На Море-Окияне, на острове Буяне сидит на вершине огромной горы белобородый Старец. Ликом он зело скорбен и мальца напоминает Льва Толстого. И все он видит и про многое знает. А что не знает, про то узнает. Сидит он и пишет. Возьмет из стопки листочек, прочитает сверху имя, посмотрит задумчиво вдаль и накорябает несколько слов, например таких: "Шла Маша по шоссе и сосала сушку". Подумает еще немного, усмехнется чему-то в бороду и поставит многоточие. Листочек скомкает и - вниз с горы, в Море-Окиян. Послюнявит пальчик и возьмет следующий... И сколько листочков - столько людей. А в тех про-стых словах судьба каждого написана. Никогда не кончается стопка, и потому работы у старца на многие годы - так не писать же про каждую отдельную Машу "Войну и Мир". Вот несметное количество судеб и остаются у Великого Русского Писателя в набросках. Живут персонажи уже собственной жизнью - совер-шенно случайным образом. Как там у них дальше быть пошло - уже и не интересно. Встретит ли Маша Алешу на белом "Мерседесе" или сломает зуб - сплошная неопределенность... А понимать следует так: Неисповедимы пути Господни.
"Жила-была девочка Таня. Поехала как-то раз она к подружке Оксанушке на День Рожденья, да и за-сиделась...". И все - готово дело. Так поставили Таню на асфальт и подтолкнули сзади, как детскую ма-шинку. Куда ей катиться, долго ли, коротко - про то один Сэр Исаак да Серый Волк и знают. А зачем все это им нужно - нам с вами не понять...
Так или эдак, а только заблудилась наша Таня поздней ночью в незнакомой местности. Потерялась, можно сказать, в трех соснах. Спотыкалась о коренья, падала и расшибалась, потеряла ключи от дома, но к исходу ночи вышла все-таки, перемазанная грязью, на дорогу пустынную метрах в трехстах от ближайшей остановки. Пойдешь налево, - как пить дать жизнь потеряешь, направо пойдешь - и вторая сгорит. А транспорт в ту пору еще не ходил...
Глава 1.
Бал в Коньково
1.
Их было двое в машине тем холодным августовским утром. Водитель смертельно хотел спать, но кре-пился, и, сосредоточенно глядя на дорогу, бодрил себя и пассажира разговорами. Пассажир был в стельку пьян и почти не слушал товарища, думая о чем-то своем. У него, сквозь кислую маску горького пьяницы в пятом поколении явственно просвечивал благородный и воинственный лик математика во втором (так иногда вдруг узнаешь сенбернара в уличной шавке и диву даешься, из какого материала приходится ле-пить природе свои неповторимые творения). Оба устали, и двигаться вперед их заставляла лишь тяга к приключениям, порожденная скукой их существования. Ночь воскресенья прошла в бесполезных метаниях туда-сюда по дорогам города, так и не принесших прибыли. Один честно пытался заработать денег на си-гареты тяжким таксистским трудом, а второй наливался пивом на соседнем сиденье от тоски по утрачен-ной юности с одной стороны, и из чувства солидарности - с другой.
- Что НЕ делается - все к лучшему, - значительно произнес водитель, подавив зевок. - Я так пони-маю. Ведь если вдуматься... Ты не спишь?
- Нет. - Он как будто прислушался к своим ощущениям и подтвердил: - Нет.
- Я говорю: что НЕ делается - все к лучшему, - повторил водитель, устало кося на пассажира. - Вот ты НЕ спишь, и это - к лучшему. Столько всего интересного насмотришься. А вообще-то, вообще-то я хочу сказать следующее: сколько мы с тобой разного насовершали за свою жизнь. И что поимели взамен? А валялись бы на травке пузами кверху, ничего не делая, как какие-нибудь камни - много чего могло бы и не случиться, о чем теперь приходится жалеть. Возьми любое на выбор действие в твоей жизни - что ты хорошего получил в итоге? Вот, поступили мы с тобой в институт, вот, закончили - а где же наши с тобой миллионы? Где же всемирная слава? Где почет и уважение - где все это? И так - за что ни возьмись. Вот мы прокатали с тобой бензина рублей на триста, а заработали - ? Или, к примеру: купил ты сегодня полто-рашку, а теперь говоришь, что башка трещит. Приедешь домой и завалишься спать, проснешься в обед и - опять деньги тратить, потому, как будешь с похмелья... Что хорошего?
- Надо бы еще полторашечку взять. - Пассажир со вздохом потряс перед глазами остатками пива.
- Надо бы заправиться. На лампочке уже полчаса ездим... Так вот, Вован, о чем я говорю. Даже жить на самом деле жутко вредно, - Он сделал паузу и поиграл бровями. - от жизни обязательно в конце концов умрешь. Насколько полезнее для здоровья не жить - ты только представь...
Вован молчал, размышляя. Вид он при этом имел скорее убалбешенный, чем глубокомысленный, что ничуть не сказывалось на качестве его размышлений. Его стеклянный взгляд что-то такое прозревал впе-реди сквозь рассветную дымку. Может быть, то была Абсолютная Истина, а может - Круглосуточный Ма-газин. А если даже он и видел отчетливо далекое будущее со звездными кораблями и эликсирами молодо-сти - не станем судить о том попусту. Чужие мысли для нас потемки.
- Так ты согласен со мной? - Водитель не особенно надеялся услышать что-то в ответ, увлеченный собственными рассуждениями. - То-то, что согласен. Что у трезвого на уме - то у пьяного на языке, - это неправильно, я считаю. Что у пьяного на уме - то у трезвого на языке, - я думаю так вернее. А у пьяного на языке - сплошная кислятина и белый налет... Ты смотри, что творится, - заметил он вдруг что-то на дороге. - Ишь, как эксгибиционисты лютуют. Совсем с ума посходили.
В черном болоньевом плаще и красной вязаной шапке вдоль дороги медленно двигалось тело. Опреде-лить, женское оно или мужское, на ходу было сложно, но неуместность тела на обочине дороги вдали от остановок в пять тридцать утра сразу бросалась в глаза.
- Я думал, перевешали всех, а тут - здрасьте. - Он ударил по тормозам, автомобиль снизил ско-рость и со скрипом остановился. Вован качнулся вперед и закашлялся, поперхнувшись пивом.
- Как плащ распахнет - тут же стреляй по всем, что видишь, - быстро шепнул водитель и опустил стекло. - Какими судьбами, гражданочка? - весело окликнул он стоящую на обочине черную спину.
Тело совершило поворот на сто шестьдесят градусов - видно было, что маневр удался с трудом. Из-под шапки на них уставилось неприметное рябоватое лицо. Собственно, уставилось оно не сразу, так как ниче-го не выражающие мутные глаза не очень поспевали за всем остальным. Простая русская девушка лет во-семнадцати стояла возле машины, сутулясь и кособочась одновременно. Водитель быстро окинул фигуру взглядом, отметив грязь на плаще и небольшой кровоподтек на щеке. Но самое главное: по чумазому лицу девушки блуждала совершенно идиотская паскудная ухмылка.
- Ой, мама, - тихо сказал шофер и продолжил нарочито веселым тоном: - Едем, дорогая, или как?
Продолжая бессмысленно улыбаться, дорогая что-то прошептала.
- Чего говорите, такой шум на улицах, еще и глушитель у меня дырявый - никак не разберу?
Вторая попытка удалась ей лучше, она просипела что-то вроде "Каэшно", и водитель счел это за пред-ложение продолжить разговор.
- Так прыгайте на спину - мигом домчу. - Она не поняла, но продолжала смотреть в сторону и улыбаться все так же паскудно-вежливо, точно говоря: "Как я рада, что сейчас вы будете меня бить".
Водитель почесал шершавый подбородок, мелко трясясь от едва сдерживаемого смеха, и посмотрел на друга. Тот сидел, ничего не говоря, и глядел прямо перед собой, зажав коленями пустую пластиковую бу-тылку. Не дождавшись поддержки, шофер понимающе хмыкнул и повернулся к девушке на обочине.
- Так куда же нам ехать? Экипаж в нетерпении.
Она прокашлялась и неловко сплюнула. Вытирая подбородок, девушка почти твердо промолвила:
- В Солярово.
Водитель присвистнул:
- Сильно. А сколько денег?
Вопрос поставил ее в тупик, но, не меняя выражения на лице и по-прежнему глядя в сторону, она ска-зала:
- Нету.
- Как, как?
- Нету деег.
Он кивнул головой и включил левый поворот:
- Тогда пока.
Машина развернулась посреди дороги и, свистя покрышками уехала, оставив девушку с улыбкой на обочине. Когда красная шапка скрылась из виду, водитель задумчиво произнес:
- Опупеть. - Он посмотрел на пассажира туманным взором и немного помолчал. - Поехали на за-правку.
Вован словно впал в ступор. Он молчал всю дорогу до заправки и после и лишь немного оживился, ко-гда подъехали к какому-то киоску. Водитель меланхолично курил, наблюдая, как его товарищ возле око-шечка совершенно по-клоунски роняет купюру за купюрой, в попытке поднять предыдущую. Лишь сделав первый глоток, Вован булькающим голосом молвил:
- А ведь на ее месте мог оказаться каждый.
- И что?
- Она могла бы быть твоей дочерью. Или даже моей.
- Я думаю, нам с тобой впору было бы вешаться, имей мы такую дочь. - Он усмехнулся и, опер-шись о спинку пассажирского кресла, лукаво прищурился. - А ты был бы непрочь отыметь дочь? Стихами говорю соответственно случаю - вижу ты настроен романтически. Так давай выручим человечка. Бросим ей, так сказать, конец. Спасательный.
- Не надо шутить с такими вещами. - Вован укоризненно поглядел на собеседника. - Куда она по-едет? Ни денег, ни ориентации в пр"срансве. Ты знаешь, где это Солярово находится? - Он икнул.
- Очень приблизительно. Но я там не был.
- Вот.
- Ты предлагаешь прокатиться? Мы хоть доедем - бензину у нас на полтинник?
Вован немного подумал, отхлебнул пива и сказал, глядя прямо перед собой:
- Доедем до Коньково. К Михалычу зайдем. А ей оттуда проще будет - ровно полпути.
Водитель вздохнул и завел мотор.
- Чего не сделаешь для друзей. И для их дочерей.
2.
- Знаешь, Вован, - говорил он, пока ехали. - бывало с тобой такое или нет? Представь себе ясный летний денек. Идешь ты, никуда не торопясь, по улице, ешь мороженое или пьешь пиво. И все у тебя в этот момент хорошо. Не то, что даже хорошо, но - очень неплохо, во всяком случае. Ходят стада девушек в коротких джинсовых юбках, птицы поют - заслушаешься, цветы цветут - занюхаешься, дети бегают в гольфиках, ржут, как кони, на колясках ездиют, и так далее!.. Все замечательно вокруг, и кажется, что лучше быть не может... И вот, - он сделал артистическую паузу. - идет тебе навстречу невероятной красо-ты бабец с собакой на поводке. А собака такая гладкая, блестящая, мускулы под кожей перекатываются. Ротвейлер или...
- Доберман.
- Точно - доберман. Породистая такая, чувствуется. В медалях... Ага! Не знаешь, на кого и смот-реть-то в первую очередь: на даму или на пса. Ну, дама, конечно, пересиливает. Ты идешь, значит, и с на-глой улыбкой Бельмондо смотришь ей прямо в глаза. Бывало у тебя такое?
Вован не ответил.
- Тут она начинает смущаться, а ты и виду не подаешь, что заметил... А! Лучше наоборот: снисхо-дительно так ухмыляешься и продолжаешь буравить глазами, как будто решил ей дырку между сисек про-жечь. Она, конечно, краснеет, а ты дальше... Вот вы почти поравнялись с нею, и ты тут делаешь такое об-манное движение в ее сторону - вроде, как приобнять хочешь... - Он помолчал, счастливо улыбаясь, потом лицо его как-то опало, и он произнес сквозь зубы: - И вдруг эта сука-ротвейлерша или, как в твоем случае - доберманша, начинает тянуть ее за поводок на газон. Баба меняется в лице, качается в сторону собаки, и тут твое внимание переключается на пса. Ты невольно останавливаешься и наблюдаешь, краснея до ушей, как собака раскорячивается на газоне, и из-под обрубка хвоста из нее начинает ползти говно. - Он снова помолчал, включил поворот и продолжил: - Ты зыркаешь глазами то на бабу, то на говно, лезущее из ог-ромной красивой собаки прямо на зеленую траву, и не можешь вымолвить ни слова. Даже сделать ничего не можешь - так и стоишь, дурак дураком... Ну, смотри свою красавицу, где-то здесь должна быть.
Они нашли ее на том-же месте, что и четверть часа назад, все с той же глупой улыбкой на чумазой фи-зиономии. Проехав чуть вперед, водитель заглушил мотор и вышел из машины. Подойдя к девушке, он достал из кармана "Яву" и молча протянул ей. Она трясущейся рукой сгребла всю пачку и попыталась достать сигарету. Ничего у нее не получилось, и он прикурил ей сам.
- Ну, что, радость наша, трамвая давно не было?
- А что - тут ходят?
- Это у меня присказка такая. Я говорю: ты едешь или нет?
Она, старательно не глядя в глаза, молчала, продолжая улыбаться своей паскудной улыбкой.
- Ты, что - слова забыла? Меня, кстати, Тимуром зовут. - Он ждал, что она заговорит, но она лишь слюнявила сигарету и улыбалась, чем-то напоминая фотографию то ли Фанни Каплан на допросе, то ли истыканной фашистскими штыками Зои Космодемьянской. Тимур тяжело вздохнул и сказал: - Тебе домой не хочется? Может мне тогда тебе денег дать? Ты как-то решись уже.
- Таня.
- Аня?
- Таня, - произнесла она чуть громче.
- И я об этом же, Таня. Решай вопрос с оплатой, и поехали. Время не ждет.
Ни на секунду не сходила с ее лица фирменная улыбка. Таня попереминалась с ноги на ногу, видимо переживая микроскопический внутренний конфликт, и, едва ворочая языком, наконец сообщила, как о само собой разумеющемся:
- Пьсят рулей минет.
- Так ты живая! Я уж беспокоиться начал. Разве можно так издеваться над человеком! Пятьдесят, говоришь? Как раз на полдороги. Я с товарищем. Докуривай, садись, поехали.
И с этого момента история нашей Тани делает новый поворот. Но не спеши, читатель, переворачивать страницу. Давай задержимся ненадолго и понаблюдаем за нашими героями. Давай запомним их такими, как сейчас - пока еще ничего не произошло.
Вот Владимир: сидит на переднем сиденье, похожий на сфинкса, ежесекундно прикладывающегося к бутылке. Ему тридцать пять лет, и он считает, что все в его жизни уже было. В общем-то, мы вольны с ним соглашаться или не соглашаться - на него мы с вами не имеем никакого влияния. Он даже не знает, что мы существуем. Перед нами человек, имеющий все шансы перешагнуть порог зрелости, так и не вкусив пре-лестей жизни, такой, какая она есть - независимо от его мнения на этот счет. Не очень понятно?
Тут мог бы помочь Игорь (так на самом деле зовут Тимура), когда бы не был он так занят процессом вождения. Дело в том, что Игорь с Владимиром - друзья со школьной скамьи, и уж кому не знать Вована, как его лучшему другу (вот он смотрит на дорогу, циничный и ядовитый, точно принц тьмы). Наверняка, он уже принял для себя какое-то решение относительно дальнейшего своего поведения в начавшей скла-дываться ситуации, но не хочет до поры предавать это решение огласке. Смеем ли мы надеяться, что
Таня, сидящая сзади в своей дурацкой красной шапке, могла бы нам прояснить суть того, что должно произойти, не будь она так юна, глупа и пьяна и разбирайся бы она чуть больше в мужчинах (которых бы-ло в ее жизни не так мало, как может показаться). Однако, в свои восемнадцать с половиной лет наша ма-ленькая пассажирка не имеет ни малейшего представления о том, как выглядит Серый Волк. А о Сэре Исааке она и слыхом не слыхивала. У нее даже нет бабушки, которая любит пирожки больше всего на све-те. А бабушки в таких вещах разбираются...
А теперь помолчим минутку. Бедная бабушка...
3.
- Пока не уехали слишком далеко, давайте тормознем и решим одну проблемку.
"Тойота" встала недалеко от основной дороги в леске. Редкая машина проезжала поблизости, беспоря-дочно мигая поворотами и глумливо скалясь решеткой радиатора. Некто, сидящий за рулем редкой маши-ны, был настолько сосредоточен, спеша пораньше приступить к отправлению естественных служебных надобностей, что не обращал внимания на идиотский гогот автомобиля, заметившего среди деревьев жел-тую "Корсу". Машины глупы и непосредственны, как собаки или дети, но послушны, как кони. Так, под-чиняясь наездникам, с ревом и уносились они вдаль, лишь выпуская - по мерзкой своей привычке - из выхлопных труб дурнопахнущие смеси газов с содержанием CO2.
Когда Тимур заглушил мотор и демонстративно вылез из-за руля, Таня была уже полностью расслаб-лена. В салоне было жарко натоплено, пахло сигаретами, перегаром и незнакомым парфюмом - в общем страшно уютно, и она во всю старалась насладиться моментом.
Усевшись рядом, он минуту молчал, рассматривая ее. Его губы презрительно шевелились, а глаза по-стоянно съезжали в сторону переднего сиденья, но Таня ничего не замечала. Она уже предвкушала тепло родного очага, и что в сравнении с этим казались ей предстоящие пять минут простого животного - не наслаждения - нет, скорее - элементарного исполнения долга. Тебя везут - ты платишь. Именно так. И ничего тут такого...
- Продолжим знакомство? - Тимур изо все сил пытался завести себя и держаться раскованно, но неожиданно нахлынувшая робость брала верх. Так он и сидел рядом с Таней, сцепив мелко дрожащие руки на затылке. То, что он успел рассмотреть, совсем не сподвигало к сексуальной активности, но присутствие друга на переднем сиденье заставляло Тимура продолжать держаться образа мачо, не слишком присущего ему в реальной жизни. - У нас так заведено, мадам: расплата при посадке. Так что будем делать?
У нее было маленькое абсолютно круглое лицо, основную площадь которого занимали щеки с пятнами недавних прыщей. В нижней трети лица находились толстые синеватые губы, постоянно сложенные в ко-сую ухмылку. Чуть выше середины имелись небольшие широко поставленные глаза, полуприкрытые ве-ками. Цвет их можно было определить, как среднерусский зелено-карий. Между глазами и ртом распола-гался небольшой выступ, который можно было с легкой натяжкой идентифицировать как нос. На левой ноздре что-то то ли запеклось, то ли - цвело. Из правой откровенно подтекало. Лицо явно нуждалось в тяжелом макияже. Но начинать следовало бы все же с умывания.
Таня сделала легкое, как бы законченное только наполовину, движение правой рукой к тимуровой ко-ленке и плавно пошевелила одновременно бровями и глазами в сторону переднего сиденья. Он сразу все понял и, как можно более развязно, сказал:
- Владимир, вы не могли бы нас оставить ненадолго?
Вован с кряхтением повернулся к нему. Лицо его было красным и недовольным.
- Ты хочешь, чтоб я вышел?
- Ну да. Девушка готова оплатить половину дороги, но ей нужно достать кошелек, а он спрятан в деталях одежды. Короче, мы стесняемся.
Лицо Вована выражало печальное недоумение пополам с крайним недовольством. Ему совсем не хоте-лось покидать нагретое кресло.
- Щас я буду шарахаться тут по лесу в мороз. Давайте лучше поедем.
- Да какой там мороз? Август, - чуть раздраженно сказал Тимур. Ему начинала надоедать несго-ворчивость друга. - Погуляешь минут пять - не больше. Мы почти успели подружиться с нашей очарова-тельной спутницей, но нам все-таки нужно немного времени, чтобы получше узнать друг друга. Ты не находишь?
- Я никуда не хочу. Мне и здесь нормально. Поехали к Михалычу.
Тимур скрипнул зубами, хотел что-то сказать, но сдержался. Он посмотрел на Таню нагло-извиняющимся взглядом и рванул ручку двери. Оказавшись на улице, он в сердцах сплюнул, одернул куртку и сел за руль.
- Ладно, коли так. Будем ждать лета.
За всю дорогу до Коньково он не произнес ни слова. Молчали и остальные: довольный Вован прихле-бывал пиво, глядя прямо перед собой, а Таня сопела на заднем диване. Во время пути Тимуру удалось сов-ладать с собой и на последних километрах перед поселком он почти забыл об инциденте в лесу.
Когда подъезжали, Вован нарушил молчание неожиданно бодрым голосом:
- Хорошо бы водочки выпить! Михалыч сильно будет рад.
Тимур недоверчиво покачал головой:
- А он точно будет рад? Время - шесть двадцать семь.
Вован снисходительно хихикнул:
- Точно.
- А родители?
Вован махнул рукой, отметая все возражения:
- Пройдем к нему в комнату, никто и не услышит.
- Ладно, - все еще недоверчиво сказал Тимур. - А пассажирка будет водку?
- Татьян, - со скрипом повернув голову, произнес Вован. - будем по сто грамм?
Широко раскрытыми глазами рассматривая незнакомый пейзаж за окном, Таня ответила утвердитель-но:
- Каэшно.
Вован повернулся к водителю и развел руками: дескать, что и следовало доказать. С каждой минутой он становился все веселее - видимо, начинала действовать вторая бутылка пива. Он показывал повороты, а когда подъехали к магазину, положил руку на плечо Тимура и доверительным тоном спросил:
- Как там у нас с финансами?
Тимур удивленно вскинул брови, но промолчал и полез в карман. Остаток ночной выручки составил тридцать рублей. Он крякнул и открыл дверь.
- Пойду, прогуляюсь с тобой. Ох, спина моя, спина!
Денег у двоих хватило на поллитра плохой водки, бутылку "Жигулевского" и пачку презервативов. В машине под креслом лежали еще пятьдесят рублей, но Тимур ничего не сказал о них, решив оставить на бензин.
- Просыпайтесь, графиня! Наступает время танцев и тихих забав! Бал!
И они поехали к Михалычу...
Тут, дорогой читатель, Танина дорожка делает очередной вираж, так что давайте-ка, пока еще почти ничего не произошло, еще разок взглянем на всех присутствующих глазами сторонних наблюдателей.
Таня согрелась и расслабилась. Вот лежит она, как барыня, одна на заднем сидении, и готовится к про-должению веселья. Ей хочется есть и спать, а вот домой хочется уже не так сильно. Знакомая нам улыбка приобретает новые очертания и кажется уже не столько похабной, сколько - плотоядно предвкушающей нечто неизведанное, хотя чего-чего - а уж "балов"-то в ее жизни было более, чем достаточно.
Владимир облизывает сухие тонкие губы, держа на коленях пакет с бутылками. Он с оптимизмом смотрит вперед, нежно поглаживя сквозь целлофан округлые формы. Ему нечего вспомнить из темного прошлого в момент перехода прохладно-туманного настоящего в обжигающе-влажное будущее,
Предчувствие скорого наступления которого, похоже, не очень радует Тимура (он же - Игорь).
4.
Поселок Коньково - это такое место, про которое можно сказать одно: это очень далеко. Бывало, вый-дешь на главную улицу поселка, оглянешься вокруг: с одной стороны - аккуратные девятиэтажные домики прямо посреди леса, с другой - чистое поле, которое заканчивается опять же лесом. И лесу тому не видать ни конца, ни края. Однако, и здесь ухитряются жить не только вороны, но и люди. Народ здесь не то чтобы высокий, крепкий и синеглазый, а скорее - кособокий, кривоногий и беззубый. За те пятнадцать минут, которых достаточно, чтобы обойти поселок вокруг, вам может ни разу не попасться на глаза полностью трезвое лицо без следов милицейского произвола.
Если только это не лицо милиционера.
Зато, на детских площадках в любое время суток вы можете порадовать себя зрелищем испражняюще-гося подростка. Аккуратно выкрашеные зеленой краской к семидесятилетию Октября, лавочки на автобус-ных остановках скрывают под собой горы окурков, шелухи от семечек, пивных бутылок и пустых шприцев - автобусы здесь ходят редко. Добротные деревянные двери подъездов стерегут улицы поселка от запахов мочи и разлагающихся кошачьих трупов.
Хорошее место, чтобы весело встретить старость, этот поселок Коньково!
Таня сразу почувствовала себя здесь почти, как дома. Идиотски улыбаясь, она неумело выползла из машины, пока хмурый Тимур придерживал дверцу. Красная шапка съехала ей на лицо, и Таня передвига-лась в пространстве, пользуясь исключительно инстинктами. Вован, неуместно бодрый для столь раннего часа, приобнял девушку за талию и повел к подъезду. Тимур закрыл машину и догнал пару уже на лестнице.
- Кто там? - раздалось из-за двери меньше, чем через секунду после звонка.
- Мы, - честно ответил Вован.
- Кто - мы?
- Мы-ы! - хором завопили Вован и Таня. Вован засмеялся и позвонил еще раз. Тимур оперся пле-чом на стену и молча играл желваками. Меньше всего ему хотелось сейчас участвовать в битве со свире-пыми михалычевскими соседями или его родителями.
Дверь приоткрылась и на пороге возник Михалыч. Он был очень живописен в старых трениках и с ог-ромным архиерейским крестом на безволосой груди. Ненормально худой и длинный, Михалыч выглядел моложе остальных, хотя был на два года старше Тимура.
- Чет вы рано, - прогудел он и, заметив выглядывающую из-за Вована Красную Шапку, важно представился: - Эдуард. Пр"шу к нашему столику, мадам Херсонская. Ток, тише - все спят.
Компания вошла в квартиру, и Михалыч закрыл дверь на засов. Вован тут же принялся расшнуровы-вать ботинки, задом едва не повалив Татьяну на Тимура. Девушка расстегнула правый - зимний, несмотря на август, - сапог и по-домашнему зашвырнула его в дальний угол прихожей. Михалыч покрутил носом, втягивая запах ее ног, и наставительно сказал:
- Аккуратнее надо бы.
- Из"ните. Нь"чайна получилось.
Она торопливо подобрала сапог и поставила рядом с остальной обувью. Извиняющимся детским своим лицом с нестираемой улыбкой она снизу вверх посмотрела на Михалыча и, густо краснея, принялась за второй сапог. Разувшись, Таня по-сиротски застыла в наглухо застегнутом плаще и шапке босиком на хо-лодном линолеуме, опасаясь, видимо, снова сделать что-нибудь не так. Михалыч окинул ее строгим взгля-дом, начиная с грязных ног и заканчивая вязаной шапкой, и царственно кивнул:
- Проходите.
Вошли в комнату и расселись, кто куда: Вован опустился в потертое кресло-качалку, тут же схватив какую-то книжку, Тимур сел на стул возле письменного стола, а Таня - как была, в плаще и шапке - прямо на не заправленную кровать. Михалыч заглянул в пакет с бутылками и позвал Вована на кухню. Когда они ушли, Тимур подмигнул Тане и сказал:
- Ну, как настроение, товарищи бойцы?
Она пожала плечами и не ответила. Потом откинулась к стене и стала болтать ногами. Тимур с удивле-нием обнаружил на ней такие же, как у Михалыча, треники. Он задержал взгляд на грязной таниной ступне с длинными растопыренными пальцами и его слегка замутило. "Курица", - подумалось ему не кстати.
Вошли Вован с Михалычем, неся стаканы, раскрытую водку и тарелку с солеными помидорами. Миха-лыч налил полстакана и протянул Тане:
- Тя как звать-то, мадмазель?
- Таня.
- Аня?
- Таня, - смущенно поправила она и взяла стакан. Михалыч постоянно вгонял ее в краску.
- Понятно. А лет те сколь?
- Двадцать, - еще больше краснея, ответила Таня. - А чо?
Михалыч пожал плечами:
- Да ничо. Тяпнешь сто грамм?
Она тоже пожала плечами и хлебнула водки. Закашлялась и замахала ладошкой себе на рот. Мужики переглянулись, Михалыч с Вованом молча чокнулись и выпили. Всасывая помидор, Вован сказал:
- Пошли, Эдя, на кухню.
Михалыч понимающе поглядел на Тимура и кивнул. Он снова наполнил танин стакан, молча вручил ей, и они с Вованом ушли, забрав водку и помидоры.
Немного смущаясь, Тимур встал со стула и сел на кровать рядом с девушкой.
- Ну, так как самочувствие, Танюш?
Не переставая улыбаться, она передвинулась поближе к нему, отпила водки и неловко - левой рукой начала расстегивать плащ. Он не торопил ее, наблюдая за процессом со все возрастающим чувством трево-ги. Она замысловато изгибалась то в одну, то в другую сторону, не выпуская стакан из рук. Неожиданно для себя, Тимур почувствовал, что начинает ее ненавидеть - эту сопящую пьяную дуру с дебильной ух-мылкой на лице и стаканом водки в правой руке. Именно так: не осталось ни презрения, ни похоти - все заслонила собой ненависть. Мысленно он одернул себя: ненавидеть этого глупого ребенка положительно не за что. Да - грязная, да - паскудная, но она тоже имеет право существовать в этом мире параллельно с ним. Теоретически.
Тем временем Таня закончила расстегиваться (до нижней пуговицы дело так и не дошло), допила водку и поставила стакан на постель. Последние движения, видимо, окончательно ее доканали, и она со стоном повалилась набок, не достав головой несколько сантиметров до тимурова колена.
Тимур не шевелился с минуту, ожидая развития событий, потом наклонился и заглянул девушке в ли-цо. Глаза ее были закрыты, из уголка рта стекал ручеек слюны - она самым недвусмысленным образом спала. Матюгнувшись вполголоса, он резко встал и вышел из комнаты, плотно прикрыв дверь.
- Что, все уже?! - Вован был изумлен до предела. - Вот это скорость!
Он уже открыл пиво - не оставалось сомнений в его намерении упасть сегодня под стол. Михалыч, как было известно Игорю, пил немного, так что куда за пять минут его отсутствия испарилась почти полная бутылка водки, Игорь знал наверняка. Секунду он раздумывал над ответом, но, чтобы не терять лица, лишь скромно улыбнулся и примостился на свободный табурет, ничего не ответив другу. Михалыч что-то кол-довал на кухонном столе - Игорь совсем не удивился, заметив аккуратно разложенные рядком шприцы, спиртовку и стеклянную банку, полную ватных тампонов. Эдуард привык оттягиваться по-своему. Он был серьезен и не тратил времени на слова, словно ставил опасный химический эксперимент.
- И чо - все нормально? - не унимался Вован. Он почти дымился от возбуждения. - Так мне тоже нужно срочно бежать, пока не остыла. Я "мею ввиду - духовка.
Игорь сделал приглашающий жест в сторону комнаты и ободряюще подмигнул. Вован попытался встать, но ноги слушались его плохо - он грохнулся обратно на табуретку, едва не опрокинувшись на спи-ну. Михалыч подскочил на помощь как раз вовремя:
- Аккуратнее надо, Володя. Так ведь и убиться можно. - Он придержал товарища за плечо, одно-временно отодвигая подальше от края стола посуду. - Давай мы лучше спокойненько ме-едленно перене-сем вес тела вперед и...
- Ме-едленно-ме-едленно вста-анем, - продолжил за него Вован, имевший немного испуганный вид. Игорь устало отвернулся к окну.
В шесть пятьдесят пять Владимир Вадимович в сопровождении Эдуарда прошествовал в спальню.
Плотно прикрыв за ним дверь, Михалыч вернулся на кухню.
- Ты, может, кофейка? Всю ночь катались, как я понимаю.
Игорь кивнул и бессильно улыбнулся. Сейчас он действительно почувствовал себя полностью разби-тым. Гостеприимный Михалыч поставил чайник на плитку и продолжил свои опыты. Он не задавал боль-ше никаких вопросов, извлекая из банки ватку за ваткой и, тщательно осматривая, сортировал их: одни шли в большую стеклянную пепельницу; пригодные же к переработке отправлялись в колбу, стоящую на спиртовке. Игорь молча наблюдал. Когда вскипел чайник, Михалыч поставил на стол чашку с надписью "С днем победы", баночку кофе и сахарницу, и зажег спиртовку под колбой, наполовину заполненной ва-той. Налил в нее кипятку и отдал чайник Игорю.
- Как снова закипит - зови меня. Я - в туалет.
Он собрал несортированные тампоны обратно в банку и, плотно обмотав крышку изолентой, сунул банку в шкафчик под мойкой, где стояло мусорное ведро. Потом взял со стола пепельницу с ватками, при-хватил спички и вышел. Когда через несколько минут закипела вода в колбе, Михалыч вернулся с пустой пепельницей и тщательно вымыл ее от остатков пепла.
- Вишь, как бывает. Цены на ханку нынче такие, что дешевле скупать "метлы", - сказал Михалыч, присаживаясь на табурет. Игорь молча прихлебывал кофе, завороженно глядя на синий огонек спиртовки. Он был не против михалычевых объяснений, но сам в разговор не вступал. Испорченный не меньше и не больше других, Игорь предпочитал не слишком обращать внимание на чужие увлечения и пороки, следуя принципу: не судите, да не судимы будете. Уж если михалычевы родители давно махнули рукой на старо-го наркомана - то кто такой ему Игорь, чтобы лезть с вопросами или - того хлеще - с нравоучениями.
О чем это мы?
Минута проходила за минутой, из них складывались сначала десятки, а потом и двадцатки... Так набе-жало их целых пятьдесят, а вестей от Вована все не было.
- Что-то его давно нет, - сказал Михалыч, фильтруя полученный раствор и тщательно отжимая ва-ту. Из почти полулитра воды в начале эксперимента, к его концу в колбе осталось, пожалуй, чуть больше столовой ложки жидкости непонятного цвета. Михалыч набрал шприц и принялся мыть лабораторную посуду. Произведя все необходимые приготовления, он сел за стол и серьезно посмотрел Игорю прямо в глаза:
- Я сейчас вмажусь, и пойдем посмотрим на Володю. Родители встают в девять, и надо бы к тому времени закруглиться.
Игорь кивнул:
- Сейчас сгребаемся и едем. Не переживай. Я только не пойму, что он там с ней столько времени делает. - Он заговорщически подмигнул Михалычу. - Она же заснула после второй рюмки.
- Вот злодей, - хихикнул Михалыч и, мотнув головой, перемотал руку выше локтя ремнем. - Так ты, выходит, его в самое пекло пустил, а сам соскочил?
- Да он с шашкой на танки ходил - думаю, прорвется.
Михалыч заржал и укололся. И тут из дальнего конца квартиры, где была спальня родителей, до них донеслось:
- Когда ж это кончится?! Всю ночь, сволочь, спать не давал и снова...
Тут пришла очередь Игоря смеяться:
- А может, ты его не в ту комнату спровадил? Тогда уж точно - попал Вован в пекло. И не он один.
Михалыч покачал головой:
- Да это мамаша бесится, что мы тут с тобой гудим. А с комнатой я не ошибся. Все, пошли смот-реть. - Он быстро собрал свои прибамбасы в пакет с логотипом "Моя аптека" и спрятал его за холодиль-ник. Они встали и на цыпочках пошли в михалычеву комнату.
5.
Ну вот, читатель, почти все уже и произошло. Посмотри, какая занятная картина:
Вот Вован, который вполне мог оказаться отцом Красной Шапочки Тани. Он без трусов, но в футболке и носках (а как по-вашему должен выглядеть настоящий интеллигент в восьмом часу утра?). Выражением лица он неуловимо напоминает нашкодившего второклассника, фигурой - Ивана Андреевича Крылова в последние годы, мысли его прекрасны и свежи, как утро за окном, член его стоит. Вован сидит в кресле-качалке и читает какую-то книгу.
Вот Михалыч, которому принадлежит и книга и комната, в которой они находятся. По его лицу нельзя сказать определенно, зол он или счастлив тому, что видят его глаза. А видят они разбросанные по комнате презервативы, старые треники в углу, подозрительно напоминающие его собственные, Вована, сидящего в кресле со стоящим членом и лежащую в луже пустую пивную бутылку. Эти глаза видели многое и давно привыкли к тому, что их хозяин ничему и никогда особенно не удивляется.
Чего нельзя сказать об Игоре (он же Тимур), что стоит сейчас в углу комнаты, чувствуя, как шевелятся волосы на его голове. Он завороженно смотрит на что-то, лежащее на михалычевой кровати.
Ба! Да это наша Таня! Как мы могли забыть о ней. Девочка лежит на боку лицом к стене, поджав гряз-ные ноги и выставив в сторону комнаты голую белую задницу. Она напоминает сейчас некую диковинную птичку, благодаря черному плащу, закатанному до подмышек, красной шапке и хвостику, который Вован талантливо изготовил своими руками из обертки от презервативов. Хвостик тихо шуршит от сквозняка. Он совсем не портит нашу птичку, он даже идет ей, и кажется, что он был у нее всегда - так ловко приладил его Вован в ее заднем проходе.
- Э, она живая? - нарушил молчание Михалыч.
Вован нарочито медленно повернул голову и лукаво посмотрел на него снизу вверх:
- А вы как думаете, сеньоры?
- Да запашок чего-то... - Михалыч покрутил носом. - Как в погребе.
Запах в комнате стоял в самом деле нешуточный. Тимур брезгливо принюхался и попытался разобрать букет на составляющие. Сильнее прочих бил в нос запах квашеной капусты, но были здесь и запахи пота, уксуса, пива, дерьма, гниющей листвы и мертвой плоти. Смешанные с запахом сырой земли и стоячей воды, все вместе ароматы давали в итоге нечто, навевающее воспоминания о лесном болоте глубокой осе-нью. Тимур не мог себе представить, что запах исходит от Вована. Оставалось предположить, что
- Ты ее убил. Затрахал до смерти. - Михалыч гулко захохотал и хлопнул Вована по плечу. - Чика-тилло ты и больше никто. А прикидывался... Аристократ духа!
Вован от удара начал раскачиваться в кресле. Он был явно доволен собой. Он трясся от смеха, и член его раскачивался, как тополь в непогоду. Вот какой забавный сюрприз преподнес Вован своим товарищам!
Однако, Тимуру шутка не казалась такой уж веселой.
- Вован, ты совсем охуел. И что прикажешь теперь делать с этой кучей говна?
Новый взрыв хохота сотряс стены.
- Мать котлет наделает. Возьмем водки и помянем... как человеки!
- А что останется, - сквозь смех добавил Михалыч. - я на геру поменяю у армян. На месяц хватит.
- Только жопу... жопу не отдавай! Поставишь на стол... в центр... чтоб память была!
- О! О! Точно!..
Тимур не слушал. Мощный выброс адреналина ударил его под колени и заставил опуститься на кро-вать рядом с трупом. Внезапно труп засопел и что-то забормотал. Танина рука упала с ее бока за спину, на миг коснувшись бедра Тимура. Он подскочил, как ошпаренный.
- О-о..., - вырвалось из его легких. В глазах заплясали разноцветные точки, и голова закружилась.
- Вот блядь! Не будет мне геры, - обреченно сказал Михалыч. Вован продолжал смеяться, зажав рот рукой. Из глаз его потекли слезы. Все выходило даже смешнее, чем он планировал.
Тимур перевел дух и вытер пот со лба. Ему быстро полегчало, но сразу в сознании всплыла мысль о рюмке водки у запотевшего графина. Он с ненавистью посмотрел на Вована и сел на стул.
- Дайте поспать! - послышалось за дверью. Это встал отец Михалыча. Эдуард среагировал мол-ниеносно: он подскочил к двери и повернул ключ в замке.
- Все-все, пап. Иди спи. - Шепотом он добавил для присутствующих: - Хорош пиздеть, мужики. Родичи проснулись. Вован, собирай это дерьмо, и выметайтесь отсюда через пять минут. Пока мать нас всех в ментовку не сдала.
Вован смотрел на него с выражением крайнего изумления. В его пьяном сознании мысль о грядущих неприятных последствиях веселья явно не могла пока уместиться целиком:
- А почему я? Я, что ли, ее приволок. Вон, Игорь ее первый трахал...
- А мне насрать, кто кого трахал. Вместе, по очереди или в одиночку - как хотите, но чтоб через пять минут ее тут не было!
Игорь сжал челюсти и злорадно ухмыльнулся:
- А ведь она могла быть твоей дочерью, Вован. Что же ты наделал? Предупреждал ведь я тебя...
Несколько секунд Вован обдумывал ситуацию, затем нехотя встал и принялся искать свои трусы. Сей-час он был похож на императорского пингвина, который ложился спать у себя в Антарктиде, а проснулся, почему-то, в московском зоопарке. Вован бродил по комнате с раскинутыми руками, вращая головой и хлопая глазами. Член его огорченно опустил голову и сморщился.
- Вот твои трусы, - сказал Игорь, вставая. - На стуле. Остальные шмотки вон в том углу. Я пошел курить - Михалыч, идешь?
Они вышли на балкон и курили в заповедной тишине коньковского утра, пока Вован одевался. Вер-нувшись в комнату, они нашли его полностью заправленным и застегнутым. Покачиваясь, он стоял в изго-ловье кровати, явно раздумывая, с какого конца ему следует начать одевать спящую. Из размышлений его вывел печальный стон, который Таня издала во сне. "Дом приснился, наверно. Родина", - подумал Вован.
- Как ее одевать-то, мужики? Помогите, что ли.
- Вот радость-то! - презрительно сказал Михалыч. - Твоя дочь - ты и решай.
- В обратном порядке, - подсказал Игорь и спокойно уселся на стул.
Поняв, что помощи ему ждать неоткуда, Вован вздохнул и присел у кучи таниных одежек. С величай-шим омерзением на лице, он двумя пальцами извлек оттуда черные шелковые стринги, и, зажав нос, пошел к постели.
- Как же они это носят, cволочи? - задал он вопрос в пустоту и попытался перевернуть тело на жи-вот. Спящая сопротивлялась, что-то нечленораздельно бормоча.
- Так ты ее так, прямо, спящую и дрючил? - принялся расспрашивать Игорь. Он довольно посмеи-вался, наблюдая за мучениями друга и почесывая небритый подбородок. Михалыч сидел в качалке, прикрыв глаза.
- Да не дрючил я ее, - недовольно откликнулся Вован и потянул девушку за ноги.
- Рассказывай. Так мы тебе и поверили после того, как ты тут сидел со стояком наизготовку.
- Ну разик или два, - нехотя отвечал Вован, разводя ноги в стороны и надевая на них стринги. Таня лежала, уткнувшись носом в подушку и смотрела очередной сон. Во сне мать кормила ее с ложечки греч-невой кашей. - Она вообще-то просыпалась, когда я ей в зад вставлял. Но только в первый раз. Говорила что-то про пирожки с капустой...
- С капустой, говоришь? - злорадно протянул Игорь. - А про бабушку ничего не рассказывала? Ну, это я так... А ей нравится в зад - как ты считаешь?
Вован как раз дотянул стринги до самых ягодиц и задумался, только сейчас обнаружив, что надел тру-сы задом наперед. Поразмыслив немного, он махнул рукой, и стал натягивать дальше. Перед хвостиком из пластиковой обертки он снова остановился, потом аккуратно приподнял Таню под лобок и натянул стрин-ги до конца, старательно заправив в них хвостик. Он удовлетворенно вздохнул и пошел за ее штанами. Игорь хмыкнул:
- А если б тебя так одевали? Она ведь могла бы быть твоей дочерью - кто же так издевается над дочерьми?
- У нее там стакан со свистом пролетит. Думаю, она этим частенько занималась - следовательно, ей должно было понравиться, - ответил Вован на предыдущий вопрос и стал надевать на Таню штаны, предварительно убедившись в правильности сторон.
- Кстати, - не унимался любопытный и ядовитый Игорь. Он поставил себе целью отомстить Вова-ну, доконав его расспросами. - Я давно хочу спросить: для чего ты ее заткнул?
![[]](/img/s/sharapow_w/mesta/izobrazheniewoblozhka_mesta.jpg)
![[]](/img/s/sharapow_w/mesta/mesta1.jpg)