Аннотация: “Бездумно шаря по карманам бога, готовь себя к тому, что попадешь в капкан”.
Незамеченное вторжение в Разум.
Часть первая.
"Бездумно шаря по карманам бога, готовь себя к тому, что попадешь в капкан".
Глава 1.
Казалось, что Пагани был рожден удивлять, и не найти того, кто бы устал им удивляться. Вот и сейчас его явление стало полной неожиданностью для всех. Он буквально вломился в класс вместе со звонком. Одноклассники уже не помнили его, приходящим на занятия вовремя, считая, что школа была для него лишь полем, питавшим свежими чужими мыслями. Хотя в действительности внешнее безразличие к обучению было ложным и нисколько не мешало ему быть одним из признанно лучших учеников школы.
Он всегда и везде выделялся во всем. Неизменно взъерошенная белокурая шевелюра не оставляла его незамеченным даже в толпе. А дерзкая уверенность с оттенком небрежного равнодушия нередко становилась тем полюсом, который притягивал к себе завороженные взгляды прохожих, будто стрелки магнитных компасов. Его и чувствовали издалека, словно попадали в аномалию. Но столкнувшись с бесстыжими, пронизывающими, как рентген глазами, эти стрелки теряли собственное управление. Уже не голова правила ими, а они ею, заставляя робко, но непременно оборачиваться вслед.
На этот раз все выглядело совершенно иначе. Весь его облик молчаливо свидетельствовал о каком-то чрезвычайном событии. Едва не сбив с ног профессора, и извинившись при этом, Пагани уверенно направился к своему штатному месту, пустующему в последнем ряду. Не успел он присесть, как активированная плазма его парты загорелась ошеломленными лицами однокашников. Раздраженно отключив ее, он поднял руку и попросил разрешения профессора пересесть поближе к кафедре. Его подобные явления обычно заканчивались прогулом доброй половины класса. Но сегодня рассчитывать на такой исход не приходилось. Что-то было не так. И как всегда "что-то" в нем говорило об этом.
Получив разрешение не менее удивленного профессора, он, не обращая внимания на острые реплики, прошел через весь класс и сел за парту с Лореаль. Как и обычно, она уже приковала свое внимание к обозначенной занятиями теме. Пагани извлек из лацкана своего пиджака сверкающую булавку и бережно положил перед ней. Это было сделано с такой значимостью и осторожностью, словно он передавал ей ключ от всемирной сокровищницы, боясь в то же время обронить его или повредить. Не говоря ни слова, Лореаль раскрыла перед собой левую ладонь, и аккуратно взяв правой рукой булавку, прикоснулась ее острием к своему мизинцу. "Ладонь" засветилась, и на ней появилась запись, подтверждающая, что предложенная информация в компьютере уже присутствует.
- Ну, конечно же, - чуть было не вскипел он, - все первое бывает только у нее. И ладонный компьютер, и новости, и даже мысли.
Терпения едва хватило, чтобы досидеть до конца уже раздражавшей его лекции. Прозвеневший звонок, казалось, выпустил из него пар. Однако, к его удивлению, Лореаль сама предложила оставить занятия, давая понять, что и ей все это вовсе не безразлично.
Это было их последнее увлечение, если не страсть, напоминавшее скорее первую любовь. Однажды посетив их, оно как тень, повсюду преследовало, вытесняя любые мысли и заполняя собой. Они уже не раз бурно обсуждали свою навязчивую идею с самых разных сторон, топчась на месте, так и не определив, как к ней подступиться. Их частые уединения, как и взбудораженные лица, успели сложить у класса мнение, что у Лореаль, наконец-то, появился роман и не без проблем.
Да, у Лореаль действительно был роман, и была проблема. Но все это было вовсе не тем, что нарисовали в своем воображении ее однокашники. Ее самой большой проблемой всегда была собственная неудовлетворенность. Она проявлялась и раньше, и касалась всего. Однако сейчас ее взаимоотношения с Пагани были настолько броскими, насколько и непонятными. Это возбуждало особое любопытство одноклассников, всегда готовых растрачивать свою энергетику на разгадывание подобных шарад. Быть может ее собственное сознание располагало другим быстродействием и то, что переполняло адреналином других, уже никак не возбуждало ее, постоянно наводя лишь тоску. Возможно, что-то и в ней было не так.
Глядя на себя со стороны, ей всегда казалось, что весь ее организм постоянно находится в полусонном состоянии. Но ее нельзя было назвать тормозной. Напротив, то, что только начинало доходить до других, она уже готова была забыть. Все происходящие события, которых в действительности было не мало, быстро приедались ей, образуя вокруг нее информационный вакуум. Но сама она считала, что ей уже не хватало того стандартного и скупого набора чувств и эмоций, выделенного свыше, который по ее мнению давно исчерпал себя.
Ведь даже в последних моделях компьютеров и машин, не говоря уже об игрушках, быстро приедается стандартный пакет. И миллионы людей по миру давно озадачены тем, чтобы непрерывно обновлять, менять внешний вид и начинку, тюнинговать, в конце концов, все эти игрушки для взрослых и младенцев, чтобы у них не угасал интерес к этим забавам, становящимся с каждым разом все более удобными, заманчивыми, и неподражаемыми.
В не меньшей мере ее возмущало непонимание причины, по которой только ей и никому другому не приходило в голову и не заставляло задуматься о востребованности человеческого тюнинга. Ведь займись этим кто-то, его продукция стала бы намного полезней, интересней и даже забавней, чем все эти блестяшки и погремушки, навешенные повсюду и не пойми куда.
Тем более что какие-то элементы или даже детали, необходимые для биологического тюнинга ей уже не раз удавалось извлечь из своих глубин. Их даже не пришлось изобретать, как велосипед. Они уже давно были созданы кем-то и лишь хранились то ли в бесхозной, то ли в забытой корзине ее собственного биологического конструктора. Как удалось ей найти все это среди дефектных запчастей, считавшихся человеческим мусором, до сих пор и для нее оставалось загадкой. Но она знала, чувствовала, была убеждена, что во все это заложен определенный смысл, а значит, присутствует логическая система.
А тот факт, что она сумела уже обнаружить в себе это новое для нее "оборудование" и самостоятельно подключить его, не вызывал никаких сомнений. Но это была лишь капля в море, которой ей было, конечно же, мало.
Давно не было такого, чтобы кто-то пытался с ней спорить либо перечить ей. И выделяло ее среди других не только то, что она была единственной обладательницей "Ладонного компьютера". В ней каждый раз и однокашники, и педагоги высматривали всё новые сверхъестественные способности.
Они не проявлялись настолько явно, чтобы быть в видимой части спектра, но какое-то другое восприятие вынуждало подсознание окружающих чувствовать нечто и безоговорочно относиться к ней с внутренним уважением.
Еще ночью Пагани случайно наткнулся на рекламу этого нового продукта, успев лишь бегло ознакомиться с содержанием. Но лишь утром сумел, пополнив счет, получить один из первых его экземпляров, желая хотя бы на этот раз оказаться первым.
Это было новое поколение "Игр Разума", которое предлагало неожиданно простой ключ к разгадке того, над чем они безуспешно ломали свои головы.
Попытки пробуждения "спящих функций" и были с недавнего времени их страстным увлечением. Даже мысленное прикосновение к любой из них позволяло прочувствовать и понять, что внутри их самих таится огромный резерв. Но удача приходила крайне редко, и, едва появившись и подразнив, непременно ускользала.
Все происходило спонтанно, они уже вселялись в чужие души, общались с кем-то на незнакомых языках, читали чужие мысли, листая страницы прошлого, и не было тому конца. Это был не сон и даже не фантазия. Возможно, эти мгновения и называют озарением. Всегда его появление в их сознании было неожиданно, словно солнце врывалось во тьму. Каждая клетка их тела в такие моменты захлебывалась от незнакомого наслаждения, переваривая это новое лакомство. А оголяющиеся внутри стержни питали тело энергией, способной даже чужую мысль остановить на лету. Но и обрывалось оно, как предвестник трагедии, оставляя в душе непомерную усталость и холодную пустоту.
Они еще не нащупали его рычагов, но уже были уверены, что эти новые возможности смогут в корне изменить их, и на свой смехотворно немощный внутренний двигатель можно будет навесить новую сверхмощную турбину.
Оставалось малое, найти доступ в это "спящее царство", скрытые силы которого, все еще недоступные пониманию, всегда и везде воспринимались как чудеса. А желание растормошить их и освоить стало неотступным и необузданным. Но как распахнуть этот неведомый, но явно реальный мир таящихся в них бурных чувств и сногсшибательных эмоций, которых даже в юном возрасте им стало явно не хватать. Эмоций, без которых, как им казалось, жизнь уже была монотонной, наскучившей и утомляющей, лишенной какой бы то ни было цели, радости и смысла. Раздражала до безумия и угнетала беспомощность, не позволяющая им найти ту нужную дверь, в которую они, не раздумывая, готовы были ворваться и даже вломиться.
"Игры Разума", ставшие основной забавой школьной детворы, врывались своей простотой в их гуттаперчевое воображение. Они позволяли активному игроку реально прикоснуться душой и прочувствовать плотью загадочные излучения своих, казалось утраченных нейрогенных центров. Напряженный поиск под руководством виртуального гида позволял гарантированно находить и реанимировать "спящие функции", возвращая их, как легендарных покойников, из потустороннего мира. "Заглядывая в себя" и опираясь на личные ощущения, геймер приобретал возможность управлять ими и даже настраивать. Изыскав для этого свою собственную, неведомую ранее духовную энергию, и необходимый, как всегда, рычаг внутреннего воздействия.
Иными словами эта Игра, как "Нить Ариадны", увлекала геймера, стимулировала "включить Разум", осветив его веками покрытые мраком покои и лабиринты. Она реально помогала освоиться в нем, взломать сложные запоры его темниц, созданных в виртуальном воображении, чтобы добраться до лишенных энергии, но еще живых загадочных узников. Игра, как ничто другое, давала возможность растормошить этих древних обитателей, с незапамятных времен и по чьей-то воле пребывающих в летаргическом сне. И в результате, вернуть их из небытия в реальный мир собственных возможностей, приближающих смертного к Богу.
На первых порах это напоминало попытки волевого человека восстановить подвижность конечностей, утраченную после перенесенного инсульта. И было также забавно, как младенцу изготовить из обычной цветущей ветки боевой лук со смертоносными стрелами, чтобы неожиданно ощутить свою силу и превосходство. Поддержка виртуального гида превращала недоступную проблему в увлекательную игру. А главное, упрощало решение задачи, поскольку поначалу игроку необходимо было найти и прочувствовать внутренний, ведомый только ему, способ воздействия на нужный нейрогенный центр. Тот редкий, из множества составляющих его живой организм, но исключенный тайными законами и вычеркнутый из эстафеты жизни.
Время не только камень превращает в песок, оно даже "чудеса света" равняет с землей. Остановивший свой бег, теряется в жизни. Но неукротимую энергию, как и непокоренную вершину, не стереть из человеческой памяти. Она непрестанно дразнит и манит поколения. То, что было однажды, не вечно будет легендой. То, что присуще Богу, все еще спит в человеке, затерявшись в его архиве закодированными копиями. И какая-то тайна строго оберегает этот покой.
Эти легенды и теребили возбужденное сознание Лореаль. Они заставляли разыскать те изношенные либо затерявшиеся крошечные шестеренки, остановившие секундную стрелку и бой курантов в ее собственном еще живом механизме, превратившемся уже в песочные часы. Она ощущала безучастное присутствие этих когда-то могущественных, а теперь невзрачных шестеренок. Они лишали ее душу скрытых возможностей и сковывали безразличием тело и разум. Их бездействие раздражало ее и превращало в дряхлое человеческое подобие, не позволяющее воспрянуть и подняться над собой. Её никак не устраивало это лишение, превращающее любую жизнь в реализацию навязанной свыше программы, которую человек должен безропотно исполнить и покорно умереть. Свое состояние она была готова уподобить птице со связанными или перебитыми крыльями. Лореаль явно не хватало потерянной скорости и боя, чтобы вырваться из этой наскучившей тесной клетки, которая кем-то называлась жизнью. Но она была убеждена, что только Разум способен найти и воскресить утраченное.
Человеческая натура всегда была склонна искать чудеса и красоты в тридевятом царстве. И в познании мира было исследовано все окружение, от строения атома и спящих микроорганизмов, до глубоководных впадин и далеких Планет. Так и оставался человек без внимания к своему содержимому, в котором изначально находилась копия модели мироздания. Содержимому, всем своим существом представляющему бесценный депозитарий, уже кои века бережно хранивший в себе "дремлющие божественные возможности".
Так сложилось, что в мире уже младенцы играли лазерами, а взрослые безуспешно пытались клонировать своих детей. Однако врачи, как и их далекие предки, копошились в черепной коробке, все еще пользуя молоток и зубило.
Лореаль и Пагани хотя и знали, но никак не могли понять, каким образом внутриутробный период человека способен вместить в себя всю эволюцию жизни. Ведь он пролистывает развитие от оплодотворенной яйцеклетки до разумного создания, не позволяя ничему исчезнуть или пропасть бесследно. Все, известное Природе, хранит в своей памяти Геном. В этом уже не раз убеждалась Лореаль, зная, что на отдельных страничках эволюции сохранены, как в музее, алгоритмы усыпленных божественных функций. Точно так же, как сама Лореаль бережно хранит свою детскую коллекцию редчайших насекомых и растений. Но она-то четко знает, где и что у нее в этой массе находится.
Она ни сколько не сомневалась, что программа, заложенная в человека, оберегает его энергетику. "Усыпляя", с целью эффективного использования, не востребованные функции, но, не стирая их. По этой причине они атрофированы, и находятся в "спящем" режиме, по мере ненадобности. Природа поставила их на консервацию, как где-то некий "бронепоезд на запасный путь".
Уже вместе с Пагани они не раз пытались разобраться в мотивах заложенного в человека подобия Божьего. И спустя время сумели прийти к убеждению, что Создатель сотворил не просто Адама, а своего будущего преемника. Лишь великая мудрость не позволила ему сразу вложить всю свою силу и мощь в несмышленое еще создание. Он вложил в него загадку. До божественного могущества это творение должно было еще созреть. Только Душа и время позволят развить Разум. А окрепший Разум, бесспорно, разгадает код и подберет нужный ключ. Именно им он раскроет Душу и найдет тот "запасной путь" и "бронепоезд", который позволит, наконец, человеку выйти за рамки простого смертного.
Любой человек, лишенный таких возможностей, с трепетом воспринимает их, как чудо. Все это было уже знакомо Лореаль. Ведь ей уже не раз приходилось видеть изумленные лица, обращенные к ней, как к Иконе.
Лореаль уже знала по себе, что "дремлющие" функции - это умолкнувшие гены. Они живы и связаны логическими цепочками, как готовые к работе механизмы, затаившиеся в ней самой. Они обеспечены нужными биопрограммами, но лишены "права голоса". Они также ослаблены и скованы, как суставы и мышцы после длительного использования гипсовой повязки. Но они полноценны и готовы к исполнению своих функциональных обязанностей. Не хватает самой малости, как это бывает порой в изношенном, подвергавшемся ремонту и даже застоявшемся оборудовании. То ли предохранитель сгорел, то ли внутреннее питание ослабло, то ли просто пропал контакт. И, как это часто случается, даже удар или встряска порой восстанавливают их работоспособность.
Пока человек не располагал четкой картиной своего внутреннего устройства, он пытался увязать утраченные функции с какими-то не ясными внешними энергетическими воздействиями, без которых не обойтись. Возможно, для каждой функции своими, способными восполнить утрату, вырвать эти механизмы из летаргического сна, включить в работу, заставив их заговорить вновь.
Но, как оказалось, загадочный "бронепоезд" сам способен малыми усилиями создавать эти мощные поля и управлять ими. А учитывая высокую надежность человеческого организма, наиболее частая причина была в ослаблении внутреннего питания. И без постороннего вмешательства человек в силах самостоятельно найти в себе слабое звено, восстановить утраченное питание, включив тем самым дремлющую функцию в работу.
Это первым ощутило на себе молодое поколение. С этого все и началось.
Глава 2.
Первый уровень "Игр Разума" предлагал участнику найти и настроить один нейрогенный центр. Позволяя тем самым, без голосовых и физических указаний, напрямую, Разумом, воздействовать на компьютер. Это давало возможность геймеру, развалившись в постели, управлять одним из объектов его разрастающихся Звездных Армий, поклонников, любовников или врагов. Следующие уровни расширяли возможности участников и доводили их до ведения Разумом широкомасштабных Звездных сражений, сердечных интриг или любовных баталий.
Управление компьютером проливало свет на путь к управлению разумным созданием. Важно было отточить это оружие, сделать его универсальным и мобильным. А поиск живого образа противника или партнера проблем никогда не составлял и, конечно же, не составит.
Первые результаты Игр, нарушивших "молчание Генов", не заставили себя ждать. Геймеры распакетировали индивидуальную информацию о своих скрытых возможностях и реально овладевали ими. Резонанс был всеобщим. Личный интерес возбудил желание каждого к овладению способностями, ранее считавшимися фантастическими, и приписываемыми только божеству.
Повальное увлечение "спящими функциями" отвлекало школьников и студентов от общего процесса обучения. Информация о повсеместном подавлении "играющими" школьниками воли своих педагогов, вызывала горячие дискуссии о скрытых потенциалах души человеческой. Перспектива бесконтрольного самопознания "игроков" ничего хорошего не сулила. Сам по себе напрашивался вопрос: "не пора ли курицам брать уроки у яиц".
А начиналось все с массовых состязаний, подобных виртуальному перетягиванию каната, в которых объединенная энергетика сплоченной команды обрушивалась на команду противника. Это были первые коллективные поиски геймерами общих знаменателей, в которых они, играючи, позволяли нераскрытому человеческому разуму вязать разумные сети.
Затем в ход пошли человеческие души. Воздействуя на уже знакомые им нейрогены, геймеры, к своему удовольствию, управляли поведением и эмоциями захваченной живой души. Они направляли ее в желаемое русло и наблюдали за всем этим с высоты птичьего полета. К управлению макетами боевых машин или самолетов давно был потерян интерес, эти игрушки остались для взрослых. Страсть охватила массы, которые управлять учились себе подобными.
Годами умудренные, с недоумением и внутренней завистью смотрели на поколение "next". Они пытались воскресить в памяти фрагменты своего детства, но никаких аналогов найти не могли. Никакие наркотики не способны были настолько тонизировать человеческий организм. Каждый юнец, казалось, источал энергию от явившегося интереса к жизни. Должно быть, в молодежь не заливался, а запрессовывался адреналин. Он выплескивал избытки эмоций, словно пар из перегретого котла, стоящего без движения и готового взорваться паровоза.
Наиболее продвинутыми "игроками Разума" оказались ученики младших классов, первыми прочувствовавшими внутреннюю силу, и сумевшими создать собственные команды. Как правило, члены любой команды геймеров, состоящей из дюжины старшеклассников, были выше своего предводителя на голову. При этом физическая сила утратила привилегии и уже признавалась грубой, поскольку с легкостью подавлялась и управлялась даже волей юнцов. Это уже никого не смущало, словно мудрость резко смещалась в сторону смерти, а гибкость и сила разума - к рождению.
Растиражированные "Игроки" со своими вновь открывшимися способностями выходили на улицы и заполоняли их. Они создавали немыслимые ситуации в школах, магазинах, офисах и даже полицейских участках, поражая воображение окружающих. Неожиданно останавливался транспорт, хозяева магазинов раздавали бесплатно продукты питания и технику, а полицейские помогали в поддержании порядка при раздаче. Внезапно отключались вода, электричество, телефонная связь, банкоматы короткими очередями выплевывали из себя запасы купюр. Мусоровозы изымали мусор с городских свалок и складировали его возле муниципалитетов. Стражи порядка охотно отдавали табельное оружие взамен на наркотики, либо свою полицейскую форму за футболку и рваные джинсы. А служители Федерального Банка, распахнув ворота, вывозили золотые слитки на проезжую часть, где в окружении спрессованной массы народа торжественно разрезали их фрезами и раздавали по куску в руки. Улицы превращались в экспериментальную арену, чем-то напоминающую цирковую. На глазах терялись границы между хаосом и неуправляемым Разумом.
Даже специалистам, профессионально владеющим способностями управления массами, не представлялось возможным удержать ее в рамках порядка. Обстановка менялась на местах резко и неожиданно. Власти города, прибывавшие на место подобного происшествия, сами терялись в толпе зрителей. Как правило, на следующий день никто ничего не мог вспомнить. Все было на уровне забавы, однако старушки в который раз стали бормотать о предстоящем пришествии.
Из отчетов спецслужб следовало, что представители правопорядка зачастую играли роль почетной охраны возмутителей спокойствия, либо принимали участие в массовках. Попытки разгона войсками подобных сборищ приводили в ряде мест к перестрелкам войск и полиции. "Всевидящее Око" федералов давало сбой. Подконтрольный им Разум становился неуправляемым.
Глава 3.
На первых порах ни одна из подобных тусовок не устраивалась без участия Лореаль и Пагани. Рядом с ними всегда были Картье, Бэнц и Порш. И, если Лореаль была по праву идейным вдохновителем, то Пагани незаменимым организатором этих постоянно разрастающихся сборищ. Картье и Бэнц включались лишь на завершающей стадии, когда текущий игровой сценарий был исчерпан, а утомленная толпа разделялась на группы по интересам. Заполоняя скверы и парки, они переходили от массового веселья к групповому отдыху. После чего, рассредоточившись, они уже в качестве зрителей весело и безропотно наблюдали за очнувшимися стражами порядка, стремительно съезжающимися со всех концов города. Этой передышки было достаточно, чтобы вновь, насытив себя энергией, разойтись в очередной раз по ночным клубам и навести там свой маленький порядок. Эмоций хватало всем с лихвой. Порш, в отличие от остальных, хотя и держался рядом, но во всем этом пытался найти только ему известный прикладной интерес.
Управление гвардией геймеров, неожиданно появляющейся в любой точке города, со временем стало осуществляться собственным Генеральным штабом. Он был создан по принципу Карточной Колоды. Короли, Дамы и Валеты составляли дюжину руководства, а разделение по мастям соответствовало родам войск. Во главе всей колоды был один Туз Четырех Мастей. Это была назначаемая должность, но срок ее полномочий не устанавливался. Единственным условием подтверждения была возможность одновременного противостояния всем мастевым Королям. В противном случае, управление становилось Королевским, но до этого дело не доходило.
Лореаль была недосягаемой в своих способностях. Она с легкостью оказывала противодействие не только Королям, но и всей Королевской рати. Так называли созданный ею Генеральный штаб.
Назначения всех остальных должностей Карточной Колоды, предусматривающие понижение, пересматривались после каждого боевого учения. Это создавало не прекращающуюся конкуренцию, как в руководстве, так и в рядовом составе. Дополнительный набор с присвоением звания, постоянно осуществлялся прямо на месте событий, на основании энергетических качеств новоиспеченного геймера. Знак отличия, в виде карты, соответствующей должности, красовался на его шее в виде жидкокристаллической татуировки. Это была тема Картье, погоны на шеи развешивал он.
Оповещения об очередной тусовке, времени, месте сбора, и ее развернутый план сбрасывались Тузом Четырех Мастей с ее "ладони" в сознание Генерального штаба. Часовая готовность геймеров позволяла собрать свою гвардию в произвольном месте в пределах городской черты. Времени было вполне достаточно, чтобы занять обозначенные позиции, рассредоточившись по мастям, и приступить к началу запланированной операции.
Это могло происходить в любой день недели и в любое время суток вне зависимости от погодных условий. И если первые тусовки начинались на улицах и в переулках, то в дальнейшем им не хватало скверов и площадей. Каждое подобное сборище было для городских властей чрезвычайным происшествием, подобным урагану. Управлять этой стихией никто не учил, а предотвращать никто не мог.
Любимым сценарием Лореаль был геймерский сбор на огромной площади вокруг одного из ее обожаемых городских фонтанов. Королевская рать, включающая Дам и Валетов, располагалась кольцом. Первым кольцом окружения, в центре которого, на самом монументе фонтана, в его пустующей ложе находилась она со своей неизменной свитой. Само место было для нее чем-то знаковым. Только здесь, как казалось ей, она обретала способность питаться дополнительной энергией, исходящей свыше, позволяющей читать мысли всего первого кольца и диктовать свои. Только здесь она могла управлять своим Генеральным штабом, как самой собой.
Следующие кольца состояли из основной массы тусующихся геймеров. Они, подобно ретрансляторам, передавали мысленные команды от центра на периферию. А также исполняли основную задачу Генерального штаба по интенсивному вовлечению городского населения в сферу своего влияния с последующим его динамичным управлением.
Все эфирное время радиоканалов и телепрограмм в такие моменты посвящалось непрерывной рекламе Масти овладевших ими геймеров. Захваченная рекламой городская аудитория, появившись в нужном радиусе, подвергалась уже прямому воздействию игроков.
Улицы и переулки, окружающие центр, походили на весенние ручьи. В этой живой игре они сталкивались, перемешивались и объединялись в сплошные бурлящие потоки вливающихся на площадь людей. Они заполняли собой эту громадину, как пустой котлован водохранилища, готовый собрать воедино всю эту распахнувшуюся энергию, словно разбушевавшуюся стихию.
Люди, забывая о житейских проблемах, хватали своих детей, и, не запирая дверей домов и квартир, вырывались на улицу. Они устремлялись к желанному месту встречи, как к Ковчегу с обозначенным временем убытия.
Эти бесчисленные массы людей, словно оттаявшие и стекающие с окрестных гор бушующие лавины, сносили на своем пути любые искусственные преграды. Все они, казалось, были охвачены единой тревогой, выраженной в стремлении отыскать, наконец, ту тихую гавань, в которой можно было прийти в себя. Отойти от повседневно нагнетаемых в них страхов и растущих подобно снежному кому проблем. И действительно, стоили им попасть на площадь, как они обретали атмосферу общего невозмутимого спокойствия, подобную океанской глади, покрытой безмятежной мертвой зыбью.
Это вовсе не означало, что они лишились энергии. Напротив, теперь вся эта масса походила уже живой океан, управляемый Лореаль и дышащий в одном ритме, чем-то, напоминая приливы и отливы.
Глядя со стороны на эти бурные потоки, Лореаль ощущала свою особую востребованность, что лишало ее усталости и восполняло энергию. Благодаря только ей, ее способностям и влиянию, все навеянные сомнения, неуверенность и беспокойство, порождающие взаимное недоверие и агрессию этих лавин, на глазах растворялись и терялись, образуя новую общность. Ее нельзя было не ощутить, она видна была воочию, была проникнута верой и любовью, которая струилась из бесконечно счастливых глаз образовавшейся океанской глади. Да, этот океан наполненных любовью глаз был обращен к Лореаль.
Сверху это походило на круг, разделенный на четыре сектора. Каждый из секторов был зоной влияния определенной масти Карточной Колоды, располагающей своим, соответствующим роду войск, внутренним оружием воздействия.
Не трудно было определить, какая Масть, или какое оружие воздействия оказывались более эффективными. Это проявлялось в насыщенности мастевого сектора, а также в естественности происходящих навязанных событий, сопровождающихся неминуемым весельем, граничащим с безумием.
Стандартный сценарий подобных игровых учений предназначался для освоения задачи духовного взаимодействия геймеров всех Мастей сверху донизу. Результатом должна была стать передача по эшелонам Карточной Колоды воли Верховного, многократно усиленной и охватывающей беззаботное городское население.
Невооруженным глазом можно было увидеть на очередной тусовке стремительно возрастающее воздействие Лореаль и ее Гвардии. Оно убедительно выражалось в количестве участников, вовлеченных ими в свой замкнутый круг влияния. А также в отрешенных от мира и беснующихся продавцах, клерках, работниках транспорта и блюстителях порядка, расхватывающих маскарадные костюмы из подъезжающих со всех сторон грузовых фургонов. Когда площадь заполнялась настолько, что вместить всех не представлялось возможным, окружение сжималось к фонтану, как к святыне, грозя превратиться в живой холм. Подобные зрелища не оставляют места безразличию. И для Лореаль это были лучшие мгновения ее жизни.
В этот кульминационный момент Лореаль умудрялась повлиять на эту, казалось уже неуправляемую, толпу паломников. Неведомая сила очищала проход, который подобно прямой, как стрела, живой аллее, освобождал путь для выхода ее и сопровождающей свиты. Выйдя за пределы круга, она снимала свое воздействие, аллея мгновенно смыкалась, и обезумевшая толпа бросалась в пляс.
Наступало время второй пары, Картье и Бэнца, это была их стихия. Порш, озираясь, быстро покидал место событий. Он вместе с Лореаль и Пагани, терялся в окружающей толпе зевак, не вовлеченных в праздник жизни, который мог продолжаться до утра.
Но в последний раз все отошло от ее игорного сценария. Стоило Лореаль на мгновение отвлечься и утратить контроль за нахлынувшей на фонтан толпой, как обезумевшие люди стали взбираться друг на друга. С очумевшим взглядом и протянутыми руками, они рвались к ней, желая дотянуться и прикоснуться, как к своему идолу. Женщины и старики падали с ног, попадая под непомерную тяжесть следующих волн, наваливающихся и разбивающихся о кольцо первого окружения, как о брекватер. Не было слышно ни их криков, ни стонов, гул безумного веселья покрывал все.
Громадные усилия потребовались от Лореаль, чтобы остановить невиданное ранее живое подобие девятого вала, заставив его замереть, а затем медленно, подобно отливу, освободить пространство. На мраморных плитах осталось все то, что могло лишь барахтаться либо вовсе лишено было возможности движения. Гул мгновенно оборвался, как будто кто-то вырвал из розетки ревущий динамик. Следом затих и фонтан. Все взоры были обращены на девять растоптанных и истекающих кровью тел. Их тихие стоны в абсолютной тишине, казалось, были слышны дальше, чем позволял взор.
Такой Лореаль еще не видел никто. Рядовые геймеры, дружно следуя чьей-то безмолвной подсказке, бережно подхватили окровавленные тела, внесли вовнутрь первого кольца и опустили в успокоившуюся чашу фонтана. Вода, обмыв кровоточащие, но уже неподвижные тела, обрела цвет, который мгновенно отрезвил Лореаль, дав почувствовать, что все внутренние взоры обращены к ней.
Никогда ранее она не уделяла внимания ускорению биопроцессов и была лишь наслышана об этом. С содроганием попыталась только представить, какая колоссальная внутренняя энергия ей может потребоваться для этого. И хватит ли ее. Однако она должна была непременно сделать это именно здесь и сейчас. Вместе со свитой она сошла со своей ложи и заняла место в кольце Королевской рати.
Казалось, остановилось время, а людское море застыло в ожидании чуда. Над площадью нависла мертвая тишина, прекратились стоны. В звуковом вакууме послышались первые всплески. Девять тел, еще мгновение назад неподвижных, одно за другим стали подниматься из воды. Не озираясь вокруг и не веря глазам своим, эти искалеченные тела, находящиеся, будто в трансе, медленно осматривали и ощупывали себя, проверяя способность двигаться. Но ужас, оставивший свою гримасу смерти, как печать, на их окаменевших лицах, повеял могильным холодом на все замершее вокруг. Синяки и ссадины, переломы и кровоточащие раны исчезали и зарубцовывались на глазах всей безграничной, замершей в безмолвии толпы. И когда все они, убедившись, что это не сон, сбросили застывшую маску и подняли свои взоры, неподвижная толпа взревела так, словно кто-то вновь воткнул в розетку ревущий динамик.
Это был последний выход Лореаль. Возможно, она поняла, что все это не для нее.
Глава 4.
Отчеты аналитиков настойчиво предостерегали от массового и неконтролируемого роста интеллекта. Они говорили о его способности в короткое время привести к переоценке данного Богом. Неоднократно напоминалось при этом, что любая подобная попытка в прошлом, всегда оборачивалась для человечества зловещими этапами кровавых войн. Присутствовало понимание, что очередной этап, если суждено ему быть, закончится, едва начавшись. Земля уже не выдержит накопленного гнева.
Однако молодежь, как и во все времена, жила в другом мире. И любой участник Карточной Колоды воспринимал все эти набившие оскомину темы не более чем красочный эпизод "Звездных войн". Все они наполняли свою стремительную жизнь сегодняшним днем. Ведь эмоций любого геймера было достаточно, чтобы переполнить чувственную чашу, отведенную на чью-то бесконечно серую жизнь.
Пока наводился порядок с массовыми выступлениями юнцов, находить себя стали медитирующие одиночки. Их уже не устраивали массовки и показательные выступления, это были уединенные души.
Все, что было связано с познанием Разума, неожиданно обрушилось на Лореаль, как очередная страсть. Свой каждый день она начинала с обзора мировой научной прессы, но полных подтверждений своего понимания не находила. Ей важно было представить тот таинственный механизм, заложенный в человека свыше, который, по ее глубокому убеждению, правил Вселенной. Всем своим нутром Лореаль ощущала, что уже начала общаться с ней, но каких-то неведомых чувств ей еще явно не доставало.
Она даже сложила свою модель, но, несомненно, понимала, что в ней не хватает многих звеньев, связывающих людской Разум невидимой паутиной через Вселенную. Ей, наконец, самой удалось нащупать эти загадочные нити, но они еще не укладывались в ее логике. Только ясная картина Разума, подобная схеме электронного устройства, должна была помочь ей быстрее разобраться в бесконечных его лабиринтах, понять принцип действия и управления.
Лореаль уже четко знала, что Разум включает в себя подобие биологической шифровальной установки, имеющей бесконечную массу сочетаемых кодов. На практике их невозможно повторить, так же, как неисполнимо желание создать два одинаковых Разума. Но правят живым Разумом эмоции, без которых он превращается в машинный интеллект. Именно эмоции, с их размахом, энергией и глубиной, составляют тот первичный механизм индивидуальности, из которого складывается собственное Я. И в воображении Лореаль вся разрозненная информация, рожденная неповторимым Разумом и витающая в Торсионном поле, была представлена в таинственном образе Духа
Однако практические занятия давались Лореаль значительно легче, чем углубленные теории. А медитация позволяла ей уже дергать за нити, которых наука еще не хотела видеть.
Первые робкие попытки познания реальности путем взаимодействия Разума с информацией, витающей в Торсионном поле, родились на Востоке несколько тысячелетий назад. Подобное взаимодействие человека с непознанной природой впоследствии назвали медитацией, а поле еще не называлось Торсионным.
Только в конце прошлого столетия программа трансцендентальной медитации получила признание и широкое распространение. Она уже длительное время позволяла осуществлять управление внешними и собственными Торсионными полями. И лишь впоследствии, это позволило, наконец, обратить взоры на то, без чего человеческий Разум был, не мыслим.
Лореаль и здесь была первой. Целенаправленный поиск информации в Торсионном поле дал результаты и разжег ее очередной интерес.
Поиск вошел в моду. Это был даже не далекий Клондайк. Это был виртуальный рай, в котором, однако можно было реально найти и даже получить желаемое. Как говорили, не отходя от рабочего места, которым могли быть стул, кресло, кровать, скамейка в парке, и даже зеленая лужайка.
Появились медитирующие геймеры, или медигеймеры, как их стали называть. Им уже не нужны были компьютеры. Конечно же, при наличии у них торсионного компьютера все было бы значительно проще и быстрее, но до этого было еще далеко.
Медигеймеры своим Разумом формировали случайные коды, как набор отмычек, пытаясь найти желанную калитку, которую им удастся отворить. Как правило, это были фрагменты, напоминающие прокручивание найденных клочков киноленты, которые когда-то воспринимались, как видения своей прошлой жизни.
Шаг за шагом, подбирая Разумом ключи к витающей информации, они, наконец, нащупали доступ к той жиле, которая незримо всегда и везде окружала их. В случае удачи широко распахивалась дверь, за которой находилась чья-то обнаженная личная жизнь. Теперь медигеймер, не поднимая своей задницы с лужайки, вызывал из глубин ее памяти любую интересующую его информацию, когда-либо проходившую через Разум ее владельца.
Никогда и никакие спецслужбы в своих планах о тотальном владении информацией не смели даже мечтать о доступе к таким необъятным и достоверным архивам интересующих их жизней. Теперь лишь от личных качеств, пожеланий и фантазий геймера зависела судьба раскрытой им чужой тайны.
В прошлом, подбором подобных ключей в информационных сетях занимались хакеры. Но в том замкнутом информационном пространстве их быстро выявляли и изолировали. Здесь же были свои особенности. Медигеймер никогда не знал, какую замочную скважину он открывает. На первых порах это скорее напоминало ловлю рыбы в мутной воде. Но никакие технические средства не в состоянии были выявить торсионного хакера. Проще говоря, в то время таких средств вовсе не было.
Сегодня такое познание реальности пока еще вписывается в существующее законодательство, но уже граничит с уголовным. Однако, медитирующие корифеи Востока, как оказывается, это те же торсионные хакеры. Пользуясь старой терминологией можно было бы сказать, что они сами, не понимая того, рылись в чужих Душах. Но будь у них иная философия, хотя бы как у сегодняшней молодежи, они бы от душевных поисков давно бы перешли к материальным изысканиям.
У молодежи стало особым шиком отдыхать в одиночестве, развалившись на зеленой лужайке. Подобно рыбакам, ловящим рыбу в мутном омуте, искусно сплетенными ими сетями.
Это были первые слепые шаги, напоминавшие фрагменты сказки, герой которой, не зная где, искал, не зная что. Но все и всегда в этом мире начиналось со сказки и с фантазии. Можно ли сейчас вспомнить какую-либо фантазию прошлых лет, которая бы не воплотилась в жизнь по прошествии хотя бы века. В этом мире реально все.
И события тех дней сегодня воспринимаются так же просто, как в те времена воспринимались события времен Коперника. Сейчас, конечно можно разъяснить, о каком небесном рае, о каких ключах и рыбе могла идти речь. Поскольку на сегодняшний день все это, как часто говорила Лореаль, "первый класс, вторая четверть".
Первыми частыми уловами медигеймеров были мертвые души. Ранее им не приходилось даже задумываться, что мертвых в этом торсионном мире больше, чем живых. Но когда Лореаль, только ей ведомым образом, по вещам, принадлежавшим покойнику, сумела выработать алгоритм поиска кода интересующего его Разума, перед ней неожиданно раскрылся искомый чужой Духовный мир. Этот необъятный мир длиною в человеческую жизнь был, казалось, переполнен ясными видениями незнакомых событий, и охвачен воспринимаемыми и понятными ей эмоциями.
Это оживило воспоминания о подаренной ей в детстве записной книжке, закрывающейся на замок. Она трепетно открывала её по ночам своим ключиком, внося в нее тайные мысли, и никого не допуская к своим секретам. Различие было лишь в том, что эту виртуальную книгу невозможно было осязать. Но найденный ею ключ, позволял "пролистывать" ее, наполняясь эмоциями и видениями чужой жизни с момента рождения и до смерти.
Глава 5.
Ладонный монитор был памятным подарком Лореаль от любимого деда. Это позже его можно будет увидеть у каждого, а тогда, разве что у Джеймса Бонда. Казалось, что даже во сне она может управлять этим, уже слившимся с ней, компьютером. По крайней мере, свои новые видения она уже научилась связывать с ним.
Первыми впечатлениями она поделилась с Пагани и Поршем. Она даже показала им свои видения, перенеся их на "ладонь". Но этот показ был неким жалким подобием немого кино. Даже не немого, а бездушного, поскольку в выведенных ею на ладонный дисплей видениях были и движения, и цвета, и даже звуки, но отсутствовал заряд эмоций и сопутствующий им букет вкусов и ароматов, которые остро, красочно и насыщенно воспринимала сама Лореаль. Эти ароматизированные эмоции, наполнявшие ее, но отсутствующие на экране дисплея, оставались в ней самой, как холостые заряды и подаренные ей букеты, которыми она не могла распорядиться, не имея возможности ни "выстрелить" ими, ни передать другим. Она даже появившуюся злость, свою собственную, никак не могла скрыть. Злость то ли на свою "ладонь", то ли на ведомство деда, так и не сумевшего до сих пор оснастить компьютер нужными технологиями для передачи ну хотя бы стандартного набора из пяти простейших человеческих чувств.
Казалось, что наибольшее впечатление от результатов увиденного целевого поиска было произведено на Порша. Он неожиданно погрузился в свои мысли, но спустя считанные минуты, как никогда ранее, извинился, резко поднялся и ушел.
Ни Пагани, ни Лореаль даже не придали значения этой выходке Порша, зная его непредсказуемое поведение и независимый характер. Только спустя сутки, Лореаль сумела понять, чем был так озадачен Порш.
Она хорошо помнила, как они познакомились. Он тогда сам подошел к ней. Одет был не броско. Но его антикварная модель "Порше", сияющая, как драгоценная игрушка, была единственной в городе, и не могла оставить ее обладателя без внимания сверстников.
Порш был внуком известного мультимиллиардера, обладающего, по слухам, самой таинственной и колоссальной коллекцией, о которой ходили легенды. Он обходился без друзей, похоже, в них и не нуждался. Часто лениво присутствовал на вечеринках. Вел себя не так, чтобы надменно, но независимость, как и неприступность, просматривалась за версту, будто над ним развевался флаг. Среди геймеров интереса к нему никто не проявлял, оставаясь на дистанции и не ища ничего общего. Однако Порш быстро вошел в эту компанию, благодаря знакомству с Лореаль. Он выделял лишь ее, остальных попутчиков не видел в упор. Он не скрывал, что тянется к Лореаль, и это почему-то нравилось ей.
На следующее утро, зная расписание, Порш ждал ее в парке по пути в тренажерный зал. Они даже не поздоровались, как будто и не расставались. Он сразу же предложил идею, показавшуюся настолько заманчивой, что от неожиданности Лореаль даже потерялась. Казалось, ее виртуальный и реальный миры столкнулись, наконец, и все перемешалось.
Порш начал с вознаграждения, которое он готов был предложить ей, в случае успеха. Это была "американка". Любое желание.
В принципе, у нее все и было. Виртуальный мир наполнял ее настолько, что места для приземленных фантазий в нем не оставалось. Но исполнение любой ее прихоти в обмен на одноразовые медитационные услуги, от которых она сама получала нескрываемое удовольствие, это было что-то.
В растерянности, Лореаль пространным взором окинула окружение. Словно, желая отыскать тот неведомый оттенок, который бы мог доставить радость и украсить написанную картину ее жизни. Еще не веря в реальность происходящего, она все же включилась в словесную игру, хоть и навязанную ей, но доставлявшую удовольствие. Желая уточнить и удостовериться в той ставке, которую он с легкостью бросил на "игорный стол", Лореаль назвала ту свою единственную несбыточную мечту, о которой было известно всем ее друзьям. Это был собственный МедКлуб, так он назывался на жаргоне медигеймеров, и Поляна, на которой она вместе с друзьями могла бы проводить совместные встречи.
Порш не задумываясь, будто речь шла о какой-то сущей безделице, подтвердил ее условия. А Лореаль вдруг поняла, что уже не сможет отказаться от такого необычного и заманчивого предложения.
Получив предварительное согласие Лореаль, и, видимо, желая каким-то образом подчеркнуть твердость обещаний и свои возможности, Порш устроил ей небольшую экскурсию. Это были перелеты на семейное Лунное ранчо и ознакомление Лореаль с его Родовым Замком, обставленным частью открытой семейной коллекции, подобной которой ей никогда не приходилось видеть. Там же он передал Лореаль две безделушки. Предупредив, что они представляют определенную ценность, Порш предложил ей отыскать, как он выразился, "несколько страничек из биографии этих старинных изделий". Опираться в своих поисках предстояло на только ей известный алгоритм. В случае подтверждения его предположений, он раскроет ей все имеющиеся у него подробности и предложит само задание.
Лореаль не терпелось узнать подробности. Она не представляла, какая тайна должна была окутать эту старую курительную трубку и увеличительное стекло, переданные ей Поршем, чтобы за нее предложить предел ее мечтаний. Всю ночь ей так и не удалось сомкнуть глаз. Точнее, она не сомневалась в том, что после встречи с Поршем, даже домой вошла с закрытыми глазами и не открывала их до утра. Но это был не сон, а медитация.
Она разделяла их, зная, что медитация, как и сон, были разновидностями состояния покоя ее Разума. С тем лишь отличием, что во сне Разум уходил в себя, восстанавливая свой внутренний порядок после дневных страстей, подобных разразившимся на бушующем стадионе. Тогда как при медитации, он, проявляя полное безразличие к окружающему безобразию и, оставляя все, как есть, выплескивался во Вселенную.
Посторонний шум, словно неведомая сила, вырвал ее из невообразимого ада. Но какая-то непомерная тяжесть все еще прижимала ее голову к подушке. Состояние было таким, будто в голове, переполненной непонятными событиями, вертелась бетономешалка. Самые разные, казалось, ничем не связанные видения овладели ее взбушевавшимся сознанием, которое тщетно пыталось найти им свое тихое место. Но оно уже не способно было пробить путь сквозь внезапно опустившиеся заслоны. Все вздыбилось и уплотнилось, как в напуганном табуне находящихся в загоне лошадей. Ограды трещали под мощью обрушивающихся на них неупорядоченных и волнительных воспоминаний, рвущихся из глубин ее подсознания. Перемешавшись, они создали атмосферу всепоглощающего страха, от которого никуда не деться, поскольку сознание уже не способно было им управлять.
Лореаль знала точно, что от ночного кошмара, как и от себя, невозможно ни спрятаться, ни убежать. Даже очнувшись и очутившись в знакомой обстановке, она все еще чувствовала внутреннее беспокойство. Его выдавало ощущение трепета казавшегося чужим тела и пульсирующая в нем холодная дрожь. После внезапного пробуждения тело стало неуправляемым, и вся тяжесть, скопившаяся в голове, придавила его, словно многотонный пресс.
Ей потребовались усилия, чтобы успокоиться и вновь закрыть глаза. Она давала возможность Разуму унять бурю в избавившемся от дрожи "стакане", и навести порядок и покой в своей таинственной непознанной обители.
Едва забрезжил рассвет, Лореаль встала, пошатываясь и едва не падая, как будто находилась на палубе корабля, пытающегося удержаться в морской стихии. Весь ее ночной кошмар сопровождался видениями событий, происходящих в безбрежном океане, готовом в любой момент поглотить ослабевшего и потерявшего волю. Она даже толком не могла разобраться, что можно было четко выделить из всех этих ночных видений. Стакан холодного свежевыжатого сока слегка привел ее в чувство.
Она раскрыла "ладонь" и в скоростном режиме пробежала видеозапись. Ясным пока было только одно, указанные предметы принадлежали человеку, судьба которого была неразрывно связана с морем. Бушующий океан, рвущиеся паруса, ломающиеся мачты, грохот палубных орудий и кровь. Всегда и везде кровь. Ею было пропитано все, и от запаха тошнота подходила к горлу.
Однако сквозь всю эту массу не связанных эпизодов чужой жизни, увиденных ею ночью, словно мираж, наслаивались незабываемые глаза. Даже сейчас они смотрели в нее, притягивая к себе какой-то тайной. Они, казалось, сошли со старинного портрета, знатного вельможи в морском мундире. Громадный портрет в массивной позолоченной раме, нависающий со стены, в окружении старинного интерьера одного из родовых поместий, неоднократно вклинивался в ее ночной кошмар. Пронизывающие глаза, словно живые, источали особую уверенность, непреклонность и внушали почтение, если не страх. Эти необыкновенные глаза были более информативны, чем изящный позолоченный мундир их владельца и оружие с ювелирной отделкой, его вельможная поза и поражающий интерьер, вместе взятые.
Хотя была еще одна картинка, которую, вероятно, затмила первая, не позволив зафиксировать ее в памяти. Но она оставила свой след на ее ладони.
Это был массивный письменный стол из черного дерева, украшенный необыкновенной резьбой. Стоявшее рядом кресло походило на трон. Стол был завален массой раскрытых книг и карт. С правой стороны стола лежала дымящаяся трубка и кисет. В центре его на раскрытой карте искрилось увеличительное стекло в обрамлении из слоновой кости, казавшемся воздушным.
Лореаль быстро скомпоновала наиболее выразительные фрагменты своего первого обзора и сбросила их на адрес Порша. Усталость начала останавливать время. Лореаль не знала, когда Порш увидит видеозапись. В такую рань она обычно не просыпалась, и полагала, что он тоже. Будить его она не хотела. Хотя ей ужасно не терпелось услышать его.
Когда на "ладони" появилось лицо Порша, она, в связи с усталостью, не сразу сообразила, что он на связи, полагая, что на мониторе отражение ее же навязчивых мыслей. Но это был он.
Едва Лореаль успела освежиться в душе и набросить на себя спортивный костюм, Порш уже подтвердил свое ожидание у подъезда. Как только она опустилась в кресло, нежно объявшее ее тело, машина сорвалась с места, словно изголодавшийся хищник при виде жертвы. Дисплей на лобовом стекле предлагал несколько картинок. Слева были уже знакомые ей из ночного просмотра. Три портрета, виденных ею в различных ракурсах, увеличенная курительная трубка и стеклянная лупа в инкрустированном обрамлении из кости. Справа была незнакомая фотография медальона, в котором была точная копия виденного ею портрета, исполненная цветной эмалью.
Припарковавшись в безлюдном месте, Порш извлек из кармана шкатулку. Открыв ее, Лореаль увидела идеально сохранившееся обрамление из слоновой кости, в которой должно было занять свое место переданное ей увеличительное стекло.
Не вызывало никаких сомнений, что ею найденные "странички биографии" относились именно к предметам, переданным ей Поршем. Лореаль застыла, затаив дыхание. Воцарившуюся тишину не нарушал и Порш. Некоторое время, похоже, каждый из них, удовлетворяясь первым результатом, уже по-своему осмысливал фантастический конец этой истории. Лореаль продолжала сидеть молча, в ожидании обещанного продолжения.
Порш говорил коротко. Указанный на картине вельможа закончил свою жизнь на борту флагмана португальского флота, разбившегося в начале шестнадцатого столетия на рифах Малаккского пролива. Нужны были координаты трагедии. Этой информации Порш считал вполне достаточной. Отдельно он передал Лореаль пакет с несколькими морскими картами и одну из старинных газет, освещающую версии гибели "Флер де ла Мар".
Не было ни слова о сроках. Видимо Порш настолько знал Лореаль, что был уверен, любые, реально предложенные им даты, впоследствии могут ему же показаться смешными, учитывая ее невообразимые возможности. На этом они расстались.
Лореаль сразу же сумела понять, о чем идет речь, но это уже не меняло сути. В голове успел сложиться план поиска, удручало лишь одно обстоятельство. Она никак не хотела включать свои эмоции в кошмары, первый из которых был пережит ею ночью. Их продолжение она может не перенести. Если ей удастся отключить собственные эмоции, то задача существенно упростится. Но как это сделать.
Хорошо, когда имеешь дело с техникой, хочешь, выключи звук, раздражает, убери цвета, не нравится, выдерни вилку. Она быстро подошла к телевизору, нашла фильм ужасов и расположилась в кресле напротив. Кровавые сцены затрагивали ее совсем не так, как в ночном просмотре. Конечно же, она не погружается полностью в этот экран, в то время как ночные видения сами заполняли ее изнутри, терзая каждый нерв и доводя до изнеможения. Убрав звук и цвет, она уменьшила контрастность, затем ввела помехи. Все ужасы, потеряв яркость и устрашающее звуковое сопровождение, казалось, уже вовсе не затрагивали ее. Помехами забила экран до момента, при котором глаза едва различали происходящие события. Такое видение ее бы вполне устроило.
Особого выбора не было. Или дозируй поиск, растянув его на бесконечное время, или сходи с ума, что тоже не гарантирует успех, или овладей собой. Да.... легко сказать. Оставалась самая малость, все эти манипуляции с телевизором попробовать перенести на себя.
Предварительно ознакомившись с переданными Поршем морскими картами и газетой, Лореаль отключила телевизор, все виды связи и активировала затемнение окон. Комната погрузилась во мрак. Только подобие мерцающих звезд на стенах и потолке создавало иллюзию ночного безоблачного неба. Расположившись на диване, она закрыла глаза, набросила на них повязку и включила свой ладонный компьютер. Ей нужно было, во что бы то ни стало, найти этот злополучный "Флер де ла Мар", в его последнем, указанном газетой порту захода и бегло проследить его путь до момента крушения.
Через мгновение она уже представила себя на собственной Поляне, обещанной Поршем. Время пошло.
Трудно сказать, насколько ей помогли эксперименты с телевизором, но еще до восхода солнца вырвавшаяся из ее уст фраза: "Вот оно!", подбросила ее с дивана. Так хорошо Лореаль не чувствовала себя никогда. Придя в себя, она жадно проглотила стакан любимого апельсинового сока, решив подготовиться к анализу. Ладонь светилась вызовом. На экране появился Порш.
- Как дела, Лореаль. Выгляни в окошко.
Отключенное затемнение окон моментально заполнило квартиру предрассветной свежестью, вытеснив остаток тяжелых мыслей. Выглянув наружу, она увидела на пустынной улице Порша, одиноко прохаживающегося взад-вперед. Не желая выходить, Лореаль взмахом руки пригласила его к себе.
Порш, еще не зная результатов, был взволнован не меньше ее самой. Выведя свою запись на настенный монитор, Лореаль показала ему момент крушения и рифы, ставшие причиной трагедии. Это уже был успех, но на его недоуменном лице был вопрос: "Что же дальше?"
Извлекая в процессе поиска морские карты из записи виденного, взгляд остановился на предшествующей крушению. Однако каждый из них понимал, что точность старых морских карт, как и внешний вид рифов, которых наверняка уже нет, многого к реальным поискам не добавят. Собственное бессилие привело ее в бешенство. Лореаль уже начала выстраивать цепочку дальнейших уточнений по скорости и времени, но в последний момент ее озарило.
С остервенением, взломав коды Оборонного Ведомства, она с легкостью вошла в их Глобальную Систему Позиционирования, которая была способна давать координаты с точностью до 5 метров. Такая точность, безусловно, устраивала Порша. Вернувшись в мыслях в место трагедии, Лореаль определила, что искомая точка находится в зоне обозрения пяти спутников Системы. Сняв их показания, она ввела в компьютер обратную задачу.
На экране появились координаты крушения "Флер де ла Мар".
Каково было изумление Лореаль, когда уже через неделю Порш сообщил ей о готовности исполнить ее "американку". За ней был выбор места.
Спустя еще трое суток в прессе промелькнуло короткое сообщение о найденных в Малаккском проливе сокровищах, предварительно оцениваемых в 10 млрд. долларов.
Глава 6.
Информация о поднятых с морского дна сокровищах, найденных с участием некоего медигеймера, облетела Планету, всколыхнув неимоверную волну бойкого интереса. Это привлекло к игрокам массу проходимцев, появились новые тотализаторы. Ставки были не на "темных" лошадок, а на ставших популярными геймеров. В результате по всему миру стали находить затерянные сокровища, поднимать со дна океанов и морей затонувшие пиратские суда с драгоценными грузами, отыскивать золото ушедших из мира диктаторов. Не обошлось и без денег различных партий, разместивших в свое время средства в мировых банках. Однако найти их оказалось значительно проще, чем прикоснуться к ним. Это уже были игры политических геймеров.
Как только виртуальный поиск стал реальностью, церковь описала и опечатала свои святые реликвии, не позволяя посторонним даже взором коснуться их.
Правительства и партии различных стран стали вдруг привлекать в штат помощников из числа продвинутых медигеймеров. Им повсеместно предоставлялись персональные лужайки на лучших мировых курортах с полным пансионом и набором услуг. На первых порах это даже внесло хаос даже в международные отношения. Все и всё знали о противной стороне раньше, чем это кем-то конфиденциально изрекалось или ложилось на бумагу. Любую тайно зарождавшуюся мысль оппоненты уже готовы были встретить в штыки.
Пришлось вновь вспомнить о существующих пробелах в мировом законодательстве и выработать совместное решение по Торсионному полю. Определиться, наконец, где заканчивается медитация, и начинается вмешательство в личную жизнь. Пока это были одни слова.
В эту пору Интернет был заполонен сообщениями о готовящемся теракте, масштабней которого мир еще не знал. Все мировые службы антитеррора были заняты только этим. Кто-то предложил вариант использования медигеймера, зная с какой необычайной точностью, были названы ею координаты, позволившие найти и овладеть сокровищами "Флер де ла Мар". Естественно это не могло остаться без внимания спецслужб.
Лореаль тем временем вместе с друзьями обсуждала дизайн-проект и оговаривала сроки готовности своего Клуба и Поляны. Она была в неописуемом восторге от подарка Порша. Это было настоящее "Седьмое небо" на крыше одного из "Небесных городов". Здесь она уже сейчас ощущала себя, как среди Звезд. А вид из окон на родной город напоминал ей бескрайний муравейник, копошащийся под ее ногами.
Команда лучших дизайнеров и архитекторов должна была в ближайшее время превратить это громадное пространство в ее заветную Поляну. В ту сокровенную мечту, утопающую в зелени и цветах, со своим озером, водопадом и природной тишиной, в которой она могла бы по-настоящему уединиться и обрести душевный покой. Именно покоя ей не хватало в последнее время. Все эти Игры начинали ее утомлять, изымая непомерную массу сил и энергии. И все-таки восторгу не было конца. Но пока она думала, чем дальше заняться и в чем себя найти, искали уже ее.
Привлеченная к поиску событий, связанных с планируемыми терактами, Лореаль сразу же оговорила непременное условие совместной работы с Пагани. По своему опыту она скептически относилась к видениям будущего, будучи уверенной, что заглянуть туда невозможно. И бескомпромиссно относила всех подобных ясновидящих к шарлатанам. Единственный шанс, который она не исключала, был в попытке сканирования в Торсионном поле видеомыслей и планов устроителей предстоящих катастроф. При удачном исходе, найденная картина должна была состоять из четкого видения подготовки террористов в прошлом или настоящем времени. А так же из размытого схематичного зрелища планируемого ими будущего, представленного возможностями их абстрактного воображения и оставившего свой нестираемый след в вечных архивах Торсионного поля.
Лореаль вводила Пагани в тему, корректируя его видения четкими образами, отраженными ею на ладонном дисплее. Она будто подтягивала его к замочной скважине, в которую одновременно заглянуть им было невозможно.
Они давно отработали эту скоростную схему, и никакая другая пара геймеров не способна была повторить их результат. Все было бы значительно проще, будь еще подобный дисплей в ладони Пагани, и их заказчики, как она полагала, без вопросов бы его предоставили. Но одно дело его иметь, а совсем другое вписаться в него. Времени на это не было ни у кого. Да и пользовались они им для коррекции крайне редко, поскольку сумели уже найти и отработать уверенный внутренний контакт. Теперь ее задача сводилась к нахождению неповторимой метки, а лучше - сочетания, и в точности передать их партнеру.
Первый поиск удавался ей значительно быстрее, но, захватив нужную метку, Пагани развивал такую скорость поиска, что за ним уже не угнаться никому. Это была пара профессионалов, в которой Лореаль осуществляла мгновенный старт, а Пагани, перехватив эстафету, был уже недосягаем. Такое бывало у них и раньше на групповых соревнованиях по одной тематике, они даже умудрялись устанавливать отвлекающую завесу в виде помех, благодаря чему следующие за ними в своем поиске геймеры теряли след и сходили с дистанции. Последнее время у них не было конкурентов, хотя скрытых недоброжелателей появилось более чем достаточно.
Согласно их описанию, выведенному на экран, десятки неподвижных супертанкеров, заполонили пространство, напоминавшее громадное спящее озеро. Вдруг, пробуждаясь, как по команде, они стали сниматься с якоря, и пришли в едва заметное движение, выстраиваясь точно один за другим.
Через какое-то время картина стала необычайно похожей на движение в пустыне каравана верблюдов, бесшумно и лениво передвигавшихся в песках, в лучах заходящего солнца. Охватить взором всю эту громаду было невозможно, концы ее терялись. А бездымные трубы крайних гигантов едва выглядывали из мертвого безбрежного моря, подобно горбам верблюдов, возвышающихся над песками, как над горизонтом. Солнечный закат принес желанную прохладу, тишина пустыни завораживала и усыпляла, не предвещая перемен в веками сложившемся круговороте природы.
Взметнувшиеся к небу языки пламени и последовавший за ними оглушительный взрыв, казалось, жаждали пробудить все живое. Пробудить в последний раз, чтобы с открытым взором вместе с собой унести в иной мир. Впереди идущий и замыкающий танкеры взорвались одновременно. Движение остановилось. Бушующее пламя, стало растекаться, превратившись в потоки, устремившиеся навстречу друг другу, словно ринувшиеся в психическую атаку кровные враги. Надо полагать, все живое искало выход, но его не было.
Подобная огненная стихия склоняет человеческое величие к спокойствию, готовому безропотно принять предначертанное судьбой. Страх покидает человека, очарованного вездесущим всепожирающим огнем, с которым можно лишь только слиться, но от которого никуда не уйти.
Дыма стало больше, чем неба. А громадные языки пламени заглатывали один супертанкер за другим, превращая каждый из них в очередной вулкан, более выразительный, яркий и ревущий. Мало живого в пустыни, но и то, что было в ней, сейчас покидало этот мир, превращаясь в дым, пепел и камень.
Лореаль не в состоянии была продолжать сканирование. Силы вновь покинули ее. Гробовая тишина свидетельствовала о неожиданности увиденного, но уже никто не сомневался в реальности предстоящего.
Каким образом и когда это должно произойти. Все взоры присутствующих были обращены теперь к Пагани. Он долго не мог настроиться, но спустя некоторое время продолжил видения Лореаль.
Дата описанных событий ложится на последний день текущего месяца. Но следом за ним, Пагани стал описывать один за другим взрывы супертанкеров. Они стояли под выгрузкой в громадных портах, которых он ранее не видел, но был удивлен их масштабностью, насыщенностью людьми и невообразимой техникой. Предложенный ракурс видений соответствовал вертолетному облету припортовой территории. Оживленные городские магистрали, связывающие порт с городом и напоминающие подвешенную паутину. Рвущиеся ввысь строения, утопающие в зелени и радующие глаз. Все это в мгновение ока превратились в руины, напоминающие выдержки из фильмов ужасов и войн с пришельцами.
Но особенно грандиозным стало видение пассажирского лайнера, напоминающего плавучий райский город, затерявшийся в океанских просторах. Картина взрыва этого рая оказалась способной сковать сознание ужасом, а задрожавшее похолодевшее тело лишить движений и чувств. В воображении Пагани все происходящее было единением последнего дня Помпеи и Всемирного потопа.
Редактировать запись видений никто уже не стал. Они часто прерывались, наслаивались одно на другое, теряли четкость изображения и цветопередачу. Все это походило на просмотр любительской киноленты, склеенной из дефектных цветных и черно-белых кусков.
Пагани никак не мог найти причины происходящего, пытаясь в своих видениях вернуться назад, шаг за шагом осматриваясь в своих погружениях. Наконец он увидел озеро, которое напоминало описанное Лореаль. Десятки супертанкеров стояли уединившись. Поодаль на якорях стояли обычные суда, какими он их по размерам и представлял. На фоне всего этого множества, лишь одно из них привлекло его внимание. В отличие от других, представленных в видениях в серых тонах, судно выделялось своей четкостью и цветовой гаммой.
Если Пагани сканирует чьи-то мысли, то истинный их хозяин, несомненно, видел это судно и был на нем не раз. Вот он уже прохаживается по его палубе, дает указание на мостике, а вот он в машинном отделении. Вот он у какого-то шлюза, перед которым стоит группа аквалангистов.
Этого уже было более чем достаточно. Все увиденное могло говорить только о Суэцком канале. И срок до описанных видений, а теперь уже до предсказанных событий, расслабляться не позволял.
Все свои видения по Каналу, Лореаль переводила на ладонный монитор, а затем на настенный. Первым об этом узнал Гарри. Каково же было его изумление, когда идеи группы лучших ученых теоретиков, он увидел частично воплощенными на практике не кем-нибудь, а Разумом своей внучки. Однако не меньшим сюрпризом для него было вновь увидеть Пагани, который, как две капли, был похож на Фрэнка, и с которым они не встречались со времен трагической гибели его деда. Гарри оказался настолько не подготовленным к этой встрече, что даже Лореаль обратила внимание на контрастное несоответствие ситуации его внешним проявлениям и нахлынувшим воспоминаниям.
Первое, что она попросила у деда, это заменить ее "Ладонный" компьютер на "Вечный". Еще когда они были вместе, она знала от него о новой закрытой разработке, которая имела только специальное использование. Она знала также о наличии нескольких образцов этого фантастического компьютера в его ведомстве. В свое время она сама дала ему название, поскольку, закрыв веки, можно было видеть экран, подобный Вселенной. Но дед отказал ей тогда в ее просьбе, ссылаясь на определенные недоработки.
С какого-то времени, "ладонь" перестала удовлетворять Лореаль, и, казалось, достала ее. Этот компьютер становился ей в тягость и начинал раздражать. Лореаль уже нужно было нечто большее. Каждый раз, взглянув на свою левую ладонь, перед Лореаль возникал образ неизвестного обладателя "Вечного" компьютера, и жгучая зависть волной заплескивала и обволакивала ее тело.
То же самое она попросила и для Пагани. Это был ее дар своему лучшему другу, она то уж знала, что это будет для него бесценный подарок.
Дисплеи на веках Лореаль и Пагани очаровали их обоих. Не хотелось даже открывать глаза, чтобы не отключаться от этого сказочного компьютера.
Глава 7.
Террор к тому времени стал настолько моден, что охватил всю Планету. "Блуждающий террорист" был назван бестселлером виртуальных игр года. Однако взрослые, позволив ужасу однажды вломиться в свой внутренний мир, уже стали привыкать к нему, как к повсеместному, обыденному и неизбежному явлению. Уже не только улица, собственный дом, как и в виртуальных играх, мог в любой момент превратиться в кровавую арену боевых действий.
Еще не сместились полюса Планеты, но подвижки в головах уже стали массовым явлением. И тон всему задавали представители нового класса, "призраки" которого появились, а затем долгое время то ли слонялись, то ли бродили по объединенной Европе, объединившись, наконец, под флагом мирового терроризма.
У Лореаль никак не укладывалось в голове, что движет отрешенными одиночками, несущими смерть и вносящими хаос в эту сложившуюся прекрасную жизнь. Даже для нее это стало помехой. Она ранее не замечала или вовсе не задумывалась о них, живя в совсем ином окружении счастливого и беззаботного детства. Эти фанатики вычеркивали из жизни то, к чему она только успевала привыкнуть или полюбить. Они вновь навевали все ту же неприязненную атмосферу страха, с которым Лореаль впервые познакомилась в своих видениях, но как, оказалось, живущим рядом и пропитавшим собою все вокруг. Страх давлел повсеместно, он лишал мир его привлекательных цветов и оттенков, накладывая на него как жгут траурную повязку.
Все чаще возвращались к ней картины ее бесед с дедом. Он многократно, рисуя по ее просьбе картину мироздания, оказывался тысячу раз прав. Ей было не понятно, каким образом, не обладая тем даром, который был дан ей, дед никогда не ошибался в своих предсказаниях.
Для Лореаль причина окружающих бед была совершенно простой. Достаточно уравнять всех, как считала она, чтобы не было ни бедных, ни богатых, и все конфликты исчезнут сами по себе. Но сколько бы она не повторяла деду эту мысль, он не слышал ее, мягко парируя тем, что она еще не доросла до подобных вопросов.
Гарри не мог вкратце убедить ее, что с этого уже не раз начиналась жизнь. Но несоответствие желаний и возможностей всегда порождает конфликт. Что истинное равенство подразумевает не только одинаковую зависть, но и равную энергию. А такого в естественной жизни не будет никогда, как не будет однообразия отпечатков пальцев, геномов и мыслей.
- Равенство - это застой, отсутствие движения, - неоднократно повторял он, - и любой новый лидер, поднимающий этот флаг - не заблуждающийся, а преступник.
Лореаль не привыкла, когда с ней говорили как с ребенком, и всегда твердо стояла на своем.
Дед постоянно сравнивал человечество с животным миром, от которого оно еще не так далеко ушло. Он пытался донести до нее, что даже Разум не позволяет человеку изменить законы, являющиеся едиными для всех уголков Вселенной. Всегда, везде и во всем место будет "каждому свое". Одни, как и львы, будут питаться только кровью, когда другим, как и воронам, суждено довольствоваться лишь объедками. Но любое терпение, так же как раздражение, голод и холод, как известно, имеют свой предел.
Два мира переплелись на тесной Планете, один из которых ненасытно брал, а другой был вынужден безропотно отдавать. Даже избранные арбитры, увлеченные собственной игрой, вновь не успели вовремя подметить, что отдавать уже было нечего. Еще вчера эти миры жили рядом, занимаясь каждый своим, и умудряясь, не замечать друг друга. Но словно повязка упала с глаз, обнажив на месте кажущейся равнины ту бездонную пропасть в желаниях и возможностях, которая всегда и была между ними. Это проявилось настолько неожиданно, что порой приходилось удивляться, как могло произойти подобное, где и в чем была допущена ошибка.
Если человека лишить всего, цена его собственной жизни упадет до нуля. Во все времена, распоряжаясь такими жизнями, как разменной монетой, появлялась возможность обретать собственное благосостояние и благополучие, величие и славу. Если ограбить человека настолько, что он будет лишен семьи, дома и друзей, вычеркнуть из цивилизации, превратив тем самым в "духа", то он непременно найдет себе группу попутчиков. В чем они будут едины, - это в ненависти. Ненависть человека, потерявшего все, отброшенного в животный мир, - нет ничего страшнее для цивилизованного общества. Пропасти, возникшей между ними, не суждено будет сойтись. Останется приложить небольшое усилие, чтобы объединить их. Желающие всегда найдутся. Это будет Сила, лишенная страха и разбросанная повсеместно.
Даже Тихий Океан, лишенный зависти, подвержен волнениям. Не имея возможности подняться выше, он болезненно реагирует на окружение приливами и отливами, становясь на цыпочки и заглядывая в чужую жизнь. Лишь временами он, раздраженный окружением, выходит из себя. Приподнимаясь на мгновение до небес, он обрушивает свой гнев, свое Цунами на все, что окажется на его пути. В такие периоды обезумевший Океан, поднявшись над миром, смывает даже невинных, поглощая все то, что подстроилось и приспособилось к грешной жизни.
Конечно же, Лореаль никогда ранее не задумывалась об этом. Ей и в голову не приходило, что как в мыслях, так и в жизни всегда присутствует порог, за которым совершенно иной мир. Далеко не всякий готов самостоятельно переступить через него, но жизнь способна подтолкнуть каждого.
Однажды натолкнувшись на эту мысль, воображение подхватывало ее и перемещало в те смежные миры, которые в действительности окружали ее и были с ней рядом. Даже в страшном сне невозможно было представить себе подобное. Однако ее видения были наполнены эмоциями, явно подтверждая чьи-то реальные видеомысли.
Это был Посланник отвергнутого окружения. Такой же бесправный, нищий и голодный, у которого все, что было на нем, отобрали, а то, что было в нем - он сам растерял. От сложившейся вопиющей несправедливости осталось одно лишь безумное отчаяние, которое разбудило в нем животный инстинкт зверя.
Это и был вышедший из берлоги зверь, но с человеческим разумом и непредсказуемостью. Зверь, лишенный пищи и домашнего очага, загнанный в пустыни и горы, подвалы и трущобы, раздражающий окружение и отвергнутый им. На него было направлено самое совершенное оружие. Казалось, что конец близок. Но это было только начало, и неизвестно чей конец. И вел его не образ фермера или шахтера, размахивающего флагом и бьющего каской по мостовой, а классические образы камикадзе, остановить которых способна одна лишь Смерть.
Ничто не вечно под Луной. Иллюзию блаженства можно было бы, и продлить, находясь в изоляции от окружения. Но теперь это окружение вездесуще. Оно уже рядом с твоим домом. Оно, как оказалось, даже в нем самом.
Он всего лишь позволял блаженным умирать также часто, также больно и страшно, как умирают в его, богом забытом окружении, вселяя свой обреченный безысходностью мир в их безразлично жестокий и безоблачный мир иллюзий. Он принес им себя с той атмосферой, в которой жил повседневно. Забытой атмосферой, неприемлемой, противной и недопустимой.
Он, Посланник, с остервенением, не ценя свою жизнь даже в грош, стал травить своих врагов, как крыс, как гнид, самыми примитивными средствами. Он с готовностью и великой радостью отдавал свою жизнь во имя.... Падал один, вставал другой. Казалось, им нет, и не будет конца.
Ему не нужны ни деньги, ни знания, ни технологии. Его не останавливали ни лазеры, ни авианосцы. Ему не мешали ни войска, ни техника. Он бесправен и безоружен. Он, Посланник, нес лишь волю... Он - сама Смерть.
В ход шли доступные любому нищему виды оружия. Они сеяли невообразимый страх и панику в рядах избалованного и неоспоримого вчерашнего лидера, возвращаться которому из мира иллюзий в реальный мир очень страшно и безумно больно.
Господь Бог устраивал эксперимент с потопом, сейчас был ход Аллаха. Это и был его, Аллаха Посланник. Он сам величал себя таковым, и с гордостью нес это имя.
Но Человеку не дано было понять, что, как и в случае с потопом, историей вершил иной. Никому и никогда не узнать, в чьем лице он предстанет завтра. Теперь его армия смертников поднималась и росла из недр Ислама, прикрывая знамением Аллаха свое чело. На этот раз оно и было его личной Дьявольской меткой.
Воображению все чаще представлялась страна, напоминающая громадный шикарный санаторий. Страна, заполненная здоровыми, избалованными роскошью и капризами людьми. От них исходила несомненная уверенность в своем особом величии. Несметное количество войск и техники не допускало даже мысли о каком-то насилии, являясь очевидным свидетельством и гарантом неприкасаемой касты.
И в этом роскошном санатории вдруг стали покидать этот мир окружающие вас люди. Это были милые знакомые и незнакомые, отдыхающие в этой казалось вечной райской жизни. А смерть появлялась ежедневно, то тут, то там, неожиданно и загадочным образом. Никто не знал, когда и от чего умрет следующий, но уже присутствовало чувство, что долго ждать не придется, и участь у всех одна.
Утверждают, что ожидание смерти, страшнее ее самой. Но нет, нет - эта эксклюзивная смерть была настолько болезненна и ужасна, что каждый проклинал миг своего зачатия. Голова шла кругом, все вокруг становилось чужим и начинало сдавать сердце. Все метались в панике, желая умереть легко и быстро, по-человечески. Не было других желаний. Но далеко не каждому это было дано. За оружие и яд отдавали всё. Все пресные источники оказались отравленными. Вода стала на вес золота. Казалось, весь Северный полюс готов был переместиться в горячие точки, чтобы остудить разбушевавшиеся страсти. Вереницы айсбергов, ведомые буксирами, потянулись на материк, словно ледяные горы сами ринулись к Магомету, заполоняя собой рейды опустевших портов. Мир стал растапливать полюса, меняя вечную мерзлоту на запоздалые слезы раскаяния.
Попытка покинуть проклятый Богом континент была нереальна. Никто не принимал. Бежали, как крысы с тонущего корабля. Единственной открытой пристанью являлась "Лунная Надежда". Но и она была доступна только для своих граждан.
На самом же деле все было значительно хуже, страшнее и ужаснее. Настолько ужаснее, что призрак страха, едва покинув ее, вновь вернулся к Лореаль. Он вырвал ее из очередных видений и погрузил в сплошной кошмар.