Суппилулиума решительным движением откинул тяжелую занавесь, скрывавшую вход в покои Татухепа. Уже наступила глубокая ночь, и прекрасная таваннанна готовилась ко сну. Небольшую, но богато убранную спальню наполнял завораживающий аромат благовоний. Серебряные лампадки с тоненькими язычками желтого мерцающего пламени бросали мягкий свет на стены, обтянутые нежно-розовой тканью. Посреди спальни находилось просторное ложе, украшенное золоченой резьбой. Постель скрывал роскошный балдахин из тонкой ассирийской льняной ткани спокойного голубого цвета. В одном из углов находилась небольшая золотая истанана. На ней стоял лев, вырезанный из голубого мрамора. На спине у льва стояла богиня Сауска. Черты лица и тела правдоподобно сотворил великий резчик из серебра. В другом углу находился туалетный столик со множеством глиняных флакончиков, маленьких серебряных баночек, золотых гребешков, туалетных ложечек и других предметов, необходимых красивой женщине.
Перед столиком на низенькой скамеечке сидела сама Фыракдыне. Две девочки-невольницы готовили правительницу ко сну. Татухепа уже облачили в тонкую ночную хубику с широкими рукавами до локтей. Одна из невольниц расчесывала ее черные жесткие волосы, плащом укрывавшие плечи и спину. Широкий гребень из электрона исчезал вместе с кистью невольницы в густой копне. Другая невольница поправляла хубику на тонкой талии правительницы. В
руках Фыракдыне держала зеркальце из полированного серебра с затейливым узором на ободке и любовалась своим нежным лицом.
Заметив вошедшего Суппилулиуму, она невольно вздрогнула, отложила зеркальце и подала знак прислужницам. Те накинули на плечи таваннанны красную накидку и, склонившись до земли, попятились из спальни.
- Мог бы предупредить перед приходом. Скоро полночь, - упрекнула его Татухепа, слегка смутившись.
Суппилулиума промолчал. По его мрачному лицу и гневному сверлящему взгляду, она поняла, что лабарна пришел не для выполнения супружеских обязанностей, а для тяжелого разговора.
Таваннанна ждала, что скажет лабарна. Он же продолжал безмолвно жечь ее взглядом. Наконец Фыракдыне не выдержала и воскликнула:
- В чем ты меня хочешь обвинить? Я в заговоре не участвовала. Наоборот, предупредила тебя перед походом. Хоть Иссихасса и является мне родственником, однако, никаких тайных дел я с ним не вела. Все мои мешеди взошли на стены и готовы были погибнуть, защищая тебя.
- Я знаю. Если б ты участвовала в заговоре, я бы давно приказал тебя схватить и посадить в темницу, - наконец вымолвил лабарна. - Меня волнует другое. Иссихасса пришел с войсками свергнуть меня и не побоялся гнева Богов. Когда я попытался его укорить, он напомнил мне про лабарну Арнуванду, моего брата. Назвал меня братоубийцей и обвинил в том, что я подослал убийцу зарезать Арнуванду. Это ложь. Фазарука хотел пробраться в покои Арнуванды и прикончить его, но я не разрешил. Мало того, я собирался покинуть Хатти, чтобы не мешать брату управлять страной.
- Я верю тебе, - сдержано, глухим голосом, сказала Татухепа.
- Но не это главное, - продолжал Суппилулиума. - Почему Иссихасса, в связи с самоубийством лабарны Арнуванды, вспомнил тебя?
Фыракдыне побледнела и плотно сжала губы. Она дрожащей рукой взяла со столика серебряное зеркальце, затем со злостью швырнула его на место и раздраженно произнесла:
- Ты же знаешь, и все знают, что Арнуванда сам покончил с собой. Сколько грязи намешали вокруг его смерти! Зачем вновь все ворошить?
- Эта грязь попала на нас, и нам не отмыться, - ответил Суппилулиума, затем пристально посмотрел таваннанне в глаза и спросил: - Нас никто не слышит?
- У меня на страже сейчас стоят лувийцы. Говори на древнем хаттском. Они плохо понимают этот язык.
- Тогда я поделюсь своими сомнениями, - уверенней и тверже продолжил лабарна. - Я прекрасно знал своего брата. Ты тоже прекрасно помнишь все его слабости. Могу сказать с уверенностью, что Арнуванда не мог убить себя, да еще таким образом. Он был труслив и малодушен. Я бы еще как-то поверил, что он смог бы пересилить себя и выпить чашу отравленного вина, но воткнуть кинжал себе в сердце - сомневаюсь. Ему не хватило бы смелости и хладнокровия. Его убили! И это сделал кто-то из окружения лабарны. Но к нынешнему времени из тех вельмож мало кто остался в живых.
Татухепа резко встала. Лицо ее совсем обескровилось и вытянулось. Глаза испугано блестели.
- Что ты хочешь этим сказать? - выдавила она из себя, сжимая кулачки.
Суппилулиума схватил ее за плечи, грубо усадил обратно на скамеечку и, дыша прямо в лицо, произнес:
- Я по твоим глазам вижу, что тебе известно, как он погиб. Ты первая обнаружила его мертвым. И еще одно странное обстоятельство: он зарезал себя почему-то в твоей спальне.
Глаза Фыракдыне становились все шире. Лицо ее сделалось похожим на кусок мрамора. Но она вдруг воскликнула властным голосом:
- Убери руки!
Суппилулиума невольно отпрянул. Сам не сознавая, он подчинялся этой властной женщине, где за красивой внешностью пряталась огромная сила воли и хладнокровие. Фыракдыне не страшен никто. Даже при виде Ярри, ее сердце не дрогнет.
- Тебя мучает совесть? - тихо, но очень твердо сказала она, встала и повернулась спиной к лабарне, чтобы он не видел ее лицо. - Твоя совесть чиста. Ты боишься, что будешь держать ответ перед Богами за смерть Арнуванды? Но Боги-то знают истинного убийцу. Так чего ж ты мучаешься? Зачем врываешься ко мне среди ночи, шумишь. Неужели ты думаешь, что панкус поверит словам Иссихассы?
- Я хочу знать правду, - настойчиво требовал лабарна. - Я невиновен, но неизвестность гнетет меня и не дает спокойно спать.
Таваннанна повернулась к нему всем телом. На ее бескровном лице сверкали глаза волчицы, загнанной в угол. Она решительно сказала:
- Ну, знай же правду! Хоть я не уверенна, что, познав ее, ты сможешь спокойно уснуть. Пусть волосы твои поседеют от услышанного. - Она вся напряглась и, чеканя каждое слово, произнесла металлическим голосом: - Лабарну Арнуванду убила я!
- Что? - лицо лабарны перекосилось от ужаса. Словно через какую-то завесу прозвучали эти четыре слова. Его мозг отказывался принять смысл услышанного.
- Да, я, таваннанна Татухепа, великая правительница Хатти, твоя старшая жена и мать твоих детей.
- Нет! О Боги! - воскликнул Суппилулиума и грохнул кулаком по туалетному столику. Заколки, броши, баночки - все посыпалось на пол.
Тут же в спальне появились два здоровенных лувийских охранника, привлеченные шумом. Но, увидев, что все в порядке и их помощь не требуется, моментально исчезли.
Лабарна отсутствующим взглядом смотрел на упавшие баночки и разлитые по полу ароматные масла. Его взгляд медленно переместился на лицо таваннанны. Как бы удивляясь, он спросил:
- Тебе все это время не было страшно? Ведь ты пошла против воли Богов. Нарушила священный закон Телепину. Совершила страшный, тяжелый грех. - Суппилулиума сел на скамеечку и сжал руками виски.
- У тебя дурная привычка: когда злишься, все время стучишь кулаком по столу, - ровным голосом упрекнула его Татухепа. Ее лицо приобретало нормальный цвет. - Ну, как? Тебе стало легче оттого, что ты узнал? Ты сам кричал на Большом Собрании. Что Арнуванда проклят Богами. Еще пару лет его правления, и от Хатти осталось бы несколько городов подвластных Митанни. Я бы стала рабыней и мыла ноги какому-нибудь финикийскому купцу. - Он подошла к изголовью ложи и достала откуда-то кувшин с вином. Не соблюдая никаких приличий, великая таваннанна приложилась прямо к горлышку. Отпив несколько крупных глотков, она продолжала: - Я его зарезала, и рука моя не дрогнула, а душа не испытывает угрызения совести. Это говорит о том, что руку мою направили богини Истустая и Папия, прядущие в подземном мире нить жизни лабарны. А совесть мою охраняет Богиня Солнца Вурусему и святая мать Сауска.
- По закону, я обязан отдать тебя на высший суд панкуса. Панкус должен осудить тебя на смерть, - удрученно произнес Суппилулиума.
- Только попробуй! - прошипела Татухепа, превратившись в тегрицу, готовую прыгнуть и разорвать обидчика на куски. - Я тут же объявлю панкусу, что убила Арнуванду по твоему уговору. А впрочем...- Она мгновенно расслабилась и пожала плечами. - Никто не сможет доказать мою вину. Разве только Иссихасса.
- Опять Иссихасса! - прорычал Суппилулиума, сжимая руки в кулаки. - Расскажи все. Я должен знать!
- Хорошо. Я расскажу. А ты потом решай: осуждать меня или простить. Запомни: я не говорю: казнить или помиловать, потому что Арнуванда, действительно, проклят Богами, и его кровь не запачкала мои руки. На его совести много грязных убийств. Он бы и тебя прикончил, если б Фазарука не перерубил хребет этому гнусному одноглазому старику.
Татухепа еще глотнула вина и поставила кувшин на стол. Суппилулиума содрогнулся, вспомнив сырое подземелье Цапланды и сгорбленного одноглазого старика с кинжалом в руках. А таваннанна продолжала:
- Мне исполнилось пятнадцать, когда я стала женой лабарны Арнуванды, хотя перед Богами, меня обещали другому юноше. Он служил телепурием в городе Арина. Арнуванда приметил меня во время праздника Пуруллия. Я ему так понравилась, что он наплевал на всех Богов. Моего жениха убили. Ты помнишь эту историю? Телепурий выпил много вина, пошел ночью проверять посты на крепостной стене и случайно свалился вниз. Глупее ничего нельзя придумать.
- А кто был отцом этого юноши? - поинтересовался Суппилулиума.
- Его отцом был жезлоносец Хухулилла. Теперь ты понимаешь, почему он все время защищал тебя и впоследствии привел в Хаттусу войско Вурусему. - Суппилулиума утвердительно кивнул головой. - Так вот, когда меня сделали женой этого ужасного человека, я ничего к нему не чувствовала, кроме отвращения. Став супругой лабарны, я невольно оказалась возле государственных дел и вскоре поняла, что Хатти делает последние вздохи. Бездарный правитель, тем временем, заключает какие-то нелепые договоры с Митанни и Арцавой, тем самым, приближая гибель государства.
Я не могла долго выносить общество лабарны и попросилась в Цапланду к Таваннанне Никламати. Арнуванда долго кричал, но все же отпустил меня. Как раз через неделю нагрянули каскийцы. Этот жалкий трус сбежал, оставляя на сожжение великую столицу. Я пришла в отчаяние. Хоть я и Хурритка чистых кровей, но мои предки еще при Лабарне служили в Хаттусе и в Арине, ходили в походы вместе с Мурсили. Мой отец командовал войском Бога Зерна при лабарне Тудхалии и погиб под Удой, защищая город.
Я безумно любила Великую Хатти, и вдруг осознала, что скоро здесь вместо цветущих долин будет степь, поросшая сорной травой; вместо могущественных городов останутся жалкие поселения полудиких скотоводов. Со всех сторон будут приходить враги, чтобы набирать себе рабов. Самое ужасное, что никто из окружения лабарны не разделял мои опасения. Все, как один, старались быть глухими и слепыми. Отчаявшись, я начала бредить о том, как бы самой захватить власть и спасти хоть какую-то часть от бывшей огромной державы, хоть несколько городов. Но вокруг я не видела ни одного воина, способного набраться смелости и поддержать меня в заговоре. Я видела только трусов и льстецов.
И вдруг, все заговорили о Суппилулиуме. Будто огненный меч Бога Солнца прорезал свинцовые тучи. Нас оповещали обо всех твоих победах. Я поняла, что наши стремления совпадают, только ты уже действуешь, а я бессильна что-либо предпринять для спасения Хатти.
Наконец объявился Арнуванда. После разгрома Каски и Арцавы, у него, наконец, хватило смелости спуститься с Бычьих гор. Он ходил злой, ни с кем не разговаривал. Когда же узнал, что ты взялся за восстановление Хаттусы, его чуть не хватил удар. Запершись со своими преданными сановниками в тайной комнате, строил планы, как тебя скорее убить. Они решили вызвать тебя на Большое Собрание, обвинить в нарушении закона Телепину, затем казнить или подослать убийцу. Я поняла, что это конец не только для тебя, но и для всей Хатти. Тогда я решила настроить против Арнуванды некоторых сановников, которые еще сохранили разум и не потеряли совесть. Да, это я подговорила жезлоносца Хухулиллу поддержать тебя. Каков ты был на Большом Собрании! Я глаза не могла оторвать. Но эти трусливые шакалы по прозвищу "Великий род" сидели и молчали. Только Хухулилла что-то мямлил в твое оправдание. Потом тебя вместе с Цулой увели в подземелье. Я ушла с Большого собрания, посмеявшись над панкусом. Арнуванда не особо на меня злился. Ему было важно то, что с тобой покончено. Я пыталась хоть что-нибудь придумать, чтобы вытащить тебя из подземелья. Хотела с мешедями прорваться в темницу и освободить тебя. Правда, не была уверенна в успехе. Фазарука оказался проворнее.
Арнуванда пришел в бешенство, когда узнал о твоем побеге и раздавал пощечины направо и налево. Когда же нашли в темнице тело старика, лабарна потерял сознание и долго не мог придти в себя.
Арнуванда решил наказать всех бунтарей и принялся готовить войска для похода на Хаттусу. Я поняла, что может произойти страшное кровопролитие, после которого некому будет защищать даже Цапланду. Я решила любой ценой предотвратить сражение. Мне удалось поговорить наедине с Хухулиллой. Он и без того впал в немилость у лабарны. А тут я ему сказала, что он не будет стоить и кусочка женской хасгалы, если не уведет войско Вурусему в Хаттусу. Он колебался, но я крикнула ему в лицо, чтобы он вспомнил своего убитого сына. Я сказала: если он не сможет этого сделать, то пусть прыгнет с башни и расколет себе голову о камни, но не позорит память сына. Хухулилла смог переманить на твою сторону войско Вурусему. В то время, это был основной костяк армии Арнуванды.
Если б ты видел, что произошло с Арнувандой, когда он узнал об измене. Он орал и топал ногами. Все от него разбегались и прятались. Арнуванда не знал, на ком бы сорвать злость и направился ко мне. У него в душе накопилось много гнева. Он припомнил все: как я оскорбила панкус, как смеялась над ним, как смотрела на тебя и многое другое. Сначала меня забавлял его истерический визг. Я никогда не боялась этого дурачка. Вскоре он начал мне надоедать. Еще через некоторое время - злить. Этот болван распалялся все больше и больше. В конце концов, обнаглел и ударил меня по лицу. - Таваннанна перевела дыхание. - Мой род начинается от знатных хурритов. Никто безнаказанно не смеет бить человека из такого рода по лицу, словно жалкого раба, даже сам лабарна. В голове у меня затуманилось. Я сама не поняла, как это произошло. Как будто это был кто-то другой, я же стояла и наблюдала со стороны.
Я всегда носила с собой тонкий ахеявскай кинжал. Он оказался в руке. Арнуванда мучился недолго. Даже ничего не успел понять. На мой крик сбежалась стража. Я же притворилась, будто падаю в обморок. Все осталось бы тайной, если бы ты сразу не приехал хоронить Арнуванду и Никламати вместе с Иссихассой. Тогда я растерялась, и мой кинжал остался торчать в груди Арнуванды. Хитрый Иссихасса вынул клинок из тела лабарны и спрятал. Он прекрасно знал, кому принадлежит кинжал.
- Иссихасса мог заставить тебя делать все, что захотел бы, - удивился Суппилулиума.
- Пытался. Но я ему объяснила: один его писк - и он уже никогда не сможет наслаждаться прелестями жизни, - усмехнулась таваннанна. - Тогда хитрец принялся строит свои тайные планы и так умело скрывал, что даже я не могла ничего прознать о заговоре.
- Где же теперь кинжал? - поинтересовался Суппилулиума.
- Его носит одна из твоих жен - дочь Иссихассы. Он подарил нож ей, надеясь, что я затрепещу, увидев проклятое оружие, и соглашусь на все, лишь бы тайна не была раскрыта. Он ошибся.
Наступило гнетущее молчание. Фыракдыне стояла и бессмысленно глядела на пламя светильника. Ее тело приняло гордую и независимую позу. Суппилулиума уставился в пол, переваривая услышанное. Этот неожиданный рассказ потряс его до глубины души. Лабарна поднял голову и спокойно сказал:
-Прости меня. Я был груб. Ты очень много сделала для меня и для страны.
- Пустяки, - устало ответила Фыракдыне. - Надо же было кому-то это сделать. Боги выбрали меня.
- Никто не узнает про настоящую смерть лабарны Арнуванды. Я возьму твой грех на себя.
- Зачем? Лабарна не должен быть грешен, иначе гнев Богов падет на всю страну. - Таваннанна глубоко вздохнула. - Ты узнал все, что хотел. Теперь можешь идти и спать спокойно. Твоя совесть чиста. Мне же надо остаться одной и поговорить с Богами.
Суппилулиума тяжело поднялся, собираясь направиться к выходу. Но тут таваннанна бросилась к нему, упала на колени и, обхватив его ноги, судорожно зарыдала. Суппилулиума нагнулся и поднял ее легкое тело. Фыракдыне всхлипывала. Ее лицо было мокрое от слез. При всем самообладании и воинственности, она оставалась слабой женщиной, которую нужно защищать. Ее припухшие губы, как у обиженного ребенка, сквозь всхлипывания шептали:
- Не уходи. Мне страшно. Я не смогу уснуть. Я боюсь его мести. Он придет во сне, и будет мучить меня.
Суппилулиума растерялся. Он совершенно не умел утешать детей, а тем более женщину, которая вдруг из грозной львицы превратилась в пугливую лань. Он, как можно мягче произнес:
- Я не уйду. Останусь с тобой. Ярри не посмеет приблизиться к твоему ложу.
Большое Собрание началось поздно вечером. Члены панкуса сидели мрачные. Сановники разделились на две группы. Одна, более многочисленная состояла из верных слуг Суппилулиумы. Они восседали гордо, словно победители. Другая состояла из слуг Иссихассы. Приспешники опального жезлоносца выглядели, словно затравленные лисицы. В душе они проклинали Иссихассу, и готовы были упасть к ногам Суппилулиумы и молить о пощаде. Сановники не знали о готовящемся подлом заговоре. Но кому теперь докажешь. Иссихасса удрал, и оставил их в глупом положении. Теперь они искали любой путь к спасению. Пусть, даже, их выгонят из халентувы, отнимут все земли с полями, садами и лесами, лишь бы только кара не коснулась их жизни и жизни их детей. Воздух в зале накалился, словно перед грозой. Косые взгляды сверкали, словно искры из-под кресала, готовые разжечь пожар.
Вошел лабарна в сопровождении мешедей и горцев. Панкус шумно поднялся и склонил головы. Верные слуги лабарны сделали это уверенно и с достоинством; бывшие приспешники Иссихасы - медленно и боязливо. Следом за лабарной вошла таваннанна. Правящая чета уселась на троны. Разрешили сесть панкусу.
Суппилулиума обратил в зал усталое лицо с синими кругами у глаз. Его тяжелый испытывающий взгляд прощупывал каждого, заставляя краснеть и бледнеть. Твердым спокойным голосом лабарна обратился к присутствующим:
- Великие мужи Хатти. Вы являетесь опорой нашего государства. От вас зависит состояние торговли, армии, политики и многое другое. Но если опору начинает точить червь зависти и жадности,
то здание неминуемо рухнет, придавив своими обломками порочного червя. Я не хочу в чем-то обвинять вас или оправдывать себя. Да, я слишком горд и самонадеян. Но разве я пекусь о собственном благе? Для меня важнейшая цель в жизни - возродить великую Хатти. Объясните мне: неужели я чем-нибудь вас обидел?
-Нет! - единогласно ответил панкус.
- Может, что-то делал не так, совершал грубые ошибки, кому-то из вас нанес смертельную обиду? Или мое правление тяжким бременем легло на плечи народа, и я не достоин, после смерти стать Богом? Припомните все хорошенько.
- Мы довольны тобой! - единодушно возвещал панкус.
- Может быть, кто-нибудь обвинит меня в смерти лабарны Арнуванды?
- Никто не посмеет! - отвечали сановники.
- Почему же тогда меня предал человек, которому я доверял больше всего? Мой верный слуга, - взорвался Суппилулиума, вновь обводя всех тяжелым взглядом. - У него было все: серебро, земли, невольники, огромные поместья. Может быть, еще кто-нибудь жаждет власти? Мало кому-то золота и серебра достается? Кто-то из вас голодает? Ходит в рванье? Или мечтает стать Богом?
- Солнце наше, - воскликнул один из сановников, вскакивая с места, - не вини всех. Предатели - это сторонники Иссихассы. Вон они в том углу. Их всех надо схватить и отправить в темницу!
- Кто это сторонник? - вскочил один из вельмож, сидевших в углу. - Хочешь сказать, что мы предали лабарну? Чтоб у тебя язык отсох! Ты сам брал у Иссихассы серебро на постройку своего дома. Я видел собственными глазами и слышал собственными ушами.
- Ложь! - завопил первый, густо покраснев. - Ты хочешь очиститься от грязи, вытирая ее об другого.
- Их надо судить по древнему закону! - вскричал еще один вельможа из сторонников лабарны. - Пусть предателей бросят в воды Марассантии. Боги решат их судьбу. Если они выплывут, то судить их и казнить; если потонут, то снять с них вину.
- Тебя самого надо бросить с башни, - раздался возглас с другого конца зала. - Если не разобьешься, то казнить. Может напомнить, как ты помог Иссихассе купить подешевле апантес для строительства крепостных стен? После этой сделки ты стал одеваться в ассирийские одежды.
В зале поднялся дикий шум. Все повскакивали с мест и кричали, надрывая глотки. Обвиняли друг друга в страшных изменах. Пламя факелов бешено плясало. Телохранители напряглись и внимательно следили за беснующимися ораторами. А все кричали, размахивая руками и брызгая слюной.
- Тихо! - перекрыл гвал громкий властный голос лабарны. Все тут же смолкли и расселись по местам. Наступила, непривычная для уха, тишина. Даже было слышно потрескивание пламени, да учащенное дыхание самых ярых крикунов.
- Что вы разорались, словно грязные торговцы из-за сикеля меди, - укорил их лабарна. - Вы же панкус великой Хатти. Что подумают о вас души предков? Что скажут потомки? Вы, как шакалы, готовы перегрызть друг другу горло, лишь бы самим выжить. Где ваше единство Великого Рода? С меня одного Иссихассы довольно.
Все пристыжено опустили глаза.
Суппилулиума приказал позвать кантикини Танри. Вошел младший брат Хемиши в желтой жреческой одежде со стопкой глиняных табличек в руках.
- Что изволит услышать великий правитель? - спросил Танри, склонив голову.
- Прочти-ка нам, что написал великий лабарна Хатусили более двухсот лет назад, - попросил Суппилулиума жреца. - Пусть разум вновь вернется в наши головы, сердца успокоятся, а души забудут обиды. А вы внимательно слушайте! - крикнул он панкусу, - и поразмыслите, о чем писал великий муж в своем завещании.
Танри низко поклонился лабарне, затем панкусу, поднес к глазам первую табличку и стал громко читать:
"Так сказал великий правитель Собранию, войску и сановникам:
Я заболел. И тогда позвал я юношу лабарной и сказал: - "Пусть он сядет на трон". Я, правитель, объявил его своим сыном. Я обнял его и возвысил. Я постоянно окружил его заботами. Он же оказался недостойным того, чтобы на него смотрели. Он слез не уронил, не выказал сочувствие. Он холоден и невнимателен!
Тогда я приказал его схватить и доставить к своему ложу. И что же? Пусть впредь никто не возвеличивает сына своей сестры. Слову правителя он не внял, зато слушал свою мать, эту змею. Он слушал братьев и сестер своих, которые шептали ему враждебные слова. Я, правитель узнал об этом. На вражду я отвечаю враждой.
Довольно! Он мне больше не сын! Мать его завыла подобно корове: - "У меня, живой еще, сильной коровы, вырвали чрево. Его погубили, и ты его хочешь убить!" Но разве я, правитель, причинил ему какое-нибудь зло? Разве я не сделал его жрецом?
Я всегда отличал его на благо ему же. Он воле правителя не отнесся сочувственно. Разве после этого он сможет в глубине своей души питать доброжелательность по отношению к городу Хаттуса.
Мать его змея. Он вновь будет слушать слова матери, братьев и сестер. Чтобы добиться возмездия, приблизится и скажет сановникам и подданным, поставленных на свои должности правителем: "Смотрите! Из-за правителя они умрут!" После придет он к ним и будет их убивать. Начнет творить кровавое дело. И не будет знать он страха.
Он приблизился к сыновьям города Хаттусы, чтобы увести быков и овец, кому бы они ни принадлежали. Внешних врагов своих я поразил молотом, и страну свою я держал в спокойствии. Так пусть не приходит и не нарушает мир в моей стране.
Но отныне, да не спускается он беспрепятственно вниз. Куда ему вздумается! Смотрите! Сыну своему, Лабарне, я дал дом, много полей, много быков, много овец. Пусть он ест и пьет вдоволь. Если он будет себя хорошо вести, то разрешаю ему подниматься вверх и остаться в моем доме.
Смотрите же! Мурсили - мой сын. Признайте его правителем! Посадите его на трон!
Ему многое Богами вложено в сердце. Только настоящего льва Боги могут поставить на львиное место. Подданные и сановники, когда начнется война или восстание, будте опорой сыну моему!
Только во истечении трех лет разрешите ему идти в поход. Я хочу уже теперь сделать его властителем-героем. Вам он правитель - отпрыск моей солнцеликости. Если же поведете его в поход несовершеннолетним, приведите его обратно невредимым. Ваш род да будет единым, как волчий. Да не будет в нем больше вражды. Его подданные рождены от одной матери. У вас одно сердце, одна грудь и один и тот же дух в вас. Среди вас не должно быть вражды. Никто не должен нарушать заповедь. То, что сделали города Синахува и Убария, вы не должны повторить! Злонамеренность да не будет в вас. Иначе сын мой сделает вам то, что я сделал с теми.
Никто не должен говорить: "Правитель делает тайком то, что его сердцу мило, но я ему прощаю" Так будет или не так, но зланомеренности не должно быть. Вы же, кто знает мои слова и мою мудрость, сделайте моего сына мудрым.
Один другого не должен сталкивать, один другого не должен продвигать вперед. Старейшины не должны говорить с моим сыном для собственного благополучия. С тобой, сын мой, не должны говорить старейшины Хатти, люди города Куссары, Хеммуваса, Тамалкияса, Цалпаса - никто из местного населения.
Посмотрите на сына моего Хуццияса. Я сделал его телепурием города Таннасанды. Жители этого города схватили его. Они со мной враждовали, говоря ему: "Восстань против власти своего отца! Халентуву города Таннасанды, которые не очищены им. Ты должен очистить".
Я сместил Хуццияса. Тогда в Хаттусе затеяли вражду сами сыны Хатти. Они схватили мою дочь, потому что у нее были сыновья, и говорили ей: "Для трона твоего отца нет наследника! Простой подданный сядет на трон. Простой поданный будет властвовать!" И она посеяла мятеж в городе Хаттусе и в самой халентуве. Сыновья дворца и сановники стали со мной враждовать. Моя дочь восстановила против меня всю страну. Сыны Хатти умирали.
Дочь моя обесчестила мою голову и имя мое. Я схватил ее в городе Хаттусе и приказал привести к себе. Она не слушала слова отца и пила кровь сыновей Хатти. Я выслал ее из города. Но если вновь она появится в моем доме, то вновь поднимет мятеж. Ей постройте дом вне города. Пусть она ест там и пьет вдоволь. Но вы ей зла не делайте. Она делала мне зло. Но я злом на зло не отвечаю. Она меня не называет отцом, и я ее не называю дочерью своей. До сих пор никто из моего рода не следовал моей воле. Ты же, Мурсили, сын мой, внемли моим словам. Храни в себе слова отца. Если последуешь моему слову, ты будешь есть только хлеб и пить только воду. Когда же достигнешь зрелого возраста, то ешь по три раза в день и насыщайся вдоволь! Когда же придет старость, пей вволю! И только тогда ты сможешь пренебречь словами отца.
Вы - мои первые подданные! Храните слова мои. Ешьте хлеб и пейте воду. И город Хаттуса будет возвышаться, как моя страна в мире и спокойствии. Если же слова мои хранить не будете, то в будущем вам не жить - вы погибнете! Кто нарушит слово отца, тот тотчас должен умереть. Он не может быть моим посланником, он не может быть моим первым подданным. Пусть ему отрежут член! Так было со словами моего деда. Разве его сыновья не отложились от него? Мой дед своего сына Лабарну в город Санухуритта отметил, как своего наследника. Но потом его подданные нарушили слово и посадили на трон Пакахулиму. Сколько лет с тех пор прошло, и сколько из них уцелело? Дома сановников - где они? Разве они не исчезли?
Вы должны хранить слова великого лабарны и правителя. Если вы их будете хранить, тогда город Хаттуса будет возвышаться, и страну свою вы будете умиротворять. Тпк ешьте хлеб и пейте воду. Если вы слова правителя не сохраните, то страна ваша попадет под чужеземное владычество! Будте осторожны в делах, касающихся Богов: в их доле хлебов и возлияний. Их блюда из хлеба и их крупа должна быть поставлена на стол. И ты, Мурсили не должен быть нерадивым ни медлить. Иначе зло вновь придет. Да будет так!
Великий правитель, лабарна, говорил сыну своему Мурсили: Я дал тебе свои слова. Пусть эти таблицы тебе читают из месяца в месяц. Запечатлей в сердце своем мои слова и мою мудрость и милостиво управляй моими подданными и моими сановниками. Если ты увидишь чей-либо поступок, или кто-нибудь какое-нибудь слово скажет, то в каждом случае спрашивай панкус. И каждый раз речь обращай к панкусу. Что в сердце твоем, то и делай.
Великий правитель сказал Хаспаяр: Ты же обо мне не забудь. Да не скажут о тебе правитель и сыновья дворца: "Смотрите! Она все время спрашивает жриц". Правитель пусть о тебе не говорит: "Спрашивает она жриц, я о том не знаю". Ты обо мне потом не забудь! Спрашивай меня, и я тебе поведаю слова свои. Обоими вельможам: - Пройдемте в сад. Аллунита нам расскажет о сражении между Тушраттой и Суппилулиумай.
Правитель, а за ним сановники спустились в огромный зеленый сад. Под развесистыми пальмами их ждал накрытый стол. Рабы разлили по чашам охлажденное пальмовое вино.
- Мы слушаем тебя, - напомнил правитель.
- Сражение проходило кровавое и жестокое, - начал Аллунита. - Самого боя я не видел, так, как скрывался от дозорных Тушратты, но слышал звон мечей и крики атакующих. Проезжая на следующий день место схватки, я поразился множеством убитых и числом изломанных колесниц. Это ужасающее зрелище.
- Конечно. Где ты еще такое мог видеть, - усмехнулся Ашшурбалит. - Твои подвиги в Сухи над вавилонянами и над каситами не приносили стольких жертв. Однако, почему ты не напал на Тушратту? Неужели его армия намного превосходила хеттскую.
- Я был верен твоему наказу и выжидал момент, когда какая-нибудь из сторон ослабнет. У Тушратты войск оказалось намного больше, чем у хеттов. Но Суппилулиума действовал хитро и дерзко. Ему удалось уничтожить все колесницы Тушратты. А дерзкие атаки всадников оставили митннийцев без легкой пехоты.
- Да, я читал твои донесения, - кивнул головой правитель. - Но как ты оцениваешь силы Тушратты?
- Митаннийская армия уже не та, что была при Сауссадаттаре.
- Почему же Тушратта одержал верх?
- Все шло, как ты задумал, и я бы помог хеттам разгромить митаннийскую армию, а затем занять Вашшукканни. Но дело испортили посланецы Эхн-Атона: жрец Эйя и номарх Кадеша Сети. Они прибыли с войсками и скрытно маневрировали возле поля боя. Как только стало понятно, что ни одна из сторон не может одержать верх, египтяне тут же обрушился на Суппилулиуму.
- Жаль, что так вышло, - огорчился Ашшурбалит. - Я бы предпочел видеть Тушратту поверженным.
- Прости меня недостойного, мудрейший, - с упреком заметил туртан, - но в том есть и твоя вина. Не надо было давать Тушратте наших копьеносцев.
- Мне нужно было как-то отделаться от него, - оправдывался властитель. - Я обязан посылать ему солдат. Но я дал ему войско набранное из хупшу. - Правитель вновь повернулся к Аллуните. - Но как же там Тушратта? Поведай нам о его планах.
- Правитель Митанни зол на тебя. Он насторожился, словно пес, почуяв опасность, - ответил Аллунита. - Ты слишком рано выгнал его соглядателей из Ашшура. Скорей всего, он догадывается о твоих замыслах, или кто-нибудь ему нашептал про это. Он давно собирался направить сюда своих копьеносцев, да хетты не дают ему покоя. Ему часто снится кошмар, что он бежит от колесницы Суппилулиумы и никак не может спрятаться. Я сам слышал, как он кричит во сне. Тушратта решил собрать огромную армию и навсегда покончить с Хатти. Его военачальники формируют войско из кочевников и, даже, из крепких рабов. Ловят нищих бродяг и ставят их под копье. Но если собрать много винограда, это еще не значит, что вино получится хорошее. Армия Митанни походит на стадо баранов.
- Он просто выжил из ума! - воскликнул Ашшурбалит. - Кормить бродяг только за то, что они носят копья - непозволительная роскошь. А при первой же битве они разбегутся или наделают паники.
- Это так, мой господин. - Подтвердил туртан.
- Но как же тебе удалось вырваться из его лап?
- Он послал меня с поручением. Если я его выполню, тогда обещал щедрую награду.
- Интересно, какую же?
- Обещал отдать под мое командование три тысячи копьеносцев.
- О-го-го, - покачал головой Ашшурбалит. - высоко он тебя ценит. - Глаза его похолодели. - И ты принял предложение?
- На словах - да, - честно признался Аллунита, но тут же горячо воскликнул: - Великий Ашшур свидетель! Пусть лучше я буду жалким рабом на твоих полях, чем вельможей в Вашшукканни.
- Я верю тебе, - улыбнулся сквозь бороду Ашшурбалит. - Но что за поручение он тебе дал?
- Он требует прислать к нему в Вашшукканни все пять тысяч "Бессмертных". Меня он обязал передать тебе его послание и возвратиться с "Бессмертными".
С этими словами Аллунита протянул правителю глиняную табличку. Ашшурбалит пробежался глазами по клинописи, затем гневно швырнул ее на стол и воскликнул:
- О Боги! Неужели этот дурак еще надеется, что я ему отдам своих лучших воинов! Он хочет отнять у меня руку с мечом, чтобы потом обезглавить. Хватит! Он больше не получит от меня ни сикели меди. Мы долго платили дань митаннийским правителям. Теперь приходит время Ассирии показать свою силу. Пусть Ашшур натягивает лук. Я припомню Вашшуканни поход Сауссадаттара. - В довершении своих слов правитель стукнул крепким кулаком по глиняной табличке. Табличка треснула на несколько черепков. - Чем он мне грозит, в случае невыполнения его воли. Неужели решит возглавить поход на Ашшур? Мы б его хорошо встретили.
- Он грозит отдать Ассирию на разграбление хурритам.
Ашшурбалит вопросительно посмотрел на наместника страны:
- Что у нас с хурритами?
- Многих вождей мы подкупили, - ответил тот, - Но хурриты - народ ненадежный. Для них договор - пустой звук.
- Если даже хурриты решат вторгнуться в наши земли, до Ашшура им живыми не дойти, - вмешался туртан.
- Еще что расскажешь, - продолжал расспрашивать Ашшурбалит Аллуниту.
- Еще Тушратта взбесился, узнав о твоем союзе с Эхн-Атоном.
- Это был мой смелый мудрый шаг, - похвалил себя Ашшурбалит, и чиновники одобрительно закивали. - Я послал Эхн-Атону своих отборных воинов, много лазурита, конные упряжи и колесницы. Фараон с удовольствием принял мои дары и заключил союз. А как был взбешен Баранубиаш в своем Вавилоне. Он посылал в Та-Кемет гневные письма, даже не подозревая, что его писцы давно куплены мной. Слушай, что он пишет. - Ашшурбалит пальцем поманил одного из писцов. Тот приблизился к правителю со шкатулкой из черного дерева, украшенной лазуритом. В шкатулке лежал папирус. Ашшурбалит развернул свиток, Поискал глазами нужное место и, улыбнувшись, прочитал: - "Зачем они приехали в твою страну. Если ты расположен ко мне, не вступай с ними в сношения. Пусть они уходят, ничего не добившись". И далее он перечисляет свои жалкие подарки. Еще один глупец, решивший меня обставить. - Ашшурбалит небрежно швырнул свиток обратно в шкатулку, гневно сдвинул брови и грозно произнес: - Я решил твердо: хватит Ассирии быть подвластной. Скоро Митанни и Вавилон станут нашими провинциями.
После трапезы, сановники раскланялись и удалились заниматься делами. Алунита, оставшись наедине с правителем, робко опустил глаза и произнес:
- Прости меня, недостойного. Я бы хотел тебя, наше сияние, кое о чем попросить.
- Проси. Тебе трудно в чем-либо отказать. Я вижу печаль в твоем взоре. Уж не приглянулась ли какая-нибудь митннийская девушка. Забудь ее. Лучше наших красавиц нигде не найти.
-Ну что ты, солнцеликий, как я, воин Ассирии могу думать о чужеземных девушках.
-Тебе, просто, надо отдохнуть. Развейся, поохоться. Или ты желаешь награды? Проси!
- Благодарю тебя, добрейший и мудрейший. Но я хорошо отдохнул при дворе Тушратты. А награды я не заслужил, ведь ничего не сделал героического.
- Тогда поведай, О чем печаль твоя. Раскрой сердце свое. Тебя слышит только я и Ашшур.
- Я благодарен моей родной Ассирии, которая вскормила меня. Вырастила из меня смелого и сильного воина. Я безумно люблю ее густые леса, синие горы и быстрые реки. Нет земли лучше. Но все же она мне мачеха.
-Вот ты о чем! - Брови правителя поползли сердито вниз. В голосе послышались совсем другие металлические нотки. - Я чувствовал. Я не хотел посылать тебя в Митанни. Знал, что встреча с хеттами на тебя плохо повлияет. Мне доложили, как ты скупал хеттских пленников и отправлял их обратно в Хатти. Это, конечно, благородный жест. Ашшур и Иштар благоволят к тем, кто помогает несчастным. Но всему знай меру. Потом, откуда ты знаешь про свои племена? Может быть, их давно истребили. Время, какое неспокойное.
- Я видел их. Слышал их боевой клич. Они мчались от меня в двух полетах стрелы на крутобоких конях, сильные и отважные.
Ашшурбалит не на шутку рассердился. Глаза его метали молнии.
- Аллунита, я разрешил тебе носить хеттское имя. Я не заставляю тебя снимать этот старый дешевый пояс с медными бляхами. Я тебе многое разрешаю. Но я не позволю тебе уйти в Хатти. - Ашшурбалит понизил голос. - Да, ты много сделал для меня и для Ассирии. Ты отвоевал у Вавилона Сухи со всеми крепостями. На тебя я могу возложить самые опасные и трудные поручения, но я не могу с тобой расстаться. Ассирия наливается силой, приобретает утерянное могущество, начинает вновь становиться на ноги. Долг каждого - отдать все силы и всю кровь во имя страны. Скоро мы станем величайшей державой, и нам не будет равных. А ты собираешься бросить все и уехать в неизвестность. Кто тебя там ждет? Пусть Ассирия для тебя мачеха, но разве не добрая? Ты имеешь все: земли, дома, рабов, ты можешь в любое время появиться перед правителем. Все это ты теперь хочешь променять. На что? Роскошные дома на убогую лачугу где-то в холодных горах. Тонкие льняные одежды на грубые из вонючей шерсти. Веселые пиры на изнурительную работу пастуха или плугаря. Я этого не допущу! Ты опозоришь своего покойного отца. Да и всю Ассирию. Тебе никто не смеет напоминать, что ты приемный сын старшего охотника.
- Об этом болтают все тамкары на базарах, - с горечью возразил Алунита.
-Плюнь на них! Они сегодня скажут - завтра забудут. Человек служит Богам, а его язык - злым духам. Неужели те северные горы лучше наших?
- Я сам не знаю, великий. Но меня что-то мучает и тянет туда.
- Это просто плоть твоя истомилась от одинокой жизни и долгих походов, - пробовал успокоить его Ашшурбалит. - Тебе надо жениться на какой-нибудь красивой девушке из знатного рода. Немного семейного счастья и домашнего уюта приведут тебя в порядок. И вот еще, наш главнокомандующий стар, хотя хочет казаться крепким. Но годы отнимают у него силу. Он скоро уйдет на покой. Я думаю тебя поставить на место туртана. Под твоим командованием будут "Бессмертные". Представляешь, какая силища!
- Великий, я не знаю, как благодарить тебя за щедрость, - Алунита вздохнул, - но не надо мне этого. В твоем войске есть воины более достойные.
- Надо! - почти крикнул Ашшурбалит и часто задышал. - Никуда ты не уйдешь из Ассирии. Будешь делать, то, что я повелю. Прикажу быть туртаном - будешь. Другой бы ползал в ногах, вымаливая эту должность. Ты мне нужен, чтобы завоевать Вавилон и Митанни. Ты должен мне помочь вернуть Золотые Ворота Ашшура, увезенные в Вашшукканни Сауссадаттаром. Как только их повесят на место, так кончатся бедствия Ассирии. Ты разобьешь хурритов, а если понадобится, то и Суппилулиуму. Не опускай глаза! Сколько у тебя телохранителей? Четыре. Я дам тебе еще десять из своих, самых сильных. Они тебя сохранят от меча и от стрелы, но если вздумаешь бежать, - глаза Ашшурбалита коварно сузились в змеиные щелки, - они же тебя и прикончат.
Алунита вскинул взор.
- Ты мне уж не доверяешь, ишшакум?
Ашшурбалит изменился в лице. На смену злости пришла растерянность. Сам даже не заметил, как далеко зашел в гневе. Он попытался исправить оплошность:
- Прости. Я бываю груб с тобой. Я со всеми бываю груб. Народ почему-то думает, что ты у меня в опале.
Ашшурбалит потупил взор, о чем-то размышляя. Глухим голосом он продолжил:
- Твой отец был мне верным слугой. Нет, больше - он был мне другом. Настоящим другом. Мы с ним охотились на львов в одной колеснице. Во время сражений он прикрывал меня щитом. Жаль мне его. Бог Ашшур отнял у меня преданного товарища. - Правитель горестно вздохнул, затем решительно вскинул голову. - Хорошо! Слушай. Как только ты поможешь мне расквитаться с Митанни и заполучить обратно Ворота Ашшура, я отпущу тебя в Хатти.
Алунита не верил собственным ушам.
- Я сделаю невозможное для тебя, великий!
-Погоди же. После войны всегда наступает затишье. Я намерен в это время отправить торговцев в Каниш к Суппилулиуме. Раньше в Канише существовало большое поселение ассирийских тамкар. Надо восстановить торговлю. Тебя я назначу старшим. Ты сможешь еще больше разбогатеть, заодно поищешь свою родню. - Ашшурбалит остановился, чтобы перевести дух, но, увидев, что Алунита готов рассыпаться в благодарностях, опередил его. - Но учти! Ты останешься ассирийским воином и моим верным подданным. Если я позову, ты должен немедленно лететь на крыльях орла в Ашшур.
- О благодетель! Я не знаю доли лучшей! - Выпалил Алунита.
- До чего ты глуп, - пробормотал Ашшурбалит. - Не для торговли я тебя пошлю, для наблюдения. И еще одно условие: ты должен перед этим жениться и родить мне настоящих воинов, которые продолжили бы твой род. Как не тяжело это для тебя - сменишь имя. Оно мне не нравится. Не спорь!
Алунита опустил глаза и молчал.
- Вот и хорошо! Теперь, иди. Отдохни с дороги. Я не буду тебя беспокоить три дня. А после готовься в поход. Пойдешь через месяц на границу с Хурри. А мне надо подготовить ответ Тушратте.
Алунита с поклоном удалился. К Ашшурбалиту гордой уверенной походкой подошел его сын Эллиянаррарри.
- Великий правитель, ты всегда слишком много времени уделяешь этому хетту. Сановники открыто не смеют выражать свое неудовольствие, но в душе они возмущаются.
- Придержи свой глупый язычок, - оборвал его Ашшурбалит. - Он такой же ассириец, как и ты. Если хочешь стать мудрым правителем, не имей привычку повторять то, что болтают между собой грязные торговцы,
- Хорошо, я буду повторят слова вельмож, - дерзко ответил юноша. - Они говорят, что ты больше всех его любишь.
- Больше всех я люблю тебя, сын мой, - ответил ему на это Ашшурбалит. - Здесь дело не в любви. Никогда не верь чиновникам, у которых в сердце зависть. Их устами говорит алчность, а не разум. Слушай своего отца. В будущем, когда я покину сей мир и окажусь в царстве Ашшура, Алунита будет твоей надежной опорой. Если все сановники, и вообще весь свет ополчится против тебя, и некому будет встать на твою защиту, Алунита закроет тебя грудью.
- Если он такой верный и честный, почему же до сих пор командует только тысячей? - недоверчиво спросил Эллиянаррарри.
- Всему есть свое время. Хорошую собаку можно закормить, и она станет ленивой, - поучительно ответил правитель и добавил: - Но я знаю точно, что он никогда не захочет залезть на престол и никому не позволит этого сделать. А все те, кто окружают меня, выходцы из древних родов, с великими предками... - Ашшурбалит вздохнул. - Большинство этих льстивых рож спят и видят себя на троне.
- Отец, ты говоришь страшные слова, - призадумался юноша.
- Привыкай. Хочешь быть у власти - не доверяй никому. Вот подумай: правитель Египта попросил к себе в охрану моих воинов; у правителя Вавилонв служат каситы, покой Тушратты охраняют воины Куши. Алунита чужих кровей. Сановники его недолюбливают, потому что боятся. Когда я его поставлю туртаном, я не буду опасаться за твою жизнь.
- Почему же ты сейчас кричал на него?
- Львенка можно принести домой из леса и вырастить ручным. Но если он хоть раз услышит грозный глас своих сородичей, то его ничем не удержать.
4
Огненная колесница Бога Солнца с каждым днем все быстрее проносилась по небу. Из-за гор по ночам наведывался холодный ветер, принося прохладное дыхание. Золотые колосья уже скосили, и черные проплешины полей смотрелись уныло и сиротливо. Природа желтела и краснела, чтобы сверкнуть красотой и умереть до нового тепла.
Хемиша сопровождал в столицу обоз с продовольствием из Верхней страны. Урожай в этом году собрали на редкость богатый, не то, что в прошлые годы. Волы еле тащили телеги, доверху нагруженные зерном, тюки с тонкой овечьей шерстью и выделанной кожей. Следом гнали разжиревшие стада быков и баранов.
Хемиша все время сновал вдоль каравана, торопя погонщиков. Ему хотелось успеть к празднику Нунтариясхе. Наконец показался великий город. В Львинные ворота выстроилась целая вереница груженых телег. Торговые площади забиты до отказу торговцами. Торг вели даже за пределами города. Телепурии со всех городов и поселений везли в Хаттусу зерно и фрукты, чечевицу, шерсть и кожу, пригнали скот. Повозки с рудой перегоняли в специальное хранилище под охраной. Столица бурлила. Так всегда случалось перед великим праздником урожая Нутарияской.
Хемиша передал все добро казначеям. Усталые писцы дотошно пересчитали все добро, записали подсчет на глиняных табличках и передали все казначеям. Словно гора с плеч упала! Хемиша тут же направился к Фазаруке. Увидев горца, тот бросился к нему в объятия и долго не отпускал. Затем, друзья решили сходить куда-нибудь повеселиться. Заодно позвали с собой Цулу.
Они попали в обширный двор богатого торговца. Хозяин славился хорошим вином. Здесь собралось много народа, жаждущих выпить по чаше веселящего виноградного сока или пальмового вина. Тут же на кухне варили пиво, пекли лепешки и жарили мясо.
Возле входа сидели нищие бродяги в грязных лохмотьях. Несчастные пили из треснутых глиняных кружек дешевую кислятину и закусывали объедками, которые им выносили невольники, служившие у торговца.
В самом дворе за длинными деревянными столами сидели горожане и торговцы. Все о чем-то громко и оживленно беседовали, некоторые, выпив изрядно, пели песни. Дальше в саду стояли круглые столики, предназначенные для богатых господ.
Сам хозяин, раздобревший круглый финикиец встретил Фазаруку, Цулу, Хемишу и двух его сыновей. Лицо его расплылось в широченную улыбку. Он долго кланялся, затем отвел их в сад и усадил под раскидистой яблоней. С дерева свисали спелые красные плоды. Тут же появились серебряные начищенные кубки, вазы с фруктами, лепешки с хрустящей сарамой и кувшин с лучшим вином. Вино весело полилось прозрачной рубиновой струйкой и кубки. Подошел невольник с жертвенным сосудом. Гости совершили возлияние и произнесли молитву. Цула предложил выпить за здоровье и счастье великого лабарны Суппилулиумы. Все покорно выпили кубки до дна. После завели разговоры о прошлом. Вспоминали былые сражения и прошлые походы. Иногда о чем-то вздыхали. Цула невзначай сказал Хемише:
-У тебя хорошие сыновья. Из них вырастут великие воины. Мне не так спокойно было с сотней мешедей, как с ними. Младшего Барбишу обязательно оставь в Хаттусе. Пусть он воспитывается среди сыновей дворца. Да и старшего можно взять в охрану солнцеликого.
- Бврбишу оставлю. По горам набегался, пора науки познавать. А у старшего иная судьба, - возразил Хемиша. - Я когда-нибудь состарюсь и не смогу больше водить в походы лихих всадников. Тогда он меня сменит. Верно, Улия?
- Правда, отец. Я постараюсь быть достойным воином нашего рода, - искренне ответил юноша. Но, по лицу было видно, что сейчас он думал о другом и плохо воспринимал происходящее вокруг.
-Какой невеселый нынче Улия, - заметил Фазарука. - Взор его совсем погас. Во время похода глаза блестели, словно крупные алмазы, а сейчас больше походят на выцветшую морскую гальку. Послушай, Хемиша, если хочешь из сына сделать хорошего телепурия, обязательно жени его.
- Надо, - согласился Хемиша. - У нас в горах много хорошеньких девушек, которые родили бы ему много крепких сыновей. Есть невесты из знатных родов с огромным приданным.
- Так в чем же дело стало! - обрадовался Фазарука. - Нет лучше времени для свадьбы, чем на празднике Нунтариясхи.
- Было бы отлично. - Хемиша помрачнел и с упреком поглядел на сына. - Да он сохнет по девчонке из свиты таваннанны. Сегодня я ее видел в халентуве. Заметила Улию - так сразу слезы ручьями. А у него, смотрите, женское колечко на мизинце.
Улия густо покраснел и спрятал руку с кольцом под стол.
- Не стесняйся, - засмеялся Цула. - Скажи нам, кто разжег пламя в твоем сердце? Ничего, что она из свиты Таваннанны. За такого героя любой отец отдаст свою дочь.
- Не приставай к парню, - оборвал его Фазарука и сочувственно добавил: - Я догадываюсь, кто лишил его сна - юная Асмуникал. Она стройна как лань и красива, словно распустившийся цветок. Не так ли, Улия?
Юноша покраснел еще гуще.
- Так это дочь повара Судхабии - презренного лувийца, - нахмурил брови Цула.
- Она, - подтвердил Фазарука, - его младшая и самая прелестная дочь.
- Тогда, Улия, забудь про нее, - безнадежно махнул рукой Цула и громко стукнул по столу пустой чашей.
Хозяин, с перекошенным от страха лицом, рысцой подбежал к их столу и дрожащим голосом спросил:
- Великий гость чем-то недоволен?
- Недоволен, - прорычал великан в ответ. - Хоть молодое вино у тебя чудесное, но я не привык пить такую кислятину. Принеси мне выдержанного вина, да чтоб весь кувшин мхом порос.
- Слушаюсь, мой господин, - залебезил торговец.
- Пришли сюда еще музыкантов и танцовщиц, - приказал ему, в свою очередь, Фазарука. - Мы к тебе пришли повеселиться, а не напиваться.
- Будет исполнено, - горячо заверил их торговец и умчался за вином.
- Расскажи, почему мне надо забыть Асмуникал? - несмело попросил Улия у Цулы. - Ее отец жаден, я знаю. Но если ему заплатить хороший выкуп, разве он устоит?
- Вот пристал, - рассмеялся Фазарука. - Видно, сильно присох парень. Погляди вокруг: мало ли красивых девушек?
- У меня есть племянник, сын моего старшего брата, - начал Цула. - Сейчас он служит телепурием в маленьком городке вблизи Киццуватны. Когда он был еще незрелым подростком, и сражался со сверстниками деревянным мечем, этот самый Судхабия, отец Асмуникал, служил мелким сборщиком зерна. У него росло пять
хорошеньких дочерей. Младшую звали Асмуникал. Старшие дочери уже достигли возраста невест, но хитрый лувиец отвергал все предложения. Да и кто к нему сватался? Такие же мелкие чиновники. Судьба свела Судхабию и моего старшего брата. Тот тогда занимался сбором податей. Презренный лувиейц стал подлизываться к нему: присылал жене брата подарки, на праздники приглашал в свой дом. Он восхвалял моего племянника. Говорил, что ему будет прекрасная пара его младшая дочь. Мой брат - человек открытый - поддался на лесть и составил с Судхабией брачный договор, даже внес большой выкуп за невесту. Осталось ждать, когда дети подрастут, и тогда их можно будет соединить перед Богами узами брака.
Вскоре об этом договоре стало известно во всей Хатти. Еще бы, мелкий сборщик зерна сосватал свою дочь за племянника старшего над мешедями лабарны. Мы с братом даже не думали, что этот негодяй хочет с помощью своих детей пробиться в сановники, а не добиться места честным трудом.
- Да, - продолжал Цула, отхлебывая из чаши вина. - Он был мелким сборщиком зерна. Блоха, которую можно раздавить одним щелчком. Но брачный договор поднял его в глазах знати. Он выдал всех своих старших дочерей за знатных людей с титулами. Все зятья имели положение при лабарне. Презренный лувиец влез, втисался со своей немытой рожей в Великий Род. Все новоприобретенные родственники принялись усиленно продвигать его по службе вверх. И я, дурак, старался. Вывел его в повара лабарны. Так этот наглец задумал выдать свою дочь Асмуникал не за моего племянника, а за лабарну Суппилулиуму. Да будет наш правитель здоров и счастлив.
Брачный договор Судхабия расторг. Выплатил, как полагается, выкуп в двойном размере. Я тогда сильно разозлился. Хорошенько намял ему бока. Чуть не убил. Но этот наглый упрямец стоял на своем. Так презренный лувиец опозорил моего брата. Со своей обидой я пришел к лабарне и рассказал ему все. Восхваляюсь мудростью и благородством повелителя! Он мне пообещал, что никогда не женится на дочери повара. А если Судхабия такой нечестный, то будет изгнан из халентувы. Суппилулиума прогнал бы этого наглеца, но родственники Судхабии остудили гнев правителя. Сейчас этот подлец подмазывается к женам Суппилулиумы и к самой таваннанне. Он хочет, чтобы таваннанна уговорила лабарну взять Асмуникал в жены.
- Что ж мне теперь делать? - Улия схватился за голову.
- Не умрешь, если подыщешь себе невесту в родных горах. У нас девушки ничем не хуже, - сердито ответил Хемиша.
- Да, тебе с Судхабией не договориться, - покачал головой Цула. - Уж если он что вбил в свою тупую башку - обратно не выбить. Скорее он дочь придушит, чем откажется стать родственником лабарны.
- Послушайте, друзья! Зачем договариваться с этим скупердяем? Надо просто украсть невесту, - предложил находчивый Фазарука. - В наше время женихи нередко крадут своих возлюбленных. Всего лишь на всего - не получишь приданного. Зато и выкуп платить не надо. Покаешься перед Богами, принесешь в жертву годовалого бычка - и Всемогущие простят.
- Я так и сделаю! - обрадовался Улия. Свет надежды вспыхнул в его глазах, взгляд прояснился, лицо ожило.
- Не вздумай, мальчишка! - гневно прикрикнул Хемиша. - Это тебе не пастушка какая-нибудь, а дочь дворца из свиты самой таваннанны. Не из хижины надо красть, а из халентувы. Тебе любой ее родственник шею свернет. Они боялись тебя трогать, когда халентуву горцы охраняли, терпели твои ухаживания. Теперь, если ты еще раз к ней подойдешь, тебя прирежут, как глупого барана и выкинут в реку.
- Надо поговорить с самой таваннанной, - не унимался захмелевший Фазарука, продолжая давать мудрые советы. - Не ругай парня. Воин он или кусок женской хасгалы. Если что - мы с Цулой поможем.
- Верно! - подтвердил Цула.
- Да вы совсем сдурели! - рассердился Хемиша. - Думаете, таваннанна поможет украсть свою девушку? Крадут бедняки, которым нечем заплатить выкуп, да и то по согласию родителей.
- Я сам поговорю с звездоподобной и украду Асмуникал. - решительно произнес Улия и встал. - Разреши, отец!
- Не мешай сыну обрести счастье, - поддержали юношу Цула и Фазарука.
- Как знаешь, - сдался Хемиша. - Но если Судхабия со своими слугами надает тебе по шее, я тебе нос вытирать не буду.
- Пусть только попробует, и я ему отрежу уши, - огрызнулся Улия, поклонился всем и ушел быстрой походкой.
Барбиша также собрался уйти.
- Ты хоть не лезь в это дело! - попросил Хемиша.
- Но он же мой брат, и рассчитывает на мою помощь. - Возразил Барбиша. - Как я могу предать брата. Это не по закону гор. Тем более, я знаю в халентуве все тайные ходы, а многие мешеди - мои друзья.
- Не слишком ли много я вам даю свободы? - взорвался Хемиша. - Другие отцы своих детей держат в строгости.
- Отец, мы тебя любим и уважаем - Еникей тому свидетель, - оправдывался Барбиша, в почтении склонив голову. - Но нельзя идти против воли великой матери Сауски. Улия и Асмуникал очень любят друг друга. Если Боги позволят их разъединить, то две жизни на этой земле останутся несчастными. Великая мать Сауска не простит.
- Во, наговорил, - насупился Хемиша.
-Но отец, - Барбиша решил зайти с другой стороны, - Асмуникал самая красивая и самая добрая девушка во вселенной. Когда я был ране, она ухаживала за мной: поила отварами, промывала рану. У нее очень нежные руки, как крылышки птички.
-Вы оба совсем потеряли голову из-за этого цыпленка, - сердился Хемиша. - Отца вы кое-как уговорили. Но что скажет мать?
- А мама обо всем знает. - Барбиша ехидно улыбнулся. - Не гневайся, отец. Разреши привести ему невесту в дом.
- Разреши! Разве не ведешь, как парень страдает. Он настоящий воин и поступает, как мужчина, - навалились на него Цала и Фазарука.
- Пусть будет так, - сдался Хемиша. - Но если Еникей разгневается, и Асмуникал не принесет ему сына, - Улия не станет во главе племен Хауси. Так ему и передай.
- Я понял тебя, отец! - обрадовался Барбиша и побежал вслед за братом.