В сезон дождей, в самую холодную его ночь,
 дождь хлестал по крыше, а ветер поднимал
 полы солдатской палатки и хлопал ими угрожая сорвать
 ее и унести в страну Оз. В эту особенную ночь
 центром мироздания
 стала печь. К теплу печи, словно на водопой в засуху,
тянулись люди и звери, спешили занять место
 рядом с гудящим очагом вечно голодного
 божества. Солдатики сидели уставившись в ее
 полыхающее жерло,
озарявшее их лица отблесками огня и время от времени подкидывали деревянные
 жертвоприношения.
В эту длинную ночь
 дерево подошло к концу, в топку пошло все,
что плохо лежит: бумажные обертки от сух
пайков, проеб***ые бушлаты, берцы, кепи, души, кто-то закинул последние
 воспоминания
 о лете, следом с диким лаем отправилась
 беспризорная псина. В воздухе запахло
 жаренным собачьим мясом, у кого-то громко 
заурчало в животе, а долговязый и худой сержант взял топор и отправился рубить на
 дрова молодой месяц. Человек сидевший
 рядом со мной
 стянув с себя форму и обувь, бросил ее
 в огонь, все последовали его примеру. Люди
 жались к огню ближе, так что он опалил их волосы оставив голую кожу, побледневшую
 от холода. Отсветы пламени покрывали стены
 палатки мерцающими рунами и причудливо
 изогнутые тени сгущались в самых темных
 углах. На часах было четыре ноль-ноль. 
Рассвет был еще на пути к лагерю и в утренней темноте тишину нарушал только 
доносившийся с улицы стук топора и капель
 дождя. Среди углей догорало седьмое
 сентября, а ко мне должен был приехать брат
 с полным пакетом леденцов и одноразовых
 бритв.