Аннотация: Написано в 1999-2003 годах. О путешественнике во времени, который оказался пешкой в игре всемогущего искусственного разума. Состоит из 16-ти глав, продолжение будет опубликовано позднее
АВТОР: Шарафутдинова Виктория Ильясовна
Дневник из будущего
(научно-фантастическая повесть)
"Моя жизнь - цепь непонятных и невероятных происшествий... Это странный путь, странная судьба".
С. Лазорев
И, не зная, что такое робость,
Лень,
Тоска
И воспаленнность век,
Робот начал,
Действуя, как робот,
Делать все, что делал человек.
Анатолий Передреев
Глава 1
После вчерашней вечеринки утреннее пробуждение ужасало страшной головной болью. А настоятельный стук в дверь делал эту боль еще более невыносимой. Я с трудом встал, и ничего не соображая, медленно проковылял к двери.
Когда я открыл ее, что-то с силой ударило меня по голове. Прежде чем я потерял сознание, мелькнула мысль: "Это ж надо было так глупо попасться!"
Заметка из одной московской газеты:
"Уважаемые граждане!
Считаем важным уведомить вас, что за несколько часов до приведения в исполнение смертного приговора из тюрьмы сбежал приговоренный - Вадим Федорович Песцов.
Да, тот самый Песцов, который являлся главой тайной научной организации и чьему злому гению мы были обязаны смертью более 100 человек, павших жертвами его бесчеловечных опытов в тайной лаборатории. Инкогнито профессора и местонахождение его лаборатории было несколько месяцев назад раскрыто и установлено двумя необычайно смелыми людьми: искателем сенсаций (журналистом) Сергеем Лазоревым и следователем милиции Иваном Звягинцевым."
Когда я очнулся, то именно эта заметка всплыла в моей памяти, и в очередной раз я упрекнул себя за глупость.
- Ты и впрямь довольно глуп, Лазорев, - послышался неизвестно откуда голос.
Я лежал на старой шерстяной подстилке посреди большой сырой и мрачной комнаты без окон. Странная необычного вида лампа служила источником тусклого света. Комната была пуста... Только я, стены и пол. "Я, наверное, сплю и мне все снится,"-возникла мысль.
- Нет, ты не спишь, Лазорев. Я и, правда, могу читать твои мысли.
- С помощью очередного аппаратика, профессор Песцов?! - спросил я. - Чего молчите? Долго вы намерены здесь держать меня?
- Годы, - прозвучал ответ.
Я начал кричать, оскорблять его и даже хохотать, но ответом мне было молчание. Тут неожиданно потухла лампа.
- И, правда, нечего тратить электричество на такого козла, как я, - сказал самому себе и усмехнулся.
Тишина, пустота, темнота, холод, мысли и страх. Особенно же страшила мысль, будто так будет всегда. Самое странное это то, что я совсем не чувствовал голода или жажды. Думаю, Песцов сделал мне какой-то укольчик от этого. Голова была забинтована, и левую ее часть постоянно жгло, как после операции. Комната, не знаю где и как, но вентилировалась, потому что воздух в ней был постоянно свежим.
Однажды в камеру вошли люди, завязали мне глаза и провели в другое светлое помещение, где я жил целых три дня, смазывая глаза какой-то мазью и привыкая к свету. На 4-й день меня опять куда-то повели, к чему-то привязали и сняли, наконец, повязку. Мое возвращение во внешний мир профессор встретил словами:
- Да, Лазорев, ты пробыл под моим наблюдением 28 дней. Звягинцев пережил то же самое. Было чуть-чуть приятно наказать вас за то, что вы меня едва не лишили жизни, а заодно с ней ее притягательного смысла - удовлетворения научного интереса. Но я не садист и не мститель... Я ученый и мне интересно, просто интересно...
Глаза не сразу привыкли к свету, ну а когда привыкли, то я сумел разглядеть, что лежу, привязанный к столу, на мою голову надет шлем, соединенный проводом со стоящей поодаль какой-то конструкцией. Рядом на таком же столе и в таком же положении находился Иван Звягинцев. Его похудевший вид напомнил мне о том, что каждый из нас пережил, находясь в заточении.
- Психологическая пытка. Вы хороший фантазер, Песцов, - сказал я.
- Хороший!.. Ты смеешься, родной. Да то, что произойдёт с тобой и Звягинцевым снилось многим фантастам! Совершите путешествие в будущее и вернётесь.
- Ка-ак?! - не слишком изумился я. От Песцова всего можно ожидать.
- Да так! С помощью специального аппаратика, вживленного в ваш мозг, я буду наблюдать за всем, что с вами будет происходить, смотреть на окружающее вашими глазами. А при помощи специального (и уже второго) укольчика ты и Звягинцев совсем не будете чувствовать голод или жажду. Правда, это слегка повредит вашему организму, хотя меня лично такие мелочи не касаются. Если же я что-то прикажу вам сделать, а вы посмеете ослушаться, то толщ времени мне не помешает, чтобы... - в его голосе послышалась угроза и ра-аз!
Страшная боль пронзила мой мозг. Перед глазами все заискрилось. Я уже не мог сдерживаться и готов был заорать, но вскоре боль утихла, а мир закружился. Профессорский голос что-то говорил:
- Вы отправляетесь сквозь время. Я много раз посылал туда животных, приборы визуального наблюдения. Поэтому, когда нужно, я буду просвещать вас и давать советы.
Глава 2
3031 год. Из окна 10-го этажа сверхсовременного небоскрёба можно было увидеть панораму удивительного по меркам человека ХХ или даже ХХI века города. Города Машин, созданного людьми и для людей. Более к вышесказанному ничего нельзя добавить, чтобы дать еще хоть какое-либо представление о нём. Из указанного окна, принадлежащего Зданию Правительства, выгладывало нечто, очень похожее на человека. Это был компьютер-президент.
Наперекор мнению некоторых людей прошлого, единственной целью этой сверхразумной машины была вполне человеческая цель (цель, столь часто упоминаемая политиками) - забота о благе общества...
В настоящее же время в мозге человекоподобного компьютера искрилась и разгоралась, приобретая всё более чёткие очертания, мысль.
Время отправления: 1994 год.
Время прибытия: 3031 год.
Когда я очутился в будущем, моя голова, казалось, могла бы от боли с треском лопнуть. Но почему-то не лопнула. А раз так, и я был жив, то необходимо было позаботиться о том, чтобы жить и дальше. Поэтому я огляделся. Зрелище города будущего просто невозможно описать: некоторые здания из жёлтого, похожего на золото металла (может, легендарного орихалка?!), всяческие купола и тысячи машин, ползающие и летающие по поднебесью, люди, в основном, в белой одежде, идущие куда-то по своим делам, странные существа (наверняка, инопланетяне), тоже имеющие какие-то дела. На миг мне показалось, что всё мною виденное и пережитое всего-навсего чудесный сон, и вскоре я проснусь в своей московской квартире с щемящей головной болью, а на календаре будет, как обычно, 1994 год. К странной действительности меня вернул профессорский голос, неожиданно громко прозвеневший в мозге. Прямо перед нами было большое здание серебристого цвета с кнопкой на стене. Профессор велел нажать на нее, я так и сделал. Дверь, до этого сливавшаяся с домом, вошла в стену. Следуя указаниям Песцова, мы прошли в коридор, находящийся за ней, идя по этому коридору, я и Звягинцев, открыв по пути стеклянную дверцу, увидели сидящее за столиком существо, формами похожее на человека, но обладающее зеленой кожей рептилии, дыркой вместо носа и красными круглыми., как блюдца, глазами. Я, по совету Вадима Песцова, обратившись к инопланетянину на русско-английском языке этого времени, записанного в наш мозг, заказал и заплатил за номер монетами в форме восьмерок. Эти монеты из желтого неизвестного мне металла, с серой пластинкой, отливающей перламутром, посредине каждого кружочка, были в карманах нашей одежды (которую на нас напялили ещё до путешествия во времени) в виде белого комбинезона. Всё это время Звягинцев казался мне каким-то полусонным. Я тоже отчего-то был не в своей тарелке.
Когда я оказался в номере с двумя комнатами, которые сообщались между собою красной дверью и имели абсолютно одинаковую, ко всему ещё и аскетическую обстановку: кровать из твёрдого вещества, напоминающего пластмассу, такой же столик с каким-то аппаратом, окна с красными занавесками и единственная замечательная особенность - красивого серого оттенка и, похоже, пластиковые стены. Я, ожидавший чего-то иного от мира будущего, тот час напал на профессора:
- Чёрт тебя возьми, Песцов! Везёт мне, как я погляжу, на пустые комнаты, - и с подозрением посмотрев на полусонного Ивана, любезно поинтересовался. - Нельзя ли мне узнать, что ты с ним сделал, профессор?
- Переборщил с наркотиками, когда делал ему укол от голода и жажды. Но вообще-то он должен был давно очнуться...
- Я всегда думал и думаю, что в наркотиках нет ничего хорошего! А что ты вообще собираешься с нами делать?
Вадим Фёдорович своим красноречивым молчанием как будто говорил: "Не лезь в мои планы!"
Неожиданно захотелось принять душ, освежиться, почитать книгу. Но возможность сделать это отсутствовала.
- Карамба! Чёрт! Что за отель ты выбрал, профессор противный?! Ни туалета, ни ванны, ни книг, ни телевизора! - опять напал я на Песцова.
- Подожди-ка. В ящиках стола ты найдешь таблетки. Одна очистит тело и освежит, другой воспользуешься, когда захочешь в туалет, особенность этих таблеток в том, что они перерабатывают ненужные организму вещества в необходимые ему. Что касается книг и телевизора, то ты найдешь там же дискеты; любую можно вставить в видеоро́н, стоящий на столике, - просветил меня Песцов и тут же съязвил: - Я не думал, что ты настолько несдержан, Лазорев... Что, впрочем, и неудивительно для глупца.
Последнее замечание меня задело. Благодаря своей глупости, предупрежденный заметкой из московской газеты о том, что профессор сбежал из тюрьмы, я при этом ослабил бдительность, разрешил себе ни с того ни с сего дома напиться до чёртиков и теперь всецело находился во власти этого паука, этого демона науки, имеющего человеческое обличье.
По его приказу я на сей раз молча взял таблетку бодрости, проглотил сам и угостил ею полусонного Звягинцева. Иван словно пробудился ото сна, его со всей энергией, присущей его натуре, он начал строить смелые и отчаянные планы относительно того, как избавиться от жёсткой власти Песцова. Это длилось до тех самых пор, пока его мозг не пронзил страшный удар "аппаратика" забавляющегося профессора. Видимо, боль заставила его успокоиться.
Следующие часы мы провели, смотря фильмы, которые висели объемным голографическим изображением в воздухе, по встроенной мною дискете в видеорон, который вначале казался непонятным аппаратом на столике. Песцов с помощью ему одному известного способа записал в наш мозг язык будущего, зная который мы с немалым интересом смотрели "Звездные войны". Думается мне, что им позавидовал бы Лукас нашего времени.
Таким был первый день. Следующие дни мы провели, вставляя дискеты в видеорон с записанной в них энциклопедической информацией об этом мире будущего. Перед нами прямо в воздухе появлялось изображение знаков на черном фоне вместе с иллюстрациями к ним. Знанию ранее неизвестных букв будущего я со Звягтинцевым опять-таки был обязан Вадиму Фёдоровичу Песцову. Но их, правда, вовсе не обязательно было читать; мы могли просто слушать голос ведущего. Много интересного почерпнул я из таких энциклопедий, как: "История космической эры", "Что такое асслиризм?", "Реформы" и т.д. Так что прошло несколько недель, прежде чем мы посмели высунуть нос из комнаты с серыми стенами.
Глава 3
Меня очень изумило то обстоятельство, что всем миром правил компьютер-президент. В 2309 году в России объявился человек по имени Руслан Болоцкий, который от имени тайной научной и патриотической организации проповедовал асслири́зм. Асслири́зм своей новизной действовал на незащищенные умы людей, как мощный компьютерный вирус. "Новое устройство общества под управлением сверхразумной машины, всецело заботящейся о благе общества и ни о чем другом более". Действие асслиризма на людей было прогрессивным благодаря не только содержащейся в нем новизне, но и надежде.
Наступило время экологического кризиса, а следствие - неспешная деградация человеческой цивилизации. Люди уже не могли дышать нормальным чистым воздухом, пить хорошую воду, есть нормальную еду, не отравляясь. А политики, ученые? Те наживались на этом. Естественно, что выход из кризиса был. Но спланированные учеными аппараты по очистке воздуха, воды, еды использовались вышестоящей властью для массового шантажа. "Будешь работать на меньшинство, на избранников доли, строить им хоромы, жить для них - будешь получить пищу, воздух, воду," - внушали они. Но благодаря работе сознательных ученых тайной асслиричной организации была создана универсальная машина. Угнетенный народ совершил переворот, и над всем миром было установлено правление человекоподобного компьютера-президента. Он объединил все страны мира и, среди них, Америку и Россию. Был создан всепланетный русско-английский язык. Страны стали обычными округами, где говорили на тех же языках, что и раньше, но в школах учили второй всеобщий язык. Человекоподобным компьютером было принято множество мер по очистке окружающей среды. Построены больницы для лечения и изучения мутантов. Найдены средства против радиации. Созданы машины, внутри которых в результате каких-то сложных процессов образовывались разные вещества, дотоле добываемые в при роде (так была уничтожена угроза истощения ресурсов земли). В результате правления образовалась удивительная культура, в которой много внимания уделялось человеческому совершенствованию: физическому, умственному и духовному. А затем наступила космическая эра, полеты к звездам. Был установлен контакт с семью инопланетными расами в разных созвездиях. А президент-компьютер, между тем, написал свою первую книгу, в которой на основе сложной человеческой (ли?!) логики излагались правила отношений с инопланетянами. Руководствуясь этими правилами, люди установили близкий дружественный контакт с тремя расами, общались с тремя другими. Был создан Всемирный Совет землян и инопланетян, решавший много важнейших вопросов. Подружиться же людям с седьмой расой мешали некоторые факторы (в том числе и дальность расстояния).
- Вашим первым заданием будет тайное проникновение в центральное Здание Правительства этого города, который, как вы уже знаете, называется Вейсом и является столицей мира, - сказал однажды профессор. - С помощью внимательного наблюдения и подслушивания мне стало известно, что в сейфе спрятан записанный на дискеты новейший сверхсовременный проект, который вы обязаны добыть. Согласны?
"Зачем спрашиваешь у нас согласие? Ты ведь все давно решил за нас!" - хотелось сказать мне, но Звягинцев опередил.
- Это незаконно, - внезапно заговорил его дух служителя закона, прекрасно знающего, что законно, а что нет.
- Чего вы волнуетесь? Законы этого мира не наши законы.
- В нашем мире прошлого тайное проникновение в здание и кража проекта тоже считаются незаконными. К тому же это наше будущее, - решил вступиться я.
- Во мне, профессор, в отличие от вас, присутствует нравственность! - вдруг начал Иван. - О, не беритесь за ваш дьявольский аппаратик, Песцов. Вы используете нас. А где гарантии, что после того, как мы будем вам не нужны, вы отправите нас назад сквозь время, и я с Лазоревым буду жить-поживать и добра наживать?! Что вы потом не убьете нас как уже ненужных кроликов? Но больше всего меня волнует то, что кто-то вынуждает меня нарушить закон. Да я лучше умру, соглашусь всю жизнь терпеть от вас невыносимую боль в мозге, чем позволю себя так шантажировать. Ты согласен со мной, Сергей? - так закончил свою речь Звягинцев и посмотрел на меня.
- Да, Иван, - спокойно, но при этом, еле сдерживая ту мрачную радость, что неожиданно овладела мной, ответил я, в тот момент способный на все. Однако, думаю, что и сейчас окажись я вновь перед той дилеммой, то поступил бы точно также.
- Черт! Я не принял во внимание вашего горячего темперамента. Да-с, психический фактор... Ладно, я подумаю над этим, - сказал после некоторой паузы Вадим Федорович, и мы потеряли с ним связь.
- Молодец, Иван, - похвалил я и один разок сильно хлопнул товарища по плечу. - Заставил ты профессора побеспокоиться об этом психическом факторе. Люди мы! А не пешки...
На что Звягинцев скромно склонил голову и столь же скромно ответил:
- Я должен был это сказать.
Возможно, кому-то показались бы странными наши слова и поступки, но, постоянно находясь под властным давлением Песцова и той фантастической атмосферы будущего, в которую попали, мы не могли вести себя иначе.
Звягинцев и я все еще остерегались выходить на улицу.
В 5:00 утра следующего дня (судя по часам, вкрученным в видеорон) нас разбудил голос профессора.
- Ну что же, друзья?! Вчера вы мне, старому ослу, дали хорошего пинка и будь я впрямь этим глупым животным, то отпустил бы вас на все четыре стороны. Но известно ли тебе сверхблагородный Звягинцев, хороший друг нашего глуповатого Сергея, что сейчас в моей лаборатории, привязанная к операционному столу, лежит его дочка - Аня Лазорева. Сейчас вы услышите ее голос...
- Папа, где ты? Что со мной? - прозвучал голос моей десятилетней дочери.
- Лазорев, ты можешь корчиться в муках или в крайнем случае даже выпрыгнуть из окна этого здания и умереть сравнительно легкой смертью, - буркнул Песцов, - но следом за тобой умрет дорогая твоему отеческому сердцу Анечка. Сперва я ей отрежу руку, потом... ну и так далее. Так вы подчинитесь или нет? Почему молчите?
Да, мы молчали. Ошеломленные. Нам ничего не оставалось делать, как капитулировать.
- Признаю, что сейчас преимущество на вашей стороне. Вы победили, - устало промолвил Звягинцев.
- Я всегда буду побеждать, друг мой.
- Посмотрим... Я вам не друг! - гневно выкрикнул Иван.
Этот эпизод убедил меня, что профессор Песцов, хоть и умен, и коварен, но отнюдь не так всемогущ, как ожидалось. Он мог бы, например, выдумать какое-нибудь очередное устройство, способное превратить нас в зомби, подавив волю. Но не смог... или не захотел (?!). В пользу того, что он не сверхчеловек, говорило то обстоятельство, что толщ времени, видимо, мешала ему читать наши мысли, поскольку, хотя его голос раздавался в нашем мозге и ни для кого, кроме нас, не был слышен, отвечали мы ему вслух.
Однажды, глубокой ночью, Звягинцев решил позвать профессора, а тот ему не ответил, из чего Иван сделал вывод, что ночью Песцов за нами наблюдает не так усиленно, поэтому, когда наступало время сна, мы иногда спокойно беседовали обо всех наших злоключениях.
Ночью я также стал записывать свои впечатления от происходящих событий в дневник, представляющий собою толстую тетрадку, случайно мною захваченную с собой из прошлого. Дело в том, что еще до этого всего я вел дневник и постоянно носил его на груди. Профессор Песцов знал о нем и, помнится, не имел ничего против того, чтобы я взял с собою эту свою сентиментальную с его точки зрения тетрадь.
Глава 4
Я и Звягинцев стояли на самодвижущейся дорожке под куполом из суперпрочного стекла и с плохо скрываемым интересом смотрели на своих попутчиков. Должен сказать, что люди будущего в этом своем стремлении к самосовершенствованию предпочитали езде и другим всяческим автоматическим штучкам, ходьбу пешком; они старались больше рассчитывать на собственные силы. Так что мы оказались в окружении пожилых людей, детей и инопланетян. Среди последних было отвратительное розовое существо с крабьими ножками и с большим количеством присосок и щупалец. Я пожалел о нашем решении проехаться и с удовольствием сошел бы на землю, но этому мешала огромная скорость, которой, как я потом узнал, дорожка наверстывала свои ежеминутные остановки. Дело в том, что, если кто-то хотел стать на нее, достаточно было достать припрятанный в кармане или сумке пульт и нажать на кнопку: дорожка останавливалась, а вход под купол открывался. Кроме того, были и другие остановки - автоматические, заданные программой. Я же со Звягинцевым ни на каких из них не слезал с дорожки, так как опасался не подчиниться этому маньяку - Песцову, а также боялся затеряться в большом Вейсе. Сама дорожка была укреплена на столбах и, таким образом, находилась на расстоянии двух метров от земли. Для того, чтобы взобраться на нее, нужно было взойти по любой из периодически попадавшихся лестниц с перилами.
Постепенно я привык к необычной обстановке и задумался над тем, что нам предстоит совершить. Восстановив свою власть над нами, профессор снова стал делать то, для чего, как ему казалось, он родился, - отдавать приказы. Он приказал нам при свете дня осмотреть Здание Правительства, из которого ночью мы будем обязаны похитить новейший проект постройки космических кораблей.
Наконец, дорожка остановилась, и мы вышли на указанной профессором автоматической остановке. Пройдя некоторое расстояние, я и Звягинцев увидели здание золотого цвета с архитектурными завитушками и узорами вокруг окон и на конической крыше. Яркое вещество состава здания невозможно было определить.
Ночью, как раз на следующей неделе, мы должны будем проникнуть на десятый этаж, взломать сейф, похитить проект. Дрожащие губы, остановившийся взгляд Звягинцева и произнесенные им сдавленным шепотом слова: "Не желаю!" выражали весь набор наших чувств в тот момент.
Следующие дни мы тренировались в стрельбе из станнера по примагниченному к стене диску. Диск двигался по пластиковому звуконепроницаемому покрытию по заданной ему с помощью пульта траектории. Наши зачастую меткие попадания (когда-то, кажется, очень давно, в начале ХХI века я и Звягинцев увлекались стрельбой) оставляли на движущемся диске красные пятна, легко смываемые губкой. Лазером мы не пользовались из опасения пробить стену. Да нам и не требовалось метко из него стрелять. Дело в том, что внимательно изучив план десятого этажа, составленный профессором из наблюдений его приборов и присланный нам сквозь время среди других вещей: двух лазеров, станнеров и пары альпино́зок (этих приспособлений для альпинистов в виде досок 100×50 см со встроенными внутрь микросхемами, пятью кнопками и генератором силы тяжести), мы отвели лазеру место инструмента, отмычки, а не оружия. Мы им собирались открыть сам сейф с проектом. Одиннадцатого октября я со Звягинцевым сидел за столиком за партией в шашки. Оба мы были далеки от игры, наши мысли витали вокруг предмета, будто клином однажды вошедшего в разум и с тех пор не покидавшего его. Звягинцев и я думали о том, что мы должны будем сделать сегодня ночью. Дверь нашего номера была "наполовину в стене", иными словами наполовину открытой для того, чтобы просто любоваться коридором, куда нам запрещалось выходить. Я вперил в порог бессмысленный взгляд, думая о своем. Через несколько секунд мои брови поползли вверх. Причиной тому был маленький белый котенок с зелеными глазами. Он посмотрел на меня, подошел и потерся о мои щиколотки.
- Кахы-кхы... Простите, - кашлянул кто-то и я перевел взгляд с милого котенка на отвратительное создание (я его видел, когда стоял на самодвижущейся дорожке, и надеялся больше никогда не увидеть) с крабьими ножками, щупальцами и присосками. - Простите, я ищу своего котенка Алса. Он, кажется, у вас...
- Да, конечно, - я встал и, быстро пробираясь через мебель, поспешил отдать ему его Алса. Меня стошнило бы, если бы существу вздумалось пройти в комнату. Все еще переполненный подобными мыслями, я взглянул в огромные круглые глаза существа и неожиданно почувствовал стыд за свое к нему отношение. И не только это... Его синие глаза вдруг затуманились голубоватой дымкой. Воздух вокруг нас начал казаться осязаемым. Возле лица существа (слово лицо" в данном случае относительно) появилась синяя энергия, перекатывающаяся необычными волнами. Наконец, она приняла форму пирамиды с четырьмя углами. Ее вершина упиралась в точку между моих глаз. Тело задрожало, будто от электрического тока. Но боли я не чувствовал. Я оказался в подсознании существа, в какой-то черной комнате, расплывчатые очертания которой можно увидеть только во сне. Где-то далеко послышалась музыка. Вслушался. И начал понимать ее. Это были слова, сложные слова, которые, однако, я обрел дар понимать. С помощью них в мое подсознание вливалась информация. Водопад образов и слов... Особенно сильно врезалась в мой мозг фраза: "Мы все знаем о тебе!" Неожиданно все прекратилось. Как ни в чем не бывало, существо сказало:
- До свидания. Спасибо за котенка. Мы, я знаю, еще встретимся.
Затем оно развернулось и, шустро перебирая крабьими ножками, пошло по своим делам.
Я ошеломленно смотрел ему вслед. Затем подошел к столику и сел, обессилено опершись на спинку стула. Звягинцев спокойно, чуть насмешливо смотрел на меня.
"Он тоже, что ли?!" - мелькнула мысль.
- Да, я тоже. В тот первый день, когда мы здесь очутились, и ты заметил, что я какой-то полусонный. Со мной общался телепат...
- Точно так же, как и со мной, сейчас? И ты тоже стал этим... как его... телепатом?
- По-другому. Каждый индивидуум требует своего похода. А что касается телепатии, то телепат я всего лишь наполовину. Твоя мысль от эмоций горела огненными буквами, и поэтому я сумел ее прочесть. Тебе и мне нужно многому учиться, чтобы стать телепатами. Но тихо... Песцов может подслушать. Так что разбирайся с полученной информацией молча, стараясь не прибегать к моей помощи.
Да, существо передало мне много информации и энергии. И со многим мне предстояло разобраться...
Глава 5
В результате телепатического контакта с Эмбриолем (так звали существо) я, разложив поток информации по полочкам, узнал много интересного о нем, о его жизни под светом двойной звезды со своими собратьями, о некоторых телепатических приемах, с которыми у меня еще будет время разобраться, а также о том, что они прекрасно знают о гнете профессора Песцова и его желании с помощью шантажа заставить нас похитить проект. Знают, что мы предполагаем похитить дискеты сегодняшней ночью и предлагают вместо того, чтобы идти и взламывать сейф, поискать на этом же десятом этаже Здания Правительства дверь, обитую черным бархатом. Там они должны будут с нами встретиться, поговорить и много разъяснить. Но кто они? Неизвестно...
Я подумал об Иване. Да, теперь мне все ясно. Понятно его странное, а порою и неуместное молчание. То, что он иногда казался сонным, тоже вероятно, имело какие-то причины. Верно, ночью они общались с Иваном и это благодаря им он хорошо знает иной раз те моменты, когда профессор за нами совсем не наблюдает. А, может быть, все абсолютно не так. Я мастер делать предположения...
Но в одном убежден полностью. Я сделаю так, как предлагают, не буду красть проект, а встречусь с ними, чтобы выслушать все, что мне скажут. Может быть, они спасут от профессора мою дочь Анну?.. Послушаем... Посмотрим...
Этот момент наступил. Мы находились перед обитой черным бархатом дверью.
Профессор разбудил нас в полночь, и я со Звягинцевым, собрав все, что нужно, ярким лучом лазера вырезали люк на отнюдь не стеклянных окнах отела будущего (сами по себе они не открывались; если возникала необходимость проветрить комнату, то можно было нажать на кнопку - открывались едва видимые микроспические отверстия; зачем такие окна я до сих пор не знаю, может, выдумка архитектора?). Как бы то ни было, но после вскрытия этих окон, лазер так и не пригодился. Затем мы стали каждый на свою альпино́зку, укрепив ноги шнурками и бросились вниз из окна шестого этажа гостиницы... Приземлились благополучно. Во время падения я и Звягинцев по приказу профессора нажали на одну из трех кнопок с буквой "Н" (что означало "низ"). До стен Здания Правительства мы добирались, идя пешком и прислушиваясь к указаниям Песцова. Прохожих мы не видели. Вокруг было светло благодаря тому, что дома и сооружения светились - каждый своим светом (красным, багровым, голубым, зеленым и т.д.) в ночной тьме. Песцов говорил, куда идти. Плохо помню этот путь. Помню только, что меня переполняло множество мыслей. На десятый этаж необходимого нам здания взобрались, воспользовавшись альпино́зками. На сей раз я нажал на кнопку с буквой "В" (она означала "ввысь"; третья со знаком "С" регулировала скорость полета и уровень высоты). Прекрасно изученный план этажа помог добраться до нужной двери.
- Что стоишь? Брось думать, мыслитель! Давай войдем, - сказал Звягинцев и быстро надавил на кнопку. Быстро, но не полностью. Дверь только слегка отъехала. Я, не раздумывая, нажал вторично, и мы вошли, машинально заметив, как она автоматически стала на свое место, слившись с самой комнатой. Еще до этого я нервно спросил у Ивана:
- А ты уверен, что Песцов не следит?..
- Может, и следит, но давай положимся на них, - также тихо ответил мне Иван.
Стены комнаты, где мы очутились, были обиты зеленой кожей (моего любимого цвета и оттенка), а на сответственно темно-зеленой мебели сидели Эмбриоль (уже переставший вызвать во мне отвращение), кое-кто еще и моя дочь. Я тут же забыл о своих беспокойных мыслях о Песцове.
- Папа! - крикнула она и кинулась мне навстречу. Я обнял ее, оторопев и не до конца пока осознавая тот факт, что прижимаю к груди свою Аню.
- Вот вы и встретились, - сказал Эмбриоль, уставившись на меня своими синими глазами.
- А что? Это плохо? - поинтересовался Звягинцев.
- Нет, конечно... Присаживайтесь, - и существо глазами указало нам на зеленые кресла. - Я считаю необходимым вам многое объяснить. С тех пор, как вы появились в нашем времени, мы поняли, что это подарок судьбы. Закономерно то, что вы можете попасть в будущее Земли, но не мы, не вы не сумеем попасть в ее прошлое, в точнее именно в ваше прошлое.
- Закономерно?.. - прервал его Звягинцев.
- Да, абсолютно правильно. Спираль времени плохо соприкасается с этой областью и... (дальше Эмбриоль около минуты говорил то, что я совсем не понял). А теперь вот, посмотрите на эту карту времени.
-Волнистая линия обозначает то время, куда мы можем проникнуть. Прерывающаяся и сплошная линии обозначают ваши века, а значит область, в которую нет возможности попасть. Расстояние между промежутками в прерывающейся линии опять же места, точнее года нашего проникновения.
На широком подлокотнике моего кресла уютно устроилась Аня. Я смотрел на нее и с некоторой болью осознавал, что к этому детскому личику, золотистым волосикам больше никогда не прикоснется рука матери (не моей жены; она меня бросила и вышла замуж за другого), невероятно любящей ее (на бракоразводном процессе она сильно боролась за то, чтобы я как можно меньше виделся со своей родной дочкой). Не увидит она и неба, культуры, страны, людей своего времени. Хотя... Она ребенок. Приспособится. Что касается меня, то с того момента, как со мною пообщался телепат, я стал чересчур чувствительным. Считаю, однако, что это вредно...
- Я знаю, что вы оба думаете о вреде чувствительности, - вдруг сказало мне существо, - именно из-за этого качества, т.е. малочувствительности, свойственной людям вашего времени, для нас вы и ценны...
- Люди ва́шего времени слишком чувствительны? - опять перебил Иван. Во время всего разговора Эмбриоль и кое-кто еще смотрели только на меня. Невнимание задевает кого угодно.
- Люди нашего времени иные. Они лишены недостатков и достоинств, которые есть у вас. Поэтому вы нам необходимы. Мы очень мало общаемся с седьмой расой инопланетян. И поэтому решили, что сможем установить контакт с их малоразвитой цивилизацией, если пришлем к ней живых людей, являющихся частью нашей истории. Им и вам легче будет понять друг друга.
- Я так понимаю, что эти живые экспонаты мы? - на сей раз прервал его я.
- Да. Проект, который профессор Песцов хотел с вашей невольной помощью похитить, является проектом космического корабля, сделанного на новом уровне. Год потребуется на то, чтобы его построить и снарядить, и многое зависит от вашего согласия.
- Согласится ли человек ХХI века на то, чтобы по просьбе людей будущего стать их разведчиком и послом на чужую планету? В случае, если он любит приключения и его ничто не привязывает, то конечно. - с этими словами я перевел взгляд с синих завораживающих глаз Эмбриоля на умненькие милые глазки моей Анны (понимание того, что он, возможно, читает мои мысли заставляло быть откровенным, как с другими, так и перед собой),- Ведь так, Иван?
- Именно так.
- Я почему-то думаю, что вы любите приключения. А пожив здесь немного, надеюсь, девочка привыкнет к нашему образу жизни и ей здесь понравится. И вы, уезжая, будете абсолютно спокойны по поводу ее безопасности и оставите Анну тут. Вы подумаете?
Да, мы подумаем. Поживем здесь и подумаем, - ответил за нас обоих Звягинцев, и эти слова дали нам время и новые события. Помнится, в тот момент у меня отчего-то вызвала улыбку мысль о том, что наше героическое снаряжение (альпинозка, лазер и станнеры) так, по сути, и не пригодилось.
Глава 6
Прошел год. Я давно дал согласие, и корабль был построен. Мы стали хорошими телепатами, приобрели ряд чудесных свойств, которым удивлялся и сам Эмбриоль, учивший нас их в себе открывать.
"Аппаратик" Песцова нам обоим благополучным образом давно уже удалили. Что же касается вредоносного действия специальных песцовских укольчиков, то оно также исчезло. Хотя и около целого месяца пребывания тут мы все же отказывались от пищи и воды, глотая в качестве их заменителя особые таблетки; ходили какие-то желтые и вялые.
Все как-то не решаюсь сказать, что на той встрече за черной бархатной дверью находился компьютер-президент, которого я постоянно звал "кое-кто еще". Слишком, слишком нечеловеческие эти серые глаза у созданной людьми машины. За весь год мы видели его только два раза. Во время нашей второй встречи он и сказал странным бархатным голосом о своем удивлении нашими способностями и как-то непонятно посмотрел на Анну. Лишь потом я понял, что значил этот взгляд. Много-много позже.
Что касается того, как оказалась здесь моя дочь, и почему они столько о нас знают, то причиной тому были паранормальные способности Эмбриоля и его собратьев, входивших в Объединенную организацию Аномалий. Благодаря им был выяснен тот факт, что профессор пытается с помощью своих приборов вести за людьми будущего наблюдение. Паранорма́лы внимательно следили за Песцовым. Когда возникала опасность, что Вадим Федорович узнает то, что ему знать не следует, существа посылали в его мозг ложные образы, сведения, которые он воспринимал как нечто вполне реальное. Они могли бы манипулировать профессором, как марионеткой, но не делали этого из-за Великого Запрета. Против этого Запрета разрешались лишь маленькие исключения. Таким исключением было то, что они позволили себе внушить профессору мысль отправить мою дочь сквозь время. Я понял, что мы просто необходимы людям будущего как послы. К тому же на недавно состоявшемся заседании Всемирного Совета землян и инопланетян (высшего властного органа) было уже дано подтверждение разрешения на наш полет, и тут я был спокоен.
Пожалуй, стоит все-таки сказать несколько слов о том, какие же они, эти необычные люди - люди будущего?
Вейс как столица мира был наполовину маскировкой для нас и профессора. В некотором смысле он и, правда, был центром всего земного. В нем жили только те земляне, которых тянуло к цивилизации. Ученые, например. Потомки всех этих людей.
Некоторые были более либеральны в отношении цивилизованной жизни: какое-то время тут, а какое-то там. Там - это в море, в горах, на природе. В море жили те, кому по их желанию, а, возможно, и пассивному нежеланию - их потомкам - были трансплантированы жабры и все, что нужно для нормальной жизни на глубине. В морской глубине, на горной вершине, на равнинной шири воспитывалась раса философов, ученых, ньютонов. Впрочем, хотя их было множество, и эти люди являлись цветом землян, но такими все же были не все. Были герои, были поэты, были художники, но были и но́рмалы. Они-то и жили в Вейсе. Среди них я и хотел оставить Анну (плохо или хорошо, но вейсовская жизнь была мне ближе, чем созерцание природы; придет время, и моя дочь сама решит: быть либералкой, нормалом или отошедшим от технической цивилизации человеком будущего) на попечении брата Эмбриоля. К внешнему виду последнего она уже успела привыкнуть.
Космический корабль, на котором я и Звягинцев решили лететь, стоял, то есть висел на расстоянии нескольких метров от земли в воздухе, на космодроме Вейса. Он был огромен и представлял собою соединенные коридорами (площадью 5 метров в квадрате) семиугольные основания двух горизонтально повисших серебристо-серых пирамид. Когда мы увидели корабль, то у нас мелькнула мысль, что это видение из какого-то фантастического сна. Но через несколько дней я, Звягинцев и Эмброиоль находились каждый в своей круглой комнате с высоким куполообразным потолком, с удивлением глядя на золотую россыпь звезд через вещество, заменяющее стекло в иллюминаторе.
Корабль управлялся обычным бортовым компьютером, который сообщался при помощи невидимых сигналов со всей обширной компьютерной Сетью (она проходила под почвой родной Земли и даже под поверхностью других планет Солнечной системы, а ее автоматические зонды-глаза, хоть и в относительно небольшом количестве, летали по всему космосу; к этой Сети также был подключен и сам компьютер-президент). Этот бортовой компьютер заставлял лететь корабль по заданной людьми будущего в качестве программы координатам. Так что мы, не принимая никакого участия в управлении, весь месяц полета старались как-нибудь развлечься. В самом начале путешествия вдруг обнаружилось, что моя дочь Аня не осталась на Земле, а, прокравшись на "Посланник" (так мы назвали корабль), некоторое время укрывалась в маленькой круглой комнатке, несколько дней там ждала и голодала, и все это ради того, чтобы, по ее словам, "увидеть инопланетян". Да, характером пошла она в свою упрямую мать. Не в меня, это точно. Ведь не могли же мы изменить программу и повернуть корабль. Расчеты, связанные с этим, невероятно трудны. Как я узнал от Эмбриоля, ученым понадобилось бы не меньше нескольких месяцев на то, чтобы их произвести.
- Есть в этой истории что-то, что меня настораживает, - сказал однажды я своему давнему другу Звягинцеву и не столь давнему - Эмбриолю. - Во-первых, как моя дочь могла без пульта управления лестницей взобраться на корабль, который постоянно находился на расстоянии пяти метров от земли? Во-вторых, каково предназначение той маленькой комнатки, где укрывалась моя дочь? И, в-третьих, почему президент-компьютер на нашей второй встрече с ним так странно взглянул на Анну? Уж не замешан ли он здесь и не логично ли, приняв во внимание все факты, подозревать, что сам компьютер каким-то образом внушил Анне мысль о том, чтобы сюда прокрасться, дабы иметь в лице девочки еще одну посланницу, являющуюся частью земной истории?
Все эти вопросы были обращены уже не столько к самому себе, сколько к Эмбриолю.
- Когда ее спрашивали, Анна сказала, что, оказавшись возле корабля, она взлетела, потеряла вес и легко добралась до всегда открытого входа в космический корабль... - решил подлить масла в огонь Звягинцев.
- Президент-компьютер, представителем которого я являюсь?.. - не сразу ответило существо, до всего этого разговора наслаждавшееся сидением в кресле, которое действовало на него странным образом, и застигнутое несколько врасплох столь неожиданным напором. - Не знаю. Мысли машины не может прочитать ни один телепат! Это создание людей с его чужеродным нашему и земному мышлением, по-моему, на очень многое способно.
Эмбриоль тогда даже не подозревал, насколько он был прав, сказав эти слова.
* * *
Забегая вперед, скажу, что многие события, которые мне были когда-то непонятны, сейчас ясны как день. Прошло немало лет... Я совсем не постарел, и ныне, оглядываясь назад, в прошлое, вижу, что все случившееся со мною было предопределено самой судьбой. В конце концов, ведь кто сказал, что мне написана на роду обычная судьба? Такая, как у большинства людей?..
А судьба у меня и впрямь странная.
Нет толку пытаться разобраться во всем. Нынче мои загорелые руки любовно прижимают к груди потертую небольшую толстую тетрадь в коричневом кожаном переплете. Это единственная ниточка, уходящая в мое прошлое. В нее, в этот своеобразный дневник, я записывал свои фантастические приключения, мысли. Потом кое-что добавлял, вставлял, чтобы усилить связность своего правдивого рассказа.
Вот и сейчас мои, быть может, неуместные слова для этого места в дневнике надо рассматривать как простую вставку, своего рода комментарий к тем невольным подсознательным (и как потом оказалось, правильным!) сомнениям, которые возникали у меня по поводу компьютера-президента еще внутри "Посланника" на пути к Аннии...
Порою мне бывает грустно и горько от того, что я не вижу ничего хорошего впереди, в нашем будущем. Я - антиасслири́ст! Что мне делать со своим знанием о том, что случилось на самом деле потом с нашей экспедицией на "Посланнике"? Что?!.. Сероглазая машина не допустит, чтобы я кому-нибудь рассказал правду о происшедшем, тому же Всемирному Совету всех землян и инопланетян, например.
Глава 7
Смеркалось.
Кочевое племя стало лагерем. Люди жгли костры и разделывали дичь. Небо из обычного красного превратилось в почти что совсем багровое. Шаман сидел возле своих зелий и пел какие-то молитвы. Как и обычно, его окружало много людей, которые внимательно прислушивались ко всем бредням, что он им говорил. Чуть-чуть в стороне престарелый вождь советовался с самыми лучшими охотниками о том, где именно лучше всего будет завтра устроить Большую Охоту. Все кругом имели какие-то занятия.
И лишь одна женщина сидела как бы особняком, подальше от общих забот и суетливости. Немного полная и с добрыми глазами, она ласково гладила по золотистым непокорным волосикам маленькую девочку лет восьми и, пытливо заглядывая в ее удивительно бездонные синие глазки, старалась поддерживать своими сказками выражение настойчивого интереса на лице своей маленькой дочурки.
- А ты как думаешь, Аргис? Должен ли был мудрый вождь убивать красавицу-колдунью? Ту, что своими проклятиями причинила много зла его родным, и заставила страдать и окаменеть его сердце, осушив навеки его гордый взор от слез? - задала женщина вопрос своей дочери после того, как закончила очередную длинную сказку.
- Должен, должен! Она была злая! - невероятно серьезно для своего возраста воскликнула Аргис. - Смерть врагам и власть справедливости!
Мать погладила ее по руке и кивнула.
- Правильно, моя милая, правильно. Ты произнесла девиз нашего племени. Всегда, пожалуйста, помни о нем. Если враг не настоящий, то он не должен погибнуть. Помни девиз, Аргис.
Аргис кивнула и напряглась.
Совсем неожиданно на нее нахлынуло какое-то безотчетное чувство, чувство глубокого знания истинной справедливости. Она прониклась мудрыми словами племени, ей показалось, что они вросли в ее тело: кожу, голову, руки и мысли.
- Я люблю этот девиз, мама, - дрожащим от испытываемого волнения голосом произнесла девочка и попросила мать поведать еще какую-нибудь сказку.
Вскоре наступила ночь: небо из багрового стало темно-багровым. Все звуки утихли. Лагерь уснул. Также вместе с ним уснули на старой осеровской подстилке и мать с дочерью. Аргис спала с застывшей детской улыбкой на губах, ничто ее не заботило и ничто еще не пугало в этом чудесном мире, поворачивающемся все это время пока к ней только своей хорошей стороной. В какую гримасу боли и ужаса должна была преобразиться ее улыбка при пробуждении она еще даже и не знала!
Солнце белым неприглядным пятном вставало на горизонте. Небо порозовело, облака напоминали пушистую розовую шерсть, которую хотелось потрогать. Но вот внезапно громкие злобные и визгливые крики нарушили утреннее сонное спокойствие лагеря кочевников.
- Ая-я-я-яй! - кричали нападающие, мчавшиеся на осероподобных короткошерстных скакунах. Этим летним утром они ворвались в лагерь и стали уничтожать или изгонять подростков и взрослых членов племени, наводя на всех панику. Крики, стоны умирающих изрубленных женщин... Яростный рык мужчин... Плач детей, из которых в плен брали только маленьких... Вырваться и выжить не было возможности. Лагерь окружили. Люди в нем метались и дрались. С кем?! С воинами народа а́ллисов, с теми, кто с детства был приучен к смерти! С женщинами. Они специально выступили в этот поход ради притока к народу аллисов свежей молодой крови. Выглядели женщины необычно. Натренированные, мускулистые, крупные, с обветренной кожей и в одежде из жесткой ткани, эти воительницы мчались на своих скакунах и безжалостно убивали. В холодных глазах грозных посланниц смерти нельзя было прочитать ничего, они были безжизненны и спокойны, словно космический вакуум. Так на мир смотрят только фанатики... На их головах сверкали золотые обручи, на которых было отчеканено четкое изображение красивой гордой львицы в обрамлении звезд, гневно задравшей свою крупную когтистую лапу. Это был священный символ прекрасной Великой Амалтасу́нты, единственной богини аллисов.
- Во имя Амалтасунты! - кричала их златоволосая предводительница с точеным лицом, занося свой меч над головой. - Смерть им! Смерть презренным дикарям!
Воительницы в бешеной скачке, крича и улюлюкая, разили своими мечами женщин и мужчин. Последние являлись единственными, кто мог оказать какое-то сопротивление, хотя и были все же застигнуты врасплох. Предводительница яростно хлестала всех длинным кнутом и мастерски душила веревкой, смазанной жиром. Вдруг эта фурия обратила свое пристальное смертоносное внимание на черноволосого и высокорослого мужчину, чья талия напоминала небольшой толстый бочонок. Он смело и небезуспешно отражал напор других мегер, ему даже удалось отобрать у кого-то из них меч. Но внезапно его толстую шею обхватила ловко брошенная предводительницей веревка, он не смог устоять на ногах, и женщина протащила его тело по земле. Человек перед тем как упасть издал жалобный крик, меч непроизвольно выпал из рук, которые неудачно попытались ослабить тонкую веревку, жестко режущую горло. Сил оставалось ужасно мало. Глаза мужчины выкатились из орбит, казалось, что это были не просто карие глаза, а два маленьких бессмысленных коричневых шара. Горло совсем посинело, а изо рта вывалился язык, неправдоподобно красный для такого бледного лица. Мужчина задрожал, задергался в конвульсиях, словно какой-то червяк, и умер. Удавился. Воительница исторгнула радостный победный крик, перерезала ножом веревку и помчалась дальше. Самым ужасным было то, что свидетелями свирепых смертей оказались невинные и наивные дети, в то числе и маленькая синеокая девочка, ребенок. До этого она без толку пыталась докричаться, разбудить мать, неподвижно застывшую и все еще теплую женщину с пронзенным острым ножом горлом и лицом, выражавшим недоумение.
- Мама! Мама! Очнись, - кричала Аргис, не слыша и не видя ничего вокруг, кроме этого родного близкого, но уже совсем мертвого тела. Женщина лежала тихо и не отвечала на мольбы любимой дочки. Когда, наконец, девочка подняла голову и увидела (так близко!) еще одну смерть (смерть черноволосого мужчины), она уже этого не выдержала и, несмотря на то, что считала себя большой, заплакала. Тоненькими прозрачными струйками сбегали слезинки по ее румяным, словно спелые яблоки, щечкам, а на лице, очень похожем на материнское, застыло почти то же самое выражение. Страх, недоумение и непонимание жестокости мира, столь ласкового и прекрасного вчера, и столь ужасного сейчас, в эту минуту.
- Ах, вот ты где, детка, - воркующим, притворно мягким голоском сказала одна из женщин с золотым обручем. - Иди сюда. Присоединяйся к нам.
Аргис взяли за руку и подвели к группке девочек, согнанных со всего лагеря. Мальчики находились рядом, но в другой отдельной группы.
- Хотите быть такими сильными, как мы, дети? - спросила одна из них и продолжила: - Станете. Для этого и были убиты ваши родители. Они не нужны вам. Мы сами будем воспитывать вас. Вы станете великими воинами.
- Но я не хочу. Я хочу к маме! - громко всхлипнув, выкрикнула одна из девочек и захотела вырваться и убежать. Сильная рука цепко схватила ее за плечо, и женщина твердо продолжила доносить до всех правду об их дальнейшей жизни.
- Ты не пойдешь к маме. Ты станешь воином. Воином Амалтасу́нты. Твоя мама умерла, а тебя мы вытащили из варварского, дикого состояния. Ты будешь благодарна потом великой богине за это.
Женщина протянула девочке золотую статуэтку львицы и насильно заставила ту наклониться и поцеловать ее. Затем прошлась мимо остальных детей и также принудила их поцеловать статуэтку. Она приговаривала:
- Молитесь Амалтасунте! Она позаботится о ваших мамах и папах, о вас самих. Молитесь ей.
Вскоре лагерь окончательно притих. Притих потому, что его наполнили мертвецы. Большинство членов племени погибло... и лишь немногим все-таки удалось убежать в леса. Тех воительниц, которые пали в этом бою, похоронили полагающимся почетным образом: их тела сожгли на специально разложенных для этой цели кострах. Пока их молодые тела обугливались, и огонь, яростно шипя, треща, догорал, остальные мертвецы так и продолжали безмолвно и сиротливо лежать, оказавшись прекрасным угощением для хищных птиц. Не веря, все еще не желая верить во все случившееся, Аргис смотрела не отрываясь на неподвижное тело ее ласковой, кроткой матери (оно лежало совсем близко) и, как и большинство детей в группе, плакала. Всех девочек и мальчиков согнали поплотнее в кучу и, связав общей веревкой, повели куда-то, в неизвестность. Аргис всхлипывала и то и дело оборачивалась назад пока лагерь ("лагерь смерти", как окрестила его Аргис про себя) не скрылся из виду.
- Я буду всегда помнить девиз племени так же хорошо, как и тебя, мама, - тихо прошептала Аргис. Затем она начала молиться Амалтасунте, вняв настойчивым уговорам женщин.
* * *
Не всегда, но чаще всего, те женщина, в которых текла кровь великого и культурного народа а́ллисов, были бесплодны. Поэтому аллисы нередко нападали на другие племена, менее развитые. Они с самого детства воспитывали из захваченных в плен девочек жестоких воительниц, в чью задачу входило добывать чужое потомство, чтобы народ не зачах и не выродился. Пленных же мальчиков приучали к мирной деятельности. К ремеслам, например.
Из Аргис вырастили жестокого воина. Она разучилась бояться и сожалеть. Девушка считала, что на все существует божественная воля Амалтасунты. Она не раз видела кровь... и даже родная мать была для девушки одной из туманных страдающих теней прошлого. В ее голове та почти сливалась со многими другими жертвами народа а́ллисов, служащего богине.
Глава 8
Аргис виртуозно крутила в воздухе свой острый меч. В ее руках он двигался быстрее молнии или некой разъяренной змеи, выделывая самые удивительные фигуры и мигая, отсвечивая своей превосходной сталью.
Она тренировалась.
Рядом с нею отрабатывали навыки и другие воительницы. Кто-то изо всех сил хлестал какой-то пень кнутом, вращая кнут вокруг себя, и тот издавал свистящие звуки. А кто-нибудь закидывал лассо, метал нож и т.д.
Словом, это была абсолютно естественная картина. Мимо спокойно могли пройти достаточно крупные здоровые мужчины, ехидно кивнуть и улыбнуться в эту сторону; лебедями проплыть белокожие нежные и какие-то тонкие (тонкорукие, тонконогие, с тонкой шеей или даже тонкой талией) женщины-а́ллисы. Последние могли пройти тихо, опустив голову вниз и лишь изредка кося взгляд робости и уважения на тех, кто с такой страстью и упоением тренировался.
Аргис иногда сердилась. Эти никчемные зрители никогда не были ей приятны. И чтобы отвлечься от недобрых мыслей она и в этот раз с еще большей яростью крутила свой меч. Выполняя особенно тяжелый трюк (хорошо сделать его позволял обычно только специальный внутренний настрой; раньше девушка неоднократно ранила даже себя мечом при чем весьма болезненно (правда, подобное имело место довольно давно и меч был специально очень-очень тупым). Аргис напряглась, затем подбросила высоко вверх свой любимый (и столь родной в эту секунду!) меч, заставив его несколько раз перевернуться в воздухе, а сама проделала быстро то же на земле. Затем с торжеством истинной гимнастки она приземлилась и словила оружие. Трюк назывался "двойным дыханием". Девушке казалось, что имел он такое название потому, что и она, и сам меч жили словно бы одной жизнью: оба были живыми, влюбленными друг в друга существами, могли уловить движения, рывки друг друга и лишь благодаря этому воссоединялись в конце.
Аргис удовлетворенно улыбнулась уголками губ кроваво-красному небу над головой и затем еще два раза повторила "двойное дыхание".
Вскоре однако и она и другие ненадолго остановились. Все интересно было послушать, что скажет золотоволосая не слишком молодая женщина (именно она когда-то во главе целого отряда воительниц в свое время напала и вырезала лагерь родного племени Аргис; сама девушка, по правде, давно не держала на нее зла, а, наоборот, очень даже теперь уважала). С годами златоволосая несколько изменилась, остепенилась, вызывала почтение. Она слыла мудрой, была очень неплохой голося́щей. Держа в руках две крупные длинные белые человеческие кости, златоволосая выпрямилась и замерла неподвижно, как статуя. Молодые с нетерпением окружили ее, ожидая чего-то. В глазах голося́щей, неожиданно опустевших, освободившихся от каких-либо мыслей, яростно и безумно горел костер непобедимой кровавой веры. Ей страстно хотелось разжечь дух этих сильных утомленных физически женщин, влить в них мощь... Она начала стучать костями друг о друга, топать ногами по земле. Голося́щая запела религиозную песню. Размер у песни был силлабический (10 и 9 слогов), по сути, она была очень бесхитростная.
![[обложка]](/img/s/sharafutdinowa_w_i/dnewnikizbudushego/snimokekrana2016-05-21w3.01.542.png)