Уходят в небо поезда,
С перрона прочь, подальше к солнцу.
Ты так отчаянно зовешь,
А им плевать. Они не в курсе,
Что ты уже который год
Теряешь доводы рассудка
От одиноких вечеров
И моря антидепрессантов.
Но разум глух и ты зовешь,
А там блестят вагонов окна,
И через стеклышка бинокля
Ты видишь шторки голубые.
Но, что те шторки, если дома
Тебя от пола и до неба
С бордово-розовым отливом 
Встречают в окнах занавески.
Лишь жаль, что эти занавески,
Под романтическим рисунком
Скрывают с глаз твоих подальше 
Бетон и каменные джунгли.
А та голубенькая шторка,
С двумя полосками по центру
И пятнышком от газировки,
Имеет тысячу историй.
И каждый день за этой шторкой 
Мелькают горы и долины,
И мчатся мимо водопады,
Поля и горные речушки...
А ты летишь по автобану,
В твоих руках стальное сердце,
И если ты сейчас захочешь,
То сможешь выпрыгнуть из плоти.
И там, куда ты устремишься,
Не будет антидепрессантов,
Не будет больше этих джунглей,
А только свет в конце тоннеля.
Но ты опять сбавляешь скорость,
По-моему, ты просто в курсе,
Что на вокзале ждут вагоны,
И ждут они, поверь, тебя.
Ты скупишь там билетов пачку,
Что б быть одной в пустом вагоне,
И будешь, затаив дыханье,
Смотреть сквозь шторки голубые.
Но не заметишь, что внизу,
На сером мраморном перроне,
Кричит, заламывает руки,
Такая же, как ты, девчонка. 
В ее руках блестит бинокль,
Ее глаза - тоски владения...
Как жаль, что ты ее не видишь.
Ведь ей билета не хватило.