всю его ясность, всю его силу и все его знание.
   Но если человек преодолеет свою усталость и проживет свою судьбу полностью - тогда его можно назвать человеком знания. Если хотя бы на одно краткое мгновение он отобьется от своего последнего, непобедимого врага! Этого мгновения ясности, силы и знания достаточно.
  
  
  
  

3. Биографический очерк Сенеки

   Луций Анней Сенека, известный римский писатель, философ, оратор и государственный деятель, родился в 4 г. до Р.Хр. в испанском городе Кордова. Испания имела в то время статус римской провинции. Его отец был римлянином старого закала, т.е. благочестиво уверенным в справедливости богов, величии Рима и преимуществе практической деятельности над философией. Его же сыну удалось совместить то и другое. Младший Сенека увлекся философией с юности, однако влияния отца все же хватило на то, чтобы, пробудив честолюбие сына, направить его на участие в государственной деятельности. Впрочем, первые же его успехи были прерваны тяжелой болезнью, для излечения от которой он уезжает в Египет. Проведенные там многие годы, несомненно, расширили его кругозор.
   По возвращении в Рим успехи возобновились, на время правления Калигулы, римского императора, приходится расцвет славы Сенеки. Уже не столь молодой, но быстро наверстывающий упущенное оратор и писатель получает государственные должности, становится членом Сената. Одна из его речей в Сенате вызвала такую зависть Калигулы, что тот распорядился убить Сенеку. Он остался в живых лишь благодаря оброненной одной из императорских наложниц реплике, что слабый здоровьем Сенека и так скоро умрет. Это был, однако, лишь первый гром. Гроза же разразилась в 41 г., уже при Клавдии, следующем римском императоре. Мессалина, жена Клавдия, обвинила его в любовной связи с опальной племянницей Клавдия. Сенаторы требовали смерти для своего слишком уж ярко блиставшего сотоварища, и только после вмешательства самого Клавдия смерть заменили ссылкой на Корсику. В 48 г. новая жена Клавдия Агриппина, мать будущего императора Нерона, добилась возвращения Сенеки из ссылки, выхлопотала для него высокую государственную должность, сделала его наставником своего сына. Когда воцарился Нерон, Сенека становится одним из ближайших его советников. Был проведен целый ряд достаточно прогрессивных мероприятий, как-то: увеличение власти сената, о чем так мечтала республиканская оппозиция, достаточно открыто подававшая там голос; проводятся преобразования в финансовой сфере, призванные отделить государственную казну от личного имущества императора; начинается процесс превращения провинций из ограбляемых завоеванных областей в органические составные части империи. Однако, как только Нерон вышел из-под влияния Сенеки, все вернулось к обычному императорскому произволу. Против Нерона, показавшего себя чудовищным тираном, возникают заговоры, жестоко им подавляемые. Сенека уходит в отставку, он ест лишь свежесорванные овощи и фрукты, пьет зачерпнутую из ручья воду, так как опасается отравы, и не без оснований. Он хочет возвратить все свои богатства Нерону - надо сказать, что за время своего пребывания у власти Сенека стал одним из богатейших людей Рима - но тот отказывается их принять. После раскрытия очередного заговора Сенека получает приказ Нерона избрать себе род смерти. Он вскрывает себе вены, но кровь не идет из тела, истощенного скудной пищей. Тогда Сенека приказывает посадить себя в горячую ванну, где он и испустил дух.
   В последние годы жизни он вел переписку с молодым римлянином по имени Луцилий, ставшим впоследствии наместником римской провинции. В этих письмах он дает своему подопечному рекомендации, основанные на богатом личном опыте. "Коль скоро причина страха - незнание, то не стоит ли нам познать, чтобы не бояться?" - пишет Сенека. И в этом с ним можно без всяких оговорок согласиться.
  
  
  

4. Сенека приветствует Луцилия!

   Письмо 1. О ценности времени.
   Так и поступай, мой Луцилий! Отвоюй для себя самого, береги и копи время, которое прежде у тебя отнимали или крали, которое зря проходило. Сам убедись в том, что я пишу правду: часть времени у нас отбирают силой, часть похищают, часть утекает впустую. Но позорнее всех потеря по собственной небрежности. Вглядись-ка пристальней: ведь наибольшую часть жизни мы тратим на дурные дела, немалую - на безделье, и всю жизнь - не на те дела, что нужно. Укажешь ли ты мне такого, кто ценил бы время, кто знал бы, чего стоит день, кто понимал бы, что умирает с каждым часом? В том-то и беда наша, что смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, - ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежит смерти. Поступай же так, мой Луцилий, как ты мне пишешь: не упускай ни часу. Удержишь в руках сегодняшний день, меньше будешь зависеть от завтрашнего. Не то, пока будешь откладывать, вся жизнь и промчится. Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владение природа, но и его кто хочет, тот и отнимает. Смертные же глупы: получив что-нибудь ничтожное, дешевое и наверняка легко возместимое, они позволяют предъявлять себе счет; а вот те, кому уделили время, не считают себя должниками, хотя единственно времени и не возвратит даже знающий благодарность.
   Быть может, ты спросишь, как поступаю я, если смею тебя поучать? Признаюсь чистосердечно: как расточитель, тщательный в подсчетах, я знаю, сколько я растратил. Но ты уж лучше береги свое достояние сейчас: ведь начать самое время! Как считали наши предки, поздно быть бережливым, когда осталось на донышке. Да к тому же остается там не только мало, но и самое скверное. Будь здоров!
  
   Письмо 2. Чтение многих писателей.
   И то, что ты мне писал, и то, что я слышал, внушает мне на твой счет немалую надежду. Ты не странствуешь, не тревожишь себя переменой мест. Ведь такие метания - признак больной души. Я думаю, первое доказательство спокойствия духа - способность жить оседло и оставаться с самим собой. Но взгляни: разве чтение множества писателей и разнообразнейших книг не сродни бродяжничеству и непоседливости? Нужно долго оставаться с тем или другим из великих умов, питая ими душу, если хочешь извлечь нечто такое, что в ней бы осталось. Кто везде - тот нигде. Кто проводит жизнь в странствиях, у тех в итоге гостеприимцев множество, а друзей нет. То же самое непременно будет и с тем, кто ни с одним из великих умов не освоится, а пробегает все второпях и наспех. Не приносит пользы и ничего не дает телу пища, если ее извергают, едва проглотивши... Не окрепнет растение, если его часто пересаживать. Даже самое полезное не приносит пользы на лету. Во множестве книги лишь рассеивают нас. Поэтому, если не можешь прочесть все, что имеешь, имей столько, сколько прочтешь - и довольно. "Но, - скажешь ты, - иногда мне хочется развернуть эту книгу, иногда другую". - Отведывать от множества блюд - признак пресыщенности, чрезмерное же разнообразие яств не питает, но портит желудок. Потому читай всегда признанных писателей, а если вздумается порой отвлечься на другое, возвращайся к оставленному. Каждый день запасай что-нибудь против бедности, против смерти, против всякой другой напасти и, пробежав многое, выбери одно, что можешь переварить сегодня. Я и сам так делаю: из многого прочитанного что-нибудь одно запоминаю. Сегодня вот на что натолкнулся я у Эпикура (ведь я частенько перехожу в чужой стан, не как перебежчик, а как лазутчик): "Веселая бедность, - говорит он, - вещь честная". Но какая же это бедность, если она веселая? Беден не тот, у кого мало что есть, а тот, кто хочет иметь больше. Разве ему важно, сколько у него в ларях и в закромах, сколько он пасет и сколько получает на сотню, если он зарится на чужое и считает не приобретенное, а то, что надобно еще приобрести? Ты спросишь, каков предел богатства? Низший - иметь необходимое, высший - иметь столько, сколько с тебя довольно. Будь здоров!
  
   Письма 3-4. Об откровенности.
   Одни первому встречному рассказывают о том, что можно поверить только другу, и всякому, лишь бы он слушал, выкладывают все, что у них накипело. Другим боязно, чтобы и самые близкие что-нибудь о них знали; эти, если бы могли, сами себе не доверяли бы, потому они и держат все про себя. Делать не следует ни так, ни этак: ведь порок - и верить всем, и никому не верить, только, я сказал бы, первый порок - благороднее, второй - безопаснее. Точно так же порицанья заслуживают и те, что всегда обеспокоены, и те, что всегда спокойны. Ведь и страсть к суете - признак не деятельного, но мятущегося в постоянном возбуждении духа, и привычка считать каждое движение тягостным - признак не безмятежности его, но изнеженности и распущенности. Все должно сочетаться: и любителю покоя нужно действовать, и деятельному побыть в покое. Спроси совета у природы: она скажет тебе, что создала день и ночь.
   ...В нас живут пороки мальчишек, и не только мальчишек, но и младенцев; ведь младенцы боятся вещей пустяшных, мальчишки - мнимых, а мы - и того, и другого. Сделай шаг вперед - и ты поймешь, что многое не так страшно как раз потому, что больше всего пугает. Никакое зло не велико, если оно последнее. Пришла к тебе смерть? Она не была бы страшна, если бы могла оставаться с тобою, она же или не явится, или скоро будет позади, никак не иначе.
   "Нелегко, - скажешь ты, - добиться, чтобы дух презрел жизнь". Но разве ты не видишь, по каким ничтожным причинам от нее с презрением отказываются? Один повесился перед дверью любовницы, другой бросился с крыши, чтобы не слышать больше, как бушует хозяин, третий, пустившись в бега, вонзил себе клинок в живот, только чтобы его не вернули. Так неужели, по-твоему, добродетели не под силу то, что делает чрезмерный страх? Спокойная жизнь - не для тех, кто слишком много думает о ее продлении, кто за великое благо считает пережить множество консульств. Каждый день размышляй об этом, чтобы ты мог равнодушно расстаться с жизнью, за которую многие цепляются и держатся, словно уносимые потоком - за колючие кусты и острые камни. Большинство так и мечется между страхом смерти и мучениями жизни; жалкие, они и жить не хотят, и умереть не умеют. Сделай же свою жизнь приятной, оставив всякую тревогу о ней. Никакое благо не принесет радости обладателю, если он в душе не готов его утратить... Поэтому укрепляй мужеством и закаляй свой дух против того, что может произойти даже с самыми могущественными... Не верь затишью: в один миг море взволнуется и поглотит только что резвившиеся корабли.
   А чтобы я мог закончить письмо, - узнай, что приглянулось мне сегодня: "Бедность, сообразная закону природы, - большое богатство". Знаешь ли ты, какие границы ставит нам этот закон природы? Не терпеть ни жажды, ни голода, ни холода. А чтобы прогнать голод и жажду, тебе нет нужды обивать надменные пороги, терпеть хмурую спесь или оскорбительную приветливость, нет нужды пытать счастья в море или идти следом за войском. То, чего требует природа, доступно и достижимо, потеем же мы ради избытка. Ради него изнашиваем мы тогу, ради него старимся в палатках лагеря, ради него заносит нас на чужие берега. А то, чего с нас довольно, у нас под рукой. Кому и в бедности хорошо, тот богат. Будь здоров!
  
   Письмо 5. Об умеренности.
   Я радуюсь твоему упорству в занятиях и рвению, которое побуждает тебя , забросив все, только о том и стараться, чтобы с каждым днем становиться все лучше, и хвалю тебя за них. Будь и впредь так же упорен, - тут я не только поощряю тебя, но и прошу. Об одном лишь хочу предупредить тебя: не поступай подобно тем, кто желает не усовершенствоваться, а только быть на виду, и не делай так, чтобы в одежде твоей или в образе жизни что-нибудь бросалось в глаза. Избегай появляться неприбранным, с нестриженной головой и запущенной бородой, выставлять напоказ ненависть к серебру, - словом, всего, что делается ради извращенного удовлетворения собственного тщеславия... Пусть изнутри мы будем иными во всем - снаружи мы не должны отличаться от людей. Пусть не будет блистательной тога - но и грязной тоже; пусть не для нас серебряная утварь с украшениями из литого золота - но не надо считать лишь отсутствие золота и серебра признаком умеренности. Будем делать все, чтобы жить лучше, чем толпа, а не наперекор толпе... Пусть вошедший в наш дом дивится нам, а не нашей посуде. Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется как глиняной. Слаб духом тот, кому богатство не по силам.
   Но хочу и сегодня поделиться с тобой моим небольшим доходом: я нашел у нашего Гекатона, что покончить со всеми желаниями полезно для исцеления от страха. "Ты перестанешь бояться, - говорит он, - если и надеяться перестанешь". Ты спросишь, как можно уравнивать столь разные вещи. Но так оно и есть, мой Луцилий: хотя кажется, что между ними нет ничего общего, на самом деле они связаны. Как одна цепь связывает стража и пленного, так страх и надежда, столь несхожие между собой, приходят заодно: вслед за надеждой является страх. Я и не удивляюсь этому: ведь оба они присущи душе неуверенной, тревожимой ожиданиями будущего. А главная причина надежды и страха - наше неуменье приноравливаться к настоящему и привычка засылать наши помыслы далеко вперед. Так предвиденье, величайшее из данных человеку благ, оборачивается во зло. Звери бегут только при виде опасностей, а убежав от них, больше не испытывают страха. Нас же мучит и будущее, и прошедшее. Из наших благ многие нам вредят: так память возвращает нас к пережитым мукам страха, а предвиденье предвосхищает муки будущие. И никто не бывает несчастен только от нынешних причин. Будь здоров!
  
   Письмо 6. Любое благо не в радость, если мы обладаем им в одиночку.
   ...Ты и представить себе не можешь, насколько каждый день, как я замечаю, движет меня вперед. "Но если ты что нашел и узнал его пользу по опыту, поделись со мною!" - скажешь ты. - Да ведь я и сам хочу перелить в тебя и, что-нибудь выучив, радуюсь лишь потому, что смогу учить. И никакое знание, пусть самое возвышенное и благотворное, но лишь для меня одного, не даст мне удовольствия. Если бы мне подарили мудрость, но с одним условием: чтобы я держал ее при себе и не делился ею, - я бы от нее отказался. Любое благо нам не в радость, если мы обладаем им в одиночку.
   Пошлю тебе и книги, а чтобы ты не тратил труда на поиски вещей полезных, сделаю пометки, по которым ты сразу найдешь все, что я одобряю и чем восхищаюсь. Но больше пользы, чем слова, принесли бы тебе живой голос мудрецов и жизнь рядом с ними... Долог путь наставлений, краток и убедителен путь примеров.Кстати, за мной ежедневный подарочек. Вот что понравилось мне нынче у Гекатона: "Ты спросишь, чего я достиг? Стал самому себе другом!" Достиг он немалого, ибо теперь он никогда не останется одинок. И знай: такой человек всем будет другом. Будь здоров!
  
   Письмо 7. Избегай толпы.
   Ты спрашиваешь, чего тебе следует больше всего избегать? Толпы! Ведь к ней не подступиться без опасности!.. Нет врага хуже, чем толпа, в которой ты трешься. Каждый непременно либо прельстит тебя своим пороком, либо заразит, либо незаметно запачкает. Чем сборище многолюдней, тем больше опасности... Дальше от народа пусть держится тот, в ком душа еще не окрепла и не стала стойкой в добре: такой легко переходит на сторону большинства... Уходи в себя, насколько можешь; проводи время только с теми, кто сделает тебя лучше, допускай к себе только тех, кого ты сам можешь сделать лучше. И то и другое совершается взаимно, люди учатся, обучая. Значит, незачем тебе ради честолюбивого желанья выставлять напоказ свой дар, выходить на середину толпы и читать ей вслух либо рассуждать перед нею; по-моему, это стоило бы делать, будь твой товар ей по душе, а так никто тебя не поймет. Может быть, один-два человека тебе и попадутся, но и тех тебе придется образовывать и наставлять, чтобы они тебя поняли. - "Но чего ради я учился?" - Нечего бояться, что труд твой пропал даром: ты учился ради себя самого... И тот, кто на вопрос, зачем он с таким усердием занимается искусством, которое дойдет лишь до немногих, отвечал: "Довольно с меня и немногих, довольно с меня и одного, довольно с меня и ни одного", - сказал тоже очень хорошо, кто бы он ни был. Превосходно и изречение Эпикура, писавшего одному из своих товарищей: "Это я говорю для тебя, а не для толпы: ведь каждый из нас для другого стоит битком набитого театра". Будь здоров!
  
   Письмо 8. Обращение к потомкам.
   ...Я удалился не только от людей, но и от дел, прежде всего - моих собственных, и занялся делами потомков. Для них я записываю то, что может помочь им. Как составляются полезные лекарства, так я заношу на листы спасительные наставления, в целительности которых я убедился на собственных ранах: хотя мои язвы не закрылись совсем, но расползаться вширь перестали. Я указываю другим тот правильный путь, который сам нашел так поздно, устав от блужданий. Я кричу: "Избегайте всего, что любит толпа, что подбросил вам случай! С подозрением и страхом остановитесь перед всяким случайным благом! Ведь и рыбы, и звери ловятся на приманку сладкой надежды! Вы думаете, это дары фортуны? Нет, это ее козни. Кто из вас хочет прожить жизнь насколько возможно безопаснее, тот пусть бежит от этих вымазанных птичьим клеем благодеяний, обманывающих нас, несчастных, еще и тем, что мы, возомнив, будто добыча наша, сами становимся добычей. Погоня за ними ведет в пропасть. Исход высоко вознесшейся жизни один - паденье.
   Угождайте же телу лишь настолько, насколько нужно для поддержания его крепости, и такой образ жизни считайте единственно здоровым и целебным. Держите тело в строгости, чтобы оно не переставало повиноваться душе: пусть пища лишь утоляет голод, питье - жажду, пусть одежда защищает тело от холода, а жилище - от всего ему грозящего. А возведено ли жилище из дерна или из пестрого заморского камня, разницы нет: знайте, под соломенной кровлей человеку не хуже, чем под золотой. Презирайте все, что ненужный труд создает ради украшения или напоказ. Помните: ничто, кроме души, недостойно восхищения, а для великой души все меньше нее".
   ...А как много поэты говорят такого, что или сказано, или должно быть сказано философами:
   Не наше то, что нам дано фортуною,
   Все, что дано нам, может быть и отнято.
   Будь здоров!
  
   Письмо 9. Мудрецу никто, кроме него самого, не нужен.
   ...С кем мы сошлись ради пользы, мил нам, покуда полезен. Вот почему вокруг того, чьи дела процветают, - толпа друзей, а вокруг потерпевших крушение - пустыня. Друзья бегут от того места, где испытывается дружба. Каково начало, таков и конец, иначе и быть не может. Дружба, что заключается ради корысти и смотрит, что можно выгадать, - это не дружба, а сделка. Кто заводит друзей на всякий случай, тот лишает дружбу ее величия.
   Мудрому никто, кроме него самого, не нужен. Мудрец ни в чем не терпит нужды, хотя потребно ему многое, глупому же ничего не требуется, потому что он ничем не умеет пользоваться, зато нужду он терпит во всем. Ведь нужда - это необходимость, а для мудрого необходимости нет. Значит, хотя мудрец и довольствуется самим собой, в друзьях он все же имеет потребность и хочет иметь их как можно больше, но не для блаженной жизни, - ведь жить блаженно он может и без друзей. Высшее благо не ищет орудий вовне: оно создается дома и возникает только само из себя. Если же хоть какая-то часть его заимствуется извне, оно уже зависит от фортуны. Только мудрому по душе то, что есть, глупость же постоянно страдает, гнушаясь тем, что имеет. Будь здоров!
  
   Письма 10-11. Моли бога о ясности разума и здоровье душевном, а потом только - телесном.
   Обычно мы стережем того, кто в горе или страхе, чтобы не дать им использовать во зло свое одиночество. Да и никого из людей неразумных не следует предоставлять самим себе: тут-то и обуревают их дурные замыслы, тут и готовят они опасности себе и другим, тут к ним и приходят чередой постыдные вожделения. Тут-то все, что стыд и страх заставляли скрывать, выносится на поверхность души, тут-то она и оттачивает дерзость, подхлестывает похоть, горячит гневливость. Есть у одиночества одно преимущество: возможность никому ничего не открывать и не бояться обличителя; но это и губит глупого, ибо он выдает сам себя.
   ...Смотри только, чтобы ничто тебя не поработило. Прежние твои моленья предоставь воле богов, а сам моли их заново о другом: о ясности разума и здоровье душевном, а потом только - телесном. Смело проси бога: ничего чужого ты у него не просишь. Правдивые слова нашел я у Афинодора: "Знай, что тогда ты будешь свободен от всех вожделений, когда тебе придется молить богов лишь о том, о чем можно молить во всеуслышание". А ведь до чего люди безумны! Шепотом возносят они богам постыднейшие мольбы, чуть кто приблизит ухо - смолкают, но богу рассказывают то, что скрывают от людей. Живи с людьми так, будто на тебя смотрит бог, говори с богом так, будто тебя слушают люди.
   "Следует выбрать кого-нибудь из людей добра и всегда иметь его перед глазами, - чтобы жить так, словно он смотрит на нас, и так поступать, словно он видит нас". Этому, мой Луцилий, учит Эпикур. Он дал нам охранителя и провожатого - и правильно сделал. Многих грехов удалось бы избегнуть, будь при нас, готовых согрешить, свидетель. Пусть душа найдет кого-нибудь, к кому бы она испытывала почтение, чей пример помогал бы ей очищать самые глубокие тайники. Счастлив тот, кто, присутствуя лишь в мыслях другого, исправит его! Счастлив и тот, кто может так чтить другого, что даже память о нем служит образцом для самосовершенствования! Кто может так чтить другого, тот сам вскоре внушит почтение. Выбери того, чья жизнь и речь, и даже лицо, в котором отражается душа, тебе приятны; и пусть он всегда будет у тебя перед глазами, либо как хранитель, либо как пример. Нам нужен кто-нибудь, по чьему образцу складывался бы наш нрав. Ведь криво проведенную черту исправишь только по линейке. Будь здоров!
  
   Письмо12. Прожить каждый день, как последний.
   Чем обязан я своей загородной: куда бы ни оглянулся, - все показывает мне, как я стар. Что ж, встретим старость с распростертыми объятиями: ведь она полна наслаждений, если знать, как ею пользоваться. Плоды для нас вкуснее всего, когда они на исходе; любителям выпить милее всего последняя чаша, от которой они идут ко дну, довершая опьянение. Всякое наслаждение свой самый отрадный миг приберегает под конец. И возраст самый приятный тот, что идет под уклон, но еще не катится в пропасть. Да и тот, что стоит у последней черты, не лишен, по-моему, своих наслаждений, - либо все наслажденья заменяет отсутствие нужды в них. Как сладко утомить все свои вожделенья и отбросить их! Ты возразишь мне: "Тягостно видеть смерть перед глазами". Но, во-первых, она должна быть перед глазами и у старика, и у юноши - ведь вызывают нас не по возрастному списку. Во-вторых, нет стариков столь дряхлых, чтобы им было зазорно надеяться на лишний день... Поэтому каждый день нужно проводить так, словно он замыкает строй, завершает число дней нашей жизни. Один наместник Сирии пировал и пьянствовал, справляя по самому себе поминки, его уносили от стола в спальню под рукоплескания его любовников, певших под музыку: "Он прожил жизнь". И каждый день он устраивал себе такой вынос. Счастливей всех тот, кто без тревоги ждет завтрашнего дня: он уверен, что принадлежит себе. Кто сказал "прожита жизнь", тот каждое утро просыпается с прибылью. Будь здоров!
  
   Письмо 13. Если бояться всего, что может случиться, незачем и жить.
   Не столь многое мучит нас, сколь многое пугает, и воображение, мой Луцилий, доставляет нам больше страданий, чем действительность. Я учу тебя только не быть несчастным прежде времени, когда то, чего ты с тревогой ждешь сейчас же, может и вовсе не наступить и уж наверняка не наступило. Многое мучит нас больше, чем нужно, многое - прежде, чем нужно, многое - вопреки тому, что мучиться им вовсе не нужно. Мы либо сами увеличиваем свои страдания, либо выдумываем их, либо предвосхищаем. Обещай мне одно: когда тебя со всех сторон начнут убеждать, будто ты несчастен, думай не о том, что ты слышишь, а о том, что чувствуешь, терпеливо размысли о своих делах (ведь ты знаешь их лучше всех) и спроси себя: "Почему они меня оплакивают? Почему дрожат и боятся даже моего прикосновения, словно невзгода может перейти на них? В самом ли деле это беда или больше слывет бедою?" - Расспроси самого себя: "А вдруг я терзаюсь и горюю без причины, и считаю бедою то, что вовсе не беда?"
   Ты спросишь: "Откуда мне знать, напрасны мои тревоги или не напрасны?" - Вот тебе верное мерило! Мучит нас или настоящее, или будущее, или то и другое вместе. О настоящем судить нетрудно: лишь бы ты был здоров телом и свободен, лишь бы не томила болью никакая обида. Теперь посмотрим, что такое будущее. Сегодняшнему дню нет до него дела. - "Но ведь будущее-то наступит!" - А ты взгляни, есть ли верные признаки приближения беды. Ведь страдаем мы по большей части от подозрений, нас морочит та, что нередко оканчивает войны, а еще чаще приканчивает людей поодиночке, - молва. Так оно и бывает, мой Луцилий: мы сразу присоединяемся к общему мнению, не проверяя, что заставляет нас бояться, и, ни в чем не разобравшись, дрожим и бросаемся в бегство. Не знаю как, но только вымышленное тревожит сильнее. Действительное имеет свою меру, а о том, что доходит неведомо откуда, пугливая душа вольна строить догадки. Нет ничего гибельней и непоправимей панического страха: всякий иной страх безрассуден, а этот - безумен.
   А ведь нередко вмешивается нечто такое, из-за чего надвигающаяся беда, как она ни близка, или задерживается в пути, или рассеется, или падет на голову другому. Среди пожара открывалась дорога к бегству, рухнувший дом мягко опускал некоторых на землю, рука, поднесшая к затылку меч, порой отводила его, и жертве удавалось пережить палача.
   А иногда, даже когда нет явных признаков, предвещающих недоброе, душа измышляет мнимые, или толкует к худшему слова, которые можно понять двояко. Но ведь если бояться всего, что может случиться, то незачем нам и жить, и горестям нашим не будет предела. Будь здоров!
  
   Письма 14-15. Мудрец во всем смотрит на замысел, а не на исход.
   ...Насколько возможно, будем избегать не только опасностей, но и неудобств и скроемся под надежной защитой, исподволь обдумав, как можно прогнать, то, что внушает страх. Таких вещей три, если я не ошибаюсь: мы боимся бедности, боимся болезней, боимся насилия тех, кто могущественней нас. В наибольший трепет приводит нас то, чем грозит чужое могущество: ведь такая беда приходит с великим шумом и смятением. Названные мною естественные невзгоды - бедность и болезни - подкрадываются втихомолку, не внушая ужаса ни слуху, ни зрению, зато у третьей беды пышная свита: она приходит с цепями, мечами и факелами. Так нечего и удивляться, если сильнее всего ужас перед бедствием, столь многоликим и так страшно оснащенным. Как палач, чем больше он выложит орудий, тем большего достигнет, ибо один их вид побеждает даже способного выдержать пытку, - так нашу душу легче всего подчиняет и усмиряет та угроза, которой есть что показать. Ведь и остальные напасти не менее тяжелы - я имею в виду голод, жажду и болезни, - но они скрыты, им нечем грозить издали, нечего выставлять напоказ. А тут, как в большой войне, побеждает внушительность вида и снаряжения.
   Постараемся поэтому никого больно не задевать. Мудрец никогда не станет гневить власть имущих, - наоборот, он будет уклоняться от их гнева, как мореход от бури. Но это надо стараться делать незаметно. Еще нам следует обдумать, как обезопасить себя от черни. Тут первое дело - не желать того же самого: где соперничество, там и разлад. Старинное наставление называет три вещи, которых надо избегать: это - ненависть, зависть и презрение. Мудрец не станет нарушать общепринятых обычаев и привлекать внимание невиданным образом жизни. "Ну и что? Неужели будет в безопасности тот, кто следует этому правилу?" - за это я не могу тебе поручиться, как и за то, что человек умеренный всегда будет здоров; и все-таки умеренность приносит здоровье. Бывает, что корабль тонет в гавани; что же, по-твоему, может случиться в открытом море? Насколько ближе опасность к тому, чья предприимчивость неугомонна, если праздность не спасает от угроз? Бывает, гибнут и невиновные - кто спорит? - но виноватые - чаще. Кто мудр, тот во всем смотрит на замысел, а не на исход. Начало в нашей власти; что выйдет, решать фортуне, над собой же я не признаю ее приговор. Вот замечательное наставление: "Жизнь глупца безрадостна и полна страха, потому что он все откладывает на будущее".
   Не забывай также, Луцилий, за сколькими вещами ты гонишься, а увидев, сколько людей тебя опередили, подумай о том, сколько их отстало. Установи же для себя предел, за который ты не хотел бы перейти, даже если бы мог: пусть останутся за ним таящие угрозу блага, притягательные для надеющихся и разочаровывающие достигших. Была бы в них хоть какая-то прочность, они бы приносили порой удовлетворение; а так они только распаляют жажду черпающих. Будь здоров!
  
   Письма 16-17. Природа желает малого, людское мнение - бесконечно многого.
   Я знаю, Луцилий, для тебя очевидно, что, не изучая мудрости, нельзя жить не только счастливо, но даже и сносно, ибо счастливой делает жизнь совершенная мудрость, а сносной - ее начатки. Ведь она и в большом выручает, и до мелочей снисходит. Если в жизни ты сообразуешься с природой, то никогда не будешь беден, а если с людским мнением, то никогда не будешь богат. Многие, накопив богатство, нашли не конец бедам, а другие беды. Тут нечему удивляться: ведь порок не в том, что вокруг нас, а в нашей душе. То, что делало обременительной бедность, делает обременительным и богатство. Нет разницы, положишь ты больного на деревянную кровать, или же на золотую: куда его ни перенеси, он понесет за собой болезнь. Так же не имеет значения, окажется ли больная душа в бедности или в богатстве: ее порок всегда при ней. Природа желает малого, людское мнение - бесконечно многого. Пусть ты накопишь столько же, сколько множество богачей, пусть фортуна увеличит твою казну свыше меры, отпущенной частному человеку, пусть она осыпет тебя золотом, оденет в пурпур, даст столько наслаждений и богатств, что ты покроешь землю мрамором и сможешь не только владеть своим добром, но и топтать его ногами. Пусть будут у тебя вдобавок и картины, и статуи, и все, что создало искусство в угоду роскоши, - излишества лишь научат тебя желать еще большего. Естественные желания имеют предел, порожденные же ложным мнением - не знают, на чем остановиться, ибо все ложное не имеет границ. Идя по дороге, придешь к цели, блуждание же бесконечно. Поэтому отойди подальше от всего суетного, и если, домогаясь чего-нибудь, ты захочешь узнать, естественно ли твое желание или слепо, взгляни, может ли оно где-нибудь остановиться. Если, зайдя далеко, ты заметишь, что идти до цели осталось еще больше, знай, что твое желание рождено не природой. Будь здоров!
  
   Письма 18-19. Малая ссуда делает человека твоим должником, большая - врагом.
   "Неумеренный гнев рождает безумие"(Эпикур). Ты не можешь не знать, насколько это правильно. Эта страсть может загореться против кого угодно, она рождается и из любви, и из ненависти, и среди важных дел, и среди игр и забав. Не то имеет значенье, велика ли причина, вызвавшая ее, а то, какой душой она овладеет. Так же точно не то имеет значенье, велик ли огонь, а то, куда он попадет: твердое не загорится и от самого сильного пламени, а сухое и легко воспламеняемое даже искру вырастит до пожара. Да, Луцилий, слишком сильный гнев кончается безумием, поэтому следует избегать его не только во имя сдержанности, но и ради здоровья.
   Величайшая беда человека в том, что он многих мнит своим друзьями, не будучи им другом, и думает, будто приобретает друзей благодеяниями, тогда как люди больше всего ненавидят тех, кому больше обязаны. Малая ссуда делает человека твоим должником, большая - врагом. Поэтому, пока не наберешься своего ума, слушайся совета мудрых: дело не в том, что ты дал, а в том, кому дал. Будь здоров!
  
   Письма 20, 22, 23. Что есть мудрость? всегда хотеть и отвергать одно и то же.
   Так вот, если я захочу обнять всю человеческую жизнь, то смогу довольствоваться таким правилом: что есть мудрость? всегда и хотеть и отвергать одно и то же. Люди не знают, чего хотят, до того мига, пока не захотят чего-нибудь. Захотеть или не захотеть раз навсегда не дано никому.
   Это очень много - не развратиться, живя под одной кровлей с богатством. Ведь кто бы ни появился на свет, довольствуется поначалу молоком и лоскутом. Так мы начинаем - а потом нам и царства тесны.
   Достиг вершины тот, кто знает, чему радоваться, кто не отдает своего счастья на произвол других. Истинное благо дают чистая совесть, честные намерения, правильные поступки, ровный ход спокойной жизни. Жить правильно всем доступно. Но лишь немногие располагают собой по собственному усмотрению, прочие же подобны обломкам в реке: не они плывут, а их несет.
   Иные советы нельзя давать за глаза. Врач не может выбрать время для еды или купания по письмам, он должен пощупать, как бьется жила. Старая пословица гласит: "Гладиатор принимает решение на арене"; здесь внимательному взгляду что-то подскажет лицо противника, что-то - движение его руки или даже наклон тела. Только на месте, да и то при неусыпном внимании, можно не упустить мимолетный случай. Будь здоров!
  
   Письма 31-34. Ты - мое создание!
   Будь глух даже для тех, кому ты всех дороже: они с лучшими намерениями желают тебе дурного, и если ты хочешь быть счастливым, моли богов не посылать тебе того, о чем просят доброжелатели. Что же есть благо? Знание. Что есть зло? Незнание. Кто умен и искусен, тот, смотря по обстоятельствам, одно отвергнет, другое выберет. Однако он не боится того, что отвергает, и не восхищается тем, что выбирает. Твои родители желали для тебя много такого, что я, с моей стороны, желаю тебе презирать. Их пожелания грабили многих, чтобы обогатить тебя: все, что тебе достается, непременно у кого-нибудь отнято.
   Я притязаю на тебя: ты - мое создание. Едва заметив твои задатки, я взялся за тебя, подбадривал, давал шпоры и не позволял идти медленно, то и дело подгонял тебя. Обычно говорят, что начало - это уже полдела; то же относится и к нашей душе: желание стать добродетельным - полпути к добродетели. Но знаешь, кого я назову добродетельным? Человека совершенного и независимого, которого никакая сила, никакая нужда не испортит. Такого я и прозреваю в тебе, если ты будешь упорен в своих стараниях, если будешь поступать так, чтобы между твоим делами и словами не было не только противоречия, но и расхождения, если и то и другое будет одной чеканки. Будь здоров!
  
  
  
   22
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"