Аннотация: Без начала не читать! -> http://samlib.ru/editors/s/shapowalowa_l_w/neprawda исключительно продолжение вешаю)
- Господи, что я натворила... - шептала я, пытаясь вставить ключ в замочную скважину.
Но мои руки дрожали от чувства отвращения к себе, к своей аморальности. Я все испортила.
- Ты там молишься? - за моей спиной послышался недовольный голос.
От внезапно нахлынувшей злости я, наконец-то, смогла вставить ключ и резко его провернула.
Я-то ладно! Я дура полная! У меня крыша поехала на время. Решила в крутого агента сыграть, типа, усыпить бдительность, а потом одурачить. А как же! Мистер и миссис Смитт прям, да? Вот мозгов ведь, ну!
Но он! Этот гребаный Стервятник! Он что, не мог просто отбросить мои руки со словами: "Ты чего задумала, идиотка?". В конце-концов, можно было просто покрутить пальцем у виска. Но он этого не сделал!
- Да, грехи замалываю, - язвительно ответила я, поворачиваясь, собственно, к "греху".
- Нечего замалывать, - он смотрел на меня абсолютно серьезно. - Ничего не было.
Я посмотрела на него удивленно, с примесью "ну надо же!".
- Да ты, я гляжу, умным человеком становишься, Раневский! - я даже в ладоши хлопнула. - Короче, давай так: мы друг друга не видели ни сегодня, ни вчера, окей?
- Окей. Я тебя не встречал, - он оглянулся по сторонам. - Только помоги мне отсюда выбраться.
Как-то все слишком просто получается. Вот так раз, и забыли?.. Вот так просто - "помоги мне"?
- Делов-то, - я тоже оглянулась, что бы сориентироваться. - Идешь вон туда, - махнула рукой, - в конец коридора. Там запасная лестница. Под последним пролетом - дверь синяя. Вот это и есть черный выход. Его не закрывают, просто замок висит. Ты замок на одно кольцо повесь и выходи.
Он посмотрел долгим взглядом в сторону запасной лестницы, а потом уставился на меня.
- Я туда не пойду, - произнес нагло-противно.
- Это почему?
- Ты меня опять в какую-то западню решила завести?
Ага. То есть, по его мнению, то что было между нами - это западня? Ну что ж, неплохо. Он, в плане избавления от угрызений совести, явно преуспевает больше меня.
- Ну, давай я тебя выведу, если не веришь.
- Веди, - показал он подбородком.
- Окей, - я ему поражаюсь просто.
Лучше бы он раньше таким бдительным был.
Мы шли по коридору молча, я была впереди и вела его за собой. Это было едва ли не впервые, когда мы делали что-то сообща и при этом не грызлись, как два разъяренных питбуля. Ну, если не считать "то, чего не было".
Я мысленно представила, как даю себе подзатыльник и поджопник одновременно. Ну, как же ты так могла, а?..
- Интересно, что подумает твой парень, если узнает...
- Не узнает, - я не знаю, врала ли я.
Парень мне Лешка, или нет? Официально - да, по существу - нет. Да и если он узнает, это станет дополнительным поводом что-бы расстаться. Я, что бы не травмировать его психику, предстану перед ним неразборчивой плюшкой. А что потом?..
- А если я...
- Ой, да делай что хочешь, - я психанула и резко остановилась.
С какой стати он решился меня донимать? У него что, отсутствует чувство самосохранения? Я повернулась к Раневскому и разгневано на него посмотрела. Стервятник выглядел довольным.
- Говори, кому хочешь! - меня пробило. - Во-первых, по сути, случившееся ничего не значит. Во-вторых, никто тебе не поверит, понимаешь? Никто! - я буквально выкрикнула последнее слово и, тяжело дыша от досады и злости, быстро прошла мимо . - До выхода сам дойдешь.
Мне вслед промолчали. Я даже не посмотрела на выражение лица Стервятника, может, и зря. Ведь на наглой птичьей роже расплылась довольная надменная улыбка.
- Наверное, твоему парню от тебя спасу нет.
Ничего изощреннее, чем:
- Да иди ты в жопу! - у меня не нашлось.
За окном серело. Народ потихоньку сползался после пар в общагу, и уже со всех сторон было слышно смех, разговоры, крики. Мне казалось, что все они смеются надо мной, и разговариваю тоже обо мне. Да и крики эти неспроста. С каждой минутой, проведенной в абсолютном одиночестве в этой серой унылой коробке, моя паранойя растет. Где носит эту Риту?
Я посмотрела на осколки стекла рядом на подушке. Они все меньше блестели в свете уходящего дня и на гранях постепенно загорались оранжевые отблески уличных фонарей. Как интересно. Почему разбитое стекло сверкает гораздо красивее, чем целое? Зачем так делать? Зачем скрывать такую красоту?..
Я вернулась в свою комнату сразу же, как только отнесла связку ключей на вахту к тете Любе (к слову, ее там не оказалось) и проверила, что машина Раневского благополучно ретировалась со двора женского общежития. Посмотрев на время, а было уже далеко за девять, я решила, что раз университет меня не дождался, то ему не посчастливится сегодня лицезреть мой лик в своих хоромах. Попросту, я решила прогулять. Точнее, пролежать.
Честное слово, даже если бы я пошла на эти пары, сомневаюсь, что преподаватели добились бы от меня чего-то, кроме нечленораздельного мычания и стеклянных глаз. Я сегодня не в себе. Я сегодня сама не своя. У меня сегодня великий День Заслуженного Самобичевания!
Я же такая умница! Я же такие дела творю, что подо мной однажды должна развернутся земля и силой утащить в свои недры! Ай да Людмила!
Вначале, я не знала, куда себя приткнуть. Первую половину дня хваталась за все дела подряд. К двенадцати комната буквально сверкала, я отмыла даже то, что, в принципе, отмываться не должно было. Я перемыла всю посуду, включая чистую. Выгладила все свои вещи и даже постельное белье. Выбила ковер (скучающей тете Любе сказала, что у меня сегодня "окно"), вымыла полы, по вытирала пыль на всем, до чего смогла достать (даже на лампочке), сложила все свои и Ритыны вещи в шкаф, пересортировала все бумаги, находящиеся на столе, и сложила их в аккуратные стопочки.
А когда остановилась отдохнуть, меня наконец настигла та единственная мысль, от которой я пыталась отвертеться все это время. До этого, она упорно ломилась сквозь мою напускную занятость, а когда вдруг появилась возможность пробиться, она, с победоносным криком "УРА!!!", взяла на таран мое сознание. Вот, в прочем, и те размышления, которые она за собой принесла.
Каким бы замечательным ни был Лешка, и как бы хорошо он ко мне не относился, я не могу даже представить его в той утренней сцене на месте Раневского. Как только в моем воображении появляется картинка с нашими объятьями - меня передергивает. Это словно представлять себя с братом - против правил и ниже моей морали. Хотя, куда уж ниже!
И, в противовес этой ужасной мысли, в моем сознании возникла мысль еще более ужасная. Настолько, что смогла повергнуть меня в настоящий шок.
Почему Раневский был мне не противен хотя бы в равной степени? Почему воспоминания об этом утреннем инциденте не заставляют меня чувствовать ни ужаса, ни отвращения, ни ненависти? Почему я могу выдавить из себя только стыд и страх, что об этом кто-то узнает?..
Два эти осознания, словно, бились лбами, и я, отчаянно взвыв, схватила со стола неизвестно как оказавшийся там стакан и со всей силы бросила его в стену над своей кроватью. Вот так банально я выплеснула всю свою боль.
"Женщины любят бить посуду" - говорил папа, собирая на кухне осколки, после очередного скандала с мамой. Я прекрасно помню, что он на всякие мелкие праздники всегда покупал наборы тарелок, чашек, разнообразных пиал и стаканов. Так же, я помню, что, хотя бы раз в год, набор ежедневных тарелок стабильно менялся. Больше остальных мне понравились белые квадратные тарелки с абстрактным зеленым рисунком внутри. Кстати, продержались они меньше всего - месяца три, если мне не изменяет память.
Но сейчас, у меня под рукой оказался только этот несчастный стакан, и он дорого за это поплатился.
У меня глубоко внутри появилось чувство, словно по моей вине всей земле скоро настанет конец. И это чувство саднило, как свежий синяк. Уставшая после тотальной уборки и моральных терзаний, я отодвинула некогда бывшие стаканом осколки к стене, и, не успев толком примостится, уснула.
Проснулась от того, что кто-то сверху уронил на пол какую-то вещь (по ощущениям - чугунную, пятидесяти килограммовую гирю). Проснулась, и узрела перед собой сверкающие, опасные грани. Захотелось провести параллель между собой и этим испорченным сосудом, но как-то не сильно получилось. Он был разбит. И я тоже. На этом наши схожести заканчивались.
Потом, мои мысли, как старый железнодорожный состав, начали наращивать темп. И в момент, когда я думала, что моя голова разорвется от этого гула, прозвучал щелчок и входная дверь отворилась. Рита вернулась с занятий. После, с легким скрипом, дверь была закрыта, и я услышала легкие крадущиеся шаги в мою сторону. Что бы хоть как-нибудь отвлечься в этот ужасный день, я, отчаянно заорав, вскочила с постели.
- Ааааа-мать-его-ты-охренела-что-ли?!! - Леша, хватаясь за то место, где предположительно размещалось сердце, и запнувшись через собственные ноги, рухнул на стоящую напротив кровать. - Ты каких таблеток наглоталась-то?!!
Я, не в силах сдержать эмоций от реакции Лёшки, расхохоталась. На глазах выступили слезы - я представила, как парень ко мне подкрадывался с каким-нибудь романтическими намерениями, и что получил в результате.
- Прости, я... - захлебываясь словами, я пыталась объясниться, но рвущийся наружу смех не давал это сделать нормально. - Я думала, что Рита... О, Господиииии, - я взвыла, не в силах вдохнуть воздуха.
Леша расширенными глазами наблюдал за моей истерикой.
- Ты правда чокнулась! - его голос немного подрагивал, но, в целом, он успокоился. - Слава Богу, что это была не Рита, иначе, после такого, ее бы отсюда забрала скорая.
- Да ладно тебе, - я, красная и запыхавшаяся, пыталась привести себя в нормальное психическое состояние. В который раз за день.
Я наконец-то смогла перевести дыхание и посмотреть на Лёшку. Вот она, моя соль на свежую рану. Или, скорее, перчик. Ядреный острый перец. Это сравнение, которое показалось мне абсолютно точным, и от этого более забавным, вызвало у меня улыбку.
- Что ты здесь забыл?
- Я тебе звонил.
Я перевела свой взгляд на мобильный, что тихо лежал на столе. Что-то не припоминаю, что бы он пищал.
- У тебя абонент не абонент был, - Леха расслабился и оперся о стену.
- Наверное,вырубился, - да, ни одного звука от него с самого утра не поступало.
- Вот я и решил в гости зайти. А тут ты. Со своими сюрпризами.
- Не нравятся сюрпризы - не приходи, - немого нервно проговорила я, по прежнему улыбаясь.
Он хмыкнул и оглядел комнату:
- Чистенько.
- Спасибо.
- Убиралась?
- Да.
- И в универ поэтому не пошла? - он оттолкнулся от стены и уставился на меня испытывающим взглядом.
Мои брови взлетели вверх.
- Ты откуда знаешь?
- Мне звонила твоя подруга... - он задумался, вспоминая. - Такая, хмурая всегда.
- Полина? - я удивилась.
- Да, наверное. Спрашивала, куда я тебя дел, - он скорчил рожу. - Она меня не любит.
- Почему ты так думаешь? - интересный поворот.
- Она мне так и сказала в конце разговора: "Чувак, ты мне не нравишься. Вообще."
- Прям так? Вау, - вот это неожиданно.
- Ты ее против меня настроила, истеричка? - он прищурился.
- Нет, ты что! - ну, частично.
И сказал вроде слово обидное, но проговорил его так мягко и влюбленно, что у меня челюсти от сладкого свело.
- Так зачем ты пришел?
Даже вопреки тому, что наш разговор был абсолютно безобидным, и внешне я выглядела как обычно, мое сердце предательски ускорялось, заставляя подрагивать пальцы рук. Как будто я безбожно вру, вливая ложь в каждый издаваемый звук.
- Может включим свет? А то почти ничего не видно, - он достал из карманов джинсов свой смарт и посмотрел на время. - Тем более, скоро твоя соседка придет.
- Да пофиг, - лучше в сумерках, хотя бы мою смертельную бледность не так видно.
Неожиданно наступила тишина. Та самая, неловкая, от которой хочется уйти. Я, что бы чем-то заняться, достала из-под подушки зарядку, и, взяв телефон, подошла к щели между кроватью Риты и шкафчиком - там была розетка. Присела - она была прямо над полом, и подключила провод к сети. Спустя пару секунд экран телефона ожил и я с силой зажала кнопку справа на корпусе. На дисплее замигала эмблема фирмы.
Я присела на пол, что бы подождать, когда высветится клавиатура для ввода пароля.
- Ану отвернись, - я прямо чувствовала, как Лёшкины глаза глаза сосредоточились на моем телефоне.
- Больно надо, - он фыркает прямо у меня над головой и исчезает из виду, но не перестает наблюдать.
Я ввожу комбинацию из четырех цифр и мысленно отмечаю пункт плана "сменить пароль". Потому что банальное "1234" мой собеседник только что засек. Я даже краем глаза заметила, как он криво ухмыльнулся.
- Ты зачем пришел-то? - я повернулась к нему, сидя на полу (ой, как удачно я все же убралась!).
- Просто захотелось тебя увидеть, - и смотрит так преданно.
О, Господи! Леша, миленький, да что ж ты так на меня вылупился! Я же теперь себя тварью последней чувствую.
- Эмм.
Я просто не знаю, что такого сказать, что бы и не соврать, и не обидеть.
- Мне кажется, нам с тобой надо серьезно поговорить, - начинает он.
Ему явно тяжело. Он точно не планировал сегодня ничего подобного.
У меня же словно кто-то по спине ледяными пальцами пробежался. Ой, не нравятся мне такие разговоры. В последнее время, что ни серьезный разговор - то мой личный апокалипсис.
- З-зачем?
- А то ты сама не понимаешь, - он смотрит на меня так, как будто я ему изменила и потом это скрыла.
Ох ты ж еп твою мать.
Я мотаю головой и пытаюсь протранслировать в своем взгляде: "Я не понимаю, что ты за странные звуки издаешь? Это слова, да?". Но видимо, получается плохо, потому что Лешка качает головой и грустно улыбается.
Отвожу взгляд, упираюсь им в столешницу. Вижу ровные стопки документов. И понимаю, что я просто не могу ему больше врать. Он ведь такой хороший, веселый, хоть и упертый порой, как осел. Он всегда был самым активным, часто лез не свое дело, но это же Лешка - шило в заднице, как на него можно обижаться? А тут такое. Я даже подумать никогда не могла, что он в меня влюбится. В МЕНЯ-ТО! Старшую, на три года! Загнанную овечку!
Я, под грустным взглядом, поднимаюсь с пола и бреду к столу. Я помню, что во втором ящике лежит коробочка с фотографией, которую Лешка подарил мне на первом свидании, и с тяжелым сердцем достаю ее. Да так и остаюсь стоять.
Мне не надо на нее смотреть, что бы вспомнить что там изображено. Да и свет для этого включать не хочется.
Фото было сделано ночью. Мы проводили последние дни все вместе, прежде чем Оля уедет за Урал со своим отцом, и она решила наделать себе огромное количество фоток на память. Она-то нас и сфоткала тогда.
Я сижу на земле скрестив ноги, а надо мной навис Лешка. Его длинные волосы лезут мне в глаза и в нос (я даже помню, как возмущалась по этому поводу), поэтому я старательно пытаюсь сдуть их со своего лица. На лице парня же застыло непонимание, так как именно в тот момент его сзади за шкирку дернул Марат, рука и нога которого тоже попали в кадр. Снимок немного засвечен внизу, но это ему и придает какой-то живости.
- Прости меня, Леш, - вдруг всхлипываю я и горло предательски сжимается.
Я слышу, как парень вскакивает и мгновенно обнимает. У меня не то что возражать, даже подумать об этом сил не хватает.
- Ты чего? - он успокаивающе гладит мои руки, что держат коробочку, и я слышу, как его сердце гулко бьется у меня за спиной.
Словно топором кто-то в спину бьет. Чувствую себя Аленой Ивановной из "Преступления и наказания". Хотя сейчас образ Раскольникова подходит мне гораздо больше.
От понимания того, на сколько я виновата, из моего горла вырывается не то всхлип, не то хрип.
- Ну что такое, ну? - он успокаивающе прикасается губами к моему виску, но я медленно отстраняюсь.
- Не надо, прости.
- Не надо, - повторяет он как эхо и его руки куда-то исчезают.
После минуты тишины, в которой я не услышала звук хлопающей двери, очень неожиданно звучит тихий грозный голос:
- Нам НАДО, - с нажимом выделяет слово. - Поговорить.
- Да, - выдавливаю через силу и поворачиваюсь.
Он стоит прямо передо мной. Он не отходил, а просто немного отстранился, замечаю я. Но смотрит то ли над, то ли сквозь.
И тут я понимаю, что расскажу ему сейчас абсолютно все. Прямо с самого начала.
Я протискиваюсь между ним и столом в сторону кровати и осторожно присаживаюсь. Тяну его за руку к себе и он не сопротивляется. Да я б на его месте руку отдернула! Да и ушла бы, дверью хлопнув, но нет же. Леша садится рядом, смотрит себе под ноги, и вдруг я слышу его тихий низкий голос:
- Я вижу, что тебе на меня плевать.
- Эй, ты что... - не успеваю возразить я, как он меня обрывает.
- Не надо, - и усмехается, как от какой-то забавной шутки.
Горько усмехается. Впервые вижу Лешку таким серьезным и грустным одновременно. Мужчиной.
- Я серьезно, ты мне дорог! - абсолютно искренне возражаю я и сжимаю его руку, которую до сих пор держу.
Леха, как в замедленной съемке, поворачивает голову в мою сторону.
- Но не так, как ты мне.
Это звучит утвердительно и я не возражаю. Я даже взгляда не отвожу, смотрю прямо в его глаза. Он отворачивается.
- Да. Я пыталась как-то тебе это показать, - его рука наконец-то выдергивается из моей и он смотрит на меня изумленно:
- КАК? Отвечая на мои поцелуи?!
Опаньки. Вот это удар ниже пояса. Я даже не знаю, как объяснить ему, что в начале я была даже не очень против, но потом... из жалости...
Он что-то читает по моим глазам.
- Неееееет... - он отстраняется и поднимается. - Не может этого быть...
- Чего? - я непонимающе смотрю на его темнеющую фигуру.
Он там что-то себе надумал, а я даже не знаю что. Где, спрашивается, носит эту Риту?!!
- Неужели ты... со мной... - он смотрит на меня, и я понимаю, что он придумал что-то поистине ужасное.
- Да что такое-то! - я хлопаю по покрывалу и запоздало чувствую, как стекло немного врезается в кожу. - Ай!
Нет, ну как вовремя, итить твою налево!
- Что такое? - Леха запутался, я чувствую это по голосу, так как лица уже толком не вижу.
- Нет, ничего, продолжай, - как можно будничней отвечаю я.
Пока он отвлекается, вспоминая тему, я достаю из под кровати коробку с медикаментами и отрываю от катушки клочок ваты. Рядом стоит бутылочка спирта, я немедля ее достаю и открываю зубами.
- Ты что там делаешь? - доносится до меня совершенно обескураженный голос.
- Нисе-о, - отвечаю я, затыкая горлышко пузырька ватой и несколько раз перевернув. - Вопсе.
Вдруг я слышу его шаги куда-то в сторону и свет загорается. И я сижу, такая, с пробкой в зубах, со спиртом в порезанных руках и со стеклом на кровати. Ну, здрасти.
Надо хоть как-нибудь заполнить это "деревянное" молчание. Леха наконец-то успокаивается и его улыбка кажется достаточно искренней.
- То есть, пока я тут с тобой отношения выясняю, ты себе по тихому вены режешь?
- Ну, почти, - хмыкаю я и прижимаю мокрую вату к двум неглубоким порезам на левой руке. - Шшшшшш, - это я так сама себя успокаиваю.
- Ни дать, ни взять - змея, - веселиться парень и подсаживается обратно. - Давай, я помогу. Есть еще что-то из медикаментов? - он подтаскивает к себе коробку и начинает рыться.
Прокладки и тампоны он не видит, ага. А я типо не вижу, как у него краснеют уши. Достает наконец-то небольшой плоский квадратный прямоугольник. Первая моя мысль - я таким добром не запасалась. Но потом до меня доходит.
- Это пластырь, - говорит Лешка.
- Ага, - подтверждаю я.
- А не то, что ты подумала, - я вижу, как уголки его рта снова плывут вверх.
- Иди-ка ты знаешь куда!
- Знаю, поэтому и не пойду, - он смеется и хватает мою раненую руку. Отстраняет вату. - Ну, жить будешь, - и аккуратно лепит распакованный пластырь.
Господи, до чего же хорошая вещь, этот свет! Включаешь, и все напряжение как рукой сняло. Рукой, заклеенной пластырем.
Лешка начинает наклонятся, что бы опереться спиной о стену.
- Стой! - громко говорю я.
- Что такое? - он быстро возвращается в исходное положение и смотрит за спину. И наконец-то видит.
- А я даже и не подумал, чем ты могла здесь порезаться, - он заинтересованно смотрит на осколки и поднимает самый большой, направляет на меня: - Молилась ли ты на ночь, Дэздмона?
Молилась, притом с самого утра. Но, увы, не поэтому поводу.
- Он, вообще-то, ее душил, - я смеюсь, но после воспоминаний об утре уже как-то не смешно.
- Я с тобой ни того, ни другого сделать не могу, - он замолкает, отворачивается.
Я молчу. Мы возвращаемся к старой теме. Но Леха неожиданно выпалывает:
- Ты из-за Марата со мной встречалась? Ты любишь его?
Он, мать его, шутит?!!
- Ты дурак? - спрашиваю я абсолютно искренне. - Поди книжек почитай, желательно, научных.
- А почему тогда?!! Я не понимаю тебя! - он опять вскакивает и взволновано носится по комнате.
- Да я сама себя не понимаю! - выкрикиваю я. - Я хрен в себе разберусь! И не надо во мне копаться, я же женщина!
Улю-лю, приплыли. Ты, женщина, хотя бы одни нормальные отношения с парнем заведи, а то у тебя, что не выстрел - все в молоко.
- Истеричка ты! - вот в этот раз совсем не влюбленно прозвучало.
И я начинаю понимать, что если мы сейчас так разойдемся, то будет совершенно некрасиво ему рассказывать про свои горе-страдания. А рассказать-то кроме него особо и некому. Девчонкам? Да они же меня пристрелят. Каждая. По очереди.
Ну да, сообщить своему бывшему, как ты утром в душе обжималась со своим главным врагом. Лучше не придумаешь.
Я, подтверждая последнее изречение Леши, начинаю судорожно вздрагивать. Чувствую, как щиплет в носу, и начинаю считать до десяти, но особо не помогает. На счет восемь у меня в глазах собирается достаточно жидкости, что бы вылиться наружу.
- Ты плачешь, что ли? - сразу же меняется в лице Лешка и заботливо опускается на пол передо мной.
Ну, до чего же он хороший. И симпатичный, и добрый, и веселый, и чуткий, и милый, и решительный. И весь такой как надо. Почему я не могу просто его полюбить?
Я воздеваю лицо к потолку, что бы уменьшить количество слез, но что-то внутри щелкает, и они текут просто не переставая, как две реки.
- Прости меня, Лешка, я такая дрянь.
- Ты что, Люда! Ты такая... Такая...
Я опускаю взгляд и уже вижу в его глазах, какая я. Но это только в его глазах. Я отвожу глаза в сторону и вытираю лицо рукавом.
- Я впервые увидела его в коридоре универа где-то полтора года назад, - начинаю я дрожащим голосом. - Спешила на пару и нечаянно врезалась в него...